Из отчета лейтенанта полиции
города Скримсхолл от 7 ноября 2010 года
«31 октября 2010 года, в канун праздника Хэллоуина, пропала без вести девочка по имени Лили Кэрролл. По словам родителей, Лили в тот вечер вышла из дома на Эддинг-стрит для участия в традиционном сборе конфет, как и множество других детей в этот день. Однако, в отличие от своих сверстников, девочка так и не вернулась домой.
Опрос местных жителей показал, что Лили не заходила ни в один из городских домов, в то время как другие дети, участвовавшие в празднике, их посещали. Не нашлось ни одного свидетеля, который бы видел девочку в тот вечер. Неожиданно опустившийся густой туман усложнил поиски в ночь исчезновения, а сильный ливень, прошедший на следующий день, скорее всего, уничтожил возможные улики.
На основании первоначальных данных криминалисты пришли к выводу, что девочку похитили. Место похищения могло находиться в районе перекрестка Эддинг-стрит и Роуд-стрит, недалеко от дома семьи Кэрролл. Район был тщательно прочесан, но никаких следов Лили обнаружено не было. Отсутствие свидетельских показаний, подозреваемых и вещественных доказательств вынудило шерифа города прекратить активные поисковые мероприятия.
На момент исчезновения Лили было десять лет».
Из отчета следователя полиции
города Скримсхолл от 14 ноября 2011 года
«Две недели назад, в ночь на Хэллоуин, пропала без вести девочка по имени Эшли Роуз. За это время расследование практически не сдвинулось с мертвой точки. Все, что удалось обнаружить криминалистам после того, как рассеялся туман, – это следы шин диаметром 18 дюймов, обрывающиеся у начала городского леса. Лес слишком велик и труднопроходим для полного прочесывания, особенно в его центральной части, где болота мешают поискам. Лес тянется на многие мили и заканчивается обрывом над отвесной скалой.
Изучение следов дало возможность сделать вывод, что они оставлены зимними шинами. Первоначально это казалось важной уликой. Однако после проверки всех автосервисов Скримсхолла стало ясно, что никто из местных жителей не обращался за услугой замены летней резины на зимнюю в указанный период.
Шеф полиции организовал массовую проверку всех автомобилей в городе. Было получено разрешение на сопоставление шин каждого владельца автомобиля с найденными следами, но это не дало результатов. Как и в случае с исчезновением Лили Кэрролл год назад, не было найдено ни свидетелей, ни подозреваемых, ни значимых улик, кроме следов шин в этом случае.
Учитывая отсутствие прогресса в расследовании, завтра шеф объявит Эшли пропавшей без вести, закрыв дело за недостатком улик. Однако остается три неоспоримых факта: и Лили, и Эшли были девочками одного возраста, исчезли в Хэллоуин, и в обоих случаях густой туман окутывал город. Единственное, что я могу предположить: никто не мог ничего видеть из-за тумана».
Из отчета главы криминалистического отдела полиции
города Скримсхолл от 1 декабря 2012 года
«На протяжении месяца наш отдел занимается расследованием убийства семьи Даунтон и исчезновения их сына, двенадцатилетнего Киллиана. Преступление произошло в ночь с 31 октября на 1 ноября, в канун Хэллоуина.
Согласно показаниям, Киллиан столкнулся с неизвестным лицом на улице недалеко от дома. Произошел конфликт, во время которого мальчику удалось убежать, бросив в нападавшего осколок кирпича, взятый рядом с недавно отремонтированным городским люком. Однако никаких следов крови или биоматериала на кирпиче не было обнаружено – только отпечатки пальцев Киллиана.
Киллиан вернулся домой и сразу сообщил о произошедшем родителям. Те вызвали полицию, и мы немедленно выехали на место происшествия. По прибытии группа обнаружила тела обоих родителей Киллиана – без рук и голов. Конечности и головы находились рядом с телами. На месте обнаружения тел была зафиксирована обширная кровопотеря, а орудием убийства, по предварительным данным, стал топор лесника, найденный рядом с трупами. Киллиана Даунтона найти не удалось.
