Любовь и секс в порностудии бесплатное чтение

Обстоятельства вынудили

Алекс вернулся из армии в июне. После дембеля устроил себе веселые выходные, бухал с друзьями около двух месяцев. В деревне не особо было много развлечений, но шлюх хватало и первое время Алекс не замечал, что живет в городке с единственной пятиэтажкой у автовокзала и работающим три дня в неделю полу разворованным заводом.

Перспектива для жизни подрастающему поколению была никакой.

Алекс в упор не замечал этого, пока однажды к ним домой не пришел собутыльник отца, чтобы отметить день зарплаты.

– Вот, Василий, смотри, моя смена подрастает! – нетрезво умилился он, когда Алекс пришел на кухню, где его родитель с гостем догонялись на кровно заработанные. – Видишь, вернулся сынуля из армии. Ему бы на работу устроиться, только где у нас тут работать? Уже третий месяц не может найти!

Алекс виновато отвернулся, ему было стыдно признаться, что он даже не думал искать что-либо.

– А ты чего же, братан, молчал-то? У нас же Макеев на пенсию собирается. Давай пристроем твоего сына к нам. Место нагретое. Есть доплата за вредность! Как звать сына-то?

– Алексом! – прослезился мужчина пьяными слезами. – Слышь, Алекс?! Василий Георгич тебе хорошее место предлагает! Самое элитное на всем заводе! Надо соглашаться. Всегда при куске хлеба останешься!

Так Алекс попал в «малярный цех». Рабочие условия были адские. Респираторы, выдаваемые малярам, уже давно выработали свой ресурс. Работа была почти невыносимой. Глаза слезились от удушливого запаха. В горле постоянно першило.

Еще ко всему прочему, после каждой смены приходилось оттирать руки ядреными растворителями. Зато, были и свои плюсы, в отличие от других цехов, «малярка» работала всего пять дней в неделю.

Такими спец условиями могла похвастаться только бухгалтерия. У Алекса появились деньги. В маленьком городке, где в единственном магазине под прилавком лежит журнал, где продавцы пишут отпускаемые в долг до зарплаты хлеб и макароны, человек, работающий пять дней в неделю на заводе – это «финансовая элита».

Вокруг Алекса начали суетиться потенциальные невесты. Жизнь заиграла новыми красками, более яркими, наполненными перспективой.

И всё могло бы сложиться у него «как у людей»: через несколько месяцев он бы мог жениться на какой-нибудь подружке, уже беременной к тому времени.

Организовали бы крутую свадьбу с попойкой на взятый кредит. А на подаренные гостями деньги купили бы большущий плоский телевизор, на который пришли бы любоваться все соседи. И по вечерам смотрели бы по нему два центральных канала, потому что больше ничего не ловит в этой забытой богом глуши. С мая по октябрь горбатились бы на огороде. Жена, родив трех ребятишек, раздобрела бы, закатывала бы за лето по полсотни банок огурцов, а по выходным ходила к матери жаловаться на мужа и безденежье. Но только судьба распорядилась по-другому.

Это был выходной – четвертое ноября, «День единства». Непонятный и ненужный, если верить ворчанию матери, праздник. Завод не работал. Алекс вместе с другом Гошкой взяли бутылку водки и две полторашки пивка и завалились к Снежанке, шалаве редкой, но смешливой и фигуристой.

Пришли еще Кристинка, Борян, Кристинкин брат, его девушка Василиса…. Пиво довольно быстро закончилось. Народ начал скучать. А у Алекса уже были планы на Кристинку, и душа просила подвига. Так оказались они с Гошкой у магазина. Тот был закрыт из-за праздника, и над дверью мигала синяя лампочка охраны. Не понятно зачем, рванули они двери, а после того, как замок не поддался, высадили каблуком дощатую филенку. Гошка полез было внутрь, но застрял в узком проломе. А потом на всю вечернюю дремотную улицу завизжала сирена.

– Гоша, твою мать, бежим! – спохватился Алекс.

Дернул приятеля со всей силы за руку, выломав его плечом узкую дверную раму. Гошка смачно ругнулся и, глухо топая большими сапогами, побежал вслед за другом. Отдышались в школьном дворике, поматерились и огородами разошлись по домам. Городишко – маленький, всё тайное делается явным за минуту. Ночь не наступила, а участковый уже стучался в дверь дома родителей Алекса.

