Укрощение Россо Махи бесплатное чтение

Эпиграф.

«Только недостаток воображения мешает

увидеть вещи с какой –либо точки зрения,

кроме своей собственной, и неразумно

сердиться на людей за то, что они

его лишены».

Уильям Сомерсет Моэм.

ПРОЛОГ

Девочка жадничала. Отец тащил уже целую груду вещей, среди которых были: плюшевый заяц, надувной крокодил, набор масел из восьми бутылочек от розового до желтовато -белого, носки с разноцветной вышивкой на тему отдыха, сувенир "три ропана и краб на морском дне", картина: "Закат в Ялте" в обрамлении из покрытых лаком бамбуковых палочек, магнитик на холодильник: "Из Феодосии с любовью", с десяток чудо каких красивых цацочек из оникса, яшмы и полевого шпата, о которых, правда, нельзя было оторвать глаз, до того хороши, ридикюль, вышитый бисером, лаковые босоножки, сарафан, высохшая и отлакированная морская звезда, бутылка из папье -маше с рюмками на оригинальной подставке из дерева, целая куча футболок, две кепки, пакет заколок, байковый халатик, набор для игры в серсо и много чего другого.

Когда весь этот хлам в пакетах был уложен возле ножки ресторанного стола, мать, обмахиваясь прихваченным в магазине парфюмерии рекламным буклетом и, дунув себе на лоб из -под верхней губы так, что подпрыгнула чёлка, произнесла с чувством:

– Жарко!

Отец, судя по внешности, кавказец, кивнул, глядя по сторонам и добавил:

Да, попить бы принесли сразу.

– Что -то к нам не торопятся идти, – тоже с заметным акцентом, проговорила мать.

– А здесь интересно, – оглядев внимательней двор ресторана, пыльный, побелевший от солнца с утоптанной множеством ног землей так, что на ней не было ни одной травинки, сказал отец.

Они сидели под навесом за одним из грубо сколоченных и покрытых суриком деревянных столов, который тут было не меньше полусотни. Кафе называлось "Кавказская сакля". Строения имитировали глинобитные, сложенные будто бы из крупных «мохнатых» блоков саманного кирпича. Но при более близком рассмотрении все они оказывались тоже попросту искусно покрашенными.

На крышах этих затейливо оштукатуренных лже -мазанок лежала солома, по двору ходили куры и гуси, а в глубине двора блеяли овцы.

– Прямо как у нас в Щецине, – сказала Гразина. – Так и кажется, что выйдет сейчас какой -нибудь пан Дзержинский и скажет: Witajcie drodzy goście!

– Что это значит? – Спросил отец.

– Ну, что -то вроде: добро пожаловать, дорогие гости!

– Да ты что?! – Рассмеялся муж. – Если у них тут Дзержинский выйдет, все официанты и повара разбегутся!

– Это почему? – Подняла брови супруга.

– Да здесь же одни чеченцы. – Прикрыв рот, шёпотом сказал ей муж.

– Вот как? – Стала она оглядываться. – А я и не заметила.

– Точно, по крайней мере, и повара, и официантки все в чеченской одежде. – Всё также тихо сказал отец, кивнув в ту сторону, где повара у мангалов стояли, в самом деле одетые в типичную для сельских чеченцев одежду. – Гляди, видишь тюбетейки чесучовые? Обычно чеченцы такие носят.

– А почему они должны в первую очередь убегать? – Спросила родителей их дочь Власта, симпатичная пятнадцатилетняя девушка с голубыми польскими глазами и косой густых, чёрных в отца волос.

– Потому что Дзержинский был человеком Сталина, – стараясь не повышать голоса, стал объяснять отец и ей. – А Сталин чеченцев не любил. Они на Кавказе были самые воинственные. Если что не по ним – и голову могли отрезать! Многие их и сейчас побаиваются. Между прочим, революцию большинство чеченцев не приняли. Поэтому в 30- х их хотели всех переселить. А тех, которые не желали подчиняться, сгоняли в амбары и заживо сжигали.

– Ужас! Откуда ты это знаешь? – Спросила мужа Гразина.

– Я ведь тебе рассказывал, у меня отец в МГБ служил, забыла?

– Ах, да.... Зато смотри, как они теперь здесь все устроились – и куры, и овцы , и шашлык! Власта, учись, как нужно деньги зарабатывать! – Решила поставить точку в разговоре мамаша.

– Подумаешь…– Власта бросила равнодушный взгляд на гуляющих по двору индюков и кур. – Что всегда говорят про эти деньги? Только и слышишь: деньги, деньги, деньги, будто в них всё дело…

– Потому что их трудно заработать, милая. – Наставительно сказала мать.

– А я вот так не думаю, – явно, чтобы поперечить матери, фыркнула Власта. – У меня будет куча денег, если захочу! Мне всегда их дают, если я прошу. И даже возвращать не просят. Я один раз в школе попросила, мне не хватало на булочку, так мальчики чуть не подрались за право мне одолжить, причём безвозмездно! Эти ваши деньги иногда даже на земле валяются, просто наклонись и возьми.

– То есть как? – С наигранным возмущением, повернулась к ней мать. – Где же это они валяются? Ну –ка, покажи нам с папой, мы пойдём и наклонимся!

– Да вот ещё, я сама пойду и наклонюсь, если надо! – Рассмешила этим заявлением и отца, и мать дочь.

Отсмеявшись, муж и жена стали переглядываться. Они оба любили Власту, не на пустом месте считая её красавицей. Это вовсе не означало, что они всё ей прощали и махнули рукой на её воспитание. И всё же, если Гразина, мать Власты, старалась сохранять по крайней мере внешнюю строгость, у мужа в глазах были весёлые искорки и, она взглядом показала ему, что огорчена таким его несерьёзным отношением к дочери.

– Не думала, что ты у меня будешь фантазёркой. – Глянув на дочь, сказала она. – Если не научишься правильно относиться к деньгам, добром это не кончится, запомни.

– Я не фантазёрка, -буркнула дочь.

– Ещё какая! И мужа, я тебя уверяю, найдёшь себе такого же фантазёра. Будете оба думать, что вам всё само в руки приплывёт. Или, что можно пойти, наклониться и взять. Вот так и будете сидеть мечтать о невозможном, а жизнь в это время будет проходить мимо. Запомни, всё в жизни достаётся тяжёлым трудом. Вот возьми хотя бы своего отца…

– Ой, да хватит, мама, – поморщившись, отмахнулась дочь. –Ты думаешь, если у тебя всё так тяжело, так и у других так должно быть.

– Нет, ты слышал, Гриша? – Спросила Гразина у мужа.

Отец вскинул наверх армянские глаза, показывая, что ему надоел спор между женщинами, а затем потянул носом и посмотрел в ту сторону, где за плетнём жарился на мангале шашлык:

– Мясо почему нам не несут, а? Давно уже сидим.

– Принесут тебе твой шашлык, не волнуйся! –Сказала мать.– А вот то, что дочь твоя фантазиями каким –то живёт, до этого тебе нет дела!

– Грася…

– Что, Грася?

Он не ответил, досадливо махнув рукой и показывая, что не намерен дальше пикироваться с супругой.

– Запомни, будешь мечтать, всё мечтами и закончится. –Снова повернулась мать к дочери. – А чтобы что –то было, надо работать!

– Это правильно, – кивнул отец.

– Пап, можно, я пойду, разведаю, что у них там? – Показывая, что устала от материнских нотаций спросила Власта, поднимаясь со стула.

Нет, – сказала тут же мать, – сиди! Нечего гулять в неизвестном для тебя месте.

– Ладно, пусть идёт, почему нет? – Примирительно сказал отец, глядя на жену. – Ничего не случится. Когда ещё на юг приедем? Мы ведь в отпуске.

Будто в подтверждение его слов, закрякали напуганные чем -то утки во дворе.

– Хорошо, иди, раз отец разрешает, – неохотно разрешила мать таким недовольным голосом, будто её силой заставили. – Только недолго!

Уже отходя, Власта услышала, как она, подтянув ногой к ножке стола целлофановые пакеты с купленными вещами, сказала всё тем же недовольным тоном:

– Накупила себе барахла, смотри. Все подаренные на день рождения деньги ухнула!

– Не трогай, если не твоё! – Увидев, что мать собирается копаться в её вещах, Власта повернулась и, изобразив бурное негодование, печатая шаг, так что пыль поднялась, пошла обратно. Дойдя до своих сумок, Власта с какой –то первобытной жадностью, сгребла в охапку все пакеты и попыталась отодвинуть их от матери, будто желая сказать этим: моё не трогай! Но то ли из -за того, что все пакеты были огромные, то ли из-за лени, она всего лишь прижала их друг к другу поближе, оставив всё лежать там, где это было.

– Нет уж, забирай с собой, а то ведь мать с отцом тебя ограбят! – Засмеялась Гразина. –Хорошо, что твой брат Тигран сейчас в армии, вот бы он на тебя полюбовался, какая ты стала!

– Я буду следить за вами. Смотрите, в моих вещах не копайтесь!

– Ох, ох, ох, смотри, какая жадная! – Сказала мать.

Отец на эти слова пробормотал что –то по-армянски, скривив губы в улыбке наполовину горделивой, а наполовину грустной.

– Нет, нет, не переживай, – успокоил дочку отец, – мы ничего не возьмём. Иди, погуляй.

– В кого она такая жадная? – Спросила жена мужа, когда Власта ушла.

Он пожал плечами, начав смотреть куда –то в сторону. Мать потянула руку к сумке.

– Я всё вижу…– донеслось откуда -то издалека. Мать одёрнула руку, но потом, будто стыдясь, что испугалась дочери наклонилась и смело взяла какую –то вещь из пакета. Это оказалась босоножка.

– Так мы и подчинились тебе, – проворчала мать, рассматривая дочкину обувь. – Я то знаю, в кого она такая жадная. В нашу бабку Казимиру! Она даже пробок жестяных от бутылок не выбрасывала, всё думала, что бы из них такое сделать, чтоб они пригодились.

Отец сделал вид, что не слышит её, молча сидя за столом и глядя в сторону. Дочка была его отрадой, гордостью, любовью и критику жены в её адрес, он воспринимал пусть как необходимую, но совершенно ненужную вещь.

– Почему ты всё время молчишь, Гриша и меня не поддерживаешь, когда я её ругаю? –Продолжала Грася. – Тебе всё равно, да? Какой ты стал безучастный!

И так как отец не возразил против этого её ворчливого замечания, наклонилась, бросив обратно в пакет босоножку и, глядя на неё, лежащую поверх всех вещей, заметила:

– Вот купила она эти босоножки на танкетке. Зачем они ей у нас в Надыме? У нас уже в августе впору валенки надевать. Мы её так совсем избалуем, Гриша. Сейчас вот, зачем ты сейчас её отпустил? Неизвестное совершенно место. Чеченцы какие –то…Куда она там пойдёт?

– Ничего не случится, – буркнул отец, глядя всё также куда -то в сторону. Но затем посмотрел на жену и сказал.

– Хватит ворчать, Грася, перестань. Мы же на отдыхе! Домой приедем, я обязательно с ней поговорю и строго! Увидишь, там всё по -другому будет…

– Что –ты всё время! Не надо строго, она уже почти взрослая. –Сказала мать.

– Вот именно – почти, – уже без улыбки заметил муж.

Власта, отойдя подальше от стола, за которым сидели родители, оглядела двор и зашагала вдоль заборчика, где на столбиках днищами вверх торчали глиняные кувшины.

Орал в ушах напоенный солнцем крымский воздух, шелестела за забором трава, пронзительно крякали бегающие возле корыта задастые утки, бобокали индюки, кудахтали куры. Стая воробьёв, звонко чирикая, пыталась разделить на всю компанию брошенный кем -то щипок лаваша.

Она улыбнулась, подходя к ивовой ограде, и берясь за неё обеими руками, будто за рога жертвенника – трепетно и едва ли не благоговейно. Прутья, нагретые за день солнцем, приятно ласкали кожу. Привлечённая неким шумом, Власта повернула голову, оставив в сторону ногу. Вспугнутые ею воробьи подлетели, а затем снова сели, загалдев позади с новой силой.

Власта отняла от плетня руку, проведя ладонью по шершавой поверхности черепка, затем слегка стукнула ноготком по выпуклому боку. Звук получился глухой и короткий.

Заиграла откуда -то музыка. Она повернулась на звук и улыбнулась. Утки, которые рассмешили её, гуляли по двору в ластах, как у аквалангистов, издавая горлом звуки, похожие на крики притворнотонущих. Всё, что окружало её было щемяще новым и таким, что наполняло сердце гордостью за себя – вот, где я!

Она снова потрогала ладонью днища, отшлифованные множеством рук и словно покрытые уже лаком прутки забора. Всё это аукнулось какой –то щемящей радостью и непонятной тоской по тому времени, которое неизбежно выйдет и останется в прошлом просто воспоминанием о жарком лете.

Власта начала оглядываться, жадно впитывая всё, что видела вокруг. Ей, выросшей на Крайнем Севере, словно выпала оказана невиданная честь побывать в этом царстве солнца! Отливала золотом на крыше солома, томились на стульях в ожидании заказа гости, подбирая зёрна, импульсивно двигали головами куры, даже утрамбованный в землю гравий, если присесть на карточки и хорошенько в него всмотреться, отдалённо напоминал вершины гор, окутанных утренним туманом.

Всё здесь – залитый светом угол саманного дома, телегу с оглоблями у входа, в которую достоверности ради положили на солому огромную тыкву, да ещё дыню с арбузом и связки разноцветного лука. Всё это хотелось забрать себе, лечь плашмя на всё это богатство, интересно, сколько но стоит, вдохнув в себя его поглубже, запомнив все оттенки запахов до мельчайших подробностей, и забрать потом всё это с собой без остатка, чтобы однажды зимой в Надыме, этом ледяном погребе мира, доставать по кусочкам тёмными вечерами такую летнюю красоту из закутков памяти и наслаждаться ей в одиночку!

Ей отчего захотелось снять серый полированный горшок с колышка, чтобы рассмотреть его поближе. Но когда она повернулась, горшок уже был в руках некой маленькой девочки, которая держала его перед собой и рассматривала.

– Дай посмотрю, – села на корточки перед девочкой Власта, потянув горшок на себя.

Однако девочка оказалась с характером. Нахмурив брови и поджав губы, она замотала головой и отвела горшок за себя, будто Власта собиралась его отнять.

– Ух, ты, какая серьёзная! Ну, дай, что тебе, жалко? – Через силу улыбнулась Власта. Ей было неприятно, что девочка, такая кроха, пытается с ней конкурировать.

Но девочка ещё сильнее прижала горшок к себе и помотала головой. Её губы вовсе сжались в одну ниточку, а глаза смотрели исподлобья и сердито.

– Какая злюка! – Удивилась Власта.

– На-стя! – Донёсся женский голос от одного из столов. – Иди кушать!

Девочка обернулась на зов и, аккуратно повесив горшок на плетень, побежала к матери.

Власта, поглядев ей вслед, прошла немного вдоль плетня и вдруг, увидев за ним кроликов в клетках, по-детски пискнула от радости. Она начала искать травинку, чтобы сунуть мордатому, упитанному зайцу, но вокруг, как назло всё было истоптано. Лишь в конце дома, там, где заканчивался ангар, принадлежащий ресторану, лежало в ящике сено и оттуда же, из -за забора доносилось блеяние овец.

Власта пошла на звук, однако у самой цели дорогу ей перегородила чеченка с тазом в руках, шедшая, как и Власта ей навстречу по деревянному настилу.

Выйдя из распахнутой двери и едва не столкнувшись с Властой, чеченка остановилась, глядя на девушку в упор. На голове у чеченки была цветастая косынка, из под которой выбивались чёрные, как сажа, нечёсаные волосы. Из под грубого футляра платья без рукавов выглядывала леопардовой расцветки кофта. На ногах у чеченки были синие шаровары, белые вязаные носки и чесучёвые тапочки. Её толстые, сросшиеся брови показались Власте страшными. Однако карие глаза чеченки смотрели весело и испытующе.

– Я только овечек посмотреть, можно? – Спросила Власта женщину. Та молча кивнула, затем произнесла несколько гортанно:

– Гляди, раз хочешь, – и подкинув таз под рукой, пошла дальше по настилу размашистой горской походкой.

Тихонько открыв калитку, сделанную в плетне, Власта увидела овечек. Они все стояли в загоне, сбитом из грубых досок, пугливые, всклокоченные и жевали сено, набросанное там и тут. Она протянула руку к одной, та поначалу шарахнулась, но затем подошла и доверчиво ткнулась шершавым, сухим носом ей в руку. Однако увидев, что ладонь пуста, разочарованно заблеяла и отошла в сторону.

Девочка ещё немного постояла, а затем решила вернуться назад, к родителям. Возле калитки она заметила рукомойник, огороженный листами из тёмно-зелёного пластика, и подумала, что неплохо бы после грязной овечьей шерсти помыть руки.

Зайдя внутрь, она взяла из мыльницы скользкий обмылок, провернула его в ладонях и тронула ползунок. Воды не было. С намыленными руками она вышла из кабинки, беспомощно озираясь по сторонам. То, что воды не оказалось, как –то не входило в её планы. Что было теперь делать, она решительно не знала. Не идти же с намыленными руками за стол!

Неожиданно из коридора под навес двора, где она стояла, вытирая о фартук руки, вышел чеченец, кажется, тот самый, который жарил шашлык и на которого показал сидя за столом отец. Был он высок и широкоплеч, остистый, с орлиным носом и тонкими губами. У него были широкие скулы, карие глаза чёрная с рыжизной бородка, росшая на щеках островками и усы. Одет чеченец был в мышиного цвета футболку, грязно-белый передник, тёмно- синие шаровары и такие же белые, как у чеченки, вязаные носки, которые торчали у него из тапочек. На голове у него была тюбетейка из тёмно -серой чесучи. Увидев премилую девочку, выставившую перед собой намыленные руки, будто она загорала, и растерянно при этом озирающуюся, он осторожно подошёл к ней.

– Что стряслось? – Испуганно спросил он Власту.

– Просто я хотела руки помыть, – сказала она, а у вас воды там нет.

Она показала на рукомойник.

– Ай! Как нет воды? – Воскликнул он так искренне, что это насмешило её. Ведь это же наверно он сам забыл налить в бачок воды, так чего же тогда сейчас дурака валять?

Увидев её белозубую улыбку и синие глаза, он на миг замер, словно эта улыбка его парализовала, потом вдруг начал метаться по двору, расположенному под навесом и, увидев на столе чайник, схватил его, перед этим потрогав, и прибежал к ней:

– Давайте я вам отсюда полью, вода ещё тёплая!

Пока она мыла руки из чайника, он не отрываясь, смотрел на неё, и она подумала: чего он так уставился? Но и в нём самом было что –то. Она спрашивала себя, что ей так могло в нём понравиться? Может то, как он двигался? Это был даже не шаг, а какой -то танец. Столько мощи в теле, будто это был породистый аргамак, а не человек! Даже то, как он взял чайник, было красиво.

Пока он ходил, она успела заметить широкую спину и его руки с загорелой кожей и набухшими венами. И ещё глаза, которые были тёмные, но блестели, как те серьги из агата, на которые у неё не хватило бабкиных денег. А как она рассчитывала их купить! Она чувствовала, что он не сводит с неё глаз и жадно рассматривает, будто тоже хочет впитать, нет – украсть её! Она тоже украдкой разглядывала его и ещё подумала, что мама бы назвала такое поведение мужчины «dzikosc».

Власта хотела быстро вымыть руки и сразу уйти, но мыло как назло всё не смывалось или ей так казалось? Вдруг она подумала, что внимание горца импонирует ей, хотя этим открытием она вряд ли бы захотела поделиться с кем бы то ни было.

– Вы здэсь одна отдыхаете? – Вдруг спросил он с какой нарочитой галантностью, и то, как это было сделано, снова насмешило её.

– Да, – соврала она, покосившись на него и едва сдерживаясь, чтобы не прыснуть. Власта давно уже помыла руки, но всё ещё делала вид, что мыло на пальцах не смылось, и снова и снова подставляла ладони под струю.

Он стоял, не двигаясь, но вместе с тем будто рвался ей навстречу, танцуя глазами и вздрагивая крыльями орлиного носа. Она почти физически ощущала, как что -то невидимое обволакивает её, словно желая схватить, подмять её под себя и овладеть ею.

– Вы совсэм одна приэхали? Или там с подружкой? – Снова осторожно поинтересовался он. Слова его были грубы, но в то же время они обхаживали её, как самец горлицы голубку. Ей стало ещё смешней от этих его примитивных куртуазий, но она чувствовала в этом человеке звериную мощь и чтобы не обидеть его, не рассмеялась, а только лишь слегка улыбнулась.

– Я с бабушкой и дедушкой, они старые, – соврала она, чтобы поиграть с ним.

Он что -то тихо сказал по –чеченски себе под нос.

– Что? – Вскинув быстро голову, посмотрела она него.

– Мамой клянусь, давно не видел такой красивый девушка! – Сказал на одном выдохе. Его глаза при этом полыхали, как два костра в диком лесу и ещё из глубины этих глаз бил такой непристойный родник, что, покраснев, она отвела глаза в сторону.

– Скажи, а у тебя жених есть дома? Ну, кавалэрчик?..– Тихо спросил он.

– Нет, а зачем? – Притворилась она дурочкой. Поняв, что разговор принимает непозволительный для приличной девушки оборот, она стала думать, как бы незаметно сбежать.

– Говорю: не встречал давно такой красивой дэвушки! – Повторил кавказец. – Хочешь, приходи ко мне вэчером. Сюда. Не пожалеешь. Денег дам. Тысячу! Хочешь? Нет тысячу и ещё сто! За любов! Что мало? Тыщу и триста дам! Нет, тыщу и пятьсот даже! Придёшь?

Он говорил с придыханием, ноздри его трепетали, жилы на шее вздулись. Она увидела полководца, который хочет взять её, как берут крепость. Он словно был там внизу, на коне, а она стояла и смотрела на него с каменной стены своей цитадели. Слова его, как огненные шары, бились в ворота её замка. Он таранил своим огненным желанием ворота, и она чувствовала, как толчки его страшного оружия отзываются во всём её теле упругими волнами.

Но засовы дома пока ещё были в целости, и ей было не страшно.

– Придёшь, красавица? – Коснулся он вдруг её руки.

– Да вот ещё, – высвободила она руку с деланным возмущением, и осторожно, взяв кончик висящего у него на плече полотенца, стала вытирать себе руки. Он продолжал смотреть на неё. А, она, сама не понимая почему, медлила и не уходила.

Он вдруг опять взял её за руку, на этот раз через полотенце и сделав страшные глаза, в которых были удивление, и наигранный ужас от того, что он может вот запросто потерять её, если она сейчас уйдёт и даже неподдельная мольба, забормотал:

– Если придёшь, красавица, ноги целовать тебе буду! Клянусь! Не обижу тебя! Честно расплачусь, если ты плохое думаешь. – Наседал он. – Я ласковым к тебэ буду, очень нежным. Ай -ай, какой девушка…пэрсик!

– Да что вы…-смутилась она, высвобождая опять руку и бормоча: Леонсио сватается к Мальвине, атас!..

– Шамиль! – Вдруг донесся женский крик откуда то издалека: – Шашлык горит!

– Не уходи, ай, прошу, постой здэсь минутку, – заторопился вдруг он, только шашлык переверну и вэрнусь!

Он убежал, а Власта, постояв немного, решила, что самое время смыться. На тропинке она встретилась опять с той же чеченской женщиной, которая несла уже пустой таз. Увидев Власту, она, как в первый раз, отошла в сторону, чтобы дать ей пройти по узким мосткам первой. Пока Власта шла она внимательно и с каким –то непонятным озорством смотрела на неё.

Поймав её взгляд Власта заметила, что смотрит она хотя и весело, но всё же с налётом какого –то осуждения и даже слегка презрительно, что смутило её.

Сойдя с деревянного настила, который отделял плетень от хозяйственной пристройки, она услышала сзади снова два голоса, женский, а потом мужской и по фирменному "ай!" догадалась, что он принадлежит тому чеченцу, который обхаживал её. Она засмеялась, и не оборачиваться больше побежала к столу, где сидели отец с матерью.

– Посмотрела овечек? – Спросила Грася, когда дочь вернулась.

– Да они какие –то неинтересные! – Махнула дочь рукой. – Как шашлык?

– Ничего, -сказал отец. – Немного пересушили. У нас в Армении шашлык не в пример лучше делают.

– Началась лекция о шашлыке, – не переставая жевать, закивала мать, от чего Власта сразу залилась смехом. Она обожала, когда её предки пикировались. Хотя бы в этот момент они её не доставали своими лекциями! А смотреть на них Власта могла до бесконечности. Забавно, что они даже не понимали, какими смешными оба предстают перед ней в это момент. Может, из –за того, что родители не видели себя со стороны, им было обоим совсем не до смеха, когда они общались, наоборот, они старались быть серьёзными, оба такие разные, полька и армянин, а она прямо-таки покатывалась, наблюдая за ними!

– Ну, скажи, где делают лучший в мире шашлык! – Косясь недовольно на смеющуюся дочь, продолжала иронизировать Гразина, посмотрев на мужа.

– А что разве нет? – Отец макнул кусок мяса в соус и отправил себе в рот. Вот поедем в Ереван, я вам покажу один ресторан, где наш фирменный кололак армянский делают. Это такой деликатес!..

– Кололак твой – обычные тефтели, – не отрываясь от кусочка мяса, который она обкусывала со всех сторон, остудила его кавказский пыл жена.

– Грася, как можно сравнивать кололак с тефтелями? – Немедленно возмутился отец, бросив на стол салфетку, которой вытирал губы. – Тефтели это у вас в столовой рядом с аптекой продают! Туда всё что нельзя и что можно крутят. А кололак —это произведение искусства!..Кололак знаешь, как делают? Берут отборную телятину…

– И молотком по ней лупят изо всех сил, как будто мясорубки нет. Dzikosc…– кивнула мать.

– Почему «лупят»? – Замерев над блюдом из которого собирался выбрать кусочек посочней, уставился он на жену, выпучив свои синие армянские глаза он. -Это в Польше наверно коровы такие жёсткие, что их только мясорубка и поправит! А в Армении телятина нежная. Её у нас лишь слегка отбивают, чтобы она стала чуточку нежной – и всё! Ну, хорошо, пусть кололак – это тефтели. А шашлык? Разве это шашлык? – Он пошевелил мясо на тарелке. – Замариновали мясо, сожгли его— и всё! А у нас? Каждый кусочек отборный, кинза, базилик, чеснок, добавят, коньяком приправят, соком граната польют. Потом кушаешь, -м-м -м…

Он закрыл глаза, представляя, как ест армянский шашлык.

– Как будто без базилика и кинзы нельзя сделать барбекю! – Обрубила его жена, обмакивая при этом кусок в кетчуп и, со стоном удовольствия, отправляя его в рот. – Такое же мясо на углях!

Что?! – Чуть не задохнулся от возмущения отец, вызвав этим у дочери новый приступ смеха. – Как ты можешь сравнивать какое –то там барбекю это с настоящим шашлыком?

От возмущения его глаза, казалось, сейчас выкатятся на стол. В горле его что -то клокотало, и если б он так часто сглатывал, наверняка бы подавился слюной.

– Давай, ещё спляши нам армянский танец на столе, порадуй всех, -решила подлить масла в огонь мать, оглядываясь театрально по сторонам.

– Хочешь, расскажу, как это сделано. Это даже не баран! –Не обратил внимание на колкость жены отец.

– А кто? – Перестав жевать, с испуганным видом уставилась на тарелку с мясом жена, заставив Власту стукнуться лбом об стол в новом приступе смеха. Ещё бы чуть-чуть и она бы со стула на землю и зашлась бы уже под столом смехом, так её развеселила эта беседа. Не обращая внимания на поведение дочери и лишь искоса осуждающе бросая на неё косые взгляды, словно так осуждая её за это, Гразина всё так же смотрела на мужа, ожидая объяснений:

– Это наверно сайгак. – Серьёзно сказал муж, показав на мясо. – Потому что жёсткий очень. Настоящее мясо для шашлыка знаешь, как выбирается?

– Как, пап? –Спросила Власта, отрывая голову от стола. Потрогав свой живот ладонью и качнув головой, она взяла вилку и стала искать на общем блюде кусочек сайгачины повкуснее.

– Сейчас расскажу, – положив себе тоже в тарелку с общего блюда несколько кусков, сказал отец:

– Значит, смотри, берётся армянский баран…

– Пошёл теперь в стадо, – проворчала мать под новый приступ заливистого смеха дочери. – Завёл любимую шарманку!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

Влад Иванов, известный журналист одного из федеральных каналов, сидел в машине и ждал любовницу. С любовницей он познакомился в фитнес клубе. Звали её Власта. Фамилия её была Маркарян. Он думал: какими же причудливыми изгибами должна течь река судьбы, чтобы человек получил такие имя и фамилию? Потом он узнал, что мать у неё была полькой, а отец армянином. Что родители встретились очень давно в Абакане, где служил отец, а мать в то время была в гостях у своей тётки, тоже польки по национальности. Отец её, армянин, возращался из увольнения часть. Увидев белокурую девушку, прекрасную, как Сильфида, стоящую возле кинотеатра в ожидании сеанса, он остановился и застыл, как вкопаный. Это была любовь с первого взгляда. Влад только не спросил: в кино –то её мамаша тогда попала или нет?

Власта давно опаздывала. Влад посмотрел на часы и принялся мечтать дальше. Что остаётся делать женатому мужчине, если любовница задерживается?

Странно, они познакомились с ней лишь недавно, а он её уже ревновал. Власта была красивой, даже чересчур. В ней в самом деле было что –то от польской знати, какой её показывают в фильмах о Смутном времени. Гладкий точёный, какой –то восковой профиль с копной черных, как антрацит, волос. Её миндалевидные глаза, когда она смотрела на него, волновали его сердце. Изумительный рисунок губ притягивал взгляд. Он всегда, до неприличия, хотел её.

Но связать свою судьбу с ней навсегда –нет, об этом он даже не думал. Во –первых, он был женат. Во –вторых, он знал, что у Власты есть гражданский муж, офицер милиции, которого она ласково называла Митя. На Митю, если честно, ему было плевать. Не что он совсем его не боялся. Просто было что –то ужасно немужское и унизительное в том, чтобы бояться сожителя женщины, которая тебе нравится.

Влад только не понимал, почему, имея полковника, Власта хочет быть с ним, а не с Митей. И почему полковник, имея все возможности, его не ищет? Хотя у Мити, по словам Власты, по –мужской части была проблема: он якобы имел травму в паху после войны в Чечне. Может, всё из –за этого. Митя по словам Власты, как мужчина, её не удовлетворял, потому что делал всё как –то без энтузиазма и немного вяло. А он, то есть Влад, по словам Власты, всё делал, как нужно.

Это немного радовало. Но вместе с тем он понимал, что Власта слишком избалована, и что, привыкшая к деньгам своего прежнего мужа -бизнесмена, она едва ли удовлетворится тем, что он ей может предложить. Вообще-то в глубине души он хотел бросить журналистику и заняться писательским делом. Поэтому ему нужна была женщина, которая бы его содеражла. На худой конец согласилась бы терпеть его беденежье. Но кто на это согласится?

А Власта будет терпеть. Это он почему –то знал. Просто чувствовал. Власта закончила Иняз в Абакане, что, между прочим, тоже кое о чём говорило. Конечно, Иняз в Сибири, это не московский, тут на её диплом некоторые поглядывали с подозрением, но всё –таки. Переводчики в столице всегда требовались.

Но как быть с тем, что она долгое время была замужем за самым богатым человеком на Алтае, за этим своим Германом Хёгертом? И, кстати, он был у неё даже не первым, по-моему, а уже вторым мужем. То, что биография у этой женщины не в одну строчку, это ещё пол -беды. Но как быть с тем, что она привыкла тратить направо и налево без счёта, выполняя свои прихоти? Задумаешься тут.

Нет, нет, с такой не стоит связываться. По некоторым её отдельным высказываниям, он понял, что Власта женщина в душе властная и где -то даже жесткая, могущая сделать мужчине больно безо всякой причины и всегда добивающаяся своей цели. Но вот, что было удивительным. При всех её недостатках реальных и выдуманных, он хотел её, желал владеть не только её телом, но и мыслями, хотел быть с ней рядом и ничего с этим не мог поделать.

В конце концов, он остановился вот на чём: пусть пока всё идёт, как идёт, а там видно будет. Нормальная современная позиция. Чего коней торопить? Он мысленно улыбнулся. Власта была по гороскопу Огненной Лошадью и старше его на шесть лет. Ни, и что? Айседора Дункан была старше Есенина на целых восемнадцать лет. И ничего! Даже если ничего серьёзного не предвидится, не надо торопить события. Пока всё идёт хорошо. Невозможно, чтобы при таком раскладе кто –то из них остался у разбитого корыта. Поиграли и разошлись, все дела. Обычный расклад.

Он закрыл глаза, и представил себе Власту, голую, у себя в машине на заднем сиденье. Надо признаться, она была божественно хороша и отдавалась всегда так страстно, что её нельзя было заподозрить в притворстве. Неужели она вправду его любит? Вряд ли. Обычное женское лицемерие. Поэтому он решил для себя, что пусть она побудет некоторое время его любовницей, и точка.

И куда деть её гороскоп? Он всё про неё прочитал. У него как раз сейчас был период, когда он серьёзно увлекался эзотерикой, астрологией и даже Каббалой. Так вот её гороскоп показывал, что они не подходят друг другу. Он по гороскопу был Котом и Кроликом. Она родилась в год Огненной лошади, Одиннадцатого ноября. Кролика лошадь, может, и будет возить, но случись что – растопчет и даже не заметит.

С этой цифрой 11 ть у него всё время была история. Она его пугала. Его мать родилась тоже 11 -го. В 11 –м месяце родился он сам. Одинадцать ему казалось числом не счастливым. Вечно то машину разобьёшь, то порежешься. Одинадцатого он старался не выезжать в командировки. Одиннадцать никогда не выигрывало в лото… Одиннадцать смотрела на него с листика календаря, как «стоп». Одиннадцать в целом ощущущалось им, как двойной прокол или барабанная дробь в момент казни. Если он просыпался в одиннадцать, весь день шёл наперекосяк. Короче, две единицы висели над ним всю жизнь, как пара дамокловых мечей. И сколько потом он не думал, он не мог понять –причём здесь 11, откуда это наказание и что это вообще всё значит.

Но сегодня он думал, что неплохо бы внести ясность в их отношения с Властой. Надо дать ей понять, что она ему в принципе нравится, но рвать с женой ради их с Властой туманного будущего он пока не готов. Всё надо делать постепенно. Да, свою жену Надю он не любит и мечтает с ней расстаться. Но только Власта ли должна быть следующей женой? Этого он не знал. Кто его знает, что она за птица? А хотелось бы знать, чтобы в этот раз не дать промашки. Надоело ошибаться.

По крайней мере, его новый роман может быть поводом, чтобы развестись, а там видно будет.

Он всегда оставлял на потом любой главный и решительный шаг. Не потому что был ретроградом или не воспринимал нового. Просто он был не слишком уверен в себе. Он боялся, что не оправдает доверия своей новой пассии. Или она не оправдает его. Вечная русская нерешительность!

Он взъерошил волосы и посмотрел на себя в зеркало – а что, мужчина хоть куда! Поэтому Власта тогда в зале обратила на него внимание. Вдруг он снова почувствовал, что она не такая, какой хочет себя представить. Слишком мягко тогда она говорила, слишком красиво улыбалась. Её красота пугала его. Ондо сих пор не мог привыкнуть к ней. Скорее всего, она полностью соотвествовует своему имени, думал он, когда они впервые расставались. Вполне может быть, что за этим красивым фасадом прячется очень властная натура.

И чем дальше он думал, тем более это становилось для него очевидным. Скорее всего, обычная стерва. И память тут же услужливо подсовывала ему отдельную реплику, или её взгляд, фрагмент разговора по телефону с полковником, где она старалась нарочито не проявлять эмоций. И то, в какую форму облекала просьбу, разговаривая со своей дочерью Лорой. И то, как она трогалась с места на своей машине. И, кстати, сама машина, в которой она ездила –шестисотый «Мерседес» – тоже многое говорила.

При этом он знал свой характер, знал, как мягко может стелить, если ему что –то надо от человека, и знал, каким нетерпим и резким становился, когда чьи –то желания шли вразрез с его, как он может быстро вспылить и обидеть человека на пустом месте. Вот если, они не дай бог сойдутся с Властой, вдруг он ей скажет что -то, а это неизбежно в семейной жизни, обидит её и они разойдутся. Что дальше? Прощай, мечты? Нет уж! Интересно, кто руководит поступками человека? Какие силы? – Он по привычке нагнулся и посмотрел на небо.– Ау, как узнать вообще, кто тебя таким сделал? Я имею в виду, в основе. Может есть какой –то центр, из которого все эти эмоции и состояния на человека передаются. Может, сейчас они на тебя смотрят с той стороны зеркала? Вполне возможно. Почему нет? Неважно. Раз это есть, значит, с этим надо смириться, и точка.

Задумавшись, он повернув ключ в зажигании, и завёл машину. Послушал. В работе двигателя были слышны едва заметные сбои. Может, надо свечи поменять, подумал он. А, может, что -то похуже. Когда из печки пошло тепло, он выключил двигатель. В салоне воцарилась тишина.

Вот бы хорошо, если б и в человека, как в мотор, можно было забраться, и посмотреть, что у него не так. Вообще, как он устроен. Заглянуть в душу той же женщины. Из чего она сделана? И изнутри всё у неё исправить, если надо.

Взять Власту. Кто она? Не по паспорту, а в душе? Призналась ему вдруг однажды, что хочет сойтись с ним. А ему в ответ и сказать нечего. Да, Власта красивая, даже слишком. Но что у неё в душе? В мыслях? Заявила однажды, что ненавидит своего сожителя, этого своего полковника. Сказала, что хочет бросить его. Предложила и ему развестись. Причём немедленно. Развестись… Легко сказать! Это надо ходить в суд, находить аргументы, отстаивать свою точку зрения… Да ещё потом просто физически выставить бывшую жену за дверь.

Да на чёрта это всё надо! Какая же она суетная эта жизнь? «Улететь бы сейчас куда –нибудь и поселиться в спокойном месте…». Интересно, откуда эта фраза? Где он её прочитал?

Влад посмотрел на крышу дома, возле которого припарковался. Там был рекламный шар «Аэрофлота», на котором было написано: «Мы подарим вам весь мир!».

Ага, подумал он, вот бы сейчас открылась дверь в этом шаре, оттуда бы выглянула удивительная по красоте стюардесса и пригласила внутрь, тогда другое дело. А так… Он вдруг представил себе как летит на Мальту! Номер в гостинице у моря…Сквозь колышущуюся на ветру занавеску на балконе виден стол с вином, фруктами и почему –то большой головкой сыры – как она тут оказалась? Плюс кусочек неба. Синего, как финифть. И там ещё далеко море. Они лежат …с кем? Неважно. Лежат на огромной кровати, застеленной белой шёлковой простынёй совершенно обнажённые, с какой –то креолкой, у которой тело Власты, а лицо почему -то другой женщины …Почему у женщины, которую он представил чужое лицо? Вот и ответ. Значит, у Влад нет серьёзных чувств к Власте и нечего тут думать. Увлечение, и только.

Он открыл глаза, а потом закрыл, чтобы продолжить мечтать. Креолка, ту, что он придумал, была тоже красивой, вот он что –то говорит ей, а она слушает, но потом начинает вдруг морщиться и всё морщится и морщится….

А, понимает, он, это потому что он только что приехал к любовнице прямо с работы, не заезжая домой и изо рта у него воняет. Надо пойти купить жвачку, подумал он.

Влад вышел из машины и пошёл в тот магазин, на крыше которого был рекламный шар.

Зайдя в холл, он увидел, что во всех трёх кассах большие очереди. Стоять не хотелось. Он огляделся. Увидев книжный развал с бабулей продавщицей, подошёл и стал смотреть на книги. Потом спросил:

– Жвачка есть?

Бабуля, морщинистая, – ну, точно инок с молельной карточки! – молча кивнула и показала на лестницу, ведущую наверх:

– В зале, на втором этаже.

И пошла вперёд, поманивая его по дороге рукой.

– А вы разве без присмотра тут оставите…– показал он на книги.

– Да кому это надо! – Махнула на них рукой старушка. –Старьё! Иди за мной, милок, иди за мной, – опять поманила она его.

Они стали подниматься по лестнице и вдруг оказались в шаре, том самом, который снаружи был, как реклама. Он это понял по форме комнаты, куда они вошли и выдавленным будт о наружу стенам. Всё здесь было забито книгами. Они лежали на полу и на полках, в тумбочках и многочисленных нишах стенах. Похоже, это был книжный склад.

Старушка порылась на одной из полок и вынесла ему книгу.

– Это что? – Спросил Иванов, глядя на книгу, но не беря её в руки.

– Жвачка, как вы просили. –Сказала бабка.

– Какая же это жвачка? –Хмыкнул Иванов. У старухи явно было не в порядке с головой. –Это книга, вы что, не видите?

– Точно, книга. Но всё, что в ней есть надо раз за разом жевать. Типичная жвачка для мозгов. Возьмите.

Иванов взял книгу:

– Зоар, -прочитал он заглавие.

–Вот –вот, кивнула старуха. – Вы это купите, вам надо.

– Откуда вы знаете, что мне надо? – Несколько брезгливо спросил Иванов.

– Я всё про всех знаю, – ответила бабка. –Вам это очень нужно, может даже в первую очередь.

Иванов открыл наугад страницу, прочитал: . После того, как согрешил, всё убралось из мира, и проклялась земля, как то, что написано: «Проклята земля из-за тебя»!

– Чушь какая –то, – Иванов закрыл книгу и хотел передать её бабке, но её нигде не было. За его спиной вдруг оказалась девушка, очень отдалённо напоминавшая бабку. «Внучка её наверно», подумал он.

– А вы тут не видели старушку?… – Оглядываясь по сторонам, спросил он девушку.

– Она вниз пошла, – показала она рукой в сторону лестницы.

– Мне тоже туда надо, – сказал Иванов, шагнув к выходу, но девушка вдруг остановила его жестом.

– Вам лучше не по лестнице а на лифте, лестница крутая, вы ещё шею себе сломаете. У нас тут часто люди падают.

– Так тут и лифт есть? – Удивился Иванов.

– Конечно.

Девушка, улыбнувшись, пожала плечами и нажала перламутровую кнопку в стене. Подошёл лифт. Открылись двери. Они вошли в прекрасную, хорошо освещённую комнату, больше похожую на зал. Он подумал, лифты такие не бывают. Здесь был яркий свет, льющийся из люстр наверху. Дополнительно лифт освещали скрытые в полостях лифта источники света, из за чего стены кабины казались янтарными. Чудесные пуфики из синего плюша с жёлтыми кистями так и манили к себе, прямо таки приказывая устроиться на ней.

Из приличия Иванов садиться не стал. Лифт ещё немного проезал, а затем мягко остановился. Они вышли в громадный зал, богато обставленный, наподобие Зимнего дворца, потолки которого были украшенны лепниной. Все стены были увешаны здесь картинами в духе голландской живописи с пастушками, обилием красок и одалисками, сверкали зеркала, в которых мириадами крошечных огоньков отражался тёплый свет ламп.

– Ни фига себе! – Сказал Иванов. – Это где же мы?..

Он хотел ещё что –то спросить, но тут он услышал стук в окно. Проснувшись, он увидел, как в окно машины заглядывает смеющееся лицо Власты.

– Спал? – Спросила она одними губами, сложив ладони возле уха и склонив на них голову. Когда он, щёлкнув блокиратором, открыл дверь, она быстро юркнула на сиденье и, усаживаясь, проворчала нарочито сердито:

– Стучу ему, стучу, а он спит. Соня…

– Да, извини. – Потянулся он, оглядывая дома за стеклом, однообразные, как набор деталей в конструкторе. – Рано проснулся сегодня. Знаешь, сидел, сидел и вдруг задремал, сам не заметил как. Мне ведь даже что –то снилось, только что именно не помню. Какие –то дворцы, что –ли, чёрт их знает…Куда поедем?

