Авиатор: назад в СССР 14 бесплатное чтение

Глава 1

Выравниваю самолёт у самой земли. Затылок прижало к подголовнику. Грудь сдавило, что не продохнуть.

– Вы… вывели, – расслабился Морозов, который последние несколько секунд молчал.

И на этом ещё проблемы не закончились. Яркий свет луны пунктиром перечеркнули очереди из зенитных установок.

– Вправо уходим. Теперь слева. Выше, выше! – продолжал подсказывать Николай.

Одна за другой рядом возникали светлые линии снарядов, выпущенных из зениток. Давно я так низко не маневрировал! Будто снова оказался в Панджшерской долине.

– Свои! Свои! – кричу в эфир, да только кто меня в этих «Шилках» услышит.

Ручку отклоняю на себя и набираю высоту. В последний момент вижу, как на меня мчится тёмный силуэт. Разбираться не стал.

Включил форсаж. Да так, что губами не пошевелить.

– Кто это?

– Смотрю, – отвечает Николай, я пока делаю переворот.

Вспышка, и от тёмного силуэта, будто что-то отделилось. Надеюсь, это катапультировался экипаж. Второй всплеск света, и огненный шар, в который превратился самолёт, падает вниз.

Выравниваю самолёт и бросаю взгляд вверх. Там настоящие звёздные войны! Ночное небо расчерчивают следы выпущенных ракет. Вспышки взрывов и «букетов» ловушек со всех сторон.

Ощущение, будто ты над Красной Площадью вечером 9 мая.

– Два уничтожены. Уходят, – докладывает в эфир кто-то из ливийцев.

Я смотрю, как пропали с локатора помехи. Несколько самолётов ещё пока крутятся над морем, пытаясь атаковать друг друга.

– Задание прекратить! Прекратить! – слышу я команду капитана Назара.

Продолжаю следовать к берегу. Смотрю вправо и наблюдаю, результаты ударов с моря. Американцы смогли добиться определённых успехов.

Вдоль берега несколько очагов огня, но город не тронут. Продолжают ещё пока расчерчивать небо зенитные установки, но пусков ракет не видно.

Мы уже несколько минут не соблюдаем секретность и говорим на русском. Слева вижу уходящие в северо-запад отдельные самолёты. Они уже включили аэронавигационные огни, чтобы хоть как-то попробовать собраться. Их задача не выполнена.

Назар тем временем оказался зажат.

– Против него двое. Не выберется, – сказал Николай.

– 309й, группа уходит, – вышел в эфир Белевский.

– 10й, тебе на обратный! – дал я Сане команду возвращаться.

– Понял.

Секундное замешательство. Вроде и Бурченко доводил приказ, что нам разрешено применить оружие, но сомнения есть.

– Серый, он не справится.

– Знаю, – ответил я и медленно перевёл двигатели на максимал.

Самолёт пошёл в разгон. Локатор показывал до места боя всего 30 километров.

– Дальность 28. Прицел? – запросил Николай.

– Включаем.

Тут же на индикаторе лобового стекла высветилась слева буква «А», что означает взятие цели на автосопровождение. Прицельное кольцо следует за маневрирующим противником. Пока ему не удаётся выйти из зоны пуска.

– Пуск разрешён, Серый, – сказал Николай, но я пока не собираюсь сбивать американца.

Ещё несколько секунд. Пока он только пытается маневрировать. Ещё немного и цель начала удаляться. Дальность увеличивалась, а преследовать его смысла нет.

Слева от нас показался МиГ капитана Назара. Позади него приближалась ракета.

– Маневрируй! – крикнул я в эфир, но было поздно.

Вспышка и он начал проседать по высоте.

– Его прикрыть надо, – произнёс я.

Прицел выключил. Резкий разворот влево и мы начали пристраиваться к нему.

– Меня облучают! – громко сказал Аден.

У меня в наушниках заработала сирена. Тут же Морозов доложил о пуске в нашу сторону.

Если я ещё могу уйти, то ливиец сманеврировать не сможет. У него и так в хвостовой части всё искрит.

Времени на раздумье нет.

– Внимание! Отстрел! – скомандовал я.

– По… по… по! – пытался ответить Морозов.

Ручку управления отклонил на себя. Обороты двигателей снизил. В темноте особо не сориентируешься, поэтому взял амплитуду пошире.

Перекладываю самолёт в левую сторону и начинаю выполнять «бочку». И она получается очень большой.

Слышу только, как в эфир пытается прорваться Морозов. В кабину падает яркий свет от выпущенных ловушек.

Раздаётся взрыв. Затем ещё один. Самолёт слегка повело, что я чуть не задел киль МиГ-23го.

– Параметры норма! – громко сказал Морозов.

Сирена перестала выть, а я закончил бочку и стал выравниваться. Самолёт Назара по-прежнему искрил, но летел ровно.

Только теперь я почувствовал, как сильно у меня бьётся сердце о грудную клетку. Летим ровно, а кислорода, поступающего из маски, не хватает.

– Ух! Твою мать! Полный…

Морозов не договорил по внутренней связи. Наверное, палец соскочил с кнопки.

– Знаю, знаю. Но я уже так делал. В прошлый раз получилось и в этот, – ответил я.

Обстановка успокоилась. На сегодня, кажется, всё. Последствия этого налёта ещё придётся выяснить. Но я помню из истории, что в прошлый раз американцам удалось нанести гораздо больший урон.

Аден сумел посадить самолёт. Мы же с Николаем приземлись следом. Аэропорт светился со всех сторон. Срулив с полосы, я приоткрыл фонарь.

Даже через шлем можно было слышать воющую сирену. Только я снял маску, как почувствовал запах керосина и гари.

На стоянках осматривали повреждения на самолётах. Прорулив мимо ливийских коллег, мы остановились рядом с другим МиГ-29. Белевский и Тутонин уже присели в сторонке на ящик с запасным имуществом и потягивали сигареты.

Двигатели выключили, самолёт обесточили. Стремянку нам подали медленно. Значит, повторных вылетов не планируют.

Я медленно снял правую перчатку, из которой пару капель упали на штанину. Вот так напряг был! Во рту было сухо, как в пустыне за нашей спиной.

– Серый, а в Афгане так же было? – спросил у меня из задней кабины Коля.

– Да. Когда по три, когда по четыре раза.

– В неделю? – уточнил Морозов.

– В день, дружище, – улыбнулся я.

– И как?

– Привыкаешь. Там «Хорнетов» не было.

– Ага. И ливийского ПВО тоже. Без него безопаснее, да?

Отвечать на такой риторический вопрос не было смысла. Встав на бетонную поверхность аэродрома, я поблагодарил техников. Взгляд по сторонам дал общую картину.

Сирена оповещения замолкла, но аэродром так и продолжал гудеть. Пожарные машины с мигалками перемещались от одного самолёта к другому. Парочка зданий на другом конце лётного поля догорала, отбрасывая чёрный дым.

Несколько автомобилей скорой помощи с надписями на арабском заканчивали погрузку лётчиков и других раненых. Понятно, что в аэропорт, который в нескольких километрах от столицы, что-то должно было прилететь.

Сняв шлем, я пошёл осматривать самолёт. Всё же, слегка досталось новенькому МиГ-29.

– Что нашёл? – спросил я у инженера, который с фонариком осматривал хвостовое оперение.

– Ничего хорошего, но у нас самолёты крепкие. Пока десять дырок насчитал. Не похоже, что ты на разведку летал, Сергеич, – смешно сощурился специалист.

– А ты думал, мы здесь на пляже купаемся. Теперь этот борт по-настоящему боевой, – похлопал я руль высоты.

В ту же секунду под одной из консолей крыла образовалась течь. Видимо, бак тоже пробило.

– Я так понял, что разведка боем у вас была? – спросил один из техников.

– Так, коллеги! Теперь рассказывайте, что вы знаете о нашей задаче здесь?

По словам инженерного состава, который прибыл сюда для обслуживания этих самолётов, им в Москве о столь напряжённой ситуации не говорили.

– Про вас сказали, что вы сидите на корабле. Иногда летаете. А в управлении Авиапрома, когда получали документы сюда, вообще думают, что вы уже на обратном пути домой, – ответил инженер.

– Ага. Генеральный конструктор уже планы на тебя строит. Василич Федотов от дел отходит. Меницкий на его место пойдёт, а должность старшего лётчика освобождается. Сечёшь, кого пророчат? – улыбнулся мне ещё один представитель техсостава.

Ого! Неожиданно. Главное, чтобы Морозов об этом не узнал. Я не против, чтобы его поставили на место шеф-пилота. Только у руководства иное мнение может быть.

Коля, наконец-то, спустился по стремянке и пошёл вместе со мной к нашим товарищам. Подойдя ближе к Белевскому, я чуть не вступил кроссовком в целую кучу «бычков».

– Давно сидите, я смотрю, – присел я рядом с Витей, отказываясь от предложенной сигареты.

– Как прилетели, так и сидим. Перевариваем, – отрешённо ответил Саня.

Парни были в прострации. Взгляд направлен перед собой в одну точку, движения заторможенные. Витя и вовсе сделал несколько затяжек, а потом затушил сигарету. И тут же прикурил новую.

– На флоте что-то говорят про такие события? – спросил Саня у Тутонина.

– Пошёл в моряки – привыкай к качке. Так и у нас, – ответил Витя.

– Не думал, что в чём-то подобном поучаствую, – сказал Белевский.

– Чего вы такие? Это ж наша работа. Хорошо же полетали. Адреналин получили! – хлопнул в ладоши Морозов, но ребята посмотрели на него с укором.

Оглянувшись на стоянку, я недосчитался четырёх самолётов. Остальные были изрядно потрёпаны. Рядом с ними ангар, в который прилетела бомба. Повреждение строения на лицо – крыша обрушилась, ворота разлетелись в стороны. Я слез с ящика и подошёл к Николаю ближе, чтобы объяснить, насколько он неправильно себя ведёт.

– Не все вернулись, Коль. Будь более серьёзным. Имей уважение к погибшим.

Морозов замолчал. К нам подъехала машина, принадлежавшая старшему группы советских специалистов в Ливии. Сначала вышел генерал-лейтенант Ждунов Владимир Васильевич, а затем и руководитель нашей группы «Куб» Андрей Викторович Бурченко.

Они быстро надели на головы каски и начали застёгивать бронежилеты. Застёжки были выполнены в виде липучек. Прям «заграничный» вид у этой «брони».

– Где-то достали Ж-81, – сказал Тутонин, спрыгивая с ящика вслед за мной.

Куратор из КГБ был невозмутим. Трудно понять, доволен он или же считает дело сделанным.

– Товарищи, как состояние? – задал вопрос Ждунов, подойдя к нам ближе.

Пусть я и гражданский, да и не сошлись мы в одном вопросе с ним, но уважение к его званию и должности нужно иметь.

– Всё хорошо. Задание выполнено. Проводим предварительный разбор, так сказать, – ответил я, поправив воротник на комбинезоне.

Владимир Васильевич повернулся к Бурченко, но тот не спешил подходить к нам.

– Что говорят ваши ливийские коллеги? – спросил генерал у Андрея Викторовича.

– Подсчитывают ущерб и потери. Однако, можно сказать, что атака на Джамахирию результатов явно не достигла. Столица выстояла, – медленно ответил Бурченко и подошёл к нам.

Пристальный взгляд Андрея Викторовича говорил о том, что он планировал наше полное вовлечение в процесс отражения нападения на Ливию.

– Хорошая работа, товарищи, – натянуто улыбнулся Бурченко, пожал каждому руку и вновь отвернулся.

– Заметьте, и даже оружие не пришлось применять, – похвастался Морозов.

Вот кто тебя спрашивал, Николя?! Так хотелось ему зацепить представителя комитета.

Генерал поменялся в лице моментально. Владимир Васильевич даже расстегнул одну из липучек на бронежилете.

– Как это понимать, Андрей Викторович? Кто вам давал такое право? – возмутился генерал.

Что и требовалось доказать – никакого приказа о применении оружия не было.

Глава 2

Ночной аэродром на окраине Ливии – не самое лучшее место для выяснения отношений с Бурченко.

Винить его во лжи я бы не стал. Он выполняет свою работу, а в ней истина и обман идут рука об руку.

Вопрос в том, работает ли он в интересах самого себя или страны? Чьё это было решение так подставить вверенную ему группу?

– Рот на замке вы так и не научились держать, Морозов, – ехидно улыбнулся Андрей Викторович, уходя к машине.

– Мы не закончили, товарищ Бурченко, – громко сказал генерал Ждунов.

– Тогда предлагаю закончить. Не то время, не то место…

– Перестаньте, Бурченко. Хватит этих игр! Кто вам отдал приказ применять оружие? И кому вы его ещё передали?

– Прошу меня извинить, товарищ генерал-лейтенант. В операции моего ведомства вы не можете быть посвящены. Хотите поговорить? Поехали, – предложил Бурченко сесть в машину Владимиру Васильевичу.

Генерал-лейтенант посмотрел на нас и ещё раз пожал каждому руку. Пройдя мимо Бурченко, он с неким презрением взглянул на него.

– Я на минуту и поедем, – сказал Андрей Викторович и подошёл к нам.

– Слушаем вас, – произнёс Морозов.

Бурченко картинно сплюнул в сторону и снял каску.

– А вы ссыкуны, товарищи лётчики. Боитесь ручки замарать. Идеалисты, я посмотрю? – произнёс Бурченко.

– У нас есть голова на плечах, Андрей Викторович. Ситуация не требовала нашего вмешательства, – ответил я.

– Да?! А вы теперь это семьям ливийских лётчиков скажите, которые погибли. Вы одним залпом ракет могли бы уничтожить половину «Хорнетов»…

И дальше Андрей Викторович начал нести чушь про то, как мы должны были победить американцев в бою, сбить их, показать «где раки зимуют» и прочее. Тем самым мы бы проявили полную солидарность с ливийским народом.

– Вы, Андрей Викторович, в бою участие не принимали. Зато находились на командном пункте, верно? – спросил я.

– Ты меня допрашивать вздумал?

– Нет. Просто с такой системой ПВО, которая стреляет по каждому воробью и не может отличить группу беспилотников от самолётов, можно было бы навсегда остаться либо в пустыне, либо на дне залива.

Бурченко запыхтел. Возразить что-то против ошибок ПВО ему было нечего.

– Применение беспилотных летательных аппаратов ещё нужно доказать, – ответил Андрей Викторович.

– Ага. Вы ещё объективный контроль запросите у «матрасников», – добавил остроты нашему разговору Николай.

Ну никак не может он промолчать!

– Морозов, вы продолжаете открывать рот, когда не надо. Не имейте больше такой привычки.

