Сивка-Бурка бесплатное чтение

© Издательский дом «Проф-Пресс», составление, оформление, ил., 2021

Сивка-бурка

Жил-был старик, у него было три сына. Третий, Иван-дурак, ничего не делал, только на печи в углу сидел да мух считал. Отец стал умирать и говорит:

– Дети! Как я умру, вы каждый поочерёдно ходите на могилу ко мне спать по три ночи.

Старик умер, его схоронили. Приходит ночь; надо большому брату ночевать на могиле, а ему то ли лень, то ли боится. Он и говорит малому брату:

– Иван-дурак! Поди-ка к отцу на могилу, ночуй за меня. Ты ничего же не делаешь!

Иван-дурак собрался, пришёл на могилу, лежит. В полночь вдруг могила расступилась, старик выходит и спрашивает:

– Кто тут? Ты, большой сын?

– Нет, батюшка! Я, Иван-дурак.

Старик узнал его и спрашивает:

– Что же большой-то сын не пришёл?

– А он меня послал, батюшка!

– Ну, твоё счастье!

Старик свистнул-кликнул богатырским посвистом:

– Сивко-бурко, вещий воронко!

Сивко бежит, только земля дрожит, из очей искры сыплются, из ноздрей дым столбом.

– Вот тебе, сын мой, добрый конь. А ты, конь, служи ему, как мне служил.

Проговорил это старик, лёг в могилу. Иван-дурак погладил, поласкал сивка и отпустил, сам домой пошёл. Дома спрашивают братья:

– Что, Иван-дурак, ладно ли ночевал?

– Очень ладно, братья!

Другая ночь приходит. Средний брат тоже не идёт ночевать на могилу и говорит:

– Иван-дурак! Поди на могилу-то к батюшке, ночуй и за меня.

Иван-дурак, не говоря ни слова, собрался, пришёл на могилу, лёг, дожидается полуночи. В полночь также могила раскрылась, отец вышел, спрашивает:

– Ты, средний сын?

– Нет, – говорит Иван-дурак, – я же опять, батюшка!

Старик кликнул богатырским голосом, свистнул молодецким посвистом:

– Сивко-бурко, вещий воронко!

Бурко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом.

– Ну, бурко, как мне служил, так служи и сыну моему. Ступай теперь!

Бурко убежал; старик лёг в могилу, а Иван-дурак пошёл домой. Братья опять спрашивают:

– Каково, Иван-дурак, ночевал?

– Очень, братья, ладно!

На третью ночь Иванова очередь. Он не дожидается времени, собрался и пошёл. Лежит на могиле; в полночь опять старик вышел, уж знает, что тут Иван-дурак, кликнул богатырским голосом, свистнул молодецким посвистом:

– Сивко-бурко, вещий воронко!

Воронко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом.

– Ну, воронко, как мне служил, так и сыну моему служи.

Сказал это старик, простился с Иваном-дураком, лёг в могилу. Иван-дурак погладил воронка, посмотрел и отпустил, сам пошёл домой. Братья опять спрашивают:

– Каково, Иван-дурак, ночевал?

– Очень ладно, братья!

Живут-поживают братья. Вдруг от царя к лич: ежели кто сорвёт царевнин портрет с дому чрез сколько-то брёвен, за того её и замуж отдаст. Братья собираются посмотреть, кто станет срывать портрет. Иван-дурак сидит на печи за трубой и говорит:

– Братья! Дайте мне какую-нибудь лошадь, я поеду посмотрю же.

– Э! – взъелись братья на него. – Сиди, дурак, на печи; чего ты поедешь? Людей, что ли, смешить!

Нет, от Ивана-дурака отступу нету! Братья не могли отбиться:

– Ну ты возьми, дурак, вон трёхногую кобылёнку!

Сами уехали. Иван-дурак за ними же поехал в чисто поле, в широко раздолье. Слез с кобылёнки, взял да и отпустил её. Сам свистнул молодецким посвистом, кликнул богатырским голосом:

– Сивко-бурко, вещий воронко!

Сивко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом.

Иван-дурак в одно ушко залез – напился-наелся, в другое вылез – оделся, молодец такой стал, что и братьям не узнать! Сел на сивка и поехал срывать портрет. Народу было тут видимо-невидимо. Завидели молодца, все начали смотреть. Иван-дурак с размаху поскакал, конь его вскочил и до портрета не достал только три бревна. Видели, откуда приехал, а не видали, куда уехал! Он коня отпустил, сам пришёл домой, сел на печь.

Вдруг братья приезжают и сказывают жёнам:

– Ну, жёны, какой молодец приезжал, так мы такого сроду не видали! Портрет не достал только через три бревна. Видели, откуда приехал, не видали, куда уехал. Ещё опять приедет…

Иван-дурак сидит на печи и говорит:

– Братья, не я ли тут был?