– Ты мужчина, тебе решать, – пожала плечами Власта.

– Ясно, -кивнул он.

Тут покосившись назад, он увидел то, что его сильно удивило. А именно на заднем сиденье лежала книга, на обложке которой он прочитал надпись по -русски «Зоар». Удивлённый, он потянулся за книжкой и приблизил её к своим глазам.

– Откуда здесь эта книга? – Спросил он Власту.

– Мне почём знать? –Спросила Власта, косясь на книгу и всё ещё никак не попадая пряжкой страховочного ремня в приёмное отверстие. Наконец, замок клацнул.

– Наверно ты её купил вон там в книжном.

Она кивнула в сторону магазина, над которым возвышался рекламный шар.

– Это навряд ли, – покачал головой Иванов.

Он нахмурился, словно вспоминая о чём –то, но так ничего и не вспомнив, сказал:

– Может, кто –то из сослуживцев забыл, – пробормотал он, бросая книгу обратно на заднее сиденье и поворачивая ключ в замке зажигания.

Глава вторая

Они выехали из её микрорайона, долго плутали, пока не припарковались в тёмной зоне, рядом с лесом, на краю пешеходной дорожки, где асфальт внезапно обрывался, и начиналась почва, сухая, глинистая, испорченная строителями, с канализационным люком посреди крошечной поляны. Начали сгущаться уже сумерки. Сетуя на дорожные фонари, которые немилосердно светили, они перебрались на заднее сиденье и начали быстро раздеваться.

Он разделся первым и стал наблюдать, как она снимает одежду, вещь за вещью и бросает их на полку за задним сиденьем. В нём ещё жило какое –то ребяческое представление о женских секретах. В этом он до сих пор видел маленькое чудо, уходящее своими корнями в тьму детства, когда всё от тебя скрывают и всего посмотреть не дают. До сих пор, поэтому в нём, вместе с наслаждением жил страх, что его одёрнут, не дадут увидеть, прикажут отвернуться. Но Власта ничего не говорила. Смотри, если хочешь! И он был благодарен ей за это. Он бы наверно рассмеялся, если бы увидел себя сейчас со стороны, ту жадность, с какой он ловил каждое её движение, и то почти детское любопытство, с какой он ждал открытия нового участка её наготы.

Раздевшись, Власта легла на спину, бессовестно закинув одну ногу на спинку заднего дивана, а другую свесив вниз. Он долго, прежде чем начать, ласкал её, удивлённо разглядывая её, словно не веря, что этакая красота отдана ему. Наконец, он лёг на неё. Она охнула, обхватив его тело сильно руками и прижав к себе.

– Не торопись, – попросила она.

Он замер на некоторое время. Но затем медленно и всё более убыстряясь, с той немного культурной, дозированной и хорошо рассчитанной яростью, которая нравится современному типу женщин, к которому относилась Власта, поскольку она заставляет их наряду с тихим оханьем ещё стонать и вскрикивать. Он хорошо вспахал это поле, прежде чем бросить семена в её единственную борозду. Прошло время, а они всё лежали, обнявшись. Потом они начали вставать и одеваться.

Одевшись, они сели обнявшись, не говоря друг другу ни слова. Он тут же начал по привычке фантазировать, думая, что они, словно в батискафе, затаились на дне. А за окном раскинулась тёмная бездна моря, и в его глубине светятся огоньками какие –то подводные твари. Нет, конечно это городские фонари и окна. Но ведь это неинтересно. Куда интересней дно!

– Я люблю тебя, – вдруг сказала она.

Он посмотрел на неё в темноте и подумал, как неискренне! Не говорят так, когда любят. И потом они встречаются в темноте, бог знает, в каком месте, рядом с каким-то пустырём, всё делают на бегу, где тут любовь?

– Я уезжаю в командировку, – чтобы не отвечать ей, вспомнил он.

– Когда?

– Завтра.

– Понятно. – Она опустила голову и тут же подняла:

–Куда?

– В Царьгород.

– Где это?

Она взглянула на него. Он промолчал, глядя перед собой.

– Ты не ответил, – сказала она.

– Где-то на Волге. – Сказал он.

– Я не про это. Ты слышал, что я сказала?

– Да.

– И?..

– А что ты хочешь услышать?

– Что ты меня тоже любишь.

Он задумался. Скажешь, что любишь, а потом хлопот не оберёшься. Ведь это слово может нести за собой массу неприятностей – давай, разбирайся теперь в них! И рефреном всегда будет звучать: «но ведь ты сказал, что тоже меня любишь!».

– Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, -сказала Власта.

– О чём? – Спросил он.

– Что я несерьёзная взбалмошная штучка, раз так кидаюсь словами.

– А разве нет? – Он посмотрел на неё.

– Нет. Я к тебе давно присматриваюсь. Мы сколько знакомы год и три месяца?

– Примерно.

– Не примерно, а точно. Женщины всегда знают, сколько времени прошло.

– И что?

– А то, что нам пришло время решать.

Влад вздохнул, уставившись за окно.

– Послушай, – она как –то по –мужски положила ему руку на колено, сжав его. – Мне не нравится мой Митя, я тебе говорила. Он меня просто достал. Лезет в мою жизнь, ревнует по любому поводу, постоянно раздаёт указявки: не ходи, не буди лихо, не опаздывай. По его мнению, я должна ждать его каждый вечер дома, готовить еду и ложиться с ним в кровать. А как мужчина он ноль! Я хочу быть с тобой, Влад. Давай будем вместе. У нас всё будет отлично. Я уже приметила квартиру в центре, она пока строится, но я уже сделала первые два взноса. Полковник тоже обещал внести долю, он пока ещё ищет банк, где взять кредит, но ведь я этого не хочу. Уж лучше, чтобы ты внёс свою долю.

Он быстро взглянул на неё, будто зондируя, нет ли подвоха в таких её словах. Внесёшь и – до свидания. Сейчас таких ловких пруд пруди.

– Хотя можешь этого и не делать, если в чём –то сомневаешься. – Она отвернулась, явно скрывая обиду на него.

Он подумал: а почему нет? Ведь она ему нравится. Но вдруг представил себе развод с женой, размен, деление мебели, денег, всего, что накопили. Всю эту мороку с судами, разъездами, расставание с собакой, с сыном. «Только этого не хватало!», подумал он. Однако вслух сказал.

– Мне надо подумать. Давай я вернусь из командировки, и мы опять поговорим.

– Хорошо, Влад. Только ты очень подумай, ладно? Я тебя очень прошу, слышишь?

Она наклонилась, положив вдруг голову ему на колено, и замерла так на некоторое время, потом попрощавшись, встала и быстро вышла из машины.

На улице ей показалось знакомым лицо собачника, который шёл навстречу их машине по тротуару, где они припарковались. На мужчине были шляпа и кашне, собака была порода таксы. Идя, собака болтала по сторонам головой, как болванчик на торпеде. Тут она вспомнила, мужчина жил в её доме, правда, в другом подъезде. Решив всё же не рисковать, она приоткрыла заднюю дверь и, заглянув в салон, тихо сказала ему:

– Посиди минут пять, пока мужик не пройдёт, я его знаю. И не надо меня провожать, хорошо?

– Да. – Сказал он вслух.

А про себя подумал: будто он собирался!

Глава третья

На следующий день утром он поехал на работу в телекомпанию. Вся дорога была одной сплошной пробкой. Лишь к концу пути машины поехали немного быстрей. Мелькали дома сбоку, светофоры, дорожная разметка. На перекрёстке у Белорусского, как всегда был затор. Машины с дублёра лезли на основную дорогу. Увидев по навигатору, что творится, он выругался про себя, поклявшись не ездить тут больше, и стал перестраиваться в правый рад, чтобы уйти на разворот. Минут через пятнадцать он уже был возле работы.

Здание Телецентра было кубической формы, серым и унылым, не вызывающим желания в него входить. Прежде, при Сталине, говорят, тут располагалось Управделами ГУЛАГА, архипелага, который по меткому выражению Солженицына, не был отображён ни на одной карте мира.

Влада всегда охватывало предельно тоскливое чувство, когда он входил сюда, словно за любым углом тут его поджидали дурные вести. Это чувство, можно было назвать его страхом, входило в него, это он уже много раз проверял, только здесь. И, когда он покидал здание, страх исчезал. Наверное, этот страх излучали тут стены, и нужно было иметь толстую шкуру, чтобы его не замечать. Иванову не повезло, он был чувствительным с рождения.

Каждый приезд сюда давался ему с трудом, и он мечтал уволиться отсюда при первой возможности. Но он имел неосторожность взять аванс у здешнего руководителя на покупку автомобиля, и эти деньги требовалось теперь отрабатывать.

В аппаратной, куда он пришёл, монтажёр забавлялся тем, что рассматривал кадры женской матки, снятой изнутри медицинским зондом с микрокамерой.

– Прикольно! – Оторвавашись от экрана, чтобы поздороваться с Ивановым, сказал он.

– Да, на меня это тоже, помню, произвело впечатление, когда я первый раз увидел, – покосившись на экран Влад стал расттёгивать молнию свой сумки, пристроив её себе на колене.

– Смотри, вот и ты, и я, и любой девять месяцев там провели, да? – Оторвавшись от поисков бумаг, спросил он, кивнув на экран. – А ты помнишь об этом чего –нибудь?

– Не-а! – Беспечно ответил монтажёр.

– Вот и я. – Словно бы обиделся Влад. – Странно это всё, конечно… Девять месяцев прожили там, а в голове о жизни в утробе ни одного воспоминания. Я вот прошлом году две неделе в курортном отеле в Турции прожил, так каждую минуту помню! А тут хоть бы что -нибудь…Наверно там не очень здорово было, раз мы всё забыли, а. Ты как считаешь?

Видеоинженер, чуть дрогнув плечами, слегка улыбнулся. Потом спросил:

– А о чём материал -то будет?

– О работе нового Перинатального центра в Москве. Как современная медицина будет помогать рожать женщинам. Пойду, наговорю текст и обратно, ты не уходи, хорошо?

Монтажёр кивнул, снова прильнув к экрану, где освещённый необычным каким –то ангельски белым искусственным светом переливался всеми цветами радуги, от лилового, до иссиня-красного, голубого и жёлтого, внутренний эпидермис женской матки.

В коридоре он встретил Пашу Носорогова, своего босса. Они были давними приятелями. Поздоровавшись, оба отошли к окну, и Паша стал объяснять Владу, что нужно будет снять в предстоящей командировке.

– Короче, – стал он привычно инструктировать Влада. – Будь готов к тому, что информацию тебе просто так не дадут. Сам знаешь, после первой серии, где я весь этот скандал вскрыл, отношению к любому журналисту в Царьгороде прямо –таки агрессивное. Внешне, конечно, они могут тебе и улыбаться, но пусть тебя это не обманывает. Главное, запомни, что они там все заодно. Рука руку моет. Ещё бы, мы им такой денежный ручей перекрыли! Только подумай: незаконные массовые усыновления. Не один, не два, там, случая, не десять, а сотни и тысячи! Просто пачками брали из детдомов детей и продавали зарубеж. Возможно, на органы. Сечёшь? Вообще, чего они там с ними делали, одному Богу известно! Может, в бордели продавали, а, может, в самом деле, на запчасти разбирали. Знаешь, сколько одна детская почка стоит на мировом рынке?

Влад пожал плечами:

– Не знаю. Дорого?

– Ещё бы… Пару сотен тысяч долларов за почку, не хочешь?

Иванов кивнул, подумав про себя: «Значит, съёмка будет тяжелой. Везде, где замешаны большие деньги, съёмки идут с пробуксовкой. Когда денег нет, все наперебой стараются рассказать. Когда замешаны деньги, все хотят уйти от ответа. Боже, ну, почему именно ему это досталось? Паша уже взбаламутил воду первой серией своего фильма, а теперь хочет отправить его в Царьгород, эту кишащую голодными пираньями заводь, чтобы снять вторую. Что у него за судьба?

Будь такое предложение от Паши в прежние времена, Влад бы решительно отказался. Зачем ему подбирать за коллегой объедки? Но теперь он был обязан Паше работой, которую тот предложил ему сразу после того, как Влад выписался из больницы. В больницу он попал, потому что не справился с ответственной командировкой, в которую его послали из той прежней телекомпании, где он работал. А не справился он потому, что наломал в поездке дров, не справившись с заданием, да ещё отличился тем, что приглашал в номер продажных девочек, платил им из казённых, этим провинциалкам, да не как местным, а как столичным гетерам, тоже мне, Гарун Аль Рашид! И не смог поэтому уложиться в ту сумму, которая была ему отпущена на командировку. Ему пришлось позвонить в Москву и попросить денег. Денег ему прислали. Но ещё через день позвонили и сказали, что за все деньги ему придётся отчитаться. А -нет – заплатите из своих, сказали ему.

Он знал, что не отчитается. Где взять такие квитанции? Эта мысль сделала остаток его командировки невыносимой. Сначала он думал: а, ерунда, рассчитаюсь! Затем его настроение изменилось. Он вдруг стал считать требование отчитаться за каждую копейку унизительным. Подумаешь – потратил?! Но он же работал! Он же давал материалы? Да! Это ведь чего -то стоило! Или нет? Его вдруг стала мучить злоба. То, что раньше выглядело легким, эти съёмки, вдруг стало даваться через силу. Однажды во время монтажа он вскочил и одну за другой швырнул в стену три кассеты, потом отбросил ногой стул, на котором сидел и стал орать на своего телеоператора, хорошо и спокойного парня, топая ногами. Он оскорблял его последними словами за то, что тот, по его мнению, неверно выстроил кадр. Пару минут он орал и неистоствовал. Потом успокоился и, сев, продолжил монтировать. Тем вечером он впервые почувствовал сильную головную боль. Но не обратил тогда на неё должного внимания. Потом боли участились, появился насморк. Домой в Москву приехал совершенно разбитый.

Как -то, проснувшись дома ночью весь в поту, с головой, которая плавала на подушке, как в грязной луже, он решил, что с него хватит. Одевшись, он поехал к знакомому доктору, у которого однажды брал интервью, в клинику Неврозов. Тот, выслушав его, предложил лечь в больницу для обследования. Так он оказался в больничной палате. На работе он сказал, что заболел. Но слухи имеют крылья.

Однажды, сидя у больничного окна, он увидел машину телекомпании. Влад узнал её по логотипу. Выскочив из здания, он побежал к рафику. Водителя за рулём не было. Наверно он в этот момент зашёл в корпус, чтобы пообщаться с главврачом.

У Влада пересохло во рту и забилось сердце. Он не хотел, чтобы на работе знали, где именно он находится. Влад стал ждать шофёра, чтобы выяснить, зачем он здесь и кто его послал. А также, что именно ему наговорил главврач. Однако водителя долго не было.

Немного потоптавшись, он отошёл в крошечный лесопарк при клинике и со скамейки стал наблюдать за машиной. Вдруг его отвлекла некая пациентка. Подсев к нему, она завела с ним с разговор о какой –то ерунде, а когда он снова повернулся, машины уже не было.

После визита этой машины, ему постепенно перестали звонить друзья из телекомпании. А потом и знакомые. Кажется, его окончательно списали.

После больницы он решил, что должен уволиться из Службы Новостей. Главный не стал его отговаривать. Встал вопрос о работе. Паша предложил ему должность продюсера у себя в отделе документальных фильмов. В благодарность за Пашину заботу, Влад должен был выполнять для него особые поручения. Вот как это –поехать в растревоженный осиный улей и вытянуть из людей недостающую информацию.

– Самое главное эта баба, Надежда Бугатти, – наклонившись к нему для конфиденциальности, бубнил Паша. – Ну, ты знаешь, о ком я. Не какая она не итальянка, наша она, бывшая детдомовка. Замужем за итальянцем просто. Её сейчас там допрашивают, пытаются узнать, как всё было. Она пока молчит. Как в рот воды набрала. Но хорошо бы нам узнать у неё, было ли изначально намерение продавать детей на органы…

– Ты думаешь, она об этом могла знать? – Удивился Влад.

– Конечно! Неужели ты думаешь, она благотворительностью тут занималась? – Пашины глаза гневно блеснули.

– А как её об этом спросить? – Не понял Влад. – Исподволь как бы навести её на эту мысль? Мол, а не могли ли эти дети попасть в руки чёрных хирургов? Или…

– Или! Бей прямо в лоб, Владик! Берёшь и спрашиваешь: вы планировали отправлять детей на органы? Или как –то так. Ты сам по обстановке решишь. И список.

– Какой список? – Не понял Влад.

– Список детей, которых она вывезла! С адресами в Италии. Нам он необходим, что снять вторую серию, понимаешь? Знаешь, какие на это средства выделены?

Он шепнул на ухо Владу сумму, из –за чего у него полезли на лоб глаза.

– А ты думал? – Сказал Паша, отстраняясь. – Дело на контроле у самого…

Он ткнул пальцем в потолок.

– В общем, мобилизуйся. Если всё добудешь, в накладе не останешься. Понял?

Иванов кивнул. Деньги хорошо. Он до сих пор должен в той телекомпании, откуда уволился. Да и в этой должен. Что ж, как говорится, работа есть работа! Они подали друг другу руки и расстались на этом.

Со странным чувством, что его отправляют завоевывать Грецию через Фермопилы, где засел отряд хорошо подготовленных спартанцев, он пришёл в аппаратную звукозаписи. Здесь, наговорив текст, он взял кассету и пошёл снова в аппаратную видеомонтажа клеить матку.

Пока он шёл, его ни на минуту не покидало ощущение, что командировка, в которую его посылают, типичная имитация полезной деятельности. Ведь ясно же, что никакого списка ему не дадут. Кому –то нужно просто списать деньги на это дело. Мол, работа движется, мы держим руку на пульсе. А на самом деле, всё главное уже сделано. Бугатти готовится сесть на скамью подсудимых. Усыновленные ииностранцами дети уехали и не вернутся.

Но раз новые средства выделяют, надо их оприходовать, надо делать вид, что состав движется, хотя, может, на самом деле он стоит. И Влад тут вроде кондуктора отцепленного вагона. На него, если что, просто покажут: он там был. И всё. Конечно, что это именно так, доказательсв у него не было. И это ничем нельзя было объяснить, кроме некой суммы ощущений, которые, в свою очередь, возникли из ряда умозаключений. Только и всего. Однако гадкое ощущение, что он попал в новую западню, которое, как он знал по опыту, редко бывало ошибочным, не покидало его.

Сейчас он очень хотел поехать домой, где можно встретиться с Властой, рассказать ей обо всём, а потом уже пойти и подготовиться к командировке: сходить в магазин, купить мыла, зубной пасты, шампуня и так далее. В провинциальных гостиницах и этого порой даже не было. Но вначале нужно было сделать материал о работе Перинатального центра. За него Владу обещали неплохо заплатить. А деньги были очень нужны, чтобы внести очередной транш за машину.

Видеоинженер, наглядевшись уже вдоволь на женскую матку, со скучающим видом сидел на стуле.

– Ну, поехали? – Спросил монтажёра Влад, усаживаясь на стул и передавая ему кассету с наговором.

– Ага, – зевнул он.

Глава четвёртая

– Кто там?!

Он подскочил, разбуженный стуком в дверь.

– Бельё постельное сменить вам что -ли?– Женский голос за дверью заметно окал, произнося слова нараспев.

– Не что ли! – На автомате крикнул он.– Хотя…

Он порылся ногами в сероватого цвета пододеяльнике, будто оценивая, годится он ещё или нет, но, подумав: да ведь такой – же точно дадут, ответил громко, чтоб та не переспрашивала:

– Нет, спасибо, не надо!

– А то может заменю? – Загукала опять горничная, – я скоренько…

– Нет, говорю же: спасибо, – опять крикнул он, начиная уже злиться.

Едва её шаги утихли, он упал на кровать, бормоча:

– Быстренько… Где ты вчера была с этим: "быстренько"?

Через час он снова проснулся, на этот раз от головной боли. Пошарив рукой возле кровати, нашёл бутылку и, опрокинув её в рот, приготовился глотать, но на язык скатилась всего одна капля. Он замахнулся пустой бутылкой, и, озверев вдруг, начал исступлённо чиркать горлышком о дужку кровати, высекая звуки, похожие на тявканье пистонной сечки. Затем вскочив, с багровым лицом шагнул к выходу, чтобы купить выпивку, но, увидев себя в зеркале с красным лицом, в одних трусах, тотчас вернулся в кровать, свернувшись калачиком и, подняв голову, закричал на отвратительно коричневого цвета портьеру, будто за ней пряталась вся свита ада:

– Как же вы меня, чёрт, все достали!

Первые несколько дней в командировке он держался, но потом вдруг загулял. И даже не понятно было, что стало для этого причиной – отсутствие нужного градуса настроения для поиска сведений, нужных Паше или элементарная скука.

Подойдя к зеркалу и увидев себя с опухшим после сна лицом, не бритого, сказал своему отражению, как постороннему человеку, которого следовало отчитать:

– Вот так мы, значит, опять плохо работаем в командировке? Пропиваем снова казённые средства, да? Хорошо. Отлично! Вы будете наказаны! Как? А вот сейчас идите к окну и крикните на всю улицу: "я – последняя гадина! Я опять напился, люди, плюйте в меня! Давайте"!

Подойдя к окну, он, выглянув из него, в самом деле хотел уже крикнуть: « Я –гадина, товарищи!», для чего набрал уже даже в лёгкие воздуха, как вдруг передумал, увидев на остановке симпатичную девушку. Всё -таки удивительно устроен человек. Стоило ему отъехать от Власты на пару сотен километров, и вот он её уже почти забыл. Девушка, ждавшая троллейбус, в какой –то момент рассеянно перевела взгляд на гостиницу, и вдруг увидев его, стоящего в окне по пояс голого, улыбнулась. Он тут же улыбнулся ей в ответ. Забыв, что хотел наказать себя, объявив на всю улицу, что он гадина, Влад, выставив ладонь в сторону девушки, пригладив волосы, сказал:

– Ща! – Будто этого было достаточно, чтобы она его подождала.

Конечно, когда он спустился, её и след простыл.

– Сука! – Обозвал он её, стоя на остановке.

Вернувшись в номер, он снова разделся и лёг. Потом подскочил, словно вспомнив о чём -то и кинулся в туалет, чтобы умыться. Однако через минуту вернулся назад, держась рукой за живот. Скрючившись, как бублик, он упал на кровать и замер, с ужасом вспоминая вчерашний день. "Что было? Кого съел?". Ах, да, был ресторан. Он сидел один и к нему вдруг подсели две девицы. Чёртовы бабы здесь ходят парами. Одна была блондинка, с такой длинной толстой косой, кажется, учительница, ну, так она по крайней мере говорила, а вторая с чёрными, фиолетовыми на концах волосами, кольцом в губе и кожаных джинсах. Зачем -то он пригласил ту в джинсах танцевать. Почему –то в этот момент он совершенно забыл о Власте. А ведь она ему накануне звонила.

Полутёмный зал, освещённый цветомузыкой, располагал к шалостям. Он шептал девице на ухо скабрезности, а она всё хихикала и позволяла себя ему лапать. Вдруг в какой –то момент он почувствовал, что её рука лезет к нему в штаны. Даже сильно пьяного, его это очень удивило. Ничего себе, какие у них здесь манеры! Он решил от неё не отставать и в какой –то момент тоже сунул руку ей под джинсы, сразу вляпавшись там во что -то мокрое.

Буркнув: «извини», он побежал в туалет мыть руки, а когда вернулся, подружек и след простыл. Их счёт пришлось оплатить ему. Потом он заказал официанту ещё пива. Когда его принесли, целую батарею бутылок, он, покачиваясь перед официантом, как надувной Петрушка на ветру, кое -как сграбастал их и пошёл к выходу.

В сквере перед гостиницей он долго стоял, с пивом в руках и подмышками, уставившись в небо, где висел дирижабль, бормоча: "Господи, это всё, что Ты можешь дать мне? Это всё?!». И не услышав ответа, поплёлся в гостиницу.

Шёл восьмой день его командировки в Царьгород. По замыслу Носорогова он должен был приехать сюда на неделю раньше съёмочной группы, чтобы, по его словам, «подготовить плацдарм для съёмок». Но, как это он потом понял, эта тактика была ошибочной. Вот если бы он делал свои набеги внезапно, сразу включая камеру, и спрашивал испуганного человека, пока он не пришёл в себя:

– У кого есть такой список? Кто забирал все деньги?

Тогда, может, другое дело. А так… «Ну, да», говорили ему, «вроде бы тот брал. Или тот …Знаете, вы завтра приходите, я узнаю и точно скажу…». Конечно, ждали они его завтра!

Всё бы ничего, если бы не местный сервис. Гостиница тут была ниже всякой критики, обслуживание –двойка с плюсом по десятибалльной шкале, номер без кондиционера. И это при том, что на улице каждый день было до плюс сорока!

Делать фильм без съёмочной группы было всё равно, что смотреть порно с одной женщиной в главной роли. Вздохи есть, толку никакого. Он звонил каким –то людям, договорившись о встрече приезжал к ним, представлялся. Через некоторое время те начинали искать на его пиджаке глазок скрытой камеры. «Нет, камеры нет, понимая это, говорил он. Видите ли, я продюсер и пока готовлю плацдарм для будущих съёмок. Телегруппа приедет позже». «А-а, ясно…», кивали его собеседники. Он потом опять что -то спрашивал, они что -то отвечали. Иногда ответы были очень даже толковыми. Но что проку, если ничего не записана? Он злился на такую тактику Носорогова. Непонятно было, чего он хотел этим добиться. Но с начальником разве поспоришь?

Иногда, перечитывая вечерами в номере свой блокнот, куда он всё заносил, он видел, что если бы он снял это, то действительно могла получиться вторая серия. Информация была интересной, даже очень! Но если этого нет на плёнке, то какой от этого толк? Его визави, с которыми он разговаривал, клятвенно обещали ему, что повторят всё то же самое, когда будет камера. Но по своему опыту он знал, что этого не будет. Человек так устроен, что никогда не повторит он то же самое второй раз, просто из чувства оригинальности. Он будет смущаться, нести всякий вздор, кашлять, но так как было первый раз толково и без лишних эмоций, не скажет. Это психология.

Где –то через пару дней после его приезда в Царьгород все знали, что какой –то москвич тут снова вынюхивает. Тех, кого можно было захватить врасплох, естественно были предупреждены. Либо Носорогов не понимал, что делает, отправляя его одного, либо специально подставил. Только вопрос – зачем? Поняв, что командировка, ещё начавшись, провалилась, он запил.

Сегодня был понедельник. Завтра должна приехать съёмочная группа. Но что снимать, если он везде уже всех опросил? При мысли о съёмках у него снова заныл живот. Он поднял голову и огляделся. Рядом с кроватью были лишь пустые бутылки. Оставаться в номере было невыносимо. Может пойти в ресторан, попробовать впихнуть в себя завтрак? Эта мысль дала ему силы. Он встал, надел брюки, умылся и, стараясь не видеть своё отражение в зеркале, вышел из номера.

Ресторан встретил ледовыми скатертями, арктическими размерами и финским лозунгом над сценой: «Приносить и распивать спиртные напитки строго запрещено!». Сев туда, куда показал метрдотель, он огляделся.

На сцене шёл детский утренник. Перед ним за «п» -образным столом сидели дети с родителями. Они смотрели на сцену, которая пока ещё была закрыта занавесом. Видимо скоро должно было начаться представление. Через некоторое время занавес действительно открылся, из динамика полилась музыка, и дикторский голос бодро начал вещать: "Шёл солдат по дороге: ать –два, ать –два!..». Это была сказка Андерсена «Огниво».

Как только сказка кончилась, мамы и их чада начали вяло аплодировать, делая поклёвки надутыми зебрами, винни -пухами и омарчиками, которые держали в руках. Сказка оказалась презабавной. Над ней стоило поразмыслить. Он вдруг подумал, что большинство людей вообще не умеют читать сказок. О чём, например «Колобок»? О том, как легко покатиться, не имея духовного хлеба. Или, к примеру, «Дюймовочка», о чём это? Это о том, что мера, «Дюйм» в данном случае, не свойственна людям, которые знают лишь свою нору, либо своё болото, либо вообще слепые. Зато мере рады те, кто умеет подниматься над землёй, видеть небо и, не смотря на возраст, остаются в душе маленькими эльфами с ангельскими крылышками.

«Дети!», вспомнил он. Одним глотком допив чай, он, порывшись в карманах, нашёл бумажку с адресом. "Большой Индустриальный, 3" и встал, чтобы уйти. К нему подошёл метрдотель:

– Уходите? –Спросил он.

– Да, – кивнул Влад, сразу начав рыться в карманах в поисках чаевых.

– Всё хорошо? – Опять поинтересовался он.

– Даже слишком. – Удивился Влад его вопросу.

– Заходите ещё! – Предложил метрдотель.

– Обязательно, – не глядя на халдея, Влад выложил из карманов на стол для него мятые бумажки, подумав: куда ещё ходить -то? Вокруг на версту ни одного нормального заведения!

– Мы всегда рады гостям,– замурлыкал начальник официантов, элегантно сгребая со стола деньги.

«Ага, конечно, чаевым ты моим рад», подумал Влад.

Выйдя на улицу, он поймал машину. Нацмен шофёр оказался весёлым парнем. Всю дорогу рассказывал ему смешные байки о рыбалке. Когда они закончились, включил радио.

"Но надо держаться…надо держаться, если сорваться, то можно нарваться и тут…", донесся голос Розенбаума.

Влад кивал в такт песне и думал: может, правда на рыбалку съездить? Хоть нормально время провести. А то наступает вечер – и кобелём вой, так скучно! Приходится много пить, а это вредно для здоровья…

– Вам нравится Розенбаум? – Убавив звук, решил навести с ним мосты таксист.

Влад, глядя в окно, едва пошевелил плечами:

– Да. Почему нет?

– Мне тоже. Хотя эти евреи, я вам скажу, они зарабатывают тем, что умеют хорошо рассказать другим, как им плохо живётся!

Влад ухмыльнулся шутке.

– Нет, честно! – Продолжал таксист. – А сами – как сыр в масле катаются. Посмотришь – всё у них есть: и деньги, и квартира, и почёт, и всё, что нужно…У меня вот ничего нет. Хотя пою весь день и чувство юмора хорошее. Отчего так, не знаете?

– Просто наверно они удачливей нас, – предположил Влад.

– Ясно, что они удачливей, но почему?

– Карма хорошая.

– Понятно, карма…– не отступал водитель, которого судя по карточке на торпеде, звали Азиз. – Но откуда они её берут эту карму?

Он, слабо улыбнувшись, не ответил, пожав плечами.

– Не возражаете, я остановлюсь, воды купить? –Вежливо спросил он его.

Влад кивнул. Пока водитель ходил, он вытащил из кофра ноутбук, открыл его и стал читать справку, которую подготовил ему в Москве редактор. Справка касалась дореволюционного периода и пестрела цифрами – столько -то гимназий, столько музеев, театров и так далее. Зачем ему это? Он равнодушно скользил глазами по тексту. Вдруг его внимание привлёк отчёт некого исследователя прошлого, который писал:

"Крепкое телосложение составляет основную черту в природе здешнего народа. Есть в своем роде – великаны … во всех частях тела, стана и очерка лица видна правильность. Больше русых. Все почти с свежим здоровым цветом лица; худощавых мало…".

Он посмотрел за окно. На автобусной остановке стояли люди. Не великаны, обычные. С какими –то не слишком свежими лицами. Большинство из них, по крайней мере, он бы не назвал здоровыми. Неужели так испортился генотип? Поглядев на себя в зеркало, Влад подумал, что и он от всех недалеко ушёл.

Вернулся с водой шофёр. Машина снова поехала. Начали меняться дома и улицы, не вызывая в душе эмоций. Машинально он читал таблички. Все названия были в одном ключе: улица Ленина, Калинина, Мира, Пархоменко… Однообразно мелькали дома, прямоугольные, из желтоватого кирпича здания с левого бока проспекта, вытянутые типовые многоэтажки – с правого. Между ними изломанные крыши магазинчиков. Куда подевалось разнообразие форм и оттенков? Он снова углубился в текст на экране. Дальше в справке говорилось:

"1900—1913 Это период взрывного роста строительства жилых зданий, больниц, школ, гостиниц. Построено здание «Общественного собрания»…

Он вспомнил, как в один из вечеров, бесцельно проболтавшись по городу, вернулся в номер, в котором не было кондиционера, и подошёл к распахнутому гостиничному окну. Внизу был фонарный столб, жёлтый свет которого равномерно освещал перекрёсток. Чем -то это напоминало раёк, украшенный мелкими блёстками. Через дорогу от гостиницы стоял дом, похожий на дореволюционную управу. Может, когда он и был «Общественным собранием». А, может, и нет.

Мрачноватое здание было длинным, убегавшим к следующему вверх по улице перекрёстку внушительной трапецией из кирпича. Света в окнах дома не было. Дом стоял трёхэтажный, его жестяная крыша была покрыта красным суриком. С высоты пятого этажа, где находился его номер, ему были отлично видны аттики дома с выломанными деревянными рейками на дверцах и антенны. Окна здания были грязными от уличной пыли. Что находилось внутри дома было невозможно понять из –за прижатых к окнам высоких кип бумажных папок. «Вот так достопримечательность!», невесело подумал тогда он. Красивый дом и так запущен!

После осмотра дома, Влад от нечего делать свесился через подоконник. В пройме тротуара рос клён, чьи листья едва ли не касались стен гостиницы. Протянув руку, он хотел сорвать лист, но тот был далеко. Однако он не успокоился до тех пор, пока трофей не оказался в его ладони. Резной гостинец пах чем -то горьким и несъедобным. Размяв лист между пальцами, он бросил его вниз. Перекрёсток был всё ещё пуст. За те пять минут, что он стоял у окна, не появилось ни одного прохожего. "Город – призрак…", подумал он. Потом он понял, что его первое впечатление было верным. Заснуть в этой духоте оказалось невозможным. Достав кошелёк, он открыл его и пересчитал наличность. Гульнуть пару раз хватит, подумал он. Так началась его командировка.

Подошедшему официанту в первый вечер он заказал рыбную нарезку, лангет с гарниром и триста граммов водки. Заказав, огляделся. Здесь было шумно. Полыхала цветомузыка, гуляли по потолку холла рубиновые отблески, пятная гостей и шустрых официантов, бегающих вдоль мозаичного панно выгородки. Орала из колонок музыка. Было много свободных мест. Хорошо, что он занял стол, который стоял в глубине зала, у самой стены, а то бы оглох.

Откуда ни возьмись, возле него снова появились две каких –то местных хохотушки. Он пригласил их к столу. Они разговорились. Оказалось, что одна, брюнетка, работала администратором в сауне, другая, шатенка, училась в колледже. У шатенки было сонное лицо, и он сразу забраковал её. Вообще –то, ему сразу стало ясно, что это не его уровня девушки, но в командировке не выбирают и он на всякий случай начал ухаживать за обеими. Чтобы создать себе и им правильное настроение, пришлось заказать ещё водки.

Рок-н-ролл сменяли медляки… Ему уже дважды меняли графин, а нужного настроения всё не было. Он искал момента для решительного флирта, как ищут рыбаки мига, чтобы дёрнуть удочку, но поклёвки были настолько слабые, что он всё время откладывал. При этом он всё время доливал себе в рюмку, чтобы достичь градуса. И вдруг после очередного шкалика заметил, что бокалы и тарелки перед глазами двоятся, а задник жизни, прежде накрепко прибитый к стене за головами сидящих, начал уползать, будто её утягивали вниз спрятавшиеся под столом гномы.

Поняв, что пора, он расплатился и встал, намереваясь отвести к себе в номер ту, которая была симпатичней, брюнетку, но когда он повернулся ей сказать об этом, она заявила, что им нужно поймать такси.

Бросив на стол несколько смятых купюр, он пошел на улицу, думая, что она хочет с ним куда –то поехать. Поймав такси, он галантно усадил девицу рядом с водителем, захлопнув дверь, а когда пошёл садиться сам, машина вдруг поехала. Целую минуту он стоял на дороге, икая, не в силах даже крикнуть ей вдогонку "дрянь! мразь!" или что -нибудь в этом роде, настолько был пьян.

Постояв, пока машина не скрылась, он, махнув рукой, решил вернуться в ресторан. Оказалось, что вторая девушка, пока он ходил, тоже сбежала. Потом он понял, что это тактика всех местных девиц. Раскрутить и смыться.

Взяв пива, что потом стало у него традицией, он вышел на улицу и глядя в небо, задал всё тот же вопрос: "И это всё, что Ты можешь дать мне, это всё?!». Почему –то в подпитии ему всегда хотелось задеть Бога, потребовать у Него для себя каких –то преференций для себя, или ощутимых чудес, не понятно. Странно, но в этом ответном молчании неба, он всегда чувствовал угрозу, но прекратить так делать всё равно не мог.

Придя в номер, он упал на кровать. Ему не нравилось, что наволочка пахнет солнцем, а подушка, которой он накрыл лицо, как грозовая туча Среднерусскую возвышенность, имеет кислый запах. Короткий сон в первую его ночь прервала бешеная мультовщина скачущих танцовщиц, нарисованных рукой пещерного человека, и тяжеленная плита, которая навалившись сверху, адски вдруг сдавила живот. Едва заснув, он тут же вскочил, бросившись к туалету. Косо блеснул голубой кафель, надвинулось чрево унитаза с оранжевой каймой и крошечным озерцом по середине. Испачкались керамические стенки форшмаком из непереваренного ужина пополам с водкой. И вот он уже, сидя на унитазе, допрашивал муху на стене: «скажи мне, почему люди не летают, как птицы, скажи? Не молчи, когда тебя человек спрашивает»!..

– Прокуратура. – Отвлёк его Азиз от тяжёлых дум. – И вдруг совершенно по -приятельски добавил: Зачем вы туда идёте? Не понимаю. Я бы и за сто тысяч не пошёл, честно…

– Что сделаешь, такая работа, – вздохнул Влад, доставая кошелёк, чтобы расплатиться за поездку.

Глава пятая

Милиционер на вахте местной городской Прокуратуры, внимательно изучив фотографию в его удостоверении, показал на лестницу:

– Третий этаж в конце коридора.

Сосчитав этажи, он нашёл дверь с нужной табличкой и вошёл.

– Игорь Петрович сейчас будет, – вскинула голову немолодая секретарша с высокой причёской. – Подождите у него в кабинете.

Едва он устроился на стуле, вошёл молодцеватый, атлетического сложения в синей форме человек с жёлтыми звёздами на погонах. Влад знал, что его только недавно назначили. Старого сняли с должности после выхода первой серии фильма Носорогова.

Войдя, прокурор поздоровался, сел за стол и начал перебирать бумаги. Оторвав на миг глаза от юридических сводок, он спросил:

– Владислав, кажется?

– Да. – Подтвердил он кивком.

– Хорошо. Начнём.

Влад заглянув в блокнот, прочитал свой первый вопрос:

– Расскажите, кто из прокурорских работников участвовал в незаконных оформлениях детей сирот в итальянские семьи?

По тому, как напрягся сразу прокурор, он понял, что вопрос не слишком понравился. И поэтому, чтобы смягчить, он прочитал следующий:

– И сразу тогда: вы знаете, кто сейчас из ваших итальянских коллег ведёт расследование по этому делу в Италии?

– А зачем вам это? – Вдруг озадачил его вопросом прокурор, немного удивив этим Влада. Скользнув глазами по белой карточке на столе, где было каллиграфически выведено: Игорь Петрович Мезин, прокурор области, он подумал: нет, не ошибся, а то уж думал, что не в тот кабинет зашёл. Вообще -то не слишком корректный вопрос для человека на прокурорской должности: «а зачем вам это?»…

– Я как прокурор уже давал однажды распоряжение, – Поняв, о чём думает Влад, сказал Игорь Петрович. – Мы всю информацию товарищу Носорогову дали. Фильм, насколько я знаю, вышел, область на сигнал отреагировала. Прежнего прокурора сняли. Зачем вам всё начинать заново?

– Мы просто хотим снять вторую серию, – честно признался Влад.

– А, понимаю, – задумался прокурор. –Он посмотрел в окно, сделав паузу. – Только не очень понимаю, какой смысл по второму разу поднимать шум опять? Вы хотите, чтобы область совсем без прокурора осталась?

– Да нет, почему же?..

– А что тогда? – Не понял Мезин.

Влад покосился на фотографию президента России на стене.

– Дело на контроле в президентской администрации, – сказал он и, увидев, как быстро прокурор после этого закивал головой, понял, что попал в десятку.

– Ладно. А что вы от меня -то хотите? Наше ведомство сделало всё от нас зависящее. Теперь идёт следствие. А раз так, то разглашать мы не имеем права. Что тут ещё можно сказать?

– Мы просто хотим знать, кто сейчас занимается этим делом в Италии. Фамилии следователей, с которыми вы сотрудничаете, телефоны? Первая серия была из России, вторая из Италии, понимаете?

Мезин опять посмотрел в окно.

– Этого требует общественность. – Добавил Влад от себя. На самом деле он не знал, требует кто –то этого или нет.

– Понимаю, – Выдохнул Мезин. – Только не забывайте, что я -то прокурор российский и руководствуюсь российскими законами. Я не могу контролировать итальянскую сторону. Они мне не подчиняются. Своим подчинённым я могу давать разные распоржения…

– Вот и отлично, – ухватился за это Влад, опять заглядывая в блокнот. – Тогда скажите, как сегодня осуществляются иностранцами усыновления?

Прокурор, как птица наклонив голову, вытащил зачем -то из держательницы карандаш и, опустив глаза, начал быстро крутить его, зажав между пальцами, потом сказал:

– Все усыновления иностранцами в Царьгороде пока приостановлены, вам это известно. Каждый случай усыновления иностранцами сегодня мы рассматриваем отдельно. Кто конкретно из следователей занимается этим делом в Италии, мы пока не знаем. Нам об этом просто не сообщают. К сожалению, это всё, что я пока могу вам сказать.

Всё также перекатывая рёбра карандаша между пальцами, прокурор опять посмотрел в окно, будто за ним был телесуфлёр, потом посмотрел на Влада:

– Запрос в Рим мы сделали, но как это бывает, он завис. У нас правда нет возможности контролировать действия иностранной прокуратуры. Они там решают сами, когда им отвечать, а когда нет. Понимаете?

Влад подумал, что игра ему напоминает тыканье лицом в надутый шар, когда сзади ещё напирают. И нет никакой возможности перепрыгнуть или перелезть, чтоб изменить ситуацию. А нужно просто оставаться на месте и терпеливо ждать, когда все вдоволь напрыгаются, набесятся и тогда можно будет отойти в сторонку и подышать.

– Понима-аю. – С расстановкой протянул Влад. – А скажите, кто вообще из ваших служащих занимался здесь учетом усыновления иностранцами детей?

Это был первый вопрос, на который прокурор не ответил и Владу, чтобы замаскировать это, пришлось его немного перефразировать. Конечно, уловка была так себе и прокурор, если он внимательный, сразу бы заметил эту хитрость. Поэтому, чтобы не встречаться с ним глазами, Влад, спросив, будто нечаянно выронил авторучку и теперь нагнулся, чтобы поднять её. Под столом он увидел стрелки форменных брюк прокурора и пару его начищенных до блеска, зашнурованных способом "шов" коричневых ботинок. Между ними лежал ластик. «Интересно, что бы это значило?», подумал он. «А, наверно он сам стирает, где написано», догадался Влад, разгибаясь и устраиваясь поудобней на стуле.

– Учетом по усыновлению детей в России занималось одно из московских ведомств, – нехотя ответил Мезин.

– Московских? – Удивился Влад. Может, прокурор оговорился? – Не понимаю, как это?

– Это вам лучше узнать в Москве, – вежливо посоветовал Мезин.

