Соединяя души и сердца. Из жизни одной школы собак-поводырей бесплатное чтение

Глава 1. Любимая работа, черт бы ее побрал!

Вместо введения

Я иду по нашему Керамику, вокруг меня люди, машины, дома, все как обычно.

Керамик – так в просторечье называется наш район, Керамическая улица в городе Балашихе, где расположен наш Центр, наш УКЦ. Полное название – Учебно-кинологический центр «Собаки – помощники инвалидов».

– Ой, какая же ты умница, какая же ты красавица! – раздается почти над ухом. Это не мне. Это моему четвероногому спутнику. Я привыкла к тому, что люди разговаривают с собакой, не замечая меня. Этому феномену нет объяснения. Иногда представляю себе, что будет, если она заговорит с ними человеческим языком. Но, к счастью для всех, собака просто виляет хвостом и улыбается прохожим. Собаки умеют улыбаться! Морда лабрадора очень выразительна. Мой четвероногий ученик – будущий партнер незрячего человека. Он сейчас учится. Пусть будет он. Хотя вполне может быть и она.

Многим, кто видит нас на маршруте, а именно так называется наш путь, думают, что мы просто гуляем. Я часто слышу: «Какая у вас замечательная работа – гуляете весь день на воздухе, да еще с собакой». Я согласна – работа у меня замечательная. С виду абсолютно незаметная. Я хожу с собакой по многу часов в день, порой проходя больше полутора десятка километров, шагомер обычно сдается на 16 тысячах шагов, и собака при этом вовсе не гуляет. Она меня ведет. Ведет по маршруту от одного ориентира до другого, от начального к конечному, при этом останавливаясь на каждом препятствии и выполняя все нужные повороты, следя за тем, чтобы я не задела ничего, не ударилась о припаркованные машины, не прошла по колодезным люкам. И еще во множестве ситуаций, что встречаются на маршруте, дает мне возможность сориентироваться и остаться в живых или не покалечиться.

А еще она будет уметь подавать упавшие предметы, например, варежку, выпавшую из кармана, или ключи, найти которые зрячему человеку не составит проблемы, а вот если он не видит – задача, особенно на улице, практически невыполнимая. А еще… впрочем, все это впереди. Ей надо всему этому научиться. Пока мой пес идет по маршруту, радостно виляя хвостом, иногда пытаясь познакомиться с прохожими, заглядываясь на встречных собак и кошек, и, если его вовремя не остановить, может ухватить что-то съедобное или условно съедобное на дороге. Он еще не знает, какая служба ему предстоит. Он просто рад тому, что его вывели на маршрут и есть возможность размяться, посмотреть на окружающий мир и, может быть, немного погулять, если я, тренер-дрессировщик, дам ему такую возможность.

Для меня эта история началась, когда я окончила сельхозтехникум. Я, московская девочка, с детства бредила лошадями и вставала в четыре утра, чтобы к шести быть на ипподроме, единственном месте конца семидесятых – начала восьмидесятых, где можно было покататься верхом. Лошади были для меня всем на свете, и я мечтала работать с ними.

Я со своей неразлучной подругой уехала из Москвы, поступила в техникум ради этих самых лошадей, чтобы, окончив его, понять, что лошадей для нас ни в Подмосковье, ни в ближайших к нему областях нет, а там, где они есть, нас вовсе не ждут с распростертыми объятиями. Тогда еще был Союз, еще было распределение молодых специалистов, после учебы ты должен был ехать по направлению в хозяйство и честно отработать там три года за то, что государство тебя обучало. Это было, скорее, хорошо, хотя имело и свои минусы. Но работа была реальной, и молодых специалистов должны были не только обеспечить работой и зарплатой (что сейчас далеко не всегда одно и то же!), но и жильем. Вышло так, что мы остались без распределения и поэтому, вначале обрадовавшись, ринулись искать себе работу с лошадьми, а потом, отчаявшись, были согласны и на обычную ферму. И я до сих пор благодарна усталой тетеньке из агропрома Московской области, которая, вопреки нашей готовности ехать куда скажут, отправила нас посмотреть на «школу собак» в Купавне, куда мы в конце концов и получили распределение.

Сейчас даже немного смешно, ведь мы не собирались там оставаться – у нас было направление в институт. Но судьба распорядилась по-своему.

Купавна. Полное название – Республиканская школа восстановления трудоспособности слепых и подготовки собак-проводников, сокращенно – РШВТС и ПСП. Огромная территория, вольеры на 80 собак и штат из 17 тренеров, состав которых постоянно менялся. Оставались лишь те, кто любил собак и любил работать с людьми. С людьми, которые остались без зрения. Эта часть работы отпугивала многих из тех, кто хотел работать только с собаками.

Собаки. Я их, конечно, любила больше, чем коров, но никогда не мечтала связать с ними жизнь. В отличие от тех, кто работал здесь по нескольку лет и уже не мыслил себя по-другому. Эти люди – как золотой песок, намытый из тонн пустой породы. Текучка была огромная, но те, кто остался, и составляли костяк тренерского состава. Именно эти люди стали причиной того, что я не пошла в ветакадемию, а потом поступила в институт заочно, оставшись в этой профессии навсегда.

Когда нас принимали на работу, ветврач, по совместительству старший методист, сказала, внимательно глядя в глаза: «У нас план. Одиннадцать собак в год на тренера». Я, знакомая с нормативами по производству молока и кормов, восприняла это не моргнув глазом. Откуда было знать – много это или мало? Говорят, одиннадцать – значит, одиннадцать. И только познакомившись с работой, поняла, насколько нереальна эта цифра. Каждый месяц выпускать по собаке-поводырю! Плановое советское хозяйство в действии. Собаки были далеки от идеала, люди, которым они предназначались, порой тоже. Но это были люди, с которыми было интересно работать и общаться. Иногда трудно. Иногда очень познавательно. Эпизоды из жизни лучше слов демонстрируют невозможность подогнать под конвейер и дрессировку, и человеческие отношения.

