Из предыстории Магадана. Историко-приключенческий роман-летопись бесплатное чтение

КАЗАЧЬЯ ДОЛЯ

…Весеннее солнце залило прибрежную ламутскую деревушку Инган теплым светом. Бревенчатые юрты туземцев, покрытые дерном, бодро, двумя рядами тянулись вдоль небольшой речушки, несущей свои воды в спокойное море. Жители селения собрались на восточном земляном валу (земляные валы со всех сторон защищают селение туземцев). Шум, гам, смех.

Зеленовато-голубое небо. Серо-зеленое море. Желто-зеленая тундра и зеленовато-коричневый низкорослый лес на дальних сопках.

На поляне, замкнув круг, стоят мужчины в замшевых одеждах, их длинные волосы развевает ласковый ветерок. Почетное место отведено тойону ламутов – чуть впереди остальных. Сразу за его спиной четверо казаков в ярких, но поношенных, кафтанах. В центре круга пылает костер, над которым подвешен огромный китайский котел. Пар и ароматный запах валят из гигантской посудины. Полтора десятка проворных женщин суетятся возле кострища. Круглолицые ламутки разливают варево по берестяным плашкам и оделяют ими мужчин согласно местной иерархии. Еще возле двух костров, разложенных за пределами живого круга, хлопочут туземки – вареной медвежатиной должно угоститься всё селение Инган.

Дошла очередь до Микешки. Двадцатилетний казак взял берестяную миску в обе руки и озадаченно нахмурился:

– Дядька Варлаам, я ложку в крепости забыл, – обратился парень к своему старшому.

– Эк-ма, зелень! – скривил рот бывалый казачина. – А еще чАВо оставил дома?.. Так хлебай.

Ели стоя, таков «медвежий пир». По окончании трапезы вождь туземцев поднял с земли медвежью голову и положил ей в пасть кусок тюленьего жира. Туг же возле тойона возник вертлявый шаман. Он водрузил топтыжью голову на длинный шест, который надежно воткнул в землю. Действия старейшин сопровождал дружный хор жителей Ингана.

– О чем они? – ткнул в бок Потап толмача якута.

– Задабривают дух убитого мишки.

– Хитро, – усмехнулся Мята, четвертый казак.

Тойон повернулся к русским, на скуластом лице коренастого аборигена лоснилась улыбка:

– Однако курить пора; отдыхать пора; мала-мала веселиться пора.

Глава деревни провел гостей на земляной вал, где уже были расстелены для сиденья шкуры. Сели; подбежало несколько девочек, поставили перед казаками берестяные кувшинчики с холодной водой. Туземочки не отрывали глаз от земли.

– Это рабыни, – пояснил якут.

Позже подошла еще одна девчушка, лет девяти, наделила всех табаком.

– Гемалак! – погладил тойон девочку по голове. – Биют!

– Дочкой своей хвастает, – толмач дернул тяжелым подбородком в сторону миловидной дикарки, усевшейся подле отца. – Пёрышком ее кличут.

На поляне начались игры. Первыми состязались женщины. Была отмерена дистанция, и несколько вышедших вперед ламуток устроили бег наперегонки. Наблюдатели весело поддерживали соревнующихся. Еще женщины и девочки состязались в прыжках на двух ногах или на одной – кто первый придет к финишу. Микешка искренне порадовался за шуструю дочку тойона. Пёрышко победила в соревновании по прыжкам на одной ноге. Когда раскрасневшаяся девчушка вернулась к отцу, молодой казак одобряюще подмигнул ей. Биют не по-детски задержала карий взгляд на горбоносом лице молодого русича…

Затем пришел черед мужских забав. Здесь состязались так; двое брали в руки крепкую палку и каждый тянул на себя. Борьба велась до тех пор пока один из противников не уступит, либо не упадет.

Всех побеждал Нунта, крепкий плечистый воин средних лет, чья длинная коса была украшена белым орлиным пером.

Казаки с интересом следили за игрищами туземцев. Табак, которым их угостил ламутский старейшина, оказался довольно необычным. Русские курили, подражая тойону, набрав в рот воды, и от этого почувствовали, что пьянеют.

– Эге! какое у них мудреное курево! – старался открыть пошире глаза Мята. – Не уступит ядреной браге. Варлаам, я пойду, поборюсь с ентим бугаем Нунтой?

Не дожидаясь ответа, служилый соскочил с подстилки, снял саблю и вразвалку направился к состязающимся. Мята встал против ламута. Аборигены с удовольствием отметили, что бледнолицый ничуть не выше их мужественного соплеменника.

Руки борцов сжимали палку; глаза в глаза. Поединок между казаком и коренным дальневосточником длился долго: оба покраснели, оба взмокли от напряжения…

Однако Нунта оказался сильнее – выпустил из рук Мята палку.

– Экий конфуз! – просто подпрыгнул Микешка. – Одолел косоглазый служилого.

– Сядь на место! – рявкнул на молодого старшой, бородища у него по-бойцовски дыбилась. – Сам отстою казачье звание!..

Завершали «медвежий пир» жмурки*, в которые играла в основном молодежь. Микеша тоже играл; и как так вышло, но словила молодца тойонская малолетка Биют?.. Когда Пёрышко сняла с глаз повязку, и, смеясь, протянула ее русичу, он добродушно улыбнулся симпатичной девчушке.

– Ловка ты, Биют! – Микешка качал в такт произносимому стриженной в кружок головой. – Вырастешь, наверное, женюсь на тебе.

Находившийся возле толмач перевел юной ламутке шутливые речи казака…

А наутро четверо служилых и переводчик якут морем возвращались в Ямское зимовье. Прежде чем скрыться казацкой лодке за поворотом скалистого берега, раздался прощальный выстрел из затинной пищали**.

Ламуты отвечали дружным: – ВСЕГДА ЖДЕМ!!!

К полудню ветер значительно посвежел: на море поднялась крупная зыбь.

– — – — – — – — —

*Жмурки (простонародное) – игра в «глазки-завязки».

** Затинная пищаль – пушка.

СЕВЕРО-ЗАПАДНОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ АМЕРИКИ. ЗЕМЛЯ ПЛЕМЕНИ ЦИМШИЯН. */ …Анкуста проснулся, как всегда, очень рано. Сев на ложе, индеец накинул на мускулистые плечи старенькое одеяло из шкуры лося и стал вспоминать чудесный сон. Полурабу вновь пригрезился Морская Звезда – тот был белолиц, а сопровождала его маленькая черноволосая девочка неземной красоты. Морская Звезда со спутницей шли к селению Большого Ворона по Великой Соленой Воде с заката. «Это очень хороший знак! – щурился на свои мысли краснокожий. – А не рассказать ли о видении вождю? Хорошие вести дорого стоят – подобная может дать мне свободу…»

Анкуста был сыном рабыни и старейшины рода Морской Звезды Хейлсыка. Такое рождение в селении Большого Ворона давало звание полураба – господин распоряжается твоей свободой,

но не жизнью. Молодой индеец мечтал стать полноправным членом племени цимшиян – вольным человеком; однако для этого нужно либо совершить величайший военный подвиг, либо уповать на чудо…

«Нет! – решил полураб. – Повременю с рассказом о сне».

Анкуста поднялся с ложа, взял сумку с инструментами и стал потихоньку выбираться из спящего длинного дома. Полумрак, сопение, храп.

Посреди большого помещения еле тлел общий костер, отбрасывая розовые отсветы на ряды высоких спальных платформ, идущих вдоль стен, – на них почивали свободные. Подле некоторых домашних очагов уже копошились скво* (в большинстве рабыни), они отдернули занавески-циновки, закрывавшие на ночь индивидуальные закутки-комнаты членов племени. Столбы, поддерживающие двухскатную крышу, покрывала затейливая резьба, изображающая тотемы обитателей жилья. Анкуста мог смотреть на эту резьбу бесконечно – он резчик по дереву, и опыт предков может многому научить.

Выйдя на улицу, молодой индеец огляделся вокруг. Деревня Большого Ворона состояла из двух очень длинных домов – общее жилье рода Морской Звезды и обиталище рода Трески. Величавые тотемные столбы, изукрашенные замысловатой резьбой, уходили в светлеющее небо, охраняя селение от злых сил. Верхушки ближайших сопок, покрытые вековыми лесами, уже окрасились в желто-золотистое. «Скоро родится новый день!» Море на горизонте тоже светлело.

До полудня Анкуста трудился над большим сундуком для господина. Краснокожий украшал массивную кедровую крышку затейливой деревянной вязью. Однако мысли о чудесных ночных видениях не оставляли полураба. «Мне несколько раз грезилось, что Морская Звезда идет к нашему селению. Наверное, это очень хорошая примета?!Морская Звезда принесет деревне Большого Ворона удачу… Если я так расскажу видение – Хейлсык возрадуется. Стоит рассказать сон старейшине. Стоит!»

Индеец отложил в сторону рабочие инструменты (вогнутые остроконечные ножи из кремня и нефрита), встал. Взгляд Анкусты остановился на океанской глади. На небе ни облачка. Солнце, отражаясь в воде, слепило глаза тысячами бликов. – — – — – — – — – — – — – — – —

*Скво (индейское) – женщина.

ЯМСКОЕ ЗИМОВЬЕ. 1./ …Крепость русских служилых людей представляла из себя большую двухэтажную бревенчатую избу с бойницами вместо окон. Ее поставил год назад колымский казак – атаман Стадухин. Присоединив местность вокруг реки Ямы к владениям Российского Царства, казаки обложили окрестные племена оседлых ламутов данью и привели их к присяге – тойоны туземных общин должны были всенародно, стоя на коленях, дать клятву на верность Белому Царю, целуя при этом ствол пушки. Взамен победители обещали оберегать аборигенов от врагов и снабжать европейскими товарами (стальными ножами, бисером, топорами, иголками, тканями, табаком, всякого рода дешевыми колечками и серьгами). В тот год приняло присягу на верность России порядка десяти тысяч дальневосточных туземцев.

Перезимовав в Ямской крепости, Стадухин со своей малочисленной дружиной двинулся дальше на юг в Охотск, оставив в укреплении четырех служилых с переводчиком якутом. Для защиты зимовья казаки имели легкую пушку, три ружья, два пистоля, плюс сабли и тяжелые боевые топоры.

Перед Варлаамом стоял, переминаясь с ноги на ногу, гонец из селения Инган.

– Помогать надо. Белый Тойон! Оленьи орочи войной пришли, – бубнил в сальные усы посланец. – Бери свой гром, Белый Вождь. Воевать айда. Орочи осадили нашу деревню. Нунта убили. Ой! помогать нужно?! Много их.

– А к другим племенам послали за подмогой? – зыркнул из-под кустистых бровей на низкорослого ламута старшой служилых.

– Ага. Только долго ждать. Поспешать нужно, Белый Гром Воин.

Варлаам повернулся к Потапу:

– Затинную пищаль снимайте с чердака. Поплывем к инганам на выручку.

Сборы казаков были недолгими. Проверив оружие и облачившись в легкие кольчуги, русские воины сели в лодку.

– Микешка, остаешься охранять зимовье. Товары тута и боезапас. Опять же мехов мы у косоглазых наторговали немало. Головой за все отвечаешь, паря, – тон старшого был непреклонным.

Молодой русич оттолкнул казачий струг от берега и долго смотрел вслед удаляющимся товарищам. В прибрежных водах кипела шумная жизнь. Чайки, бакланы, утки покачивались на волнах внушительными флотилиями. Свистя крыльями, стремительно проносились над крышей зимовья гагары. Из воды высовывались любопытные нерпы. Далее в море промелькнуло стадо огромных белух. Спины их вздымались над водой подобно снежным сугробам. У горизонта время от времени вставали водяные фонтаны – там резвились киты.

2./…Военный вождь оленьих орочей Аджаюв зло смотрел на обнесенное земляной стеной селение: «Нужно покорить эту деревню пеших ламутов и тогда окружающие территории станут собственностью нашего племени. Здесь хорошие пастбища – мои олени любят сладкий ягель!» Ветерок играл длинной бахромой на замшевых одеждах вождя. Тускло поблескивал стальной (китайской ковки) наконечник боевого копья. Костяной панцирь поскрипывал в такт уверенным движениям туземца.

Орочи или тунгусы уже трижды штурмовали земляные укрепления врагов. В последний раз воины Аджаюва ворвались в деревню, но были выбиты отчаянным натиском защитников, которым помогали их женщины. «Ну ничего, это будет последнее сражение», – успокаивал себя грозный тойон. Он не сомневался в победе своего народа. Сюда, в земли оседлых ламутов, тунгусы вторглись двумя племенами. Вторая, более многочисленная, кочевая община завоевателей вела бои на севере – воинам Аджаюва следовало только уничтожить это селение…

Светало. Западные ветра согнали морось над долиной, очистив небо от облаков. Сие обещало установлению ясной погоды на ближайшие дни – такова осень на Ламутском побережье.

Тунгусы подползли к земляной стене бесшумно. На валу виднелись темные силуэты часовых. Несколько стрел, шипя, разрезали дремлющую утреннюю тишину. Орочи, облаченные в доспехи из кожаных ремней, молча темной лавиной бросились к самому низкому валу. И тут случилось светопредставление. Со штурмуемой стены в гущу атакующих ударила сильная молния, вслед за которой ударили еще три послабее. Раскаленная свинцовая картечь убийственно-беспощадна. Десятка четыре тунгусских воина забились на земле, а остальные с воем откатились в спасительные кусты.

– Им помогают урусы! – Аджаюв смял свою аккуратную жидкую бороденку дрожащей рукой. – Ну ничего – это еще не разгром… Малость отступим!

3./…Казачий струг не спеша шел вдоль берега. Орочей отогнали. Варлаам велел тойону Ингана ждать подкрепления с севера, и тогда совместными силами они добьют отступивших тунгусов. Старшой решил пока вернуться в зимовье – нельзя надолго оставлять крепость. Коварные враги могут спалить русское укрепление – одному Микешке уберечь зимовье не под силу, а там какие-никакие богатства и припасы. Варлаам был доволен своим походом: «Ловко мы всыпали диким косоглазым! Подойдут отряды от других покоренных ламутских общин, тогда и выгоним из сих земель кочевых тунгусов. Ха! Дайте срок…» В этот миг стрела вошла в глаз казачьего предводителя. Черная туча смазанных лютиковым ядом стрел обрушилась на русских воинов. Чудом уцелел только якут – толмач бросился в море.

4./…Аджаюв не скрывал радости, его хитрость удалась – лазутчики вовремя донесли, что урусы покидают селение ламутов. Засаду коварный ороч разместил удачно. «Победа! Но лучше сначала сжечь крепость бледнолицых, а потом покончить с непокорной деревней». Военный лидер кочевников поправил на голове стальной шлем китайской работы: «Хорошая победа!»

По спокойной воде, вслед за русским стругом, где лежали уснувшие вечным сном служилые, медленно плыла малиновая шапка Варлаама.

5./…Дневное светило уходило на покой. Его лучи окрасили вершины сопок и морские воды в кроваво-красный цвет. Муторно было на душе у Микешки: «Чует сердце беду… Однако чур меня. Распустил нюни словно мокрая курица. Все будет ладно. Одолеют наши вражью банду…» Казак сидел на втором этаже зимовья, озирая окрестности: «Кажись, все спокойно».

Плоскодонная ламутская долбленка возникла у причала словно ниоткуда. Микеша рассмотрел, что в лодке двое: один беспомощно лежит на носу, второй, очень маленький, управляется с веслом на корме.

– Вот те на! – узнал прибывших русский. – Эго же толмач и тойонская дочка Биют.

Сердце у молодца тревожно сжалось: «Что за напасть?» Казак поспешил к причалу.

Якут тяжело ранен. Он с трудом дышал, но старался изобразить на посиневших губах улыбку.

– Невеста выручать тебя приплыла, Микеша, – глаза переводчика были мутными. – Огонь девчонка. Спасла меня – сняла с одинокого островка… А наших всех в засаде побили. Я насилу ушел…

Якут закрыл глаза и затих. Девочка-ламутка подбежала к казаку, ухватив его за рукав, старалась что-то взволнованно объяснить.

– О чем ты, кроха? – русич погладил девчушку по голове.

– Она говорит, – не открывая глаз, переводил толмач, – что бежать нам отсюда следует. Служилые перебиты, селение Инган снова осадили тунгусы. Ты ее жених – жизнь твою Пёрышко сбережет.

– Я же шутил тогда, – молодец растерянно таращился на решительного ребенка. – Объясни ей.

– Назвался груздем… – на губах якута вновь появилось подобие улыбки. Бежать в Инган нужно. Не сегодня-завтра объявятся здесь воинственные орочи, что ты супротив орды один сделаешь. Бери самые ценные меха и часть боеприпасов, да плывем к ламутам… На тот свет завсегда успеется.

Биют снова дернула казака за рукав:

– Айда, нючи*! Айда!

Микешка уговорился довольно быстро: «Плетью скалы не перешибить. Одному против многочисленной орды зимовье не удержать. Бежать – значит бежать… Надо же, тепереча у меня невеста объявилась…»

Загрузив ламутскую плоскодонку тюками с мехом соболя и бросив туда же пару бочек пороха, Микешка сел на корму с веслом; Пёрышко тоже гребла.

– Живы будем не помрем! – пытался шутить толмач. – А будущая жена твоя, служилый, – золото девка. Мне бы такую.