Криминалистическая экспертиза показала, что на топоре присутствуют только отпечатки пальцев Киллиана и кровь обеих жертв. Следов борьбы с участием третьего лица не обнаружено. В доме также не было найдено следов посторонней обуви или других признаков присутствия кого-либо, кроме членов семьи.
После изучения характера ран патологоанатомы заключили, что головы и каждая конечность были отсечены одним мощным и точным ударом, который двенадцатилетний Киллиан, ввиду своей физической слабости, не смог бы нанести самостоятельно. Мальчику бы потребовалось сделать множество ударов, что оставило бы дополнительные следы на телах.
Несмотря на напряженную работу и многочисленные анализы, изучение улик не дало результатов. Ни экспертиза почвенных проб, ни другие исследованные материалы не привели к новым зацепкам.
Как и в предыдущие годы, это похищение произошло в хэллоуинскую ночь, но на этот раз оно сопровождалось убийствами. Вполне возможно, что убийство родителей Киллиана не входило в изначальный план преступника и произошло спонтанно, поскольку наша группа прибыла на место всего через тринадцать минут после вызова.
Сложившаяся ситуация создает риск того, что дело снова будет закрыто до наступления Нового года за отсутствием весомых улик, что может привести к отставке шефа полиции и возможному расформированию нашего отдела. За три года мы не смогли найти похитителя, который, скорее всего, теперь стал и убийцей.
В Скримсхолле Хэллоуин уже называют „Кровавым Хэллоуином“, хотя для официального отчета это не имеет значения.
На момент похищения Киллиану было двенадцать лет».
1
Подобные отчеты вплоть до сегодняшнего дня лежали пачкой на столе столичного следователя отдела по особо тяжким преступлениям Анны Ральфс. Кипу бумаг, в которых содержались сведения о преступлениях, произошедших в Скримсхолле, ей принес руководитель убойного отдела Стэн Роджерс пару дней назад. Его целью было ознакомить следователя Ральфс с новым местом работы, которым с октября до конца декабря текущего года должен был стать Скримсхолл. Анна знала о «кровавом Хэллоуине», повторявшемся из года в год в маленьком городке, но только из рассказов коллег и статей СМИ. Перспектива отправиться в Скримсхолл никого не могла обрадовать, особенно учитывая то, что преступника не могут поймать уже более десяти лет.
«Неужели он просто хочет от меня избавиться», – думала Анна, вспоминая слова Стэна.
Девушке никогда особо не нравился руководитель убойного, пожалуй, за исключением того случая, когда он поймал «крысу» в своем же департаменте. Тогда количество раскрытых преступлений резко пошло в гору, поскольку преступникам перестали сливать информацию о ходе того или иного расследования.
«Надо все же сходить переговорить с ним и узнать побольше подробностей», – полушепотом, почти про себя произнесла Анна, сложила кипу бумаг в одну стопку посередине стола и отправилась в кабинет Стэна.
Его департамент находился в прилегающем здании, соединяющемся с главным корпусом управления небольшим коридором за стеклянными, распахивающимися в обе стороны дверьми, украшенными символикой полицейского департамента страны.
После скоропостижной смерти начальника отдела по особо тяжким преступлениям, в котором работала Анна, – временным руководителем отдела был назначен Стэн Роджерс. Это решение немало удивило и самого Стэна, и его коллег.
Анна не успела переступить порог кабинета Стэна, как в дверях столкнулась с криминалистом из своего собственного отдела, Микки Лоудом.
– Анна? Не ожидал тебя здесь увидеть! – удивился Микки. – Я думал, этот департамент вызывает у тебя только негатив.
– Привет, Микки, – с едва уловимой улыбкой произнесла Анна, она действительно не испытывала нежных чувств ни к самому Стэну, ни к его сотрудникам. – Я за подробностями по потенциальному делу.
– Тебе поручили новое? Ого! Быстро они! Я думал, после того случая на юге тебе дадут месяц отдыха.
– Его и давали, вот только платить за него никто не собирался.