Эпизоды из жизни. Восемьдесят седьмой год, молодой парень, милиционер, ослепший в результате ранения. Друзья и начальство направили его в нашу школу за собакой. Но парень не хочет ни собаку, ни жить дальше. Собаку жаль, поскольку она чувствует его равнодушие и от этого тоскует. Парня тоже жаль до слез! И я, молодая девчонка, пытаюсь уговорить его, что жизнь не кончилась, хотя пока еще сама в это мало верю. Но парня очень жаль, и я знаю, что собака способна помочь вернуться к жизни. Но он не верит. В этом же заезде незрячих – два бывших фронтовика, потерявшие зрение на Великой Отечественной и уже давно с этим освоившиеся. Каждый берет уже вторую или третью собаку в своей жизни. Сидят курят на скамейке, шутят со мной, потом спрашивают, чего я такая невеселая. И я вываливаю им все про этого парня, который не хочет ни с кем общаться, про овчара, которого жаль, потому что он не нужен хозяину. Я жалуюсь им, что ничего не могу сделать с этим парнем.

– Ничего, дочка, мы с ним сами потолкуем и мозги ему вправим.

Они, кажется, не особенно его спрашивали, хочет он или не хочет разговаривать, просто позвали к себе в комнату, возможно, выпивали вместе. О чем они толковали весь вечер, не знаю, скорее всего, просто посидели и поговорили по душам. Но с этого вечера он словно стал выздоравливать.

Кстати, те фронтовики хоть и пили, но всегда знали меру и очень не любили тех, кто этой меры не знал. Эти люди уже ушедшего в века поколения, которое мне посчастливилось застать, знали меру во всем. И многие наши беды казались им смешными. Порой с ними было трудно общаться, порой они были резкими и слишком прямолинейными, но никогда – мелочными, и главное – они знали, что такое настоящая боль и отчаяние. Они смогли убедить его, что жизнь продолжается. Не словами. Отношением к жизни. Я тогда всего лишь помогла им встретиться. Но именно тогда я стала свидетелем чуда. Чуда возвращения человека к самому себе.

Моя первая собака и первая слепая. Женщина лет сорока, преподаватель Ленинградского университета. И овчарка-восточница, казавшаяся мне вершиной совершенства, хотя на деле была абсолютно обычной собакой, каких у нас было большинство. Как я боялась своей первой передачи собаки незрячему! Старшие тренеры предупреждали, что лучше не говорить, что это первая моя собака. Но… Я проговорилась об этом в первый же день, может, потому что не могу держать язык за зубами, может, потому что не умею скрывать что-то от человека, с которым предстоит работать. Это до сих пор мое кредо: всегда лучше сказать правду. Другое дело, что нужно облечь ее в правильные слова!

Она отнеслась ко мне совершенно по-матерински и каждый раз говорила о том, что первую собаку наверняка я подготовила лучше всех! Она была моим учителем. Еще бы, она выпустила в жизнь столько студентов! Утешала меня, когда у нее что-то не получалось с моей собакой. Мы переписывались, а потом перезванивались долгие годы.

Через десять лет она брала другую мою собаку.

У каждого из нас множество таких эпизодов в памяти. Видеть рядом с собой людей, жизнь которых изменилась, но не сломалась, помогать им – это счастье! Видеть, как человек постепенно обретает веру в себя, веру в возможность новой жизни, – это дороже денег и почестей.

Работа тренера-дрессировщика собак-поводырей уникальна по своей сути. Может быть, поэтому в ней остаются немногие, но остаются навсегда. Это как призвание, как талант, который или есть, или его нет. Соединять вместе две жизни, две души – собаку и человека, сделать из них настоящий экипаж или пару, где для человека эта собака порой единственный друг и партнер по жизни. Но это же и отпугивает тех, кто любит собак и хочет работать только с ними, поскольку процесс передачи собаки незрячему – занятие хоть увлекательное, но очень сложное, требующее от тренера не только умения дрессировать, но и способности быть педагогом, инструктором и воспитателем одновременно. Нужно любить и людей, и собак, только тогда можно стать настоящим тренером.

Мне всегда было интересно общаться с новыми людьми, нравилось помогать, нравилось, когда человек уезжал от нас окрыленный надеждой и начинал вести другую жизнь. Когда-то давно, еще в школе, моя учительница уговаривала меня поступать в педагогический. Возможно, она видела тогда во мне то, чего я еще не понимала сама.

Но грянул 1998 год, когда в очередной раз перевернулась жизнь с ног на голову. Тогда прозвучало непонятное для многих слово «дефолт», и все, что кое-как наладилось после распада Союза и перестройки, снова рухнуло в один день.

Я до сих пор помню тот август. Мы вернулись из отпуска и в один день стали нищими. Когда я боялась забрать ребенка с дачи от бабушек, потому что нечем будет кормить. Когда, поехав по работе в Дмитров, я на остановке разговаривала с бабушками, и одна сетовала на то, что она разбаловалась – привыкла пить кофе по утрам, а теперь придется обойтись чаем или просто водой. А я пожаловалась, что ребенка не на что будет снарядить в сад и вообще кормить. Мне стали тут же перечислять, как можно приготовить чай из моркови и свеклы, как это делали в послевоенные годы, а потом посочувствовали: «Это после войны наши дети ничего лучше не видели, и все это казалось нормальным. А теперь детей сажать на одну картошку… Тяжело будет».

И вот в конце года надо сократить штат тренеров. С 17 до 5 человек. Почти все ушли сами. Я ушла позже всех. И с этих пор мы негласно стали для родной школы «врагами народа», потому что решили продолжать работать, несмотря ни на что. Почему врагами и конкурентами? Я до сих пор не могу ответить на этот вопрос.

Как могли мы – небольшая кучка людей, не обладающих знаниями администратора, бухгалтера, не знающих, как регистрировать и оформлять документы в постсоветской действительности, когда весь привычный мир катился в пропасть, – удержаться вместе и создать Центр по подготовке собак-поводырей, который теперь знают все незрячие в России? Возможно, из упрямства, возможно, назло обстоятельствам, возможно, потому что не представляли себя без этой работы и верили друг в друга. А скорее всего, все вместе взятое. Мы готовы были работать бесплатно и какое-то время работали, мы знали, как организовать рабочий процесс, и горели желанием помогать людям, знали, как это сделать, знали, что нужны нашим незрячим. Вера в свою правоту творит чудеса.