По красной воде, освещенной заревом пожара (казак запалил зимовье), юркий челнок скользил легко.

6./ …С высокого, обрывистого, дикого, безлюдного берега вид на студеное, в общем то, слегка волнующееся море был очень хорош. Мрачные, тяжёлые, крупные волны, величиной с трёхэтажный терем каждая, вздымались в верх, плавно, даже как-то с ленцой, раскачиваясь из стороны в сторону. Вершины их покрывала серо-белая пена. Плеск множества грузных волн сливался в некий, пока не устрашающий, но вызывающий уважение, гул. Меж тех раскачивающихся водных гор, на некоторое время, образовывались водные ямищи. И вот в одной из таких ямищ, недалеко от берега, плавал тюлень. Видна только его чёрная ухмыляющаяся морда. Тюленя совершенно не пугало волнение этой, опасной для многих, вечно холодной водной махины.

…И не дай Бог если северное море взволнуется всерьёз!..

7./Однако злоключения Микешки и его «невесты» только начинались. Всю ночь шли на веслах, а под утро налетела буря. Северо-западный ветер отнес лодку от берега далеко в море. Огромные волны швыряли долбленку с ехидным злорадством. За борт смыло весь груз. Над вздыбленным морем висело зловещее фиолетовое небо без единой тучи, что казалось при ураганном ветре просто невероятным. Одна злобная волна шлёпнулась всёй своей студёной тушей в плоскодонку и унесла с собой вконец ослабевшего якута. Он даже вскрикнуть не успел. Казак и девочка, крепко обнявшись, лежали на дне лодки.

– Оберегай, Господи!

– Спаси, Сеуки**!

На вторые сутки ветер пригнал тяжелые мохнатые тучи; всё заволокло сетью дождя. Плоскодонка носилась по воле волн, ветра с какой-то будто заданной целью, уносили её всё дальше и дальше в открытое море.., но наша пара была еще жива.

– — – — – — – — – — – — —

* Нючи (ламутский) – русский.

** Сеуки (ламутский) – бог

СЕЛЕНИЕ БОЛЬШОГО ВОРОНА. 1./ …Холодный пот струился по его высокому лбу, трудно дышалось. Он задыхался. Анкуста вышел на улицу; буквально выполз. Предрассветные сумерки. С пологого холма, на котором стояла индейская деревня, хорошо просматривалось море. Шторм, бушевавший пять дней, стих. Великая Соленая Вода мирно дремала. Да, буря угомонилась еще вчера. Еще вчера успокоились грозные волны, и небо сияло безмятежной синевой.

Полураб не мог вспомнить, что ему пригрезилось. «Что же так взволновало и испугало меня???» – нервно раздувал тонкие ноздри прямого носа краснокожий.

Вдруг дремотную идиллию утра нарушил необъяснимый гул. Низкий, сотрясающий сушу РЕВ несся с океана, нарастая с каждой минутой. Молодой индеец в панике чуть было не бросился назад в длинный резной дом. Однако в последнее мгновение Анкуста преодолел страх и остался стоять на месте.

Вал морской воды, поднявшись метров на двадцать, обрушился на индейский причал, разбрасывая вокруг клочья пены. И хотя одинокая гигантская волна, разбившись о прибрежные камни, потеряла половину своей дикой силищи, все-таки она еще достигала высоты метров в семь. Черная стена воды стремилась вскарабкаться на индейский холм. «Нет, не под силу Большой Соленой Воде подняться к нам в селение!..» И тут Анкуста вспомнил, что его так встревожило. Он снова видел во сне Морскую Звезду – белолицый и его спутница, маленькая чернявая девочка, лежали беспомощные на дне лодки, которую безжалостно швырял океан. «ВОТ, – индеец взмахнул кулаком в такт своим мыслям. – Нужно плыть в море на закат и спасать Морскую Звезду… Если мы спасем ЕГО – селение Большого Ворона посетит удача, если нет…»

Как уговорил Анкуста вождя Хейлсыка снарядить длинную океанскую лодку для спасения светлокожего Морского Звезды описать невозможно, скорее всего это было сродни гипнозу. Однако большое изукрашенное деревянное каноэ с двадцатью гребцами вышло в океан, командовал челном резчик полураб.

Самоуверенный незаконнорожденный сын и жёсткий отец-старейшина договорились так: если Анкуста находит белолицего Морского Звезду – он получает свободу, в противном случае – смерть (не знаю, действительно ли вождь в случае неудачи казнил бы своего незаконнорождённого сына, но условия их договора, как видите, были очень жёсткие).

– Я спасу чудесного бледнолицего, – изрек на прощание Анкуста. – Он принесет нашему селению великую удачу!

Хейлсык ничего не ответил, только сощурил глаза и небрежно надул толстые губы, плотнее закутавшись в замысловато разукрашенный самотканый плащ.

2./…Индейцы северо-западного побережья Америки морской народ, что для них двухдневное плавание по океану. Заметьте, спокойному океану.

На исходе третьего дня Анкуста увидел одинокую лодчонку. «ОНА!» – ёкнуло сердце дерзкого краснокожего. Внешне же полураб оставался невозмутим.

– К лодке! – повелительно указал индеец направление.

Когда до крохотной плоскодонки оставалось не больше полета стрелы, со дна, пошатываясь, встали двое: высокий бледнолицый мужчина в необычайной одежде и миловидная чернявая девочка в замшевом платье.

– Двое из моего видения! МОРСКАЯ ЗВЕЗДА!!! – лицо Анкусты просто светилось: «Я свободный человек!!!»

– Вот мы и спасены! – поседевший Микешка ласково гладил по голове радостно прижавшуюся к нему Биют.

Август 1996г. – февраль 1997г. Магадан.

Последняя редакции – cентябрь 2019г. Стерлитамак

НА ДЗЯЛБУ

«На Бога надейся, а сам не плошай.»

(русская народная пословица

– *-

«Прости, Господи, грехи наши!» Они вышли из тумана на хорошо утоптанную тропу, практически – дорогу. Позади журчала безымянная речушка (в крайнем случае они не знали её название) и нехотя перекликались птицы. Утренняя серость. Свежий ветерок раскачивал жухлые, прошлогодние травы, шумел голыми ветвями деревьев с набухшими почками. В некоторых местах, куда не проникали солнечные лучи, ещё лежал подтаявший снег. Вторая половина мая, но здесь, вблизи побережья Охотского моря, весна не спешила вступать в свои права

Путники направлялись в местность Дзялбу*. Шли уверенно. Впереди шагал рослый чукча, хромой на левую ногу. Он опирался на копьё с металлическим наконечником. На нём национальные одеяния: кожаные кухлянка, штаны, торбаса. В колчане лук и стрелы; на широком кожаном поясе, с красивой костяной пряжкой, стальной нож в замысловато вышитых ножнах. Русский инок** не отставал от проводника и друга. Он облачён в чёрные монашеские одежды: на голове чёрный клобук, на груди большой медный крест, на плече старенькая пищаль***, на ногах сильно стоптанные сапоги. Монах опирается на сучковатый посох. Одежды путников изрядно поношенны, покрыты пылью и грязью. Вместительные котомки горбят спины путешественников. Оба путника крепкого сложения; оба вступили в возраст граничащий со старостью.

Пройдя по лесной дороге около версты, проводник резко остановился.

– Коккой****! —сорвалось с толстых губ чукчи. В этом возгласе слышался не столько страх, сколько возмущённое огорчение.

– Что тама? —монах подался вперёд.

Тропу перегораживали две воткнутые в землю и скрещённые между собой ламутские стрелы. Ветер слегка покачивал этот первобытный, но весьма понятный, предупредительный знак: «Дальше идти ЗАПРЕЩАЕМ!!!»

– Вот те на, -русский вытер пот с, иссеченного глубокими морщинами, лба.– Что делать будем?

– Ко*****! —дернул плечами абориген.– Оно, конечно, лучше не ходить дальше.

Русский крестоносец раздумывал недолго. Несколько раз быстро перекрестившись и затянув молитву, он обошёл стрелы и двинулся вперёд.

– Уфх-х! —фыркнул туземец, ударив себя правой рукой по бедру.

Чукча тоже перекрестился, достал из-за пазухи медный нательный крестик, поцеловал его и оставил висеть на виду. Затем, встряхнув своей крупной бритой головой, так что длинные бисерные серьги, свисавшие до плеч, зазвенели; поспешил за монахом. «Не заполучить бы подобную стрелу под сердце!»

– Оберегай, Господь, рабов твоих! —бормотал инок.

________________________________

* Дзялбу – так называлась местность где ныне стоит город Магадан. В переводе с эвенского – БРАТСТВО. Дзялбу в старину служило местом сбора, схода нескольких эвенских кланов. В начале 30-х годов 20 века предполагалось дать это имя столице колымского края; впоследствии название отпало и город стал называться Магадан.

** инок – монах.

***пищаль – общее русское название ранних образцов средне- и длинноствольного огнестрельного оружия.

**** Коккой – восклицание страха у некоторых чукотских племён.

***** Ко —междометие незнания у некоторых чукотских племён.

– *-

К стойбищу кочевников-ламутов вышли в полдень. Пригревало оранжевое солнце. Небо было ясным. Враждебно лаяли собаки инородцев.

Туземцы встретили монаха и его заединщика на окраине лагеря. Тут были в основном старики, женщины и дети; мужчины пасли оленей. Перед четырьмя кожаными чумами столпилось более трех десятков инородцев. Впереди всех стояли скрюченная, безобразная плоским лицом, старуха и среднего роста осанистый немолодой туземец, правый глаз его прикрывала изящно сплетённая из трав повязка.

– Вот кто настроил против нас ламутов, -зашипел в ухо иноку чукча.– Видящий Духов Днём – шаман бродяга. Великий шаман-бродяга!

– Ясно.

Монах-миссионер раскланялся с туземцами по русскому обычаю; те отвечали совершенным равнодушием.

– А старуха – тойонка клана, – продолжал шипеть проводник.

– Понял уже.

Совсем рядом застучал по стволу сухого дерева дятел, ему откликнулась пролетавшая высоко в небе чайка. Путники поравнялись с местными старейшинами.

– Пришли всё же. —недовольно произнесла старуха.

– С нами Бог бледнолицых бородачей, -отвечал товарищ инока.

– Посмотрим… -подал голос одноглазый шаман.

– Мы немного поживём на вашей стоянке? —произнёс инок.

– Пришли уже, -проскрипела старуха.– …Но не звали мы вас.

– Кэргак, -властно обратился к проводнику Видящий Духов Днём.– Зря ты привёл сюда шамана нючей*. Его сладкие слова о Бледнолицем Боге не нужны этим людям.

– Теперь меня зовут Фёдор, -отвечал чукча, положив крепкую ладонь на рукоятку своего ножа.– Я принял сильного Бледнолицего Бога, он защищает меня…

– Вот как? —сверкнул зелёным глазом** пожилой знахарь.

Русский протянул обе руки старейшинам. На каждой ладони лежало по три больших стеклянных бусины. «Бог любит Троицу!»

– Подарки Вам, -заискивающе перевёл Фёдор-Кэргак.

Старуха-тойонка приняла, ценный для неё, дар с нескрываемым восхищением. Одноглазый шаман от «взятки» отказался.

– Пока гостите у нас, -хитро улыбаясь произнесла предводительница ламутов, пряча бусины в небольшой замшевый кошель, прикреплённый к поясу (она забрала себе и бусины предназначенные шаману). Старая восприняла поступок русского глупостью: «Нельзя разбрасываться такими богатствами как прозрачные цветные бусы. Раз путники не убоялись предупредительного знака, хочешь – не хочешь, а принимай гостей. Если останавливать силой, то нужно было делать это до прихода их в стойбище… А теперь следует выполнять заветы предков – Соблюдай гостеприимство. В крайнем случае, терпи пришельцев… Причём тут дары!?» (То есть подкупил миссионер тойонку – это был не первый и даже не десятый его миссионерский поход к дикующим инородцам.)

– Благодарствуем, -отвечал монах на вырванное у туземцев приглашение.

__________________________

*нючи (ламутское) – русский.

**абсолютно не типичный цвет глаз для аборигенов Крайнего Северо-Востока Сибири. Коренные жители этих мест в подавляющем большинстве принадлежали к монголоидной расе и имели чёрный либо коричневый цвет глаз.

– *-

Лагерь кочевников располагался на опушке низкорослого ли́ственничного леса, возле которого простиралась огромная поляна поросшая ягелем и жимолостью – низеньким ягодным кустарником. В отдалении возвышались пологие сопки, так же заросшие густым лесом. На северо-западном конце поляны паслось внушительное стадо домашних оленей – несколько сотен.

Шатёр тойонки, самый большой в стойбище, стоял подле высокой одинокой берёзы (её ствол был весьма толст). Под этой берёзой и устроили свой шалаш пришельцы. Шкуры на покрышку временного жилья гостей одолжила предводительница клана.

К вечеру, когда миссионеры окончательно обустроились, вкруг их шалаша собрались практически все обитатели лагеря. Приход «русского шамана» туземцы воспринимали как развлечение: «Интересно же!» Инородцы, одетые в свои кожаные и замшевые одежды, изукрашенные всевозможными вышивками и аппликациями, застыли пёстрой толпой, ожидая когда заговорит сладкоречивый шаман нючей. Впереди, на груде оленьих шкур, восседала старуха-вождь. Сразу за ней примостились на корточках пятеро мужчин, все при ножах. Далее разместились остальные члены племени.

Монах встретил пришедших ламутов ласково. Неофит* Фёдор напротив был очень сосредоточен. Он прислонился спиной к берёзе, положив подле и заряженную картечью пищаль, и готовый к бою лук.

Причт начал разговор с туземцами с обычных житейских предметов и постепенно перешёл к шаманству. Миссионер знал немало ламутских слов, но и Фёдор-Кэргак частенько помогал переводом. Во время проповеди через толпу слушателей в первые ряды протолкался Видящий Духов Днём, сев напротив монаха.

Русский (он искренне хотел привести этих, в общем-то, первобытных людей к Истинной Вере) продолжал вдохновенную речь, а сам дивился необычному облику шамана-бродяги. На вид туземцу лет под пятьдесят, но с таким же успехом могло быть и все восемьдесят. Скуластое морщинистое лицо. Довольно светлая кожа. Нос с горбинкой. Печально-задумчивый взгляд. Сейчас его единственный глаз, миндальной формы, налился кровью. Высокий, чуть залысоватый лоб. Всё это обрамлено в снег седины: седые волосы, падающие на плечи, густые седые усы с широкой, но не очень длинной, как и у самого инока, седой бородой. Этот абориген резко выделялся в толпе инородцев азиатского типа. Своим благородным ликом шаман походил на белого человека, более того, на служителя церкви. Словно он и не был рождён в диком туземном краю, не знающим, до недавнего времени, истинного Бога – Иисуса Христа. В Нижнеколымске**, откуда пришёл миссионер, ходили слухи об оном загадочном знахаре. Тамошние туземцы сказывали, дескать, Видящий Духов Днём – величайший кудесник, ведающий далекое прошлое и будущее; он легко побеждает любые болезни и творит всевозможные чудеса как хорошие, так и плохие…

Когда инок стал вещать о шаманстве, как оно противно настоящему Богу, гибельно для душ людских, что знахари-шаманы много лгут, обманывают и так далее.., одноглазый кудесник-бродяга готов был просто испепелить оппонента взглядом. Забормотав что-то невнятное, Видящий Духов Днём резко поднялся и ушёл прочь… А за ним, почти сразу, разошлись остальные слушатели.

____________________________________

*неофит – новый последователь какой-либо религии.

**Нижнеколымск – селение в низовьях реки Колыма, вблизи побережья Северного Ледовитого Океана. Основано в 1644 году казаками М. Стадухиным и Д. Зыряном как зимовье экспедиции Семёна Дежнёва. В 1655 году оно было укреплено небольшим «косым острожком» с гарнизоном из 10 казаков. Существует и ныне, но давно утратило былую значимость (возможно, что через 5—7 лет совершенно прекратит существовать).

– *-

Следующие три дня случились весьма пасмурными, постоянно моросил дождь.

– Хороший дождик, весь снег смоет, -бубнил крещёный чукча, ковыряя в носу.

Ламуты больше не подходили к шалашу миссионера. Они, вообще, как бы его не замечали.

Вечерами, когда туземцы собирались в своих чумах на ужин и сон, инок направлялся в гости. Но и тогда слово божие не проникало в души аборигенов.

– То всё настрой и колдовство Видящего Духов Днём, -ворчал неофит.

Монах отмалчивался, только сосредоточенно грыз гусиное перо, которым заносил в свою походную книгу описания новых российских земель, увиденных в этом походе. Собственно, сию трудную и опасную экспедицию он предпринял не токмо в миссионерских целях, так же посещал служитель православной веры часовенки-церкви редких русских поселений здешнего края (острожки, торговые посты, зимовья), стараясь облегчить колонистам христианам общение с Всевышним (крестил детей, венчал новобрачных, отпевал усопших, исповедовал, проводил церковные службы и литургии). Конечно, недавно присоединенный к России Крайний Северо-Восток Сибири был совершенно диким и почти полностью языческим.