Тут Влад понял, что прокурор, сознательно или по ошибке, раскрыл ему схему усыновлений. Значит, происходило всё здесь, а прикрывали это в Москве. Это совершенно меняло дело! Значит, Носорогов зря направил его сюда. Надо возвращаться в Москву и там продолжать расследование. Влад уже видел, как удивится Паша, когда она скажет ему об этом. Мыслями Влад был уже дома, в Москве. Но задания здесь тоже никто не отменял.

Почувствовав всё же, что Влад колеблется, прокурор ударил тупым концом карандаша по столешнице, словно ставя в разговоре точку, затем бросил его на сукно и полез в ящик стола, чтобы прочитать там какую –то бумагу. Прочитав, он задвинул ящик и сказал:

– Если вопросов больше нет, то давайте закругляться, у меня в 11 -ть совещание.

– Как, уже? – Удивился Влад, глянув на часы слева от президента. – Всего пятнадцать минут? Мы же условились, что у нас будет целый час для общения…

– Да, но видите, что творится. Работы – непочатый край. Приходится корректировать время, ещё столько нужно сделать сегодня. – Забормотал прокурор. – Вы же мне задали вопросы, я на них ответил. Не на все, конечно, но на основные. Во всяком случае, вы же не можете пожаловаться, что я вообще отказался с вами общаться, несмотря на мою нагрузку?

– Вообще, да, не могу, но…

– Вот, и хорошо. Полагаю, мы ещё увидимся.

Прокурор протянул Владу руку, и он её машинально пожал. Сразу после этого Мезин начал отдёргивать мундир, видимо, готовясь откланяться.

– Когда же мы встретимся? – Влад тоже начал вставать, беря со стола блокнот, стукая его нелепо ребром по столу, будто это была папка с нескрепленными страницами, лихорадочно соображая, как сделать так, чтобы от этой встречи был хоть какой –то толк, какой –то импульс, который мог бы дать этой командировке новое наполнение. Он впервые пожалел о том, что пил вчера, голова была тяжёлой и не хотела слушаться.

– Пока не знаю. – Ответил прокурор. – Позвоните мне на днях, я попробую найти время. Он начал вставать.

Будто в доказательство этих слов на столе у Мезина зазвонил телефон и он поднял трубку. Пока он с кем –то говорил, Влад, открыв снова блокнот, начал быстро его перелистывать, ища глазами те вопросы, которые в Москве казались очень важными. Но как назло, сколько он ни всматривался в убористые строчки рукописного текста и вопросительные знаки в конце предложений, ничего не попадалось такого, о чём стоило спросить. Всё упиралось во что –нибудь. Знай он, например, кто вёл здесь учёт усыновлений, он бы спросил находятся ли эти люди сейчас под следствием, знай он фамилии итальянских следователей, то спросил, с кем из наших следователей они тут сотрудничают, знай он, есть ли списки детей, тут же бы спросил, кто их усыновители. Но ничего вообще не было. Прокурор видно имел цель от него отделаться. Поняв, что ни на один вопрос не получил ответа, он закивал головой, будто он решил, о чём именно должен спросить, на самом деле просто маскируя так своё недовольство таким положением дел.

– Потерпите, найдутся улики, и мы отдадим их прессе сами, без нажима. –Кладя трубку и делая шаг к двери, чтобы уйти, приветливо сказал Мезин. Тут он вдруг широко улыбнулся:

– Поверьте, от правосудия ещё никто не уходил! Позвоните мне недельки через три! Думаю, к этому моменту я с некоторыми делами разберусь, и мы опять поговорим, хорошо? А сейчас извините, нечего вам сказать просто…

– Как нечего? – Удивился Влад. – Вы же в курсе, кто из прокурорских работников находится сейчас под следствием?

– Допустим., – сделав шаг обратно к столу, сразу перестал улыбаться Мезин, уставившись опять на карандаш в стаканчике.

– Ну, вот и назовите их фамилии. Это же не является тайной следствия? – Влад щёлкнул ручкой, будто приготовившись записать.

– Да, но только зачем вам это?.. – Нехотя усаживаясь снова в кресло, недовольно поморщился Мезин. – Войдите и в моё положение тоже: меня только месяц, как назначили. И начинать с того, что рубить головы? А работать с кем?

– Но вы тоже в моё положение войдите, – сказал Влад, присаживаясь. – Что я -то скажу своему руководству в Москве?

– Ладно, – Мезин будто нехотя согласился. – Давайте так договоримся. Если уж вам так нужно, я сейчас дам распоряжение, и вы поговорите со следователем. Добро?

Влад кивнул, тоже, будто нехотя соглашаясь, хотя внутренне радовался –разрешение на разговор со следователями это по крайней мере уже что –то.

Прокурор снял трубку, и отдал кому –то приказ. Затем, положив трубку, сказал:

– Кабинет триста первый. Следователь Рескин. Зайдите к нему после обеда, сейчас он занят. Договорились?

– Спасибо и на этом, – начал подниматься Влад.

Покинув кабинет прокурора, он не стал ждать лифта, а отправился вниз по лестнице. Близоруко щурясь на окна городских построек через огромные фрамуги областной прокуратуры, он вдруг подумал, почему Власта выбрала себе в любовники именно милиционера. Наверно потому что милиционер не будет уговаривать, сам себе стал отвечать он, а только прикажет: "лечь!" и попробуй, откажись. Кроме того, у милиционеров есть всё, что так нравится женщинам: стальные бицепсы, крепкие нервы, жезл до колена… Плюс наручники. С такой экипировкой кого угодно завалить можно, не то, что женщину. Обычным гражданам тут бесполезно конкурировать. Он бросил взгляд на стоянку, заставленную дорогими иномарками. "Интересно только, откуда у скромных служителей Фемиды столько денег?", спросил он себя. Вопрос остался без ответа.

Следователь Рескин, услышав от Влада кто он, так испугался, что пролил на свои бумаги кофе от неожиданности. Может поэтому разговор у них получился не самый тёплый. Но, в конце концов, Рескин, вытащив из стола лист бумаги и, набросав квадратов и скелетонов, стал объяснять: вот Детский дом, вот суд, вот здание опеки, вот итальянка русского происхождения по фамилии Бугатти. По закону от выбора ребёнка до момента усыновления должно пройти несколько месяцев. Бугатти давала взятки кому надо и документы на усыновление оформлялись день в день.

– И за это итальянцы платили за это по десять тысяч долларов? –Удивился Влад.

– А то и двадцать, – подмигнул Рескин. –Вопросы ещё есть?

– Да. Как работала схема денежных откатов? Вы это уже выяснили?

– Это является тайной следствия, – отрезал Рескин.

Из здания прокуратуры Влад вышел в совершенной задумчивости. «Что получается?», думал он. «Мезин ссылается на тайну следствия и молчит. Следователи, от которых ничего не добьёшься, кивают на Мезина и тоже молчат. Минутку, а как же право на информацию, записанное в Законе о СМИ? Да плевали они и на закон и на право! У них своё право –ведомственное. «Куда ни кинь, всюду клин», как говаривала моя мама.

Чтобы не откладывать дело на потом, он позвонил Носорогову, присев на скамейке в скверике у Прокуратуры. На его удивление Паша отреагировал на сообщение, что все местные усыновления прикрывали в Москве, совершенно спокойно:

– Старик, – сказал он, – ты думаешь, я не знаю, как это делается? Не волнуйся, у меня всё под контролем. Занимайся спокойно тем, зачем тебя туда послали. В Москве у меня всё схвачено. Мы и мои люди работаем. Никто не уйдёт от ответа.

Эти последние слова он сказал со смешком и добавил своё фирменное:

– У меня все ходы записаны!

Влад, кое –как отшутившись, сказал, что у него всё готово к приезду группы, и положил трубку. На сердце было тяжело. Ничего ведь не было готово. Никто не захочет повторять то, что уже сказал, еще раз на камеру. Вздохнув, он встал и пошёл в гостиницу.

Толстуха -портье на его этаже в гостинице, увидев его, вытащила из под стола бутылку с водой, и радостно водрузила её на стол:

– Без газа! Как вы просили!

Он вспомнил, как однажды утром устроил ей разнос: «Почему у вас вода только с газом»? «Потому что с газом люди больше любят!». «Но я вот, например, не люблю с газом!». «Так выпустите его!». «Что, прямо здесь?». «Да». «Приличные люди делают это в туалете!». «Фу, как это неприлично!», зажала нос девушка. «А накачивать человека газом, как шарик, это прилично?» не остался он в долгу. И так далее.

– Спасибо, – на этот раз улыбнулся он, забирая бутылку.

– Не за что, – довольная собой, ответила она, подтянув к себе отложенную на время книжку.

«Одного раза не достаточно», прочитал он название романа на обложке книги, которую она читала. «Может с ней того?», подумал Влад, глянув на пухлое, но симпатичное лицо портье. «Девушка в самом соку». Да нужна ей моя любовь, ка дятлу крылья от автомобиля, подумал он. Пусть уж лучше будет дружба. Отходя, он сказал:

– Вы очень любезны.

– А вы нет! – Испортила она ему настроение.

«Вот и делай людям комплименты!», думал он, с надутым видом направляясь в номере по коридору с красной дорожкой в середине. "Дорожка, между прочим, была, как в центральном офисе милиции -красная. Интересно, у любовника Власты, такая же дорожка на работе? Почему нет? Вполне возможно. Как его там зовут? Митя, что ли.

Когда они последний раз уединились, он звонил каждые пять минут, будто чувствовал! Точно ангел зла. Ну, или демон праведности – кто их там разберёт? Только они соберутся лечь – Бах! Хотят поцеловаться – па, па, па, пам, собака! Задумают обняться– он начинает орать в её сумке дежурным милиционером! Стоит ему наклониться к ней, чтобы прошептать ласковые слова, в её сумке обязательно звонит телефон. Будто он чувствует, что они делают! И хочет всё испортить своим звонком. Одно не понятно, зачем она кладёт телефон под руку, будто это чётки?..

– Выключи его! – Сказал он ей однажды, когда они лежали с ней в какой- то загородной гостинице, – зачем ты его рядом кладёшь?

– Тебе то что? Может, я так его дразню! –Ответила она ему со смехом.

– Дразнишь? – Удивился он. – Хочешь, чтобы он однажды выследил нас и пристрелил обоих из "Макарова"?

Тут она серьёзно задумалась, прежде чем ответить, а потом сказала с такой улыбкой, будто проницала сквозь время и расстояние:

– Не выстрелит, любит очень.

И всё -таки выключила телефон, убрав его после этого в сумочку.

– Зачем дразнить? –Всё не успокаивался он, ходя по номеру в трусах. – Дай своему полковнику отставку – и всё.

– Нет, это залипуха будет, – убеждённо сказала она, заворачиваясь в одеяло. – Любой плод должен созреть.

– Как? И плод греха, по-твоему, тоже?

– Конечно! – Хихикнула она. – Обязательно пусть тоже повисит немножко, пока не упадёт.

Этот последний номер они сняли загородом, подальше от центра. Район назывался Зеленоградом. Гостиница находилась в Седьмом, кажется, районе. Номер был двухкомнатным. В большую комнату они даже не пошли, там было много света, облюбовали маленькую, где окно можно было загородить дополнительным одеялом. Кровать в номере ужасно скрипела и, помучавшись, они перешли на раскладное кресло, а с него на диван. Полковник звонил без конца, и это так раздражало Влада, что, наконец, это вылилось у него во фразу:

– Я не понимаю, как можно любить человека и оскорблять его своим недоверием?!

Чтобы скрыть своё настроение он поднялся с дивана и пошёл в душ.

– Ты про Митю? – Крикнула она ему вдогонку, тоже поднимаясь и отправляясь за ним следом.

– Да! О чем если не секрет вы разговаривали последний раз? –Спросил он, откручивая вентиль и настраивая воду.

– Ты правда хочешь знать? – Спросила Власта. Она встала у стены, кокетливо уперев руки в бока и, заведя правую ногу, немного согнутую в колене, к левой – поза, от которой ему трудно было отвести глаза.

– Да, – выдохнул он, думая, однако совсем о другом.

– Хорошо, я скажу. Он спросил меня, когда звонил: к кому я сегодня прибилась.

– Что, вот так, как о пустой бутылке что -ли? – Отвлёкся он даже от созерцания её плоти.

– Ага, – она выстроила она пальчиками кадр, чтобы посмотреть на картину в сочленении его ног. – Слушай, может быть тебе сменить сферу деятельности, а я буду твоим режиссёром?

– Любишь порно? – Он повернулся к ней задом, выпятив его немного. – Так лучше?

– Не, – засмеялась она, бросив рассматривать его через квадратик и прикусив белыми зубками свой согнутый в суставе палец. – С такой задницей тебе лучше оставаться в журналистике.

– Вот спасибо! – Обиделся он.

– А насчёт порно я тебе так скажу: в мультфильмах оно мне больше нравится. Хентай мультики видел когда -нибудь? Они сначала дерутся, вот так:

Она сделала выпад ногой и руками попеременно, из –за чего мелькнула вначале в воздухе её ножка с точёной щиколоткой, закрыв и открыв на миг интимный треугольник внизу её живота, всколыхнув овалы её грудей и подняв и опустив копну её чёрных, как смоль, волнистых локонов.

– А потом трахаются!

Через мгновение она действительно переместилась в его объятия, заставив его ощутить в сердце приятное ёканье.

– Ты что, каратэ занималась? –Пробормотал он, прижимая её к себе. – Как это у тебя классно выходит.

– Было и это, – сказала она. – В молодости, на Алтае.

– Так ты ещё и спортсменка? – Прижал он её к себе крепче.

– Угу, – как –то чересчур интимно простонала она.

– Слушай, а зачем я тебе? – Вдруг спросил он её, отстраняясь.

– Мне хорошо с тобой. – Удивилась она вопросу. – И …ты правда мне нравишься.

– Тебе что, плохо с этим твоим, как его?…– Не договорив, он опустил глаза, делая вид, что ищет на полу упавшее мыло, хотя оно ещё лежало в мыльнице нераспечатанным.

– Митей? Ну, а как жить с человеком, у которого стиль общения исключительно казарменный: отбой, подъём, наряд по кухне, уборка помещения… Он же морпех в прошлом, что ты хочешь?

– Как морпех? Слушай, а если он узнает, что ты со мной встречаешься? Я же боевыми искусствами не владею.

Влад, оглядевшись, взял крохотное мыло из мыльницы, привинченной к стене, раскрыл его и стал намыливаться.

– В том то и дело. Ты для него слабый противник. На этом строится весь мой расчёт. Он про своих подчинённых говорит: «Я этого сегодня просто в….л за плохую работу! У себя в кабинете. И этого тоже в….л!

– Вот так грубо?

– Да. И мне кажется, он с ними это на самом деле делает. А я ему так, по боку…

Он посмотрел на неё, стараясь понять, шутит она или говорит серьёзно. Но Власта, выгнав из душа Влада движением руки, сама зашла под воду, перед этим зажав сзади в хвост рукой волосы, и затем подставила лицо под струи воды, так что он не смог понять его выражения.

Взяв из мыльницы пакетик с шампунем, он оторвал у него верх и протянул ей:

– Лучше не думать об этом, – выдавила она себе шампунь на ладонь.

– Ясно…-кивнул он.

Продолжая лениво себя намыливать, он смотрел, как текут струи по её телу, и любовался ей. А она, прикрыв глаза, делала вид, что не замечает этого. Закончив принимать душ, Власта смахнув ладонями воду, взяла с держателя полотенце и начала вытираться. Он отошёл к стене и встал там, где стояла прежде она, облокотившись спиной на то же самое место.

– Почему же ты его не выставишь, если не любишь? – Спросил он её.

– Я пыталась. Причём не раз. – Глядя куда -то в сторону, задумчиво произнесла она. – Один раз выкинула все его вещи из окна.

– Ушёл?

– Не –а, собрал манатки и, как ни в чём не бывало, припёрся обратно. Люблю, говорит, жить без тебя не могу!

– И чем скандал закончился? – Спросил он нарочито равнодушно, решив про себя, что это их свидание с Властой последнее. Не хватало ещё рисковать жизнью ради мимолётной интрижки! У него тоже, знаешь ли, семья, ребёнок. Но когда она повернувшись к нему спиной, стала вытирать ноги, изящно выгнув при этом спину, а затем, выпрямившись, стала подбрасывать рукой с гладкой, оливкового оттенка кожей намокшие на концах глянцевые волосы, а потом ещё сделала пару шагов к вешалке, чтобы бросить на крючки полотенце, плавно водя при этом бёдрами и переступая аккуратными, будто точёными пяточками, он, залюбовавшись двумя её премиленькими ямочками над аппетитным тазом, подумал с чисто мужским легкомыслием: "ну, может только ещё один разок, последний– и всё!".

– А потом? – На автомате спросил он, не в силах отвести глаз от её ягодиц.

– Да ничего!

Повесив полотенце, она повернулась к нему, качнув опять грудью с тёмными, как ирис, сосками и смутив его этим окончательно. Увидев его реакцию, Власта повеселела, однако сразу намотала вокруг себя полотенце, не заметив или только сделав вид, что оно слишком короткое и из -под него выглядывает кусочек её интимной зоны, способный возбудить не то, что такого мужчину, как он – любого!

– Впустила его, ладно, думаю, пусть ещё поживёт немного, чёрт с ним! – Продолжала она, выходя из ванной и присаживаясь на кровать.

– Иди, говорю, жри свои котлеты, раз пришёл! Через три минуты слышу, орёт с кухни: котлеты не дожарены! Ах, ты, думаю, зараза! Прихожу, спрашиваю: чего тебе? Он: ты перепутала меня с кем -то, я не люблю мясо с кровью! Я беру его тарелку и так аккуратненько в мусор их вытряхиваю. Он глаза вытаращил, не ожидал такого хамства. А ему говорю: ничего я не перепутала, папа мне говорил, что легавых надо кормить сырым мясом! Не нравится, готовь сам!

– И что?

– Ничего, сидит, моргает.

– Я бы наверно обиделся.

– А ему хоть бы что! Полез в холодильник, достал консервную банку, открыл, съел. Луспекаевский ужин, говорит: «опять икра», только из кабачков!

Тогда он подумал, что вообще –то некорректно рассказывать любовнику про супруга. Но ничего не сказал ей, чтобы не испортить встречу. И зря, как видно. Потому что с тех пор полковник стал незримо присутствовать третьим на их свиданиях.

– Мне кажется, ты его любишь, скажи честно? – Допытывался он у неё, когда они лежали обнявшись, отдыхая после любовных игр.

Она промолчала в ответ, не желая отвечать или считая вопрос неуместным. На самом деле, сам того не подозревая, он дико ревновал её в эти моменты, и не в силах ничего изменить, так пытался воздействовать на неё с целью ускорить их с полковником расставание.

Не услышав ответа, Влад приподнялся и наклонился к ней, чтобы поцеловать. Она чуть отстранилась, давая понять, что не любит, когда её подгоняют.

– Нет, просто он меня любит, а я его нет. – Подумав немного, сказала она.

– Значит, если мы будем вместе, меня ждёт непрожаренное мясо? – Взяв нежно её за кисти, он стал медленно наваливаться на неё, опрокидывая её навзничь и прижимаясь к ней всем телом. – Но я не сказал тебе, что люблю живое мясо! – Зарычал он, прижимаясь, словно вампир, зубами к её шее.

– Нет! – Взвизгнула она, пытаясь вырваться. Но он крепко держал её.

– Дай мне своей крови! – Рычал он, посасывая её шею.

– Прекрати! – Давилась она от смеха, суча ногами. – Я сейчас умру!

– Это почему? – Удивился он, отстраняясь.

– Вот такие мурашки! – Вырвав, наконец, руку показала она ему приличную щель между большим и указательным пальцами. – И знаешь, в голове ещё что –то щёлкает при этом, будто в мозгах гусеница ползает. Никогда так больше не делай.

– Хорошо, – пожал он плечами, отваливаясь от неё и ложась на спину.

Они полежали ещё немного. Где то за окном проплывали машины, и шуршание их шин был похож на звук гигантского опахала. От обоев, светлых в крапинку, как мрамор, шёл холод, хотя на улице было жарко. Номер был к ним враждебно настроен, он почему –то это чувствовал. Он подумал, что если убрать эти стены, этот потолок, то между ними, им и Властой будет пустота -чёрная, как космос. Наверное, у каждого из них, и у него, и у Власты, думал он дальше, есть свой ангел. Вот бы они договорились между собой и перебросили там, в той чёрной пустоте мост между ними. И тогда всё бы здесь Земле, стало бы проще. Ну, может быть, совсем просто не надо, но всё -таки между ними было бы больше ясности и меньше вопросов и сомнений. Он стал представлять себе ангелов, чтобы помочь им начать это дело, но ничего не выходило и, чувствуя, что начинает раздражаться, спросил её, хотя не хотел этого:

– Значит его ты не любишь, а меня- любишь?

– Тебя –да. – Повернув у нему голову, она посмотрела на него так, будто облила в этот момент его мороженное сердце словами -карамелью:

– И ещё я хочу от тебя ребёнка.

Приподнявшись на локте, он посмотрел на неё. Эти слова, сказанные, как он думал, на волне романтики, не произвели на него никакого впечатления. Мало ли кто чего хочет!

Будто в подтверждении этого, сказав, она отвернулась. А когда посмотрела на него снова, в её глазах стояли слёзы. Ну, этого только не хватало, подумал он. Терпеть не могу женской экзальтированности!

Он вообще-то не очень понимал, что с ней вдруг случилось. Ну, хочешь ребёнка и что? Неужели признание, что хочешь ребёнка такое постыдное дело? Куда девалось прежнее веселье? Он лично ничего плохого в этом не видел. Наверно так устроены женщины, что приходит время, и они хотят детей. Он и сам иногда думал, что неплохо бы завести второго. А то с одним скучно. Наверно, со всеми это бывает, а потом проходит. Что здесь ужасного? Он начал подыскивать внутри себя слова, чтобы как –то утешить её, и как раз в этот момент она попыталась встать, чтобы пойти в ванную, но он придержал её, взяв за руку:

– Ты правда хочешь от меня ребёнка?

– Да.

– Именно от меня?

– Да, – посмотрела она ему в глаза, из которых собравшаяся влага потекла вниз по щекам.

– Прямо сейчас? – Удивился он, оглядываясь.

– Не понимаю, какая разница? – Спросила она, засмеявшись сквозь слёзы.

– Ладно, – неожиданно согласился он. – Давай начнём. Как это там принято делать?

– Издеваешься? – Спросила она.

– Нет. Чечтно всё забыл.

Он стал валять дурака, делая вид, что находится в нерешительности:

– А что делать, с чего начать?

– Ты что, правда, забыл, как это надо делать? – Включилась она в игру.

Изумление на её лице было вполне натуральным.

– Раньше помнил, да, теперь нет. Я же раньше просто для удовольствия это делал, а для детей, это же серьёзно, это я уже не помню как.

Звонкий шлепок по ноге, выписанный ему, привёл его в чувство.

– Да, ладно, – почесав ногу, сказал он. – Я всё сейчас вспомню, не надо драться. Начать, кажется, с поцелуев, правильно?

Она улыбнулась, потянувшись к нему. Сделав серьёзное лицо, он, обхватив ладонями её лицо, стал прилежно покрывать поцелуями её щёки, лоб, нос и губы.

– Вот так? Так? – Спрашивал он после каждого.

– Тебе виднее…– улыбалась она, подставляя ему очередное место для прикосновения его губ.

– Всё, ты беременна, – заявил он и, пока она хлопала глазами, стал ей объяснять: – А что? Любая девочка у нас в стране знает, что раз её поцеловали, значит, у неё будет ребёнок. Чик- и бэби. В кино ходила?

– Нет, – разочарованно покачала она головой.

– Как нет? Ты уверена? Вдруг, мы его уже сделали?

– Нет!

– Как, нет? Погоди. Поцелуи пробовали, обычным способом пробовали. Не знаю, значит, надо попробовать как – то иначе?

– Не понимаю, как иначе?

– Может, моему кораблю надо зайти в какой -нибудь другой порт, чтобы всё получилось?

– Какой порт? – Не поняла она.

– Заповедный, – нашёлся он.

– Я тебе дам порт! –Дошло до неё. Схватив подушку, она стала лупить его ей по лицу, голове и куда попало.

– Одну минутку, -начал закрываться он. – Madame, vous m'avez confondu avec quelqu'un. Вы меня с кем –то перепутали, говорю! I don t know, what s wrong with you, lady!

– Ты что, на всех языках говоришь? – Остановилась она, подбросив прядь своих волос, для чего ей пришлось выпустить изо рта под напором наверх струю воздуха.

– На трёх, если быть точным.

– И за это сейчас получишь, – пообещала она, замахиваясь снова подушкой.

– Moment, ich verstehe nicht, was ist der Grund für Ihre Unzufriedenheit? Не понимаю, в чём причина вашего недовольства? – Схватив её за руки, умоляющим тоном произнёс он.

– Щас поймёшь, извращенец немецкий! – Начала она вырываться, бешено орудуя ногами, а вернее своими изящными пятками, которые на деле оказались прямо –таки стальными, и он, уворачиваясь от них, принялся почти танцевать, да так смешно, что почти получился твист.

– Мне больно! – Выгнувшись после одного её действительно сильного удара по ягодице, вполне искренне сообщил он.

– Разве? – Удивилась она. – Я ведь даже другой порт у тебя ещё не нашла.

– Что? Мадам, у меня все порты закрыты из –за крайне узкого входа в чёрное море!

– Ничего, я сейчас тебе его расширю! – Пообещала она, снова бешено начав орудовать подушкой.

За окном стемнело. Устав они лежали на кровати, обнявшись, забыв про моросящий дождь на улице и не обращая почти внимания на телевизор, который показывал картинки, меняя их с той быстротой, с какой глаз успевал их заметить. Села на экран муха, попытавшись отужинать сливами. Баловался раздатчик кинескопа, серебря то бок кровати, то их лица, а то на самых тёмных кадрах выцветший линолеум и фрагмент спинки их казённого ложа.

– Когда он назад твой этот?..– Спросил Влад, глядя на экран. Он не договорил, показывая, насколько противно ему само это имя.

– Митя? Должен позвонить перед отъездом, – равнодушно ответила она, устраивая поудобней голову на его плече.

– Откуда?

– Из Палермо.

– Что у вас за отношения? – Хмыкнул он.

– Опять начинаешь? – Спросила она. Теперь ей уже не нравилось, когда он заводил разговор про Митю.

– Ну, извини…

Пару раз она собиралась уходить. Он шёл за ней в душ, брал в руки мыло и гладил её им, наблюдая за тем, как вода ласкает её тело, завихряясь струйками на предплечьях, утекая по ложбинке между грудей на живот и лобок, а оттуда под ноги. Не в силах сдержаться он принимался целовать её, и всё заканчивалось тем, что они возвращались на скрипучую кровать, а оттуда перебегали на диван или кресло. Ещё был фильм про войну, где много стреляли, под который они и уснули, а когда Влад проснулся, то выяснилось, что утро давно расстреляло ночь. Тихонько встав, он оделся и вышел на улицу, чтобы найти еды, а когда вернулся, телевизор уже не работал, а Власта, одевшись, стояла в коридоре.

– Хотела уйти, -сказала она, – где ты был так долго?

– Представь, круглосуточный в двух минутах отсюда. – Начал он ей рассказывать. –Прихожу кассира нет. Стал кричать: эй, есть кто –нибудь живой? Выходит из подсобки заспанная вся: делать вам что ль нечего, говорит, шляетесь по ночам в магазин. Нормально? Открывает кассу – сдачи нет. Спрашивает меня, может, вы одним яблоком обойдётесь? Каково, а? Я говорю: вы, может, обойдётесь, а я нет. Короче, пока размен искала, минут десять прошло. Назад бежал не останавливаясь.

Отдышавшись, Влад разместил пакеты на столе и начал выкладывать из них еду.

– Не могу представить, что всё закончится, когда мы разъедемся… – сказала она. – Мне придётся ехать к себе. А тебе к этой своей… – Она хотела добавить: " мегере…", но тоже не стала договаривать, поскольку ему это могло не понравиться.

– А я, может, и не хочу уходить, – выдохнул он и в благодарность за то, что она не договорила, поцеловал её.

– Лора там одна наверно? –Спросил он, чтобы сменить тему.

Он спросил так, словно Лора была и его дочерью. И это, он почувствовал, ей понравилось. Выходило, что Лора посвящена в их отношения, хотя на самом деле они не были даже с ней знакомы.

– Лора большая, ей пятнадцать. У неё грудь четвёртого размера! – Власта отвела плечи.

Сбросив туфли, она опять прошла в комнату и устроилась на кресле, которое уже было собрано:

– Репетирует сейчас принцессу в школьном спектакле, представляешь? Знаешь, по Маршаку, "12 месяцев". Ещё немного и у неё самой свита из кавалеров будет. А я с кем останусь?

Взяв из пакета яблоко, он сходил, вымыл его и, вернувшись, протянул ей большое зелёное чудо.

– Спасибо. – Она откусила и, немного пожевав, спросила:

– Что, только яблоки и всё?

– Нет, почему.

Он нагрузил целую тарелку фруктов, где были виноград и персики, и пошёл их мыть. Пока он ходил, она устроилась в кресле, скрестив по-узбекски ноги и, когда он вернулся, устроила тарелку в гнезде в сплетении ног.

Прикинув, найдётся ли ему место рядом с ней и, поняв, что вряд ли, он пристроился на подлокотнике кресла.

Включили снова телевизор. Там теперь шёл фильм про Крайний Север, в котором люди ходили по болотистой равнине в сапогах, облепленных грязью. В тундре, где видимо это снимали, было неуютно и сыро. Белел туман или дым от костра. Мелькали лопаты. Что -то хлюпало под ногами… Люди преодолевали испытание и он какой -то частичкой своей души чувствовал, что испытание это, хотя и было трудовым подвигом, как его называли за кадром, было не из приятных, будто тебя прижимал некто щекой к гнилой, измазанной грязью доске пола, и он подумал, что он ни за какие награды не хотел бы там быть. Ему было хорошо здесь, в этом номере, с этой интересной женщиной, с которой он наверно больше никогда не увидится, а подвиги ещё подождут.

Чтобы до конца сыграть роль джентльмена, он, наклонив голову, поцеловал водоворот её тёплых, источающих дивный аромат прядей её волос. Она покосилась на него и спросила:

– Можно спросить, кто твои родители? Ты мне никогда не рассказывал.

– Родители? А что говорить? Мама инженер, отец бывший военный. Мать его бросила, когда я был маленький. В Сибири, откуда он приехал на пару дней в командировку в Москву у него были жена и дети. Мать, естественно, об этом не знала. Сразу в него влюбилась. Да и не мудрено: офицер -лётчик, красавец, блондин. Потом он сделал матери предложение. Чем он думал, не понимаю. Они пошли в ЗАГС. (как выяснилось потом, накануне отец вырвал страницу с печатью о первом браке из своего паспорта).

После свадьбы он повёз её в Кедровку, есть такой городок под Иркутском. Мать там меня родила. А когда мне было года три, узнала, что отец не развёлся с первой женой и бывает у неё. Мать подала на развод. Кончилось тем, что отца выгнали из армии. Его первая жена, узнав, что её муж в Москве женился, будучи женатым, написала жалобу командованию и попросила принять меры. Как многожёнца, отца судили показательным товарищеским судом, разжаловали и уволили из Вооружённых сил. Мать, получив развод, забрала меня и уехала в Москву. Вот и вся история.

– Грустно, -вздохнула Власта.

– Да. Потом я пару раз потом видел его. Первый раз, когда ещё был школьником. Тогда я его просто не впустил в дом. Мать и отчим оба были на работе. Открываю, стоит мужик, говорит: я твой отец. Да пошёл он, думаю! Мало ли кто так называется. И дверь закрыл.

Второй раз он приехал повидать меня, когда мне было уже около тридцати, и я уже работал журналистом. Помню, меня неприятно удивил его провинциальный вид, лысина, дешёвая одежда, чуть ли не треники с рубашкой. В этот раз я его впустил и даже разрешил остаться у меня на пару дней. Мне очень хотел в нём что –то увидеть, что -то такое, что помирит меня с ним, оправдает что –ли в моих глазах, но ничего я не увидел. Он был пустой, мой отец. Оказалось, что работает он в конторе, где чинят бытовые приборы, электрические чайники и всё такое. Пока мы были вместе, он почти всё рассказал о своей жизни. Выяснилось, что его последняя жена (с первой своей еврейкой он развёлся) находится в сумасшедшем доме. Его самого должны были вот –вот вытурить из той квартиры, где он с ней жил, поскольку больную жену взялась опекать тёща, с которой он не ладил и которая, едва дочь увезли в больницу, указала её бывшему сожителю на дверь.

Во время общения с ним до меня стало доходить, что он приехал ко мне жаловаться, искать помощи. Он всё подговаривал меня позвонить Черномырдину, тогдашнему премьер –министру, с которым у него было шапочное знакомство на каком –то турслёте. Ему казалось, что если я журналист, мне всё это очень легко будет сделать. Но я, конечно, никуда звонить не стал.

И вдруг мне стало его жалко. Я понял, что его жизненным итогом стало крушение, хотя он сам, может, ещё до конца этого не осознал. У меня возникло желание ему помочь. Но, прикинув, сколько у меня денег, (я тогда ещё только недавно начал работать), понял, что купить ему квартиру мне не удастся. А просто сунуть ему какие –то деньги у меня не хватило смелости. Тогда я решил, что надо подкопить вначале, а потом уж приехать к нему и сделать такой царский подарок –купить квартиру. Пусть живёт и знает, что у него такой сын! Он, по-моему, понял, что я задумал, по выражению моего лица может, и расслабился. Стал вдруг нести какую -то чушь про транспорт будущего, про летающие тарелки. Мы как раз в этот момент с ним ехали на автобусе к станции, и автобус еле полз, застревая в пробках.

– Так ты купил ему квартиру?

– Не успел. Он ввязался в какую –то секту, «Анастасия», кажется, она называлась. Уехал из города, поселился чуть ли не в тайге. Сажал кедры. Мечтал наверно, что разбогатеет, продавая орехи. Мы долго не общались. И вдруг мне приходит письмо, длинное, явно не отца, где такими жирными чёрным буквами было написано, что отец завещал мне…сто кедров и какую –то ещё избушку. Видимо, письмо было составлено кем -то из адептов «Анастасии». В письме было сказано, что я могу принять это в том случае, если разделю с ними философские принципы их секты. Помню, глаз выхватил такие слова из письма: «…ради любви и мира на Земле», прежде чем я его порвал. Мне кажется, он был неисправимым романтиком, мой отец.

– Странно…– задумчиво произнесла Власта.

– Что странного?

– Ты мне тоже кажешься романтиком и фантазёром. Между прочим, мама мне однажды предсказала, что я найду себе именно такого – неисправимого фантазёра и романтика, вроде твоего отца и потом буду страдать.

– Неужели?

– Да.

– Не думаю, что я так уж неисправим. Хотя иногда пофантазировать люблю. А твои родители кто?

– Отец железнодорожник, мама заведующая аптекой. Мама – полька, я не говорила?

– Говорила.

– Так вот, мама родом из Щецина, есть такой польский город.

– А, вот откуда это имя Власта, -улыбнулся он.

– Да.

– А отец?

– Отец – армянин из Ленинакана. Хотел назвать меня Нелли, какая –то у него пассия была с этим именем. Но мать была категорически против. Как –то она мне рассказала, что отец меня потихонечку первые годы называл Нелли, правда так, чтобы никто не слышал.

Познакомились мама с папой в Абакане. Отец там служил. А мама приехала в гости к тётке. Там большая польская община. Отец был с друзьями в увольнении, мама шла с дня рождения русской подруги, остановилась и спросила у отца время по -польски, в шутку: «повидж, ктора годзина?», так и познакомились.

Не знаю даже, как сошлись потом. Рим и варвары! Жили, как на Везувии. Ссорились постоянно, но до развода ни разу не доходило, очень любили друг друга. Когда отец закончил институт, его по распределению послали в Надым. Я там выросла. Главное ощущение детства -зверский холод. Главное мы ещё жили на улице Зверева!

Если бы не отец с его потрясающим чувством юмора, не знаю – выжили бы или нет. Он постоянно шутил. Его всё время приглашали на свадьбы, дни рождения, посиделки разные. Домой он с них приходил ночью и ложась каждый раз шептал матери: "Гасечка, ну, прости, дорогая, это в последний раз". А потом его снова приглашали, и он шёл, так как лучшего тамады было не найти.

Когда отца не было дома, мама рассказывала нам с братом о Татре, Лодзе, Щецине, пляжах на Балтийском море и я, помню, мечтала, чтобы туда поехать. Я постоянно спрашивала родителей: когда мы уедем отсюда? А они удивлялись: зачем? Нам и тут хорошо, вообще мы привыкли жить на севере! Оказывается, я была единственной из семьи, кому не нравился Надым! Брат говорил: могу уехать, а могу здесь остаться. Ему всё равно было. А я прямо ненавидела этот север. Чистая каторга! У меня ещё такой класс был в школе -ужас! Один азербайджанец Мамлюков чего стоил. У него папа был директором химзавода. Ходил в импортной дублёнке, вечно жвачка за щекой, денег куча. А я как бедная родственница в отечественной шубке из кролика! И это при том, что мама из Польши… Когда я выросла, родители заставили меня поступить в Барнаульский иняз. Гордятся теперь, наверно, что их дочь англичанка, и не знают, чем за это в столице приходится расплачиваться!

– А чем? –Удивился он.

– Как чем? Смотри, у всех прогрессивка, у меня нет. Сижу весь день в офисе, перевожу на английский бумажки. Скукота! От нечего делать иногда даже курьерскую работу делаю. На своей машине! Или пешком…И это считается престижной работой!

– Да уж…– пробормотал Влад.

– Хуже всего, что я плохо знаю язык.

– Как?

– А вот так, училась в институте плохо, думала, не буду работать по специальности. Лезу теперь за каждым словом в словарь. Столько лет этот английский учу, а он для меня так чужим и остался, хоть тресни! А тебя кто учил языкам?

– Бабушка – учительница, прабабка вообще графского рода, дворянка была.

– А, ясно, -кивнула она.

– Всё изменится, увидишь, -задумчиво произнёс он, глядя на экран, где на месте тундры стояли уже высотки и по улицам ехали автобусы.

– Как это – изменится? –Не поняла она.

– Ну, если чего -то очень хочешь, всё обязательно происходит. Это ведь закон жизни.

– Twoimi by usta tak miod pic! –Сказала она.

– Переведи.

– Твоими бы устами мёд пить! – Рассмеялась Власта.

– А по –армянски умеешь?

– Да, но только немножко.

– Скажи что –нибудь.

– Ари папимот, тцават таним!

– Это что значит?

– Иди к папочке, дорогая!

– Аха –ха! Трудно быть дочкой армянина и польки?

– А то! Мне иногда кажется, что во мне каждый день две деревни ссорятся– армянская и польская. И каждый день у них начинается с перетягивания каната. Тот, кто выиграет, тот диктует настроение. Армяне перетянут, я весь день жёсткая, неразговорчивая, злая и хочу на обед остренького. Поляки выигрывают – я мягкая, добрая, пушистая и ем на обед овощной супчик.

– А когда ты со мной познакомилась, какая была?

– Наверно, польская. Да, точно. Я с утра на дочь шикала.

– Ха-ха! Как же тебя муж –немец терпел?

– Ты про Хёгерта? Ничего, свыкся. Он терпеливым парнем был, из обкомовских…

– Почему был?

– Я же говорила, он умер в 90- х.

– Ах, да… Забыл, прости. Как же вы познакомились?

– В спортзале. Герман был сэн-сэем по каратэ. Занимался с ребятами, а мы с подругой как –то на его тренировку из любопытства заглянули. Увидел меня, говорит: предлагаю руку и сердце. И любовь на всю жизнь – соглашаешься? Я стою и улыбаюсь. Думаю –шутит, наверно. Я ведь замужем была. Ну, почти. Мой гражданский муж комсоргом завода был. Нилин его фамилия. Видный такой -костюмы носил, галстуки. Всегда причёсанный. А этот – шпиндель, маленький, белобрысый, в кожане, вихры на голове, чем -то он мне Фигуру напоминал, знаешь, из фильма про Тимура и его команду. Короче, мне его внешность неказистой показалась, подумала, зачем он мне нужен! С таким проблем не оберёшься. Потому что я ещё комсомолкой ярой была, на всех собраниях сидела, во всём участвовала, всех всегда агитировала, за всё голосовала. Да что я говорю про себя «была»? Я такой наверно и осталась. Мне все эти игры в миллионеров, если честно, не по душе.

Влад недоверчиво покосился на неё.

– Нет, серьёзно, – заметив его недоверие, сказала она. – Я вот верю во все эти идеалы, что люди всё должны делать вместе, что коммунизм должен быть построен, правда. Ну, может, не сейчас, может, через пару столетий… -Увидев, как полезли вверх его брови, торопливо добавила она. – Ну, вот такая я идеалистка, что поделаешь, казните меня теперь за это!

– Ладно, не отвлекайся, – погладил он её, как доктор гладит пациента. Чего было дальше?

– И вот как –то после занятий в институте выхожу, а он возле своей девятки вишнёвой стоит – тогда это была о-о, какая машина, с цветами, огромный такой букет роз. Где -то через месяц сделал мне предложение. Папа, конечно, как узнал, за кого я хочу, испугался, кричит, ты что?! Бросишь Нилина, он тебе как пить дать анкету испортит! Но мы с Германом поженились всё равно. Свадьбу такую сыграли – многие до сих пор помнят. А дальше понеслось: нефть, камешки, икра, рыба, деньги мешками, а потом…

– Его убили, – кивнул Влад.

– Да. – Она положила недоеденное яблоко обратно на тарелку. – Это произошло под Рязанью, где мы тогда жили. Лоре я сказала, что отец пропал без вести. Она тогда ещё в Лондоне училась. Думаю, пусть не знает лучше, чем всю эту грязь для неё поднимать…

– Так, может, он в самом деле ещё жив?

– Нет, я точно знаю – умер, сама хоронила.

– И что дальше?

– Дальше? Дальше меня стали преследовать должники Хёгерта. Каждый день звонки. Сначала звонили с просьбой подождать с выплатой, дать отсрочку, а потом с угрозами, представляешь? Стали требовать, чтобы я подписала какие -то бумаги, передала акции, вышла из состава правления. Я не слишком в этом разбираюсь… Но когда мне однажды намекнули, что меня скоро убьют, это я поняла сразу!

– И ты что?

– Собрала вещи и уехала в Москву. Приехала, помню, связей нет, работы нет, у Лорки в Англии проблемы начались. За образование платить надо, за жильё надо…

– Прости, сколько же они тебе были должны? –Спросил он.

– Кто? – Не поняла она.

–Должники твоего мужа.

– Не помню, на тот момент что -то около пяти миллионов или больше.

– Рублей?

– Нет, долларов! Мы же нефтью занимались, камнями…

Он кашлянул:

– Не милостыня.

– Да уж, – подтвердила она. – И вот представляешь, с таким безумным капиталом я ездила по Москве на старом громыхающем «Мерседесе»! Однажды чувствую запах в салоне, смотрю – дым из-под капота валит! «Всё, думаю, поход окончен, приехали».

Вдруг останавливается рядом машина, выходит из неё мужик в форме, погоны со звёздами, спрашивает: помочь вам, девушка? Ну, катните, говорю, хуже не будет. Привязал верёвочку, довёз, оставил телефон. Познакомились. Съехались. С тех пор не могу отвязаться.

– Но ты же сама ему наверно позвонила, чего жалуешься?

– Погоди, а что было делать? Женщине одной в чужом городе как выжить? Всегда нужен кто –то с кем посоветоваться можно, кому –то что –то рассказать, чтобы тебе посочувствовали, помогли, если надо. А он для этого, между прочим, просто идеальный человек! Устроил меня в нефтяную фирму переводчиком. Подсказал, где снять квартиру дешевле. Не человек –бюро добрых услуг. Как будто только и ждёт, чтобы его спросили – всегда ответ наготове. Ну, вот, я рассказала. Теперь твоя очередь рассказывать. Чем ты занимаешься?

– Я? – Он комично закинул голову, как поэт на встрече с поклонницами. – Верстаю эпохи!