Я прочла множество историй великих свершений, и почти все взлеты начались с падения. Человек счастливый и довольный своей судьбой вряд ли будет пытаться изменить ее. А когда тебе уже некуда дальше падать, остается только стремиться ввысь. То же случилось и с нами. Хотя в момент, когда рушится твой мир, трудно быть оптимистом. И видишь впереди только безысходность.

Разумеется, каждой команде нужен лидер. Без этого мы бы остались просто горсткой обиженных людей, каждый из которых зарабатывал себе на жизнь как мог. В 2002 году мы понесли первую и самую, наверное, тяжелую потерю – ушла из жизни Светлана Петровна Бочковская, наш старший методист и человек, вокруг которого мы все сплотились. Это потеря была действительно очень тяжелой для нас и могла бы быть концом всему, но в 2003 году Елена Николаевна Орочко приняла руководство на себя и зарегистрировала нас как организацию, взяв всю ответственность за нас как за коллектив. С этого человека, с этой регистрации началась наша новая жизнь. Я до сих пор стараюсь не думать, сколько всего пришлось вынести нашему бессменному начальнику и идейному организатору. Мы были вместе, но все, связанное с организацией, поиском средств, собак, волонтеров, было на ней.

Сначала Центр существовал только на нашем энтузиазме и энтузиазме наших волонтеров. Я до сих пор удивляюсь, как все удалось! Нас было семь или восемь человек, кто занимался частной дрессировкой, и наши такие же упрямые незрячие, которые хотели иметь собак-поводырей только из наших рук. Собаки в тот момент были, как говорится, что бог послал. То, что завели себе наши незрячие, и то, что удалось приобрести нам. От ка-де-бо до немецких овчарок. Сейчас нам это пытаются ставить в упрек. Но время меняется, и меняемся мы, стараясь использовать накопленный опыт и не повторять ошибок, неизбежных на пути становления.

Мы работали в разных концах Москвы и иногда даже не знали, кто с какой собакой занимается, сколько всего собак. Все это было известно лишь Елене Николаевне, она объединяла всех. На жизнь зарабатывали частной дрессировкой, которая тоже дала мне очень много полезного опыта и в мастерстве дрессуры, и в умении найти подход к каждому человеку, общаясь с разными людьми, а еще – способность находить выход из любой ситуации.

Эпизод из нашей «кочевой» жизни, когда не было своего помещения: я передаю собаку. Слепой живет в гостинице, поскольку приехал издалека. У нас хватило денег только на то, чтобы арендовать этот гостиничный номер на пять дней. Нам разрешили поселить туда и собаку. Собака маршрутов не знает – она обучалась у волонтеров, которые живут в совершенно другом районе, незрячий тоже впервые в этой местности. Поехать к нему возможности нет, и надо работать как получится. И тут новая напасть – мороз 25 градусов.

Я решила, что короткие простые маршруты до магазина, аптеки и еще одного магазина будет единственным выходом. Пять минут работаем, пять греемся, еще пять работаем, пять греемся, и у собаки стимул: довести до теплого подъезда – у нее тоже лапы подмерзают.

Другой пример. Парень из Тверской области, поселился у своих родных в Москве, мы привезли к ним собаку, я успела пару раз показать ей маршрут, еще пять дней он поработал с собакой под моим руководством. Принцип работы собаки незрячему понятен, собака более-менее привыкла к новому хозяину. Через неделю он со своим поводырем отправился в Тверскую область. А я – работать дальше.

Когда наш Учебно-кинологический центр принимали в Международную федерацию школ по подготовке собак-поводырей, к нам приехал с проверкой Томас Ли, куратор Федерации, повидавший на своем веку не один десяток школ в разных странах. Мы общались с ним практически без переводчика, пока шли по маршруту, когда он наблюдал за работой нашей собаки с незрячим. Хотя он не знал русский, а я не очень знала английский! В чем-то это напоминало сцену из известного фильма, но мы были абсолютно трезвыми! Это была наша любимая работа. И все школы похожи так или иначе. Конечно, страна, менталитет накладывают свой отпечаток.

Томас Ли – такой же ненормальный, как и мы все, – сказал: «Любимая работа! Ты засыпаешь с мыслью о любимой работе, ты просыпаешься с мыслью о любимой работе, ты живешь с мыслью о любимой работе! Ты никогда не думаешь ни о чем, кроме любимой работы. Любимая работа! Черт бы ее побрал!» – и при этом лукаво улыбался, глядя на меня, пока мне переводили его слова. И да, я полностью с ним согласна.

Глава 2. Все начинается с людей, или Доброта без кавычек

Как находили друг друга те, кто хочет помогать, кто неравнодушен к несчастью других. Наши волонтеры, наша поддержка и помощь, без которых существование Центра было бы невозможно, без них ничего бы не сложилось, и все те, кто помогал и помогает нам в работе. О настоящей благотворительности.

Вижу, как Анна Мартиновна, наша «собачья мама», старший методист, ответственный за выбор и выращивание щенков, за их здоровье, проводит беседу с будущими хозяевами-волонтерами. Как те внимательно и взволнованно слушают ее! Но пока еще не понимают, на что идут. Им предстоит взять щенка, вырастить его и затем отдать, чтобы его подготовили для работы поводырем слепого. Отдать собаку, которую вырастили сами, – это очень тяжело.

Но волонтерская помощь для нашего Центра осуществляется не только теми, кто выращивает собак. Без помощи неравнодушных людей мы никогда не смогли бы стать таким Центром, каким он стал сейчас, а так и остались бы кучкой упертых специалистов, готовящих собак для незрячих назло судьбе и начальнику, который нас выгнал с любимой работы в Купавне.

Первые наши волонтеры, появившиеся в конце девяностых, были фактически сами незрячие, кому мы готовили собак, потом благодаря развивающемуся интернету присоединились другие, уже взявшие себе наших первых собак домой. Впервые прозвучало слово «грант». Благодаря этому гранту мы получили свою первую зарплату, работая уже самостоятельно. Я помню эти первые деньги, возможно, мизерные для кого-то, но настолько важные для нас! Наша работа была оценена.

Я помню, как приехала однажды к своим частным клиентам (а я до сих пор вспоминаю это непростое время с удовольствием, поскольку это тоже новые люди, интересные случаи и часто совершенно уникальные истории, о которых можно писать отдельную книгу). Так вот, хозяйка роскошнейшего кобеля, немца, услышав от меня нашу историю, все занятие задавала вопросы, а потом вдруг сказала: «Я должна как-то помочь!» – и просто дала мне двести долларов. Если учесть, что одно занятие тогда стоило десять долларов и считать деньги она вполне умела, можно понять, насколько человека затронуло то, что я рассказала.

За годы работы в нашем Центре я поняла одну очень важную вещь: люди всегда готовы помочь, когда видят, что эта помощь действенная. Я помню, как, работая еще в Купавне, мы слушали приехавших в школу англичан, которые рассказывали о работе их школы, о том, что в Англии щенков выращивают в семьях волонтеров. Тогда, в начале девяностых, это казалось несбыточной мечтой. Прошло не так много лет, когда эта мечта стала реальностью. Нашлись люди, готовые помочь, готовые взять на себя довольно беспокойный и непростой труд по выращиванию щенка и ответственность за него.

Центр собрал вокруг себя огромное количество неравнодушных людей! Одно то, что нам помогают и крупные компании, и отдельные люди деньгами, своим временем, душевным теплом и просто участием в каких-то мероприятиях, делает наш Центр центром притяжения хороших людей. Творить добро здорово! Недаром на Руси всегда было столько меценатов и благотворителей. Без наших волонтеров мы не продержались бы и дня.

Нам помогают в выращивании собак; в передержке собак, когда кто-то из слепых заболел; в благоустройстве территории; в покупке лекарств для заболевших у незрячих собак; в момент, когда нас принимали в Международную федерацию, нашелся переводчик с английского; находятся юристы, которые помогают нашим незрячим и нам в работе.

Центр – это совместно созданная и живущая по законам взаимопомощи организация. Когда хочется пожаловаться на нехватку времени и излишнюю загруженность – вспоминаешь о тех, кто помогает нам совершенно бескорыстно, и откуда-то берутся силы и находится время.

Я помню, как услышала от нашей Элины, замдиректора по сбору средств, с приходом которой наш Центр существенно обновился, следуя запросам времени, о том, как некая чиновница назидательно сказала ей, что у нас слишком маленькая аудитория для того, чтобы мы могли заинтересовать их. Вот, мол, когда научитесь работать с аудиторией в 25 тысяч человек, как у нас, тогда мы обратим на вас внимание. Меня это сначала задело, а потом я подумала, что, к сожалению для этой чиновницы, она умеет работать не с живыми людьми, а лишь со статистикой, а живые люди – это эмоции, это горе и радость, это то, чего не хватает в нашем мире. И наша целевая аудитория – те сто человек, что стоят в нашей очереди на получение собаки, реально нуждаются в помощи и получат ее совершенно реально. И для них эта помощь измеряется не деньгами, а возможностью вернуться к нормальной человеческой жизни и общению.

Мы помогаем тем, у кого уже нет надежды ни на врачей, ни на что-то другое. Наши клиенты, если их можно так назвать, – это незрячие люди, которые, несмотря ни на что, хотят жить, работать и тоже быть нужными. Не обузой кому-то, не «одаряемыми», а людьми, способными заработать себе на жизнь и на свою семью. Жить нормальной жизнью и не чувствовать себя инвалидом. И это стоит всех затрачиваемых средств, потому что эти люди – настоящие герои нашего времени, с которых нужно брать пример. Именно потому у нас столько волонтеров – таким людям хочется помочь! Они сами как свет в конце тоннеля.

Те наши сто человек, а к выходу книги, думаю, их будет еще больше, – это очередь на четыре года ожидания. На самом деле у кого-то за это время изменятся обстоятельства, а у кого-то оборвется жизнь, потому что лет ему уже много. Начни он ходить сейчас, получив собаку, может быть, проживет вместе с ней еще десять лет, а сидя дома и ощущая свою бесполезность, быстро угаснет. Молодые, возможно, создадут семью и попросят отложить получение собаки, пока они ждут ребенка, или у кого-то болезнь возьмет свое, и без активного движения человек станет полным инвалидом.

Все дело в людях. Без людей ничего не сложится. У меня глубокое убеждение, что можно выделять средств сколько угодно и на что угодно, но, если нет людей способных осуществить проект, ничего не выйдет. Этому примеров много. И наоборот, если есть люди, способные осуществить проект, то и малое количество средств будет работать эффективно и качественно. Деньги надо вкладывать в людей, способных осуществить желаемое.

И потому стихотворение Поли Есиной, девочки, чья семья вырастила для нас собаку, так трогает и незрячих, и зрячих. И отвечает на вопрос почему.

Все зависит от людей! Люди верят людям, и обмануть веру – самое последнее дело! Мы отвечаем за собак не только перед своей совестью, но и перед теми, кто их растил. Перед людьми, для которых они стали родными.

Волонтерские семьи. Люди, которые хотят помочь не деньгами, как сейчас принято, а своим временем, своим участием. Вовлеченностью в процесс. Как страшно обмануть доверие! Как страшно сказать, что у вашей собаки не сложилось… Ведь собачьи судьбы, как и человеческие, тоже могут быть счастливыми и не очень, сколько бы усилий ни прилагалось к этому. Мы следим за судьбой каждой переданной собаки и ее хозяина, чтобы помочь, если это будет необходимо.

Как тяжело совместить их любовь к собаке с пониманием, что не все будет просто в ее жизни! Не на диван отдаем! На верную службу.

Аргус и Андрей. Они прекрасно ладили. Беда была в том, что пес вырос, как мы это называем, залюбленным, был чересчур активным и своенравным, ему нужен был лидер. Андрей был именно тем человеком, который мог справиться с этой задачей, и они прекрасно сработались еще во время передачи.

Но бывает очень непросто объяснить волонтерам, что дисциплина для собаки-поводыря – необходимая часть ее обучения и работы, а также то, что дисциплина и любовь не исключают друг друга. Волонтеры приехали пообщаться со своим питомцем и пошли понаблюдать, как их любимый пес гуляет со своим незрячим. Очевидно, Андрей одернул пса, когда тот заупрямился, а потом подал команду строгим голосом, ничего страшного не произошло. Но люди расстроились и обратились к нашей Анне Мартиновне с просьбой заменить собаке хозяина. Ни больше ни меньше. Анна Мартиновна подошла ко мне с этим вопросом. Нам часто приходится обсуждать эту тему – она отвечает за выращивание и здоровье собак, каждую знает буквально с пеленок, а я – за передачу их незрячим и дальнейшую работу у них. Задача в том, чтобы и собаке, и человеку было хорошо.

Сейчас Аргус живет и здравствует и водит еще и свою слабовидящую хозяйку, супругу Андрея. Его любят и в меру балуют. Со здоровьем – и душевным, и физическим – у него все в порядке.

Мы как посредники. Как аватары – между теми и этими.

Нужно, чтобы собаке было хорошо.

Чтобы слепой мог с ней работать.

Чтобы заводчик знал, что с собакой все в порядке.

Чтобы ее не залюбили.

Как совместить несовместимое? Наша работа – творческий процесс, и мы стараемся справляться.

Я помню первых наших волонтеров, которые просто дали мне ключи от квартиры и сказали: «Приезжай, бери собаку и занимайся».

Были другие – в новом доме, где меня узнавали консьержи и соседи. Где мне докладывали, когда и кто гулял с собакой и как и кого из семьи она лучше слушается. Кстати, как-то раз там, в Ховрино, мне попался добросердечный бездомный, давший мне десять рублей со словами: «Тебе нужнее!» Там же был магазинчик, в который мы рискнули зайти с собакой и откуда нас не выгнали, а, наоборот, сказали: «Приходите, мы вам будем рады!»

И, конечно, общение! Чаепитие после маршрутов, обсуждение того, что уже сделано и что предстоит сделать. Что поправить и чем можно помочь в работе инструктора. Те волонтерские семьи, с которыми мне пришлось работать, чувствовали себя полноценными участниками процесса дрессировки, и им очень нравилось это ощущение.

Теперь к волонтерам со щенками ездят наши кураторы и следят за выращиванием и воспитанием щенка, прививают ему первые навыки послушания. И наши волонтеры, кто еще помнит «старые» времена, говорят, что они скучают по той вовлеченности в процесс, которая была прежде. Они могут приехать в наш Центр во время дрессировки их питомца, чтобы погулять с ним, но это не то общение, которое когда-то было, когда тренер приезжал заниматься к ним. Тогда мы проводили вместе все время, отпущенное на дрессировку собаки, и они видели весь процесс, участвовали в нем.

Зато теперь многие из наших незрячих хотят общаться с волонтерами, которые выращивали их собаку, и это тоже сглаживает грусть от расставания со своим питомцем. Больше того, за последние годы это стало нормой. Волонтеры видят результат и ту реальную помощь, которую выращенная ими собака оказывает незрячему человеку, а незрячие могут узнать о том, как прошло детство их хвостатого помощника.

Нелегкий 2020 год внес свою лепту в историю и наши отношения с незрячими и волонтерами, еще раз подтвердив, что вместе можно преодолеть любые трудности. Ковид не щадил никого, и люди попадали в больницы целыми семьями. Собак, естественно, никто в больницу не забирал, и тут тоже пришли на помощь наши волонтеры, забирая их на время болезни хозяев к себе на передержку. Эта помощь была совершенно бесценна. Как, впрочем, и вся волонтерская помощь нашему Центру.

Глава 3. Почему лабрадор? История вопроса

О том, почему мы и весь мир пришли к использованию именно этой породы. Как менялся взгляд на собаку-поводыря вместе с переменами в сознании людей.

За тридцать с лишним лет, которые я работаю в этой профессии, поменялось все – нет больше той страны в которой создавалась Школа собак-поводырей в Купавне, ушло то поколение, которое стояло у истоков этой школы, поменялись приоритеты и мировоззрение людей. Изменились вслед за людьми и породы собак, ставшие теперь в большинстве своем шоу-собаками, собаками для выставочных и рингов, где и идет племенной отбор. Или собаками для души, «диванными» собачками.

Но порода собаки – это больше чем внешность, больше чем просто набор генетических признаков по окрасу, строению корпуса и головы. Это еще характер и поведение. И вот это, пусть и сглаженное современным разведением, остается в глубине собачьей души и иногда вылезает наружу самым неприятным для хозяина образом, особенно если он не готов к этому. Это изначально заложенные многолетним отбором качества, сродни инстинкту, которые формируют породный характер.

Если порода изначально была разыскная, патрульная и сторожевая, то у собаки неизменно будет присутствовать злоба, хороший темперамент и умение работать с человеком. Этой собаке нужен хозяин и, возможно, один на всю жизнь. Если это собака служебной породы, предназначенная для работы в паре с человеком, то она будет идти на контакт, легко поддается дрессуре, и ей НУЖЕН хозяин, от которого она будет с благодарностью принимать все, что он будет ей давать.

Если это собака караульной породы (вроде бы тоже служебник, но призванный охранять и сторожить, чаще всего без участия человека), то она будет более самостоятельной, ей не нужно постоянное присутствие хозяина, она работает сама, и отношения с человеком у нее чисто деловые, и любовь сдержанная и спокойная.

Охотничьи породы тоже делятся на те, которые работают непосредственно в паре с человеком и привыкли слушаться и выполнять распоряжения человека, и те, которые работают как бы удаленно, и отсюда тоже особенности характера: они более самостоятельны и с человеком общаются скорее на партнерских позициях. Как правило, злобы на человека у таких собак нет, если ее искусственно не культивировать.

Ездовые собаки – это тоже отдельная история. Они живут, как правило, стаей, которая бегает в упряжке, и хозяина видят не постоянно, он для них скорее старший вожак.