Местные инородцы погрязли в шаманстве (не признавая Иисуса Христа), и кровавых междоусобных войнах, нещадно истребляя друг друга. Но наших путников гнев туземцев миновал. Правда, единожды атаковали их разбойные кереки. Однако, когда монах стрелил по тем из пищали, разбежались, оставив в покое путников. «Не выдали Святые Угодники!» В остальном туземцы встречали миссионеров с нескрываемым интересом – очень любопытно было им послушать шамана бледнолицых бородачей, пришедших с заката; молва о котором катилась среди аборигенов впереди монаха. Опять же нет-нет, а одаривал инок инородцев ценными для тех бусинами, стальными иголками для шитья либо щепотками соли. «Тяжек труд нести Слово Божье увязшим в ереси дикующим! Прости им, Господи, прегрешения и наставь на путь истинный!» Очень мало туземцев склонил инок к православной вере, но храбростью своей небахвальной снискал среди них уважение. И нередко доставляли туземцы монаха от селения к селению, от стойбища к стойбищу на своих передвижных средствах: оленях, собаках, лодках. «Вот, ведь, как – дикующие, а поди ж ты!..»

– *-

Пятый день пребывания миссионера на Дзялбу был отмечен следующим событием: к полудню установилась хорошая погода. Очистилось от серых облаков небо. Ласково засветило солнце. Лопались почки на деревьях, обнажая нарождающуюся зелень. Лес словно окутался в изумрудную дымку. Радостно запели птицы.

Инок решил немного прогуляться по лесу. Он задумчиво брёл меж пробуждающихся деревьев, любуясь суровой красотой северного края. Вдруг священник заметил что-то белеющее у ног. Русский нагнулся, чтобы поднять заинтересовавший предмет, протянул руку и сразу отдёрнул её: «Заступи, спаси, помилуй и сохрани, Творец, твою благодатию!» В небольшой ямке, слегка прикрытый жухлой прошлогодней травой, лежал детский череп. Однако это движение спасло миссионеру жизнь: гибкий дротик шипя сбил с его головы клобук, пригвоздив к чёрно-коричневому стволу лиственницы.

Монах выпрямился, перекрестился, подавляя взметнувшийся в душе страх: «С нами крестная сила!» Взглянув в сторону, откуда прилетел смертельный снаряд, он увидел, шагах в двадцати, застывшего низкорослого ламута со злобным лицом. В левой руке туземец сжимал метательную дощечку*, заряженную новым дротиком. Однако ламут не решался вновь применить оружие, так как был поражён чудесным спасением колдуна нючи. Убивший Рысь слыл среди соплеменников лучшим метателем дротиков; с такого расстояния он никогда не делал промахов. «БЛЕДНОЛИЦЕГО КОЛДУНА ЗАЩИТИЛ ЕГО БЛЕДНОЛИЦЫЙ БОГ!!!» Когда русский перекрестил аборигена, тот готов был с испуга броситься наутёк: «ШАМАН НЮЧИ СТАРАЕТСЯ МЕНЯ ЗАКОЛДОВАТЬ!!!»

А, вновь обретший крепость духа, монах внешне спокойно подошёл к Убившему Рысь и протянул ему бусину. Про себя храбрившийся миссионер шептал: «Боже правый, Боже крепкий, Боже сильный, помилуй мя!?!»

– Возьми в дар, -голос монаха был почти ласков.– Не враг я тебе, человече. Удали злобу из сердца свого.

Туземец протянул к бусине искалеченную правую руку. Лишь один большой палец остался цел на кисти ламута. Но этим единственным пальцев тот ловко прижал подарок к тёмной ладошке. Едва кивнув в знак благодарности, Убивший Рысь бесшумно скрылся в зарослях кустарника. Инок, трижды перекрестившись, вздохнул облегчённо: «Пригвозди страху твому плоти моя, от судеб бо твоих убояхся!»

____________________________

* метательная дощечка или копьеметалка – древнейшее метательное приспособление (можно рассматривать как разновидность пращи). Метание дротика с помощью копьеметалки значительно увеличивало дальность и силу броска. На Крайнем северо-востоке копьеметалками чаще всего пользовались чукчи.

– *-

«На ловца и зверь бежит.» Сутки спустя, когда солнце начало клониться к вершинам зазеленевших лиственниц, в шалаш инока тихо вошёл смущённый Убивший Рысь. Он сел напротив монаха и, выдержав подобающую паузу, заговорил:

– Нючи, сегодня во сне я видел твоего Бледнолицего Бога… Расскажи поподробней о нём?

Миссионер возликовал – ещё один дикующий обретёт Истинную Веру. «Ведаю! Инородцы этого края уверуют в Иисуса Христа. Так будет, ныне и присно и во веки веков!»

Монах не ошибся – Убивший Рысь склонялся принять православную веру. Только с виду туземец был суров. В душе ламут чувствовал себя ущербным – искалеченная, в битве с коряками, правая рука очень затрудняла ему жизнь. И даже умение метко метать дротики, которое он развил после ранения, не давало полного удовлетворения собой. Убивший Рысь искал успокоения души… Когда причт избежал смерти от дротика, абориген поверил, что Бог нючи действительно силён. Искренние же, горячие речи инока и неофита всё больше и больше убеждали калеку туземца, что ему следует принять Бледнолицего Бога загадочных бородачей пришедших с заката. Бусину, подаренную монахом при первой «личной встрече», Убивший Рысь стал носить как талисман, прикрепив к тыльной стороне искалеченной кисти.

Из всех речей об Иисусе Христе ламут больше всего постиг объяснение о защищающем жесте христиан. Туземец не мог перекреститься тремя перстами, из-за отсутствия таковых и клал крестное знамение культей с оттопыренным большим пальцем. Ламуту казалось, что творя ритуальный православный жест он получает надёжную защиту, словно облачившись в крепкие латы. Ещё Убивший Рысь упрашивал инока дать позволение выстрелить из пищали – тем самым приобщиться к силе Бледнолицего Бога.

Миссионер дал туземцу пищаль, разобравшись в чувствах дикующего, считавшего огнестрельное оружие божьим даром православным. «Пущай хоть паки постигнет Иисуса!»

Убивший Рысь сразил выстрелом из ружья одного из своих оленей. Душа наивного аборигена ликовала: «Верую в сильного Бледнолицего Бога! Он защитит меня от многих бед! Верую!» Однако, сложная штука жизнь; человек только предполагает…

– *-

Поздним вечером, когда Убивший Рысь устроил всеобщий пир, зажарив добытого «волшебным способом» оленя, неожиданно зарядил дождь. Гостям пришлось спешно перебраться в шатёр хозяина. Здесь было сухо и чисто (по туземным меркам), пахло приятным смолистым запахом от свеженарубленных веток лиственницы, разостланных по земляному полу. Поверх ветвей жена Убившего Рысь быстро расстелила множество звериных шкур, на которые и сели, согласно иерархии, почётные гости: тойонка, одноглазый шаман, миссионер, неофит Фёдор, три старика и двое особо достойных мужчин клана. Супруга покалеченного ламута не имела права принимать участие в трапезе, она укрылась за занавеской в спальный отсек. Остальным членам общины места в кожаной палатке не хватало, те толпились, прикрыв головы капюшонами или шапками малахаями, у входа, ожидая своей доли угощения.

Монотонно стучал дождь по покрышке туземного жилища. Гости не спеша брали мясо из деревянных посудин похожих на корытца, не громко перебрасывались короткими фразами. Было тесно. Размеренное чавканье.

По окончании трапезы в шатре Убившего Рысь остались только старейшины и пришельцы христиане. Монах плотно наелся, его тянуло в сон. Вот тут и заговорил Видящий Духов Днём:

– Шаман нючей, ты славишь своего Бледнолицего Бога, пренебрежительно отзываясь о наших сверхъестественных Покровителях… Мы верим, что ваш Бог силён, однако не правильно называть наших Духов-Помощников ложью, совершенно не зная их. Если шаман нючей НЕ БОИТСЯ, я познакомлю его с Духами-Богами этой земли.

Инок напряжённо сглотнул вдруг загустевшую слюну, заскользил испытывающе-настороженным взглядом по лицам инородцев, оставшихся в чуме – колдун туземцев бросал вызов. Некрасивое лицо тойонки очень спокойно, лица двух стариков не скрывают любопытства; на лицах Убившего Рысь и чукчи озабоченность. Печальный лик знахаря полон сосредоточенности. «Господи, помилуй!..Устроил мне колдун дикующих западню… Следует принимать вызов. Помоги, Создатель, рабу твому грешному!» Вязкая тишина; даже дождь на улице смолк. По стенам ламутской яранги были опрятно подвязаны кожаные полога с тонкой замшевой занавеской, за которой туземцы обычно проводят ночь. Один полог был спущен. За ним в колыбели, словно игрушечный, лежал грудной младенец, возле которого застыла жена хозяина жилища. Все ламуты облачены в праздничные одежды, покрытые затейливыми узорами. Убивший Рысь даже украсил свои иссиня чёрные волосы, заплетённые в толстую косицу, пером баклана. «Э-хе-хе… Нужно принимать вызов дикующего. Убереги, Всевышний, душу мою..,» -инок передёрнул плечами, как бы сбрасывая недолгое оцепенение.

– Показывай, человече, духов-покровителей своих. —монах мысленно перекрестился.– Показывай!

Безмолвно, мягко прижимая ребёнка к груди, вышла из первобытного жилища хозяйка. За пологом тихо заскулила собака…

– *-

В руках одноглазого шамана, как бы сам собой, появился бубен. Он был небольшим, круглым, с тонким деревянным ободком. Две колотушки (одна из китового уса, вторая из дерева) привязаны к короткой, тоже деревянной, выкрашенной в фиолетовый цвет, ручке.

Потух примитивный светильник. Собравшиеся в шатре погрузились в непроницаемую темноту.

– Э-гэй-гэй-эй! —начал бродяга-шаман тяжёлым истерическим вздохом, который вырвался из его глотки болезненной нотой, сразу заполнив всё пространство шатра.

– Гэ-гэ-гэ-гэй! А-яка-йяка-йяка-якай!

Оглушительная дробь коротких, частых ударов раскатилась над головами собравшихся и загремела, отскакивая от тесных стенок кожаной хижины, стараясь найти выход, чтобы вырвавшись наружу, заполонить собой весь мир.

– Гэю, гэю, гэю, гЭю! —пел Видящий Духов Днём, сверкая единственным глазом, выводя замогильным голосом необыкновенно сложный мотив (весьма похожий на вой метели).– Бэббо, бэббо, бэббо, бэббо!.. Гэю, гэю, гэю, го!

Колдун пользовался бубном как резонатором, то держа его перед ртом (в котором иноку чудились оскаленные клыки), то отводя вверх или вниз, отклоняя под самыми различными углами. Постепенно все инородцы, включая неофита Фёдора и приобщающегося к православию Убившего Рысь, стали поощрять-поддерживать шамана сочувственными, призывными возгласами:

– Гэю-го! Правда, приди!..

Кожаные стенки яранги почти не выпускали магические звуки наружу.

Вскоре все собравшиеся, в том числе и миссионер, совершенно потеряли то место откуда они исходили. Казалось магические звуки сами собой рождаются под потолком туземного шатра, а затем начинают кружить и биться об его покрышку. Голос Видящего Духов Днём становился всё громче и громче. Стук колотушки превратился из частой дроби в непрерывный грохот (создавалось впечатление, что в бубен стучат в две колотушки; чего не могло быть, так как кудесник одной рукой держал бубен за ручку).

– Приди, Приди, Приди!.. взывал колдун.– Э-гэй-гэй-эй!

Инок всем своим существом противился магии колдуна дикующих. Он был знаком с деяниями шаманов, с их неистовой ворожбой, а потому старался отвлечься, от окружающего его действия, молитвой. Однако камлания одноглазого знахаря были очень сильны. От Видящего Духов Днём исходила мощная всеподавляющая энергия (монах чувствовал её, осязал/ в крайнем случае ему так казалось) – сейчас бы это назвали гипнозом; монах называл сие «сатанинским духом». Грохот бубна, песня-вой, обалделые возгласы зрителей-инородцев. «Отче наш, иже еси на небесех…»*

Призывы одноглазого кудесника длились долго. Под грохот колотушки (или колотушек) один за другим раздавались самые причудливые напевы.

– Приди, приди, приди!.. —молил подвывая колдун.– Кэю, гэю, кэю, го! Убо-бэббо, бэо, бэо, бэо!

Духота полога после долгого дня на свежем воздухе так и охватывала головы (прямо таки сдавливала). Веки миссионера словно наливались свинцом. «Верую во единого Бога отца, Вседержителя, творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единого господа Иисуса Христа, единого, иже от отца рождённаго прежде всех век. Свет от света, Бога истинна от Бога истинна, рождена, несотворенна, единосущна Отцу, имже вся быша…» крепился изо всех сил и всё же совершенно неожиданно для самого себя впал в полудрёму, некое лёгкое забытьё.

Монаха разбудил высокий странный звук, который, казалось, раздался на необычайной высоте далеко от крыши шатра (даже в ушах зазвенело).

– Гэй!.. —воскликнул было Убивший Рысь, но голос его резко пресёкся (даже поломался); ламуту сделалось не по себе.

Ни на что не похожий звук повторился вновь.

– Приди, приди, приди!.. —заходился кудесник.

…Из дальнего угла полога вдруг послышались странные, неожиданные, почти пугающие звуки; полузадыхавшиеся, проникнутые неизъяснимым хрипением, которые, разумеется, могли принадлежать только одному из местных Духов-Покровителей.

– Он пришёл! —с ужасом просипел в висок миссионеру неофит.– Правда…

На мгновение, а возможно и более, монаху стало страшно. На глазах его выступили слёзы. Тяжесть навалилась на грудь. «Господи, помилуй! Господи, помилуй! Он в открытую несколько раз перекрестился: «Спаси-сохрани, Боже, грешного раба Твого!»

Пугающие звуки стали складываться в непонятные слова. И тут инок заметил, что голос пришедшего на зов духа, несмотря на сверъестественость, довольно схож с голосом одноглазого ворожея: «Ха, шельмует ведьмак дикующих…» (Ему могут возразить – дескать, шаман просто воспроизводил слова Духа, которые возникали у него в мозгах…)

– Здравствуй, слуга Могучего! —взвыл шаман.

В ответ раздался хриплый ряд пугающих, с трудом выдавливаемых непонятных слов; на этот раз уже из другого угла чума.

– Вот, дыхни на бубен! —предложил шаман.

Раздалось резкое дуновение огромных невидимых губ. Звонкая перепонка бубна жутко щёлкнула. Колдовской инструмент поднялся и ударился в низкий потолок.

Все зрители вздрогнули. Монах вновь перекрестился: «О, Иисусе, грехи наши тяжкие!..»

И тут раздался оглушительный грохот множества колотушек. Инок невольно зажал уши.

– Совсем другой бубен, -в страхе плаксиво прогнусавила старуха-вождь. Бубен действительно сделался звонче прежнего. Треск колотушек раздавался с такой силой – казалось, ещё мгновение и кожаный шатёр рухнет. Все поняли, что пришедший на зов Дух барабанит вместе с одноглазым (возможно и ещё кто-то им помогает). «Святые Угодники, не выдайте!» Сколько длилось это звукопредставление: несколько секунд, несколько минут или несколько лет. Наконец слуга Могучего удалился в направлении противоположным тому откуда пришёл. Последний звук его голоса опять раздался на неизмеримой высоте, где-то за пределами яранги.

– Ждите! —прощально прогудел сверхъестественный гость.

И явилась целая толпа духов, призраков, чертей или бесов: Хриплое карканье ворона начиналось чуть слышно вдали, постепенно приближаясь. Мгновение и ворон великан ворвался в чум аки буря, налетел на бубен с громким хлопаньем крыльев, поднял неистовый стук запасной колотушкой, а ещё через несколько секунд унёсся в ночную даль… Страшный плач волка раздался из глубин земли. Волшебный Дух Волка, резко вошедший в шатёр, побарабанив на бубне, так же резко удалился в вышину… Невидимый пёс с такой силой отряхивался над бубном, что стены яранги вздрагивали и шатались… Самые неестественные голоса прилетали с разных сторон, гремели, хрипели, выли и рыдали в разных углах чума, блуждали взад и вперёд, произносили отрывистые фразы на непонятных и понятных языках, но удаляясь упреждали: «ЖДИТЕ!!!»

В голове кружилось. Глаза болезненно закрывались. Миссионера то кидало в жар, то обдавало холодом. Он верил и не верил ворожбе одноглазого шамана-бродяги. Впрочем, монах отметил, что два сверхъестественных голоса никогда не заговаривают одновременно и что песня колдуна раздавалась только в промежутке между «монологами» Духов-Покровителей… «Господи! Господи! Господи!..»

Монах ужасно устал от этого первобытного колдовского представления. У него сильно болела голова: ломило в затылке, давило в висках, резало глаза, звенело в ушах. В правом боку кололо, затекли ноги. Он был словно пьян: «Заступись, Матерь Божья! Ты главная заступница на Руси. Не выдай!» Чугунная голова инока покачивалась из стороны в сторону, рот приоткрыт, глаза слезятся. «Уф-ф! Замаял окояный ирод. Изыди, сатана!..»

Вдруг невидимая рука подняла полог над головами собравшихся и все на мгновение увидели тусклый свет звёздной ночи, вливавшийся в шатёр сквозь дымовое отверстие. Всё это время не переставал ритмично греметь волшебный бубен, свидетельствуя о том, что одноглазый шаман не мог сам открыть полог… «О, Господи!.. Дай силы!»