– Чего ты верстаешь? – Она стукнула его откушенным яблоком по лбу. «Но, но», потёр он лоб. – Ты опять драться?

– А ты не задавайся! – Засмеялась она. – Объясняй, давай, что за эпохи!

– Хорошо, представь. Наше поколение родилось в паузе между временем и безвременьем, так? "Временем" я называю период, когда у народа в жизни присутствует определённая цель – коммунизм, там, или, социализм, война с Гитлером, борьба с голодом, победа над общим врагом. Затем возникает новая цель – "догнать и перегнать". Тут все прямо кричат: "вперё-ё-ё-д!". Торопят время, чтобы при жизни ещё воспользоваться результатами своего труда. Потом все устают от этой беготни, и начинают падать от усталости. И когда все, наконец, видят, что старт вроде был, а финиша, как не всматривайся не видно, все начинают потихоньку останавливаться, чтобы подумать о себе. И тут на смену гонки приходит отставание. Время, когда люди начинают думать о душе. Вот в этот непростой период на свет и появляемся мы – скромные верстальщики эпох. Должен же кто -то и на этом грубом шве времени жить и помогать духовно обновляться людям!

– Вот ты завернул! – Рассмеялась от души Власта. – Да-а… Интересно быть журналистом?

– Да, но если честно хочется большего.

– Например?

– Стать писателем, удивить весь мир своей книгой.

– Что же тебе мешает?

– Мне нужен помощник, вроде тебя

– В смысле –соавтор?

– Нет, меценат. Не морщись. Просто чтобы написать книгу требуется время. Сама посуди, ты сидишь, пишешь целый день. А кто будет за квартиру платить, еду готовить?

– Да уж, такого помощника в самом деле трудно найти. – Покачала она головой.

– Нет, ну, почему, если у твоего помощника есть пять миллионов долларов.

«А-ха-ха!», рассмеялась она. «Да ты парень не промах, как я посмотрю»!

– Нет, а что? Я же не безвозмездно. Надо будет конечно, потерпеть какое –то время, согласен. Но зато потом ты- жена знаменитого писателя. Как Мерседес Барча у Маркеса. Чем плохо? Все тебя уважают, берут у тебя интервью. Спрашивают: как вы уживаетесь с таким великим человеком? Чем вы его кормили, что он написал такую интересную книгу? И ты говоришь: знаете, поначалу исключительно обещаниями, что я разведусь с ним, чтобы эта скотина быстрее стучала по клавишам. Но потом, когда дело стало близиться к концу, я начала уже кормить его баснями про то, как он мне надоел со своим писательством. Вообще, мне кажется, это не он ел, а его я ела, благо, с утра этот тип абсолютно варёный.

– Ты уже пробовал написать что -нибудь? –Хорошенько посмеявшись, спросила она.

– Разумеется. Это ведь моя работа.

– Нет, я про книгу.

– Да, но это пока в заметках всё, нет времени сесть и объединить.

– Здорово. А я вот даже не понимаю, как это сесть и писать. О чём?

– Просто надо уметь включать воображение.

– Хорошенькое дело! А если включать нечего? – Спросила она.

– То есть, как это – нечего? Не хочешь же ты сказать, что у тебя нет воображения? – Удивился он.

– Причём совершенно! Ну, то есть, иногда я что -то воображаю, особенно, когда эти дни наступают, понимаешь, про которые говорят, что они "настали" или там «пришла красная конница» или вообще «красные наступают!», тогда я обязательно начинаю воображать себе что -нибудь.

– И что, если не секрет?

– Ну, когда болит живот, всякие мысли в голову лезут. Я, например, иногда представляю себя в плену у пиратов, знаешь, жестоких таких, которые хотят, чтобы их женщина по-всякому удовлетворяла.

– Ух, ты…

– Ага. Но там обязательно присутствует капитан, который меня спасает и, поубивав всех своих изголодавшихся по женщинам матросов, остаётся со мной один на один.

– Ничего себе! Она ещё говорит, что у неё нет воображения! – Хлопнул себя по колену Влад.

– Да, да…– засмеялась она. – Я всё это естественно из кино взяла. Так что это не моё воображение, чужим пользуюсь!

– Ладно уж, так и быть, поделюсь с тобой воображением как -нибудь, – сказал он.

– Разве это возможно?

– Конечно.

– А как?

– Напишу что –нибудь специально для тебя. Ты будешь моей Музой.

– Ой, напиши, пожалуйста. А я буду читать и гордиться тем, что я вся из себя такая Муза!

– Ладно, договорились, – пообещал он.

Глава шестая

Влад лежал на кровати в номере гостиницы. Перед ним был открытый ноутбук, на мониторе которого чернел короткий абзац текста, который начинался словами: «Шёл солдат по дороге, ать –два, ать –два и вдруг видит он…».

Дальше текст обрывался, а с этим обрывалась и мысль. Что он хотел сказать? Чёрт его знает…На часах было два ночи. Ему не спалось. Почему захотелось горячего и сладкого, такого, какой подвали ещё в дестком саду, но что именно он не помнил.

Влад смотрел в потолок, где сполохами оражалась жизнь города за окном и в его серых разводах ему мерещилась целая чехарда неясных образов. Он то видел огромных гусениц, ворохами падающих с огромного конвейера, то какие -то дома, а то неких странных животных. Были ещё оркестры, наяривающие сумасшедшую музыку, где ударными были звуки улицы, а темой дыхание и шумы огромной гостиницы. «Абзенна, Абзенна, царица Фантазии», звал он кого-то, шепча одним губами. Помоги! Где ты? Я не могу выразить свои мысли и чувства. Всё утекает, всё ускользает и рассеивается, Абзенна! Почему я думаю об этом солдате из сказки? Причём здесь он»? И тут его осенило! Ну, конечно, все мы идём откуда –то и попадаем к ведьме и принцессе одновременно, в её лоно и перед каждым потом стоит выбор, что взять: деньги или огниво, которым лишь чиркни и возникнут искры, благодаря которым тебя видно с Земли из любого уголка Вселенной!

Власта дождалась своей очереди и прошла в кабинет. Врач – гинеколог, женщина с миловидным лицом, коротко улыбнулась ей и показала на гинекологическое кресло:

– Устраивайтесь.

Разоблачившись, Власта легла на кресло.

– Ну, что ж, – осмотрев её и выбрасывая по очереди перчатки, сказала доктор: – Можно сказать пока всё отлично. Одевайтесь. Главное теперь правильно питаться. Больше овощей и фруктов. Шоколад, мёд, цитрусовые пока исключаем. Слышите? Что –нибудь попроще: каши всякие, овсяные, рисовые, гречневые, даже перловка…

– Как солдату –что –ли, – хмыкнула Власта.

– Да не как, а точно. И что ж такого? – Посмотрела на неё врач. – Солдаты и есть. Знаете, какие на них там атаки- и паники всякие, и плохое настроение ваше, и микробная среда. Они воюют постоянно, так что не так уж вы и не правы говоря, что он своего рода солдат.

Врач кивнула на её живот.

– Так что обязательно молочные продукты, поменьше грубой пищи, копчёное, жареное, не дай бог начнутся запоры! И следите за самочувствием. Больше гуляйте. Двигайтесь, плавайте, смейтесь, поменьше негативных эмоций!

– А как насчёт э-э?.. – Спросила Власта.

– Вы про интим? О, я бы тут запретов бы не делала. Особенно, если есть желание. И вот ещё что.

Докторша поднялась и, подойдя к Власте, ощупала ей заушные впадины.

– Мне показалось, нормально. В следующий раз тогда придёте 16- го.

– Это через месяц? – Удивлённо спросила Власта, покосившись на окно, за которым в бушевавшей напротив поликликника парковой зелени гонялись друг за другом, перелетая с одного дерева на другое птицы.

– Примерно. А что? У вас жалоб ведь нет? Как в целом себя чувствуете?

– Хорошо. Только горло немного болит.

– Дайте ка я посмотрю.

Врач взяла из держателя шпатель и подошла. Власта послушно открыла рот.

– Да, краснота. Мороженого что -ли объелись?

Докторша бросила деревянный шпатель в ведро.

– Нет, просто люблю ездить с кондиционером.

– И зря. Сходите на ингаляцию, я вам выпишу направление, с горлом шутить нельзя. В вашем-то положении.

– Спасибо.

Власта сложила листик направления вдвое и, положив его в сумочку, вышла от доктора. Всё в её душе ликовало. Наконец-то она беременна! Но она шла по коридору с очень задумчивым видом, будто за дверями ей сообщили что –то неприятное и она теперь думала, как с этим быть. Так она берегла своё счастье от посторонних глаз, чтобы никто не смог догадаться, какие чувства она на самом деле испытывала. Но иногда, остановившись в тёмном закутке, там, где не было этих вездесущих мамочек, шастающих по поликлинике, она позволяла себя улыбнуться, уставивишись в стену. Неужели это, наконец, произошло? Кричало всё в ней. Неужели случилось?

Из раскрытого окна поликлиники в лицо ей заливисто щебетало лето. От порыва ветра качнулась берёза, выпустив вдруг из своей листвы, как из пригоршни, стайку воробьёв. Сама не зная почему, она посчитала это хорошим знаком. Сверкнуло, ослепив её на миг, через крону листвы солнце. Качнулась от порыва ветра рама, тихо ударившись оловянным шпинделем о бетонный косяк. Задрожал на полу целый сонм животрепещущих тенёчков. Не переставая идти, она довольно хмыкнула, как делала всегда, если видела что -то забавное. Две мамочки с выпуклыми животами полусидели на стульях у стены, дожидаясь своей очереди. Одна из них, порывшись в сумке достала из неё шоколадный батончик и, развернув, начала есть. «Ужас на ножках", дала ей моментально прозвище Власта, и подумав, что сама такая скоро будет, пошла дальше по сумеречному коридору, напевая про себя: "три счастливых дня было у меня…».

Выйдя на улицу и сев в автомобиль, она достала телефон и стала одной рукой набирать номер, а другой щёлкнула блокиратором, моментально загородившись этим от любых уличных сюрпризов. Телефон Влада оказался недоступен. Бросив гаджет на сиденье и облокотившись обеими руками на руль, она стала наблюдать за тем, что происходило на улице.

Вдруг за забором поликлиники, она заметила, как по тротуару парка идёт пожилая пара и с ними ребёнок, видимо их внук. Ребёнок играл зелёным мячом, который он подбрасывал обеими руками, а потом ловил. Внезапно мяч, подпрыгнув, отлетел в сторону и стукнувшись пару раз об асфальт покатился на проезжую часть больничной территории, которая примыкала к поликлинике.

Бабка что –то крикнула деду. Тот, по-стариковски нелепо переваливаясь, кинулся за мячиком, а мальчик устремился вслед за дедом. Продолжая кричать что –то на ходу, бабка выбежала на середину абсолютно пустой дороги, раскинув в стороны руки, как несушка крылья и беспокойно стала озираться по сторонам, готовая предупредить и деда и внука, в случае, если вдруг поедет машина. Такой «отважный» порыв бабки почему –то очень рассмешил Власту и она, не сдерживаясь, что такого, ведь она находится в своей и к тому же запертой машине, от души посмеялась. Подтянув к себе снова пальчиком телефон, она подумала: надо сейчас сказать Владу, что беременна. Но затем решила – зачем торопиться? Потом скажу.

Влад в это время шёл по улице со спортивной сумкой на плече. После пары ночных приключений, которые почти опустошили его кошелёк, он решил вести себя примерно. Разузнав у горничной адрес ближайшего фитнес-центра он туда направился.

В зале местного спорт -клуба была лишь стойка со штангой, рогатка с блинами и несколько снарядов для качания пресса и мышц спины. Девушка, проводившая его туда, почему –то не ушла, а скрестив руки и закинув правую ногу за левую, так что издалека это напоминало латинскую "Кью", осталась наблюдать за ним из глубины коридора. "Пусть смотрит, если хочет", подумал он. Нагрузив штангу, Влад затянул потуже атлетический ремень и увидев, что девушка продолжает смотреть, подошёл несколько картинно к штанге, сел, как учили его когда –то давно в спортивной школе- выпрямив спину, установив параллельно стопы и откинув назад голову. Стравив немного воздуха через крепко сомкнутые губы, поднял ногами штангу, легко бросил её на плечи и почти сразу же вытолкнул наверх. Может, от того, что он соскучился по занятиям или из -за девушки, штанга показалась ему чересчур лёгкой. Опустив снаряд, он пошёл за новым весом, когда заметил, что девушка в коридоре стала ему вяло аплодировать. Он улыбнулся ей и уже хотел подойти, чтобы познакомиться, как вдруг заиграл его мобильный и, увидев на определителе номер Власты, он вместо этого развернулся к девушке спиной.

– Привет, -сказал он. – Как дела?

– Нормально. Чего ты делаешь? – Спросила Власта.

Он посмотрел в зеркало. Девушка по -прежнему стояла в глубине коридора. Влад отметил стройные ноги, красивую фигуру и глаза -агаты, блестевшие даже в темноте.

– Шёл за блинами, – сказал он.

– Приятного аппетита!

– Да нет, за блинами для штанги!

– А тогда бог в помощь! – Засмеялась Власта.

Он знаком показал девушке, что занят разговором. Сделав книксен, та помахала ему ручкой, а затем, неторопливо развернулась и ушла.

– Как твои дела? –Спросила Власта.

Он что –то начал рассказывать, а она думала, как ему сказать? Голос Влада был далёким, он пытался шутить, а ей не хотелось говорить о серьёзных для неё вещах в шутливом тоне.

– Чем занимаешься? – В тон ему спросила она, – кружишь местным девушкам головы?

– Разве мы дали клятву быть верными друг другу до гроба? – Удивился он.

– Извини, – поняв, что допустила оплошность, прикусила она губу. – Как идёт твоя работа?

Влад посмотрел в зеркало, коридор был пуст, девушка ушла. С разочарованным видом, он сел на лавочку, широко расставив ноги и начал разглядывать, как разматывается под действием земного притяжения страховочная лямка с ладони, будто от этого, как от гадания, зависело, хорошо пройдёт его командировка или нет. Попутно он рассказывал:

– Если честно, не понимаю совершенно, зачем я сюда приехал. Тут все от меня шарахаются. Главное, я уже тут восьмой день, а камера приезжает только завтра! Всех фигурантов по делу предупредили, что мы собираемся снимать вторую серию. От нас все прячутся. Не представляю, что будет завтра, когда приедет съёмочная группа!

– Только не очень расстраивайся, – стала успокаивать его Власта. – Пусть твой Носорогов расстраивается. Это ему перед начальством отчитываться.

– Да всё понятно, только что –то ведь надо делать, – пробормотал он.

– А ты делай, как я, – посоветовал она. – Я, если дел особых нет, создаю видимость активной работы. Хожу туда –сюда, чай пью, журнальчики листаю. И всё с таким умным видом!

Оба рассмеялись. Он подумал, что в ней есть что –то очень милое, что поднимает ему настроение. Ведь не случайно же они уже больше года вместе. Что ни говори, а Власта женщина эффектная. И то, что она ему звонила в другой город, чтобы узнать, как идут у него дела, очень льстило ему.

– Ну, и я от тебя недалеко ушёл. Сегодня просто ходил по кабинетам и всем представлялся: я корреспондент из Москвы…Чтобы потом они не сказали: какой ещё корреспондент? Не было тут такого!

– Влад…

– А? Подожди, сейчас ещё одну вещь расскажу…

И он опять стал увлечённо рассказывать о чём -то, пока вдруг не услышал, как у неё пикнул на второй линии звонок.

– Кто там, Митя, да?.. – Догадался он.

– Нет, с чего ты взял? – Соврала она.

– Да кто же ещё?

– Неважно. Продолжай, мне интересно.

– Ты ведь знаешь, я терпеть не могу, когда он нам мешает. Поговори уж с ним и пусть отстанет!

– Это не твоё дело, – мягко сказала она. – Разберусь. Ты когда назад?

– Надеюсь, что скоро.

– Отчего это зависит?

– Не знаю. Наверно, от её величества госпожи Удачи!

– Тогда закадри её. Это та единственная дама, с которой я тебе разрешаю флиртовать! Слышишь? Влад, ты…меня любишь?

– Слушай, тут такой сервис интересный – полотенце дают, а тапочки нет. – Будто не услышав её вопроса, сказал он. – В душ же без тапочек ведь не пойдёшь…

– Влад, не уходи, от ответа! Скажи, ты меня любишь? – Повторила она. –Мне очень важно сейчас это слышать!

– Это не телефонный разговор, Власта. Вообще люблю-люблю, что за разговоры вот так, на ходу. – Он вдруг заторопился, будто собирался закончить разговор и бросить трубку. – Мне идти надо, извини…

– Влад, подожди!

– Приеду – скажу, хорошо?

– Нет, не хорошо! – Успела она крикнуть ему перед тем, как он выключил телефон.

Опустив руку, он посмотрел на своё отражение в зеркале и сказал: "я тебя люблю". "А она тебя?", спросил человек в зеркале. Да вот бы знать!", нахмурилось его отражение.

Власта смотрела на свой молчащий телефон, будто впервые его видела и затем бросила на сиденье. Разговор испортил ей настроение. Вовсе не потому, что Влад отказался сказать, что любит её. Нет. Она понимала, это обычный суеверный мужской страх – скажу, а вдруг это не так? Нет, просто дело было в том, что он говорил с ней как -то фальшиво, будто заставляя себя. Она чувствовала это. Так зачем же рожать от него? Чтобы на земле был ещё один сирота, ещё один несчастный? Она вдруг запаниковала, как в тот день, когда приехала в Москву из –за того, что ей было нестерпимо одиноко! Поискав глазами телефон, она взяла его и набрала другой номер.

– Да, любимая, – услышала она спокойный, уверенный голос Мити.

– Ты когда заканчиваешь? – Спросила она его.

– Пораньше сегодня, дел особых нет. А что?

– Закажи столик в ресторане.

– Каком?

– Нашем любимом. Или любом другом, сам реши.

– Понятно. Чего хочешь?

– Форель на гриле, овощи, чесночный хлеб, зелёное масло, всё, как всегда.

– Вино?

– Нет, лучше морс, они его здорово делают, какое –то не винное настроение.

– Празднуем чего -нибудь или просто? – Спросил он.

– Нет…почему обязательно празднуем?.. – Недовольно спросила она. – Хочу поесть и всё.

– Заинтриговала. Когда встречаемся?

– В семь.

– Хорошо, только не опаздывай, целую!

– И я.

Дмитрий Фёдорович Кочетков, полковник службы русского Интерпола нажал "отбой" и, положив мобильный в карман, уставился на папку перед собой. Она не была подписана. От других её отличали только помеченная алым маркером единичка на корешке.

Открыв папку, Дмитрий Фёдорович уставился на фотографию. На ней была толпа молодчиков в масках, руки которых были подняты в нацистском приветствии. На заднем плане были видны мотоциклы, рядом с одним из которых почти в расфокусе стояла девушка в красной куртке с лицом, очень похожим на Власту. В правой руке она держала бутылку виски, в левой сигарету. Но снимок был плохого качества. Полковник достал из стола лупу и начал опять внимательно изучать фотографию. Затем, отложив лупу, стал рассматривать фотографию то поднося её к глазам, а то отодвигая. Без сомнения это была Власта!

– Как интересно ты это сможешь мне объяснить, дорогая, -пробормотал он.

Глава седьмая

Влад, которому после разговора с Властой, заниматься расхотелось окончательно, снял ремень и бросил в корзину лямки. Он посмотрел на телефон, взял его, затем снова положил на скамейку. "Позвонить домой что –ли, спросить, как Артём?", подумал он. "А я хочу сейчас слышать голос жены? Пожалуй, нет".

Он прошёлся туда и сюда, будто осуществляя разминку для очередного подхода, но вдруг подчиняясь некому импульсу, взял телефон и набрал домашний номер. Пока в трубке щёлкало и пилимкало, он думал: "зачем я это делаю, ведь я её не люблю! Однако вопреки желанию продолжал ждать соединения.

– Аллё? – Раздался, наконец, голос Нади.

– Привет, -сказал он.

– Здравствуй. Как ты…там?

Жена задала этот вопрос с запинкой, хихикнув в конце, будто уже заранее веселясь. Эта манера жены хихикать по каждому поводу, его невероятно бесила. Уезжая из дома, он словно бы лечился от этого. Двух недель командировки обычно хватало, чтобы забыть об этой издевательской манере общения. Но тут её голос опять словно бы стукнул по незажившему.

– Нормально. Работы только много.

– Работы…с кем? – Снова хихикнула она, подразумевая, конечно, что он «работал» с девушками.

Он не ответил, подумав, что она дура, но не сказал этого, разумеется, чтобы она не заорала в трубку: «да сам ты дурак!» и не бросила трубку.

– Чего не звонил так долго? – Спросила она.

– Говорю – дела.

– А, понятно, – со смешком ответила она. – А у нас всё хорошо. Артёмка учится, я по дому всё больше…колтыхаюсь.

Последнее слово она произнесла врастяжку и так, будто оно было матрацем, а она падала на него спиной. В конце она снова хохотнула.

– А чего всё время смеёшься? – Не выдержал он.

– Да потому что тебя не поймёшь! – Взорвалась она неожиданно, заговорив неприятно -высоким, злым и режущим ухо голосом. – То ты молчишь сутками, то вдруг в тебе глава семейства просыпается: "как вы там?!". Нормально, представь!

– Слушай, Надь, так не пойдёт, – медленно сказал он. – Так мы чёрт -то до чего дойдём, ей богу…

– Да уж поскорей бы! – Окончательно съехав на базарный тон, крикнула она, но вдруг, будто опомнившись, снова принялась говорить медово -елейным голосом. Эти её перевороты тоже неприятно удивляли его.

– Ну, чего ты хочешь узнать, правда? Дома всё хорошо, Артём на велике катается, я в магазин собираюсь…

– Я домой не раньше, чем через неделю, -не дожидаясь вопроса, сказал он. – Скажи Артёму, я приеду и куплю ему то, что он просил.

– Ладно. А чего он просил -то?

Она опять хихикнула.

– Вот ты у него и спроси! – Буркнул он.

– Конспираторы, – тем же елейно –медовым голосом произнесла она, а потом вздохнула. Он представил, как в конце вздоха, она скосила глаза. И эту её манеру так делать он тоже не мог выносить.

– Ага. Только скажи, чтобы он учился хорошо. Ты домашние его проверяешь?

– Иногда…

Она вновь хихикнула, хотя тут же поправившись:

– Не всегда.

– А почему, почему не всегда, Надь?! – Едва не закричал он, но спохватившись, что ведёт себя так же, как она, добавил мягче и тише: – Почему, Надя, ведь ты же всегда дома!

– Ну, я не понимаю часто, – одолженным у расстроенной скрипки голосом, сказала она. – Там какие -то задачи сложные у них…Вроде сидим иногда, долго решаем…

Она снова хихикнула.

– …а потом -бац! – тут она засмеялась, – и не правильно!

Влад едва сдержался, чтобы не крикнуть ей уже вслух: "дура!" и выругаться. Однако сдержался и лишь заметил тихо:

– Слушай, ну, не репетитора же нанимать?

– Не знаю…

Надя вздохнула, на этот раз деланно грустно, отчего ей, впрочем, тут же сделалось смешно. Посмеявшись, и словно поняв, что это совсем уж не годится, буркнула: "ой, извини". Оценив это её усилие, он решил закончить разговор на мирной ноте:

– Ладно, я понял, что у вас нормально всё, просто хотел узнать, как вы там. Не буду больше тратить я деньги, их и так мало, пока…

– Ага, ну, давай, – всё в той же весёлой издевательской манере начала прощаться и она. – Смотри там, много не пей, и это, как его, с девушками поменьше, а то привезёшь мне чего -нибудь…

– Чего привезу?

– Ну, как? Три пера из Пизы.

– Из какой Пизы? Я не в Италии, у меня по стране командировка. Я в Царьгороде!

– Да не кричи ты, знаю я. Но ты же там с тайной миссией. Инкогнито. Всё про итальянских усыновителей выясняешь. Ну, я и убрала одну букву из матерного слова на всякий случай. Для конспирации. Вдруг нас подслушивают?

Она опять хихикнула.

– Слушай, хватит! – Взорвался он, но тут опять же смягчил тон: – Зачем ты так?!

– Да как, блин!? – Закричала теперь она. – Что я такого сказала? Просто пытаюсь шутить, как и ты!

Влад замолчал. Он и впрямь не мог понять, чего так взъелся на жену. Секунду назад всё было мирно – и на тебе, отношения испорчены!

– Ладно, извини меня, – примирительно сказал он,– я просто не очень хорошо себя чувствую…

– Оно и видно!

– Через неделю вернусь. Целуй Артёма. Пока.

Он нажал отбой и посмотрел на себя в зеркало:

– Дурак! – Его отражение одновременно с ним ругнулось тоже. Получалось, он и тот, кто в зеркале, его двойник ругнулись друг на друга. Вышло глупо.

Заниматься окончательно расхотелось. Собрав баул, он пошёл вразвалочку к выходу, походкой бывалого атлета. Девушка -администратор, заметив его, улыбнулась. Рассмотрев её, он сразу остыл: губы и веки татуированы, веснушчатое лицо с искусственным загаром лоснилось так, будто его намазали жиром, вместо бровей две нарисованные полоски. Залитые лаком чёрные волосы хорошо уложены, но светло -голубые глаза однозначно говорили, что девушка блондинка. "Зачем они так уродуют себя?", подумал он. Но вслух лишь сказал:

– Спасибо, до свидания.

– Вам понравилось?

– Очень.

– Приходите ещё, -улыбнулась она.

– Обязательно.

– Здесь наши визитки, -девушка ткнула в ручкой сторону обоймы, где лежали карточки с реквизитами клуба. – Могу дописать, если хотите, мой личный телефон для…индивидуальных занятий.

– Лучше…в другой раз, –отшил он её.

– Как хотите, – безразлично произнесла администратор, кладя визитку на место.

– Всего доброго.

Он вышел на улицу и осмотрелся. Солнце почти скрылось. Над горизонтом висела серенькая облачная простыня, под которой расстелилось оранжевое море заката. Кричали чайки. Давая гудки, тащили за собой блестящие косяки света речные пароходики. Наверно кто –то бы разомлел от этой картины, какой –нибудь художник-передвижник. А он? Он нет. Его не трогали такие пейзажи. Прерывисто вздохнув, Влад побрёл в сторону гостиницы.

Пройдя метров сто, он вдруг остановился, охваченный чувством тревоги. Неужели Зоар прав и этот мир нарисован? Он весь напрягся, желая разоблачить иллюзию. В какой то миг все перед ним стало двигаться, словно в замедленном действии. Проехал мальчик на велосипеде, одной рукой правя, а в другой руке держа мороженое. Чужим светом горели отлакированные электрическим светом окна. Алел закат. Шли прохожие. Слабо шевелились листья на деревьях. Он вдруг подумал, что если всё фальш и этого нет, то почему я это вижу? Значит, и я фальш тоже? Просто вставлен в этот мир, как алмаз в оправу.

Он остановился и начал озираться. Шли мимо люди, не замечая его. Может, один ты не знаешь этого до сих пор, думал он, а остальные все давно знают, что живут во лжи, успокоил он себя. Попробуй остановить кого –нибудь, и не представляясь корреспондентом, спросить: как вы думаете, этот мир настоящий или он иллюзия? Ведь сразу вызовут для тебя психушку! Потому что всё здесь условности. Всё построено на игре. Ты говоришь, кто ты, и тебе предлагают перечень действий в соотвествии с твоим занятием – всё! Отсупаешь – уже другая условность. Поэтому надо делать усилия и держаться там, где ты есть.

Хорошо, что он не стал пить сегодня и пошёл в фитнес центр! Тут он похвалил себя. Возможно, надо просто научиться правильно видеть этот мир, и всё станет понятно. Он стал внимательно присматриваться, с целью уличить этот мир в фальши. Колыхались в такт ходьбе однообразные юбки, шевелились вязаные кофточки, мелькали голые лодыжки…Если что –то и было, то это явно очень хорошо замаскировано. На всём словно бы была печать равнодушия. Поправив на плече сумку, он не спеша поплёлся к гостинице.

По дороге он думал, как его угораздило жениться на Наде. Любил ли он её? Нет. В сквере у гостиницы он сел на лавочку и начал вспоминать, как они познакомились. Был вечер. Городской автобус с рёвом полз сквозь жёлто -синий космос улиц, затихая иногда на остановках. В автобусе было мало пассажиров. Тут он увидел её. Она стояла возле двери в красных брюках и синей кофте, готовясь выйти там же, где и он. Тогда она показалась ему симпатичной. Пышные волосы, хорошая улыбка, большие глаза…Уже дома, когда он её раздевал, она всё шептала ему: "не надо, я прошу, не надо…". Жаль, когда не знаешь, что иногда устами женщины говорит сам Бог!

Они долго жили без росписи. Позже он узнал, что она трижды делала аборты и не говорила ему. Терпеливая, покорная, она приходила с работы, ложилась в постель и делала всё, что он хотел. А потом Влад указал ей на дверь. Ему опротивела в ней именно это – жертвенная манера расстилаться перед ним. Она ушла, и он с облегчением подумал: «наконец –то!», но затем к нему вернулось невыносимое чувство одиночества. Влад всё чаще начал думать, что отнёсся к ней несправедливо. Однако позвать её назад ему не позволяла гордость.

Однажды на улице к нему подошла вдруг старуха, морщинистая, с коричневым лицом и торчащими сверху единственным зубом – баба яга! Оказалось, что это Надина бабка. Тронув Влада за рукав, она сказала: "Надька – то беременна, ты хоть в курсе? Чего вы не поженитесь? Надо быть порядочным человеком!". Сказала, как в лицо ему плюнула! И ушла. А ему сделалось стыдно.

Через неделю он решил пойти к Наде в гости. Дома был траур. Оказывается, бабка, совершив свой главный подвиг, сказав ему неприятные слова, ушла в иной мир. Выяснилось, что родители Нади были обычными работягами, да к тому же романтически настроенными. Отец Нади постоянно ругал правительство, собираясь устроить ему "кузькину мать". Мать тихая, подслеповатая женщина, сновала вокруг Влада, предлагая ему то варенье, то печенье, а то конфеты, которые он, если честно, брезговал брать. Ему они казались грязными. Вообще – то, идея сделать Наде предложение разонравилась ему сразу же после того, как он увидел её квартиру – трёхкомнатный склеп с выцветшими обоями, пыльной мебелью и неуютным санузлом, где из средств гигиены был обмылок, лежащий в половинке мыльницы. Но потом, сидя на кухне и глядя в окно, он стал думать: ну, кому хорошо, от того, что он много получает? Только ему. Ведь деньги не самоцель. А тут сразу четверо, включая того, который ещё не родился, будут счастливыми! "Надо сделать шаг!", уговаривал он себя. И он сделал его, о чём потом много раз жалел.

Надя оказалась плохой хозяйкой. Но это ещё полбеды. Оказавшись в роли жены, она вдруг начала ходить в одной и той же одежде, серых джинсах и флисовой жёлтой кофте с молнией впереди. Как -то быстро от той милой девушки, что он встретил, не осталось и следа. Чем больше он в неё всматривался, тем больше приходил в ужас. Как можно было жениться на той, у которой такие большие навыкате глаза, такое некрасивое лицо, жирные волосы, низкий лоб, такая дурацкая манера смеяться по любому поводу? Постепенно у него стало вызывать раздражение едва ли не всё, что она делала: не важно, была ли это уборка квартиры, общение с друзьями или поход по магазинам. Вернувшись с работы, он каждый раз чувствовал себя зажатым между наковальней её эгоизма и молотом собственных представлений о семейной жизни. Они не подходили друг другу настолько, что порой ему хотелось кричать от отчаяния, что, впрочем, он и делал иногда, уткнувшись лицом в подушку. Командировки его были единственным светлым моментом в их семейной жизни. Уезжая, он с облегчением думал, что пару недель пройдут без скандалов. Она тоже, по-моему, отдыхала без него. Его возвращение домой всегда было стрессом. И вот сегодня он сделал попытку облегчить себе будущее возвращение, но лишний раз убедился – это нереально.

В последнее время они почти не разговаривали, не гуляли вместе, не спали, как спят муж и жена. Весь этот ад продолжался до того момента пока он не встретил Власту. Они познакомились в фитнес –центре, куда он тоже сбежал от семейной жизни.

Он стоял на беговой дорожке, таращась на дисплей и кнопки, а она, проходя мимо, засмеялась и показала, какие именно следует нажимать. Тем же вечером они пошли вместе пить кофе. А ещё через неделю у них всё произошло. Да, внешне она была красивой, даже чересчур по его представлениям. Может поэтому о Власте, как о семейной альтернативе, он и помышлять не мог. Слишком эффектна! Кроме того этот её полковник портил всё дело. От него даже на расстоянии веяло угрозой. А что, если он решит найти Влада и предъявить ему счёт? Запросто! Почему нет? Это ведь не из области фантастики, а вполне обычная вещь в этой жизни. Уж если рисковать, то по делу. «Что нужно Власте?», думал Влад. «Приключений». А ему что нужно? Надёжный тыл, любящая жена, спокойные отношения. Так что не судьба, как говорится! В мыслях он представлял Власту в виде огромной рыбы, которая выпрыгивает из воды на глазах большого числа рыболовов, каждый из которых, глядя на неё, понимает: нет, не удержать такую на своей тонкой лесочке -сорвётся!

Вздохнув снова, он поднялся со скамейки, чтобы идти в номер, как вдруг зазвонил его мобильный.

– Это я…– голос Власты дрожал или ему это ему лишь показалось.

– Что стряслось? – Спросил он.

– Стряслось, Влад. Мне очень надо с тобой поговорить.

В её голосе появилось что-то новое, и он с удивлением прислушивался к этим новым обертонам, стараясь понять, что бы они могли обозначить.

– Слушаю.

– Я беременна.

– Что?

Из него вырвалось это "что?", будто его окатили.

Он постоял некоторое время молча, прикидывая, что можно на такое ответить, потом сказал:

– Извини, я не расслышал. Здесь так шумно, ты не представляешь…

– Ты всё слышал. У меня будет от тебя ребёнок! Я хочу, чтобы у него был настоящий отец!

– Но…– Он уставился куда -то под кусты, где не было ничего, кроме сухой травы, окурков и комьев земли.

– Алло, ты здесь? – Раздался в трубке голос.

– Я не знаю, что надо ответить. – Признался он. – Конечно, здорово то, что ты сказала, но я просто сейчас в командировке и далеко от тебя…

– Заканчивай все свои дела быстрее и приезжай, – почти приказала она. – Я буду тебя ждать.

Власта отключилась. Через несколько минут пилимкнуло сообщение. Он прочитал: «Напиши мне что –нибудь, ты обещал». Он долго смотрел на дисплей, будто вспоминая, что именно ей обещал, а затем пробормотал:

– Вот куда шёл солдат. Теперь я понимаю!

Положив телефон в карман, он направился в гостиницу. По дороге он думал над сюжетом. Ему хотелось, чтобы это была сказка, но обязательно связанная с тем её необычным положением, в котором она находилась. И эта сказка непременно должна иметь продолжение, как сама жизнь, которая не кончается. Да к тому же и её положение будет всё время меняться! Он чувствовал необычайный прилив сил. Ему вдруг захотелось удивить мир по -настоящему. Удивить и покорить своим талантом! Погружённый в эти мысли, он шёл, никого и ничего не видя вокруг с загадочным выражением лица. Наверно у него был странный вид, потому что дежурная в холле, увидев его, вынула из холодильника и протянула ему бутылку воды без газа, но поскольку он прошёл мимо, даже не заметив этого, она, покачав головой, с разочарованным видом опустила руку, решив, что отдаст своему странному постояльцу бутылку в другой раз.

Глава восьмая

«Шёл солдат по дороге, ать –два, ать –два! Благодать кругом. Ну, и радуется душа его. Куда шёл солдат? Разумеется, к матери! Кому ещё нужен служивый?

Приходит вдруг он в какой –то город. Над городом вечернее небо с разноцветными огнями. Чудеса! Выходит солдату навстречу ведьма – такая странная. Розовая вся, толстая, идёт переваливается, как гусеница бабочки-тутового шелкопряда. Хотя лицо доброе. Подходит к солдату, говорит:

– Здравствуй, служивый!

– Привет! – Отвечает солдат бодро.

– Куда путь держишь?

– Мать повидать хочу. Кто она?

– Эх, быстрый какой! Так тебе прежде чем мать увидать, придётся со всеми её слугами познакомиться. И тут же как крикнет кому -то:

–Эй, люд честной! Идите скорей сюда. Солдат с вами познакомиться хочет!

Начали подходить люди. Все с крылышками, вроде как херувимы. Ведьма шепчет:

– Это ангелы органов вашего будущего Тела.

Дивится солдат. А ангелы-служители тем временем радуются солдату. Один как закричит:

– Виват, государю!

И все за ним подхватили:

– Виват, виват царю!

В этот момент открылись двери царского дворца, и народ повалил внутрь. Опять кто -то орёт, а потом все за ним:

– Ура Царю -батюшке! Да здравствует новый государь! Пришёл избавитель! Ура самодержцу!

И все за ним опять:

– Ура-а-а!!!

Тут подбежали к солдату придворные дамы, и давай им восхищаться:

– Ваше величество, как вы прекрасно выглядите! Какой на вас замечательный наряд!

Глядит солдат и впрямь, до этого на нём ничего не было, ну, если не считать штанов в виде облака, которые, по правде говоря, и одеждой-то не назовёшь. А тут вдруг смотрит, на нём белый мундир с золочёными эполетами, на ногах кожа, на руках перчатки, на голове гусиное перо. Солдату всё это очень нравится. Но только из-за вредности, которая непонятно откуда в нём появилась, он вместо того, чтобы поблагодарить, возьми да и ляпни: «так себе костюмчик, мы лучше видали»! А все вокруг всё равно после этого, как заплодируют, как начнут хвалить его:

– Как вам идёт, ваше Величество! Как вы красиво одеты!

И он, чтобы не обижать никого, промолчал.

Стали по очереди к нему подходить ангелы. Подходят, кланяются, представляются, молчат выразительно, подмигивают даже некоторые и отходят.

Смотрит царь, выглядят все органы по-разному. У каждого под очертания, присущие только этой части тела, так чтобы сразу можно было отличить одну от другой. Для ангелов такое зрелище наверно дело привычное, но для солдата всё внове, смотрит, хлопает своими новыми глазами и ничего не понимает. У одного органа форма почему -то продолговатая и под кожей он вроде как мигает и шевелится, а у другого как осьминожьи щупальца длинное с бахромой внизу платье:

– Семявыносящий поток, Яичко, Стебельчатая Гидатида, Мошонка, – шепчет ему на ухо Язык, показывая, кто сейчас перед ним.

– Сколько же у меня всего органов? – Обращается к ангелу Языка служивый.

– Не так много, – отвечает Язык, – триста шестьдесят пять, и двести сорок восемь вен, кровеносных сосудов и капилляров. Всего шестьсот тринадцать. Но есть ещё ангелы настроений, состояний и чувств – этих намного больше!

Прошли перед солдатом Органы, отличающие его от женщины, пошли органы общего назначения –Сердце, Мозг, Печень, Желудок. Крупные органы прошли, стали представляться органы помельче. Появятся, а потом раз – и в клетки запираются.

– А почему же они все в клетках, будто звери или заключённые? – Спрашивает солдат.

– Так звери и есть, -говорит Язык. – И про заключённых вы верно подметили. У каждого свой срок. А потом, когда он истечёт, они выходят.

– Я постараюсь всех освободить пораньше! – Заявляет солдат.

– Браво! Браво! – Кричат на это ангелы и кивают.

– Это по-царски, – похвалил его и Язык. Но почему –то после этого криво усмехнулся.

Подошёл вдруг снова Ангел Мужского Достоинства. Солдат уставился на него, глаз отвести не может. Нравится ему ангел, даже сам не может понять почему. И выправка, и костюм у этого ангела необычный из тонкой кожи, и всё в нём такое интересное, что руки прямо так к нему и тянутся! А ангел чувствует расположение царя к себе, и так перед ним и красуется, туда повернётся, сюда и будто бы при этом всё время увеличивается в размерах. Грудь у ангела выпячивается, на голове капюшон, под капюшоном не голова – торпедная боеголовка!

– Кивните ему, пусть проходит, – шепчет Язык. – Перед другими органами Тела неудобно, ей Богу! Подумают ещё, что вы ему предпочтение отдаёте –заревнуют!

Смотрит солдат, и в самом деле, ангелы остальных органов стоят в сторонке, шепчутся с отстранённым видом, на ангела Мужского Достоинства с презрением посматривают. Кивнул солдат своему достоинству, мол, достаточно. Увидел, оценил, молодец, проходи, потом тет-а-тет поговорим. Ангел так обиделся, что сразу как -то весь сдулся, уменьшился в размерах и головой поник.

После ангела Мужского Достинства стали подходить для знакомства ангелы вовсе мелких, но по-своему тоже очень важных органов.

– Здорово, что я буду знать заранее, как всё внутри устроено. – Говорит солдат Языку на хорошем русском языке. – Мне кажется, эти знания чего –то да стоят!

– Так-то оно так, – шепчет в ответ Язык-Ведьма, – только вот там стоит такой курчавый ангел, у которого мантия впереди сделана, как вход в шатёр, он непременно бьёт всех младенцев перед выходом по устам. И они всё тут же забывают.

– Послушай, а ты не мог бы сделать так, чтоб он промазал, когда я буду выходить? – Тихо спрашивает солдат.

– Ладно, – кивает Язык, только для вас, ваше Величество, придумаю что –нибудь, когда время придёт.

Идут и идут ангелы к царю – дыхания, костей, артерий, хрящей, волос, жил, капилляров, полостей и отверстий. Подходя, представляются, кланяются, принимаются объяснять, как плохо человеку станет, если откроется одна из полостей или закроется одно из отверстий. Солдат даже после этого быстренько опорожнился – мало ли что! После этих стали подходить ангелы Чувств, Настроений и Состояний. Этих вовсе было без числа. Заворочался солдат на своём месте. Что такое, не поймёт? То смеяться ему хочется, то плакать, то грустить, то злиться, то прямо ругаться, прямо как хулигану заправскому. В конце концов, заплакал он совсем по-детски, спрашивает: когда всё это кончится?

– Скоро, – Успокаивает Язык. – Месяцев через девять!

Прошли, наконец, все ангелы перед царём и тут выходит перед ним Язык. Солдат его спрашивает:

– Ты чего вышел? Мы же с тобой знакомы.

– Э, нет, – отвечает Язык. – Только кажется, что знакомы, как кажется многим, что языком можно чушь молоть. Чтобы узнать, для чего Язык –нужно жизни прожить целую! Язык- всё для человека! Языком восхваляют, но им же и проклинают. Язык одним своим концом касается неба, а другим опускается в Преисподнюю. Нет ничего более прекрасного и более отвратительного, чем Язык! Язык, как стрела пронзает всё материальное, уносясь за края Вселенной. Язык отправляет человека в ад или делает его королём, в зависимости от того, понимает человек значение Языка или нет. Некоторые вылизывают языками зады вельмож. Но это грубые люди и за их безопасность я бы не поручился. Запомни, любое сказанное слово приведёт на суд. Язык сбережёт, если он во рту и выдаст, если его кому –то покажут. Кто побеждает в споре? Язык! С Языком нужно дружить. Ибо если с Языком не дружишь, он доведёт тебя до сумы и до тюрьмы. Итак, Будешь дружить со мной?

– Буду! – Воскликнул солдат, пытаясь встать.

– Нет, нет, ты лучше сиди, сиди, служивый, – останавливает его Язык, – ноги то у иебя ещё не совсем окрепли, чтоб стоять. Только давай так: чтоб со мной служить, тебе надо добыть Огниво.

– Какое огниво? – Не понимает солдат.

– А такое, искры которого всего тебя осветят!

– Но ведь оно мне и самому наверно нужно, – смекает тут же служивый.

– Да зачем! Тебе в этой жизни только золото, серебро и медь нужны, -возражает Язык, сразу становясь похожим на Ведьму.

