Проклятие Табигати бесплатное чтение

Глава 1

– Давным-давно, ещё на заре становления эры людей, когда человечество лишь начало покорять просторы Земли, а первородная магия была сильна, мир населяли волшебные существа. Джинны, Ифриты. Боги и демоны ходили по поверхности, обустраивая Великий Йер для детей Адама. Великая мать Табигати лично контролировала и принимала работу у своих слуг… – голос кормилицы был монотонным, да и сам текст, слышанный ни один десяток раз, не вызывал у её подопечной интереса.

Черноокая юная дева с длинными русыми волосами, собранными в две косы, ерзала на софе, то и дело, отвлекаясь на происходящее за большим стеклянным окном.

– Она утверждала образы животных и их размеры, придумывала им назначение. Мир и согласие царили на Земле. Великий творец наблюдал за всем через око неба, которым окутал свое Детище. Его первенцы разочаровали создателя, и он изгнал их из райского Джанната, однако повелел Табигати заботиться о них…

В этот момент на ветку у окна приземлилась маленькая серо-коричневая птичка и стала с деловитым видом что-то выискивать в листве дерева. Девушка улыбнулась.

Ей очень хотелось поменяться с этой пичужкой местами и, распахнув крылья, вылететь за пределы дома правителя Оштоша.

– Замира! Это очень важный текст, ты должна не просто знать его, а помнить наизусть!

Кормилица была очень рассержена невнимательностью девушки, но, выдохнув, она лишь перевернула страничку и продолжила:

– Табигати пыталась возродить сад на Йере подобный Джаннату. Но Иблис поспорил с Отцом, решив доказать, что люди не достойны великих почестей. К сожалению, Танати-Всемогущий, Великий творец, дал Иблису шанс, и на Йере разверзлись врата Тартара, откуда верные слуги Иблиса хлынули на землю, очерняя творение Табигати. Лик Йера обезобразили безводные пустыни, высокие горы с низвергающими лаву вулканами и зловонные непроходимые болота. Табигати затаила обиду на Иблиса за то, что он сделал с её садом. Она решила всеми силами защищать детей Адама. Однажды она стала свидетелем того, как слуги темного заманили в засаду первого среди равных, будущего прорадителя султанской династии великого Арнара в ловушку, и решила помочь человеку. Она спасла, тогда ещё юного, будущего повелителя людей. Иблис пришел в ярость и натравил своих демонов на творения самой Табигати. Так в мир явились оборотни и вурдалаки.

– А ещё есть злые колдуны и оборотни-убырлы, которые служат своей темной королеве Алмауз-Кампыр! – выпалила девушка, стараясь скрыть своё безразличие к разговору.

– Замира, не надо путать древние легенды с детскими страшилками! – всплеснула руками кормилица и неодобрительно покачала головой. – Деточка, пожалуйста, сосредоточься! Твой отец ведь меня плетьми засечет насмерть, или собак спустит, если ты провалишь историю Табигати. Прошу, пожалей меня.

Замира демонстративно закатила глаза, повернувшись к кормилице, а потом обречённо выдохнула и, устроившись поудобнее на софе, изобразила на лице заинтересованность.

– Великая мать и Иблис собрали свои армии, и сошлись в смертельном бою. Силы были равны, и тогда Арнар привел войска людей на плато Укбыр и склонил чашу победы на сторону Табигати. Но ущерб, нанесенный Йеру был огромен: некогда единая Пангея раскололась на несколько частей-материков. Табигати полюбила своего помощника чистой любовью, на которую только была способна. Она перенесла семьи клана Арнара на самый безопасный кусок Йера – Аизу. Населила его множеством животных и съедобных растений. Народ людей жил и процветал, но счастье было недолгим. Арнар почитал Табигати как мать, но когда он пришел к ней и привел за руку свою возлюбленную, Табигати познала ревность. В порыве ярости она испепелила Арнара и беременную от него девушку, а когда поняла, что натворила, взмолилась Отцу Небесному Танати, с просьбой вернуть убиенным жизнь. Но закон мира суров. Жизнь за жизнь, смерть за смерть. И нарушить его не могла даже Табигати. Отец вернул жизнь невинным, но сама Табигати стала Безликой. Умереть бессмертная не могла, и Она обрекла себя на вечный диалог с Иблисом, провожая мертвых в его царство. Табигати утратила свое имя, и люди стали называть её Смертью. Но смерть всегда страшила людей, и так великая мать стала Великой Безликой. Иблис воззвал к отцу о несправедливости обмена, так как вернул две души из своего мира, и потребовал жизнь не рождённого дитя, зачатого Арнаром, и тогда Табигати поставила на девочке свой знак – метку в виде крылатого дракона, давая понять, что чадо принадлежит ей. В отместку разъяренный Иблис потребовал от девочки служения своей хозяйке и обет безбрачия. Отец согласился с доводами и воздвиг первый Храм Табигати – великой Безликой на горе Айсинуш. С тех пор в каждом поколении у потомков Арнара рождается девочка с меткой Безликой, но только одна из них пройдет инициацию и сменит верховную жрицу…

Служанка перелистнула страницу священной книги и краем глаза заметила, что ее ученица, дочь достопочтимого Юсуфбея снова не слушает её, а просто смотрит в окно.

– Замира? Замира, ты опять меня не слушаешь! Ну, сколько можно? Какая муха тебя укусила?

Девушка испуганно встрепенулась, и её щеки залились румянцем от того, что она снова погрузилась в свои фантазии.

– Ты уже несчетное количество раз читала мне эту историю, – заявила в своё оправдание и поднялась на ноги. – Мне больше интересно узнать про саму инициацию. А песня Табигати прекрасна, но в тоже время, исполняя её, в душе всегда зарождается глубокая тоска… – девушка обняла себя за плечи и, закрыв глаза, запела:

Я прошу, люби меня вечно,

Даже если мешают дожди!

Даже если любовь под луною не вечна,

Ты не верь,

Ты просто люби!..

Маленькая пройдоха знала, что священная песнь умиляет кормилицу и после этого ее стальной характер превращается в свечной воск. Это знала и сама кормилица. Седовласая женщина улыбнулась, в очередной раз попавшись на хитрость молодой хозяйки.

– Что вы опять задумали? Помните, испытание пройдет лишь целомудренная и девственная носительница печати, а слуги Иблиса сделают всё, чтобы прервать эту нить служения.

– А каково это, иметь близость с мужчиной? У тебя был мужчина, Ахнея? И потом, ты никогда не рассказывала мне о самом испытании? Что меня ждёт? – спросила Замира, и кормилица отвела взгляд, в глубине души сочувствуя и опасаясь за жизнь своей подопечной.

– Табигати – мать природа. И испытание будут связаны со стихиями. Первое из них – вода. Избранниц погрузят в воды священной реки, и та, что вынырнет последней, победит.

– Но я не умею плавать! – воскликнула девушка, ощутив, как страх липкими холодными щупальцами заскользил по телу.

– Так плавать и не надо, главное не бояться воды.

– Почему ты мне раньше не сказала? Я могла бы потренироваться!

– Целомудрие…– деловито произнесла женщина, подняв указательный палец кверху.

– Ой, кормилица, оставь эти слова. Я на озеро.

– Но…

– Никаких, но! Я хочу попробовать. Или тебе придется рассказать мне об интимной близости. Я должна знать, чего опасаться, ведь мужчины такие коварные! Как мне уберечь девственность, а тем более целомудрие, если они хитры, как сам Иблис? А будешь перечить, пожалуюсь отцу, и тебя заменят на другую, более сговорчивою!

– Я шестнадцать лет своей жизни посвятила твоему воспитанию! Я ж тебя как родную… – схватившись за сердце, обиженно пролепетала кормилица, прекрасно зная хулиганский нрав дочери Юсуфбея.

– Не хочу, чтобы тебя заменили, не злись. Я быстро, честное слово. А когда вернусь, обещаю выучить последний куплет песни Табигати и прочесть ещё две главы! Кстати, а молоко бывает у целомудренных девственниц?

– Нет, не бывает, – выдохнула в ответ женщина, подчиняясь воле неугомонной девчонки.

– Так ты знаешь, каково это, быть с мужчиной, Ахнея?

– Идите купаться, сейчас полотенца подам… – ответила кормилица, закрывая книгу.

– Не нужно, отдыхай! Я сама возьму. Ты самая лучшая няня в мире! –  выкрикнула Замира и, выскользнув за дверь, опрометью рванула по коридору.

Сердечко в груди юной девушки билось быстро и гулко, предчувствуя что-то интересное и запретное. Неизведанное страшило, но безумно влекло отмеченную печатью Богини, ведь запретный плод всегда кажется слаще…

Глава 2

Стоял жаркий летний полдень. Яркое солнце палило нещадно. Чилля. Даже на топчане под старой раскидистой чинарой было невыносимо душно. Маруф, уже не молодой мужчина только что пообедал и пил чай. Он смотрел, как Алишер, его единственный сын махал кетменем на маленьком участке, помогая матери ухаживать за огородом.

Юноша был крепок плечом, вынослив и орудовал тяжелым инструментом, словно детской игрушкой. Алишеру исполнилось всего семнадцать, но его силе уже могли позавидовать многие. Обычно парень подрабатывал носильщиком при местном базаре, но из-за сильной жары местный Кадий запретил торговать в полуденные часы.

Спустя какое-то время к топчану подошла седая женщина в пестром наряде. Она управилась с домашними делами и принесла мужу лепешку и немного курта.

– Не забудь взять это с собой, – произнесла супруга, заботливо оставив узелок на углу топчана. – Еще чай будешь?

Мужчина оторвал взгляд от сына, продолжающего работать в огороде, и повернулся к жене.

– Спасибо, но нет. Мне уже бежать пора.

Женщина выдохнула и стала собирать на поднос посуду. Некогда безумно красивая восточная красавица всё ещё не утратила своей стати.

– Фатима, скажи сыну, что мне нужна его помощь в саду у господина Юсуфбея, – произнёс Маруф, и женщина едва не выронила из рук тарелку с лепешками.

– Но никому из мужчин младше пятидесяти нельзя пересекать порог дома Юсуфбея! Наказание десять ударов палкой по пяткам! – воскликнула, напоминая мужу о возможном наказании.

– Арыки пересохли. Вода упала. Розы господина чахнут. Я лишусь головы, если не исправлю ситуацию. А один я не осилю. Ты же знаешь, как вспыльчив Юсуфбей.

– Ох, Маруф. Я сотню раз тебя просила, чтобы ты ушел оттуда. Лучше бы уж в караван записался. Хоть отдохнула бы от тебя, пока ты в пути. И денег там больше.

– Ну да, и басмачи с башибузуками нападают чаще, смерти моей хочешь?

– А тут сейчас что? Либо сыну по пяткам палкой, либо тебе по шее топором? Башибузуки – разбойники пустыни милосерднее, чем этот твой Юсуфбей.

– Какой смысл возмущаться, ежели ничего исправить нельзя? Мне нужна помощь Алишера, отпустишь его?

– Конечно, отпущу. Если тебе голову снесут, что же мне потом одной хозяйство тащить? Узелок не забудь. Осторожнее там. И смотри за сыном. Он с виду большой, а в душе дитя ещё.

– Спасибо, радость моя, –  прошептал садовник, чмокнул жену в щеку и, кряхтя, начал собираться.

***

Сад Юсуфбея был великолепен, словно райский оазис. Его заложила ещё пробабка нынешнего правителя Оштоша. Этот небольшой городок очень удачно расположился на перекрестке караванных путей.

Здесь находили прибежище и отдых, и караваны северян, и торговцы с востока. Базар Оштоша тоже ломился от товаров. Купцы старались сбыть скоропортящийся товар, закупиться провиантом и водой.

Вскоре стихийный рынок обнесли стеной и сколотили прилавки. Ещё немного погодя выросли стойла и мастерские. С раннего утра до поздней ночи здесь стоял гул. Звон кузнечных молотов смешивался с криками мулов, ржанием лошадей и шелестом хан-атласа.

Городишко рос, а с ним росла и казна Бая, правившего этими землями. Как-то раз даже сам Султан заглянул в Оштош, но остался недоволен пейзажем.

Изворотливая хозяйка дома, первая жена прадеда Юсуфбея объяснила это отсутствием воды. Уж неведомо сейчас, чем она заслужила милость султана, но спустя месяц армия подошла к Оштошу.

Перепуганные жители уже приготовились к смерти, но воины султана вырыли озеро на берегу небольшой речушки Анктары. А следом под руководством прабабки нынешнего правителя разбили роскошный сад. И спустя еще совсем немного времени уже сами караванщики везли в Оштош диковинные растения для правителя.

Сад стал чудом. Новым Эдемом, как говорили северяне, или отражением Джанната, правда, в отличие от своего божественного близнеца, в нем не хватало только прекрасных Гурий и пери.