– А, вон оно как. За свой счет, значит. Ну еще бы они хотели делиться бюджетными деньгами. Нам едва хватает казенных денег на то, чтобы машины заправлять, частенько из собственного кармана платить приходится, – ворчал криминалист. – А что за дело-то тебе хотят подсунуть?
– Хроники Скримсхолла.
– О-о-о, знаменитый «кровавый Хэллоуин», слышал-слышал! Да все, наверное, слышали. Жалко семьи, которые столкнулись с таким. И врагу не пожелаешь.
– Это правда, что за столько лет даже подозреваемых ни разу не выдвигали?
– Честно говоря, Анна, не знаю от слова «совсем». Слышал только, что состав тамошнего отдела полиции менялся несколько раз после начала всей этой серии похищений. Ну и плюс то, что говорили в СМИ.
– В общем, чувствую, то еще «веселье» меня ожидает.
– Не знаю, как насчет веселья, но как минимум уровень адреналина поднимет.
– Откуда такая уверенность, Микки? Может, я бесстрашная? И уровень моего адреналина останется прежним? – с иронией спросила Анна.
– Может, оно и так, Анна, да вот только Скримсхолл – почти мертвый город, по которому на протяжении стольких лет свободно разгуливает похититель детей и убийца. Мне кажется, при встрече с такими городами и такими делами – страх придет ко всем, даже самым храбрым.
– Спасибо за напутствие, Микки, – в словах Анны сквозил сарказм, – но… – она как будто оборвала фразу на полуслове.
– Ты что-то еще хотела сказать? – заметил Микки.
– Да, Микки, есть одна просьба, – она опять на секунду неловко замолчала. – Можешь на всякий случай быть на связи? Мне кажется, криминалисты из Скримсхолла будут так себе, учитывая, как часто меняют состав всего отдела.
– Конечно, Анна, – бодро ответил Микки, – у меня ж работа такая – помогать следователю в любых вопросах. Буду нужен – пиши или звони.
– Спасибо, Микки, хорошего дня.
– И тебе, Анна.
Анна наконец зашла в кабинет Стэна – довольно большое и богато обставленное помещение. Видимо, такое убранство полагается, если ты глава сразу двух отделов.
Стэн Роджерс стоял и говорил по телефону, глядя в окно.
– Да плевать я хотел на их отговорки! Мне нужны результаты через сутки! У нас дело не раскрыто! – провопил Стэн, рыкнул и отключил телефон. Быстро повернувшись, он заметил Анну в дверях.
– О, Анна, проходи-проходи, я догадываюсь, о чем ты хочешь поговорить, и, думаю, отвечу на большую часть твоих вопросов, – сказал он уже совсем другим, мягким и доброжелательным тоном, явно располагающим к беседе.
– Почему только на большую часть? – спросила девушка, усаживаясь в кресло перед столом начальника.
– Не на все вопросы можно ответить сразу, Анна, – ответил Стэн, усаживаясь в свое кресло. – Уж тебе, как следователю, это знакомо не понаслышке.
– Тоже верно. Тогда ближе к делу, точнее, к самому главному вопросу: почему в город, где более десяти лет не могут поймать преступника, вы направляете именно меня? Вроде я не самый плохой сотрудник.
– В том-то и дело, миссис Роули, видите ли…
– Мисс Ральфс, – неожиданно для себя самой поправила его Анна.
Роджерс немного был сбит с толку, но быстро собрался с мыслями.
– В том-то и дело, мисс Ральфс, это не случайность и не моя личная прихоть. Как вы помните, в недалеком прошлом скончался из-за болезни ваш начальник Стив Дюшеми, место и обязанности которого временно перешли мне. Стив, как руководитель, давал характеристики своим сотрудникам и неплохо отзывался, в частности, о вас, в связи с чем я представил начальству вашу кандидатуру на главу отдела по особо тяжким преступлениям.
Он ненадолго замолчал, чтобы перевести дыхание, поскольку говорил без остановки. Услышав такое признание, Анна удивилась и обрадовалась, подобно ребенку, нашедшему под елкой долгожданный подарок. Столько лет проработать следователем и, наконец, услышать о возможности стать начальником! Лучшего подарка для Анны придумать было нельзя.