– Нет, погоди, – не соглашается солдат. – Поди это очень ценная вещь, раз ты ради неё меня, ребёнка несмышлёного, отнять его хочешь!

Понимает Язык, что проговорился. И давай царю доводы приводить. А уж на доводы Язык горазд! И стали они спорить, позабыв обо всех, а ангелы тем временем разошлись потихоньку и пошли по своим человеческим делам.

Глава девятая

Было около девяти вечера. Набережная Царьгорода, украшенная разноцветными огнями и опоясывающая каменным поясом выставленное над водой толстое брюхо города, заполнилась толпой. Люди заходили в уличные кафе, которых тут было в изобилии, присаживались на шаткие пластмассовые стульчики, минуту спустя к ним подходили официанты и принимали их не хитрые заказы.

Кафешки на верхней балюстраде представляли из себя обычные палатки с дощатым полом, где из колонок играла музыка. Перекликаясь и мешая друг другу, они образовывали забавную какофонию. С одной стороны неслось: «Стюардеса по имени Жанна…», а с другой: «…летать, так летать, я им помашу рукой!…».

Ресторанчик, в который он зашёл, тоже имел свою музыку, причём живую. Низенький, коротко остриженный пацан, оккупировав сцену, исполнял сейчас популярный шлягер "Владимирский централ". Сцена была крошечной, парень, прижав к себе микрофонную стойку так, словно та была единственным роковым событием в его жизни, прильнул губами к головке микрофона и, намотав провод на кулак, как хвост дамских волос, прохрипел в неё, будто своей половине: "но не очко обычно губит, а к одиннадцати туз"!

Влад перечитал SMS от Власты и задумался, глядя на меню, лежавшее перед ним. Однако вместо названий блюд и цифр в графе «цена», он видел почему –то лишь её то лежащей обнажённой на гостиничной кровати, то на заднем сиденье машины…

Поймав себя на этих мыслях, он беспокойно огляделся, словно боясь, что за этими неприличными до крайности мыслями может кто –то подглядывать.

– Закажете? – Отвлёкшись от стаканов, которые она натирала до блеска с помощью вафельного полотенца, прервала его воспоминания молоденькая официантка за барной стойкой,

– Нет, надо ещё подумать, – ответил он.

То, что Власта вторгалась в его мысли так непрошено, не нравилось ему. Этого он больше всего боялся в отношениях с женщиной- зависимости. Ему казалось, что от этого состояния до другого, означавшего полное рабство, было рукой подать. Он подумал, что если немедленно, сию же минуту не докажет себе, что он свободен и волен делать всё, что ему заблагорассудится, то просто перестанет уважать себя.

Как раз в этот момент рядом с его столиком сели две девушки восточной внешности. Делая вид, что продолжает изучать меню, Влад потихоньку стал посматривать на ту, которая села лицом к нему.

Похожая на азербайджанку, она показалась ему очень красивой – богатые тёмные волосы со здоровым блеском кольцами ниспадали на плечи, глаза с жемчужной поволокой и серебряными тенями на веках смотрели едва ли не высокомерно, пунцовые губы приоткрываясь, обнажали белоснежные зубы. В ушах девушки сверкали похожие на бриллиантовые серьги. Нежно –матовая кожа её лица на контрасте с чёрными, как антрацит волосами, выглядела как –то по –особенному нежной.

На шее у девушки сверкал золотой кулон. На среднем пальце поблёскивал перстень, на запястье красовался золотой браслет. Понятно, из –за чего она пошла не одна на улицу, а взяла с собой проводницу. С таким-то количеством украшений на себе! Он вдруг подумал, что с её внешностью она могла бы запросто стать лицом ювелирной компании и жить припеваюче, ничего не делая. Конечно, если бы они на неё вышли. Но уж об этом-то он позаботиться, у него есть связи. Он тут же себе придумал, как бы здорово было, если она была его женой. Красотка бы рекламировала украшения, а он спокойно сидел дома и писал…

Внутри него тут же словно приказало ему: «сделай что –нибудь, не сиди просто так»! Подперев ладонью подбородок, он начал гипнотизировать красавицу взглядом. Девушка, почувствовав, что на неё смотрят, мельком посмотрела на Влада, однако тут же отвела глаза, спокойно продолжив разговор с подругой, которой сидела напротив неё и к нему спиной.

– Извините, – произнёс Влад, которому пришла в голову идея сделать ей комплимент. Нет, в самом деле, почему нет? Вдруг эта азербайджанская манекенщица – так он для себя её определил, захочет увидеть на своей руке крупное украшение из Москвы, то есть, его?

Девушка, услышав, что к ней обращаются, слегка покосилась на него, взглянув несколько удивлённо, но не на него, а как бы мимо него, будто между ними была зеркальная стена и она его не видела. Взглянула и отвернулась.

Он подумал, может она не расслышала, что он её окликнул потому что в этот момент громко заиграла музыка и пацан на сцене, обняв "жену" – стойку, начал обзывать её "Шансоньеткой". Из-за громкой музыки Влад подался вперёд, чтобы его было лучше слышно и, хотя планировал он это сказать тихо и с загадкой, голосом кардинала из фильма про трёх мушкетеров, получилось, что он это почти викрикнул:

– Миледи, ай эм сорри!

Красавица никак не отреагировала. Зато обернулась её подруга. Едва увидев её лицо, Влад отшатнулся. Вторая девушка была полной противоположностью первой, то есть, феноменально некрасива! У неё был толстый мясистый нос, низкий лоб, колючие глаза и зализанные на прямой пробор грубые, как пенька волосы. Более отталкивающего лица он в жизни не видел!

Облив Влада презрением и дав ему таким образом понять, как к его приставаниям здесь относятся, она сразу отвернулась.

Музыка продолжала затмевать всё и, пристроив руки на спинках двух стоящих рядом стульев, он начал озираться в поисках интересного продолжения для знакомства. Его взгляд неожиданно привлекла цветочница на улице. Она шла мимо кафе, перебирая букетики в своей корзине и повторяя: «Цветы. Цветы для любимых девушек. Дарим подругам цветы». "Вот!", подумал Влад. От цветов ещё ни одна баба не отказалась!" и, поднявшись с места, он рванул за цветочницей. Догнав её, он спросил:

– Букет сколько стоит?

– Четыреста рублей. – Не моргнув, ответила продавщица.

– Сколько?!

Вытащивший уже было кошелёк из внутреннего кармана пиджака, Влад вдруг замешкался.

– А вы сколько думали? – Удивилась продавщица.

– Ну, сто, может, сто пятьдесят, – пробормотал он.

– Э, нет,– засмеялась девушка, – я за эти деньги в цветочном только купаю. А потом ещё тут надо всем дать.

– Кому дать? -Не понял Влад.

– Ну, всем: охране, братве – «крыше», то есть. Все хотят свой навар иметь, понимаете?

– Ясно.

– Берёте?

Влад почесал в затылке:

– Ладно, давайте.

Он достал из портмоне бумажку в пятьсот рублей и протянул ей. Быстрей потрачу, быстрей уеду, подумал он.

Девушка отдала ему букет и начала рыться в кармане фартука в поисках сдачи.

– Сдачу не надо, -махнул он рукой.

– Благодарствуйте. – Сделала книксен девушка.

Схватив цветы, он побежал назад, но азербайджанок и след простыл. Какой -то парень в засаленной бейсболке, заметив, что Влад огорчён, перекрикивая шум музыки сказал:

– Эти две, что здесь сидели туда пошли!

Он показал в сторону противоположную от речного порта. Влад, подняв руку в знак благодарности, побежал, куда показал парень. Однако девушек нигде не было. Расстроенный, он поплёлся назад, опустив дорогой букет, который был теперь совершенно не нужен. "На эти деньги мог бы отлично существовать целый день", подумал он, "что я за дурак!". Ну, в принципе, дурак и есть! Ясно ведь было, не стоит этого делать. Тоже мне, мальчишник он решил себе устроить! На углу дома он вдруг снова увидел тех девушек и окликнул их. Азербайджанки как по команде резко повернулись и пошли от него быстрым шагом.

– Девушки! – Догнал он их.

– Отстаньте! – Некрасивая повернулась и сердито выкрикнула ему это в лицо. Ноздри её раздувались, в каждом её глазу бушевало по вулкану Туорогай.

– Да ладно, я просто хотел цветы подарить, – пожал он плечами.

– Цветы? – Красивая посмотрела на подругу.

– Да не нужны нам ваши цветы! – Не захотела выходить из своей роли сердитая.

– Вот уж не думал, что азербайджанки такие пугливые, – хмыкнул Влад.

Обе девицы развернулись и, мелко семеня ногами, комично побежали от него. Влад остался стоять, глядя не злосчастный букет и не зная, куда его деть. Увидев, что он не преследует их, сердитая вдруг повернулась и крикнула:

– Мы не азербайджанки, а ассирийки!

– Позор мне! – Театрально вскинул он руками. – Ошибся, простите! Цветы то возьмите, а то они дорогие, – он сделал пару шагов по направлению к девушкам и протянул букет симпатичной. – Это вам от программы "Скрытая камера".

Сердитая, недоверчиво посмотрев по сторонам, осторожно взяла букет. Красивая её подруга, засмеявшись, прикрыла рот ладонью, а другой рукой потянула подругу за локоть. Спустя мгновение, обе пустились наутёк.

– Вот так, да, именно, -погрозил им он вслед пальцем, – надо следить где шляетесь и о чём болтаете с подружкой, всюду камеры. Папе с мамой привет. Смотрите нас каждую пятницу в 20 -00!

Он шёл в гостиницу и думал: «Разве ты не знал, что так будет? Знал. А зачем полез? Не знаю. Вот и страдай теперь, дуралей»!

Когда Власта ему позвонила, он, свернув не туда, плутал в незнакомых переулках, пытаясь отыскать дорогу к гостинице.

– Я прочитала твою сказку. –Сказала она.

– И?

– Забавно. Вначале ничего не поняла.

– А потом?

– Потом –немного разобралась. Ты очень сложно пишешь. А ведь люди ленивы. Если они не будут покупать то, что ты написал, тебе не на что будет жить.

– Всем не угодишь, -сказал он, поднимая глаза на дом и пытаясь понять, с какой стороны его обойти.

– Зря. Ты спрашивай себя иногда: не слишком ли это всё заумно? Кому я это адресую?

– Не знаю. Может, тем, кто любит в уже прочитанном находить новое снова и снова?

Он пошёл наобум, полагаясь только на интуицию – авось выведет. Власта промолчала. Потом поинтересовалась:

– Как твои дела?

– Хожу, гуляю. А ты?

– У меня что –то с животом, прямо целая революция, наверно съела что –то не то на работе.

– Революция? Это надо непременно использовать в одной из следующих глав.

– Тебе смешно, а мне не очень.

– Сильно болит? –Спросил он.

– Ага. Будто Дзержинский с Микояном подрались…

Власта слабо хихикнула.

– Почему Дзержинский с Микояном? – Не понял он.

– Колбаса потому что Микояновская была. А Йогурт польский.

– А ясно.

Он расхохотался.

– И ещё у меня огромное желание выпить. –Поделилась она.

– Ну, так выпей. – Позволил ей он.

– Ты чего? Нельзя ведь…

– Ах, ну, да. Тогда выпей что –нибудь безалкогольное.

– Вот я и выпила. Теперь живот болит.

Незнакомые улицы звали углубиться в них, найти себе приключение. Власта мешала. Говорила о какой –то ерунде. Он хотел быстрее закончить разговор. Но из чувства такта или желания остаться до конца джентльменом, тянул его, не понимая зачем она ему звонит, рассказывая о такой ерунде, как заболевший живот. После азербайджанки он почти ничего не чувствовал к ней.

– Потом ещё икота началась. – Продолжала она тем временем. – Целый час ходила и икала – ужас! Это ты меня вспоминаешь?

– Нет, не я.

– Как…не ты?

– А, ну, может и я. –Усмехнулся он, глядя, как из подъезда вышли две девушки, из под летних платьев у каждой их которых выглядывало по паре стройных, аппетитных ножек.

– Грустно всё это как-то от тебя слышать…– сказала Власта.

– Значит, тебе надо точно выпить. – Провожая девушек взглядом, бездумно сказал он.

– Я же говорю: нельзя, – продолжала она, не видя, естественно, куда он смотрит.

– Но вина -то наверно можно? – Отворачиваясь и снова разглядывая дом, к которому пришёл, спросил он. – Чуть -чуть.

– Вообще –то, если честно, я немного выпила, – смущённо, как на исповеди сказала она ему. – Только не помогает.

Он обернулся, чтобы посмотреть, далеко ли ушли девушки и, увидев, что они повернули за угол, с сожалением продолжил начатый разговор:

– Как вообще твои дела? Ты в порядке?

Спросив, он стал безучастно рассматривать дом, возле которого оказался. Дом, как дом. Окна, крыша, подъезды…Он и представить не мог, что за ним, оказывается, наблюдают. Кто именно? А какая –то баба с балкона, где она развешивала сушиться бельё.

– В целом, да. Когда ты назад? Я безумно по тебе скучаю! –Сказала она.

– Скоро.

– Я люблю тебя, слышишь? – Вырвалось у неё.

От этих её слов, он вдруг почувствовал себя неловко, будто его застали за интимным делом, не предназначающегося для чужих глаз. Он промолчал.

– Почему ты молчишь? – Спросила она.

– А что говорить?

Он не то, чтоб знал, но чувствовал, нельзя ничего говорить, когда не уверен, что любишь. Ведь за каждое слово придётся ответить. Где ответить – этого он точно не знал, но чувствовал –придётся!

– Скажи мне: и я тоже люблю тебя.

– Как в кино что ли? – Усмехнулся он.

– Примерно. – Сказала она.

– Давай договоримся так: я приеду –и скажу. Хорошо? А то по телефону про любовь и всякие такие вещи говорить, мне кажется, не очень правильно.

Говоря, Влад продолжал неспеша идти и не заметил, что остановился возле того самого балкона, на котором женщина, подозрительно искоса поглядывавшая на него, всё ещё развешивала на верёвках постиранное бельё. Последние слова поэтому он произнес чуть ли не шёпотом, машинально прикрыв рукой трубку.

– Ты от кого там шифруешься? – Засмеялась Власта на другом конце.

Он не знал, что женщина на балконе давно уже наблюдает за ним, явно не местным, с такого самого момента, как он появился во дворе, и теперь с подозрительным видом прислушивалась к тому, что он говорил по телефону.

Уши дамочки, как локаторы сейчас были направлены в его сторону. Он вдруг понял, откуда эта подозрительность. Пару дней назад по телевизору сказали, что террористы взорвали на юге страны жилой дом, и теперь все СМИ по телевизору и радио говорили только об этом. «Жена», одним губами объяснил он женщине, показав пальцем на телефон, чтобы та успокоила. Та не слишком уверенно, но всё -таки кивнула, продолжая так же неспешно развешивать бельё.

– Извини, я возле жилого дома, тут люди слушают, – сказал он громко, чтобы женщина на балконе услышала. – Где –то тут магазин, хочу воды себе купить без газа, а то в гостинице нет.

Выражение подозрительности на лице женщины сразу же сменилось благожелательностью, она поняла, чего нужно прохожему и вытянув руку, куда то в сторону, сказала: магазин? Это близко. В арку и налево.

Он кивнул, показав вверх большой палец и слегка поклонился.

– Привет жителям Царьгорода. – Не очень радостно сказала Власта, догадавшись, что он с кем –то без слов общается.

– Да, да. И тебе от них привет, – он мельком окинул взглядом цветущую за низким забором засохшую почти Мальву, красно –розовую мелкую турецкую гвоздику, и похожие на синий Агератум васильки, которые были посажены чьей –то заботливой рукой на участке возле дома, а затем, повернув голову, опять покосился на всё ещё вешающую бельё женщину, которая, прервав на время своё занятие, свесилась наполовину с балкона с намерением посмотреть, пошёл ли приезжий туда, куда ему показали.

– От кого именно привет? – Не поняла она.

– А тут от дамы одной местной. – Довольный своей шуткой, заулыбался он.

– Какой ещё дамы? – С тревогой спросила она.

– Извини, тебя не слышно.

– Что?

Он потряс сухой веткой мальвы перед телефоном, мол, помехи, извини, а потом совсем отключился, сымитировав разрыв связи.

Глава десятая

– Нас предали! – Закричал командарм местной Красной конницы товарищ Будь Ённой, увидев перед собой главного красного дикатора Настали.

Сцена происходила на уступах Фаллопиевой трубы, которую здесь все называли Лестничной Клеткой.

– Что случилось, товарищ командарм? – С грузинским акцентом спокойно поинтересовался у него Кровавый диктатор.

– Объегорили нас! Обошли на кривой кобыле – Закричал легендарный командир, соскакивая с розового коня, который даже по первому беглому впечатлению, начал уже линять.

– Расскажите подробнее, – потребовал Настали.

– Что рассказывать? Мы как всегда с песняками и свистом пошли вперёд, а там засада. И ангел тамошний, этот Курчавый кричит: назад! Хода нет. Дама, мол, беременная. Идите отсель, а иначе вам всем крышка! Потом снова говорит: у нас отныне царь на троне. Так что красные теперь вне закона. Идите по своим тюрьмам и ждите. А нет – мы вас всех назад сами пересажаем! За что боролись, а?

Все красноармейцы, которые это слышали, начали улюлюкать и топать, да так, что диктатор, окинув грозным взором красную конницу, был вынужден крикнуть: «молчать»! А затем добавил уже мягче:

– Не волнуйтесь, товарищи, спешивайтесь, – показав трубкой вниз, произнёс диктатор. – Давайте обсудим возникшую революционную ситуацию.

Конники спешились и уселись на красную материю. Диктатор встал на трибуну, достал кожаный молоток и, стукнув им по левому полушарию мозга, объявил:

– Подпольный съезд партии Менструальной Крови считаю открытой! Лишних прошу не удаляться. Товарищи, как только что стало известно, наша родина опять беременна царём и ей угрожает опасность. Революционная ситуация, как видите, налицо: низы, то есть мы, не можем, а верхи – в этот момент он ткнул широкой частью трубки вверх – не хотят.

Кто -то заржал.

– Прошу быть серьёзней! – Стукнул опять молоточком диктатор.– Есть желающие высказаться?

– Я бы выступил, да не на чем! – Заявил под общий хохот некий тип из красного собрания.

– Призываю соблюдать дисциплину! – Повторил, стуча по мозгу докторским молотком Красный Диктатор.

– Можно я? – Встал интеллигентного вида господин в шпионском котелке. Оглядев всех, он спросил:

– А заграница нам поможет?

– Чем она вам должна помочь? -Удивился тиран.

– Ну, прерываниями там всякими.

– Как она может помочь, если наш голос ей не слышен! – Закричал кто -то с места.

– За что посадили? – Рванул на себе рубаху какой –то другой боец, весь обвязанный бинтами с запёкшейся кровью. – Бинты позорные, сатрапы…ненавижу!

Выпустив изо рта пену, он упал, начав конвульсивно дёргаться. Все без малейшего участия посмотрели на него, а потом отвернулись. Видя, что его демарш никого не заинтересовал, боец встал и сел на место, вытерев слюнявый рот кусочком материи.

– Это же деспотия, произвол, царская тюрьма! – Подскочил следом некий интеллигент, сидевший рядом с бойцом-параноиком и до этого его сдерживавший.

– Об этом же и речь, товарищи! -Вскочил третий, сидевший по соседству с интеллигентом, очкастый, в мундире левого эсэра. – Сколько будем томиться в застенках? Надо бросить в царя бомбу! Долой царский режим!

– Какую ещё бомбу? -Поморщился диктатор. –Где мы её найдём?

– А как насчёт бомбы сомнения? – Хитро прищурив глаз, спросил эсэр, прыщавый недоросль с помятым лицом. Она будет думать вдруг урод родится? С ума сойдёт от этих мыслей. И выкидыш на нервной почве! Аха-ха-ха!

«Гы-гы-гы», подхватил его смех небритый здоровяк с помятым, нездорового вида лицом, в бескозырке, тельнике и в бушлате матроса. Обнявшись с эсэром, оба явно нетрезвые, они, спросив друг друга: «чё? Споём?», и вдруг в самом деле развязно запели: "ой, тому ль я отдала-а-ася!".

– Сомнения, знаете, это чересчур мудрёно, – сказал Настали постучав опять для наведения порядка. – К тому же бомба, как показывает история, не эффективна. Нужны более серьёзные меры.

– Правильно! Что говорить? Красные мы или нет? – Вскочил кто-то следующий. – Устроим революцию и всех свергнем – царя, царицу – всех!

– Вот, – вскинул руку кровавый диктатор. – Правильные, наконец, слова! Давайте перейдём к делу. Кто помнит, что надо сделать в первую очередь?

– Кажется, надо взять телеграф, – не уверенно сказал кто –то.

– Нет, нет, надо просто связаться по телефону и забрать почту! – Добавил следующий.

– А ещё нужно сделать шаг вперёд и два шага куда -то! – Подсказал третий.

– Конечно, почту взять необходимо, там революционные цены, – задумчиво сказал Настали. – Телефон нам, конечно, тоже пригодился, будь у нас свои уши. Что там дальше? Телеграф? Погодите, телеграф – это когда стучат? Да разве ж у нашего народа это отберёшь?

– Требую кровавой диктатуры! – Взвизгнул вдруг молокосос в гимназисткой униформе и очочках, явный апологет террора. – За что лишили единственной привилегии – ласкать женские ножки? Долой самодержавие! Да здравствует вооружённое восстание!

Тут же все заворчали нестройно и будто бы подневольно: «долой, ага, долой, да здравствует, ура-а…»!

– Мы против красного террора, мы за белый!– Вышел неожиданно из толпы лейкоцитов отвечающий за самоубийственные наклонности человека ангел, которого все тут называли «полковник». Из –за его спины выглядывали двое его вечных спутников, один по прозвищу «Трубач», а другой «штабс –капитан».

– Правильно! – Начали галдеть остальные Лейкоциты в белогвардейской форме. – Наш девиз: лучше быть белым на красном, чем красным на белом!

– Опять белогвардейские элементы голову подняли, – проворчал Настали. – Что вы на этот раз задумали, меньшевики проклятые!

– Даёшь контрреволюцию! – Не остался в долгу некий тип белом кителе из толпы лейкоцитов. –Ненавидим вас, красные сатрапы!

И все, кто с ним был, загалдели: «Сатра- пы! Сатра -пы!».

– Хорошо. Что вы предлагаете? – Поморщился тиран, поднимая руку, чтобы остановить шум.

– Раз мать –родина хочет от нас избавиться, давайте застрелимся! По старой традиции! –Сказал полковник. И стоящие за ним трубач со штабс –капитаном согласно закивали.

– Из чего? – Выпучил на них глаза Настали.

– Да хоть из пистолета!

– Где ж его взять в живом теле? –Удивился диктатор.

– Будем слать сигналы наверх ей в Мозг, чтобы она его нам достала. И когда это случится, мы уж не спасуем, будьте уверены. А пока пойдём и спрячемся в засаде.

– В какой засаде? – Удивился Настали.

– А, на задах.

– Ну, так бы и сказали, что уходите в ж…у! –Крикнул кто –то из толпы.

Все заржали, и лейкоциты, гордо вскинув головы, начали, как объявили удаляться на зады, как они сказали, до поры до времени.

– Ничего, – обернувшись, пригрозил один из них в белой форме, – вы про нас ещё вспомните, голодранцы!

Его слова были встречены свистом.

– Идите, идите в свои зады, шуты гороховые! – Крикнул им в спину председательствующий.

Но только он собрался произнести новую речь, как на него вдруг напала икота.

– Воды, – сказал он.

Откуда –то сверху полилось. Попив, для чего ему пришлось задрать голову и открыть широко рот, он вытер усы и произнёс:

– Вот же, довели до икоты, белогвардейцы несчастные!

Но едва он собрался произнести первое слово, как снова икнул.

– Чёрт! – выругался Настали. – Похоже где –то рядом мистер Ик! Ладно уж выходите, дорогой товарищ ангел Икоты! Где вы там?

Действительно, из –за какого –то закоулка после этих слов действительно вышел господин в костюме в котелке и с тростью. Его выход сопровождала весёлая музычка, типа польского фокстрота, но с армянским мотивчиками, в такт которой он подпрыгивал при ходьбе. Любой бы сразу бы признал в нём папу Власты Григория Маркаряна, так они были с ним похожи. Прямо одно лицо!

– Извиняюсь, вы меня вызывали? – Спросил мистер Ик, подходя.

– Как будто тебя можно вызвать, ага, -пожаловался Настали. – Нападаешь без предупреждения, у, Икота! – Замахнулся он.

– Что вы, – изобразив испуг, в детском реверансе отпрянул мистер Ик. – Вы говорите про меня, как про какого –нибудь завоевателя – «нападают». А я на самом деле мирный крестьянин, пашу без устали целый день.

– Да знаем мы вашу польско –армянскую деревню. Одни распри. Скажи спасибо, что у нас пролетариев с крестьянами традиционно смычка. А то мы бы вас давно в чувство привели. Чего тебе надо?

– Так революция. Хочу о себе громко заявить, раз такое дело. Надоело, что меня зажимают! – Сказал мистер Ик.

– Вот оно что. Так тебя не зажмёшь, ты до вечера икать любого заставишь.

Собрание оживилось, раздался снова смех, забурлили разговоры и Настали был вынужден сделать жест, чтобы всех утихомирить.

– Рассказывай, в чём дело!

– Да-к я же и говорю. Раньше я всегда был с теми, кто пьёт в нашей деревне. Потому что когда человеку выпьет, ему надо икнуть. Вспомнить о родителях. Это ж как закон. И вдруг они взяли и завязали с этим делом! Говорят: царь снова на троне. Икать, мол, опасно, вдруг выкидыш спровоцируем. А куда бедному крестьянину деваться, я спрашиваю? Мы икота, что, не люди? И куда идти теперь, раз из деревни меня выперли? Поэтому, вы уж извините, товарищи, я к вам! Или помогите развязать, тогда я сразу обратно вернусь!

Тут гость нечаянно икнул, и всё собрание подпрыгнуло. Кто –то заворчал, повалившись, однако большинство заржало. Кто –то крикнул: «цирк!».

– Ну, что, товарищи, -сказал диктатор. – Перед нами личность не из нашей партии, но явно нам сочувствующая, так как также как и мы является угнетённой и гонимой. Опять же его папа, как говорят, служил в НКВД. Так что негоже нам в канун революции отталкивать народ. Итак, ставлю вопрос на голосование:

– Кто за то, чтобы принять в наши ряды отвергнутую организмом, но всё же сочувствующую нам Икоту, прошу поднять руки!

Настали первым поднял руку и всё собрание проголосовало единодушно.

– Слушай, ты мне нравишься. – Пока звучали аплодисменты, сказал диктатор. – Иди ко мне ординарцем, а?

Он поманил ангела Икоты к себе и добавил:

– Понимаешь, при твоём появлении все подскакивают. Это хорошо. Для любого командира ты просто находка. Согласен?

– А куда деваться?

– Вот и молодец. Слушай, кого –то ты мне напоминаешь. Ну –ка, спой: на морском песочке я Марусю встретил…

– Надерёмся, спою! – Пообещал мистер Ик.

– Так ей нельзя, она в завязке!

– Надо придумать, как развязать.

– Отлично! Давай запишу твою фамилию.

– Пожалуйста.

Но едва господин открыл рот, всё начали подпрыгивать и со всех сторон раздаваться: ку -ку… ш-ш-ш…то-то!…дий-дий-дий…я, я, я, н-н-н, ц, ц, ц, ий!

– Что –то я не разобрал, – сказал Настали, вставая и потирая ушибленный зад.

– Я разобрал, -вышел из толпы лысоватый тип в круглых очочках и с косой под мышкой.

– А, это вы товарищ Бери «Я», очень хорошо. Идите сюда.

– Всё записано. У меня получилось Маркарян-Кшиштовецкий.

– Что за странные имя и фамилия? – Поинтересовался диктатор у помощника.

– Ничего странного. – Сказал Бери «Я». – Из армян, но с польской составляющей. Прямо в самую сердцевину бьёт. Чёрт –те что получилось, зато красиво! Так, что, новый товарищ, вы у нас на каком фронте будете?

– На дамском.

– Э, нет, на этом фронте мы все тут.

– А тогда, куда наша менструальная партия пошлёт, там и буду! – Отчеканил мистер Ик, вылитый папаша Власты, но с усиками.

– Молодец! Хорошо ответил. За это, может, уцелеешь. –Буркнул товарищ Бери «Я», кровавый диктатор помельче.

– Не надо его никуда, он при моём штабу будет, – сказал Настали.

Тут диктатор обратил свой взгляд на старого матроса с обвисшими усами:

– Что там наши матросики? – Спросил он его.

– Какие матросики, еле ноги таскаем! – Сипло произнёс революционный мичман с погонами, напоминающими холестериновые бляшки. Он опустил глаза, а затем глянул так, что у Настали зачесалась подмышка. –Только и слышим: ничего жирного, ничего копчёного, ничего жареного! Шоколада – и то нельзя! Голодаем! Помогите, кто чем можете!

– Вы чем нибудь помочь товарищу можете? –Спросил Настали мистера Ика.

– Чаю с имбирём хотите? –Спросил мистер Ик, залезая в штаны, где у него было фляжка. – Без сахара. Я только утром пил.

Холестериновый мичман в ужасе замотал головой и скрылся в глубине толпы.

Настали встал перед строем и произнёс:

– Товарищи! Революцию в дамском животе объявляю открытой! Добровольцев прошу сделать три шага.

Под музыку «вихри враждебные» толпа сделала шаг вперёд и два шага назад, обнажив почти детский броневичок, с которого соскочил лысоватый мужичок, одетый в костюм – тройку, пальто и в каждой руке сжимавший по кепке. Повернувшись к толпе и слегка грассируя, он начал свою речь:

– Товагищи кгасноагмейцы! В тгудный час для нашей матери -годины, когда стоглавая гидга контггеволюции свила гнёздышко и сосёт кговь общественного огганизма, мы должны объединить свои усилия и выступить, как один пготив законности и погядка!..

– Мне кажется я его раньше где -то видел, – восторженно прошептал Настали его новоиспечённый адъютант мистер Ик. – Ах, ёлки, ну, конечно! Это же товарищ…

– Тише! – Закрыл ему ладонью рот диктатор. – А то вы когда говорите, все подпрыгивают. А товарищ на броневике. Упадёт, расшибётся. И потом, никто не должен знать, что он здесь! Здесь мы его называем просто товарищ Нелин – и всё. Он в глубочайшей конспирации. Мы все должны делать вид, что он находится в Польше. Даже словечки иногда по –польски вставляем…

– Почему? –Удивился мистер Ик.

– Да потому что все, слышите – все норовят от него избавиться! Впрочем, как и от нас всех. Где справедливость? И казалось бы из –за чего? Из –за того, что мы красные и хотим всем остальным таким же помочь завоевать право не дать остальным делать то, что им нравится.

После революционера Нелина перед собранием вышел некто в длинной серой шинели, военной гимнастёрке, фуражке и попросил слова.

– Слово имеет товарищ Лефикс Де-мудович Ржазинский. -Объявил Настали.

Все зааплодировали.

– А он какую должность занимает? –Тихо поинтересовался мистер Ик у диктатора.

– Товарищ Ржазинский отвечает за давление в мужском детородном органе. Шёпотом ответил министру Настали. – Попросту говоря, он обеспечивает мужику железный стояк. Но, правда, не каждому, а только тому, кто на него искренне молится. Здесь он нелегально. Попал, так сказать, по обмену. Вот выступит сейчас и назад, к своему журналисту. И ещё тут у него один чекист под опекой. Там ему тоже приходится прятаться. Обычно он в катакомбах простаты сидит. Или в мошонке. Подпольщик, одно слово. Он сюда на мужском переднике приезжает, а потом с ним же и обратно. Погостит тут, повыступает с нами и домой в родные пенаты. Довольно опасный и рискованный путь, между прочим, проделывает. Потому что сейчас всё нелегальное под контролем, всюду царская охранка орудует, пограничные заслоны в виде иммунной системы, кислоты разные повсюду, щелочные среды… Но он справляется. Всё –таки не зря его называют «железным»! Только посмотрите, как красиво держится. Какая выправка, как стоит. Одно слово – Рыцарь!

– Да уж…– потрясённо икнул мистер Ик, из –за чего Настали тоже сразу подпрыгнул.

– Товарищи, – начал Ржазинский. – Ситуация хуже некуда: верхи не хотят, но могут, а низы не могут, но хотят. Если так пойдёт дальше – протянем ноги.

В толпе начался возмущённый ропот.

– Что предлагаете? – Крикнул кто -то.

– Надо попробовать всколыхнуть массы! – Сказал Ржазинский.

– Да мы пару раз тут попробовали всколыхнуть, так чуть не задохнулись все! – Под громовой хохот сказал кто -то в зале.

– Ладно. Не хотите по -большому, давайте по -маленькому! – Предложил Ржазинский. – Как насчёт герцогини Мочевецкой? Она испытанный товарищ! Если гражданка, в которой мы находимся, как говорится, зассыт, то всё, считайте, от царя мы избавились! Кто «за»?

Все единогласно подняли руки.

– Молодцы! -подытожил Настали. –За что я люблю красных –за единодушие. Даже смерть их не меняет.

– Вот и хорошо, – сказал Ржазинский. – Если собрание даст мандат, я готов к ней пойти.

– Она же крови терпеть не может, эта ваша герцогиня! Особенно в моче! – Выкрикнул кто –то.

– Да, но зато она наша поклонница и всегда на стороне угнетённого класса, хотя скрывает это!

– Кто ж к ней пойдёт? Сумасшедших нет! -Выкрикнул кто -то.

– Если некому – я пойду. Прошу выдать мандат и ещё один мандат, то есть, два мандата, по-большому и по-маленькому, – заключил Лефикс.

– Мандаты, манда-ты! – Заревела толпа, указывая друг на друга.

Выписав Ржазинскому мандаты, Настали стал оглядываться и увидел, что мистер Ик робко поднял руку, напоминая о своём деле.

– Товарищи! Есть ещё одно дело. –Постучал он по Мозгу кожаным молотком. – Нужно помочь в армяно – польской деревне развязать. Есть добровольцы?

По –прежнему скандируя со всеми, на трибуну выбежал некто в гимнастёрке с пояском и кепке. Подбежав к стоящему возле неё Ржазинскому он проорал ему в лицо:

– Манда ты!

После чего повернулся, вскинув руки к толпе, которая зааплодировала и заревела, едва не захлебываясь от восторга.

– Это кто у нас? – Начал искать Настали желающего выступить в списке, делая вид, что не узнаёт его.

– Вам угодно лицемерно не узнавать меня? – Спросил вышедший. – Ну что ж. Я преставлюсь! Меня зовут Кир, а фамилия Офф. Говорю открыто, потому что мне, как некоторым, все эти конспирации ни к чему.

Тут он посмотрел очень зло на товарища Нелина:

– Я в отличии от других всегда со своим народом! – Вскинув руку, он показал пальцем на собрание. – Вдвоём они собираются там или на троих, не имеет значения. Даже язвенники и те меня поминают, говоря: пойдём кирнём! Меня все знают. Памятник в городе есть, рядом скамейка, где можно выпить.

– А если короче? – Спросил Настали.

– Короче, если вы дадите нам с товарищем Я-Киром мандат, то мы пойдём в деревню и развяжем.

В толпе одобрительно захлопали. Кто -то закричал: " Даёшь сто грамм без закуски!". Ещё некто поднял руку и стал пробираться к трибуне. Оказалось, это человек в официальном костюме, в пенсне с большим лбом и редкими светлыми волосами, держа колбу с чем -то непрозрачным.

– А, товарищ Жбанов, очень хорошо, -сказал Настали и кивнув мистеру Ику попросил: -запишите.

– Товарищи, вы меня знаете, поэтому я коротко, -сказал он, доставая из портфеля пробирку с чем -то. – Здесь у меня жидкость, которой можно взорвать любого, спокойным он всем кажется, или нет. Красный бес аккуратно поставил жбанчик на стол и все кто стоял рядом, в ужасе отпрянули.

– Даже пить не обязательно, в принципе, достаточно тряхнуть. Вот, смотрите. Он коснулся реторты, сверху взвизгнул женский голос: «Ах ты, козёл вонючий, убирайся из моей жизни, слышишь»?

Все зааплодировали. Откуда -то из подпола раздался голос с армянским акцентом:

– Долой нэпманских баб! Пусть катятся колбаской по Малой Спасской!

– Отставить! – Сказал диктатор. – Чья была реплика?

– А, это наверно товарищ Мико! – Сказал кто -то из толпы.

– Японец? – Удивился Настали.

– Нет, наш. Фамилия Мико, а имя – Ян. Снизу реплики подаёт, из кишок.

– То есть, как? –Нахмурился диктатор. – Как же он оказался под нами? Товарищ Мико Ян –проверенный товарищ.

Наклонившись вниз Настали громко спросил:

– Товарищ Мико как вы туда попали?

– С пищей, – донеслось оттуда.

– Почему бы вам не прийти к нас сюда на собрание?

–Меня эта свинья не пускает! – Донеслось снизу.

– Какая свинья?

– Да та, что в колбасе!

Всё собрание заржало.

– Отставить! –Грозно закричал диктатор. Когда наступила тишина, он сложил руки рупором и сказал:

– Потерпите немного, товарищ Ян, революция скоро кончится и мы вас выпустим на свободу!

– Нет, я уже…

– Что?

Тут раздался звук смываемой воды в унитазе и удаляющийся крик:

– Да здравствует революция, проща-а-а-йте, товарищи!

На миг установилась мёртвая тишина, какая бывает только на кладбище. Собрание потрясённо молчало. Вдруг кто –то крикнул:

– Мир пролетариату! Война царизму!

«Вой-на! Вой-на! Вой-на!», стала после этого скандировать толпа.

Все после этого стали выходить и выступать по очереди. Некто в красной шинели, сапогах, гимнастёрке и фуражке, выйдя, затараторил:

– Дайте мне отряд, и я займу позицию в крайней плоти. Пусть понюхают нашего пороху!

Подумав, он добавил:

– Мокрого.

– А если вас отрежут? – Язвительно спросил кто -то из толпы.

– Умрём с отрезанной Крайней Плотью! Прошу дать мандат на совершение подвига!

– Сядьте пока, товарищ Трухачевский! – Сказал Настали. – Мы ваше предложение обсудим позже.

Из собрания вышел ещё один в красной шинели, пенсне, сапогах и фуражке:

– Прошу дать мандат на перманентную революцию вкусовых ощущений. С дальнейшим выходом за рубеж!

– Хотите удрать заграницу вместе с едой, товарищ Т-Готский? –Раскусил его сразу Настали. – Интересно, на какую такую внешнюю арену вы собрались, если как ангел зубного протеза, вообще не имеете права покидать организм!

– Но я…

– Что у вас постоянно за навязчивые идеи Т-Готский? То вы, как Блю Хер жалуетесь, что вас не туда сунули! А то вдруг собираетесь повторить судьбу товарища Трухачевского, который хочет героически отрезаться вместе с крайней плотью! Мы что находимся в еврейке? Нет, товарищи, мы внутри наполовину польки и наполовину неизвестно кого!

На этих словах Мистер Ик вспыхнул от обиды, но в пылу митинговых страстей, этого никто не заметил.

– Товарищ диктатор, можно слово?

– И мне!

– Им не…

– Цыц! –Прикрикнул Настали. –Не забывайте, что я не только кровавый диктатор, но и верховный главнокомандующий. Сидите на своём месте и ждите приказаний!

Т-Готский обиженно надул губы и с гордым видом затерялся в толпе.

– Кстати, насчёт герцогини Мочевецкой: отличная мысль! – Продолжил Настали. – Я и сам об этом в первую очередь подумал.

Красный диктатор с иезуитским прищуром и глубоко запрятанной в усы улыбкой повернулся к Ржазинскому и спросил: вы не возражаете, товарищ Лефикс, если я украду у вас идею? Ржазинский тотчас и даже с какой- то излишней поспешностью кивнул.

– Вот и хорошо, ступайте, поговорите с госпожой Уриной Златовной, Феликс де Мудович! – произнёс диктатор. – Нам нужно, чтобы моча ударила кое -кому в голову в нужное время. Это должно помочь навсегда истребить монархию. И отомстить за страдания народа. Мочевецкая нанесёт первый удар. А мы уж тут завершим дело, как нужно.

– А если герцогиня попросит за эту услугу что -нибудь? – Спросил Ржазинский.

– Пообещайте ей должность Министра Здравоохранения в нашем правительстве. – Сказал Настали.– Она это любит.

– Невероятно мудрое решение, – склонил голову перед диктатором Лефикс. – Что –ж, мне пора возвращаться. Надо успеть, пока язык моего клиента во рту у вашей власти. То есть, простите, у вашей Власты. Не люблю я, знаете, езды на клетчатом переднике, укачивает.

– Понимаю, -вздохнул Настали.

Вместе с диктатором они прогулялись на лифте до Рта и подошли к тягучей, пенящейся реке.

– Сегодня пойду верхом. Это впервые, но что делать. На самом деле я очень боюсь опасных кислот…– косясь на бурлящий слюновыделительный поток, сказал Ржазинский.

– Что? – Сделал вид, что не расслышал его из –за водопада Настали.

– Говорю…

– Счастливого пути!

И дав Ржазинскому увесистого пинка для храбрости, от которого тот немедленно полетел в бурлящий поток вверх тормашками, диктатор бодрым шагом вернулся к собранию.

Глава одиннадцатая

– Всё, хватит, -сказала Власта, отстраняясь от полковника и вставая. – Что это ты сегодня без конца лезешь целоваться?

– Мур-мур, – Сказал Кочетков, ухватив её за полу халата. –Такое романтическое настроение.

– Романтическое? – Заметив, что он разглядывает её под халатом, вырвала она из его руки полу. – Прекрасно. Иди тогда, приготовь нам на двоих романтический ужин, пока я буду в душе.

– Ужин? – Поморщился он. – А мне будет за это награда?

– Посмотрим, – уклончиво ответила она. – Если будет вкусно, то может быть…

Сняв одним махом трусики, как давеча у гинеколога, она помахала ими у полковника перед носом:

– Видишь? Очень даже может быть!

Полковник рванулся было к ней, но она была проворней и, газелью проскочив через коридор, заперлась в ванной.

– Тук –тук, – постучал он к ней.

– Чего тебе? – Стоя спиной к запертой двери и закатив наверх глаза, спросила Власта.

– Я хочу исполнить свой супружеский долг, – глухо донеслось сквозь дверную щель.

– О, не волнуйся, раз ты мне не официальный супруг, то и никакого долга у тебя нет! – Успокоила она его.

– Прошу тогда руки и сердца. – Стал канючить полковник за дверью. От этих слов Власта прыснула.

– Ну, Влася… -продолжил полковник.

– Пожалуйста, не называй меня Влася! – Возмутилась она. – Сколько раз говорить! Я себя сразу генералом- предателем чувствую. Это невыносимо. Ты же знаешь, что в душе я остаюсь комсомолкой!

– Дорогая, пожалуйста, ты же знаешь, я быстро…

– Ох, боже мой, ну, ладно, -раздражённо сказала она, – а то ведь не отвяжешься!

Власта открыла дверь, впуская сожителя, равнодушно подняла халатик, оголив великолепный зад и наклонилась, сделав такое безучастное лицо, какое бывает у пациентов поликлиники, когда у них берут мазок на анализ. Когда полковник, сделал своё дело, она спросила:

– Всё?

– Да. – Ответил он.

– Хорошо. Теперь пошёл вон.

Зайдя в ванну, она задёрнула перед самым носом полковника шторку.

– А поцеловать? – Спросил Дмитрий Фёдорович.

Высунув из -за занавески руку, она ткнула ему в губы и сказала:

– Теперь иди, готовь ужин.

– Можно я посмотрю, как ты моешься? – Прильнул полковник к щёлочке в занавеске. – Ты же знаешь, как я люблю ню.

– Ню тебе!

