Жнец и его тень бесплатное чтение

Глава 1. ⟰ Позвольте представиться, Смерть

Безмятежно паря под стерильно-белым потолком, Верочка ощущала невероятную лёгкость, будто бы, придя из школы в разгар зимы, сбросила объёмный пуховик и толстый свитер, пробежалась по комнате, расставаясь с остатками тепла. Внизу суетились врачи, передавая друг другу инструменты, громоздкий прибор показывал тонкую сплошную линию и монотонно гудел на одной ноте. Светящаяся нить тянулась к чему-то безжизненному и красному, чему-то, что Верочка больше не осознавала своим телом. Она без интереса скользнула взглядом по кафельным стенам, стеклянным шкафам, потом замерла в странном оцепенении: у дверей операционной стояли двое мужчин в чёрных кожаных плащах и широкополых шляпах. Они были холодны и терпеливы, как те, кому некуда торопиться, как те, кто в любом случае возьмёт своё…

– Разряд!

Неведомая сила сковала Верочку, светящаяся нить стала сжиматься, скручиваться, увлекая её назад, вниз… в мир людей. Последнее, что девочка запомнила, были глаза врача над зеленоватой маской, полные спокойного торжества.

– Шеф! – стажёр порывисто указал пальцем на реаниматолога. – Он что, нас видит?!

Глаза врача действительно были устремлены на дверь, около которой они стояли. Глаза усталого победителя.

– Не видит, – бесстрастно отозвался жнец. – Здесь работа закончена, уходим.

– Но почему он пялится? Будто насмехается над нами! – в руке стажёра возник серебристый серп. Он занёс его, будто собираясь нанести удар. Жнец перехватил его за запястье.

– Серп жнеца – опасный инструмент. Не размахивай им, как курица крыльями.

– Думает, что победил смерть! Такое неуважение! Шеф, разве вас это не бесит? – стажёр покладисто заставил серп исчезнуть, но спорить не перестал. – Как будто через год или даже пять десятков лет мы не возьмём своё!

– Стажёр, – жнец чуть повернул голову и пристально посмотрел ему в глаза, – вся человеческая жизнь – это выбивание отсрочек у смерти. Каждый час, каждый день, каждый год – это победа. Победа, которой они имеют право гордиться. Мы работаем, чтобы сохранился естественный порядок вещей, а не гоняемся за количеством сжатых душ.

По лицу стажёра было видно, что он не согласен, но под стальным взглядом шефа он сник и покорно выдавил:

– Я понял, простите.

– На сегодня всё. Осталось заполнить отчётность. Пошли, – лицо жнеца вернулась к эталонно бесстрастному выражению.

Двое вестников смерти развернулись и, не оглядываясь, шагнули в облако тёмной мглы – чтобы мгновение спустя оказаться в квартире с высокими потолками. Всё здесь несло отпечаток глубокой старины: деревянный пол, секретер с потрескавшимся лаком, обеденный стол на десять персон, пожалуй, видели не менее сотни лет человеческой истории.

Жнец аккуратно снял пальто и шляпу, развесил на видавшей виды вешалке и кивком указал стажёру присаживаться. Затем вытащил из секретера папку, развязал её и точно разделил бумаги на две равные части. Стажёр вытащил из кармана пиджака ручку и тоскливо посмотрел на кипу документов.

– Шеф, а это обязательно? У меня сегодня первый рабочий день! Может, я завтра заполню, а?

– Обязательно, – не терпящим возражения голосом отозвался жнец и притянул к себе свою часть бумаг.

Около получаса по человеческим часам они провели в тишине. Стажёр тщательно выводил каждую букву на мертвенно-белых бланках, потом заскучал и попытался втянуть начальника в разговор:

– Шеф, вы вот давно этим занимаетесь? Вы любите свою работу?

Жнец поморщился, справляясь с мимолётным раздражением:

– Говорят, что служба жнеца – это искупление грехов прошлой жизни. Интересно, что я такого натворил, если после трёхсот лет безупречной службы моё наказание – это ты?

– Ну зачем так грубо? – надулся стажёр, – я просто хотел… как бы сказать, влиться в коллектив, наладить общение. Как и все, я не помню, кем был раньше, но я сам вызвался на эту службу. И, даже несмотря на бумажную волокиту, мне здесь нравится! Это что, тоже запрещено?

– Не запрещено, – жнец усмехнулся одними уголками губ. – И это пройдёт.

Ещё какое-то время в комнате царила благословенная тишина.

– Я закончил! – первым сообщил стажёр. – Осталось только подпись. И… что писать?

– Пиши: «младший жнец отдела № 4 по работе с мёртвыми душами».

– Просто «младший жнец»? И всё? А вдруг в отделе есть ещё младшие жнецы, и…

– Ты такой один. Навязали новичка на мою голову.

– Ну ладно, я один. А если старший? Когда меня знакомили с командой, там было минимум три старших и два ведущих. Как различать, какой из них подал отчёт? Или у вас тут коллективная ответственность?

– Вот так, – жнец поднёс к строгому росчерку «главный жнец отдела № 4 по работе с мёртвыми душами» кончик серпа, бумага потемнела, пятно сложилось в очертания черепа. – Серп – это не только орудие, это ещё и твоя подпись, твой единственный и главный документ.

– Понятно… – стажёр поднял руку, собираясь призвать верный инструмент, но остановился на половине жеста, – шеф, можно кофе?

– Самообслуживание, – обречённо вздохнул жнец и махнул рукой в сторону кухни.

Стажёр вскочил, как будто только что освободился от клея, который намертво прилепил его к стулу, и стремглав бросился к дверям. Вскоре из кухни донеслось:

– Вау, какая у вас кофеварка крутая! Обалдеть! Вам сделать?

– Сделай, – подумав, согласился жнец.

Стажёр вернулся, неся в руках два высоких стакана, из которых поднимался ароматный пар. Один с неким подобострастием поставил перед начальником, другой сжал ладонями, привалился к деревянному косяку, сделал глоток, наслаждаясь отменным вкусом.

– Шеф, а вы давно здесь живёте?

– Сто пятнадцать лет.

– Ох, это много. Наверное, грустно будет съезжать?

– Съезжать? – впервые каменное спокойствие главного жнеца пошатнулось, в голосе послышались нотки растерянности.

– Мы сегодня того мужика забирали из городской администрации, департамент жилья, помните? Так у него на столе были списки зданий под снос. Этот адрес на первой строчке.

– А ты внимательный. Молодец, – нехотя похвалил жнец, хотя новость его очень не обрадовала, он старался по возможности не ввязываться в вопросы, где приходится привлекать внимание людей и их компетентных служб.

– Да не переживайте вы так, – попытался подбодрить его стажёр, – вы столько лет трудитесь, наверняка скопили денег, как раз подберёте что-нибудь поприличнее. Кстати, я вот подумал, это так забавно, что мы, хранители переходов между этим миром и иным, вынуждены пользоваться человеческими деньгами. Это ведь можно, например, попросить у какого-нибудь толстосума пару миллиончиков, чтобы забрать его на годик позже…

Миг – и в комнате потемнело, дохнуло промозглым осенним ветром, а стакан с только что изумительно горячим кофе покрылся кристалликами льда.

– Жнецы, – медленно проговорил шеф, – подчиняются своду правил. Не использовать силы в личных целях. Не передавать служебную информацию третьим лицам. Не… И если на мелкие злоупотребления, бывает, закрывают глаза, то взятки от смертных караются мгновенно и сурово. Попробуешь – тут же вылетишь с работы обратно в Пекло. Я лично прослежу за этим.

Стажёр беспомощно сжался, вцепившись в холодный стакан, как в единственную точку опоры.

– Я… я… я же гипотетически! Я не собираюсь этого делать! Я просто спросил!

Тьма рассеялась, будто её и не было.

– Ты просто спросил, а я просто ответил, – невозмутимо пожал плечами жнец. – Подпиши отчёты и иди домой. Уже поздно.

– Д-д-да.

Стажёр залпом выпил остывший кофе, нервно поставил печать на документы и просочился сквозь закрытую дверь квартиры, забыв попрощаться.

Жнец тщательно упаковал отчёты в папку, положил на полку, запер секретер на ключ и только после того позволил себе растянуться на кровати, сложив руки на груди. Тем, кто не мёртв и не жив, на самом деле не обязательно было спать, они не видели снов, но эти краткие часы давали забвение и покой, освобождая от тягот прошедших дней. Обычно ему удавалось провалиться в иллюзию сна мгновенно, но именно сегодня не получалось. Всё существование жнеца было отдано работе, и старая деревянная квартира была продолжением этой работы, где всё было продумано до мелочей, все вещи были на своих местах, ничто не отвлекало внимания. Необходимость вновь погружаться в хлопоты обустройства, в каком-то смысле – снизойти до дел, заполняющих жизнь простых смертных, изрядно нервировала, и в то же время – пробуждала в груди какой-то непонятный, даже неприличный для порядочного жнеца азарт. Только убедив себя, что стажёр мог ошибиться, жнец смог наконец уснуть.

– Иван Васильевич! – требовательный женский голос раздался вместе с настойчивым стуком в дверь. – Иван Васильевич, выйдите на минутку!

Жнец не сразу осознал, что обращаются к нему: это было не его имя, у него вообще не было имени. Все сто пятнадцать лет, что он жил в этом доме, никому и не было дела до того, как его зовут. Соседи проходили мимо, иногда небрежно здороваясь: в последние годы правления последнего царя, в жерле бушующей революции, запомнившейся постоянными сверхурочными, в годы суматошной перестройки. Всё было так, пока не появилась Марфа Сергеевна. Бойкая пенсионерка советской закалки стала старшей по дому каких-то два года назад, и с тех пор у жнеца появился телефон, паспорт и стойкий страх перед такими вот бодрыми дотошными бабушками, на которых, кажется, не действовали никакие потусторонние чары.

В тот день он, как обычно, возвращался домой, когда Марфа Сергеевна окликнула его из-за открытой двери на первом этаже:

– Молодой человек! Вы из четвёртой? Не зайдёте на минутку?

Чистенькую кухню Марфы Сергеевны повсеместно украшали накрахмаленные салфетки, сквозь стеклянные дверцы шкафа виднелся красиво выставленный парадный сервиз. На тусклом экране старомодного телевизора крутилась классическая советская комедия.

– Да вы садитесь, садитесь, – поторопила старушка. Она поставила на плиту эмалированный чайник в цветочек и чиркнула спичкой.

Потом присела напротив и уставилась, как строгий следователь смотрит на подозреваемого.

– Как вас зовут?

Жнец беспомощно оглянулся на телевизор в поисках поддержки.

– Фамилия? – вопросил милиционер на экране.

– Рюриковичи мы, – ответил герой.

– Имя-отчество?

– Иоан Васильевич…

– Рюрик Ио.. Иван Васильевич, – представился жнец, не сумев быстро придумать ничего получше.

Марфа Сергеевна подозрительно покосилась на телевизор, потом на него.

– Паспорт есть?

– Зачем вам мой паспорт? – совсем растерялся жнец.

– Так я старшая по дому теперь, – гордо сообщила старушка. – Должна же я знать, что вы не жулик?

Как паспорт мог помочь в этом убедиться жнец не понял ни тогда, ни потом. Отмазка тоже получилась нелепой:

– Дома забыл.

– Что за молодёжь пошла! – возмутилась Марфа Сергеевна. – В моё-то время вас бы быстро приучили без документов на улицу не выходить. Впрочем, – сменила она гнев на милость, – ничего, чай, потом. Чайком со мной побалуйтесь?

Они действительно выпили чай с отменным вареньем из грецкого ореха и чернослива, и, выслушав все сплетни о других обитателях дома, жнец обрёл свободу.

Паспорт Марфе Сергеевне он всё-таки показал – отдел адаптации потусторонних сущностей позаботился, выправил. С тех пор старшая по дому от жнеца отстала. По крайней мере, никогда не стучала в двери – выходить из квартиры он стал исключительно магическими путями. Никогда до сегодняшнего дня.

– Товарищ Рюрик! – старушка пустила в ход тяжёлую артиллерию. – Пусть фамилия у вас и княжеская, имейте совесть!

Пришлось опускать ноги в тапки и медленно брести открывать.

– Доброе утро, Марфа Сергеевна.

– Какое утро, – фыркнула старшая по дому, неодобрительно осмотрев чёрную шёлковую пижаму с покемонами, – семь ужо. День!

Она осуждающе цокнула языком потом протянула сложенный пополам лист бумаги.

– Постановление пришло. Расселяют нас. Вот, хожу, всем сообщаю. Государство, конечно, обещало предоставить, да что они предоставят, срам один. Вам есть куда переехать?

– Есть, – соврал жнец. – Спасибо… за предупреждение.

– Да не за что, – грустно вздохнула Марфа Сергеевна, с тоской оглянувшись на дверь своей квартиры. Наверное, тоже прожила в старом доме всю жизнь и не хотела с ним расставаться.

– Ну, хорошего дня.

Она ушла, чуть прихрамывая, а жнец непроизвольно сжал постановление в кулаке, превращая его в ком мятой бумаги. В тот момент он был совершенно уверен, что Небеса в самом деле решили за что-то его наказать.

Глава 2. ⟰ День, когда всё пошло не по плану

В погожий осенний денёк к старому дому подъехало сразу две машины: стильный грузовичок солидной транспортной компании, правда, укомплектованный обычными, ну почти что трезвыми грузчиками, и добротная семейная «газель», управляемая внуками Марфы Сергеевны.

– Это антиквариат, между прочим! – жнец, пожалуй, впервые за полторы сотни лет отчаянно сдерживался, чтобы не применить свои сверхъестественные способности в личных целях. – Да не трясите вы так стол, вы ему ножки оторвёте!

Грузчики кивали и исправлялись – ровно до следующего предмета меблировки. Жёлтые листья падали на крышу обречённого дома, как цветы на крышку гроба. Жнец, борясь с порочными желаниями всыпать бестолковым смертным по первое число, вымученно насвистывал похоронный марш.

– Иван Васильевич, – Марфа Сергеевна подкралась почти бесшумно, – я всё хотела, но как-то к слову не пришлось, спросить: а где вы работаете?

– Провожаю людей в последний путь, – машинально ответил жнец, с тревогой следя, как грузчик перебирает руками по дну великоватой для него коробки, – перестаньте подкидывать мою кофеварку! Вы хоть знаете, сколько она стоит!

– В похоронном бюро, значит, – по-своему истолковала этот ответ старушка. – Грустная служба, хоть и важная. Может, дадите визиточку? А то мне уж недолго осталось по земле бродить.

– Вы меня переживёте, Марфа Сергеевна! – вырвалось у жнеца, хоть умом он и понимал неправдоподобность этого утверждения. Но старшая по дому, что заставила бессмертного проводника душ завести паспорт, уже из-за одного этого факта виделась ему существом полумифическим.

Старушка хихикнула:

– Полно вам шутить, молодой человек. Так дадите телефончик?

– Простите. Я с этим переездом не успел заказать новые, – не имея ни малейшей потребности обзаводиться визитками, жнец вновь соврал ей.

– Ну ничего, – улыбнулась Марфа Сергеевна. – Если судьбе захочется, то сами собой пересечёмся.

– Бабушка! – замахал руками старший внук. – Садись в машину, мы всё погрузили!

– Будьте здоровы, Иван Васильевич, – она махнула рукой на прощание и бодро заковыляла к «газели», попутно ворча: – а сервиз мой хорошо упаковали? Знаю я вас, разгильдяев…

Они уехали первыми, а жнец ещё какое-то время стоял перед подъездом, пока грузчики, измученные непосильным трудом, курили скверно пахнущие сигареты. Он точно знал, что не забыл ни рабочих документов, ни милых сердцу сувениров, бесполезных, но служащих отличным поводом вернуться – но всё-таки испытывал сильное желание ещё раз войти в опустевшую комнату, проверить. Ненужное, нелогичное и какое-то… человеческое желание попрощаться. Но он не вернулся даже для того, чтобы просто запереть дверь.

Старый дом стоял чуть на отшибе, отгороженный от мира стеной стройных берёз. В просторном дворе по-прежнему покручивались скрипучие карусели. Когда-то там кипела жизнь, без страха играли дети. Но дом старел – и с ним старели его обитатели. И вот теперь настала пора ему вовсе отправиться в небытие. Как приходит срок для всего в этом мире.

Новое жилище не могло похвастаться уединением и тишиной: трёхэтажный особняк, разве что обнесённый каменным забором, стоял на верхней набережной, что была излюбленным местом для прогулок туристов и влюблённых парочек. Этот дом тоже был стар: построенный во времена поздней империи в стиле неоклассицизма, на фоне других исторических зданий с изящным декором он выделялся мрачной монументальностью.

Две веские причины заставили жнеца закрыть глаза на не слишком удачное расположение: про дом ходили слухи, что там живут призраки, что несколько отваживало других искателей длительной аренды (у экзальтированных же ловцов духов просто не хватало на неё денег), а хозяйка не имела ни малейшего желания возиться с официальными документами и только обрадовалась договору в стиле расписки от руки.

Грузовик остановился у двустворчатых парадных дверей, водитель дёрнул стояночный тормоз и попросил ключ.

Жнец за брелок вытащил связку из внутреннего кармана пальто и, удерживая её кончиками пальцев, протянул водителю. Тот же схватил ключи небрежно, задев ладонь.

Перед внутренним взором жнеца в бешеной круговерти пронеслись сменяющие друг друга картины: берег реки, длинная бечева, корабль, увлекаемый вперёд против течения толпой усталых мужиков – и безудержные загулы в кабаках, когда за окнами, кружась, падает пушистый снег…

Жнец прижал пальцы к вискам, избавляясь от остатков чужой памяти.

– А с прошлой жизни ты не очень-то изменился…

– Что, простите?..

– Я сказал, больше не прикасайтесь ко мне без моего разрешения… пожалуйста.

– Ладно, ладно, – водитель издал тихое «пфф» и соскочил на землю.

Ключ проскрежетал в замке, грузчики распахнули массивные двери, и из недр просторного холла на улицу вырвались облака многолетней пыли, заставив работяг натужно закашляться.

– Начальник, ты уверен, что хочешь здесь жить? – на всякий случай уточнил один из грузчиков.

Жнец кивнул. Обменявшись взглядами, в полной уверенности в сумасшествии клиента, грузчики стали выгружать из кузова мебель.

– Кофеварку… не уроните. И не переворачивайте… этот стул… – раздражение ушло, сменившись апатией: разве произойдёт что-то ужасное, даже если работяги переломают к чертям всё имущество? Это людям свойственно трястись над своими игрушками так, будто они участвуют в соревновании «кто собрал больше всего крутых штук – тот победил». Но откуда у жнеца такие чувства? Он что, пытается вспомнить, каково это – быть человеком? Зачем, это было слишком давно…

– Всё, – голос водителя выдернул его из задумчивости. – Расставлять сами будете?

– Да, спасибо, – жнец отсчитал несколько купюр и положил на капот грузовика. Грузчики обменялись короткими смешками, водитель с ухмылкой взял деньги, пересчитал и, убедившись, что всё правильно, завёл мотор.

Когда наконец за его спиной захлопнулась входная дверь, жнец присел на обмотанное полиэтиленовой плёнкой кресло и облегчённо откинулся на спинку, надеясь, что на этом его злоключения закончатся, и больше не придётся взаимодействовать со смертными кроме как по работе…

– Шеф! – пауза. – Шеф, кажется, именно вы мне пару месяцев назад рассказывали, что нельзя использовать силу в личных целях!

Жнец медленно повёл рукой в обратную сторону, и бронзовая фигурка индийского слона мягко опустилась обратно в коробку.

– Кинуть чем-нибудь тяжёлым в стажёра, который появляется прямо посреди моего дома и сразу начинает вопить – это не прихоть, а воспитательный момент, – это был максимум вежливости, на которую он в тот момент был способен.

– Ха, ну вы скажете тоже, – почему-то развеселился стажёр. – Вы не думайте, я всё понимаю. Для вас, наверное, это ужасный стресс. Но зато домик славный, большой такой, – он обошёл пирамиду коробок, сделал несколько шагов по пустому пространству, поднимая пыль, – неухоженный немного, но зато столько вариантов, что можно сделать! Вот здесь, например, слишком много свободного места. Можно построить аквадискотеку – прямо в холле. А что?

– Какая… к чертям… аквадискотека?!

Жнец в кресле растаял тёмным дымом, чтобы мгновение спустя оказаться прямо перед стажёром. Тот отскочил назад, выставив руки перед собой в защитном жесте, избегая прикасаться: жнецы не могли читать прошлые жизни друг друга, как делали это с людьми, но всё же старались следовать корпоративной этике.

– Шеф, спокойно, остыньте, у вас просто был плохой день, не надо, пожалуйста, меня пугать, мне страшно…

Жнец сжал и разжал кулак, справляясь с собой.

– Ладно, проехали. Что там у тебя?

Он был главным жнецом, заместителем начальника четвёртого отдела, а потому без особых усилий смог делегировать обучение новичка полевой работе младшим коллегам и тем самым сохранить себе остатки душевного равновесия. Но беспокойный стажёр всё равно постоянно попадался на глаза: в канцелярии, в конторе, в архивах. Теперь вот без вызова заявился к нему домой.

– Сверху новые списки прислали, – стажёр открыл сумку, вытащил оттуда папку, услужливо раскрыл и протянул жнецу. Листы содержали длинную таблицу имён, адресов и дат, возле некоторых строк стояли отметки-черепа. – Ребята, зная о вашей ситуации, разобрали самых срочных, а остальное велели отнести вам, ну вот, я принёс.

Жнец пролистал списки до конца, задумчиво приложил палец к одной из записей:

– Центральное кладбище, через десять минут. Я займусь этой.

– Шеф, я понял, – каким-то противным жалостливым тоном изрёк стажёр. – Вы – трудоголик. Могли бы взять выходной в связи с переездом…

– Думаешь, у смерти бывает выходной? – с горькой насмешкой отозвался жнец.

– Нет, я всё понимаю, у нас предприятие непрерывного цикла производства, но… смерть – это мы все! Нас только в четвёртом отделе пара десятков, а есть ведь ещё и другие. Что плохого, если кто-нибудь иногда отдыхает?

– Прекрати мысли человеческими категориями, стажёр, – жнец неодобрительно покачал головой. – Спасибо за списки, можешь идти.

Он вызвал серп и, опустив взгляд в документы, поставил печать напротив выбранного имени. А когда вновь посмотрел перед собой, стажёр всё ещё торчал там и переминался с ноги на ногу.

– Шеееф… а возьмите меня с собой? Мне пока не дают ключи от офиса, придётся торчать в приёмной, пока кто-нибудь не вернётся… Ну… или, может быть, я сегодня в отгуле до завтра?

Видят боги, больше всего хотелось жнецу в тот момент опровергнуть сказанное пару минут назад и действительно отправить стажёра на все четыре стороны. Но, как заместитель начальника отдела, он не имел права так поступить.

– Ладно, пошли, – сквозь стиснутые более, чем следует, зубы процедил жнец.

– Ура! – не стал скрывать своей радости стажёр, но одного взгляда хватило, чтобы он замолчал и вытянулся по струнке.

Жнец отряхнул от напа́давшей пыли свою форменную шляпу и, надев её, переместился на центральное кладбище.

У дальней ограды кто-то вымазал большой старомодный памятник красной краской и зажёг десяток свечей. На мраморной гробнице лежала девушка в белом платье, а волосы её были прижаты венком из чёрных роз. Над головой эфемерные часы отсчитывали последние минуты жизни: 4, 3:59… Часы, которые запускались с занесением имени в списки смерти – и останавливались с последним вздохом.