– Но, как известно, – продолжил свою речь Стэн Роджерс, – наше начальство должностями не раскидывается. Им не очень понравилось, что у вас в послужном списке не так уж много раскрытых громких дел. В связи с чем я предложил им передать вам для расследования нераскрытую серию похищений, потрясших и до сих пор потрясающих Скримсхолл. Они охотно согласились. Вот и все.
Анна уловила в этом его «вот и все» легкую недоказанность и попыталась вытрясти из Роджерса еще что-нибудь полезное.
– Этим делом в столице не интересовались столько лет, и тут вдруг – бац – неожиданно решили передать сразу в отдел по особо тяжким? С их расторопностью это как-то не вяжется.
– Действительно, вашу проницательность нелегко обойти, мисс Ральфс, и это еще один плюс в вашу характеристику. Скримсхолл – и вправду не главный центр притяжения внимания начальства. Однако на более высоком уровне обеспокоены вопросами миграции из этого городка. За чуть более чем десять лет в Скримсхолле не родился ни один ребенок. Коэффициент смертности в разы превосходит коэффициент рождаемости. Единственный государственный роддом в городе был закрыт пару лет назад. Из десяти школ действует только одна. Из пяти больниц осталась единственная – и та почти без посетителей, лечиться здесь почти некому.
Город катастрофически стареет и… вымирает, поскольку девяносто процентов текущего населения – это люди возраста от восьмидесяти и старше. Молодежи почти не осталось. Почему же уезжали и продолжают уезжать жители Скримсхолла? Думаю, дело в хэллоуинских преступлениях. Никто не хочет, чтобы его ребенок был похищен. Каждый год трагедия повторяется, и до сих пор полиция не может этому помешать. Как видите, Анна, так и рождаются города-призраки, которых полно в Европе, а теперь они начали появляться и у нас в Северо-Американских Штатах. Обеспокоенность данной ситуацией и породила интерес к Скримсхоллу, поэтому я вовремя забрал к себе в отдел незаконченное расследование, как предлог для вашего повышения.
Рассказ Стэна еще больше поверг Анну в уныние, ведь, если возраст жителей Скримсхолла действительно столь преклонный, они могут просто не помнить многие тонкости из старых дел о похищениях. Девушка понимала, что эта деталь способна замедлить любое расследование.
– Даже не знаю, что сказать, – промолвила она в полной растерянности. – А тот криминалистический отдел, который сейчас там работает, – от него какой-нибудь прок будет?
– Боюсь, что не особо. Будем честны, там состав менялся уже четыре раза, и зачастую командировки в этот городишко получают сотрудники не с самой… хорошей репутацией. Ну… Я, конечно, обо всех не говорю! Главное, там нет элементарного взаимопонимания между коллегами. Обычная человеческая психология, не более. Они не шибко доверяют друг другу, что уж там говорить про человека, отправленного из столицы. В курс дела ввести – введут. Это их обязанность. Дальше, скорее всего, действовать придется через наш отдел. При крайней надобности можешь запросить выезд того или иного специалиста, после согласования со мной, естественно.
– Отличное дело мне предстоит, – с явной досадой произнесла Анна.
– Мисс Ральфс, в вашем послужном списке не слишком много дел, но нет нераскрытых; я думаю, вы с уверенностью продолжите эту статистику.
– А если мне надо будет найти сотрудников прошлых составов отдела полиции? Они там живут?
– Предпоследние – да, остальные уехали.
– Понятно. Спасибо за напутствие, сэр. Пойду еще раз взгляну на полицейские отчеты из той глуши.
– Если что – обращайтесь.
Роджерс произнес это, глядя на стройные бедра девушки, выходившей из его кабинета. Когда Анна закрыла дверь, Стэн потянулся к телефону и набрал номер своего секретаря.
– Джим, пришли мне архив записей актов гражданского состояния за последние полгода с фамилиями, начинающимися на «р».
Джим немного помедлил с ответом.
– Да, босс, сейчас направлю заявку и требование в отдел.
– Спасибо, Джим, буду ждать.
Анна, вернувшись в свой кабинет, отложила кипу бумаг и решила посмотреть, что про Скримсхолл пишут в интернете.
Ничего обнадеживающего она не нашла, большую часть информации ей уже поведал Стэн. Новым было лишь то, что Анна узнала о громадном, местами заболоченном лесе, граничащем со Скримсхоллом. В таком лесу в прошлом вполне могли происходить какие-то мистерии и культовые обряды… Впрочем, различные городские легенды и мифы она обошла стороной, потому что решила: в ходе расследования местные жители еще не один раз расскажут страшилки про скримсхолльский лес.
Картинки города, найденные в интернете, не производили впечатления чего-то яркого, необычного или хотя бы уютного. Каждое изображение выглядело так, словно на него наложили серый фильтр. Лишь опавшая листва на некоторых фотографиях вселяла хоть какую-то жизнь в унылые улицы.
Покинутые дома не выглядели такими уж брошенными, во всяком случае на снимках из интернета. «И дороги смотрятся весьма неплохо! – удивлялась Анна, изучая фото. – Неужели в этом городе даже скорость никто не превышает?» Она продолжала листать ленту изображений.
Чем дольше девушка смотрела на снимки города, тем более отталкивающим он ей казался. Анна привыкла к краскам больших городов, сияющих в любое время суток и зимой и летом. Облик Скримсхолла, казалось, не меняли даже времена года. «И в одном из этих домов в забытом Богом захолустье мог затаиться похититель… И как, спрашивается, я могу попасть в жилье, которое оставили хозяева? Ведь сами они неизвестно где находятся. Разрешение не получишь, – размышляла Анна, – это явно усложнит задачу. Боже, я еще не приехала на место, а уже обнаружила кучу проблем! Да еще и в городе одни старики». Анна все больше расстраивалась и чувствовала себя так, словно нематериальная ее часть на невидимых крыльях уже перенеслась в злополучный город.
Она была настолько погружена в свои мысли, что, когда в дверь кабинета постучали, девушка сильно дернулась и чуть не свалила любимую кружку, полную кофе.
– Да-да, – чувствуя сильное сердцебиение, ответила Анна.
В дверях тем временем показалась хрупкая молодая девушка в круглых очках, больше носимых для имиджа, нежели по причине плохого зрения.
К Анне зашла Кларисса из ИТ-отдела, ее давняя подруга по университету.
– Анна, я краем уха слышала, что тебя отправляют в какую-то диковинную глубинку, – пройдя в кабинет, сказала Кларисса.
– Да, подруга, в небезызвестный Скримсхолл.
– Да уж, известный, это точно, – с досадой сказала Кларисса, – причем известный не по хорошим новостям. Мы ведь еще были подростками, когда там начала происходить чертовщина.
– И происходит по сей день, – заметила Анна.
– На тебе лица нет, Анна, а ты ведь еще там даже не была. Может, не все так печально будет, как ты себе представляешь. Вспомни дело того убийцы, ну который религиозный отморозок был, помнишь? Убивал из-за «голоса Бога», исходящего из его собственной башки. Его ведь тоже не сразу поймали.
– Да, в этом-то ты права, конечно. Вот только того мы поймали спустя год после первого преступления, да и количество жертв ограничилось пятью. А в Скримсхолле более десяти лет не могут даже выйти на след преступника! А он с завидным упорством проявляется каждый год в один и тот же день с одной и той же целью. Вполне может быть, что тот, первый, преступник уже давно умер естественной смертью, а последние похищения – дело рук последователей или подражателей.
– Да, вопросов больше, чем ответов, – вздохнула айтишница, – но не начинай вести расследование, сидя здесь, в своем кабинете. Так можно рассуждать про любое преступление. К тому же преступники сами хотят, чтобы их нашли. Слыхала? Со временем, конечно же.
– Думаешь, время этого ублюдка еще не настало?
– Как минимум, до того момента, пока за дело не возьмешься ты.
Анна искренне улыбнулась, впервые за весь день.
– Спасибо за поддержку. Твое напутствие куда приятней, чем советы Стэна.
– Кстати, по секрету, между нами, – сказала Кларисса и приложила палец к губам. Свою мысль она высказала почти шепотом: – Как только ты вышла от Роджерса, он отдал распоряжение предоставить ему записи актов гражданского состояния за последние полгода всех людей, чья фамилия начинается на «р».
Анна удивленно подняла бровь.
– Все никак не отстанет, важный говнюк.
Они обе рассмеялись, потом еще немного поругали свое начальство, и Кларисса двинулась к выходу.
Уже стоя в дверях, она сказала Анне:
– Если что, мой отдел всегда будет на связи. Если понадобятся какие-то данные из баз или снимки со спутников – пиши.
Анна одобрительно кивнула, после чего Кларисса закрыла дверь.
2
Анне предстоял долгий перелет до окружного отделения полиции, потом еще пять-шесть часов по шоссе до окрестностей Скримсхолла.
Перед началом командировки Анна взяла у Стэна два дня на подготовку к отъезду под предлогом сбора вещей, наведения порядка в квартире, а также на транспортировку кошки к подруге на время отсутствия ее хозяйки. На самом деле ей не нужно было собирать много вещей, квартира всегда сияла чистотой, а домашнее животное после развода забрал бывший муж Дэвид. Кстати, именно этот факт расстраивал Анну больше всего. Потраченное в браке время и разочарование в муже не так сильно ранили девушку, как расставание с любимой питомицей. Дэвид принес кошку, тогда еще котенка, от своих родителей, и с тех пор она жила с ним и с Анной, которая вырастила малышку и очень к ней привязалась. В первый день рождения своей любимицы Анна, на полученную от поимки очередного наркодилера премию, купила своей любимице потрясающий кошачий домик. Кошка мелодично мурлыкала, всем своим видом выражая хозяйке благодарность и любовь. После развода опустевший домик остался у Анны и напоминал ей о четвероногом друге, заставляя грустить. И хоть у Анны не было никаких срочных дел перед отъездом, она просто хотела морально настроиться на свое путешествие в исполненный дурной славы Скримсхолл. Девушка была весьма эмоциональной натурой, и сама это прекрасно понимала, но в каждой из ряда вон выходящей ситуации она всеми силами старалась не терять самообладания. Анна всегда трезво оценивала каждую нетривиальную задачу, прежде чем приступить к ее решению. Как и подобает истинному следователю.
В ночь перед перелетом Анна решила лечь пораньше. Наученная горьким опытом, девушка знала, что в самолете ей могут помешать спать другие пассажиры, к примеру плачущие младенцы или громко смеющиеся студенты.
Анна задернула шторы, погасила везде свет и забралась под теплое одеяло. За окном сочинял мелодию октябрьский ветер, предвещающий скорые холода. Его завывания были похожи на дикую, первобытную колыбельную. Уставший рассудок не мог сопротивляться грустной мелодии, Анну клонило в сон… Напротив в чужих окнах еще горел свет, кое-где мелькали люди.
Анна ненадолго взяла телефон, чтобы еще раз прочитать про похищения в Скримсхолле. К некоторым статьям прилагались какие-то жуткие фотографии, вселяющие страх даже не сценами убийств и кровью, а своей атмосферой. В глубине некоторых темных фотографий Анна видела едва различимые силуэты, и ее воображение само дорисовывало страшные неясные картины, вызывая еще больший нарративный ужас где-то глубоко в сознании.
Недолго удерживая усталость в клетке собственной любознательности, Анна убрала телефон, повернулась на бок и быстро уснула.
Анна оказалась в лесу, густо опутанном ветвями и тенями, где даже дневной свет с трудом пробивался сквозь плотную листву. Она не знала, как здесь очутилась и что ей нужно делать, поэтому, ведомая отчаянным чувством любопытства, отправилась глубже в лесную чащу. Лес был мрачным, но еще более жутким он стал, когда незаметно наступила ночь.
Тьма окутала лес, и Анна ощутила, как тревога заползает ей под кожу. Сначала она слышала лишь шорохи и треск сухих веток под ногами, но вскоре ее воображение начало играть с ней зловещие шутки.
Или, может, это было не воображение?
За каждым деревом ей мерещились тени – страшные темные силуэты, которые казались живыми и полными желания поскорей схватить и растерзать девушку.
Сердце Анны забилось быстрее, когда она поняла, что эти тени – не просто иллюзии. Они действительно двигались, следили за ней, и их зловещие глаза светились в ночи. Она услышала шепот, ей казалось, что бесплотные голоса пытаются проникнуть ей в голову, обещая сделать что-то невообразимо ужасное.
Анну охватила паника. Она попыталась убежать, но каждый шаг отдавался гулким эхом в ушах, а тени, казалось, становились все ближе. Анна споткнулась о корень, но удержалась на ногах, чувствуя, как адреналин заставляет ее двигаться дальше. Она знала, что остановка означает конец.
Тени не отставали. Одной рукой девушка отмахивалась от ветвей, другой – держала уже давно севший фонарик. Вдруг прямо перед ней из тьмы возникла фигура. Это было существо, покрытое мраком, с длинными когтистыми руками и глазами, горящими ненавистью, наполненными злобой и самой смертью.
Анна вскрикнула и попыталась развернуться, но не успела. Тень схватила ее за плечо, и от ужаса ноги подкосились. Девушка упала на землю, чувствуя, как когти вонзаются в ее плоть. Боль была невыносимой, и в последний миг своей жизни Анна увидела, как тьма полностью поглощает ее, услышала смех – холодный и бесчеловечный.
Анна резко проснулась, тело было покрыто холодным потом. Она тяжело дышала, чувствуя, как сердце бьется где-то в горле и эхом отзывается в висках. Это был всего лишь сон, но страх был настолько реальным, что казалось, он остался с ней в этой комнате.
Анна поняла, что лес и его тени – это нечто большее, чем просто страшный сон.
Девушка долго не могла уснуть. Наконец, у нее получилось. К этому времени мелодия ветра прекратилась, и город погрузился в тишину, уснул. Потух свет в квартирах, смолк ритмичный марш проходящих мимо окон людей, словно теперь все передвигались босыми ногами прямо по холодной октябрьской плитке. Лишь с деревьев иногда срывалась и бесшумно падала наземь пожелтевшая листва.
Анна проснулась от звука будильника, хотя, ложась спать, она рассчитывала, что сможет встать раньше, чем услышит этот неприятный звон.
«Приснится же такое! Полночи потом лежишь и успокаиваешь мысли и сердце», – сонным голосом произнесла Анна, зевнула и пошла в душ. Верхнюю одежду и обувь она уже успела упаковать, оставалось взять только косметические принадлежности и какую-нибудь легкую одежду, в которой можно будет ходить по дому. Ложась спать, девушка еще не думала о том, что именно ей стоит взять с собой, но, выйдя из душа, Анна уже точно знала, что положит в чемодан.
За завтраком она пролистала сводку новостей, которые успели выйти к утреннему эфиру на центральных каналах. На удивление, ночь прошла спокойно: было всего четыре ограбления в разных частях города, из которых по трем случаям уже выследили виновных.
«Вот бы в Скримсхолле так работали», – равнодушно подумала Анна.
В рабочей почте тоже не было ничего интересного, за исключением вчерашнего, поздно отправленного сообщения от Стэна.
«Капитан Ральфс, прошу заехать в управление и пройти в мой кабинет до вашего отбытия. Время выберете сами, я весь день буду на месте. Добавлю несколько вводных по предстоящему делу.
С уважением, руководитель убойного отдела,
майор Стэн Роджерс».
Анна допивала апельсиновый сок, когда спустя секунду после прочтения письма на экране телефона высветился входящий звонок от Стэна.
– Алло, – успев проглотить остатки сока, сказала Анна.
– Доброе утро, капитан Ральфс, я вчера поздно отправил вам письмо на рабочую…
– Да, я вот с утра только прочитала, – перебила его Анна, – я вчера рано легла, не заходила в рабочую почту. Я днем буду.