Открыв на миг занавеску, Власта направила полковнику струю душа прямо в лицо.

Пока он вытирал лицо, она весело смеялась, а он лишь вздыхал и кряхтел, качая головой, а потом пробормотав: «ладно, проехали», вышел нехотя из ванны, хотя ему очень хотелось ворваться к ней и нашлёпать её по чудесному голому заду.

Приготовив еду, Дмитрий Фёдорович вернулся в комнату, сел в кресло и блаженно закрыл глаза. Власта пока всё ещё была в ванной. Он прислушивался к звукам льющейся воды и чему -то улыбнулся. Кажется, его жизнь стала приобретать правильные очертания!

Раньше ему не везло с женщинами, а теперь кажется, выпал счастливый билет. Какая прекрасная женщина с ним! Как только её удержать? По опыту он знал, что если бездействовать, то можно легко упустить то, что так недальновидно считаешь своим. Любить Кочетков не умел. Зато он хорошо знал свою работу. И усвоил, что единственное, что может человека заставить отираться у твоих ног, как собачонке – это страх! Так говорил ему когда его отец, Фёдор, работавший милиционером, которого убили однажды во время несения вахты бандиты. И так учил своего единственного сына, а потом внука их дед Остап, старый чекист, говоря обоим: всех надо держать в страхе, тогда и порядок будет!

Увы, Дмитрий Фёдорович почти не помнил ни отца, ни деда так рано оба ушли, но они оба жили в нём, он это чувствовал.

Итак, ему нужно найти на Власту компромат. Кое –что, конечно, он на неё нарыл. Но этого мало. Надо ещё покопаться в её прошлом, чтобы уже было наверняка. Не может быть, чтобы у такой красивой и взбалмошной женщины ничего в прошлом, учитывая, что она была замужем за коммерсантом. Тем более, папа у неё начальник северного депо, наверняка там тоже есть нелегальные коммерческие перевозки и так далее. Мать заведует аптекой, тоже наверно рыльце в пушку, брат занимается в Подмосковье ресторанным бизнесом, этого вообще замести легче лёгкого, а бывший муж она сказала, был олигархом и занимался нефтью. Ха-ха, там, разумеется, был косяк на косяке и косяком погонял!

Даже не обязательно на всех распыляться, достаточно найти у кого –то одного что –нибудь, и потом можно держать этим в страхе человека очень долго. Да, кроме того, ему, в связи с возможностью получить новую должность, обязательно нужно знать о своей будущей жене всё. Это генеральская должность, мало ли что! Надо завтра же дать поручение адъютанту проверить всех сразу: и маму, и папу, и брата, ну, и её, естественно. Для этого надо сделать запросы в Барнаул, Солнечногорск и Надым, покопаться в прошлых делах, поискать информацию. Всё -таки, имея на человека досье, где расписаны всего его грешки, жить спокойней.

Полковник потёр руки. Какой он всё –таки дальновидный и расчётливый человек! Не зря Свиблов хочет сделать его генералом. Что ж, это решение верное. Он этого заслуживает. Ведь он Кочетков на минутку, потомственный чекист. И его дед, Остап Фёдорович, и отец Фёдор Карпович, земля обоим им пухом, тоже оба, как ни крути, были служителями закона. Конечно, своим предкам, наверное он и в подмётки не годится. Те вон в какие времена жили и умели проворачивать такие дела, что озноб пробирает и научились держать людей за яйца крепко. Правда отец-то, говорят слабый был, всё в обмороки падал, какие –то ему тени убитых что ли им людей мерещились. Но дед –вот тот был кремень! И всё, что они наработали за свою жизнь, он ощущал в себе. Это как видно у него в крови.

Только вот с членом ему не повезло. Надо же было случиться такой беде, что крошечный осколок от мины на Кавказской войне попал прямо в пах и задел чуть ли самый важный жизненный орган. Конечно, военный хирург просто золотых дел рук мастером оказался. Всё сшил. Только теперь у него сперма не выстреливается, как раньше, а вытекает медленно, будто новорождённого стошнило. И хотя он старается, ходит на иглоукалывания, принимает лекарства, делает массаж, Власта, как видно, им не довольна. Поэтому он и смотрит на её измены сквозь пальцы. Понимает, что такой женщине, как она, больше надо. Но это до поры до врение, а придёт срок, он поставит ей ультиматум – либо, либо! И дружка её журналиста пришпорит. Он никогда не простит тому, с кем она ему изменяет.

Эх, вот были б у него большие деньги, тогда можно было б поехать в Швейцарию или Израиль и прооперировать член, там за деньги такое можно сделать. Но ничего, ещё вечер. Он почему –то знал, что будет богат однажды. И тогда- о, он поедет на лечение не просто, а на собственной яхте, в белом костюме. Через пару тёплых морей прямо Изральскую клинику. Или на самолёте в Женеву, пока не решил. Но это будет, раз так он, сам Кочетков, так решил.

Услышав, что вода в ванной больше не шумит, а, значит, Власта скоро выйдет, полковник, весьма довольный собой, встал и пошёл на кухню, чтобы разложить на терелки ужин.

В это же самое время души усопших родственников полковника, дед Остап и отец Фёдор сидели у себя в комнатёнке в самом дальнем углу мозжечка Головного Мозга, и размышляли, как помочь внуку и сыну, которого взялись опекать, сделать его жизнь лучше, веселей и богаче.

Обычно они всегда сидели вот так парой, и никто им не мешал думать. Поэтому они очень удивились, когда увидели перед собой облитого чем -то тягучим и липким товарища Ржазинского. (Надо сказать, проекция передавала не только все цвета и оттенки среды, в которой находился орган, но даже запахи).

– Вы же…этот, как его, памятник! – Показал на него пальцем чувствительный отец Фёдор и, охнув, упал в обморок.

– Господи, – глядя то на сына, то на вошедшего, забормотал дед Остап. – Это же вы, сам лично, наш дорогой железный товарищ Лефикс де Мудович!

– Да, собственной персоной. – Подтвердил Лефикс. – Что это с ним? –Глянув на отца Фёдора, спросил Ржазинский.

– В обмороке, – сказал дед Остап. – Думал, вы это или это ему мерещится. Впечатлительный очень.

– Ясно. Давайте уточним. Вы – кто у нас?..

– Остап Кочетков, чекист в отставке, а это мой сын Федька, он тоже при жизни ментом был, пока его враги не шлёпнули. – Показал он на лежащего в отключке сына. – Нас сюда обоих после смерти определили в это, значит, тело заместо бога. Раз оба неверующие. В наказание. Вот мы и помогаем по мере сил внуку.

– Ясно. Значит, я могу на вас полагаться, товарищи? –Спросил Ржазинский.

– А как же! – Уверил его дед Остап.

– Отлично, давайте разработаем план действий. Что у нас есть? – Он посмотрел вокруг. Кажется они находились в каком –то подполье, потому что здесь было мало света, хотя росли деревья и кусты, и текла речка, солнце из –за горизонта не выглядывало, но было светло. Вообще, было странное ощущение, что они находятся в театре, а вокруг декорации, правда, искусно сделанные.

– Да ничего у нас в мозгах хорошего нет! – Радостно заметил дед. – В смысле, жить можно. Мне нравится! Всегда, откровенно говоря, так хотел жить!

– Как – так?

– Да вот так, чтобы светло, тепло и мухи не кусали! –Заржал дед Остап, но, увидев, как серьёзно на него глядит железный Лефикс, запнулся.

Ржазинский огляделся. Он, дед Остап и лежащий навзничь отец Фёдор оказались возле реки чекистских мыслей, которая текла из глубины Сознания. Вокруг расстилался парк, где со сладкими улыбками гуляли в синей милицейской форме кавалеры под руки со своими дамами, тоже одетыми по форме ис погонами.

– Ну, здесь вроде полный порядок, – с удовлетворением заметил Лефикс.

– Стараемся! – Козырнул дед Остап.

Они начали не спеша прогуливаться, разговаривая о том, о сём. Фоном негромко звучал фокстрот. В душе потомственного чекиста Кочеткова соловьём заливались прижатые к стенке агенты империализма, копали земляные траншеи стиляги с измученными лицами, кусал локоть раскулаченный кулак и не в силах лить воду на мельницу, смотрел на неё грустными глазами связанный по рукам с табличкой «предатель родины» на груди саксофонист. Вокруг зеленели заросли малины, светило из транспаранта с надписью КПСС солнце и дул из лёгочной трубы, подогретый до температуры человеческого тела, свежий ветер перемен. Вдруг из –за куста Времени выскочил фашист в немецкой форме, и наставив на гуляющих автомат, закричал: «Хенде Хох!» Товарищ Ржазинский испуганно поднял руки.

– Чего тебе? – Недовольно спросил немца дед Остап.

– Брод, брод… – жалобно стал просить немец, протягивая грязную ладонь.

– На! – Кинул ему Остап ломоть хлеба. –И не приходи больше! Надоел, хуже горькой редьки!

Схватив хлеб, немец скрылся в кустах, откуда стали доноситься чавканье и сдавленая немецкая речь.

– Кто это был? – Спросил Лефикс.

– Немец, а хто ж ещё?

– Откуда он здесь взялся?

– Да в голове у русского человека какой только дряни нет! Всё ж через Мозг проходит и тут застревает. Вот и мешают мысли всякие.

– По-ни-ма-ю, – протянул Лефикс.

Сделав круг, они вернулись на старое место. В это время поднял голову отец Фёдор и, снова увидев Ржазинского, произнёс:

– Бред!

А потом опять отключился.

– Бедняга…– поморщился Лефикс.

Глава двенадцатая

– У тебя снова живот болит, как давеча? – Спросил Дмитрий Фёдорович Власту, лежащую на боку и накрытую одеялом. Была суббота, утро. Власта думала о Владе и размышляла, как исхитриться позвонить ему и рассказать, что делала, чем занималась, а заодно опять сказать, что любит его. Но невыносимой полковник был опять рядом, от него нельзя было отвязаться и это её раздражало. Вот и теперь, закинув на неё руку, он пытался прижать её к себе.

– Отстань!

Власта лягнула полковника под одеялом ногой. В ответ на такую открытую агрессию он замер на какое –то время, будто обиженный, но потом продолжил придвигать её к себе, просто стал это делать осторожней.

Власта, взяв с тумбочки пульт, включила телевизор и, подперев голову рукой, с выражением непередаваемой скуки на лице, уставилась на экран.

– Зая… – стал мурлыкать за её спиной в этот момент Дмитрий Фёдорович. –Ну, ты нужна мне сейчас.

– Послушай, я уже вчера вечером сделала всё, что ты хотел! – Чуть не подскочила она. – Дала себя и поцеловать, и поиметь!

Высвободившись из его объятий, она поднялась, хватая со спинки кресла халат, надевая и запахивая его:

– Между прочим, вчера, когда я тебе дала понять, что не прочь это сделать второй раз, ты заявил, что у тебя нет сил.

– Ну, радость моя, вчера я просто устал немного на работе.

– Что –то ты слишком часто устаёшь в последнее время! Может у тебя там любовница? Или любовник?

– Не смеши меня, -сказал полковник. – Если б я и искал любовницу, то непременно такую как ты. Так что зачем мне другая? Я люблю тебя!

– Ну, да, старо предание, – кивнула Власта.

– Куда мы сегодня? – Спросил Кочетков. – Может, к твоему брату в ресторан? У него шашлык вкусный.

– Обойдёшься. Это ещё заслужить надо. Нет, мы никуда не поедем. Я во всяком случае точно, у меня дел полно дома. Вон Лорины вещи надо перебрать. И у меня тоже стирки накопилось. А ты можешь ехать, куда хочешь.

– …Тебе нездоровится, да? – Кочетков встал и пошёл к ней, с явным намерением обнять её.

– Не подходи! – Грозно выкрикнула она, выставив перед ним руку с зажатой в ней массажной расчёской.

Он застыл, зная, что бывают моменты, когда к Власте лучше не подходить. Как то раз он полез, думая, что она шутит, и Власта стала лупить его пилочкой для ногтей по рукам и голове с таким озверением, что пробила ему в некоторых местах кожу и там, как потом он увидел, выступила кровь.

– Ой, ой, как мне страшно,– засмеялся полковник, однако вспомнив о той экзекуции, остановился, не решаясь идти дальше.

Власта повернулась к нему спиной и, открыв шкаф, стала перебирать вещи:

– На завтрак что? – Спросила она. – Я есть хочу.

– Рыбные котлеты с картошкой. –Ответил полковник.

– Они же вчера были, – поморщилась Власта.

– Да. А зачем ты их покупаешь? – Спросил Митя. – Вся морозилка забита этой дрянью.

– Из экономии. И чтобы у тебя появился стимул зарабатывать! – Выдержав паузу, заявила она. – Ладно, пусть будут котлеты. Если поджарить к ним по яйцу, то сойдёт. Кстати, – она резко повернулась к нему, отвлекшись от полок шкафа, – ты выяснил насчет ипотечного кредита? Месяц прошёл с момента нашего разговора.

– Процесс идет, – хмуро выдал полковник заученную с юности фразу.

На самом деле прошёл не месяц, а уже три с того момента, как он начал просчитывать возможность взять кредит. Но полковника останавливали проценты, которые, возьми он его, съели бы половину официальной зарплаты. А это могло вызвать толки на его работе, что в тот момент, когда должно решиться, кому из них, ему или полковнику Соловьёву достанется генеральская должность, было вовсе не желательно. Конечно, всё это можно было объяснить Власте. Но говорить об этом сейчас, когда она была не в духе, не хотелось. Все равно, что добавить масла в огонь.

–Милая, если нам обоим не нравятся котлеты, то, может, сходим куда -нибудь поедим, а? –Спросил он.

– Ещё рано. Только десять. Рестораны с двенадцати. А у тебя что, много денег?

Он благоразумно промолчал. Потому что если сказать: «много», то она протянет ладонь и скажет: «давай сюда», а скажешь «мало», то она на это выдаст: «что ты за мужик? Я и то больше тебя зарабатываю!» и т.д. Конечно, в одном Власта была права, нужно другое жильё. Хорошо, что сегодня Лора осталась ночевать у подруги, а то бы и обняться с утра было бы невозможно. «Ты что? Там Лора не спит»!

Но где, правда, взять деньги? Полковник подумал, что ему нужны дополнительные источники заработка. Он всё чаще в последнее время стал об этом думать. И то, что вся эта история с генеральской должностью затягивалась, очень раздражало его. Уж сказали «А», надо говорить «Б»! Зачем –то устроили ему теперь это соревнование с полковником Соловьёвым за должность. Конечно, он знал, что Свиблов на его стороне, но кто знает? А должность бы сейчас ему, ох, как не помешала! Потому что с должностью приходили и деньги, и дача, и новые возможности, которые были ох, как нужны сейчас!

– Ты маме своей звонил? – Спросила вдруг его Власта.

– Нет, –насторожился Митя. –Зачем? Что –то случилось?

– Ждешь, чтобы с твоей матерью что –то случилось? – Повернулась она к нему.

– Нет, но…должен же быть повод.

– Какой тебе нужен повод, чтобы позвонить родной матери и спросить у нее о здоровье? –Отвернувшись, пожала плечами Власта.

– Хорошо, –сдался Митя. –Сейчас позвоню.

Он встал и подошел к телефону. Снял трубку, набрал пару цифр и положил ее на место.

– Потом! –Заявил он.

Она очень ядовито рассмеялась, энергично закивав, как будто ничего другого от Кочеткова и не ожидала:

– Вот она, сыновняя любовь!

– Ну, причём здесь это? – Сразу раздражаясь, спросил полковник. – Просто чувствую, что сейчас выяснится, маме надо срочно ехать в какую –нибудь поликлинику сдавать анализы или к ее подруге на именины. И мне вместо завтрака придётся ехать на другой конец Москвы, а завтра она наверняка еще попросит меня отпроситься с работы, чтобы я помчался спасать какую –нибудь ее подружку. Мама вечно делает из меня Робина Гуда! Где она только находит столько попавших в беду старушек? Мне иногда кажется, что у нее целый штаб этих бабушек, которые только и делают, что сидят и придумывают все эти хитроумные операции – как заставить меня совершить благородный поступок! А на самом деле, никаких проблем нет, надо просто вызвать к дому такси, спуститься, сесть и поехать. Уж денег то на такси я маме всегда найду, с этим проблем не бывает. Но нет, я обязательно должен явиться на помощь кому -то, как ангел с небес. Аж зло берёт! И вот едешь, гадаешь, что они на этот раз придумали? Клизму кому –то срочно надо поставить или анализ мочи сдать. Как будто это они без меня не могут сделать. Уж лучше бы, ей богу, меня раз в день ждала сразу какая –нибудь старушка возле дома, чтобы я бы вышел и сразу перевёл её через дорогу. Один раз перевёл – весь день свободен! А то всё неожиданности…

– Позвони маме…– монотонно повторила Власта, отходя от шкафа, чтобы полить цветок. Ей надо было, чтобы полковник убрался куда -нибудь. Он не нужен был ей в выходные дома! К тому же она получала удовольствие, издеваясь над мужчиной с тремя звёздами на погонах. Её забавлял этот детский скулеж взрослого человека. В другой день она бы не стала так настаивать, но сегодня Митя ей мешал. Она поставила гладильную доску, взяла постиранные вещи и бросила их позади себя на кровать, приготовившись гладить.

– Власик, у меня такое чувство, что ты от меня просто хочешь избавиться! – Будто услышав её мысли, капризно сказал Митя, присаживаясь на кровать и беря приготовленные для глажки вещи в руки.

– Не называй меня Власиком! Влася, Власик! Сколько раз говорила! Противно! – Вспыхнула она.

– Котенок, ну, что с тобой?… – полковник опустился на колени, пытаясь, обнять её ногу и целуя её губами.

– У меня утюг горячий, – Закатив глаза, она подняла утюг на согнутой в локте руке. – Не продолжай, слышишь? А то поставлю его тебе на голову.

Полковник с недовольным видом выпустил её ногу и сел на кровать.

– Чего ты вечно такая? –Спросил он.

– Какая? – Удивилась она.

– Недобрая.

– А ты не называй меня котёнком! Что за зоопарк ты здесь развел? Львёнок, чижик, кака-душка ещё скажи! Лору называешь грызуном, меня кошкой –сам –то кто?

– Я серый волк! Р-р…–Зарычал полковник, . –И я тебя сегодня съем, предупреждаю! Потому что у меня сегодня такое настроение…

– А, вот что, –кивнула Власта, одной рукой замахиваясь на него утюгом, а другой упираясь ему в лоб. – Чего ты хочешь?

– Любви, – с пафосом произнёс он.

– Всего то?

Поставив утюг, она сделала пару шагов к кровати, упала спиной на диван и задрала халат, обнажив ноги до трусиков:

– Ладно, бери моё «Я», раз тебе так надо! Только уговор: делай по –настоящему, а не так как ты обычно, раз-два-три и пошёл. Попробуй доставить мне удовольствие.

– Это ведь невыполнимое условие – доставить тебе удовольствие, -усмехнулся полковник.

– В том то и дело, что для тебя невыполнимое – сказала Власта, одёргивая вниз халат и делая попытку встать, чтобы начать гладить. Но полковник уже навалился на неё, прижав к кровати всем весом.

Менструальное собрание было ещё в разгаре, когда на них сверху вдруг рухнули трое, а именно товарищ Ржазинский в сопровождении отца Фёдора и деда Остапа.

– Какими судьбами, Лефикс де Мудович? – Удивился Настали. – Вы разве не уехали заграницу?

– Да вот, внезапно оказия вышла, и мы решили к вам заглянуть. – Сказал Ржазинский, отряхивая с рукава похожий на белый кисель состав.

– Знакомьтесь, товарищи. Остап, старый чекист, подпольная кличка «дед», а это его сын Фёдор, по прозвищу «отец». Оба проверенные товарищи. Работают ангелами в ведомстве полковника Кочеткова. Как говорится, прошу любить и жаловать.

К вновь прибывшим немедленно подскочил Нелин и сильно грассируя заговорил:

– Это хорошо, товарищи, что вы прибыли. Свежий взгляд нам не помешает. Ответьте ка вы мне, как у вас обстоят дела с идеологией? Вы Маркса давно читали?

– Да, как сказать…– кашлянул дед Остап. – Не то, чтоб очень давно, но прилично…

– Очень плохо, товарищ! Классиков надо читать ежедневно! А вы в царской охранке случайно не работали, что –то мне ваша рожа знакома! В глаза мне. Да? Нет? Признавайтесь, голубчик, тут все свои!

– Чего он? – Обалдев от такого напора посмотрел дед на Ржазинского.

– Нет, не то, товарищ Нелин, это почётный чекист, я его знаю…– начал Ржазинский.

– Вы, Лефикс де Мудович, идите и обеспечивайте Железный Стояк, раз вам это поручено! Я сейчас не с вами, хотя до вас дело тоже дойдёт, – встав в позу, отмахнулся ангел Лени от Лефикса, не дослушав его.– Я вот с ним: скажите, дорогой товарищ, вы за какой Интернационал, за Первый или Второй? –Отвечайте! Не задумываясь! Так, ясно… Перед нами контра, товарищи!

Обернулся он к собранию.

– Кто контра?… – Замигал дед Остап, поглядев вначале на Лефикса, а потом на сына.

– Да вы, вы и есть контра! – Наседал Нелин.

– Это почему? – Заморгал дед.

– Да потому вы контра, что у вас нет правильных ответов. –Не отставал Нелин. – Это более чем подозрительно. Значит, ждите товарищей с ревизорской проверкой. Мне кажется, контреволюция свила у вас себе гнездо!

– С чего вы взяли? – Мягко спросил Ржазинский товарища Нелина. –Нет, вы знате, я проверял…

– А вот чувствую! – Не стал опять слушать его Нелин. – Конечно, тело у меня отобрали. Оно в Мавзолее. Народ туда ходит от нечего делать, чтобы поглазеть. Но чуечка то при мне! Кстати, заодно проверну тот фокус с отъездом и возвращением, чтобы сделать революцию. –Шепнул он Ржазинскому.

– Фокус? Какой ещё фокус? – Услышал всё дед Остап.

– Такое милый. Я слышал в ваших мыслях немцы бродят, они то мне и нужны.

– Зачем? – Удивился дед.

– А затем, что успех революции, дорогой товарищ, зависит от того, как её начать. Есть проверенная схема. Уезжаешь с одного места в другое, договариваешься с немцами, возвращаешься назад в их пломбированном вагоне и –пожалуйста, власть вам преподносят на тарелочке. Вот вы мне этот пломбированный вагончик и обеспечите!

– Где ж мы его возьмём? – Захлопал глазами дед.

– У немцев дорогой! У немцев, где же ещё? Смотрите, кормите их там лучше!

– Да у них там ничего нет, они у нас хлеб сами просят.

– Вот же хитрецы! – Засмеялся Нелин. – Делают вид, что бедные. И тогда тоже так было. Но вагон у них есть, поверьте. Стоит где –то на запасном пути, прямо, как в песне.

– Как же я с ними буду общаться? Это ж надо немецкий знать, – буркнул дед Остап.

– Вот товарищ, и подучитесь заодно. Помните? «Учиться, учиться и учиться!». Учиться никогда не поздно, – засмеялся Нелин, хлопая деда куда попало.

– Конечно, учиться, – ворчал дед, косясь на вождя. На портретах он казался ему умным. Но в жизни Нелин ему явно не нравился.

После собрания, где единогласно было решено послать товарища Нелина с ревизорской проверкой к полковнику Кочеткову, они втроём присели в зале ожидания. Прошло много времени, прежде чем появился новый клетчатый передник в форме гораздо более изящного и мощного транспорта с глянцевым лобным отливом, без привычного шрама и нагромождения гофры за кабиной. От вида нового передника собрание повеселело. Под градом шуточек, Лефикс Де Мудович и его сопровождающие забрались на него и поехали.

–Желаю удачи, товарищи, – замогильным голосом сказал диктатор, которому эта техника передвижения, если говорить честно, внушала отвращение.

Глава тринадцатая

Власта поднялась с кожаного диванчика в переговорной, и начала поправлять причёску. Её начальник Коцер, поправив штаны, достал сигарету и прикурил:

– Хочешь? – Спросил он.

– Нет, – она покачала головой. – Мне нельзя, ты что?

– А, ну да.

Тусклый свет настенного бра в переговорной комнате освещал пупырчатые зелёные стены, дорогую кожаную мебель, массивный стол со стоящими вокруг него стульями и репродукции с картин, среди которых была любимая Власты «Я и деревня Витебск» Шагала. Это напоминало ей о её прежней жизни с Хёгертом в Рязанской области. Да, Герман любил её. Это теперь она понимала. Как жаль, что прозрение наступило так поздно!

– Миш, скажи, зачем мы это с тобой делаем? – Глядя на картину, спросила Власта.

– Что именно? –Не понял он.

– Ну, трахаемся. Мы ведь не любим друг друга. И никогда не любили.

– Во первых, тебе это нравится. А во –вторых, для настроения. – Сказал Коцер. – Лично мне ещё скучно до чёртиков! А ты почему?

– Я? Для здоровья. Врач сказала: для этого дела ограничений нет. Даже как можно больше. Вот я и навёрстываю. Любимый мой человек сейчас в командировке. А от полковника толку мало. У него член раненый.

– Раненый?

– Да, он как -то слабо е…. Хотя изо всех сил старается. Желание у него есть. Но на практике… У него знаешь, как семя из члена выходит?

– Как?

– Вот так. – Она подняла указательный палец и другим указательным показала, как медленно сползает у того вниз по члену семя. – Канал перебит. У нас секс раз в неделю, да и то бы я это сексом не назвала.

– Не повезло… – Покачал головой Коцер. – Ты обращайся, если что. У меня семьи то нет, ты же знаешь.

– Я тебе, правда, нравлюсь? – Спросила Власта.

– Конечно. – Удивился вопросу Коцер. – Ты красивая и вообще….Мне такие, как ты, очень нравятся!

– Ясно…Скажи, а почему же, раз я тебе нравлюсь, ты тогда ни разу не предложил мне руку и сердце, не сказал мне: давай поженимся! Хотя бы раз!

– Но у тебя ведь полковник, -заморгал Коцер.

– Полковник!…

Она презрительно фыркнула, придвинув к себе пачку сигарет, и начав её разглядывать:

– Это же не стена, можно отодвинуть. Правильно, Михал Ааронович?

– Ну, почему вам, женщинам, надо обязательно превращать приятное дело в какой –то разбор полётов, а? – Улыбнулся Коцер, толкая к ней зажигалку:

– Кури, если хочешь.

– Не хочу. А всё –таки?

– Ты хочешь, чтобы я тебя о чём –то просил, да?

– Да! Мне это надо! – Подняла она на него глаза. – Не факт, что я дам согласие, но ты попроси!

– Нет уж, спасибо! Вдруг ты скажешь «да»? Чтобы меня пристрелили после этого где –нибудь в лесу за городом? Я не сумасшедший!

– Будь ты настоящим мужиком, ты бы взял, да и сам пристрел бы его где -нибудь первым, делов –то! – Вздохнула она.

– Ага! Я его пристрелю, а меня посадят?

– Трус…

Власта уселась на переговорный стол и изредка, бросая на Коцера презрительные взгляды, стала кантовать в руке пачку туда -сюда. Коцер немного посмотрел на её манипуляции с пачкой, потом уставился в журнал. Он давно понял, что всем женщинам необходимо говорить. И вовсе не обязательно отвечать им, даже если до этого у вас перед этим был интим.

– Ладно, пора мне работать. – Сказала Власта, бросая пачку на стол. – Кстати, Миш, давно хотел сказать: это у нас с тобой было в последний раз!

– Что было в последний раз?

Коцер вдруг отвлёкся от мужского журнала.

– Ну, это, -она кивнула на диван.

Она встала и пошла к двери своей умопомрачительной походкой.

– Власта, – протянул он к ней руку, будто желая её достать. –Ты что? Обиделась?

– Нет. Просто мне это надоело, хватит.

Она открыла дверь, чтобы выйти. По коридору туда –сюда шли служащие.

– Власта Григорьевна, закройте дверь на минуточку, мы не закончили разговор, – приподнимаясь в кресле, попросил Коцер официальным тоном.

Она сделала вид, что подчинилась, но вместо того, чтобы вернуться к нему, ловко вытащила ключ из замочной скважины и, быстро вставив его с другой стороны, защелкнула дверь.

– Только не это! – Рванулся с места Коцер.

Но прежде, чем он успел добежать, Власта уже стояла за дверью, постукивая коготками по вставке из матового стекла.

– Ты арестован, – хихикнув, сказала Власта Коцеру через щелку.

– Что, опять?! – Потряс он дверью. – Слушай, но я в прошлый раз два часа тут просидел. Все мысли передумал!

– И хорошо. Подумай ещё, -весело сказала она, неслышно уходя по коридору, застеленного мягким ковром.

– Власта, – чуть сильнее дёрнул дверь Коцер, заставив Власту с той стороны радостно отпрянуть, подняв руки. – У меня через два часа встреча с финской делегацией, мне подготовиться надо, слышишь?

– Обойдёшься, – бросила она, направляясь в свой офис.

– Ладно, давай всё обсудим, – зашипел в щелку Коцер. –Только открой. Пожалуйста. Слышишь? Власта! Власта Григорьевна, – заговорил он теперь официально, – пожалуйста, отоприте дверь и выпустите своего начальника!

Последние слова он почти прокричал. Из кабинета, рядом с залом заседаний, где Власта заперла Коцера, вышли две симпатичные секретарши и мило переговариваясь о чём –то, направились в столовую. Проходя мимо зала, они увидели бешено прыгающую под рукой Коцера дверную ручку и его просьбы освободить его:

– Власта, поиграла и хватит, мать твою! – Шептал он в щель. – Если хочешь, давай поженимся, даже прямо сегодня, хрен с тобой. Только отопри! У меня переговоры через час, надо подготовиться! Власта!

Обе девушки прыснули в кулачок и переглянулись. Одна было потянулась к ключу, чтобы освободить начальство, но вторая остановила её, сделав страшное лицо, ты что, мол, зачем в чужую свару встревать? И они обе, беззвучно захихикав, быстрым шагом на цыпочках побежали дальше.

– Власта Григорьевна, откройте дверь. – Сменил за дверью тон на ласковый Коцер. – Ну, хватит дуться. Откройте, ради вашего же блага. Я подумаю насчёт того, чтобы поднять тебе зарплату…Власта Григорьевна, ау, вы здесь?

Он подёргал дверь.

– Чёрт, неужели ушла? – Пробормотал он. – Власта Григорьевна! Я чувствую, вы тут за дверью. Ладно, – стал опять шептать он в щелку, – Хочешь, я поцелую тебя между пальчиков и потом везде, где хочешь?

Единственным, кто слышал это, был Альфред Нобель на портрете, висящий в коридоре на стене. От этих слов его брови поплзли наверх, а круглые очки свалились вниз.

– Власта, – снова повысил голос Коцер, дёрнув изо всех сил дверь. –Власта Григорьевна! Я же слышу, что вы здесь! Ладно, чёрт с ним, пристрелю твоего полковника, если ты хочешь. Вызову его на дуэль, или пусть он меня пристрелит, как последнего лоха, только открой дверь, мне идти надо! Слышишь? Если не откроешь дверь через секунду, сейчас разбегусь и выбью её ногой!

Какая –то очередная сотрудница, блёклая, как мышь, проходя мимо переговорной, протянула руку к ключу и отперла.

– Михаил Ааронович? – Спросила она, увидев перед собой зама генерального. – Кто вас запер?

– Да так, случайно, – сказал он, выходя. – Спасибо, что открыли.

– Не за что.

– Власта Григорьевна! – Раздалось по коридору. – Куда же вы так быстро исчезли?

Товарищ Ржазинский, дед Остап и отец Фёдор оказались в комнате, где сидела еврейская семья. Одеты сидящие за столом были, как евреи, в кипах, однако поверх жилеток и лабсердаков у каждого висел православный крест. Увидев вошедших, хозяин дома, лысоватый невзрачный еврей, сказал жене – худой женщине, худой, мрачной еврейке с постным лицом:

– Я тебе говорил, Сара, что этот выкрест Миша, наш внук доведёт нас до Лубянки!

Пока отец Фёдор и дед Остап кидали на пол меноры, свитки и талиты, совершая обыск, Ржазинский, расположившись за столом, достал лист бумаги и спросил:

– Фамилия?

– Коцер Моисеевич Лейбович, – ответил еврей.

– Вы были коммунистом?

– Нет, но я приветствовал революцию, сладкую революцию. –Добавил он.

– Значит, революцию поддерживали?

– Да, то есть, нет…Да!

– Хорошо. Есть к вам одно дело…

Ржазинский стал шептать что –то еврею на ухо. Тот внимательно слушал, изредка кивая. Затем встал, подошёл к неким шторкам, раздвинул их, обнаружив за ними к удивлению Ржазинского, отца Фёдора и деда Остапа человеческое Ухо, размером с бюст Сталина, какими украшали дома Культуры, и стал говорить туда: «Миша, оставь эту бабу, как её там, Власту, в покое, иначе тебя за неё точно пристрелят. Что значит «нравится»? Нравится – это когда не надо очень дорого платить! Ладно, но только один раз. Всего один и хватит. Может, ты чувствуешь холодок в душе? Это за тобой уже следят прохладные типы в мышиного цвета форме! Миша, им всё равно, поверь, нравишься ты кому -то или уже зажмурился! Миша, ты в своём уме спать с бабой, которую водит под конвоем лично полковник милиции? Зачем она тебе? Лучше возьми и укради на глазах милиционера яйцо в Грановитой Палате, тебя хотя бы сокамерники будут уважать! Умоляю тебя, дорогой, скажи себе «кец!» и живи спокойно!

Закончив читать мысли своему потомку, еврей снял талит и сел за стол.

– Всё? – Спросил Ржезинский.

– Да, но имейте в виду, он непослушный. Иначе мы не сидели бы тут оба в крестах!

Глава четырнадцатая

Власта только углубилась в перевод, где говорилось о невероятных возможностях их транснациональной нефтяной компании, как в дверях появилась секретарша главного, между прочим, одна из тех двух, что смеялись над Коцером в коридоре, и сказала, состроив уморительную мину:

– Власта Григорьевна, главный просит вас зайти к нему.

У неё ёкнуло сердце: «неужели выходка с Коцером будет стоить ей работы»?

Когда она зашла в кабинет главного, там действительно сидел Коцер. Но он лишь сухо с ней поздоровался, как делал всегда, если общение с ней происходило на глазах подчинённых или начальства. Главный же, вопреки её ожиданиям, был с ней очень мил. Сделав ей комплимент, попросил её быть переводчицей на переговорах Коцера с финской делегацией. Значит, Коцер ничего ему не рассказал. Это радовало.

Ближе к вечеру начались переговоры. А после них как всегда пьянка. Все эти Алексантери, Валто и Ерхо нажрались так, что она уже не понимала, что они там говорят ей по –английски. Вначале она отказывалась с ними пить, но затем, будто кто –то наколдовал, и она выпила. Ещё через пару часов финны ушли, а она увидела себя на диванчике. Перед ней стоял Коцер, а она нетрезво расстёгивала ему ширинку и стягивала вниз брюки…

Собрание всё ещё шло, когда сверху один за другим на них опять попадали Ржазинский, дед Остап и отец Фёдор. Были они всклокоченными и будто взмокшими, словно только что вынырнули из преисподней:

– Оказия? – Понимающе усмехнулся Настали.

– Да. То есть, нет. Обычная пересадка, как в подземке, ваше красное тиранство! Аншлюс, так сказать. Это какая станция метро? – Включив дурака, начал озираться Ржазинский.

– Не Лубянка и не надейтесь, если вы её имеете в виду, – хмуро заметил Настали.

– Вот он ад после смерти, – грустно вздохнул Ржазинский.

Приехав с работы, Власта приняла душ и стала думать, что приготовить на ужин. При мысли о рыбных котлетах её затошнило. Зачем она их набрала?

Пришёл с работы Митя. Спросил, что на ужин. Услышав, рыбные котлеты, он коснулся двумя пальцами шеи. Это её развеселило. «Какой из Мити генерал?», подумала она, открывая и закрывая кухонные шкафчики, чтобы посмотреть, что вних. Генерал должен сказать и все сразу чтоб подскочили! Вот у неё дед по отцовской линии мог так сказать. Даже папа его побаивался. Он генерал! Хорошо, а Коцер? Коцер другим берёт, у него харизма. С такой харизмой и рявкать не надо, трусики сами спускаются. Автоматом. А Влад? Влад душка. С Владом трусики надевать обратно не хочется! А Митя ни то ни сё. Не дадут ему генерала! Поэтому когда зашёл на кухню и ни с того ни с сего спросил её, поженятся ли они, если ему дадут генерала, она ответила:

– Дадут – поженимся!

Так была уверена, что не дадут.

– Да? –Кочетков подошёл к ней, чтобы заглянуть в глаза. –Скажи: честное слово!

– Ой, ну, честное слово, –устало сказала Власта.

– Поклянись на кресте! – Дурашливо попросил Митя, доставая из под рубашки крестик.

– Каком, вот этом? –Удивилась она. – Где ты тут видишь крест?

– А вот!

Полковник придвинул к ней нательный крестик.

– Смеёшься? Какой это крест? Масипулька какая- то.

– Какая разница маленький или большой? Хотя бы на крестике поклянись, что если я стану генералом, то выйдешь за меня замуж.

Власта бессознательно протянула руку к крестику и вдруг её рука замерла на пол –пути.

– Ага! – Закричал Митя. -Вот оно!

– Что? –не поняла Власта.

– Как что? – Воскликнул Митя. –Клянись, раз не боишься, клянись, давай! Что, трусишь?

– Не валяй дурака! – Продолжила она исследовать полки.

– Потому что боишься креста! Ты его хоть раз целовала?

– Конечно, – кивнула Власта.

Тут она не врала. Она вспомнила про поездку на дачу к Коцеру под Новый год. Митя тогда был в командировке в Кёльне. А они в Москве отмечали повышение Коцера, причём у него на даче. После застолья, когда все разъехались, они вдвоём с Коцером зашли в гостиную. Горел камин, сверкали ёлочные украшения, было тепло и очень уютно.

Они что –то с Коцером пили, потом шутили до колик и вдруг Коцер полез к ней, а она вместо того, чтобы сразу отбрить его, разрешила ему поцеловать свои ноги. Но, конечно, поцелуи пошли выше. Коцер ей нравился, в нём было что –то: напор, душа, обаяние… Любовник на работе? Почему бы нет, хотя всё это очень сложно в смысле отношений. Но когда выпиваешь, от всех этих разумных мыслей хочется отмахнуться. И тогда внутри появлялся кто -то другой, совсем не она, начинавший командовать: "сделай так!" или "сделай вот так!" И в этом подчинении ему было что -то злое, хотя и очень сладкое. Коцер уложил её на концептуальную козетку, такую низкую и неудобную, что, упав, она сложилась на ней до ломоты в шее, наклонив вперёд голову. Коцер задрал на ней платье, а потом, нависнув сверху всем телом, стал активно в ней ходить и из под его рубахи в какой -то момент вывалился вдруг к её губам золотой православный крест. Так она и целовала его всё время, пока он не закончил.

– Целовала, и что дальше, -сказала Власта, не уточняя, где именно.

– Поклянись! – Будто шутя настаивал полковник, всё также держа в пальцах крестик и подходя к ней.

– Ой, ну, клянусь, пожалуйста, –раздраженно сказала Власта, оттолкнув пальцами его крестик.

– Другое дело, -торжественно сказал Митя, убирая крест под рубашку. –Кажется, мне присваивают генерала.

– Когда кажется – креститься надо! – Наставительно заметила Власта.

– Я крещёный. А перекреститься, вот – он перекрестился, закатив глаза.

– Не смеши! – Усмехнулась она. – Так откуда ты знаешь насчёт генерала?

– Свиблов сегодня сказал написать рапорт. А это значит процесс идёт. Чего ты так улыбаешься? Да! У меня все есть для этого: образование, выслуга, награды за удачно проведенные операции. Опять же происхождение. Ты хоть знаешь, кто у меня был дед? Между прочим, мой дед Остап Кочетков, кавалер ордена Красного Знамени. Участвовал в ликвидации банды Антонова в Тамбовской области. И отец мой Фёдор тоже в органах служил.

– Ты же говорил, что он умер, когда тебе пять лет только было!

– Да, но я его помню! У него любимое слово, представь, было «бред»! Чего –нибудь увидит -«бред!». Игрушку купит в магазине – «бред»! Весёлый был.

– И как он умер?

– Его убили на задании. И было ему всего 32 года. Так то! Свиблов говорит: освободится должность начальника отдела – тебя назначу. Кому, если не тебе, занять это место? А Свиблов- он просто так не говорит. Ну что, идем в ресторан, отметим это дело?

– Вот станешь генералом, тогда хоть каждый день будем ходит в ресторан и есть икру, – отфутболила его она.

– Договорились!

Полковник звонко чмокнул ее в щеку и пошел на кухню. У самой двери он обернулся и как бы невзначай спросил:

– Мне показалось, ты о чем-то хотела поговорить со мной?

Власта наморщила лоб, делая вид, что не помнит:

– Нет. С чего ты взял?

– Ну, у тебя лицо такое было такое серьёзное.

– А…забыла уже…– махнула она рукой. – Хотя нет, вспомнила, не оставляй, пожалуйста, грязные тарелки в раковине. Я сегодня пришла с работы и ругалась, на чём свет стоит!

– Опаздывал утром, извини, постараюсь исправиться, – извиняющимся голосом пробормотал Кочетков.

Отец Фёдор, дед Остап и Ржезинский подошли к бурлящему слюнопотоку и приняли позицию высокого старта.

– Можно я тебя поцелую? – Подойдя к ней, спросил Кочетков Власту.

Она равнодушно подставила губы. Он поцеловал её, сначала просто, а потом засунул в неё язык, из –за чего её всю передёрнуло. Сделав дело, Дмитрий Фёдорович вышел, притворив дверь, а Власта подумала: господи, что произойдёт, когда он узнает, что я беременна?

– Товарищ Т-Готский и вы, товарищ Бери «Я», идите сюда и помогите мне отправить товарищей в новую ответственную командировку. – Отдал приказ своим помощникам диктатор Настали.

Спустя мгновение Лефикс де Мудович и двое его отважных спутников с криком «да здравствует революция!» полетели в рот к Власте, получив перед этим от товарищей Т-Готского и Берия «Я» по увесистому пинку.

Глава пятнадцатая

Дмитрий Фёдорович шёл по коридору его родного ведомства, когда из –за угла навстречу ему вышел генерал Свиблов. Увидев подчинённого, он поздоровался и сразу же пригласил его зайти к нему в кабинет.

– Вот что, Дмитрий Фёдорович, -сказал Свиблов. – Такое дело. Ты наверно слышал про эту историю с незаконными усыновлениями в Царьгороде?

– С сиротами?

– Так точно.

Полковник кивнул. Генерал нахмурился:

– Ещё бы не слышать! Такая шумиха. Носорогов, этот с телевидения, фильм сделал. Так вот, дело я так понимаю, на контроле на самом верху и нашему ведомству поступило задание провести своё независимую проверку кто виноват, что делать и так далее. Решили послать тебя. Задание, как сам понимаешь, секретное. Никто ничего не должен знать. Для всех ты в Швейцарии, к примеру, в Лазанне. Понял?

– Так точно. А когда выезжать?

– Завтра. Вот билеты на самолёт. Тут детали задания. – Свиблов протянул конверт. Прочитай и затем сожги. – Имей в виду, дело на контроле там.

Он поднял палец.

– Думаю, объяснять не надо, что это значит.

– Так точно.

– Сделаешь всё хорошо, обещаю, что осенью получишь генерала. Понял?

– Так точно.

– Ну, иди.

– Есть!

Полковник по –военному развернулся и, сделав недовольную гримасу, вышел. Ехать в командировку, да ещё Царьгород совершенно не входило в его планы. Лучше б уж действительно он поехал в Лозанну!