И есть породы, которые изначально культивировались как бойцовые собаки. У них охотничий инстинкт направлен больше на других собак, именно этому уделялось основное внимание в процессе отбора. Как правило, они (если их не растравливать специально) доброжелательно относятся к людям, и злобы как таковой у них нет, но есть внутри некоторая зацикленность, которая проявляется в момент агрессии на других собак.

Характер и особенности поведения породы остаются внутри нее. И, несмотря на то что человеку несведущему кажется, что он полностью знает свою собаку и она ни при каких условиях не проявит свои нежелательные качества, он вдруг бывает неприятно поражен или, наоборот, приятно, все зависит от ситуации. Имея рядом с собой собаку той или иной породы, нужно быть всегда готовым к тому, что сложится ситуация, когда инстинкты возьмут верх над привычным поведением. Дрессировка в большинстве случаев помогает, но бывает, что и она оказывается бессильна.

Мы в Центре готовим собаку для человека с ограниченными возможностями здоровья, который, возможно, впервые в жизни столкнется с собакой. А значит, она должна удовлетворять нескольким требованиям, для того чтобы ее пускали в общественные места и она могла работать с незрячим.

Первое – это отсутствие всякой злобы и безопасность для окружающих. Второе – собака должна быть достаточно смелой и уверенной, с устойчивой нервной системой. Третье – ей должно быть интересно с человеком, она должна хотеть быть рядом с ним. Четвертое – собака должна быть простой в уходе и неприхотливой в содержании. И пятое, важное для нас, – эта порода должна быть многочисленной, что дает возможность выбора подходящих кандидатов (собственное разведение мы себе пока позволить не можем). А еще собака не должна вызывать страха у окружающих! Есть еще много пунктов, но, думаю, и этого достаточно, чтобы понять, что далеко не каждая порода будет соответствовать этим требованиям.

Специальной породы для собаки-поводыря нет. Чисто теоретически в любой породе может оказаться экземпляр, удовлетворяющий этим качествам, но гарантии того, что не выплывет наружу его породное нутро, никогда нет. А менталитет наших людей таков, что понятие о хорошей собаке – это о такой, которая может защитить от врага в темном переулке. И если этого нет, то и собака негодная! О том, что не собака должна выбирать, что ей делать, а человек, часто забывается.

Порода лабрадор-ретривер удовлетворяет всем этим качествам, но сами по себе положительные качества породы не гарантируют того, что собака будет умной и послушной, ее нужно воспитывать и дрессировать. Отсюда и путаница в понятиях. Когда я слышу, вот, мол, какая у вас умная собачка, а у соседа, друга, сестры и тому подобное – дурак дураком, я говорю: «Попробуйте позаниматься с этой собакой, результат вас приятно удивит!»

Когда мне задают вопрос, почему у нас в основном лабрадоры, то я отвечаю: «Они неприхотливы, их много, и они совершенно неагрессивны. При отсутствии собственного разведения это решает все, а наш Центр существует практически на одни пожертвования». Возможно, когда-нибудь мы сможем позволить себе и разведение, но пока ресурсов – и людских, и денежных – на все не хватает.

Немцы (немецкая и восточно-европейская овчарка), которых было большинство в восьмидесятых годах, стали совершенно другой породой по сравнению с тем временем и сильно изменились, их стало гораздо меньше по количеству.

Когда я пришла работать в Республиканскую школу подготовки собак-проводников в 1987 году, о лабрадорах никто у нас и не слышал. Подход к выбору собак был гораздо проще: не боится машин, не шарахается от выстрела, не бросается на людей – годится. Если собаку вырастил сам слепой, то вообще вопросов быть не может – он ее возьмет обратно домой в любом случае!

Пригодными были по умолчанию все служебные породы. А поскольку служебными породами считались все крупные породы собак, то и в перечне пород для службы поводырем все они и были представлены, так как начало школе было положено армейским питомником «Красная Звезда», занимавшимся разведением и выведением этих пород.

Но времена меняются, и требования к собаке тоже. Раньше собака-поводырь очень условно могла посещать любые учреждения, и намордник большинству собак был необходим вовсе не потому, что они подбирают, как пылесос, все мало-мальски съедобное с земли, а именно по своему прямому назначению – собаки частенько были со злобой. Теперь, когда доступ в различные учреждения разрешен почти везде, собака должна быть и без намордника безопасна для окружающих.

Звонок из прошлого был совсем недавно – позвонила незрячая женщина, поинтересовалась, можно ли встать к нам на очередь. Разумеется, можно! И тут выясняется, что она уже стоит в очереди на собаку-поводыря породы ризеншнауцер в Купавне, но хочет переоформить документы к нам. Я некоторое время перевариваю услышанное, а потом спрашиваю: «А почему такая порода? Их на поводырей не готовят ни у нас, ни в Купавне!»

«Мне в государственной социальной службе предоставили перечень пород, и я выбрала ризеншнауцера, поскольку у нас в семье аллергики, а это гипоаллергенная порода!»

Я снова некоторое время перевариваю сказанное. Гипоаллергенных пород в принципе нет. Бывают отдельные собаки более или менее гипоаллергенные. Видимо, у ФСС их региона сведения более чем тридцатилетней давности. Мы не дрессируем такую породу.

Как правило, не хотят лабрадора те, кто имел уже положительный опыт содержания другой породы. Человеку тогда кажется, что именно эта порода самая умная, самая красивая и самая послушная. А оттого и предвзятое отношение именно к породе лабрадор. Да, они вовсе не идеальны, и их неуемный аппетит, который просто незаменим для дрессировки, в обычной жизни часто приводит к ожирению, если собаку не ограничивать в пище и не давать ей достаточно двигаться. Но ведь поводыря люди берут для того, чтобы ходить! И ходить много. А ограничение в пище – неизбежное зло для тех, кому очень нравится кормить животных. В каждой шутке есть доля шутки, как говорится.

Кроме того, очередь в Центре на получение собак сейчас такова, что мы не можем позволить себе эксперименты с другими породами. Это требует дополнительного времени и людских ресурсов. Каждый такой случай приносил нам лишь новую головную боль. А лабрадоры, они вечные дети, которым все интересно и любопытно, и, как всякие дети, они легко воспринимают все новое и хорошо обучаются всю свою жизнь.