– О, великий Сатана, Князь мира сего, прими в объятия свои возлюбившую тебя превыше жизни и назови невестой…

Руки парня, сжимающие нож, тряслись, как в лихорадке.

– Наташк, ну не могу я так! Ты точно этого хочешь?

– Славик, не будь тряпкой! – прикрикнула на него девушка. – Я вернусь в этой мир невестой дьявола, мы же это обсуждали, суперсильной!

– Х-х-хорошо.... – Славик зажмурился и резко, чтобы не передумать, опустил лезвие вниз. Дрожащие руки и закрытые глаза не позволили ему нанести точный удар, нож миновал сердце и застрял между нижней парой рёбер. С тихим вскриком, душа воспарила над телом, всё ещё связанная с ним светящейся нитью. Она замерла, наблюдая, как по белоснежной ткани расползается алое пятно… а потом начала бестолково зажимать рану призрачными руками.

– Я передумала! Я не хочу! Славик, звони в скорую!

Тело пошевелилось, пальцы судорожно вцепились в рукоять ножа.

– Славик… скорую… – прошептали немеющие губы.

Парень, выйдя из ступора, начал суетливо искать в карманах телефон.

Душа, уверившись, что дело пошло, напуганной ланью обернулась к жнецам, чьи силуэты теперь отчётливо различала на фоне деревьев.

– Вы… вы скажете Сатане, что я не могу быть его невестой, ладно? Мне нужно назад.

– Нужно было думать раньше, – сообщил стажёр, и на лице его появилась очень неприятная, не понравившаяся главному жнецу улыбка. – Теперь поздно.

Он подался вперёд – шеф не успел его остановить, рука, потянувшаяся к воротнику пальто, схватила пустоту, – и взмахнул серпом. Светящаяся нить с треском лопнула, а тело обмякло, перестав бороться.

– Нет! – раненым волком взвыла душа. – Я не хочу, я не пойду!

И понеслась прочь, скользя вместе с потоками ветра.

– Останови её, идиот!

– Имя, нужно назвать её имя… – напуганный начальственным криком стажёр стал судорожно перелистывать списки, уронил их, листы разлетелись в разные стороны. Коротко ругнулся и припустил вслед за улепётывающей душой. Сначала он бежал, потом вспомнил, что умеет мгновенно перемещаться – облака чёрного тумана возникали то там, то тут – но душа петляла, как заяц, и стажёру никак не удавалось её настичь.

– Колокольцева Наталья, год рождения две тысячи четвёртый! – не повышая голоса и не делая попыток подобрать документы, отчётливо произнёс главный жнец. – Иди ко мне!

Душа остановилась, безвольно опустила руки – и побрела к нему, как приговорённый идёт на плаху. На расстоянии в полшага чары ослабли, и она в истерике заколотила кулаками жнецу по плечам.

– Я должна была вернуться! Я могла вернуться! Я видела! А вы! Из-за вас!..

Стажёр, которого шеф одарил гневным взглядом, опустил глаза и, хлюпнув носом, стал подбирать разбросанные списки. Вслух же жнец произнёс:

– Твоя смерть – результат твоих собственных действий. Мы не обрываем жизнь – лишь провожаем людские души.

Мельтешение кулаков прекратилось, душа крепко задумалась.

– Я так понимаю, провожать меня во дворец Сатаны вы не собираетесь?

– Тут надо было пошутить, что ты же сама отказалась, но не буду таким жестоким, – вновь осмелел стажёр. – Сатана явно не выбирает невест из молоденьких дурочек, которые так легкомысленно относятся к жизни. С другой стороны, в Пекле, куда ты непременно попадёшь, как самоубийца, ты можешь попробовать познакомиться с ним на общих основаниях…

– Просто молчи, – прошипел главный жнец.

– В Пекло? Меня ждёт… Пекло? – на призрачных глазах навернулись слёзы.

– Не мне решать. Уповай на милость богов, – пожалуй, в исполнении жнеца это обозначало крайнюю степень сочувствия.

Повинуясь его силе, кладбище исчезло, сменившись туманной равниной. Рваной раной пересекала её огненная река, два берега соединял мост из красных камней. У его опор, свернувшись клубком, безмятежно спал трёхглавый дракон.

– Горыныч! Ах ты мой хороший мальчик! – стажёр радостно обнял дракона за ближайшую морду. Тот лениво вильнул хвостом в знак приветствия.

– Кхм… ты вообще-то ещё на работе, – холодно напомнил жнец, призывая на помощь всю свою выдержку.

– Виноват, шеф, – чтобы не встречаться с ним взглядом, стажёр спрятался жнецу за спину.

– Это Калинов мост, – стараясь больше не обращать на него внимания, жнец обернулся к душе и сделал приглашающий жест. – За ним начинается мир мёртвых. Разреши проводить тебя?

– Разве у меня есть выбор?

Где-то на середине моста душа, чуть замедлив шаг, обернулась к нему с грустной улыбкой:

– Не повезло вам с напарником. Сочувствую.

– Да… спасибо.

Внешне он ничем не выдал себя, но, кажется, это было последней каплей. Это ж насколько нужно быть профнепригодным, чтобы даже души жалеть начали?

Когда жнец вернулся с той стороны, стажёр воровато огляделся, словно боясь, что их подслушают:

– Я тут подумал… то есть, я хотел сказать, спасибо, что поддержали меня на кладбище. Выволочка в присутствии мёртвой души – это было бы очень обидно…

– Потому что, в отличие от тебя, репутация конторы для меня – не пустой звук… придурок, – тут жнец уже не сдержался, отвесил стажёру подзатыльник, так что шляпа сползла до самого носа.

Под негодующие вопли: «Ну шееееф!» – он, не оглядываясь, пошёл прочь, к длинному, тянущемуся далеко в лес серому зданию с узкими окнами. Трудно было понять сколько в нём этажей: то казалось, что один, а то – целых четыре. На угольно чёрной табличке по левую сторону от входа белыми буквами было выведено:

«Восточно-европейское управление смерти, отделы 1–10».

Жнец так хлопнул дверью, что табличка покачнулась. Ураганом пронёсся по коридору, влетел в кабинет четвёртого отдела, рывком отодвинул стул, не глядя – он всегда точно знал, что и где лежит на рабочем месте – вытянул из ящика бланк «служебная записка» и стал быстро писать, не отрывая ручки от бумаги.

Обычно он по десятку раз проверял каждую букву, но сегодня перечитал получившуюся докладную всего один раз. Видят боги, два месяца он честно пытался быть терпеливым шефом! Но сегодня он обязательно положит этому конец!

Глава 3. ⟰ Судьбоносная ошибка

Эта табличка на двери кабинета была иной, нежели у входа, из воронёной стали с золотым тиснением:

Начальник отдела № 4 восточно-европейского управления смерти, высший жнец Радомир.

Мало кто решался спрашивать, почему у высших жнецов, в отличие от всех остальных, были имена, и уж точно никто не получал ответа.

Внутри кабинета Радомир, богатырского сложения лысый мужчина, внимательно читал служебную записку, изредка кивая в самых драматичных местах.

– Удивляешь ты меня, заместитель. Давно я не видел тебя в таком гневе. Если не сказать: вообще никогда. Стало быть, ты просишь «уволить со службы младшего жнеца четвёртого отдела за ненадлежащее исполнение обязанностей и полное непонимание принципов функционирования управления смерти» …

Жнец, с неестественно прямой спиной сидевший в кресле напротив, по другую сторону стола, решительно кивнул.

– И в чём же он провинился? Посмотрим… «сжал душу до полного прекращения функционирования физического тела», «не смог произвести задержание души при попытке побега», «угрожал мёртвой душе Пеклом», «ведёт себя расхлябанно и безответственно», «излишне эмоционален» … далее приводятся цитаты разговора. Да, молодец, что при клиенте встал на его сторону, видно, что…

– … я забочусь о репутации конторы. В отличие от этого… стажёра.

– То есть по вашей записке выходит… – подала голос Аида, начальница первого отдела, что также присутствовала в кабинете, вальяжно развалившись на диванчике для гостей. Аида выглядела самой старой из высших. Сухонькая и маленькая, она предпочитала одеваться исключительно в чёрные или серые платья делового кроя. – … выходит, что мальчик ничего не нарушил. Сжал душу до фактической смерти тела? Мы все уважаем вашу принципиальность в этом вопросе, главный жнец четвёртого отдела, но формально в должностной инструкции указано, что «душа может быть сжата после занесения в списки и по истечении расчётного времени». Об актуальном состоянии тела там ничего не говорится.

– Списки составляются на основании расчётов по наиболее вероятной событийной линии при неизменности внешних условий, – стараясь придерживаться канцелярита, возразил жнец, – даже боги судьбы не в силах поручиться за стопроцентную точность.

– Вы можете подать рационализаторское предложение в соответствующий отдел небесной канцелярии. Согласно установленным срокам, в течение ста лет они обязаны ответить вам в письменном виде, – с плохо скрываемой ухмылкой предложила Аида. – А до тех пор мы должны опираться на те документы, которые утверждены на данный момент. Далее, о попытке побега. Вы указываете, что он «не смог», а не «не захотел»! Мастерство приходит с опытом, знаете ли. На то он и младший жнец, а вы – главный. Насчёт Пекла, соглашусь, это было грубо и непозволительно… но всё-таки недостаточно для увольнения. Мы, жнецы, беспристрастны по отношению к людям, но друг к другу мы можем проявлять хоть толику понимания? А уж об эмоциональности точно не стоит говорить тому, вокруг кого от ярости аж воздух потемнел…

Жнец покосился на своё плечо, вокруг которого действительно плясало тёмное погребальное пламя и заставил жуткую ауру рассеяться. Но ответ всё равно прозвучал с вызовом:

– Если он так хорош, то почему бы вам, Аида, не забрать его себе?

– Потому, что штатное расписание, главный жнец четвёртого отдела, – легко парировала она. – Я и Радомир подавали заявки на укомплектование, у каждого из нас была одна открытая вакансия. И если вы думаете, что Пекло обрабатывает корреспонденцию быстрее, чем Небеса, то очень сильно ошибаетесь. Нет, если Радомир желает, то он может уволить вашего стажёра, подать заявку повторно, ещё раз потратить время на первичную профподготовку, а до тех пор отдел останется недоукомплектованным, а люди на вверенных вам территориях, как я слышала, и не думают помирать реже....

Радомир задумчиво покачал головой, и жнец понял, что начальник безоговорочно принял аргументы Аиды. И точно:

– Стажёр останется.

– И продолжит хамить клиентам? – жнец ухватился за последний зыбкий аргумент.

– Я обяжу его повторно посетить курсы корпоративной этики. На этом всё.

– Я рада, что ты пришёл к такому выводу, друг мой, – улыбнулась Аида, вставая. – А то представляете, как бы выглядела объяснительная от меня, на минуточку, самой опытной сотрудницы управления, что после собеседования со мной кто-то с треском вылетел так быстро…

Она ушла, чуть шаркая ногами по полу.

– Задницу свою прикрывает, – проворчал жнец ей в спину. Это единственная форма протеста, которая ему оставалась.

Радомир поднялся со своего кресла, прошёлся до шкафа с документами и вытащил оттуда бутылку раритетного коньяка и два бокала. Сам разлил напиток – жнец с благодарностью кивнул и отхлебнул половину.

– Слушай, – задумчиво раскручивая коньяк в бокале, спросил Радомир, – может, ты действительно слишком строг к новичку? Как будто ты всего-то триста лет назад не был на его месте, столь же неопытен и неуклюж…

– На его месте, – строго поправил жнец, – я не спрашивал у наставника, что будет, если брать взятки у смертных. В первый. Рабочий. День.

– Спросить – не значит взять… – начал-было начальник, но оборвал себя, сменил тему: – заместитель, скажи честно, ты презираешь людей?

– Что?.. – слегка опешил жнец. – Нет, я не… с чего вы взяли?

– Иначе зачем ты с педантичным усердием выкорчёвываешь в себе любые ростки человечности? С тобой невозможно говорить ни о чём, кроме работы, на корпоративных обедах ты сидишь с непроницаемым лицом… ты бы хоть, в самом деле, в кафе сходил просто выпить пива в одиночестве!

– У меня есть лапша и телевизор. Этого достаточно, чтобы расслабиться.

– Вот знаешь что, – после короткого раздумья изрёк Радомир, – иди-ка ты в отпуск на неделю…

– Мне не нужен отпуск…

– …ты, кажется, только что переехал? Дом обустроишь, подумаешь, на что ты тратишь свою вечность. Это приказ, – весомо закончил начальник отдела, после чего достал из сейфа тугую пачку новеньких купюр и невскрытую бутылку коньяка. – Вот, отпускные и на случай, если совсем плохо с фантазией, чем себя занять. Ещё спасибо мне скажешь, когда вернёшься.

– Когда вернусь, скажу, что рад вновь приступить к работе, – жнец, поднявшись с кресла, приложил шляпу к груди и карикатурно поклонился. – Доброго вам дня, шеф.

Он почти не заметил, как дошёл до крыльца. На душе было гадко: «в отпуск» для жнеца звучало примерно так же, как «отстранён». Глубокая и очень человеческая обида. К чёрту, пусть так! Сам же сказал, не стоит избавляться от всего человеческого…

– Шеф, – этот трижды проклятый стажёр тут как тут, – я вот списки… всё рассортировал, как было!

– Отнеси в отдел.

– Э… ладно. Шеф, а правда, что вы просили меня уволить? Зачем уж сразу так-то, можно же было просто сказать…

– Из-за тебя, – жнец потянулся к его воротнику, но потом вспомнил о корпоративной этике и остановил руку, – из-за тебя меня отправили в отпуск. И если не хочешь получить серьёзных травм, следующую неделю не попадайся мне на глаза!

– Но ведь отпуск – это не наказание… – непонимающе пробормотал стажёр, глядя в спину удаляющегося шефа.

Жнец не стал оборачиваться и что-либо ему объяснять.

Глава 4. ⟰ Отпускные страдания

Дом встретил его пирамидой из мебели и пылью: разумеется, ничего не изменилось. Жнец притянул к себе вешалку, долго выбирал для неё место у дверей и, наконец найдя идеальное, привычно повесил шляпу и пальто.

В голову запоздало пришла мысль, что сегодня он… сорвался. Дал волю гневу и этим сам добавил Аиде аргументов. Может, Радомир прав, и не стоит пытаться делать два дела одновременно? За неделю он как раз превратит дом в продуманное до мелочей пространство, где больше ничего не будет отвлекать от работы, и снова станет невозмутимым и собранным главным жнецом четвёртого отдела.

Несмотря на запущенный вид, в особняке были проведены вода и электричество, а в комнате с окном, выходящим не на набережную, а во двор, делая её наиболее подходящей для спальни, кто-то даже заменил деревянные рамы на новые пластиковые.

Обойдя все помещения три раза и составив чёткий план, жнец спустился обратно в холл. Первым делом стоило установить диван и телевизор… кровать под действием чар плавно полетела на второй этаж… кофеварка заняла своё законное место на резной тумбе, потянулась вилкой к старой розетке.... будь тут стажёр, да не к ночи он будет помянут, непременно позубоскалил бы что-нибудь про личные цели, но жнец был твёрдо уверен: исполнение приказа вышестоящего не является личной целью. И ни за что бы не признался даже себе, что просто не желает ни перетаскивать мебель вручную, ни связываться со смертными, чтобы они сделали это за него…

Пустынные помещения постепенно обретали вид жилых. Просторнее, конечно, чем в старой квартире, но, может, это и не плохо? Проще разграничить пространства для работы и отдыха.

Жнец занимался перестановкой до полуночи, после отправился спать. Накрывшись одеялом с головой, он провалялся так до полудня, чего давненько не случалось. Спустился вниз, собираясь продолжить своё полезное занятие… и остановился на середине лестницы, немного озадаченный. Пирамида исчезла. Первой мыслью, конечно, было, что в доме побывали жулики, но нет: вот сервант восемнадцатого века, а в нём бронзовый слон, стоящий строго под углом сорок пять градусов… в кухне – новенькая индукционная плита и буфет в стиле «сталинского ампира», под завязку забитый пачками лапши быстрого приготовления… А в кладовке под лестницей аккуратно рассортированы и уложены коробки и упаковочная плёнка, на всякий случай.

Когда жнец осознал, что управился с планами на отпуск за один вечер, он ужасно растерялся, поскольку понятия не имел, что делать дальше. Дважды поменял диван и телевизор местами, но остановился на первоначальном варианте. Съел две пачки лапши вместо одной. Отхлебнул прямо из бутылки подаренный начальником коньяк.

Внезапно свалившаяся свобода ощущалась странно и непривычно. Как пустота, которую нужно было чем-то заполнить. В редкие перерывы между оперативными выездами, заполнением документации, организационной работой и сном жнец предпочитал смотреть нарисованные сериалы, которые люди называли «аниме». Что-то неизменно притягивало его в яркой палитре красок и немного гротескном, но от того ещё более цепляющем отражении жизни. Пожалуй, и сейчас это был отличный вариант.

Большой телевизор нехотя показал страницу виртуального кинотеатра и застрял на беспрерывно вращающемся индикаторе загрузки. Похоже, толстые стены особняка экранировали сигнал, и антенну следовало повесить снаружи…

За попытками закрепить её над окном второго этажа жнеца и застала хозяйка.

– Мой дорогой, что вы там делаете? Я могу зайти на пару минут?

– Конечно, заходите. Я уже закончил.

Однажды некий редиска-психолог выпустил статью, где утверждал, что звучание собственного имени – это самое приятное, что может услышать человек. Принцип разошёлся по миру и использовался бездумно, вплоть до произнесения этого самого имени в начале предложения, его середине и в конце. Жнец был категорически не согласен с этим утверждением, каждый раз вздрагивая от Ивана, особенно вместе с Васильевичем. Может, просто с чужими именами это так не работает? Как бы там ни было, хозяйка, хотя жнец, наученный опытом общения с Марфой Сергеевной, и показал ей паспорт, ни разу не воспользовалась указанной в нём информацией, предпочитая нейтральное «мой дорогой», за что жнец был ей чрезвычайно благодарен. Сама хозяйка представилась Каменской Баженой Павловной, но чуть натянутая улыбка, появляющаяся на её лице каждый раз, когда звучало это обращение, давала понять, что и она от совета психолога не в восторге. Так между ними двумя установилось вполне приятное обезличенное общение.

– А у вас впечатляющая коллекция, – одобрила хозяйка после того, как мелодично цокая тонкими каблуками, прошлась по холлу. – И смешение стилей, против обыкновения, не кажется дурновкусием, а добавляет шарма. В прошлом вы не занимались дизайном интерьера?

– Не припомню за собой такого.

– Ах, забудьте, это просто комплимент от женщины, которая любит красоту.

Она изящным движением сбросила с плеча роскошную косу, столь редкую для двадцать первого века, поправила на изумрудно-зелёном лацкане пиджака самоцветную брошь. При взгляде на хозяйку, жнеца не покидало чувство, что чем-то она неуловимо отличается от прочих молодых горожанок, хотя сердце её билось, как и следует, а фигуру окружала тёплая аура жизни…

– Я вот по какому вопросу, – присев на спинку дивана, хозяйка в деланном смущении опустила глаза, – вы уж меня простите, мой дорогой, если бы почта не сорвала все сроки, и я бы получила постановление раньше, то занялась бы этим до того, как сдавать дом…

Слово «постановление» неприятно отдалось в ушах. Жнец даже поймал себя на мимолётной мысли, что это не боги, а человеческие органы самоуправления пытаются сжить его со свету.

– Не подумайте, ничего такого, просто нужно заменить трубы под подвалом. Я найму рабочих, и мы постараемся отнять не более пары дней!

– Ничего страшного, я… всё равно в отпуске.

Новость вызвала у жнеца двойственные чувства. С одной стороны, до чего же не хотелось, чтобы по его дому носились смертные, перетаскивали какие-то предметы, необходимые для ремонта, мельтешили, отвлекали… а от чего? От просмотра аниме? О да, претензия, достойная заместителя начальника отдела по работе с мёртвыми душами, ничего не скажешь. Так что, может, уж лучше так? Какое-никакое полезное дело.

– Как же неудобно, – расстроилась хозяйка. – Занятым людям так редко удаётся побыть наедине с собой, а тут я со своими трубами… В любом случае, на сегодня прекращаю вам докучать.

Любезно попрощавшись, она удалилась. Жнец дождался, пока стихнет стук каблуков, и только после этого позволил себе растянуться на диване. В этот раз антенна исправно поймала мобильный сигнал, и на экране, сменяя друг друга, замелькали кадры очередной многосерийной саги про очередного мальчика, которому ни на что не хватало сил, но он твёрдо решил тренироваться и стать великим. Анимационные студии предлагали к просмотру десятки сюжетов на любой вкус, но жнец, осознанно или нет, выбирал такие: когда герой достигал своей цели – а в подобных сериалах он всегда достигал её – где-то в глубине души, очень глубоко, отзывалось приятное, невероятно тёплое чувство удовлетворения, будто бы не герой, а он сам прошёл свой путь до конца. Если подумать, это был единственный отголосок человечности, единственная порочная слабость, от которой жнец разрешил себе не избавляться. Она же нисколько не мешала работе.

В том же состоянии его застали рабочие, явившиеся на следующий день к десяти. Телевизор как раз демонстрировал пятьдесят девятую серию, на журнальном столике остывал бульон от лапши.

– Не вставайте, мой дорогой, не вставайте, – прощебетала хозяйка, когда жнец сделал попытку подняться с дивана и поздороваться. – Просто представьте, что нас тут нет.

За окном набежали тучи. Прошёл небольшой дождь. Трескотня отбойных молотков в подвале превратилась в монотонный шум, который уже не мешал разбирать звуковую дорожку. Солнце вызолотило набережную редкими, а оттого особенно красивыми осенними лучами. Количество коробок из-под лапши выросло втрое. Снова тучи. Поднялся ветер. Зажглись фонари… Шла восемьдесят вторая серия…

В подвале что-то громоздкое, каменное рухнуло на бетон, и показалось, что весь дом содрогнулся. Вслед за этим, как гром после ослепительной молнии, зазвучал заковыристый многоголосый мат рабочих.

Пожалуй, любой жилец, чьё обиталище только что вздрогнуло от крыши до фундамента, заинтересовался бы происходящим, и жнец не стал исключением. Он даже паузу забыл поставить перед тем, как покинуть своё уютное место и спуститься в подвал.

– Утомили мы вас, наверное? – участливым тоном спросила хозяйка. – Не волнуйтесь, осталось всего одна труба и ещё одна, которую мы случайно сломали…

Она указала на дыру, скорее даже пролом в восточной стене. Казалось, хозяйку, в отличие от рабочих, нисколько не интересовал каменный гроб, испещрённый вязью старославянских узоров. На крышке можно было с трудом разобрать надпись старинными буквами с причудливыми завитушками: «ни живой, ни мёртвый не потревожат моего покоя».

– Не к добру всё это, – проворчал бригадир. – Где это видано, чтобы гробы в стены замуровывали?

– Дядь, не будь таким суеверным, – работяга помоложе надул и лопнул пузырь от жевательной резинки, – гроб-то солидный, в таких с покойником сокровища разные могли положить. Давай откроем?

Мнения бригады разделились. Часть считала, что нужно держаться от мрачной находки подальше, другая же горела желанием поглазеть на сокровища.

Бригадир вопросительно взглянул на хозяйку.

– Давайте откроем, – неожиданно решила она. – Вы ведь не против, мой дорогой?

Жнец пожал плечами. Мертвецов он по роду службы не боялся, загадочные доисторические болезни ему тоже не грозили, ну а смертные… каждый из них волен сам выбирать свою судьбу.