Грозное шипение «долгожданного» Могучего Духа наводило ужас. Загремела посуда, выплеснулась вода из деревянной бадейки, полетели в разные стороны, аккуратно сложенные перед очагом, поленья.

– Он должен уйти!

Бубен гремел адски.

– Бледнолицему бородачу больше нельзя находиться на Дзялбы!

Казалось шатёр взорвётся изнутри.

– Прочь!!! Или умрёшь!

Громовой инструмент колдуна издал долгую серию трескучих залпов.

– Ых-х! —вдруг замычал Убивший Рысь.

Всё разом стихло. Искалеченная кисть лучшего метателя дротиков пронзала стрела. Перед иноком тоже торчала стрела. Она была перемазана кровью, а на оперенье поблёскивала бусина-талисман, неведомо как снятая с культяпки приобщающегося к христианству ламута.

Светало. Но вновь зажгли первобытную лампу. Видящий Духов Днём словно окаменел. Однако по его виду нельзя было сказать, что тот устал… Печальное выражение его лица смягчилось гордым сознанием шаманской мощи и самодовольством успеха… Одноглазый кудесник спокойно выдержал тяжёлый взгляд миссионера, слегка усмехнувшись в седые усы:

– Рассветает… Иди поспи-отдохни, нючи, перед дальней дорогой.

________________________________

* в кавычках цитируются строки молитв на старославянском.

– *-

Солнце взошло очень скоро, весенние ночи на Крайнем Северо-Востоке весьма коротки. В шалаше миссионера не спали. Инок застыл в позе роденовского мыслителя. Убивший Рысь сидел у порога жилища прикрыв рот левой рукой. Неофит Фёдор-Кэргак нудно гундел:

– …Здесь больше оставаться нельзя. Если Видящий Духов Днём сказал «Не уйдёте – смерть!», так оно и будет.

Ламут подтверждающее закивал головой.

– Нужно уходить, -продолжал чукча.– Заклинание кудесника-бродяги не изменить. Пусть даже мы его убъём (если сможем), всё равно, ежели сегодня не покинем Дзялбу – сами умрём…

Инок тяжело вздохнул:

– Фёдор, я те открыл Истинную Веру, а ты боишься шельму-шамана… Нельзя отступать перед одноглазым. Нельзя!

– Это нельзя здесь оставаться, -почти взвизгнул богатырь-чукча.– Давай сходим в корякскую крепостицу Олу. Тама в плену томится русский казак. Ты, давеча, сам говорил, что нужно вызволить из неволи православную душу… Глядишь в Оле, кого-то к Истинной Вере ты обратишь… А опосля, когда тут успокоится, вернёмся. Сейчас кудесник-бродяга настроил против нас всё племя; не уйдем – убьют. Сам о том знаешь!.. А даже если и отобьёмся.., мы ж не воевать сюда пришли.

Инок зябко поёжился. Неофит говорил правду. Своим хитрым камланием Видящий Духов Днём крепко настроил ламутов против миссионера. Если бы монах своевременно отвёл две предупредительные стрелы возникшие в чуме Убившего Рысь, то клан дикующих поверил БЫ в могущество Бледнолицего Бога… А так получалось, что сверхъестественные Духи-Покровители оказались сильнее и не желают видеть на Дзялбу шамана нючи. И если тот не уйдёт, следует его убить, иначе самим инородцам несдобровать. Шутки с разгневанными сверхъестественными Духами плохи… Опять же крещённый чукча верно речёт – следует поспешить в корякское селение Ола. Тамошние инородцы, более двух лет назад, разгромили небольшой казачий отряд пятидесятника Дмитриева, пришедший из Охотска в енти края для сбора царского ясака. Ламуты рассказывали, дескать, один из служилых угодил в полон к корякам. А доля раба у туземцев ох как не сладка… Выручать нужно страдальца. Выручать!..

– Ты сам сказывал, отче: «Жить следует терпеливо!» -вновь загундел неофит. Сходим в Олу, поведаим корякам об Иисусе Христе. Бог даст – вызволим казачину.., а потома, когда уйдёт отселя одноглазый, вернёмся. Зачем понапрасну рисковать?..

Тяжело было на душе миссионера, но он признавал, что Фёдор прав. Ловко обошёл их бродяга-шаман. Разумнее всего временно отступить. На Всевышнего надейся… Вот те и дикующие, а как при случае могут умно дело обстряпать – комар носа не подточит. Как ни крути, придётся отступить перед сатанинским прохиндеем ведьмаком. Не судьба приобщить инородцев Дзялбу, с наскоку, с первуго разу к Истиной Вере. А поперёк Судьбы не пойдешь… Да, в писании сказано: «Кая бо польза человеку, аще мир весь приобрещет, душу же свою отщетит…» Но кому поможет его смерть? Выждать следует. Жить нужно терпеливо! Опять же, рановато ещё на суд к Творцу. Аз слаб и ничтожен. Не гневайся на мя, и дай сил, Иисусе!

– *-

В тот день ярко светило солнце. Вновь зазеленели окончательно пробудившиеся, после долгой спячки, лиственницы, редкие берёзки, сосёнки и кусты. Молодая трава живыми изумрудами пробивалась сквозь жухлую желтизну прошлогодних трав. Радостно пели птицы. Мир был прекрасен.

Инок с хрОмым заединщиком, взвалив на плечи котомки, полные съестных припасов (ламуты, по закону предков, снабдили непрошенных гостей пищей на дорогу; больше всех постарался, конечно же, Убивший Рысь), уходили в сторону Олы. Под ногами путников покорно извивалась зовущая в даль тропа. Что ожидало русского крестоносца на родовых угодьях воинственных коряков?..

Свой шалаш причт не разобрал, тем самым говоря, что ещё вернётся. Стойбище пустынно; никто не провожал миссионера. «Оставляется дом ваш пуст!» -вертелось в голове строка из писания. На толстом стволе буйно зазеленевшей берёзы причт вырезал восьмиконечный православный крест. «…Временно отступил пред дикующим шельмой-шаманом. Оно, конечно, грех немалый… Паки ведь не согрешихом – не покаешься, не покаешься – не спасёшься…»

В тот солнечный день – тридцатого мая 1672 года – родился российский император Пётр Великий.

Июнь-Август 1998г. Магадан

Август-Сентябрь 2020г. Стерлитамак (последняя редакция)

В О И Н

Год 1730 :

– Административный центр Якутско-Охотско-Камчатского края – город Якутск, основанный в 1632 г.-

– Произошло множество больших и малых сражений между тунгусами и юкагирами, коряками и чукчами, ламутами и ительменами.-

– Закончилась Первая Камчатская экспедиция Витуса Беринга.-

– Воинственные чукчи разгромили отряд казачьего головы Афанасия Федотовича Шестакова, состоявшего из 130 человек (правда, русских в команде было всего лишь около двух десятков).-

– Возле берегов Камчатки потерпели кораблекрушение японские мореходы.-

– Казаки Анадырского острога периодически устраивают карательные экспедиции против немирных пенжинских коряков.-

– В Охотоморье появляются первые поселения русских крестьян: в основном, результат правительственной политики освоения Крайнего северо-востока Сибири.-

– В 1730 году, неожиданно для всех (и для самой себя) Анна Иоанновна, племянница Петра I, становится Российской императрицей. 28 апреля она коронована; императорские регалии, корону и скипетр возложил на неё архиепископ Феофан.-

– 1-

Торговый караван, насчитывающий сорок семь вьючных лошадей, медленно поднимался на сопку к деревянному купеческому острожку, гордо возвышавшемуся над дикой местностью. Фактория располагалась очень удобно. Сюда приходили торговать как туземцы кочевники, так и охотники из осёдлых племён. Владелец сего предприятия, купец Лукьян богател буквально с каждым часам.

– Добрались! Слава те, Господи! —Иван, старшОй поезда, истово перекрестился.

Как всегда мрачный, Охдир сделал внушительный глоток из фляги и, дыхнув перегаром на старшОго погонщиков, изрёк:

– Подозрительно тихо в крепости.

Русский, вздрогнув, выхватил из-за пояса кремневый пистоль:

– Твоя правда! Даже собаки не тявкают… Что за напасть?!

Оставив караван в укрытии, пошли на разведку. Впереди, словно рысь, крался ламутский воин Охдир. За ним два его соплеменника-ученика. Городской мещанин и младший брат купца сзади. Полтора десятка погонщиков, изготовив ружья и луки, притаились в кустарнике. Мирно (обыденно) светило солнце, щебетали птицы, нудели комары. Июль месяц – дальневосточное лето.

Ворота фактории были открыт. Несколько собак валялись мёртвыми в пыли; тучи мух роились над ними. «Аккуратные разбойнички,» -отметил Охдир.– «Все свои стрелы повынимали из побитых псин…» Вокруг погром. Настежь открыты двери складов, на земле валяются брошенные вещи. Над сторожевой вышкой, стоявшей посреди крепостного двора, кружит вороньё. «Там тоже покойник!»

Бросились в дом. Всё те же следы грабежа. У порога труп одного из подручных купца. «Зарублен мечём,» -Охдир не спеша убрал свой длинный прямой палаш в ножны, закреплённые на спине.– «Шайка действовала быстро. Все торговые застигнуты врасплох…»

Среди гнетущей тишинытолько раздавалось тяжёлое дыхание ещё живого Лукьяна, который сидел, прислонившись к стене, возле ещё одного трупа своего работника. Глаза купца были полузакрыты. Иван и Фалалей склонились над владельцем фактории. Охдир, со стороны пристально оглядев хозяина торгового острога, решил, что вряд ли тот выживет… Первый приказчик купца, крупный бурят, лежал мёртвым у прилавка. Обрывки бумаги, какие-то тряпки, рассыпанная соль и дешёвые стеклянные бусы, на длинном столе опрокинутые глиняные кружки, стаканы и бутылки, кровь, смешанная с пролитой брагой. Ламутский воин взял одну из бутылок, налил из неё в кружку и поднёс к губам тяжело раненого. Купец, глотнув, широко открыл глаза. Лукьян жадно допил вино, выпрямился и схватил за руку брата.

– Фалалей!

– Кто здесь был? —подался вперёд старшой погонщиков.

Лицо раненого исказилось от боли и злобы.

– Хунхузы*, -отвечал он.– Сукины сыны!..Ограбили, убили. Шестьдесят сороков** соболей унесли… Фалалей, догнать их нужно.

– Постараемся.

(К слову, бандиты не забрали большое количества тяжёлых медвежьих, волчьих и рысьих шкур. Брошенные меха не попортили, а только разбросали некоторые из них. Из всего содеянного в остроге, было видно, что нападавшие торопились быстрее уйти с места преступления… Пять лошадей, которые паслись на дальней поляне, грабители не обнаружили.)

Купец оттолкнул руку брата, обратив мутный взгляд на Ивана и ламута.

– Ванька, то твой шанец… Бери своего рубаку покрученника*** с его учениками, бери дюжину извозных работных, лошадей, оружие бери и словите хунхузов… Недолго осталось жить мне… Отомстишь, треть соболей твоя. А Фалалей хлипкий вояка; на него не надеюсь.

Сорокалетний старшой погонщиков снова вздрогнул. Купец на самом деле давал шанс разбогатеть. Двадцать сороков соболей – богатство! Его друг Охдир действительно великий рубака и следопыт, на него вся надежда. Оно, конечно, воевать с пришлыми татями опасное занятие, но приз стоит того. «Построю хоромы в Якутске, младшим братьям подсоблю; глядишь, своё дело разверну!.. Заживём!» Взглянув на кровь, просочившуюся сквозь грубую холщёвую рубаху Лукьяна и стекающую на земляной пол, Иван быстро достал полотняный носовой платок и перевязал левую руку хозяина острога в том месте, где между кистью и локтём из глубокой раны ключом била алая кровь.

– Сколько было хунхузов? —подал голос ламутский воин.

– Осмаг на десять**** или чуть менее. Пешие они. Вы их легко нагоните, -купец тяжело сглотнул, закрыл глаза.– Да торопитесь.., а я скоро преставлюсь…

Умирающий качнулся вперёд, но удержал равновесие, выпрямился и устремил тусклые очи на Ивана.

– Отомстите за меня, ребятушки… Фалалей, слышишь моё обещание Ваньке?.. Не прощаю я воров*****, вражин жёлторожих.

Тут серые глаза купца раскрылись ещё шире; страшный огонёк сверкнул на мгновение в них и угас… Лукьян, мученически вздохнув, ткнулся головой в ноги своего мёртвого работника.

_________________________________________

*хунхузы – в Китае так называли речных пиратов; в России хунхузами называли любых китайцев, корейцев или японцев пришедших на территорию Дальнего востока с грабительскими целями.

**шестьдесят сороков – старорусская мера счёта, по сорок единиц (десять сороков = 400; двадцать сороков = 800 и т.д.).

***покрученник – (старорусское) наёмник.

****осмаг на десять – (старорусское) восемнадцать.

*****здесь слово «вор» употребляется в его старом значении – «преступник».

*****

Сын старосты мятежного корейского селения, Сомгун поправил длинный меч, пропуская вперед цепочку людей гружёных тюками ценных мехов. Соболей несли все и пятеро пленных туземев-дикарей и двенадцать его воинов. Несли связки пушнины на импровизированных коромыслах, наспех изготовленных из крепких палок, тащили на носилках, соорудили даже пару волокуш. «Великое богатство добыли мы в этих диких северных краях! Напрасно напарник – китаец Мао не пошёл с нами. Впрочем, с другой стороны – это замечательно. Не знаю, что китайцы поимеют в других местах сего малолюдного побережья, а эта Добыча только наша!..Ну, в основном; конечно придется какой-то малой частью пожертвовать в пользу союзников…»

Пиратская экспедиция в земли русского Охотоморья состояла из мятежных корейцев и китайцев. Первые бунтовали против произвола своих аристократов, вторые эмигрировали в Корею не желая покорятся захватчикам манжурам. Предводитель китайцев имел корабль; он и подбил Сомгуна на плавание в дикие полуночные края, суля большие барыши. «Не соврал Мао, тут есть чем поживиться!» Они шли через низкорослый северный лес. Подошвы хунхузов скользили по сосновым иглам, густо устилавшим слабо хоженую тропу. Изредка ветви деревьев больно хлестали пиратов по взмокшим лицам. Вечерело.

Глубоко втянув тонкими ноздрями смолистый, прохладный воздух, Сомгун объявил, что скоро будет остановка на ночлег.

*****

На закате в разграбленный торговый острог въехали трое служилых. Они везли донесение из Анадырской крепости в Якутск. Командовал юркий костлявый казак, с выбитыми передними зубами. Служилые не спеша расседлали своих мохнатых северных лошадок и вошли в дом.

Фалалей поведал казакам о случившемся разбое, призывая оказать содействие.

– Мы бы с великим удовольствием подмогли. Опять же, ворье иноземное приструнить следует, -отвечал беззубый.– Так ведь, в Якутск поспешать нам треба, а дорога тудысь, сами знаете, не из лёгких. Да и не безопасен наш путь то…

Все сидели за длинным грубо сколоченным столом в горнице служившей преставившемуся купцу магазином, трактиром и гостиницей. Перед ними стояли кружки с брагой и миски с кулешом – вечерняя трапеза. Охдир пренебрежительно фыркнул, услышав речь предводителя казаков, губы его слегка дрогнули в презрительной усмешке. Беззубый зло зыркнул на ламута, окинул цепким взглядом: инородец с узким, в шрамах, лицом и пронзительными бесстрашными чёрными глазами; лет под пятьдесят; длинные седеющие волосы на висках украшены двумя тонкими косицами, с вплетенными в них красными засаленными бархатными лентами к которым прикреплено несколько речных китайских жемчужин. Одет по-русски, как все извозные: сверху меховая безрукавка, засаленная холщёвая косоворотка, такие же штаны, только заправлены не в сапоги, как у прочих, а в, когда то щёгольские, торбаса. Лицо туземного воина слегка попорчено оспой. Инородец был довольно рослым, мускулист, худощав, порывист. «Именно воин! Не просто воин, а из лучших. Вона и палаш у него за спиной особый, с большим кольцом на рукоятке*. Встречаются оные среди дикующих… Мало таких, но в бою стоят они десятка. Северный богатырь! Слыхал я о нём – Охдир, бывший тойон одного из вымерших ламутских родов.» Казак провёл заскорузлым указательным пальцем по своему хищному орлиному носу. Прокашлялся в ладошку и, отведя глаза, изрёк.

– Однако, дам вам в подмогу человека. Дело тут сурьёзное, государственного рангу. Ты, что ли будешь командовать погоней, Вань?

– Угу. —мотнул большой головой старшой извозных.

– Вот и ладно. За тебя хорошо отзываются горожане – мол, есть у мещанина Ивана бойцовский дух; не зря он верховодит в артели извозных.

– Стараюсь, -старший караванщик теребил свою окладистую бороду.– Утром выступаем, с Божьей помощью. Сейчас заканчиваем вечерять, спать будем. Отдохнуть нужно…

Напоследок беззубый сообщил: дескать анадырские казаки отомстили враждебным чукчам за поражение Афанасия Шестакова, разорив несколько их стойбищ и вызволив из полона более сорока человек побитого отряда (правда, то были в основном служившие русским туземцы). Так же поведал собеседникам казак о том, что сожжена пенжинскими коряками новая русская крепостица на реке Яме, где сложили буйные головушки около двух десятков служилых.

