Король Мистрока. Красный Вестник бесплатное чтение

Глава первая. Предисловие

«Как-то я был проездом в Ривернире по делам, касающихся исключительно дипломатической стороны вопроса, но не мог отказать себе в удовольствии посетить крупнейшую библиотеку всея Мистрока. Ты и не представляешь себе, друг мой, что я там нашел. Вернее, я сперва и не догадывался, что нашел это!

Постараюсь описать все, как можно короче. В библиотеке я договорился о том, чтобы получить довольно редкие образцы книг возрастом около тысячи лет. Представь себе: старая речь, многие слова и буквы уже вышли из нашего обихода. Предоставили мне эти книги лишь на время, я отвез их в Сивед, чтобы изучить и переписать столько, сколько смогу. В процессе сие действа я перелистнул очередную страницу и… мне на руки скользнула древняя карта. Хотя это скорее схема.

Изучив ее, я пришел к выводу, что это схема нашего мира по версии Форма Аннум времен раннего средневековья. Схема древняя, в наше время взгляд на мироустройство выглядит проще, ныне нет никакого Единого моря и иных Миров.

Если верить записям, то Альзамера – это лишь одна сторона земной плоскости, а на обратной расположился Ад (как и в современном варианте). Плоскость заточена в сфере, разделенной на две части: полусферу Жизни и полусферу Смерти. Альзамеру обволакивает Жизнь, наполненная атмосферой, облаками и ветром. Ад поглощен Смертью, где царствует лютый холод. За пределами полусфер расположилась сфера Луны и Солнца, которые вынуждены кружить в бесконечном вихре. Далее следует Оболочка, отделяющая Наш Мир от Единого моря, в котором плавают и другие Миры.

На обратной стороне есть еще записи. В них говорится, что сперва был Хаос, беспорядочный поток энергии, перемешанной в самой себе. До Хаоса не было никого, он сам зародился по воле своего могущества, нарушив план Пустоты.

Из случайных столкновений хаоса зародились Примис и Сатус. Они убили своего создателя, упорядочив всю энергию (из-за чего появились стихии), и сотворили Первую песнь. Из песни зародилось Единое море, по которому плавало множество миров. В том числе и Наш Мир.

И дальше самое интересное! Считалось, что полусфера Жизни весьма теплая, относительно полусферы Смерти. И благодаря такому балансу Наш Мир не тонет в море. Ежели весь холод Ада просочится в полусферу Жизни, то все тепло уйдет к Смерти. И наступит конец. Тут даже описано, что земная твердь по краям наиболее тонкая, поэтому нас со всех сторон окружают льды.

Занимательно, не так ли? Почему об этом не рассказывают в наше время?

Вдруг версия с концом света правдива? Хотя я уже и не знаю, чему верить. Уже даже появляются версии, что Альзамера круглая! Интересно, а ад тогда где? В ядре?

Я обязательно напишу тебе снова, друг мой, когда изучу все поподробнее. Мистрок должен узнать о том, что я обнаружил! Это произведет фурор среди духовенства!

С уважением, твой друг Хенрик Орбан.»

Глава вторая

Риверлок – земля озер

Последний месяц выдался особенно щедрым на осадки. Слякоть не проходила с самого первого дня сентябрьских календ, начался сезон дождей. В Риверлоке – стране холмов, пустырей, озер и рек – дожди и без того шли с весны по конец осени, сменяясь мокрым снегом и градом к зиме.

Близился очередной закат, такой же, как и тысячи закатов до него, практически неотличимый от тех, что будут после. Наверняка какой-нибудь художник или наблюдательный путник могли бы заявить, что каждый восход и заход солнца неповторим, но в действительности все они сливались в один с течением времени. Когда пасмурность сходила на нет, кончался дождь и расступались тучи, то воздух насыщался приятной бодрящей свежестью, а небесная сфера переполнялась чарующими розовыми, лимонными и пурпурными оттенками на зависть даже самой изощренной палитре в руках пейзажистов. Но уже через неделю трудно будет вспомнить сей момент. Какие-то обрывки чувств всплывут в памяти, отдельные картинки с приблизительными красками. Через год это воспоминание становится одним из сотен таких, вспоминая которые ты уже и не уверен, что это могло быть настолько уж красиво.

Оттого картины, на которых с филигранной точностью изображались чудеса природы, чувствовались надругательством над заложенным порядком вещей. Быть может, неповторимость момента чувствовалась бы куда ярче, если бы мы ценили его лишь в нынешний миг и не ворошили в своей памяти никогда после. Мэтт Кэнан думал об этом все чаще. Хоть он и не прожил еще до преклонного возраста, но за относительно немалый срок своей жизни сталкивался со многими тяжкими испытаниями, с которыми ни с кем никогда не делился после. Вряд ли обо всех них под силу узнать хоть кому-то из мира живых, а мертвецы, как это было принято, не разговорчивы.

Но иногда прошлое не желало оставаться на своем месте, ему хотелось все переворошить, перевернуть вверх дном, напомнить о себе и стать раздражающим бельмом на глазу. Мэтт бежал из Риверлока, опасаясь последствий его пребывания в оном государстве. Это был один из худших его визитов в край озер. Хотя в памяти он сохранится точно таким же, как и все прежние, подумал Мэтт, взбираясь на вершину каменистого холма.

Шел проливной дождь. Вниз по склону катились набрякшие волны грязи и ручьи. Башмаки утопали в зыбкой земле. Руками Мэтт хватался за острые пошатывающиеся валуны. Достигнув вершины, путник поправил капюшон, смахнул со лба спутанные мокрые клоки черных волос и огляделся. Сквозь завесу ливня виднелись лишь недалекие огни ламп и факелов Угорья, последнего поселения Риверлока на пути к Драконьему Северу.

Мэтт, спеша, спустился с холма навстречу деревне. Горизонт поглотил солнце, сквозь тучи еле-еле проглядывал силуэт его сестры, луны. Впереди замерцали квадраты окон, показались двускатные серые черепичные крыши домиков. Мэтт, одинокий скиталец, добрался до сквозной улицы Угорья в поисках ночлежки. У коновязей даже лошадей не стояло, всех их попрятали в конюшни.

Скиталец поднялся по скрипучим ступенькам к дверям таверны, волоча за собой отяжелевший от влаги плащ. Двери распахнулись, Мэтт завалился внутрь, вдыхая теплый сухой воздух и аромат пива. По крыше и окнам тарабанил ливневый дождь. За столиками таверны никого не сидело, кроме пары тихих зевак, уцепившихся за кружки пенящегося пива. У Мэтта в горле пересохло, он стал забывать вкус этого бодрящего напитка. Он облизнулся и подошел к стойке, пару раз стукнув по ней. Никто на его зов не явился, Кэнан решил, что его стук смешался со стуком дождя и ударил кулаком с новой силой.

– Иду я! – раздалось из кладовой. – Незачем разбивать древесину вдребезги.

На свет из темноты поднялся усатый мужчина в очках с круглой оправой. Он вынес упакованную в бумагу головку сыра с инициалами Холоборна, чей запах сразу ударил в нос каждому посетителю, и аккуратно поместил ее на стойку.

– Вы еще кто? – произнес хозяин и шмыгнул носом. Он осмотрел пришельца с головы в капюшоне до ног в походных башмаках.

– Просто путник. Иду с юга. Вот решил горло промочить, переждать окончание дождя. – ответил Мэтт.

– Капюшон в заведении снимай, не на базаре, – фыркнул хозяин, развернул упакованный сыр и принялся разрезать его тонким зубчатым ножом. – В одиннадцать я закрываю харчевню, просидеть здесь до полуночи или, если дождь не соизволит кончиться в скором времени, до утра не позволю. Захочешь переждать – плати за комнату наверху. И вымойся перед этим, у меня тут все культурно, а от тебя потом несет и кислотой изо рта за версту.

– Я ненадолго. Просто переведу дух, к одиннадцати меня уже не будет. Можно мне пинту эля?

– Ага, как освобожусь – займусь этим.

Мэтт развернулся и направился к свободному столу в самом углу, но хозяин схватил его за руку, слегка перевалившись через стойку:

– Деньги вперед, авансом не работаю.

– Конечно. – Мэтт нашарил в темноте своих одежд под плащом пару серебряных и насыпал в ладонь владельцу таверны.

Наконец подобравшись к свободному столу, путник ослабил ремешок ниже ключиц и скинул отяжелевший темно-зеленый шерстяной плащ на спинку стула, затем уже присел и сам, ожидая напиток.

Дождь и не думал кончаться. Он мог идти беспрерывно еще хоть двое суток, хоть неделю. В такие периоды рек в Риверлоке становилось в десятки раз больше, уровень воды значительно поднимался. Поэтому деревни и города давно уже строили на сваях, либо с каменным фундаментом значительно выше земли, а пахотных полей практически не встречалось, разве что под навесами теплиц на холмах. Скотоводов также обучали не водить свои отары и стада близ берегов бурных рек. Бывало, из-за туч солнце и луна не показывались неделями. Мэтт терпеть не мог подобный климат, Риверлок был красив лишь издалека, либо на самом юге, где соприкасался с Холоборном, куда более сухой и теплой страной. Хоть Холоборн, как и Риверлок, не мог похвастаться обилием лесов, но наличие твердой земли под ногами и богатством транспортных сухопутных путей не могло не радовать путника, жаждущего поймать попутку. А ведь в Риверлоке когда-то было изобилие лиственных деревьев, но из-за политики бывшего короля Десмонда мак Гэвина чуть ли не весь природный запас древесины ушел на юг, в королевство Вайнсбургов. Вырубка лесов привела к эрозии почвы и заболачиванию многих местностей.

Мэтт глянул в окно. Капли стекали по стеклу, искажая деревенский пейзаж. На улице ни души. Это радовало Мэтта, но не дарило ему спокойствия. Он ощущал себя, как на ядовитых иголках дикобраза. Отступать из таверны особо было некуда – лишь один проход через парадную дверь. Быть может, столь гадкая погода даже сыграла на руку? Никто не погонится за Кэнаном на лошадях по грязи и образовавшимся рекам.

Мэтт и не заметил, как стал кусать ногти. Он подметил на улице скользнувшую тень, отчего спонтанно дернул руку к рукоятке своего меча на поясе. Убедившись, что оружие на месте, Мэтт понял, что хозяин тени – ободранный пес, перебегающий с крыльца на крыльцо в поисках укрытия.

– Подобные тебе у нас на долго не задерживаются. – прозвучал суровый голос.

Мэтт перепугался, но постарался не показывать этого. Он развернулся на голос и заметил севшего к нему за стол мужчину, до того пившего в одиночестве на другом конце харчевни. Рыжеволосый мужчина в шерстяном широком плаще, покрывающим его плечи и шею целиком, красно-черного цвета с клетчатым рисунком – тартаном.

– Чем обязан? – спросил Мэтт и поглядел по сторонам.

– Лохматые волосы, неухоженная борода, походные башмаки, плащ, скрывающий лицо и оружие. Таких, как ты тут не жалуют. Кэнаны – чума нашего века.

– Я не ищу проблем.

– Верно, ты от них бежишь. Так советую побыстрее сматываться отсюда.

– Я заплатил за выпивку и не уйду до тех пор, пока не наслажусь своим элем. – настаивал Мэтт.

– Ты встанешь из-за стола и побежишь дальше на север до стены, как вы все и делаете. Вас всех тянет в Драконий Север. Видать мечтаете попасть в рабство и строить Пояс севера до конца своих дней. Неужто это лучше того, что ждет тебя в цивилизованном мире? Молчишь. Значит, тебе уготована смертная казнь. В чем же тебя обвиняют, поведай мне, Кэнан?

– Если я скажу, то к моему грешному списку добавится еще одна причина для смертной казни, дружище. – подмигнул Мэтт Кэнан.

– Твой последний шанс покинуть деревню. – предупредил мужчина. Под столом тихонько лязгнула сталь клинка, покидающего ножны.

– Это не самый умных ход, дружище, – спокойно произнес Мэтт и глянул на хозяина, который резал сыр. – Обо мне никто и не вспомнит уже совсем скоро. Мой след простынет, а на твой курган со слезами будут приходить все родные из года в год, обвиняя богов в жестокости, а тебя в глупости. Иди домой, к своей семье.

– Моя семья поймет, если со мной что-то случится. Они знают, что я всегда берег наш тихий уголок на краю Риверлока от таких мерзавцев, как ты.

– Я всего лишь хочу выпить, ты ведь сам разжигаешь этот конфликт. – уже слегка раздраженно прошептал Мэтт.

– Пять. – шикнул назойливый гражданин.

Мэтт тяжело вздохнул, помассировал лоб большим и указательным пальцами руки.

– Четыре. – отсчет продолжался.

– Ты не понимаешь, что творишь, идиот. – шептал путник, все еще надеясь вразумить собеседника.

– Три.

– Давай сойдемся на том, что я подойду к харчевнику и попрошу налить мне эля с собой.

– Два…

Мужчина напротив Мэтта заметно напрягся, он держал руки под столом, а глаза его застыли, глядя прямо в глаза Кэнана. В том и была его ошибка, смотреть стоило не в глаза оппоненту, а на руки. Мэтт не стал дожидаться следующего числа, он опрокинул круглый деревянный стол и обеими ногами толкнул в мужчину, отчего тот рухнул со стулом на пол.

Поднялся шум, пара человек, что сидели за соседними столами перепугались и разбежались кто-куда. Хозяин таверны отодвинул сыр подальше, схватился за сырный нож и прижался к стене, наблюдая за потасовкой издалека. За окном загрохотал гром, сверкнула молния, чья электрическая нить отразилась в черных глазах Кэнана.

Мужчина сполз со стула, поднялся и потер затылок с уже набухшей шишкой. Он сжал кинжал покрепче и без лишних слов бросился на чужака, пытаясь ранить его в грудь колотыми ударами. Мэтт побоялся выхватывать меч, он схватил противника за предплечье атакующей руки и всеми силами оказывал сопротивление. Мужчина покраснел от злости и напряжения, а когда рука с оружием задрожала и устала, ударил странника сапогом по колену. Мэтт согнулся, и тогда у мужчины получилось его повалить.

– Не дергайся, мародер, – произнес победитель, ударил Кэнана кулаком по лбу и принялся искать что-то в комнате. – Эй, Дафф, есть веревка?

– Секунду, Иннес, – харчевник скрылся в темноте кладовой, полминуты оттуда доносился скрип и грохот, затем он выбрался, подошел к Иннесу и вручил ему джутовый канат. – Вот, держи.

– Спасибо, старик, – Иннес связал Кэнану руки, потом развязал кожаный пояс с крепленными к нему ножнами и швырнул на стол рядом. – Вставай, бродяга.

Мэтт с трудом поднялся, голова его кружилась, из носа явно текла кровь.

– Сильно же ты меня приложил.

– Заткнись, – Иннес толкнул пленника в сторону выхода. – Закрывайся, Дафф, сегодня никого лучше к себе не впускай. Если вдруг прибудут законники, то ничего им не говори, идет?

Мэтт очутился на улице и заметил, как дождь постепенно слабел. Все еще гремел гром, но поток воды наконец прекратился.

– Ты что, волшебник? Я думал, у ливня нет ни конца, ни края, – усмехнулся Мэтт. – Погоди, почему харчевнику не нужно говорить обо мне, ты не собираешься сдать меня солдатам?

– Заткнись, говорю. – повторил Иннес.

– Нет уж, дружище, – Мэтт обернулся к риверлокцу и ткнул ему в грудь связанными руками. – Во-первых, ты оставил внутри мой плащ и мой меч. Во-вторых, куда ты меня собираешься вести, смерч тебя побери?

Иннес разозлился и столкнул Кэнана с крыльца прямиком в грязь. Мэтт ударился головой и спиной, застонали кости и мышцы. Грязь и лужи не сильно смягчили падение. Иннес спустился по лестнице и пнул пленника в плечо.

– Вставай, пройдемся немного.

Получасом позже Мэтт и Иннес покинули Угорье, оставив согревающие огоньки из окон домиков позади. Шли они по пологим холмам, покрытым низкими кустарниками и карликовыми цветками. Под ногами хлюпала еще влажная почва. Вересковая пустошь. В округе ни единой живой души, кроме них. Ни единого отголоска цивилизации, лишь черные остовы торчащих вверх камней, вставших в круг на соседней горке. Иннес заставил Кэнана подняться к ним и усадил на поваленный валун, поросший мхом.

– Надеюсь, ты не собираешься приставать ко мне? – ухмыльнулся Мэтт, опасаясь собственной шутки.

– Я оставлю твое тело нетронутым. Ты все сделаешь сам.

Иннес встал к пленнику спиной и вынул что-то из нагрудного кармана своей кожаной куртки. Булькнула жидкость. Мэтт не мог видеть, что там творит его похититель, но фантазия рисовала совершенно ужасные предположения.

– Эй, дружище, ты в порядке там? – спросил Мэтт.

Иннес не отозвался. Он застыл и будто бы колебался, опасаясь сделать следующий шаг. Но все же сделал его. Иннес повернулся к пленнику лицом, в руках он держал склянку с мутноватой жижей непонятного цвета из-за ночной темноты. В редких лучах проглядывающей луны цвет становился то ли темно-гранатовым, то ли бурым. Иннес поднес склянку к Кэнану и приказал ему выпить.

– Зачем мне это делать? – спросил Мэтт, внимательно разглядывая пузырящуюся жидкость. – Гадость какая-то. Совершенно не похоже на тот эль, что я заказывал, тебе не стоит заниматься напитками.

– Шути, пока в состоянии. Я не отпущу тебя, пока ты не выпьешь этот отвар. Не переживай, он не убьет тебя. – произнес Иннес, голос его переменился и стал куда более угрожающим.

Глаза Иннеса углубились в череп, на них практически не падал лунный свет. Губы сплющились и окаменели. Кожа приобрела землистый цвет.

– Все это звучит не шибко убедительно. – подметил Мэтт.

– Пей, иначе я заставлю тебя иным способом. В любом случае ты выпьешь, лишь от тебя зависит насколько искалеченным.

– А ведь сперва сказал, что не тронешь меня.

Иннес нахмурился и помрачнел еще пуще. Истончились его пальцы, руки стали напоминать мертвецкие. Он держал склянку неистовой рукой прямо под носом у пленника.

– Ладно, давай посмотрим, что ты мне тут намешал, – Мэтт осторожно взял стеклянный сосуд в свои руки и зубами вырвал из горлышка пробку. Тут же распространилась ужасная вонь, какой не рождалось в самых затхлых конюшнях, даже если в ней все лошади давно померли и сгнили. – Я при всем желании не смогу это выпить.

– Желание тебе и не нужно. Просто делай то, что велено. – повелительно произнес Иннес.

– Я слышал о том, что в Риверлоке встречаются ненормальные, но, чтобы настолько. И вправду, может ты волшебник какой? Решил на мне свои зелья испытывать. Превращусь небось в какую-нибудь зловредную нечисть.

– Ты и так ничем не лучше, так что нет, ни в кого ты не превратишься. – произнес Иннес и злобно зарычал, будто намеренно неумело пародируя собаку.

– Ладно, за твое здоровье. – Мэтт задержал дыхание и влил зловонную жижу себе в горло. Его чуть не стошнило, язык вырвался изо рта, а за ним следом надсадный кашель. Мэтт было подумал, что наружу выйдет желудок с кишечником рука об руку. Живот скрутило. Мэтт скрючился и рухнул с камня за сырую землю, продолжая задыхаться от рвотных позывов.

Иннес молча разрезал кинжалом его путы и помог усесться обратно на замшелый камень посреди древнего кромлеха. Мэтт отдышался, но взгляд поднимать не осмелился.

– Теперь скажи мне, как тебя зовут? – с непривычным дружелюбием произнес Иннес.

– Мэтью. – покорно ответил пленник, сонно покачиваясь. У него кружилась голова и в конечностях чувствовалась слабость.

– Расскажи мне, сколько тебе лет?

– Так сразу и не вспомнить. – пыхтел от боли Мэтт.

– Расслабься, не напрягай голову. Не нужно сопротивляться, это сделает только хуже. – увещевал похититель.

– Мне и сорока не стукнуло еще. Давай не будем про возраст. – Мэтт держался за голову, глаза его поочередно смыкались.

– Откуда ты родом?

– С юга.

– Югом можно назвать все от Холоборна до Фортресса, давай точнее.

– Если бы я знал точнее, то сказал бы точнее.

– Какой крепкий, все еще виляет. Говори мне все прямо! – разбушевался Иннес.

Поднялся морозный ветер. Заморосило. Неподалеку сверкнула молния и пару секунд спустя до дрожи в груди раздался гром. Мэтт готов был поклясться, что под его ногами затряслась сама земля.

– Я и в правду не знаю. Я рос в дороге, отец возил меня из города в город по Хоралширу, Приллфорту, Фортрессу, Вотерлэнду, когда они были еще независимыми королевствами, как Риверлок, Драконий Север и Грегория.

– Тогда я хочу знать о том, что ты делал в Риверлоке во время данного визита. – произнес Иннес, стараясь четко формулировать свои пожелания.

– Я покинул королевство Вайнсбургов через Вотерлэнд на корабле. Устроился юнгой, драил палубы, натягивал канаты. На таких судах никто никаких вопросов никому не задает. В Риверлок попал по ремеслу, мне нужно было выполнить поручение.

– Чье поручение? – с нетерпением спросил Иннес, сжимая руки в кулаки.

– Твоего папаши. Он сказал, что ты был чертовски плохим сынком. – грубо ответил Мэтт и поднял взгляд.

Иннес перепугался и замешкал, мгновения промедления стоили ему всего. Мэтт вскочил с неожиданной проворностью, ударил Иннеса в щеку и вытолкнул из круга камней. Но похититель встряхнулся и набросился на Кэнана, попутно стараясь нащупать кинжал на своем поясе.

– Это ищешь? – спросил Мэтт, сверкнув лезвием в полумраке ночи.

С новой силой хлынул дождь. Мэтт толкнул своего обидчика на скользкий склон, но споткнулся и сам. Они вдвоем кубарем покатились до самого подножия, где Иннес скинул с себя до того чистый клетчатый плащ и старался выбить свой кинжал из рук неприятеля. Мэтт задыхался в грязи. Мягкая земля обволакивала его голову и шею, вода стекала ко рту и ноздрям.

– Как настойка могла не подействовать, я не понимаю?! – искренне недоумевал Иннес.

Мэтт свободной рукой ударил риверлокца по виску и скинул с себя его тело. Иннес барахтался в лужи грязи, на нем не было сухого места.

– Я думаю, что ты с пропорциями ошибся. – пожал плечами Мэтт.

– Это невозможно, – кашлянул Иннес, выплевывая грязную воду. – Не я варил ее. Оно древнее, уникальное в своем роде.

– И ты решил потратить настойку на меня?

– Ты потенциальный висельник. Я бы тебя расколол и привел бы на блюдечке к Всадникам Горя. Тогда меня бы наконец приняли в солдаты в качестве дознавателя. Я изучил рецепт настойки досконально и если бы она работала, то смог бы варить свои собственные… Тогда меня бы признали в высших кругах…

– Погоди-погоди, – остановил его Мэтт Кэнан. – Всадники Горя? Нет-нет, дружище, с Вайнсбургами я не ссорился, с чего бы королевским рыцарям браться за меня? Не преувеличивай мою значимость.

– Вотерлэндские верховые теперь закреплены и за Риверлоком.

– Не вешай мне лапшу на уши, – с легким испугом произнес Мэтт. Улыбка сомнения скользнула по его лицу. Ему не хотелось верить в услышанное всем сердцем. – Риверлок независим от Вайнсбургов.

– Ты ведь странник, Кэнан, ты должен знать о таких вещах. Риверлок идет на сближение с герцогствами, вот и первый шаг на пути к присоединению. – усмехнулся Иннес. Ему нравилось видеть испуг на лице одержавшего над ним верх странника.

– Даже если так, в стране озер и рек сейчас крайне рыхлая почва, а мощенных дорог в этом направлении не сыскать, я специально выбрал этот маршрут. Даже Всадники Горя не пройдут. – понадеялся в собственной правоте Мэтт.

– У них ведь не простые лошади. Не те, что были раньше. Теперь вотерлэндские верховые седлают специально выведенную породу. Их копыта рыхлят землю не хуже плуга.

Мэтт, перепуганный до глубины души, наклонился к Иннесу и прислонил ему кинжал к горлу.

– Слишком много ты знаешь для деревенщины на краю страны. И про настойку, и про всадников. Кто ты такой вообще?

– Ну, ты уже выпил настойку из яда виверны, поэтому вряд ли сможешь расколоть меня. Да и настойка оказалась фальшивой.

– Ах, – вздохнул Мэтт. – Может твоя настойка и сработала бы на ком-то другом. И раз ты отказываешься идти со мной в контакт, то мне ничего не стоит тебя убить. В этих топях твой труп найдут не скоро.

– Делай, что должен. – с достоинством произнес Иннес и закрыл глаза.

Мэтт тяжело вздохнул, подставил лицо дождю и замахнулся. Он ударил Иннеса навершием кинжала по лбу, лишив сознания.

– Я не могу покинуть Риверлок без своего меча, придется возвращаться за ним. И за плащом. А ты полежи здесь в грязи и слякоти. Если тебя заберет стихия или легочная болезнь месяцем позже, то это будет уже не моя проблема.

Глава третья

До Драконьего Севера

Ветер гулял по холмам, подхватывал брызги шустрых рек и волновал глади озер. Ветер многое видел и многое знал, наверное, поэтому дух ветра Гоа был олицетворением мудрости и знаний. Морозный осенний ветер с дождем привел Мэтта обратно в Угорье в час самой глубокой ночи. Таверна уже была закрыта, а вокруг ни единого следа никаких всадников. Наверняка этот хитрец Иннес просто подшучивал над Кэнаном, желал вызвать в нем панику, которая заставила бы бросить все и бежать прочь из Риверлока. Но Мэтт не спешил покидать край дождей. Он должен был забрать отцовский меч. Из всего, что Мэтт рассказал Иннесу под видом опьянения, правдой было лишь его имя и рассказ о странствиях с отцом.

Черной тенью Мэтт прошелся по единственной улице Угорья и, подойдя к дверям таверны, дернул за ручку. Заперта, иначе быть и не могло. Тогда Мэтт снял башмак и вытянул из-под стельки отмычку. Дверь таверны продержалась всего каких-то пару минут, затем тихо скрипнула, раскрываясь перед странником.

Мэтт вошел, поступь его была легка, но беззвучной ее назвать было трудно. Если хозяин таверны еще не спал, то наверняка услышал хождение внизу.