– Он хотел сказать, что найти в водах залива обломки беспилотников будет трудно. От себя добавлю, что ничего бы наше вмешательство не изменило. Только бы ещё больше усилили конфронтацию с американцами, – тихо сказал я, но Андрей Викторович был при своём мнении.

Отвечать он не стал. Развернулся и пошёл к машине.

– Кстати, Родин. Насчёт Ветрова вопрос решился. И без моего участия, – крикнул он, садясь на заднее сиденье УАЗа.

Всё же, от любви до ненависти между нами и Бурченко – один шаг. Теперь думай, что же там с Пашей решили. И главное, когда успел он узнать? Хотя, это могло решиться заранее.

– А что там с твоим любимцем Ветровым? – спросил Белевский.

– Происхождение его не нравится особистам. Думают, что Павел хотел угнать самолёт.

Реакция моих товарищей была однозначной. Пару минут они только улыбались и смеялись, строя фантастические теории для обвинений Ветрова.

– А чё не авианосец угнать? Сразу со всеми самолётами, – сказал Морозов, снимая с себя подвесную систему.

– Смотри не скажи это при Бурченко. А то и тебя под подозрение возьмут, – посмеялся Белевский.

На фоне всех разборок как-то и пить перехотелось. Глаза начинали уже слипаться, а вот куда нам теперь, неизвестно.

– Серый, а мы спать сегодня будем? – спросил у меня Морозов.

– Да. Вон один ящик, вон другой, – ответил я.

– Мы уже разок поспали на ящиках. До сих пор ощущаю позвоночником «мягкость» этой деревянной шконки, – проворчал Саня Белевский, прогибаясь в спине.

На наше счастье, генерал Ждунов распорядился доставить нас в одну из гостиниц, где уже проживали советские специалисты. Снаряжение сразу погрузили в вертолёты, которые стояли под крышей ангара.

Автомобиль нам выдели старенький – микроавтобус РАФ, который уступал по комфортности даже машине скорой помощи. Кресла в салоне были недостаточно закреплены, а обшивка сидений полопалась. Но мы народ не гордый.

Водитель доставил нас в место назначения быстро. Не помню, сколько было времени, когда я после принятого душа, «упал» на кровать и уснул.

Наутро за нами снова приехал тот же РАФ. Проезжая по окраинам столицы, никаких разрушений, мы не обнаружили. Водитель рассказал, что основной удар пришёлся по системе ПВО. Кое-что американцам удалось вывести из строя, но критичными эти потери не выглядят.

– А что с ливийскими лётчиками? – спросил я.

– Ходят слухи, что четверо катапультировались. Нашли живым только одного, – ответил водитель, поправляя панаму-афганку.

– А потери какие? – поинтересовался Морозов.

– Раненные были в военном секторе аэропорта. Там же и два самолёта на стоянке взорвали и ангар с какими-то тряпками. Ненужный, в общем. Ещё нормально отделались ливийцы. А правда говорят, что и наши лётчики летали?

Выходит, получилось у Бурченко сохранить в тайне данный факт. Даже советские специалисты не все в курсе. В гостинице, где мы ночевали, никто не понял какой у нас род деятельности.

– Врут. Это не наше дело. Может с авианосца летали, – ответил я.

Водитель не стал дальше расспрашивать. Да и мы добрались до места назначения. Привезли нас к контрольно-пропускному пункту. Только через сорок минут вышел ливиец в чёрной форме и забрал нас.

– Что это за место? – спросил я, когда мы пересекли КПП.

– Центральный командный пункт ПВО. Сегодня здесь все командиры. Ваши тоже, – ответил ливиец.

Его русский язык звучал гораздо лучше, чем у большинства его соотечественников. Сама форма показалась мне странной. Я такую ни у кого в Ливии не видел.

На входе в помещение командного пункта нас проверять не стали. Охрана же смотрела на парня в чёрном с опаской. Возможно, он служит в «мухабарат эль-Джамахирия» – ливийском аналоге КГБ.

Войдя внутрь, мы достаточно долго спускались вниз и шли по лабиринтам коридоров командного пункта. Здесь было достаточно свежо, шум вентиляции был минимальным, а через открытые двери помещений можно было увидеть заспанных ливийцев.

– Вам сюда. Располагайтесь. Мне нужен Сергей Родин, – и ливиец показал комнату моим товарищам, где им ожидать.

В большой комнате уже сидело порядка десяти человек в лётном обмундировании. Сначала я подумал, что ливийцы уже изучают новые полётные задания и делают пометки в планшетах. Но нет, обознался. Кто-то читает, кто-то телевизор смотрит, а кто-то и вовсе решил позавтракать.

В зале боевого управления было много людей. Несколько ливийских офицеров сидели за рабочими местами, прильнув ухом к телефонным трубкам. Рядом с ним и наши военные, в светлых комбинезонах без знаков различия.

В центре зала вокруг большого стола собрались ливийские офицеры и несколько наших специалистов из группы советников. Здесь же и полковник Хафтар. Рядом с ним ещё один достаточно молодой человек в чёрной форме. Такую я видел когда-то на Муаммаре Каддафи на архивных кадрах по телевизору.

– Похож на вашего лидера. Не родственник? – шепнул я моему сопровождающему, указывая на «молодца».

– Нет. Старшему сыну Его Превосходительства только 15 лет.

– Ваш коллега, значит? – спросил я, но ливиец более был не склонен отвечать.

Я посмотрел на планшет воздушной обстановки. Информация на него наносилась вальяжно. Планшетисты зевали и нехотя обозначали местоположение американских авианосцев.

Генерал-лейтенант Владимир Васильевич Ждунов оказал мне внимание, подозвав к себе и объяснив, зачем меня позвали.

– Обыкновенный разбор. Плюс, начальник штаба ливийской армии хотел бы выразить лично всем вам благодарность.

Только Ждунов договорил, как Халифа Хафтар отбросил все дела и направился ко мне.

– Мархабан! Как добрались? – поздоровался полковник.

– Масса аль-Хаир! Быстро и по холодку, – ответил я.

Один из ливийцев в синих погонах с одной звездой, крыльями и орлом, поднял указку. Готовится начать докладывать, видимо.

– Мой заместитель только что собирался мне доложить обстановку. Но, очевидно, что американцы не собираются атаковать в ближайшие часы, – сказал Хафтар и дал команду своему подчинённому подождать.

– Авианосные группы американцев ещё пока в зоне работы. Если судить по карте, они по-прежнему занимают районы у берегов Мальты. «Карл Винсон» в 370и километрах к северу от Бенгази.

Закончив разговор, я захотел посмотреть внутреннее убранство командного пункта.

Внимание привлекли экраны автоматизированных систем сбора и обработки информации. Вместе со специалистами по ПВО из Союза, здесь были и ливийцы. И, как я понял, оборудование тут явно не советское. На одном из экранов обнаружил надпись «Телефункен».

– Как аппаратура? – подошёл я к одному из наших специалистов.

– Лучше, чем телевизор «Рекорд». А вообще, странно, что американцы пытались атаковать именно с моря. Тут у них шансов не было.

Слова «пвошника» меня озадачили. Попросил его рассказать поподробнее. Оказывается, вся аппаратура, которая стоит здесь для обнаружения маловысотных целей со стороны Средиземного моря западного производства. Локация отечественного производителя и вовсе сейчас выключена.

– Родин, подойдите сюда, – позвал меня Ждунов.

Генерал представил меня командованию и попросил рассказать о сегодняшнем налёте американцев. Секретов тут не было, ведь мы выполняли задачу в их интересах.

Рассказал я изначально о том, как атаковали американцы, с каких направлений и приблизительно на каких высотах. Обозначил я и проблему взаимодействия с эшелонированной системой ПВО. Но это всё не интересовало ливийских офицеров.

– Да, да. ПВО мы обсудим потом. Сколько было сбито американцев?

– Я не могу назвать точное число.

– Хотя бы примерное. Где именно сбили, и кто это сделал из наших лётчиков.

Странные ребята! Ночью же не видно.

В общем, их интересуют только потери американцев, а вот недостатки в организации ПВО даже не обсуждают.

Ливийцы будто уверовали в свою победу. Можно было понять, что они сейчас составляют доклад Каддафи о произошедшем налёте. Ждунов стоял и расстроено качал головой.

– Что декларируют? – спросил я у генерала.

– По их данным можно сказать, что они уничтожили всю авиацию 6го флота. И даже корабли обстреляли.

– Пропаганда, – ответил я.

– Не-а. Другое неодушевлённое существительное на букву «П». Запомни, Родин, не так страшны последствия ошибок, как последствия вранья.

Хорошая фраза. Стоит занести в свой фонд цитат.

В зал боевого управления вошёл Бурченко. Он не был удивлён, увидев меня здесь. Даже подошёл и поздоровался.

– Хорошо спалось? – спросил Андрей Викторович.

– Не помню. Спал же, – ответил я.

– Любите вы дерзить. Ночной выпад вам не сойдёт с рук.

– Угрожаете?

– Ни в коем случае. Есть новая задача для вас. Вертолёт нас ждёт. Все инструкции получите уже на корабле.

Опять? Надоели уже эти игры со стороны комитетчика.

– Андрей Викторович, вы нас не путаете с частной военной компанией? Какая ещё задача может быть в районе, где шли боевые действия несколько часов назад?

Бурченко фыркнул и хлопнул себя по лбу.

– Это невоенная задача. К нам гости собираются на корабль. Будете показывать пилотаж.

– И что за гости?

Глава 3

Задерживаться на берегу мы не собирались. Перед вылетом, Ждунов нам объяснил, что после удара по Ливии нескольким кораблям 5й оперативной эскадры было предписано войти в залив Сидра. Тем самым обозначалось наше присутствие на самом переднем крае обороны Ливии.

Сев в вертолёты и синхронно взлетев со стоянки в аэропорту Триполи, мы взяли курс в сторону залива. Авианесущий крейсер «Леонид Брежнев» должен был находиться сейчас в так называемой «точке 3» у берегов Туниса.

В грузовой кабине Ка-27 было шумно. Трясло не сильно, но вертолёт постоянно смещался то влево, то вправо. Восходящие потоки не давали морскому винтокрылому спокойно держать высоту.

Обратный маршрут на корабль проходил в напряжённой обстановке. Бурченко молчал, читая местную газету. На первой полосе, естественно, фото Каддафи.

Белоснежная улыбка, сдвинутая набок чёрная пилотка с гербом Ливии, а вокруг дети. Такой портрет лидера страны рисовали местные СМИ. Много чего плохого говорили про Муаммара Каддафи или, как его прозвали наши специалисты в Ливии, «Мухомор». Лично с ним не общался, поэтому выводов сделать не могу.

– Засмотрелись? – нарушил молчание Бурченко, указывая на фото ливийского лидера.

– Он не так плох, как о нём думают, верно? – спросил я.

– Трудно сказать. Нам с ним ещё работать. Для своей страны он делает всё. Страна была отсталой, а сейчас имеет едва ли не самую большую армию в Африке. А денежное состояние? Зарплата рядового в армии Ливии 230 динаров, а наш полковник в этой же стране получает 70.

– Я сомневаюсь, что за нашего специалиста Ливия ничего не платит Советскому Союзу.

– Платят валютой, но это не тема для нашего разговора, – сменил тему Бурченко.

Лучше бы он объяснил, зачем нужна была эта подстава с приказом. Хотя, сомневаюсь в его чистосердечном признании.

Несколько минут спустя, Андрей Викторович свернул газету и подсел рядом.

– Вы даже не спросите о новом задании?

– Нет. Зачем? В очередной раз проверить крепость наших… нервов? Они у нас крепкие, – ответил я.

– Будет вам, Родин! Вы решили, что я вас подставлю? Вы собьёте кого-то из американцев. В Москве я расскажу о ваших действиях и сделаю вид, что вы действовали самостоятельно. Так вы думали?

Сам же всё рассказал. И сомнений в том, чтобы он вот так и поступил бы, у меня нет.

– Я своих не бросаю, Сергей. И в обиду не дам, – похлопал он меня по плечу и протянул руку.

И он думает, я поверил в такие «высокие» слова?! Руку пожму, но не более того.

– Я вам всё сказал, Андрей Викторович. Ни пилотаж, ни разведок, ни демонстративных действий.

– Значит, вы отказываетесь выполнить письменное указание из Москвы? – ехидно улыбнулся Бурченко.

Похоже, оно есть, но удостовериться по прилёту нужно. Какие могут быть гости на корабле? В любую минуту 6й флот снова нанесёт удар по Джамахирии.

Как раз я или кто-то другой окажутся между американским молотом и ливийской наковальней.

– Посмотрим… на ваше письменное указание. Кто эти гости?

– Пока не знаю, – тут же выдал Бурченко.

Врёт и не краснеет.

– А когда?

– Тоже не известно.

Снова врёт. За минуту, четыре раза солгать – уровень! Да так, что любой другой бы поверил в искренность.

– Что за пилотаж? На чём, предварительная программа и что именно нужно показать? Мы можем просто пролететь над палубой и будет смотреться не менее эффектно.

– А над палубой «Карла Винсона» сможете? – вопросительно выгнул бровь Бурченко.

Как маленький! Играть со мной пытается, но пока всё «в штангу».

– Я серьёзно спросил.

– Показ должен предусматривать демонстрацию лётных и манёвренных характеристик.

Тогда всё ясно! Похоже, что Бурченко решил разложить передо мной «хлебные крошки» из намёков на прибывающих гостей. А точнее гостя.

В смотровое окно в двери Ка-27 показался силуэт нашего авианосца. Лётчик довернул вертолёт на посадочный курс и начал выполнять заход.

Пара минут и колёса шасси Ка-27 коснулись палубы. В душе появилось ощущение, что вернулся домой. Пускай до родных берегов далеко, но за эти месяцы я немного «породнился» с авианесущим крейсером.

Оказавшись на палубе, присел на одно колено, чтобы завязать шнурки на кроссовках «Ромика». Не такая большая активность сейчас по вылетам. Смотрю на площадки и вижу только два готовых к вылету Су-27К. Ещё два свободных места «караулят» техники МиГ-29К. Похоже, их боевые машины ушли на задачу.

Я выпрямился. Морской ветер приятно обдувал лицо. Смесь солёного бриза и керосина в эту секунду для меня приятнее, чем запахи парфюма. Только аромат волос моей жены может пахнуть лучше.

Бело-синий флаг с красной звездой, серпом и молотом возвышается над надстройкой корабля. По-прежнему он гордо развивается на гафеле.

– Засмотрелся? – спросил меня Морозов, подошедший сбоку.