– Ох, беды наши, беды! —запричитал Фалалей.

– Да! Такие дела, -казак прикусил тёмный ус.– Однако, мы со всеми недругами посчитаемся. Ой, посчитаемся (дайте только срок)! А ты, Никифор, завтра с Иваном на хунхузов идёшь.

– Как скажешь. —спокойно откликнулся названный служилый.

______________________________________

*Среди коренных жителей Крайнего Северо-Востока действительно были мастера владения мечом (искусные фехтовальщики). Стальные мечи аборигенов с большими кольцами на рукоятках изготавливали кузнецы «цивилизованных» народов (китайцы, корейцы и прочие). Попадали они к туземцам в обмен на их меха.

– 2-

Цепочка всадников в размеренном темпе двигалась по лесу. Охдир и два его ученика возглавляли колонну: следопыты-разведчики. Собственно, читать следы, оставленные хунхузами, не доставляло большого труда. Пираты держали курс на бухту Монгодан* в местность Дзялбу («Больше идти им некуда!»), видно там их ожидает корабль. Так северный воин и объяснил Ивану.

Продвигаться по узкой таёжной тропе на лошадях дело мудрёное – особенно не разгонишься. Иногда всадникам приходилось спешиваться, вести коняг в поводу. И всё же в том, что они настигнут татей ламутский богатырь не сомневался. «До бухты Монгодан четыре дни пешего пути.»

Лес был полон звуков. Откуда-то издалека слышался крик ястреба, шелестели ветви, пружиня под лапками неугомонных белок, из кустов донесся топоток ушкана**. Однажды тропу перебежал шустрый бурундучок.

Охдир периодически прикладывался к горлышку фляги – алкоголь давал забвение; прошлое вспоминать не хочется. НЕ ХОЧЕТСЯ… А война привычная работа. «Завтра нагоним хунхузов.» Который год скверно на душе ламутского богатыря – просвета нет. После того как вымер от оспы весь его клан, подался Охдир в город урусов Якутск. Несколько лет служил в центральном кабаке вышибалой и телохранителем хозяина заведения. Там и пристрастился туземец тушить печаль-тоску хмельным. Потом Охдир встретил Ивана; тот стал уговаривать вступить в его артель погонщиков вьючных лошадей. В конечном итоге северный супер боец дал согласие, так (после раздумий) ему показалось будет лучше; опять же больше опасности для совершенно не ценимой им своей жизни – разбойные, разбушевавшиеся стихии, дикие звери и вольные просторы родного Крайнего Северо-Востока. «А город – это множество чужих людей, грязь на улицах, отвратительные тяжёлые запахи. К тому же, стенами деревянными Якутск огорожен…» Охдир сделал ещё один внушительный глоток алкоголя – то плата за помощь Ивану. Деньги бывшему вождю не нужны; «пьяная вода», вот его вознаграждение. «Жить вовсе не хочется! Весь клан (жёны, дети, родители, друзья) – все ушли в страну предков… Один я на свете – словно осенний лист на студеным ветру…» Воин вновь приложился к горлышку фляги.

__________________________________________

*Монгодан – ныне магаданская бухта Гертнера.

**ушкан – заяц.

*****

Высоко в небе, изящно раскинув крылья, парил ястреб. В движениях его чувствуется сила и уверенность. Сомгун, залюбовавшись гордой птицей, со вздохом подумал о том, сможет ли он всю жизнь чувствовать себя столь уверенно. «Да, сейчас наше селение – селение свободных людей, но надолго ли…» Возможно, ценой этой богатой добычи он купит личную свободу себе и своей семье; в крайнем случае более-менее независимое положение. «Однако, богатство ещё нужно довезти до Родины, а это не такая уж лёгкая задача…»

Хунхузы пересекали обширную долину: кустарник, высокая трава, на взгорках ягель. Полчища комаров кружили над потными пиратами.

– Нужно взять правее, -объявил проводник-туземец.– Вон к той, расщеплённой молнией, сосне.

*****

Иван оглянулся на свой отряд: «Ребята крепкие, должны осилить хунхузов.» Трусившие на низкорослых якутских лошадках, всадники одеты пестро – смесь русских и туземных одеяний. Вооружены вразнобой: ружья, якутские боевые луки, копья, слегка укороченные сабли. Собственно, среди семнадцати преследователей чистокровных русских насчитывалось всего трое (но все семнадцать были православными). Иван сам на половину башкир (дед его пришёл в Сибирь с Южного Урала), однако это были россияне и преследовали они чужеземцев не токмо ради награды (которую они с Фалалелем посулили этим людям) – край свой оберегали…

Теребя бороду, старшой погонщиков вспоминал утренний разговор с Охдиром:

– Охдир браток, на тебя одного надежда.., не подведи! Отобьём драгоценную рухлядь, сотня соболей твоя. Матерью Божьей клянусь!

Ламутский воин криво усмехнулся, поправив на поясе флягу с водкой:

– Награды твои мне не к чему. Я вольная птица, а любое богатство лишает человека свободы; что бы там ни было, ты уже привязан к нему. Да, и был я уже богатым… Хунхузов догоним – не сомневайся; меха вернём. Не тужи, брат Ваня.

– Дай-то Всевышний!.. Ежели отобьём ценную кладь, справлю тебе, Охдир, серебряную флягу, -произнёс старшой погони севшим от волнения голосом.

Ламутский богатырь отмолчался, ускакав вперёд.

*****

Похолодало. Полночь. Давно ушло на покой солнышко, но звёзды ещё не высыпали на тёмно-серое небо. В зарослях поют ночные птицы, где-то рядом проревел лось, лютуют комары. Земля холодная – здесь на Крайнем Северо-Востоке не прогревается летом (если тот сезон можно назвать летом) землица, не дышит теплом.

Охдир выпивал за день минимум флягу хмельного. Иван специально возил с собой либо бочонок, либо бурдюк дешёвого спиртного для рубаки покрученника. Потрескивали сучья в костре. Почти вся погоня спала. Ламут вновь задумался о своей судьбе: «Каждый человек должен оставить после себя хоть что-нибудь, что бы облегчить путь последующим… А что останется после меня? Два воспитанника, которых обучил поножовщине… Оно, конечно, нужно хранить и передавать правнукам приёмы северного боевого искусства, но…» Воин краем глаза заметил какое-то движение в дальних кустах, недалеко от места где паслись стреноженные лошадки. Он резко повернулся: «Не могло померещится!» Сколько ни всматривался ламут, ничего не обнаружил. Однако, когда Охдир отвёл глаза, ему вновь почудилось какое-то движение, в том же месте. «Похоже человек!» Твёрдой рукой северный воин взвёл курок ружья, лежавшего у левого бока.

Из ближайших зарослей на поляну вышел один из учеников ламутского богатыря с охапкой хвороста. Молодой туземец аккуратно, стараясь не слишком шуметь, бросил дрова возле костра, отряхнул руки и снова лёг на своё ложе из кедровых ветвей. Охдир не спеша приподнялся, достал из седельной сумы сухарь и пересел так, чтобы удобнее видеть дальние кусты. Жуя хлеб, он пристально смотрел поверх костра: «Всё же кто-то прячется там!»

Спустя некоторое время именно из подозрительных кустов вышел низкорослый, как и большинство аборигенов, пожилой тунгус в сильно потёртых замшевых одеждах. За спиной у него, в колчане, лук и стрелы, к поясу подвешен добытый заяц. Туземец смело пошёл к костру. «Так-то лучше,» -воин продолжал медленно жевать сухарь.

Несмотря на преклонный возраст, инородец сохранил лёгкость походки и силу; круглое, морщинистое лицо его спокойно. Охдир сделал глоток из фляги: «Одинокий охотник похоже. Из пеших* тунгусов будет.»

Воин встретил непрошенного гостя холодно, однако угостил водкой и сухарем. Старик попросил щепотку соли**. Ламут дал. Закусив и посидев немного у костра, тунгус сказал, что пойдёт дальше, дескать, у него встреча с внуком возле Красного Родника, охотятся они. Вёл себя старик очень естественно. Оставив в знак благодарности зайца, пожилой туземец легко поднялся и, пройдя мимо стреноженных лошадей, растворился в ночи.

Охдир поймал себя на чувстве зависти к старому тунгусу: «У деда есть и дети и внуки, есть родной клан.., всё есть! Какой-то простой, полунищий охотник, а намного богаче меня…» Вспомнилось, как он женился в Якутске. Но новая супруга скончалась при родах; младенец прожил лишь несколько часов. «Почему жизнь моя постоянно так скверно складывается – будто дорога в никуда?..» Новый глоток водки. Налетел сильный ветер. Искры полетели от костра.

___________________________________________

*пешие тунгусы – племена аборигенов не имевшие домашних оленей; жили осёдло, занимались охотой и рыбной ловлей.

**Поваренная соль среди аборигенов Крайнего Северо-Востока ценилась очень высоко из-за своей редкости (основной товар за который туземцы отдавали любые меха).

– 3-

Ближе к рассвету появился старик-туземец, посланный Самгуном проверить нет ли за ними погони. Пожилой дикарь принёс нерадостные вести: преследователей семнадцать, с десяток ружей; возглавляет погоню великий ламутский воин Охдир.

У предводителя хунхузов учащённо забилось сердце: «Предчувствие не обмануло! Нас тринадцать и всего четыре поганеньких ружья! Северный богатырь – это опасный соперник. Если, правда, те рассказы, что я слышал о диких мастерах меча, встречающихся в Полуденных краях, то дело вовсе дрянь…» Сомгун плотнее закутался в плащ – утренняя сырость. «Нужно устроить прикрытие! Однако сколько человек поставить в заслон? Больше трёх нельзя, а дикарей-туземцев не заставить сражаться на своей стороне… Хорошо хоть, что угрозами принудили тунгусов выдать факторию русских и „поработать“ носильщиками. Впрочем, выбора у диких не оставалось, если бы они заартачились – всё туземное стойбище на берегу бухты Монгодан вырезали бы; а тунгусы очень дорожат своими чумазыми детёнышами.» Выкурив маленькую трубочку, Сомгун несколько успокоился: «Нужно будить людей и уходить. Помогайте, Боги Удачи!»

Перед самым рассветом, просветлевшее было небо заволокло тучами, заморосил дождь.

*****

Погоня проходила мимо небольшого, болотистого озера. Дождь кончился. Тучи по-прежнему громоздились друг на друга, однако теперь в разрывах между ними проглядывало голубое небо. Иван остановил коня на взгорке, заглядевшись на пару белых лебедей, низко летящих над озером. Пустынный, дикий край, но зелёный и своеобразно красивый.

Вдруг старшой извозных почувствовал, что его коняга падает. Всадник резко спрыгнул на землю. Конь рухнул. «Что за чёрт?!?» Почти тут же пали лошади всех преследователей.

– Отравили коняжек! —зло сощурился казак Никифор, положив свою тяжёлую руку на эфес сабли.

Из-за груды серых камней к обескураженной погоне, тоже пешими, вышли разведчики-следопыты. Лицо Охдира словно каменная маска.

– Что скажешь? —Иван готов был сорваться на крик; все это видели.

– Недоглядел, -бывший вождь говорил спокойно, выражение его лица нисколько не изменилось.– Перехитрил меня старый тунгус. Ловко он отравил лошадок.

Сдержанность ламута несколько охладила старшОго. Он стиснул зубы и стал нервно теребить бороду: «Упустим хунхузов – плакали мои денежки. Не жили богато, нечего и начинать. Так, что ли, оборачивается? С другой стороны, ежели Охдира провел инородец, то и никто бы не докумекал заподозрить старика… Теперь понятно как чужеземные тати узнали о купеческом остроге. Тунгусы нас выдали…»

– Не кручинься, Ваня, -отвечал на невесёлые мысли предводителя северный богатырь.– Завтра точно нагоним воров. Они груженые, мы налегке. Станешь ещё, ты, богатым человеком.

– Твои бы слова, да Богу в уши, -с надеждой выдохнул Иван.– Однако хитры тати, дело своё чёрное знают.

– Верно сказал, старшой, -Охдир пристально смотрел в глаза начальника.– Следующий раз они засаду выставят… Но мы с тобой войной нынче занимаемся… Ламуты так говорят: «Если собираешься идти охотится на медведя-людоеда, будь готов к тому, что можешь с ним встретиться.»

– Значит нагоним хунхузов? —Иван продолжал нервно теребить бороду.

Ламутский воин утвердительно кивнул.

*****

Сомгун весь день сам тащил на коромыслах связки мехов. Меха – вроде бы лёгкая кладь, А КОГДА ИХ МНОГО… Даже шелковая головная повязка взмокла. Прямой длинный меч и приличных размеров кинжал здорово мешали при ходьбе; подошвы ног гудели. Нет, если БЫ не погоня – нести такие богатства одно удовольствие. Несёшь на плечах сытное, комфортное будущие. НО ПОГОНЯ! Нужно оставлять засаду. Если его заслон удержит преследователей хотя бы на час – это лишних 3—4 километра отрыва. Мао, по идее, уже должен с кораблём ждать в бухте; так договорились. Но вдруг не будет корабля, задержатся где-либо китайцы?.. Впрочем, лучше об этом не думать. Ситуация сродни кошмару: вот оно богатство горбит спины, а проснёшься и НЕТ ЕГО. Только тут значительно пострашнее кошмарного сновидения, здесь отберут богатство вместе с жизнью. Атаман пиратов в который раз споткнулся. «Только не падать. Нужно идти и идти вперед! Нужно оставлять заслон! Нужно не останавливаться на ночлег – сделаем короткий привал и снова идти. Боги Удачи, помогайте!»

*****

Заслон хунхузов не справился со своей задачей. Два корейских пирата удерживали погоню не более четверти часа. Охдир, заметив засаду, послал одного из учеников остановить основную колонну преследователей; второй вступил в перестрелку, отвлекая на себя хунхузов. Сам северный богатырь обошёл бандитов сзади и двумя выстрелами из лука прекратил бой.

Во фляге корейца, одетого побогаче, оказалась рисовая водка. Вкус её не понравился Охдиру, но выбрасывать корейское хмельное тот не стал. Ламут повесил чужеземную баклагу на ветку засохшей лиственницы, основательно закрепив: «Глядишь, кому-нибудь сгодится…» Ночь вступала в свои права. Налетевший порыв холодного ветра подхватил круглые соломенные шляпы падших хунхузов, унося прочь. Совсем рядом испуганно залаяла лисица…

Подошедший низкорослый погонщик долго мочился на трупы врагов. Ружья пиратов, с боеприпасом, взяли городские якуты*. Казак Никифор утрофеил кинжал богатого хунхуза. Кто-то обнаружил в холщёвой суме побеждённого, победнее, шкурку соболя. Больше времени россияне потеряли приходя в себя после случившейся стычки.

– Ночлег устраивать рано, -твёрдо произнёс Охдир.– Вёрст с пяток ещё отшагаем. Нагонять разбойников следует.

– Добро, -согласился Иван.

– Ночёвка будет короткой.

– Как скажешь. Лишь бы догнать вражин.

– Догоним, -вставил своё слово казак.– Никуда они от нас не денутся.

Ламутский воин почувствовал: кто-то за ними наблюдает. Резкий поворот головы. Крупный суслик испуганно юркнул в норку.

_______________________________

*городские якуты – якуты жившие в городах (порой не одно поколение) и во многом перенявшие русский образ жизни.

– 4-

Давно перевалило за полдень. Тропа петляла по сопкам, рощицам и обширным полянам. Припекало солнце. Какая-то певчая птаха, захлёбываясь громкими трелями, стремилась повыше взлететь в небо. Голосистая птичка, часто трепыхая крылышками, поднималась по косой всё выше и выше. Наконец взлёт прекратился и, всё так же жизнерадостно пища, птаха начала пикировать вниз.

Сомгун опустил голову: «Русские вот-вот нагонят нас! Что же предпринять?» Конечно, лучшее средство защиты – это нападение. Может быть атаковать преследователей когда те устроят привал или ночёвку?.. Но с русскими идёт северный богатырь, того застать врасплох сложно. Опять же, к чему лишний раз испытывать судьбу. Преследователей больше, а Сомгун уже потерял двух бойцов… Нужно придумать заслон похитрее.

Из ближнего леса доносилось кукование кукушки. «Нужно придумать заслон похитрее!»

*****

На тропе лежало белое перо журавля. Охдир поднял его и воткнул в одну из косиц, закрепив длинным, гибким травяным стебельком. «Оно принесёт мне удачу,» -на душе воина потеплело: «Никогда не терять это пёрышко.» Ламутский богатырь прислонился к мощному стволу тополя, поджидая отряд. Глоток водки. Шуршали листвой деревья. Перекликались птицы. Шептались травы. Жужжали насекомые.

Наконец показалась цепочка преследователей. Отряд, пыхтя, преодолевал довольно затяжной подъём на пологую сопку. Впереди шагал Иван. Красное лицо предводителя, с выгоревшими бровями, покрыто потом. Но увидев воина-следопыта старшой извозных постарался принять бодрый вид. «Есть у Вани бойцовский дух!» -Охдир, призывно махнув рукой, снова устремился вперёд.