Ни на одном из столов не лежало его пояса с ножнами, а темно-зеленый плащ не свисал ни с одной из спинок стульев. Кэнан сперва заглянул в кладовую, в которой вечно копошился хозяин таверны, а затем, ничего своего там не обнаружив, поднялся на второй этаж. Всего пять гостевых комнат, из которых занята лишь одна. Оно и неудивительно, деревня жила за счет рыбной ловли из близлежащей реки Фейд, богатой осетровыми, усачами, карпами и уклейками. До деревушки вела лишь одна несчастная проселочная дорога, затопляемая в сезоны дождей, как сейчас. Из-за этого торговцы скорее выбирали обходить данный населенный пункт и либо использовали для ночлега по пути в Грегорию городок Белос, либо останавливались в Редколесье, если держали путь в Кант (Драконий Север, если иначе).

Мэтт нашел комнату хозяина. На деревянной табличке на двери выжжена фраза «Не беспокоить никогда». Мэтт решительно вошел и приблизился к кровати усатого мужчины, завернутого в меха. Хозяин ощутил дуновение ветра и приоткрыл глаза, когда Кэнан стоял прямо над ним. Только мужчина хотел взвыть о помощи, как Мэтт приставил к его горлу кинжал, отнятый у Иннеса.

– Дважды спрашивать не стану. Где мои вещи?

Мужчина тихо замычал и глазами указал под свою кровать.

– Только пискни – я убью тебя так же, как и твоего дружка. Он наверняка уже истек кровью где-то среди вересковой пустоши. Ясно? Я просто покину вашу деревню и больше никто не пострадает. – произнес Мэтт, и когда хозяин согласно кивнул, убрал холодное лезвие от его дрожащей кожи.

Мэтт глянул под кровать и достал оттуда длинный сундук, в котором нашел свой меч и аккуратно сложенный высушенный темно-зеленый плащ.

– Решил себе их оставить, а? Думал, я больше не вернусь. – с кривой улыбкой произнес Мэтт, крепко накрепко затягивая пояс и ремешок плаща.

Хозяин молча трясся в своей кровати, по нему было видно, что сознание после сна не совсем вернулось. Мэтт молча покинул его комнату, спустился на первый этаж и выбежал на крыльцо. Деревня безмятежно спала, даже бродившая тут ранее собака куда-то запряталась. Стучал по серым черепичным крышам дождь, стекал под сваи и каменные фундаменты. Мэтт спустился к дороге, держа кисть на стальном эфесе меча в виде драконьего глазного яблока, и увидел за домами быстро приближающиеся огни факелов. Почти в тот же момент донесся перестук копыт. Вот и обещанные всадники.

Глава четвертая

Хуведберг – колыбель Драконьего Севера

Ветер хлыстал выстроившихся на крепостной стене арбалетчиков, даже теплые меха не спасали от беспощадной стихии. А ведь самые стойкие и жестокие холода были еще впереди, владыка мороза Фриссер насылал своих белых всадников, чтобы рассыпать на землю лед и стужу, ближе к празднику зимы, Ниттдексилу. Поэтому Вульфар Справедливый наслаждался последними теплыми деньками, когда волосы в носу еще не покрывались льдом, превращаясь в сосульки, а руки без перчаток не обмораживались до такой степени, что жизнь человека спасала лишь ампутация. До конца текущей недели еще можно было остановиться и отлить, сняв штаны, потом придется ссать под себя, не слезая с лошади. Бывали среди людей Вульфара и такие смельчаки, что все же решались отходить по нужде в заросли. Одним из них был бывший форинг, правая рука конунга Вульфара, Харальд Красный, более известный в народе, как Харальд Беспалый.

На холме перед деревянными стенами города появились остовы воинов. Сперва показались верховые с оленьими рогами на шлемах, затем замельтешили длинные пики, к древкам которых примотаны трепещущие на ветру красные флаги с гербом дома Бьорнбор, пеших воинов. Скелет дракона на красном полотнище, окруженный синими рунами «В», все же явился к стенам столице западного Канта.

Вульфар хмурился. Он почесал густую русую бороду рукой в перчатке и поспешил спуститься со стены.

– Верховный властитель! Люди Белой Вороны уже у наших стен. Мы еще можем отдать приказ о нападении. – к Вульфару подошел и поклонился форинг Грейл Эйкшолл, сын ярла Кистенфьорда, командующий одним из сильнейших хирдов.

По спине командующего спускался плащ из шкуры снежного волка, под ним поблескивала кольчуга и шерстяной жилет с гербом дома Сварт.

– Отставить, – произнес конунг сперва тихо, затем уже обратился ко всем воинам, стоявшим у ворот крепости. – Держим оружия в ножнах! Пусть копья пронзают лишь небо! Когда люди Белой Вороны приблизятся – опустите им мост.

– Владыка, – в последней попытке вразумить государя, обратился форинг Грейл. – Неужели вы хотите сдать им нашу столицу без боя? Парни готовы пролить кровь, они жаждут битвы, хоть против них и идут их братья. Мы все считаем происходящее предательством, я знаю, что и вы тоже.

– Отставить, Эйкшолл. Я не хочу проливать кровь. Под знаменами Бьорнборов вдвое больше людей, весь восточный север, включая наших поверженных вассалов. Неделю назад за считанные часы пал Кистенфьорд, твой родной дом, мой друг. – Вульфар похлопал командующего по плечу и направился к длинному дому, поглощенный тяжкими раздумьями.

Ветер разъяренно подхватывал колючие кристаллы снега и посыпал ими стены, крыши и укутанные в меха и сталь тела. Флаг дома Сварт – Заснеженная горная вершина, за ее плечами горы поменьше, а над ними вместо солнца черный ворон – сорвался с флагштока, не выдержав очередное дуновение могучего бога Фриссера. Ткань спланировала под ноги правителю Хуведберга, тот взял знамя в руки, сжал покрепче и глянул в подернутое тучами небо, под которым как раз пролетала стая воронов, описывая уже сотый круг.

Одна из черных птиц слегка отклонилась от единого для всех маршрута и приспустилась к остроконечному пику деревянной ставкирки на территории города-крепости. С высоты птичьего полета виднелся каждый домик, каждый хвойный садик, каждый идол с ликом северных богов. Ворон внимательно глядел на все, куда падал рассеянный солнечный свет. Встречный ветер толкал птицу, будто парус драккара, не давая развить хоть сколь-нибудь приличную скорость. Ворон бросил свой взор за пределы городских стен – на край утеса Идолов, у которого давным-давно и возвели Хуведберг первые переселенцы с морских островов. Утес круто шел до острых камней, еще не сточенных вечными волнами моря Драккаров, в воде плескались лодочки, некрупные рыбацкие суда и кнорры.

Весь простор покрывал вечный снег. Восточнее города начинались холмы, по которым шествовали к вратам люди в таких же мехах, что носили люди внутри стен. Ворон не видел между ними никаких различий, лишь в некоторых цветах тканей. За холмами начинались Костяные горы, окруженные и покрытые хвоями. Густые ели, пихты и сосны с красными стволами разрослись чуть ли не до снежных вершин. На труднодоступных склонах лежали кости давно вымерших существ исполинского размера. Ворон не знал об этих существах ничего, но видел, как люди пробирались в подобные недосягаемые места, чтобы пилить ребра, клыки и крылья скелетов. Многие погибали от лавин и буранов, пытаясь раздобыть сей редкий ресурс.

Ворон опустился ниже, чтобы лететь стало легче. Он практически касался крыльями тех флагов, что несли с собой люди в броне и мехах. Сквозь рев ветра птица не смогла услышать свиста, что стоило ей жизни. Стрела пронзила тушку пернатого наблюдателя. Ворон стремительно закружился, прорезая пространство своей чернотой. Он падал до тех пор, пока не очутился в снегу.

– Гляди, как метко! – горделиво воскликнул лучник, вырыв тушку птицы из сугроба.

– Тебе просто повезло. – отозвался второй лучник, подойдя поближе.

– Какое тут везение? В такую погоду лишь лучшие стрелки способны поразить свою цель. – продолжал кичиться первый лучник. – В следующий раз предлагаю играть на деньги. Кто подстрелит больше птиц, как тебе такое? Везением уже не отделаться.

– Хиль. – второй лучник толкнул первого в бок.

– Что? Что такое? Струсил?

Заржала лошадь и оба лучника замерли. К ним практически беззвучно подступила верхом на гнедом фьеллском походном скакуне конунг Ингунн Жестокая. Кроваво-красные глаза девушки с бесцветными волосами внушили двум недотепам ужас. Столь пронзительный взгляд их правителя идеально сочетался с ее выразительными острыми скулами и широкой челюстью. Оба стрелка никогда вовеки не забудут представший перед ними образ белокурой воительницы с плащом из медвежьей шкуры и серебряной короной на голове.

– Неужели мы уже выиграли войну? – спокойно произнесла правительница, но ее голос безупречно прорезался сквозь бушующий ветер.

– Нет, конунг. – отозвался первый лучник, отбросив птицу обратно в снег.

– Не считаете ли вы, что защитники и жители Хуведберга сочтут оскорблением то, что вы подстрелили птицу с их герба? – спросила конунг. Ее конь грозно рыкнул, из его ноздрей мощно заклубился белый пар.

– Простите, госпожа. – поклонился лучник, подстреливший ворона.

– Не передо мной вам извиняться. Выпущенная стрела испорчена?

– Д-да, конунг. – заикнулся первый лучник, продемонстрировав стрелу с деформировавшимся наконечником.

– Северные боги суровы. Отсутствующая стрела вполне могла бы спасти кому-то жизнь. Вероятнее всего, именно тебе.

– Но конунг Вульфар поднял белый флаг. Мы возьмем город без потерь и без убийств.

– Сколько боев вы прошли со мной? – спросила Ингунн Жестокая, глядя лучникам в душу не моргающим взглядом.

– Мы участвовали в осаде Кистенфьорда и Фьелла. – ответил второй лучник.

– Скольких вы убили? – продолжала выпытывать конунг Ингунн.

– Не помню, конунг. – ответил второй лучник.

– Двоих. – признался первый. Ингунн внимательно его изучила. Простой мальчишка, хлипкий на вид, редкие короткие усы, блондинистые длинные волосы, еще не потерявшие блеск юности, голубые глаза, полные страха, сомнений, надежд и азарта. Ему было не больше шестнадцати лет.

– Значит, военного опыта вам не хватает, чтобы строить хоть какие-то предположения о том, что нас ждет. Перед нами не наши враги, хоть мы и по разные стороны баррикад – напротив нас те же северяне, что и вы. Севера в них даже больше, ибо живут они на исконной земле наших предков. А это значит и то, что они необычайно горды. Держите уши востро. – безэмоционально, практически по-мертвецки произнесла Ингунн и пришпорила коня. Мощный скакун рыхлил ногами снег, унося всадницу к опустившемуся мосту в город.

На мост верхом выехал форинг Грейл Эйкшолл, они встретились лицом к лицу с конунгом Ингунн Жестокой. Оба остановили своих лошадей. Оба пересеклись взглядами. Грейл глядел с презрением и недоверием, а Ингунн с безразличием и хладнокровием.

– Конунг Ингунн, – сквозь зубы проговорил Грейл. – Конунг Вульфар Справедливый, сын Роугра Одноглазого, владыка дома Сварт, дитя первых северян и послушник шести богов ждет вас в длинном доме. Он пожелал, чтобы часть ваших людей осталась за стенами, а часть – у ворот. Возьмите с собой внутрь лишь личную свиту.

– Таково желание проигравшего? – будто бы намеренно с насмешкой произнесла Ингунн, но на ее лице не дрогнуло ни единой мышцы.

– Таково желание законного правителя этих земель. – не поддавшись уловке, ответил форинг Грейл.

– Я не стану разделять своих людей. Они все войдут в город, вы не в том положении, чтобы диктовать условия. Но, так и быть, в длинный дом со мной пойдет лишь десять человек.

Грейл кивнул, но без особого энтузиазма. Он развернул свою лошадь и скомандовал солдатам с круглыми щитами и топорами расступиться. Вслед Грейлу и Ингунн Бьорнбор по мосту через арку врат маршировали воины с гербами и штандартами мертвого дракона. Западные северяне, жители колыбели Драконьего Севера, глядели в глаза шествующим захватчикам с неприязнью и презрением. Кто-то выкрикивал оскорбления, кто-то даже плевал им под ноги. Воинам города-крепости было все равно на превосходство противника. Западных северян было около тысячи. Все они проникали в город через главные ворота, текли, словно железная река. На центральной улице становилось тесно. Последними в город вошли всадники. Лошади тащили на себе арбалетчиков и меченосцев – все с оленьими рогами на шлемах.

Ингунн Бьорнбор спешилась, отдав коня своему хускарлу. Она проследовала за Грейлом в длинный дом. Внутри было тепло, очаги в центре бражного зала согревали воздух. Ингунн даже сняла перчатки. Она глубоко вдохнула, предвкушая нелегкий разговор. Запахло медом, мясом и хлебом. Заурчало в животе. В последний раз она ела вчерашним вечером перед сном, утром не хватило времени из-за возникшей суматохи. Нужно было скорее заканчивать поход и возвращаться по домам, люди начинали уставать от битв, пусть в их жилах и кипела страсть к сражениям, но утолять ее, убивая свое же племя – не самое честолюбивое занятие. Не было никакой славы в борьбе северян с северянами, но каждый понимал, что иначе никак.

Ингунн прошлась вдоль длинных столов и пылающих очагов, за ней тянулось десять человек из ее дружины, вдоль всего медового зала стояли вооруженные люди из личного хирда конунга Хуведберга. Бьорнбор приблизилась к трону, на котором восседал ее давний знакомый Вульфар из дома Сварт. Он был окружен парой торшеров с тухнущими свечами по обе стороны. На стене за деревянным троном круглое окно, свет из которого освещал макушку правителя тусклым ореолом, готовым испариться в любой миг.

Вульфар сохранил задумчивость, даже глядя в темно-красные глаза Ингунн Жестокой. Должно быть, он пытался в них что-то нащупать, найти какие-то ответы или намеки, но разочарование во взгляде дало понять, что ничего хорошего отыскать не посчастливилось.

– Вульфар, – отрешенно поприветствовала Ингунн. Столь холодное приветствие отозвалось мурашками по спине конунга Сварта. – Мы давно не виделись.

– Шесть долгих лет, Белая Ворона. – печально ответил Вульфар.

– Не нужно потакать своим людям, услаждая их слух. Ты ведь знаешь, что можешь звать меня по имени.

– Но я не хочу этого. Ты пришла сюда, оставив за собой кровавый след нашего народа. Пришла сюда, чтобы забрать мой трон. Одного тебе было мало?

– Быть конунгом восточного севера все равно, что быть простым ярлом. Мы ведь все оговаривали на письме, мы пришли к выводу, что иначе никак. Тем более, я давала людям выбор. Два города согласились принять вассалитет без боя, неделю назад пал прибережный Кистенфьорд, теперь я смогу взять набеги островитян в свои руки, они перестанут разорять рыбацкие дома вдоль всего берега.

– Ты сама решила, что иначе никак, мы справлялись своими силами. – спокойно отвечал Вульфар.

– Ты отказывал мне в помощи, тогда твои люди стали тайно обращаться ко мне за помощью.

– Кто?! – неожиданно вспыхнул Вульфар, он даже приподнялся с трона, но вовремя сдержался и сел обратно.

– Извини, но я обещала молчать, а я честно веду все дела. Никаких интриг. Я сразу говорила, что нам нужно не ограждаться друг от друга, а объединиться и пойти против общего врага на юге.

– У нас был шанс объединиться, – насупился Вульфар. Ингунн ощутила всю горечь его слов, будто она проглотила их. – И нет никакого врага на юге, тебе пора оставить эти игры в великого полководца. Я понимаю, что мои слова уже ничего для тебя не значат, ты уже все решила, но повторю в последний раз, что твои советники дурят тебе голову.

– Если бы ты позволил мне показать то, что я знаю, то ты бы заговорил иначе, но ты ослеплен своим затворничеством. Присоединись ко мне и я сохраню за тобой город. У меня нет желания свергать тебя…

– У тебя нет желаний, лишь бессмысленные амбиции, которые приведут всех нас в могилу.

– Нет желаний? Вот тут ты не прав, – в голосе Ингунн стали ощущаться проблески жизни. – У меня было одно единственное желание, но ты лишил меня шанса даже увидеть их…

– Ингунн, – отрезал Вульфар. – Не смей говорить о них.

– Я имею право.

– Не в моем доме! – повелительно выкрикнул Вульфар. – Не тогда, когда ты пришла лишать меня земель! Пусть у нас все было не идеально, но я же не лез к тебе со своим видением мира.

– Если ты так ненавидишь меня, то почему сдался без боя? Твои люди жаждут крови, я видела в их глазах пламя.

Вульфар умолк. Он постучал пальцами руки по подлокотнику, затем встал с трона и спустился к Ингунн.

– Делай то, что собралась, но знай, что я сделаю все, чтобы остановить войну с югом.

– Тогда мне придется отправить тебя в темницу, Вульфар. – твердо решила Ингунн.

Конунг Вульфар нахмурился. Его люди вдоль всего медового зала заскрипели кольчугами. Ингунн Жестокая окинула зал взглядом, воины дома Сварт оголили топоры, копья и длинные мечи.

– Не нужно. – попросил Вульфар, подняв ладони.

– Мы не отдадим единственного законного конунга под вашу стражу. Никакие приказы нас не удержат! – выкрикнул форинг Грейл.

Защитники Ингунн приняли круговое боевое построение, спрятав за своими телами свою правительницу.

– Уберите оружие! – приказала Ингунн, обращаясь к людям дома Сварт.

– У Белой Вороны здесь нет власти! И никогда не будет! Svarg! – скомандовал Грейл, сверкнули металлические лезвия, наконечники копий и стальные шлемы.

Заскрипела сталь о сталь. Воины Бьорнбора отражали яростные атаки, не пропуская врагов к Ингунн Жестокой. Круг воинов с гербами драконьих скелетов сужался. Разлетались в щепки деревянные щиты от ударов топоров. Гнулись металлические пластины наплечников и шлемов.

Распахнулись двери длинного дома. Забежала группа берсерков из клана Оксбранн, их скрещенные и объятые пламенем топоры были нашиты на кожаные куртки. Воины устремились к скопищу людей и острых лезвий. По залу разлетелся пугающий боевой клич. Часть стражи клана Сварт обернулась, на их лицах выступил ужас и безнадега, они узрели приближение смерти. Головы стали валиться на пол, заливая сухие доски горячей бурлящей кровью. Бордовые капли окропили ступени у трона Вульфара Справедливого. Конунг Хуведберга выхватил свой наточенный меч, острее зубов вымерших драконов, что могли разгрызать стволы деревьев легким укусом, даже не напрягая мышцы челюсти. Меч конунга Хуведберга изукрашен северным орнаментом в виде узлов, а навершие украшали черные драгоценные пейниты, переливающиеся красным на свету, это были редчайшие камни от Остроскальных островов на самом севере до Фортресса на самом юге.

– Хватит! – басом крикнул Вульфар. Сражение прекратилось тотчас.

Даже Ингунн ощутила дрожь в сердце, на какое-то короткое время она даже призадумалась, что в жилах Вульфара действительно текла кровь первых северян, и что ей никогда не обрести этого дара предков, ведь в ее роду было много кровосмешений с чужаками. Но Вульфар все же был слишком мягок для севера, редкие порывы властности не помогли бы ему удерживать власть слишком долго.

Воины конунга Ингунн расступились, пропустив ее к трону, у которого стоял вооружившийся Вульфар. Густая борода и густые брови придавали главе дома Сварт вид грозного хозяина. Но Ингунн не боялась его.

– Предлагаю дуэль, пока мы все не поубивали друг друга. Это закон предков, все обязаны его уважать. – предложил Вульфар.

Ингунн подступила к правителю города и замахнулась мечом с клинком, чья сталь переливалась синим. На прямой гарде меча вспыхнули руны, выбитые друидами из клана Снолов. За считанные секунды Вульфар осознал, что воздух пред ним разрубал Осколок Хургун. Легендарный меч первых детей севера.

Вульфар успел защититься в последний момент. Лязгнул металл. Разлетелись искры. Вульфар чуть оступился, его хватка ослабла. Правая рука, в которой он держал меч, дрогнула. Ингунн замахнулась и ударила вновь, Вульфар отразил рубящую атаку, но меч выскользнул у него из руки, отлетел за трон.

– Неразумно предлагать поединок, когда не орудуешь своей основной рукой. Ты всю жизнь был левшой, Вульф, уж я-то знаю, – произнесла Ингунн. – Перерезать оставшихся, а конунга в темницу.

Берсерки Оксбранна стремительно набросились на оставшихся воинов Сварта. Последние литры крови пролились на пустые столы, скамьи и пол.

Глава пятая

Темница Хуведберга

Завывал ветер. Он спускался по винтовой лестнице, пролетал сквозь тюремный коридор и удалялся через щель в стене, куда помимо него способны были просочиться лишь мыши.

Темница отделялась от коридора решеткой, поэтому Вульфар прислонился к холодным железным прутьям, чтобы ощутить прохладное дуновение. Он сидел на полу, прикованный к стене, цепи едва хватало, чтобы дотянуться до решетки. Вульфар уставился на догорающую свечу в коридоре. Когда она потухнет, то наступит кромешная темнота. Но пока слабый рыжеватый свет рассеивался по казематам. Свет кончался там, где каменный тоннель разделялся на три пути. Вульфар собственнолично никогда не исследовал эти лабиринты, лишь изучал чертежи, из которых знал, что, следуя определенному маршруту, можно добраться до потайной двери. Но побег был крайним решением, жестом полного отчаяния. На севере презирали тех, кто струсил и скрылся от уготованного богами. Таких трусов называли изгнанниками. Изгнание было хуже рабства.

Вульфар впервые за долгих сорок три года своей жизни ощутил, что ему неприятен холод. Здесь, под землей, он пробирал до глубины, морозил не только кости и жилы, но и бессмертную душу. Бывшего конунга лишили всех цепей и амулетов, оставили лишь тканевые тряпки на теле и меховой плащ.

Глаза незаметно сомкнулись, Вульфара клонило в сон. Он практически погрузился в царство сновидений, где обычно мчал верхом на фантастических скакунах или смеялся на пиру с богами, но его встревожил чей-то тяжелый шаг. К темнице с факелом в руке подошел стражник и проверил наличие пленника в клетке.

– Повелитель. – поклонился страж в железном шлеме с козьими рогами.

– Уже не повелитель, так что можно без любезностей. – вяло ответил Вульфар.

– Вы небезызвестный человек на Драконьем Севере, никому не лишить вас ваших заслуг прошлого. Ваше имя уже выбито на скале Великих.

– Но вот я здесь. Величием тут явно не пахнет, – откашлялся Вульфар и потеребил покрасневший от внезапной простуды заложенный нос. Голос бывшего конунга сделался хриплым и уставшим. – Мы раньше нигде не встречались? Голос кажется знакомым.

– Да, повелитель, – кивнул стражник и присел на корточки по ту сторону решетки. – Мы сражались с дикими горными племенами у Фьелла еще в бородатом году.

– Пятый год новой эры. Двадцать лет назад, – вспомнил Вульфар. Взгляд его прояснился, голубые глаза вновь ожили. – Ты из клана Элдхус? Имя совсем запамятовал. Вроде сын Орна?

– Матс сын Орна, верно, – улыбнулся стражник. – Славные были времена. Помню их, будто вчера произошло. Моя первая битва. Я был простым дренгом, даже борода еще не росла.

– А я в тот день чуть не погиб. Я только понял, какого это быть ярлом после стольких лет тренировок и учебы, как началась война с горными кланами. В битве при Фьелле мы потеряли многих хольдов, враг теснил нас обратно к стенам, какой-то безумец в черном с ног до головы набросился на меня и рубанул огромным топором. Я бы такой и обеими руками не поднял, а он одной левой. Я как упал от жгучей боли на спину, думал, что уже все, смерть. Слетелась стая воронов, посланников безымянного бога, стали кружить над полем битвы, ожидая скорого ее завершения. Что потом было – не помню. Все, словно в тумане. Помню лишь головы этих дикарей на пиках у стен Фьелла. Славное было зрелище. А шрам у меня до сих пор по ночам напоминает о себе. Будто бы я до сих пор лежу там и истекаю кровью, а все это лишь предсмертный сон.

– Все мы оставляем часть себя в каждой из битв. – коротко добавил Матс.

– Так на все битвы себя и не хватит. Вот я и пытался избежать боя в своем родном городе, – признался Вульфар. – Устал я от смертей и крови.

– Ваши люди не хотели сдаваться Белой Вороне.

– За спиной Ингунн вороной кличешь? Она ведь твой сюзерен.

– Она жестока и порой недальновидна, но в одном права наверняка – южане опасны. Они уже пытались вторгаться на наши земли, когда я был еще ребенком, но тогда их силы не окрепли, и наши отцы их отбросили подальше. Теперь южане сильны, как никогда.

– Наша страна не выдержит войны. Кланы слишком не обузданы, пусть даже враг реален – лишь прямое нападение сплотит Драконий Север настолько, чтобы дать достойный отпор.

– Вы наверняка правы, но северу нужна не мудрость, а звериная сила. Ваша сила убывает, от нее практически ничего не осталось. – признался Матс.

– Что с моими людьми? Хоть кто-то в городе остался стоять под знаменами Сварта? – спросил Вульфар.

– Да, но после того, как началась резня в длинном доме, хирды на улицах накинулись друг на друга. Клан Сварт практически полностью уничтожен. Ингунн Жестокая предложила им сдаться и принять ее их конунгом. Некоторые согласились.

По лестнице в казематы спустилась высокая широкоплечая женщина. Шла она медленно, ее тень растянулась вдоль всего освещенного участка туннеля.

– Ты можешь идти, страж. – настояла конунг Ингунн, похлопав Матса по спине.

– Конунг. – кивнул тот и передал правительнице догорающий факел. Воин из клана Элдхус поспешил оставить Ингунн и Вульфара наедине.

Когда силуэт Матса скрылся, Ингунн заговорила:

– Я не хотела, чтобы все вышло так, но твои люди слишком упрямы, а ты не сумел их убедить в необходимости присоединиться ко мне. Это пришлось сделать мне. Твой клан все еще почитает тебя, как главу дома, но ты больше не будешь конунгом. Я предлагаю тебе место ярла под моим началом.

– Стать твоим вассалом? Вот уж… – вздохнул Вульфар. – Ты вонзила мне нож в спину, иначе это не назовешь. Мне стоило предвидеть такой исход.

– Ты знал, что так будет, я ни за что не поверю, что Вульфар Справедливый оказался настолько неразумным.

– Может и знал, может и хотел оказаться в четырех стенах под древнейшей крепостью севера. Мне надоели эти игры.

– Игры у южан, а у нас прямой путь к славе. Шестеро указывают мне его. – заверила Ингунн.

Вульфар молчал. Ему совсем перехотелось говорить, особенно с Белой Вороной.

– Я хочу увидеть детей.

– Они не твои дети, – рыкнул Вульфар. Ингунн вновь ощутила дремлющую в нем мощь истинного северянина. – Но ты теперь властна делать все, что пожелаешь.

– Я не стану этого делать, если ты не захочешь.

Вульфар выпустил смешок, наполненный презрением.