Допив невкусный коктейль в царьгородском кафе, Влад поставив пустой стакан на стол и огляделся. Стемнело. Народу на набережной заметно прибавилось. Певица в черном присела за столик и, помешав в бокале соломинкой, начала потягивать игристое. Вместо нее на сцену опять взобрался парень. Тот, с манерой душить микрофон. Выждав, когда закончится интродукция, он запел известный шлягер:

«Помнишь, девочка, гуляли мы в саду?

И я бессовестно нарвал букет из роз…

Дай Бог памяти в каком это году

Я не чувствовал ладонями заноз…".

Влад вдруг вспомнил командировку в восточную Сибирь пару лет назад. Они ехали по БАМу на поезде в сторону Бодайбо, городку золотоискателей. В динамиках звучала вот эта же песня Новикова. Из поезда вышли они под вечер. Оказалось, что у Бодайбо, не смотря на глубокую осень, река ещё не застыла, моста нет, а за вертолёт нужно было выложить тысячу долларов, которых у них не было. Им пришлось заночевать в местной гостинице для водителей дальнобойщиков, коричнево -чёрной избе с двумя белыми глянцевыми панелями по бокам, сиротливо истуканившейся на заснеженной лужайке.

Они зашли с группой внутрь. В нос ударил удушливый запах из смеси консервов и табачного дыма. Работал приёмник, из которого бодро неслось: «в Благовещенске минус 28, в Комсомольске –на-Амуре, минус 31, в Тынде минус 42…». Спотыкаясь в темноте, они пошли на звук.

Их взорам предстала следующая картина: в небольшой кухоньке за шатким квадратным столиком сидели двое немолодых дальнобойщиков, кипел на плитке чайник. На столе в невообразимом хаосе лежали нарезанный ломтями хлеб, консервы в наспех открытых тупым ножом банках, взятые кем -то из дома или купленные по дороге смятые по дороге пирожки. Дымились в пепельнице окурки. Горела наверху вкрученная в чёрный патрон без абажура лампа. Один дальнобойщик, довольно симпатичный, с шевелюрой тёмных волос сидел, когда они вошли, держа в руке наполовину наполненный стакан с водкой. Ещё двое водил, которых нельзя было разглядеть из –за плотных облаков табачного дыма, сидели напротив него. Между ними и водилой справа пристроились местные «девочки» – две беззубые, сипатые и опухшие от выпивки шмары, с изувеченным сибирскими холодами и алкоголем лицами. На одной был ватник, на другой алая куртка, но такая грязная, что местами даже казалась чёрной. Им наливали вина. Та, что была в ватнике, хватанув портвейна, повернулась к нему и рассмеялась беззубым ртом с чёрной каймой от винной краски губами.

Потом они всей группой пытались расположиться на ночлег в соседней комнате, но матрасы на пружинах железных кроватях оказались таким отвратными на вид, бугристые и мокрые, да к тому же с материками бурых пятен от чьих-то выделений, что, они, поворчав, легли не раздеваясь на голые кровати и так и проспали до утра не раздеваясь, на скрипучих пружинах. Он вдруг подумал, что по сравнению с той гостинице в Бодайбо, эта царьгородская, в которой он жил сейчас, была просто раем. Всё относительно в этом мире.

Расплатившись за коктейль, Влад пошёл обратно в гостиницу. По дороге он разглядывал женщин, но желания знакомиться уже не было. "Разве я умею подкатывать?", думал он, заходя в свой номер. Нет. Я же стеснительный. Начинаю искать знакомств только когда выпью. Если бы Власта не подошла тогда первой, я бы ушёл с тренировки домой, как обычно один. Может, она и исчезнет так же, как появилась? Нет, теперь, когда у неё в животе ребёнок от него, видимо, не уйдёт.

Засунув руки в карманы, он уставился на молчащий телефон. "Не звонишь?", спросил он. Ладно, я сам позвоню". Он набрал её номер. Трубку долго не брали. Потом её голос тихо спросил:

– Алло?

– Привет. –Сказал он.

– Да, Михаил Ааронович? – Услышал он в ответ.

Значит, полковник дома, понял он.

– Я люблю тебя, – вспомнив о её просьбе, сказал он.

– Оценила, да, – радостно произнесла она. – Конечно, завтра к девяти, не опоздаю. Всего доброго. Естественно, и я тоже. Целую. Пока.

Она повесила трубку.

– Коцер звонил? – Подозрительно спросил её полковник, когда она положила трубку.

– Да.

– Что за странный разговор? Целую…У вас с ним что, любовь?

– Конечно, давай ещё приревнуй меня к Коцеру! – Сказала она. –Просто мы так шутим с Викой, говоря ему: целую, пока. Он злится.

– Так у вас ничего?

– С кем, с этим евреем необрезанным? Конечно, нет!

– Откуда ты знаешь, что он не обрезанный?

– Так он сам говорил. Он, мол, еврей по паспорту, а родители его в детстве не обрезали. Поэтому он православие принял, будучи уже взрослым.

– Нет, он тебе говорил или ты сама это видела? – С подозрительным видом спросил её полковник.

– Ха-ха! – Рассмеялась она. – Ну, давай, поревнуй меня ещё к начальнику!

– Убью, -погрозил он пальцем, насмешив её. – Кстати. Я завтра уезжаю в командировку.

– Куда, если не секрет? –Спросила она.

– В Лозанну, Швейцария. Не проси только что -нибудь привезти. Денег в обрез. Даже командировочные урезали.

– Я разве хоть что –то у тебя когда -нибудь просила? –Удивилась она.

– Нет, просто решил сказать на всякий случай…

Снова зазвонил телефон. Это Влад опять набрал её номер:

– Да? – Взяв трубку, спросила она.

– Мне одиноко. – Сказал он. –Соскучился по тебе.

– Вы ошиблись, это не Пенсионный фонд! – Холодно произнесла она. – Не могу подсказать. Кажется. вы одну цифру набрали неверно. Попробуйте ещё раз. Всего доброго.

– Чёрт бы побрал, этого полковника! – Ругнулся Влад, бросая трубку.

Глава шестнадцатая

Сидеть одному в душном номере было невозможно. Влад сел на кровать, потом встал. Подошёл к окну, за которым по-прежнему рос клён. Посмотрел на дом через дорогу, на крыше которого всё также были аттики с выломанными рейками на дверцах. Проклянув про себя в очередной раз Носорогова, который его сюда послал, он громко чертыхнулся. Когда он был один, в голову начинали лезть страшные, отвратительные по своей пустоте мысли, от которых хотелось выть. Решительно отодвинув стул, который стоял у него на пути, он вышел из номера.

Выйдя на улицу, он дошёл до Речного вокзала, купил зачем -то билет на пароходик и поехал. Он хотел так скоротать время. Катер плыл мимо загородных домов, каких -то деревушек, где было пустынно и лишь изредка могла пройти баба с коровой или какой -то мужик, или машина.

Отвлёкшись от воды, он задрал голову и посмотрел на небо, которое, с тех пор, как они отплыли, совершенно спряталось, закрывшись бесконечной простынёй мышиного цвета. Зачастил дождь, оросив поручни буроватыми крапинами. Чтоб не мокнуть, Влад сел под тент и, глядя на воду вдали, стал вспоминать об их последней встрече с Властой.

В тот день, помнится, они выбрали для встречи всё ту же гостиницу в Седьмом районе Зеленограда. Ехать туда из конспирации они договорились порознь и всю дорогу общались друг с другом по телефону.

Была суббота. Играющая мириадами блёсток автомобильная гусеница, рыча и вздрагивая, переползала в свой загородный кокон на уикенд. Жгло закатное солнце. Было душно. Опустив стекло, Влад рассматривал старух на задних сиденьях авто, чьи головы, одетые в цветастые панамки, ярко выделялись на фоне зелёные побегов огурцов и помидоров, кучно скопившихся на площадке за задним сиденьем в обрезанных наполовину пакетах из под молока. Некая старушка на пассажирском сиденье в машине рядом с его, держала на руках пуделя и, тот беспокойно озирался, словно опасаясь за свою жизнь в этой давке. Машины шли совсем рядом с открытыми окнами. Дед, морщинистый старик в очках, нагнувшись к рулю, напряжённо правил. Он слышал, как старуха ругала в полный голос дорожные службы, а то начинала изводить сидящего за рулём мужа замечаниями, типа: "не прижимайся к нему, отъедь! Да что ты мне говоришь, что не прижимаешься, когда он уже вон руку свою на коленку мне сейчас положит! "Спокойно, лапочка моя, не рычи, тихо…", обращаясь то ли к жене, то ли к собаке у неё на коленях, увещевал пожилой муж.

Власта, стоя тоже где –то в той же пробке, время от времени звонила ему, чтобы спросить "ты далеко от меня? Я ещё мост не переехала". "А я уже. Сейчас в паре километрах от "Ежей", отвечал он, «памятник войны такой, знаешь?". "Ага, у меня в Солнечногорске брат с семьёй живёт, я к ним часто мимо него езжу". «Потом поворачивай на Фирсановку, я приторможу где -нибудь у заправки", заканчивал он разговор. "Ладно!".

Небо в тот вечер затаилось, как завоеватель, выставив на дальнем краю целый арьергард туч. В иссушенном за день, подёрнутом дымкой воздухе, напитанном тревогой, которую он ощущал животом, сердцем и чем –то ещё, чему он не дал пока название, звенел разноголосый хор авто и мотоцикад. Повернув с шоссе, он проехал ещё несколько сот метров, прежде чем встать на обочине возле заправки, чтобы подождать Власту.

Оранжевый диск солнца повис у кромки неба, готовясь свалиться, как потерянное колесо в погреб за горизонтом и пролежать там до утра. Томительно тянулось время, отсчитывая минуты. Он думал: ну, где она? Он давно уже был здесь, а её все не было.

Влад уже откровенно начал скучать, когда автомобильный коллайдер, медленно ползущий в одну сторону и стремительно разгоняющийся в другую, выплюнул, наконец, на дорогу, где он припарковался, антивещество её "Мерседеса». Он был настолько запылён, что он даже не сразу узнал его. Выйдя из машины, она помахала ему рукой. Улыбнувшись, он показал рукой, чтобы она садилась обратно и ехала за ним.

Администратор гостиницы, ухоженная брюнетка с золотым кулоном на шее быстро пролистав его паспорт, записала что -то в журнал и выдала ключи от номера. Влад удивился, что она не стала внимательно оглядывать их, как это принято у гостиничных работников. Это выглядело хорошим знаком.

Они поднялись в люкс, который показался им довольно симпатичным. Серебристые виниловые обои с чёрными вензелями отсвечивали в яслях освещавшего их электрического света. У стены раскинулась большая двуспальная кровать, над ней висело незажжённое бра, напротив кровати стоял телевизор на тумбочке, рядом с ними пара кресел и журнальный столик. Кто –то бы сказал «бедно». Но он лишь подумал ничего лишнего.

Отодвинув шторы с нарисованными на них дырками от сыра на фоне чёрных петель и зелени, Влад открыл дверь и вышел на балкон. Город дохнул ему в лицо банным воздухом, в котором смешались запахи нагретого за день асфальта, зелени деревьев и поблёскивавшего невдалеке водохранилища. Берёзовыми вениками качались внизу деревья, некая шайка гастарбайтеров у входа в гостиницу дружно поливала какого -то Тазика, который скрестив руки и хмуро глядя то по сторонам, в ответ на их реплики, нарочито равнодушно сплёвывал себе под ноги. По бетонной эстакаде с металлическими перилами, где стойки были установлены вертикально и на одинаковом расстоянии друг от друга, от пояса и ниже покадрово, а сверху цельно, в одних трусах ехал совершенно взмыленный велосипедист.

– Жара –ужас! Я в ванну, – сообщила Власта, – ты со мной?

– Дождь будет, – в унисон своим мыслям, будто не слыша её, медленно ответил он.

Из ванной они вышли вместе и сразу легли, чтобы заняться любовью. Неожиданно раздался стук в дверь. Власта резко поднялась, закрывшись до плеч одеялом. Он поразился неподдельному испугу в её глазах. В дверь снова постучали. На этот раз громче и требовательней. Она повернула к Владу с изменившимся от страха лицом и беззвучно замотала головой: "нет!". Влад выставил перед её лицом ладонь, что означало: спокойно! После этого он поднялся и, не обращая внимания, на её немые и энергичные протесты, на цыпочках прокрался в прихожую. Там он приложил ухо к двери. За дверью едва слышно вдруг лязгнуло железо, отчего в его душе оторвался и, чиркнув по сердцу, полетел куда -то вниз огромный сталактит страха. В коридоре на время утихло, а потом опять зашуршало и вдруг чей -то старческий голос произнёс: "или я убирала уже здесь? Не помню!". Влад беззвучно рассмеялся и, показав Власте большой палец, мол, всё нормально, прибежал и лёг снова в кровать.

– Кто это был? – Едва слышно произнесла она.

– Уборщица. – Засмеялся он. – Иди ко мне.

Он протянул руку, чтобы обнять её. Она вроде бы поначалу подалась к нему, но вдруг резко откинулась на бок, повернувшись к нему спиной. Он понял, что она не может так сразу отойти от пережитого, а, может стыдиться своей реакции на стук в дверь. Поняв это, он решил дать ей время, чтобы прийти в себя, не торопить события, не ускорять темп. Чтобы выразить своё участие ей, он положил ладонь на её бедро и начал тихо поглаживать. Власта продолжала лежать на боку, уставившись в стену, вернее, в открытый настежь и освещённый проём в ванную. Прошло несколько минут. Он думал, что она успокоилась, и хотел уже перейти к делу, как она вдруг резко перевернулась на спину и спросила его:

– Зачем ты пошёл к двери?! Я же сказала: нет!

– Я ведь не открывал, – стал оправдываться он, -только послушал!

– Зачем?! – Повторила она с нажимом.

– Ты его так боишься? – Не поверил он.

– А ты разве нет?

Он проследил глазами за разводами света на стене. Затем лёг на спину, уставившись в потолок:

– Что, если бы это был он?

– Пристрелил бы нас, – спокойно заявила она.

Он удивился, как просто она это произнесла: «пристрелил» словно они оба были парой бродячих собак, а не людьми. И то, как она это произнесла, навело его на мысль, что она говорит правду. Именно тогда в его груди впервые появился неприятный холодок, как в детстве, когда он пугался. Значит, он так и остался ребёнком в душе?

Влад вдруг представил человека, который достаёт пистолет и целится в него. При виде этой картины внутри у него всё сжалось. Интересно, как бы он себя повёл, произойди это на самом деле, подмал он? Наверно, испугался бы. Хотя виду бы не подал, ведь она рядом. Затем он подумал: даже если так, то что? Все когда –нибудь умирают! К тому же сейчас ему ничего не угрожает, так чего грустить? Надо радоваться!

Приподнявшись на локте, он внимательно посмотрел на Власту, а затем медленно, этаким парадным шагом стал продвигаться указательным и средним пальцами к краю её одеяла. Лёжа на спине, закинув обе руки за голову, всё ещё немного сердитая на него, Власта наблюдала за его шутовской маршировкой, бросая иногда косые взгляды то на его шагающие пальчики, то на забавное выражение его лица сквозь щелки полузакрытых глаз.

Дойдя до кромки одеяла, Влад с видом сладкоежки, который наконец –то добрался до вазы с десертом, начал медленно стаскивать его с неё, предвкушая наслаждение от обладания шоколадом её сосков, мягкой карамели живота, нежным пралине лона и восхитительной помадкой ляжек, один вид которых был так сладок, что едва оголив их, он сразу же припал к ним губами…

Катер, на котором он плыл, причалил и он, довольный собой и своим решением не рисковать больше кошельком ради знакомств с кем бы то ни было, сошёл по трапу и направился к ближайшему кафе – ужинать. На радостях, что до конца командировки осталось всего три дня, он заказал шашлык, салат, пиво и начал ждать. Принесли еду – куриный шницель с жареной картошкой и долькой помидора. Выглядело всё неплохо, и он с аппетитом потрапезничал.

Уже за кофе, вспомнив об оставленной в номере гостиницы рукописи он, глядя на тёмную ночную воду реки, стал сочинять продолжение сказки.

Глава семнадцатая

– Царь родился! – Кричали на улицах Верхнего города, который есть у любого человека и который висит в облаках, как купол парашюта, соединённый с человеком невидимыми нитями и волочиться за ним всю жизнь, до самого гроба:

– Да здравствует царь!

Диктатор и его адъютант стояли у окна пока ещё очень даже большой резиденции вблизи Женской Матки, которая переливалась всеми цветами радуги и, глядя на манифестацию, переговаривались:

– Послушай, мистер Ик, – говорил император, – ещё немного и они захотят меня низвергнуть.

– Это очень даже может быть, – серьёзно произнёс мистер Ик, отхлёбывая чай. – С народом шутки плохи. Если не принять серьёзных мер.

– Каких, например?

– Серьёзных.

– Ты вот сейчас тоже шутишь или серьёзно? –Спросил Диктатор адъютанта.

– Острю, разумеется.

– Я тоже хочу сострить. Эй, принесите мне кто -нибудь нож поострее, я вспорю кому-то его армяно-польское брюхо!

– В каком смысле? Если я сглупил, то прошу извинения!

Мистер Ик икнул. Диктатор немедленно подпрыгнул.

– Иди к чёрту, – приземлившись, заявил он. – Теперь ответь, как сделать так, чтобы мы оба были друг другу полезными?

– Надо подождать, икота проходит со временем.

– О, да ты не мистер Ик!

– А кто?

– Ты мистер Ок!

– Спасибо.

– Не за что. Нам, кстати, урезали паёк. Может, сделаем продразвёрстку?

– То есть?

– Соберём Красную армию, завалимся, как всегда к царю, потребуем, чтобы он отрёкся, а когда согласится – мы его убьём!

– Разве это справедливо?

– О какой справедливости может идти речь, если на карту поставлен вопрос хорошего питания! Тут кто кого.

– Хорошая мысль, надо её записать, – сказал мистер Ик, делая вид, что ищет бумагу и ручку, и постепенно забывая об этом. – Но есть вариант лучше.

– Да? –Оживился Настали.

– Надо всё ей разрешить, и дело с концом!

– То есть?

– Вы, красные, любите всё запрещать: туда не ходи, этого не делай. А я считаю, чтобы нашего человека победить, ему надо разрешить всё, что он хочет. Хочешь пить – пей, хочешь есть –ешь, хочешь спать, спи, с кем хочешь! Тогда вся эта история с ребёнком быстренько закончится.

Настали подошёл к мистеру Ику и шутливо произнёс:

– Да вы злодей, дорогой товарищ!

– Ничего подобного. Просто не люблю овсяной каши.

– Кстати, насчёт «спи, с кем хочешь», есть идея. -Сказал Настали. -Сделав рупор у рта, он позвонил: «дзынь-дзынь-дзынь»!

Вбежала ангел- служанка, в тёмном платье, белом переднике и красной ленточкой на груди. Диктатор сразу же приказал ей вызвать к себе Т-Готского. Через несколько минут тот пришёл. Увидев Настали, отдал честь и спросил, чем он может быть полезен.

– Вот что, Т-Готский, нет ли у вас лишнего этого, как его…

– Промискуитета, -подсказал мистер Ик, икнув.

Оба, император и Т-Готский после этого подпрыгнули.

– Исключительно на время и для нужд революции. – Объяснил Настали. – Дайте, сколько есть.

От этих слов у Т-Готского даже запрыгали губы от обиды:

– Вам, кажется, угодно шутить! – Закричал он в гневе. – Я же во всём покаялся ещё при жизни! Признался в ошибках. Положим, идея жить со многими партнёрами была глупостью. Но это всё же был удар по ненавистному Домострою! Так что обвинять меня в пропаганде разврата не имеете права. Либо извиняйтесь, либо дайте мне пистолет и я по -человечески застрелюсь!

– Ещё одному нужен пистолет! Дорогой мой, – склонился в его сторону Настали, – если бы у меня был пистолет, к нам бы тут очередь стояла! А извинения – ты разве их тут слышал? Так что не дождёшься!

– Я всё равно найду пистолет и убью себя! А заодно и всех! -Пообещал Т-Готский.

– Что вы раскипятились? – Спросил Настали уже вполне по-дружески. – Хватит уже вспоминать старое. Мы вас вызвали в связи с революционной ситуацией, а не чтобы шутить, для вас есть дело.

Т-Готский сразу подтянулся, выражение обиды сошло с его лица:

– Служу революции! – Отчеканил он.

– Вот и отлично. – С грузинским акцентом произнёс Настали, сделав вид, что держит в руке трубку:

– Если тут, в нижней части организма от нас отказались. – Медленно начал он. –Почему бы нам не попробовать забраться женщине в голову и не убедить её ничем себя не ограничивать в еде и напитках? Почему бы нам также не убедить её в пользе свободных сексуальных отношений, если она по счастью ни в какого бога не верит? Для достижения наших революционных целей и свержения царя, нам необходимо, чтобы все запреты были немедленно сняты. Идите и убедите это существо внизу, что нет ничего лучше свободы и свободных отношений. Призовите для этого всё ваше революционное коварство, всю вашу способность убеждать. Сделайте это, и игра будет наша! Считайте это вкладом в Перманентную революцию!

– Так точно! – Отчеканил Т-Готский.

– И вот, ещё – вспомнил Диктатор. – Возьмите себе в помощники, кого пожелаете. Жбанова или кого –то ещё.

– Так точно. Разрешите приступать?

– Идите, -мягко произнёс Настали.

Едва Т-Госткий скрылся, снова постучали. Опять зашла служанка, неся золотой поднос в середине которого высилась горка чёрного порошка.

– Что это? – Осведомился император, с интересом разглядывая горку.

– Активированный уголь. Свежий. Только что поступил. Угощайтесь.

Кровавый Диктатор и мистер Ик сделали брезгливые мины.

На следующее утро в Царьгород из Москвы Владу на подмогу приехала съёмочная группа –оператор Игорь и техник Петя.

Вместе с ними в самолёте летел Кочетков, на которого они не обратили никакого внимания. Кочетков сидел в носовой части самолёта. Они в середине. Как и все остальные пассажиры, Кочетков съел предложенный ему обед, запил всё соком и после этого, закрыв глаза очками – шорами с надписью «Люфтганза», которые остались у него после полёта в Бонн, крепко заснул. Он никогда не упускал шанса, чтобы выспаться.

Съёмочная группа всю дорогу тайком пила виски, которым они затоварились ещё в Римском аэропорту на обратном пути из Италии. Это были опытные телевизионщики, повидавшие много на своём веку. У Игоря, как решил Влад, когда познакомился с ним, была внешность провинциального фотографа: рябая кожа, залысины, выпуклый лоб и повадки запуганного барином мелкого приказчика. Техником был человек по имени Петя – абсолютно лысый, без единого волоска человек, одетый во всё чёрное. Сходя по трапу в Царьгороде, Петя, обмахнувшись журналом, который он прихватил в самолёте, сказал:

– Жарко.

– Обязательно надо воды купить в номер, – сказал опытный Игорь. –Только без газа.

Он знал, что если купить воду с газом, в номере ночью будет нечем дышать.

– Вот и купи, – флегматично заметил Петя, глядя себе под ноги.

Устроившись в гостинице, они разыскали апартаменты Влада и постучались к нему. Открыв, полусонный Влад, который до трёх ночи писал что –то в своём компьютере, сказал: «А, приехали. Хорошо. Я скоро выйду». И, хлопнув дверью, пошёл досыпать.

Через полчаса они снова постучались к нему. Спросонья, он швырнул ботинком в дверь, закричав, что ему не надо менять бельё. Группа ушла завтракать, а через час пришла снова. На этот раз он запустил в дверь пустой бутылкой из -под пива, которая по крайне редкой оказии не разбилась, и крикнул: «идите в жопу, не надо меня доставать!». «Ладно», донеслось из -за двери, «Тогда мы сейчас позвоним Носорогову и скажем, что ты устроил саботаж!». Услышав это, он вскочил, открыл дверь и изучающе оглядел обоих. Кто посмел его обвинить в саботаже? Вот эти?! Забыли где их место?

На него вполне осуждающе смотрели братишка Адамс и запуганный барином мелкий приказчик.

– Я ведь сказал: скоро выйду, подождите! – Напомнил он.

– Слушай, мы сюда не ждать приехали. – Сказал ему лысый.

Этот лысый почему-то ему сразу не понравился:

– Простой телевизионной группы, между прочим, стоит пять тысяч долларов в день. – Добавил он. – Не хочешь снимать, давай, плати деньги –и мы уйдём. Он протянул руку.

Влад уставился на протянутую к нему ладонь, потом на лысую физиономию Пети и, едва не потеряв дар речи от такой наглости, сказал:

– Хорошо. Через двадцать минут встречаемся внизу.

– Вот это другое дело, – заявил Петя, опуская руку.

– И план съёмок не забудь нам написать, – ухмыляясь, сказал Игорь, который в течение всего разговора без конца ковырял зубочисткой то под ногтями, то в ухе.

– Хорошо, – ответил он Игорю, назвав его про себя Ослиным пуком.

Он вернулся в номер, думая, что общение с группой сразу не задалось. А если не задалось, то, как говорится, и не жди.

Ближе к обеду у него по плану была съёмка в местном отделении РУВД. Но прежде нужно было найти карту города. Встретившись у стола консьержки, они, пообщавшись и представившись, втроём спустились вниз.

Администратор гостиницы, крашеная блондинка с лицом, похожим на конторскую опись, сделанную изящным почерком, что –то объясняла в этот момент некому господину с военной выправкой, аккуратно постриженному в костюме и рубашке с галстуком, с проседью в висках, как доехать в центр города.

Петя и Игорь встали сразу в очередь за ним. Влад, потоптавшись, отошёл к окну и стал смотреть на улицу.

Закончив с выяснением маршрута, мужчина стал пытать администратора вопросами о свободных номерах с кондиционерами. В наличии таких не было. Другой бы кивнул и ушёл. Но этот словно не слышал, что ему говорят и, послушав объяснение работницы гостиницы, через некоторое время опять, словно бы запамятовал, интересовался: есть номер с кондиционером или нет. Судя по ухмылкам Пети и Игоря, стоявших в очереди за мужчиной, эта его манера притворяться непонимающим и тупым, им импонировала. Но номеров с охлаждающим оборудованием всё равно не было. Даже волшебная милицейская корочка, которую мужчина в какой –то момент предъявил администратору, не возымела должного действия:

– Я же вам объясняю, – устало в который уже раз попыталась объяснить администратор новоприбывшему, – с кондиционером номеров нет, вы должны понять, раз вы из столицы и из такого ведомства!

Кочетков пожал плечами, сделав недоумённое лицо: дескать, почему, если я из столицы и из ведомства, то обязан это понимать? Как раз наоборот. Это вы обязаны понимать! Но он этого не сказал, а молча и с укором смотрел на служащую.

– У меня номер забронирован, тут написано: с кондиционером. – Потом сказал он.

– Ну, если он сломался, если его сняли и забрали в ремонт, что я могу сделать? – Едва сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, развела руками администратор.

– А потом вы сказали, что ещё посмотрите, – напомнил ей Кочетков.

Администратор снова начала листать журнал, который до этого перелистывала много раз. Петя и Игорь, поняв, что им придётся ещё ждать, начали покашливать и гулять глазами по холлу гостиницы.

Пока администратор изучала свои записи, Дмитрий Фёдорович, чтобы отвлечься, сделал шаг назад и, сунув руку в карман, тоже обвёл глазами просторный в коричневато –песочных тонах гостиничный холл, будто специально сделанный настолько безвкусным, что отсюда хотелось скорей сбежать. Вдруг полковник увидел Влада, стоящего у окна. Он замер от удивления, поскольку тут же узнал журналиста, за которым посылал следить несколько раз своего адъютанта Голенищева и ещё пару отставных сотрудниц, которые давно ушли на пенсию, но продолжали исправно служить ведомству. Не будь Кочетков инкогнито, он бы обязательно устроил этому хлыщу разбор полётов прямо здесь. Но поскольку Свиблов попросил не раскрываться, он решил продолжать делать вид, что ни с кем не знаком. Жаль, что он не огляделся и не посмотрел, кто находится в холле сразу, чтобы отложить это выяснение относительно свободных номером с кондиционером на потом. Покосившись на Игоря и Петю, а потом снова на журналиста, он понял, что эти трое вместе, поскольку их единило какое –то скучающее и одновременно наглое выражении на лицах. Решив не привлекать к себе больше внимания, полковник наклонился к администраторше и тихо сказал ей:

– Ладно, нет, так нет. Давайте, что есть.

– Зоя! – Будто не услышав его последней фразы, окликнула администратор свою помощницу, повернув голову в сторону.

Из дальнего закутка в конце стойки вышла напарница, крупная женщина в белой водолазке, тесно обтягивающей валики жира на животе. В одной руке у неё был бутерброд, в другой кружка с дымящимся чаем. Чтобы освободить рот для общения, она начала быстро глотать. Из –за этого под подбородком у неё сразу запрыгали туда- сюда мишлены жира.

–Чего? – Спросила она, закончив.

– Есть у нас ещё номера с кондиционером? – Спросила её администратор.

Та мотанула головой так энергично, что не могло остаться сомнений – свободных номеров с кондиционером нет. Но всё –таки, прежде чем пойти доедать бутерброд, она ещё постояла, будто готовая откликнуться на любой вопрос, и лишь не услышав ничего больше, кивнула, отчего у неё в ушах всколыхнулись золотые серьги и исчезла в закутке снова.

– Ну, видите, – сказала полковнику администратор, как человек, который использовал все скрытые резервы, чтобы решить вопрос.

– Отставить, я же говорю, давайте, что есть, – покорно сказал полковник.

– Вот и правильно, – с облегчением вздохнув, сказала администратор, поворачиваясь к дощечке, снимая с незамысловатого крючка и отдавая гостю ключ. – А освободится номер с кондиционером, я вам сразу дам знать. Или, может быть, ваш ещё починят.

– Будем надеяться.

Однако взяв ключ и убрав его в карман, Кочетков почему –то не уходил.

– Вам ещё что –то? – Спросила администратор.

– Карту города я у вас попросил вначале разговора, – напомнил он. – Дайте, пожалуйста.

Администратор, пошарив рукой под стойкой, сказала:

– Карты закончились, извините.

– То есть, как? – Не понял полковник.

– А вот так…Зоя! – Опять крикнула администратор, посмотрев в сторону.

Из подсобки опять вышла Зоя, на этот раз без бутерброда, но всё ещё с кружкой дымящегося чая в руке.

– Карты города есть?

Та также энергично помотала головой, сказав булькающим, как у глубоководного ныряльщика голосом:

– Кончились.

Влад услышав это, обернулся, посмотрев на группу. Игорь и Петя в этот момент тоже обернулись и теперь вопросительно смотрели на него. Они ведь тоже пришли лишь за картой. Влад призывно махнул им рукой, мол, ладно, раз нет карты, пошли, нечего стоять.

– Попозже привезут, – голосом, в котором не было ни крупицы правды, сказала администратор. – Если вам куда -то ещё нужно ехать, вы мне скажите, я вам объясню, как лучше добраться.

– Чёрт знает что, – сердито пробурчал полковник, поднимая саквояж, сумку и уходя в номер.

Из лифта навстречу ему вышла пара постояльцев отеля. Пока он заходил в лифт, нажимал кнопку и двери кабины закрывалась, те успели дойти до стойки администратора и задать похожие на вопросы: «Карты города есть? А номер с кондиционером? Нет? А когда будут»? Зоя»!.. И дальше по схеме.

Глава восемнадцатая.

– Чего снимаем? – Важно спросил Игорь, садясь в такси, ставя камеру рядом и думая над тем, как втиснуть ноги между задним сиденьем и спинкой переднего кресла "четвёрки".

– Местное РУВД. – Ответил Влад. – Как минимум снять коридоры, людей и само здание.

– А как максимум? – Спросил Игорь, продолжая ёрзать сзади коленями по спинке его сиденья.

– Поменяйтесь вы местами! – Не выдержал Петя. -Ты сядь вперёд, а он пусть назад сядет.

Это бесцеремонное распоряжение техника кольнуло Влада. А его почему не спросить? Прежде он работал на частном телевидении. Там техник и пикнуть не мог без разрешения оператора, не то, что указывать руководителю группы. А здесь, пожалуйста: «поменяйтесь!». Но может, у них на Госканале так принято, не церемониться, подумал он. В конце концов, не такая уж он и большая шишка, чтобы не уступить место оператору. Пусть только скажет.

– Не надо, я почти устроился, – сказал Игорь, опять задирая колени, и то расставляя ноги, то складывая их набок.

– А, ну, складывайся тогда, как барсетка, – кивнул техник.

– Пересядь на моё место, если тебе это поможет, – решил проявить великодушие Влад. – Я не против.

– Не надо, я уже, – крякнул Игорь, видимо, отыскав для коленей удобное положение.

– Делают же машины, – проворчал Влад, вытягивая ноги.

– Я чего -то не понял, – снова обратился к Владу Петя, – мы ради коридоров что -ли едем?

– Ситуация не простая. –Решив не обращать внимания на хамский тон техника, пояснил Влад:

– Разрешения на интервью с подчинёнными прокурор не даёт. Боится скандала. Думаю, он тут уже всех предупредил, чтобы с нами без его ведома не разговаривали. Так что рассчитывать можно только на удачу.

– И что мы будем делать? – Спросил Игорь.

– Полагаю, надо искать способ взять интервью у Бугатти. Если она нам хоть что –то скажет, задача командировки будет выполнена....

– Ага…Мечтать не вредно! – Хмыкнул Петя.

Ядовитый тон, которым была брошена последняя реплика, снова больно кольнул Влада, и, оглянувшись, он внимательно оглядел на техника. Но он даже бровью не повёл. Влад подумал, что на прежней работе такого взгляда было бы достаточно, чтобы поставить человека на место. Но по тому, как нагло реагировал на всё Петя, он понял, что этим его не проймёшь.

– Почему мечтать не вредно? – Решил всё -же уточнить у него Влад.

– Разрешения на интервью с Бугатти у тебя нет, как я понял? -Спросил Петя, в упор посмотрев на него.

– Да, нет, – сказал Влад. –В смысле, нет.

Несмотря на впечатление, которое техник на него произвёл, ему нельзя было отказать в прозорливости. Странно, но эти двое будто знали, что едут сюда не для съёмок, а чтобы скоротать время. От них самих несло саботажем, как от сапогов ваксой. На лице у каждого было написано: «хрен тут отдыхал, да рано ушёл»! Они были похожи на двоих из ларца одинаковых с лица, только с обратным знаком: сколько не стучи, они к тебе не выйдут! Их шутки походили на небритого мужика, одетого в женское платье. А привычка работать – на оставленный в земле плуг. Чем всё закончится интересно? Игорь о чём –то спросил его. Занятый своими мыслями, Влад не обратил внимания, что именно. Не услышав ответа, Игорь стал проверять, все ли кнопки на телекамере у него на месте. Затем повторил вопрос:

– Разрешения снимать коридоры в РУВД у нас ведь тоже нет?

– Нет да, – буркнул Влад всё в той же чисто русской манере, когда не понятно, отрицаешь ты или утверждаешь.

–Снять… Как бы нас не выкинули оттуда пинком под зад, – проворчал Петя, когда машина тронулась.

Двор местного царьгородского РУВД обнимал тротуар перед сереньким в чёрную крапинку семиэтажным зданием, вдоль фасада которого росли чахлые кустики, а у левого торца был совершенно голый участок земли, вытоптанный форменной обувью личного состава. Это, плюс ещё решётки на окнах и люди, сновавшие туда -сюда в приёмной с папками в руках или подмышкой, с выражениями лиц, которые не спутаешь ни с какими другими, настолько в них готовность к окрику слилось с привычкой употреблять власть, отдалось у Влада в душе такой фатальной безнадёгой, что ему пришлось внутренне подстегнуть себя: давай, мол, раз уж взялся за гуж! Но у него было дурное предчувствие.

Пока Игорь и Петя доставали из машины оборудование, он поднялся по ступенькам крыльца и зашёл на первый этаж, туда, где за стеклом сидел дежурный. Молодой сержант с выражением лица и чувствами под цвет здания, какого –то серого с зеленью, выслушав его, взял трубку и набрал номер. Возник диалог, нисколько не проясняющий их будущего:

– Это тут, как её, группа телевизионная. Вроде из Москвы. Говорят, что звонили. Да…понял. Ага. Не-е-т. Так они вот тут же, я говорю, уже. Нет? Да. А, ну, ясно тогда…

Он положил трубку.

– К вам из отдела по общественным связям пришлют сейчас кого -нибудь, – заявил он, -ждите.

– Спасибо.

Влад отошёл в сторону. Мимо него шли и шли люди. Одни достав из кармана удостоверения, останавливались, показывали их постовому, а затем шли наверх по лестнице, другие, слегка лишь кивнув, сразу взлетали по лестнице целеустремлённой походкой, и было ясно, что это высокие чины и они тут, как рыбы в воде! Влад огляделся. Для него этот мир был загадочным, в котором существовать можно было лишь, надев форму и подчинив себя идее долга. Его с формой роднило лишь то, что он хотел в ней быть. В хорошей спортивной форме. И всё!

Подошли Игорь и Петя. Кивком спросили, как дела.

– Ждём офицера из группы по связям с общественностью, – сказал Влад. –Садитесь пока.

Он показал им на стулья вдоль стены.

– Ясно, – сухо отреагировал Петя, присаживаясь. Игорь, потоптавшись немного, тоже сел.

Стулья стояли возле будки дежурного, который некоторое время изучал их троих, пристально разглядывая каждого сквозь оргстекло. Это немного раздражало и они, не сговариваясь, уставились перед собой. Прошло десять минут, которые показались вечностью.

В конце концов, Влад встал и направился к дежурному. Пока он шёл, за его спиной возник Кочетков. Не обратив внимания на съёмочную группу, он показал удостоверение на входе, при виде которого постовой тут же вытянулся и бодро направился вверх по лестнице.

– Как там наше дело? – спросил Влад дежурного. Дежурный глянул на него, кивнул и поднял трубку. В этот раз разговор был короче:

– Леденцов. Я на счёт съёмочной группы. Ага, понял!

Сержант положил трубку:

– Ждите. Пока что товарищ, который должен с вами заниматься занят.

Влад отошёл от стойки и опять сел с группой. Прошло ещё минут пятнадцать. Никто к ним не вышел.

"Может, тебе стоит позвонить прокурору?", сложившись пополам на стуле и повернув к нему лысую голову, спросил Петя. Влад достал телефон, набрал номер, но вдруг передумал и снова подошёл к дежурному. Тот с готовностью поднял трубку и начал шлёпать по рычагам. Потом долго сидел, прижав трубку к уху. Наконец, умаявшись, бросил трубку и сказал:

– Идите сами, четвёртый этаж, кабинет 401 -й.

– А…разве можно вот так просто самому взять и пойти? – Удивился Влад. –Без сопровождающего?

– Можно. Почему нет?

Ошеломлённый таким скорым и позитивным решением, Влад кинулся от окошка дежурного к съёмочной группе, показав им, чтобы она вставала, но был сразу же остановлен окриком всё того же сержанта:

– Без группы, только одному вам можно!

– А-а… – Повернулся к нему Влад. – Но как без группы? Мы же снимать приехали!

– Разрешения на съёмочную группу нет, – пожал плечами сержант.

– Я сейчас быстро наверх, найду кого -нибудь и спущусь за вами, – пообещал он Пете и Игорю.

– Ну-да, ну –да, – чему –то веселясь, закивали оба.

"Что за постоянная издёвка у них, как у Бивеса и Баттхеда!", удивлялся Влад, направляясь к лестнице.

На площадке второго этажа он вызвал лифт. Кнопка, загоревшись, долго не гасла. Кабину не отпускали. Наконец, двери лифта открылись. Следом за ним вошёл некто в штатском, крепко сбитый, с волевым подбородком, лысиной на макушке и аккуратным чубчиком, подстриженным с той невероятной филигранной точностью, какую могут потребовать от парикмахера лишь выпускники милицейской школы или военного училища. И без формы было ясно, что офицер, подумал он, может, даже полковник. "И возможно также, как Митя, следит за своей женой". Наверно здесь в провинции, всё решается намного быстрее и жёстче, стал фантазировать он: "села! Руки на стол! Я сказал: в глаза мне! Где была?! Вечером вчера, спрашиваю, где?!» Клац – взведён курок и снят предохранитель. «В глаза мне смотреть! Так, вот пистолет, один патрон в стволе. Целюсь в лоб. Нажимаю». Палец на курке. Дальше женский визг: А-а-а, не надо, Лёнечка! (Толик, Серёжа, Автандил). «Что, мразь, дрожишь? Быстро: имя, фамилия, возраст, адрес, кто он: русский, грузин, армянин, перс? С кем была? До трёх считаю – раз, два…

– Вам какой? – Отвлёк его от мыслей неожиданно сочным басом этот штатский с чубчиком.

– Что?..

Он так увлёкся воображаемой сценой, что не сразу понял, откуда донёсся этот певучий, низкий голос.

– Э-э…ч-ч-четвёртый, пожалуйста! – Сказал он.

– Так вы уже проехали, – сказал человек.

– Как? А это был какой?

– Шестой. Жмите вниз.

Влад нажал кнопку четвёртого этажа. Штатский скрылся за дверями лифта. Картинка продолжала стоять перед глазами и развиваться. Да, она сидела перед ним вчера вечером, скорее всего перед ужином, его жена – крашеная блондинка, нет, брюнетка, как Власта, в розовой кофте, из под которой выглядывала чёрная бретелька лифа. Хотя, что врать, он не видел её лица. Наверно, как факт, испуганные глаза, бисеринки пота на верхней губе, аппликация помады на губах, как наполовину стёртая детская татуировка – "Три!!". Пистолет дал осечку. Или не был заряжен. Но всё равно липкий пот склеил ляжки, как раз в том узеньком о, боже, месте, куда предполагаемый перс (или кто там) хотел протиснуться в её влажные фермопилы. Что ты, Лёня? (Толик, Сергей, Автандил). Да в жизни я не пущу никого в свою…э – Ладу! Спартанец, конечно, другое дело! Но триста? Это вы меня извините, это поклёп, я не б…ь какая -нибудь! Триста, это ни одна не выдержит! Что он от меня хочет? Имя, фамилия, адрес? Кёрк Дуглас, Калифорния, США, этому я бы дала! Уймись, Прохоров (Сидоров, Петров, Гогоберидзе), я тебе верна! Иди ко мне, мой спартанский царь (расклеились ляжки), иди, мне никто кроме тебя не нужен! Правда? Правда, правда…Кто на меня ещё тут позарится? Перс? Откуда ему тут взяться? Дальше она снимает лиф, трусики и там, где они прикрывали её узкий проход тёпло и сладко, как у Власты в её Эге-гейском море …

О, господи, что я тут делаю, думал он, облизывая губы. Чем занимаюсь? Откуда эти похабные мысли? Может, пора к проститутке сходить?

Всё –таки у меня воображение, как у писателя, думал он, выходя из лифта. Может, к чёрту эту работу? Бросить валять дурака, а вернуться в Москву, уволится и сесть писать книги? Погоди, а кто будет платить за квартиру? Жена? Она дура и ничего не умеет. Тогда кто? Власта? Нет, ты же решил не иметь с ней дела. Вот то-то и оно. Подумай в другой раз, прежде чем рушить мосты.

Он быстро шёл по незнакомому коридору. Так…506, 508-й, чёрт, он снова не доехал! Влад метнулся назад к лифтам. Обе кнопки горели красным, лифт был занят. Дверь на лестницу была заперта. «Чтобы арестованные не сбежали», понял он. В крайнем раздражении он сунул руки в карманы и стал ждать, пока кнопки погаснут, чтобы снова вызвать лифт. Поискать лестницу ему даже не пришло в голову.

Конечно, у него и раньше случались на работе неудачи. Всякие мелочи, чушь, о которой и вспоминать не хочется, потому что это как сброшенные тройки ради королевского покера, кто о таком жалеет? Но чтобы вся командировка вхолостую – это уж слишком! Неожиданно одна из дверей 506 или 508, издалека он не видел, открылась и оттуда показалась женщина -сержант, одетая в милицейскую форму и пилотку, в руках у неё были наручники и резиновая дубинка, которую в народе называли "демократизатором". Оглядевшись, она скомандовала кому –то, находившемуся в комнате: "выходим!".