– Куда тебе! Сиди, дурак, на печи да протирай нос.

Время идёт. От царя тот же клич. Братья опять стали собираться, а Иван-дурак и говорит:

– Братья! Дайте мне какую-нибудь лошадь.

Они отвечают:

– Сиди, дурак, дома.

Нет, отбиться не могли, велели опять взять хромую кобылёшку. Иван-дурак и ту отпустил. Сам свистнул молодецким посвистом, кликнул богатырским голосом:

– Сивко-бурко, вещий воронко!

Бурко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом. Иван-дурак в право ухо залез – оделся, выскочил в левое – молодцом сделался, вскочил на коня, поехал. Портрет не достал только за два бревна. Видели, откуда приехал, а не видели, куда уехал! Бурка отпустил, а сам пошёл домой, сел на печь, дожидается братьев. Братья приехали и сказывают:

– Бабы! Тот же молодец опять приезжал, да не достал портрет только за два бревна.

Иван-дурак и говорит им:

– Братья, не я ли тут был?

– Сиди, дурак!

Через некоторое время от царя опять клич. Братья начали собираться, а Иван-дурак и просит:

– Дайте, братья, какую-нибудь лошадь. Я съезжу, посмотрю же.

– Сиди, дурак, дома! Сколько лошадей-то у нас станешь переводить?

Нет, отбиться не могли, бились-бились, велели взять худую кобылёшку, сами уехали. Иван-дурак и ту отпустил. Сам свистнул молодецким посвистом, кликнул богатырским голосом:

– Сивко-бурко, вещий воронко!

Воронко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом. Иван-дурак в одно ушко залез – напился-наелся, в другое вылез – молодцом оделся, сел на коня и поехал. Как только доехал до царских чертогов, портрет и платок так и сорвал. Видели, откуда приехал, а не видели, куда уехал! Он так же воронка отпустил, пошёл домой, сел на печь, ждёт братьев. Братья приехали, сказывают:

– Ну, хозяйки! Тот же молодец как нагнал сегодня, так портрет и сорвал.

Иван-дурак сидит за трубой и говорит:

– Братья, не я ли тут был?

– Сиди, дурак! Где тебе!

Через время царь сделал пир, созывает всех бояр, воевод, князей, думных, сенаторов, купцов, мещан и крестьян. И Ивановы братья поехали. Иван-дурак не отстал, сел где-то на печь за трубу, глядит, рот разинул. Царевна потчует гостей, каждому подносит кваса и смотрит, не утрётся ли кто платком – тот её и жених. Только никто не утёрся, а Ивана-дурака не видала, обошла. Гости разошлись. На другой день царь сделал другой пир; опять виноватого не нашли, кто сорвал платок.

На третий день царевна так же стала из своих рук подносить гостям квас. Всех обошла, никто не утёрся платком.

«Что это, – думает она себе, – нет моего суженого!»

Взглянула за трубу и увидела там Ивана-дурака. Платьишко на нём худое, весь в саже, волосы дыбом. Она налила стакан кваса, подносит ему, а братья глядят да и думают: царевна-то и дураку подносит питьё! Иван-дурак выпил да и утёрся платком. Царевна обрадовалась, берёт его за руку, ведёт к отцу и говорит:

– Батюшка! Вот мой суженый.

Братьев тут ровно ножом по сердцу-то резнуло, думают: «Чего это царевна! Не с ума ли сошла? Дурака ведёт в суженые». Разговоры тут коротки: весёлым пирком да за свадебку. Наш Иван тут стал не Иван-дурак, а Иван – царский зять. Оправился, очистился, молодец молодцом стал, не стали люди узнавать! Тогда-то братья узнали, что значило выполнять отцовский наказ.

Финист – ясный сокол

Был-жил старик со старухою. У них было три дочери; меньшая была такая красавица, что ни в сказке сказать, ни пером написать. Раз собрался старик в город на ярмарку и говорит:

– Дочери мои любезные! Что вам надобно, приказывайте – всё искуплю на ярмарке.

Старшая просит:

– Купи мне, батюшка, новое платье.

Средняя:

– Купи мне, батюшка, шалевой платочек.

А меньшая говорит:

– Купи мне аленький цветочек.

Засмеялся старик над меньшою дочкою:

– Ну что тебе, глупенькая, в аленьком цветочке? Много ли в нём корысти! Я тебе лучше нарядов накуплю. – Только что ни говорил, никак не мог уговорить её: купи аленький цветочек – да и только.

Поехал старик на ярмарку, купил старшей дочери платье, средней – шалевой платок, а цветочка аленького во всём городе не нашёл. Уж на самом выезде попадается ему незнакомый старичок – несёт в руках аленький цветочек.