*****

С вершины сопки открывался неплохой обзор на лежавшую у подножия долину. На берегу ручейка, возле нескольких туго увязанных тюков пушнины, сидел один из корейских пиратов. Оружие хунхуза лежало на земле. Поправив на себе короткий кожано-костяной доспех*, Охдир произнёс:

– Иван, на переговоры сам пойду. Ватаге быть наготове. Кроме энтого татя больше никого не видно… Ловушка возможна.

– Уразумел, -старшой достал из-за пояса пистоль.– Ребятки, изготовте оружие!

Северный богатырь пружинистой походкой подошёл к чужаку и сел напротив, поджав под себя ноги. Свой длинный палаш Охдир положил подле. Парламентёры оценивающе разглядывали друг друга. Долгое молчание. Кореец сразу вычислил соперника: «Правильно предупреждал Сомгун – погоню ведёт опытный воин. С виду он меланхоличен, только это маска, за которой скрывается дикая, неукротимая, необузданная силища!» Однако хунхузу была обещана большая награда если план Сомгуна сработает.

– Говори! —прервал молчание Охдир.

Руки хунхуз скрестил на груди. Кореец, на мгновение закатив глаза, вновь буравит взглядом ламута:

– Мы отдаём половину мехов, вот они, -кивок головой в сторону тюков.– Вы нас отпускаете. Зачем убивать друг друга. Кровь уже пролилась с обеих сторон. Давайте остановимся на этом. Обещаем – больше никогда наш корабль не придёт к этим берегам. Компромисс.

Кореец довольно неплохо говорил по-русски.

– Нет! Торговаться с ворами…

В это мгновение хунхуз молниеносно выхватил из складок плаща короткий меч и нанёс бывшему тойону резкий удар, целя в шею, не защищенную латами. Однако Охдир легко уклонился, даже не сдвинувшись с места. Лишь перо журавля вылетело из его косицы. Рукояткой своего палаша ламут нанес коварному и опытному в фехтовании врагу страшный удар в кадык. Мёртвый пират грянулся оземь. И сразу прогремело два выстрела. Одна пуля ранила Охдира в плечо, вторая сразила Никифора. Сидевшие в засаде хунхузы, хитро устроенной недалеко от вершины сопки, где остановились преследователи, посчитали, что казак старший ватаги, так как у того на голове была высокая волчья папаха с красным бархатным верхом и одет он был в синий долгополый, добротный кафтан.

Завязалась перестрелка. На этот раз Сомгун действительно организовал очень хороший заслон. Пираты отстреливались почти два часа, ловко избегая окружения и прикрывая друг друга. В конечном итоге ученики Охдира всё же подстрелили разбойных, но россияне понесли серьёзные потери: двое убитых, пятеро ранены. Недалеко от горы тюков с пушниной преследователи нашли связанного по рукам и ногам старика тунгуса, отравившего их лошадей.

– Ага, попался злыдень! —один из погонщиков собрался прикончить туземца.

– Остынь! —властно остановил того ламутский богатырь.

Освобождённый от пут, дед рассказал, что должен был после боя провести хунхузов в бухту Монгодан более коротким, но трудным путём. Так же старик поведал, мол, всё это он делал стараясь сохранить жизнь внука – предводитель пиратов грозил убить молодого тунгуса, если дед не выполнит поручения (для убедительности, главарь хунхузов отрезал ухо молодому туземцу).

– Брешет он всё! Шкуру свою спасает! Кончить нужно изменника.

– Окстись, -Иван теребил бороду.– Я верю старому. Если бы инородец держал сторону хунхузов, зачем тогда его вязать?.. Боялись воры, что во время драки дедушка сбежит.

– Поди ты?..

– Верно старшОй баит!

– Не виновен дед.

Иван сочувственно мотнул бородой на перевязанное плечо Охдира:

– Как ты?

– Ерунда.

Легкий ветерок уносил белое журавлиное пёрышко. Журчал ручей. Солнце пекло. Мошкара и комары тучами кружили над людьми.

На месте боя россияне задержались ещё как минимум на час. Нужно было прийти в себя. Остыть об кровавого дела. Перевязать раны. Разделить трофеи… Двух тяжело раненых оставили охранять отбитые меха…

Пройдя вперёд где-то с версту, погоня нашла новую кучу тюков ценной рухляди. Прикинув общее количество отбитых у татей соболей, Иван понял – хунхузы бросили аккурат половину украденных мехов. Правда, здесь были не только соболя, но и лиса, и песец, и бобёр. «Эх, ма! Купец Лукьян даже на смертном одре не удержался от бахвальства! Торгаш! Прости его, Господи!..»

_______________________________________________

*кожано-костяной доспех – доспехи, которые изготовляли сами аборигены Крайнего Северо-Востока. Они могли быть как длинные (до колен), так и короткие (по бедра, или до пояса). Кстати, подобные своеобразные латы высоко оценивали русские. В 17—18 веках с туземцев брали царский ясак (налог) не только пушниной, но и подобными доспехами. Добавлю, некоторые племена индейцев Аляски изготовляли подобные доспехи…

– 5-

До восхода солнца оставалось ещё около часа, однако было светло как днём. На востоке горизонт, подпираемый сопками, розовел. Бодрящая утренняя свежесть; жизнеутверждающие песни птиц.

Преследователи шли уже более трёх часов. Проводником теперь был старый тунгус. Он объявил, что к середине дня погоня достигнет бухты Монгодан. Старшой Иван волновался не на шутку: «Да, погоня отбила половину соболей, но как хитры сии тати – прямо из-под носа уходят! Так мы и упустить их можем! А ходоки они хорошие, не хуже местных инородцев. Гружёные, а быстро бегут. Того гляди улизнут. Бог не дай!..» Предводитель оглянулся на сократившийся более чем на треть отряд (ещё двоих раненых оставили на дороге, те не поспевали за остальными) – люди шагали с хорошей скоростью. Поутру комарьё не так донимало. «Ох, хитры враги! Своими подленькими засадами они всё ж выиграли время и пожалуй мы нагоним их, ежели нагоним, только на монгоданском берегу…» Старшой присел на большой одинокий валун, пропуская вперёд цепочку своих вояк. Вокруг зеленели кедровые заросли. Год выдался урожайным – шишек на кедровых соснах множество. «Если в бухте хунхузов ждёт корабль, тогда они, пожалуй, уйдут. У меня осталось десять человек; у татей восемь, да ещё подмога с корабля придёт… Нет, тогда их не взять.., тут и думать неча. Уйдут от нас чужеземные воры, уйдут!» Старший извозных поднялся и зашагал последним в цепочке, тем самым подгоняя людей. «Оно конечно, третья часть возвращённых мехов моя – сие тоже не мало. Однако Фалалей купчишка жадный, вдруг упрётся и станет оспаривать мой приз?!» Из высокой травы взлетел перепуганный выводок куропаток. Погоня на птиц внимание не обращала. «Ан, нет! Не дам обойти себя Фалалею. Долю свою спрячу в тайге. Ха, энти меха мне по закону полагаются, согласно воле убиенного Лукьяна. Пусть земля ему будет пухом!» -Иван перекрестился: «Свою долю соболя не упущу! Хватит! Бедным я просуществовал более половины жизни своей, пора побыть и БОГАТЫМ!» Впереди на всю округу заливался дрозд, предупреждая обитателей диких лесов и полей о появлении человека. Иван поправил на голове малахай: «Опять же, глядишь – всё ж осилим мы татей заморских. Охдир у меня есть, а это силища – дюжины бойцов он стоит; ученички его тоже ребятишки хваткие.» Впрочем, и самого Ивана мужиком немощным не назовёшь: высок, крепкого сложения, силён и не из трусливых.

*****

И вот взорам преследователей предстала бухта Монгодан, со всех сторон окруженная сопками, поросшими низкорослым лесом. Лучи солнца освещали спокойные воды, а впереди, в дымке, белели вершины скал, отгораживающие бухту от моря-океана. Казалась – это не бухта, а озеро. Лениво кричали чайки. Пиратского корабля не видно.

– Ага! Ещё не подошёл парусник хунхузов! Тодысь тати в наших руках. Вперёд, ребятушки! – старшой погони повелительно взмахнул рукой.

Преследователи спускались к бухте через заросли низкорослой рябины. «Ещё несколько вёрст и настигнем разбойных чужеземцев! А Бог даст и опередим!» К бухте погоню вывел старик тунгус более короткой тропой. Россияне почти бежали.

– Как пить дать возьмём татей!

Корейских пиратов преследователи, разумеется, не видели, зато воды Монгодана всегда перед глазами – тихие, спокойные, словно гигантское зеркало, в котором отражается небо.

Вдруг у Ивана сильно сжало сердце. Предводитель остановился. Не хотелось верить глазам… В бухту входил чужеземный парусник!!! «Упустили хунхузов!»

С побережья повалил густой столб дыма.

– Они подожгли моё селение, -прохрипел старый тунгус.

– Знак своим подают.

– Почему остановились? —голос Охдира твёрд.– Вперёд! Обгоним пиратов с корабля. Мы ещё успеем отбить меха, если поторопимся!

Услышав слова ламутского богатыря, Иван воспрял духом: «Авось действительно, ещё не всё потеряно?!?»

– Вперёд, ребятушки! —подхватил старшой.– Покажем вражинам кто хозяин этого края! Вперёд, родимые!

Поднялся сильный, студёный ветер. Заволновались деревья и кусты, заколыхали травы, взволновались дремавшие воды бухты.

*****

Чем ближе приближались к берегу моря, тем трава становилась ниже. И россияне с каждым шагом увеличивали скорость бега. В пылающее тунгусское селение они ворвались стреляя на ходу из ружей и мушкетов. Даже старый тунгус выпустил несколько стрел в ненавистных ему желтолицых чужаков. Пираты отвечали арбалетными выстрелами (все ружья Сомгун отдал воинам засад). С обеих сторон есть раненые и убитые. Кстати, «селян» -туземцев пираты не тронули, а просто, отобрав оружие, прогнали из становища.

Стремительная атака преследователей, в принципе, застала корейцев врасплох. Они несколько расслабились, когда пришли на берега Монгодана. И совсем потеряли бдительность, когда дозорный сообщил, что в воды бухты входит корабль Мао…

Рукопашный бой случился прямо на пляже, у кромки моря. Жутко звенели скрещивающиеся мечи и сабли. Хлопали мушкетные выстрелы, обволакивая всё сизым, кисловатым на вкус пороховым дымом. Резко, по-змеиному, шипели арбалетные стрелы-болты. Разноязычная брань, крики, брызги крови и солёной воды. Страшный хаос битвы.

Россияне одолевали врагов. Однако и пираты не собирались сдаваться. Вот столкнулись два противника. Кореец резко метнул кинжал, который держал за рукоятку в левой руке. Клинок сверкнул поверх пламени, вырвавшегося из ружья городского якута.

Стрелявший сделал шаг назад; рукоятка кинжала торчит из его глазницы. Якут упал на колени. Потом, пытаясь подняться, грохнулся вперёд головой, и его видавший виды русский малахай покатился по песку.

На Ивана с мечом в руках бросился очень рослый корейский пират. Россиянин выставил вперёд саблю, доставшуюся ему от погибшего казака Никифора. Несколько секунд фехтования. Голубые искры сыплются с острых клинков. Вызывающий на теле мурашки смертельный скрежет холодного оружия. Старшой погони, обливаясь холодным потом, отпрыгнул в сторону. В левой руке у него чукотское бола, предназначенное для охоты на птиц. Россиянин несколькими резкими движениями раскручивает бола и швыряет в ноги набегающего врага. Метательное оружие опутывает икры пирата, тот, споткнувшись, падает. В два прыжка Иван подскакивает к хунхузу и, бросив саблю, скручивает ему руки.

– Помогите связать суку! —хрипло орёт предводитель преследователей. Почему-то не хватает злости у старшего караванщика для того, что бы зарубить пирата.

Вот хунхуз, в перепачканных белых одеждах, ловко срубил голову молодому буряту; ярко сверкнул на солнце его безжалостный клинок. Обезглавленное тело коренного сибиряка пало на четвереньки, осело и в агонии завалилось в бок.

Охдир, сжимая в левой руке (ламут, как и многие северные богатыри был левшой) свой страшный палаш, атаковал Сомгуна. Главаря прикрывало два пирата. Один из них выстрелил в северного воина из небольшого (предназначенного для стрельбы одной рукой) арбалета. Богатырь легко отбил смертоносную стрелу. Перехватив свой длинный меч за кольцо на конце рукояти, тем самым ещё удлиняя оружие, ламут несколькими вращательными движениями разогнал телохранителей Сомгуна, серьёзно ранив одного из них. Второго перехватил ученик Охдира.

Два мастера фехтования сошлись в смертельном поединке. Сомгун разразился серией резких рубящих ударов. Грозный противник не парировал их своим клинком, а ловко уклонялся – особенности северного фехтования.

От молниеносных колющих выпадов Охдира атаман хунхузов стал пятиться в море. Вода холодила ноги, но не остужала ярость. Северный богатырь атаковал пирата с таким исступлением, что тот без ужаса не мог глядеть на его лицо. Сын мятежного корейского староста потратил не один год стараясь в совершенстве овладеть искусством фехтования.., но противник был явно сильнее. «Скоро он меня зарубит!!!» Уже несколько ран кровоточат на теле главаря пиратов. Кровь из ран капает в морские волны, плескавшиеся почти у колен… У Сомгуна в запасе оставался последний прием… Он резко отскочил дальше в воду, заведя обеими руками свой меч за спину. Бывший вождь наступал… И тогда кореец нажал на курок. В рукоять его меча был вделан потайной арбалет. Отравленная стрела пробила щёку северного воина, вырвав кусок плоти. Брызги крови.

– Сдохни, тварь! —взревел коварный пират бросаясь на ошарашенного врага.

Но громадная касатка-людоед (реальный людоед, считавший человечину лакомством), услышав запах людской крови, оказалась быстрее. Акула, буквально как змея, подползла по мелководью к сражающимся. И когда Сомгун изготовился прыгнуть на раненого соперника, мощные челюсти со страшным хрустом стиснули ноги хунхуза… Раздался отчаянный вопль.

Перед глазами Охдира всё плыло (действие яда). Он выронил палаш и побрёл к берегу, где уже закончился жестокий бой. Выйдя на песок, отважный воин рухнул лицом вниз. К нему подбежал Иван, перевернул:

– Что с тобой, Брат?!! Очнись! Мы победили!!! Брат!!! Очнись! —кричал предводитель погони.

– Дай водки —засипел поверженный богатырь, с трудом разлепляя неимоверно отяжелевшие веки.– Не хочу уходить трезвым.

Иван лихорадочно отстегнул от пояса друга флягу (пальцы старшОго дрожали), поднёс к посиневшим губам… Однако было уже поздно – ламут как-то сразу обмяк всем телом, голова безвольно упала на бок; мятежный дух северного (колымского) воина отлетел…

– Отмаялся страдалец.

*****

Китайцы не стали ввязываться в сражение. Мао посчитал, что выгодней выждать; тем более в случае гибели союзников, доля (уже имеющейся на корабле) добычи для китайских пиратов значительно увеличивалась; чем разжились корейцы он знать не мог. К слову, с самого начала Мао отговаривал напарника от опасного дальнего похода в глубь материка…

Догорало тунгусское селение, состоящее из трех круглых полуземлянок. Потрескивали бревна, из которых были устроены жилища. Черный дым поднимался к резко посеревшему небу, смешиваясь с кудрями тумана, сползавшего с ближних сопок.

Перепуганные чайки метались над бухтой Монгодан, оглашая окрестности взволнованными криками. Сделалось очень холодно.

*****

P.S. «Аборигены Крайнего Северо-Востока со странным равнодушием относились к смерти – это всегда лежало в основе их характера, делая оных такими бесстрашными в битвах и поспешными к самоубийству.» – Владимир Германович Тан-Богораз (1865—1936 г. г. Российский писатель, этнограф и лингвист, северовед).

Январь-Июль 1998 г. Магадан.

Октябрь 2019 г. (последняя редакция) Стерлитамак.

– — – —

Глава Пятая. ВЕЛИКОЕ КОЛДОВСТВО

(Письменные известия издателю г-н. Новикову* от артиллерийского поручика графа С. о некоторых особенностях и курьёзах жизни российского Крайнего Северо-Востока Сибири. Охотск. 1781 г.)

Здравствуйте, любезный Николай Иванович!

Мы несколько раз встречались в Санкт-Петербурге зимой 1772 года. Вы тогда издавали сатирический журнал «Живописец». Ознакомившись с некоторыми моими литературными упражнениями, Вы настойчиво рекомендовали присылать в «Живописец» новые мои натуральные наблюдения их жизни русской армии и проч…

Однако, волею судьбы, собрался я с мыслями и решил возобновить литературные опыты лишь спустя десять лет. Тому были веские причины – скажу о них кратко: В октябре 1773 года я, семнадцатилетний артиллерийский штык-юнкер**, попал в отряд генерала Кара. Нас направили на усмирение мужицкого мятежа Емельки Пугачёва, бушевавшего в оренбургских степях***. В ноябре наш карательный отряд был разбит бунтовщиками… Ваш покорный слуга оказался в числе немногих уцелевших горе усмирителей. Однако, в наказание за то, что оставил мятежникам пушки, я был сослан в Сибирь, в гарнизон города-порта Охотск. Фамилия наша обедневшая, при дворе ЕЁ императорского величества**** связей не имеет; пришлось исполнять высочайшее распоряжение…

Впрочем, к нонешней зиме срок моей долгой ссылки оканчивается; продолжу службу отечеству в Москве-матушке.., либо в уральском граде Уфа, где объявились у меня близкие родственники (и где жизнь, по их отзывам-рекомендациям, много дешевле и есть у меня возможность быстро сделать карьеру)…

____________________________________________

*Новиков Н. И. (27.04.1744 – 31.07.1818 г.г.) известный российский просветитель, писатель, журналист, издатель.