Бригадир неодобрительно хмыкнул и отошёл. Несколько энтузиастов попытались подцепить крышку ломом, но та даже не шелохнулась.

– Наверное, здесь есть какая-то скрытая пружина, – предположила хозяйка. Она мягко опустила пальцы на крышку, пробежала по ней длинными зелёными ноготками, словно пытаясь нащупать её одной понятные ориентиры.

– Ага!

Пальчики скользнули в углубление у изголовья гроба.

– Вы мне не поможете? Нужно подержать вот здесь…

В тот момент жнец даже не удивился, что она попросила его, а не кого-то из рабочих. Он нажал на камень в районе предполагаемых ног, что-то вспыхнуло, как перегорающая лампочка, и крышка с тихим шипением поползла в сторону. В воздухе наметился затхлый запах сухих костей.

В гробу лежал прекрасно сохранившийся скелет, обтянутый тонкой бледной кожей. Поверх чёрной нетленной мантии был надет тёмный пластинчатый доспех. На плечах лежали длинные и гладкие белые волосы, голову венчала корона, а пальцы были унизаны самоцветными перстнями в два ряда.

– А вот и сокровища! – обрадовался молодой работяга, сверля перстни преданным взглядом.

Один из рабочих успел сделать фотографию на свой телефон до того, как бригадир с усилием опустил его руку.

– Не к добру, – повторил он свой давешний вердикт.

– Посмотрели – и хватит, – голос хозяйки вернул всех из царствия дум на землю. – Я позже займусь транспортировкой, чтобы этот антиквариат не мешал моему жильцу. А сейчас давайте вернёмся к трубам.

Наверное, жнецу следовало удивиться её столь внезапной перемене, но тогда он следил за происходящим точно так же, как за сменой серий в любимом сериале – как сторонний наблюдатель, и гроб в подвале был для него всего лишь ещё одним забавным эпизодом среди отпускного безделия.

– Не буду вам мешать.

С этими словами жнец вернулся на диван.

Рабочие ушли ближе к полуночи, очередная серия в кои-то веки завершила череду связанных эпизодов, и жнец вдруг вспомнил о пользе сна. Выключив телевизор, он поднялся до середины лестницы на второй этаж, когда почувствовал позади какое-то движение.

Лунный свет, разрезанный перекрёстками оконных рам, рисовал на полу изуродованные бледные прямоугольники, мешая сосредоточиться на том, что происходит в тени. А там сталь гулко сталкивалась со сталью, железные подковы брякали о мрамор пола, шелестела ткань – и как будто пергамент.

И вот в неверном сиянии ночного светила возникла высокая коронованная фигура. Костлявые пальцы небрежно поглаживали многочисленные перстни, белые пряди колыхались в такт шагам.

И наконец посреди холла остановилась мумия из каменного гроба.

Глава 5. ⟰ Несносный сосед

Наверное, так чувствует себя гусеница, когда, выбравшись из тёплого кокона, расправляет крылья. Место апатичного зрителя вновь занял беспристрастный проводник между этим миром и иным.

– Мёртвым не дозволено бродить среди живых. Вернись в свой гроб и позволь душе уйти с миром.

Однако, на мумию отточенный профессионально-суровый тон впечатления не произвёл.

– Не будь скотиной, жнец, – мертвец говорил низким бархатистым голосом, который мог бы показаться приятным, если бы не ядовитый сарказм, сквозящий в каждом слове, – разбудил меня, а теперь глядишь ты – строит из себя благородного витязя. Дай водицы колодезной, а? Я в дрёме пребывал десятки лет, представь, насколько жажда будет мучить?

– Я тебя разбудил? – с недоверием уточнил жнец, медленно спускаясь по ступеням вниз на случай, если понадобится применить силу.

– А как же, – ухмыльнулся мертвец. – Думаешь, зря на крышке писано, что её не открыть ни живому, ни мёртвому? Нет, надо было тебе, который ни так, ни сяк, тянуть к ней свои загребущие ручонки?

Это был упрёк – и упрёк справедливый. Ведь отпуск совсем не повод терять бдительность! Но нужно было держать марку, и жнец сделал вид, что пропустил насмешку мимо ушей.

– Ты вообще кто такой?

– Тёмной матери Мары волхв, Кощеем меня кличут, – он отвесил шутовской поклон и ехидно добавил: – теперь, когда приличия соблюдены, и мы представлены друг другу, могу я всё же получить воды?

Жнец обречённо махнул рукой в сторону кухни. В очередной раз прогрохотали железные сапоги, проскрипела дверца ящика с кружками, потом послышались какие-то странные звуки и наконец журчание наливаемой воды.

– Какой насос мудрёный, эко диво…

Жнец задумался. Мара была богиней смерти и нового рождения, а вместе с тем – иллюзий и кошмарных снов. Хотя в штатном расписании небесной канцелярии она числилась одной из кураторов восточно-европейского управления смерти, сведений о ней у жнецов было немного, боги почти никогда не снисходили до общения с рядовыми сотрудниками, ограничиваясь отправкой списков и сбором отчётности. Но если бы у Мары была привычка заводить себе служителей – восставших мертвецов, – наверное, хоть кто-нибудь бы это заметил? Или дело тут совсем не в богине?

– Какая ж лепота! Аж сызнова жить мне захотелось… – сообщил вернувшийся Кощей, на ходу допивая воду из самой большой кружки. С каждым глотком он всё меньше походил на скелет, на глазах обрастая плотью. Теперь вместо жутковатого черепа волосы обрамляли лицо человека, которого лет этак триста назад назвали бы зрелым, а по нынешним временам, пожалуй, и молодым. И самое парадоксальное, Кощей выглядел и ощущался вполне живым. То есть, слишком живым для того, чтобы должностная инструкция позволяла требовать немедленного упокоения.

– Рад, что смог тебе помочь, – проговорил жнец, с некоторым сожалением выходя из образа «смерть на работе»: в текущем состоянии с Кощеем, в случае чего, должны были разбираться другие компетентные службы, – а теперь будь добр, выметайся из моего дома.

– То же я хотел сказать тебе, да не поспел, – ответил Кощей, с вызовом глядя прямо в глаза. – То дар, или проклятие, но не спроста был прозван я Бессмертным. И в услугах проводников до Калинова моста я не нуждаюсь.

– Да при чём здесь моя работа? – возмутился жнец. – У меня договор аренды на двадцать лет! А ты, если и жил здесь раньше, то проспал всё право собственности.

– Покажи договор.

– С какой стати я должен тебе его показывать?

– С такой, что иначе я с места не сдвинусь, – криво улыбнулся Кощей.

Показать выглядело меньшим злом, чем препираться с бесцеремонной бывшей мумией, поэтому жнец поднялся в кабинет вытащил с нужной полки расписку и с ней вернулся к Кощею. Тот не соврал – с места не сдвинулся.

– Заключён… между Каменской Баженой Павловной и Рюриком Иваном Васильевичем… – медленно прочитал Кощей, с трудом разбирая рукописные буквы под лунным светом, – так ты, стало быть, Иван Васильевич? Да ещё и роду княжеского?

– Нет. Назовёшь меня так – провожу вне очереди.

– Какой ты грозный, жнец. Небось, влюблён в свою работу? – а древнему волхву было не чуждо что-то вроде проницательности, хотя сам жнец не называл бы это любовью. – Ладно, верю, что покуда я спал, некая боярыня Каменская захватила мои земли. Держи.

Он свернул договор в свиток и небрежно протянул.

Жнец выхватил бумагу и спрятал за воротник пижамы.

– Теперь, я надеюсь, ты покинешь помещение?

– Ничем не могу помочь, – развёл руками Кощей. Жнец даже слов не смог подобрать, чтобы ответить на столь бесстыжее заявление, но, видимо, лицо его в тот момент было слишком красноречивым, а потому волхв пояснил: – источник моей силы где-то здесь закопан. Но не в гробу, поглубже. Пока его я не найду, то не смогу надолго отойти от этих мест.

– Так, ладно, – не то, чтобы жнец смирился с нежданным соседством, скорее пока не видел другого выхода, – сейчас я иду спать, а ты постарайся найти свой «источник» побыстрее.

– Будь спокоен, – пообещал Кощей и очень подозрительно улыбнулся.

Остаток ночи всё было тихо.

Утром жнец, собравшись по обыкновению позавтракать лапшой, ещё от верхнего пролёта лестницы услышал тихое «шурх-шурх». Спустившись в холл, он увидел, как над полом кружится метла, связанная из свежих берёзовых веток. Стоящий чуть поодаль Кощей при помощи указательного пальца управлял процессом. Он снял сапоги, нагрудник и корону – повесил на стену, как своеобразное антикварное украшение, переобулся в пушистые тапки, а длинные волосы свернул в пучок и закрепил вилкой.

– Я не разрешал тебе брать мои тапки, – заметил жнец вместо приветствия.

– Останься я в сапогах, то перебудил бы и тебя, и пол улицы. А я не такой невежа, как ты, – в ответ подколол его Кощей.

– Что ты вообще делаешь?

– Прибираю непотребство, что ты развёл. А то ларей резных наставил, диван, вон, бархатом обитый, а пыль как будто вековая! Тебе совсем нет дела до порядка, что ли?

– У меня порядок! Все вещи лежат на своих местах! А с пылью бесполезно бороться, она всё равно опять появится.

– Грязнуля!

– Тебя не спросил! Кстати, как там твои дела с поисками источника силы? Съедешь – и моя пыль больше не будет тебя угнетать.

– Пока что не нашёл, – с достоинством ответил Кощей. – Не могу я чары чаровать, покуда сердце разрывается, насколько здесь запущено.

Метла методично шваркала по полу. Магия-магией, но дело со старомодным инструментом двигалось слишком медленно.

– Ты бы хоть пылесос взял, – сдался жнец. – А то так до морковкина заговенья возиться будешь.

– Пыле…сос?

Пришлось найти в кладовке агрегат подключить к сети и продемонстрировать принцип действия.

– Лепота-то какая, – одобрил Кощей. – До чего только людской ум не додумается! Да вот только стар я для колдовства такого новомодного, давай ты мне пример покажешь, на комнатке одной, а я запомню и потом уж…

– Нет, – жнец мигом раскусил его уловку. – Раз тебе пыль мешает – как-нибудь разберёшься.

Он сунул в руки волхва щётку, а сам занял место на диване и включил прерванный сериал.

Кощей с достоинством принял свою неудачу в привлечении помощника к очистительному труду и без малейших сложностей запустил пылесос. Метла продолжала носиться вокруг, подгоняя к щётке особо крупные сгустки пыли. Монотонный гул устройства звучал то дальше – от окна, то ближе почти под самым ухом…

– Ты можешь наводить чистоту где-нибудь в другом месте? – не выдержал жнец. – В доме три этажа, выбирай любой!

– Могу, когда закончу здесь.

Диван неожиданно воспарил над полом, Кощей тщательно пропылесосил пол под ним и не очень плавно опустил назад.

– Ты мне мешаешь, – у жнеца даже повышать голос сил не осталось.

– Мешаю разглядывать самодвижущиеся лубочные картинки? – съязвил несносный волхв, – жнец, в этом веке люди что ли не мрут, раз ты разбит бездельем?

– Меня вышвырнули в отпуск, так что мне всё равно…

– Так говоришь, как будто передышка малая от службы – это скверно.

– И вовсе даже не скверно, я давно хотел досмотреть этот сериал…

Жнец ожидал какой-нибудь распространённой отповеди насчёт: «лучший отдых – это смена деятельности», совета заняться собой, пока есть время, или другой такой очевидной и бессмысленной мути, но Кощей неожиданно выключил пылесос, опёрся на рукоять аки на двуручный меч.

– С вашим братом сталкивался я дважды. Первый раз ещё дитём был неразумным, от лихорадки слёг. Тот жнец был весёлый, байки травил, только зачем-то выше головы мне поглядывал постоянно. Второй раз – перед тем… как стал Бессмертным. Старик, обрюзгший, мрачный. Вот только общее у них обоих было – и у тебя. Глаза потухшие, пустые. Будто вовсе незачем вам жить.

– Наша жизнь, если можно так её назвать, – это служение, – ответил-отчеканил точно так, как написано в должностной инструкции. Словно пытался скрыть, как мучительно кольнуло в груди от этих слов, всколыхнуло давнее, забытое и глубоко погребённое. В отместку слова засочились ядом: – а ты не слышал поверий, что смертным не стоит смотреть в глаза жнеца, иначе смерть вечно будет ходить по пятам?

– Может, и ходит, но только до сих пор не нагнала, – рассмеялся Кощей. – Ладно уж, лежи, некогда мне с тобой болтать.

Он пожужжал ещё немного, затем пыль в холле, к счастью, закончилась, и Кощей отправился шуметь на кухню, откуда уже почти не было слышно.

И только жнецу удалось как-то сосредоточится на первой серии смертельного поединка, который, вопреки обыкновению, мог уложиться всего-то в два эпизода, поскольку злодей уже успел рассказать о своей тяжёлой юности…

Раздался требовательный колокольный звон.

– Что это? – Кощей поспешно вернулся, в одной тапке, без пылесоса и спрятался за спинку дивана. – По ком колокол звонит? Супостат набег готовит? Али указ вышел, что чародея сжечь потребно?

– Это просто дверной звонок, – объяснил жнец, про себя потешаясь над версиями волхва… и лишь спустя мгновение осознав, что только что сказал, перепугался не меньше Кощея. – Ты кого-то ждёшь?

– Нет, – тот позволил себе осторожно на полголовы высунуться из-за дивана. – А ты?

Жнец покачал головой. Звон повторился, заставив Кощея ещё раз инстинктивно пригнуться.

Делать нечего, пришлось идти к двери и открывать. На крыльце стояло десятка полтора юношей и девушек, почти подростков. А возглавляла группу удивительно красивая девушка в бежевой замшевой куртке, украшенной значками с портретами иноземных кумиров. На плечах лежали две перевитые лентами косы.

Жнец поймал себя на странной мысли, что, хотя он провожал и молодых, и старых, и здоровых, и больных, но ни разу за всю трёхсотлетнюю карьеру ему не хотелось назвать смертного не то, что удивительно красивым, но даже просто симпатичным. И тут вот – пожалуйста! Какая только ерунда ни лезет в голову от отпускного безделья! Нет, нужно как-то дотерпеть эту неделю и вернуться на службу…

– Староста третьего курса исторического факультета, специальность «история и археология», – тем временем бодро представилась девушка и протянула руку, – Варвара.

Жнец демонстративно спрятал ладони подмышки, не желая в очередной раз погружаться в хитросплетения чужой прошлой жизни, а вот Кощей, напротив, проявил к руке недюжинный интерес. Он мягко обхватил тонкие пальцы, поднёс их к губам и поцеловал, нежно и в то же время – строго и прилично.

– Ах, Варвара-краса, длинная коса, червлёна губами, лицом ягодка. Жаль, что такая краса да уже замужем…

Среди ребят послышались редкие смешки.

– И ничего я не замужем! – вспыхнула Варвара, выдёргивая руку. – Кто вам сказал такую глупость?

– А коли не замужем, на кой косы надвое расплела?

– Я поняла, – осенило девушку. – Вы реконструктор, что ли? Так древние славяне вилки в волосы не втыкали, матчасть внимательней изучите.

Теперь её спутники смеялись уже над Кощеем. Варвара тем временем продолжила натиск:

– И вообще, дяденька, прекращаете «охальничать». Мы к вам по делу: говорят, у вас в подвале древний гроб нашли. Можно нам на него посмотреть? Нам для семинара по археологии.

– Нельзя, – мстительно ухмыльнулся волхв. – Если не хочешь быть мне Варварой-красой, зачем тебе гроб показывать?

Девушка осеклась, запоздало понимая, что разговор начался как-то совсем не так, и решила сменить тактику. Она чуть потупила глаза и искренне, открыто заулыбалась:

– Ну пожалуйста! Вы очень поможете исторической науке на годы вперёд!

Этот облик Варвары был столь чертовски мил, что жнецу захотелось показать ей хоть гроб, хоть весь дом от подвала до потолка – просто ради ещё одной такой же улыбки. Но несмотря на этот порыв, а скорее даже вопреки ему, он решительно поддержал Кощея:

– Это частная собственность, а не музей. Пожалуйста, уходите.

– Можешь вернуться, если передумаешь насчёт Варвары-красы, – напоследок подмигнул волхв и захлопнул дверь прямо перед носом у делегации.

Снаружи раздался протяжный гул, словно кто-то в сердцах пнул металлическую оковку, а потом всё стихло.

– Что это ещё за «Варвара-краса»? – с неодобрением уточнил жнец, оставшись с соседом наедине. – Ты на эту девушку не заглядывайся.

– Агааа… – со свойственной ему театральностью, Кощей подпёр подбородок кулачком, как кумушка-сплетница, – я всё понял. Она тебе самому понравилась. Вестимо, ничто людское служителям смерти не чуждо?

– Вздор, – фыркнул жнец. – Это же чистейший непрофессионализм. Просто я не хочу… – он запнулся, подбирая правильные слова, – …чтобы тут кроме тебя ошивался ещё кто-то столь же бесцеремонный, вот! Кстати, ты нашёл свой источник?

– Да ищу я, ищу… – мигом скис Кощей и поскорее сбежал на кухню.

Телевизор и пылесос включились одновременно.

Глава 6. ⟰ Осколки счастья

У людей существует старая притча о том, как мудрец посоветовал мужику, что был недоволен своей жизнью, сначала купить козла, а после продать козла. И когда мужик почувствовал разницу, то наконец смог стать счастливым…

На пятый день вынужденного отпуска жнец как никогда прежде на себе ощутил всю мудрость и неоспоримость этой истории: Кощей со свои пылесосом хозяйничал на третьем этаже, куда жнец даже ни разу не поднялся, у него банально не было мебели, чтобы обставить ещё и его. Лишь раз, утром, они столкнулись на лестнице, жнец дежурно спросил, как идут поиски источника, Кощей дежурно же послал его к лешему, и с тех пор его было не слышно и не видно.

В доме воцарилась приятная умиротворяющая тишина, как на спокойном кладбище. Таким отпуск даже нравился жнецу. Часы и кадры летели незаметно… где-то до тех пор, пока солнце не начало медленно катиться к закату. Потом вернулся Кощей.

– Всё, – гордо сообщил он. – Чистота непревзойдённая!

– Я рад за тебя, – вяло похвалил его жнец, но волхв почему-то не удовлетворился этим ответом и продолжил маячить слева от телевизора.

– Ты мог бы дать мне малость чеканных монет? – наконец озвучил он причину своей настойчивости.

– Ты без спросу поселился в моём доме… уничтожил мою пыль, а теперь вот просишь денег? – саркастически вопросил жнец, – что дальше? Купить тебе шубу и кольцо с бриллиантом?

– Шуба мне без надобности, – Кощей шутку не понял или сделал вид, что не понял, – в лавку я хочу сходить, купить мясца. А то покуда твою похлёбку из сухарей доел, аж исплевался весь, эка пакость.

– То есть, ты и лапшу мою слопал?

– Я Бессмертный, а не бесплотный, – веско парировал Кощей. – Слушай, жнец, давай так: в былые времена был я весьма богат. Золото, каменья самоцветные. И клад мой где-то под землёй здесь целёхонек лежит. Как разыщу его – и все затраты возмещу сторицей.

– Отыщешь так же, как твой источник силы?

– Вот что ты привязался, аки клещ, к источнику? – возмутился волхв. – Будто спровадить меня скорее хочешь!

– Хочу. Проблемы?

– Да нет, никаких проблем. Денег на мясо дай.

И снова спорить с ним показалось жнецу куда большим злом, чем согласиться. Он поманил пальцем кошелёк – тот вылетел из кармана пальто и покорно лёг в руку хозяина – отсчитал несколько банкнот из отпускной премии и протянул Кощею. Тот с интересом рассмотрел непривычные яркие бумажки, удовлетворённо хмыкнул и направился к своей железной сбруе. Сменил тапки на сапоги, надел нагрудник, распустил волосы, прижал их короной и в таком виде вышел за порог.

Чуть больше полувека назад его вид мог бы вызывать серьёзные вопросы у местных правоохранителей, но сейчас другие времена, и людей уже трудно чем-либо удивить. Да жнецу, по большому счёту, было совершенно всё равно, как Кощей будет выкручиваться.

По «лавкам» волхв бродил долго, подарив ещё пару часов покоя, а вернулся с двумя большими пакетами, украшенными логотипом известного супермаркета. Повторил процедуру переодевания в обратном порядке и молча скрылся на кухне. По отсутствию вопроса: «а где здесь очаг?» – можно было понять, что как пользоваться индукционной плитой Кощей разобрался. Да и сложно, наверное, запутаться в четырёх кнопках… или их там восемь? Кажется, со дня покупки жнец не использовал это устройство ни разу – просто почему-то подумал, что в любом доме должна быть плита. Для порядка.

Спустя полторы серии воздух наполнился совершенно дивным ароматом, нежным и пряным, способным растревожить воображение даже самых стоических аскетов. Будь жнец на службе, он, может быть, и смог бы совладать с его манящим зовом, но сейчас, в праздности, он быстро пал жертвой запаха и, ведомый им, побрёл на кухню.

Кощей восседал во главе стола, крепко сжимая в руке нож, а перед ним в большом блюде возвышалась гора прожаренного мяса, покрытого тонкой хрустящей корочкой из специй.

Жнец присел на противоположном конце и мысленно потянул угощение к себе. Кощей перехватил его на полпути, блюдо замерло, удерживаемое равновеликими силами.

– Я, вообще-то, только для себя готовил. Ты не говорил, что тебе тоже надо!

Блюдо мелко задрожало.

– Ты съел мою лапшу, так что теперь делись!

– Тоже мне, сравнил воробья с лебедем!

– А ещё купил это мясо на мои деньги!

Блюдо, раздираемое магией, уже не просто дрожало – готово было опрокинуться, оставив без ужина обоих.

– Ладно, отпускай, – сдался, Кощей, чуть ослабляя хватку. – Поделюсь.

Он и правда разложил мясо на две тарелки, подумав, добавил на вторую нож и метко запустил через стол. Жнец притянул из ближайшего шкафа вилку и уже собирался попробовать…

– Одного я не понимаю, – встрял Кощей. – Зачем ты ешь с помощью гребня?

– Я бы мог в ответ спросить тебя, зачем ты закалываешь волосы столовым прибором, но не буду.

На этом пикировка закончилась – да и не особо хотелось болтать, когда перед тобой лежит ароматный, ещё дымящийся кусок мяса. Острый нож легко рассёк запечённую корочку, обнажая благородную розовую мякоть с сочными и мягкими волокнами, раскрывающимися при каждом надрезе. С самых первых дней появления в продаже лапши быстрого приготовления жнец считал её самым оптимальным с точки зрения вкуса и удобства продуктом, но стоило попробовать Кощеево блюдо – и он сам уже был готов считать её гадкой похлёбкой. Вкус сочного и плотного мяса в его таинственной пряности приносил какое-то необъяснимое удовольствие, заставляя тянуться к каждому новому куску…

– У меня к тебе… деловое предложение, – произнёс жнец, когда тарелка опустела.

– И какое же? – Кощей заинтересованно наклонил голову, с замершего на кончике ножа мяса в тарелку капнул золотистый сок.

– Пока ты каждый день будешь готовить что-то подобное, я обещаю не напоминать тебе про источник… – А ведь буквально полчаса назад он бы даже и мысли не допустил, что способен выговорить такое!

– Хм… интересно… – Кощей сделал вид, что усиленно думает, потом не выдержал, расхохотался. – Я согласен, отличная сделка! При условии, что, пока я не найду клад, за всё платишь ты. И да, про клад мне напоминать тоже не надо.