– Как Астрид отнеслась к тому, что ты принес домой двух близнецов? Она терпеливая женщина, но неужели еще и бесчестная, что смогла позволить нечто подобное?

– Она, как и я, решила, что ты погибла в той битве. Твое тело не могли найти много дней. Я обязан был забрать детей, тем более они должны принадлежать к дому отца.

– Ты похитил их, отгородил их от меня. Они хоть слышали мое имя? Хоть раз?

– Нет. – ответил Вульфар.

– Мы ведь хотели убежать вдвоем. Помнишь свои обещания? – все напоминала Ингунн. Она старательно вцепилась в прошлое и теперь, получив достойный шанс, истощит тему до последней капли.

– Я был юным и глупым. У меня была законная супруга, мне очень повезло, что она не рассказала о том, кто мать детей своему клану. Это бы уничтожило союз, к которому стремились все столько лет.

– Поэтому ты и не пускаешь меня к ним. О происхождении детей знаем только мы трое. Это было вполне очевидно, я предполагала об этом, но хотела убедиться из твоих уст, – Ингунн отошла от решетки, за которой сидел Вульфар, и направилась к лестнице. – Скажи своим сторожам, чтобы послали ворона, когда ты передумаешь и согласишься стать моим ярлом.

Ингунн Жестокая ушла, а внутри Вульфара вскипел гнев. То ли к Белой Вороне, то ли к самому себе. Он сжал ладони в кулаки и ударил ими стену.

Глава шестая

Дорога в Бьорнбор

Длинная вереница всадников и оруженосцев протянулась по Межгорному пути. С вершин спускались высокие хвои, что были старше любого из когда-либо шедших здесь людей, а меж деревьев проглядывали еще более древние руины сгинувших цивилизаций. Потускневшие и потрескавшиеся от времени колонны, заброшенные курганы, покинутые хижины, чьи крыши обвалились. Драконий Север, он же Кант, был древней землей, кто только не грозился овладеть здешними широтами, лишь народ фриссеров, современные жители гористой снежной тайги, закрепился и развил свою общину около двух тысяч лет назад. Даже тогда переселенцев из-за моря встретили все те же неизменные руины, хранящие свои бесконечные тайны под тоннами льда и снега.

Дул ветер, ссыпался с елей и пихт снег. Всадники потуже затягивали пояски меховых плащей и прятали в них носы. Лишь Ингунн дочь Крайна, неколебимо держалась в седле своего любимого коня Хунднера. Прекрасный гнедой скакун с длинной шерстью, пышной гривой и сплетенным в косу хвостом. Ингунн назвала Хунднера в честь одноименного существа из легенд, что ей рассказывал отец в детстве. Могучий и непокорный Хунднер скакал по небосводу, топча голубое полотно сотнями своих копыт. Жеребец был настолько строптив, что мчал над горами и морями, лишь бы его не клеймили. Но бог Солфарнрир, отец солнца, заметил, как полотнище дневного неба стало разрываться от топота могучего коня. Появились разрывы, через которые просочилась тьма заодно с луной и ее отцом Стьянниром. Солфарнрир с солнцем и Стьяннир с луной стали бороться друг с другом. Битва длилась сотни тысяч лет, пока оба отца не заметили, что усилиями коня миры тьмы и света слились окончательно, тогда они решили прекратить вражду и объединиться, чтобы изловить непокорного жеребца Хунднера и запереть его в темнице в наказание за сотворенное. Отцы оставили солнце и луну, а сами отправились в погоню за неуловимым жеребцом.

Ингунн очень любила эту сказку в детстве, а когда ей подарили жеребца на шестнадцатилетние, который отказывался надевать седло и пускать на свою могучую спину хоть кого-то, спустя несколько долгих месяцев тренировок и попыток приручить скакуна, решила ознаменовать свой успех недвусмысленно. «Ингунн, что укротила самого Хунднера!» – так с легкой шутливостью и неподдельным восхищением шептались в медовом зале во время пиров. Ингунн льстило, что о ней говорили, но она не любила, когда внимания к ее персоне становилось слишком много, поэтому всячески избегала столпотворения и сбегала с пиров да собраний отца, чтобы лишний раз попрактиковаться во владении мечом и топором.

Могучий ветер раскачивал длинные хвои, трещали ветки, разлетались с крон вороны и совы. Длинная белоснежная коса Ингунн перекинулась через ее плечо и, словно флаг, трепетала от ветра. Красные глаза конунга, казалось, прорезали горизонт, и Ингунн видела весь север от берега до берега.

– Моя правительница, – Ингунн нагнал ее лендрманн. – Если вы не против, то нам не помешало бы обсудить кое-какие государственные дела.

– Конечно я не против, Ол. – кратко ответила женщина.

– Вы не думаете, что клан Сварт взбунтуется? Нам следовало бы оставить больше людей в Хуведберге.

– Нет. – ответила Ингунн, не отрывая взгляд от незримого из-за снегопада горизонта.

– Но почему?.. – резко спросил лендрманн Ол, но все же поправил себя. – …Мой конунг.

– Потому что мне нужны люди у северных фьордов. В скором времени набеги продолжаться, мы должны вовремя прервать наступление островитян. О Сварте же слишком много не думай, Вульфар согласится помогать, он поймет рано или поздно, что мы на одной стороне.

– Главное, чтобы не слишком поздно.

– Не нагнетай. Тем более, я не совсем глупа и подкупила людей в ближайшем кругу правителей Сварта и Элдхуса. В случае чего – нам пошлют ворона.

– Я думал, вы ведете честную игру, – без страха и сомнения произнес Ол. – Безымянному богу это не понравится.

– Аккуратнее с языком, сопляк. – огрызнулась и ощерилась Ингунн. Ее глаза наконец дернулись и пали на глаза советника.

Ол дрогнул, побледнел пуще прежнего и чуть не свалился с седла. Ему в миг стало крайне неуютно, захотелось замедлиться и оставить конунга одну во главе марша.

– Я не собираюсь никого убивать, лишь слежу из теней. Никакой грязи. – все же объяснила Ингунн.

– Простите, – кивнул Ол и закрыл глаза, боясь взгляда госпожи. – Давайте сменим тему. Чем вы хотите заняться, когда вернетесь в столицу?

– Я бы сходила на охоту. Шестеро не дадут соврать, я так давно не охотилась. Найти бы какого-нибудь оленя или лося. В наших краях как раз должны начаться миграции парнокопытных прямиком с гор да в лесные угодья. Эй, Свайн, – конунг обернулась и окликнула своего хускарла, что послушно следовал позади. – Как насчет охоты по возвращении?

– С радостью, Ингунн! – обрадовался хускарл и присоединился к строю Ола и конунга. – В награду за наши завоевания, победы и заключенные союзы боги обязаны послать целую стаю рогатых лошадей!

– Свайн, – усмехнулась Ингунн. Ол, что ехал по левую руку от нее, поймал себя на мысли, что впервые слышит даже столь скромный смешок от правительницы. – Какие же они лошади?

– Копыта, ноги – все то же. – оправдывался хускарл.

– А как же рога? – вмешался Ол. – И короткий хвост. Я уже молчу про их демонический крик. Лошади так не умеют.

– Ну а ты сравни наших северных оленей и южных. У Вайнсбургов они тощие, мелкие и пятнистые. А наши-то какие? Мясистые, плотные, смуглые, как медведи, а рога раскидистые, словно ветви ясеня. Но ведь тоже олени. – отвечал Свайн.

– Так рога ведь на месте. – пожал плечами Ол.

– Но убери ты эти рога – никогда бы не сказал, что оба они представители одного вида.

– Олени без рогов вообще больше на худых коров похожи, – заметила Ингунн. – Поверить не могу, что позволила втянуть себя в эту беседу. Что за ребячество!

– Не ребячество, – оскорбился Свайн. – Ученые мужи многих государств составляют классификации животных, они ведь основываются на чем-то, наверняка и на подобных рассуждениях.

– О да, – рассмеялся Ол. – Уже вижу, как сидят хранители знаний и спорят о том, лошадь олень или корова!

– Может, ты больше хочешь поговорить о своей Джерд? Может, мне стоить наведать ее, когда буду проездом в Норскальде? – злорадствовал Свайн, хитро улыбаясь.

На лице Ола всплыл гнев. Он схватил топор и стал размахивать им, выкрикивая угрозы.

– Кричи-кричи, женщинам нравятся истерички, как ты! – продолжил накалять события Свайн.

Ол остановил своего коня и спешился, продолжая неистовствовать. Свайн лишь посмеялся, глядя на него, и спокойно поехал дальше подле конунга. Всадники, что проезжали мимо, смеялись и указывали на Ола, выкрикивая шутки.

– Не боись, не тронет он твою бабищу! Она кроме тебя никому не сдалась! – выкрикнул кто-то из воинов, и всадники заразились хохотом.

Глава седьмая

Золотая осень Холоборна

Лошади неспеша шагали по каменному тракту, десятки рядов по два всадника в каждом, а в центре вереницы карета с двумя упряженными дебрёгерскими орлиными тяжеловозами. Кортеж только пересек границу королевского герцогства Вотерлэнд с герцогством Холоборн.

Герцог Валрейд Гюла раздвинул шторки и выглянул из кабины кареты. Он вдохнул свежий осенний воздух. Только-только кончился дождь, и земля пропахла влагой. Валрейд считал это самым приятным запахом на свете, лучше аромата парфюма или вина.

Пестрые разноцветные листья украшали все еще пышные кроны лип, дубов да каштанов. Влажные от перенесенного дождя, они блестели на солнце, отчего дорога, казалось, шла сквозь башни, состоящие из чистого золота.

– Ну и погода, а? – улыбнулся Валрейд, сверкнув ровными зубами. Он отпил из своего бокала и поставил его на подоконник дверцы.

Напротив мужчины сидела его дочь. Девочка двенадцати лет с кучерявыми темно-каштановыми волосами, сплетенными в две косички. Одета юная леди была в насыщенного цвета изумрудное платье с кружевами. Дочь никак не ответила на вопрос отца, она понурила голову и шила своей деревянной кукле одежду из сукна.

– Тебя что-то тревожит? – добродушно спросил отец, придвинувшись на край сиденья, чтобы стать поближе к дочери.

– Ничего. – печально ответила девочка.

– Ланн, поговори со мной. Мы не виделись столько недель, пока ты гостила при дворе короля. Отложи свои спицы, пожалуйста.

– Мне не очень хочется говорить сейчас.

– Ты уверена? – Валрейд глянул в стеклянные глаза дочери, та чуть ли не рыдала. Эмоции столь внезапно проступили на ее лице, но отец-герцог был готов.

Валрейд вытянул из нагрудного кармашка своего бархатного темно-бурого камзола шелковый платок и протянул Ланн. Девочка приняла великодушный жест отца, отказать в подобном считалось крайне дурным тоном.

– Я не хочу больше покидать наш замок. – шмыгнула носом Ланн.

– Пока ты побудешь дома, но в скором времени тебе придется выйти замуж и, скорее всего, ты отправишься в Вотерлэнд. Это хотя бы не так далеко. – поучал отец.

– Ты не понимаешь. В замке короля Эдуарда холоднее, чем в нашем, он куда больше и темнее внутри. Я знаю каждый закуток в нашем семейном замке, знаю каждого слугу. А там мне все чужие, все хмурые и деловые, им все равно на меня…

– Ланн…

– А еще дочери и племянницы короля, – продолжила девочка, уже не в силах остановить поток эмоций. – Они злые. Они говорили про меня много гадостей.

– Какие же? – нахмурился Валрейд. Ему хотелось бы верить, что дочь просто приукрашивает.

– Что я родилась в конюшне, потому что земли моего отца – это и есть конюшня. Что моя мама всю жизнь была простой служанкой, виночерпием у какого-то мелкого барона, а ты женился на ней, чем опозорил собственную честь и честь дома. Они много, что говорили, они постоянно шептались и сплетничали, будто ничего другого не умеют. Они даже не играли в куклы, сказали, что это занятие для грудничков и глупых мальчишек, а им уже пора думать о свадьбах. – Ланн говорила и ее руки тряслись тем сильнее, чем больше она высказывала.

– Ну-ну, милая, – Валрейд сел к дочери и обнял ее. – Не слушай их. Если ты хочешь пока побыть в замке, то так и быть. Сестры и братья тебя очень ждали, повидайся с ними, как приедем, сходите вместе к морю, но возьмите с собой Ганна, хорошо?

– Да, папа, – сопела заложенным носом Ланн в объятиях отца. – Как некоторые люди могут жить и быть такими злыми?

– Понимаешь, доченька, – Валрейд стал обдумывать каждое слово, от него требовалось подбирать их тщательно не только во время заседаний и слушаний, но и в повседневных разговорах с детьми. – Когда люди делают что-то неправильное, то они не чувствуют, что это плохо внутри себя, они привыкли так поступать, привыкли думать определенным образом, они считают, что… что и окружающие должны понимать, что это совершенно нормально – думать так. Когда человек жаден, то он не понимает этого, пока не наступит какой-то переломный момент, час осознания. Но до того момента жадный ты или злой – ты чувствуешь себя обычным.

– Я понимаю, наверное…

– Хочешь пригласим Ганна сюда? Он всегда поднимает тебе настроение.

Ланн кивнула. Валрейд открыл дверцу кареты и постучал по корпусу, высунувшись наружу.

– Милан, притормози.

Кучер сбавил ход, следом остановились все всадники.

– Ганн, подойди-ка! – Валрейд помахал рукой своему телохранителю, что держался верхом позади кареты.

– Ваша милость! – поприветствовал телохранитель в отполированных до зеркального блеска латных доспехах высшего качества. Легкий ветер развивал его длинные светло-русые волосы. – Чем я могу услужить?

– Залезай к нам! Выпьем! У меня есть лишний бокал для тебя. – зазывал Валрейд.

– Ваша милость, я не уверен, что мне стоит.

– Это почти что приказ, приятель, выпей со мной.

– Как вам будет угодно. – Ганн спешился и передал своего коня в легкой зелено-белой полосатой попоне оруженосцу.

Телохранитель взобрался на карету и протиснулся, скрипя доспехами, через узкую дверцу. Он сел напротив своих покровителей и склонил голову, приветствуя леди и лорда.

– Чем я могу помочь, государь? – спросил Ганн.

– Вот, выпей-ка, – герцог Валрейд наполнил бокал вином и протянул Ганну. – Урожай первого года до новой эры. Собрана вблизи озера Вира на винограднике замка Гардьёр. Тогда был замечательный год, теплый и щедрый на легкие дожди, отчего земля напиталась влагой и витаминами. Вино старше моей дочурки.

– Благодарю, государь, – Ганн принял бокал и принюхался к напитку. – Чудесный аромат.

– Да, а ты вспомни, что мы пили лет пятнадцать назад. Я тогда был всего-навсего сынком влиятельного пэра, а сам из себя ничего не представлял. Мы с тобой частенько убегали в таверну Элезии, минуя большак. Нас не было в Рангароне сутками, пока мы веселились с тамошними красотками.

– Отец! – возмутилась Ланн, оторвавшись от вязания.

– Ой, не воспринимай слова своего старика слишком серьезно. Тем более, тогда я еще не венчался с твоей дорогой матушкой. То было время свободы, время безрассудства. Воспитанной леди вроде тебя не стоит брать пример с меня в молодости, – Валрейд погрозил дочери пальцем. Ланн закатила глаза. – В те годы у нас был еще один друг… Как же его звали?

– Отис? Славный парень, жалко, что потом он бежал в Кант. – вспомнил Ганн.

– На Драконий Север-то? Зачем это? Я думал все это время, что он все же напился до могилы. Не спрашивал о нем из приличия… Да и разговора об этом не заходило что-то за все годы.

– Нет, он бежал от законников. От Всадников Горя… то есть от вотерлэндских верховых, – поправил себя Ганн. – Преследовали его до Волчьей реки.

– Он убежал аж до Риверлока? Похвально для человека его телосложения. – удивился герцог.

– Сперва он скакал верхом, где-то неподалеку от замка Дабима лошадь подохла то ли от тяжести своего груза, то ли от того, что ее загнали.

– И что же? Всадники добровольно отправили его на Север? Я думал, они всех отправляют в Бэйст. Там, среди Всевидящих гор, ведь сидят все пленники королевской конницы.

– Так-то да, но в этот раз конники решили позлорадствовать. Они взглянули на Отиса и расхохотались, говорили, что в Бэйсте он и сутки не проживет. А на севере, мол, может даже похудеет. – рассказывал Ганн, понемногу пробуя вино.

– Не верится как-то. Кто тебе это рассказал? Да еще и в таких подробностях.

– Мой брат. Он в то время был одним из королевских конников. Он и предложил сдать беднягу северянам, они от рабочей силы никогда не отказывались.

– А что королю потом сказали? – спросил герцог Валрейд.

– Что помер, пока за ним гнались, что же еще. А сейчас, даже если и вскроется, то уже всем плевать.

– Я правильно понимаю, что Отис навлек на себя гнев короля Эдуарда той самой выходкой с клириком и шутом? – тихо смеясь, спросил герцог.

– Не-а, – Ганн нахмурился. – Отис убил человека. Маленького мальчика столкнул в воды залива Ветров. А парень оказался придворным виночерпием гостившего тогда в Элезии короля.

– Зачем он это сделал? – удивился Валрейд.

– Парень спер у него бутылку столетнего вина, которую Отис сам откуда-то спер и хранил на какой-то особенно важный случай. В тот день он вытащил вино из своего погреба, чтобы похвастаться перед какими-то уличными дамами, видимо счел, что… знакомство с девушками – это весьма важный случай.

– Нелепая и печальная история, – вздохнул Валрейд. – Но давай поговорим лучше о чем-то, после чего у моей дочери не будут уши сворачиваться в трубочку. Расскажи Ланн о том, как ты убегал от псов лорда Леонарда Банфи.

– Да уж, звучит точно, как подходящая история, отец. – усмехнулась леди Ланн.

– Вот это ты вспомнил! Мне тогда было лет одиннадцать или… тринадцать? Где-то столько, да. Я с подругой пробрался на коровье пастбище, чтобы набрать немного молока. Кто же знал, что там свора злобных зубастых псов без цепей? Они нас только увидели – завыли и бросились, клацая зубами. Я никогда так быстро не бегал. Даже позабыл про подругу. Но на ровном поле откуда-то взялась ямка, из-за которой я споткнулся и ударился носом о землю. Подруга моя промчалась мимо и не обернулась. Она ловко перепрыгнула через забор и скрылась в зарослях жимолости. Пусть Волчица будет мне свидетельницей, я уже решил, что меня разорвут заживо. Топот собак притих, позади меня протяжный тихий рык. Я зажмурился и стал молиться, пока не понял, что меня никто так и не тронул. Тогда медленно обернулся и увидел у своих ног четырех псов, слюнявых и недовольных моим присутствием. Они не набрасывались на меня, но стоило мне попытаться отползти, один из псов вцепился мне в ногу. Не сильно, я даже взгляд не стал отводить, ибо уже не боялся. В тот же момент собак свистнул пастух, все трое развернулись и побежали от меня. А я встал и совершенно опустошенный покинул поле. – рассказывал телохранитель Ганн, отдавшись воспоминаниям.

– Почему вы воровали молоко, а не попросили у хозяина? – спросила леди Ланн.

– Девочка моя, – рассмеялся Ганн. – Я по молодости много глупостей совершал, куда больше твоего отца. На моем фоне Валрейд из Бэндигора просто сущий ангел.

– А как вы познакомились? – спросила Ланн. – Вы ведь совсем из разных сословий. У меня нет ни одной подруги, у которой бы не было титула пэрессы.

– Думаю, эта история не на один день. – улыбнулся Валрейд и поднял бокал.

– Воистину, друг мой.

Телохранитель и герцог стукнулись бокалами.

– Мой герцог! – донеслось с улицы.

Валрейд отложил бокал и распахнул дверцу кареты. Повозка остановилась. Заржали лошади, пытаясь встать на дыбы. Что-то сильно напугало их.

– Вы должны это увидеть! – охотник и рыцарь Валрейда Матьяш Кан спешился со своего коня и вышел вперед всей вереницы всадников.

– Мы в пути уже третий день, с момента, как покинули Гарденпорт, зачем останавливаться? Давайте уже доедем до Бэндигора поскорее. – сетовал герцог Валрейд.

– Мой повелитель, я думаю, что просто так Матьяш бы не стал звать вас. Давайте взглянем. – Ганн вышел из кареты и спрыгнул на землю.

Герцог почесал русую бороду и последовал за телохранителем.

– Ланн, – Валрейд остановил дочь, когда та собралась выйти за отцом. – Посиди внутри.

Валрейд закрыл дверцу кареты и прошелся вдоль тракта к группе его рыцарей, помощников и солдат. Он растолкал их и увидел истерзанное тело неизвестного бедняги. Герцог приблизился к трупу, склонился над ним и подозвал к себе Матьяша, своего лучшего охотника.

Охотник взглянул на убитого. Одежда истерзана в клочья, но по остаткам было заметно, что человек был не из богатой семьи и, скорее всего, не принадлежал ни к какой династии. По всему телу глубокие раны, следы от укусов. Ноги и руки трупа вывернуты в неестественном положении, явно были переломаны.

– Что ты можешь сказать, сэр Матьяш? – с отвращением от увиденного спросил Валрейд.

– Бедняк. Наверное, он из деревни Сибер, она ближайшая к Волчьему тракту, по которому мы сейчас передвигаемся. – ответил Матьяш.

– Исходя из названия, можно предположить, кто виноват в гибели парня? – спросил Ганн, прижимая ноздри от трупной вони.

– Тракт назван волчьим, потому что эти хищники орудовали здесь еще до появления поселений. Большое количество повозок да охотников спугнули зверей подальше от местных рощ. Волки убежали в Хорнвудский лес, через который мы ехали от короля Эдуарда. – объяснял Матьяш.

– Но они ведь могли вернуться? Вдруг в лесу стало мало пищи? – спросил герцог Валрейд.

– До леса шестьдесят километров. Слишком далеко. Да и вряд ли это были волки. Взгляните на глубину укусов. Вот здесь, – Матьяш ткнул пальцем на след от острого зуба. – Размер не волчий. Я бы сказал, что такие зубы имеют медведи.

– Медведи водятся в наших краях? – удивился Валрейд.

– В том и дело, что нет. Я охотился на медведей в последний раз лет шесть назад в лесу у Всевидящих гор.

– Тогда кто это сделал, Матьяш? – требовал получить ответ Валрейд.

– Не знаю, львы водятся лишь в Фортрессе и на полуострове Хаммер в Приллфорте, а белые северные львы лишь в горах Канта. Тигры давно уже не показываются людям, есть мнение, что они вымерли, даже если они и остались, то не высовываются с полуострова Еловая Лапа.

– Крокодил? – неуверенно произнес Ганн.

Матьяш поднял взгляд на телохранителя Валрейда и тяжело вздохнул:

– Я не думаю, что хоть один крокодил смог приползти к нам с Проклятых топей.

– Мы можем сделать вид, что ничего здесь не видели. Мало ли какая бешенная зверюга это сделала – она наверняка уже померла где-нибудь среди полей и рощ. – предположил Ганн.

– Так нельзя, – встрепенулся Матьяш и обратился к герцогу. – Нужно провести расследование. Отправьте двух-трех лучших людей, можете даже меня послать с кем-нибудь. Надо отыскать зверя, пока не появились новые жертвы.

– Хорошо, Матьяш. Мы ускорим темп и прибудем в Рангарон к завтрашнему утру. Оттуда я пошлю несколько человек верхом налегке. Доберетесь до Сибера до заката, опросите там всех, – заключил герцог. – Заверните тело бедного парня во что-нибудь и погрузите в одну из телег. Нужно доставить его Микице, пусть осмотрит повнимательнее.

Глава восьмая

В стенах Рангарона

Практически все окна в замке Рангарон были скорее похожи на бойницы, только застекленные. Через них практически не проникал естественный свет, приходилось освещать коридоры и залы масляными лампами, свечами и люстрами. Светильники то и дело гасли, а слуги не успевали зажигать их, отвлекаясь на более насущные дела: синьорам замка нужно было менять постельное белье, гладить парадную и ночную одежду, подносить блюда в покои и разжигать камины. Близились серьезные заморозки, октябрь обещал стать одним из самых холодных за последние двадцать пять лет. По крайней мере, так говорили в народе. Уличные простаки верили словам гадалок и неумелых знахарок, что видели знаки грядущих небывалых морозов во всем. Примитивный разум мирян полагался лишь на подобные верования, их мозги падки на все, что касалось мистики. Микица раз в неделю покидал замок, чтобы наведаться в Бэндигор и запастись всеми нужными инструментами и ингредиентами для своих разработок и опытов. Он не доверял эту работу посыльным, потому что люди, не наделенные способностью к гибкому мышлению, постоянно совершали ошибки, забывали что-то или неверно интерпретировали четко изложенные мысли. Поэтому легче было самому пару часов потрястись в седле. До крупнейшего города герцогства Холоборн от Рангарона было всего двадцать семь километров, если не держаться Большого Северного тракта, а скакать по широкой проселочной дороге до северных городских ворот. С телегой или каретой по проселочной было ехать опасно – высок риск застрять или вовсе лишиться колеса, поэтому приходилось ехать в объезд и держаться тракта, по которому до главных южных ворот четыре часа пути, если без пробок.

Микица, сгорбившись и косолапя, настиг дверь в свою мастерскую, вставил в замочную скважину ключ и осмотрелся по сторонам. Лекарь шагнул в комнату, повесил ключи на крючок у входа и подошел к столу, засыпанному всевозможными записками, фолиантами, свитками, зажимами, ножами, пилами, пинцетами, пробирками в штативах, перевернутыми воронками и стеклянными трубками. В сосудах всюду что-то бурлило, трещало, щелкало, кипело и шипело.

Микица снял с плеча сумку и аккуратно выложил на стол увеличительное стекло, несколько колб с реагентами и какой-то сверток прямоугольной формы.

Микица взял охапку инструментов и подобрался с ними к хирургическому столу, на котором лежал труп найденного вчерашним днем юноши. Придворный лекарь положил все оборудование на инструментальный столик и вооружился лишь скальпелем. Лезвие он подогрел с помощью пламени свечи, затем сделал первый надрез на животе. Запахло паленым жиром и кожей. Микица установил расширители на место разреза и пошире раскрыл щель в брюшную полость. Он долгое время что-то внимательно рассматривал, изучал органы убитого, затем тщательно промыл руки в ведре и погрузил внутрь живота.

После этого Микица еще раз вымыл руки, взял лупу и осмотрел укусы, места разрывов и переломов.

В дверь мастерской постучали.

– Входите. – сосредоточенно произнес Микица.

Вошел Иоанн Агапит, придворный ученый. Мужчина преклонного возраста, с седой копной лысеющих волос и длинным остроконечным носом. Он молчаливо поклонился врачевателю и приблизился к нему, внимательно изучая процесс работы.

– Есть успехи? – спустя пару минут Иоанн нарушил тишину.

Микица передал увеличительное стекло ученому и указал на места укусов.

– Бедняжку так изуродовало, что ему и не помочь, – цокнул Иоанн. – Кто, предполагаешь, стал убийцей?

– Главный охотник Матьяш сказал, что это не может быть ни медведь, ни лев, ни тигр. Но это совершенно точно и не волк, – пожал плечами Микица. – Когда данный индивид погиб, то зверь еще продолжал потрошить его тело, на шее раны без кровоподтеков. Много крови в брюшной полости. Переломаны ребра, переломы лучевой и локтевой костей со смещением. Переломы большеберцовой и малоберцовой костей правой ноги, как раз возле следа зубов. Я предполагаю, что существо, зверь или монстр, было достаточно сильным, чтобы трясти телом человека, словно кроличьей тушкой.

Иоанн рассмеялся, чем вызвал легкое недоумение на лице Микицы:

– Что же это за зверь тогда? Быть может, драконы ожили? Ха, или это тролли спустились с гор?

Внутри Микицы воспылал гнев, он постарался скрыть его, делая вид, что продолжал исследовать раны на поверхности тела жертвы, на самом деле прокручивая в голове то, как бы ему хотелось хотя бы разок врезать Иоанну по голове. Но эта мечта оставалась неосуществимой, ибо отец Иоанна – престарелый Джон Агапит, барон Дебрёгера. Хоть Джон Агапит и был вассалом герцога Валрейда, но все подчинялись воле короля Эдуарда Вайнсбурга. Все от Холоборна до Фортресса знали, что Вайнсбурги не отличались снисходительностью.

– Знаешь, ко мне вчера прилетел голубь с посланием о происшествии у герцога Приллфорта Люциана фон де Крована. Его придворный лекарь осматривал детей герцога, как это обычно и бывало. Последней на осмотре осталась младшая дочурка Люциана, вроде малышку звали Вией, – ученый стал расхаживать по мастерской и трогать оборудование своими немытыми пальцами, будто все это принадлежало ему. – У малышки Вии болело горло, поэтому придворный лекарь взял зеркальце и попросил девочку пошире открыть рот. Он увидел процесс воспаления, который уже перебросился на миндалины. Врачеватель выдал ребенку травы, которые должны были снять воспаление, и отпустил ее восвояси до следующего посещения. Как ты уже мог догадаться, ведь ты парень сообразительный, Вия до следующего приема не дожила. Она скончалась посреди коридора часом позже. Ее нашла стража. Девочка была вся синяя, холодная, она держалась за горло…

Микица слушал старого ученого, но лишь вполуха. В какой-то момент его истории он внезапно для самого себя заметил интересную деталь. Расстояние Царапин на трупе могло сказать о размере лапы. Микица перевернул труп на спину в поисках более или менее четкого следа, взял линейку, измерил все и пришел к выводу, что убийцей явно был не медведь, лапа в разы меньше, но гораздо больше, чем у среднестатистического волка. Учитывая возможную силу зверя и размер чуть больше северного лесного волка, Микица мог прийти к выводу о появлении нового вида или о проявлении гигантизма среди млекопитающих. Он мог бы написать целый медицинский труд об этом звере, если людям герцога удастся его выследить и поймать.

– …И оказалось все гораздо проще. В горле у девочки обнаружили зеркальце, которым врачеватель осматривал воспаление. Оно перекрыло дыхательные пути, вызвав кислородное голодание организма. Как такое возможно? Оказывается, возможно. С нынешними-то недотепами-врачами. Вот и итог – у девочки асфиксия, а врача казнили. Раньше все было куда проще, ибо людей учили наукам, а не просто заставляли зазубривать однотипный материал. Раньше специалисты были лучше, а оттого и глупостей подобных не случалось.

Микица молча выбежал из мастерской, оставив ученого в молчаливом недоумении. Иоанн с отвращением и брезгливостью взглянул на труп, укрытый тонкой простыней до пупка. От тела пахло тухлыми яйцами, нашатырным спиртом и кислой капустой. Серная кислота, аммиак и меркаптан – триада гниения. Одним словом, пахло смертью.

– Какая мерзкая и неблагодарная профессия. Какое удовольствие в том, чтобы соприкасаться вот с этим вот? – с тоном недовольного аристократа произнес Иоанн и вышел из мастерской.

Глава девятая

Река Фейд

Морось смешалась со снегом. У погоды было две прекрасные крайности: когда шел теплый летний дождик или падали легкие снежные хлопья. Но когда одному случается встретиться вперемешку с другим – рождается самая отвратительная погода из всех, что Мэтт Кэнан мог вообразить. Под стать погоде у странника были и компаньоны. Вернее, его конвоиры, которые сумели-таки нагнать беглеца. Трое вотерлэндских всадников, все в сверкающих иссиня-черных доспехах. Сталь, словно деготь, поглощала краски заходящего солнца. На наплечниках всадников плетеные узоры, правые руки покрыты сегментарными доспехами, а на пальцах острые металлические когти. На головах всадников капюшоны, под которыми виднелись лишь черные маски. По ветру еле-еле развевались промокшие плащи всадников с гербами династии де Вайнсбургов: разинувшие клыкастые пасти червленые волки смотрели влево, но не спускали бездушных черных глаз с пленника.

Мэтту связали руки цепью и свободным концом привязали к седлу одному из всадников. Путник не видел лиц никого из тех, кого он сопровождал, но у всадника, к которому он был прикован, иногда выглядывали золотистые пряди курчавых волос из-под капюшона.

– Могу я узнать, куда меня ведут? – спросил Мэтт.

– Сам знаешь. – ответил тот конник, что держался позади пленного и следил за его послушанием.

– В крепость Бэйст, – догадался Мэтт. – Я слышал, что там могут содержаться до тысячи пленных, это так?

– Вот скоро и узнаешь. – ответил все тот же всадник.

– Мне кажется, что вы просто сбрасываете старых заключенных в ров или что-то вроде того. Ни один феодал не захочет кормить столько ртов. На чьи деньги содержится крепость? Неужто сам король жертвует деньги? – продолжал говорить Мэтт. – Знаете, я слышал, что вы часто даете беглецам достичь Драконьего Севера, там нужна рабочая сила для постройки стены. Я ведь почти добрался до границы, смилуйтесь.

– Нет, – рявкнул второй всадник, что держался впереди Мэтта. – За тебя нам много заплатят.

– Премиальные? Заманчиво. Я бы попросился в долю, но меня тошнит от псов режима и от тех, кто их нанимает.

– Свое мнение оставь при себе. – произнесла всадница, что вела пленника, и дернула цепь.

Мэтт споткнулся и чуть не рухнул в лужу лицом.

– Вот я и твой голосок услышал. Он нежнее, чем я думал. Мне казалось, что все Всадники Горя говорят так, будто у вас поводок на шее, затянутый как можно туже.

– Ты заткнешься? – рявкнул всадник позади.

– Мне с вами брести до самых Всевидящих гор, чем мы еще собираемся заниматься, если не дружеской беседой? – хорохорился Мэтт. – Сколько нам топать? Километров триста? Триста пятьдесят? Получается, в пути проведем дней пять или шесть.

– Ближе к Холоборну сядешь позади седла ко мне, – произнесла всадница. – Там почва потверже и будем держаться большака.

– Я всегда рад оказаться сзади, но проблема скуки все равно актуальна для меня, не находите? Тем более, я что-то зачастил оказываться в плену в последние дни, а это вызывает у меня приступ безудержной болтливости. Вы бы могли избавиться от этого назойливого…

Всадница глянула на Мэтта сверху вниз и вновь дернула цепь. На этот раз странник не устоял и свалился с ног.

Садилось солнце. Журчала река, по ее крутому каменистому берегу стекали ручейки только что кончившегося дождя. Бурлящая вода блестела в лучах заката, мелкие и крупные рыбы всплывали на поверхность и плескались. Низко над землей пролетела стая речных чаек, они спикировали к реке. Разлетелись брызги, птицы, казалось, исчезли среди бурного течения, но широкие крылья показались вновь, чайки воспарили с мелкими рыбешками в клювах. Один из пернатых охотников выронил свою добычу прямо под ноги марширующим в сторону королевства Вайнсбург. Мэтт пнул судорожно подпрыгивающую рыбу вниз к реке.

Дул осенний ветер с каплями влаги. Становилось все холоднее, близилась ночь. Под луной Мэтту всегда думалось лучше, он знал, что всадники сделают привал, разведут костер, разложат спальные мешки и оставят патрульного, чтобы следить за пленником. Но Мэтт не планировал сбегать грядущей ночью, он готов был пожертвовать своим временем и дождаться подходящего момента.

Но на десятки километров по эту сторону реки не было деревьев, чтобы разбить безопасный лагерь под их заботливой сенью, как и не было укромных ущелий или земляных валов вплоть до пограничных холмов Холоборна.

Поблизости был лишь Столичный тракт, но спутники Мэтта почему-то пока не рвались на общественную дорогу. Возможно, опасаясь разбойников.

– Вы знаете, за что задерживаете меня? Или выполняете очередной приказ без вопросов? – спросил Мэтт после долгого периода тишины.

– Знаем. – нехотя ответила всадница.

– Нам не интересно слушать твои сказки о том, что ты невиновен. «Ой, мамочки, вы не того взяли» – знаем мы все эти россказни, не старайся. – встрял разгневанный всадник впереди строя.

– Я и не собирался утруждать себя, просто хотел осведомиться, что вы не просто безвольные машины королевского правосудия. Интересно, насколько Эдуард доверяет лично вам? Сколько еще людей в его личной коннице? Триста? Пятьсот? Когда-то было всего двадцать, во времена моей юности. Я даже знал каждого рыцаря по имени, довольно бесполезное знание. – размышлял вслух пленный странник.

– Клянусь четырьмя стихиями, я разрублю этого ублюдка не успеем мы достичь и Холоборна. Это самый болтливый слизняк из всех, что мы сопровождали. – не выдержал всадник позади.

– Я рад, что вы запомните меня. – улыбнулся Мэтт.

Всадница, к коню которой был прикован цепью Мэтт, остановила скакуна и спешилась. Она медленно подошла к пленнику, разминая кисть и пальцы правой руки.

– Привет, красотка, – Мэтт панибратски улыбнулся. – Хотя, я не могу ручаться за то, что ты красотка, но мой природный компас редко врет.

Всадница так стремительно замахнулась и ударила Мэтта в живот, что тот покосился, пару раз качнулся и рухнул на землю. На этом рыцарь не остановилась, латный сапог устремился к ребрам болтливого преступника. Мэтт закашлял, хватаясь за грудь и за горло.

– Только не убей его раньше назначенного срока. – предупредил всадник позади.

– Если продолжишь раздражать своей болтовней, то я повторю, но удвою количество ударов. И я буду их удваивать после каждого раза, учти, детоубийца. – всадница плюнула на сырую землю рядом с Мэттом и вернулась в седло.

Мэтт с трудом встал на ноги, жгучая боль поразила живот и грудь, бронхи будто связались в узел, но про себя он подумал, что у этой Всадницы Горя были все шансы стать его любимицей. Мэтта невероятно возбуждали своенравные и несколько свирепые женщины.

Следующий час прошел в полной тишине. Когда солнце практически скрылось за горизонтом, всадники устроили привал неподалеку от реки среди поросших мхом развалин древней церкви. Мэтт и забыл об их существовании, он предпочитал обходить любые церкви стороной, даже заброшенные. Было в их образе нечто неосязаемо пугающее, нечто, что бросало Кэнана в дрожь.

Повеяло прохладой, угасающие пряди солнечного света в последнем порыве коснулись лиц уставших воинов и их пленника. Дул равнинный ветер, колыша невысокую траву. Сгущались сумерки. Когда цвета неба совсем остыли, лишь рыжий костер, который развели рыцари, дарил спящему миру свое тепло. Двое всадников-мужчин разложили спальники, перекусили сухим пайком – сухарями да вяленым мясом –, затем накормили овсом лошадей и легли спать. Женщина же осталась патрулировать. Она обошла местность вокруг развалин и вернулась к костру. Мэтт сидел привязанный к обломанной колонне на холодных камнях, на которых ему еще предстояло заснуть. Но пока в сон совсем не клонило. Он наблюдал за рисунками неба – прекрасный и весьма редкий для Риверлока звездный пейзаж. Россыпь мелких космических песчинок, пылающих в бескрайнем просторе. Мэтт забывал дышать, пытаясь что-то разглядеть среди звезд. Огоньки отражались в его не моргающих карих глазах.

– И убийц завораживает природа. – прошептала всадница, проходя мимо.

Она до сих пор не сняла с себя ни капюшона, ни доспехов, чтобы хоть немного отдохнуть от своей ноши.

– Я слышал, что в разных точках нашей земли звездная карта выглядит по-разному. – Мэтт проигнорировал укор в свою сторону.

– Наш остров Мистрок лишь один из множества кусков суши на всем планетарном шаре, наверняка где-то люди видят нечто иное, смотря ввысь. – женщина остановилась и села, ее и Мэтта разделял потрескивающий обугливающимися дровами костер.

– Шар? – усмехнулся Мэтт. – Я бывал как-то раз в Гарденпорте, тамошний клирик убеждал меня в том, что у Альзамеры есть край и некоторые с него даже сваливались. Водопад, что опоясывает всю планету. И это звучит вполне убедительно.

– Ты бывал хоть где-то, кроме Мистрока? В Тарреде? В Колграде?

– Нет, я не покидал остров, мне и на нем хватает места. – смущенно ответил Мэтт.

– Тогда почему ты думаешь, что какой-то клирик, даже из Гарденпорта, может быть прав? Наш остров один из крупнейших известных, долгое время он даже считался материком, но им весь мир не ограничивается. До сих пор карты не дописаны, есть вести о неизвестных землях на Западе. Ты не видел, быть может, даже процента от того, что нас окружает.

– Но все это и не значит, что клирик не прав, лишь одно мнение из тысяч.

– Необоснованное мнение не может считаться аргументом. – резко ответила женщина.

Мэтт улыбнулся и встряхнул длинные волосы.

– Какой бы Альзамера ни была, это все равно ничего не поменяет для нас. – произнес он.

– Знание об окружающей действительности помогают человечеству расширять свое сознание, стремиться дальше, все ближе к богам. Ты ведь сам только что наблюдал за небом, наверняка в тебе пробудилось любопытство.

– Я наблюдаю за звездами лишь потому, что они для меня загадка. И ты такая начитанная девушка, а веришь в богов? – усмехнулся Мэтт, опустив взгляд на костер.

– Все во что-то верят. – ответила всадница и сняла капюшон. Рассыпались на плечи золотистые кудри. Через черную личину Мэтт даже смог увидеть цвет ее глаз – голубой.

– Я предпочитаю ни во что не верить, чтобы не разочаровываться в собственных же идеалах.

– Это характеризует тебя больше, как труса. – выпалила златовласая женщина.

– Я прагматик. – поправил Мэтт Кэнан.

– Ты идиот, если думаешь, что сможешь притворяться нигилистом до конца. Наступит момент, когда ты осознаешь собственную глупость.

– Я хотя бы не прячусь за маской. – лукаво улыбнулся Мэтт, глянув всаднице прямо в глаза.

– Не фамильярничай. Я не стану показываться обычному преступнику. – отказалась всадница и хитро улыбнулась.

– Ты не знаешь, кто я.

– Это ты не знаешь, кто я, а я о тебе знаю все, что нужно. Ты Кэнан, у вас нет родины, нет дома, нет семьи. Вы, Кэнаны, предпочитаете отнекиваться от любой ответственности, от любых устоев, в чем я уже убедилась. Ты просто искатель наживы, живешь примитивными потребностями. Ты наверняка считаешь себя лучше многих, независимым и неповторимым. Но проблема как раз в том, что ты просто образ без личности, все Кэнаны одинаковые.

– Может и так, – согласился Мэтт. – Но ты пример противоположного. Ты считаешь, что твои знания и умения служат какой-то высшей цели, и ты будешь считать так, пока не наступит момент, когда ты осознаешь собственную глупость.

Женщина усмехнулась и встала на ноги. Она ничего не ответила и отправилась патрулировать.

Глава десятая

Ристалище Рангарона

Рангарон – крупнейший замок в герцогстве Холоборн и пятый на всем огромном острове Мистрок. Донжон Рангарона виднелся за много километров и служил маяком для путников и торговцев в ночи. Замок также окружал глубокий ров с кольями, а главные ворота защищал овальный барбакан с подъемным мостом на цепном механизме. В давние времена, когда не было единого королевства Вайнсбургов, Холоборн был независимой территорией и часто оказывался под натиском врагов, благодаря своему центральному положению на острове. Каждый раз, когда вражеские войска брали замок Рангарон в осаду, это заканчивалось поражением для нападающих. Замок пал лишь раз, но изнутри, когда в результате бунта солдаты сговорились и казнили хозяина, вывесив его голову на пики. Об этом не любили рассказывать в учебных заведениях Холоборна.

Но те воинственные времена, казалось, остались навсегда в прошлом, королевство Вайнсбургов сформировалось тридцать лет назад и с тех пор все жили в мире и относительном согласии. Вассалам короля запрещалось вступать в открытую вражду между собой, а некогда полный дикими племенами Риверлок перенимал культуру Вайнсбургов, желая всячески угождать королям и выстраивать дружественную политику. Холоборн не знал войн вот уже тридцать три года.

– Читай дальше, – настаивал советник герцога Валрейда и по совместительству учитель для его младшего сына Леннона. – Не отвлекайся.

Учителю было уже лет двести. По крайней мере, тринадцатилетний Леннон думал так. На самом деле одним стихиям было известно о годе рождения Шамуэля Арпада. Старик не имел волос на голове, кроме своих пышных седых бакенбард. Глаза Шамуэля вмещали в себя мудрость всего мира, даже его серая радужка была по-особенному серой, словно бы знания и умения меняли этот цвет.

– Почему мы должны заниматься здесь? – слезливо спросил Леннон Гюла, сидя за столом перед толстой книгой.

Позади мальчика сидела его родная сестра Елизавета. Она надела самое красивое свое платье и приказала слугам сделать ей прическу, как у жены короля Эдуарда, королевы Катрины, чтобы каждый рыцарь на ристалище дивился. Ее длинные темно-русые волосы сплели в боковые косы-улитки, а веки и брови подвели сурьмой. Елизавете было шестнадцать, она была старшей из сестер. Она уже вступила в возраст, в котором в первую очередь думала о красоте и о мальчиках.

Елизавета сидела невероятно тихо, что было ей свойственно, и вычесывала своего короткошёрстного леопардового цвета котенка по имени Хвостик, привезенного с самого юга Фортресса.

– Потому что я должен следить за твоим братом. – буднично ответил Шамуэль.

Леннон непрерывно глядел с террасы вниз на ристалище, на котором сражалось два мечника. По краям арены стояли и другие претенденты в кольчугах и латах, ожидая своего часа.

– Я тоже хочу сражаться, как Айринг. Почему он там, а я сижу за этой дурацкой книжонкой! – взбунтовался Леннон и хлопнул ладонью по пожелтевшему развороту книги.

– «История фортификационных сооружений и их эволюция» – это важнейшая основа для любого будущего рыцаря. В твои годы Айринг взахлеб прочел не только ее, но еще и «Искусство оружейного дела», «Мысли политических деятелей новой и старой эр», «Влияние рыцарства на духовную и социальную жизнь общества». Прочтешь основы – будешь сражаться, как и твой брат. Через год Айрингу будет восемнадцать, и он будет наречен наследным герцогом, если что-то случится, и он не сможет принять титул, тогда его унаследуешь ты, юный пэр. Каждый дворянин обязан быть начитанным человеком, чтобы не позориться в глазах общества.

– А как же Барто? Он ведь старше меня, значит должен первее унаследовать титул.

– «Первым», юный господин. Правильно говорить «первым». Дворяне должны говорить грамотно, – поправил Шамуэль. – Барто отказался от наследования, он принял присягу рыцаря-монаха в духовно-рыцарском ордене Кармольеров. Пока он просто послушник, но через два года, когда станет совершеннолетним, его посветят.

– Кармольеры? Чем они занимаются? – спросил Леннон, пытаясь всячески отвлечь старика, чтобы он не заставлял читать занудные трактаты.

– Если бы ты слушал меня и учился, то знал бы, что это главный и единственный духовно-рыцарский орден в Холоборне. Их герб – багровая лошадь Кармозинвёр на белом полотнище. Этот орден служит стихии земли, у них множество лошадей, которыми они вспахивают поля для засева и помогают путникам добраться до городов и деревень, не беря ни монеты.

– Рыцари ведь должны сражаться, а не землю пахать! – рассмеялся Леннон. – Они самые обычные пастухи-крестьяне, а не воины.

– Рыцари не только мечом машут. Они в первую очередь слуги народа и своего покровителя. Айринг и ты будете служить герцогу Холоборна и королю Эдуарду Вайнсбургу, а Барто навеки посвятил себя служению божественным стихиям.

Айринг на ристалище тем временем повалил своего противника на землю и сильным рубящим ударом двуручного меча расколол деревянный щит с гербом баронства Сивед напополам. Сиреневая роза в белом прямоугольнике на зелено-сиреневом фоне треснула, оставив своего носителя без защиты.

– Сдавайся, сэр Аарон Кан. – самодовольно произнес Айринг, наставляя на упавшего острие тяжелого меча.

Аарон Кан из династии Сивед поднял руки и попытался подняться. Айринг подал ему руку и помог.

– Кто следующий? – войдя во вкус, прокричал Айринг Гюла.

Леннон не мог оторваться от того, как победоносно вел себя его старший брат. Айринг размахивал тяжелым мечом, словно рапирой, блестели серебристые наплечники, позвякивала не испачкавшаяся после всех состязаний кольчуга, а на его морионе ни единой царапины.

– Наверное, Айрингу бы больше подошел орден, почитающий огонь, – заметил Леннон. – Как и мне.

– Тут ты прав, юный господин, ордены огня сосредотачиваются на сражениях больше других, – ответил Шамуэль, медленно кивая. – Есть даже одна легенда, хочешь услышать?

– Конечно. – завороженно ответил Леннон.

– Когда-то давно, когда по нашему острову летали драконы, многие пытались их приручить. Драконы считались воплощением стихии огня. Не каждая крылатая рептилия обладала способностью к дыханию огнем, но каждая имела общего предка, как и мы, люди. Истинные драконы, verum dracones, считались древнейшим видом этих существ, остальные пошли именно от них.

– Получается, как у нас с обезьянами? – перебил Леннон.

– Это лишь теория, в случае с обезьянами.

– Но ведь и ты рассказываешь легенду.

– Слушай мой рассказ дальше, юноша, – Шамуэль продолжил. – Люди, что жили во времена драконов, придумывали много историй про этих летающих созданий. Многие были страшными, чтобы отпугнуть искателей приключений от опасностей. Но среди прочих выделалось две, мои любимые. Первая гласила о том, что у драконов схожее с нашим строение глаза, но вместо хрупкого человеческого хрусталика они обладали крепким, похожий внешне на ограненный драгоценный камень. Ты ведь слышал выражение, что наши глаза – зеркало души? Так вот, у драконов в глазах находилась душа в буквальном смысле, в том самом драгоценном хрусталике. Когда люди начали охоту на крылатых змеев, то особо любопытным захотелось проверить эту легенду. И она оказалась правдивой. В огненных духовно-рыцарских орденах некоторые носят драконий хрусталь, как медальоны на шеях. Владельцы таких хрусталей удостаиваются особых почестей, ведь до сих пор считается, что украшение дает великую мудрость и силу.

Айринг одолел очередного оппонента. Рыцарь из баронства Тувер признал поражение, когда из его руки выбили меч.

– А какая вторая легенда? – с нетерпением вопрошал Леннон, уже позабыв про брата, что одерживал победу за победой.

– Вторая повествует об одном древнем мече. Он был столь древним, сколь древними являлись истинные драконы. Как считали наши предки, один из первейших драконов обладал особым огненным дыханием. Он рычал редко, лишь когда его злили, но дыхание его было столь жарким и вездесущим, что уничтожало каждого узревшего сие явление. Но был тот, кто выжил после драконьего крика. И тот человек рассказал, что изо рта исполинского красного дракона вырывается живое пламя с крыльями, хвостом и головой с клювом. То живое пламя нарекли жар-птицей, чью красоту и мощь не описать словами. В то же время, когда на драконов объявили охоту, в народе шептались о драконьем защитнике, страже, которого избрал огонь. Тот страж уничтожал целые армии, стирал в прах когорты. Орудовал он магическим оружием, названным Эфларнумом. Эфларнум – порождение воли дракона, никакой кузнец не ковал сталь этого меча, ибо каждое его составляющее было волшебным. Сама жар-птица спускалась к драконьему воину, превращаясь в его руках в оружие, достойное богов. – повествовал Шамуэль.

– Что случилось с воином и с его мечом? – спросил Леннон, явно заколдованный услышанной историей.

– Меч канул в небытие, а воин пропал. Много слухов говорят о разном, тут истины не узнать. Но это все лишь сказки, которыми завлекают маленьких мальчиков.

– Но такое может быть, что они правдивы?

– Во всем есть доля правды, юный господин, – добродушно произнес Шамуэль и внезапно сделался сердитым. – А теперь продолжай читать! Тебе нужно осилить еще тридцать страниц до заката! Иначе отец будет ругаться.

– Да, Шамуэль. – печально согласился Леннон и продолжил читать вслух.

– Я приму бой, – вызвался очередной претендент на ристалище. – Храбрые сэры тренируются для предстоящего зимнего турнира? Я не пропущу шанса потренироваться со своим вероятным соперником.

Через толпу оруженосцев и поверженных доходяг пробился человек, облаченный с головы до ног в черную броню, верхом на черном скакуне в попоне черно-желтого цвета. В руках рыцарь держал знамя, на котором диагональю разделены черный и желтый цвета. На черной стороне глядел вправо белый полумесяц с хитрым прищуром, а на желтой – белое солнце с хмурым ликом. Рыцарь вонзил древко штандарта в землю и спешился. Черный плащ воина заколыхался на ветру.

– Сэр Фрэн Гюла из герцогства Вотерлэнд, сын графа Майлэна Марка Гюла. – поклонился рыцарь в черном и снял с головы горшковидный шлем.

– Рад твоему визиту, кузен. Какими судьбами ты прибыл к нам из Вотерлэнда? Как поживает папин брат?

– Мой отец в добром здравии, благодарю. Я прибыл по дипломатическому делу к дяде Валрейду Гюла, но услышал лязг стали о сталь, не мог отказать себе в чести сразиться с первым наследником Холоборна. – Фрэн снял с плеч плащ и передал своему оруженосцу. Стал виден узор на наплечниках: на правом плече светил полумесяц, а на левом сияло солнце.

Фрэн Гюла вытянул из деревянных ножен, обтянутых черной кожей, палаш с кожаной рукояткой и сложным эфесом с позолоченной защитной чашей для кисти.

Айринг ощутил дрожь в коленях. Он слышал достаточно историй о лучших фехтовальщиках королевства. Среди них был Баристан де ла Фитах, Альберт Нейл, Скаур фон дер Риксон, Ганн Темешвар и Вибий де Абертин. Многие из них неоднократно выигрывали турниры и участвовал в защите государства от набегов и разбоев. Во время прошлогоднего же турнира неожиданно для многих победил Фрэн Гюла, одолев Альберта Нейла в финальном поединке. Тем самым Фрэн проложил себе дорогу к королевскому двору, став посыльным Эдуарда де Вайнсбурга и его вторым телохранителем. Необычайное достижение для юноши девятнадцати лет.

– Я готов, – неуверенно произнес Айринг. Что-то ему подсказывало, что ничего хорошего из этого поединка не выйдет, но отказывать на глазах у рыцарей со всего герцогства Холоборн было нельзя. – Пусть удача улыбнется достойнейшему.

– Пусть удача улыбнется достойнейшему, – самодовольно улыбнулся Фрэн и хрустнул шеей. – Деремся до первой крови.

– До крови? – удивился Айринг.

– Ты ведь не боишься? Я буду поддаваться, если наследник герцога захочет. – холодно произнес Фрэн.

– Бьемся до крови. – подтвердил Айринг и встал полубоком. Он выставил левую ногу, а правую отвел назад.

Фрэн бесстрашно шагнул навстречу оппоненту и замахнулся для первого удара. Айринг слегка растерялся из-за колотящегося в груди сердца и чуть не споткнулся, уворачиваясь. Фрэн продолжал наступать, его палаш рассекал воздух с пугающей быстротой, оружие крутилось в руке владельца, словно было частью его тела. Столь искусного владения мечом Айринг не видел даже от Ганна Темешвара. Фрэн наносил удар за ударом, а Айринг лишь уворачивался и защищался своим тяжелым мечом, он не успевал сориентироваться и перетянуть инициативу на себя.

Клинок меча Фрэна практически коснулся кольчуги Айринга, отчего он попятился и споткнулся, упав спиной в песок. Пришлось совершить кувырок и немного отбежать от противника, не останавливающего свой натиск. Кольчуга Айринга покрылась грязью. Он стал задыхаться от усталости, меч в руках сидел уже не так крепко, как прежде. Фрэн вновь сблизился с оппонентом и быстрым взмахом поразил Айринга в предплечье левой руки. Разорвались кольчужные кольца и посыпались на землю вместе с каплями крови. Айринг выронил меч и дрожащей рукой прижал ранение.

Леннон вновь отвлекся от чтения, услышав, что еще одно сражение окончилось. Увидев, что его брат проиграл, мальчик покинул стол, игнорируя выкрики учителя, и сбежал по лестнице вниз к ристалищу. На звук прибежала и Елизавета с Хвостиком на руках, но с террасы спускаться не стала.

Фрэн горделиво возвышался над кузеном, он поднял голову и почтенно поклонился Елизавете, опустившись чуть ли не на колени:

– Я дарю эту победу вам, прекраснейшая леди.

Он свистнул своему оруженосцу и тот поднес хозяину ткань. Фрэн протер слегка окровавленное лезвие и вернул ткань слуге.

Елизавета покраснела от смущения, ей было приятно внимание столь почтенного и галантного кавалера, как Фрэн. Но, во-первых, он был ее родственником, а во-вторых, пострадал ее брат.

Айринг слышал гомон толпы, он понимал, что все обсуждают его поражение. Его переполняли гнев, стыд и страх. Он покраснел и нахмурился.

– Айринг! – Леннон подбежал к брату и попытался его приобнять.

– Отвали, – тот оттолкнул его и рывком выпрямился. – Хороший бой, Фрэн.

– Не могу сказать того же, – злостно усмехнулся кузен. – Но ты держался дольше многих, с кем я сражался. Быть может, мы даже встретимся на турнире.

После этих слов Фрэн Гюла оседлал своего черного коня и покинул внутренний двор.

– Тебе больно? – волновался Леннон.

– Нет, – огрызнулся Айринг, избегая взгляда брата. – Иди учиться, а я схожу к Микице.

Леннон понурил голову и даже немного всплакнул, ощутив глубокую обиду на брата за его грубость. Мальчик шмыгнул носом и побежал обратно на террасу, откуда внимательно и печально на братьев глядел учитель Шамуэль.

Айринг постучался в мастерскую Микицы в третий раз. Никто и не думал отворять дверь, по ту сторону не слышалось ни шажка в сторону порога.

– Да что это такое?! – Айринг постучался еще раз, но уже куда сильнее.

– Не выломайте мне дверь, наследник! – прозвучало со спины.

Юноша обернулся, сгорбившийся лекарь ковылял по длинному коридору вдоль портретов и пейзажей на стенах.

– Я истекаю кровью. – заверил Айринг, топая ногой от нетерпения.

– Прямо-таки истекаете? – сказал Микица, теребя в руках связку ключей. Он подошел к двери, отпер ее и пропустил раненого вперед. – Проходите, ваша милость. Вас ранили на тренировке к турниру? Неприятное осложнение, но весьма логичное для подобного времяпрепровождения.

Микица вошел следом, прикрыл дверь и повесил ключи на настенный крючок.

– Чем это так… воняет? – Айринг прикрыл нос и рот ладонью и огляделся. Он заметил не накрытый труп на хирургическом столе. – Ты тут опыты ставишь? А отец знает?

– Ваш отец сам привез этого индивида ко мне для уточнения диагноза и выяснения новых обстоятельств смерти, – спокойно ответил лекарь и провел наследника к стулу для осмотров. – Вы быстро привыкните к запаху.

– Почему бы не поджечь травы, чтобы приглушить запах хоть немного? Или хотя бы накрыть его. Или, в конце-то концов, выкинуть. – стал перечислять Айринг.

Микица ничего не ответил, он осмотрел рану предплечья у юноши и вооружился щипцами.

– Что ты собираешься делать? – обеспокоился Айринг.

– В вашу рану углубились деформированные металлические кольца от кольчуги. Мне нужно сперва извлечь их, затем промою вашу рану водой. Потерпите, наследник, будет неприятно.

Микица сжал щипцами первое кольцо и аккуратно вытянул его. Айринг зашипел. Следующее кольцо повредило сосуд, Микица изъял его еще осторожнее, но кровотечение усилилось из-за открывшейся щели в стенке сосуда.

– Как прошла ваша подготовка к грядущему празднеству? – вежливо поинтересовался Микица, не останавливая кропотливую работу.

– Отвратительно. – шикнул Айринг.

– Кому-то удалось сбить с вас спесь?

– Что ты имеешь ввиду? – разозлился Айринг и заерзал в кресле.

– Не двигайтесь, наследник.

– Это все мой кузен. Его вообще никто не звал.

– Я думаю, он прибыл по важному делу. До Гарденпорда несколько дней пути, по пустякам бы никто не стал скакать. – предположил Микица.

– Он прибыл, чтобы унизить меня. Мог ведь пройти мимо.

– Возможно, он хотел узнать, что вы из себя представляете, милорд.

– Он хотел самоутвердиться. Очевидно, что он искусней меня, у него больше опыта.

– Тогда вам есть куда стремиться. Взгляните на ситуацию под выгодным для вашей светлости углом. Вы знаете, что можете добиться большего, у вас есть стимул. Вы должны стать лучше Фрэна. Между вами два года разницы, это весьма много для людей вашего возраста. Пусть вы и не одержите верх на турнире в этом году, но сделайте так, чтобы смогли в следующем. – рассуждал Микица.

– Ты слишком умен для простого придворного лекаря. – заметил Айринг.

– Я говорю лишь тем, кто захочет слушать. И меня вполне устраивает моя должность, это почетная работа.

– Знаешь, я ведь нагрубил Леннону из-за злости. Мне было так горестно. – признался Айринг.

– Думаю, ваш брат все понимает.

– Нет, он еще совсем мелкий. Он затаит обиду, а потом как-нибудь отомстит. В том месяце он запустил ко мне в покои петуха за то, что я слегка подрезал тетиву на его луке. Да, тетива лопнула, но было же смешно. А курица в комнате – это же совершенно другое.

– Да, вражда с малолетними детьми бывает особенно жестокой и несправедливой. – улыбнулся Микица.

Микица завершил изъятие металлических колец и попросил юного милорда снять кольчугу с тела, после чего промыл открытую рану водой и обработал вином. После очищения и обеззараживания раны Микица взялся за ушивание с помощью конопляных нитей.

– А что все же за тело? – поинтересовался Айринг.

– Оно доставлено по просьбе вашего отца, милорд. По пути в замок тело лежало посреди тракта. Странно, что никто не заметил его прежде, не правда ли? Либо же люди попросту объезжали труп, даже не сдвинув его к краю.

– Что в нем особенного?

– С чего вы взяли, что есть особенности?

– Иначе бы отец распорядился отдать умершего врачам Бэндигора.

– Вы очень проницательны, милорд Айринг, – признался Микица, практически зашив рану юноши. Наследник ни разу не пискнул, даже не шелохнулся, хотя, как помнилось Микице, даже Валрейд Честный побаивался иглы. – Некоторые предполагают, что данного индивида умертвила особая, диковинная, нечисть. Но это всего-навсего слухи, в действительности я практически уверен, что неподалеку от Волчьего тракта бегает бешенный зверь нетипично крупного размера. Обычно подобные случаи объясняются очень просто и весьма скучно.

– Я бы хотел сразиться с каким-нибудь чудищем, – воодушевился Айринг. – Я слышал столько легенд о величайших героях Мистрока! Я обязательно стану одним из них, свергнув одноглазого великана или пробудившуюся каменную горгулью!

– Сперва научитесь держаться против людей, а потом уже засматривайтесь на монстров, юный государь. Если вам и повезет встретить хоть какое-то мифическое создание, то нужно еще понять, как с ним бороться.

– Я буду учиться у лучших. Я уверен, что выиграю в скором времени турнир и отправлюсь ко двору Вайнсбургов. – кичился Айринг.

– К сожалению или к счастью, никто из ныне живущих не сталкивался ни с циклопом, ни с гаргульей, поэтому учить тактике боя против них некому.

Айринг с задумчивостью и недоверием глянул на придворного лекаря. В глазах первого наследника искрилась непробиваемая самоуверенность, юнца словно забавляла сама идея бросить вызов заверениям Микицы.

– Все готово, господин. – лекарь отложил инструменты и отошел от Айринга, позволяя ему подняться с кресла.

– Благодарю за помощь. – кивнул Айринг, перекинул через предплечье свою кольчугу и оставил лекаря наедине с разлагающимся трупом.

Бредя по второму этажу вдоль коридора западного крыла Рангарона, Айринг услышал шум и гам, исходящий из одной из комнат. Он отпер нужную дверь и заглянул внутрь. По покоям Леннона за ним гонялась Ланн, размахивая деревянной куклой без головы. Мальчик ловко ускользал от сестры, меняя взвизги ужаса на издевательский хохот каждый раз, когда удавалось увернуться от свирепого удара.

– Я поймаю тебя рано или поздно, поганец! – кричала покрасневшая от злости и печали Ланн. В гневе она была похожа на свою мать, Гунтину.

– Что здесь происходит? – спросил Айринг, выйдя в центр комнаты. Ланн и Леннон тут же остановились и замолкли на какое-то время, пока третья леди герцогства не залилась гневливым воплем.

– Этот… уродец! – проронила Ланн, с трудом сдерживаясь от оскорблений похуже.

– Я-то уродец?! – возмутился Леннон и оскалился. – Ты себя вообще видела?!

– Как ты смеешь говорить такие слова леди? – набожно охнула Ланн.

– Леди сами следят за своим языком, чего ты не делаешь! Никакая ты не леди. – язвительно произнес Леннон и подбросил над собой голову деревянной куклы, поддразнивая сестру.

– В отместку за это я тебе голову оторву, мерзкий коротышка! – вспыхнула Ланн. – Я тебя ненавижу! Ты хуже королевских девчонок!

– Довольно! – рыкнул Айринг. – Ланн, ты вторая из дочерей Валрейда и Гунтины, а ведешь себя ничуть не лучше уличных простух.

Глаза Ланн намокли от горечи услышанных слов, а Леннон захохотал так пронзительно, как не хохотал никогда в жизни. Смех этот был столь омерзителен для Ланн, что ей очень захотелось придушить младшего брата.

– А ты, Леннон. Каким рыцарем ты хочешь стать, задирая девушек? Рыцари защищают дам, подносят им цветы и помогают слезать с лошадей. Если продолжишь в том же духе, то вырастешь посмешищем, а не благородным сэром. Видел бы тебя сейчас Барто… – продолжил отчитывать Айринг. – Покинь свои покои, сейчас же.

– Почему я должен?! Я здесь живу! – возмутился мальчик, выронив голову куклы.

– Потому что я так сказал. Прогуляйся по коридору и подумай о своем поведении.

– Ты не мой отец! Ты не имеешь права приказывать мне. – Леннон скрестил руки на груди.

– Если я расскажу ему о случившемся, то он заставит тебя читать скучнейшие книги со всего королевства по шесть часов в день. Я лично попрошу Шамуэля проследить за исполнением этого приговора. – с неприступным спокойствием произнес Айринг.

Леннон опустил голову и быстрым шагом покинул собственные покои, показательно хлопнув дверью.

– Спасибо, брат. – произнесла Ланн, вытирая слезы ладонью. Айринг протянул ей пурпурный платок из хлопка.

– Где твои фрейлины? Почему не рядом с тобой? – спросил Айринг.

– Я отправила всех по особым поручениям. – призналась Ланн. Она наклонилась, чтобы поднять отломанную кукольную голову.

– Ты обязана оставлять рядом с собой хотя бы одну придворную даму. Соблюдай это настояние, иначе мне придется приставить к тебе одного из рыцарей замка, они будут ходить за тобой всюду, даже до ночного горшка.

– Я больше не буду, – поклонилась Ланн. – Могу я идти к себе?

– Да, – Айринг отпустил сестру, но окликнул ее у самой двери. – Когда кто-то из твоих служанок вернется, то отправь ее к главному конюшему со своей обезглавленной куклой. Опри, он раньше был столяром и умеет обращаться с молотком и гвоздями. Может, он сможет вернуть ей голову на плечи.

– Спасибо, Айри. – скромно улыбнулась Ланн, ее лицо засияло, а глаза подобрели.

Айринг оглядел беспорядок в комнате Леннона, тяжело вздохнул и вышел. Он увидел младшего брата в конце коридора, прыгающего по плитке в коричнево-белую клетку. Леннон старался скакать так, чтобы не задевать подошвой белых клеток.

– Леннон. – подозвал Айринг. Голос его эхом пробежался вдоль всего западного крыла.

Брат поднял взгляд весьма неохотно. В глазах читалась детская неприкрытая злость и обида на весь мир.

– Как насчет пари? – предложил старший брат.

Леннон промолчал, но его обида сменилась заинтересованностью, которую он неумело скрывал, хмурясь изо всех сил.

– Кто первый доберется до залива Чаек, тот забирает куриную ножку у проигравшего на обеде. – предложил Айринг.

– У меня другое условие, – отказался Леннон. – Кто выиграет – будет хозяином белого андирского скакуна!

Айринг застыл. От наглости младшего брата у него в горле пересохло. Только пару дней назад в конюшни Рангарона привезли новую партию лошадей для рыцарей и прочих пэров при дворе, одной из лошадей оказалась белоснежная кобыла из деревни Андира. На ее шкуре не было ни единого темного пятна, ноги мускулисты, золотая грива пышна, а грация сравнима с королевским скакуном Вейро, от элегантной походки которого срывали на голове волосы не только небрежные и немытые простолюдины, но и закостенелые ценители чистокровных пород.

Андирскую кобылу прозвали Финьей, как бушевавшую сотни лет назад от гор Хургун на севере до Южного пролива на юге реку с золотыми водами. Финью Валрейд Гюла пообещал подарить своему первому наследнику – Айрингу. Теперь же Леннон осмелился закинуть сети на еще не сбывшуюся мечту.

– Струсил? – хитро ухмыльнулся Леннон, глядя прямо в глаза брату.

– На счет три. – сердито произнес Айринг.

– Раз… – подхватил Леннон.

– Два.

– Три! – выкрикнул младший брат и побежал себе за спину, скрывшись в темноте лестничного пролета.

Айринг же бросился в другую сторону, надеясь добраться до берега своим секретным путем. Он спустился по винтовой лестнице в ту часть замка, где жила прислуга, а оттуда выбежал на скотный двор, где хрюкали недовольные внезапным гостем свиньи и гоготали гуси, расправляя пышные крылья. Айринг вскарабкался на крышу по мешкам из мешковины с зерном, морковью, капустой и отрубями. С крыши он перепрыгнул на разваливающуюся под ногами черепицу церкви. Айринг чуть было не упал из-за уходящей из-под ног опоры, но ухватился за крепко вцепившийся корнями в скат сорняк.

Церковь стояла у самой стены. Айринг подобрался к церковной башне, возвышающейся над двухскатной крышей основного строения замка, и сунул руку в щель меж кирпичей. Он вынул длинную веревку с железным крюком на конце.

Айринг раскрутил веревку и метнул крюк меж зубцов крепостной стены. Изогнутый гвоздь зафиксировался и Айринг приложил все усилия, чтобы подняться вверх по канату и перелезть через мерлоны. Со стены открывался вид на яблоневую рощицу, разнородные валуны у крутого склона и лестничный спуск к побережью залива. Море было синим, как и каждый день до этого. Пенящиеся волны разбивались о скалы, покачивались пришвартованные парусники у рангароновской пристани, кружили крикливые чайки и дул приятный морской бриз. Айринг не стал долго дивиться приморскому пейзажу и занялся спуском со стены за пределы замка. Он перелез на наружную сторону стены и зацепился крюком за бойницу, аккуратно опустив себя до уровня рва, где когда-то были колья. Сейчас ров оброс кустарниками и борщевиком и лишь на одну треть был наполнен спящей водой бледно-зеленого цвета. Айринг оттолкнулся от стены и приземлился на тянущийся через ров поваленный ствол старой березы. За рвом перестали следить, по всей видимости из-за того, что наступили мирные времена, и герцоги не в первую очередь думали о надежности внешних оборонительных сооружений, поэтому весь периметр кишел всевозможными лазейками, построенными на изъянах.

Айринг выбежал к краю травянистого утеса и глянул на пляж. От Леннона ни следа, но у бьющихся об округленные валуны песчаного берега волн сидели в круге, дружно держась за руки, незнакомые дети. Айринг побежал по лестнице, не страшась сорваться с большой высоты, но когда он настиг побережья, то разочарованно развел руками.

Леннон уже рисовал сухой палкой на песке замок. Он заметил спустившегося брата, махнул ему рукой с палкой и подозвал к себе.

– Ты задержался. – ухмыльнулся Леннон, размахивая палкой, словно это был меч.

– Как ты успел так быстро? – спросил Айринг, задыхаясь от усталости.

– Я быстрее всех в Холоборне! Мои ноги несут меня даже против сильнейшей вьюги!

– Ты просто тощий. Кожа да кости, вот и пролезаешь всюду и поэтому же бегаешь быстро.

Леннон обозлился. Он набросился на брата со своим не наточенным деревянным мечом, но Айринг скользнул в сторону и поставил младшему брату подножку. Леннон свалился в песок. Ракушки и зернышки налипли ему на губы, веки и нос. Леннон кашлял и плевался, жалобно скуля.

– Ты победил, это так. Значит, лошадь твоя, поздравляю.

Леннон бы отпраздновал победу, но его триумф был омрачен неприятным привкусом песка во рту. Он поспешно отряхнулся и вскочил, корчась от злости.

– Зачем ты обижаешь маленьких? – к Айрингу обратилась одна из детей, что сидели неподалеку в кругу. Девушка примерно его возраста разорвала этот круг и подошла к наследнику, очевидно не признавая в нем сына герцога Валрейда.

– Это мой брат, я могу себе позволить подобную роскошь. Тем более, я не караю никого без заслуженной причины. – оправдался Айринг, поправив светло-русую челку.

– Разве это не Леннон Гюла? – девушка охнула и помогла мальчику отряхнуться.

Айринг изучал незнакомку. Длинные прямые черно-каштановые волосы опускались до нижнего угла лопатки, смуглая кожа, не характерная для обитателей Мистрока, изящная бежевая рубаха с широкими рукавами и расстегнутыми первыми двумя пуговицами, из-за чего оголялись неприличные участки тела и выглядывал кулон в виде сердечка на серебряной цепи. До колен юной девушки спускалась хлопковая юбка в голубо-белую полоску, а ниже стройные ноги защищали высокие охровые сапоги.

– Да, я Леннон. – всхлипнул мальчик и стал тереть свою левую руку, сопя от боли.

– Хватит вызывать к себе жалость, тебе же совсем не больно. – пригрозил Айринг.

– Вы старший брат Леннона? – поинтересовалась незнакомка.

Она подошла поближе, осмотрела светлые волосы будущего герцога и его темно-зеленые глаза. Глаза же самой девушки были серо-голубыми и похожими на то кратковременное состояние природы, когда пасмурность постепенно обретала верх над небесами. Когда тучи тяжеловесно закрывали собой ясность дня, нагнетая тень, и возникало предвкушение грядущего ливня.

– У всех Гюла волосы темно-русые и глаза преимущественно карие или медовые, а у вас и русый цвет не тот, и глаза не те.

– Да я сын самого… – хотел уже было начать Айринг, но его бесцеремонно перебили.

– Сын Валрейда, оно и ясно, но твоя мать не Гунтина. Ты Айринг, сын Валрейда Гюла и Матильды де Вайнсбург. – заключила девушка.

– А ты кто такая? Ты явно не местная, не так ли?

– Верно, моя внешность тоже весьма нестандартна. Я с большой земли.

– С Тарреда? – спросил Айринг.

– Я бывала на Тарреде, – улыбнулась девушка. – Меня зовут Лоренза. Друзья зовут меня Лора.

– Необычное имя.

– Иноземное. – кивнула Лоренза.

– Из какой ты династии?

– Не из какой, я не дворянка.

– Ты выглядишь слишком… – Айринг растерялся.

– Слишком хорошо для простолюдинки? Спасибо за комплимент, ваша светлость. – Лоренза присела в искусном реверансе, какой миряне исполняли с куда большей топорностью в движениях.

К Лорензе, Айрингу и Леннону подошли остальные незнакомые дети. Двое мальчишек чуть старше Айринга и двое девчонок примерно того же возраста. Все они были смуглыми и черноволосыми.

– Мы отправляемся в Элезию в одну тамошнюю таверну, мой друг Микк хотел всех угостить, но если с нами пойдет Айринг из династии Гюла, то явно сможет расщедриться, не так ли? – кокетливо улыбнулась Лоренза.

– До Элезии на повозке часов восемь пути, я не могу покидать замок на такой долгий срок.

– Я тоже хочу! – вмешался Леннон, тянув старшего брата за рукав.

– Неужели первому наследнику герцогства папочка запрещает? – фальшиво охнула Лоренза.

– Леннон, ступай домой. – приказал Айринг, одернув рукав.

– Но ты не можешь! Тебе нужно тренироваться для турнира. – возмутился Леннон.

– Я сегодня уже достаточно натренировался. Ступай в замок и никому не говори о том, где я, идет? Я ведь дарю тебе свою лошадь, чистокровную кобылу, помнишь?

Глава одиннадцатая

Деревня Гайт

Осенняя бронза и золото поглотили практически каждый уголок пышных лесов Вотерлэнда. Вдоль дорог текли ручьи, а по их глади плавали опавшие листья, словно корабли первопроходцев, устремляющиеся к новым горизонтам.

Природа медленно засыпала, ветер напевал ей колыбели, постепенно убаюкивая. Скоро вновь повторится вечный цикл. Жизнь будет блуждать по кругу до тех пор, пока не свершится предначертанный для нее финал.

В легендах множества народов были свои писания о концах света, но в действительности опасность исходила лишь от безликого зла. В простонародье это зло называли попросту тьмой. В религиях Мистрока никто не рассматривал сей элемент, как ровня прочим. Но также никто не отдавал должного и Свету, хоть жители острова и поклонялись производным от него и тьмы стихиям. Подавляющее большинство людей попросту не замечали присутствия первостихий, ибо не обладали столь тонким чутьем и пристальным вниманием к материи всего сущего.

Позади остались Проклятая топь и Лысый лес Приллфорта. Вдоль Пчелиного тракта ехал верхом на мышастой лошади статный воин в дорогих латных доспехах. На груди давно не полировавшаяся кираса, испещренная бороздками и царапинами, на плечах широкие погнутые от долгого ношения наплечники с ронделем на правом и изгибом для защиты шеи на левом. Плечи под наплечными пластинами укрывала кольчуга, локоть защищали налокотники, предплечья – наручи, а кисти скрывали рукавицы. На ногах стальные башмаки, поножи, наколенники и набедренники. На лямках от подола спускалась пластинчатая юбка, тассета, защищающая бедра. В столь на вид тяжелом и неподвижном обмундировании бравый седок провел уже много недель. Снимался сей наряд лишь каждую третью ночь при остановке глубоко в лесу или в темной пещере. Самым важным атрибутом всадника был его шлем, который снимался реже всего и с наибольшей осторожностью. Это был салад с забралом и бевором.

В чехле на спине воин носил копье для ближнего боя, оно было единственным оружием путешественника, но совершенно ничем не выделялось, будто было выковано для рядового копьеносца из регулярной армии. На ремне седельных сумок лошади болтался миндалевидный щит со спрямленным верхним краем и выемкой для копья. Не смотря на изношенность доспехов и неприглядный вид оружия, на щите все же красовался герб: в червлёном поле один золотой, серебряный когтями и языком, дракон, смотрящий направо.

Безликий странник держал путь через деревню Гайт, что в баронстве Мэй. Нужная деревня как раз виднелась прямо по дороге, до нее оставалось всего каких-то минут двадцать пути неспешным шагом.

Чем ближе становились домики с сенными крышами, тем более пустынным казалось поселение. Всадник на мышастой лошади преодолел бревенчатую прямоугольную арку, обвитую вьюнком, и прошагал мимо первых хижин. В окнах никого не было видно, на участках тоже. Даже дворняги не бродили вдоль заборов, жалобно опустив уши. Но дома не выглядели заброшенными. Окна были вымыты, двери заперты, из некоторых крыш тянулся дым очага. Страннику стало не по себе, даже страх зародился в его груди. Страх не за себя, но за бедных жителей, с которыми могла приключиться беда.

Завеса тайны спала, когда до ушей пришельца донесся визг. Всадник пришпорил лошадь и поспешил на голос.

У деревенской каменной церквушки собралась целая толпа. Вся деревня уместилась на небольшой площади перед папертью, на ступеньках стоял высокий широкоплечий мужчина в неприглядной темной одежде и окровавленной видавшей виды кирасе, и держал он в руке помятый длинный бумажный лист. У ног мужчины лежало неподвижное тело старика с тростью в разжатой кисти. Кровь от убитого густо стекала до земли.