**штык-юнкер – офицерское звание в тогдашней российской артиллерии, соответствовало званию «прапорщик».

***Напомним читателям, что в XVIII часть Башкирии, в том числе

г. Стерлитамак и, соответственно, Стерлитамакский уезд, входили в Оренбургскую губернию.

****Имеется ввиду российская императрица Екатерина II (21.04.1729 – 06.11.1796 г.г.)

– — —

Скажу Вам, любезный друг, что крайний северо-восток Сибири освоен весьма поверхностно, хотя и числится за Россией уже около ста пятидесяти лет. На побережье Охотского моря ныне существуют два города-порта: Охотск и Гижига; добавим, есть ещё третий порт – Петропавловская гавань или просто Петропавловск, подле которого пыжится вырасти городок… Вдоль великой местной реки Колымы так же имеется несколько русских селений, но самые большие из оных: Нижнеколымский острог, Среднеколымский острог да Верхнеколымский острог. В коих населения, вместе с инородцами, наберётся едва по сотни душ… Внутри края – это тысячи квадратных вёрст, также существует 40 – 50 очень мелких деревушек, где живут осёдло русские, которые постоянно берут за себя жёнок инородцев, впрочем, дети их, разумеется, числятся русскими и православными. К слову, священников в сиих пустынях крайне мало… Да, сказывают, мол, есть в этих дебрях и несколько скрытных (5—6, возможно и по более) селений беглых старообрядцев…

Большая часть коренного туземного населения платит в царскую казну ясак. Здешние туземцы делятся по образу деятельности своей на две категории: кочевники (пасут огромные стада домашних олений) и оседлые (охотники-рыболовы). Одежды инородцев из шкур животных, живут в кожаных чумах либо в землянках; вооружаются примитивными луками да копьями; земледелия не ведают. Народы сии не скажу, что многочисленны. Старожилы утверждают, мол, раньше их было более, но междоусобные войны и эпидемии подсократили их число… Так вот, инородцы местные довольно простодушны и доверчивы (как дети малые), что не мешает им быть неплохими воинами. К примеру, чукчи (основная их масса) до селе не покорились престолу, а многие коряки нередко бунтуют. Да, поясню – туземцы здешние азиатского рода-племени. Между тем, встречались мне некоторые ватаги одулов* и ходынцев* почти европейской внешности. Кстати, угадывается родство местных инородцев с заокеанскими индейцами. Подобную догадку, в своё время, ещё высказывал Михаил Васильевич Ломоносов**. (Слышал я, дескать, часть американских индеян воюет нынче плечом к плечу с английскими переселенцами за независимость колоний от Британской короны***…)

Возможно уроженцам оных палестин городок Охотск кажется весьма приличным.., на самом же деле это убогое местечко: три-четыре сотни жителей; вросшие в землю избы, крытые досками и лиственной корой; покосившиеся амбары, коптильни, бани; крохотные огороды (где выращивают кортошку и репу); местами деревянные тротуары… Правда, над серой рябью убогих избушек возвышается несколько строений побогаче – жилища местной знати и купцов, церковь, приходская школа, армейские и казачьи казармы. К слову, гарнизон тут так же невелик: три десятка солдат, да менее сотни служилых казаков, большая часть которых постоянно находится в разъездах с казёнными поручениями. Порт и верфи Охотска так же невелики, однако заходят к нам и иностранные суда. К слову, на верфи время от времени строят корабли, которые ходять по здешнему студёному океану. Следует подчеркнуть – Охотск связующие звено с Америкой; северо-запад коей россияне частным порядком стараются колонизировать. Из нашего порта уходил, по велению императора Петра I, капитан-командор Беринг на разведку северных вод и поиск путей к соседнему материку. Отсуда ныне плавают корабли купцов и промышленников на Алеутские острова и Аляску…

Тем не менее, сей суровый край весьма богат: лесом, всевозможным зверьём и птицей, рыбой и иной морской живностью. Есть тут и разные руды, и уголь, да и золотишко…

С развлечениями в Охотске не шибко, поэтому когда весной и осенью над городом пролетают огромные караваны лебедей, уток да прочих гусиных, почти всё мужское население хватает кто ружья, а кто и луки и развлекаются промыслом птицы. Сие весьма весёлая забава…

Есть ещё одна интересная здешняя массовая забава – летний лов корюшки. Правда, она больше для простолюдинов… Но я пару разиков не удержался, по участвовал в том весёлом мероприятии: В начале лета корюшка (океанская мелкая рыбёшка) заходит в местные реки и ручьи на нерест.. Идёт она огромными косяками, тут лишь бы не прозевать ход рыбы. Когда объявляется в городке, мол, «Корюшка пошла!» – население хватает вёдра да мешки и бежит на берега рек. Народ, собственно, просто черпает рыбку вёдрами и засыпает в мешки****… Потом корюшку сушат, вялят, коптят и, разумеется, жарят свеженькую (не чистя чешую, вместе с головами и кишками). Рыбёшка эта весьма вкусная и жирная. Ну, а когда охотчане затаряться корюшкой, в городе пару-тройку дней пахнет огурцами (так благоухает сия дивная рыбка) … Весьма курьезная рыбалка.

Я, скуки ради, хаживал с казаками на сбор ясака. Морем добирались до корякско-ламутского селения Ола и бухты Волок*****. Места там практически дикие, но очень богатые относительно всяких охотничьих промыслов… Довелось мне малость повоевать здесь: участвовал в небольших экспедициях против шаек немирных инородцев, да разбойных мужиков; за что отмечен повышением в звание. Опять же, удалось вашему покорному слуге скопить некоторую толику деньжат – в своих походах выменивал у туземцев, за разные безделушки, меха да бивни мамонтовые, здешние аборигены обзывают их «зубами»…

_________________________________________________

*одулы и ходынцы – названия некоторых юкагирских племён. К началу 19 века юкагиры, некогда великий народ Крайнего Северо-Востока, совершенно утратили свой изначальный облик; растворившись среди русских, чукчей и эвенов. В настоящее время юкагиров насчитывается около 800 человек; сильно метисированы.

**Ломоносов М. В. (08/19.11.1711 – 04/15.04.1765 г.г.) великий русский учёный и поэт, просветитель и художник, инициатор создания Московского Университете (1755 г).

***граф С. подразумевает войну за Независимость (1775 – 1783 г.г.), в результате которой образовались США.

****Корюшку во время нереста ловят подобным образом в Магадане и сейчас (сам тому свидетель)…

*****бухта Волок – старинное русское название магаданской бухты Нагаево.

– — —

Собственно, я и надумал описать один из моих последних походов. Весьма курьёзный.

Занимаясь скупкой у туземцев мамонтовых бивней, узнал от оных, что в краях этих частенько сталкиваются людишки со снежным человеком. Вона как! Хоть аборигены довольно примитивны (местные русские крестьяне, да и казаки, тож весьма темные и суеверные), однако не из самых глупых.., а их рассказы о снежных людях весьма похожи на правду и схожи с преданиями цивилизованных народов об этих мистических созданиях… Русские старожилы так же подтверждают существование снежных людей – огромного роста, полностью покрытые шерстью. Они утверждают, дескать, это и есть лешие – колдовские существа… Опять же, скуки вопреки, увлекся я изучением туземных «чудес». Расспрашивал постоянно инородцев об их тайнах… Конечно же, мало верилось во всех этих леших, да колдунов…

Однажды я уберег от виселицы крещённого коряка. Молодой паренёк – низкорослый, вроде мягкий характером, бесхитростный. Однако, когда его надумал притеснять крепкий служилый из уйгуров*, тот его зарезал… Зиновий, сие имя получил туземец при крещении, стал при мне на вроде денщика. И вот Зинка как-то поведал, что на одной из сопок, в районе Тауйского острога**, появилось «великое колдовство». О том, де, многие инородцы сказывают. Навёл я справки – действительно есть. Спрашивал разных туземцев: «Какое оно тауйское колдовство?» Все

отвечают: «Великое!»

– А ежели я туда приду, увижу ваше колдовство?

– Должен увидеть, уважаемый тойон… Все видят!

И загорелся я воочию узреть то «колдовство». (А то всё сказки какие-то, да побасёнки.) Отпросился у начальства (дескать, ещё и инспекцию проведу – мол, вот де – осматривают русские свои владения…). И впятером: ваш покорный слуга, Зинка, два казака, да, так же, крещёный мещанин-бурят, двинули на поиски чудесной сопки. Стояло начало лета. Наш девиз был: «Еже ли, что – отобьёмся. От лукавого крестом, от буяна пестом.» Впрочем, по мимо песта оружия хватало. Лошадёнки у нас были не плохие… Здешний край для путешествий весьма труден – тайга, сопки, озёра, реки, болота и тундра. Однако мой денщик слыл опытным проводником; кстати, казаки так же не единожды пересекали Охотоморье вдоль и поперёк.

Когда до сопки с великим колдовством оставалось менее четверти пути, повстречали ватагу охотников-одулов. Собственно, это были смутьяны, так как их предводитель Железный Волк отказывался платить ясак в государеву казну. Но в мои обязанности не входило усмирять оных дикующих силой оружия, а по сему, общались мы по-товарищески. Эти бродяги одулы обликом своим сильно напоминали американских индеян – длинноволосые, прямые носы (у их вожака вовсе орлиный), почитай, половина отряда с ружьями в расписных замшевых чехлах с бахромой; у двоих даже перья в иссиня-чёрные гривы воткнуты. Облачены они были, по аборигенным меркам, в пух и, разумеется, в прах: красивые рубахи из тонкой кожи, суконные штаны с бахромой, мягкие сапожки (торбаса) с затейливой вышивкой. Тойон их носил русскую дорогую лёгкую кольчугу, за что и получил прозвище Железный. Встретились наши отряды подле заброшенного охотничьего зимовья, где и решили заночевать. В дикой глуши лучше с туземцами ссоры не искать – себе дороже может обойтись. Мы на лошадях с приличным запасом провианта; инородцы пешком, с небольшими котомками за плечами. У туземцев даже соли нет, а у нас и горькая найдётся. Достаём различные съестные припасы и начинаем с одулами сильно дружить. Костёр уютно потрескивает, душистая похлёбка получилась наваристая; по чарочке для аппетита хорошо прошли…

Запомнился тост одного из моих казаков. Тот поднял на уровень груди свою чашу, картинно отставив в сторону локоть, и произнёс:

– Нам всё трын-трова, была бы водка, да цела голова!

…Винюсь, зря угостил тех дикующих (почти индейцев) водочкой. Зря своим разрешил хлебнуть «с устатку»…Зря!.. Хотя, поначалу всё шло очень мило. Покушав и «причастившись», одулы надумали бороться. Скажу Вам, любезный Николай Иванович, здешние туземцы весьма искусно борются, не всякому казаку, а тем более простому русскому мужику под силу одолеть оных мастеров рукопашного боя… Спустя какое-то время наш городской бурят тоже включился в состязание, но был быстро повержен (хоть, оченно старался). Тут уж не стерпел один из казачков. Он завалил довольно крупного туземца. Сие раззадорило Железного Волка, который до этого не принимал участия в забаве. Тот, в миг, скрутил казачину. В общем, я и не заметил, как случилась всеобщая драка… Грешен, лишнего употребил.., я тоже ввязался в кулачную потеху. Собственно, здесь, в Богом забытой глуши, Ваш покорный слуга, порядком одичал и огрубел.., так что простить меня возможно.

Одулов было почти вдвое больше, да и дрались они, пожалуй, лучше… Правда, одного дикующего кто-то из казаков зарезал…

Очнулись мы утром еле живы. Ребра болят, под глазами синячища. Лошади, ружья, продовольствие исчезли. Вот тебе бабушка и Юрьев День! В «великом колдовстве» надеялся я разобраться!.. С инспекционной поездкой по краю разъезжал!.. Граф, офицер!.. Ть-фу!.. Позорище!.. Избили до полусмерти как щенка, ограбили… Можно со спокойной совестью умирать на месте, всё равно куда идти не знаем, лошадей нет, продовольствия нет…

Однако Зинка слазив на вершину ближайшей сопки, тем самым сориентировавшись на местности, заявил, что в двух днях пути, на некой речушке с непроизносимым названием, обитает небольшой одинокий род кереков***. Вот туда мы и подались. Вашего покорного слугу несли на носилках, так как он поединничал с Железным Волком. Добирались мы до жила туземцев все четыре дня. Питались одними кедровыми орешками, произрастающими на стланике, да какими то корешками…

В деревушке оседлых кереков моим врачеванием занялись аж два знахаря. Только мне становилось всё хуже и хуже. Однако и знахари не сдавались. Оглушительно колотили в бубны, изгоняя злых духов болезни, орали заклинания, прыгали и бесновались. Ворожеи упорно боролись за моё здоровье.., но я остался жив… Помог казачий рецепт: дикий чеснок и водка. Почему-то небольшой бочонок водки у нас одулы не украли…

_____________________________________________

*уйгуры – древняя народность Дальнего Востока, относятся к европейской расе, с различной степенью монголоидной примеси у разных групп. Основная масса уйгуров живёт в Китае – 6 280 000 человек.

**Тауйский острог – одно из первых русских поселений в окрестностях современного г. Магадан; упоминается в архивных источниках с XVIII века.

***кереки – народность чукотско-камчатской языковой группы, но их язык выделен как самостоятельный. В прошлом кереки, в основном, проживали на побережье Берингова моря от Анадырского лимана до Олютарского мыса. В настоящее время кереков насчитывается около 300 человек.

– — —

Слава Богу, что вечно ничего не длится, даже неприятности. Когда я уже стал потихоньку ходить, объявился один из воинов Железного Волка. Он вернул лошадей, оружие, часть провизии и пороха.

– Вождь сильно сожалеет о случившемся, но вы убили одного из нас, -парламентёр произносил слова с чувством глубокого достоинства.– И всё же, если тойон урусов захочет, войны между нами не случится… При встрече, вы поделились с одулами пищей…

– Не помню, чтобы мои люди и люди Железного Волка ссорились, -отвечал Ваш покорный слуга (копируя речевые обороты туземцев).– Мы просто немного посостязались в силе.

Гордый одул, слегка кивнув, растворился среди деревьев…

Мы же продолжили поиски чудесной сопки. В конце концов экспедиция добралась до окрестностей Тауйского острога. Но сопка с «великим колдовством» как в воду канула. Что за напасть?!? Или это всё же были сказки аборигенов?.. На нашу беду совершенно не встречались местные жители – уточниться не у кого. Потратив на поиски «туземного чуда» не один день, решили повернуть назад (по дороге завернув в Тауйск: инспекция, опять же, возможно, селяне, что-нибудь пояснят по поводу «великого колдовства»). И тут вновь услужил Железный Волк (получается, он присматривал за нами). Тойон одулов прислал знающего проводника. Ещё два дня пути и утром увижу сопку с «Великим Колдовством». С нетерпением жду восхода солнца. Верите ли, любезный друг, спать не мог.

Чуть забрезжил рассвет, мой отряд уже подходил к заветной сопке. Волнуюсь. Начало сентября. Низкорослая тайга зелёно-красно-жёлтая. Последние тёплые деньки. После каждого порыва ветра с деревьев облетает листва – она падает на землю с загадочным шуршанием. И вот предо мной конечная цель – мы дошли. Проводник одул указал на макушку довольно высокой сопки.

– Вот оно! —голос туземца звучит торжественно.– Вот Великое Колдовство!

?!?!?!?!?!?!?!?!?

На вершине сопки был установлен российский Андреевский флаг. Он гордо реял на ветру, возвышаясь над долиной… С Вашим покорным слугой случился очередной конфуз. Не знаю почему, но многие аборигены восприняли установленный на сопке русский флаг как что-то волшебное…

Такая вот история. Автор искренне извиняется за некоторую иронию и сарказм допущенный в повествовании. Впрочем, всё же, надеется, что жизненный анекдот, участником коего он был сам, не вызвал у читателей зевоту.

Р.S. (от В. А. Силантьева) Конечно в оригинале очерк графа С. был написан совершенно иным слогом, то что Вы прочитали всего лишь стилизация под письменные обороты XVIII века. Но история с русским флагом вполне могла произойти, так как сохранились документы, в которых по распоряжению императрицы Екатерины II, в 1779 году, предлагалось мирным чукчам и корякам вывешивать российские флаги вдоль тихоокеанского побережья и в иных местах, указывая тем самым «…что сии места принадлежат империи её величества.» (Из сборника статей «Международные связи России в XVII – XVIII вв.» стр. 456. Издательство «Наука», Москва, 1966 г.)

1997—1998 г. г. Магадан.

Январь 2019 г. (последняя редакция) Стерлитамак.