В коридоре появилась женщина. Подчинившись команде, она встала лицом к стене и сложив руки за спиной, позволила закрепить на своих запястьях наручники. По новой команде "вперёд!", она пошла в сторону лифта. Ещё на подходе из тёмного коридора на освещённую окном площадку лифта Влад узнал Бугатти. Её лицо было усталым, почти измождённым. Она совсем не походила на ту энергичную даму, которая давала интервью в фильме Носорогова. Дойдя до площадки лифта, где стоял Влад, она окинула его равнодушным взглядом и отвернулась.

Он покосился на кнопки лифта, которые всё ещё были красными, а затем ему в голову пришла мысль и он обратился к женщине -сержанту:

– Я репортёр из Москвы. Моя фамилия Иванов. Можно кое о чём спросить арестованную?

Конвоир отвела глаза, чуть вздрогнув плечами: мол, давай, спрашивай, раз забрался так далеко, я сделаю вид, что не слышала.

– Скажите, как всё началось? Почему вы это делали? – Спросил он Бугатти.

Та посмотрела на него глазами, полными удивления:

– Что я…делала?

– Зачем вы продавали детей?

– Молодой человек, я не продавала их, а помогала обрести им новых родителей и уехать в другую страну!

– Но вы же брали с усыновителей деньги?

– И что такого? Это же прибыльное дело! Если деньги сами плывут в руки, глупо отказываться! Но знаете, я бы наверно сделала это и бесплатно!

От Бугатти не ускользнуло, что Влад недоверчиво ухмыльнулся, поэтому она сразу пояснила:

– Я сама из детского дома! Здесь же вот росла, в Толмаче-на-Дону. Такого натерпелась! То, что я испытала там, это не рассказать. Как началось всё у меня? Я вам расскажу. У нас в детдоме даже мыла не было, чтоб помыться и туалетной бумаги! А в коридоре висел плакат: "самое дорогое в нашей стране – дети!". Ну, вот мы сидим мы однажды в Италии с мужем и его друзьями, думаем, как заработать, один приятель мужа и говорит: слушай, а что у вас в России самое дорогое? Я ему и говорю в шутку: дети! Так всё и началось…

Влад открыл было рот, чтобы задать следующий вопрос, но тут двери лифта открылись. Он хотел спросить, не могло ли так произойти, что оказавшихся заграницей детей их «приёмные родители» продавали на органы. Но тут он вспомнил, что съёмочная группа внизу, а спрашивать без камеры не имело смысла. Молча он наблюдал, как Бугатти, а следом за ней сержант заходит в лифт и нажимает кнопку. В последний момент он рванулся было зайти следом, но сержант преградила ему путь, выставив перед собой палку:

– Нельзя!

Дверь закрылась. Влад, найдя глазами надпись «лестница», бросился к ней. Металлическая дверь, из-за жёсткой пружины плотно прилегавшая к косяку, не сразу поддалась. Он не раз выругался, прежде чем её открыл.

"Надо успеть перехватить её на первом этаже – задать те же вопросы на камеру", думал он, мчась вниз по ступеням. Ах, как жаль, что у него нет номеров мобильного ни Пети, ни Игоря. Он бы позвонил им, и они бы перехватили Бугатти внизу. А теперь…Вот уж не везёт, так не везёт!

Когда он спустился вниз, картина была та же – дежурный за стеклом, снующие туда -сюда люди, Игорь и Петя на стульях.

– Бугатти видели? – Запыхавшись, спросил у них Влад.

– Даже за рулём однажды сидел, – пошутил Петя.

– Нет, я про Надежду Бугатти. Разве её сейчас здесь не проводили?

– Ты кого -нибудь видел? – Спросил Петя Игоря. Тот, вытаращив глаза, отрицательно покачал головой. Оба сейчас напоминали двух людоедов, которые дурят Мальчика -С -Пальчика. Влад обернулся, чтобы посмотреть на дежурного. Тот сидел, ничего не видя, уставившись глазами под стол. Видимо, на коленях у него лежал журнальчик.

Сновали по-прежнему вниз и вверх по лестнице люди. Двое каких – то милиционеров в офицерской форме стояли на крыльце и курили. Влад кинулся во двор и посмотрел туда -сюда. Вдруг он увидел, как из –за автоматических ворот справа медленно выезжает будка автозака. Там внутри белого кунга наверняка была Бугатти! Повернув вправо, машина медленно стала отъехжать в сторону оживлённой магистрали. Влад метнулся к группе:

– Ребят, скорей! Её увозят! Может, успеем!

Схватив первую попавшуюся сумку с аккумуляторами, он, не оглядываясь, побежал к двери, уверенный, что оба, схватив вещи, побегут за ним. Но обернувшись, он увидел, что группа продолжает сидеть.

– Ну, пойдёмте же! – Поторопил он.

Первым, посмотрев на напарника, неспеша начал вставать Игорь. Едва шевелясь, будто его никто не торопил, он принялась собирать с пола аппаратуру. Поглядев на него немного, начал вставать Петя.

Опешив от такого открытого саботажа, Влад, едва сдерживаясь, чтобы не потерять терпение и не заорать во весь голос, метнулся от двери к ним и стал их деликатно торопить:

– Ребят, ну, пожалуйста, что вы еле шевелитесь, ей богу, давайте быстрей!

– А у тебя разрешение на съёмку тюремной машины есть? – Перестав застёгивать чехол с треногой, выпрямившись, задал ему вопрос Игорь, моментально охладив его пыл.

– Нет, но…

– А для съёмки в тюрьме есть разрешение? – Спросил Петя, застёгивая на молнию нутро аккумуляторной сумки.

– Нет!!

– Как же мы будем снимать? – По-детски хлопая глазами, спросил Игорь.

– А он давно "демократизатором" по морде не получал, – хохотнул Петя.

– По морде ладно, а если стукнут по камере стоимостью 30 тысяч долларов, что будет? – Спросил его Игорь, будто сам не знал ответа.

Влад, конечно, понимал, что и Петя и Игорь правы. Без разрешения снимать нельзя. Но ведь обычно им приходится делать именно так –снимать на свой страх и риск. Иначе не будет материала. Конечно, когда офицально не разрешно, могут дать по шее и даже, чего греха таить аппаратуру повредить. Но аппаратура застрахована телекомпанией. И потом в любой профессии присуствует риск, а в их профессии – в первую очередь. И именно за риск им доплачивают! Причём неплохо, чтобы вот как сейчас идти напролом и рисковать. В репортёрском деле много от армии, если старший приказывают, то, не рассуждай и в атаку! Потому что если замешкаешься, то упустишь победу.

Такой открытый саботаж, который устроили эти двое, выглядел почти предательством. И Влад, который сначала даже не поверил в это, пришёл сначала в замешательство. Но потом его охватила ярость: «какого чёрта тут происходит?», хотел крикнуть он, однако вокруг по –прежнему сновали люди в форме и он не хотел привлекать к себе внимание.

«Хоть сделайте вид, что торопитесь!», мысленно умолял он их. Но нет, и Петя, и Игорь вели себя, как люди всё повидавшие уже в этой жизни и ни в какие игры, кроме разрешённых, играть не желающие. Потеряв надежду, Влад отошёл от них на пару шагов, желая во всей красе увидеть шедевр под названием "съёмочная группа государственного канала". Картина была так себе. Никто, кроме него, на это не смотрел.

– Да уж, с вами каши не сваришь, – пробормотал он, когда оба проходили мимо. Петя, казалось, только этого и ждал. Остановившись и бросив сумки на землю, он патетически воскликнул:

– Вот спасибо тебе, дорогой! – И сделав шутовской реверанс, не лишённый, кстати, некоторого изящества, так как при поклоне он наклонил голову и поднял вверх ладони, сказал:

– Дождались! Только мы с Игорьком таких мастеров, как ты, по завариванию повидали уже знаешь за двадцать -то лет! Да, Игорёк? Они, значит, балду будут в гостинице гонять, а потом съёмочная группа должна отдуваться за него, так?

– Да это ваша работа – снимать! – Едва не задохнулся от возмущения Влад.

Но Игорь и Петя только оба ухмыльнулись на его реплику, как пара старослужащих, которых пытается учить новобранец и, подхватив аппаратуру, пошли дальше, не удостоив его ответа.

Всю обратную дорогу они ехали в машине молча. Только у дверей гостиницы, пропустив вперёд Петю, Игорь снизошёл до разговора с ним, миролюбиво сказав:

– Слушай, да не бери в голову, всё это ерунда, ей богу! Завтра возьмём разрешение, поедем и спокойно возьмём у Бугатти интервью.

– Думаешь?

– Уверен.

– А я почему –то нет!

– Брось....– снова начал Игорь, протягивая ему руку. – Ну, дай пять, ещё работать вместе.

– Ладно…– Влад пожал ему ладонь.

– Мир?– Спросил Игорь.

– Хорошо.

После того, как Игорь пожал его руку своей вялой и влажной ладонью, Влад спрятал руку в карман, чтобы незаметно вытереть там свою о подкладку. От Игоря это не укрылось.

– Я смотрю, ты обижаешься. Может, поужинаем сегодня вместе? – Спросил он, глядя на него с улыбкой.

– Что, есть повод? – Без энтузиазма спросил Влад, вынимая руку из кармана.

– Как говорится, хорошее начало – половина дела.

– Да мы вроде начали хуже не придумаешь…– Хмуро заметил Влад.

– И всё -таки не стоит нарушать традиции, -миролюбиво продолжал Игорь.

– Ладно, договорились. Во сколько?

– В семь у входа.

– О кей.

Глава девятнадцатая

Дмитрий Фёдорович Кочетков пришёл в свой гостиничный номер, и, увидев нагретое за день яйцо спёртого воздуха, перекрывавшее наискось комнату, открыл настежь окно и высунулся наружу. Снаружи тоже было душно. Однако лёгкий ветерок, взъерошивший его чуб, сделал своё дело и Кочетков, с облегчением выдохнув, потёр лоб.

Перекрёсток и автобусная остановка внизу жили своей жизнью. На противоположной стороне дороги стоял дом – довоенный, или может быть даже дореволюционный, возможно старая управа, судя по качеству кирпича, с красным суриком крыши и аттиками, у которых на дверцах были выломаны рейки. У дома были большие окна с решётками, и выглядел он совершенно нежилым внутри.

– Отличные хоромы, а в запустении, -пробормотал Кочетков. –Чего не отремонтируют? Эх, нет в России порядка! Как не было раньше. За что боролись дед и отец? Зачем спрашивается, в революцию встряли? И тогда и теперь, кто во что горазд! Это значит, бери опять любого, и сажай в кутузку. Не ошибёшься, будет за что!

Дмитрий Фёдорович потрогал занавески в своём номере, похожие на выцветшие грядки марихуаны, бросив мельком взгляд на золотистые прищепки крокодильчиков, которые держали её в своих зубах сверху. Тронул пальцами стену с бумажными цвета песка обоями, стол, стул, телевизор и вздохнул: «что тут люди хоть делают вечерами? С ума ведь сойдёшь». Зазвонил телефон, а когда он снял трубку, на том конце спросили:

– С девушкой не желаете отдохнуть?

– Только не в гостинице, -сказал он.

У Влада тоже в тот вечер было интимное настроение. Найдя газету объявлений, он позвонил по нескольким номерам и, остановившись на каком –то, сел в такси.

Девушка была так себе, то есть, не то, что некрасивой, а на любителя. Худенькая, с чёрными крашеными волосами. Пока она ходила в душ, он изучил квартиру. Здесь была всего одна комната, грязная и запущенная. На окнах висели какие –то бесформенные занавески.

Пройдя на кухню, он открыл холодильник, увидев бутерброд в целлофане и таракана ползущего к нему, закрыл. Вернулся в комнату, где из мебели были стул, старое кресло и кровать. На кровати лежала подушка цвета сырой печени. Он поднял её двумя пальцами и брезгливо отбросил на пол. Надо было немедленно отказаться от этой затеи и уйти, но что –то или кто –то внутри него будто настырно удерживал его здесь, словно хотел, чтобы он испил эту чашу до дна.

Влад стоял у окна и смотрел на улицу, когда девушка окликнула его. Обернувшись, он окинул её взглядом сверху вниз.

– Нюра. – Произнесла она.

– Оч приятно, – процедил он.

Из душа проститутка вышла голой, что должно было наверно возбудить его, но этого не произошло. Где -то он однажды прочитал, что человек вещь Бога. И выглядит он настолько, насколько Бог в нём умещается. Эта девушка была безбожно непривлекательной. Под её кожей на ляжках были какие -то розово -фиолетовые разводы, будто в поверхность мрамора влился и замёрз слабый раствор марганцовки. Лично у него вид этих узоров вызывал отвращение.

Всё что обычно ему нравилось в женщинах у неё отсутствовало: плечи были узкие, бёдра неразвитые, грудная кость, называемая в медицине Манубриум, обычно плоская, у неё немного выпирала, и без того маленькие груди портили мятые, вдавленные внутрь соски. Волосы, гладко причёсанные и сильно налаченные, казались грязными.

Взгляд у девицы был странный, виновато-пошлый, будто она сходила и забыла смыть, и за это взрослые её отругали, из –за этого губы, густо намазанные бордовой помадой в плохо освещённой комнате выглядели почти что инфернально.

Только взглянув на проститутку, Влад пожалел, что затеял это дело.

Он уже хотел бросить ей деньги и уйти. Но вдруг разозлившись на себя за то, что он в очередной раз не получит ничего, потратившись, грубо развернул её к себе спиной и, крикнув: «чего выгнулась, как мост? Давай, выпрямись!». И нажал ей, чтобы показать, как надо, на поясницу. Но она тут же сгорбатила спину снова. Он опять нажал. И снова. Так она и пружинила своей спиной, как фанерным листом, пока он делал своё дело. Закончив, он швырнул ей купюры и пошёл к выходу, на ходу заправляя рубаху в штаны.

Находясь в жутком раздражении, он даже не заметил штатского из лифта, который шёл в тот же подъезд, только с другой стороны дома.

Дойдя до двери и позвонив, Дмитрий Фёдорович дождался, пока ему откроют, затем, увидев проститутку, успевшую накинуть на себя белую блузку и скроенные по типу бананов голубые, с живописным полотном вытертостей джинсы, он удовлетворённо кивнул – пойдёт.

Как же всё –таки по разному устроены люди!

Ангел Железного Стояка Лефикс де Мудович, отец Фёдор и дед Остап даже сначала не поняли, где оказались. Это была изба, вернее, баня, где в пару все люди ходили голыми. Но было при этом совсем не жарко. И люди, при том, что они не были одеты, не мылись, а ходили туда -сюда и почесывались.

– Не понял, это город или что? – Спросил дед Остап некого бородатого деда, который единственный во всём этом бедламе сидел на лавке в портах.

– Да какой, милок, город! Деревня. Даже не деревня, а дом один. Вот и всё. Наказал Бог!

– Изба у вас какая –то странная, баня что ли? – Спросил дед Остап.

– Не баня, милок, дом такой, -усмехнулся дед.

– А почему ж так? – Спросил стоявший подле своего предка отец Фёдор.

– Душа, стало быть, у нашей девки холодная.– Почесав бороду над самым адамовым яблоком, авторитетно пояснил дед.

– Чья душа? – Не понял Ржазинский.

– Да Нюрки нашей, видать, прапраправнучке, растудыть, в ребро ей коромыслом! Пошла, вишь, как все кривым путём, зараза!

Дед снова почесал бороду, на этот раз выше подбородка.

– Ясно, -вздохнул Фёдор. –Ты это, дед, мы тут случайно, нам выход покажи, да пойдём мы.

– Выход! – Крякнул дед. – Эх, чего загнул. Да кабы мы знали, где выход, не сидели бы тут все!

Ржазинский, дед Остап и отец Фёдор переглянулись и быстро пошли назад. Но там, где они вошли, была пустота, чёрная, как дёготь, да плотная, как стена и ничего больше. Пошарив в ней руками и ничего не найдя, они пошли обратно, мимо голых тел, чешущихся спокойно или яростно, и шли, и шли всё вглубь неизвестной души, будто сквозь дремучую и многовековую Русь, где голых и почёсывающихся меняли голые и хихикающие, голые и дико хохочущие, голые и пьяно рыдающие.

Где –то, встав в хоровод на окутанной сумерками полянке, они пытались затеять танец, но из –за того, что все были либо пьяными, они либо падали без сил от смеха, либо у них ничего не получалось, так заплетались ноги. Чуть тлели костры. Один, разбежавшись, захотел перепрыгнуть через костёр, но, споткнувшись, плашмя упал на угли, выбросив из-под себя целый столб пепла. Какая -то молодёжь, увидев это, стала показывать на него, давясь при этом от смеха, а те, кто постарше принялись выкрикивать ругательства и изрыгать проклятия. Где-то далеко, видимо снаружи, глухо пело из динамика: «Шансо-ньетка!»…

Дед Остап, Ржазинский и отец Фёдор всё шли и шли, не понимая, куда хотят прийти. На горизонте, вдали, пылал вечный закат, будто там горел и не сгорал лес, и вместо дыма над ним кружило вороньё, однако сюда эти стаи не прилетали, а каркали в отдалении, словно предупреждая и дожидаясь своего часа.

Тут тоже шёл праздник, невесёлый и бессмысленный. Горели уже ярче костры. Всем наливали что –то дымящееся из котелка в кружки и чашки, которое все, отойдя в сторонку, тут же жадно пили. Но ещё издалека учуяв невкусный запах варева, трое гостей, заткнув носы, прошли мимо раздавалы.

Напившись, люди тут же бросались в игру. Голые девки, визжа, бежали прыгать через костёр, где их, также отчаянно визжащих, хватали затем парни, по одному или группой и сразу тащили в кусты.

– Не может быть, чтобы не было выхода, – бормотал отец Фёдор, заглядывая под каждое деревце, каждый кустик и находя там лишь сношающихся. – Не может быть!

Они снова шли в холодном тумане, куда глаза глядят. Но чем дальше уходили, тем более туманными и безлюдными становились места. И главное, стоило им ступить в сторону от дороги, по которой они шли, там немедленно сгущалась тьма и из этой тьмы на них словно начинали смотреть огромные и жуткие глаза, отчего ноги тут же становились ватными и идти на эти глаза дальше не было никакого желания.

– Вот теперь я понимаю, – прошептал отец Фёдор, сделав очередную безуспешную попытку сойти с пути и пятясь затем обратно на прямую дорогу, – что значит выражение: «чужая душа –потёмки»!

Возвращаясь в это время обратно в гостиницу, Влад думал про себя, вспоминая бездарную Нюрку: ах, тварь! Ну, какая же тварь! Зачем же ты пошла в проститутки? Кто тебе вообще сказал, что ты это можешь делать? Почему все в этой стране, от начальников до гетер занимаются не своим делом? Может, во всём виновата революция? Ведь были же проститутки и тогда? Да, конечно, ведь об этом писал Куприн в своей «Яме»! Но тогда, по крайней мере, проституция была ремеслом, и ему, кстати, учились. Надо было уметь понравиться, уметь угодить, были специальные дома свиданий… А сейчас? Какая –то квартира с поломанной мебелью, грязными полами, тараканами…Куда мы пришли? О господи, как тошно!

Без пяти семь вечера Влад со съёмочной группой вышли из прохладного холла гостиницы в запылённый, красный от заката Царьгород и пошли в сторону набережной. Там сели на пароходик, где было кафе, и отправились в маленький круиз по реке. Блестела за бортом вода, ровно гудел двигатель, молотил на ветру краями палубный тент. Пришла официантка и поставила на стол бутылку. Влад и Петя, сделав по небольшому глотку вина, поставили свои бокалы на стол.

Игорь, выпив до дна, налил себе ещё, а потом выпил и налил снова. Пока Влад набирал Власте, он прикладывался к бутылке дважды. Техник Петя, пока Игорь пил, с опаской косился на своего напарника, думая, может, сказать ему, чтобы тот притормозил? Ведь напьется. Что его, тащить потом на себе?

Влад, так и не дозвонившись, поиграл в руке своим телефоном и кинул его в карман. Он не любил гаджетов, считая их игрушками. Но видя, что его товарищи не расположены говорить, достал снова телефон и начал бесцельно нажимать кнопки. Игорь, допив вино, поднял два пальца, чтобы подозвать официанта и, когда тот пришёл, попросил ещё бутылку. Он был не дурак, как видно, выпить, этот Игорь!

Кроме них в этот вечер на палубе сидело ещё несколько человек – женщина с девочкой, которая ела, наклонившись почти к самой тарелке и пожилой мужчина с каким -то сухим и измождённым лицом.

Влад посмотрел за борт. Гуляла по воде мелкая рябь, хлопал от ветра тент с такой амплитудой, будто в воздухе захлёбывался авиационный моторчик. Когда –то он прочитал в эзотерической литературе, что мир управляется ангелами, мириадами невидимых созданий. Это засело у него в мозгу. Интересно, как они всё это делают, подумал он. Всё это движение? Нет, слишком уж всё идеально, чтобы быть правдой. А, если, на самом деле, это так? Вот сейчас они делают свою работу и смотрят, как они втроём сидят тут и наслаждаются едой, солнцем, движением трамвайчика… Он незаметно благодарно кивнул голубому экрану, раскинувшемуся перед его глазами, за которым наверно эти невидимые ангелы и прячутся, а затем воровато покосился на своих спутников. Если бы они подслушали его мысли, то наверняка сочли бы его тронутым.

– Как у тебя с Носороговым? – Вдруг спросил его Петя.

– В смысле? – Удивился вопросу Влад.

– Я имею в виду отношения. Слышал, вы друзья?

– Да, что –то в этом роде.

Взяв зубочистку, техник долго ковырялся в зубах, не глядя на него, потом сказал:

– Ничего у тебя не получится.

– Что именно? – Удивился он.

– Работать на Носорогова и быть его другом. Мой тебе совет –нужно лечь под босса.

Влад, которого покоробило это слово «лечь», подумал: «вот и ложись сам, если ты проститутка! Спустя время, переварив сказанное, он внимательно посмотрел на Петю. Тому было явно за сорок. Лицо нездорового цвета. Какое -то серое. Ни бровей, ни волос. Игорь сказал, что у Пети редкое заболевание при котором у человека полностью отсутствует волосяной покров, называется алопеция. В джинсах и чёрной майке, с отшлифованной, как бильярдный шар головой и вечно недовольным лицом, Петя чем -то напоминал ему Кису Воробьянинова у которого пионеры спёрли клад. Напару с Игорем, который вечно что -то комбинировал у себя в голове, они были почти книжным дуэтом.

Пришла официантка – блондинка с большими, как дыни колхозница грудями под кофтой, с простоватым лицом и весёлыми глазами. Кокетливо достав из кармашка передника блокнот с ручкой, она приготовилась записывать.

– Милая, – откинувшись на спинку стула, по-сибаристки начал диктовать ей свой заказ Петя. – В салат из помидоров и огурцов добавьте репчатый лук и чеснок. И ни в коем случае зеленого горошка! – Эту фразу он произнёс с таким пафосом и настолько громко, что несколько человек за соседними столиками обернулись, чтобы посмотреть на него, а официантка, взрогнув, испуганно поправила на голове причёску. "Офанарел он что -ли, подумал Влад, или это у него такая шутка?". Но Петя, как оказалось, и не думал шутить. Модулируя голосом, как актёр старой Мхатовской школы, он серьёзно продолжил внушать официантке рецепт своего фирменного салата:

– Дальше вы кладете сметану и ложечкой и начинаете медленно, вот такими круговыми движениями, размешивать всё в тарелке…

Официантка, честно пытавшаяся вначале записать всё это бред в блокнот, стала постепенно писать медленней, а затем, решив, что гость пришёл сюда, чтобы просто над ней поиздеваться, отвела глаза в сторону, и, оттопырив пальцами листок блокнота, начала им играть.

– Аллё, я же я вам говорю, милая! – Одёрнул её Петя, пощёлкал у неё перед глазами пальцами. Увидев, что официантка, вздрогнув, снова перевела на него взгляд, он продолжил:

– Ложечкой, повторяю, аккуратно, вот так снизу вверх, круговыми движениями, перемешиваете, чтобы сок от помидоров равномерно окрасил салат. Понятно?

Официантка, сжав губы, убрала блокнот в передник и, кивнув, вздохнула:

– Это всё?

– Нет. Рыбу, перед тем, как жарить, посолите с одной стороны, – с упорством психотерапевта продолжал зомбировать её Петя. -Дважды обваляйте в муке. Льезон у вас есть, надеюсь?

– Кажется…да. А, может, нету, – хихикнула официантка, доставая опять блокнот.

– Я так и думал. – Расстроился Петя. – Ладно. Сделайте без льезона, но не пересушивайте! Соком лимона полейте обязательно…

До конца не понимая, хватил ли мужчину удар или ему просто не повезло с мозгами, официантка, выслушав заказ, с облегчением кивнула и ушла на кухню. Влад смотрел ей вслед, думая: «нет, что –то уж больно мало она записала». Наверняка не так всё исполнит. Провинцию всегда отличает приблизительность. А в Царьгороде это вообще принимает иногда формы какого –то дуракаваляния, иначе не назовёшь!

И действительно, когда официантка принесла Пете еду, выяснилось, что все было приготовлено не так, как он просил. Рыба была пересолена и сухая. Вместо помидоров лежали огурцы, вместо чеснока кукуруза, сверху все это полито растительным маслом и вдобавок изрядно посыпано зелёным горошком. Съев все это с гримасой непередаваемого отвращения, Петя заранее решил огорчить официантку, которая та подошла спросить всё ли хорошо:

– Можете не рассчитывать на чаевые, милая. – Пробасил он. – Вы меня сильно разочаровали. И потом… – приподнявшись со стула Петя понизил голос до шепота и с обидой в голосе добавил: -Если бы я знал, что так будет, я бы вообще сюда не пришел. Нельзя так с хорошими людьми!

У официантки, которая явно не понимала, за что её ругают, ведь она всё делала хорошо, обиженно задёргались губы. Что именно она сделала не так? Почему её этот лысый унижает?

– Нет, ну почему они здесь такие? – Обиженно спросил Петя Влада с Игорем, когда официантка ушла. – Я ведь все популярно объяснил, даже на пальцах показал.

– В следующий раз просто попроси просто принести тебе жареную рыбу и салат. – Посоветовал Влад. – Увидишь, какого потрясающего эффекта можно добиться при помощи трёх обычных слов!

Петя глянул на Игоря, словно бы ожидая от него поддержки, но тот сидел, уткнувшись в телефон.

– Тоже мне советчик… – проворчал Петя, – …страна советов. Все только и делают, что советуют, а работать никто не хочет!

– Ты бы не судил по себе об остальных, – заметил Влад.

– Где –то между прочим, он прав, – закивав, неожиданно поддержал Влада Игорь.

– Не учи ученого! – Нахмурился Петя, бросив на Игоря тяжёлый взгляд – два скованных льдом мутноватых озера на фоне потемневшего от северной погоды белесоватого неба.

– Ты только не обижайся, – сказал оператор. – Но, иногда, правда, ты перебарщиваешь. Может, вина ещё закажем?

– Денег в обрез, – Заглядывая в кошелёк и закрывая его, сказал Петя. Он отвечал за финансы в командировке, писал по возвращению отчёты, чтобы отнести их потом в бухгалтерию телекомпании и операторам приходилось считаться с его мнением:

– Не успели приехать, а суточных как не бывало. – Пояснил Петя.

– А правда, куда это мы столько денег подевали? –Почесал голову Игорь.

«Пропили, куда же ещё!»– подумал Влад, но вслух ничего не сказал.

– Допустим, в багаже у нас перегруз был, дальше, за гостиницу сразу уплатили, вот ужин ещё, вино, – стал бубнить Игорь, – так помаленьку деньги, видно, и разбежались.

– Главбух увидит отчет –повесится! –подытожил Петя, выливая себе остаток вина из бутылки.

– Да ладно! –отмахнулся Игорь.– В Италии за один ужин отваливали по четыреста евро – и ни фига!

– Там результат был -фильм. -Возразил Петя. – А здесь у нас хрен да ни хрена, да? – Спросил он Влада с такой же примерно интонацией, с какой ребёнок в ванной обращается к резиновому пупсу.

Влад вновь ощутил приступ гнева, второй раз уже за этот день. Он начал оглядываться в поисках чего -то, что могло отвлечь его внимание. Его взгляд вдруг упал на три высоких стула на металлических ножках возле барной стойки. Он представил, как берёт один, подходит сзади к Пете и обрушивает ему его на голову. Удар, треск, кровавый плевок на скатерти, шок на лицах окружающих. Наверно только та подносчица с грудями, как две дыни, зааплодировали бы ему, -подумал он. Эта мысленная расправа над Петей, как ни странно помогла ему побороть приступ, и он заметно повеселел.

– Рыбу будете доедать или я заберу? –Спросила официантка, подходя к Пете и глядя в сторону.

– Забирайте…– поморщился он.

Влад выдохнул. Хорошо, что Петя не стал продолжать. «Интересно, что за демон вдруг стал меня теребить?», подумал он. «Откуда злость»?

Пароходик, сбавив скорость, осторожно стал причаливать к дебаркадеру и вдруг стукнувшись бортом о резиновые кранцы, закачался, отчего во всем ресторане зазвенела посуда.

– Балует Степаныч, -проворчала шедшая мимо пожилая официантка.

– Приехали, –стал подниматься из –за стола Петя. – Добро пожаловать на выход.

Достав из кошелька несколько купюр, он небрежно бросил их на стол, прижав пустой бутылкой.

– Сколько я тебе должен за ужин? – Спросил Петю Влад, доставая кошелёк.

– Нисколько, –великосветски отмахнулся он,– сегодня мы угощаем. Деньги себе оставь, они тебе еще пригодятся.

– Так нельзя, у нас разные отчетности! – Запротестовал Влад, не закрывая кошелёк.

– Ничего страшного, там немного. Сочтемся…-сказал Петя.

– Ладно…– удивился Влад, закрывая кошелёк и убирая его обратно в карман.

Глава двадцатая

Съёмка в городе Толмач-на -Дону, куда они приехали на следующее утро, тоже не задалась. Местный делопроизводитель суда, у которого они хотели взять интервью, узнав, что к нему едет съёмочная группа, сбежал в неизвестном направлении. Продежурив несколько часов возле здания суда и архива, того самого, который сегорел и в котором раньше хранились документы на усыновлённых детей, они сели на пароходик и поплыли обратно.

Стоя у борта и глядя на воду, он думал: "почему командировка не задалась? Может, за очевидной задачей скрыта другая цель? Какая? Ну, допустим, прикрыть зад Носорогова, который в Италии потратил много денег. Спросят: где деньги? А он – вот же группа снимает вторую серию. Не хотелось, конечно, думать о друге плохо, но… Предположим, у него, Влада, ничего не получится. Кто виноват? Он. Кучу денег истратил, а задание не выполнил. Ату его! Вот тут и выяснится, друг тебе Носорогов или портянка… Может же быть такое? А как же! У нас всё может быть. Ладно, чем мы сейчас располагаем? Усыновлённые чужими людьми дети, река, сумасшедший техник… Мысли потекли совсем в другую сторону. Как это всё объединить? Кто его знает! Но ведь не зря же создан мир, а зачем -то…

Он уставился на воду. Нос речного трамвайчика вспарывал зеркало реки, освобождая амальгаму, которая блеснув на миг серебром, отваливалась на сторону бурыми ломтями, прежде разойтись пузыристой рябью по обоим бортам. Он подумал, что ничего не видно сквозь эту мутную воду, как не видно, что будет дальше в жизни сквозь пройденные уже этапы. Жаль его не увлекала в детстве философия! Или, там, Библия. Наверно поэтому и ответов не было. Интересно было бы знать, случайно то, что с тобой в этой жизни происходит или всё известно заранее?

Пока они плыли, стало смеркаться. Городская набережная и порт встретили их бунтом тюремного шансона и фестивалем огней. Усиленные микрофоном неслись к пароходику слова: "девчонки любят марафет, но жить не могут без конфет"! Тирлимкала где –то органола, подыгрывая шлягеру "В шумном балагане…". Глуховатые басы, доносившиеся словно из накрытого тюремной фуфайкой кинапа, лезли отовсюду, вешаясь, будто лапша, на уши, целились тебе в рот, требуя, чтобы ты его округлил, немедленно всему удивившись, поднимали людей с места, заставляя их выписывать ногами замысловатые кренделя, похожие на те, какие делает человек, завязнув в трясине. Тех, кто случайно забрел сюда, шансон мучил вопросами: «кому давала стоя?», «дай бог памяти в каком это году?», «и «ты зачем, паскуда, хвост к нам привела?!". Но ответов, как всегда не было, и мотив ходил по кругу быковатым фраером в красной майке, захватанный, как чинарик и бодрящий, как чифир, за ним, словно заключённые на инфернальной прогулке плелись люди – веселые, бесшабашные, сердечные, объединённые братством пива и свиного шашлыка. Раскрывая объятия навстречу музыке и друг другу, они подхватывали слова песен – незамысловатые и остроумные, как тюремная заточка, и, задирая к небу потные лица, пели их, стуча себе в грудь кулаком: «Шан –со-нет –ка –а!». «Владимирский Централ!» разливалось сладким газовым облаком со всех сторон.

– Гуляет, народ! – Оглядев набережную, улыбнулся фиксатым ртом Петя.

Мимо них по набережной вдруг проехал «Форд», изнутри которого, откачивая басами из кабины воздух, как компрессором, толчками вытекала альтернативная: «Билли Джин» Майкла Джексона.

Под аркой у касс орали песню выпившие парни. Несколько женщин рядом, громко визжа и обливаясь шампанским, никак не могли договориться, кому из них достанется счастье разливать бутылку. По бетонному парапету вдоль набережной парами гуляли девушки. Рядом с ним появлялись и исчезали юноши. Влад вспомнил вдруг слова Вадима, мужа своей тётки Ирмы, который говорил, что девушки с их двойной икс хромосомой напоминают сейфы с очень важными для мужчин секретами. Мужчинам, у которых хромосомы это икс и игрек, всю жизнь приходится бегать от одной женщины к другой, чтобы понять, к какой из них у них подходят их дабл -ключи. Ближе к центральной аллее набережная буквально взрывалась каскадом огней.

Под эстакадой в летнем кафе, коротко стриженные грузные мужчины в спортивных костюмах танцевали под песню «Москва златоглавая». Один из танцующих вдруг подбежал к микрофону и заревел в него «танцуют все!», а потом, спрыгнув со сцены начал выдергивать из –за столов разных по возрасту дам, чтобы вовлечь их в орбиту танца. Вместе с ними на асфальт впрыгнули тени и затеяли свою пляску – дикую, беспорядочную и куда более непристойную.

– Весело тут у них! – Опять осклабился Петя.

– Идём в гостиницу? –спросил Игорь.

– Да нет, рано ещё, – глянул на часы Петя. – И жарко. Может, зайдём опять кафе и посидим чуток? Холодненького пива закажем, шашлычок, а, начальник? – Заулыбался он. –А то я на корабле и не поел нормально.

– Конечно. – Согласился Влад. – Хотите, покажу кафе, где повар армянин неплохо готовит шашлык из осетра?

Глава двадцать первая

Власта терпела настоящую муку, стоя в заторе на Большой Якиманке и ругаясь на чём свет стоит. Прошло уже часа полтора, как она уехала с работы, чтобы отвезти документы в головной офис компании, а пробка всё не рассасывалась. Она уже пожалела, что взяла машину Коцера, потому что он несколько раз уже звонил ей, изводя её вопросами, куда она пропала.

В который раз, в отчаянии высунув голову из окна, Власта попыталась увидеть конец пробки. Какое там! Автомобильный тромб, образовавшийся среди холестериновых бляшек московских окон, тянулся рекой до самого горизонта, исчезая где –то за поворотом.

Больше всего Власту раздражало, что встречная полоса почти всегда была свободна. Словно бы кто –то издевался над ней, говоря: «смелей, ну, чего ты боишься?!». Она с завистью смотрела на машины с мигалками, которые пролетали мимо неё на огромной скорости в противоположную сторону. «Опять что –ли авария?», раздражаясь всё больше думала она, открывая дверь машины, взбираясь на подножку и поднявшись на цыпочках, пытаясь увидеть причину затора. Но кроме облитых полуденным зноем машин, блестевших, как исполинские леденцы, будто выложенных невидимым гигантом -младенцем, ничего не было видно.

Власта опять села в машину, закрыла дверь и, добавив мощности кондиционеру, включила радио. На одной из радиостанций ведущий подтвердил её опасения: «… заторы сейчас на Сущевском валу, Ленинградском и Рублёвском шоссе, а также улицах Солянке, Варварке и Большой Якиманке». И выдал дельный совет: «Выбирайте пути объездов».

– Умники какие, – пробормотала Власта, – выберешь тут!

Наконец, терпение ей изменило и дождавшись удобного момента, она выехала на встречную, чтобы пересечь её и нырнуть в проулок. Но едва она это сделала, как услышала позади сирену милицейского «Форда» и грубый голос, усиленный мощными динамиками предложил ей немедленно остановиться. Ругаясь на чём свет стоит, Власта открыла сумочку, чтобы взять документы. Но, переворошив всё, замерла с отрытым ртом -документов не было. Лишь тут она вспомнила, что отвлёкшись на разговор с Викой, оставила техпаспорт Коцера возле компьютера в офисе. Вот так номер!

Инспектор, крепко сбитый и плохо ошкуренный чурбан в милицейской форме, молча осмотрев её водительское удостоверение, сухо спросил: «почему нарушаете?». Не дождавшись ответа, он сразу же предложил Власте пересесть в его «Форд» «для беседы». Однако Власта, подняв брови, заученно сказала, что не сядет в машину к незнакомому мужчине. "Что ж, будем тогда оформлять протокол. Оставьте ключи в зажигании и покиньте машину», вяло резюмировал инспектор.

Власта, подняв колено, шлёпнула кнопкой несессера, чтобы проверить, какая у неё наличность и едва не потеряла сознание: в кошельке была только одна пятисотенная купюра! Таким выкупом явно было не отделаться. Оставался единственный выход – звонить Мите.

Полковник как раз обмазывал сосиску горчицей в буфете царьгородской прокуратуры, когда зазвонил его телефон. Увидев на дисплее "Власта", он, извинившись перед следователем, который сидел рядом с ним за столом, встал и вышел из столовой в коридор. Мимо него шли и шли в столовую люди. И он опять зашёл в зал, решив найти для разговора укромное местечко где- нибудь в углу.

В трубке раздалось её громкое «Алло!», потом вдруг что –то забулькало, зашипело и полковник даже потряс трубку, поводив ей наверх и в стороны думая, что здание прокуратуры и есть причина помех.

– Алло! – Снова произнёс Кочетков в трубку, разглядывая убогий, грязный в углублениях плинтус по краям угла, в который он сам себя поставил. Ответом было молчание, если не считать чьих-то отдалённых и бессвязных переговоров вдалеке, шума проезжей части, айкнувшей совсем рядом сирены кареты Скорой помощи и шаркающих радиопомех. И вдруг в трубке снова очень близко раздалось её паническое, как крик «Алло!».

– Чего у тебя там? – Грубо спросил он, поняв, что она очень нуждается в нём сейчас. Так он отомстил ей за утренний разговор по телефону, когда, позвонив ей из гостиницы, он хотел сказать, что любит её, а она бросила трубку, заявив: «Митя, я сплю!»

– Кочетков, я попала, – голосом кающейся Марии Магдалины сказал Власта, едва не всхлипывая, – свернула на встречку. – Мить, представляешь? Сейчас мне будут протокол оформлять на изъятие.

– Ничего не будут. –Пообещал Митя. – Передай трубку инспектору.

Опять послушался шум, треск помех и клаксоны. Затем всплыл голос капитана:

– Слушаю.

– Здравия желаю. С кем говорю? – Спросил полковник.

– Капитан Анисимов Григорий Савельевич, специализированный батальон дорожно -патрульной службы… – привычно отрапортовал капитан.

– С вами говорит генерал майор Кочетков… – Прибавил он себе одно звание. Но дальше честно назвал отдел, код подразделения, в котором служил и ещё фамилии многих прямых, а также непосредственных начальников самого капитана. Затем как старого друга, он его попросил:

– Григорий Савельич, отпустите девушку, она едет по моему заданию.

– Какому заданию?

– По важному, капитан.

– Да, но у неё нет с собой ничего…– начал гибэдэдэшник.

– Всё правильно. При ней ничего и не должно быть. Она курьер по особым делам. Никто не должен знать, куда она едет и что везёт. – Стал импровизировать полковник. – Вопрос политический. Про диппочту вы, надеюсь, слышали? Вы же умный человек. Немо скире, так сказать – никто не должен знать. В общем, отпустите её, Григорий Савельевич.

– Как? Так просто?

– Нет, по моему приказу.

– Это другое дело. – Сразу стал вдруг покладистым инспектор. – Может, мне скажете тогда ваши данные?

– Обязательно.

Записав, инспектор спросил:

– Проводить мне её?

– Кого?

– Да к курьера вашего!

– Не стоит. Дайте -как ей трубку.

На миг исчезли звуки, будто пропал вместе с голосом разбойника и весь патрулируемый им район:

– Аллё! Аллё! Да куда вы там пропадаете всё время?– Стал раздражаться Кочетков, но увидев сразу на себе любопытные взгляды людей, снующих мимо него по коридору, прикусил язык. Не хватало ещё, чтобы его рассекретили раньше времени!

– Да, Мить? – Голос Власты в трубке прозвучал так явственно, словно она находилась в каких –нибудь паре метров от него, за соседним столиком.

Полковник, даже убрав трубку от уха, посмотрел по сторонам. Но нет, показалось:

– Что у тебя там происходит? – Спросил он тихо. – У вас там сбрендили все что –ли? Отправляют тебя без документов!

Он огляделся и сделал еще пару шагов вперёд, в ту часть коридора, где никого не было.

– Ты вообще что ли, ездить без документов по Москве?! – Спросил он её уже нормальным голосом, покрутив всей пятернёй возле головы.

– Мой косяк, Мить, да, забыла все документы на работе. – Повинилась Власта. – Ну, забыла. Убей теперь меня! С Викой заболталась. Прости!

Он уже открыл рот, чтобы отчитать её, как следует. Но затем подумал, что такой её косяк это даже кстати. Он её спасёт и запишет ей, как долг. Пусть задолжает ему чуть –чуть. А то она в последнее время что –то чересчур суровая. Не подъедешь к ней ни одной козе.

– Ладно, он сейчас тебя отпустит, ты поезжай и осторожней там, ладно? – Сказал он, кивая какому –то высокому чину, который, выйдя из кабинета, пошёл ему навстречу. – Не суйся больше на встречную, хорошо?

В ответ снова раздались тилимканье, шорох и помехи:

– Аллё! Ты слышишь?

– Да, да. – Опять будто из небытия опять проткнулся голос Власты.

– Хорошо. Дай трубку инспектору.

Ему пришлось пройти по коридору до конца и встать у окна, на подоконнике которого пылились цветы в горшках –зачем они в учреждении? – и тут, коснувшись мизинцем глянцевитого стебля алоэ и брезгливо затем вытерев сразу запылившийся палец о штору, объяснить капитану, как тот может получить благодарность от своего начальства за службу, если только напомнит ему о себе, позвонив тогда –то и во столько то.

Пока он говорил, его обмазанная горчицей сосиска, точь в точь, как то обещание, которое он дал капитану, стыла на столе, медленно покрываясь неаппетитной буроватой корочкой.

Митя ещё говорил с человеком в форме, а Власта уже вернувшись в машину и устроившись снова на водительском месте, завела мотор и, не дожидаясь, пока инспектор разрешит ей ехать, дала по газам, сразу нырнула в проулок, впервые безнаказанно переехав три сплошные линии.

Краем глаза она увидела в зеркало, как инспектор, обернувшись на рёв её мотора, поднял было палку, но потом лишь вяло махнул рукой, продолжая разговор по телефону: