Новое рабство бесплатное чтение

Предисловие

Советский Узбекистан и хлопок – эти слова вызывают в нашем воображении яркие образы. Но что мы знаем о событиях того времени?

Я думаю, что большинство из нас знакомо с официальной стороной, связанной с хлопком, через лозунги: «Хлопок – белое золото», «Больше хлопка – сильней и богаче наша Родина» и другие. Однако мало кто знает, как на самом деле добывалось это «белое золото». И еще меньше людей посвятили себя глубокому изучению этой малоизвестной темы.

Я, как непосредственный участник тех событий, решил более подробно рассказать о работе хлопкоробов. Пожелал показать, что скрывалось за фасадом лозунгов.

Все события, описанные в этой книге, происходили в реальной жизни. Герои не вымышлены, у них только другие имена. Как автор, я хотел донести до читателей, как на самом деле производился хлопок для советской страны. Мне хотелось поделиться историей о трудностях, с которыми сталкивались студенты во время уборки урожая хлопка-сырца. Хочу рассказать о том, как они пытались изменить несправедливое отношение к своему труду и условиям жизни во время хлопковой компании. А также о том, на какие риски они были готовы пойти в то непростое время.

Когда я сказал одному человеку, что собираюсь писать книгу о жизни студентов на «хлопке», как они называли эту сельскохозяйственную работу, он ответил: «Да что можно про это написать? Разве что про бытовые неудобства и только?» Надеюсь, что мне удалось написать и о другом.

Тем, кто был участником хлопковой компании в студенческие годы, я уверен, будет очень интересно вновь пережить те незабываемые моменты юности.

Глава 1. Отправка на сельскохозяйственные работы      

Ранним сентябрьским утром в начале восьмидесятых, когда серые облака укрывали небо, а город только начинал просыпаться, трамвай номер двадцать пять, словно старый корабль, неспешно покачивался на рельсах. Его глухие, монотонные колеса то гудели на поворотах, то переходили в размеренное, убаюкивающее стучание, словно настраивая пассажиров на свой ритм. Из района Юнус-Абад он направлялся в центр города, увозя с собой мысли, заботы, мечты и сожаления тех, кто в тот момент находился внутри.

В салоне царила тишина, не напряженная, а уютная. Изредка ее нарушали шорох газет, редкие покашливания или негромкий разговор семейной пары, обсуждавшей покупки на неделю. Люди, одетые в скромную повседневную одежду, были погружены в свои собственные миры, полные планов, тревог или просто размышлений. Кто-то пристально смотрел в окно, за которым проплывали улочки и дома; кто-то, закрыв глаза, на мгновение погружался в дрему. А были и те, кто нервно поглядывал на часы, боясь опоздать.

Но трамвай продолжал свой путь, соединяя своих пассажиров невидимой нитью, словно делая их в этот момент частью чего-то большего, чем просто их индивидуальная жизнь.

В трамвае этого маршрута всегда царила атмосфера радости, когда за рулем был Карим. Его широкая улыбка, добрые глаза и мягкий акцент быстро завоевали сердца пассажиров. Однако не его внешность делала его особенным – его уникальность заключалась в том, как он превращал каждый свой рейс в настоящее представление.

Как только двери трамвая закрывались, в салоне звучал его жизнерадостный и звонкий голос:

– Салам, товарищи! Водитель Карим с очень большая радость говорить вам здравствуй! Ташкентская время сейчаса около вот вот восемь часа утра. Сегодня я хотеть поднять вашу настроения. Погода, днем будет савсема другой. Не нада бояться утренний туман, он скора не будет.

В этот момент все пассажиры, даже те, кто не выспался и мрачно смотрел в окно, не могли сдержать улыбки. Люди с нетерпением ждали продолжения.

– Другой новость будет сделать вам все улыбка, – громко продолжал Карим. – Я обещай вам солнечный и теплый погода. Карим никогда не обманывать!

Разумеется, его прогнозы не всегда совпадали с реальными метеорологическими данными, но это никого не огорчало. Пассажиры знали, что даже в дождь их день начнется с тепла благодаря Кариму.

Каждый рейс Карим заполнял историями, вымышленными и настоящими. Он мог рассказать о пробках на дорогах так, что те превращались в увлекательную сказку.

А еще он пел. Чаще всего – узбекские народные песни или мелодии из своего детства. Однажды женщина, сидевшая на заднем сиденье, расплакалась. Когда одна из пассажирок спросила ее, что случилось, она призналась:

– Эту песню пел мой дедушка. Я не слышала ее уже тридцать лет…

В его трамвае царила атмосфера тепла и доброты. Люди забывали о повседневных заботах, улыбались друг другу и начинали день с позитивным настроем. Иногда дело доходило до дружного хохота.

Карим был настоящим артистом, который дарил радость простым людям. И каждый пассажир ждал его рейса, чтобы хоть на немного окунуться в мир его юмора и доброты.

Карима любили все. Он делал больше, чем просто работу. Он своей добротой и искренностью напоминал людям, что жизнь – это не только бесконечная гонка, но и радость в мелочах.

И действительно, в мире, полном стрессов и забот, Карим и его трамвай стали маленьким оазисом тепла и добра. Люди, ехавшие в его трамвае, выходили из него не только ближе к своим делам, но и ближе друг к другу.

Сегодня утром в этом переполненном трамвае, который вел Карим, внимание пассажиров привлекли трое молодых людей, которые стояли на задней площадке немного особняком. Однако они, как и все остальные, смеялись над шутками Карима.

Их внешний вид, хоть и не был неопрятным или грязным, выделялся среди остальных. Поношенные куртки, кирзовые сапоги, три больших тюка и увесистые сумки, набитые до отказа, – все это говорило само за себя. Неискушенный взгляд мог бы принять их за бездомных, странствующих с небольшим скарбом.

Однако ташкентцы, в начале осени, сразу узнавали этих молодых людей. Это были студенты, которые отправлялись на хлопковую кампанию, чтобы собрать «белое золото» и внести свой вклад в процветание великой страны. Пассажиры смотрели на них с пониманием и доброй улыбкой. Многие из них и сами когда-то в юности сталкивались с подобными испытаниями и знали, какие трудности и радости несет эта работа.

– Как же нам повезло с сигаретами в этом году! – радостно воскликнул Жора, обращаясь к своим друзьям Антону и Денису.

– Да уж, в этот раз нам действительно повезло, – поддержал его Антон. – Мы могли только мечтать о такой халяве! Если бы нас не отправили на работу на табачную фабрику, нам бы пришлось тратить немалые деньги на покупку сигарет.

Одна симпатичная девушка, стоящая рядом, напомнила им:

– Министерство здравоохранения предупреждает: курение вредит вашему здоровью.

Буквально на днях администрация института выделила группу студентов для уборки строительного мусора в недавно построенном цехе Ташкентской табачной фабрики имени Джахон Абидовой. Когда они закончили свою работу и направились к проходной, то по пути наткнулись на большую кучу табака, лежащую под навесом. В ней было много сигарет: некоторые из них были повреждены, а другие – в полном порядке. Девчата и некурящие ребята сразу же ушли домой, а те, кто был зависим от табака, остались, чтобы отобрать себе хорошие и целые сигареты. Они старались найти марки «Интер», «Ту-134» и другие.

Жора, Антон и Денис, будучи истинными ценителями табачных изделий, не смогли упустить такую возможность. Час работы на свежем воздухе не только укрепил их здоровье, но и подарил им запас сигарет на несколько недель. Они потом на хлопковой компании с удовольствием делились своими находками с другими студентами, которые тоже были не прочь побаловать себя качественными сигаретами бесплатно.

Эта история стала легендой среди студентов института, подтверждая народную мудрость о том, что удача улыбается тем, кто готов к неожиданностям.

– Как же глупо мы себя вели, когда в этой куче искали лучшие марки! – с досадой сказал Жора.

– Хорошо, что мимо проходили работники фабрики и сказали, что они все сигареты делают из одного табака. Неужели это правда? – засомневался Денис.

Тоша, как всегда невозмутимый, пожал плечами.

– Конечно, это правда! Это же Узбекистан! – убеждал он друга.