Розы же по красоте не уступали тем цветам, что некогда росли в священном месте. Все без исключения правители гордились своим садом и розами, и поэтому Маруф так сильно переживал из-за них.

Для Алишера огромные деревянные ведра были не слишком тяжелы по сравнению с тюками торговцев с рынка, а узреть чудо сада могли лишь избранные. Поэтому, окрыленный небывалой красотой, парнишка таскал и таскал воду из пруда.

Оставалось полить только кусты божественно-белых, как облака на небосводе роз, когда Алишер, следуя по дорожке, услышал дивное пение. Шаги юноши стали бесшумными, а движения осторожными.

Словно дикий барс молодой Алишер крался среди зарослей, боясь спугнуть дивную пери с чарующим голосом. Ибо только эти волшебные создания смогли бы так свободно петь в этом саду.

Водная гладь отражала силуэт женской фигуры, а голосок продолжал напевать неизвестный носильщику мотив:

Я прошу, люби меня вечно,

Даже если мешают дожди!

Даже если любовь под луною не вечна,

Ты не верь,

Ты просто люби!

Юноша, затаив дыхание, шагнул вперёд, чтобы подойти поближе. Прекраснейшая дева нагишом стояла по пояс в воде и омывала свои роскошно-длинные волосы.

Её губы казалось, были нежнее лепестков роз, в глаза цвета теплой летней ночи мечтательно смотрели куда-то вдаль.

Ты люби меня, когда утро

Внезапно приходит в твой дом.

Не забывай про меня ни секунды,

Помни, даже если на сердце ком.

Я прошу, люби меня вечно,

Даже если не вместе порой…

Песня лилась над рябью озера, и птицы подпевали голосу волшебницы. Парень опустил глаза и разглядел на небольшой, ещё почти детской груди пери бутоны сосков цвета гречишного меда.

Алишер взволнованно сглотнул и замер завороженный невиданной красотой юной певуньи.

Я прошу, люби меня вечно,

Даже если со мною другой.

Я прошу, люби меня вечно,

Не смей забывать никогда!

Я прошу, люби меня вечно,

Даже если минуют года.

Пусть потухнут все свечи,

Пусть расскажут, что я умерла.

Я прошу, люби меня вечно,

Ведь умирая, я

Все так же любила тебя…

Последние слова песни глубоко ранили душу юноши. Он прослезился и выронил ведро из рук.

Девушка вскрикнула и опустилась под воду по самое горло, но кристально чистая вода в озере не помогла ей до конца скрыть наготу.

Алишер же стоял неподвижно не в силах оторвать взгляд от белоснежной груди и сосков, меж которых темным пятном красовался крылатый дракон.

– Ты кто? Выйди и покажись мне немедленно! – скомандовала прекрасная незнакомка голосом не терпящим возражений, и сын садовника покорно вышел на берег.

Щеки парнишки горели огнём от смущения, а возбуждение разливалось по телу незнакомым, но приятным потоком, будоража юношескую кровь.

– Подними полотенце и протяни мне! – последовал очередной приказ, и юноша безропотно повиновался, продолжая любоваться прелестями красавицы.

– Не нагляделся ещё? Бесстыжий! Отвернись немедля, чтобы я смогла выйти из воды!

Алишеру честно было стыдно за свое наглое поведение, и разум велел исполнить приказ, но сердце бунтовало.

Суровый взгляд черных глаз не пугал и не отталкивал, а напротив притягивал и наполнял душу теплотой и упоением.

– Я кому сказала? Жить надоело? Что молчишь? Ты немой?

– Нет, я просто… я… – казалось, язык забыл все слова, или они просто застряли комом в горле.

Алишер последний раз бросил взгляд на красавицу и отвернул голову, протянув навстречу девушке полотенце.

– Дар речи потерял? – тон пери стал немного дружелюбнее, и в голосе появились нотки любопытства.

–Просто ты такая красивая… я… прости меня, о прекраснейшая пери! – произнёс на выдохе, стараясь взять под контроль бушующие в груди эмоции.

– Правда? – игриво переспросила девушка, взяв полотенце из протянутых рук.

Она стояла так близко, что Алишер чувствовал её дыхание на своей груди. Парень зажмурил глаза, но не от страха.

Ему очень хотелось ещё раз увидеть, словно выточенную древним мастером из слоновой кости хрупкую фигурку девушки.

– Как хоть твоё имя, истукан? –  с насмешкой спросила Замира, испытывая огромное удовлетворение от того, что произвела такое впечатление на незнакомого юношу.

– Али… Алишер… сын садовника Юсуфбея, – промямлил парень, продолжая бороться с желанием открыть глаза.

– Как ты попал сюда? Вход на территорию сада запрещен мужчинам! Я вот возьму и расскажу отцу, и тогда он отрубит тебе голову!

Алишер глубоко вздохнул, поняв, что ошибся, приняв девушку за пери, и приклонил колено, опустив голову вниз. Его взгляд наткнулся на очаровательные ступни дочки Владыки Оштоша.

– Если мне все равно не жить, дозволь перед смертью ещё раз взглянуть на тебя, красавица! – произнёс, набравшись смелости, на что девчонка насмешливо фыркнула.

– Ты перед смертью просишь лишь об этом? – уточнила Замира, подозрительно сощурив глаза.

– Да, повелительница… – последовал уверенный ответ.

– А ты смел и честен, сын садовника. Так уж и быть, поднимись и смотри.

Не теряя ни секунды, юноша выпрямился и взглянул на девушку. Она стояла перед ним завернутая лишь в полотенце, и Алишер утонул в тёмных, словно безлунная ночь, глазах. Таких чистых и бездонных, как расщелины западных гор.

– Нравлюсь? – игриво уточнила красавица.

– До умопомрачения. Спасибо, госпожа, теперь я готов понести наказание за свою дерзость, – парень покорно склонил голову и снова опустился на одно колено.

Честность и смелость парня тронули сердечко юной госпожи, и она поняла, что не желает Алишеру смерти.

– Я не скажу отцу о случившемся. Думаю, и ты не станешь болтать об этом. Пусть это останется нашим секретом, а в наказание за проступок, ты будешь приходить сюда вечерами, чтобы рассказывать мне о городе и отвечать на вопросы. Договорились?

Сердце юноши чуть не разорвало от счастья. Он снова сможет увидеть её, и пусть ему сломают пятки стражи сада, но Али жаждал снова увидеть её красоту даже ценою собственной жизни.

– Да будет, как пожелаешь, черноокая, – кивнул в знак согласия, уже понимая, что, во что бы то ни стало, исполнит любое желание дочурки Юсуфбея.

– Тогда каждую пятницу после того, как священник пропоет с минарета, я буду ждать тебя здесь. А сейчас уходи! – девушка указала пальчиком в сторону тропинки, ведущей к выходу из сада.

– Но, госпожа… если я не принесу воды, белые розы в саду увянут, и мой отец лишится головы…

– Ладно, черпай воду и уходи, не оглядываясь. Оглянешься хоть раз, все-таки лишишься головы! – капризно скомандовала Замира, которой глубоко в душу запали слова сына садовника.

Дочурка Юсуфбея очень хотела, чтобы парень, зачерпнув воды, всё же обернулся. Не потому что желала ему смерти, нет. Замира просто мечтала ещё раз ощутить на себе теплоту восхищенного взгляда Али.

Девушка даже специально скинула полотенце и не спешила натягивать на тело разогретую солнцем ткань одеяния.

Алишер помнил угрозу, озвученную дочкой Юсуфбея, но не смог удержаться и обернулся. Замира стояла на берегу, уже не прикрывая наготу полотенцем.

Вместо того, чтобы рассердиться и позвать стражу, девушка подмигнула парню, и он, расплывшись в счастливой улыбке, галопом помчался по тропинке в глубину сада.

***

Отец встретил задержавшегося у озера сына отборной руганью.

– Где тебя носит? Стража делает обход каждые четыре часа! Ты знаешь, что будет,  если они заметят тебя?

– Прости, Ота. Я замечтался, услышал песню птиц и заслушался.

– Вырос дылдой, взрослому буйволу шею свернуть можешь, а мозгов… эх… песни птиц он заслушался. М-да… давай быстрее, скоро патрульные обход будут делать!

– А после вечернего песнопения стража тоже ходит? – спросил Алишер, выливая четверть ведра под очередной куст розы.

– Нет, конечно. Какой дурень попрется в сад?

– А чего нет-то?

– Говорят, когда рыли пруд и разбивали сад, то перед этим, в дар Безликой принесли в жертву тысячу женщин-рабынь. По сотне с каждого вилоята. Но Безликая не приняла жертву, так как не все из них были целомудренными девственницами. Отвергнутые души превратились в Тен Уртасы – Неупокоенных. Их призраки все еще бродят в потемках, жаждая мести. Так что ни один правоверный не сунет свой нос в эти лабиринты.

– В смысле нецеломудренными девственницами?

– Вай, я точно Фатиму прибью, не может быть мой сын таким тупым! – всплеснул руками Маруф. – Целомудрие и девственность не одно и тоже. Балбес! Девственность – это чистота тела. А целомудрие – чистота души. Говорят, что часть рабынь увели из дома насильно, разлучив с любимыми. Их сердца познали любовь к мужчине, и они уже не могут служить Безликой. Понял?

– Да понял, понял, – пробурчал Алишер, выливая остатки воды.

– Ну, а раз понял, шевелись, давай! Ещё с десяток ходок и можно домой. Мать наверняка роскошный ужин приготовила.

Юноша, схватив ведра, бросился к озеру, но берег уже опустел. Дочка Юсуфбея ушла, оставив после себя лишь отголоски прекрасной песни, мотив которой ещё долго разливался по саду, подхваченный щебетанием птиц.

Глава 3

Почти до середины Билека, первого месяца осени, убегал из дома по пятницам сын садовника, и каждый раз он приносил с собой гостинцы для своей собеседницы. То пригоршню сухофруктов, то заморский плод. То диковинных сладостей с южных земель.

Молодые люди часами смотрели, как Безликая Свирь зажигает на ночном небосводе звезды. Наблюдали, как величественная луна меняет свой лик, превращаясь в месяц, болтали часами напролет. Иногда   до  самого рассвета.

Дочери Бая, родившейся с меткой Безликой и выросшей под строгим присмотром нянек, было безумно интересно всё. Алишер узнал, что Замира никогда не покидала пределы байского дома, поэтому с удовольствием и подробностями рассказывал ей об Оштоше, его базаре и мастеровых улочках.

Девушка слушала его рассказы, а юноша купался в её взгляде, бездонном как расселены первородных скал и теплых, как летняя ночь.

Алишер и мечтать не мог о том, чтобы коснуться белоснежной кожи красавицы. Мысли о ней сводили его с ума. Только рядом с ней он чувствовал себя так, будто сад Юсуфбея на самом деле Джаннат.

Иногда Замира, особенно когда Алишеру удавалось развеселить её какой-нибудь смешной историей, пела ему ту песню о великой любви. Песню Безликой о её просьбе к первому султану людей Ибрагиму, до того, как отвергнутая им, она спустилась в подземное царство и скрыла свою красоту хиджабом смерти.

Ее голос, словно жемчужный водопад, журчал в тишине летних ночей под аккомпанемент цикад и кваканье озерных лягушек. И молодым влюблённым казалось, что ничто и никто не сможет нарушить их идиллию…

Во вторую Жомгу Билека один из стражников, обходивший стену дозором, заметил промелькнувшую тень. Они проследили за нарушителем до озера, и едва Алишер уселся на склонившийся до земли ствол плакучей ивы, на него набросились нукеры бая.

Юсуфбей был в ярости от того, что кто-то осмелился проникнуть в его владения. Он, оставив ужин, лично отправился к озеру, чтобы допросить наглеца.

Сначала мужчина хотел забить его кнутом насмерть, но алчность взяла верх, и, подойдя к берегу, Юсуфбей уже решил судьбу преступника. Оставалось лишь выяснить, с какой целью злоумышленник проник в его сад.

Алишеру больно выкрутили и связали руки за спиной, поставив на колени перед хозяином дома.

– Ты кто такой? И зачем явился сюда? – вопрос Юсуфбея утяжелил удар сапогом по ребрам, от чего у сына садовника сбилось дыхание, а лёгкие свело от боли. – Отвечай! Или я живьем с тебя кожу сдеру!

В подтверждение угрозы Алишеру растянули руки и привязали к иве.

– Говори! И твоя смерть будет легкой! – взревел Бай, раздосадованный упрямством мальчишки.

Алишера не пугали угрозы владыки, он отчаянно пытался отыскать способ не выдать Замиру и не навлечь беду на свою семью, но мысли из-за ударов стражи отказывались выстраиваться во что-то логичное и разумное.