– Ты второй за сегодня, кого интересует, куда я смотрю.

– А первый был Бурченко? – весело сказал позади меня Белевский.

– Он, – ответил я, смотря на удаляющегося к надстройке Андрея Викторовича.

После моего рассказа о беседе с Бурченко в вертолёте, у ребят появился энтузиазм. Что сказать, слетать на пилотаж и выполнить несколько фигур каждому хочется.

А вот когда я назвал предполагаемого гостя, все немножко обалдели.

– Мухомор? Чего это ему здесь делать? – спросил Морозов, когда мы вошли в надстройку.

– Вспомни, ливийцы хотят купить МиГ-29. В отражении удара американцев мы показали эффективность наших самолётов. Каддафи уже напели про их «непобедимость». Вот он и хочет сам убедиться.

– Заодно и нас отблагодарить, – добавил Тутонин.

Мысль Вити не нашла поддержки у остальных. Зато я бы не сбрасывал и такое развитие событий. Всё же, наша группа и вся 5я оперативная эскадра помогла в отражении воздушного нападения на страну.

Дерзкая и продуманная операция американцев своих целей не достигла.

Сбросив в каюте вещи, я пошёл к Реброву. Хотелось мне узнать подробности выполнения задачи. Подойдя к кабинету, где у нас проходили предполётные указания, я толкнул дверь и попал в сонное царство.

Воздух в помещении был спёртый. Видно, что давно спят наши коллеги. Борзов, который сидел на первой парте, откинулся назад в кресле, а его наколенный планшет раскачивался на, вытянутой в сторону, руке.

За столами спали и другие лётчики авиагруппы. Кто-то скукожился в кресле, а у кого-то получилось поместиться на столе. И никто не шелохнулся, когда я вошёл. Вот же умаялись за ночь!

Сам Гелий Вольфрамович, сняв снаряжение и куртку комбинезона, спал на стуле. Ноги у него лежали на столе, а голова наклонена вперёд. Ну и как финальный штрих – слюна свисала у одного лётчика изо рта.

Похоже, что Реброву просто забыли сказать «Отбой».

– Товарищ полковник, – коснулся я плеча Реброва, и тот мигом вскочил на ноги.

– Полундра! Живо на вылет! Интервал минута между парами. В парах взлёт по одному по отрыву! – прокричал Вольфрамович.

Все остальные тоже проснулись и начали продвигаться к двери.

– Нет! Никаких вылетов, Гелий Вольфрамович. Просто я поздороваться зашёл.

В первую же секунду на меня все лётчики смотрели с непониманием. Ребров прокашлялся и подал команду «Отставить».

– Если честно, мы уже вас не ждали, – сказал Вольфрамович, приветствуя меня.

– Ночью всё закончилось. Попотеть пришлось, но ничего особого.

Остальные лётчики одобрительно загудели. Каждый попытался рассказать о своих впечатлениях.

Вольфрамович вышел на связь с командиром корабля. Тот ему объяснил, что тревогу сняли час назад. Сейчас выполняются только полёты по маршруту разведки.

– Почему раньше не предупредили? Я жду, спать не ложусь. В моём возрасте уже надо режим дня соблюдать. За холестерином следить. А, ты сам уснул. Ну понятно. Ладно, отбой! – сказал Вольфрамович и повесил трубку. – Свободны, голуби! Всем спокойной ночи! Кого увижу в коридоре, принудительно отправлю спать.

– Это как? – поинтересовался один из лётчиков.

– С Тимуром Автандиловичем в спарринг поставлю. Полный контакт!

В мастерстве Апакидзе на татами никто не сомневался. Он там любого мог затаскать до изнеможения.

Я встретился взглядом с Ветровым. Выглядит он бодро. Никаких намёков на проблемы.

Как только все вышли из кабинета, Ребров продолжил.

– Съели мы этих матрасников. Гоняли их от Мальты до Крита. Огрызались они здорово, но нам это и надо было. Управление они потеряли полностью.

– А как перехватили Е-3А? – спросил я.

– Да это опять два сорванца! Научили на свою голову Борзова и Ветрова. На предельно-малой высоте прошли через весь походный строй авианосной группы «Америка». Потом сделали «горку» и чуть было не снесли этот сарай с локатором.

– И что АВАКС?

– Смылся. И прикрытие своё забрал с собой. Ты давай им больше ничего такого не показывай. А то они так убьются.

Не помню, чтобы я их учил такому манёвру. Мне в принципе не приходилось Геру и Пашу чему-то обучать. Дать допуск к полётам на самолёт – это моя работа, а подобным манёврам их учат в полку.

– Вряд ли они меня послушают.

– Мог бы и попробовать. Ладно, что дальше?

Я рассказал Реброву о наших планах, не раскрывая имени потенциального гостя на нашем корабле. Вольфрамовичу, как обычно, лишняя работа всегда была в тягость. Как и любому из командиров.

На следующий день после постановки задач, я, Морозов, Печка и Белевский ещё раз обсудили сценарий показа. Если в вертолёте речь шла только об одиночном пилотаже МиГ-29К, то теперь задача усложнялась групповыми манёврами.

– Ты правильно перечитал указание из Москвы? – спросил Николай, записывая в планшет данные о погоде.

– Чёрным по белому: групповой пилотаж пары МиГ-29К и Су-27К. Сам сценарий не уточнялся.

По предложению Морозова, мы должны были исполнить парные проходы на высокой скорости. Затем он собирался выполнить одиночный пилотаж, после чего я пристраиваюсь к нему и мы завершаем программу проходом парой с отстрелом ловушек.

– Эффектно, но неэффективно. Ливийцы будут не только слушать, как мы гудим над палубой, но и на возможности посмотрят. Максимально в 5-6 минут нужно уложить фигуры, которые бы подчёркивали высокие манёвренные характеристики.

Коля пофыркал и начал стирать в планшете записи.

– Погоди! Дай посмотрю, что ты запланировал.

А программа пилотажа у Морозова вышла динамичная. Тут и косые петли, и боевой разворот, и «кобра» дважды. В завершение «колокол».

– Мне нравится. Давай ты и выполняй индивидуальный пилотаж, – предложил я Морозову.

Тот сощурился, будто не расслышал сказанное мной.

– Я не ослышался? Ты мне говоришь пилотировать?

– Что здесь такого?! Ты придумал. Программа хорошая. Тебе её и выполнять.

Тут Морозов предстал в образе самого себя времён обучения в школе испытателей.

– Думаю, теперь ты понял, насколько мы с тобой разные. Мы же оба знаем, что с пилотажем у тебя большие проблемы, – задрал нос Коля.

– Ну вот! А ты уже начинал мне нравиться, Николя, – расстроено произнёс Олег.

В первом полёте решено было просто полетать в паре. Самолёты нам выделили от авиагруппы, но у них были свои особенности.

На одном из бортов были проблемы в локаторе. Другой – испытал на себе выпуск-уборку шасси на стоянке, повредив гидроцилиндры. Инженерам удалось его починить, но проблемы могут возникнуть при посадке.

Через 20 минут мы заняли места в кабинах. Руководитель полётами запуск нам разрешил.

Хоть самолёты и имели дефекты, но они периодически стояли на боевом дежурстве. Даже ракеты с них не успели снять.

– Саламандра, 321й на стартовую, – запросил я.

– Разрешил парой с 322 м, – ответил руководитель полётами.

Взлёт на форсаже и вот мы уже с Морозовым собрались в пару.

– На обратный, влево и… рааз! – скомандовал я, разворачивая самолёт.

Морозов держится за мной. Выходим в район корабля. Готовлюсь выполнить первый манёвр.

Бросаю взгляд в сторону и вижу, как с консолей белым жгутом срывается спрессованный воздух.

– Горка, паашли! – скомандовал я.

Задираем нос и идём в набор высоты.

– Добираем, – подсказал я, заметив, что тангаж у Коли не соответствует расчётному значению.

Подошли к отметке в 1500.

– Переворот, и рааз! Пикируем, два! – продолжаю я давать команды Николаю.

Мы словно падаем вниз, настолько быстро приближается водная гладь. Ничего не разобрать в эфире. Какие-то очередные помехи.

До воды совсем немного.

– Выводим!

Ломаем траекторию полёта, отклоняя на себя ручку управления. Слегка проседаем, но запас по высоте достаточный.

В кресло слегка вжимает. Маска прилипла. И снова задираем нос. Устремляемся к солнцу, которое показалось из-за туч.

Пока набираем высоту, наблюдаю, как внизу проносятся какие-то тёмные предметы. И это точно не муха прилипла к остеклению фонаря.

– 321й, прекратить задание. На посадку! – громко начал кричать руководитель полётами.

Что-то неладное произошло. Паре Олега и Александра взлёт запретили. Выводим самолёты в горизонт и начинаем строить заход на посадку.

– 1й, под нами, – сказал в эфир Коля.

Крылатые ракеты «Томагавк» отправились в сторону Ливии.

– 321й, сколько у вас «карандашей»? – запросил руководитель полётами.

– По четыре у каждого, – доложил я.

Замешательство на корабле сейчас. Наверное, ливийцы уже бьют тревогу, что не могут обнаружить ракеты. Система ПВО получила ночью много повреждений. Не факт, что включится.

А время идёт.

– 321й, наблюдали крылатые? – запросил у меня руководитель.

Однако голос был не его. Наверняка кто-то из командиров.

– Наблюдал.

– Эх… Надо помочь. Ориентировочно следуют в район Тобрука.

– Вас понял.

Тут и думать не надо. Синхронно выполнили переворот и начали пикировать. Вдали на фоне морской глади видны удаляющиеся вдаль ракеты.

– Паре роспуск. Далее самостоятельно, – дал я команду Морозову и продолжил пикировать.

Глава 4

Вот тебе и тренировочный полёт!

Морозов выполнил отворот вправо и взял курс на вторую группу ракет. Я же выровнял самолёт и вывел обороты двигателей на максимальный режим. Скорость начала расти. Виски напряглись. Поверхность бирюзовых вод моря превратилась в одну сплошную дорожку.

– Саламандра, высота целей, – запросил я у руководителя полётами, но в ответ услышал только бульканье.

Не рано ли для пропадания связи? Пусть и высота предельно-малая, но расстояние от корабля не такое большое.

Локатор работает неустойчиво. Помеха на помехе, цели то и дело пропадают, а появляются в разных местах.

– 2й, как принимаешь? – вызвал я Морозова.

– Не… лет…о.

Сделал повторный запрос, но ответ в эфире всё тот же – неразборчивый и писклявый. Скорость подходит к отметке в 1000 км/ч. Чтобы догнать «Томагавки» мне нужно лететь ещё быстрее. Может не хватить расстояния.

Как раз сейчас до берега порядка 200 километров. Никакое ПВО в Ливии не сможет пока достать крылатые ракеты на такой дальности.

Снижаюсь ещё. Высотомер показывает уже 70 метров. Ощущение, что скольжу по водной глади. Локатор продолжает барахлить, но направление на «Томагавки» сохранять позволяет.

Дальность сокращается. Прицел уже включён, но пока я не могу поймать «маркой» хоть какую-то из ракет. Летят прямо, но у самой воды.

Присматриваюсь и вижу, как они меняют курс. Теперь направляются в сторону Сирта. Это родной город Каддафи, который пострадал от вчерашнего налёта больше всех.

Я уже почти вышел на дальность пуска ракет. В прицеле появляется и первый «Томагавк». Можно уже разглядеть его вытянутый силуэт и конусный хвостовик.

Навожу марку. Прицельное кольцо совмещается с целью. На индикаторе лобового стекла появилась шкала дальности до ракеты. В ушах начала работать сигнализация о готовности к пуску. Палец плавно жмёт на гашетку.

– Пуск один! – проговариваю я, в надежде быть услышанным.

Ракета Р-73 сошла и устремилась к цели, отбрасывая густой спутный след. Взрыв и обломки разлетелись в разные стороны. Первая ракета сбита.

Вдруг заверещала сирена. Меня сейчас кто-то облучает сзади. Смотрю в зеркало и вижу такой же спутный след, какой был после моего пуска.

Я даже заволноваться не успел, так быстро отклонил ручку управления на себя. Только что была перед глазами линия горизонта, а теперь слепящий свет солнца.

Включил отстрел ловушек и устремился вверх. Шею слегка заклинило от такого резкого манёвра.

Почувствовал хлопок сзади, но самолёт управление не потерял. Видимо, пронесло в этот раз.

Выполняю переворот и пикирую вниз. Нужно разобраться с «Томагавком», пока он ещё не так далеко. Но, тот сменил курс.

Ищу крылатую ракету на локаторе, но мне не дают этого сделать. Опять облучают! Теперь слева, а ушах заработала сирена. Кажется, громче чем когда-либо. Ручку управления отклоняю влево и тут же вправо, чтобы выйти из зоны обнаружения.

На экране локатора снова показалась метка крылатой ракеты. До берега 150 километров. Достаточно, чтобы сбить «Томагавк». Включаю прицел, в наушниках запищало, а на индикаторе лобового стекла высветилось ПР – пуск разрешён.

Ракета сходит с правой консоли и устремляется к цели. Взрыв и второй «Томагавк» уничтожен.

– 1й, как принимаешь? – прозвучал в эфире крик Морозова.

– Хорошо. Цели уничтожены, – доложил я.

– Понял. Меня преследует. Я от тебя в 20 километрах на Запад.

Отворачиваю в сторону, но продолжаю ждать со спины очередной атаки. Смотрю по сторонам, держу в поле зрения пространство сзади по зеркалам. Никого. Что это за призраки Средиземного моря?

Набираю 1000 метров и ищу глазами Морозова. Тот выписывает виражи, пытаясь уйти от двух «Хорнетов».

– Захожу сверху. Беру от тебя левого, – сказал я в эфир.

Выполняю горку, полупереворот и устремляюсь за своим оппонентом. Сразу получается выйти ему в хвост.

Прицел на излучение, но Ф/А-18, пикирует вниз к воде. Умно! Рядом с водной поверхностью его просто так не атакуешь.

– Иду за ним. Я под тобой на 100 метров.

– Ухожу выше, – доложил Морозов.

Обороты перевожу на максимал и следую за «Хорнетом». Он выполняет правый вираж, но я ухожу выше и держу его на прицеле. Противник маневрирует влево, но я успеваю переложить самолёт в обратную сторону.

Дыхание сбилось, а пульс такой, что вот-вот вены вылезут из височной области. «Хорнет» набирает высоту, и тут же ловит меня на управляемую бочку. Пропустил я манёвр!

Теперь он сзади. Ухожу вниз, повисаю на ремнях и вновь возвращаюсь в нормальное положение. Сейчас будет сразу прицеливаться по мне.