Антон Абакумов был самым старшим из трех друзей, и его авторитет, полученный за время службы в армии, позволял ему играть роль «смотрящего». Он был среднего роста, худощавого телосложения, с прямыми русыми волосами.

Родился Антон в небольшом городке, который раскинулся на берегу Каспийского моря. Его родина была тихим и уютным местом, где аромат нефти смешивался с морским бризом. С самого детства он наблюдал за теплоходами и танкерами, проплывающими по водной глади. После окончания школы решил посвятить себя нефтехимии. Он поступил на вечернее отделение нефтехимического института имени Губкина в своем родном городе. Параллельно с учебой он в течение полутора лет работал на нефтеперерабатывающем заводе.

Затем последовала служба в армии. Службу проходил в Волгограде, в военном городке под названием «Красные казармы», недалеко от величественного Мамаева кургана. Два года, проведенные в этом месте, огромная скульптура Родины матери оставили глубокий патриотический след в его душе и стали для него настоящим испытанием на прочность и выдержку. Каждый день Антон сталкивался со строгими рамками армейской дисциплины, учась преодолевать физические и психологические преграды.

После демобилизации Абакумов продолжил работу на нефтеперерабатывающем заводе. В один из рабочих дней он оказался в зоне, где концентрация газов была особенно высокой. Внезапно почувствовав сильную слабость, он потерял сознание. К счастью, помощь подоспела быстро, и через некоторое время Антон пришел в себя.

Этот инцидент стал для него серьезным предупреждением. Он осознал, что работа на заводе может быть опасна для его здоровья. Возможно, благодаря бесплатному молоку, положенному за вредность, ему сегодня удалось избежать серьезной трагедии. Но будет ли так всегда?

Когда Антон вернулся домой, он поделился своими мыслями с матерью и старшей сестрой. После долгих размышлений и обсуждений они решили, что ему стоит сменить эту профессию на другую, которая не будет оказывать влияние на его здоровье. Поэтому выбор пал на институт связи в Ташкенте.

Парень подал документы и успешно поступил на очное отделение. Начался новый этап в его жизни – полный новых знакомств и возможностей. Он с головой погрузился в мир современных технологий связи, стремясь получить знания, которые помогут ему найти безопасную и интересную работу.

Денис Богатырев родился в том же живописном городке на побережье, что и Антон. Однако судьба сложилась иначе, чем у Абакумова: ему не довелось испытать на себе все тяготы военной службы. Может поэтому он всегда мечтал служить офицером.

После окончания школы он получил водительские права через ДОСААФ и в течение года работал водителем грузового автомобиля с кунгом на местной станции санитарно-эпидемиологического надзора. Он добросовестно выполнял свои обязанности.

Внешне Денис был похож на Антона, но его телосложение было более крепким и мускулистым. Прямые черные волосы обрамляли его лицо, а аккуратные усики того же цвета придавали ему вид зрелости. Характер Богатырева был спокойным и уравновешенным, а его взгляд всегда был серьезным, отражая его рассудительность и внутреннюю силу.

В общении Денис всегда вел себя уверенно и достойно, вызывая уважение окружающих. Его слова всегда были продуманными, а поступки – обдуманными. Несмотря на то, что жизнь не баловала его особыми привилегиями, Денис не терял оптимизма и веры в лучшее.

Георгий Боровой, несмотря на свой невысокий рост и слегка пышную фигуру, обладал удивительным обаянием, которое сразу привлекало к нему внимание. Его широкое лицо обрамляла густая каштановая шевелюра, а волнистые локоны придавали ему игривый и озорной вид.

Друзья ласково называли его Жориком. Он был родом из Северного Казахстана. После окончания школы совхоз направил его в институт, где он с увлечением изучал основы электротехники. Радиолюбительство всегда было его страстью: он проводил часы за пайкой и сборкой всевозможных устройств, превращая комнату в настоящую радиолабораторию.

Из троих друзей Георгий был самым общительным и жизнерадостным. Его заразительный смех и добродушный нрав делали его душой компании. Однако за этой открытостью скрывалась ранимость. Парень очень ценил мнение окружающих о себе, и малейшая критика могла ранить его до глубины души.

Трое молодых людей, будучи однокурсниками, снимали комнату в районе Юнус-Абада у Анны, молодой вдовы. Ее муж, прапорщик, погиб в трагической аварии: его сбила машина прямо на глазах у маленького сына. Это событие оставило глубокую рану в душе мальчика, и его матери.

В доме Анны надолго поселилось траурное настроение. Чтобы хоть как-то скрасить свое состояние, она решила принять троих студентов к себе на постой. Просторная четырехкомнатная квартира позволяла ей сделать это, не испытывая особых неудобств.

Студенты старались вести себя аккуратно и уважительно по отношению к хозяйке. Они понимали, что Анна все еще горюет о своем муже, и не хотели причинять ей лишних забот.

По вечерам они часто вместе с хозяйкой и ее сыном собирались в гостиной, чтобы посмотреть телевизор или просто пообщаться. Они старались привнести в дом Анны немного тепла и радости.

Постепенно, словно первые солнечные лучи, в дом Анны возвращалась жизнь. Студенты своим присутствием и добротой помогли ей почувствовать себя менее одинокой. А ее сын, видя их искреннюю открытость, снова начал улыбаться.

Время шло, рана от потери не заживала полностью, но жизнь продолжалась. Анна находила в себе силы для работы и воспитания сына, а студенты стали для нее настоящей семьей, поддерживая ее в трудную минуту. Они научили ее вновь радоваться мелочам, ценить каждый прожитый день и верить в лучшее будущее.

Между собой студенты жили тоже очень дружной компанией. По утрам и в обед они питались в студенческой столовой, а по вечерам устраивали ужин на квартире. У них была общая касса, куда каждый вносил по десять рублей. Когда деньги заканчивались, они сразу же пополняли ее той же суммой.

Сейчас ребята выглядели немного полнее обычного, словно набрали несколько лишних килограммов. Они только что вернулись из родных городов, где провели летние каникулы, наслаждаясь вкусными домашними блюдами, приготовленными заботливыми мамами. Но эта «упитанность» обычно быстро проходила.

Сразу после каникул начиналась хлопковая кампания, которую студенты ласково называли «хлопок». Это был тяжелый труд, но ребята всегда поддерживали друг друга, шутили и смеялись, стараясь превратить работу в увлекательное приключение.

– Удивительно, – задумчиво произнес Антон, обращаясь к Денису, – мы с тобой не профессионалы, а подстригли друг друга так, будто были у одного парикмахера. Правда, коротковато, но зато не успеем отрастить большие волосы до окончания сбора хлопка.

– Это точно, – ответил ему товарищ, нежно поглаживая свою короткую прическу.

– И еще раз прошу тебя, Дениска, не ввязывайся в сомнительные команды на хлопке, как в прошлом году. Как же тебя угораздило стать «летучим голландцем»? – настойчиво уговаривал его Антон.

Вспомнить о «летучих голландцах» было неприятно, но избежать этого было невозможно. История прошлого года все еще была жива в памяти каждого из них.

Год назад им не повезло с бригадиром-преподавателем, который имел авантюристические наклонности. Он организовал особую команду из шести крепких парней, которых все называли «летучими голландцами». Эти ребята по ночам уходили на поиски небольших хирманов – мест скопления хлопка.

Часто случалось, что другие бригады студентов, сельских работников или даже школьников, скидывали свой урожай, который не помещался в тележку, оставляя его на земле. На следующий день привозились пустые тележки, и хлопок с этих хирманов загружался в них.

Ночью этот неохраняемый хлопок становился легкой добычей «летучих голландцев». За несколько ходок они переносили это белое золото в другое надежное место и утром перегружали в свои тележки. Днем летуны спокойно отсыпались в кошаре. В так называемом студенческом бараке. Каждый из них давал бригаде намного больше хлопка, чем кто-либо другой. Такое воровство называлось «бомбежкой».

Но сколько бы веревочка ни вилась, а конец все равно должен быть. Однажды ночью воришки попали в засаду и еле унесли ноги, но Денис успел засветить свой фейс. Пришлось ему потом скрываться от работников правоохранительных органов, которые, вместе с видевшими лицо похитителя, его разыскивали.

– Да ладно тебе вспоминать! – ответил Денис Антону. – Все же обошлось тогда.

Диалог три товарища были вынуждены временно прекратить, так как подъехали к нужной остановке возле родного института. Кое-кто из пассажиров участливо помог им выгрузить вещи из трамвая, и ребята, взвалив свои тюки с пожитками себе на плечи, медленно пошли к колонне автобусов, до которой надо было идти где-то метров сто пятьдесят.

– Ну вот уже и начинаем привыкать таскать тяжести. На хлопке тюки повесомее будут. Лиха беда начало. То ли еще будет, – с наигранным оптимизмом сказал Жорик, – вперед и с песней навстречу трудовым подвигам!

– Да! Толи еще будет! Да еще и не то! Как вспомнишь прошлые хлопки, так вздрогнешь, – сказал Антон, не разделяя этого оптимизма, – спины бы и пупок там не надорвать от таких тяжестей…

Вот она – длинная колонна новеньких, блестящих автобусов. Все они были выкрашены в один цвет и выглядели, как на параде. Солнце ярко светило, отражаясь от лакированных поверхностей, создавая ощущение настоящего праздника. В воздухе витало предвкушение приключения, а сердца молодых людей бились в ритме приближающегося веселья. Однако перед нами стояла задача найти автобус, закрепленный за их группой.

И тут трое друзей услышали громкий голос Абдуллина, который всегда был полон оптимизма:

– Ударим коробочкой хлопка по мировому империализму! Связистом можешь и не быть, но хлопкоробом быть обязан!

Его слова, полные юмора и энергии, мгновенно подхватили все присутствующие. Значит, где-то там находилась родная группа и тот самый автобус, который она атакует своими вещами. Прошли еще метров пятьдесят – и вот она, их группа и радостная встреча с ней. Те, кто пришли раньше, уже успели загрузить свои тюки в заднюю дверь, заполняя ими задние сиденья и полы.

Студенты продолжали подходить к автобусам, и вскоре в каждом из них, на задних местах образовалась целая гора багажа, почти достигавшая потолка. Никто не заставлял студентов складывать вещи именно таким образом – это была давняя традиция, которую младшие курсы перенимали у старших.

В долгой дороге до джизакских степей многие находили удобное место для сна на этой мягкой горе, и дорога проходила с большим комфортом.

Настроение у всех было особенное – свежий воздух, энтузиазм, и хорошее расположение духа создавали радостную атмосферу. Студенты смеялись, шутили и делились историями прошлых лет. Ну уж песню под гитару можно было слышать почти возле каждого автобуса.

– Ой, как же вы оба забавно выглядите с одинаковыми короткими прическами! Вас один и тот же мастер подстригал? – с улыбкой спросила Ира, как обычно потирая ладони о бедра. Никто не знал, почему она так часто это делала. У каждого свои причуды.

– Да ты посмотри, правда! Прямо как близнецы! – поддержала ее Алла.

– Нет, – ответил Антон, многозначительно переглянувшись с Денисом, – у нас были разные мастера.

– Да они же оба сами себя стригут, – с улыбкой произнесла Лариса. – Вы разве не знали об этом?

Антон всегда восхищался Ларисой за ее легкий характер и красивую внешность. Она и сама замечала, что он часто смотрит на нее, но не могла понять, почему он так стесняется признаться ей в своих чувствах.

Возможно, причина в том, что она сама не давала ему повода для ухаживания. А Антон никогда не любил и не умел навязываться.

Ира и Алла – сестры-двойняшки, но как же они непохожи! Ни ростом, ни характерами – все абсолютно разное. Даже их память отличалась. Ира быстро и легко усваивала информацию, но после экзаменов по любому предмету сразу же забывала сданный материал. У Аллы все было по-другому. Она с трудом усваивала информацию, но уж если что-то запоминала, то надолго.

Антон с теплотой вспоминал семестр, когда ему посчастливилось работать в одной бригаде с Ирой и Аллой над лабораторными работами по сопротивлению материалов. Их преподавательница была строгая женщина и требовала от студентов глубокого понимания материала, прежде чем допустить их к практическим занятиям.

Втроем в лаборатории они как-то сидели над методическими указаниями, стараясь хорошо запомнить каждый пункт. Антон и Алла тщательно анализировали текст, задавали друг другу вопросы и перепроверяли формулы. Ирина же, казалось, была рассеянна и постоянно отвлекалась на посторонние разговоры с другими бригадами, иногда даже вставая из-за стола, чтобы поболтать с другими студентами.

Когда преподавательница подошла проверить их готовность, Антон и Алла были в некотором затруднении. Они помнили, что читали, но не могли сформулировать ответы на поставленные вопросы. Ирина же, словно вынырнув из забытья, отвечала на все вопросы четко и уверенно, демонстрируя глубокое понимание материала.

Преподавательница была удивлена ее знаниями, а Антон, ошеломленный, спросил ее после проверки:

– Как ты все запомнила, если постоянно отвлекалась?

Ирина лишь пожала плечами и ответила с искренним удивлением:

– Ну так вы же читали! Я все слышала.

Антону стало ясно, что мозг Иры работал по-другому. Он, словно магнитофон, исправно записывал информацию, не утруждая себя ее осмыслением. Он восхищался ее способностью к запоминанию, но и немного завидовал ее легкости.

Однако, несмотря на все различия, сестры были очень близки. Они всегда поддерживали друг друга, разделяя как радости, так и горести. Даже когда случались ссоры, они быстро мирились. Ведь родственные души всегда найдут общий язык.

У колонны автобусов царила атмосфера прощания. Некоторые студенты, проживающие в столице, были окружены своими родителями, которые давали им последние наставления: «Это не ешь! А это ешь! Это надевай! Когда жарко, снимай! Никогда далеко не уходи! Ночью хорошо спи!» и многое другое.

Эти слова любви и заботы смешались с шумом толпы, гудками автомобилей и объявлениями по громкоговорителю. Наконец, в рупор прозвучала долгожданная команда:

– Всем садиться в автобусы! Колонна сейчас тронется!

Эта команда была очень кстати, так как начал моросить дождик. Благодаря большому количеству автобусов, сидячих мест хватало на всех. И вот, наконец, вереница нашего транспорта медленно тронулась с места. Провожающие и отъезжающие махали руками и что-то кричали. Возбуждение достигло своего пика. Даже когда колонна уже прилично отъехала, эмоции продолжали бить через край.

– До скорой встречи, родной и красивый Ташкент! До скорой встречи! Жди нас, скоро мы к тебе вернемся!» – кричали студенты, глядя на убывающий силуэт города.

Однако встреча могла быть и не очень скорой. Все зависело от достижения плана по сбору хлопка-сырца, который был установлен государством в размере шести миллионов тонн. И этот план был завышен от реального на целый миллион. Но тогда простой народ всего этого не знал. Он свято верил в идеалы партии и правительства.

Вскоре колонна проехала Юнус-Абад. Трое друзей на прощание помахали своему дому со съемной квартирой. Далее вереница автобусов выехала на бетонку Джизакского тракта. Сколько же хлопка мы увидели по пути! Сплошные бескрайние хлопковые поля. Пока еще глаз радуется этой красоте. Сколько труда ожидает народ Узбекистана по сбору этой белизны! Но молодым студентам казалось, что все им будет по плечу. Они тогда еще не знали, какие потрясения, помимо сбора хлопка, ждут их впереди. Какие события будут развиваться. А ждало их то, ради чего все это и пишется, дорогой читатель.

Глава 2. Приезд на место

Много раз мне доводилось слышать, как студенты России жили в колхозах во время сельскохозяйственных работ. Они размещались в домах колхозников, бараках, или в школьных спортзалах, где им приходилось спать на старых панцирных койках. Какой ужас! Жили в домах! На койках! С ума сойти можно! Бедненькие! Толи дело, как жили студенты во время сбора урожая хлопка в Узбекистане. «Курорт» и только. В этой главе я и хочу описать их это самое «курортное» жилье.

Студенты, полные энергии и энтузиазма, мчались по трассе, наслаждаясь ритмом музыки и веселыми песнями. Летние каникулы оставили в их сердцах ощущение бодрости и оптимизма, а предстоящая студенческая кампания по сбору хлопка обещала стать не только трудным, но и незабываемым приключением.

С наступлением вечера автобусы, словно стаи перелетных птиц, начали рассеиваться в разные стороны. Это было обусловлено удаленным расположением студенческих кошар, которые раскинулись на обширной территории.

Если бы все студенты одного института были сосредоточены в одном месте, это создало бы серьезные логистические трудности для организаторов кампании. Ежедневный развоз бригад по полям потребовал бы внушительного парка автобусов, что было бы экономически нецелесообразно и очень сложно.

Поэтому давно было принято разумное решение размещать студентов в различных кошарах. Это позволяло оптимизировать процесс сбора хлопка, обеспечив каждой бригаде удобство и мобильность.

Обычно на одну бригаду выделяли одну кошару – небольшое одноэтажное здание с земляным полом и просторным помещением. В холодное время года и в непогоду в кошаре содержали скот, а в сезон сбора хлопка здесь жили студенты.

Перед приездом студентов работники колхозов сооружали временные двухэтажные деревянные настилы, которые в народе прозвали нарами. Это «комфортабельное» жилье предназначалось для всех учащихся, отправившихся на сбор хлопка. Здесь не было ни деревенских домов, ни благоустроенных бараков, ни спортзалов с кроватями – только условия, напоминающие жизнь заключенных на Колыме.

В тесной кошаре, под одной крышей, собиралось множество молодых людей. Здесь царила атмосфера шумной, беззаботной юности. После тяжелого дня на хлопковых плантациях студенты пели песни, играли в карты, делились впечатлениями и мечтами.

Условия были сложными: умывальники на улице, вода в них холодная, отсутствие душа. Однако эти трудности только сближали студентов. Они учились понимать друг друга и ценить простые радости жизни. С тоской вспоминали о своих близких, о домах и теплых постелях.

Бригада, в которую входило около ста человек, состояла из учащихся от четырех до шести студенческих групп. Это зависело от размеров кошары. Обычно в один пункт назначения отправлялось такое же количество автобусов.

Старшекурсники нашего института были хорошо знакомы с этими нюансами, поэтому наша группа была очень удивлена, когда колонна из двадцати автобусов прибыла в одно место и прозвучала общая команда:

– На выход!

– Что это еще за новости? – удивился Антон. – Никогда раньше не видел, чтобы столько автобусов приезжали в одно место.

– Может быть, здесь останется только одна бригада, а остальные отдохнут, сходят в туалет и отправятся дальше, к своим кошарам, – предположил один из однокурсников.

Вокруг царила атмосфера легкого недоумения. Студенты, которые собирались у дверей автобусов, перешептывались и переглядывались, не понимая, что происходит. Двадцать автобусов – такого еще не было! Каждый из них был полон молодых лиц, полных надежд и стремлений, готовых к очередной бригадной работе. Однако то, что их ожидало, явно выходило за рамки привычного.

– А вы почему не выгружаете свои вещи? Ждете особого приглашения? –

возмущенно спросил подошедший преподаватель Прокопченко, который временно исполнял обязанности бригадира на сезон хлопковой компании.

Он преподавал высшую математику в институте, и из-за своей фамилии студенты дали ему прозвище «Копчёный». Это был невысокий мужчина с интеллигентным видом и манерами, за что получил еще одно прозвище – «Пьеро». Во время ходьбы у него была привычка растопыривать кисти рук, что выглядело довольно забавно. В дальнейшей жизни нашей бригады он будет играть немаловажную роль.

– Мы все здесь остаемся? – раздался удивленный вопрос из глубины толпы студентов.

– Да, – кратко ответил преподаватель, не поднимая глаз от списка, который он держал в руках.

– И будем жить в одной кошаре? – прозвучал недоверчивый голос Ларисы.

– А что вас смущает? – преподаватель вопросительно взглянул на студентку и парировал, кивком головы указывая на внушительное строение. – Посмотрите, какая она большая. В ней места хватит нескольким бригадам.

И действительно, здание имело внушительные размеры как в длину, так и в ширину. Студенты никогда раньше не видели такой огромной кошары. Они сначала даже не подозревали, что это строение предназначено именно для них, и сначала думали, что это какая-то ферма.

– Давайте, давайте! Скорее выгружайте свои вещи. Автобусы ждать не будут, –раздраженно выпалил Прокопченко.

– Вот это да! – воскликнул кто-то из студентов, окинув взглядом гигантское здание.

– Никогда не видел такой огромной кошары!

– Это не кошара, а прямо скотный двор какой-то!

Новоиспеченные хлопкоробы с удивлением и некоторой долей недовольства выгружали свои вещи из автобуса. Пыльная дорога, палящее солнце и непривычный запах земли – все это резко контрастировало с комфортной домашней жизнью, к которой они так привыкли. Несмотря на свои эмоции, они осознавали, что должны поторопиться. И дело было не только в том, что автобусы должны были скорее вернуться в Ташкент.

Еще в институте студенты, руководствуясь своими дружескими отношениями, решали, кто с кем будет жить в одном отсеке кошары. Они объединялись в небольшие группы. Поэтому им также необходимо было занять удобное место для организации общего отсека своей группы.

Для группы из двух человек это было проще сделать. Но были коллективы и по четыре, и даже по шесть человек. В таком случае медлить было нельзя, иначе им пришлось бы расселяться по разным местам нескольких отсеков, что могло привести к ощущению дискомфорта и неуверенности в необычной обстановке.

Студенты с вещами энергично двинулись к огромной постройке – кошаре, где им предстояло провести не один месяц. С волнением и надеждой в сердцах они шли навстречу новому этапу своей жизни.

Обычно девочки стремились занять места на нижнем ярусе: туда было легче забираться, и всегда можно было присесть на нары. Это было похоже на ситуацию, когда в поезде есть верхняя и нижняя полки. Однако не всем девочкам удавалось получить нижние нары, так как их было больше, чем ребят.

Мальчики, в свою очередь, имели другое преимущество, занимая места на верхнем этаже: там было теплее в холода и не сыпалась на голову пыль с верхних полок, когда на них происходило движение, соседей живущих выше. Нары всегда делали из нестроганых досок, а иногда даже из горбыля, который прибивали ровной стороной вверх.

В обоих случаях было важно выбрать место поближе к углу, где рядом отсутствовал общий проход, и подальше от входных дверей, откуда постоянно дуло. Также многое зависело от расположения самих нар. В целом, все эти вопросы решались на месте, и тот, кто не успел занять хорошее место, рисковал остаться без него, обрекая себя на неудобства и дискомфорт.

Однако, когда студенты вошли в кошару, все их планы и предположения остались за пределами помещения. Даже бывалые студенты никогда не видели такого необычного расположения нар.

В центре кошары находился широкий общий проход, от которого отходили более узкие, ведущие в закутки, разделенные деревянными перегородками. Обычно в небольших кошарах ряды нар располагались вдоль стен, а если ширина помещения позволяла, то еще один ряд устанавливался по центру с проходами по бокам. Но здесь все было устроено совершенно иначе.

Однако время поджимало, и все решили не тратить его на размышления. Нужно было срочно занять места, обустроиться и поужинать, ведь на улице уже стемнело.

Как только студенты узнали, в каком уголке этой большой кошары будет располагаться каждая бригада, они немедленно приступили к активной подготовке к ночлегу. Все быстро пересмотрели свои планы и решили, где будут размещать свои отсеки.

Основная часть подготовки заключалась в раскладывании матрасов на нарах. Место, где лежал матрас, считалось личным пространством. Присутствие натянутой веревки с повешенным покрывалом или простыней сигнализировала о том, что данное пространство уже занято под отсек определенной группы.

Со всех сторон раздавались деловые команды, создавая атмосферу организованного хаоса:

– Прибивай сюда гвоздь! Да побольше возьми! Этот слишком маленький! Не выдержит нагрузки туго натянутой веревки!

– Натягивай веревку! Да посильнее!

– Ребята! Кто-нибудь, помогите нам, девочкам, гвоздь прибить. У нас не получается!

– Давайте, я помогу вам!

– А ты зачем положил сюда свой матрас!? Не видишь, что мы уже весь отсек заняли?

Конечно, не всегда все проходило гладко, и не обходилось без ссор между группировками, но никогда не доходило до драк. Ведь все были свои люди. Пошумев немного, быстро приходили к решению, удовлетворяющему обе стороны конфликта. К счастью, вокруг хватало и «адвокатов», готовых выступить посредниками.

– Ребята! Вы не ругайтесь, пожалуйста! Сейчас разберемся.

– Ничего страшного. Ну подвиньте немного это сюда, а это немного туда, и все будет в ажуре.

– А это можно здесь повесить, и никому оно мешать не будет.

– Вот видите, как все здорово получилось! А вы переживали.

В первый вечер, как правило, каждый ужинал тем, что привез с собой из дома, поскольку кухня еще не была готова.

Как это обычно бывает, организационные вопросы по распределению должностей были решены еще до отъезда из Ташкента. Из числа студентов были выбраны два ответственных человека: повар и весовщик-учетчик. Роль повара была понятна всем – он должен был обеспечивать питание бригады.

Однако работа весовщика-учетчика была гораздо более сложной. Ему приходилось принимать хлопок от каждого студента на поле, взвешивать его и тщательно фиксировать результаты в специальной учетной тетради. Кроме того, он готовил сводки о собранном хлопке и отправлял их в администрацию штаба факультета института. Фактически, он вел всю бухгалтерию бригады, что играло важную роль в ее работе.

Также был необходим комсорг бригады. Его кандидатура также определялась в Ташкенте, но на месте необходимо было провести формальное комсомольское собрание для составления протокола. По сути, комсорг был просто помощником бригадира, выполняющим его поручения, но поскольку эта должность называлась «комсомольский организатор», то проведение собрания было обязательным.

Каждый из студентов тайно надеялся избежать этой «почетной» обязанности. Ведь комсоргу приходилось нести двойную ношу: отвечать за всю бригаду и работать на поле больше других, показывая товарищам пример своим ударным трудом и вести их за собой вперед к победе коммунизма. Если любого студента могли вызвать в штаб факультета на разбор за плохой сбор хлопка, то для комсорга это было недопустимо. Кому выпадет такое «счастье» – стать комсоргом бригады, будет известно только завтра.

Постепенно голые нары в кошаре начали приобретать жилой вид, который сохранится здесь до конца сезона хлопковой компании. Многие, особенно девушки, старались сделать это убогое жилье уютнее, ведь им предстояло провести здесь много времени.

Несмотря на трудности и лишения, которые были неотъемлемой частью жизни в стесненных условиях, люди находили в себе силы украшать свою жизнь, делая ее хоть немного ярче и светлее. Кто-то вешал на заднюю перегородку небольшую картину, кто-то – зеркальце, а кто-то – красивую занавеску, чтобы хоть как-то компенсировать отсутствие привычных удобств.

Если удавалось найти подходящие дощечки, некоторые прибивали их к стойке, создавая ступеньки для более удобного подъема на верхний ярус.

Внизу, под нарами, складывались чемоданы и сумки, а также все то, что не помещалось на ограниченном пространстве отсеков.

Наступила ночь. Все успели обустроиться и перекусить. Был объявлен отбой, и постепенно бурные обсуждения и разговоры перешли в тихие шепоты, а затем и вовсе затихли. Наконец, бригады, расселившиеся по всей кошаре, погрузились в сон.

Завтра всех ждал первый рабочий день. С этого момента все дни будут наполнены тяжким трудом. На хлопковых полях не бывает выходных. Работа продолжается даже в праздники, такие как седьмое ноября. Только сильный ливень, способный превратить поля в непроходимую грязь и промочить до нитки студентов, может стать причиной приостановки работ. Обычные дождь и снег не принимаются во внимание руководителями. Иногда придется работать даже в те дни, когда хлопковые поля будут покрыты снегом. А как известно, белое на белом не очень хорошо видно.

Но все это будет потом. А пока все мирно спят.

Глава 3. Честь и достоинство

Вот и наступило первое утро нового сезона уборки хлопка. В шесть часов утра тишину нарушила команда подъема, которая безжалостно вырвала студентов из объятий глубокого сна.

События, о которых пойдет речь в этой книге, произошли в бригаде, в которой мне посчастливилось работать. Я был непосредственным участником этих событий и могу свидетельствовать о них с полной уверенностью.

С неохотой, словно с трудом освобождаясь от глубокой дремоты, некоторые из них встали, а другие с трудом сползли с неудобных верхних нар и направились к туалету с уличными удобствами, а затем к ручным умывальникам. Холодная вода, льющаяся из кранов, сразу же прогнала остатки ночной сонливости.

Завтрак был скромным: горячий, слегка подслащенный чай из титанов, кусок черного хлеба и десятиграммовый кусочек масла, выданные на кухне. Здесь не было столовой в привычном понимании этого слова. Не было даже столов, что создавало множество неудобств для студентов, вынуждая их искать альтернативные способы приема пищи.

Есть приходилось прямо на улице, где каждый старался создать импровизированную зону для трапезы, используя ящики, доски или просто свободный участок земли. Однако с наступлением непогоды все менялось. Тесная кошара, заполненная нарами, превращалась в единственное место для приема пищи.

С наступлением холодной осени, когда стало поздно светать утром и рано темнеть вечером, студенты были вынуждены постоянно завтракать и ужинать только на нарах, лишенные даже малейшего комфорта. Тем, кто жил на нижних ярусах, было удобнее принимать пищу, но у них возникала другая проблема: из-за движения соседей сверху в их тарелки с едой сыпалась пыль. Чтобы избежать этого, им приходилось держать тарелки над проходами, сидя на нарах.

Обедать приходилось прямо в поле, сидя на земле. В холодные дни, чтобы не замерзнуть, приходилось присаживаться на корточки, что добавляло усталости и неудобства.

Отсутствие столовой негативно сказывалось на настроении студентов. Необходимость искать место для приема пищи, а также неудобства и отсутствие элементарных условий гигиены вызывали раздражение и чувство несправедливости.

В таких условиях приходилось не только изнурительно работать на хлопковых полях под палящим солнцем, а затем и на холоде, но и постоянно бороться с чувством дискомфорта. Это вызывало мысли о том, что даже самая необходимая работа не должна превращаться в тяжкую повинность, лишающую человека элементарного комфорта и достоинства.

Этим первым утром после завтрака Антон с тяжелым вздохом потянулся, прогоняя расслабленность после долгого сна.

– В армии и то кормили лучше, – проворчал он. – Там на завтрак кроме этого давали хоть какую-то кашу, а в воскресенье – два яйца. Здесь же о яйцах можно забыть.

Денис не смог сдержать улыбки:

– Ага, а в тюрьме сейчас макароны дают.

– Да в тюрьме и то лучше, – настаивал Антон, бывший армейский служака. – Там, по крайней мере, от такой работы и такого быта не чувствуешь себя рабом на плантации. Спят на приличных кроватях.

Лариса, случайно оказавшаяся рядом, наблюдая за спором, вдруг заметила:

– Тоша, а ты что сегодня не брился?. Ты посмотри на Дениса. Он то побрился.

Антон, с небольшой щетиной на лице, ответил:

– Денис пусть поступает, как знает, а я решил пока не бриться. Буду бороду себе отпускать.

– А че так? – удивилась девушка.

– Да неохота холодной водой бриться, – ответил он ей. – Отвык уже от армейской необходимости бриться холодной водой. Я там в свое время вдоволь такого «удовольствия» натерпелся. Особенно зимой. Если бы здесь повар не кидал сахар в чай сразу, то можно было бы добавлять его к воде для бритья. Как раз теплая водица получалась бы. А так холодной не хочу. А ты не хочешь чтобы у меня была борода?

– Да мне как-то все равно, – равнодушно отреагировала Лариса на вопрос Антона.