Рубаху на плече Алишера разорвали, а начальник караула сделал глубокий надрез на плече. Юноша знал, что будет дальше. Был свидетелем, как с осужденного содрали кожу на площади, и предполагал, какие это причинило несчастному му́ки.

Страх окутал сознание юноши, ведь нестерпимая боль могла заставить его выдать тайну.

– Я слышал, что в озере живет нимфа небывалой красоты. Её песни нежны и прекрасны, а ещё, если застать её врасплох, она выполнит любое желание! – затараторил носильщик, надеясь, что Бай не распознаёт в его словах лжи. – Я сын вашего садовника Маруфа. Он захворал. И я хотел поймать нимфу, чтобы она даровала отцу здоровье.

Юсуфбея поднял руку, и в повисшей тишине Алишер услышал облегченный девичий выдох в кустах. Сердце носильщика дрогнуло, ведь не он один мог услышал это.

Замира очень нервничала и переживала, рискуя выдать себя шорохом или неловким движением.

Юноша снова решил спасти возлюбленную, и что есть мóчи закричал, изображая раскаяние:

– Простите Владыка, я не ради корысти! Отец даже не знает, что я сюда отправился!

– Ты чего? Совсем с головой не дружишь? Какого шайтана, какие нимфы? Ты дурак? – Бай не понимал, издевается сейчас парнишка или говорит правду.

Мужчина уже собрался отдать приказ и лишить наглеца жизни, но Безликая решила, что для Алишера ещё не наступил его час, и помощь пришла оттуда, откуда он не ждал.

– Он на самом деле юродивый. Я знаю его. Он на Базаре носильщиком подрабатывает. Здоровый, но Небеса не одарили его разумом. Сам видел, как этот парнишка вчера торговался с северянами за диковинные ягоды, выложил за них почти пять монет. Сказал: «для нимфы». Пять монет! Половина недельного заработка. На них лепешек на неделю купить можно было… – протараторил стражник и замолк, опустив голову под суровым взглядом своего владыки.

– Проверьте, здесь ли ягоды! – скомандовал Бай, и с юноши тут же содрали рубаху. Свёрток с раздавленными от ударов ягодами вывалился под ноги Юсуфбея.

– Продайте его Магрисканцам, они хорошо платят за крепких рабов, – мужчина сплюнул в сторону носильщика и двинулся восвояси.

***

Невольничий рынок располагался в самом дальнем углу базара рядом со скотным двором и туалетами.

Работорговля не особо приветствовалась султаном, но и запрещать он её не спешил, предпочитая получать мзду вместо теневого оборота невольников. Прямо из подвала Алишера выволокли на рынок.

Юноша смирился с судьбой и уже не обращал внимания на крики толпы или оценивающие взгляды торговцев живым товаром. Колодки сменили тяжелые кандалы, но так рукам вернулась подвижность. Тело болело от вчерашних побоев. Алишер стоял в одном ряду с остальными несчастными.

Всего рабов насчитывалось немного, впрочем, как и самих желающих их приобрести, так что аукциона, на который рассчитывал Юсуфбей, не вышло. Всех рабов купил скопом торговец из Согдинии.

После проведения всей бумажной волокиты, рабов сковали по двое и через весь город повели к пристани на Дарьё. Когда в толпе мелькнуло постаревшее в одночасье лицо матери, Алишер дернулся и получил свой первый удар невольничьим кнутом.

Кнут оставил глубокую рану на лице юноши, обезобразив и без того не слишком привлекательное лицо носильщика. Мать ещё долго смотрела в след неразумному сыну, и Алишер чувствовал это всем нутром, кожей и душой.

Он не знал, как ответить на её немой вопрос: «Почему?»

– Теперь ты – Битый, это твоё новое имя. Зови меня Аксак, – подал голос лысый мужчина, шедший с Алишером в сцепке. – Поверь мне, так будет легче. Забудь свое настоящее имя, ну, а если достанет смелости, храни и не называй его никому. Тогда у тебя появится собственная тайна. Свое сокровище. Старое имя всегда будет напоминать тебе о том, чего ты лишился. О том, кем ты был и чем владел. Только от этого сходят с ума. Теперь мы – рабы, собственность, и лучше забыть о прошлом.

– А как ты попал сюда, Аксак? – спросил юноша, стараясь отвлечься от тяжёлых мыслей.

– Никогда не спрашивай раба об этом! Это табу, – злобно рявкнул мужчина и больше не проронил ни слова.

Жгучая и саднящая боль от раны на лице постепенно затмила боль от побоев, но Алишер не жалел о своем поступке, понимая, что своей участи ему все равно было не избежать.

Зато он спас честь запавшей в его сердце дочери Юсуфбея, девушки, носящей знак самой Табигати. В душе парень надеялся, что совершил благородный поступок и в награду от Безликой получит быструю смерть.

Отягощенный этими мыслями, он не заметил, как ступил на помостья Согдинийской галеры. Новоприбывшим дали по бурдюку воды и по паре вареных клубней Чалбара – местной брюквы, а затем рабы заполнили пустующие места за веслами.

Алишеру досталось место у самого прохода между бортами. Кандалы обвили весло, а удар молота наглухо вогнал длиннющий штырь в древо, напрочь связывая гребца с ещё двумя несчастными, сидящими ближе к борту.

Ближний к носильщику мужчина выхватил из его рук клубень и поспешно запихал его себе в рот. Алишер не успел даже возмутиться, как кнут ещё раз полоснул по его телу, и на этот раз удар пришелся по голой и потной спине носильщика.

Вору досталось сильнее, и он завизжал, схватившись руками за щеку.

– Команды жрать не было! Еще одна такая выходка, и на твой чучак будут ловить жеена! – прогремел голос надсмотрщика, и сосед Али вжался в скамейку, закивав головой. – А ты запомни, новенький, кто зевает, тот – голодает!

Зазвучал барабан, и рабы налегли на весла. Алишер быстро потерял счет времени.

Яркое палящее солнце жгло спину, бока покрылись бордовыми синяками от сапог нукеров Юсуфбея, а раны от ударов кнута кровоточили и причиняли нестерпимую боль, особенно когда в них попадал пот. Во рту пересохло.

Юноша отпустил весло и нащупал бурдюк, но успел сделать лишь пару глотков живительной влаги, как щелкнул кнут, и на спине появилась ещё одна рана.

Алишер едва не выронил драгоценный сосуд, чуть не задохнувшись от новой порции боли. Надсмотрщик с ехидным оскалом занёс руку вверх, собираясь нанести ещё один удар, но замер в этой позе, услышав властный голос капитана.

– Ты что творишь, урод? Он – единственное более-менее ценное приобретение! Это мои рабы, а не твои гребцы! Тронешь ещё одного, велю прибить твою поганую тушу к носу корабля! Это научит остальных уважать собственность купцов.

– Ка… капитан… – проблеял бугай с хлыстом, испуганно вжав голову в плечи.

– Напоить, накормить. И привести в порядок! Моё имя под контрактом! Что ты будешь делать, когда его раны загноятся?

– Но я…

– Учти, если он не доедет до Согдинии, ты займешь его место на помосте! Понял меня? Они не просто рабы, они – мое богатство, которое превратится в золото, лишь на рынке в Согдии! Кто заплатит за дохлых и немощных? Тупая твоя голова! Немедленно обработай ему раны!

– Чем? – уточнил надсмотрщик, побледнев ещё сильнее.

– Да хоть языком лижи, если не знаешь чем! Тупица! Пусть помочится во что-нибудь и протрет. Дебил бестолковый! Тебе бы только ишаков погонять. Ты что, первый раз на борту?

– Второй…

– И походу последний. Займись моими деньгами!

Капитан скрылся в тени каюты, а надсмотрщик поспешил выполнять полученные указания.

Судно легло в дрейф, но якорь не бросило, безвольно скользя вслед за течением.

Глава 4

После ночного происшествия все во дворце словно сошли с ума. Юсуфбей устроил внеочередную проверку своим слугам, но после того, как стража увела нарушителя на рынок, негодование хозяина постепенно сошло на нет.

Однако последствия взбучки были видны не вооружённым глазом даже по количеству блюд, поданных на завтрак его дочери. Ахнея не притронулась к еде, ожидая свою подопечную к столу, но девушка задерживалась.

Уже остыл не только чай, но и яйца с пирожками, а фрукты утратили блеск первой свежести.

Няню очень обеспокоило отсутствие за завтраком дочери Юсуфбея, и сердце подсказывало женщине,  что Замира каким-то образом причастна к вечернему происшествию.

А ещё кормилица чувствовала, что последнее время с её подопечной творится что-то неладное. Побеги из дома по пятничным вечерам могли закончиться огромной бедой, но своевольная Замира не слушала предостережений няни и не боялась нарваться на гнев отца.

С этим надо было что-то делать. Сердце старой женщины обливалось кровью при мысли о том, что её упрямая девочка вляпалась во что-то не очень приятное.

Набравшись смелости, кормилица поднялась к Замире в опочивальню и застала ее в истерике и слезах.

– Что случилось, милая? Страшный сон?

Девушка бросилась на шею няне, не в силах удержать в себе всю боль переживаний, что скопилась в душе с прошлого вечера.

– Понимаешь, я всего лишь хотела развлечься немного! Я заставила его приходить в сад, а он… Я честно не знала, сколько стоят его подарки. Он на базаре диковинки на последнее покупал… какая же я дура… ведь не все же в роскоши живут… – произнесла Замира, рыдая навзрыд и уткнувшись лбом в плечо кормилицы. – А вчера его поймали. Били и заставляли рассказать, зачем он пришел в сад, а он… Он меня выгородил! Ему отец даже кожу хотел содрать, но он все равно не выдал. Почему!? Это ведь я ему приказала приходить… Я думала, что все мужчины злые и хитрые, как Иблис, а он… –  слова девушки слились в бессвязный вой, и Ахнея заботливо погладила её по голове, сама едва сдерживая слезы. – Когда отец про причину спросил, я так испугалась, думала мне конец, а он им про озерную фею… а отец его в рабство… Это моя вина! Я его жизнь погубила… Почему он так поступил? Знал же, что за это будет… и все равно…

Замира рыдала и пыталась понять, почему этот парень так поступил?

Зачем пожертвовал собой, хотя мог просто раскрыть правду и вернуться к своей семье?

Да, Алишер не избежал бы жестокого наказания, но остался бы жив и не потерял возможность видеться с родными и близкими.

Означает ли поступок юноши что-то особенное?

Значит ли это, что в его сердце так же поселилось странное, но приятное чувство, которое заставляло душу Замиры замирать от счастья при каждой встрече с парнем?

– У вас с ним была близость? – едва слышно задала вопрос кормилица, когда истерика у дочери Бая немного поутихла.

– Нет! – воскликнула девушка в ответ, и в её взгляде при этом отчетливо отобразилась обида за задетую гордость и самолюбие. – Как ты смеешь так обо мне думать! Он даже пальцем меня не коснулся.

– Не все мужчины коварны и жестоки как Иблис. Есть среди них и достойные. Такие если любят по-настоящему, то за любимую женщину и на смерть, и в ад, и на весь мир войной пойдут. За свою половинку они способны не то что с врагами, с Богами биться.

– А может тогда он и есть моя судьба? А я его на рабство обрекла! – слезы с новой силой хлынули из глаз девушки.

– Ну что ты, родимая? Вот не уразумела ты притчу о Табигати. Выучить – выучила, а понять – не поняла. У избранных ею нет половинки среди мужчин. Твоя судьба – служение. Ты – будущая верховная Безликой. Недаром у тебя метка на сердце, да и имя твое означает честь и опору, – выдохнула Ахнея и прижала к груди девушку, словно пытаясь огородить её от всего злого. – Только ты сможешь вымолить у Табигати спасения для этого бедолаги, но ты должна быть идеальной, ведь для других Безликая глуха. Стань тем, кем предначертано, а о случившемся больше никому не рассказывай, слышишь? Иначе усомнятся в твоем целомудрии, и сгинет парень. А про остальное забудь. Будь он суженным твоим, Безликая принесла бы его младенцем в достойную и равную тебе семью. Забудь. И я забуду. Не было этого разговора. Никогда, – няня ещё крепче стиснула Замиру в своих объятиях, изо всех сил стараясь скрыть рвущиеся наружу эмоции.

Ахнея любила дочь Юсуфбея как родную и искренне желала ей только счастья, но в то же время женщина понимала, что отмеченного пути не изменить. Метка Табигати не исчезнет, и Замире суждено посвятить свою жизнь во славу Безликой.

***

Угрозы капитана не прошли даром. У надсмотрщиков исчезли кнуты, но их заменил кусок каната с распущенными на конце прядями, завязанными в узлы.

Удар таким ударным оружием не рвал кожу, но не был менее болезненным. Кроме того Ирнам не простил Алишеру унижения, полученного несправедливо из-за нерадивого раба, поэтому постоянно задевал юношу ногами, когда проходил мимо или мог как бы невзначай наступить на ему руку.