Ф/А-18 включил прицел на излучение, но пуск выполнить не успел. Я быстрее!

Отворот влево под 90° позволяет мне уйти из возможного захвата. Вижу в зеркале, как он проскочил недалеко от меня.

Это шанс зайти сзади, пока он разворачивается. Но в голове засела очень неприятная мысль – керосина у меня немного. Погоня за крылатыми ракетами бесследно не могла пройти.

«Хорнет» слева и немного впереди. Набирает высоту, в соплах его двигателей наблюдаю два огня форсажа. И это было не зря.

Как раз над ним сейчас Коля и его оппонент. Морозов преследует второй Ф/А-18, а снизу его сейчас перехватит первый.

– 2й, уйди вниз! Под тобой «Хорнет», – громко сказал я.

В следующую секунду Коля выполнил переворот. А мой оппонент пустил очередь из пушки. Немного сжалось внутри, что сейчас американец мог и попасть в моего товарища.

– Козлина! – крикнул Морозов, уйдя в сторону.

– Борт порядок?

– Да. Чуть фонарь кабины не срезал, – тяжело дышал Коля, отвечая мне в эфире.

Я продолжил разворот на противника, но они уже начали уходить в сторону Крита. Бой закончился.

– Догоняем! – азартно произнёс Николай, но с нашим запасом топлива далеко не улетишь. Возможно, у «Хорнетов» и был на это расчёт. Завлечь нас в схватку, а потом утянуть за собой к базе. А там и принудить к посадке или сбить.

– 2й, идём домой. У меня остаток 900, – сказал я, занимая 4000 метров высоты.

– Вух!

– Домой, 322й, – настойчиво сказал я.

– Понял. Наблюдаю, 1й. Пристраиваюсь, – начал успокаиваться Морозов.

Заняли курс в район «Леонида Брежнева», попутно доложив на борт корабля о произошедшем. Пока ждали ответа с корабля, я сдвинулся назад и осмотрел борт Морозова. Повреждений не было. А ведь от пушки могло сильно зацепить! Прошло немного времени, прежде чем в эфир посыпались запросы.

– 321й, остаток ваш?

– Сколько было посторонних, 322й?

– 322й, рубеж, на котором сбили крылатые ракеты? 321й, аналогично. Доложите!

– А погода какая в том районе? Доразведку сделайте.

И это ещё не весь список вопросов, на который предстояло ответить. Больше всех удивил лаконичный Бурченко. Без него список интересующихся был бы неполным.

– 321й, а бортовые номера запомнили? – спросил он.

– Нет, но родинку над правым глазом разглядел, – ответил я.

Надеюсь, шутку оценят. Пролетев ещё пару десятков километров, на связь опять вышли с борта «Брежнева».

– 321й, остаток позволяет вторым сесть? – спросил руководитель полётами.

На топливомере были не самые обнадёживающие показания – 750 кг.

– 321й, у меня 1000. Могу вперёд выйти и первым зайти.

– Понял, 322й. Пропускаю, – ответил я Морозову и начал сбрасывать скорость.

Морозов ускорился, выйдя на посадочный курс. Он уже подходил к корме, когдя я прошёл над кораблём. Спустя несколько минут пришёл и мой черёд выполнять посадку.

Самолёт выравниваю по горизонту. Занимаю посадочный курс и начинаю снижение по крутой глиссаде. Скорость 240, шасси выпущены, а оптическая система посадки «радует» меня зелёными огнями.

– Зелёный, на курсе. Ровно идёшь.

– Понял.

– Дальность 3, на курсе. Зелёный.

И так далее, пока я не услышал всегда желанную фразу руководителя визуальной посадки РВП – «посадку подтвердил».

Удар! Тело летит вперёд. Рука машинально толкает рычаг управления двигателями. Глаза напряглись, а перегрузка моментально выросла до стандартных 4 единиц в момент торможения.

– Малый газ! Убрать гак! – даёт команду РВП.

Тело расслабляется, и я внимательно осматриваюсь вокруг. Кажется, что любая посадка на палубу – событие. Это всегда самый сложный момент сурового мужского ремесла под названием палубна авиация. Но такого адреналина нигде не получить.

– Благодарю! Группе руководства большое спасибо за управление. Заруливаю на стоянку.

Смотрю по сторонам. Корабль едва покачивается на волнах. На стоянке много народу и все готовятся к какому-то действию. Медленно отстёгиваю маску, которая несколько раз впечатывалась в лицо во время сегодняшнего вылета, и разворачиваюсь на палубе.

– 321й, от дружной группы руководства поздравляем с выполнением 100й посадки на палубу! – произнёс в эфир руководитель полётами.

Совсем вылетело из головы такое событие. Только у меня такой торжественный момент мог совпасть с боевым вылетом. Нет бы просто слетал по кругу и сел. Пожалуй, приключения будут меня находить и дальше.

Но сейчас можно и порадоваться за коллектив конструкторского бюро, инженерный состав и… себя, конечно. Смог!

Зарулил на стоянку медленно. Не так-то просто это сделать, когда столько много людей ожидает меня.

Самолёт остановился, двигатели выключил и открываю фонарь. Спускаюсь по стремянке и тут же попадаю в объятия нашей испытательной бригады и своих коллег из авиагруппы. Несколько раз меня подбросили вверх, а Ребров даже расцеловать собрался.

– Вот знал Родин, что ты с того начал службу в училище! – обнял он меня.

– Это вы про посадку без шасси в поле? – улыбнулся я.

– Э… нет. Я про… ну… ай ладно! Нормально у тебя всё. Не как у всех, но зато уникально! – радостно сказал Вольфрамович.

Морозов успел вылезти из самолёта и тоже поздравить меня.

– Самая запоминающаяся 100я посадка в мире, – посмеялся Коля, пожимая мне руку.

– Это точно. Надо обсудить произошедшее.

– Давай потом. Сегодня событие, достойное мероприятия в кают-компании.

Я подошёл ближе к Николаю ближе.

– Вот обсудим, потом посидим.

Люди начали расходиться, а мы с Николаем поехали на подъёмнике рядом с МиГ-29ми в ангар. Как раз была возможность и пообщаться.

– Какие у тебя мысли? – спросил я у Морозова.

– Таким малым количеством крылатых ракет атаковать Ливию нецелесообразно. Куда-то заманивали.

– Мы не знаем, сколько было ракет. Уничтожили ведь мы только четыре. Остальные?

Со спины подошёл Белевский, который нам рассказал, что произошло.

– Один из эсминцев засёк пуск «Томагавков». Они ушли тремя группами. Те что следовали в направлении наших кораблей, пробовали сбивать. Получилось, но не все.

Оно и понятно. Эти новые крылатые ракеты летят очень низко. Засечь не так уж и просто. Единственное подспорье – дозвуковая скорость у «Томагавков» и отсутствие средств РЭБ. Так что на дальних подступах к Ливии у нас сбить получилось.

– А как появились «Хорнеты»?

Мы спустились в ангар. На мой вопрос Саня отвечал уже в глубине этого хранилища.

– Помехи, отвлекающие действия, скрытный подход. Вообще, не всё получилось перехватить. Так что подозреваю, что ущерб ПВО нанесли снова. Теперь днём.

– Я всё больше думаю, что здесь у американцев вроде полигона. Сколько они всего уже попробовали, – покачал я головой и подошёл к моему самому любимому самолёту.

Борт номер 311, прозванный генеральным конструктором Белкиным «гадким утёнком», стоял зачехлённый. Кажется, что он впал в спячку.

Медленно погладил его в районе носовой части. Сколько воспоминаний связано с этим самолётом! В голове сразу вспомнился Ваня Швабрин. Возможно, будь он жив – сегодня бы его качали на руках, а не меня. И продолжал бы он развивать палубную авиацию.

– Так что думаешь по поводу сегодня? Я видел нашего старого знакомого, – спросил Морозов.

– Красный шлем? – спросил я.

– Да. Это с ним ты вступил в бой. Он уже давно нас преследует.

И правда. Данный персонаж постоянно где-то мелькает. Главное – он очень хорош.

Мы собрались уходить из ангара, но появился Бурченко. Лицо недовольное, пыхтит и презрительно смотрит на всех.

– Поздравляю, Родин. 100 посадок – отличный показатель вашей работы, – сказал Андрей Викторович, поправляя куртку комбинезона.

– Очередная засада и первое боевое применение против нас со стороны лётчиков 6го флота. Не самый хороший показатель вашей работы, – сделал я акцент на последних словах.

Бурченко улыбнулся. Что-то он нам приготовил. Новое задание, в котором можно сдохнуть уже наверняка.

– С ракетами мы упустили момент, но вы отлично справились.

– Спасибо. Мы пойдём, – ответил я, но Бурченко придержал меня за локоть, когда я собирался пройти мимо него.

– Я же вам не вручил подарок. Знаете, что здесь? – протянул Андрей Викторович мне большой конверт.

Понятия не имею, но очень любопытно!

Глава 5

В ангаре стоял обычный рабочий шум. Техсостав перекатывал самолёты и вертолёты для более компактного размещения. Инженеры осматривали технику, выясняя причины отказов у нелетающих истребителей. Представители нашей спецгруппы «Куб» толпились вокруг Як-44, разбираясь с отказом привода антенны.

Об этой неисправности узнали только сегодня. Поэтому авиагруппа осталось только с одним самолётом радиолокационного обнаружения и наведения.

Предложение Бурченко поражает своей оригинальностью. В принципе, как и всегда.

– Вы перешли от устных к письменным приказам? – спросил я.

– Вроде того. Не стоит делать из меня беса и беспринципного начальника. Я вам не враг. У меня такая работа. И вам бы это пора уяснить, если хотите избежать эксцессов.

– Опять угрожаете? – уточнил я.

– Ни в коем случае, – вновь моментально ответил Андрей Викторович.

Я посмотрел на товарищей. Каждый из них кивнул, находясь в предвкушении информации в конверте. Всё же и у меня было сильное любопытство узнать о содержимом. Иначе, зачем Бурченко переться в ангар и встречать нас здесь.

Не думаю, что там находятся деньги или приказ на поощрение личного состава.

Андрей Викторович предложил поговорить в отдельном помещении. Я и Морозов сняли обмундирование, промокшие от пота комбинезоны и пошли в кабинет постановки задач.

Бурченко уже мерил шагами проход между столами, а наши товарищи заняли места за мягкими креслами.

– Показывайте, Андрей Викторович.

– Что ж, предупредить должен. Информация служебная, секретная, разглашению не подлежит.

Морозов фыркнул и не удержался от комментариев.

– Вы нам сейчас очередную бумагу на подпись принесли? Мы уже столько подписали ваших «подписок». Перед каждой операцией…

– Николай, вам что, не нравится молчать? Или непривычно? – спросил у него Бурченко.

– А в чём я не прав, Сергей?! – обратился он ко мне.

– В том, что подписывать нам ещё придётся очень много бумаг. Терпи. У КГБ много чернил, – сказал я Морозову. – Андрей Викторович, тут нет людей со словесным поносом секретной информации. Ближе к делу.

– Спасибо, что разрешили, Родин!

– Пожалуйста, – непринуждённо ответил я Бурченко на его громкое замечание.

Андрей Викторович подошёл к столу, за которым уже сидели Тутонин и Печка. Пока он раскрывал конверт, мы обступили Бурченко и принялись ждать кульминации. Немного даже волнительно. Может и правда какой-то супер приказ!

Через пару секунд конверт был открыт, и на стол аккуратно легло его содержимое. Пожалуй, ничего более удивительного за время боевого похода я не видел. Перед нами лежало пять фотографий людей в лётной форме США.

У Бурченко в руках осталось пару листов бумаги с написанным текстом.

– Это служебная записка от моего коллеги. С ней вы можете ознакомиться, поскольку она касается и вас тоже.

Я взял записку и быстро пробежался по тексту. Коллега Бурченко в тексте подтверждал наличие в составе 6го флота спецгруппы ВВС и ВМС США.

– Вслух не будете читать, Родин? – спросил Андрей Викторович.

– Тут ничего особенного. Ваш коллега подтвердил наши подозрения и не больше.

Я протянул записку Морозову, чтобы тот почитал её и передал следующему. У Николая при прочтении глаза засверкали. Появился азарт.

– Так и есть. Теперь давайте познакомимся. Итак, все эти люди обладают безупречным послужным списком. Ветераны Вьетнамской войны и участники вторжения в Гренаду. Некоторые выполняли специальные задачи во время войны за Фолкленды. Естественно, в интересах британских войск, – сказал Бурченко и взял первую фотографию.

На ней был улыбающийся молодой пилот в кожаной куртке на фоне самолёта А-6.

– Митч Фостер. Майор ВМС США. В небе Вьетнама сбил три самолёта. Окончил школу испытателей в Мэриленде. Медаль Почёта, Серебряная звезда, Крест лётных заслуг.

Отложив в сторону фотографию Фостера, Бурченко показал всем следующего пилота. На фото он был запечатлён рядом с президентом Никсоном.

– Ганс Этлифсен, капитан ВВС. Окончил школу испытателей в Мохаве. Тоже сбил три самолёта во Вьетнаме. Медаль Почёта, три Креста лётных заслуг и две Бронзовые звезды.

Ещё пара лётчиков, чьи заслуги тянут на экранизацию в Голливуде.

– Вот такой он, майор Фрэнсис Филлер, – отложил в сторону очередную фотографию пилота, который тоже засветился в сводках по Вьетнаму.

– А кто-нибудь есть без Медали Почёта? Я уже себя неловко чувствую, – сказал Морозов, отложив в сторону фото с награждения высшей наградой США ещё одного лётчика по фамилии Эмметт.

– Да. Вот он, – показал он фотографию пилота, стоящего на палубе авианосца. – Джордж Дейн, второй лейтенант в отставке. Работает в авиационной фирме Локхид. Сбил во Вьетнаме 6 самолётов, однажды катапультировался. Серебряная звезда, Бронзовая, два Креста лётных заслуг, два Креста ВМС и один Крест ВВС США. Как он так умудрился, понятия не имею. Ну и на закуску, десять раз награждён Медалью Военно-Воздушных сил.

– Точно, коллега. И почти одного с тобой звания, Сергей, – улыбнулся Тутонин.

– А как у него столько медалей помещается? – поинтересовался Белевский.

Проявлять свои знания о наградной системе США я не стал. Положение выправил Бурченко, который объяснил принцип многократных награждений.

– Меняется орденская лента. На неё цепляются звёзды, дубовые листья, а потом стали и вовсе ставить римскую цифру с количеством наград. Так проще.

Знания этих моментов Бурченко, у остальных удивления не вызвало.