– Да сдался мне твой клад… Договорились.

– Кажется, это начало прекрасной дружбы, – заикнулся-было волхв, но жнец не был готов заходить так далеко.

– И не мечтай.

– Ладно-ладно, не всё сразу, – Кощей покладисто пожал плечами с наслаждением укусил поджаристый бочок…

Посреди ночи жнец внезапно проснулся. Некое сверхъестественное чутьё извещало его о нарушении должного порядка. Пару минут он безуспешно пытался отогнать от себя дурное предчувствие, потом высунулся из-под одеяла и сел, прислушиваясь. Ночь наполняли обычные звуки города: треск моторов, безвкусная музыка, которой парни на дорогих и не очень машинах пытались завлечь прогуливающихся по набережной девчонок, ветер, запутавшийся в ветвях берёз… и тихий шорох – даже не звук, а отголосок звука вне материального мира. Отчаявшись определить его источник, жнец вышел в коридор, длинный и прямой, с обеих сторон упирающийся в окна, подсвеченные отражениями уличных фонарей. Звук как будто усилился, к нему добавилось железное позвякивание.

– Кощей?.. Кощей!

– Что? – волхв выглянул из-за двери комнаты напротив спальни, сонно позёвывая. Весь его вид однозначно свидетельствовал о том, что источник у шума был иной.

– Здесь кто-то есть.

– В смысле, кроме нас?

Жнец нетерпеливо кивнул, и теперь уже Кощей предпочёл с ним согласиться:

– Хорошо, хорошо, я проверю внизу, а ты посмотри здесь.

Он сбежал по лестнице на первый этаж, а жнец выбрал чуточку больше непонравившееся ему окно и направился к нему. Сквозь щель в рассохшейся раме кто-то ловко подцепил тонким крючком старый шпингалет и распахнул створку, впуская ночной воздух. Маленькая стройная фигурка взобралась на подоконник, воровато осмотрелась… вскрикнула, заметив, что коридор не пуст, попыталась скользнуть назад, за окно, но от волнения запуталась в ногах и рухнула прямо на подошедшего жнеца. Инстинктивно вцепилась в подвернувшееся под руку запястье…

С безоблачного неба полуденное солнце вызолотило бескрайнее поле вызревшей пшеницы. Упругие колосья покачивались на летнем ветерке, рисуя мимолётные причудливые узоры.

– Княжна, постой, дитя неразумное! Пожалей свою старую няньку! Что я батюшке твоему скажу?

Она не слушает. Ноги путаются в подоле тяжёлого златотканого платья, но княжна упрямо бежит вперёд. К кому-то, кто ждёт её посреди пшеничного моря. При мысли о нём щеки окрашиваются румянцем, дыхание учащается, а сердце начинает колотиться так, будто готово выпрыгнуть из груди.

– Велеслав!

Ветер играет волной его буйных тёмных кудрей… но лица не разобрать.

Память о прошлой жизни – потаённое, запретное, но всего лишь воспоминание. А значить оно может сгладиться, стереться, исказиться…

Княжна любила его, любила всей душой, искренне и отчаянно. И даже сейчас, сквозь века, эта любовь сияла ярче солнца в тот светлый день. И когда она упала в объятия Велеслава, то всё её существо наполнилось безумным счастьем, столько редким и мимолётным для людей, а потому бесценным…

Чья-то рука нежно коснулась щеки, стирая одинокую слезу.

– Вы плачете? Почему?

Жнец открыл глаза, чтобы увидеть сидящую на нём Варвару. Заметив его взгляд, она чуть смутилась и отдёрнула руку.

– Потому, что ты тяжёлая. Больно, вообще-то! – ворчливо ответил жнец. Пожалуй, гораздо более ворчливо, чем даже собирался.

– Ой, простите! – пискнула девушка, поспешно вставая. Инстинктивно протянула руку, предлагая помочь подняться, но жнец не рискнул воспользоваться этим щедрым жестом.

– Ты на кой в окно полезла-то? – оказавшись на ногах, жнец сурово навис над Варварой – он был выше её на целую голову. – Ты что, воровка?

– Я не воровка! – обиженно пискнула девушка. – Я бы только гроб сфотографировала как следует, и всё! Думаете, я бы полезла ночью в чужой дом, если бы вы с приятелем не были такими жадинами?

– То есть, это ещё и мы виноваты?

– Да, а кто же! – Варвара поднялась на цыпочки в попытке выглядеть более внушительно. Но и без того столько нахальный ответ так озадачил жнеца, что он не нашёлся, что ответить. Если честно, он вовсе не привык спорить со смертными без незыблемой поддержки свода законов об упокоении, которые в данной ситуации ну никак не могли ему помочь.

На его счастье или беду, на помощь пришёл Кощей.

– Посмотрите-ка, к нам сызнова Варвара-краса пожаловала! Ужель оттаяла и позволишь ручку облобызать?

– Гроб покажите – и позволю, – после короткой паузы решилась девушка.

– Для гроба одной рученьки будет мало, – ухмыльнулся волхв, заставив Варвару инстинктивно отступить на шаг.

– Нахал и грубиян! И вообще, вы для меня слишком старый, вот!

– Я же просил тебя не приставать к девушке, – вступился за неё жнец.

– Дак то было до того, как она, аки тать ночной, в наш дом пролезла…

– Какой такой «наш»? Это мой дом, а ты просто тут временно обретаешься!

– С такими намёками я тебе готовить не буду!..

– Придурки, – пробормотала себе под нос Варвара, осторожно обходя их справа, пока волхв со жнецом продолжали увлечённо переругиваться.

Через пару минут громко хлопнула парадная дверь, обозначив, что девушка ушла.

– Погоди, – первым опомнился Кощей. – То есть она просто так взяла и сбежала? А мы её упустили?

Жнец не отреагировал на этот вопрос. Вместо этого предложил:

– Пойдём выпьем?

– Ты правда мне с тобою выпить предлагаешь? Эка невидаль! – изумился Кощей, но быстро согласился, пока жнец не передумал.

Спустившись на кухню, жнец достал из буфета початый коньяк и два бокал. Разлив напиток, он формально соприкоснул свой бокал с бокалом Кощея и сделал большой глоток. Волхв же напротив смаковал коньяк медленно, как опытный сомелье, позволяя раскрыться вкусу и аромату.

– Хорош твой хмель. Даже преступно оным заливать печали. Тебя что-то гложет?

– Я видел её прошлую жизнь, – признался жнец. – Она была так счастлива… а я почувствовал такую безумную…

– Зависть?

– Нет. Грусть. Как будто я сам когда-то был счастлив… но больше никогда не буду.

– Вам, проводникам, запрещено быть счастливыми?

– Не запрещено. Но разве может что-то нас такими сделать? – жнец залпом допил бокал и сердито тряхнул головой, отгоняя привязчивые мысли, – забудь, что я сказал. Всего лишь минутная слабость, наваждение. Проклятый дар, будь он неладен…

– Ты часто пользуешься им в служебных целях? – что-то быстро обдумав, спросил Кощей.

– Ни разу не припомню. Если нужно организовать встречу двух душ, нам приходит разнарядка сверху. К чему ты клонишь?

– Но ведь зачем-то вас им наделили, верно?

– Да… зачем-то… – жнец не знал, что ответить на этот вопрос, а волхв не стал настаивать. Они просто выпили ещё по бокалу и разошлись по своим комнатам.

Глава 7. ⟰ Улыбка айсберга

Проходя мимо ванной комнаты утром, жнец услышал странный скрип и тихую брань. Он заглянул внутрь и увидел там Кощея, который, переодевшись в белый банный халат, с остервенением натирал свой чёрный балахон об стенку ванной.

– Что за негораздок лободырный делал эту стиральную доску? Вот в моё-то время…

– Это гидромассаж, – подсказал жнец, сжалившись над его страданиями, – стиральная машина вот.

– Чудно весьма, вот я и не приметил, – смутился волхв, с любопытством ощупывая края барабана. – Стало быть, сама стирает, без магии?

– А ещё сушит и полощет. Тебе с ручными швами нужна кнопка «деликатная стирка».

– Олухом теперь себя чувствую, – вздохнул Кощей, когда переложил многострадальную одёжу в машину, и барабан начал крутиться, медленно набирая скорость.

– Очень верное наблюдение, – жнец не отказал себе в удовольствии его подколоть.

– Посмотрел бы я на тебя, коли ты проспал пару столетий!

– Ладно-ладно, для мумии ты довольно сообразительный.

Кощей фыркнул, но промолчал. В его голову уже пришла другая идея:

– Ещё в одну лавку мне сходить потребно. Пусть этот век и наполнен бесстыдством, где девы косы до венца расплетают да и в штанах, аки мужики, ходят, но всё ж не мне решать, что в нём дозволено, а что дико. Наряд мне новый нужен, чтобы не слишком выделяться.

– По «лавкам» за одеждой сейчас ходить не обязательно, – жнец окончательно смирился, что придётся быть гидом по автоматизированной современности, – потому что можно заказать доставку. Пойдём, что ли, покажу.

Он отвёл Кощея в кабинет и усадил за ноутбук.

– Как наливное яблочко по серебряному блюдечку! – тут же нашёл с чем сравнить волхв. – Только без яблочка. Это очень хорошо, а то крутить тяжёлую серебряную орясину рука устаёт…

– Вот смотри, выбираешь себе одежду по картинке, добавляешь в корзину, вот так…

– Не нужны мне штаны такие, басурманские!

– Какие хочешь, такие и возьмёшь, я просто показываю! Когда выберешь, нажимаешь заказать на адрес «Верхневолжская набережная 11» и выбираешь «оплатить наличными курьеру», карты у меня нет.

– Вы меняете карты на одежду? Чудной порядок!

– Просто делай, как я сказал, – устало вздохнул жнец. – Долго объяснять. Справишься?

– Уж как-нибудь сдюжу.

Оставив его обновлять гардероб, жнец спустился на кухню, включил чайник, привычно положил рядом с ним лапшу и стал ждать, пока вода закипит. Но даже когда сработал автомат, и чайник выключился, он продолжил сидеть, с тоской глядя на прежде незаменимый продукт. После вчерашнего ужина есть его совершенно не хотелось.

– Вот ведь чёртова машина, – донеслось из холла. – Трижды заказ сызнова собирать пришлось! Чую, есть у неё собственная воля, причём злая!

Но вошедший на кухню Кощей вовсе не выглядел раздосадованным, напротив весьма довольным собой.

– А ещё она говорить со мной пыталась письменами человеческим, поверх нужного купить уговаривала. Зато её заговором малым убедил доставить через час моё добро. А то: двое суток, двое суток, курам насмех!

– То есть ты писал настоящие заклинания в чат поддержки? – поморщился жнец. – Зря ты это, в этом веке принято верить, что магии не существует.

– Ты что теперь меня накажешь? – мигом ощетинился волхв.

– Я – нет. Регулированием чар занимаются другие службы, а я вообще в отпуске, – жнец ещё раз печально посмотрел на лапшу.

– Убери свою похлёбку на черный день, – Кощей очень правильно истолковал его взгляд. – Со вчера творог остался, ватрушку ладить буду.

Он сноровисто разложил на столе доску, кастрюльки и продукты, а жнец с каким-то облегчением налил себе кофе и стал следит за процессом приготовления. Всё получалось у волхва легко и быстро, пожалуй, в лучших традициях кулинарных шоу. Даже приятно посмотреть.

– Слушай, Кощей, ты вроде умный, в магии подкован. Кто же тебя в гроб смог посадить?

Наверное, этот вопрос следовало задать самым первым, при знакомстве. Но тогда единственной мыслью жнеца было спровадить нежданного соседа куда подальше. А сейчас вот заинтересовало. Чёрт знает что творится.

– Никто меня не сажал, – отозвался Кощей. – Сам я укрылся в гробу и чары наложил, чтоб не тревожили моего покоя.

– Ну и зачем? Неужто жить скучно стало?

– Как может наскучить жизнь? Она так переменчива, и каждый день тебя ждёт столько открытий чудных… Всё из-за женщины, – замечтавшись, волхв непроизвольно закусил кончик скалки, – фигуркой – статуя греческая, глаза – малахит горный, коса густая, что не каждый гребень возьмёт…

– Пока что не выглядит, как причина впадать в спячку.

– … нравом – змеюка подколодная. Всю душу из меня злодейка вытрясла, – на этих словах Кощей сердито впечатал скалку в раскатанное тесто, над столом взметнулось мучное облако.

Прозвонил дверной колокол, заставив волхва вздрогнуть. На этот раз он не стал прятаться, лишь проворчал сердито:

– Дурной у нас звоночек, ох дурной. Заменить бы его… Наверное, одёжу привезли.

Он отряхнул руки и побрёл открывать. Беспечно распахнул створки, но там оказался вовсе не курьер.

– Здрасте, – нагло улыбнулась Варвара.

– Опять ты, Варвара-краса, – разочарованно хмыкнул Кощей. – С тобою каши не сваришь, так что уходи-ка ты подобру-поздорову.

И попытался отгородиться от неё дверью. Варвара ловко подставила колено меж половин.

– Лучше бы вам меня выслушать, а то хуже будет.

– Ну сказывай, коли не шутишь.

– Вот, смотрите, – девушка достала телефон и стала что-то быстро листать. – Это фотография, что сделал рабочий, который ремонтировал здесь трубы. Фотография ужасная, ни узора, ни надписи не разобрать, но вот лицо мумии видно отлично. Я попросила Димку из лаборатории цифрового моделирования попробовать восстановить прижизненный портрет. И сегодня он мне прислал… это!

Со следующей картинки смотрело мраморно-белое, исхудавшее, но отлично узнаваемое лицо Кощея.

– Вот я и подумала: где-то я уже видела эту рожу!

– Это… его праправнук! – в этот раз нашёлся, что соврать, подошедший жнец.

– Сказки будете Рен-ТВ и ТВ3 рассказывать, – ухмыльнулась Варвара. – Они очень любят такие, про тайны рода, там, реинкарнацию. А я разошлю им все свои догадки, если вы меня не впустите.

– Это очень страшно? – подозрительно уточнил Кощей.

– Очень, – жнеца аж передёрнуло. – Вместо одной надоедливой девицы их тут будет крутиться штук двадцать.

Они переглянулись, приходя к общему решению.

– Ладно, заходи.

– Вот ведь дурная девка, в игольное ушко пролезет, – неодобрительно заметил волхв, посторонившись.

– Да вы не сердитесь на меня так, – Варвара примирительно улыбнулась. – Я имела неосторожность пообещать преподу, что добуду ему фотки этого несчастного гроба. Теперь, если не принесу, он мне незачёт поставит, как пить дать!

Она перешагнула порог и застыла с открытым ртом:

– Вау! Вот это хоромы! Да тут целый антикварный магазин! И там что, настоящая броня четырнадцатого века? О, екатерининский столик!

– Ботинки сними, – предупредил Кощей готовую рвануться всё рассматривать девушку. – Я двое суток чистоту наводил!

Варвара послушно разулась и в одних носках пробежалась по холлу, норовя сунуть нос в каждый угол. Когда восторг немного утих, она вспомнила о цели своего визита:

– Так вы покажете мне гроб?

– Ты иди, – за всех решил Кощей. – А то иначе мы все останемся без завтрака.

Жнецу нечего было ему возразить, а потому он лишь кивнул и сделал приглашающий жест в сторону подвала. Включив свет, он привалился к стене у входа, наблюдая за девушкой.

Сперва Варвара ответственно засняла каждый квадратный сантиметр находки, затем, спрятав телефон, вытащила блокнот и приступила к внимательному изучению, изредка что-то записывая или зарисовывая. Жнец невольно залюбовался ею: когда человек настолько искренне увлечён работой, он просто светится изнутри.

– Ого, тут узоры десятого века, а здесь уже четырнадцатого! Неожиданное сочетание, наши предки не очень-то уважали эклектику… И заговор тоже нетипичный, ни разу не встречала в источниках похожего. Зачем же его написали?.. Ты вот как думаешь?

– Я? – жнец встрепенулся от неожиданности, но всё же ответил: – чтобы лежащего в гробу никто не беспокоил, разумеется.

– Ещё скажи, что его все достали, и он сам туда улёгся, – Варвара посмеялась своей шутке и снова занялась записями.

Умаявшись, она беспечно присела на каменный краешек, сделала пару штрихов, потом чуть наклонила голову и посмотрела на жнеца из-под ресниц:

– Слушай, а почему ты всегда такой злюка? Вроде молодой парень, симпатичный… даже очень. А как рот откроешь, так хоть стой, хоть падай, – она надула щеки слишком усердствуя в передразнивании: – «это частная собственность, уходите!», «воровка», «надоедливая девица». Брр, аж жуть берёт. Вообще, как тебя зовут?

– Меня… ну… – озадачила ли жнеца неожиданная смена темы, или просто вопрос об имени снова поставил его в тупик? В любом случае озвучивать несчастного «Ивана Василевича» ей почему-то не хотелось больше, чем кому-бы то ни было. Видимо, потому ответ прозвучал несколько раздражённо: – а какое это вообще имеет значение?

– Хотя бы потому, что ты моё имя знаешь, а я твоё – нет, это нечестно. И вот что я говорила про злюку? Просто фу таким быть!

Жнец продолжал упрямо молчать, и Варвару осенило:

– Я поняла! Тебе просто не нравится твоё имя, да? У меня есть подруга по переписке, та тоже мечтает поменять своё ко всем чертям, но бумажной волокиты слишком много. Ну как, я угадала?

– Да, – подумав, согласился жнец. Написанное в паспорте ему действительно не нравилось. Но не придумывать же теперь другое? Отдел адаптации, если там заикнуться о смене документов раньше, чем лет через пятьдесят, на смех поднимет.

– Понятно. И как же тебя обычно называют? Друзья, коллеги?

– Подчинённые – «шеф», а начальник – «заместитель».

Девушка расхохоталась, чуть не уронив блокнот.

– Если это первое, что пришло тебе в голову, то надо полагать, что ты конченный трудоголик.

– Ты не первая мне это говоришь.

– А как быть мне? Можно я тоже буду называть тебя «шеф»?

– Не надо! – искренне ужаснулся жнец. – Тогда ты будешь мне напоминать одного несносного стажёра!

– Есть! – отчего-то развеселилась Варвара. – Всё-таки удалось выжать из тебя хоть одну живую эмоцию! А то холодный, как айсберг. Хотя, надо признать, это и интригует.

И улыбнулась. Нежной, открытой улыбкой, точно такой же, как тогда – в их первую встречу. В этот раз жнец не смог противостоять её странным чарам – улыбнулся в ответ.

Девушка некоторое время просто смотрела на него, как на картину, а потом сказала:

– Тебе уже говорили, что у тебя красивая улыбка? Как солнышко.

– Ни разу.

– В это трудно поверить. Значит ли это, что ты так улыбнулся только мне?

Жнец опять промолчал. Почему-то в присутствии Варвары он чувствовал себя слишком странно, как не бывало никогда за триста лет службы. Неизвестность нервировала – и в то же время он ловил себя на мысли, что не хочет, чтобы это прекращалось.

– Ой, чем-то вкусным запахло! – девушка опять с лёгкостью перескочила с темы на тему, принюхиваясь к тонкому аромату ванили с первого этажа, что проник в подвал сквозь открытую дверь и теперь дразнил обещанием отменного вкуса.

– Хочешь… с нами позавтракать? – ещё долго после этого жнец пытался убедить себя, что предложил это лишь соблюдая принятый у людей ритуал вежливости. И неважно, что таковой был бы совершенно неуместен после акта бессовестного шантажа.

– Конечно хочу! – обрадовалась Варвара. – Я думала, ты не предложишь. Где у вас можно руки помыть?

Когда все расселись вокруг стола, Кощей вытащил из духовки румяную, безупречно пропечённую ватрушку, разложил куски по тарелкам и иронично прокомментировал:

– Ты уж прости меня, Варвара-краса, что на ручку твою покушался: непорядочно это у соседа девушку уводить. Совет да любовь!

– Я не его девушка! – возмутилась она, смущённо при этом покраснев.

– Кощей! – укоризненно одёрнул волхва жнец.

– Ну что – Кощей? Как чуть что, сразу Кощей… Думаешь, я не вижу ничего?

– Погодите… – Варвара вдруг сообразила, что её смущает в этом диалоге, – вас правда зовут Кощей? Как в сказке?

– Какой-такой сказке? – заинтересовался волхв.

– Ну той, где бессмертный чародей похитил Василису Прекрасную, заточил её в своём тереме, а храбрый Иван Царевич её спас.

Метко брошенный нож вонзился прямо в центр оставшейся неразрезанной ватрушки, заставив Варвару испуганно отпрянуть.

– Грязная клевета! – в нешуточном возмущении возопил Кощей. – Сама она со мной сбежала! А потом, чтобы укрыться от гнева батюшки-князя, и наплела про похищение. Вот уж не думал, что в летописях сохранятся бабьи бредни.

– Так это она была с фигурой статуи и глазами-малахитами? – припомнил жнец.

– Нет, там другое.

– То есть вы действительно мумия! – Варвара тем временем аккуратно вытащила застрявший нож, положила его на стол, перевела дух и снова пошла в атаку. – А я всё гадала, куда она делась.

Кощей изменился в лице.

– Поздравляю вас, господин Проболтамшись, – развёл руками жнец. – Теперь точно ждите визита Рен-ТВ.

– Да к чёрту Рен-ТВ, самой надо! – тем временем девушка воодушевлялась всё больше. – Ещё открытиями делиться мне не хватало! Вы же, наверное, столько всего знаете про быт, про культуру, всякого такого, про что археологи только по битым черепкам догадываются! Вы ведь расскажете мне, правда? Можно я буду называть вас «дядя Кощей»?

– Угомонись, дитя, у меня от тебя голова кругом, – взмолился волхв.

– Сегодня определённо мой счастливый день, – Варвара качнулась на стуле, чудом удерживая равновесие. – Гроб сфотографировала, со свидетелем древней истории познакомилась… ледяной айсберг мне улыбнулся.

Жнец принялся так тщательно пережёвывать ватрушку, будто весь остальной мир его не интересовал совершенно.

Глава 8. ⟰ Танец со смертью

На следующий день Варвара не пришла.

В завершение своего прошлого визита она поблагодарила за завтрак, спросила у Кощея какую-то мелочь про древние доспехи – и убежала готовить доклад на семинар. Через пару часов явился курьер, который вслух удивился неестественной срочности, с которой склад укомплектовал посылку, выгрузил из фургона десяток коробок, ответственно пересчитал полученные деньги и уехал по следующему адресу.

Кощей, довольно потирая руки, утащил обновки в свою комнату – мерить. Остаток этого дня и весь следующий жнец досматривал сериал, очень точно вписавшийся в неделю от первой серии до последней, и пытался утвердиться в мысли, что совсем-совсем не жалеет об отсутствии неожиданных вторжений, вносящих в выверенный порядок хаос и разнообразие.

На этом испытание под названием «отпуск» закончилось, и жнец с облегчением переоделся из пижамы в чёрный костюм-тройку. Надвинул на глаза шляпу, коротко бросил:

– Я на работу, – и шагнул-испарился прямо сквозь закрытую дверь.

– Хоть кулебяку с собой возьми! – крикнул ему вслед Кощей, но опоздал.

В четвёртом отделе всё было по-прежнему. Кто-то возвращался с очередного выезда, кто-то исчезал. Но его появление не осталось незамеченным: все присутствующие коллеги дружно подняли головы над перегородками.

– С возвращением, шеф! Нам вас не хватало.

– Спасибо.