В этот момент прозвучала команда «Стройся!». Как я уже упоминал ранее, в кошаре было пять бригад, а это примерно пятьсот человек. Среди них были как европейские, так и национальные и интернациональные потоки. Это означало, что здесь находились русскоязычные, узбекские и смешанные бригады, в состав которых входили казахи, киргизы, таджики, туркмены и даже выходцы с Кавказа.

Каждая бригада имела свое построение. Пока не были выбраны комсорги, людьми командовали бригадиры. Как я уже говорил ранее, бригадиром студенческой бригады, членами которой являлись Антон, Денис и Жора, был Прокопченко.

Хотя построение было формальным, оно имело глубокий смысл. Это было олицетворением порядка, дисциплины и единства – качеств, которые так важны в жизни каждого коллектива, особенно в наших непростых условиях.

Как обычно в таких случаях полагается, он произнес пространную вступительную речь, в которой обязательно звучали слова «партия», «народ» и «Родина». В какой-то момент он сказал:

– Вам выпала большая честь своим самоотверженным и ударным трудом увеличить богатство нашей Родины белым золотом!

Вдруг из глубины строя раздался крик:

– А мы не достойны такой чести!

Вся бригада громко рассмеялась. Прокопченко нахмурился и сдвинул брови.

– А ну прекратили безобразничать! – недовольно закричал он. – Кто это крикнул?

В ответ – тишина. Прокопченко не унимался:

– Я еще раз спрашиваю, кто это крикнул? Не отвечаете! Тогда свои шуточки держите при себе, если не хотите оказаться в штабе на разборе. Там с вами так пошутят, что отобьют охоту шутить подобным образом.

Ага. Так тебе и сказали кто тут такой умный шутник нашелся. Дураков нет. По голосу это явно был Громов. Кроме него некому было. У Антона во время службы в армии был сослуживец Котрин, которого прозвали контрой за его подобные выходки в строю. В свое время он точно так же ответил замполиту ракетного дивизиона, когда тот обрадовал строй честью заступить в Новогоднюю ночь в наряд караулом из тридцати трех человек на охрану военных складов воинского гарнизона. Замполит точно так же сказал тогда, что мол вам выпала большая честь. Антон при случае в институте, как байку, рассказал эту историю своим однокурсникам.

Иван Громов, хотя и был не из робкого десятка, стоял в строю, стараясь казаться неприметным. Лишние неприятности ему были не нужны. Все знали, что именно его голос прозвучал в тот момент. Он просто не смог удержаться. Эта фраза о «большой чести» напомнила ему историю, которую Антон рассказал студентам еще на первом курсе института.

Теперь, глядя на суровое лицо Прокопченко, Иван успел пожалеть о своей импульсивности. Кому нужны неприятности, да еще в начале компании. Но было уже поздно. Что сделано – то сделано.

Прокопченко, сжав кулаки, продолжал грозно оглядывать строй. Громов напрягся, ожидая наказания. Но Прокопченко, видимо, решил не портить в первый день настроение всей бригаде и просто промолчал, на минуту повернувшись к студентам спиной.

Громов вздохнул с облегчением. Он понимал, что Прокопченко мог бы его серьезно наказать для наглядности, но сегодня он проявил снисхождение. Иван решил, что впредь будет более осмотрительным и не станет повторять подобные ошибки.

После того как не удалось найти нарушителя дисциплины, Прокопченко перешел к следующему вопросу. Его голос звучал твердо и уверенно:

– Предлагаю незамедлительно перейти к проведению комсомольского собрания. На повестке дня стоит вопрос о выборе среди комсомольцев бригады комсорга. Сначала мы выдвинем кандидатуру, а затем проголосуем за нее. У кого будут какие предложения? Раз предложений нет, то я предлагаю на эту ответственную должность избрать Антона Абакумова.

Все присутствующие на линейке студенты с интересом посмотрели на Тоху, как его ласково называли в институте. А он, ошеломленный неожиданным поворотом событий, задумался. Взгляд его блуждал по лицам собравшихся, словно пытаясь найти ответ на вопрос, который крутился в его голове:

«Вот так попал в ситуацию, которой совсем не рад! Что же я такого сделал, что заслужил такую честь? Попробуй теперь сказать бригадиру, что не достоин этой должности. И ведь не найдешь убедительной причины для отказа. Ах, вот в чем дело! Это из-за того, что я так громко командовал на военной кафедре перед окнами всего института. Теперь декан обратил на меня внимание. Ему-то хорошо было видно из своего кабинета, как я демонстрировал командирские навыки. А эти сейчас все поднимут руки, как будто сдаются. Вернее, сдадут Антона Абакумова. Каждый рад, что не его «осчастливили» высокой честью».

Абакумов прекрасно понимал, что отказ будет воспринят как проявление неуважения к администрации факультета и, возможно, даже как саботаж. Он вынужден был взять на себя роль, которую не хотел исполнять. В душе его бушевали противоречивые чувства: страх ответственности, обида на несправедливость и желание доказать всем свою состоятельность.

Линейка продолжалась. Прокопченко, не обращая внимания на растерянность Антона, продолжал говорить о важности комсомольской работы и о доверии, которое коллектив возлагает на будущего комсорга.

Тоха задумался И было над чем. Он знал, что от его решения зависело не только его собственное положение, но и судьба бригады. Он чувствовал тяжесть ответственности, которая ложилась на его плечи.

Антон с тоской вспоминал времена, когда его обязанности ограничивались утренним построением и строевой подготовкой. Будучи командиром взвода и одновременно потока на военной кафедре, он чувствовал себя лидером, воплощением дисциплины и ответственным только за выполнение учебного плана. Однако теперь, когда его назначили командиром бригады, он столкнулся с гораздо более сложной и неблагодарной задачей.

Теперь ему предстояло не только руководить и следить за выполнением плана бригадой по сбору хлопка , но и, как говорят в определенных кругах, быть «сукой» для начальства. Он должен был следить и нести ответственность за порядком, отвечать за самовольные отлучки студентов, их пьянки и за все, что могло произойти в его бригаде.

Антона поставили перед трудным выбором: угодить студентам, которые видели в нем равного, или начальству, требующему беспрекословного выполнения приказов. Своим самоотверженным трудом и личным примером он должен был мотивировать коллектив, но сам чувствовал себя загнанным в угол.

Парень определял свое положение как «между молотом и наковальней». Ему теперь трудно будет оставаться справедливым. Он прекрасно осознавал, что это невозможно. Каждый день будет битвой, борьбой с самим собой, с системой и обстоятельствами. Он надеялся, что силы не покинут его, и он сможет бороться, веря, что рано или поздно эта система изменится, и ему не придется выбирать между долгом и совестью.

Понимая, что отказаться от выпавшего ему доверия здесь и сейчас никак нельзя, Антон быстро пришел к решению безоговорочного согласия принять «долгожданную» должность.

Собрание тем временем продолжалось.

– Предлагаю перейти к голосованию, – продолжал преподаватель. – Кто за? Кто против? Единогласно. Поздравляю вас, товарищ Абакумов!

Бригада дружно зааплодировала. Каждый ее член с облегчением про себя подумал:

«Пронесло!»

Однако виновник торжества, услышав слова поздравления и аплодисменты, лишь грустно посмотрел на преподавателя. В его глазах не было ни радости, ни гордости, только легкое разочарование. Он знал заранее, что это решение будет принято. Глядя на бригадира, лишь поразмыслил:

«Ну и пусть он себе на здоровье поздравляет! Хотя что на него обижаться? Он же не сам предложил выдвинуть меня на эту должность. Кто-то другой принял за него такое «замечательное» решение. Он тоже подневольный человек, над ним тоже есть начальники. Может быть, ему даже хуже, чем мне, а он должен перед студентами надувать щеки. Ах да, надо же ответить на его поздравление. Нам ведь с ним еще предстоит работать вместе. Поругаться мы всегда успеем».

– Спасибо! – коротко ответил теперь уже комсорг бригады.

Его голос был ровным, без тени эмоций. Студенты переглянулись, пытаясь разгадать то, что скрывалось за этой короткой фразой. Абакумов молчал. Его хмурое лицо говорило о том, что он не разделяет всеобщего ликования.