– И что всё это значит? – спросил Олег.

– А то, товарищ Печка, что теперь вы знаете, с кем имеете дело. Эта группа занимается тем же, чем и мы с вами. Испытания техники, выявление слабых мест в своей корабельной системе ПВО и Ливии. Ну и тактика действий.

– Думаете, что сегодня мы наткнулись на очередной приём? – спросил я.

– Вполне возможно. Предполагаю, что им нужно показать наше вооружение с плохой стороны, а самолёты – уступающими их собственным. Плюс, по моим данным, на одном из авианосцев имеются опытные образцы истребителей, которые скрытно выполняют свои задачи.

Уж не про технологию «Стелс» сейчас намекает Бурченко? Тем более, если в составе группы есть представитель разработчика данных самолётов, то всё сходится. И «призраки», которых мы иногда видели, есть не что иное, как американский прототип ударного самолёта Ф-117 «Найт Хоук».

Вот только он существовал в сухопутном варианте и не был предназначен для выполнения задач истребителя. Локхид предлагал и вариант с корабельным базированием, но дальше разработок дело не пошло. Возможно, в этой реальности на свет появился Ф-117 с индексом «Н».

Через несколько минут Бурченко забрал конверт и оставил нас одних. После молчаливой паузы, решил всех взбодрить Морозов.

– Чего вы притихли?!

– Предлагаешь петь? – спросил Олег.

– Оппоненты у нас появились. Противостояние авиационных школ. Тактик и мозгов. Это будет интересно, – хлопнул он в ладоши.

Олег закатил глаза от такой реакции Николая. Я тоже не очень радовался столь рьяному желанию Морозова поучаствовать в воздушном бою.

– Коля, тебе так не терпится сирену об облучении в ушах услышать? Давай с ПВО договоримся, полетаешь рядом с ними, а они на тебя посветят. Думаешь, это весело? – проговорил Тутонин.

– Мне кажется, это нормально. Мы – боевые лётчики! Они нас ненавидят и желают уничтожить, – громко сказал Морозов.

В кабинете повисла тишина. Белевский посмотрел на меня широко раскрытыми глазами. Не ожидал он такой реакции от Николая.

– И ты решил взять с них пример. Око за око, так сказать, – спокойно сказал я, но Николай только махнул рукой.

Морозов пошёл на выход, но перед дверью развернулся.

– Однажды, нам придётся нажать на кнопку. Но, боюсь, будет уже поздно. Кого-то собьют. И выжившие будут виноваты в том, что решили пойти по пути кота Леопольда.

До вечера Николай ни с кем не разговаривал. Вечером не появился и в кают-компании.

Мне же вручили большую картину с изображением нашего авианосца. Кто был художником, мне не сказали, но изображён был корабль потрясающе.

После вечернего чая я поднялся на палубу. Ночные взлёты и посадки дежурных экипажей выглядели не менее эффектно, чем дневные.

Описать это трудно. В непроглядной тьме к кораблю подходит огромная машина, мигая всеми бортовыми аэронавигационными огнями. Ещё пару секунд и раздастся громкий удар о палубу. А она в свою очередь подсвечивается только осевыми и боковыми огнями.

Грохот. Звук натяжения троса тонет в рёве двигателей Су-27К. Самолёт останавливается, слегка качнувшись назад, и лётчик убирает обороты на Малый газ.

– Не спится? – позвал меня знакомый голос за спиной.

Повернувшись, в свете включившегося прожектора, я увидел перед собой Граблина. Он укутался в кожаную лётную куртку, на голове чёрная пилотка, а в зубах сигарета.

– Время не позднее. Как ваше здоровье? – спросил я.

– Пока хожу. После похода, наверное, буду лежать. Ты бы тоже себя поберёг. Чуть больше чем за год 100 посадок сделал. И это не считая НИТКИ.

После слов Дмитрия Александровича я задумался над тем, а насколько ещё хватит моего организма с такими нагрузками.

– Расскажете, что у вас за болезнь?

– Сам не знаю, но в следующем году ВЛК уже не пройду. Осяду в штабе ВМФ и буду телеграммы отписывать по войскам, – улыбнулся Граблин.

Он сделал паузу в разговоре. Мимо нас проруливал самолёт, а лётчик в кабине приветливо нам махал.

– Апакидзе. Тоже не жалеет себя. На таком будет палубная авиация держаться, – кивнул в сторону самолёта Дмитрий Александрович.

Его слова попали прям в точку. Именно таким и будет Тимур Автандилович. Надеюсь, что этот факт в этой реальности останется неизменным.

– Что насчёт завтрашнего дня?

– Восьмое марта. Девушек здесь нет, так что поздравлять некого, – улыбнулся Граблин.

А у него хорошее настроение! Всегда считал, что Дмитрий Александрович – человек на одной волне и вечно всем недоволен. Теперь хоть увидел, что он улыбается.

– Зато прилетит товарищ Каддафи. Что ему нужно известно?

– Про самолёты ты знаешь. Командующий сказал, что остальное держат в секрете. Тут и посол будет Союза в Ливии, и старший группы военных специалистов, и ещё какие важные люди. Главное, чтобы большому гостю понравился ваш пилотаж, – похлопал меня по плечу Граблин.

За это он может не беспокоиться. Всё у нас отработано.

Утро следующего дня началось как и всегда со звуков трубы по внутренней связи корабля. Утренняя зарядка, водные процедуры и подготовка к завтраку.

Вроде только недавно Морозов возмущался огромному числу людей в гальюнах и душевых, был виновником разрыва бака с водой и возмущался нашим положением на корабле.

Теперь утро проходит более спокойно. За чаем успеваем повторить все наши действия на показе.

Инженеры авиагруппы «Леонида Брежнева», завтракающие рядом с нами, сообщают, что самолёты готовят и в назначенное время они будут на палубе ждать нас.

В каюте оделись в комбинезоны светло-синего цвета с эмблемой конструкторского бюро на левом рукаве и гербом Советского Союза на правой стороне. В таком я уже выступал на показе техники в Циолковске.

Прислонив рукав к носу, ощутил слабый запах гари. Так и не выветрился он полностью с той аварийной посадки на полосу.

– Присядем, – сказал я и занял место на своей кровати.

Морозов сел напротив, а Белевский на стул.

– Слышал, у Каддафи не охрана, а настоящие звери. Вооружены до зубов, – сказал Коля.

– Если ты не будешь на него нападать, они тебе ничего не сделают, – улыбнулся я.

– Просто хотел бы посмотреть.

Белевский взглянул на часы и напомнил, что уже пора двигаться на палубу. Мол, мы должны быть рядом с самолётами, когда прибудет делегация.

Переместились в помещение, где хранилось наше снаряжение. Противоперегрузочные костюмы надели весьма быстро. Белоснежный ЗШ-5 в руках, планшет в кармане, а кожаные перчатки и кислородная маска аккуратно уложены в шлем.

– Готовы? – зашёл к нам Бурченко.

– Да. Через сколько будет делегация? – спросил я.

– Скоро. На подлёте уже. Хочу вас предупредить держать себя в руках, когда увидите членов делегации.

– Ничего там интересного нет. Не первый раз видим важных гостей, – пробубнил Морозов.

Я встретился взглядами с Бурченко и понял, о чём он говорит. Нужно иметь терпение моим коллегам. Да и мне тоже, чтобы не засмотреться.

Прошло несколько минут, и над палубой послышался шум винтов вертолётов.

– Пора выдвигаться, – скомандовал Бурченко.

Выйдя на свежий воздух, перед глазами открылось невероятное зрелище. Солнце припекает, слабый ветер аккуратно колышет флаг ВМФ на гафеле. Но это всё антураж.

Пока над кораблём кружили вертолёты с делегацией, мы подошли к самолётам.

На стоянке, как по команде «Смирно», выстроились в линию два МиГ-29К в бледно-сером камуфляже. Рядом более крупные и, что там говорить, самые красивые самолёты в мире – Су-27К. Я трепетно отношусь к детищу своей фирмы и любому из самолётов и вертолётов. Но с таким красавцем, каким является Су-27, сравниться по красоте тяжело.

Белевский и Тутонин вместе с техниками проходят маршрут вокруг самолёта. Осмотр перед вылетом обязателен для каждого воздушного судна, которому не терпится вырваться в небо. Как и мне, как и моим напарникам.

Николай вслед за мной начал осматривать основные узлы своего самолёта: воздухозаборники, пневматики, стойки, точки подвески и многое другое.

Ждать стальным птицам осталось недолго.

Вертолёты начали снижение. Они совершили друг за другом посадку на палубу. Два Ми-8 и столько же Ка-27 начали выключение двигателей. Винты стали замедляться, но в воздухе были ещё несколько воздушных судов.

Это ливийские МиГ-23, которые сопровождали своего лидера во время перелёта на «Леонид Брежнев». Прошло пару минут, и они заняли курс в сторону Триполи.

– Я готов. Чего так долго? – подошёл ко мне Морозов.

– Уже прилетели. Сейчас к нам подойдут и разрешат нам лететь.

Сдвижная дверь Ми-8 открылась. Из салона вертолёта начали вылезать пассажиры. Тут-то и появился Бурченко, который стал отводить нас к самолётам.

Но в данном случае, как говорится, надо было раньше.

– После насмотритесь, – тянул он Николая.

– Андрей Викторович, минутку, – сопротивляется Морозов.

У него такой вид, будто он собака и первый раз в жизни увидел вкусную косточку. Ещё немного и слюни пустит от увиденного.

– Да. Мы только посмотрим на делегацию и всё, – стоял на месте Олег.

Бурченко махнул рукой и прекратил попытки нас оттащить к самолётам.

– Ладно. Я тоже посмотрю.

И взглянуть было на кого! Большая толпа почётных гостей медленно шла в сторону надстройки. Впереди процессии с гордо поднятой головой шёл Муаммар Каддафи.

Высокий, темноволосый, в чёрных очках и светлой форме с множеством наградных планок. На голове фуражка с гербом Ливии, а в руке трость. Позади него несколько ливийских генералов в парадной белой форме. Рядом, держа руки за спиной, Владимир Васильевич Ждунов. Он смотрит по сторонам и пытается скрыть недовольство прибытием на корабль.

Можно его понять. У него много дел помимо сопровождения Каддафи на советский авианосец.

– Родин, нам пора, – шепнул мне Бурченко.

Но как тут уйдёшь, когда перед тобой столько… прекрасных женщин.

Ветер слегка подул, и до нас долетел сладкий аромат духов красивых дам.

Все разные и очень симпатичные. Есть и брюнетки, и блондинки. С впалыми и пухлыми щёчками. С полными и тонкими губами. Каждая имеет яркий макияж, красивый маникюр и аккуратную укладку волос. Форма у всех разная – от песочных комбинезонов до камуфляжа американского образца.

– Блин, а вы знали, что у него… ну… зачем ему столько жён? – спросил Морозов.

– Это охрана, Коль, – ответил я.

Действительно, это был элитный отряд ливийских телохранительниц, неофициально названный «Амазонская гвардия». В неё отбирали самых подготовленных девушек, которые должны были пройти специальную подготовку.

Морозов продолжал не сводить глаз с «амазонок». В какой-то момент ему махнул Каддафи, когда делегация прошла рядом с нами, но Коля даже не обратил на него внимания. Вот что значит долго не видеть женщин! Да я и сам себя некомфортно почувствовал от столь длительного отсутствия… общества жены.

Когда палуба начала пустеть, мы начали занимать места в кабинах.

Я быстро залез по стремянке. Кресло подстроил под себя, отрегулировал зеркала и пристегнулся.

– Саламандра, 321му, добрый день, – включил я радиостанцию и запросил руководителя полётами.

– Добрый, 321й и всей группе тоже. Ждём команды на приёме.

– Понял.

Прошло несколько минут, и разрешение было получено.

Загудели двигатели. Температура и обороты начали расти. Через несколько минут всё было готово к взлёту, и мы начали руление на стартовые позиции. Провожая самолёт во время выруливания, техник провёл рукой по крылу. Обожаю, когда наши «земные хранители» так делают!

На старте ещё раз отклонил ручку управления самолётом в разные стороны.

– Элероны работают, – проговорил я вслух.

Начал отклонять вверх и вниз – стабилизаторы заработали. Проверил ход педалей и тоже всё в норме. Выпускающий техник поднял вверх большой палец. Осталось дождаться команды на взлёт.

– 1й, 2му, – тихо спросил у меня в эфир Морозов.

– Ответил.

– Порядок захода на посадку можем изменить?

Так-так! Хочет показать себя Николя! Ему, видимо, сольного пилотажа во время программы будет мало.

– Пока всё по расчёту делаем.

– Принял. К взлёту готов.

– Взлёт разрешил, – дал нам команду руководитель полётами.

Включил форсаж, снял тормоза и рванул по палубе к трамплину. С рёвом начинаю набирать высоту. Следом Морозов выполнил взлёт и начал пристраиваться справа. Встали в вираж, ожидая Тутонина и Белевского. Олег Печка выполняет пилотаж первым, пока мы собираемся в группу подальше от корабля.

Кончики наших с Морозовым крыльев буквально в метре друг от друга. На прямой к нам пристраиваются товарищи, образуя с нами подобие ромба.

– Внимание, снижение 200. Паашли! – скомандовал я.

Мой МиГ-29К острым носом стремительно разрезает облачность, снижаясь всё ниже и ниже. Подошли к расчётной высоте и аккуратно начали вывод.

– Саламандра, 321й, группой занял 200.

– Вас понял. Задание.

– Подтягиваем 89. Прибор 600. Выполняем проход, – скомандовал я в эфир.

По курсу уже видна коробочка «Леонида Брежнева». Олег Печка сел на палубу и заруливает на стоянку. Проносимся над кораблём и выполняем разворот вправо

– На обратный и ещё один проход. Делаем отстрел по команде. Занимаем 100.

Опять приближаемся к кораблю. Сейчас нужно выполнить роспуск и выпуск ловушек. Как и заказывали, нужно показать шоу.

Корабль всё ближе. Строй держится ровно. Уже корма скрылась под носом самолёта.

– Заходим на роспуск. Приготовились!

Выдерживаю на прямой секунду и тяну ручку на себя. Самолёт задирает нос и пора выпускать ловушки.

– И рааз! Два… три! – командую я, продолжая набирать высоту.

Напарники разошлись в разные стороны, а в зеркалах наблюдаю яркие вспышки ловушек.

– 2й самостоятельно. 3й, 4й повторный заход, – скомандовал я, заняв 2000 метров.