– Как отдохнули, шеф? – невинно поинтересовалась секретарь.

– Устал отдыхать, – честно признался жнец. – Есть необработанные списки?

– Этого добра всегда навалом.

Секретарь протянула ему планшет с закреплённой стопкой листов. Жнец в уме подсчитал интервалы, необходимые на сопровождение одной души, выбрал оптимальный маршрут и расставил сразу шесть печатей.

– И сделай мне синхронную копию, чтобы лишний раз не возвращаться.

– Мне порой не хватает вашего энтузиазма, шеф, – прокомментировал коллега, который, повиснув на перегородке, наблюдал за процессом. – Я люблю между выездами в офис заскочить, кофейку выпить.

– Именно поэтому ты называешь меня «шеф», а не наоборот.

– Да, да, похоже на то. Но меня всё устраивает.

Общительный коллега скользнул обратно за свой стол, а жнец, дождавшись, когда секретарь скопирует списки, переместился по первому адресу.

Невольно горько усмехнулся, осмотрев комнату: все стены были увешаны плакатами с героями аниме, которые он смотрел или собирался посмотреть. В этот раз отдел планирования сделал погрешность в другую сторону: таймер ещё отсчитывал последние секунды, а жизнь уже полностью покинула тело. Душа бледного длинноволосого паренька безуспешно пыталась растолкать своё безжизненное обиталище.

– Вставай, ну вставай же, ну!

– Мне очень жаль, но встать это тело сможет только в форме нежити, а это запрещено.

– Кто здесь? – душа резко обернулась в поисках источника голоса. Взгляд её остановился на жнеце, пытаясь вникнуть в произошедшее. Самый важный момент, в который может произойти всё, что угодно: отрицание, торг, побег… Но эта душа лишь уважительно хмыкнула:

– Крутой прикид, чувак.

Потом призрачные глаза стали печальными, обратившись к монитору, где всё ещё был открыт остановившийся видеопроигрыватель.

– Не знаешь, на той стороне есть кто-нибудь, кто знает, чем закончилась «Академия»? Я даже краткое содержание не читал, не люблю спойлеры. А вот теперь уже жалею. Я пытался сделать это сейчас, но не могу нажать даже кнопку.

– Такеши стал ректором, – начал жнец, изрядно удивив этим душу. – Акира женился на Аяно, а Торанагу посадили в тюрьму.

– А-хре-неть, – медленно по слогам произнёс парнишка. – Откуда ты знаешь?

– Смотрел. Это единственная вещь, которая мешала тебе спокойно уйти?

– Никогда бы не подумал, что смерть смотрит аниме. Это хорошо, что Торанагу не убили, он мне нравился, хоть и злодей.... Да, пожалуй, это всё, что я хотел знать.

Жнец привычно призвал серп и уже дотронулся до связующей нити, как вдруг душа выкрикнула:

– Погоди минутку! – и метнулась к стеклянному шкафу, где ровными рядами стояли фигурки любимых персонажей. На переднем плане, самая качественная и детализированная из всех, возвышалась красавица Аяно в развевающемся платье волшебницы. – Ты можешь открыть этот ящик, у меня не получается?

– Хорошо.

Стекло само отъехало в сторону, призрачная рука нежно провела по подставке фигурки.

– Раз уж ты тоже в теме, возьми её себе, хорошо?

– Мы не берём взятки у людей, – категорически отказался жнец.

– Да какая там взятка! Подарок, от всей, так сказать, души. Иначе Вадик из соседней комнаты умыкнёт, извращенец. Ничего он в японской анимации не понимает, кроме «гы, сиськи!», а слюни распустил, как Аяночку увидел, аж противно стало. Так что, если ты не возьмёшь, я никуда не пойду и останусь здесь её охранять!

– А это уже шантаж.

– Блин, – душа задумчиво уставилась в пол, ища новые аргументы. Предприняла последнюю попытку: – Ну пожааалуйста!

– Ладно, – достоверно непонятно, имело ли здесь место сочувствие к собрату-анимешнику, но жнец сдался. – Оформлю, как последнее желание.

Под его взглядом фигурка уменьшилась до размеров брелка и плавно спланировала в карман пальто. После этого душа признала, что больше её в этом мире ничего не держит, и спокойно позволила себя сжать.

Следующие клиенты попались ничем не примечательные: несколько попыток побега, два скандала с требованием позвонить адвокату и одно истерическое отрицание, но в большинстве своём – мирное принятие.

Ближе к вечеру, привычно удовлетворённый проделанной работой, жнец вернулся в офис. Приведя её к обычному размеру, поставил трофейную фигурку на угол стола. У других сотрудников иногда на какое-то время появлялись на рабочем месте разные безделушки, но он предпочитал не держать там ничего лишнего. Но Аяно, пожалуй, смотрелась весьма органично.

– О, шеф, какая миленькая! Почём покупали?

А жнец-то уже понадеялся, что в первый день их пути со стажёром не пересекутся.

– Мёртвая душа отдала.

– То есть вы всё-таки иногда берёте взятки? – непонятно чему обрадовался стажёр.

Жнец молча протянул ему почти дописанный отчёт.

– … подношение от мёртвой души… согласно поправкам 7 и 9 к кодексу об обмене… считать безвозмездным даром, полученным в результате действий, предусмотренных актом о последних желаниях… Эх, вот ведь, мне бы какая-нибудь душа безвозмездно подарила пару миллиончиков денег!

– Опять ты за своё, – кажется, в чём-то Радомир всё же был прав: после отпуска поведение новичка уже не казалось таким раздражающими, просто надоедливым. – Может, не стоит так зацикливаться на деньгах?

– Вам легко говорить, шеф! Вы сами свои хоромы видели? Колонны, прихожая с бальный зал. А у меня однушка за чертой города.

– У нас в конторе не как у людей, всё прозрачно: лучше работаешь – больше зарабатываешь. Снимаешь квартиру побольше. В чём проблема?

– Заработаю я, как же. Лет через двести, когда стану таким же трудоголиком, как вы, и мне уже будет не особо надо.

– Ну так выбирай, что тебе дороже: хоромы или оставаться раздолбаем, – жнец позволил себе лёгкую усмешку.

У стажёра аж челюсть отвисла:

– Шеф, вы что… вы это вот сейчас пошутили?

Он вскочил, как ужаленный и понёсся между кубиков, распространять новость:

– Ребят, вы слышали? Наш шеф умеет шутить!

Жнец удручённо покачал головой и вернулся к написанию отчёта.

Что-то заставило жнеца войти в дом по-людски, через дверь. Он машинально повесил шляпу на вешалку, потянулся к пуговицам пальто, но так и не расстегнул, удивлённый увиденной сценой: на банкетке сидела Варвара, прижимая к покрасневшим глазам мокрое полотенце. Кощей тонкой кисточкой поправлял ей растёкшиеся стрелки туши.

– Что ты здесь… – он вспомнил просьбу не быть злюкой и поправился: – что-то случилось?

– Случилось, – всхлипнула девушка, – Мишка – козёл! А ведь я почти что считала его своим парнем! Позвонил мне за час до межвузовской студенческой вечеринки и сказал, что придёт туда с секретаршей из деканата. Вроде как, она должна похлопотать, чтобы ему дополнительную пересдачу разрешили. Ему, конечно, совсем не улыбается вылететь из универа, но мне-то что делать? Где я пару себе найду за оставшееся время? Бегать по набережной и спрашивать каждого встречного? А я ведь староста! Такой повод для сплетен будет, если приду одна!

– Не плакать! – строго предупредил Кощей. – Сызнова всю краску размоет!

– Да не плачу я, не плачу! – Варвара порывисто смахнула полотенцем выступившие слёзы. Вдруг ей в голову пришла идея: – Послушай, айсберг, может, выручишь меня? Ты так эффектно выглядишь, на кинозвезду похож! Все девчонки рты пораскрывают, а этот козёл вообще локти кусать будет!

– Я… – та часть личности жнеца, что была бесстрастным профессионалом, подсказывала, что нужно сказать веское «нет». Скорее всего это означало больше никогда не увидеть Варвару, её волшебную улыбку, что воскрешала в душе осколки утраченного счастья. Но вот другая половина, та самая, что только-только почувствовала вкус жизни, наслаждалась домашней едой и любила саги о бесстрашных героях, была уверена, что никогда не простит себе подобного решения. Жнец привычно обратился к намертво запечатлённой в памяти должностной инструкции. И там не нашлось ни единого пункта, который бы препятствовал посещению человеческих мероприятий под прикрытием.

– Но там же люди! – жнец не заметил, как озвучил последнее сомнение, уставившись на свои руки.

– И что? – Кощей всё понял без дополнительных объяснений. – Просто не трогай их, и всё!

– А если они будут трогать меня?

– Нашёл проблему! – он сбегал к одёжному шкафу и притащил перчатки из мягкой тонкой кожи. – Вот!

– С каких пор ты на её стороне?

– Я на стороне вас обоих! Вы двое будто встретились на Калиновом мосту! [1]

– Вот не надо сейчас про Калинов мост, даже метафорически!

– Всё, хватит! – Варвара отложила полотенце и встала. – Если я настолько тебе не нравлюсь, что со мной даже на вечеринку сходить нельзя, то я не буду унижаться и настаивать!

– Да нравишься ты ему, нравишься! – всплеснул руками волхв. – Он просто стесняется!

– Вы, дядя Кощей, за него не говорите, – сурово оборвала его девушка. – Уже взрослый, пусть сам скажет!

Что же делать? К какой части себя прислушаться?

– Я… я хочу пойти с тобой на вечеринку, – выдавил из себя жнец, мысленно отмахиваясь от ворчания строгой и правильной половины.

– Правда? – Варвара мигом расцвела и заулыбалась. И вновь так хорошо сделалось от её улыбки. – Вот почему все милые парни такие нерешительные, всё самой делать приходится? Тут недалеко, в актовом зале Политехнического через два дома.

Когда путь назад был отрезан, сразу стало легче. Жнец натянул перчатки и подал девушке руку:

– Пойдём?

Кощей бесцеремонно расстегнул пальто, скептически осмотрел служебный костюм.

– Так не пойдёт, в этакой одёже только на похороны и ходить. Ты, Варвара-краса, обожди чутка.

Он заманил жнеца в свою комнату, куда тот с первого дня отпуска даже не заглядывал, где вокруг раскладушки повышенной комфортности их ждал абсолютно очищенный от пыли творческий бардак. Заглянул в коробки в одном ему понятном порядке, Кощей вытащил тёмно-синие брюки, свитер под цвет в элегантную полоску, рубашку с ярким рисунками и солнечные очки.

– Мне блюдо твоё не серебряное показало, что сейчас так полагается на пиры да увеселения ходить. Надевай.

Отступать было решительно некуда, пришлось одеваться. Свой вялый протест против нарочито молодёжного образа жнец выразил лишь вопросом:

– А очки-то чёрные зачем? Ночь же почти.

– Знать не знаю, – Кощей был непреклонен. – Писано было, что они придают этого, как его, «шарма». Не ведаю, что это, но, видать, нужное.

Видимо, действительно придавали, потому что Варвара, до сей поры поправлявшая пышную юбку своего праздничного платья перед зеркалом, завидев своего кавалера на лестнице аж присвистнула:

– Ну теперь точно все в обморок попадают. Повезло мне, что у тебя есть такой прогрессивный дядя!

Она поскорее сунула ноги в туфли, накинула куртку и злорадно добавила:

– Жду не дождусь посмотреть на Мишкину физиономию!

Тонкие каблучки то и дело норовили застрять в зазорах между плиткой, которой была вложена набережная, поэтому, а, может, и по другой причине, всю дорогу Варвара крепко держала жнеца за руку, не отпуская. Благо, догадка Кощея про перчатки оказалась верной, и воспоминания былой жизни не тревожили его.

Актовый зал, для сегодняшнего мероприятия переделанный в банкетный, встретил их полумраком и слепящими цветными вспышками. Музыка громыхала так, что было трудно расслышать даже стоящего совсем рядом, а толпа весёлых и танцующих людей подействовала на жнеца настолько угнетающе, что он едва удержался, чтобы не применить чары, что скрывали его ото всех, кроме мёртвых душ.

– Тебе здесь нравится? – услышал он с трудом пробившийся через шум голос Варвары.

– Нет, – ответил жнец, пожалуй, слишком резко и категорично. Наверное, не стоило с порога портить ей вечер, но девушка вдруг рассмеялась:

– А мне тоже! Но положение обязывает, понимаешь ли. Пойдём, уделаем тут всех!

И потащила в самый центр, в самую гущу толпы.

– Варька! Ты где такого красавчика нашла?

– Где нашла, там больше нету! Прости, но тебе придётся поискать в другом месте!

Девушка в настолько короткой юбке, что та едва прикрывала, что должно, надула губки в деланной обиде, но уже через пару секунду вовсю флиртовала с парнем, заскучавшим у столика с закусками.

– Это Нинка, староста с эконома, – пояснила Варвара. – Неплохая девчонка, только слишком уж одержимая идеей найти себе мужика. От неё уже три факультета шарахается.

Жнец не знал, зачем ему эта информация, но на всякий случай кивнул, что услышал. На самом деле его интересовал другой вопрос: если служба и заносила его в клубы и рестораны, то он не обращал внимание на то, чем занят кто-то помимо мёртвых душ, а школьные фестивали, которые присутствовали почти в каждом аниме, мало походили на происходящее.

– А что обычно делают на таких вечеринках?

– Ты правда ни разу?.. – удивилась-было Варвара, потом перебила сама себя: – впрочем, мне уже, наверное, пора перестать удивляться. Ну, например…

Бодрый мотивчик, заставляющий пол слегка подрагивать, как раз сменился медленным и мелодичным.

– …танцуют. Хочешь попробовать?

– Я не у…

– Да что там уметь, – не дослушала Варвара. – Современные танцы – это тебе не Мерлезонский балет, шаг налево, шаг направо…

Она положила руку замешкавшегося жнеца себе на талию, а свою – ему на плечо и мягко потянула на себя.

– Раз, два, три…

Сначала вела Варвара, синхронизируя движения с музыкой. Но, наверное, лишь в полной мере осознав себя в моменте, поверив, что это происходит с ним, а не кем-то другим, жнец попытался взять ведущую роль на себя. Почувствовал лёгкое сопротивление, а потом девушка уступила, доверяясь.

Жнецу вдруг подумалось, что сейчас они, как никто за всю историю, приблизились к неоднократно воспетому в искусстве образу танца со смертью. Интересно, девушка ли на этих картинах учится смотреть в глаза неизбежной неизвестности – смерть ли на них учится жить? Да как бы там ни было, для такого уникального момента мало подходит ритмично переступание с ноги на ногу, как делают все другие пары.

В памяти очень вовремя всплыл эпизод из «Академии» – первый бал Аяно. Ведь если у кого-то получилось это нарисовать, повторить будет не сложно, так? Шаг, что сломал установленную траекторию, заставил Варвару споткнуться, но жнец держал крепко, не позволив упасть. Девушка улыбнулась, словно с опаской соглашалась на новое приключение.

А потом случилось чудо. Маленькое, простое – но чудо. Они пронеслись по залу, будто не было толпы студентов, плакатов, постулирующих правила пожарной безопасности и агонизирующих вспышек цветных ламп. Казалось, что двое танцуют вместе всю жизнь – на каждом балу в академии магии. Вместе с последними нотами Варвара исполнила эффектный проворот под рукой и упала жнецу в объятия. К этому моменту вокруг них уже образовалось пустое пространство, другие танцующие остановились посмотреть, не смея соперничать.

– Вау, – потрясённо выдохнула Варвара, оценив обстановку, – а говорил, что не умеешь.

Жнец галантно подал ей руку и проводил к столику с напитками. Разлил по одноразовым стаканчикам сок.

– А зачем тебе перчатки? – спросила девушка, всё это время внимательно следившая за его руками.

– Перчатки? Ну…

– Варя! – раздался чей-то голос, и неудобный вопрос повис в воздухе. К ним быстро приближался высокий блондин, явно не брезгующий тяжёлой атлетикой.

– Мишка, – кажется, именно его ревность Варвара собиралась вызвать, но сейчас была как будто совсем не рада неожиданному появлению. Жнец же, хоть видел этого человека первый раз, с первого же взгляда решил, что он девушке не подходит. Просто не подходит – и всё.

– Варя, я думал ты не придёшь! – Мишка подошёл вплотную, полностью игнорируя, что Варвара не одна.

– Поэтому и позвонил так поздно? – фыркнула девушка. – Чтобы я не успела планы поменять?

– Позвонил, когда всё стало точно, – он не слишком-то усердствовал в оправданиях, – но вот чего я точно не ожидал, что моя девушка тут же подцепит какого-то пижона из театра оперы и балета. Ему колготки не жмут, нет?

– Бывшая девушка, – холодно отчеканила Варвара. – Если между нами вообще что-то было. По мне так – нет.

– Варь, ну чего ты начинаешь, – такого Мишка не ожидал, растерялся, – не могла что ли войти в положение? Знаешь же, у меня проблемы.

– А ты для меня ничего ещё не сделал, чтобы я входила в положение. И о конспектах по древней истории тоже забудь.

– Ну Варь… – он попытался схватить её, но девушка увернулась и спряталась жнецу за спину.

– А ты вообще не мешай, я не с тобой разговариваю! – Мишка собирался просто отодвинуть его, как что-то мешающееся, но жнец перехватил его за запястье. И несмотря на то, что качок был шире жнеца в плечах раза в полтора, он не смог ни освободиться, ни сдвинуть его с места.

– Лапу убери, а то сейчас как врежу!

Мишка стал нарочито медленно отводить кулак для удара. Свободной рукой жнец снял очки:

– Смотри мне в глаза.

Парень замер, глядя вперёд бессмысленным остекленевшим взглядом.

– Это не твоя девушка. Ты виноват перед ней. Ты даже не приблизишься к ней весь следующий год.

– Не моя девушка… Виноват… Не приближусь… – как заводная кукла повторил Мишка. Жнец отпустил его, и парень медленно побрёл прочь.

До жнеца стало запоздало доходить, что он только что сделал: в личных целях применил служебное оружие, благодаря которому уже много веков о существовании административного аппарата, поддерживающего естественные природные процессы, людям известно лишь на уровне невнятных слухов. В отсутствие угрозы сохранению тайны посягательство на свободу воли было запрещено.

«Напишем, что это была самооборона, – деловито подсказал профессионал. – На первый раз поверят».

«Не произошло ничего необычного, сверхъестественного или даже просто плохого, – возразил вкус к жизни. – Так зачем зря беспокоить вышестоящих? Не будем писать ничего».

И второй раз за этот вечер жнец согласился именно с ним.

– Я думала, будет драка, – облегчённо выдохнула Варвара. – Но ты был так убедителен, вот бы мне так научиться… Спасибо тебе большое!

Поддавшись внезапному порыву, она чуть приподнялась на носках и мимолётно поцеловала жнеца в губы. Он успел почувствовать вкус вишни – её помады, как вдруг Варвара покачнулась и ухватилась за стол.

– С тобой всё…

– Да. Просто душно немного. Выйдем на улицу?

На широком крыльце здания, девушка закуталась в куртку, будто зябла, хотя осень и выдалась тёплой.

– Не понимаю, что это было, – призналась она в причинах своей перемены, – но на меня вдруг нахлынуло воспоминание, просто как раскалённая спица в мозгу, будто я кого-то любила. Сильно любила. И имя у него такое странное – Велеслав. Но почему-то стало так тепло. И так грустно. Может, правда от нехватки воздуха всякий бред мерещится? В любом случае, мне как-то расхотелось туда возвращаться. Прости, ладно?

– Я понимаю. Здоровье прежде всего.

Жнец дождался, пока она сядет в такси, а сам поспешил домой. С порога потребовал:

– Кощей, коньяк.

– Ты бестолочь, али она? – поинтересовался волхв, но коньяк достал и по бокалам разлил.

– Сам выбери, кто из нас больше, – жнец выпил коньяк залпом, но это не принесло ему облегчения, – она меня поцеловала, а я не успел уклониться.

– А на кой было уклоняться? – не понял Кощей. – Уж коли девица сама да первая, это что-то, да значит.

– Поцелуй жнеца смерти возвращает память о прошлых жизнях, – объяснение прозвучало мучительно и обречённо. – Она вспоминала своего Велеслава. А я-то уже понадеялся, что таким, как я, правда может перепасть маленький кусочек счастья!

Жнец стукнул бокалом по столу, чудом не разбив.

– Тю, подумаешь, печаль! – Кощей нравоучительно упёр руки в бока. – Велеслав тот помер давно, да курган над ним вырос! Два века скитался я по матушке-земле, разные королевишны да боярышни мне любовь свою дарили, так что ж мне, над каждой схороненной надлежало плакать до скончания времён?

– Так то удел бессмертных – жить и терять, – жнец продолжал упорствовать в своей скорби, – а для них каждая любовь оставляет в сердце неизгладимый след.

– Ну так возьми и ты оставь, за чем дело стало? – Кощей резко подался вперёд, стукнул ладонями по столу, заставив многострадальный бокал опять подпрыгнуть. – Стань для неё самым лучшим, стань для неё самым главным, чтобы и думать забыла про всяких упокойников!

– Не стоит. Сегодня был прекрасный вечер, который мы, надеюсь, оба потом будем вспоминать с теплотой, но на этом всё. Ей стоит поискать себе пару среди живых, а мне надо работать.

– Дурак ты, жнец.

Кощей ушёл, умудряясь даже спиной демонстрировать горькую укоризну. Жнец налил себе ещё коньяка, надеясь выкинуть из головы и Варвару, и Велеслава. Но мысли раз за разом возвращались к нему. Интересно, какой он был? Поди, писаный красавец, ума и чести образец… Куда до него отступнику, что в наказание за свои грехи обречён вечно пожинать мёртвые души?

Хвала всем богам, завтра снова на работу! Там некогда будет думать о не описанном в должностной инструкции…

[1] Калинов мост – граница, разделяющая мир живых и мир мёртвых, но «встретиться на Калиновом мосту» – означает любовь, предначертанную судьбой.

Глава 9. ♜ Ночная жизнь стражника

Тонкий месяц совсем не освещал полуночный лес – темень стояла, хоть глаз выколи. Комар, кровопийца окаянный, будто нарочно зудел над правым ухом, не переставая. Стиснув зубы, Велеслав мужественно терпел, не пытался отогнать: звуки в такую пору разносились далеко. Однажды он уже неудачно пошевелился – разбойники, что сидел вкруг костра, начали настороженно переглядываться. Их было десятка полтора человек, и связываться с ними всеми за раз Велеславу ну очень не хотелось.

Если подумать, весь его план был чистой воды сумасбродством. Утешало лишь то, что, наверное, неспроста люди бабушку Бахиру ордынской ведьмой кликали. Обликом-то Велеслав уродился не в отца, не в братьев, а в неё. Должно же было при таких делах внуку перепасть хоть немного колдовской удачи?

Костёр, единственный источник света, начал медленно угасать, разбойники погружались в сон. Одного часового оставили, да тот тоже позёвывал, на копьё, чтобы не упасть, опираясь. Полночь – дивное время. Заворожит, зачарует, приоткроет сокрытое. И вот уже слышен тихий смех русалок, кряхтение леших да перешёптывание кикимор. Заслушаешься в полудрёме – да и не поймёшь, что зашелестели листья не от лапок лесной нечисти, а кто-то ступил на них сапогом.

Часовой и пискнуть не успел, как получил кистенём по голове да рухнул, как подкошенный. Велеслав мысленно поздравил себя с первой победой. Всё-таки хороша была идея обмотать кистень старым матушкиным платком, всё потише получилось. Целью его нынешней затеи был главарь шайки – Некрас, что разлёгся, почитай, у самого кострища, только чтобы самому не изжариться.