Будь воля самого Ирнама, тело парнишки уже давно бы украсило нос корабля своими останками. Но мужчина не имел власти распоряжаться жизнями рабов, и это выводило надзирателя из себя.

Шел третий день плавания. Судно, благополучно миновав речные мели, вышло из устья Дарье. Впереди лежал последний из островов, дальше бескрайние просторы Ярсулы – бурного моря между землями Султаната и Согдинии.

Рулевой уже мечтал сжать пальцами кружку, наполненную шераби из личного бочонка капитана, когда слева из-за острова показались косые паруса.

– Норманы! – истошный крик смотрящего посеял переполох на палубе.

Охрана поспешно начала надевать доспехи и разбирать бортовые щиты. Капитан поднялся наверх из каюты, чтобы лично проконтролировать ситуацию. Барабанщик замер, ожидая команды, а рулевой вцепился в древко руля.

– Крепи шкоты! Поднимайте парус! Поворот вправо! – закричал капитан, раздавая команды немногочисленным матросам. – Правый борт, суши весла! Левый, ускорились! Держать темп!

Барабанщик заколошматил по натянутой коже. Надсмотрщики бросились к рабам по левому борту. Весла правого ряда застыли в воздухе, давая несчастным неожиданный отдых.

Галера затрещала и начала поворот, но встречный ветер создавал помехи, и пока команда поймала нужный галс, корабль северян подошел на дистанцию выстрела.

Еще насколько взмахов весел, и дракар протаранил борт работорговца, ломая весла. Часть рабов, сидящих ближе к бортам, погибла на месте.

Весло, к которому был прикован Алишер, сломалось и выскочило из уключины. Самого юношу, теперь уже прикованного к увесистому обломку дерева, отбросило ударом почти на середину палубы. Полетели абордажные крючья.

Два корабля оказались намертво сцеплены железом и веревками. Едва Алишер успел подняться на ноги, как увидел несущегося на него с обнаженной саблей Иртана. Руки носильщика все ещё сжимали прикованный к нему обломок весла.

Алишер понял, что сейчас случится, и он жаждал смерти, но только не от рук этого урода. Ярость, скопившаяся в нем за это время, нашла выход.

Обломок весла очертил дугу и смял наплечник мучителя. Получив тяжелый удар, надсмотрщик рухнул на колено, и выронил оружие. Второй удар проломил череп мучителя. Алишер взвыл диким зверем. На этот нечеловеческий крик бросились несколько солдат из охраны судна, но тренированные тяжелой работой мышцы юноши легко разгоняли обломок весла, ставший в его могучих руках смертоносным оружием.

Один за другим под ударами импровизированной дубины разлетелись нападавшие, но теперь на Алишера замахнулся топором бородатый северянин. Недооценив тяжесть обломка, берсерк принял удар дубины щитом и тут же был отброшен в гребцовую яму. Алишера окружили закованные в железо Норманы.

– Стойте! – голос капитана перекрыл шум битвы, и работорговцы опустили оружие.

– Я капитан Хасым Аль Батум. Владелец этой галеры. Я и мои люди сдаемся на милость победителя и надеемся на милосердие и негласный устав моряков.

На борт торгового судна поднялся огромного роста бородач в чещуйчатом доспехе с огромным топором за плечами.

– Я – Йорик, Штормовой ветер. Принимаю твою капитуляцию и обещаю пощаду. Прикажи своему воину опустить оружие, – вождь варваров указал перстом на Алишера.

– Это не воин, уважаемый. Вы ошиблись, это взбунтовавшийся раб.

Бородач громко рассмеялся и дал знак своим воинам, чтобы те отошли от Алишера. Юноша, не зная как себя вести в таких ситуациях, опустил окровавленный обломок.

– Итак, Хасым, нас больше и мы сильнее. Отдай мне половину груза, поделись провизией и водой, и тогда сможешь продолжить свой путь. Крови больше не будет. Твои нукеры уже штаны замочили. Так что всё честно, – рассмеялся мужчина, и воины поддержали своего лидера громким ржачем.

– Доблестный … – замявшись, капитан согнулся в поклоне, то ли он не запомнил имя пирата, то ли не надеялся его выговорить правильно. – Вождь! У нас нет ни злата, ни ценных товаров. Мы везем рабов в Согдинию. Все наше золото осталось на рынке в Оштоше, но я поделюсь провизией и водой.

– Хорошо. Но рабы тоже товар и стоят денег. А раб, сбивший с ног самого Асарда, стоит дорого.

Капитан скрипнул зубами, но кивнул в знак согласия. Бородатый Норман подошел ближе к Алишеру.

– Как твое имя, раб?

– Ватык, – ответил Алишер, вспомнив совет, полученный от попутчика.

– Битый, значит… – вождь варваров снова расхохотался. – Что ж, у нас в народе говорят: один битый, двух не битых стоит. Так и быть, Хасым, я возьму у тебя этого и ещё трех женщин на мой выбор, еду и воду, как договаривались.

Капитан ещё раз махнул рукой, и часть матросов бросилась в трюм исполнять волю капитана, пока кровожадные Норманы не передумали.

Казалось, конфликт исчерпан, но Алишер снова поднял свой обломок.

– Я не буду больше рабом, ни твоим, ни чьим-либо ещё, – процедил сквозь стиснутые зубы юноша, готовый принять достойную смерть.

Вождь резко изменился в лице. Его тон стал яростным и не сулил ничего доброго:

– И ты готов умереть?

Алишер встал удобнее и приготовился к бою.

– Да, – ответ прозвучал тихо, и его едва расслышали близстоящие, но парень был полон решимости.

– Да будет так! – проревел Йорик и, выхватив секиру у одного из Норман, бросился на Алишера.

Вождь, несмотря на возраст и тяжесть брони, двигался на удивление быстро. Он легко ушел от размашистого удара носильщика, и тут же нанес ответный удар.

Секира пролетела над головой, едва успевшего пригнуться Алишера. Сталь северного клинка описала дугу и обрушилась на носильщика сверху.

Юноша отразил тяжелый удар топора и замахнулся в ответ, но вождь сбил его с ног толчком плеча в грудь. Алишер рухнул на струганные и затертые до блеска доски палубы.

Ещё мгновение, и топор Варвара вгрызся в настил рядом с головой поверженного.

– Ватык умер. Встань Трасинг-Непокорный, – мужчина протянул руку парню, помогая ему подняться на ноги, – Я, Йорик – Штормовой ветер, ярл Виндейла нарекаю тебя братом и воином клана Штормовых ветров.

Глава 5

Жизнь Алишера-Трасинга не сильно поменялась при смене корабля. На дракаре царила жесткая дисциплина, а поддерживали её не менее суровые наказания.

Правда, к гребле прибавились ещё и тренировки по воинскому делу. Алишера постоянно били. То кулаками, то деревянными имитаторами боевого оружия.

Особенно сильно доставалось от Асарда, который скорее мстил за свое поражение, чем учил чему-то.

Казалось, что уже каждая пять тела бывшего раба получила свою порцию ударов, и больнее быть не может, но наступало утро, и всё начиналось сначала. Тренировка, завтрак, гребля, тренировка, обучение управляться с парусным вооружением галеры.

Бывший носильщик уже выучил, что такое шкот и кормовой пал, и где находится майнстры.

С едой и питьем, несмотря на полученные у работорговца припасы, у норманов было туго. Особенно плохо дела обстояли с водой. И Йорик, отчаявшись выследить очередного торговца, взял курс домой. Косые взгляды северян Трасинг чувствовал всегда.

Все стало совсем плохо, когда в одну из ночей, волна облепила тиной светоч Владыки огня —Оберег и талисман судна.

Йохен, дальний родственник Асада по жене, особенно невзлюбивший чужака, занявшего, как считал сам норман его место, то ли специально, то ли ненароком, передал светильник именно Алишеру,  влажная тина сделала бронзу фонаря скользкой. Светоч упал на доски палубы и погас.  Среди северян поползли злые слухи.

Команда винила в неудачном походе черноволосого юношу с обезображенным шрамом лицом. А когда на подходе к родным фьордам разразилась штормовая буря, ропот дошел до ушей капитана.

Йорик был в ярости. Всех недовольных он просто пообещал оставить в следующий раз дома.

Разговоры стихли, но осадок в сердцах Норманов остался. А когда к причалу вышли женщины в траурном одеянии, Алишер всерьез подумал, что зря он не дал себя зарубить надсмотрщику.

Едва команда спустилась с корабля и вытащила дракар на берег, Йорика обступили встречающие. Они долго говорили, что-то объясняя, и у многих из них в глазах стояли слезы.

Не зная, чем себя занять, ведь языка Норманов Алишер не понимал, юноша оглядел новый край, который теперь должен стать его домом.

После палящего солнца Оштоша, пасмурное небо Виндейла и пронизывающий северный ветер поселили тоску в сердце новоиспеченного Трасинга.

Каменистая почва, редкая растительность. Низкие хибарки у берега. Ни дворцов, ни замков. Лишь на вершине холма возвышалось приличного размера строение с крышей, напоминающей днище дракара.

Он вспомнил сад Юсуфбея и блеск черных глаз Замиры. Грусть и печаль сковала его сердце ещё сильнее. Теперь между ними не только печать раба, но и сотни лиг безжизненной морской глади…

Спустя какое-то время к Алишеру подошел Асард. Он толкнул юношу в плечо и, указав на большое строение пальцем, изобразил ходьбу.

– Твоя и наша туда ходи. Понимай? Все наш там ходить.

В глазах северянина не было ни ненависти, ни злобы. Мужчина ещё раз хлопнул Алишера по плечу и двинулся вперед по неширокой тропинке между огромными валунами.

Внутри строения собралось всё население Виндейла. Мужчины, женщины, старики и дети. Было шумно. Все говорили, и незнакомые слова сливались в какую-то странную тревожную мелодию, которую Алишер не понимал, но по жестикуляции было ясно, что случилось что-то совсем недоброе, а Йорику придется сделать что-то совсем плохое.

Лицо Штормового ветра стало хмурым и серьезным. Норманы ещё долго что-то кричали, потом плакали. А уж потом Йорик поманил Алишера рукой. Юноша повиновался.

Несмотря на то, что на дворе был всего лишь сентябрь, Алишер основательно продрог, и с радостью шагнул к горящему в центре залы костру. Последовала длинная речь, из которой бывший раб понял только имена Йорика, Асарда и свое – Трасинг.

Вождь повернулся к Оштошцу и продолжил уже на языке султаната:

– Я представил тебя подданным. Но за наше отсутствие случилась беда. Страшная напасть постигла Виндейл. Почти весь скот пал, и теперь уже от голода и хвори начали погибать люди. Болезнь странная. Животные сначала начинали харкать кровью, а потом сдыхали. Женщины говорят, что перед этим Виндейл окутал густой туман. Я должен идти к ведунье, но она не примет нас без человеческой жертвы. Поэтому я и взял рабов с вашего корабля. Смерть от ритуала легче участи рабыни в Согдинии. Я так же рассказал им о твоей храбрости. Они примут тебя как родного, Трасинг.

– Все девушки должны умереть? – уточнил Алишер, надеясь на то, что вождь просто неправильно выразился, ведь в Оштоше в жертву приносили только ягнят.

– Конечно, нет, только одну. Я выберу самую старую, а у остальных будет шанс понравиться кому-нибудь из местных мужчин и родить детей, обрести семью. В противном случае они все рано или поздно угодят под нож престарелой всевидящей Астрид. Но почему ты опечален? Приглянулась какая-то из них? Так дай знать, и я позволю взять её в жены.

– Та, что полюбилась, осталась в Оштоше, но я ей не ровня, и поэтому меня продали в рабы, пытаясь выведать её имя. Так что нет.

– Да ладно, любовь любовью, но мужчине нужна женская ласка. Без нее он черствеет и превращается холодную бессердечную тварь.

– Без её глаз мне жизнь не мила. Поэтому я жаждал смерти. Сердце разрывается от мысли, что больше никогда не встречусь с ней. Знаешь, что, Йорик, а возьми меня к ведунье. Дай девушкам шанс. Я ведь даже не воин. Всю жизнь тюки на базаре таскал. Да и красотой я никогда не блистал, а теперь с этим шрамом и клеймом раба… да и твои воины считают меня бедоносцем. Вспомни, чуть до бунта не дошло.

– Да будет, по-твоему, Трасинг. Я понимаю тебя, ведь ошейник раба намного легче доспехов воина. А смерть – это избавление. Но мы верим, что только у павшего в бою воина, сердце обретает покой. У тебя сердце воина. Жаль отдавать его старой карге, но я не стану отговаривать тебя.

Вождь повернулся к людям и ещё долго переводил беседу замолкшим сельчанам.