Морозов отошёл дальше, ожидая окончания задания Су-27К. Первый проход и Тутонин делает «зеркало», переворачивая самолёт вверх ногами. Так и следуют мимо надстройки Су-27е.

Несколько минут, и Саня с Витей по очереди приземлились на палубу.

Со стороны наблюдаю за Морозовым, который очень эффектно представляет ливийскому лидеру МиГ-29. Тут и форсированный разворот, косая петля, перевороты с горками и пикированиями.

Пять минут, и весь комплекс завершён. Теперь переходим к самому интересному.

– 2й, выхожу на точку. Первая атака твоя, – сказал я в эфир.

Этот момент мы не отрабатывали, но показать маневрирование нужно. Приближаюсь к кораблю, ручку управления вправо и ухожу в сторону. Морозов сверху и уже пикирует. Продолжаю вираж, пока он не накроет меня окончательно.

– Атака! Ухожу влево, – доложил он.

Выхожу из виража и пристраиваюсь за ним. Преследую, держась как можно ниже. Гости должны видеть всю красоту.

– Прохожу вперёд, – говорю я и специально ускоряюсь, чтобы обогнать Морозова.

Полёт хоть и короткий, но энергозатратный. И топливо ещё уходит как вода.

– Я сзади, – доложил Николай.

Снова он за мной гоняется. Преследует капитально. Я уже думал, что начну тоже по-взрослому убегать, но у нас есть план.

Как раз вышли напрямую. Слева корабль и с надстройки сейчас хорошо будет видно манёвр.

– Высота 800. Манёвр! – доложил я и отклонил ручку управления на себя.

Самолёт задрал нос. Скорость упала до нуля, а перед глазами у меня только синева неба.

– 322й, внимательно, – в эфире голос руководителя полётами.

Глава 6

Прошли секунды.

Возвращаю самолёт в горизонтальное положение, а Морозова и след простыл.

– 322й, с обратным курсом… проход! – раздаётся в эфире радостный голос Николая.

Быстро набираю две сотни метров. Ручку управления резко вправо, чтобы увидеть, где мой товарищ. А он уже над кораблём!

– Внимательно! Внимательно! Запретил! – кричит в эфир кто-то из начальников.

Но кто же остановит этого балбеса. Морозов переворачивает самолёт и пролетает над палубой в перевёрнутом положении. Высота не больше 50 метров.

Конечно! Перед женщинами и не так повыламываешься!

– 2й, заканчивай, – спокойно сказал я в эфир.

– Понял.

Кричать в такой ситуации не нужно. Морозов сейчас и так выполняет опасный манёвр. Любое неверное движение и зацепит или корабль, или воду.

– Вывод. Разрешите на повторный, – запросил Коля.

– Запретил! Заканчивайте задание.

– Понял. Разрешили.

Вот засранец! Я занял обратно посадочный курс и наблюдал, как мой товарищ заходит на ещё один проход.

Шасси не выпускает. Скорость у него не меньше 600. Вот он уже над кормой и резко отворачивает в сторону, отбрасывая поток воздуха в направлении надстройки. Там как раз сейчас стоят и смотрят за происходящим большие гости. И девочки! Не нужно гадать, кого хотел впечатлить Морозов.

– Закончил. 1й, пристроиться справа, – запросил Николай, показавшийся сзади меня в зеркале.

– Разрешил. Саламандра, 321й, парой закончили. Роспуск на третьем.

– Вас понял. 322й, заходит первым! – прорычал кто-то в эфир.

Как мне кажется, недовольство нашим выступлением выразил товарищ генерал-майор Совенко, начальник службы безопасности полётов ВВС ВМФ. Его до сих пор никак не отправят на берег.

– 321, готовим палубу. Заход и роспуск по команде, – вышел в эфир руководитель полётами.

Голос у него был возбуждённый. Будто, он только что закончил громко смеяться.

– Принял. 2й, перестраиваемся в левый пеленг, – дал я команду Морозову.

Самолёт держу ровно. В зеркале показывается силуэт МиГ-29К и постепенно приближается.

Как только слева от меня показался Морозов, я трижды стукнул себя по шлему.

– Понял, – сказал он в эфир, поняв мой намёк.

Через минуту руководитель полётами дал команду заходить на посадку.

– Внимание! Паре роспуск, 322й самостоятельно, – сказал я в эфир, а сам начал выполнять вираж в нескольких километрах от корабля.

Внимательно смотрю по сторонам. Странно, что ни один американский самолёт не приблизился в такой момент к нашему кораблю. Наверное, их отпугивает удаление в 70 километров от берега Ливии, где ещё есть комплексы ПВО, способные их достать.

– 321й, остаток позволяет доразведку погоды сделать? – запросил руководитель полётами.

Взглянул на топливомер. Вполне себе годные 950 килограмм. С аварийным остатком мы уже привыкли садиться, так что несколько минут повисеть в воздухе ещё есть.

– Да, сделаю. Прошу до нижнего края облачности набор, – запросил я и получил разрешение.

Ручку отклоняю влево, прибавляю оборотов и медленно начинаю выполнять восходящую спираль. Чувство такое, что поднимаешься на колесе обозрения. Давно так не кайфовал от полёта.

Уже на 3000 метрах просматривалась береговая черта Ливии. Авианесущий крейсер всё больше превращался в точку на синем фоне Средиземного моря. Остальные корабли и вовсе сливались с ним.

Ещё раз смотрю на локатор. Кто-то начинает ставить секторные помехи. Американцы проснулись, да только поздно уже. Всё мероприятие закончилось.

Через минуту я достиг отметки в 4000 метров. Как раз приближалась и облачность.

– Саламандра, нижний край 4200, тонкий. Выше 4300 ясно. Опасных явлений погоды не наблюдаю, – доложил я.

– Понял вас, 321й. Если готовы к посадке, разрешил снижение по своим.

– Принял, спиралью до 400 метров.

Приступить к снижению не успел. В нескольких километрах показались две метки от самолётов противника.

– 321й, слева наблюдаете посторонних? – запросил руководитель полётами.

Очередной взгляд на топливомер. 700 килограмм не самый большой остаток, чтобы вступать в догонялки с американскими истребителями.

Выровнял самолёт по верхней кромке облаков. Тут и американцы пристроились с двух сторон.

– Наблюдаю. Ведут себя спокойно. Рядом со мной. Два «Хорнета», – доложил я.

– Готовим дежурную пару, – вышел в эфир руководитель полётами.

Один из истребителей поравнялся со мной. В такой момент можно ожидать что угодно. У каждого подвешены ракеты.

Я повернул голову на правого лётчика. Тот начал отставать и заходить сзади. Прицел пока не включает, но от этого не легче.

– Саламандра, 321й, начинаю снижение, – доложил я.

– Понял. Гости ушли?

Только я собрался перевести самолёт на пикирование, как решил этого не делать. «Хорнет», который повис на хвосте, снизился и встал подо мной. Да так, что я и вправо-то не могу уйти. Зацеплю его киль. Вариант только набирать высоту.

Смотрю на левого лётчика. Что он только не делал! И пальцы мне средние показывал, и махал крылом, демонстрируя, что у него есть ракеты.

Его выкрутасы меня не сильно волновали, а вот положение его напарника напрягало.

В иной бы ситуации я бы взял курс в сторону Ливии. Американцы должны были бы испугаться, но и по мне могут отработать. Ещё и топливо потрачу.

Лицо под маской изрядно вспотело. Топливо у меня предательски уходит в красную зону. Вот-вот загорится лампа аварийного остатка топлива.

– 321й, 001му. Мы на запуске, – запыхавшись вышел в эфир Ребров.

Пока запустятся, взлетят и выйдут в район нашего полёта, пройдёт минут 7-8. Топливо уйдёт ещё больше. Так что нужно самому попробовать выйти из «ракового» положения. Тем более что за средний палец надо бы и по лицу дать супостату.

Расстояние между мной и самолётами минимальное. Есть возможность вывести их на «колокол». Это даст мне и ещё один вариант манёвра.

Рычаг управления двигателями переставил на максимал. Скорость растёт. «Хорнеты» не отстают. Указатель показывает, что уже 800 км/ч. Теперь пора.

Ручку управления на себя, задираю нос на кабрирование. Угол подходит к 20°. В зеркале увидел, что за мной то же самое сделал второй «Хорнет». Дальше тянуть ручку нельзя. Тогда стоит выполнить второй вариант.

Ручку вправо и тут же влево. Пошло вращение! Педалью удерживаю самолёт, чтобы он не опускал нос. Перелетаю через «Хорнет», находившийся слева.

Вот бы увидеть глаза этого пилота. Только что он чувствовал себя на волне. А теперь я успел заметить, как он ладонью упёрся в фонарь кабины.

Двигаю ручку управления самолётом вперёд и начинаю пикировать. Повис на ремнях. Краем глаза смотрю в зеркала и не вижу преследователей.

– Предельный угол атаки, – сообщает мне девушка РИта.

Приближаюсь к поверхности воды. Уже видны «барашки» волн. Плохой знак того, что медлить нельзя. Отклоняю ручку управления на себя, но самолёт не сразу слушается.

– Высота минимальная, – продолжает информировать РИта.

Ещё секунда и…выравниваю самолёт. От перегрузки вжимает в кресло. Затылком слегка приложился к подголовнику, но самолёт вывел. Выдыхаю и расслабляю маску. Гляжу по сторонам, а вокруг только горизонт и синева моря. Преследования нет.

– 001й, не выруливай. Выхожу на посадочный, – сказал я в эфир.

Меня несколько раз переспросили, правда ли получилось выскользнуть. Видимо, с первого раза никто не поверил.

Подхожу к кораблю. Быстро снижаюсь. РВП как обычно заводит на посадку филигранно и точно, быстро корректируя отклонения.

Очередной плюх на палубу и борьба с перегрузкой в момент торможения. Обороты убрал на малый газ и слушаю команды руководителя полётами.

– 321й, разворот на 180°. Подруливайте к надстройке и выключайтесь. Построение будет напротив стоянки.

– Понял. Спасибо за управление! – поблагодарил я группу руководства.

После остановки и выключения двигателей, быстро открыл фонарь. Стремянку уже подали, а техники, начали пристыковывать водило к передней стойке.

Напротив самолётов уже построились лётчики авиагруппы и мои «архаровцы». Перед строем уже стоят два больших стола, а несколько человек раскладывают коробки. Здесь же девушки из охраны Каддафи с подносами и выложенными на них наградами. Не с пустыми руками приехал ливийский лидер!

Подбегаю к строю. Как всегда в авиации, всё держится на заклёпках и прибаутках. Начинают уже подкалывать, чего это я так задержался.

– Американцы на бис хотели представление посмотреть? – улыбался один из лётчиков авиагруппы.

– Сергеич, показал бы им «кобру», «колокол». Они ж не умеют, – смеялся Борзов.

– Шутники вы! А у меня задница вспотела! Хотели бы увидеть «колокол», могли бы и попросить, товарищи янки. Я ж не против и своим, и американцам показать, – дал я «пятюню» Реброву, который протянул мне ладонь.

Обойдя строй, присоединился к своим парням. Все вопросы отложил на потом. Но Морозова же заткнуть не получится!

– Серёга, думаю демонстрация удалась. Я слегка поменял программу.

– Поменял и поменял.

– Ну, ты ж сейчас наезжать должен. По логике вещей.

– Зачем? Ты считаешь, что ты правильно всё сделал?

– Нет.

– Значит, ты не так безнадёжен, Николя, – добавил Олег, стоящий за мной.

– Да и зря выламывался перед девушками. Вряд ли что-то перепадёт. Будем до Севастополя ждать женского общества, – сказал Тутонин.

Морозова слегка перекосило от злости. Не хватает этому парню слов похвалы. Видимо, не может он без них.

Я посмотрел по сторонам, чтобы увидеть Бурченко. Андрея Викторовича на горизонте видно не было.

– Все идут за мной, – услышал я сзади голос Бурченко.

– Нас награждать будут, – возмутился Морозов, ждавший этой церемонии.

– Будут, но не сегодня. За мной, – настойчиво произнёс Андрей Викторович и потянул за собой Николая.

Что ж, такова наша секретная работа. Решил Бурченко, что нечего нам светиться перед всеми.

– Можете посмотреть сверху, – предложил нам Андрей Викторович, и мы вышли на смотровую площадку.

Здесь уже стоял старпом и один из особистов.

– Смотрю, вас не пригласили? Как же так? – спросил у меня капитан-лейтенант, которого я запомнил по допросам Ветрова.

– Чтобы вас, наверное, не обидеть. Вас же тоже не позвали, – улыбнулся я.

Оперуполномоченный недовольно скривил лицо и отошёл в сторону. Только бы не стоять рядом со мной.

На палубе появились большие гости. Первыми шли Седов и Каддафи. Муаммар уже без фуражки. Волосы взлохмаченные, а улыбка такая, будто очередное месторождение нефти нашёл.

Командир корабля доложил Седову о построении личного состава. Валентин Егорович вышел на середину и развернулся к строю лицом.

– Здравствуйте, товарищи! – поздоровался вице-адмирал и получил ответные слова приветствия.

Небольшая пауза, пока прошёл сильный порыв ветра. Иначе бы слова Седова были бы не услышаны.

– Поздравляю вас с успешным окончанием операции! – громко сказал Валентин Егорович.

– Ура! Ура! Урааа!

Неожиданное заявление со стороны командующего эскадрой. Я же обратил внимание, что Каддафи всё это время стоял по стойке смирно и держал правую руку у виска, выполняя воинское приветствие.

– Это значит, что мы идём домой? – спросил у меня Олег, но я только пожал плечами.

Седов начал свою речь, но его слова тонули в шуме ветра. Что-то можно было разобрать, но пока важной информации не прозвучало.

– Советский Военно-морской флот в очередной раз доказал, что с ним стоит считаться. Нам удалось отразить атаку на суверенное государство. Трудовой народ Ливии выражает вам огромную благодарность! – продолжал говорить Седов.

Раздались громкие аплодисменты. Вот вроде стоишь в строю, должен радоваться таким словам, а на душе ничего. Только ощущение, что выполнил свою работу.

– Теперь слово нашему высокому гостю, который лично решил выразить своё почтение и уважение советским морским лётчикам, – объявил капитан первого ранга, являвшийся начальником политотдела 5й эскадры.

На середину вышел Каддафи. Он говорил громко и эмоционально. Жестикулировал, выражал благодарность и ругал Запад.

– Капитализм и диктатура – всё это дьявольские силы, пытающиеся поставить человека под свой контроль, – продолжал он высказывать свои убеждения.

Выражал он презрение и американскому президенту Рейгану.

– Актёришка не смог сломить дружбу между нашими народами. И мне нечего ему сказать. Он сумасшедший!