– — – —

Глава Шестая. ЖЕЛЕЗНЫЙ ВОЛК

«…Юкагиры сильнее, смелее и храбрее,

чем их соседи коряки, но также гораздо

хитрее, злее и менее надёжны, о чём

.свидетельствует их постоянные (против

русских) восстания…»

Из записок российского исследователя

.Я. И. Линденау; сделанных в 1743 году.

ЧУКОТКА. ВЕРХОВЬЯ РЕКИ КАНЧАЛАН. Конец невнятного северного лета. Рассвет в тот день случился нежно-розовый. Тёплый ветерок дул с юга. Зеленели травы и кусты. Птицы пели свои утренние песни. В сторону моря не спеша пролетела розовая чайка. Хорошее выдалось тогда утро – доброе. По всем приметам и день должен быть хорошим.

Однако на исходе дня в шатёр главы небольшого юкагирского племени юный витязь* Волк втолкнул связанного чукотского воина.

– Вот он, – тёмно-коричневые глаза юноши метали молнии гнева.– Их банда истребила семью старика Улэгэ. (Семья юкагиров пасла своих не многочисленных оленей не далеко от главного селения.) Они всех убили. Всех – девять наших родичей!..

Пожилой вождь молча смотрел на пленного. Чукча облачён в короткий панцирь из лахтачьих ремней, на бритой голове кожаный шлем с костяными бляхами. Руки пленника крепко связаны за спиной; но страха на круглом, скуластом лице нет. Напротив, держится чукча вызывающе – пренебрежительная усмешка кривит его толстые губы.

– Говори? —после некоторой паузы изрёк вождь юкагиров, обращаясь к пленнику.

– Сначала я присяду, -последовал дерзкий ответ.

И тут же связанный получил сокрушающий удар кулаком в лицо. Волк не позволил врагу проявить неуважение к своему предводителю. Из разбитых губ чукчи потекла тёмная кровь. Он выплюнул несколько выбитых зубов, однако на ногах устоял.

– Стоя говорить не стану. Можете сразу убивать.

Смерив упрямца мрачным взглядом, вождь вяло взмахнул ладонью, разрешая пленнику сесть. Чукча сел на земляной пол, на против пожилого юкагира, скрестив под собой ноги.

– Говори?

На разбитом лице пленного вновь появилась пренебрежительная усмешка. Он, причмокнув, слизнул с губ кровь и произнёс твёрдым голосом:

– Эти земли решили забрать себе люди моего народа. Нашим оленьим стадам нужно много пастбищ. Если юкагиры сами не уйдут – то умрут. Нам даже рабы не нужны, -чукча вновь слизнул кровь струившуюся из разбитых губ.– Завтра, послезавтра сюда придёт очень много воинов. Мы и осёдлых** родственников заставили учавствовать в этой войне… Больше никогда юкагиры не будут хозяйничать в здешних краях.

Пленник заметил, что его речи привели слушающих в замешательство. Снова ехидная ухмылка скривила его разбитый рот.

– Уаэ! —издевательски издал чукча сочувственное восклицание.– Я сказал всё. (Это были действительно последние слова пленника. Волк не простил чукче его глумления…)

Известие о нашествие враждебных чукчей сильно взволновало небольшое юкагирское племя. Обитатели верховьев реки Канчалан знали – им не выстоять в сражении с многочисленными захватчиками. Да, юкагиры сильные и бесстрашные воины, но что такое двадцать семь бойцов против сотни или двухсот тоже достойных воинов?.. А что случиться после битвы (если её всё же дать) с более чем сотней женщин, детей и стариков?.. Опять же, на помощь иных юкагирских племён рассчитывать не приходилось, ибо сородичи кочуют далеко от этих мест. Видимо придётся отступать перед превосходящим противником…

_______________________________

*У аборигенов Крайнего Северо-Востока самые лучшие, искусные воины имели звание, которое в переводе на русский язык звучало как – «витязь» или «богатырь».

**Чукчи делились на кочевников, пасших огромные стада домашних олений, и оседлых рыболовов-охотников.

– *-

В шалаш-времянку пожилого одноглазого бродяги-шамана Духов Видящего Днём с почтением вошёл юный юкагирский витязь.

– Прости, Отец, что отвлекаю на мирские дела… Но нам нужен твой мудрый совет… Подскажи, как уберечь родную землю от врагов???

Левый глаз знаменитого туземного чародея закрывала красивая повязка искусно сплетённая из трав. Своим целым глазом, нетипичного для местных аборигенов серого цвета, колдун тщательно изучил пришельца: высок и плечист, но совсем молодой. Правильные европейские черты лица и нежный цвет кожи. Лобастый. Орлиный нос. Длинные иссиня-чёрные волосы красивыми волнами падают на спину. «От парня исходит дух силы. Он станет великим воином.., уже сейчас юноша заслужил звание Витязя… Если не ошибаюсь, ему покровительствуют очень могучие Магические Силы… Я же чувствую ИХ…» -промелькнуло в мозгах шамана-бродяги.

– Знаешь приметный камень по имени Большое Сердце? —спросил, с интонацией учителя, Духов Видящий Днём.

– Конечно, Отец. Этот легендарный камень знают многие народы.

– Тогда пойдём.

Они поднимались на взгорок. Бродяга-шаман нёс с собой свой «волшебный» бубен, с аккуратной деревянной рукояткой, выкрашенной в фиолетовый цвет. Поднялись, остановились. Теплый летний вечер, вот только многочисленная мошкара старательно донимает. Отсюда открывался хороший вид на две рядом стоящие сопки. Колдун ударил в бубен колотушкой из китового уса, и произнес нараспев:

– Внесёшь Большое Сердце на более высокую сопку, чукчи, скорее всего, отступят. Ведь они тоже знают, что этот приметный камень даже поднять тяжело… Дерзай, Волчонок!

– *-

…Волк всё же втащил почти круглую гранитную глыбу на сопку, но не на ту, которую указал чародей-бродяга, а на вторую – пониже (на большее сил не хватило). Более суток рвал жилы юный витязь. Не буду подробно описывать каких нечеловеческих усилий стоило молодому юкагиру это деяние… Племя Волка ликовало: «Теперь мы можем спокойно жить. Теперь враждебные чукчи, как увидят приметный круглый камень на вершине сопки, на наши земли со своими оленями не придут!..Не должны…»

– *-

Начало сентября, однако тёплые деньки уже закончились. Каждую ночь случаются заморозки. Земля отвердела как камень. На низкорослых кустах не осталось ни одного листика. Умерли травы. Небо всё время хмурится.

А через несколько дней, рано по утру, одна из младших жён пожилого юкагирского вождя вышла из чума по воду; порадовалась восходящему солнцу, поглядела по сторонам и в страхе вбежала обратно в кожаное жилище.

– Что стряслось? —встревожено спросил глава племени, – Чего испугалась?

Но молодая женщина только рукой на улицу показывала. Вождь, схватив боевой лук со стрелами, выскочил наружу. Осмотрелся пожилой воин по сторонам и горько крикнул:

– Люди мои, выходите! Беда!

Всё племя, разбуженное призывом вождя, высыпало из кожаных шатров, вооружившись чем попало.

– Смотрите на сопку, -указывающе вытянул руку глава племени.

Стон прокатился по рядам юкагиров: «Нет Большого Сердце на месте!?!»

– Вон он! —испуганно всхлипнула младшая жена предводителя.

Круглый камень стоял на вершине второй сопки – более высокой.

Тяжёлый вздох вырвался из грудей юкагиров. Выходит чукчи за одну ночь перенесли Большое Сердце с одной сопки на другую – тем самым они показали, что и физически их люди много сильнее…

Юкагиры молча сворачивали лагерь; предстояло долгое кочевье на юг.

СЕМЬ ЛЕТ СПУСТЯ. ОКРЕСТНОСТИ ЧЕНДОНСКОГО ОСТРОГА. По календарю – поздняя осень, в реальности, здесь уже давно зима. Вожак разбойной шайки коряков Жестокий Лис похитил тринадцатилетнюю дочь коменданта русской крепостицы. Его, в одиночку, преследовал казачий десятник – юкагирский витязь Волк. Почувствовав, что на оленях от погони не оторваться, Жестокий Лис бросил упряжку, решив уйти горами.

Волк уже пять лет служил у русских, командуя десятком своих соплеменников. Он заматерел, превратившись в настоящего мужа и опытного воина. Волк даже стал выше ростом (в рост с любым русским казаком, а это не мало, учитывая, что коренные инородцы в большинстве ниже славян). Черты лица его не изменились (не большой, однако с горбинкой нос, острый взгляд, твёрдые губы) но стали жёстче. Витязь не сомневался, что настигнет татя: «Когда солнце начнёт клониться к закату, я догоню Лиса. Ха, это точно!» Ветер еле дышит. Снег искрится на сопках.

…Краем глаза Волк заметил целившего в него из лука разбойного коряка. Витязь легко увернулся от коварной стрелы и выпустил вслед убегающему зигзагами бандиту две своих. Жестокий Лис вовремя укрылся за стволом одинокого дерева. Коряк вздрогнул, увидев, что одна из стрел преследователя, попав в деревце, пробила его насквозь, войдя в древесину по оперение. Дерзкий похититель девочки понял – такого мастера войны не одолеть. Сердцё у Лиса ёкнуло.

– Забирай девчонку, юкагир, -прокричал похититель, спрыгнув в неглубокое, забитое снегом ущелье (это со стороны кажется спрыгнул в сугроб и всё, а если под снегом острые камни).

Волк быстро разыскал перепуганную жертву.

– Не плачь, красавица, -успокаивал девчушку служилый русских, гладя её по плечу.– Всё хорошо. Скоро вернёмся домой. Только подожди меня немножко. Я должен мало-мало проучить твоего обидчика.

– Не уходи, десятник? Не уходи, Христа ради?

– Не волнуйся, красавица. Посиди тут чуток. Всё хорошо. Я скоро вернусь.

Юкагирский воин бросился наперерез беглецу. Вскоре он настиг вожака разбойных коряков. Они застыли лицом к лицу, сжимая в левых руках изготовленные к бою луки. Оба с не покрытыми головами (легкий морозец для северных людей в удовольствие). Расстояние между врагами не более тридцати аршин.

– Чего нужно от меня воину, нанятому урусами?..Я же вернул девчонку, -почти провизжал Жестокий Лис.– Разреши уйти?!!

– Зачем воровал дочку русского вождя?

– Хотел сделать своей второй женой.

– Ха! Я тебя узнал – мальчишкой ты был любовником у своего тойона Вапача.

Коряк вздрогнул всем телом (этак, слегка отпрянул от соперника), в глазах его вспыхнули злые огоньки.

– Про это никто не помнит, а Ты уже забыл, -прохрипел бандит-туземец молниеносно вскидывая лук.– Я давно мужчина и воин.

Но юкагир не зря считался великим бойцом – витязем; он заметил, что стрела противника предназначена для охоты на пушного зверя – с тупым наконечником (видимо злодей второпях выхватил из колчана не тот пернатый снаряд). Волк даже не стал уклонятся от вражеской стрелы, а спокойно принял её на грудь своей кожаной куртки-кухлянки. Никаких ран, для тренированного тела – лёгкий ушиб (молодой витязь показывал этим свою удаль). Стрела же юкагира пробила бедро неприятеля.

– Ха! Ползи домой, пытающийся стать мужчиной. Дарю тебе жизнь. Однако, больше не попадайся мне на глаза…

Налетел студёный ветер. Колючая снежная крупа стеганула по глазам победителя. Где-то слева зловеще завыла одичавшая собака. «Впрочем, скоро случится сильная метель – это точно.» За время погони Волк сильно взмок, а впереди метель – будет холодно. Молодой десятник укрылся за выступом гранитной стены ущелья, снял куртку-кухлянку (сшитую в два слоя из оленьих шкур, мехом внутрь), вывернул её и хорошенько встряхнул несколько раз, стараясь вытрясти влагу. Куртка была одета на голое тело, от которого идет испарина. Холодно, но нельзя сказать, что мороз пугает юкагира…

За спасение дочери, комендант Чендонского острога подарил мужественному юкагирскому десятнику лёгкую кольчугу с короткими рукавами. Наш герой очень ценил её и всегда носил на себе, за что туземцы и прозвали его – Железным Волком…

А через год юкагирский витязь ушёл из крепости русских, уведя с собой свой отряд (в котором по мимо его соплеменников было и два коряка). Железному Волку надоело нести военную службу у пришлых длиннобородых людей. Мало того, отважного туземца возмущала такая служба: то сопровождай государственные или купеческие караваны с Камчатки в Якутск или Охотск, то иди подавляй восстания коряков или чукчей, то чуть ли не силой собирай царский ясак или ещё зимой доставляй почту в Нижнеколымск либо в Среднеколымск.., а обещанное жалование постоянно задерживают (годами задерживают) …В добавок ко всему, начальники этих самых длиннобородых бледнолицых часто орут на тебя, показывая какие они великие вожди… Но больше всего возмущало, что и с его соплеменников русские взымали дань, дескать, они защищают их. Ха, где были урусы, когда чукчи отобрали земли его клана?.. «Только и пользы от длиннобороды – это стальная кольчуга, ружьё да сабля… Только и пользы!»

Небольшая ватага Железного Волка двигалась на юго-запад. Вместе с воинами шли их жёны, дети и родители – всего шестьдесят три человека. «А ясак русским я платить больше не буду, НИКОГДА – это точно!»

ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ. ДОЛИНА РЕКИ СУГОЙ. Последнее время Железный Волк часто воевал с ламутами. Этот пришлый народ* многочисленных туземцев постоянно стремился захватить как можно больше чужих земель (и захватывал). Ламуты уже на половину сократили территорию обитания коряков (истребляя хозяев тех земель), а сейчас быстро прибирали к рукам многие родовые угодья юкагирских племён…

«А эти длиннобородые бледнолицые, что объявили себя главными хозяевами Северного Края, смотрят на всё сквозь пальцы. Им только пушнину подавай… Ох, и нехорошая жизнь пошла – это точно.» Какой-то злой дух преследует юкагиров. Многочисленный народ вымирает от страшных, неведаных ранее, болезней, гибнет в войнах, некоторые кланы растворяются среди чукотских либо якутских общин… «Ох, и нехорошая ныне жизнь!»

Ватага (или племя) Железного Волка по-прежнему оставалась небольшая – восемь воинов и их родственники. К слову, из прежних бойцов живы только трое…

Сегодня знаменитый витязь решил проучить ещё один бандитский отряд ламутов. Уже четвёртый год подряд те стараются не пустить стада диких олений на земли юкагиров. Для этого враги устраивают кордоны на пути движения этих благородных животных. Ламутам не нужно мясо или шкуры, у них задача истребить либо разогнать табуны северных оленей; лишь бы юкагиры лишились источника пропитания**. «Очень коварные

эти пришлые люди – это точно! Не зря среди старожилов края появилась поговорка: Ламутское горло проглотит всю землю и сытее не станет***. Вот так.»

Середина северного как бы лета****. Железный Волк взял с собой только половину мужчин: «Да врагов больше двух десятков, но он то ВИТЯЗЬ.» Опять же, кто-то должен оберегать женщин и детей…

Стычка с ламутами случилась короткая – враги угодили в хитрую засаду. Опять же всё люди нашего знаменитого вояки вооружены ружьями (которые они заряжали сразу несколькими пулями, что бы поразить больше врагов за раз). Семнадцать отрезанных голов водрузили на копья воины Железного Волка, выставив их для устрашения на лысой сопке.

Однако пятеро ламутов бежало. Их преследовало двое: витязь и его надёжный соратник (чистокровный юкагир, с которым они ещё в молодости вместе служили казаками у русских). Остальным нужно доставить в стойбище богатые трофеи: шесть ружей, стальные ножи, стрелы с металлическими наконечниками (русской и якутской ковки), плюс целую кучу всякого прочего добра.

Жарко (ну как жарко – где то +16, +17, но в этих местах, при нехватки кислорода до 25% – это душновато. Север!). Шли вдоль не глубокой речушки, берега которой покрыты зарослями травовидного арктического ивняка, стланика, вполне рослыми, по северным меркам, лиственницами и редкими низкорослыми тополями. Древесно-кустарное обрамление реки не широкое (пятьдесят – сто метров), а за ним тундра с немалым количеством поросших жимолостью кочек и болотистых луж, далее не высокие сопки, какие-то каменистые выступы, торчат там и тут пепельно-серые коряги и скелеты давно умерших лиственниц, где-то желтеют одуванчики, где-то прошлогодние травы и так далее и тому подобное прочее северное безобразие (пейзаж совершенно не привычный для глаз не местного жителя). Твёрдая, удобная для ходьбы, тропа то и дело обрывалась и переходила с одного берега на другой. Преследователи сильно вымокли. Воду в реке тёплой не назовёшь.

В полдень юкагиров остановили вражеские стрелы. Ламутов тоже двое – прикрывают отход товарищей. «Ха! Сейчас мы их прикончим.» Одного врага пристрелил из ружья соратник нашего главного героя. Второй ещё сражается.

Железный Волк поймал на лету пущенную в него стрелу; она летела прямо ему в лицо. Великому бойцу потребовалось на этот ловкий трюк гораздо меньше сил, чем он тратил обычно. «Ха, значит в засаде прячется подросток, который не может толком натянуть лук – это точно.» Витязь не скрываясь вышел из зелёно-жёлтых зарослей кустарника.