– Здорово, твой сын дома? – начал участковый. – Ты знаешь, что Алекс твой с Гошкой Головиным магазин взломали?

Родители были в шоке, а мать начала причитать. О сыне, который два часа назад вернулся пьяный и напуганный, не признались. Сказали:

– Он загулял, не знаем сами, где он!

– Тюрьма им обоим будет! – пригрозил участковый. – Скажите, пусть лучше с повинной придет, – и ушел.

Отец зло распахнул дверь в Алексову комнату:

– Вставай, маленький засранец! По кривой дорожке пошел, придурок?!

– Нет, бать! – торопливо зачастил Алекс. – Мы ничего не взяли, только дверь сломали. Да и то – Гошка!

Мать, утирая слезы и что-то про себя шепча, укладывала рубашки и носки в армейский Алексов чемодан:

– Езжай, сынок, в город! Отсидишься, выждешь, может, пронесет?!

«Городом» называли областной центр. Переночевал там Алекс у одноклассника, который работал охранником в банке и жил, неясно на каких условиях, у сорокалетней, как он представил ее, «подруги». Одноклассник и надоумил его ехать в Москву.

– У меня друган один там не хило так устроился: снимается в порнушке! Прикинь, работа: баб трахать! И денег платят знатно! Он хату там снимает. И почти новую «Приору» купил.

Вот как вышло, что вчерашний маляр приехал в столицу и появился в огромном дворе спального района, куда домчало его такси по записанному на бумажке адресу.

Задрав голову, оглядывал Алекс шестнадцатиэтажки. Светилась огнями новенькая школа. Плотно втиснулись друг к другу дорогие машины. Девушка с пушистой собачкой, разговаривая по телефону, прошла очень близко, едва не задев его плечом. Кажется, весь родной город Алекса разместился бы в этом дворе! Минут через пятнадцать подошел к нему рослый мужик:

– Ты – Алекс? Ты звонил? Пошли!

Едва успевая за его широкими шагами, Алекс испуганно покосился на консьержку в подъезде, споткнулся о постеленную в тамбуре дорожку и в первую секунду отшатнулся от раскрывшихся дверей освещенного голубоватым светом лифта. Провожатый усмехнулся снисходительно:

– Привыкнешь, не робей! Звать-то тебя как?

– Александром! – выпалил Алекс, потом смутился и поправился: – Ну, то есть, можно звать Алексом…

– А я – Алексей Матвеевич. Студия наша – здесь, в этом же подъезде, на четвертом этаже. А жить ты будешь на девятом, вместе с одной из наших артисток.

На девятом этаже лифт остановился, мужик уверенно открыл ключом одну из дверей и пропустил Алекса впереди себя.

– Вот здесь. На второй койке спит Настя. Она тоже будет с тобою сниматься. Она – девушка хорошая. Третий год у нас работает. Ты с ней подружись, она тебе освоиться поможет. Вот твои ключи. Всё, я ушел. До завтра!

Алекс оставил вещи в коридоре и прошелся по квартире. Панельная однушка. Небольшая кухня, совмещенный санузел. Две узких кровати по двум стенам комнаты, шкаф и стол. Компьютер с пожеванным корпусом и старым монитором. Маленький телевизор. Для кого-то – тоска и казенщина. А Алексу после древнего дивана со сломанной пружиной, после ковра на стене и серванта с хрустальными сахарницами, квартира эта показалась такой же удивительной, как жизнь на Марсе! Он достал из чемодана тапочки, повесил куртку и пошел в слепящую светильниками, зеркалами и никелированными кранами ванную комнату.

Здесь тебе не Голливуд

– Привет! Ты, что ли, будешь здесь жить?

– Ты – Настя?

– Да. А ты? – спросила девушка, проходя на кухню и щелкнув чайником. – В холодильнике две верхние полки – мои, остальное можешь занимать.

– Я – Алекс, – парень протянул руку для пожатия, но Настя не обратила на нее внимания.

Алекс постоял две минуты в дверях, потом ушел в комнату и лег лицом к стене. Спустя четверть часа Настя закончила возиться на кухне, распахнула дверь и остановилась в дверном проеме, уплетая из тарелки пельмени.