На его бы месте я бы тоже также относился к человеку, который собирался разбомбить твою страну.

Закончив свою речь, Муаммар вместе с Седовым подошли к строю. Проходя мимо каждого из лётчиков, он здоровался с ним и вешал на грудь награды.

– Достаточно. Пойдём, – вышел за нами Бурченко и повёл за собой в надстройку.

Зайдя внутрь, старший группы проводил нас в кабинет постановки задач. Я зашёл крайним. Чувствую, что сейчас Морозов не сможет удержаться от гневной речи.

– Сергей, закройте на замок, – сказал Бурченко, и я захлопнул дверь.

– Мы прячемся от кого-то, Андрей Викторович? – спросил я.

– Не нужно, чтобы ваши лица мелькали в ливийских газетах, – ответил он.

Морозов, фыркнул и громко топнул ногой.

– Чем вы недовольны, Николай? – непринуждённо спросил Бурченко.

– Всем. Вами, Ливией, ситуациями, в которые вы нас втягиваете постоянно. Но вам этого мало. Вы ещё нас и обосрать захотели, – вскочил на ноги Морозов, но я успел положить ему на плечо руку.

– Сядь. Держи себя в руках. Ничего ты не изменишь, – спокойно сказал я.

Бурченко внимательно посмотрел на меня, ожидая продолжения.

– Мы вас слушаем, Андрей Викторович. Операция-то, оказывается, закончилась. Мы теперь кто на этом корабле?

– Вы продолжаете работать…

– Над чем? Что ещё нужно сделать, чтобы этот узел противоречий в Средиземном море разорвать? Или вы хотите генерального сражения с американской гоп-компанией.

Смотрю на Бурченко, а он улыбается! Мне вот вообще не смешно.

– Согласитесь, это было бы очень круто.

– Нисколько. Я могу вам устроить экскурсию. Сядете со мной вторым в МиГ-29 и полетим кошмарить авианосец «Карл Винсон». Ну, или какой вы там выберете себе. Схуднёте на пару килограмм.

Но Андрей Викторович и бровью не повёл. Такого не напугаешь.

– Кстати, Морозов. Ваш сегодняшний полёт мне понравился. Почему раньше так не делали?

– Стимула не было с третьим размером, – сказал Олег.

– Второй. Не льсти ливийкам, – поправил его Тутонин.

Не удержался я и посмеялся. Бурченко и Белевский тоже не отставали от остальных. Хмурый Морозов сначала надулся, а потом тоже стал смеяться вместе со всеми. Обстановка разрядилась.

– Ладно, мужики. Теперь подождите здесь, – сказал Андрей Викторович и вышел из кабинета.

Возвратился он через минуту и не один. Вместе с ним в кабинет вошли полковник Хафтар и две прелестные «амазонки»-близняшки в камуфлированной форме и красных беретах. В руках они несли несколько коробок красного цвета.

– Здравствуйте, друзья! – улыбнулся ливийский полковник и поздоровался с каждым.

Выйдя на середину класса, он снял свою фуражку и положил на стол. За его спиной встали девушки. Лица у них хоть и красивые, но каменные. Смотрят перед собой и, как будто не дышат.

– Для меня было честью работать с вами. Я не знаю ваших имён, званий и кем вы были до известных нам событий. Но в бою вы продемонстрировали храбрость и профессионализм. Вы ничего не должны были моему народу, но пришли на помощь тогда, когда это потребовалось. И я всегда буду говорить, что русский солдат – воин мира.

Приятно слышать эти слова от ливийского командира. Халифа Хафтар вместе с девушками подошёл ко мне, поскольку я был ближе всех к столу.

– Спасибо! – пожал он мне руку и раскрыл коробку.

Внутри был восьмиконечный орден с красной лентой. В центре – изображение орла. Я даже не представляю, что это за награда. Она больше чем орден Ленина.

– Это орден Мужества нашей республики. Носи его с честью, – сказал Хафтар и приобнял меня за плечи.

Одна из девушек протянула мне красную коробку, где лежал документ о вручении. Ради интереса я раскрыл это подобие удостоверения, чтобы увидеть кому вручили награду.

Все надписи сделаны на арабском. В графе, где видимо должны были написать награждаемого, пусто. Только номер ордена, а внизу подпись и печать с орлом.

Вручив всем награды, полковник отдал честь и вместе с Бурченко и девушками направился к выходу.

Андрей Викторович пропустил вперёд дам. Надо было видеть, как на красоток смотрел Морозов. И как же он засиял, когда одна из них повернулась и отправила ему воздушный поцелуй.

– Не зря старался, Николай! Догоняй, адресок возьмёшь, – подтолкнул я его, и вновь в классе все засмеялись.

Глава 7

Остаток дня прошёл в атмосфере разговора о врученныхнаградах. Правда, обсуждать их мы могли только между собой. Бурченко продолжал нагнетать «секретную» атмосферу.

Нашим коллегам из авиагруппы были вручены медали «За Военную службу» различных степеней. Командирам, естественно, первой. Медали были выполнены из золота и серебра. Весьма почётно молодым лейтенантам, таким как Борзов и Ветров, начинать служебный путь с наград иностранного государства.

Вечером, когда я шёл в кают-компанию меня перехватил Павел Ветров, чтобы рассказать, как разрешилась его ситуация.

– Особисты отстали ещё до вручения наград. Сочли мои действия верными.

– Либо кто-то им подсказал, – добавил я.

За спиной прошёл генерал-майор Тимур Борисович Совенко. Взглянул он на Павла очень недобро. Меня же удостоил сухого рукопожатия.

– Хороший пилотаж. Каддафи был в восторге, – похвалил меня начбез ВВС ВМФ.

– Мы хорошо умеем делать представления. Вас тоже можно поздравить с наградой, – кивнул я на коробочку в руках Тимура Борисовича.

Совенко скривился и вошёл в помещение кают-компании. Как же поменялся мой командир, прошедший со мной небо Анголы! Штабная жизнь изменила человека.

– Вы с ним тоже не ладите? – спросил у меня Паша.

– Нет, у нас нормальные отношения. Ты сам рад, что всё закончилось? – спросил я Ветрова.

– Конечно. Только вот жаль, что скоро домой. Ребров пока не говорит когда, но из Москвы уже подталкивают нас к родным берегам.

Этот вопрос стоило бы уточнить у Бурченко. Хочется предупредить жену и бабушку, что скоро возвращаемся. Для себя решил, что по приезде сразу напишу заявление на отпуск. И никакого моря! Только Владимирские степи.

После соблюдения традиций в кают-компании и поздравления лётчиков авиагруппы, впятером собрались у Печки и Тутонина. Секретность секретностью, но «обмыть» ордена нужно.

Небольшой фуршет состоял из фруктов, консервов и банки с соленьями. Олегу пришлось пойти на большие жертвы, чтобы достать где-то в недрах корабля две бутылки коньяка.

Но велика сила тылового обеспечения! У хорошего тыловика всегда есть в запасе пара бутылок, которые можно на что-нибудь обменять. Как сказал Олег, пришлось пожертвовать новым лётным комбинезоном и лётными ботинками.

Когда стол был накрыт, Печка засомневался в подлинности наград.

– Блин, а если это ненастоящие ордена? Засмеют же, – возмутился Олег.

– Настоящие. Я свой на зуб попробовал. Аж челюсть свело, когда кусал, – ответил ему Коля.

– Настойчивый какой! Кстати, сегодня же ещё кое-что произошло. Сергей Сергеевич, не хотите ли нам рассказать? – спросил Печка.

– Можно, – и я поведал о сегодняшнем эпизоде противостояния с американцами.

Парни послушали. Ничему не удивились, разлили по стаканам коньяк, и выпили за безопасность полётов.

Старт небольшому застолью был дан.

– И что думаешь? Наши коллеги? – спросил Олег, закусывая маринованным огурцом.

– Действовали грамотно, но явно не знали всех возможностей нашей техники. Я бы мог их и на «колокол» вывести, и кадушку крутануть, и просто уйти от них и они бы не догнали.

– Одна проблема – у тебя не было топлива, – подытожил Белевский, накладывая кусочек селёдки на хлеб.

– Верно. То есть, они знали, когда прессовать, – предположил я.

Морозов замахал руками, но сказать сразу ничего не смог из-за большого помидора во рту.

– Уенко… Говорю, Бурченко. Он мне давно не нравится. И вечно мне рот затыкает. Все проблемы от него, – предположил Коля.

На него сразу зашикали парни, чтобы тот говорил тише.

– А чего вы?! Как будто он сейчас за дверью, – усмехнулся Морозов, и тут в дверь постучались.

Естественно, все притихли. Не очень хотелось, чтобы Николай оказался ясновидящим.

Открыв дверь, я увидел перед собой Андрея Викторовича. Вот и думай теперь, есть ли у Морозова сверхъестественные способности!

– Думаю, я не помешал, – сказал Бурченко и прошёл в каюту.

– Присаживайтесь, Андрей Викторович. У вас, наверное, просторнее, чем в вашей обители? – спросил Олег.

– Да. И таких застолий у меня не собирается.

– Так, товарищи офицеры, давайте гостю нальём штрафную, – предложил Морозов и потянулся налить в свободную рюмку.

– Не стоит, Николай. Я ненадолго.

– Андрей Викторович, пятьдесят грамм для храбрости и за содружество наших с вами министерств, – настаивал Белевский, перехватив у Морозова бутылку спиртного.

– Вынужден отказаться, – продолжал стоять на своём Бурченко.

– Товарищ… кто вы там по званию, мы не знаем, но не расстраивайте нас. По писюлику и разойдёмся, – взял бутылку Олег и налил в рюмку.

Удивительно, но Бурченко и здесь не сдался. Не человек, а глыба! Правильно. Я тоже считаю, что пить вредно. С профессией Бурченко, так особенно нужен трезвый ум, чтобы прорабатывать многоходовые комбинации и следить за всеми. Ну, или вынюхивать тайны подчинённых, чтобы побольнее надавить, когда потребуется.

– Я по делу. Ливийцы подсчитали ущерб, который нанесли американцы.

Опять о работе! Сбавил бы уже обороты Бурченко, да просто пообщался с нами. Из образа никак не выйдет.

Со слов Андрея Викторовича, после американских ударов были повреждены 3 истребителя, 6 установок С-125 и С-75, а также уничтожено две радиолокационные станции. Убитых нет, ранено пару десятков человек.

– А что с лётчиками? – спросил я.

– Двое погибли. Сбиты «Хорнетами». Ещё одного удалось найти в Тунисе. Тоже самое и с американцами, которых сбили. Одного подобрали тунисцы, и он уже вернулся на свой корабль. Двое у ливийцев. От остальных сбитых одни обломки и останки.

– Много американцы потеряли самолётов? – задал вопрос Тутонин.

– Показания разнятся – то десять, то двадцать, то вообще называют цифры потерь, как во времена Второй Мировой. Правды не добьёшься.

– И что в итоге? Кто победил-то? – спросил Морозов.

Бурченко промолчал, встал со своего места и пошёл к двери.

– Это никогда не закончится, мужики. Всегда будем мы и они. А между нами вот такие ливийцы, ангольцы, египтяне и другие.

Андрей Викторович застыл, а в каюте воцарилась тишина. Тоже устал наш чекист. Вряд ли у него есть свободное время, чтобы вот так посидеть с нами.

– Блин, Викторович. Давайте выпьете и пойдёте, – встал Тутонин и протянул свою рюмку Бурченко.

– Спасибо! Доброй ночи, – улыбнулся он и вышел.

– А чего он приходил? – спросил у меня Морозов, слегка сощурившись.

– Поведал нам фронтовые сводки.

– Ага. Слушайте, он нам тут прослушку поставил! Точно вам говорю. Проверяем всё, мужики, – вскочил Николя и принялся осматривать кровать, где сидел Бурченко.

Удалось его успокоить не сразу. Не самое большое количество выпитого алкоголя дало в голову Николаю. Но одна его фраза меня всё же заинтересовала.

Морозов сказал, что ему не нравится Бурченко. Возможно, это он из-за вечных перепалок с ним, но у меня появилась мысль, что не всё просто так.

Утром случилось то, что не входило в наши планы. Казалось бы, все этапы испытания выполнены, акты подписаны, материалы собраны. Но покой нам только снится и является несбыточной мечтой.

«Обрадовал» нас ведущий инженер. Оказывается ракета под названием «изделие 170» на вооружение принята. Испытания закончились, но никто её на серийные машины не вешал. Тем более не летал с полной загрузкой.

– Сергеич, не знаю, как так вышло. Ну, пропустили этот пункт, – разводил он руками, догнав меня в коридоре после завтрака.

– Меня больше возмущает, что мы об этом так поздно узнаём. Два месяца в походе, а до нас только сейчас дошла информация о принятии на вооружение новой ракеты. Этот вопрос не может подождать до момента нашего возвращения?

– Согласен полностью. Нечего в Средиземном море проверять работу 170го изделия. Но руководство уже отчиталось, а ракету на самолёт не цепляли.

Знать бы, чьё руководство такую ерунду городит на совещаниях. С другой стороны, создание любого «изделия» или техники – труд большого числа людей. И эту работу я должен завершить своим полётом. Не сделаю, всё пойдёт прахом.

Нам нужно теперь выполнить несколько дополнительных полётов на самолётах авиагруппы. То есть, сразу на серийных образцах.

Постановка задач прошла быстро. Для себя мы запланировали два полёта на так называемую «растряску».

– Поясните, Сергей Сергеевич. Вы чего там трясти собрались? – спросил у меня Граблин, когда закончил зачитывать текст постановки задач.

– Надо на серийные МиГи подвесить несколько изделий и полетать с ними, – ответил я.

– Всего несколько? – удивился Ребров.

– Ну, если быть точным, то на все возможные точки подвески. У нас новых ракет немного, так что можем только два самолёта облетать, – ответил я.

Вольфрамович всё равно не понял задумки, а словам инженера он не поверил. Пришлось показывать Реброву наглядно в ангаре, что нам нужно сделать.

После обеда спустились к самолётам, которые уже готовили на завтрашний день. Те же самые два проблемных борта, которые мы с Морозовым опробовали в демонстрационных полётах. И даже применяли в перехвате «Томагавков».

– Не понимаю, что там «трясти»? – возмущался Ребров, пока мы шли к самолёту.

– Гелий Вольфрамович…

– Ты же знаешь, я не люблю, когда так обращаются ко мне, – заворчал полковник.

Ещё со времён училища я это знал, но по-другому к Реброву и не обратишься.