Велеславу удалось подкрасться и связать Некрасу руки до того, как тот проснулся и открыл рот, чтобы заорать. На этот случай была припасена недозрелая репка, которая оный рот мигом заткнула. Кончик меча, прижатый к горлу, заставил разбойника проявить благоразумие. Велеслав нетерпеливо качнул головой, требуя подняться: волоком протащить такую тушу тихо было решительно невозможно.

В тот миг что угодно могло пойти не так: котелок ли громыхнёт, кого-то из спящих заденет, филин заухает – и помирать молодому стражнику смертью храбрых. Но то ли бабкино наследие помогло, то ли удача просто любила храбрых дураков, но похищение главаря у его шайки прошло без сучка, без задоринки. Болезненным тычком в спину Велеслав принудил Некраса залезть в видавшие виды телегу, чуть тронул вожжи – кобылка медленно потрусила в сторону города – а сам уселся напротив, оперся на крестовину меча.

Некрас сердито затряс головой – даже мычать репка изрядно мешала. Отъехав от леса подальше, Велеслав сжалился и вытащил её.

– Ах ты, черт верёвочный, чтоб тебя кикиморы задрали… – разбойник смачно сплюнул за борт застрявшую на зубах землю от немытого овоща, – чего тебе надобно, Велеслав?

– Надобно, чтобы тебе башку отрубили, а меня к награде представили, – доверительно поделился стражник. – Сколько на тебе разбоев да покраж? Уж побольше трёх будет, так что в самый раз.

– Ты на шкуру неубитого волка рот не разевай, – неприятно ухмыльнулся Некрас. – Купца Еремея пощипал, то признаю, заплачу виру и выйду с чистой совестью. А больше ни в чём я не повинен, что бы ты там себе не надумывал…

– Вы только поглядите, люди добрые, на этого подлеца! – почти что восхитился Велеслав. – Врёт в глаза да не краснеет! Куда ж, по-твоему, две подводы делось? Или тот богач иноземный?

– Ведать не ведаю, – Некрас продолжал бесстыже упорствовать в своей непричастности, – много нынче душегубов развелось.

– Штук пятнадцать? Как раз те, что возле костра с тобой куролесили? Вот уж сразу видно, что рожи разбойные, плаха по ним плачет…

– Насчёт рожи, так это кому-кому, а точно не тебе, ордынец, сказывать. Если бы люди всех токмо по рожам судили, то тебе, а не мне, сидеть бы сейчас в темнице.

– Ты!.. – вспорхнул меч ласточкой, упёрся в мягкое горло, оставляя кровяной след.

– И что ж ты сделаешь? Проткнёшь меня? – продолжал издеваться Некрас. – Ежели бы мы с тобой в честном бою сошлись – то одно. А прирезать, как скотину, связанного да безоружного – много ли чести? Так выговор заместо награды получить недолго.

– У меня есть мысль получше, – справившись с собой, усмехнулся Велеслав и вернул репку на место. Дальше до городу ехали в тишине.

Тема «рожи», надо сказать, была для молодого стражника весьма болезненной. Сколько насмешек, а то и тумаков в детстве и отрочестве он натерпелся от товарищей по играм – не сосчитать. За то, что волос чёрен, что глаза «нездешние», что отродье ведьминское… Дети куда злей, чем взрослые – те разве что «ордынцем» обзовут, когда нужно задеть побольнее, да посплетничают за спиной. Помнится, покуда бабушка жива была, Велеслав изводил её вопросами, а как научиться чародейству разному – чтобы всех обидчиков наказать. Бахира ласково гладила его по непослушным кудрям и неизменно отвечала:

– Мать моя шаманкой была, то правда. С духами степей говорила, ветрами повелевала. А мне, помимо красоты колдовской, ничего от неё не досталось. И нечему, внучек, мне тебя учить.

Уж неясно, правду говорила, аль утаила чего, но вот чем-чем, а красотой щедро поделилась. Неказистый отрок вырос, расцвёл, как цветок в пустыне. Оглянуться не успел, как стал девичьи улыбки замечать да взгляды из-под ресниц ловить. Но только помнил Велеслав, как эти же самые уста, что теперь манили сладкими обещаниями, не столь давно будто ядом плевались змеиным. Да так ни одной и не ответил взаимностью.

Часовой на стене у ворот бдительно позёвывал, щурясь на ночную темень. Услыхав бой колотушки, он, мудрёно ругаясь, запалил факел, но всё равно не смог ничего разглядеть.

– Кого ещё нелёгкая принесла?

– Это я, Велеслав! Душегубца поймал.

Голос, вестимо, показался часовому знакомым, и он нехотя потянулся к вороту. Решётка поехала вверх, пропуская телегу.

– Ты не мог бы в следующий раз при дневном свете ловить? – не удержался, крикнул в след, – На кой ворота туды-сюды открывать?

– Ничего, на случай набега степняков поупражняешься! – не остался в долгу Велеслав.

Бросив телегу во дворе казарм, где обреталась стража, он наскоро освободил кобылу от хомута, ухватил Некраса за воротник и потащил в подземелье – темницу. Долго раздумывал, убрать репку или нет, да так и оставил – будет знать, как обзываться.

Домой идти сейчас смысла вовсе не имело – матушка сызнова причитать начнёт, никакого покоя. А голову-то от полночных бдений нещадно в сон клонило, укусы комариные, как водится, в ночи чесались сильнее… Так что Велеслав прикорнул в каморке для часовых, по счастью, пустой.

Проспал он до полудня – роскошь неслыханная, но для героя, пожалуй, позволительная. А Велеслав уже вовсю считал себя героем: о похождениях Некраса в городу знали все, да только хитрый змей как-то раз за разом выползал сухим из воды. Ничего, от Еремея ему никак не отвертеться, а там и другие злодеяния приложатся.

Выйдя на свет, он умылся в бочке со свежей колодезной водой, что всегда стояла во дворе казарм, расчесался гребнем – нельзя же растрёпанным да с листьями в голове к людям выходить, чуток полюбовался на отражение в замершей воде. Всёж-таки правда хорош: есть на что девкам посмотреть…

– Велеслав!!! – раздалось от сеновала гневное. – Твоя кобыла весь стог обожрала? Привязывать надо скотину!

– Не моя! Федота кобыла, он мне на одну ночку одолжил, – он стал бочком продвигаться к калитке, чтобы не столкнуться с обладателем голоса. – Вот пусть Федот её и привязывает!

– Велеслав!!!

Но он уже выскользнул за забор. На площади сегодня устроили торжище – не шибко большое, палящее солнце портило снедь да напекало головы. Впрочем, сплетнями обменивались – и куда охотнее.

– Слыхали, ведьмин-то внучок Некраса заловил! – распинался старый лаптевяз. – Посреди ночи притащил, а у того губы словно слиплись, даже мычать не мог… Колдовство это, как есть колдовство!

– Дедушка Горазд, – быть может, старик считал это своеобразной похвалой, но что-то форма её Велеславу не больно понравилась, сегодня, по его убеждению, он заслуживал чего-нибудь и поприличнее, – за что ж ты так: «ведьмин внучок»? Небось, бабку-то мою ведьмой ни разу не назвал, всё чаровницей да прелестницей. Неужто гордость до сих пор задевает, что ушёл несолоно хлебавши?

Зеваки оценили хлёсткий ответ, посмеялись.

– Да не серчай, Велеславушка, не серчай, – смутился старик, опуская взгляд, – я ж не обидно, я ж любя…

Он усмехнулся и продолжил путь.

– Я слышала, ты сегодня отличился, – это дочка зеленщика коснулась правого плеча, задержала руку, не торопясь убирать. – Ты такой храбрый…

– Да, как вепрь, – подхватила дочка пекаря, пристраиваясь слева.

Велеслав охотно приобнял девушек повыше талии, от чего они разрумянились да заулыбались.

– Ты потом расскажешь мне, как ты с целой шайкой справился? Наедине?

– Чего это тебе-то? Велеславушка, хочешь, я тебя кренделем сахарным угощу?

– Нашла чем соблазнять! Может, укропчику свежего щи приправить?

– Вы чего удумали, бесстыдницы! – вмешался зычный бас пекаря, и обе прыснули в стороны, как мыши. – На парня посреди улицы у всех на виду вешаться!

– Дядька Любомир, а ежели я стану воеводой, ты так же серчать будешь или промолчишь? – может, виной тому лишь детские воспоминания, но в таких случаях в «парне» Велеславу всегда слышался «ордынец». Чудная забава, если подумать, когда один не решается сказать, а другой ни за что не признается, что услышал.

– Ежели станешь, тогда и поговорим, а сейчас нечего девичьей дури потакать… – проворчал пекарь и скрылся в доме.

Площадь кончилась, осталось пройти две узких улочки, а там и родная изба показалась.

– Матушка, я дома!

– Ты где всю ночь шлялся? – Ждана вышла из-за печи и с укоризною оперлась на ухват. – Мать твоя места себе не находила, а ты теперь заявляешься, как ни в чём не бывало! Даже обед – и тот пропустил! Отец твой в кузнице день деньской пропадает, а к столу исправно приходит. Взялся бы и ты за ум, что ли, сколько можно за ворьём да жульём бегать?

Разговор-то, в общем, не новый, Ждана была из той породы женщин, что готовы и мужа, и детей укутать и спрятать под широкой юбкой, лишь бы они не убились да не покалечились. Обычно Велеслав лишь отмахивался, поворчит-поворчит, да остынет, но сегодня взбунтовался:

– Тебе, матушка, только жизни меня учить! А я сегодня разбойника Некраса поймал, который Еремея, твоего, между прочим, свояка обобрал. Кабы не я, залёг бы на дно, да и всё – кто старое помянёт, тому глаз вон, а те, кто видели, уже и не видели ничего.

– И без тебя бы нашлись умельцы, – подвига Ждана не оценила. Более того, оглядела сына с ног до головы, кистень, платком обёрнутый приметила… Велеслав зажмурился по привычке: вой сейчас поднимется будто, лихо лесное палец прищемило. И точно:

– Ты чего ж такое злодей окаянный натворил-то?! Я с утреца платок искала-искала, а ты его умыкнул да ещё кровью изгадил! А ещё неплохой, платок-то, годика два бы послужил! Никакой пользы от этой твоей службы в страже, вред один!

Не то, чтобы Велеслав совсем уж был с ней не согласен: житьё у стражника – совсем не сахар. Когда в обход идёшь, кольчугу надевать надобно, летом её припекает нещадно, а зимой – холодит. Десятник, бывает, упражняться заставит до изнеможения, что после ты не то, что разбойника – комара не прихлопнешь. Ну а разбойники, как водится, вовсе не хотят быть прихлопнутыми – драться лезут, того гляди самого зашибут ненароком, хоть пока судьба и миловала.

Да вот только обида детская точила сердце Велеслава. Вроде бы сверстники выросли, по лицу судить перестали, старики его привечали, а если и сказанут чего лишнего – так то ж «любя», как дед Горазд выразился. Другой бы смирился, дело себе нашёл по душе, а вот ему невмоготу было. Хотел Велеслав не равным стать, но лучшим. К кому на поклон ходят, да смотрят снизу вверх. Конечно, в сторону престола княжеского он и не глядел, а вот воеводой сделаться было бы славно. Тем более, говорят, теперешний с самых низов пробился. А староват он уже, рука не так крепка и глаз не тот… Тут путь один: в дружину или в стражу. Но дружинники-то в спокойные времена скучают, пирами да охотами развлекаются, где уж тут проявить себя? А коли князь в набег позовёт, так это в поле надобно ночевать без батюшкиных перин, без матушкиных пирогов… Так и стал Велеслав стражником, и времени даром не терял – даже хмурый десятник нередко хвалил его удаль да находчивость. А как Некрасу башку отрубят – казнили лиходеев нечасто, тут уж очень надо постараться – позлодействовать, – то, может, и князю самому представят, а там кто знает…

Само собою, матушке этого говорить нельзя – не поймёт, не поддержит, только ещё пуще рассердится. Лучший выход – продолжать косить под дурачка – поборника правды да справедливости.

– А ежели каждый так думать будет, то кому город от татей защищать? А уж коли дружина княжеская поголовно мечи да копья сложит, мотыги разберёт, то и вовсе заходи степняк в крепость, бери что надо?

Не угадал, ошибся, не устыдил – лицо Жданы окаменело, посуровело, что виделось страшнее, чем даже гнев.

– Что проку мне до каждого, я о тебе толкую! Вон дед твой покойный дружинник был, и что? Полонянку ордынскую законной женою назвал, а мне теперь пересуды заезжих, да и своих слушай! Девки по тебе сохнут, у завалинки отираются, хоть метлой разгоняй, а отцы их не больно-то с нами роднятся. А ты вместо того, чтобы ремесло почётное да спокойное найти, чтобы глаза ведьмовские делом десятым стали, со смертью заигрываешь, под кистень или кинжал каждый день можешь попасть да суженую вдовицей оставить. И как мне тебя женить, скажи на милость?

Так вот оно в чём дело! А он-то всё думал, чего это матушка его то к зеленщику пошлёт, то к пекарю, то ещё к кому, у кого дочки остались незамужние. Видать решила костьми лечь, но устроить жизнь деточек, чтобы всё, как у людей. Только мнение самих деточек не мешало бы спрашивать.

– А не надо меня женить! – ответил Велеслав с вызовом. – Ты, матушка, уже женила, что старшего брата, что среднего. Чин по чину, невест подобрала из семей позажиточней да поуважаемей, теперь что они, что жены их маются. А я по любви хочу.

– Весь в деда, окаянный! – Ждана махнула рукой от бессилия втолковать неразумному сыну что-либо и полезла в печь за чугунком со щами. Нацедила в миску, да не удержалась – опустила на стол с усилием: – По любви значит, хочешь? Дак озаботься, поищи любовь-то эту! Вокруг десятки девиц – красавиц.

– А мне не нужны десятки. Мне нужна одна. Одна безупречная.

– Таких не бывает, – вздохнула мать и вышла из избы, пришла пора кормить скотину.

Велеслав вздохнул облегчённо – на этот раз гроза миновала. Присел к столу, неспеша доел остывшие щи, поглядывая на небо сквозь крохотное окно. Задумался невольно, правду сказал о любви али только в пику матушке? И так и сяк прикидывал, а всё выходило, что правду. Чтобы от одной улыбки теплей становилось, чтобы обнимала – каждый раз, как в последний, чтобы кровью да делом избранным не попрекала… Может, и правда ждёт его где-то такая? А ежели так, то он обязательно её найдёт.

Глава 10. ⟰ Пески времени

Варвара проснулась за полчаса до будильника. Так и не сумев ухватить за хвост ускользнувший сон, она присела на подоконник и стала смотреть в окно. Обычно из него было видно другой берег, от больших заводов до крохотных дач, но сегодня небо заволокло тяжёлыми мрачными тучами, над рекой сгустился туман, а пелена противного мелкого дождя, от коротко мало спасал даже зонт, отбивала всякое желание выходить в эту серую хмарь, бежать на остановку, да и вообще идти в универ.

Девушка перевела взгляд с неуютной улицы на письменный стол, где поверх стопки учебников лежала грамота за лучшее выступление на семинаре – преподаватель любил таким незатейливым образом поощрять у студентов творческий подход. А ведь сколько таких же она могла получить, если бы решилась ещё раз зайти в дом на набережной. Шут его знает, был ли дядя Кощей действительно тем самым сказочным волшебником или просто талантливо прикидывался, но древнюю историю он знал превосходно. Уже несколько дней Варвара находила убедительные предлоги – и так и не воспользовалась ни одним.

Конечно, дело было в нём, парне, которого Варвара прозвала «айсбергом». Раз за разом прокручивая в голове их расставание, она с ужасом представляла, что он о ней подумал. Наплела про какого-то Велеслава, которого она якобы любила… Воспоминание было слишком ярким, слишком настоящим. Но пшеничное поле Варвара видела только в раннем детстве, когда вместе с родителями приезжала на раскопки, которыми руководил дедушка – профессор археологии. А когда она пыталась усилием воли восстановить черты таинственного возлюбленного, воображение всегда рисовало одно единственное лицо… Да что ж такое-то! Что она вообще о нём знает? Кроме того, что он танцует, как бог? Кроме того, что одна его улыбка заставляет сердце биться чаще? Кроме того, что, оказавшись в его объятиях, захотелось никогда больше не отпускать… Тьфу!

Прозвенел будильник, выдёргивая девушку из задумчивости.

Варвара соскользнула на пол, привычно пробежала босыми ногами до ванной, а оттуда на кухню, откуда вкусно пахло свежим хлебом. Мягкий кусочек, не слишком тонкий и не слишком толстый, посыпанный мелко натёртым сыром и накрытый ломтиком колбасы – просто лучший завтрак на свете!

– Мне сегодня на работу попозже… Тебя подвезти? – с некоторой нерешительностью спросила мама, и Варвара ощутила лёгкий укол вины за эти нотки.

В универе она отнюдь не была популярной среди однокурсниц, а девушек на истфаке было большинство. Вероятно, потому что её больше волновали тайны глубокой старины, чем суетный современный мир, и учиться на археолога Варвара пошла по велению души, а не только за дипломом. Но хоть она и прекрасно осознавала, что не быть ей законодательницей моды, Варваре всё же было не безразлично, как она выглядит в глазах окружающих – и она выбрала себе имидж безупречной старосты. То есть, активной, не дающей поводов для скандальных сплетен, ответственной и самостоятельной. Приезжать на пары на родительской машине в её представлениях мало вязалось с самостоятельностью, а потому Варвара почти всегда отказывалась, пожалуй, иногда чересчур резко.

Но серость, понедельник, противный дождь сделали своё дело – соответствие образу было принесено в жертву комфорту.

– Да, спасибо.

Ехать, развалившись в кожаном кресле, было несоизмеримо лучше, чем повисая на поручнях в переполненном автобусе, но выходя из машины Варвара машинально огляделась: убедиться, что никто не заметил её слабости.

Сдав куртку в гардероб, она стала подниматься по ступеням на второй этаж. Как это обычно бывает, сработал закон подлости, и практически первым, кого Варвара увидела, был Мишка, спускающийся по этой же лестнице. За те бесконечно долгие секунды, которые они сближались, девушка успела придумать десяток сценариев развития событий, но…

– Привет! – своим привычным самоуверенным голосом поздоровался Мишка.

– Привет… – осторожно ответила Варвара, на всякий случай готовясь к худшему.

Но Мишка вдруг смущённо опустил глаза в пол, обогнул её по широкой дуге, чтобы ни в коем случае не прикоснуться, на крейсерской скорости добежал до ближайшего коридора и там скрылся.

– Дела… – задумчиво протянула Варвара, глядя ему вслед. На танцах капитуляция Мишки не казалась чем-то слишком уж странным, разве что немного удивительным, но то, что он не воспользовался возможностью выяснить отношения с девушкой в отсутствие заступников, больше напоминало действие каких-то чар, нежели простой харизмы.

В любом случае, одной проблемой меньше, чем не добрый знак? В отличном настроении Варвара распахнула дверь большой лекционной аудитории – да так и застыла в дверях. При её появлении в комнате стало тихо, будто она была не обычной старостой, а кинозвездой, что ни с того ни с сего зашла в дешёвую забегаловку съесть бургер. К такому вниманию Варвара не привыкла и была им изрядно смущена. Но не показывать же это однокурсникам?

– Привет, группа, хорошего всем понедельника! – привычно поздоровалась она, взмахивая рукой. Это как будто активировало невидимый рычаг – студенты стали нестройно отвечать, а потом вернулись к прерванным разговорам. Варвара заметила на излюбленном третьем ряду макушку Татьяны, пожалуй, единственной в группе близкой подруги, и присела рядом.

– Тань, чего это с ними всеми сегодня?

– А ты не догадываешься? – подруга ответила с лукавой улыбкой. – Говорят, ты в пятницу с таким красавчиком пришла, что ему только в сериалах сниматься. Тут такие дебаты стояли, не представляешь! Я теперь даже жалею, что не пошла на эту вечеринку. Мне-то хоть по секрету скажешь, кто он? Актёр? Спортсмен?

– Ты только не смейся, – Варвара наклонилась к Таниному уху, чтобы откровение не стало достоянием сплетниц, – я понятия не имею. Я даже не знаю, как его зовут…

– Серьёзно? – Таня округлила глаза. – Откуда же тогда он взялся?

– Он живёт в том доме, где гроб нашли, помнишь? Мишка позвонил мне за час до вечеринки, и сказал, что придёт с секретаршей из деканата…

– Вот же ж козлина!

– Ещё какой! Ну я и попросила этого парня мне помочь. А он взял и согласился.

Варвара замолчала, но Таня продолжала смотреть с прищуром, ожидая продолжения. Так и не дождалась, спросила сама:

– И всё?

– Что – всё?

– Как будто хочешь сказать, что совсем на него не запала.

– Я?! Нет, что ты, я вовсе… Какое запала, мы едва знакомы! – на одном дыхании выпалила Варвара, ощущая при этом, что кровь предательски приливает к щекам.

К чести подруги, она не стала превращать разговор в допрос с пристрастием и перевела тему:

– Ну нет – так нет. Я тут тебе кое-что принесла интересное… Ладно, потом.

В аудиторию вошёл седовласый профессор. Студентам нравилась его увлекательная манера рассказывать, но очень уж профессор не любил посторонние разговоры. Пришлось открыть тетрадь, взять ручку и попытаться погрузиться в хитросплетения методологии ведения раскопок. Варвара честно пыталась поймать нить лекции, но мысли-предатели нет-нет, а пытались свернуть не туда…

– Это что – он?

Варвара вздрогнула и поспешила закрыть конспект, где вместо того, чтобы записывать лекцию, зачем-то нарисовала своего «айсберга». На картинке он улыбался – как тогда, в подвале. Таким он нравился Варваре больше…

– Ты что-то показать обещала, – напомнила она, чтобы отвлечь и Таню, и себя.

– А, да! – спохватилась подруга. – «Археолога» нового купила. Давно не брала, там кроме черепков и смотреть-то было не на что, но сегодня вот решила рискнуть. Ну и вот!

Таня торжествующе раскрыла журнал на середине – статья занимала целый разворот.

– Курган! Целёхонький! И вот на эту табличку посмотри – это же докириллическая письменность. Очень древний! Большая редкость. Интересно, что там написано?

Варвара прочитала статью наискосок и действительно обратила внимание на фотографию таблички. Если бы она что-то в этот момент говорила, то непременно бы запнулась. Вот бывают в жизни совпадения как совпадения. А бывают такие, что волей-неволей начинаешь верить в судьбу!

– «Велеславу, возлюбленному наставнику и вероломному предателю», – прочла Варвара, изрядно озадачив этим Таню.

– Откуда ты знаешь?

– Мой дедушка всю жизнь изучал эту символику. Собирал экспедиции, раскапывал самые запрятанные памятники, написал две монографии. Как-то жаль, что без него даже пару слов для статьи перевести не могут…

– Да, нынешние археологи не чета прежним, – согласилась подруга, потом легонько стукнула Варвару кулачком в плечо. – Но ничего, у науки же есть мы! Значит, ещё не всё потеряно!

– Это точно! – подтвердила Варвара, стараясь, чтобы улыбка вышла естественной. В голове же её крутилась навязчивая мысль, что это повод, которым невозможно не воспользоваться. И от мысли этой сердце наполнялось азартным предвкушением.

Она еле вытерпела древнюю историю, свой обычно любимый предмет, а уж когда следующую пару отменили, Варвара окончательно утвердилась в мысли, что это знамение свыше. Она даже отказалась сходить с Таней в столовую и поскорее вызвала такси – автобус в тот момент казался Варваре напрасной тратой времени.