– Значит, ты теперь трахать меня будешь?

– Что? – встрепенулся Алекс. – Кого?

Настя хмыкнула:

– А ты думал – Бритни Спирс? Тебя продюсер, что, не предупредил? Конечно, с твоим типажом будешь в извращенном порно со зрелыми бабами сниматься. Для того чтоб трахать баб помладше, нужно быть качком. Или толстым папиком. Или с продюсером «вась-вась» иметь. Ты, как я понимаю, ни к тем, ни к тем, ни к этим не относишься?

Алекс покачал головой. Настя подцепила из тарелки последний пельмень.

– У тебя на пожилых женщин-то стоит? Ну, или в сценах с аналом будешь сниматься.

Алекс смутился.

– Ты еще и краснеешь, такой скромный?! Сниматься-то как будешь? А болт у тебя – большой? – Настя, не обращая внимания на смущение собеседника, кивнула куда-то в сторону его пупка.

– Семнадцать сантиметров! – с хмурым вызовом ответил Алекс.

– Ну и нормально! – примиряющим тоном сказала Настя. – У нас есть один парень, у него всего пятнадцать. Он в анальных сценах участвует. Известный очень, видосы с ним расходятся как пирожки. Его все любят. Но я так понимаю, тебе не рассказали, что за порно у нас в приоритете?

Настя загадочно улыбнулась, а Алекса передернуло от ее улыбки.

– Ну так, в общих чертах…

– Короче, ты как новичок, будешь сниматься с извращенках всяких. У нас есть одна бой-баба, ее так и зовут. Она накаченная, как мужик, у нее дилдо любимое есть, 25 сантиметров! Ее все наши парни ненавидят. Каждый видос с ней, это просто изнасилование. Парням задницы рвет на раз и два. Парни говорят, с ней ни в задницу долбиться, ни в горло – врагу не пожелаешь.

– А почему “бой-баба”? – спросил Алекс, чтобы как-то поддержать этот неудобный разговор. – бывшая военная что ли?

– Нет. Но знаешь, похожа очень на персонажа из одного фильма. Правда там женщина хорошая была и добрая, просто защищала свою семью, а эта… Ладно, узнаешь еще.

– Понятно, – ответил Алекс.

– Мыло и шампунь мои не брать! Не люблю! – сказала Настя, заваливаясь на узкую койку и щелкая пультом телевизора. – Ты не против? Я по вечерам сериалы люблю смотреть.

– Нет. Я вообще не особо телек смотрю.

– Отлично! Не придется драться! – ответила Настя, увеличивая громкость какого-то сопливого сериала, начинающегося по телевизору.

Алекс отвернулся к стене и накрыл голову подушкой. Никто не обещал, что будет легко. Куда теперь деваться-то? С бой-бабой – так с бой-бабой!

Утром Алекс долго перекладывал в чемодане рубахи, соображая: какая годится для первой встречи с продюсером? Настя с чашкой чая, хрустя баранкой, выглянула из кухни и пару минут наблюдала буридановы метания нового соседа. Потом не выдержала:

– Чего ты там роешься? Все равно сниматься будешь голым! Ты как завтракать привык? Учти, до трех часов дня перерывов не будет. Что сейчас съешь, на том и просидишь.

Алекс вышел на кухню и растерянно посмотрел на плиту.

– Ну это… бутерброд с маслом, чай.

Настя хохотнула:

– И где это все? Что ты с собой принес вчера?

– У меня деньги есть, – нерешительно проговорил Алекс.

– Вот и жри их, тупица! Что, никогда без мамочки не жил?

– Я, между прочим, служил в армии! У меня боевое ранение есть, ножевое, – ответил Алекс с вызовом и задрал футболку, обнажая перечеркнувший ребра пятисантиметровый шрам, оставленный заточкой одного из зеков, за задержание которого получил боевую медаль старшина Алекса.

– Геро-о-ой! – примирительно, без насмешки протянула Настя. – Ладно, ешь! – она подвинула соседу пакет баранок. – Потом – отдашь. Свалился на мою голову. Режиссеру не говори, что у тебя не было анала.

– В смысле?

– Что тебя девушка не страпонила в зад.

– Так, это и ежу понятно, я вообще не знаю никого, кто бы таким занимался…

– Ну, в любом случае, просто если что, у тебя было. Здоровее будешь, понял? Если спросит, то скажи, что было у тебя как-то уже по пьяни с бывшей подружкой.

Алекс покивал «спасибо» и с неопределенным видом пожал плечами.

Студия занимала четыре квартиры, отгороженные от лифта металлической дверью. В одной, за запертыми кожанами дверями, был офис. Остальные квартиры были – настежь. У электрических щитков курили несколько молодых пацанов и разновозрастных – от восемнадцати до сорока лет – баб. С Настей поздоровались. На Алекса покосились равнодушно и на его бодрое «Здравствуйте!» не все ответили кивками. Только коротко стриженная несвежая девица подошла, оттерев Алекса от кружка курящих и томно заглянула ему в глаза:

– Новенький? Будем знакомы: Алина!

Алекс покраснел, а за его спиной загоготало несколько голосов. Из «офиса» выглянул вчерашний мужик:

– Алекс пришел? К начальству!

Пожилой седой человек, вальяжно откинувшись в высоком кресле, не представившись, начал:

– Ну, здравствуй, Алекс! Паспорт давай! Сколько лет тебе? Откуда приехал? Служил? Военный билет есть? Раздевайся!

Алекс ответил на вопросы, подал документы и стоял, переминаясь с ноги на ногу и неуверенно теребя верхнюю пуговицу рубахи.

– Раздевайся живей! Что как рыба сонная? – заторопил его стоящий у окна Алексей Матвеевич. – Встает у тебя? Подрочи, покажи!

– Что?

– А ты зачем сюда явился? Здесь тебе не Голливуд. Давай, «товар лицом показывай», – мужик протянул Алексу лежавший на столе журнал. – На, листай!

За анал платят больше

Журнал был порнографический. Девятнадцатилетнее тело быстро откликнулось на откровенные картинки. Стыдливый румянец еще не сошел с щек паренька, а член уже стоял после пары десятков движений и четырех пролистанных страниц.

– Молодец, годишься! – подбодрил его седой. – Анально жил?

– Нет, – помотал головой Алекс и только потом спохватился, что сосед по квартире советовал так не отвечать.

– Ну и отлично! Ну что, Аркадьич, снимаем порно в стиле “Первый раз”?

– Может быть, “Изнасилование”? – неуверенно предложил Аркадьич. – Тебе деньги-то нужны, Алекс?

– Кому ж не нужны? – откликнулся парень.

Седой достал из верхнего ящика стола папку. На листах, запакованных в прозрачные «файлы», были расценки съемочных эпизодов.

– Смотри: вот будет тариф твоего рабочего дня! – палец с ухоженным, полированным ногтем провел по строке, в конце которой стояла недельная зарплата мастера покрасочного цеха. – За каждый утвержденный режиссером эпизод – доплата. «Садо-мазо» – тройной тариф, – палец съехал не несколько строк ниже.

– А что надо делать? – настороженно спросил Алекс.

– Да почти ничего! – усмехнулся Аркадьич. – Станешь раком, Клара тебя в зад страпоном потрахает. А ты постонешь немного. Покричишь, если режиссер тебя попросит. Калечить тебя никто не собирается, ты нам живой и здоровый нужен. Вон у тебя как отлично встает. Мы на тебе деньги будем делать, понял?! Нам тебя беречь придется.

Алекс никак не мог поверить, что ему за один день «работы» заплатят такие деньги. Какая там «приора»?! Да он приедет домой на дорогом кабриолете, таком же, как на картинке, висевшей в курилке малярного цеха. Остановит машину перед клубом. И, с небрежным видом облокотившись на капот, будет курить дорогие сигареты, ожидая, пока новость о его приезде сама облетит маленький городок….

– Эй, Алекс, ау! – Аркадьич толкнул его в плечо. – Заснул, что ли? Подписываешь? Один эпизод «садо-мазо», плюс полдня – обычного режима?! Завтра утром сдашь анализы, если – норма, то подпишем контракт на год. А до того будешь работать в презервативе. Ок?

Алекс покивал, расписался в протянутом ему листе и вышел из офиса, все еще не стряхнув с себя видЕние с роскошной машиной. Начиналось всё просто отлично!

В одной из квартир снималась большей частью «классика», в другой «садо-мазо». В третьей были «гримерки», стояли софиты и прочая аппаратура. Съемочные комнаты сильно отличались по интерьеру: классическая спальня с огромной кроватью и бархатными шторами с ламбрекеном, медицинский кабинет, «пыточная» с деревянными скамьями и обоями «под кирпич», «тренажерный зал»….

Посмотрев несколько дублей и еще не успев придти в себя от будничного равнодушия, с каким здесь перед камерами делалось то, что обычно у людей принято скрывать, Алекс услышал свою фамилию.

– Пионерский лагерь, – без предисловий затараторил лысоватый режиссер. – Она – разбила мячом окно в столовой. Ты – вожатый. Наговариваем текст!

Немудреные реплики были написаны на большом экране. По строкам бежала подсветка, как в караоке. Партнерша Алекса – круглолицая шатенка, не по возрасту наряженная в короткую юбочку и пионерский галстук – читала с выражением текст, добавляя в голос визгливые и извиняющиеся нотки. Звукооператор одобрительно кивал. Алекс тоже начал, волнуясь, читать.

– Четче, четче, медленнее! – остановил его режиссер. – И, ты – злишься на нее, ты понял?

Алекс повторил реплику, стараясь «не частить» и «злиться». Требования к артистизму, судя по всему, были невысокие, потому что уже с третьего повтора режиссер остановил микрофоны:

– Супер! Следующая сцена: ты – соглашаешься на наказание, ты – ее трахаешь. Встань сюда. Левее. Руку будешь высоко держать, а то не видно. Вот, отлично!

Шатенка послушно опустилась перед Алексом раком. Алекс опешил.

Он уже много раз видел анусы девчонок, когда трахал их в своем городке, ему нравилось смотреть на этот сморщенный кружочек, которые смешно подергивался, когда во время траха парень растягивал в стороны ягодицы.

У этой красотки не было этого сморщенного кружочка. Вместо этого у нее была небольшая дырочка. Алекс мог бы легко просунуть туда палец и тот бы не встретил препятствия.

Алекс был в растерянности. Ему просто брать и начинать вот так трахать девчонку? Без прелюдий? Все как-то странно…

– И что делать?… – Алекс посмотрел на оператора.

Операторы и несколько человек, пришедших поглазеть, как снимается новенький, заржали.

– Ты что – девственник? Суй, давай. В зад засаживай, у нас анал только и продается. Почему не стоит у тебя? Дрочи! Мариша, дай картинку!

Помреж Мариша защелкала пультом, листая на том же экране порнофотографии.

– Чего оставить тебе? Бразильянки – годятся?

Алекс кивнул. Но из-за смущения, дикости ситуации и десятков уставившихся на него глаз, никак не мог сосредоточиться.

– Так, ну-ка вышли все отсюда! – режиссер рявкнул на маячивших в дверях. – Первому, кто издаст еще один звук, штраф.

Зрители мигом вывалились из комнаты.

– Давай, соберись! Все начинали. Не волнуйся! – спокойно сказал режиссер Алексу.

Алекс испытал благодарность к этому чужому человеку. Подвести его было нельзя! Картинки с бразильянками медленно менялись на большом экране. Загорелые и пышные тела были прикрыты крошечными тряпочками или полностью открыты глазу. У девятнадцатилетнего тела – свои законы: Алекс возбудился и придвинулся к податливым бедрам партнерши.

“Черт, прямо у всех на виду, как я вообще подписался на такое?” – брезгливая дрожь передернула его плечи. Но молодой организм уже делал свою «работу».

Девушка дурашливо вопила что-то типа «Простите засранку, я больше не буду! Только не надо в зад!» От Алекса, слава Богу, текста не потребовалось. Эпизод утвердили с первого дубля.

Парень двигался, вгоняя свой стержень в задний проход и удивлялся, почему раньше никогда не пробовал вставлять девчонкам в попку, это ведь совершенно другие ощущения!

Анальное колечко обхватывало член и парень от блаженства готов был выть. Он начал снова и снова вгонять член до конца, закатывая глаза. Ему уже было плевать на девчонку и на ее лицемерные стоны, ему было хорошо.

Ему было почему-то неприятно, почему он раньше не занимался анальным сексом? Возможно, потому что он всегда считал задний проход не совсем чистым местом. Брезговал засовывать туда своего дружка. И сейчас он не мог поверить, что делал это.

«Да ладно, это ж ради денег! Не сильно хуже, чем в малярке», – утешая сам себя, подумал Алекс.

Режиссер, судя по всему, был доволен.

– Так, пока стоит, снимаем, не расслабляемся!

Партнерши равнодушно вставали или ложились «в позу», говорили текст, стонали, «исходили страстью». Алекс, слегка офонаревший от сюрреализма ситуации, переимел перед камерой трех девушек. И минут через двадцать, окончательно перестав обращать внимания на окружающих, кончил в рыжую долговязую девчонку. Но все, кто был в комнате, зашлись в обидном хохоте.

– А новенький-то – рыженьких любит! Или это Альбинка так подмахивала? Альбинка, понравился пацанчик? Попроси Настю поменяться, будешь с ним семейно жить.

Рыжая обиделась, покраснела от злости пятнами и, когда выключилась камера, схватила Алекса за грудки:

– Ты, урод! В другом месте свои нужды будешь справлять, ясно?!

Окружающие дружно ржали. Алекс растерянно озирался. Откуда было ему знать, что в этом необычном мире эякуляция – это отдельный эпизод, а значит – дополнительные деньги. А эрекцию – берегут, потому что каждая новая сцена – доплата.

Изнасилование на камеру

После двух-трех месяцев «работы» почти никто не может кончить больше раза в день. А вот такие, как сейчас, с Алексом, «казусы» случаются, только если между фигурантами – так редко, но бывает в этом циничном мирке – возникают настоящие чувства.

– …Это надо на камеру делать. За это – бонус, – сквозь смех, объяснила помреж.

– А что раньше не сказали? – с досадой буркнул Алекс.

– Ну, кто же знал, что ты – такой дикий? Что, ни разу не снимался?

После получасового перерыва в «студии» появился Алексей Матвеевич. Любопытных выставили за дверь. Зато появилось новое лицо – рослая смуглокожая женщина, первую половину дня снимавшаяся на другой «площадке». На ее теле был пристегнут прочный ремень. На ремне был огромный искусственный член, прикрепленный таким образом, чтобы давить на клитор.

– Кларка, только осторожней! Если он будет неработоспособен, я вычту из твоей зарплаты. Слышишь?

Кларка равнодушно кивнула. Размер у ее искусственного члена – соседка по квартире не обманывала! – действительно был пугающий. И, когда помреж принесла и протянула Алексу металлические наручники, тот струсил:

– А это еще зачем? Я это…. Не надо!

– Что значит «не надо»? Ты здесь ломаться собираешься? – жестко сказал Алексей Матвеевич. – У нас здесь няньки не положены. «Нет» – так «нет». Заплатишь неустойку по контракту – 10 тысяч, 3 тысячи – ночлег, и – до свидания! Здесь тебе не бордель и не гостиница, чтобы потрахаться, переночевать и свалить. И договор тебя не силой заставляли подписать. Двадцать секунд тебе на размышления!

Краска бросилась Алексу в лицо. Но отступать было некуда, и он протянул руки под металлические кольца.

Справедливости ради надо признать, что Кларка над ним не слишком измывалась. Сценарий никакой не сочиняли. Сюжет этого действа существует уже, наверно, много сотен лет. Алекса пристегнули наручниками к огромной деревянной балке. Стоять было удобно, если не принимать во внимание страха, который неприятной мелкой дрожью тряс колени парня.

– Отлично! Очень хорошо! – профессиональным взглядом оценив мизансцену, беззлобно радовался режиссер. – Кларка, заходи спереди, приподними его подбородок и с угрозой говори: «Что, доигрался, сука?» А ты, – режиссер обернулся к одному из операторов, – Возьмешь в этот момент крупно его глаза.

– Не надо «доигрался», как ты будешь потом это на английский и немецкий переводить? Давай лучше «боишься меня?» – внес корректировку Алексей Матвеевич.

Все вели себя без суеты и деловито, и это успокаивало Алекса. В конце концов, он сам час назад ровно тоже самое проделал с тремя незнакомыми девчонками. Никто ж из них трагедию не делал?! Все наигранно орали, или просили пощады, или, наоборот, извивались от страсти, а через какое-то время – невозмутимо курили вместе с Алексом, режиссером и операторами.