***

Алишеру постелили в большом зале, принесли огромный кусок зажаренной на углях телятины и кусок печеного теста, заменявшего северянам лепешки. Состояние было жуткое. Сытый желудок корил владельца за его выбор.

Ну и что, что небо хмурое и серое? Ну и что, что холодно? Зато какая красотища вокруг. Черно-серые горы, словно тентаклии неведомого морского существа уходили далеко в синеву моря.

Где-то на вершинах гор лежало что-то белое. Необычно белая кожа жителей и глаза голубые-голубые, как небо над Оштошом. И волосы у местных светлые, словно созревшие колосья пшеницы.

И девушки красивые. Не такие красивые как Замира.

Замира…

Сердце снова раскололось на мелкие кусочки. Для нее он лишь презренный раб. Эх…

Нет. Все правильно. Если он не может подарить счастье Замире, то хоть даст шанс троим женщинам с корабля.

Встреча с Безликой не сильно страшила юною храбрую душу. В конце концов, его любимая должна стать её жрицей, а значит, она не может быть страшной и жестокой.

Напряжение последних дней и тяжелые испытания, выпавшие на долю Алишера, сыграли свою роль и отправили юношу в страну сновидений, прервав его размышления.

Парень отправился туда, где он снова мог наслаждаться видом звезд под нежное журчание слов сладкоголосой Замиры.

Глава 6

Алишера разбудили ещё до рассвета. Ему принесли жертвенные белоснежные одежды и шкуру полярного медведя – Аю. Она была огромная, и юноша смог закутаться в нее целиком.

Завтрака не подали. Никто не станет кормить мертвеца. Преподнесли лишь кубок со странной жидкостью, пахнущую медом и хмелем. Почуяв запах алкоголя, Алишер отказался от предложенного напитка, потому что не пил всю жизнь, и глупо было начинать перед смертью.

Он вышел во двор. У дверей стояла странного вида арба, только вместо двух больших колес у нее имелось четыре поменьше, запряжённая огромным тяжеловозом. Алишер и не представлял, что лошади могут быть размером с верблюда.

Йорик сидел на почти таком же скакуне, и даже его огромная фигура казалась маленькой на фоне этого чёрного великана.

– Пора, мой храбрый Трасинг. Кровь должна пролиться на рассвете. Виндейл запомнит твою жертву в его спасение. Твоим именем будет назван первенец, мальчик, рожденный после исчезновения напасти, – Асард указал на повозку, а затем взял в руки вожжи.

Дорога постоянно шла в гору, что заставляло юношу держаться за поручни, чтобы не скатиться вниз и позорно не вывалиться из повозки на землю.

Когда огни факелов Виндейла остались позади, перед Алишером открылось низкое северное небо, усыпанное звездами. Он и не думал, что их может быть так много.

Юноша разглядывал россыпь драгоценных камней небосвода, пытаясь отыскать знакомые созвездия. Впереди сиял ковш большой медведицы, а над ней примостилась малая.

Алишер вспомнил очаровательную улыбку Замиры, когда она с таким увлечением рассказывала о звездах Табигати и пела…

Страх приближающегося неминуемого конца всё же парализовал разум, но сердце пыталось отвлечь носильщика от мрачных мыслей сладкими воспоминаниями.

Он вспомнил слова той странной песни, что пела Замира в первую их встречу, и губы зашептали текст, словно молитву. Это было последнее послание ветру для его любимой…

Я прошу, люби меня вечно,

Даже если мешают дожди!

Даже если любовь под луною не вечна,

Ты не верь,

Ты просто люби!

Ты люби меня, когда утро

Внезапно приходит в твой дом.

Не забывай про меня ни секунды,

Помни, даже если на сердце ком…

Телега остановилась у входа в небольшую пещеру под могучим гранитным утесом. Из тёмной глубины не веяло ни сыростью, ни плесенью, и лишь мягкий аромат трав наполнял ноздри, унося прочь заботы.

Йорик что-то прокричал на Норманском, и мохнатая шкура с налипшим на нее репейником отдернулась. К гостям вышла сгорбленная старушка, опираясь на крючковатую клюку, на которой горела запертая в стекло свеча.

Тем временем восток небосклона уже обагрился алыми отблесками нарождающегося рассвета. Алишер смотрел, как одна за другой гаснут звезды, прячась от лика дневного светила.

– Они как люди, рождаются и умирают. Одни светят долго, другие зажигаются перед рассветом и тухнут, не успев понять, что происходит. Но у каждой свое предназначение, – голос старухи был скрипучим и неприятным, но зато она почти без акцента говорила на языке Султаната.

– От судьбы не уйти, а жить без любви, все равно, что жить камнем. Век долог, но безрадостен, – ответил Алишер.

– Пойдем внутрь, зима приближается, и ветры становятся все злее. Так и захворать недолго. Пойдем, милок. Как звать-то тебя, соколик? И за что на тебя метку рабскую поставили. Совсем свежая ещё, как рубцы и шрамы. Пойдем, у меня чаек есть, не жасминовый, конечно, но брусника тоже очень полезна, – вежливо произнесла пожилая женщина, увлекая парня за собой.

Решив, что старушка просто заговаривает ему зубы для внезапного смертельного удара, Алишер скинул шкуру и смело шагнул в пещеру, позволяя ведунье точнее прицелиться для удара.

На базаре от охранников каравана он слышал, что, если удар точный, даже больно не будет. Ветер снова растрепал волосы носильщика, словно требуя завершения песни, и парень, повинуясь зову сердца, снова запел:

– Я прошу, люби меня вечно!

Не смей забывать никогда!

Я прошу, люби меня вечно,

Даже если минуют года,

Пусть потухнут все свечи,

Пусть расскажут, что я умерла.

Я прошу, люби меня вечно,

Ведь умирая…

Я все так же любила тебя…

Сзади что-то звонко ударилось о камни, заставляя парнишку вздрогнуть и замолчать.

– Йорик! Ты же сказал, что не нашел! – выпалила старуха, сверля вождя гневным взглядом.

– Не было сокровищ! Три рабыни и этот жаждущий смерти юнец. Ни монеты! Даже мяса не было. На обратном пути брюкву жрали… – Йорик развел руками в стороны.

– Если для тебя сокровищем являются только блестящие камушки и проклятый демонами ада металл, так и быть, отныне только это будет твоей добычей. Ждите нас здесь.

– А что с мором?

– Жди здесь, я сказала! – последние слова старуха произнесла на норманском, но Алишер понял их значение, скорее по интонации с которыми они были произнесены.

Ведунья гневно одернула шкуру у входа, и огонь в очаге плавно дернулся в такт движению занавеси.

Пещера изнутри оказалась совсем небольшой. В углах расположились полки с нехитрой утварью и посудой. Наискосок, под самым потолком была натянута веревка, на которой сушились пучки трав, а у задней стены стояло подобие топчана с многочисленными тюфяками и подушками.

– Ты чай-то будешь?

Алишер мотнул головой.

– Да не боись, травить не буду, – хрипло рассмеялась старуха и похлопала по плечу ничего непонимающего юношу. – Садись, милок. Откуда ж ты тайную песню знаешь?

– Так если она тайная, откуда тогда её знаете вы? – насторожился Алишер, даже сейчас не желая выдавать свою любимую.

– А ты не глуп. Молодец, – седовласая женщина оголила обвисшую грудь, и там прямо над потемневшим от времени соском расположился дракон. – Я бывшая верховная Безликой. Раз ты знаешь песню, то наверняка знаешь, что верховная жрица служит богине лишь десяток лет, а потом ее сменяет другая.

– Нет, не знаю. Но зачем?

– Значит, главного ты все-таки не ведаешь… – погрустнев, выдохнула ведунья, налила чай в пиалы и протянула одну из них юноше. – А стало быть, пока я не услышу ответ на свой вопрос, не решу: достоин ты этого главного знания или нет.

То ли от перенапряжения, то ли от стресса, но Алишер, вдруг решил поведать старушке свою историю.

Он рассказал ей все, начиная с того момента, как увидел девушку и принял её за озерную пери.

Рассказал о тайных встречах и долгих разговорах под луной.

Не выдал лишь имени той, которая навсегда поселилась в его сердце.

– А Йорик и вправду везучий, нашел-таки, – усмехнулась старуха и приложила ладонь к груди юноши. – Можно?

Носильщик не сразу понял, на что именно нужно разрешение, но кивнул в знак согласия. Ведунья долго молчала и стояла неподвижно, будто пребывая в каком-то трансе, и Алишер не смел ей мешать.

– Да… это оно. Именно так и звучит сердце избранного. Что рассказывала тебе твоя Пери о Табигати?

– Ну, про спор с Иблисом. Про то, как оживила первого султана и его жену, и про дочку с отметиной.

– И все?

– Всё, – утвердительно кивнул Алишер.

– Ты чай-то пей, тебе ведь силы нужны, и раны быстрее затянутся. Я тебе потом с собой в тряпицу ещё заверну. Я такой сбор тут летом делаю, мертвого на ноги поставит, а на тебе молодом в раз все хвори да болячки повыведет.

Алишер глотнул отвара. Чаем его, конечно, назвать было тяжело, но аромат трав и сушеных ягод был уникален и удивительно вкусен, поэтому юноша залпом осушил пиалу.

– Я ж говорила, что тебе понравится. Ещё налить? – заботливо предложила ведунья, и Алишер кивнул, решив, что отказываться будет невежливо.

– Так вот слушай. Это не вся история. Спор Табигати и Иблиса затянулся не на одну сотню лет, но пророчество рано или поздно должно исполниться, иначе это не пророчество, а сказка. Так вот. Рано или поздно появится мужчина, перед которым сердце верховной рассыплется прахом в пылу истинной любви и страсти. И возжелает она его. И родится от этой связи ребенок. Величайший правитель, которому предначертано объединить земли, выбранные Безликой для народа Арнара. А вот на беду или на счастье, решать избранному. Если жрицу соблазнит сердце, согретое песней о любви – наступит золотой век. Безликая снова станет Табигати и обретет власть матери природы, а если в сердце мужчины будет гореть жажда мести, взращённая песней Иблиса… Подожди, сейчас слова вспомню. Эх, старая я стала, да и Йорик последнее время с жертвами скупился, вот и результат. Сейчас-сейчас…

Спустя пару минут раздумий женщина распрямилась спину и произнесла:

— В далекой молодости юной

Пленён я был и пойман в сеть.

Прекрасной девы взгляд

Мне одурманил разум

И приковал на веки к ней.

Но жизнь жестока,

Мы расстались,

Об этой пытке лучше умолчать.

В пробитом сердце только боль осталась

И жажда мести – худшее из зол.

Не долгим было превращенье.

Мальчишки юного растаял след.

И Монстр в теле народился.

Исчадие растоптанной любви.

Я хуже, чем посланник Ада.

Разврат и похоть –  два моих крыла,

Я – меч порока,

Я – копьё соблазна,

Греха стилет, что режет благочестья плоть.

И не спасут тебя любви доспехи,

Все рухнет под напором пламенных страстей.

Ведь только на осколках сердца девы юной,

Вновь обретёт покой порочная душа…

Последние строки старуха уже пошептала, но слова всё равно гулким эхом оттолкнулись от каменных стен пещеры.

– Если в душе избранного поселиться чёрное зло, Табигати навечно останется Безликой. Поэтому верховная жрица и должна быть целомудренна и невинна, до вступления в сан. Её служение в ожидании. Она пустой сосуд, жаждущий наполнения. Но наполнить его непросто. Каждая из сторон сделает всё, чтобы пророчество не сбылось. Без малого четыреста лет потомки первого султана правят Маверанахром, и до сих пор жрицы ждут, чем закончится спор между матерью и Дьяволом. В сан девушка вступает в восемнадцать и ждёт избранника до двадцати восьми. Потом ее место занимает новая. А верховная выбирает место и отправляется искать кандидатов, чтобы подготовить его. Были, конечно, и обиженные на Безликую, те, что вверяли тайну только песни Иблиса. Были и слепо верующие в добро, доносящие лишь песнь Табигати. Были и верховные раздвигающие ноги перед всеми желающими, в надежде свершить предначертанное. Путь избранного тяжел. Его ждут испытания и лишения. Даже золото очищают в огне. Представь какой жар у горнила очищающего истинную любовь. Песни – результат, который…

В этот момент пламя в очаге с ревом поднялось почти к своду пещеры, оборвав ведьму на полуслове.

Старуха лишь отмахнулась, и огонь снова принял обычные размеры.

– Бдит, окаянный. Ладно, тут он прав, – пробормотала старуха, и глотнув отвара из своей чашки продолжила.