Главаря, которым по всей видимости являлся мужчина на ступенях, окружали его сообщники, также приодетые во все не самое броское. Скорее всего, это были городские бандиты, что выбрались и стали терроризировать незащищенные просторы. Главарь самодовольно возвышался над всеми остальными и громко зачитывал написанное на листе в его руках:

– …тридцать килограммов яблок, пять бушелей зерна, телега мехов и кожи, вяленое мясо, какое найдется, и, безусловно, всех имеющихся мулов или настоящих лошадей, – прочитал главарь и добавил напоследок от себя. – Если кто-то хочет еще высказаться против, то пусть сделает это сейчас, ибо в дальнейшем я буду считать наш договор заключенным, а все недостающие озвученные пункты вы будете обязаны возместить золотом.

Собравшийся люд негодовал, плакал, молился, но открыто высказать недовольство не осмеливался никто.

Безволосый главарь хитро и кровожадно улыбался во весь рот. У него не было пары зубов, а те, что были пребывали в состоянии поистине ужасном. Бандит окинул взглядом перепуганную деревенщину, довольно кивая собственному безнравственному величию.

– Сколько же вас таких у нас в сезон бывает – всем и не уплатишь! – внезапно пробился голос хрупкой девушки. – Одни бандиты приходят, потом приходят другие. Никто не остается, а платить нужно всем. Сколько это еще будет продолжаться?!

– Закрой рот, Ринна! – старуха схватила девушку за руку и притянула к себе так, чтобы не дать ей сделать ни шагу в сторону.

– Пусти меня! – вырвалась Ринна и протолкнулась через ватагу крестьян.

– Какая бойкая девушка, – не переставал улыбаться главарь. Он так жадно глядел на юную особу, что и не заметил, как воспылал к ней необузданной страстью. – Мне такие всегда нравились. Не бойся, дитя, тебя убивать я не стану.

Главный разбойник свернул бумагу в рулон и передал подручному, а потом приспустился по лестнице церкви поближе к земле.

– Я соглашусь простить твоей деревне часть долга, если пойдешь со мной внутрь замолить мои грехи. – бандит потянул грязные руки к чистой коже юной девушки. Та отстранилась, что лишь раззадорило негодяя.

– Куда это годиться?! – раздались недовольные возгласы толпы. – Руки прочь от нее, ублюдок!

Некоторые смельчаки полезли к паперти с кулаками, но разбойники быстро встали преградой, обнажив булавы да топоры. Девушка оказалась в плену, стена бандитов оттеснила ее от односельчан, а их главарь потянул ее за собой.

– Руки прочь! – возопила невинная девица.

– Закрой рот. – рявкнул главарь и прижал ее к стене церкви, надев наручники.

– Босс. – окликнул один из подручных.

– Чего еще? – недовольно оскалился тот.

Подельник указал на всадника в латных доспехах верхом на горделивом скакуне, что держал в руке острое копье.

– Надо же, – удивился главарь, почесывая подбородок и прикидывая в уме примерную стоимость выкованного снаряжения. – У нас тут богатенький гоблин.

– Молим тебя, храбрый рыцарь! – миряне посыпались на колени, словно узрели в явившемся всаднике само олицетворение стихий. – Останови их, рыцарь!

– Да какой он рыцарь, – фыркнул главарь, переполняемый презрением. – Не на того вы уповаете, на меня вам надо уповать. А этот… Какой он рыцарь, елки-палки? Панцирь его совсем истлел. Я проткну его стрелой из своего арбалета, аки молния рыбацкую лодку. Лучше беги, парень, пока можешь, вот мой тебе совет.

Всадник ничего не ответил, даже не мотнул головой. Из-за узкой щели личины не было видно ничего, кроме черноты. Не было ясно, куда глядел воин, о чем он думал. Его железная маска хранила столько тайн, сколько не скрывалось в библиотеке Ривернира. Наконец, наездник слегка махнул копьем. Это стало знаком для его лошади, которая парой мощных ударов копыт взрыхлила землю и помчалась прямиком к церкви. Люди в панике расступились, а разбойники в ужасе застыли на своих местах. Острое копье пронзило одного беззаконника, он тут же кубарем скатился с лестницы.

Остальные постарались выбить всадника из седла, но их прыти было недостаточно. Конник успел развернуться и ускакать в сторону.

– Стреляйте, увальни! Режьте лошади ноги! Он ведь совсем один! Окружайте. – командовал главарь, яростно брызжа слюной. Он пнул двух своих соглядатаев, отправив на верную смерть.

Всадник развернулся и совершил еще один заход, на этот раз прикрываясь драконьим щитом, и отправил на тот свет обоих негодяев.

Четверо оставшихся подручных окружили копейщика и попытались взять лошадь под уздцы, но скакун встал на дыбы, заржал, словно гром, и ударил подкованными копытами по головам. Двое преступников пали на землю, болезненно вопя, а остальных пронзил сам всадник.

Главарь испугался. Он схватил несчастную Ринну и, перекинув ее через плечо, потащил к своей лошади. Земляки девушки попытались остановить злодея, но тот оголил острый меч и пригрозил прирезать каждого, кто сделает еще хоть шаг. Он закинул девушку на своего гнедого скакуна и забрался в седло.

– Но! – бандит пришпорил животину и помчал прочь из деревни с пленницей.

– Ринна! – разрываясь от горя и смятения, прокричала старуха.

– Рыцарь! Просим тебя! Помоги! – кричали крестьяне, указывая на беглеца.

Всадник в латных доспехах поспешил вдогонку. Мшистая лошадь его была легка и сильна, а оттого быстра и вынослива. Он смог нагнать главаря бандитов за пределами деревни, на лесной тропе. Разбойник мчался, ругался себе под нос и заряжал арбалет, попутно выкрикивая оскорбления в адрес преследователя, который уже нацелился копьем для нанесения удара. Но главарь бесчестно прикрылся сидевшей за ним пленницей и выстрелил из-за ее плеча.

Стрела скользнула по металлическому щиту преследователя и отлетела в ствол дуба. Пока главарь разбойников заряжал следующий снаряд, всадник в доспехах выровнялся с ним и кольнул негодяя в бок.

Главарь не справился с поводьями, лошадь его свернула в чащу леса и перевернулась. Бандит отлетел и ударился о ствол дерева, а его заложница затерялась среди высокой травы. Гнедая лошадь бандита поднялась и бросилась в чернь леса, оставив своего хозяина на произвол судьбы.

Копейщик же остановился неподалеку, спешился и осторожно сошел с дороги.

Раздался гневный рев, из-за ствола широкого дуба выскочил неприятель с мечом наперевес. Он рубанул столь дико, что удар прошел мимо воина в панцире, и угодил в древесную кору. Бандит вырвал клинок из дерева и постарался сблизиться с соперником, стараясь лишить его копье эффективности на слишком ближней дистанции. Но латник был необычайно проворен даже в столь внушительных доспехах, он прикрывался щитом от любых ударов и отдалялся при каждой возможности, прекрасно маневрируя среди зарослей.

Яростные взмахи бандита рубили каждые встречные куст и ветки. В нем, казалось, была безграничная выносливость, он практически не уступал в маневренности своему сопернику. Разница была лишь в том, что тело воина покрывал полный комплект брони, а разбойник уповал лишь на кирасу.

Тем не менее обстоятельства взяли верх, в шлеме воин практически ничего не видел, ведь среди леса света было куда меньше, а двигаться приходилось с опаской из-за всевозможных торчащих из земли корней, ям, стволов и прочих преград. Воин не смог устоять и споткнулся, завалившись на спину. Разбойник тут же придавил башмаком ведущую руку копейщика, а своими руками сдернул с предплечья щит с гербом.

– Что же это за щит у тебя такой? Никогда не видел это знамя, неужто ты чужеземец? Давай же, произнеси хоть звук! От тебя ни вздоха, ни оха не дождешься! Немой? – разговорился бандит. – Давай-ка откинем твое забрало.

Только он потянулся к шлему, как плечо ему пронзила меткая стрела. Главарь вскрикнул и выронил меч. Он попытался вырвать древко с наконечником, но лишь расковырял рану. Просвистела вторая стрела – она очутилась в икре преступника, заставив его упасть на колени.

– Чтоб вас! – выкрикнул главарь, выискивая тех, кто осмелился стрелять ему в спину. – Крысы! Гребанные трусы, недостойные зваться мужами!

Из гущи леса выбрели на встречу двум сражающимся лучники в коричневых зипунах и зеленых плащах с капюшонами. Впереди всех шел их лидер с длинным луком из тиса (у остальных они были из орешника, дуба или ясеня).

– Кто нарушает покой нашего леса? – спросил лучник с луком из тиса.

– А кто спрашивает, мать его дери? – огрызнулся разбойник и плюнул себе под ноги.

– Меня прозывают Лесным Королем, если слышал о таком. – спокойно и без ложной скромности отвечал лучник.

– Ох ты. Повезло-то как. Еще бы, кто же не слышал о лесном уроде, что забирает себе огромную долю краденого и не делится с воровским синдикатом.

– Ваш синдикат уже мало чем отличается от хваленых пэров Мистрока. Столь же зажиточны и скупы.

– Отпусти меня! Я уйду и никому не скажу, что видел вас здесь. – вымаливал разбойник.

– Если бы я рассчитывал отпускать тебя, то не стал бы представляться. К твоему сожалению, ты идешь с нами. Если не ошибаюсь, ты – Брон Картежник. Ты сделал себе целое состояние, обманывая людей в азартных играх. Ты большой любитель карт и костей. Давай так, сыграешь с нашими костями у нас в лагере, если победишь, то мы тебя отпустим с чистой совестью. А ежели проиграешь, то тогда требовать будем уже мы. – предложил Лесной Король.

– Вот же черти! – ругнулся разбойник.

– Отпустите! – вскрикнул девичий голосок.

Из зарослей лучники вывели скованную наручниками девушку со взъерошенными волосами и косолапой походкой. Она шаталась, будто после бочки эля, и то и дело спотыкалась.

– Помогите бедной девушке. – приказал Лесной Король.

Наконец зашевелился и воин в доспехах. Он поднялся, скрипя сталью, и взвёл свое копье и щит.

– А ты кем будешь? – поинтересовался лидер лесных лучников. – Не за эту ли леди вы с Картежником боролись?

Воин кивнул.

– Не многословно. Но это и не удивительно, в наше время каких только обетов не дают благочестивые рыцари. Хоть твои доспехи и повидали немало, но простолюдинам таких не достается. Они даже напоминают мне турнирные, если не ошибаюсь, то там изрядно обожают махать копьем. По крайней мере, во времена моей юности все было так, – рассуждал Лесной Король. – Так и быть, я отпущу девушку с тобой и не потребую никакого выкупа. Будь у тебя хоть немного грошей, то доспех выглядел бы куда свежее. Странствующих рыцарей мы не обворовываем, если они служат благородным целям. Отпустите леди, не держите ее. И снимите с нее наручники.

Один из лучников пошарил по карманам и подсумкам Брона Картежника и обнаружил ключ от пут. Девушку освободили и даже промыли ей руки.

– Откуда вы родом, миледи? Из Гайта? – спросил Лесной Король.

– Да, но я не уверена, что товарищи этого гнусного бандита более не потревожат нас. Я бы хотела пойти с вашими людьми, добрый господин, и проследить за тем, чтобы от этого атамана добились снисхождения к моим землякам. – требовала Ринна.

– Мы не можем так рисковать жизнью невинной девушки. Возвращайся лучше домой и успокой родных, – приказал Лесной Король. – Мы добьемся безопасности для Гайта, не переживай.

Девушка нахмурилась и чуть ли не топала ногой от недовольства. Она отошла в сторону и принялась дожидаться, когда ее довезут обратно.

– Можете ехать, сэр рыцарь, – улыбнулся Лесной Король. – Понимаю, что ваши обеты не позволяют попрощаться со мной, но пожмем же тогда руки, как равные. В этих лесах между собой все равны – и знать, и рабы!

Воин воткнул копье в землю и крепко сжал протянутую ладонь лесного лазутчика. После прощания Лесной Король приказал увести нового пленника в лес, а копейщик сопроводил освобожденную девушку к своему коню и помог ей занять место в седле. Сам же хозяин лошади остался на своих двоих – так путь и продолжил, взяв коня за повод. Ринна то и дело норовила выпасть из седла, ведь прежде она никогда на лошади не каталась. Вел воин леди около десяти минут прежде, чем она нарушила комфортное молчание.

– Не нужно возвращать меня, прошу.

Воин поднял голову, даже через шлем чувствовалось недоумение на его лице.

– Нет, я не спятила. Я давно хотела убежать с Броном! Если бы ты не явился, при всем уважении, то я бы уже была с ним. А теперь его взяли в плен эти… мерзавцы! – сетовала Ринна.

Воин указал на уже виднеющуюся сквозь стволы деревню и пожал плечами.

– Черт с ними. Я не желаю никого из них больше видеть! Я и дня не вынесу в этой дыре! Прошу тебя, если с твоим языком у тебя не исчезло сердце, то освободи меня! Дай мне уйти! Я побегу обратно, отыщу этих лесных отшельников. Если тебя заботит здоровье моей бабушки… – в порыве последней надежды вырвалось у Ринны. – То скажи ей, что меня убили, чтобы она более не ждала моего возвращения! Иначе же старуха просидит у порога до конца своих дней, а ей и без того мало осталось. Да будут стихии милостивы над ней.

Последнюю фразу Ринна произнесла без особого энтузиазма.

– Ну что ты молчишь! Ну подай хоть знак! – бушевала девушка.

Воин опустил голову и помотал головой в знак несогласия. Он продолжил вести лошадь по направлению к деревне.

– Тогда я попытаюсь сбежать. Либо удавлюсь, если не сумею. Я клянусь, я попрошу синдикат принести мне твою голову, если сейчас же меня не отпустишь! – девушка в конце концов перешла к угрозам, но и те оказались бессильны.

Каждое слово отскакивало от стальных доспехов таинственного копейщика. Он продолжал шагать уверенно и ни на секунду не остановился, чтобы поразмыслить. В дальнейшем девушка молчала, лишь прогрызала шлем гадкого спасителя взглядом.

Очутившись в деревне, воин проявил желание помочь Ринне спуститься. Он подал ей руку, но девушка самостоятельно спрыгнула на землю и отряхнула руки.

– Девочка моя! – навстречу вернувшейся из леса выбежала старушка, широко распластав руки.

Бабушка сжала внучку в объятиях настолько крепких, насколько могли позволить ее немолодые руки. Встречать Ринну подоспели и прочие селяне. Они вскидывали шапки и свистели, благодаря стихии и благородного рыцаря, что так вовремя явился к ним в деревню.

– Слава тебе, храбрый герой! – кричали женщины.

– Да здравствует Драконий Рыцарь! – скандировали мужчины.

Звонкую кличку быстро подхватили дети, женщины и старики. Вся деревня провожала неназвавшегося странника радостными вскриками и благодарностями. Возглас: «Драконий Рыцарь» – еще долгое время изливался из уст счастливых крестьян. И лишь Ринна шептала проклятия на весь род безымянного «героя».

Глава двенадцатая

Регот Элезии

Айринг, Лоренза и ее друзья Микк, Доменико, Бьянка и Виттория поблагодарили возничего, что довез их на своей телеге до Элезии, и тот покинул их, пустив лошадей вглубь города.

– Вот и она! – указала Лоренза на огромную деревянную вывеску постоялого двора «Толстый Бард».

Таверной оказалось одноэтажное здание с крышей, напоминающей перевернутый килем вверх корпус судна, а фасад исполнен из белого кирпича. Под зашторенными окнами на балкончиках росли ампельные петуньи в горшках. Здание стояло на набережной у наиболее широкой части реки Венура, в ее устье. Бурное течение насыщало пресной водой Тихое море, по которому сновали парусники и более мелкие весельные лодки. Лодочники с трудом гребли против течения и швартовались у причалов, выгружая ящики и мешки в магазины, склады гильдий и рыночные палатки. Группа моряков, свистя себе под нос, поднималась с бочонками какого-то алкоголя, привезенного скорее всего из Фортресса или Бухты Спящих Великанов в Хоралшире. Растительные ингредиенты для большинства выпивок в основном собирались в Холоборне и переправлялись вдоль побережья Тихого моря до полуострова Аллувий, на котором расположились территории герцогства Фортресс, либо же до порта Фрихолла в Вотерлэнде, откуда, в свою очередь, весь урожай перевозили телегами по Средьгорному траку до Бухты Спящих Великанов. В конечных точках маршрута в специальных цехах, пивоварнях, готовили солод и варили в котлах пиво, сбраживали напитки из тростника, грели в отжигательницах хлебное вино и выжимали сок винограда для красного и белого вина.

При всем многообразии пищевых продуктов, на территориях Холоборна в производственных масштабах создавались лишь медовуха, готовящаяся из липового меда, собираемого на многочисленных пасеках западных земель герцогства, и сидр из наливных яблок красного и зеленого сортов. Из-за предельной доступности в тавернах и прочих забегаловках наиболее привычным выбором для гуляк служили именно эти два напитка.

Двери постоялого двора распахнулись и наружу вышли братающиеся мужчины. Они навалились друг на друга и, размахивая деревянными кружками с остатками сидра, напивали матросскую песню:

Воет ветер, воет рок!

«Эй, полундра, дальше скалы!»

Морякам дан краткий срок!

Пусть не плачут по мне причалы…

Лоренза первая вошла внутрь, Айринг неуверенно проследовал последним. Как только он вошел, в нос сразу же ударил аромат всевозможных алкогольных смесей, голова вскружилась от одного вдоха, подкосились ноги. Айринг никогда прежде не пил, отец не разрешал ему сделать и глотка пива, хотя сам редко отказывал себе в нем на трапезах. Следом за запахами в уши вонзился многоголосый хор посетителей, хаотичное бренчание струн расстроенной лютни и глухой стук барабанов. Хохот, крики, ругань, пение и завывание смешались в неразборчивую дисгармонию звуков. Люди вскакивали на столы и отбивали ритм башмаками, хотя его, казалось, и не существовало здесь вовсе.

Компания Лорензы присела за единственный свободный стол посреди зала. Айринг не знал, куда направить свое внимание, каждое мгновение где-то что-то происходило: то кто-то рухнул со стула, то пролетела через всю харчевню кружка, оставляя за собой след из пивного фонтана, то бард с лютней разошелся и взобрался на стол, расталкивая выпивох.

– Никогда не бывал в подобных местах? – спросила Лоренза, наклонившись к Айрингу, чтобы он ее лучше слышал.

– Точно. – кивнул сын герцога.

– Мы с ребятами чужеземцы в Мистроке, но все же ближе знакомы с истинным духом острова, нежели вельможи, что им заправляют. – усмехнулась Лоренза. – Мы это исправим, Айринг, не переживай. Официант!

К Лорензе подошел худощавый, но долговязый мужчина с подносом, полным сидра, медовухи и пива.

– Чего вам? – официант прищурил один глаз и откашлялся.

– Давайте начнем с чего покрепче, ваша светлость, – улыбнулась Лоренза, обращаясь к Айрингу, а затем перевела взгляд на человека с подносом. – Шесть кружек сидра.

– Отличный выбор. – сонно произнес официант, лениво выставил подросткам шесть кружек напитка и отошел к следующему столу.

– За знакомство! – Лоренза подняла кружку с льющимся через край сидром. Ее друзья и Айринг чокнулись, разлив часть алкоголя на стол.

Айринг отпил лишь немного, опасаясь, что ему не поздоровиться, если перегнет с выпивкой, но Микк, что сидел по правую руку, толкнул его в плечо:

– Давай не трусь! Это всего-то сидр. Лучшее еще впереди!

Айринг зажмурился и опустошил кружку за считанные минуты, затем ударом поставил пустой сосуд на стол и вытер рукавом рот. В горле пересохло, язык вязало, а на его кончике сохранился привкус яблочной кислоты.

– Не такой сладкий, как обычно, – заметил Микк. – Мне нравится! Ну как тебе, милорд?

– Необычно. – кратко ответил Айринг.

– Ты быстро втянешься. Обычно к десяти вечера каждый в таверне напивается в умат. – усмехнулся Микк.

Через черный ход в таверну вошло несколько лодочников с бочонками рома на плечах. Они закинули бочки на столы, встряхнули их и взмахом кинжалов выбили пробки. Из бочек забили алкогольные гейзеры. Люди столпились, толкались вокруг целительного нектара, подставляли кружки, опустошали их и пробивались к источнику вновь. Кто-то не смог поделить место у стола – началась драка, в которой уже через пару минут участвовало пол харчевни. Даже барды размахивали своими инструментами. В воздух взмывали кружки, шапки, перчатки, башмаки, даже переломанная лютня и барабаны.

– Поверить не могу, – дивился Айринг. – Эти люди совершенно распоясались, разве это достойные ремесленники? Как на таких людях может держаться Холоборн?

– Крестьянам тоже нужно отдыхать, их рабочий день куда труднее твоего. С рассвета до сумерек они пашут в поле или в душной мастерской. Каждый их день похож на предыдущий и лишь нечто подобное позволяет забыться. Тебе бы тоже не помешало, а то слишком серьезный. В тавернах все равны, шут ты али король. – произнесла Лоренза.

Распахнулись двери таверны, на пороге показались силуэты городской стражи. Вошли они при мундире: черные дублеты, на груди стальные кирасы, на плечах стальные наплечники с желто-зеленой пчелой – гербом Холоборна –, в ножнах рапиры, на голове морионы с изумрудного цвета пером, а за спиной темно-зеленый плащ. Весь люд умолк, завидев пришедших служивых. Стражники в ответ оглядели завсегдатаев таверны и один из них, вероятно, это был командир, поднял над головой мешочек с деньгами.

– Сегодня мы опустошим все ваши запасы спиртного! – крикнул командир и всеобщая тишина сменилось праздным хохотом.

Народ продолжил танцевать, веселиться и петь, но уже без сопровождения музыки. Оба барда лежали без сознания под одним из столов и громко храпели.

Солдаты шли мимо стола, где сидел Айринг в компании с иноземцами. Айринг опустил голову, надеясь, что его не признают, но командир стражи остановился и наклонился, чтобы подробнее рассмотреть лицо сына герцога.

– Милорд Айринг! – обрадовался командир.

Он столкнул пьяницу со стула соседнего стола и пододвинул сиденье ко столу Айринга.

– Вы ошиблись. – попытался притвориться Айринг.

– Я и не думал когда-нибудь встретить самого сына Валрейда здесь! Хотя, яблоко от яблони, как говориться, верно?

– Что вы имеете ввиду? – спросил Айринг.

– Твой папа часто захаживал сюда во времена юности. Он был тем еще дебоширом. Не бойся! Я не скажу ему, что видел тебя! Как будто у меня есть шанс его встретить, – командир рассмеялся, его подопечные заразились хохотом. – Кто твои друзья?

– Они не…

– Я – Лоренза! – девушка протянула солдату руку, тот ее пожал и заулыбался. – Это Микк, Доменико, Бьянка и Виттория. Мы познакомились с Айрингом совсем недавно, неподалеку от замка его отца.

– Ну и ну, – командир снял свой шлем и вытер потный лоб рукавом дублета. – Грядущая ночь обещает быть крайне интересной!

Командир стражи отнял у Микка кружку и выпил все до дна. Микк остался сидеть в недоумении.

Часом позже Айринг вышел подышать на набережную. У него кружилась голова и слегка подкашивались ноги, хотя выпил он всего ничего. Он облокотился на парапет и вдохнул смесь запахов пресной реки и соленого моря. Солнце уже зашло, поэтому город освещался уличными огнями. Люди редкими группками брели к домам с рынков и площадей. Покачивались пришвартованные на пристани лодочки, у причалов сидели и болтали о пережитом, свесив ноги к журчащей воде, матросы и рыбаки. Из таверны все еще доносился пьяный хор, но люди начинали понемногу покидать заведение, отчего гогот толпы слабел. Как никак, через час наступал комендантский час.

По небу гуляли черные облака, меж них проглядывала практически полная луна. Она светилась наливной желтизной и отражалась в беспокойной Венуре.

К Айрингу на свежий воздух вышла Лоренза, ее до того прямые волосы растрепались, а смуглое лицо приобрело красный румянец.

– Что думаешь? – спросила девушка, икая.

– О чем? – уточнил Айринг, наблюдая за силуэтами в окнах жилых домов.

– О том, как все прошло. Наверное, такая жизнь не для тебя.

– Да, так и есть, – кивнул Айринг. Лоренза немного опечалилась услышанному. – Но это было… любопытно. Мне не мешало развеяться и позабыть на какое-то время о своем бремени. Но это не должно стать для меня привычкой. Пьяный не держит тайн, не может сконцентрироваться, сосредоточиться. А мне необходима концентрация для предстоящих испытаний.

– Иногда выпить – это скорее хорошо, нежели плохо, – приободрила Лоренза. – Я ведь не пьяница, это просто разнообразие для серой жизни, этакая отдушина. Хотя Микк тот еще выпивоха, за него я не говорю.

– Да, разнообразие, но вряд ли отдушина. Действие алкоголя проходит, а переживания никуда не деваются. Забыть о них на какие-то пару часов – это самообман, это никак не отразится на цельной картине жизни в лучшую сторону.

– Какие же вы, пэры, все-таки занудные. Эта ваша пресловутая честь, манеры… Знаешь, девушкам нравится, когда все чуть менее напыщенно. Настоящим девушкам, я имею ввиду, а не дворцовым куклам. Не в обиду твоим сестрам. – девушка села на парапет, слегка откинувшись назад к реке.

– Никакая честь тут не причем. Пэры делают то, что им хочется, они редко думают о благочестии. Вот и я делаю то, что считаю нужным, но проявляется это иначе.

– Погоди-ка, «хочется» и «нужно» – разные вещи. Последнее относится скорее к долгу, нежели к низменным желания, к которым подвергнуты все мы.

– Хочешь сказать, что я человек, ведомый чужими идеалами?

– Нет, – улыбнулась Лоренза и коснулась плеча Айринга. – Я хочу сказать, что у тебя доброе сердце.

Айринг не смог сдержать улыбку, но быстро подавил ее, вновь став серьезным и вдумчивым:

– Благодарю за приятные слова, миледи. Кажется, вы слишком пьяны.

– Не за что, милорд.

Глава тринадцатая

Деревня Сибер

Трое всадников прибыли в Сибер ранним утром, когда местные жители только собирались выходить в поле или в сады. Деревня встретила посыльных из замка громким кукареканьем петухов, лаем собак и недовольным ворчанием стариков. Над рекой Венура стелился густой туман, касаясь мягкими хвостами фундаментов срубов и окрашенных в белый цвет бревенчатых домов с сенными и деревянными кровлями. Вдоль домов ходили жильцы и тушили уличные фонари, а рыбаки с удочками на плечах да с широкими железными ведрами брели к берегу.