Вот лишь несколько эпизодов.

Наш Центр тогда еще только-только образовался, и собак было не так уж и много. Я ездила заниматься к волонтерам, которые жили в Малом Казенном переулке в районе метро Курская. И дело происходило так: у меня были ключи от квартиры волонтеров, где жила наша собака, поскольку волонтеры, молодая семья, днем работали. А я приходила и забирала собаку, потом возвращала ее (вернее, его) домой. Обычно сообщала по телефону о том, что я была, чем слегка раздражала хозяйку. Той казалось, что я сомневаюсь в их доверии ко мне! Ритуал повторялся каждый мой приход.

«Я сегодня приходила, отзанималась». – «Наташа, мы знаем, что вы приходите, не обязательно звонить каждый раз».

Рабочий маршрут у нас проходил по Садовому кольцу и заканчивался в маленьком тихом дворике, отгороженном от шумной улицы высокой стеной. Старый московский дворик, переживший и революцию, и войну, и годы перестройки и, надеюсь, сохранившийся до сих пор.

Мы с Дексом, так звали моего подопечного лабрадора, шли по многолюдному Садовому кольцу и Малому Казенному переулку. Скрыться от людей можно было только в том самом тихом дворике, где мы отрабатывали навыки общего курса дрессировки, немного гуляли и возвращались домой снова тем же маршрутом. Так продолжалось изо дня в день. Маршрут мы выучили, общий курс дрессировки тоже, и пришло время заключительной стадии, отработки команды «апорт» (подача предмета) в движении. То есть, когда я на ходу роняю трость, какой обычно пользуются незрячие, собака должна была вернуться и подать ее.

И вот тут я столкнулась с совершенно неожиданной проблемой под названием «добрые прохожие». Стоило мне уронить трость, как тут же находился кто-то, кто подбирал ее и отдавал мне в руки. И так продолжалось изо дня в день. Я пыталась выбрать момент, когда люди были далеко от меня, но человек, увидев, что слепая с собакой-поводырем уронила трость, прибавлял шагу, чтобы успеть подать мне ее. Собака просто не успевала подобрать мою трость, растерянно наблюдая, как у нее из-под носа уводят вожделенный предмет и, что еще более обидно, заслуженную награду.

Декс стал реагировать на таких прохожих очень интересно – он наперегонки с очередным доброжелателем тащил меня к трости и старался схватить ее, опередив человека. Причем если удавалось все это проделать в промежутке без прохожих (такое бывало тоже), он спокойно подходил к упавшей трости и так же не спеша подавал ее. Но если рядом оказывался «соперник», Декс тащил меня с хорошей крейсерской скоростью, ощутимо натягивая шлейку, затем резко тормозил, хватал трость и быстро совал ее мне в руки. Порой мне казалось, что, когда он успевал опередить прохожего, я видела торжествующую улыбку у него на морде.

Кульминацией всего этого стал момент, когда трость первым успел схватить прохожий, почти перед мордой Декса. Пес возмущенно вцепился в трость и, почти вырвав ее из рук у растерянного парня, с гордым видом подал мне.

Если вы думаете, что я не пыталась остановить прохожих, которые кидались подавать упавшую трость, опережая собаку, вы очень ошибаетесь, но мои вопли: «Спасибо, не надо, мне собака подаст!» – никого не впечатляли, москвичи очень отзывчивые люди, я никогда не думала, что это может стать проблемой! Интересно, что в подобной ситуации после двух таких нечаянных помощников другая моя подопечная, собака Каппа, при виде прохожего, идущего к трости, замедляла шаг, явно ожидая, не возьмет ли человек трость и не подаст ли ее мне. И только убедившись, что прохожий идет мимо, брала трость и подавала мне ее в руки.

Они как дети – редко огорчаются и тем более надолго!

Собака по кличке Элли, с которой я ходила по маршрутам уже у нас в Центре, на Керамике, привыкла к тому, что ей все и всегда уступают дорогу. Так сложилось! Мы работали летом, собака ведет по левой стороне дороги и тротуара, места было много, и люди не дожидались, когда мы станем их обходить, просто уступали нам дорогу, тем более что шла собака довольно быстро. Уже от ее незрячего как-то пришла история про то, что там, дома, когда они с собакой шли по маршруту, ее хозяин не придавал значения тому, что они в любых местах идут прямо и никто им не встречается на пути, пока с ними не пошел его друг, который шел сзади и смеялся. А на вопрос, что происходит, тот ответил: «Твоя Элька идет и мордой отталкивает тех, кто не уступает дорогу! Вроде как: „Не видите? Я работаю!“»

Эпизод с Моцартом и кнопкой был очень забавным. Я обучала собаку, приезжая домой к волонтерам, и мы спускались и поднимались на лифте. Я учила Моцарта подводить меня к кнопке. Он делал это через раз. Но однажды, когда я в очередной раз показала ему кнопку и дала лакомство, а потом нажала кнопку, двери открылись – лифт стоял на первом этаже. И у собаки в глазах появилось озарение – чудо! Кнопка и открывающиеся двери сложились в одно. С этих пор он всегда подтаскивал меня к этой кнопке, требуя повторения фокуса, и, когда это срабатывало, явно радовался, виляя хвостом.

Работая столько лет с лабрадорами, я привыкла к тому, что к любой из наших собак совершенно спокойно можно повернуться спиной, не нужно опасаться, что тебе вцепятся в руку, когда ты хочешь погладить незнакомую собаку, или нечаянно наступил на лапу, или в ответ на какое-либо твое действие. А если вдруг собака огорчилась, то это до первого кусочка лакомства. Привыкла, что рядом со мной настоящий компаньон, которого просто надо всему научить.

Глава 4. Поводырь – суперпес или миф?

Поводырь – суперпес или миф. Что важнее: дрессировка, воспитание или отбор собак. Должна ли собака иметь «личное время», и где проходит граница между работой и досугом для собаки.