– Основной этап испытаний всегда завершается полётами на «растряску». Вешается максимальный груз. Выходим в зону и начинаем «трясти» самолёт. Создаём максимально возможные перегрузки, проверяя тем самым прочность конструкции и самолёта, и изделия.

– Сложно всё у вас. А ракеты-то нормальные?

– Хорошие. Промышленность плохих не сделает. 110-130 километров дальность пуска гарантируют, – ответил я.

– Надеюсь, не придётся здесь опробовать. Тебе сказали, что «соседи» тоже собрались летать завтра?

«Соседями», Ребров назвал американцев, которые на завтра запланировали полёты. Причём по каким-то каналам предупредили нас. Начали считаться!

– Пускай. Мне не мешают.

– Да хоть предупредили, а то потом пришьют нам «непрофессиональные» действия, враждебный настрой и прочая чушь. Неженки! – выругался Ребров и пошёл к выходу из ангара.

Утром следующего дня мы с Морозовым отправились снова в ангар, где готовили к подъёму наши самолёты. Техники закрепили их на подъёмнике, а мы в этом время заняли места в кабинах. Нужно было проверить работу контрольно-записывающей аппаратуры.

Медленно нас подняли наверх, где уже вовсю шли активные полёты авиагруппы. Очередной самолёт выруливал на стартовую позицию. В воздухе в это время Су-27К крутил пилотаж в непосредственной близости от корабля. Позади нас барражировал вертолёт Ка-27ПС, то зависая, то разгоняясь, выполняя свои функции дежурства по поисково-спасательному обеспечению.

Ко мне по стремянке взобрался ведущий инженер.

– Всё в порядке?

– Да. Вы нам всего по 2 ракеты повесили. Какая же «растряска» получится? – уточнил я.

– Мы вам ещё и Р-73 подвесили. Чтобы потяжелее было. Иначе мы бы два самолёта не смогли выпустить сегодня.

– Нам что важнее в данном полёте – самолёт или ракета? – спросил я.

– И то и другое надо. Больше у нас готовых с собой 170х нет, а Р-73 достаточно.

– Ладно. Сейчас нет времени уже разбираться. Летим вдвоём, а потом выполним полёт одиночно. С четырьмя 170ми изделиями. Сделаем два вылета сегодня.

Инженер развёл руками, а к самолёту подошёл Морозов, выскочивший минуту назад из кабины.

– Сергеич, может, сразу с максимальным? – спросил у меня Коля, подойдя к самолёту.

Идея верная. Выдержит самолёт четыре ракеты, значит, и с двумя будет маневрировать. Чего лишний раз машины гонять.

– Давай. Снимаем побыстрей с моего борта 170е и вешаем Морозову. С моего Р-73 не снимайте. Чтобы время не терять.

Я взглянул на часы. Не так уж и много времени осталось до конца полётов. В воздухе Як-44, который мониторит воздушное пространство, может провисеть ещё три с половиной часа. Нужно успеть выполнить задание, а оно из-за перевешивания ракет начинает сдвигаться по времени.

Пока техники занимались подготовкой самолётов, я прошёлся вдоль стоянки. Всегда приятно смотреть на «авиационный балет» в исполнении всех служб, обеспечивающих полёты.

Техники осматривают самолёты, заправляя их и проводя подготовку к повторному вылету. Лётчики, Борзов и Апакидзе, в это время рядом со своими машинами. Ходят кругами, прорабатывая полётное задание.

– Атака! Пикирую. Цель вижу, работаю. Вывод! – громко проговаривает Гера Борзов, показывая моделью МиГ-29, как он будет атаковать условную надводную цель.

– Выводим. Дальше что говоришь? – поправляет его Тимур Автандилович, держа поднятым вверх свой самолёт.

– Эм… справа на месте.

– Пошли дальше.

И снова начинают крутиться. Гера рассказывает каждое действие, а его ведущий следит, чтобы не было ошибок.

На палубе очередная суета. При осмотре троса авиафинишёра нашли повреждение. Теперь специалисты из БЧ-6 должны как можно быстрее заменить его. А над головой тем временем выполняет проход Су-27К, который увели на второй круг.

Пока смотрел вверх, сильно сощурился от яркого солнечного света. Ветер сегодня ощущается не так сильно. Советский военно-морской флаг, тем не менее, полностью развивается на гафеле, а чайки маневрируют над кормой, похлеще истребителей.

Прошло чуть больше получаса, как меня позвали в кабину. Быстро запустились и произвели взлёт.

– Саламандра, 321й парой выход в район задания. Перехожу на связь с Тарелочкой, – доложил я руководителю полётами, после занятия высоты 3000 метров и расчётного курса.

– Понял вас. Хорошей работы. Повнимательнее, соседи начали работать, – предупредили с корабля, что американцы тоже выполняют полёты.

Нам было известно, что сегодня летают с «Карла Винсона». Район полётов – в паре сотне километров от побережья Египта. А именно залива Саллум.

– Тарелочка, 321му, – запросил я оператора Як-44.

– Доброго дня, 321й. Наблюдаю вас. До ближней границы зоны работы 30 километров.

Если смотреть по карте, то это не та зона. Нам планировали воздушное пространство за 15 километров до рубежа открытия огня ливийской ПВО.

– Тарелочка, 321му. Союзники в курсе? Мы к ним домой заходим, – запросил я.

– Точно так. Дали добро. Соседи просто лезут к нам. Нарушают пространство. Вот вас и отводим подальше, – ответил оператор.

Небольшое напряжение спало. Раз согласовано, то не стоит переживать.

Три минуты спустя вошли в обозначенное оператором пространство. До берега Ливии 70 километров. Изгибы скалистого побережья уже можно рассмотреть, но они ещё сливаются в единую линию горизонта.

– 321й, зону заняли. Прошу набор 322му до 6000, – запросил я и получил разрешение.

Погода безоблачная. Моего напарника хорошо видно слева. Продолжаем медленно набирать высоту.

– Слева на месте, – доложил Николай, когда мы заняли расчётную высоту.

– Понял. Отхожу вправо. По команде начинай.

Отклонил ручку управления вправо и увеличил интервал между нами. Много нельзя, поскольку я должен буду наблюдать, за самолётом.

– Готов. Прибор 600, – сказал я.

– 322й, пикирую! – громко произнёс в эфир Морозов.

МиГ опустил нос и начал снижаться. Я продолжал кружить, медленно снижаясь и контролируя своего товарища.

– Медленно. Пять на указателе, – сообщил Морозов о величине перегрузки.

А нужно же не менее шести. Коля продолжает пикировать, но больше ничего не докладывает.

– Вывожу. Угол 45°… 50°… 55°, – проговаривает Николай, зажав кнопку выхода на внешнюю связь.

Это можно было говорить и про себя. А так канал забиваем.

В эфире раздалось бульканье. Кто-то пытается прорваться через доклады Морозова. И первое, о чём я подумал, это зовёт нас оператор Як-44.

Тут же и сирена системы оповещения о пуске сработала. Да не может этого быть! На локаторе никого в радиусе 70 километров. Дальше эта модификация бортового оборудования не видит.

– 321й, работу закончить, наблюдаю пуск в вашу сторону. Как приняли? – затараторил оператор.

Тут бы испугаться, а у меня удивление. Локатор-то Як-44 вон как видит!

– Вывел. Облучает меня кто-то, – занервничал Николай.

– Спокойно. Продолжай маневрировать. По сторонам смотри!

– 322й, вам курс 270°. Маневрируй по направлению, – продолжает управлять ОБУшник.

Ему сейчас надо однозначно довериться. Мы ракеты не видим. Как слепые котята сейчас.

– Да никого вокруг! – продолжает нервничать Морозов.

– Уходи, мать твою! – не выдержал оператор.

– П… понял, – дошло до Николая.

Выполнил переворот и ушёл вниз. Надо попробовать скинуть с себя ракету, увеличить перегрузку и выйти из зоны обнаружения. Но на таком удалении сложно. Тем более, я не вижу пуск.

– Маневрируй, 321й. За тобой ракета на дальности 80.

– Понял. Перекладка влево.

– Смотри со мной не сойдись. Я под тобой, на 5000, – подсказывает Морозов.

Неразбериха полнейшая. Внутри как-то всё похолодело. Чувствую, что дышать стало тяжелее. Где же эта ерунда, что хочет нас сбить?

– Ещё пуск! С азимута 30°. 321й, курс 90°. 322й, разворот до курса 300°.

Резко разворачиваюсь, но перед глазами только мелькает вдали Морозов, исполняющий змейку и кульбиты.

– 321й, на предельную, 250. 322й, 150, – дал нам указание снижаться оператор.

Переворот и пикирую вниз. Угол почти 80°. Водная гладь приближается со страшной быстротой.

– 322й, азимут 40°, дальность 60. Быстрее! – вновь работает оператор.

Сейчас он вообще не замолкает. Постоянно в эфире только он. И на него можно только нам сейчас надеяться.

– 321й, азимут 60°, дальность 35.

– Скорость предельная. Предельный угол атаки, – «спокойно» сообщает мне РИта.

– 321й, азимут 70°, дальность 20.

Ниже снижаться уже нельзя, иначе разобьюсь.

Ручку тяну на себя, переламывая самолёт. А он не хочет никак идти вверх.

– Вывод, – прокряхтел я.

– Серый близко! Вижу её, маневрируй! – вышел в эфир Морозов.

Нажимаю отстрел, и снова резко ухожу в сторону. В зеркале увидел, как за спиной пронёсся какой-то призрак и произошёл взрыв.

– Мимо! – крикнул в эфир Морозов.

– Понял.

– 322й, дальность 40. Маневрируй, маневрируй! – командует оператор.

Вышел в горизонтальный полёт и бросаю взгляд вверх. Вот ещё ракета! Движется к Николаю очень быстро. Спутный след густой, а маневрирует быстрее, чем Коля.

– 322й, вижу. Готовь отстрел, – громко говорю я в эфир.

– 322й, дальность 20

– Ухожу, ухожу! Тяжко идёт.

Ракета уже близко. Секунды до столкновения. Должен уйти. Пошёл отстрел ловушек.

Яркая вспышка и… самолёт Морозова продолжает полёт. Но из двигателя потянулся тёмный дым.

– Пожар у меня. Левый… потушил, – непринуждённо ответил Коля.

Ручку отклоняю на себя и набираю высоту, чтобы пристроиться к Морозову. Подхожу к нему ближе. С левым двигателем у него нет проблем. Его просто практически нет. Раскуроченное сопло, валит сизый дым после тушения пожара и по фюзеляжу подтёки жидкостей.

– Второй как? – спросил я.

– В норме, но обороты скачут. На корабль нельзя, 321й, – ответил Морозов.

– Тарелочка, мы на Саламандру не пойдём. Занимаем курс на Тобрук. Садиться там будем. С союзниками согласуйте.

– Понял. 321й, 40 километров от вас. Гости. Следуют быстро, – протараторил оператор.

Куда же без них! И ракеты их тоже. Перестраиваюсь на правую сторону от Морозова. Надо прикрывать оставшийся двигатель, а то неизвестно, что придумают американцы.

Минуту спустя слева от Николая вылезли двое «Хорнетов». Машут руками, показывают свои ракеты. Довольные!

– Чё им нужно? Пошли на хрен! – выругался в эфир Николай.

– Тарелочка, нам бы помощь нужна. 322й на одном двигателе, а гостей двое.

– Понял вас. Поднимаем дежурную пару.

Ну да! Вовремя. В воздухе, конечно же, никого сейчас! С везением у меня и у Морозова так себе.

Тем временем, берег Ливии всё ближе, а американцы начали играть в «пятнашки» с нами.

– Лети ровно. Отгоню, – произнёс я в эфир, когда первый «Хорнет» отстал и вышел в хвост Николаю.

Сбавил обороты и втиснулся между ним и Ф/А-18. Тут бы самому в спутный след не попасть. Тогда и Колю некому будет прикрыть.

Переставляю каналы на второй радиостанции. Может удастся докричаться до этих двух нарушителей.

Второй начинает обходить сверху, но я аккуратно обхожу справа и отгоняю его. Хвост открыт. Опять перестраиваюсь назад.

Держу оборону. Нервничать нельзя, но секунды тянуться как часы. Расстояние до Ливии совсем не сокращается. Продолжаю перещёлкивать каналы. Нашёл!

– Внимание, облучают! Меня облучают! – громко начал говорить кто-то на английском.

– Биддл, я СпидИгл-101, как приняли 102го? Нас облучают! – нервно начал докладывать кто-то ещё.

– Перехожу вправо. Готов работать.

– СпидИгл-102й, приказ получен. Разрешили открыть огонь.

И тут в эфир стандартное американское подтверждение «родже».

Твою мать! Один из «Хорнетов» пошёл на вираж. Слежу за ним. Он обходит нас сзади.

Заработала сирена! Меня прямо сзади облучает второй. Включаю отстрел и тут же маневрирую, чтобы отогнать американца.

Ручку на себя, и задираю нос. Прижимает к креслу, дыхание почти остановилось. Скорость падает до нуля, а сам пытаюсь посмотреть назад, чтобы на мгновение увидеть противника.

Тот, что был сзади, ушёл вниз. А второй заходит под ракурсом.

– Тарелочка, гости плохо себя ведут. Облучают и атакуют! – громко сказал я.

Толкаю ручку от себя, переводя самолёт в горизонтальный полёт. Вижу, как второй заходит под ракурсом. Морозов ничего не сможет сделать, если тот сейчас пустит ракеты.

– 2й, на тебя заходит. Прикрываю!

Включил форсаж и успел подлететь к Николаю.

– Тварь! – крикнул Морозов и отшатнулся влево и вниз.

Тут же над кабиной прошла очередь из пушки. За ней и сам стреляющий. Совсем уже оборзели американцы! Ручку влево и начинаю догонять противника.

Быстро переложил самолёт в сторону американца. Прицел на излучение. Комплексу много времени не нужно, чтобы захватить цель.

– 321й, цель в захвате, – докладываю в эфир.

И время остановилось. Сейчас нажму кнопку, и всё. Дальность до цели 3 километра. Никакой лётчик в мире не сможет уйти.

А другого шанса уйти на аэродром у Морозова не будет. В эфир американцам уже дана команда сбивать.

– 2й, следуй в Тобрук. Прикрываю! – сказал я.

Нажал на гашетку. Ракета пошла. Назад пути нет.

Мгновение и Р-73 «встречается» с целью. «Хорнет» загорается, а от самолёта мгновенно отделяется фонарь. Пилот катапультируется.

– Тарелочка, 322му, атаковали меня из пушки. Повторяю, американцы атаковали меня! Иду на посадку в Тобрук.

– Понял вас, – нервно отвечает оператор.