С солнцем поднимался и ветер, разгоняя молочный туман. По прогону неспеша переставляли копыта овцы, за ними шаркал еще сонный пастух с длинным деревянным посохом с колокольчиками.

– Простите, добрый человек, – обратился Матьяш Кан к пастуху в сером шерстяном плаще с капюшоном. – Есть у вас в деревне староста? К кому мы можем обратиться?

– Я-то добрый? – отозвался невыспавшийся скотник и постарался вглядеться в лица всадников. – Вы явно из замка, не так ли? Из какого только, из Гардьёра? Рангарона? Дабимы?

– Из Рангарона, уважаемый. – подтвердил Габор Банфи, сын Евы Банфи, епископа герцогства Холоборн, и барона Элезии Гринна Банфи.

– По какому вы к нам делу? – уточнял пастух.

– Мы собираемся поохотиться на кое-какого зверя. – ответил Ганн Темешвар.

– Ах, по поводу нашего бедного Иштвана? – пастух помрачнел и указал пальцем на единственный двухэтажный дом в деревне. – Там наш староста. Только будьте терпеливее с ним, неделя сложная выдалась.

– Благодарим, добрый человек. – поблагодарил Матьяш, и всадники повели своих лошадей глубже в деревню.

– И как только Валрейд Честный смог отлучить тебя от своей груди, Ганн? – спросил Габор Банфи, попивая медовуху из бурдюка.

– Он сказал, что ему нужны будут сведения из доверенных уст. – смиренно ответил Ганн.

– Твой герцог не доверяет нам?

– Это наш герцог. – поправил Ганн.

– Ты ведь его страж, вдруг на него кто-то захочет совершить покушение в твое отсутствие? – продолжал допытываться Габор.

– В Рангароне достаточно рыцарей, он под надежной защитой, не переживай. Неужели тебе настолько не нравится моя компания, что мечтаешь уже поскорее избавиться?

– Хватит сотрясать воздух попусту, – огрызнулся Матьяш. – Я пытаюсь сосредоточиться.

Всадники настигли двухэтажное здание, облицованное белой краской, с острой двухскатной черепичной крышей.

Привязали лошадей к кольцам коновязи. Матьяш поднялся на крыльцо и постучался. С той стороны прозвучало торопливое «Войдите!», и люди герцога отворили деревянную дверь.

Пространство внутри было заполонено забитыми книжными шкафами и отдельными выстроенными в шаткие колонны книгами, идущими под потолок. Первый этаж представлял из себя рабочий кабинет с письменным столом в самом центре зала. Сложно было и шагу ступить, чтобы не споткнуться о брошенный фолиант или манускрипт. Хенрик Орбан – деревенский староста – бегал вдоль книжных полок, водя пальцем по переплетам, явно выискивая нечто особенно важное. Он даже не обернулся, когда гости вошли и поприветствовали его. О Хенрике знали многие от Элезии до замка Тьёд у Корабельного залива, в определенных кругах он слыл знатоком древних тайн и старейших знаний. В библиотеке Хенрика было, конечно же, не больше книг, чем в настоящих городских книжных домах, но по количеству редчайших экземпляров он мог соревноваться даже с Великой Ривернирской библиотекой в Приллфорте. Бывало и такое, что среди завалов его личной коллекции находили даже давно утерянные рукописи и тексты, ранее считавшиеся вымышленными. Все диковинное достояние деревенского старосты было бы невозможным достижением, если бы не принадлежность к династии Орбан, что владела крупнейшими экспедиционными и археологическими обществами Мистрока. Обычно управителями деревень становились такие же крестьяне, как и местные жители, но Хенрик сам избрал свою судьбу, решив поселиться на территории, где его не будут беспокоить мирские суеты, и он сможет полностью погрузиться в дело всей своей жизни – поиски ответов на все.

– Присаживайтесь, – наконец обратил внимание на пришельцев Хенрик и указал на два стула. – Простите, третьего у меня нет.

– Я постою. – сказал Матьяш, уступив место Ганну и Габору.

– Что вас привело? Хотя, вопрос непростительно глупый, ведь ответ на него более чем очевиден, не так ли? – Хенрик сел за свой письменный стол, отложив стопки книг, чтобы видеть гостей напротив себя. – Я постараюсь ответить на все ваши вопросы прямо и укажу на место проживания человека, которому не посчастливилось погибнуть.

– Я так понимаю, все уже в курсе о произошедшем? – спросил Матьяш.

– Слухи расходятся быстро в наших краях, особенно быстро они доходят до меня, ибо знаю, где нужно капнуть. – тихонько усмехнулся Хенрик себе под нос.

– Что вам известно? – спросил Матьяш.

– Задавайте вопросы конкретнее, тогда мне будет легче на них отвечать. – пожал плечами Хенрик.

– Вы знаете погибшего?

– Да, – безрадостно ответил староста. – Один из тех людей, смерти которому я бы желать не стал. Но обычно такие и покидают наш бренный мир, не так ли? Погибший – Иштван. Лесничий наш. Не подумайте, что из-за отсутствия леса в округе он ничем не занимался, Иштван следил за тем, чтобы никто не вырубал деревья в наших рощах и садах, через него к нам привозили новые яблони для посадки и много чего еще, это не так важно для следствия. Важно то, что погиб он на работе, когда обхаживал рощи и купы около Волчьего тракта.

– Вы замечали каких-нибудь диких зверей поблизости в последние дни? – спросил Матьяш.

– Я сам-то редко выхожу из своего жилища, но деревенские о ком-то подозрительном не сообщали. У нас тут животные привычные для равнин: дикие лошади, антилопы, такины, зайцы, змеи, всяческие птицы, иногда встречаются лисы, подбирающиеся к курам. Никого, кто мог бы так… навредить человеку. – размышлял Хенрик.

– У погибшего есть семья? – уточнил Матьяш.

– Его отец в отъезде, гостит у брата в Тувере, больше никого.

– Небогато на информацию. – вздохнул Матьяш.

– Может, осмотреть дом лесника? – предложил Ганн.

– И что ты надеешься там найти? Записи о том, что за ним следит огромный вервольф? – огрызнулся Габор, ехидно улыбаясь.

– У нас нет других зацепок, пока что, осмотр дома – это хоть какое-то продвижение. – настаивал Ганн.

– Да, Ганн и Габор, идите домой к леснику, осмотрите там все. – согласился Матьяш.

– Он живет… Жил он в третьем доме слева от моего вдоль дороги. Белое здание с сенной крышей, на двери еще деревянная табличка на гвозде: «Не стучать, не звать, дайте поспать». – объяснил Хенрик.

Ганн и Габор встали, поблагодарили старосту и вышли. Бредя вдоль дороги, Ганн неуверенно спросил у компаньона:

– Ты думаешь, это мог быть оборотень?

Габор рассмеялся, вытер слезы с глаз руками и хлопнул Ганна по плечу:

– Ты дурак, если действительно задумываешься об этом. Конечно же нет, это не может быть оборотень, их не существует. Подобными историями пугают лишь дураков и детей, что по совместительству одно и то же, если подумать.

– Почему же не существует? Откуда-то же их образ взялся.

– Ну, люди увидели волков и смогли мысленно скрестить их с людьми, вот тебе и оборотень.

– Ну хорошо, оборотней может и нет, но беролаки могут быть, я общался с людьми, которые видели их в лесах Еловой Лапы.

– Что это за люди такие? Выдумщики. – фыркнул Габор.

– Это люди чести, они не стали бы врать. – оскорбился Ганн.

– Я не назвал их лгунами, я сказал «выдумщики», имея ввиду, что им могло и причудиться. Тамошние леса очень плотные и темные, они могли увидеть простого медведя. В любом случае, беролак – такой же оборотень, а оборотней, как я и сказал, никаких не существует.

– Какой же это оборотень, если он в зверя не превращается?

– А ты не слышал об оборотнях-лисах? Они изначально лисицы, но умеют превращаться в прекрасных дев.

– Но беролаки не превращаются ни в людей, ни в медведей. Они представляют собой нечто среднее всегда. – размышлял Ганн.

– Потому что беролаки когда-то были магами-перевертышами, которые решили испытать судьбу и обратиться в медведя, но застряли в переходном облике навечно. Видишь, магов тоже не существует, поэтому вероятность существования беролака крайне мала. Я бы сказал, что невероятно ничтожна, ничтожнее даже того шанса, что ты смог бы устоять перед оборотнем-лисой с ликом прекрасной девицы.

– Не вижу смысла доказывать тебе обратного, ибо мы никогда этого не узнаем. – сдался Ганн.

– Мы пришли. – сообщил Габор, указывая на табличку на входной двери дома.

В ту же минуту Матьяш Кан беседовал с Хенриком Орбаном. Охотник расхаживал по этажу, рассматривая старые и новые книги, свитки, чертежи уже давно разрушившихся замков, и карты, включая карту Мистрока, ближайшего к нему материка Тарреда и даже всего известного мира. Карта Альзамеры висела на стене за письменным столом, прибитая гвоздями по углам. Она была куда белее, нежели большинство иных карт, поскольку была написана в начале текущего года. Хотя и большинство свежих бумаг выглядело желтовато из-за отсутствия обработки реагентами или бледно-серо-бежевой из-за льна в качестве основного материала производства, в последние годы все большее распространение получала именно белая, изготовленная с применением открытий из области алхимии, которую чаще всего применяли люди высшего сословия благодаря слишком высокой цене. Получилось так, что бумага стала очередным пьедесталом для зажиточных граждан, возвышающим их над бедными крестьянами.

Практически вся бумага Мистрока изготавливалась в Приллфорте, где в Ривернире, крупнейшем городе герцогства, последние сто лет особенно сильно развивалась мануфактура бумажного производства, а до того островитяне пользовались исключительно пергаментом – растянутой кожей телят тонкой выделки, цена которой из-за сложности изготовления и дороговизны обрекала простой люд на всякое отсутствие рукописей в личном пользовании. Пергаменты имелись – и до сих пор имеются – лишь у монахов, которые занимаются переписыванием, и знатных особ.

Матьяш с любопытством изучил карту Альзамеры. На юго-западе расположилась Фаракия, довольно крупный материк с жарким и засушливым климатом.

Восточнее находился Колград, он был вдвое меньше, но его климат был куда более благоприятным в центральных своих регионах и куда более морозным на самом юге. Именно с Колграда моряки привозили уйму всевозможных историй о волшебниках, фантастических существах и магических артефактах, которые, якобы, когда-то давно наполняли этот материк.

Восточнее и севернее Колграда находился Мистрок, остров туманов, древних крепостей, вымерших драконов, умелых мореплавателей и великих поэтов.

Восточнее Мистрока – Тарред. Это был крупный континент со сложным рельефом. В центре Тарреда находилось два небольших моря, окруженных высокими горами и обширными лесами. Северную часть материка покрывали вечные снега, а более южную – прохладная тайга, листопадные леса, степи и луга. Как считалось, одни из первых людей Мистрока пришли именно с Тарреда. Этих переселенцев прозвали вельветами в честь Вельветового (Бархатного) моря, по которому они приплыли.

Последним известным крупным участком суши был Юраурай. Он расположился севернее Мистрока и Тарреда и представлял из себя два «сросшихся» острова Юрау и Урай. Много тысяч лет назад тамошние островитяне враждовали между собой, пока драконы, которые правили во главе Юрау и Урая, не решили объединиться. Драконы-правители иссушили мировой океан, понизив уровень воды, из-за чего между островами образовался длинный перешеек, создавший единый материк.

– Любопытно, не так ли? – Хенрик слегка напугал Матьяша. Охотник полностью отдался в изучение рукописей.

– Сколько лет вы собирали свою коллекцию? – спросил Матьяш.

– Если быть честным, то коллекция не совсем моя. Конечно, последние десять лет я собираю ее сам, но до того я получил ее в наследство от прадедушки, которого я застал живым.

– Ваш прадед – Себастьян Орбан? Я слышал о нем.

– Да, величайший мореплаватель Мистрока. Он первый составил мировую карту, хоть на ней и не было Фаракии. Ему не повезло умереть за неделю до того, как ее открыли. Это было весьма странным чувством для меня. Я грустил больше не из-за смерти дедушки, а из-за того, что он не успел увидеть новой земли.

– Я уверен, после смерти он стал частью стихии воды и узнал обо всех клочках суши, что еще остались за пределами нашего взора. – подметил Матьяш.

– Я надеюсь на это. – улыбнулся Хенрик.

– Давайте вернемся к делу, – попросил Матьяш. – Наш придворный врач подтвердил мои опасения насчет того, что убийцей лесника не является ни один из привычных нам хищников. Вы можете припомнить истории за все годы, что живете в Сибере, о каком-нибудь необычном звере? Такое бывает, что в каких-то изолированных ореолах обитания формируются отличающиеся от других родственных видов существа. Я своими глазами видел семейство кабанов с рогом, как у носорога. Популяция бородавочников много тысяч лет развивалась отдельно от остальных вепрей в котловине посреди Всевидящих гор. Затем благодаря сильному землетрясению образовалось ущелье и зародилась Горная река, дав свободу каждой твари, что обитала в изоляции много лет.

– Да у нас тут равнина до горизонта во всех направлениях, никаких кратеров, никаких котловин. Никаких землетрясений не припомню за свою жизнь.

– Я понимаю, но решил, что это могла быть миграция как раз из мест, где подобное могло произойти. В таком случае зверь не стал бы бродить один.

– Матьяш, сложно подсказать вам о природе искомого зверя, до тех пор, пока вы не обнаружите хоть какие-то улики чтобы подтолкнуть нас в определенном направлении. – сказал Хенрик.

– Бросаться на поиски неизвестного зверя кажется мне слишком опасным. Будь это кто-то поменьше – я бы сразу отправился на поиски с луком наперевес, но не в текущих обстоятельствах. Я надеюсь, получить хоть какие-то сведения.

– Я могу лишь рассказать вам то, что рассказывали всем нам наши матери и отцы, бабушки и дедушки. Истории, которые передаются из уст в уста. Истории о существах, в которых образованные люди предпочитают не верить.

– Я думал, ваш профиль – это реальная история.

– Хронику прошлого любой историк всегда будет воспринимать в кавычках. Любой ученый основывается исключительно на словах других людей, отчего они уже не могут считаться истиной. Вся летопись нашего бытия – это мифы с претензией на достоверность. В приличных кругах доказанную действительность от бабкиных сказок отличает лишь количество лиц, подтверждающих произошедшее. Но общество порой попросту слепо к мелочам, которые их окружают. Зверь, которого вы ищите, действительно может оказаться кем угодно. Вам лучше вооружиться как следует, ибо сказки имеют особенность в неподходящий момент становиться правдой.

Глава четырнадцатая

Анхайт – твердыня соли и ветра

Альфред фон Димаск стоял на просторной террасе, выходящей из его покоев, откуда открывался вид на просторы темноводного Бархатного моря. Где-то там, на востоке, скрывались за горизонтом берега Тарреда, кои не было видно даже с высоты замка Анхайт, расположенного на краю абразионной скалы, Клифа Буревестников, у подножия Всевидящих гор. Покои Альфреда, барона Вастнесса, находились на верхнем ярусе замка. Тут же располагался зал совета, двор приемов, трапезная, жилища придворных, две зубчатые башни: одна с конусовидной черной черепичной крышей; и основные ворота для колесниц. Нижний ярус располагался у самого берега, где волны во время штормов доставали гребнями до столбов с флагами и фонарями. На нижнем ярусе расположился немалых размеров порт, у пирсов которого разгружались и загружались торговые и транспортные парусники. Тут были и быстроходные шхуны, и баркасы, и шлюпы, и выносливые бриги, и тяжеловесные галеоны. Флаги герцогств и баронств со всего королевства развевались по ветру.

Альфред глядел на старый почерневший у своего основания маяк на одинокой скале на расстоянии в две морские кабельтовые от берега. У скалы дожидался конца месячной смены смотрителя крохотный шлюп. Костер морской башни пылал, что означало, что смотритель исполнял свои обязанности, ежедневно спасая жизни и направляя сотни мореплавателей.

Небо сгустили тучи. В Хоралшире практически всегда небо было серым, либо серо-зеленым, из нередких туч временами сыпала морось, дополняя суровую приморскую непогоду. Красоты не добавлял и каменистый берег, идущий рваной линией с севера на юг без единого вкрапления зелени.

Вдали сверкнула молния. У горизонта виднелись далекие очертания дождя и, как казалось, неподвижного смерча.

Альфред развернулся и поспешил вернуться в свои покои, прикрывая голову от холодных капель. Стража расступилась и раскрыла барону двери.

Альфред растер руки, схватил со стола бутыль рома и уселся в мягкое кресло напротив камина. Тепло обволокло его тело. Согревающее пламя неистовствовало за железными прутьями, то и дело бросаясь искрами. Комната освещалась лишь этим пламенем.

Длинные засаленные волосы Альфреда все время падали ему на лицо, отчего у барона выработалась привычка их стряхивать. Лицо мужчины покрывала небрежная щетина с проседью. Когда пламя слегка тухло от просочившегося откуда-то сквозняка, становилось трудно определить цвет волос, но огонь креп, и отчетливо определялся бледно-охровый.

Загромыхало. Альфред не подавал вида, он вдумчиво глядел на языки пламени, почесывал пальцами одной руки подбородок, а другими поглаживал холодную бутыль. Скрипнул пол. Барон неторопливо обернулся, глядя за спинку кресла. Никого не было, лишь дрожавшие в свете камина тени. Тогда Альфред уместился поудобнее и возвратил свой взор к единственному источнику света в комнате. Но темная неподвижная фигура закрыла собой пламя, которое в тот же миг стало чахлым и немощным. Сгустились тени, комната практически погрузилась во мрак, а силуэт стал нечетким.

– Милорд, – одновременно бесчувственно и покорно обратился возникший из неоткуда незнакомец. – Время близится. Нам нельзя задерживаться, вас уже ждут.

– Ты быстро, – недовольно ощерился Альфред и вынул пробку из бутылки с ромом. – Близится шторм. Он всегда приходит в неподходящий час, но за Всевидящие горы практически не продвигается. Вершины будто назло разрезают тучи, чтобы на юге лишь Хоралширу доставалась пасмурность. Мы живем словно в Риверлоке, но у них хоть дождь дождем назвать не стыдно, а у нас… Вечная морось.

– Зато дожди не топят Хоралшир, милорд. Нам придется плыть через шторм, хоралширцы умелые моряки, вам нечего страшиться. – увещевал темный силуэт.

– В этом месяце пошло ко дну ровно пять судов. Пять судов отправилось к Спящему на дно моря.

– Грядущий шторм будет вашей защитой, а не погибелью. – произнес безликий силуэт, и после его слов во тьме зажглись ярко-желтые глаза.

Альфред насторожился, он не мог поверить в то, что нанятый им дипломат оказался каким-то неведомым чудищем. Впрочем, это бы объяснило то, как бесследно тот проникал и выбирался из замка. Но пламя в камине смогло разгореться немного сильнее, тогда Альфред заметил на плечах советника черную гладкошерстную кошку. Та недовольно размахивала хвостом и глядела не моргающим взглядом прямо в душу смотрящего на нее.

– Он у вас, милорд, как и договаривались? – чуть ли не облизываясь от сладости произнесенного, советник сделал шаг навстречу барону.

– Да, – Альфред опасливо встал, не сводя глаз с демонического кота, и, хромая и двигаясь на ощупь, добрался до деревянного сундука.

Барон сдернул с шеи ключ и отпер замок. Откинулась крышка сундука, безликий среди теней советник вытянулся, надеясь разглядеть его содержимое. Альфред наклонился и вынул обернутый в шелковый платок драконий хрусталь темно-бордового цвета. Грани хрусталя сверкнули в свете камина, когда Альфред поднес украшение к советнику.

– Он прекрасен. – голос таинственного слуги дрогнул, словно у неискушенного юнца. Его рука потянулась к хрусталю, но Альфред одернул камень, закутав его в шелке.

– Он предназначен не для тебя, Вербер. Куда мы держим путь, не просветишь?

– Конечно, милорд, – виновато произнес Вербер. – В Кант.

– Драконий Север? Опасно и довольно далеко, вонючие северяне не любят чужаков.

– Вас встретят с распростертыми объятиями. – уверял советник, поглаживая молчаливого черного кота.

Уже через час барон Альберт спустился с помощью лифта к порту замка. Тяжелая деревянная платформа медленно опускалась вниз с помощью натянутых канатов, а двое рабочих горбились, пытаясь удержать конструкцию от свободного падения с помощью механизма с вертикальной осью вращения, подобные которому бывали на кораблях и помогали поднимать якорь.

Очутившись внизу, Альфред со всей своей свитой подошел к мосту, ведущему на галеон «Штормовой Демон». За бароном поднялся его советник Вербер, за которым уже тянулись слуги с сундуками личных вещей барона.

Поднялся ветер, палуба не просыхала от мороси, но матросы бегали и подготавливали все к отплытию. Когда капитан отдал приказ, якорь был поднят, а паруса ловили попутный ветер. У пирса, где было место стоянки баронского галеона, стояло четыре морских жреца в длинных темно-синих плащах. Служители морской стихии встряхнули холщовые мешочки в руках, высыпали на ладонь соль, смешанную с молотыми костями глубоководных рыб, и дружно бросили в карму уплывающему судну, нашептывая молитвы.

Все дальше от берега уплывал «Штормовой Демон». Колыхались по ветру треугольные флаги на вершинах мачт. Гордо взирала на необъятное море буро-оранжевая голова буревестника на пурпурно-фиолетовом вельветовом полотнище.

Глава пятнадцатая

Возвращение в Бьорнбор

Армия Ингунн Жестокой оставила позади тропу вдоль Костяных гор. Суровое странствие с завоеванных территорий подходило к своему концу. Пешие и конные воины преодолели вброд Стылую реку и поднялись на отлогий холм, откуда открылся вид на каменные и деревянные сооружения Бьорнбора, дымные столбы привычно поднимались ввысь, рассеиваясь среди облаков. До города оставался час неспешного пути, и Ингунн совершенно не хотелось торопиться. Она любила окрестности своей малой родины. Хвойные боры, заснеженные холмы, незамерзающую скоротечную Стылую и изливающуюся из нее куда более спокойную Стужу, по всему руслу которой протянулся ледоход.

Ингунн вдыхала свежий воздух, пропитанный запахами хвои, древесной коры и стужи. Но в полной мере насладиться благолепием природы не давала вонь сотен лошадей и немытых после долгого похода мужей.

Конунг заметила в чаще леса группу всадников, один из которых сменил свой курс и устремился к шествующим с войны солдатам. На тропу перед Ингунн выскочил мужчина в мехах с луком наперевес и верхом на легком охотничьем скакуне.

– Конунг! – поприветствовал охотник, ударив себя в грудь.

– Кем ты будешь, ловец? – спросила Ингунн, нахмурившись.

Охотник помедлил с ответом. Он впервые видел Ингунн Жестокую из Бьорнбора вживую, до того ему лишь приходилось слышать о ее необычной внешности. Волосы цвета первого снега, нетронутая загаром кожа, кровавые глаза. Лицо женщины внушало ужас в той же степени, в какой услаждало глаз своей красотой. Причем красота конунга была превосходным отражением той самой женственной мужественности, которой поклонялись все северяне.

– Янг сын Гульфра, госпожа, большая честь встретиться с вами, – охотник еще раз ударил себя в грудь и в этот раз даже отвесил поклон. – А я… Я думал, что в ваших рядах куда больше голов.

– Половина вернулась в свои города, а часть воинов своего дома я отправила в Кистенфьорд, чтобы защитить поселение от набегов. К чему эти расспросы, говори за чем явился?

– Старший охотник был рад увидеть армию издали, поэтому послал меня к вам, чтобы пригласить на охоту.

– В данный момент я не снаряжена для погонь за зверьми подобающе. Мой конь не охотничий, а походный. – сурово ответила Ингунн.

– Я понимаю, конунг, но охота практически завершена, мы загнали огромного бурого медведя, старший охотник Тургер сын Оге предлагает вам добить зверя и забрать трофей себе в качестве дара за объединение севера!

Ингунн молчала с минуту, затем спешилась со своей лошади и подошла к Янгу.

– Я возьму твоего скакуна и нагоню старшего охотника сама. – строго произнесла конунг.

Янг послушно уступил место в седле и отошел с тропы. Ингунн ловко взобралась на чужого жеребца и прошла верхом пару кругов, проверяя податливость животного.

– Неплохой скакун, откуда он? – спросила Ингунн, глядя на охотника сверху вниз.

– Он… из заграницы, госпожа. – виновато произнес Янг, опуская взгляд.

Ингунн восприняла это, как слабость и трусость, она уважала лишь тех людей, что не отводили взгляда.

– За границами Канта целых три государства, о каком из них ты говоришь? – спросила Ингунн.

– Королевство Вайнсбургов. – робко ответил Янг.

– Хм, – задумалась Ингунн, сделав круг вокруг испуганного охотника. – Из Холоборна, не так ли?

– Да, конунг. Это ведь не преступление?

– Нет, Янг сын Гульфра, не преступление. – произнесла Ингунн, и охотнику заметно полегчало. – Но я заберу скакуна себе, считай, что это еще один трофей в честь победы в войне. И я благодарна тебе за него.

– К-конечно, госпожа… – поник охотник, понимая, что не имеет права сказать ничего против.

– Свайн, – Ингунн обратилась к своему хускарлу, что держался верхом неподалеку. Тот сразу поднял голову, дожидаясь приказа. – Поезжай со мной.

– Конечно, конунг, это моя обязанность. – согласился хускарл Свайн.

Ингунн пришпорила жеребца и соскочила с дороги в гущину. Хускарл поспешил за ней, он не успевал за новой резвой лошадью конунга, ибо сам остался на фьеллском скакуне. Всадники проносились мимо высоких красных стволов сосен, густых пихт и старых раскидистых елей, что закрывали собой дневное небо. Ингунн очутилась на поляне лютиков. От стука копыт разлетелась стая синиц, засиживающаяся среди травы. Грозно закаркали вороны на ветвях сосен. Меж вечнозеленых вершин кружил сокол, он стремительно опустился и обхватил когтями перстную рукавицу сокольничего, рядом с которым стоял старший охотник, проводник по лесу и несколько подручных.

– Ингунн! – дружественно поприветствовал Тургер.

Он вышел навстречу конунгу и придержал коня, чтобы повелительница спешилась.

– Тургер, рада тебя видеть, – слегка ухмыльнулась Ингунн и пожала старшему охотнику руку. – Как идут дела?

– Мы загнали медведя и ранили в артерию, на земле много крови, – Тургер указал на окрашенную траву и набрякшую землю. – След ведет в овраг. Там, за одной из ложбин, есть пещера, рев косолапого доносился оттуда последние полчаса, сейчас он затих, наверняка сил осталось совсем мало.

– Вы предоставили мне бессильного медведя и еще пожелали, чтобы я оставила его в качестве трофея? – возмутилась Ингунн.

– Простите, конунг, не хотел оскорбить вас.

– Мой отец бы повесил за подобное снисхождение. Я – не он, поэтому отделаетесь предупреждением.