В чем разница между дрессировкой и воспитанием. Дрессировка и послушание – одно ли это и то же. Почему дрессировка нужна не только человеку, но и самой собаке. Как собака подстраивается под человека, почему ей нужна работа и почему на нее нельзя перекладывать всю ответственность.

Собака – удивительное существо, и при правильном подходе ее можно научить практически всему, что она физически может сделать, – при условии, что соблюдаются три основных момента: выбор подходящей для цели породы, правильное воспитание щенка и затем дрессировка для той службы, которая ему предназначена.

Что такое выбор породы? Пород существует великое множество, и каждая из них была для чего-то выведена, об этом я писала выше. Нельзя воспитать из ротвейлера зайчика. Он внутри все равно останется ротвейлером. Нельзя сделать из мопса караульную собаку – вряд ли он сможет прокусить даже джинсы (хотя, конечно, в любой породе есть свои уникумы).

И если поставлена цель, для которой выбирается собака, то тут же найдется перечень пород, пригодных для этой цели. Из особенностей породы всегда вытекают и минусы, и плюсы. Как, например, лабрадор-ретривер, всеми любимая и заслуженно популярная порода, которой приписывается и природный интеллект, и врожденная способность к пониманию всего, что хочет человек, и прямо-таки беззаветное желание преданно служить (это пишут в рекламе щенков, как правило, как под копирку, про каждую породу!). Кто-то, поверив в эту рекламу заводит собаку, ожидая, что она сама всему научится, и получает глуповатого, доброго, неуклюжего раздолбая, который тянет в пасть, все что попадется, и главный девиз которого – «слабоумие и отвага», если он, конечно, не трус.

Тот пес, который идет со мной по маршруту, вызывает совершенно другие эмоции – с ним хочется поговорить всем встречным и на худой конец погладить. Ему все говорят, что он умница! И строго следят за тем, чтобы я давала ему угощение, когда он работает, хотя изможденным он совсем не выглядит. Я даю не всегда. Собака за маршрут съедает очень много лакомства, и это не слишком полезно для здоровья, хотя очень положительно влияет на работу.

Отдельная тема – почему люди, понимая, что собака не укусит, тут же пытаются ее погладить или чем-то угостить и реагируют так, как будто до этого собак совсем не видели. Приезжая на мероприятия, куда нас приглашают с нашими питомцами, я всегда умиляюсь тому, как люди реагируют на послушную, воспитанную собаку. Как спешат сфотографироваться с ней, как будто это экзотическое животное или кинозвезда!

Собаку нужно воспитывать. С ней нужно общаться и мягко направлять, пока она еще щенок. Я до сих пор вспоминаю семинар, который нам проводила тренер из Бельгии, рассказывая, что они предпочитают не брать в работу собак, истории которых не знают. Для меня это было ново и неожиданно. Тогда я еще считала, что все дело только в умении дрессировать. Но передо мной был человек, увлеченный своим делом и явно разбирающийся в том, о чем говорит.

Понимание пришло тогда, когда у нас появились собаки, со щенка выращенные нашими волонтерами под руководством дрессировщика-куратора. Выращенные правильно! Собаки, которых растили в любящей семье, отучали от вредных привычек и, главное, социализировали. Они пришли в Центр уже готовыми к дрессировке. Разница между этими собаками и теми, которые приходят к нам со стороны, то есть купленными во взрослом состоянии, была заметна, хотя куратор по щенкам и переживала, что ее работа не видна! Еще как видна! Впрочем, и среди купленных бывают исключения. Это при том, что мы отбираем только подходящих собак – и по многим параметрам.

Да, они приходят из волонтерской семьи в вольер, да, они попадают сразу в другую обстановку, более суровую, чем семья. Здесь каждая из них становится всего лишь одной из многих собак в Центре. Но из этого «плохо» затем получается наше «хорошо»! Собака, живя в вольере, все же скучает (пусть с ней и гуляют три раза в день, и кормят, и не обижают, и рядом такие же, как и она). Но ей уже интересно с человеком. И тут приходит тренер! Он забирает ее из вольера и ведет на улицу. Гулять! Потом в город и дает лакомство. Ура! Работа! И эти положительные эмоции закрепляются за всем, что связано с работой.

Когда наши собаки сидели по домам у волонтеров и нам приходилось ездить заниматься с ними на дом, картина была несколько другая.

Куда? Зачем? Из дома, от родных хозяев? Конечно, за лакомство лабрадор будет работать, но интерес и позитив при этом в разы снижался. Это как раз пример, как из того, что обывателю кажется «хорошо», получается «плохо».

С младых ногтей собаку учат подчиняться, не бояться воздействий, привыкать к тому, что ее трогают и гладят. Поскольку будут с ней общаться в основном тактильно, то уже с визитов куратора по щенкам начинается путь к последующей работе. Щенка учат ходить на поводке, учат гулять на поводке, учат ходить среди людей и ничего не бояться, ездить в транспорте и стараются, чтобы он смог увидеть как можно больше. И все это вместе с человеком.

Для меня критерий отбора собаки, который сможет затем работать с незрячим, – это именно доверие к человеку. Если собака побаивается чего-то одна, но при этом, когда ей приходится работать в паре с человеком, перестает бояться и смело идет туда, куда ей скомандовал хозяин, то она сможет работать и в паре с незрячим.

Чем воспитание отличается от дрессировки? Воспитание – это прививание навыков и правил поведения в определенной семье с учетом того, что этот член семьи собака, для которого эта семья – его родная стая. И со стороны щенка воспитание – это умение вести себя в этой стае и умение свои инстинкты и способности направлять в нужное русло. Чем младше щенок, тем процесс идет мягче и более растянут во времени. Именно в щенячьем возрасте закладываются основные принципы отношения с человеком и основы послушания.

То, что упущено в щенячьем возрасте, наверстать иногда можно, а иногда нельзя, но в любом случае для собаки это будет уже большим стрессом, чем в детстве. Всегда проще сделать сразу, чем переделывать. Как правило, для домашней собаки вполне достаточно процесса воспитания, если ее брали просто для души, и отработки общего курса послушания, который важен для каждой собаки. Он потому и называется общим, что с него начинается любая дрессировка.