– Только избранному под силу решить, каким путем выстроить отношения с Высшей. Как воспитать потомка. Кандидаты, знающие лишь одну песню, обычно гибнут на полпути. Мужчинам сейчас песня Повелителя огня роднее, поэтому ты удивил меня, озвучив иные слова. Да ты ведь не завтракал, поди? Этот тюлень наверняка не кормил тебя, да? Зачем кормить мертвеца? Знаю я его выходки, оттого и вид такой дряхлый. А мне ведь всего семьдесят пять, – старуха улыбнулась почти беззубым ртом. – Ты яичницу любишь? Тебе как? Солнышком? Блинчиком? Болтушкой?

– Блинчиком, – ляпнул Алишер, не совсем понимая, что выбрал, ведь для сына садовника яйца являлись слишком дорогой роскошью.

Ведунья вытащила из-под груды плошек сковородку и пристроила её на камнях очага.

– Бабушка, а зачем тебе жертвы? – поинтересовался юноша, проникнувшись к пожилой женщине тёплыми чувствами.

– Ай, не нужно тебе это знать, то дело темное, магия недобрая, но необходимая, ведь не каждая верховная кандидата в избранные находит за время, отпущенное Отцом. А без этого нет ей дороги в обитель Безликой. Ну, теперь-то я нашла тебя. Дело сделано.

– А что с Виндейлом? Мор у них.

– Накосят чертополоха на заре, скотине так, людям – в отвар. За пару дней всё пройдёт. Вулкан недавно просыпался. Пеплом, да серой воздух отравил. Но ведь только благодаря этому, ты сюда и пришел. А уж кто вулкан разбудил – мать природа или повелитель, кто ж знает. Помни, оба стиха наизусть знать надо, тогда до цели дойдешь и любимую обретешь. А ещё лучше, если храбрости хватит, конечно, спасай свою любимую от участи верховной. Поверь мне, противное это дело. А так жизнь человеческую проживете, детей обычных родите. Я ж всё-таки ясновидящая, – старуха заговорщически подмигнула юноше. – Вот возьми, сбор целебный. И позови-ка ко мне этого оболтуса Йорика. Вправлю ему мозги.

Юноша взял узелок и поклонился.

– А напоследок запомни, махать топором может любой. Ты сейчас песчинка, листок, несущийся неведомо куда, повинующийся воле волн. Всего лишь фишка в чужой игре, и играют эту игру великие. Быть избранным – значит, стать легендарным. Да, чуть не забыла. Птицы Рух в волосах спящей девы, что в горах Кринтау гнездо свили. Два яйца обычно в кладке. Яйцо не должно охладиться ниже тепла твоего тела. То есть на ощупь оно всегда должно быть горячим.

– А… Спасибо, бабушка, – искренне поблагодарил ведунью Али, решив не уточнять про неведомых ему птиц, и поклонился.

– Береги себя, Алишер ибн Маруф, – тихо прошептала старуха, глядя вслед выходящему из пещеры юноше.

Глава 7

Йорик пробыл у колдуньи достаточно долго, и этого времени хватило для того, чтобы Алишер успел порядком продрогнуть. Хотя озноб, бивший тело юноши, был скорее эмоциональным.

Он чувствовал себя словно заново рожденным. Старуха не только не отняла жизнь, но и подарила надежду. Чтобы уберечь озерную Пери от посягательства, он был готов на всё.

Юноша даже мечтать не мог о совместном будущем с Замирой и семейной счастье с ней, но раз Северная ведьма сказала, что это возможно, он найдет способ добиться этого.

В голове носильщика начали строиться планы. Он должен убедить Йорика взять его с собой в бедующий рейд к Берегам Оштоша. И если для этого надо стать лучшим, Алишер решил, что он им станет.

Мысли юноши прервала фраза вождя, адресованная брату:

– А малой-то не промах. Возьмешь его в семью моим побратимом. Учить будешь обычаям, воинскому искусству и языку, заодно и свой подтянешь. Сколько же можно за моей тенью ходить. Пора уже свой дракар купить.

– Купишь тут… Особенно с последней добычи. Еще мор этот. Тут бы с голоду ног не протянуть, – ответил младший на северном наречии.

– Смотри, что ведьма отдала за парнишку, – вождь разжал кулак, и на ладони блеснул невиданной красоты самоцвет.

Асард застыл с открытым ртом.

– Что же он с ней такое делал там? Чем ублажал? Он что её трахнул? – опомнившись, затараторил мужчина, не имея понятия, за что можно было получить такую огромную плату.

– Уж чего не знаю, того не знаю. Даже если и трахнул, подарок королевский. Молодец, смелый юнец!

– Нет. Я даже… – встрял в разговор Алишер, пытаясь оправдаться, но вождь не дал ему договорить.

– Да ладно! Дело твое, как говорил мой старик, никогда не отказывай женщине, положившей на тебя глаз.

– У меня есть любимая, и я хочу к ней свататься, – выпалил носильщик, глубоко оскорбленный словами вождя.

– Тогда всё в твоих руках, Трасинг. Я обещал старухе взять тебя с собой, но охранять тебя в бою никто не будет. Поэтому надейся только на себя и тренируйся, как следует. Но время не ждёт. Ты прав, Асард, зима на носу. Нужно срочно отправляться в Холстинг. Посмотрим, сколько Конунг Бьерн отсыплет за камень. Двигаем в Виндейл. Надо сельчан отправить, чертополоха накосить. Да и малой замерз, наверное, нам его теперь беречь надо, ведьма сказала, он принесет Виндейлу славу. Так что воинскому мастерству учить его будешь, как собственных сыновей. Понял?

– Что прям так и сказала?– Асард перешел на нормандский.

– Угу, и ещё сказала, что он её сокровище, и за это она нас отблагодарит, а потом шепотку соли в очаг кинула. Дымищи поднялось, думал, задохнусь, а потом смотрю на скамейке, где она сидела, самоцвет.

– Так это же…

– Душа Ведьмы. Так что перечить последней воле, считай самому запечатать ворота Валхаллы не только себе, но и потомству.

Асард кивнул головой, соглашаясь со словами брата.

Алишер же уже не слушал, о чем говорили мужчины, погрузившись в собственные мысли.

Теперь он знал, что у него будет шанс просить руки Замиры. Остальное не имело никакого значения.

***

Конунг высоко оценил самоцвет. В Виндейл мужчины пригнали большое стадо коз, пару быков и семь коров, да и казны привезли немало. К тому времени отвар чертополоха уже изгнал хворь из селения.

Трасинга приняли, как родного в доме младшего брата вождя. Но едва житель солнечного Оштоша привык к слякоти и нескончаемым дождям, как долгая Северная зима укрыла Виндейл.

Раньше Алишер думал, что жара опасна, но теперь понял, что лютый мороз ещё страшнее. Короткие дни летели своей чередой. Тренировки стали ещё жестче, и к середине зимы Асард надел на бывшего раба тяжеленную кольчугу и заставил биться настоящим оружием.

Вначале было очень страшно, но буквально спустя пару недель, Трасинг уже без опаски орудовал острейшим мечом, встречал удары, уходил с линии атаки, крутился в смертельном танце, именуемом поединком.

Он снова и снова проигрывал бой лучшему топорнику Виндейла, но с каждым разом победа последнему давалась все труднее и труднее.

Молодость и ловкость, неимоверная сила и невиданная выносливость, закаленные тяжелым трудом на Базаре Оштоша, делали Трасинга грозным соперником.

Алишер почти уверенно заговорил на северном наречии, и домочадцы доверяли ему самостоятельные походы в городище. Несколько раз Асард брал Трасинга на рыбалку. Там Алишер впервые в жизни увидел настоящий лед и почувствовал на своей попе его коварную скользкость.

А ещё он участвовал в охоте. Первый раз это была облава на волков, облюбовавших холмы рядом с Виндейлом. Потом Йорик пригласил Асарда и его на загон лося, но житель Оштоша не умел бегать в снегоступах и едва не провалился под лед, преследуя зверя на реке.

Луками северяне не пользовались, во-первых, на таком морозе удержать тетиву в натяге почти невозможно, да и пробить толстенную кожу и шерсть дикого зверя очень тяжело. Поэтому норманы предпочитали копья.

Когда вой метелей перестал быть таким продолжительным, а в воздухе запахло чем-то волшебным, Асард привел Трасинга в кузню.

Дни напролет юноша долбил молотом по рассказанному железу, прислушиваясь к рассказам кузнеца. В конце концов, когда воды залива освободились ото льда, а на прогалинах в холмах зацвели первые цветы, Алишер получил свою секиру и чешуйчатый доспех, подбитый волчьим мехом.

В конусном шлеме и секирой на плечах, он уже выглядел как настоящий северянин. Имя «Алишер» забылось, и единственное, что связывало его с прошлым – это сны, в которых Замира всё еще являлась к нему и пела свою песнь.

Глава 8

Несмотря на обещание, данное няне, Замира не могла забыть о сыне садовника. О его жертвенности и о том, как юноша смотрел на нее. Это было как в книжках про великую любовь.

Хоть ей и запрещалось читать подобные истории, но любопытство юности взяло верх. Замира до позднего вечера читала под неровный свет свечи о храбрых рыцарях и великом чувстве, а утром сонная и не выспавшаяся занималась подготовкой к испытаниям…

В конце сентября няня под конвоем нукеров Юсуфбея отвела свою подопечную в местный храм Табигати.

Жрица храма заставила Замиру раздеться по пояс, долго щупала её грудь и терла метку, плевала на пальцы, мочила полотенце в какой-то ароматной темно-зеленой жидкости и снова терла. Но после того, как убедилась, что она настоящая, склонила перед ней колено и провела в святая святых, во внутреннюю часть храма, к алтарю Табигати.

Там Замира в первый раз вспомнила о молитве Матери и попросила её позаботиться об отважном носильщике, который по воле случая стал рабом. После молитвы на сердце девушки стало тепло и спокойно, и это означало, что мать услышала её, а значит, с парнем всё будет хорошо. Замире же пора вернуться к своему предназначению.

В глубине храма жрица долго беседовала с Замирой, а к вечеру, уставшая и замученная девушка вышла к прибывшему в храм Юсуфбею.

– Ваша дочь признана отмеченной Табигати. Она показала прекрасный уровень осведомленности и подготовки. Я немедленно отправлю письма к верховной и султану, но калым вы получите только после личной беседы девушки с Верховной. С этого момента ваша дочка находится под защитой Безликой. К празднику новогодия я проведу обряд инициации, и удостоверюсь в её девственности. До этого момента двери храма для нее открыты, – жрица скупо улыбнулась и повернулась к девушке. – Дом Безликой – твой дом, отмеченная, – произнесла и низко поклонилась Замире.

Так мир девушки вышел за стены резиденции её отца. Жрица убедила Юсуфбея в необходимости каждодневных молитвенных практик, и Баю Оштоша ничего не оставалось, как смириться.

Но походы в храм через весь город требовали охраны. И доверять жизнь своего сокровища, за которое султан обещал несметные богатства, престарелым воинам Юсуфбей тоже не решился, и в жизнь молодой девушки вошли суровые мужественные и галантные нукеры из знати Оштоша.

Тяжесть воспоминаний о храбром юноше постепенно стала сходить на нет. В жизнь Замиры ворвались искусные комплименты и внимание со стороны опытных мужчин.

Няня протестовала, даже пыталась жаловаться Юсуфбею, опасаясь за целомудрие подопечной, но отец девушки лишь махнул рукой, ответив, что евнухи в бою бесполезны, и между целомудрием и невинностью нет разницы, а значит, и нет нужды ограждать дочь от внимания и ухаживаний со стороны сыновей достойнейших семей Оштоша.

Ахнея понимала, что Юсуфбеем завладела алчность, и он попросту готовил для себя запасной вариант в виде менее скромного, но всё же калыма.

А чуть позже слух о красоте будущей верховной разлетелся по стране, и в Оштош потянулись сыновья великих семей султаната, пытаясь заполучить расположение юной красотки.

Юсуфбей и здесь остался верен своим стремлениям, и приказал кормилице неусыпно хранить лишь девственность дочери. Тем более после инициации в храме и хранить-то будет нечего. Верховная жрица сама лишит Замиру девственности.

Юсуфбей рассчитал все правильно, и к новогодию вокруг Замиры вилась огромная стая галантных кавалеров со всего султаната.

Он относился к инициации дочери, как к выгодному предприятию, и не жалел средств ни на воспевание красот Замиры, ни на подкуп нужных действующих лиц.

В ход шли не только монеты и обещания, но и угрозы, и даже ложе самой Замиры. В результате к моменту испытаний диковинные животные, которые должны были осуществить волю матери природы и выявить недостойную, были сыты и ленивы.

Рыбам пираньям из западных морей скормили барана всего за несколько золотых. Маруф, садовник, под страхом смерти супруги скинул мясо в бассейн.

Со змеями вышло дороже. Местный аптекарь подмешал в духи Замиры настойку полыни за право расширить лавку вдвое на базаре Оштоша, а няня оросила ими сорочку девушки.