– Простите, верховная властительница, если вы не желаете, то… – попытался исправиться Тургер.

– Не нужно извинений. Я помогу добить зверя, но трофея не возьму, оставите его себе, повесите голову на стену, а из шкуры сделаете новый плащ.

– Как прикажите. – согласился Тургер.

– Я спущусь здесь, а вы разделитесь и обходите овраг, чтобы не дать медведю отступить. Мало ли, у него второе дыхание откроется. Свайн, – конунг обернулась к своему телохранителю. – Ступай с Тургером.

Хускарл согласно кивнул. Старший охотник подошел к своей лошади и отстегнул лук со стрелами в колчане из черной шкуры северного лесного волка. Он протянул колчан конунгу, затем повел часть людей за собой, а часть – отправил под командованием сокольничего.

Ингунн спустилась в овраг, пробиваясь через плотные заросли крушины, волчьего лыка и кедрового стланика. В самой низине чернело округлое отверстие пещеры под обвалившимся склоном кряжа, уходящего вглубь леса. Из каменистого склона торчали извитые корни, обрамляющие подход к пещере, словно церемониальная арка.

Ветви сгрудившихся деревьев стали раскачиваться от играющего ими ветра, отчего ссыпались на землю кухты. Ингунн накинула капюшон, чтобы снег не налипал на глаза, и пригнулась, подбираясь все ближе к пещере. Полость не сильно углублялась в землю, но конунг по-прежнему не видела медведя. На миг ей показалось, что он мог притаиться где-угодно, спрятался среди травы и стал дожидаться, чтобы непутевые охотники сами бросились в его логово, которое он знал, как свои пять пальцев на лапе. Хрустнула ветка. Звук быстро разнесся по округе благодаря ветру. Ингунн натянула стрелу и всматривалась в кусты, выискивая в них хищника. Для своих исполинских размеров бурые медведи весьма умело притаивались. Звери в здешних лесах охотились и убивали куда дольше, чем это делали люди.

Зашелестела листва на склоне холма у оврага. Из зарослей показалось два кроваво-красных глаза. Ингунн собралась выстрелить, оттопырила локоть правой руки и задержала дыхание, но сомнение заставило ее промедлить. У медведей не бывало красных глаз, тем более они не светились так ярко даже в лунном свете.

Из кустов показалась голова, а за ней – остальное тело. Из-за плохого освещения и падающего с ветвей снега Ингунн не могла рассмотреть зверя, но определила, что цвет его шерсти – красно-рыжий, цвет киновари. Когда конунг скинула с макушки капюшон, то зверь крутанулся и юркнул обратно в чащобу, затерявшись там навсегда.

Наступил миг покоя, миг настолько тихий, что стало слышно, как снег ложился на одежду, волосы и землю под ногами. Ингунн ослабила натяжение тетивы и закрыла глаза, подставив лицо снежинкам. Холодные пушинки ложились на лицо и тотчас таяли, каплями стекая к губам. Щеки конунга окрасил румянец. Покой прервал рев разъяренного медведя.

Ингунн открыла глаза и собралась отпустить стрелу, но ее с головой накрыла тень свирепого хищника, выползшего из пещеры. Медведь махнул когтистой лапой и чуть было не вспорол правительнице севера живот, но свистящая стрела, выпущенная откуда-то сбоку, поразила его в плечо. Хищник ощерился и взвыл пуще прежнего, брызжа слюной и кровью. Существо было действительно огромным, удивительно, как ему удалось спрятаться в пещере, где, казалось бы, не было для того достаточно места. Темно-бурый кадьяк встал на задние лапы, вытянувшись во все свои два с половиной метра, и навалился на Ингунн. Девятисоткилограммовое тело практически придавило ее, но конунг успела отбежать и наспех выстрелить. Стрела вошла неуверенно и лишь слега повредила шкуру, не достигнув мышц.

В спину медведя вонзилось еще несколько стрел. В овраг спустилось пять охотников, вооружившись копьями: «Эй! Сюда! Эй, ты!» – кричали они, пытаясь привлечь внимание крупного хищника. Но медведь был непреклонен, он продолжил напор на беззащитную в его глазах женщину. Зверь был тяжело ранен, его множественные раны кровоточили, но дух оставался несломленным. Медведь готов был бороться до последнего вздоха.

– Назад, Ингунн! Отползи назад! – кричал Тургер.

Ингунн медленно отползала, держа в руке лук, что казался щепкой на фоне всесильного северного повелителя лесов. Медведь встал на четвереньки и побрел на белокурую женщину, каждый шаг давался ему тяжело, бежать кадьяк уже не мог. Ингунн уперлась в ствол широкого дерева, дальше отступать ей было некуда, она нащупала меч в ножнах, готовясь отбиваться.

На выручку поспешили охотники и хускарл Свайн. Они копьями кололи спину зверя, превращая ценнейшую шкуру в решето. Зверь вновь встал на задние лапы и одним махом выбил пару копий из рук людей. Следующим ударом кадьяк повалил на землю сокольничего, а громким ревом заставил атакующих его отступить подальше. Сокольничий попытался отползти навзничь, но тяжелые лапы придавили его ноги, переломав кости.

Ингунн выхватила Осколок Хургун. Лезвие меча блеснуло синевой, зажглись руны на поперечине. Воительница вонзила меч в толстую медвежью шею. Мех окрасился в красный. Ингунн вынула лезвие – кровь забила ключом. Зверь слегка приподнялся, а затем рухнул на обездвиженного сокольничего. От падения столь тяжеловесной туши в воздух поднялись снежные завихрения. Какое-то время ничего не было видно, затем снег вновь осел наземь.

Ингунн села на колено и оперлась на меч, вонзенный в землю. Правительница переводила дыхание. Ее окружили слуги, опрашивая о самочувствии, и лишь старший охотник Тургер подобрался к лежащему медведю, чтобы убедиться в его кончине. Кровь перестала сочиться из ран. Остановилось дыхание. Зверь был действительно мертв. Тургера это ни радовало, ни печалило. Из-под мохнатой туши выглядывала неподвижная кисть сокольничего.

– Шкура испорчена, но сохранившейся части хватит на два плаща, а мясом мы прокормим целый город. Как раз к пиру, – сказала Ингунн, встав рядом со старшим охотником. – Почему ты так печален? Это была великолепная битва, достойная песен скальдов! Давно я не была так близка к смерти, боги устроили мне достойное испытание.

– Сокольничий Буссо погиб, он был славным парнем. Я знал его пять лет. – тихо проговорил Тургер.

– Он погиб в битве! Это величайший дар для каждого истинного фриссера! Бог морозов уже направил его храбрую душу в царство Лютой Стужи! Память о нем навечно укорениться в бессмертных льдах. Кто был отцом Буссо?

– Гримвинд. – печально ответил Тургер.

– Слава Буссо Бесстрашному, сыну Гримвинда! – выкрикнула Ингунн, пронзив мечом воздух над головой.

– Слава Буссо Бесстрашному, сыну Гримвинда! – яростно скандировали остальные. В голосах смешалась гордость, радость, зависть и толика горести по ушедшему.

Пока охотники вытаскивали тело героически погибшего, Ингунн решила осмотреть логово медведя. Она подошла поближе к берлоге и увидела настил из листьев, не припорошенных снегом. Вокруг спального места лежали пожелтевшие кости зверей и наверняка даже людей, которыми могучий хищник лакомился на протяжении долгих лет своей жизни. Ингунн развернулась и уже направилась к остальным, когда услышала тихий скулеж. Она присмотрелась к берлоге, заметив за горой костей крохотного медвежонка. Тот прикрыл морду лапами и жалобно стонал, будто человеческий ребенок. Ингунн не знала, могут ли животные испытывать горе и страдание, ей в общем-то и не приходилось до того об этом задумываться, но что-то в ее душе надломилось.

– Госпожа, – хускарл Свайн обогнул Ингунн и, вооружившись томагавком, схватил медвежонка за шкирку. – Позвольте. Он может привлечь и других медведей, если они есть поблизости.

Животное запищало от ужаса, глаза мальца бегали по сторонам, не зная, за что уцепиться, а его лапки беспомощно трепыхались в попытках вырваться из плена. В какой-то момент медвежонок увидел неподвижное тело своей матери и зарычал практически, как взрослый. Свайн уложил медвежонка поудобнее, придавил его башмаком, чтобы не дергался и вознес топорик.

– Нет. – твердо произнесла Ингунн.

– Госпожа? – удивился хускарл.

– Основатели дома Бьорнбор имели при себе дрессированных кадьяков, даже седлали их, чтобы внушать людям страх и упоение. – с теплотой в голосе произнесла Ингунн.

– Медведи слишком опасные и необузданные. Доверять даже одному из них свою жизнь – большой риск. – пытался убедить Свайн.

– Был бы у меня шанс – я бы и дракона попыталась приручить. Только я и боги знаем границы потенциала дома Бьорнбор. Доставьте медведя на псарню и накормите его, затем отыщите мне того, кто сможет помочь обучить его, как собаку или сокола. – настояла конунг.

– Как прикажите. – подчинился Свайн и отпустил несчастного медвежонка.

Когда маленького хищника унесли и оставили Ингунн одну, она задумалась о тех глазах, что видела в чащобе. Некто или нечто взирало на нее из-за листвы, нечто крупное и практически бесшумное. Лишь Ингунн видела это таинственное существо странно-красного цвета.

Глава шестнадцатая

Званый ужин в Рангароне

Валрейда одели в зеленый бархатный блио, расшитый золотыми нитками, этакий отрезной кафтан с пышными полами, несшитыми по бокам и шнуровкой на спине. Сверху слуги накинули зеленый табар с узорами в виде крохотных пчелок. Табар свисал несшитыми рукавами колоколообразной формы до кистей.

В последнюю очередь слуги причесали герцога, придав его волосам блеск и пышность молодости. Пришлось даже сбрить густую бороду, что придало Валрейду вид мужчины, только вступившего в тридцатилетний возраст. На самом же деле ему было куда больше, и он этого ничуть не стеснялся, даже наоборот, наслаждался каждым днем и каждым часом, лишь иногда впадая в уныние от необратимости минувшего времени.

Валрейд разогнал камердинеров и, очутившись в полном одиночестве, вынул из нижнего ящика комода с зеркалом шкатулку со всеми своими драгоценностями, коих было не так уж и много по меркам состоятельных лордов.

Внутреннюю сторону откидной крышки шкатулки украшала крохотная мозаика двух держащихся за руку влюбленных. Волосы одного были русыми, а у второй – блондинистые. Валрейд вынул из шкатулки позолоченное ожерелье: крупные плоские кольца удерживали обрамленный янтарь. Помимо украшения на шею в шкатулке уместилась пара золотых перстней, которые герцог бережно хранил, но очень давно уже не примерял.

Валрейд не любил обвешиваться золотом, хотя среди знати ценился драгоценный блеск камней и металлов.

Герцог надел темно зеленый берет с роскошным пером гиацинтового ары из Фортресса в качестве последнего штриха и подошел к оконному проему, раздвинув плотные шторы. Свет пробился в комнату, отчего герцог прищурился. Он рассмотрел количество лошадей в стойлах, на которые выходили окна из его покоев. Такого количества гостей в Рангароне не было уже много лет, со времен женитьбы Валрейда и Гунтины. Отходя от окна, Валрейд нечаянно засмотрелся на свое отражение в узком и высоком зеркале у простенка. Годы не отняли у него статности, даже прибавили ее, и никакая прическа или освещение не заберут нажитого. Но чего он точно лишился – прежней ясности в глазах, белизны улыбки, румяности и стройности. Особенно сильно пострадала именно фигура Валрейда. В давние времена о его атлетичном теле шепталась каждая леди герцогства, Валрейд частенько выигрывал на внутренних холоборнских турнирах и был охоч получать овации и поцелуи от почитательниц. Образ благородного, честолюбивого сэра и видного кавалера никак не мешал Валрейду частенько забывать про свои основные обязанности и спускать целое состояние за пару-тройку ночей. В те времена людям в таверне было все равно, с кем они пьют. Но всему было отведено свое время. Долг и обязанности все же оказывались сильнее любых потех. Ты либо сдаешься им, либо проигрываешь все, что есть.

Размышления о былых днях не могли не напомнить о Матильде. Валрейду стоило лишь вдохнуть – он чувствовал запах ее духов из эфирных масел бергамота: насыщенный цитрус с пряным цветочным оттенком. Возникало крылатое чувство, щекочущее сердце. Валрейд будто бродил по апельсиновому полю рядом с Гритстоуном, где щебетали птички и в небе светило большое и теплое солнце. То была родина Матильды де Вайнсбург. Валрейд никогда не бывал там, он познакомился со своей первой женой, когда она уже переехала в Гарденпорт. Даже разнообразие садов столицы не могло унять души Матильды, ее рассказы о фруктовых садах и речушках родного юга заставляли Валрейда думать, будто он и сам там рос, будто сам срывал сочные апельсины с деревьев и вкушал их сладость с легкой кислинкой.

– Я как-то прыгнула с высокого обрыва прямо в воды Китового Хвоста. Волны были высотой с трех меня, они должны были всей своей силой ударить меня о подводные камни, но стихия сжалилась. Море вышвырнуло меня на берег практически невредимой, лишь перепуганной и посиневшей от холода. – рассказывала Матильда, играясь пальцами с длинными кудрями Валрейда, что смотрел на белокурую и голубоглазую красавицу щенячьим взглядом.

– Какое было время года? – любопытствовал тогда еще будущий герцог.

– Ты рассердишься, если узнаешь. Либо сочтешь меня безрассудной. – улыбнулась Матильда и на ее лицо пал луч заходящего солнца.

Они с Валрейдом засиделись в беседке на одной из улочек цветущего сада Гарденпорта, где пахло медом и розами. Рядом летали пчелы, шмели да бабочки, занимая свободные места на красочных бутонах. Рядом выглядывала над кустарниками и декоративными деревьями статуя рыцаря с букетом цветов и его возлюбленной из белого мрамора, а за монументом открывался вид на темно-синий Корабельный залив, переполненный высокими корабельными мачтами с надутыми парусами.

– Вовсе нет. – наконец ответил Валрейд после долгих размышлений.

– О, вижу ты сильно сомневался перед ответом! – рассмеялась Матильда, прикрывая губы ладонью. – Это была зима, вода была стуженая, словно я искупалась в море Драккаров.

Валрейд глядел на свою суженную и не мог поверить, что в одном человеке могло сочетаться воспитание леди и дух необузданного безрассудства. Хотя теперь, после стольких лет, он ясно видел, почему они так хорошо подходили друг другу.

Валрейд и Матильда должны были пожениться по воле их отцов – герцога Холоборна Давида Гюла и монарха Эдуарда Вайнсбурга, что оставался королем и по сей день. Оба суженных ждали от брака худшего, ибо слышали множество несчастливых историй, но им повезло. Любовь пришла не сразу, но Валрейд всегда старался быть любезным и заботливым, а Матильда поддерживала мужа во всех начинаниях и оставалась верной до самого конца.

– Герцог, – в покои вбежал слуга, бесцеремонно вырвавший Валрейда из чарующего и вечнозеленого мира воспоминаний. – Гости уже ждут вас. Ваши дочери и сын уже заняли место за столом.

– Сын? – недовольно переспросил герцог.

– Леннон, ваша милость. Айринга не было в его покоях, ваша милость. – виновато произнес слуга.

– Ах, – с ухмылкой вздохнул Валрейд, но его легкость быстро переменилась на разочарование. – Яблоко от яблони.

И неудивительно, думал герцог, ведь оба родителя Айринга были теми еще сорванцами в детстве и отрочестве. Но каждый отец, безусловно, должен настаивать на послушании своих детей, от осознания этого Валрейд и впал в печаль.

– Пошлите патруль обойти замок, пусть ищут его и доложат мне об успехе или неудаче прямо на ужин. – приказал Валрейд.

– Будет исполнено, ваша милость. – слуга поклонился, чуть ли не падая на колени, пару раз извинился за нарушение покоя и доставленные неудобства, и лишь тогда шагнул прочь из комнаты, тихо прикрыв дверь.

Валрейд проверил в трюмо, хорошо ли на нем сидит шапка, гладко ли выглажена верхняя одежда, застегнуты ли пуговицы. Он всеми силами оттягивал момент выхода ко столу, но заставлять гостей ждать уже было нельзя.

В пиршественном зале стояло два стола, но сейчас был занят лишь один, тот, что располагался ближе к большому белокаменному камину, по бокам от которого в неглубоких нишах стояли латные доспехи, выигранные Валрейдом на двух победоносных турнирах больше двадцати лет назад. На бежевых стенах с ромбовидным аргайлом повесили гербы всех присутствующих господ, рядом с ними также висел старинный гобелен, сшитый ткачихами из Гарденпорта, и подаренный прадедушке Валрейда королем Бернардом Вайнсбургом. На ковре изображался замок Рангарон с вышагивающей к нему кавалькадой рыцарей с гербами баронств Холоборна. На полотне наследный замок династии Гюла изображался куда более белым, чем он был сейчас.

За трапезным столом восседали гости из Риверлока: прибыл сам король Малколм мак Десмонд Драммонд Гайвернесский, несколько его советников, епископ, трое рыцарей, две воспитанницы короля и первый наследник Риверлока – принц Робин мак Малколм. Напротив, за столом расположился сэр Фрэн Гюла, Гунтина Кайл, жена Валрейда, и их дети: Нуала, самая младшая из дочерей, Леннон, младший из сыновей, Геррок, отданная на попечение в церковь, Елизавета, самая спокойная и послушная из потомства, и Ланн, любимица всех господ, ибо девочка с ранних лет умела находить подход к каждому.

Валрейд спустился в трапезный зал и каждый из сидящих за столом поднялся и поклонился. Герцог изучил каждого присутствующего. Место Айринга пустовало, отсутствие сына заметно омрачило и разочаровало правителя.

– Прошу прощение за ожидание, дорогие гости, это мне нужно вам кланяться и извиняться. – произнес Валрейд, приветливо улыбаясь собравшимся.

Первым, по обычаю, к хозяину замка подошел король Малколм, он взял руку герцога в свои, сжав их.

– Не нужно извиняться, друг мой! Ты пришел ровно в назначенный час! Сколько же лет мы не виделись, сколько же мне хотелось бы с тобой обсудить! – Малколм не смог сдержать порыва чувств и крепко обнял старого знакомого. Валрейд ответил тем же и рассмеялся.

– Малколм, я и не надеялся, что ты еще сохранил теплые чувства ко мне!

– Как же иначе, мы с тобой прошли через столько… Все и не припомнить, – пыл короля поутих, и он освободил герцога из своих объятий. – Ладно, не буду заставлять остальных ждать, увидимся за столом!

Король Малколм мак Десмонд отошел и следующим к Валрейду явился Фрэн Гюла в изящном черном шнурованном жилете и в кружевной кремовой рубашке с гербом династии Гюла, и по совместительству гербом Холоборна, в виде зелено-желтой пчелы на правом плече и гербом графства Майлэн в виде солнца и луны на левом плече.

– Здравствуй, дядя, – Фрэн поклонился хозяину замка, приложив ладонь к груди. – Рад, что мы наконец встретились.

– Фрэн! – Валрейд положил руки на плечи племянника. – Как же ты вырос. Я видел тебя в последний раз во время летнего турнира пять лет назад. Тебе было четырнадцать, если мне не изменяет память, и ты сидел в ложе рядом со своим отцом. Давно же я не общался с братом, как Марк поживает?

– Отец в добром здравии, благодарю. Он изъявлял желание вскоре увидеться с вами, желательно до грядущего турнира, если вы на него поедете. Последние годы вы отсутствовали, вероятно дела не позволяли покинуть родные житницы?

– Слишком много дипломатических неурядиц, которые надобно решать, помимо этого, на Холоборне держится чуть ли не вся злаковая экономика королевства Вайнсбург, каждый день приходят послания о новых торговых соглашениях и изменения в договорах старых. И я прошу меня простить, что мы смогли увидеться лишь к ужину, мне сообщили, что вы прибыли днем ранее, но рутина не позволила освободиться раньше. – изъяснялся Валрейд.

– Это не страшно, дядя! Если вам будет нужна какая помощь, то не стесняйтесь обращаться, семья на то и нужна.

– Благодарю, Фрэн, прошу, проходи ко столу.

Фрэн Гюла отошел, и к Валрейду стали подходить люди со двора короля Риверлока. Рыцари кланялись и услаждали слух красноречивыми речами о величии дома Гюла, о долгих годах дружбы между Риверлоком и Холоборном и о красоте оных. Только спустя полчаса Валрейд завершил принимать поклоны приветствий от гостей и смог занять свое место при столе напротив короля Малколма. Рядом с Валрейдом сидела темноволосая Гунтина в роскошном многослойном изумрудном платье и золотым обручем с инкрустированными изумрудами. Валрейд поцеловал холодную кисть жены и стал дожидаться угощений.

Стольники стали разносить тарелки, столовые принадлежности и зажигали потухшие свечи в канделябрах. Виночерпии наполняли бокалы собравшихся за столом. Разливалось вино, медовуха и травяные чаи. Слуги поднесли хлебные корзинки с выбором на любой вкус. Вскоре понесли подносы с прочими яствами: тонко нарезанной жареной уткой, вареными овощами и куриным паприкашем. От еды тянулся горячий пар, аристократы стали дожидаться, пока блюда слегка остынут. Во всем Мистроке считался удачным тот ужин, который был настолько горяч, что приходилось немного подождать. Гости успевали насладиться душистым запахом горячих блюд и как следует проголодаться. Помимо этого, каждый дворянин дожидался комфортной для него температуры и лишь тогда начинал свою трапезу.

– Валрейд, я слышал, что у вас герцогстве выводятся потрясающие лошади? – спросил король Малколм, разрезая ножом мягкую жаренную утку. – Даже вотерлэндские верховые пользуются вашими услугами. Это так?

– Да, король Малколм. Король Эдуард Вайнсбург стал запрашивать андирских лошадей. Это прекрасная порода, лишь недавно выведенная из скакунов и тяжеловозов. В результате долгих лет скрещиваний мы смогли вывести породу достаточно быструю и выносливую даже для непогоды. Воины в полном обмундировании способны скакать верхом на андирцах по многу часов, не сбавляя темпа.

– Есть ли у вас лишние выводки этих прекрасных лошадок? – интересовался король Малколм.

– Мы можем подарить вам жеребца, но они могут быть весьма неподатливы и агрессивны в первое время, пока их не приструнить. Да и дерутся с другими самцами. За андирскими скакунами нужен присмотр умелого конюшего, разбирающегося в породе. Либо же, уместнее взять мерина, кастрированные особи куда более податливы, но не столь резвы и не подойдут для турниров или конных состязаний. – объяснял Валрейд.

– Это весьма щедро, но я бы хотел заполучить и жеребца с яйцами и самку, способную плодоносить. – заявил Малколм.

– Не думаю, что выполнимо. Мои руки связаны законом, не позволяющим продавать особей обоих полов. Даже королю Вайнсбургу я лишь предоставляю жеребцов.

– Это верно, мне нет нужды вставать костью в горле вашего короля. Представляю, как бы он разозлился, узнав о такой сделке. – рассмеялся Малколм, жуя сочную утку.

– Прошу прощения, что вмешиваюсь, – Фрэн Гюла приподнялся и обратился к герцогу Валрейду. – Не попросите ли вы своих слуг позвать музыканта? Думаю, никто не был бы против хорошей музыки?

Валрейд посмотрел на свою жену прежде, чем отдать приказ. Гунтина не имела ничего против музыки, она согласно кивнула.

– Так тому и быть, позовите сюда Драгомана, моего любимого арфиста. – Валрейд поднял руку, указывая на одного из слуг, которому доверил данное поручение.

Вскоре в трапезный зал вошел арфист Драгоман, он и еще один придворный пронесли через дверной проем большую золотую арфу и поставили ее между столом с гостями и камином. Музыкант сел на табурет и принялся извлекать мелодию из струн легкими щипками.

– Что за мужик такой за женским инструментом? – прыснул Малколм, набросившись на куриный паприкаш. – Я был наслышан о том, какой оторвой был Валрейд Гюла раньше, неужели ты позабыл, как выглядят настоящие застолья? Больше выпивки, музыка застревает в ушах, отчего звон не проходит еще пару суток, красивые служанки в полупрозрачных платьях. Ты стареешь, Гюла!

– Прошу прощения, король Малколм, но мою жену последние недели беспокоят головные боли, поэтому я поскромничал с музыкой, но надеюсь вы полюбите арфу, ибо мой музыкант прибыл из баронства Минстрель, что в Хоралшире, и его одобрила королевская коллегия музыкантов. Тем более, это выбор моей жены, вы ведь не хотите ее оскорбить? – спокойно и непринужденно произнес Валрейд.

– Вовсе нет, прошу меня простить, миледи, – учтиво ответил Малколм. – Иногда моя заносчивость играет со мной дурную шутку. Музыка и вправду неплоха.

Гунтина мягко улыбнулась и благодарно кивнула королю.

Справа от матери сидел Леннон, а за ним Елизавета и Ланн. Сестры шептались между собой достаточно тихо, чтобы никто из окружающих их не услышал, хотя говорила в основном Ланн, поскольку ее старшая сестра была скупа на слова по своему обыкновению.

– …Тот, что сидит рядом с принцем Робином мак Малколмом – это самый молодой рыцарь короля Риверлока. Сэр Дин Речной. Ах! Он не из знатных людей, его нашли младенцем, плывущим по руслу Дубравной. Лично король Малколм выловил его из реки, когда прогуливался верхом по своим владениям. Дин оказался настолько смышленым и умелым, что посветили в рыцари его аж в семнадцать лет, – с упоением рассказывала Ланн, хлопая длинными ресницами. Чуть ли не каждое ее предложение начиналось с театрального вздоха. – Ах! А тот, что сидит дальше…, дай вспомнить… Сэр Росс Лоусон из Каменного Берега. Его называют Бескровным Мечом Риверлока, ибо большая часть сражений, в которых он участвовал, закончились миром. Говорят, язык у него подвешен лучше, чем у любого короля. Поэтому Малколм сделал его своим советником. Еще говорят, что сэр Росс раньше служил Лесному Королю, во времена, когда тот еще не был Лесным. Когда нас с тобой еще на свете не было, королевское герцогство Вотерлэнд было вольным королевством под командованием Джонаса Грина. Джон Грин воевал с соседними малыми королевствами, а те также воевали между собой, но шли годы и люди стали уставать от войны. Их запасы обнищали, скот стал вымирать, а сожженные по несколько раз поля практически перестали давать всходы. Королевства решили заключить мир, но лишь Вотерлэнд продолжал стоять на своем и не желал мириться ни с кем. Он сжигал торговые суда соседей и грабил их караваны. Но королевства не собирались мириться с своевольностью Грина, короли наняли убийц, чтобы те избавились от непокорного глупца, они пробрались в его покои темной ночью, но в кровати никого не обнаружили.