Значит, здесь это нормально. «Деньги, в конце концов, «ни за что» не платят. Придется поработать», – убеждал себя Алекс.

Правда, все эти рассуждения, потеряли убедительность, когда Кларка, заглянув ему в глаза, плотоядно ухмыльнулась.

Алексу эта особа сразу не понравилась. Словно охотник смотрит на свою добычу. Неужели, она будет его трахать сейчас в задний проход?

“Черт, этого не может быть! Я же нормальный, я не хочу, чтобы какая-то баба вставляла в меня искусственный член, да еще и такого размера!”

Но делать было нечего. Парню ничего не оставалось делать, как двигаться по инерции.

Подчиняясь словам режиссера, Алекс принялся просить у него пощады. Кларка зашла со спины и…. Ощущения оказались неигрушечными. Сначала Алекс, закусив губу, старался не издать ни звука. И даже пытался слушать режиссера, чтобы не пропустить его указаний. Но после того как Кларка умелым и решительным движением отправила в тартарары невинность Алекса, терпеть оказалось невозможно.

Адская боль разорвала его анус. Казалось, что парень никогда не испытывал ничего подобного.

– Что вы – охренели все? Отпустите меня! – заорал Алекс, пытаясь вывернуться и лягнуть насильницу ногой. – Пустите, сволочи! Убью, урою! Гады!

Но мускулистые руки мулатки впились железной хваткой в его бедра и ритмично насаживали его на, как казалось Алексу, раскаленный стержень. И три оператора с камерами суетились вокруг, стараясь уловить все самые злачные моменты. Из глаз Алекса градом лились слезы.

– Я в суд подам! Ублюдки! Маньячка, отвали от меня! Хватит!!! Отпусти-и-и! – он выл, рычал и бился, сам добавляя к своим мукам боль от выламываемых наручниками запястий.

Наконец насильница оттолкнула от себя свою жертву и постучала искусственным членом по вздрагивающей спине.

– Отпустите! – пригибая колени и, полностью теряя лицо, заплакал Алекс.

Камеры работали еще минуту. Потом к нему подошла помреж, вытерла полотенцем глаза, потом – задницу. И Алексей Матвеевич сунул ему под нос подписанный им лист договора.

– Алекс, прежде чем тебя расстегнут, хочу обратить твое внимание: ты сам сегодня подписал: что ознакомлен с определением садомазохистских сцен, добровольно соглашаешься на участие и отказываешься от каких-либо претензий. Так что возьми себя в руки! Ты – подписался, ты – выполнил условия контракта. Теперь мы выполняем свою половину, – он достал две пятитысячных бумажки и положил их на уголок низкого стола, на который были свалены микрофоны. – Вот твоя зарплата за сегодня. Всё, все свободны, отдыхаем. Эпизод – отличный. Отстегни его, Мариша, что ты там возишься?!

Всё было рассчитано точно. Подобные сцены не раз и не два разыгрывались в этих стенах. И проблемы были никому не нужны. Поэтому съемочная группа отыгрывала окончание эпизода. Операторы медленно сматывали провода. Кларка – одевалась. Мариша с режиссером закурили. Алекс забрал свою одежду, взял со столика деньги. Ему хотелось забиться куда-нибудь в угол и разрыдаться. Но оператор спокойным тоном попросил:

– Алекс, подай микрофон, пожалуйста.

И Кларка подошла:

– У тебя зажигалка есть? Моя закончилась.

Алекс кивнул, подал микрофон, достал из кармана брюк зажигалку и одевался, ожидая, пока его недавняя насильница не спеша закуривает.

– На пьянку поедешь с нами в субботу? – спросила Кларка, отдавая зажигалку.

– Нет, – буркнул Алекс и, убирая в карман джинсов деньги, превозмогая боль, пошел к выходу.

Когда соседка пришла в квартиру, Алекс лежал лицом к стене, кусая губы, чтобы не заплакать.

– Ты – как? Живой? – без приторных сочувствий, как о незначительном, спросила Настя.

Алекс промолчал.

– Я ж говорил, чтобы ты не признавался, что в первый раз…. Сам не послушал, идиот!

– Иди нахрен!

– Да ладно, не злись. Я-то причем? Пожрать купить на твою долю?

Алекс накрыл голову подушкой.