Он прекрасно понимал, что эта «победа» – всего лишь очередная ступенька в сложной игре, правила которой ему до сих пор неизвестны. Он был выбран комсоргом бригады, но чувствовал себя скорее пленником этой должности, чем ее хозяином.

Преподаватель проницательным взглядом окинул строй студентов. В его глазах читалось удовлетворение от выполненной работы, а тон голоса был проникнут уверенностью. Он изо всех сил старался казаться строгим. Это и понятно: на нем лежала немалая ответственность. Вот только строгость эта выглядела слегка наигранной. Это придало Антону некоторую уверенность.

«Сработаемся!» – подумал он.

Когда собрание и линейка подошли к концу, Иван Громов, похлопав по плечу своего нового начальника, с нарочитой веселостью поздравил его:

– Ну что, Тоха, теперь ты у нас большой начальник! Поздравляю!

– Да ну тебя! Нашел с чем поздравлять. С тем, что у меня теперь будет меньше покоя, чем у вас? Тут и за себя-то не хочется отвечать, а теперь еще и за вас придется. Велика радость. Ну прям всю жизнь мечтал покой потерять.

– Не дрейф! Прорвемся! Если что, поможем и поддержим! Постараемся тебя не подвести!

– Поддержатели! Неподволители! Сами себя не подводите, уже какая-то помощь от вас будет. Посмотрим, как вы умеете поддерживать. Поживем увидим. Хочется, чтобы никому не пришлось придерживать камень за пазухой для своего «любимого» комсорга. Не все любят подчиняться такому же студенту, как и они сами. Многие будут думать, что этот не свое на себя берет.

Другие тоже стали ручаться в своей поддержке:

– Да мы, Антон, всегда за тебя!

– Да ты же нас знаешь!

– Да мы тебя никогда не подведем!

Подошел бригадир и сказал:

– Ну что, Абакумов. Подавай команду идти всем получать фартуки, – деловито произнес Прокопченко.

– Вот и началось, – невесело подумал новоиспеченный комсорг.

Получив фартуки, связав как надо их лямки и повесив себе на плечи, не спеша толпой пошли на выделенное для работ хлопковое поле. Пошли пешком, и это означало, что поле находится недалеко. Пройдя минут десять, бригада подошла к этому полю.

Глава 4. Рабский труд

Вот оно, хлопковое поле – белоснежное и бескрайнее, с неповторимым ароматом. Красота и гармония с природой. Здесь можно наслаждаться свежим воздухом и чувствовать единение с окружающим миром. Но так может думать только неопытный новичок, который впервые соприкоснулся с этой деятельностью.

Хлопкоробы, которые уже не один год трудятся на полях, знают, насколько тяжел и вреден этот труд. В этой главе я расскажу о том, как они работают, о тонкостях их труда. Возможно, кому-то она покажется скучной и рутинной, но без нее невозможно понять, о чем пойдет речь в дальнейшем. Если вам интересно узнать о том, как именно собирали хлопок, о всех его этапах и нюансах, то я рекомендую прочитать эту главу.

Осенний запах прелой листвы, словно невидимая сила, пробуждал в моей памяти картины знойного солнца, песка, взметающегося под ногами, и бесконечных рядов белых кустов. Я ощущал на губах вкус пыли, в горле першение от сухого воздуха, а на руках – мозолистые ладони, огрубевшие от тяжелой работы.

Годы пролетели незаметно, вытесняя старые воспоминания новыми. Но каждый год, когда ветер доносил до меня этот осенний запах, я словно возвращался в прошлое – на то поле, под палящим солнцем, с мозолистыми руками и тяжелым сердцем.

Лишь теперь, спустя много лет, я наконец-то смог освободиться от этой зависимости. Теперь осень для меня – это время умиротворения, ярких красок и прохладных вечеров. Однако иногда, в тихие осенние дни, я все же вспоминаю о том поле, о своем прошлом и о запахе с вредным оттенком, который навсегда останется частью моей памяти.

В начале каждого сезона по сбору хлопка бескрайние поля, покрытые пушистыми белыми шапками, обжигались беспощадным солнцем. Жара стояла в воздухе, наполненном запахами земли и чего-то едкого, химического. Это был запах дефолиации – обработки растений смесью вредных веществ, которая должна была заставить листья опасть, обнажив ценные волокна.

В воздухе витали пары ядовитых веществ, которые использовались не только для дефолиации, но и для борьбы с вредителями. Пестициды, щедро распыляемые самолетами на полях, проникали в легкие, кожу и попадали на пищу. Хлопкоробы дышали ими, ели их, не имея возможности вымыть руки перед едой.

Врачи предупреждали о последствиях такого образа жизни: проблемах с печенью, почками, селезенкой, легкими и сердцем. Но их голоса тонули в гуле пропаганды, которая воспевала «белое золото» как символ процветания нации. Партия, как всеведущая мать, знала лучше, что нужно ее народу. И народ верил, надеясь на светлое будущее, которое обещали ему с трибун.

Но в тишине ночей, когда боль разжигалась в суставах, а кашель не давал уснуть, люди задавали себе вопрос: стоит ли «белое золото» таких жертв?

Городские узбеки, выросшие в условиях комфорта и удобств, разительно отличались от своих сельских сородичей.

Сельские жители обычно были невысокого роста и отличались хрупким телосложением, что напоминало вьетнамцев, которые когда-то столкнулись с американскими дефолиантами, предназначенными для уничтожения джунглей. Суровые и вредные условия сельского труда оставили свой отпечаток на их физическом развитии.

С раннего детства сельские узбеки проводили по пять месяцев в году на хлопковых плантациях. Их жизнь была подчинена ритму сельскохозяйственных работ, и, помимо сбора хлопка, им приходилось выполнять множество других задач: прополку, обработку земли и борьбу с вредителями.

Даже зимние месяцы не приносили облегчения от тягот сельского труда. В декабре и январе в спортзал школы завозили курак – незрелые коробочки хлопка. После уроков школьники были обязаны заниматься его очисткой, отделяя ценные волокна от оболочки. Этот утомительный процесс занимал много времени и сил, лишая детей полноценного отдыха и развития.

Таким образом, жизнь сельских узбеков была полна лишений и тяжелого труда. Их физическая выносливость и стойкость были результатом постоянной борьбы с природой и суровыми условиями жизни.

Приезжим студентам тоже приходилось нелегко на этом «курорте».

Хотя это место и казалось курортом, на самом деле здесь не было ничего курортного. Вокруг простиралось только бескрайнее поле, на котором тянулись бесконечные ряды хлопковых кустов.

Подъем был в шесть утра, безжалостно вырывая студентов из сна. У них было полчаса, чтобы привести себя в порядок и позавтракать скудным завтраком. После этого они отправлялись на поле. Поначалу студенты с воодушевлением и энтузиазмом шли на работу. Спустя некоторое время они уже шагали по дороге, двигаясь медленно, словно нехотя. Их лица были загорелыми, а глаза, уставшие от тяжелого труда, без радости смотрели вперед.

К семи утра все были на своих местах. Работать приходилось весь световой день, двенадцать часов подряд, пока не заходил последний луч солнца. Руки болели от непрерывной работы, спина ныла от неудобной позы, а пот лил ручьями. Но никто не жаловался, все понимали, что это необходимо ради будущего, ради страны.

Домой труженики возвращались чаще пешком, уже в темноте. Усталость была настолько сильной, что ноги подгибались, а глаза закрывались сами собой. Но они шли, духовно поддерживая друг друга, рассказывая истории из дома, о родных и близких.

Так продолжалось каждый день, без выходных и праздников. Это было настоящее испытание, проверка на прочность как физическую, так и моральную. Но студенты выдерживали, потому что верили, что их труд окупится в будущем, подарит им возможность получить образование и изменить свою жизнь к лучшему.

Теперь перейду к описанию работы на полях, где выращивают хлопок. Раньше я думал, что сбор хлопка – это разовое мероприятие. Мне казалось, что как только хлопкороб или комбайн соберут урожай с одного поля, на этом все закончится. К нему уже не возвращаются. Как в случае с любыми другими сельскохозяйственными культурами. Однако я глубоко ошибался.