И вот она знакомая дверь. Девушка несколько раз вдохнула и выдохнула, чтобы восстановить вид непринуждённый и спокойный, а затем позвонила в колокол. Сначала ничего не происходило, потом по мраморной плитке зашуршали тапки и, наконец, заскрежетал замок.

Сегодня Кощей выглядел более современно – сменил робу на модный спортивный костюм, а вилку – на обычную заколку-краб.

– Слушай, Варвара-краса, – произнёс он с горькой укоризной, – уж коли ты к нам зачастила, не могла бы ты, как порядочные люди, стучать, а не в колокола трезвонить? Аж вздрагиваю.

Девушка послушно постучала по створке кулачком:

– Так?

– Так, – одобрительно кивнул Кощей и посторонился. – Заходи, коли пришла.

Избавившись от куртки и ботинок, Варвара прошла следом за ним на кухню.

– Обожди, крендели допекутся – пробу снимешь.

– А можно кофе? – девушка остановилась около навороченной кофеварки.

– Можно, коли тебе это зелье горькое по душе.

Пока напиток медленно наполнял чашку, Варвара рассматривала помещение. Интересный всё-таки у них интерьер – новейшая техника, расставленная на антикварной мебели. Почему-то в прошлый раз она почти не обратила на это всё внимания. Видимо, слишком увлеклась разговорами. Да и странно было бы не увлечься – не каждый день разговариваешь с предположительно ожившей мумией!

Присев на прежнее место, Варвара ощутила чувство сродни дежавю: спина Кощея у духовки, она посередине длинной стороны стола и.... и пустой стул во главе.

– А где ваш сосед? – спросила девушка как будто между делом.

– Ведать не ведаю, – отозвался Кощей. – На работе, вестимо.

– Интересно, кем он работает?..

– Я не спрашивал. – Вроде бы честно ответил, но послышалась Варваре какая-то недосказанность, будто знает всё Кощей, да сказать почему-то не может. Она вспомнила перчатки, кожаное пальто, чёрный костюм, в котором «только на похороны ходить» …

– В госбезопасности, наверное, – вынесла она свой вердикт. Кощей не стал её поправлять, и девушка сменила тему: – дядя Кощей, я, собственно, зачем пришла: скажите, вы правда жили в «век мифов»?

– Какой такой «век мифов»?

– Мой дедушка, археолог, считал, что был в истории период, когда люди владели магией, и магия была частью жизни, как сейчас трамваи и телефоны… Он так и не смог это доказать, потому и не упоминал в научных работах, но со мной делился.

– Тебе, Варвара-краса, магию показать потребно?

– А вы можете?

– Могу, коли хорошо попросишь, – Кощей улыбнулся той коварной улыбкой соблазнителя, что ужасно смущала Варвару в начале знакомства. Но то ли действительно что-то изменилось, то ли это изначально было лишь частью образа, но теперь такое поведение ей казалось не более чем безобидной привычкой.

Вообще, предложение было донельзя заманчивое. Увидеть вживую то, что до сих пор существовало только в дедовых гипотезах! Будет так легко увлечься – и найти повод не спрашивать о том, что действительно беспокоило, но получить ответ даже страшнее, чем оставаться в неведении. Нет, сначала нужно разобраться именно с этим.

– Обождём с магией. Вы мне лучше скажите, вы знали Велеслава?

– А, – Кощей понимающе кивнул, – того самого Велеслава, из-за которого мой сосед вылакал полбутылки коньяку и заявил, что «таким, как он, не положено простого человеческого счастья»? А потом умотал на работу, и дома не появляется уже третьи сутки?

– Он правда так сказал? – щеки вспыхнули, как и утром, но не от смущения, а от стыда, – вот блин, как же неудобно-то получилось…

Странное такое ощущение: вроде и совестно, но одновременно – лестно. Что не одна она все выходные мучалась, вечер пятничный вспоминая, когда другой и думать забыл.

– Так что насчёт Велеслава? – переспросила Варвара, немного уняв эмоции. – Этот гад мне свидание испортил, теперь я просто обязана узнать, что за тип!

– Пару десятков встречал, десяток, может, упомню, – Кощей только руками развёл. – Тебе какой именно требуется? Имя-то не редкое.

А вот об этом девушка не подумала. Это теперь Велеслава днём с огнём не сыщешь, а тогда, может, каждый второй был, кто знает.

– Ну, у меня в видении было пшеничное поле…

– Пшеницу чай от моря до моря возделывают…

– И сегодня в журнале я видела могилу с надписью «Велеславу, возлюбленному наставнику и вероломному предателю». Мне почему-то кажется, что это про нужного…

– Наставнику, значит? Может, тебе волхв с севера потребен? – предположил Кощей. – Седой был дед, вздорный, как лихо лесное, но умный – может и меня поумнее …

– Нет, тот молодой был… и, наверное, красивый…

– Так все старики когда-то молодцами были. Хотя того волхва послушать – сразу с сединой да желчью родился…

– И то верно, – Варвара глотнула кофе, одновременно выстукивая пальцами по столешнице замысловатую дробь. – Ну, может, вы хотя бы знаете, что это за видение такое? Может, это и не видение вовсе, а мне голову лечить пора.

Кощей облокотился спиной на буфет, словно размышляя: говорить или не говорить. Решился:

– Прошлая жизнь это твоя была, воспоминание нечаянное.

– Прошлая жизнь? – недоверчиво скривилась девушка. – Они существуют?

– Существуют, как не существовать. Ежели на каждого новую душу выдавать, так и не напасёшься их, да Небеса с Пеклом переполнятся.

– Логично, – с этим заявлением спорить было трудно, да Варвара и не собиралась этого делать. Она с детства привыкла верить в чудеса – как дедушка – и теперь разом свалившийся на неё поток странностей вызвал воодушевление, а не скепсис. – Но как появляются эти воспоминания? Может, если я постараюсь, я смогу вспомнить что-то ещё?

– Такая тайна мне не ведома. Звёзды, видать, сошлись, события навеяли.

На этот раз Варвара не почувствовала в речах Кощея никакой фальши, и новость её не обрадовала.

– Значит, моё расследование зашло в тупик, толком не начавшись.

– Ты не унывай, Варвара-краса. Ты походи, подожди, соседа моего сызнова куда-нибудь пригласи. Раз рядом с ним сработало, так может и ещё разок получится?

– Пригласишь его теперь, как же… – Варвара с сомнением покачала головой, но потом вдруг остановилась и хлопнула себя ладонью по лбу. – Подождите! Раз вы сообразили про прошлые жизни, значит он тоже про это знает, так?

– Знает, ясное дело.

– И всё равно решил, что у нас ничего не получится… из-за того, что у меня в прошлой жизни был парень? Но это же полный бред!

– Вот и я ему об том сказал.

– А он?

– А ему как об стенку горох.

Помолчали. Варвара допила остывший кофе и стала наблюдать, как в духовке подрумяниваются сахарные крендели. Кощей придирчиво осмотрел своё творение, надел фартук, потянулся за тряпкой, которую можно использовать в качестве прихватки, но так и не взял.

– Так показать тебе волшбу, Варвара-краса?

Дверь духовки открылась сама по себе, крендели стайкой суетливых воробьёв взлетели в воздух, покружились вокруг подоспевшего блюда, сложились на нём ровной пирамидкой – рукой не уложишь точнее. Блюдо призывно зависло в ладони от стола, приглашая снять пробу.

Глядя на это представление, девушка испытала настоящий восторг! Одно дело – с умным видом рассуждать о переселении душ, которые ни увидеть, ни потрогать руками, и совсем другое – видеть, как простые вещи взмывают в воздух, подчиняясь едва заметным жестам чародея. Может, масштабом-то это помельче, а в память врезается куда как сильнее.

Она осторожно подтолкнула пальцем ещё дымящийся крендель, попыталась ухватить, чтобы не обжечься… Блюдо затряслось, грозя немедленно упасть, и Кощею пришлось опустить его на стол.

– Я что-то нарушила? – растерялась Варвара.

– Сосед явился, – был ответ.

– Шеф, с вами точно всё нормально? – если бы не корпоративная этика, секретарь, пожалуй, приложила бы ладонь к его лбу, проверяя, нет ли жара, – семьдесят четыре обработанных заявки в день, в два с половиной раза больше плана. Третья ночная смена подряд. И это при том, что вы никогда их не берёте…

– Нормально, – ледяным тоном отчеканил жнец. – Пожалуйста, просто отдай мне списки.

– Не отдам, – заупрямилась секретарь. – Хотите, чтобы Радомиру пришлось объясняться, как в его отделе впервые от сотворения мира смерть умерла от переутомления?

– Я выше тебя по рангу. Отдай.

– И не подумаю! – она прижала к груди нераспечатанную папку и изящно обогнув стол с другой стороны и чуть ли не бегом побежала к кабинету начальника отдела. Требовательно постучала:

– Радомир, извините, что беспокою, но у нас ЧП!

– Незачем беспокоить начальника по таким пустякам, – жнец предпринял последнюю попытку завладеть папкой. – Я обещаю, всего пару заявок.

Дверь в кабинет сама собой распахнулась, и оттуда донёсся голос Радомира:

– Заместитель, зайди ко мне.

Жнецу ничего не оставалось, как подчиниться.

– Садись, – Радомир кивнул на кресло напротив себя.

– Я постою.

– Я сказал – сядь.

Описав красивую дугу по кабинету, кресло подтолкнуло жнеца под колени, не оставляя пространства для манёвра.

– Заместитель, что с тобой происходит?

– Ничего, – жнец, как казалось ему самому, был сама невозмутимость. – Соскучился по работе.

– Хорошо, – задумчиво протянул Радомир. – А если так?

Он, как и в прошлый раз, сходил к шкафу за коньяком и разлил по бокалам. Под пристальным взглядом начальника жнец сделал глоток, вроде немного, но этой капли хватило, чтобы прорвать плотину, которая уже была на грани обрушения.

– Мы, мы все здесь – наказаны. Во в меру комфортных условиях отрабатываем грехи прошлой жизни. И должны быть благодарны, что не жаримся в Пекле. Аида не забывает напоминать это своим каждый день, иногда не по одному разу. Так зачем вы, шеф, пытаетесь давать нам надежду? Вы спрашиваете, что со мной происходит? Разумеется, пытаюсь забыться в работе, чтобы не думать о неудачной попытке разрешить себе человеческие слабости. Вы это хотели услышать?

– Я хотел услышать правду, – медленно произнёс Радомир. – И если это она и есть, то это печалит.

– Не стоит беспокойства, шеф, – жнец выдавил из себя слабую улыбку. – На качество выполнения задач это не влияет. За трое суток у меня ни одной попытки побега. Ни одной!

Радомир задумчиво побарабанил пальцами по столу, подбирая слова.

– Иди-ка ты домой и выспись как следует. Если на себя наплевать – подумай о репутации конторы. Ты скоро будешь выглядеть менее живым, чем наши клиенты.

– Если верить легендам, их вполне устроит скелет в балахоне.

– Он не устроит меня. Так что кыш отсюда, и чтобы завтра больше никаких трудовых подвигов! Чего доброго, весь отдел на шею себе посадишь, как, скажи на милость, мне потом дисциплину восстанавливать?

– Как я могу ослушаться вас, высший жнец?

Он допил коньяк, вежливо кивнул и вышел из кабинета. Секретарь в приёмной на всякий случай накрыла злосчастную папку стопкой отчётов, но жнец успокаивающе махнул рукой, мол, не стоит. Постоял на крыльце управления – чтобы вдохнуть одновременно огненный и холодный воздух пограничья, благо никто не попытался составить ему компанию. И уже оттуда переместился домой. Возник в холле совершенно бесшумно, но Кощей как-то почуял – вышел из кухни в фартуке, повязанном поверх спортивного костюма.

– Явился, значит. А я-то уже надеялся, что тебя черти в Пекло утащили, и дом теперь целиком достанется мне.

– Не дождёшься.

– Ладно, хватит шутки шутить, у нас гости.

– Гости?..

Жнец обеспокоенно осмотрелся и заметил у порога очень знакомые ботинки.

– Только не это! – простонал он, попытавшись совершить марш-бросок к лестнице на второй этаж. Кощей помешал ему, вцепившись в подол пальто. – Я не для того три дня пытался её забыть, чтобы наткнуться здесь!

– Ты пытался меня забыть? Почему? – из дверей кухни показалась Варвара.

В заботе о сохранности служебной формы, жнец больше не пытался сбежать, лишь уставился в пол, стал быстро и бестолково оправдываться:

– Мы друг другу не подходим, я трудоголик, я испорчу тебе жизнь…

Спустя бесконечно долгое мгновение он почувствовал, как его обнимают тёплые руки. Варвара прижалась к его груди крепко-крепко, словно боясь, что он ускользнёт.

– Не надо врать, дядя Кощей мне всё рассказал. Это из-за Велеслава. Не скрою, меня мучает любопытство, и решила, что обязательно выясню, кто это такой, но… все эти дни я скучала вовсе не по нему. А по тебе… айсберг ты мой холодный.

За неимением надобности держать его дальше, Кощей отошёл Варваре за спину и сделал страшные глаза, мол только попробуй опять ляпнуть какую-нибудь глупость.

Но жнец и сам уже не мог бы произнести ничего кроме:

– Я тоже. Я тоже по тебе скучал.

Глава 11. ♜ Имя ему Хан

Следующей ночью Велеславу во сне привиделась бабушка, чего отродясь не случалось. Он даже не узнал её сперва: привык к синему сарафану да седине в чёрных косах. Во сне же Бахира была моложе да одета, как подобает владычице степей: в меха, шелка и перья соколиные. Видать, такой её дед и приметил да влюбился без памяти.

Подошла она к Велеславу, как встарь рукою ласково по волосам провела и заговорила с убеждённостью:

– Внучек мой, как за порог сегодня выйдешь – кольчугу под рубаху надень.

Сказала – да истаяла алым предрассветным туманом. За окном петухи заголосили, друг друга перекрикивая. Всё одно – вставать.

Сел Велеслав на кровати и крепко задумался. Неспроста, ой неспроста бабка появилась – за родную кровь забеспокоилась. Мёртвым зачастую виднее, чем живым. Но на голое тело кольчугу натягивать – только мучиться, на вчерашнюю рубаху – и того хуже, по ней стирка плачет, да и запасная поверх кольчуги не налезет… А что, если кольчугу поверх сменной, а уж на неё – парадную, красную натянуть? Та как раз широкая – на вырост, на долгие годы.

Обрядился он таким образом, вышел к столу. Там отец уже сидел, мать его свежими гречишниками [1] потчевала. При нём она упрёков не говорила, долг кроткой жены исполняя – да вот слова свои неизменно будто ему в уста вкладывала.

– Ты куда это, сынок, в праздничной одёже собрался? Неужто у тебя полотна крашеного немерено, али монет куры не клюют?

– Награждать меня будут, – сам стараясь верить в то, что сказал, ответил Велеслав. – За поимку разбойника.

– Свежо предание, но верится с трудом.

Велеслав скрипнул зубами от досады, но сдержался, промолчал. Да и что сказать-то? Хоть Некрас и душегубец почище прочих, не первого его молодой стражник ловил да в темницу бросал в надежде на славу и почёт. Вот только окромя благодарностей словесных от десятника, и пару раз – от сотника, ничего ему до сей поры не перепало.

Сжевал он пару гречишников, вкуса не чувствуя, до поскорее ускользнул из отчего дома. Улочка, что до площади вела, по ранней поре была пустынной, горожане ещё трапезу не закончили, а окон туда выходило немного, больше дворы да сараи за заборами. Всё родное да привычное – как в сени собственной избы выходишь. Расслабился Велеслав, не учуял – тёмная тень от забора отделилась, прошипела, точно змея:

– Некрас передаёт своё почтение!

Злодей-то в живот целился, но вот только порвал нож рубаху, столкнулся с кольчужными кольцами, да и упал наземь. Удивился разбойник, но медлить не стал – наутёк пустился и был таков. А вот Велеслав окаменел на миг, даже в погоню не бросился, лишь пальцами бестолково свёл края полотна порезанного: вот и сбылось предсказание бабкино! Кабы не она, лежать бы ему бездыханным, ни о каких булавах воеводиных больше не помышляя.

Опомнившись, поднял нож, осмотрел с пристрастием – нож как нож, такие отец десятками на торжище носит, так и не поймёшь – чей.

До площади шёл подольше обычного – теперь в каждой щели тать мерещился. Только выбрался на лобное место – так и захотелось сказать пару слов запретных и непристойных: навстречу ему шагал Некрас, без верёвок, без конвоя. Увидел Велеслава – осклабился неприятно. Одно утешало – взгляд-то был растерянный, не чаял уже среди живых повстречать.

Ладонь сама нашла рукоять меча, да тем дело и кончилось – если уж стража посреди городу начнёт оружием размахивать ни с того ни с сего, то о каком порядке речь может быть?

– Помяни моё слово, Велеслав, – бросил Некрас, с плечом поравнявшись, – заканчивай ты со своими подвигами. А то допрыгаешься однажды, ой, допрыгаешься.

Глазом моргнуть не успел – долетел до казарм. Вихрем пронёсся по переходам запутанным да у стола сотника незнамо как очутился. Сотник трапезничать на службе изволил: покусывал свежий хлебушек, да запивал кваском. Глаза на всклокоченного Велеслава поднял, спросил с долею шутки:

– Ты на кой так вырядился? Праздник у тебя какой?

– Бабушка покойная велела, – сверкнул Велеслав глазами чёрными, колдовским, что сотник аж куском недоеденным поперхнулся, – дабы ворога отвлечь, беду отвести.

Да и воткнул в стол нож разбойничий, аж лежащий на том столе шлем подскочил и противно звякнул.

– Но, но, порошу без рук! – рявкнул сотник, дыбы страх свой не показать, перед нижестоящим не опозориться. – А ты чего хотел, когда в стражу нанимался? Коли чаял жизни сытой да спокойной – шёл бы в пекари. Слыхал, как раз дочка Любомира от тебя глаз оторвать не может.

– Хотел, – Велеслав пару раз вдохнул-выдохнул, справляясь с гневом, да не больно помогло, – чтобы, когда мы, жизнями рискуя, душегубов в темницу бросали, они там и сидели, а не по площади разгуливали с глумливыми мордами, а подельники их в нас за службу верную ножами не тыкали. Ты на кой Некраса-то выпустил?!

– А вот так и выпустил, – отрезал сотник, пытаясь показать, что разговор окончен. – Виру он заплатил немалую, перед Еремеем слёзно повинился. Не за что его боле тут удерживать, не за что.

Но от Велеслава не так-то просто было «отрезаться».

– Так Еремей хотя бы жив остался! А как же те, которые вовсе травой поросли?

– А с чего ты удумал, что Некрас их всех порешил?

– Да про это весь город знает!

– Вот пусть весь город сюда и приходит, пред богами и людьми, что видели, рассказывает! А покуда нет – всё это слухи да твои домыслы!

– А то, что меня с его именем на губах порезать пытались – тоже домыслы?!

– Мало ли, в пылу боя послышалось чего, – буркнул сотник. – Уймись-ка, ты лучше, Велеслав, да иди работай. Там как раз жалобу проверить надо, бабы из-за курей в посаде подрались.

– Да какие, к чёрту, куры, когда стража выпускает опасного лиходея!

– Ты мне тут не голоси, сам как баба! Не твоего ума дело! Ты Некраса за покражу привёл – за то тебе честь и хвала. А дальше другие решают, что с ним делать. Надо будет – ещё раз приведёшь. Свободен!

Сотник сам уже в раж вошёл, спорить с ним – себе только хуже делать. Полный молчаливого несогласия, вышел Велеслав во двор, постоял, на редкие облака глядя. Тут серчай – не серчай, а снова не видать ему повышения, как своих ушей. Да что ж за правила такие неписаные и негласные, по которым тех, кто головой своей рискует, курей считать отправляют, а те, кто только замки на темнице отпирать и умеют, квасок попивают посреди дня? Затопило сердце злое бессилие – хоть волком вой, даром что луна не взошла! Да только толку от того – как от козла молока.

Велеслав глянул в сторону конюшни, да отвернулся. До посада, пожалуй, и лучше бы на коне доехать, но опосля Федотовой кобылы на глаза конюху лучше не показываться. Он, конечно, мужик отходчивый, но пока серчает и в рожу дать может, а кулачищи-то о-го-го. Хоть рожа та и ордынская, но пусть лучше будет пригожей, а не перекошенной…

Ещё разок вздохнув тяжко, решил Велеслав, что и пешком доберётся. Домой только заскочит, хоть котомку да краюху хлеба захватит. На этот раз на улочке народ появился, хлева да сараи пооткрывали, скотину выпустили – негде душегубу спрятаться. Ещё одна удача – получилось мимо матушки прошмыгнуть, дыру в рубашке парадной не показать. Сунул её Велеслав обратно в сундук, затолкал поглубже. В случае чего – на мышей свалит.

До посада идти неблизко – город надобно целиком пересечь, мимо княжьего подворья пройти оттуда – за ворота, через поля пшеничные, а вот там уже посад и находится. Каждый раз проходя мимо высокого резного терема, Велеслав не мог, да особо-то и не пытался отогнать мысль сладкую, что ему буквально на роду написано в том тереме жить, мясом каждый день баловаться, за сохранность рубахи парадной не трястись. Вот только сотник будто нарочно раздавал задания для будущего героя неподобающие… нет бы Тришку, что ли, в посад сослал?! У того особых чаяний нет, браги выпить да покушать вкусно – вот и жизнь удалась. Как раз по нему приключение…

Крутилось одно и то же в голове всю дорогу до посада, настроения хорошего не прибавляя. И, видать, всё негодование на лице нарисовалась – когда Велеслав приблизился к курятнику, возле которого народ скопился и галдел не переставая, то сказать ничего не успел – тихо стало.

– Городская стража, рассказывайте, что случилось, – ничего лишнего: произнёс, как по уставу надобно. Люди заговорили, а потом и забранились разом. Особенно две бабы усердствовали:

– Пропала у меня курица, хорошая курица, рябая…

– Следить надо лучше за скотиной!

– А ты только и рада чужое добро к рукам прибрать! Пропала, значит, месяц её нет, а потом гляжу – высидела цыплят в лопухах, не ко мне во двор повела, а к этой!..

– Небось, у тебя жила впроголодь, ты известная жадоба!

– Ты в мои лари не заглядывай, за своими следи! Хорошо устроилась: и курицу и приплод прикарманила!

– А может это вовсе мой приплод?

– Это с какой это стати – твой?

– А с такой, что от петуха моего, твой доходяга уже давненько кур не топчет!

– Лишь бы чего выдумать! Воровка!

– Ротозейка!..

И чем дольше слушал это Велеслав, тем голоса становились всё более тягучими да гнусавыми, будто сквозь толщу воды пробивались. В глазах помутнело, лица исказило, будто не люди перед ним, а чудища морские… Голову что ли напекло, пока шёл? Или голове той невмоготу ерундой такой забиваться?

– Поделите, – сказал-рявкнул он, и спорщицы враз от неожиданности подскочили.

– Что поделить-то? – робко спросила одна.

– Цыплят, – объяснил Велеслав. – Поровну.

– Да как же их делить-то? Я их кормила, выхаживала, а теперь отдать?!

– Так и отдать, раз не твои!

Спор готов был разразиться с новой силой.