Дрессировщика львов запугали нукеры за возможность подсмотреть за омовением нагой девушки. Льва накормили и допустили к львицам. Вдоволь наигравшись, царь зверей даже усом не повел, когда мимо него объятая страхом прошла будущая верховная.

Естественно, сама Замира ничего этого не знала, и для нее всё было по-настоящему.

Тропу испытаний проложили в саду Правителя Оштоша. У старой плакучей ивы, склонившейся к самой воде озера, плотники сколотили большой бочкообразный бассейн.

Стоя перед ним девушка вспомнила свои шалости, и поцелуй с красавцем Ибраимом, начальником охраны.

Она не устояла перед его сладкими комплиментами, и поддалась соблазну, сойдя с ума от тихого, но мужественного голоса.

Замира тогда собиралась отправиться в храм пораньше, а няня куда-то запропастилась, и девушка решила сама сообщить об этом охране. Она спустилась в мужскую часть дома и зашла в караулку, а там стоял он, обнаженный по пояс. С мышцами, как у героев из запретных книг.

Замира до этого ни разу не видела раздетого мужчину так близко. Сердце девушки замерло, а он, словно сам Иблис во плоти, зашептал лестные слова.

Странное чувство наполнило низ живота девушки. Ее исподнее вдруг стало влажным, тело бросило в дрожь, а дальше всё было как в тумане. Он склонился к ней так близко, что она не удержалась и коснулась его губами.

«Прости, Безликая…»

Замира окунулась с головой в бассейн с кровожадными рыбами, но они не обратили на нее никого внимания.

Девушка вылезла из воды и, надев сухую сорочку, ступила на тропу змей.

Огороженная сеткой со всех сторон она лежала среди колючих розовых кустов, росших сплошной стеной.

Замира сделала первый шаг и тут память воскресила в сознании момент, когда ночью ей снова приснился кошмар на берегу озера.

Паника завладела тогда душой девушки и она среди ночи в одной сорочке, со всех ног рванула в комнату к няне, но по дороге наткнулась на вездесущего Ибраима, которого старалась избегать после того поцелуя.

Мужчина ни словом не напомнил о случившемся. Он внимательно выслушал, сопереживая её страхам, а когда его ладонь коснулась спины Замиры, страхи улетучились, а низ живота странно защекотало, словно стая бабочек вспорхнула в один миг.

С ним было не страшно. Уютно и тепло. Она прижалась к сильному плечу, а его ладонь нырнула под её плечо и накрыла грудь. От остроты ощущений она застонала, когда его пальцы нащупали затвердевший сосок.

Ночные кошмары ушли в прошлое, ноги девушки стали ватными, а с губ едва не сорвался громкий стон. Мужчина накрыл её уста поцелуем, не позволяя привлечь к ним лишнего внимания.

«Прости, Безликая, но он мне очень нравится…»

Замира уверена ступила на плиты тропы, и Табигати простила, ведь змеи расползлись, освобождая путь.

Впереди её ждал лев. Грозный страж лесов и пустынь. Громадный зверь лежал в углу беседки, Замира застыла от страха.

Она вспомнила, как позволила Ибраиму целовать её в личных покоях. Мужчина долго покрывал её тело поцелуями. Нежно и страстно. Медленно и возбуждающее.

Замира вспомнила, как сами по себе раздвинулись ноги, когда опытный любовник коснулся соска губами. Как её тело горело огнём, пока стражник прокладывал дорогу из поцелуев к её животу и ниже.

Вспомнила, как мир взорвался феерверком, унося её в далекую и прекрасную даль, когда его губы коснулись её самого сокровенного места. Она принадлежала ему. Она была его Замирой.

Сердце в груди стучало набатом, казалось, оно вот-вот расколется о ребра, и уши заложило. Сладкие воспоминания заставили её соски отвердеть и явить себя сквозь легкую ткань рубашки. Промежность увлажнились, и девушка покраснела, смущаясь собственных порочных желаний.

Лев же, учуяв запах девушки, лишь шевельнул ухом и отвернулся, не удостоив избранную даже взглядом. И когда Замира дошла до храма в одной ночной рубахе, её встретили авиациями.

Местная жрица и верховная возвели её на лобное место и привязали руки к алтарю. Затем служители внесли имитацию мужского полового органа, сделанного из чистого золота.

Будущая безликая со страхом посмотрела на блестящий золотом пенис, который явно был больше, чем достоинство Ибраима.

Девушка вспомнила, как ей нравилось ласкать его, и как она ощущала власть над этим грозным воином, целуя его член. Она в тот момент была для него целым миром…

Замира закрыла глаза.

«Прости Табигати. Забери мою девственность, я хочу стать женщиной и испытать сладость любви.»

Жрица храма смазала пенис душистым маслом, задрала подол рубашки и раздвинула ягодицы девушки.

Верховная налила масла на её бедра и принялась втирать его в промежность, а потом, раздвинув половые губы своими пальцами, плавно ввела святыню в преемницу.

Замира закричала скорее от унижения, чем от боли, а ткань её рубахи обагрилась. Верховная воздела к алтарю окровавленный член и начала читать молитву.

Юсуфбей улыбнулся. Дело сделано. И обошлось даже скромнее, чем он готов был заплатить. Осталось дождаться восемнадцатилетия Замиры и отправить её в столицу.

Алчный мужчина уже тратил в мечтах полученные барыши. Народ же в храме ликовал. Султанат обрел новую верховную, да еще и на новогодие. Это было очень хорошим знаком…

Глава 9

Пир по поводу обретения Султанатом новой избранной плавно перетек в новогодние торжества. Вино текло рекой, в небо то и дело взмывали салюты и фейерверки. Столы ломились от яств.

Праздник был в самом разгаре, но Юсуфбею было не до празднований. Странное предчувствие беды гложило его сердце.

Будучи опытным человеком, он понимал, что обещанная награда не гарант сохранения тайны, в отличие от смерти хранителя ненужных знаний. И он решился.

Вечером на третий день после инициации, Бай направился к начальнику охраны дочери. Ибраим слюной истекал, глядя на Замиру, а значит, он выполнит порученное.

Юсуфбей без стука отворил дверь в спальню капитана и взревел от ярости. Он увидел голую задницу Ибраима между ног дочери. Стража влетела на зов. Начальника охраны стащили с Замиры, а её саму замотали в одеяло.

Хозяин Оштоша был в ярости, Ибраим же сжался в комок от страха, и от былого воина не осталось и следа.

– Г…г… господин, это всё она. Я отказывался и отнекивался, она угрожала мне расправой, если не подчинюсь, – промямлил мужчина, уткнувшись лбом в носы сапог Владыки.

Замира смотрела на любимого и не верила ни своим глазам, ни своим ушам. Сердце замерло от ужаса, ведь уста, которые восхваляли её, сейчас нещадно плевались грязью.

– Ибраим, да как же так? Что ты такое говоришь? – прошептала осипшим голосом, но стражник будто и не слышал её вовсе, продолжая изворотливо лгать.

– Сначала она подкараулила меня в раздевалке и заставила себя поцеловать. Потом среди ночи, пожаловавшись на кошмарные сны, потребовала ласкать ее грудь…

– Что!? – возмущённо взвизгнула девушка и подняла взгляд на отца, лицо которого было пугающе серьезным. – Мне приснился кошмар, я испугалась, а он… Ты не можешь верить ему… – отчаянно всхлипнула Замира и снова перевела взгляд на любимого. – За что ты так? Это же неправда…

– У тебя ещё будет право слова! – оборвал дочь Юсуфбей. – Продолжай, Ибраим.

Мужчина вздрогнул от приказа хозяина и снова забормотал:

– А … а потом заставила целовать её везде. Даже там, где запрещено. Это был приказ. Я не мог ослушаться.

– Скотина, ты совратил меня, забыл? Что ты за тварь? Как я могла подумать, что люблю тебя! Мерзкий выродок! – не сдержавшись, Замира бросилась к стражнику, сжав кулачки, но нукеры перехватили её и усадили на кровать.

Один из них поцарапал плечо девушки пластиной доспеха. На белоснежной коже появилась алая капля, и глаза бая злобно сверкнули.

– Я сказал, заткнись. Сейчас говорит он! – сабля Юсуфбея коснулась лба капитана. – Что было дальше?

– Дальше? – Ибраим, почувствовав холод клинка, на мгновение потерял нить повествования. – А… дальше… она потребовала явить ей мой член и дать изведать его на вкус, я отказывался, но молодая госпожа стала снова грозить мне расправой. Пощадите, хозяин.

Слезы ручьем бежали из глаз девушки.

Эмоции базарной бранью рвались из груди, но застревали комом в горле.

Ей было больно и обидно. Как? Ну как такой воин, как Ибраим мог оказаться предателем, а безродный сын садовника таким честным и отважным?

Ведь тому парнишке она даже не позволила коснуться себя. Он просто смотрел на неё и восхищался. Замира вспомнила взгляд Алишера, и поняла, что не просто нравилась ему.

Юноша пожертвовал собой ради нее, а она забыла его ради вот этой лужи соплей под ногами отца. Предала, обещала молиться за его Безликой, а сама постигала запретные плоды с этой мразью.

– А после инициации, – голос Ибраима стал громче и увереннее.  – Она пришла сюда и сказала, что ей нужно изведать не золото, а живую плоть. Приказала раздеться и терла мой член между грудей, пока он не окреп.., но я кляну… – удар сапога разбил нос стражника и заставил его заткнуться, и тут в спальню влетела Ахнея.

– Что случилось? – спросила, но увидев подопечную, укутанную в простыню, и стражу вокруг, сама всё поняла. – Не уберегла…

– Где ты была? – прорычал хозяин дома, убирая клинок в ножны.

Няня склонилась в поклоне и, не разгибаясь, ответила:

– Вы велели мне оставить Замиру после инициации. А до этого следить только за её девственностью.

– Так ты знала об их отношениях? – сабля тут же со скрипом вылетела из ножен и застыла в поднятой руке Бая.

– Знала. Можете убить меня, господин, но я пыталась оградить Замиру от его козней, я даже пыталась жаловаться вам, но вы были заняты подготовкой к испытанию. Я всего лишь слабая женщина. Все, что случилось, моя вина. Прошу, только пощадите дочь! Я знаю, что она не такая, а этот Иблис лишь пытается спасти свою шкуру.

– Да будет так!

Отец нанес удар, и клинок со свистом настиг жертву. Голова с тяжелым стуком упала на пол, а чуть позже, свистя улетающей душой, на гранитные плиты упало тело кормилицы.

–Неет!!! – дикий крик вырвался из девушки, унося с собой частичку ее души, навсегда хороня беспечность детства.

Пребывая в диком ужасе, Замира всё же поняла, что жертвовать ради другого могут лишь любящие.

Девушка поднялась на ноги, отбросив простынь в сторону. Слез не осталось. Со смертью Ахнеи в душе юной служительницы Табигати что-то оборвалось.

Что-то очень важное и ценное. В груди, где совсем недавно жгло от обиды, стало пугающе тихо, будто тело потеряло чувствительность, а душа обуглилась и осыпалась пеплом.

– Укройся, бесстыдница! – проревел Юсуфбей.

– Зачем? Разве ты не разрешил им глазеть на меня, когда я купалась? Я знаю, за что ты убил няню, ведь она заметила их тогда. Что они сделали для тебя? Что сделал он? Почему ты не убил его на месте? – с холодным безразличием спросила Замира, сложив руки на груди.

– Заткнись!

– А то что? Убьешь избранную? Моя любовь к Ибраиму хранила меня на пути испытаний, а он лишь пешка в твоих играх, – усмехнулась девушка, прекрасно зная, что отец не причинит ей вреда за дерзость.

– Это я хранил тебя! Я! А ты раздвинула ноги перед стражником! Шармута, ты вела себя как портовая потаскуха! Заприте эту дрянь в её комнате, – отдал приказ владыка, стараясь усмирить свой гнев, и несколько человек подхватили Замиру под руки и вытащили её из комнаты.

Юсуф оглядел присутствующих.

– Значит так… – сабля свистнула ещё раз, прекращая стенания капитана стражи. – Этого закопать в огороде у садовника. Только оденьте тело. Аптекаря с блошиного убьете ножом, как и дрессировщика. Сделайте так, будто эти двое убили друг друга. Проконтролируй, ты теперь новый начальник стражи!

Выбранный владыкой нукер поклонился и, дав знак остальным, вышел из спальни. Юсуфбей бросил окровавленную саблю у тела няни, и направился в караулку, где его ждал старый проверенный слуга.

***

Утро было нерадостным. Стоны и плач доносились со стороны дворца, но, когда Юсуфбей вышел с речью к народу, все звуки стихли.