На одном кусте хлопчатника может вырасти до ста коробочек, которые раскрываются не одновременно. В теплую погоду это может происходить в течение двух месяцев, а в холодную – до пяти. Из этого следует, что на одном поле хлопок можно собирать много раз.

Вот почему работа хлопкоробов не прекращается в течение всего сезона. Когда созревшие коробочки собраны, через несколько дней или недель работники возвращаются на поле, чтобы собрать новые, которые успели раскрыться. Такая непрерывная деятельность требует от людей много труда и терпения.

Еще одним моим заблуждением было предположение, что комбайнеры могут самостоятельно собрать хлопок с полей, а студентов привлекают лишь для ускорения процесса. Однако реальность оказалась иной.

Во-первых, комбайны не способны полностью собрать хлопок, даже с уже распустившихся коробочек. Их мощные механизмы, предназначенные для эффективного сбора, не могут полностью собрать урожай.

Поэтому на следующий день после работы комбайнеров студентов отправляют на эти же грядки, где они повторно собирают мелкие ошметки и волокна «белого золота», оставшиеся на верхних и нижних ветках кустов, а также упавшие на землю. Из-за этого за день приходилось совершать множество наклонов, что негативно сказывалось на позвоночнике.

Чтобы собрать как можно больше хлопка, логично было бы собирать только крупные остаточные его пушки, не тратя время на мелкие. Однако происходило это не так. Время от времени за студентами проходил бригадир и указывал на их упущения, говоря, что поле после сбора должно оставаться черным. Но зачем? Ведь завтра оно снова покроется белыми распустившимися коробочками. Это какой-то абсурд. Мнение студентов полностью игнорировалось.

Студенты института, не скрывая горечи, называли себя не хлопкоробами, а крохоборами. Это ироничное прозвище отражало их тяжелый труд – сбор остатков хлопка после прохождения комбайнов.

Руководство института, словно не замечая этой печальной реальности, настаивало на выполнении установленного плана по сбору, передавая его студенческой бригаде, как будто они имели дело с нетронутым полем.

Каждый день студенты сталкивались с разочарованием и физическим истощением. План по сбору чистого хлопка составлял 40 килограммов на человека. Представьте себе: вам нужно собрать не менее 40 килограммов окурков, разбросанных по кустам и под ними. Вот с чем приходилось сталкиваться студентам.

Они не могли не завидовать рабам-неграм, которые работали на тех же плантациях до введения механизации. Их труд, хоть и был тяжким, был более целенаправленным и, возможно, менее унизительным.

Эта ситуация вызывала у студентов чувство безысходности, гнева и протеста. Они осознавали абсурдность происходящего, но не могли ничего изменить. Они были заложниками системы, которая требовала от них невозможного.

Те, кто во время студенчества работал на сборе хлопка, хорошо знают, что означает слово «партизан». Работа была утомительной, а дневная норма казалась недостижимой. На других полях, за пределами видимости бригадира, урожай мог быть богаче. Если и нет, то хотя бы можно было не терять времени на мелочевку.

После обеда многие молодые люди незаметно уходили на поиски более богатых хлопком участков. Они отправлялись на «охоту», как бы говоря «в партизаны». Их поход был своеобразной формой протеста, тихим бунтом против несправедливой системы. Они не нарушали правил, но искали пути, чтобы получить то, что им полагалось. Уходить приходилось далеко, чтобы не попадаться на глаза бригадиру.

Опытный бригадир видел их уход, но делал вид, что ничего не замечает. Он знал, что «партизаны» принесут больший урожай, чем если бы работали под его строгим надзором. В конечном итоге, его успех зависел от общего результата, и он нес ответственность за невыполнение плана в первую очередь.

Уходя далеко от своих грядок, парни собирали до двадцати пяти килограммов хлопка (если это был подбор) и несли его одним тяжелым тюком на плечах обратно к оставленному полю. Обратный путь занимал больше времени.

Часто случалось, что девушки, а также парни не «партизаны», работая на своих грядках, собирали больше хлопка, чем «летуны». Но последние все равно не отказывались от своего дела. Им было легче переносить тяжести, чем собирать общипки хлопка. А главное было то, что, благодаря своему уходу, «партизаны» получали еще и глоток свободы.

В стремлении набрать побольше хлопка «партизаны» порой шли на невероятные усилия, подвергая себя чрезмерным физическим нагрузкам и свой позвоночник большой опасности. Одной из таких практик было ношение грузов весом до тридцати килограммов в фартуках.

Некоторые опытные хлопкоробы могут усомниться в достоверности подобных утверждений. Однако позвольте мне поделиться своим личным опытом, который подтверждает, что это было возможно.

Чтобы нести такой тяжелый груз, хлопок тщательно утрамбовывали ногами в два фартука. Затем один фартук аккуратно укладывали поверх другого, а лямки обоих, предварительно удлиненные веревками, связывали в прочный узел. Получался огромный тюк. Без посторонней помощи поднять на плечи такую кипу было бы просто невозможно. Товарищи были необходимы для того, чтобы помочь поднять груз. Самый сильный «партизан» умудрялся последним самостоятельно взвалить груз себе на плечи. Такие богатыри в этих походах очень ценились.

Ранее я уже рассказывал о процессе сбора чистого хлопка. Однако есть еще один важный этап, который заслуживает отдельного внимания – подбор. В прошлом, когда на хлопковых плантациях работали рабы, они не знали о таком понятии, поскольку в их время не существовало механизированной уборки.

После того как комбайны несколько раз проходили по полю, на земле неизбежно оставалось много хлопка. С каждым новым проходом количество упавших волокон увеличивалось. Кроме того, встречались полураскрывшиеся коробочки, из которых даже самыми ловкими пальцами было трудно достать волокна. В таких случаях работа комбайнов становилась бесполезной, и студенты начинали собирать хлопок вручную. Теперь они сами были как комбайны.

Этот метод сбора хлопка заключается в следующем:

* Кисти рук в кожаных перчатках складываются в замок в нижней части куста хлопчатника.

* Затем резким движением рук и всего тела хлопок с коробочками буквально срывается с куста, оставляя лишь голый хлыст.

* Собранные таким образом урожай хлопка бросается под ноги в центр между рядами грядок.

* Вторым движением, наклонив ниже тело, они пальцами выгребают все паданки между кустами также в тот же центр.

Если на кусте всего одна или две коробочки, то студенты срывают их по отдельности.

Эта тонкая техника должна выполняться очень быстро, чтобы сбор был эффективным. По мере продвижения сборщика в центре грядки остается бело-серая полоса грязного хлопка, которая часто уходит так далеко, что не видно ее конца.

Для удобной и безопасной работы с кустарниками требовались кожаные перчатки. Однако студентам их не предоставляли, и они вынуждены были из дома вести свои. Многие старались быть подготовленными и привозили с собой несколько пар перчаток, но из-за постоянного использования они быстро изнашивались. Кожа трескалась, швы рвались, а пальцы пробивались наружу сквозь дырявые места.

Покупка перчаток становилась серьезной статьей расходов для студентов, которые хотели сохранить свои руки в целости и сохранности. Альтернативы не было. Обойтись без них было невозможно, и хлопкоробам приходилось работать даже в сильно изношенных перчатках.

Конечно, можно было собирать коробочки по одной, но такой подход был бы неэффективным. В этом случае объем выработки за день значительно падал, а риск повреждения кистей рук становился немного меньше, но все же оставался. Несмотря на использование перчаток, руки все равно страдали от царапин и порезов.

Многие студенты, понимая опасность подобных травм, дополнительно обматывали руки медицинским бинтом. Это помогало снизить риск получения повреждений и защитить раны от инфекции. Однако такой способ не мог полностью решить проблему, а лишь немного смягчал ее последствия. Кроме того, бинт быстро рвался.

Эта проблема оставалась только в пределах студенческой среды. Для руководства института ее просто не существовало. Только в некоторых учебных заведениях, таких как музыкальные, медицинские и другие, где ценились рабочие руки студентов, ее учитывали. В таких случаях выход был прост: этих студентов просто не отправляли на сбор хлопка.