– Ну, как знаешь, – ответила Настя, прошла на кухню, в коридор и через пару минут щелкнула замком входной двери.

Алекс никогда не был слюнтяем. В армии ему случалось по четыре часа стоять в карауле на жуткой жаре. В ночных патрулях он участвовал в перехвате наркоконтрабанды. И четыре раза после ночных перестрелок хоронил своих товарищей.

Закаленный службой, даже «малярку», этот филиал седьмого круга ада, он счёл приемлемым местом работы. А здесь уж, на студии, было и вовсе не пыльно!

Ну да – сегодня было больно. Да – обидно. И сейчас его щеки горели стыдом за слабость и слезы: никто ж кроме него не психовал, не плакал! Пожалуй, если бы не деньги, которые Алексей Матвеевич выдал ему «по итогам дня», Алекс собрал бы вещи и ушел, куда глаза глядят, хоть на вокзал. Но две хрустящие красные бумажки, лежащие сейчас в кармане его джинсов, меняли ситуацию.

Может быть, перетерпеть? Поработать месяц-другой, накопить деньжат? В конце концов, здесь есть крыша над головой, чуднЫе, но не агрессивные отношения. И – золотая река, текущая широкими волнами прямо в его карман! А «первый раз» – он на то и есть «первый раз». Вон, бабам – каждой приходится проходить через подобное испытание. И ничего – никто не помер, все живут и потом радуются жизни! Алекс вытер влажные глаза, не без труда поднялся и заковылял в прихожую: жрать все-таки хотелось.

Такое сложно пережить

Когда соседка вернулась через два часа домой, Алекс стоял на кухне у окна и ел из пластиковой миски «Доширак», время от времени опрокидывая в себя небольшую стопку водки. Початая литровая бутылка стояла перед ним на подоконнике.

– У-у-у, приятель! Так ты здесь бухать собрался? Вот, блин, не везет с соседями – так это навсегда!

Алекс обернулся:

– Да ладно! Давай выпьем за знакомство! Доставай посуду!

– Нет уж, я не по этой части. Вон, Гарику и Альбинке позвони, они всегда составят компанию в этом деле! Хотя… Альбинка сейчас на тебя злая, ее ребята сегодня задразнили за твою «любовь».

Алекс болезненно поморщился от утренних воспоминаний и отвернулся. Соседка долго возилась у холодильника, гремела кастрюлями и что-то резала, стуча ножом по деревяшке. Алекс стоял, прижавшись лбом к холодному стеклу, и смотрел, как сквозь навернувшуюся на глаза влагу искрится тысячами окон мегаполис.

– …Ладно, наливай! – сказала вдруг Настя.

Алекс обернулся:

– А чем я тебе такой плохой сосед-то? Что прямо со мной выпить брезгуешь?

– Я не брезгую, – ответила Настя. – Просто с литровой бутылки под «Доширак» можно не «выпить», а только «ужраться». На, угощаю: пельмени, колбаса, огурцы маринованные.

– Потом – «отдам»? – усмехнулся Алекс. – А, черт, баранки я забыл тебе купить!

– И – себе заодно! Чем завтра завтракать-то станешь?

– Цены здесь – улет! – сказал Алекс. – Я за углом был, в магазинчике «24». Может, есть где подешевле? Эдак всё проешь.

– Здесь и зарплаты не такие, как в глубинке. Сам ты откуда?

Алекс объяснил.

– А я из-под Иванова, – сказала Настя. – А что приехал?

– Так. Дома больше не мог оставаться.

– Человека, что ли, убил? Или бабу местного бандита обрюхатил?

– Нет, ни то, ни то. Потом скажу когда-нибудь. Ну, вздрогнем! За знакомство!

Они чокнулись и выпили. Настя поставила на подоконник тарелку пельменей.

– Кетчуп был, но – кончился. В субботу в супермаркет съездим, купим на неделю всего. Ты как питаться-то собрался – дорого?

– Нет, дорого – зачем?

– Я предупреждаю сразу: я – деньги коплю. Поэтому на ерунду не трачусь. Если ты – тоже, можем питаться вдвоем, так дешевле. А если ты будешь водку жрать и пиццу каждый вечер заказывать, то это – без меня. Вон, Кларка любит пожрать. Можешь с ней закорефаниться.