– Братья мои и сестры, жители Оштоша, сегодня ночью Иблис явился в мой дом и пытался убить избранную Табигати. Он помутил разум моего садовника, который пытался отравить охрану. Мстя за сына. Все мы помним, как его отпрыск пытался напасть на меня у озера. Народная мудрость права. Яблоко от яблони далеко не падает. Он убил капитана моей стражи и закопал его труп у себя на огороде. Он и его жена во всем сознались. Используя магию, ведьма, скрывавшая свой лик под именем Фатима, одурманила охранников, используя ключ Ибраима. Те напали на кормилицу Замиры. Но няня любила мою дочь и без страха приняла страшную смерть. Завязался бой между одержимыми Сатаной и охраной. Нукеры выстояли, но семеро навсегда закончили свою службу, да наградит их Безликая по заслугам. Кроме того. В аптеке у блошиного угла дрессировщик льва напал на хозяина. Погибли оба, стража не успела, так как отражала атаку демонов на мой дом. Печальный день. Но пусть великая радость обретения новой верховной затмит её. Будьте бдительны, Иблис и его слуги рядом. Да поможет нам Отец и великая Безликая, – Юсуфбей договорил и смахнул со щеки скупую слезу.

– А что с избранной? – заданный вопрос тут же нашел буйный отклик у толпы.

– С ней всё в порядке, она не пострадала. Безликая хранит её. Но девушка перенервничала, и поэтому плохо спала. Пару дней, и вы снова увидите её на пути к истинному дому, к храму Безликой.

Толпа разразилась ликованием и овацией.

Глава 10

Едва бурные воды фьорда освободились от оков льда, варяги засобирались в путь. Южные воды были оживленным транспортным узлом, связывающим Султанат с остальным миром.

Единственной бедой этого региона были быстрые и маневренные корабли северян. И купцы старались вывезти товары до того, как северная флотилия блокирует эти воды.

Султан несколько раз присылал сюда свою флотилию, но огромные галеры, созданные для морских баталий, не подходили для патруля. Да и норманы были слишком умелыми мореплавателями и легко уходили от армады султана. Поэтому Йорик торопился.

Он волоком протащил дракар по ещё крепкому льду залива до свободной воды и вышел в море одним из первых. Все мужчины доказали свое право находится на Дракаре. В том числе и Трасинг.

После зимних тренировок с Асардом Алишер, к собственному удивлению, легко одолел всех претендентов. И теперь вольный северный ветер нес его к берегам Султаната. К устью Дарье.

Юноша нервничал, он постоянно пытался подобрать слова для разговора и с Юсуфбеем, и с Замирой.

Зима, проведенная в Виндейле, остудила злость на Бая. Он был прав в том, что защищал свой дом и свою семью. Легенды северян учили поступать воинов так же. Так что слова для него он нашел сразу, а вот объясниться с Замирой слов у Трасинга не было.

Не было слов и для просьбы к Йорику. Он не знал, что может заставить Штормового Ветра войти в Порт Оштоша. И это не давало покоя. Выбивало из колеи и мешало дышать. Цель была так близка, но всё же так недостижима…

Удар щитом свалил Алишера с ног.

– Какая муха тебя укусила? – разозлился Асард и специально заговорил на наречии Султаната. – Твоя слишком много думать. Ты знать – есть время для беседы, есть для думать, есть для сражаться. Нельзя смешай. Умрешь!

Крик впередсмотрящего прервал тренировку, и Норманы заняли позиции. Парусные взялись за шкоты, гребцы вставили весла в уключины, ожидая команды, но Йорик молчал и уверенно заводил дракар в Устье Дарье.

– Брат, но острова там, – Асард вытянул длань влево. – Надо менять галс и ложиться в дрейф.

– Нет, Мы идем в Оштош.

– Но…

– Мы едем в Оштош! – грозно скомандовал вождь, не терпя возражений.

– Набег? – уточнил младший брат, и Йорик отрицательно качнул головой.

Тогда Асард указал глазами на Трасинга и получил в ответ подтверждающий кивок.

– А если засада?

– Засада ждала нас меж Крынкой и Серпом. Больше семи тяжелых галер. Измени мы галс, нас бы взяли в тиски.

– Но …

– Под утро дух старой карги навестил мой сон. По идее, мы увидим их флаги… прямо сейчас… – буркнул Йорик, а слева по борту, за холмами небольшого острова, поросшего соснами, шелестели на длинных мачтах стяги султана.

– Твою ж мать, при таком ветре на обычном галсе мы бы сами влетели в клещи! – удивлённо воскликнул Асард, и Йорик снова кивнул.

– Мы едем свататься. К дочери Правителя Оштоша. До нас дошли слухи о великой красоте дочери Юсуфбея. Все остальное потом. И не маши руками, Асард. Леса справа кишат стрелками. Мне бы не хотелось на своей шкуре проверять точность асарийских луков, – и в подтверждение слов на поляне у небольшой заводи горели походные костры и стояли армейские шатры.

– Мы лезем в петлю, брат, – прошептал Асард.

– Раньше смерти не умрем, а в Валхаллу пропуск не территория, а меч в руке павшего в бою.

У самого порта Оштош, перегородив фарватер, стояла на якоре еще одна галера. Йорик поднял ладонь над головой и резко опустил.

Барабанщик застучал по натянутой бычьей коже огромными, скорее деревянными булавами, чем барабанными палочками. Гребцы дали обратный мах, а потом ещё и ещё.

Заскрежетало деревянное колесо, зазвенела кованная цепь. Послышался громкий всплеск нырнувшего в воды реки якоря. Хлопанье убираемых парусов.

Ещё мгновение, и дракар замер в нескольких сотнях шагов от галеры. Из порта отчалила шлюпка и взяла курс к левому борту дракара. На палубе галеры, блестя доспехами, выстроились нукеры султаната. Чей-то басовитый голос отдавал команды, готовя экипаж к абордажу дракара.

Северяне лишь изредка тревожно переглядывались, сидя на своих местах, как и подобает дисциплинированной дружине Ярла Виндейла.

Никто не шевельнулся, когда с причалившей лодки попросили сбросить веревочную лестницу. Рука Трасинга легла на рукоять меча, но Асард мотнул головой и снова замер, словно окаменевшая статуя.

Гости поднялись на борт. Пожилой мужчина в большой чалме и с начавшей седеть острой бородкой, был слишком богато одет для служителя порта Оштоша. Да и сопровождали его четверо хорошо вооруженных мамлюков в кованых доспехах и с железными щитами.

Повисла неловкая тишина. Йорик молчал и глядел на гостей сверху вниз.

Сердце юноши сжалось, отказываясь биться. Воздуха катастрофически не хватало, и волнение сделало ноги ватными. Напряжение почти ощутимым туманом повисло в воздухе.

Гость замялся, но потом, следуя ритуалу, склонился в поклоне перед хозяином. Как ни крути, а на палубе дракара в гостях был он, и этикет требовал от гостя первого приветствия, и это считалось знаком почтения.

– Я – Абу бикар ибн Сахиб. Визирь великого султана Арташата, – произнёс мужчина и разогнул спину.

– Я – Йорик-Штормовой ветер. Правитель Виндейла, – ответил вождь, при этом лишь слегка кивнув визирю. – А это мои братья. Асард-Крушитель и Трасинг-Непокорный.

Алишер не стал долго думать, как ему приветствовать великого визиря. Раз он – Трасинг, то ни о каком падении ниц и речи быть не могло, поэтому юноша, вторя Асарду, лишь кивнул головой.

– Какая цель привела вас в Оштош? О достойный правитель Виндейла.

– Слухи о красоте дочери правителя Оштоша долетели до Северных земель. Мой побратим Трасинг, явился сюда просить руки дочери Юсуфбея, прекрасной Замиры.

– Я доложу об этом лучезарному султану Арташату, да продлит дни его правления великая Безликая, а пока прошу вас остаться на борту.

***

Султан самолично явился со всей свитой и половиной армии в Оштош, желая созерцать красоту будущей Верховной. О таком почете старый бай и не смел мечтать в самых смелых грезах, но сейчас, когда мамлюки султана сменили его нукеров, он перестал ощущать безопасность.

– Ну, что же, достопочтенный Юсуф, мой прадед вырыл тут пруд и возвел сад, а теперь в этом саду выросла Роза, способная воплотить в жизнь пророчество Табигати. Семя, посеянное в благодатную почву, всегда приносит плоды. Я привез обещанное. Ты получишь калым за дочь, но позволь своему султану сначала полюбоваться ею, – произнёс повелитель и едва уселся на подушки, как к нему подбежал мальчишка-посыльный и что-то прошептал господину на ухо. – Вели им прийти! – распорядился султан и снова повернулся к Юсуфбею. – У меня появился соперник. Варвар с севера приехал просить руки Замиры.

Юсуфбей тут же побледнел и пал ниц перед правителем.

– Ой, да перестань. У тебя красивая дочь, если верить действующей жрице, а девичья красота манит смелых воинов магнитом. Как, например, притянула Ибраима – племянника главы шелковой гильдии.

Услышав имя бывшего начальника стражи, Юсуф затрясся всем телом и испуганно поджал губы. Он понимал, если султан узнаёт о его тёмных деяниях, то голова правителя Оштоша мгновенно слетит с плеч.

– Вели нести еды! У нас с тобой гости с севера, и мы не можем принять гостей, не накрыв стол! – скомандовал Владыка Арташат, и расплылся в предвкушавшей усмешке.

***

Асард нервничал, хоть и старался не подавать виду, ведь первый после вождя воин должен быть примером для своих бойцов. Но Трасингу его волнение было заметно. Недаром он почти пять месяцев прожил в доме младшего брата Ярла Виндейла.

Лишь Йорик выглядел как утес фьорда в шторм. Спокойный и непоколебимый. Внутри юноши же бушевала не шуточная битва, в которой боролся сын садовника Алишер и мечник севера Трасинг. И битва шла не на жизнь, а на смерть.

Алишер умолял заглянуть в родной дом, проведать отца и мать, а также его тянуло хоть одним глазком взглянуть на песчаный пляж, где пела Замира. Он хотел поведать ей о своих чувствах, но суровый норман удерживал тело рядом с вождем.

Он жаждал встречи с баем. Требовал собраться и, взглянув в глаза человека, продавшего его в рабство, доказать, что достоин. А случись что, не нырять за борт, а биться бок о бок с вождем и его братом.

Биться и если надо принять смерть, распечатав ворота Валхаллы. Мальчишка и муж оспаривали право на разум и чувства. На радость, чашу весов в нужную сторону склонил Йорик.

– Не нервничай. Бояться нормально. Страх там, где опасность. Обуздаешь его, и он станет верным союзником, предупреждая о опасности, сдашься – он разрастется до ужаса. Ужас породит панику. Паника принесет за собой смерть. Атаковать нас не станут, по крайней мере, на дракаре.

– Ты видел это во сне? Тебе ведьма сказала?

– Нет, улыбнулся вождь и похлопал юношу по плечу. – Это обычное мышление ратника. Нас проще перебить на берегу, где численное превосходство перевесит доблесть и отвагу северян. И если это случится, я хочу, чтобы ты умер северянином. Хочу выпить с тобой в золотых чертогах. Так как? Ты за?

В этот момент Алишер пал, проиграв бой. Остался лишь Трасинг, и Трасинг кивнул.

– Ну, вот и отлично, а вообще мы ж сватать тебя приехали. Ты бы морду лица порадостнее сделал что ли. Ты ведь бесстрашный берсек, любимец Валькирий. Приехал сюда за невестой.

– И погибну в бою, так ее и не увидев… – пробурчал юноша, но поправил пояс и гордо выпрямил спину.

– Это вряд ли, хотя не исключено. Я думаю, если бы у ведуньи на тебя не было планов, она не явилась бы мне во сне, и мы были бы уже мертвы. Надежда – лучший источник силы. Она заставляет биться до последнего вздоха, как и положено героям.

В подтверждение слов Вождя на причале замахали флагами, а рожек на галере расстроил ряды мамлюков. Стрелы вернулись в колчаны, щиты на борта, а под мерный плеск весел к дракару на шлюпке спешил визирь.

– Если попросят всех сойти на берег, атакуем. Асард, на тебе якорная цепь. Трасинг, воины по левому борту твои, как якорь упадет, идешь на абордаж. Ты, Асард, со своими валишь охрану, но визирь должен остаться целым и невредимым.

Норманы кивнули и надели шлемы. За лидерами в полную готовность пришли и остальные.

Визирь поднялся на дракар, и в этот раз он явился один.

– Светлейший из светлейших, правитель правителей, король королей, достопочтимый Султан Арташат, да продлит Безымянная его дни, наслышан о доблести и воинском искусстве северных воинов. Султан разрешил Юсуфбею принять вас в гости и выслушать вас. Сколько воинов, вождь, вы возьмете с собой? На какое количество готовить места?

– Сватовство дело семейное, пойдем втроем. Жених и два свата. Я и мои братья.