– Тихо! – Велеслав оборвал зарождающуюся брань. – Коли сами не разобрались, стражу позвали – так и делайте, как я говорю. Пререкаться после будете. А то, как на соседей жаловаться – то «стража! стража!». А как язык с крючка снять да против тех, кто людей убивает да обирает свидетельствовать, – так затихаете, словно мыши под веником!

Сказал это да развернулся, прочь пошёл.

– Чё это с ним? – вопросил какой-то дедок в недоумении.

– Эй, стражник! А ну вернись, мы ещё не закончили! – в трогательном единодушии кричали спорщицы в спину, но он уже будто и не слышал, просто шёл, куда глаза глядят.

Тяжесть на плечи навалилась, к земле прижала, будто чёрт на них сидел да шептал слова нелицеприятные. Что хоть в узел он завяжись, а навсегда «ордынцем» останется. Что не подвиги человека делают, а начальственное одобрение. Что хоть именованием ему великую славу уготовили, не сдюжит, не добьётся. Что бросить нужно, смириться, бессилию своему отдаться, пойти, что ли, правда в пекари. Все так живут, и он уж как-нибудь проживёт, пока не помрёт от старости…

Волшба ли то была, наваждение, но часы пролетели единым мигом. Солнце за край земли закатилось, месяц показался. И уж не посад позади, а лес возле дороги торённой, разбойниками облюбованной.

Велеслав зябко поёжился, встряхнул остывшую кольчугу. Хотел в город обратно брести, да голоса услышал, а один из них – уж больно знакомый. В кустах схоронился, уши навострил.

– Ты, Некрас, не серчай! – взмолился один их лиходеев. – Коли бы он просто в кольчуге был, так я бы в шею метил! А он как чуял – под рубахой спрятал!

– Учуял, ишь ты… – подхватили другие нестройным хором. – Не зря, что ли, ведьминым внучком прозвали?

– Да тихо вы, – Некрас поморщился, будто что горькое выпил, – раскудахтались. Вовсе я на тебя, Неждан, не серчаю. Может, оно и к лучшему. Ничего-то мне этот мальчишка не сделает, пока сотник его плату золотом, а не кровью принимает. Успеем ещё поквитаться.

Ежели бы Велеслав такое услышал, когда в стражу только пристроился, то счёл бы услышанное злым наветом. Мол, сотник, всей стражи начальник! Уж он-то должен по делам судить, а не по кошельку! Вот только теперь, спустя столько душегубов опушённых, такой расклад единственным объяснением виделся.

– Ешьте и пейте, ребятушки! – тем временем Некрас хлебосольно раскинул руки над яствами разнообразными, – это наш город, и никому того не изменить, не исправить!

Злость такая взяла – словами не описать! Ещё и глумится, пройдоха! Что он там в ночи про честный бой говорил? Вытащить бы сейчас меч да срубить голову бесстыжую… да только как бы ни хотелось Велеславу для Некраса справедливого воздаяния, жить ему тоже хотелось не меньше. Не бывало такого, чтобы один с десятком управился. Оставалось лежать да зубами скрипеть от досады.

– Так уж и ничего? – голос над поляной раздался, разбойники аж подпрыгнули.

Шагнул в свет костра степняк в парадном кафтане, золотыми бляхами расшитом, да шапке, мехами отороченной. Волос чёрный, до пояса, взгляд орлиный – как добычу высматривает. На поясе сабля висит, каменьями самоцветными изукрашенная.

– Ты кто такой будешь? – Некрас вальяжно назад откинулся, как волк заплутавшего зайца рассматривая.

– Звать меня Хан, – отвечал степняк, ни толики страха не выказывая, – да только на кой моё прозвание тем, кто не доживёт до рассвета?

– Какой ещё хан? – рассмеялись разбойники, развеселились, – так где ж твоя орда, хан?

– На вас и одного меня хватит, – улыбнулся Хан широко, открыто, да только жуть пробирала от этой улыбки.

Оскорбились лиходеи, с мест повскакивали, кистени да клинки похватали. Хан только рукой махнул, словно муху назойливую отгоняя – поднялся откуда ни возьмись ветер, костёр разметал, головёшки в разбойников полетел. Один уголёк Некрасу в бровь попал, едва глаз не выжег, кому рукав подпалило, кому портки.

– Колдун, мать его!

Не церемонясь более, бросились на степняка всем скопом. Хан тотчас саблю выхватил, от первого кистеня увернулся, будто и не человек вовсе, а змей изворотливый, под рукой у разбойника проскочил – тот с подельником столкнулся – да и проткнул саблей обоих не оборачиваясь.

Раскидал ветрами следующих сунувшихся – пока клинок вытаскивал – и сам в гущу противников ринулся. Направо саблей взмахнул – голова полетела, налево – кровь из горла распоротого хлынула…

В несколько минут со всей шайкой управился, один Некрас на ногах остался.

– Погоди, степняк! – выкрикнул он, к лесу пятясь. – Чего тебе от нас надобно? Всё забирай, только живот пощади! Золота тебе нужно? Каменьев самоцветных?

Рассмеялся Хан издевательски, шапку рукой поправил.

– Я тебе не сотник городской, не вор ночной, ни золота, ни каменьев, ничего не возьму – только кровь.

Ощерился Некрас, как крыса в угол загнанная, пред собой меч выставил, дорого жизнь свою продать собираясь. Но вот удивительное дело: не стал тратить на него Хан умений колдовских, клинок клинком встретил. Будто бы и впрямь честного боя удостоил. Вот только выучкой Некрас не дотянул до чародея степного – удар пропустил в самое сердце, наземь мешком повалился.

Хан облизнулся – точно кот, кринку со сливками опрокинувший, – провёл по сабле пальцами, нежно, как по руке любимой девушки, после вытер её тряпицей и в ножны вернул. Обернулся к кустам, где Велеслав схоронился, и пошёл прямо к ним, будто ни листьев, ни веток там не было и всё видно, как на ладони.

Страшно молодому стражнику сделалось – как никогда прежде. Ежели уж полтора десятка разбойников со степняком не совладали – куда уж ему одному?

Хан зашёл за куст и протянул руку:

– Вставай, Велеслав, всё закончилось.

Что за наваждение? Не убить его он пришёл – а помочь? Ухватил Велеслав протянутую ладонь недоверчиво – Хан рывком его на ноги поставил, будто веса не чувствуя.

– Ты откуда будешь? И что ты здесь делаешь?

– Не за что, – Хан вновь улыбнулся, на этот раз со снисхождением, – вот, работу твою сделал, душегубов перебил. Теперь сотник захочет – а отпустить не сможет, не в его это власти.

– То правда, было у меня желание такое, – подтвердил Велеслав. – Но тебе-то сие зачем?

– Там мы, ордынцы, своих не бросаем, – объяснил Хан. – Не то, что вы в своём городу, глотки друг другу за кусочек золота перегрызть готовы. Как… эти…

Оглянулся он на разбойников поверженных да брезгливо плюнул в их сторону. Помолчали пару мгновений. Торжество от воздаяния, что Некраса наконец настигло, сменилось мыслью насущной:

– Туда ему и дорога, подлецу. Жаль только, мне это не зачтётся. Даже скажи я, что сам всех порешил, сотник и виру наложить может за кровопролитие…

Усмехнулся Хан, коснулся ладонью щеки ласково – будто видел в Велеславе дорогого родича:

– Скажи мне, брат, что есть самое страшное прегрешение?

Вот что ответить? Покража? Так вещи вернуть можно, можно новые сделать, сгладится, забудется. Убийство? Так смерть и без того забрать может – чумой да лихорадкой придёт, холодами лютыми. Всегда неподалёку бродит. Но бывает же так, что ранят не тело, но душу, и рану ту не увидеть – а значит не залечить. Точит она сердце, веру в людей пожирает…

– Предательство, – проговорил Велеслав после краткого раздумья.

– Верно, – улыбка Хана сделалась оскалом искусителя, – чтобы выжить людям приходится друг другу доверять. А кто поступается доверием – достоин самой страшной кары. Так много ли чести пролить кровь того, что и так лишён доверия? И не будет ли честью покарать того, кто должен был доверие охранять – но предал?

– Сотника…

– Быстро соображаешь. Но будет нелегко. Нужно будет подобраться к нему поближе – а для этого думать, как предатель. Готов ли ты, Велеслав, наконец забрать, что тебе принадлежит?

«Откажись, – шевельнулся в груди червячок тревоги. – Не подавай руки ордынцу, не отдавайся во власть дурной ведьминой крови». Голос в голове – будто матушка сказывает. Которая с младенчества его бабкиным наследием попрекала, будто он выбирал, каким родиться. Которая отродясь в него не верила, слова поддержки не сказала. Правда, что ли, лучше к ней прислушаться – или пойти за тем, кто встретился первый раз, а уже понимает совершенно? Велеслав привык рисковать – приловчился. Рискнул и в этот раз.

– Говори, что я должен делать.

– Начнём с того, – сабля выскользнула из ножен, холодной сталью прижалась к шее, – что животом своим рискуя, пытался ты защитить уважаемых горожан от безумного степняка. Да один только выжил.

Чиркнул клинок, распарывая кожу, потекло по плечу что-то тёплое да вязкое…

[1] Гречишники – блины из гречневой муки

Глава 12. ♜ Есть один путь наверх

Хорошо лежится, тепло да мягко, будто на облаке каком. И голос ласковый зовёт по имени:

– Велеславушка…

Открыл он глаз, сперва один, следом второй: матушка сидит, сонная, простоволосая. И по головушке гладит, как никогда в жизни не гладила.

– Сыночек мой. Проснулся.

Даже совестно слегка сделалось: она из-за него ночь не спала, у постели дежурила, в балаган учинённый поверив, всё ж таки какой-никакой, а сын, своя кровиночка.

«Знаю я, как правильно порезать – кровищи как после побоища будет, – обещал Хан. – Да вреда не причинит никакого».

Дотронулся Велеслав до повязки на шее, подсохло, не болело. Жить будет, вестимо.

– Сколько я проспал, матушка?

– Сутки, почитай, – ответила Ждана. Укорила по-матерински строго: – ты меня боле так не пугай. А ежели бы Дуняша с подружками за ягодой в лес не пошла, тебя не приметила?

– Девки каждый день туда бегают, ничего не боятся, – Велеслав отмахнулся, руку вяло над постелью поднял, – никуда бы я не делся.

– Всегда вот ты так говоришь…

Только сказать успела, в дверь избы заколотили, да так и открыли, не дождавшись. Сотник ввалился, а с ним двое стражников – для безопасности.

– Ну, Велеслав, сказывай! – велел сотник, руки на груди скрестив.

– Чего это деется?! – Ждана с лавки вскочила, орлицей на него накинулась, – Очнулся только человек, а он уже с расспросами пристаёт-донимает! А ещё сотник!

– Так дело больно важное, – невозмутимо отвечал сотник. – Полтора десятка уважаемых людей полегло! А у Велеслава на Некраса зуб давно. Может, он их и порешил?

– Ещё скажи, что горло сам себе перерезал! – продолжала бушевать Ждана. – Как таких разумников вообще в стражу берут, не то что в начальники!

– Ты, женщина, не голоси, – сотник строго поднял руку. – Коли не виноват он, пусть скажет, да и уйду я с миром.

Велеслав скорбно сложил ладони на груди да проговорил голосом сдавленным:

– Окстись, неужто я бы мог один да на десяток выйти? Хоть Некрас и скотиной был порядочной, а всё ж таки правда есть правда. Когда степняки напали, не жалея жизни я его защищал, пока не пал от ран. Что дальше было, не ведаю.

Задумался сотник, подбородок почесал, что-то прикидывая. Видать, поверил, молвил одобрительно:

– Молодец, Велеслав, понимать начинаешь. Ладно, неколи мне. Бывай, как оправишься – жду на службе.

Ушёл сотник, а вскоре и матушка засобиралась, дела-то в избе тоже не переделаны. Остался Велеслав в одиночестве. Полежал-полежал, случившееся обдумывая, и что-то так тошно сделалось. Вроде и комната большая отдельная, что раньше с братьями делил, а будто воздуха не хватает. Выбрался он из постели, штаны и рубаху походя накинул да со двора в загон для скотины вышел. Присел на копну соломы, голову руками подперев, вздохнул тяжко.

Поросёнок любопытный подбежал, пятак свой на колени положил, хрюкнул легонечко. Велеслав его за ушами почесал рассеяно:

– Вот что мне дальше делать, а? Что Некрас помер, это, конечно, хорошо, ещё долго дорога через лес спокойна будет. Да только нет в этом для меня пользы никакой, как сотник в грош не ставил, так и не будет…

– Балда ты, Велеслав, – вот вроде пусто только что было, а сидит на бочке Хан, улыбается насмешливо, – коли от любого дела результата немедленного ждёшь. Видать потому и не добился ничего до сих пор. Ну ничего, вместе-то уж мы точно справимся.

Велеслав аж подпрыгнул, поросёнка напугал, тот с визгом по загону заметался.

– Ты… что здесь делаешь?!

– В палаты княжеские путь тебе торю, – хохотнул степняк. – Али запамятовал ты, зачем стараешься?

– А если тебя увидит кто? На меня-то нет-нет, а косо посматривают, а тут настоящий ордынец посреди города!

Подбоченился Хан самодовольно:

– Я шаман, что повелевает ветрами, забыл? Захочу – сам ветром обернусь, только меня и видели. Ты не обо мне пекись, а о себе беспокойся. Слушай внимательно, да в уме потом держи: безобразий от Некраса много было, да подтвердить никто не мог, всё хитрый сотник наизнанку выворачивал. А прекратится разбой с его смертию, задумаются в палатах княжеских, мол как же так? Невиновный человек сгинул, а проблемы – вместе с ним. Почуют, что здесь нечисто, пришлют доверенного, чтобы разобраться. Ты этого доверенного дождись и помоги ему. Сделаешь всё правильно – сам сотником станешь, а то и лучше.

– Складно ты говоришь, да только сказать-то легче, чем сделать, – засомневался Велеслав в словах степняка, не спешил на веру принимать, – и как же мне вовремя с этим дознавателем оказаться, если он, наверняка, около сотника крутиться будет, а я – всё по дозорам да вызовам бегать?

– Молодец, соображаешь, если ум твой в правильное русло подтолкнуть, – кивнул Хан с одобрением. – Так вот, с завтрашнего дня завязывай с подвигами, около начальства почаще обретайся. Печать потерянную протяни, кваску поднеси, а лучше вовсе с ним выпей…

– Ты что ж меня мальчиком на побегушках сделать хочешь?!

– Гордынюшку свою пока прибереги. Не мальчиком на побегушках, а соглядатаем. Смотри, куда сотник ходит, с кем говорит, где добро своё прячет. Побольше о нём узнаешь – сможешь на чистую воду вывести. А коли достоинство попранное жмёт, то сиди ты и дальше младшим стражником, об ином и не помышляя.

Пригорюнился Велеслав, правоту его признавая. Ежели одно и то же делать, разве что-то другое получится? Хотя бы попробовать надо Ханов план, авось и выгорит чего…

Первый раз мерзко было, конечно. Собрался Велеслав с духом, у служки блюдо с квасом да хлебом отобрал да сам сотнику понёс. Тот удивился без меры:

– Ты чего это?

Сжал Велеслав зубы, дабы не ляпнуть чего лишнего, переборол себя, ответил вежливо:

– Вот, перекус перед обедом тебе принёс, силы подкрепить.

– Тебе ж вроде шею порезали, а не по башке приложили, – хохотнул сотник. – Не так давно упрямым бараном на меня кидался, а теперь вот услужничаешь.

– Куда б ни приложили, – видали бы сейчас его бродячие скоморохи – слёзно бы умоляли вместе выступить, так хорошо и проникновенно получилось, – а только успел я увидать проводника в чёрном, на тот берег реки Смородины посмотреть. И подумалось мне, что зазря я трачу жизнь, за жульём очертя голову гоняясь. Мне б поучиться стоило у кого удалого да опытного. Ну примерно как ты.

Заулыбался сотник, лестно ему такое слышать.

– А я уж начал думать, что ты никогда не повзрослеешь. Думаю, выйдет из тебя толк. Садись поближе, кваску себе налей. Расскажу я тебе премудрости службы стражничей…

День Велеслав вытерпел, два, а там и неделя прошла. Неподалёку от сотника крутился, чего понадобится угадывая, а когда начнёт об удали былой сказывать – охая в самых напряжённых местах. И стал замечать диво дивное: уж в дозоры почти посылать его перестали, жалованье подняли, чего уж год с небольшим не случалось…

– Ты ж ему как бельмо на глазу был, – объяснил Хан, что продолжал приходить ко двору, а никто на улицах его шагов не видел, не слышал, – вопросы задавал неудобные, душегубов по всей строгости наказать требовал. Сотник твой рад радёшенек небось, что ты тихим да покорным сделался. Погоди, он ещё не такие златые горы тебе отсыпет из казны служебной, лишь бы ты его собственному карману препятствий не чинил.

– Ежели я так ему мешаю, то на его месте я бы просто меня из стражи вышвырнул… – протянул Велеслав с недоверием.

– Недооцениваешь ты, брат, силу общественного мнения. Все, конечно, знают, что ты дурак…

– То есть, я дурак? Ты говори, да не заговаривайся! – хотел он ухватить Хана за воротник, да не сумел, тот, расхохотавшись, ветром обернулся, миг – уже на крыше сарая лежит, вниз свесился, ухмыляется.

– Дурак, дурак, но зато предельно честный. Напраслину ни на кого не возводишь, всё по делу да по правде сделать пытаешься. Этак выгонишь тебя – слухи пойдут нехорошие, что в самой страже что-то нечисто. Проще да безопасней, когда ты, подобно сотнику самому, за недеяние взятки берёшь.

Направил Велеслав на Хана перст указательный, возразил с укоризною:

– Я не беру взятки!

– Велеславушка, ты это с кем разговариваешь? – матушка вдруг во двор вышла, курей покормить собравшись.

Глянул он на крышу, а там уж нет никого, будто и вовсе не было.

– Ни с кем, просто…

– С чёртом, наверное, – покачала Ждана головой с тревогою. – Ты, сыночек, это брось. Бабку твою люди ведьмой прозвали, но даже она с нечистыми духами не якшалась, бесед с ними не вела.

Поднял Велеслав её на смех, конечно, да всё ж таки задумался. А ежели правда Ханом чёрт вырядился, а он под его дудку пляшет? Надо бы проверить, на тень посмотреть, пальцы пересчитать…

До самой ночи он об этом думал, да только Хан так больше и не явился, схоронился где-то. А наутро опять в казармы бежать.

Не успел Велеслав под крышу со двора ступить, сотник тут как тут, окликнул:

– Зайди-ка ты ко мне.

А там один из десятников стоит, смотрит ещё так внимательно, будто оценивает.

– У меня к тебе, Велеслав, вот какое дело, – молвил сотник без предисловий, – Добрыня на покой уходить собрался, стало быть, десятник новый нужен. Я тебя предложил.

Опешил Велеслав, слов не находя. Вот и не верь теперь в природу бесовскую Ханову! Годами он повышения добивался без толку, а тут за неделю управился!

– Чего ж ты молчишь? Неужто отказываешься?

– Нет, вовсе нет, я… согласен! То есть… горд служить городу и князю!

– Вот то-то же.

Добрыня, мужик хоть пожилой, но крепкий – в обхвате раза в полтора так точно пошире, ладонью по плечу похлопал одобрительно.

– Пойдём, – говорит, – с ребятушками познакомлю.

Покуда шли до заднего двора, где обычно стража упражнялась в искусстве воинском, Добрыня всё Велеслава нахваливал:

– Слышал я, что в удали и смекалке с тобой мало кто сравниться. А как ты в ночи Некраса поймал – о том весь город говорил! Чую, хорошим десятником будешь…

Столько лестных слов – будто за всю службу в раз решили высказать! Наверное, насторожиться стоило, не к добру это, когда всё слишком хорошо идёт. Да вот только разомлел Велеслав от похвал, взаправду в удачу поверил.

Вышел Добрыня перед десяткой:

– Ну что, братцы, время мне уходить, дорогу молодым уступать…

– Ты, десятник, это брось, ещё посильнее нас будешь! – раздались в ответ голоса. – Рано тебе на покой!

– Всё понимаю, братцы, но дело решённое. Вот ваш новый десятник, помогайте ему, как и мне!

При Добрыне-то они спорить постеснялись, покивали с умным видом, доброго пути пожелали. А как ушёл он – мигом взгляды злобными сделались.

– Стало быть, вон оно как: по правде ты, Велеслав, ничего не добился, так по кривде пролез?

– Много браги там с сотником выпил, чтобы он заместо Добрыни тебя поставил?

– У нас в десятке все друг друга знают, завсегда спину прикроют, ты на кой нам сдался?

– А может, он там не брагу пил, а допустим…

– … в зад целовал?

– А ну тихо! – рявкнул Велеслав, перекрикивая зарождающийся хохот. – Нравится – не нравится, а потерпеть меня придётся. Так что брони надели – и марш в дозор, чтобы до вечера я вас здесь не видел!

– Так сегодня не наша очередь, мы вчера ходили!

– Ну так ещё раз сходите, заодно над своим поведением подумаете!

– Вот и я о чём: такие, как ты, скотиной и начальником одновременно становятся!

Но делать-то нечего, побранились-побранились, да и ушли.

Как десятнику Велеславу отдельная каморка полагалась: хорошая такая, даже лавка длинная есть, полежать можно. Схоронился он в ней, к столу присел да стал взглядом стену прожигать, гоня мысли невесёлые. Мысли уходить не желали, всё возвращались да возвращались…

– Не могу я так! – кулаком по столу стукнул, тот аж содрогнулся.

– А как по мне, так очень неплохо получилось. И поучительно – и за рамки устава не выходя.

Что за диво? Стоит в тёмном углу Хан, на стену опирается – жаль тень не разглядеть.

Хан усмехнулся, будто мысли прочитал, да руки вперёд вытянул, обычные руки, человеческие.

– Да не чёрт я, не чёрт, не надумывай.

– Ты хуже, чем чёрт, – бросил Велеслав в сердцах, – на кривую дорожку меня подтолкнул. На кой таким десятником быть, ежели даже подчинённые не уважают?

– В первый раз с завистью людской сталкиваешься? – неужели в глазах степняка жалость мелькнула? Противненькая такая, высокомерная. – Или, может, не замечал просто? Так глянь в следующий раз, как сын плотника на тебя смотрит, особенно когда ты дочку пекаря на людях тискаешь. Покуда дядька Любомир тебя не привечает, он молчит. А коли передумает он, да ты взаимностью девчонке ответишь, то к гадалке не ходи – придёт на свадьбу во хмелю, орать будет, как поганому ордынцу лучших невест отдают.

– Да не собираюсь я на ней жениться! При чём тут это вообще?! Мы вроде лихоимство изобличать собрались, а не на посмешище меня выставлять!

– Так нельзя, брат, в болото за дичью полезть и сапог не замочить. Потерпи ещё, поверь на слово шаману – недолго осталось.

– Лучше бы тебе оказаться правым, а то, видят боги, – придушу тебя.

– Велеслав, Велеслав… – Хан вышел из тени, пальцами по щеке провёл – живые, тёплые, – да наклонился так близко, что дыхание кожей ощущается, – разве я хоть раз тебя обманывал?

Лишь миг странного сближения – а вот уже отстранился Хан, из дверей каморки выбежал. Не исчез, как бывало – будто специально сомнения развеять пытался. Но когда Велеслав, чуть выждав, выглянул следом – проход был уже совершенно пуст.

Домой в тот день он вернулся поздно – заставил каждого из десятки рассказывать, куда ходил и что видел. Кривились стражники, но сказывали. Не только для них, но и для себя наказание – их речи сквозь зубы выслушивать.