– Понял. Извиняюсь за свою беспечность.
– Да ничего, все нормально, я уже давно проснулась, – сказала Анна, сама не понимая, зачем говорит ему такие подробности.
На пару секунд повисло неловкое молчание.
– Анна, – прервал молчание Стэн, – вам еще что-нибудь от управления для поездки нужно будет? Ну кроме той информации, которую озвучу при встрече?
Анна задумалась.
– Я совсем забыла спросить, будет ли у меня напарник или напарница?
– Ох, я что-то об этом совсем не подумал, – ответил Стэн и ненадолго замолчал. – А он тебе вообще нужен?
– Ну а вы сами как думаете? – не скрывая удивления от его вопроса, ответила Анна. – Незнакомая территория, местный отдел полиции в состоянии «ни с кем я не играю, ни с кем я не вожусь», население преимущественно пенсионного возраста. Мне продолжать этот список?
– Да, тут трудно не согласиться. Постараюсь разобраться с вопросом до нашей сегодняшней встречи.
– Спасибо. До встречи.
– До встречи, Анна.
«Важная информация у него. Конечно. Небось напоследок хочет поглазеть на мой зад. Вдруг больше не увидит его. Вдруг следующей жертвой Скримсхолла буду я», – отключив звонок, проворчала Анна.
Она собрала оставшиеся вещи, навела порядок на кухне и поехала в департамент.
Ей показалось, что для дневного времени машин на улице слишком много, почти на каждом светофоре образовывался затор, а нетерпеливые водители своими клаксонами пытались его разогнать или хотя бы ускорить движение.
«Если бы оно и вправду так работало, то, наверное, мы и вовсе не слышали на дорогах шум колес, ревущих двигателей и крики из машин. Вместо этого звучал бы бесконечный машинный гудок», – подумала Анна, проезжая очередной перекресток.
На пешеходном переходе она пропустила старушку с небольшой собачкой на поводке. Девушка вспомнила, что забыла позвонить Кристине. Пока она набирала номер, а старушка переходила дорогу, за Анной успели встать несколько машин, ближайшая из которых пронзительно засигналила. От резкого звука Анна дернулась и чуть не выронила телефон . Она надавила на педаль газа, но успела показать из окна средний палец.
– Алло, – раздался на том конце провода почти девчачий голос.
– Крис, привет, я насчет ключей от дома. Меня попросили заехать в управление, не знаю, как долго я там пробуду. Но после этого заскочу домой – и сразу к тебе.
– Хорошо, я пока схожу за продуктами. Когда у тебя самолет?
– В десять.
– Поняла. Значит, точно все успеешь. Буду ждать, до встречи.
– До встречи, Крис.
Анна и не заметила, что уже парковалась возле департамента. У кабинета Стэна она столкнулась с его секретарем Джимом.
– Босс сегодня не в духе, капитан Ральфс, – внезапно для Анны произнес Джим. Она и вспомнить не могла, когда последний раз обменялась с этим парнем хоть одним словом.
– Как-то странно, Джим, он с утра звонил, и мне не показалось, что он чем-то озабочен.
– Полагаю, потому что это было с утра. Час назад позвонили из центрального, сказали, что дело потрошителя отойдет региональному отделению, дали понять, что Стэну и без этого есть чем загружать штат.
– А почему он так цеплялся за дело потрошителя? Нас ведь по факту просили лишь составить психологический портрет да проверить пару улик.
– Мне трудно судить, капитан, мысли Стэна мало кому понятны, особенно в последнее время. Возможно, он увидел в деле что-то стоящее для продвижения карьеры.
– Метит в центральное?
– А кто ж из начальников туда не метит? – вопросом на вопрос ответил Джим. В этот момент из кабинета вышел Стэн.
– О, капитан Ральфс, – приветственно сказал он, – я думал, вы чуть позже будете.
– Я могу заехать позже, если нужно.
– Нет-нет, проходите, я на пару минут отойду и сразу же вернусь, расскажу, что узнал.
Стэн пропустил ее в кабинет, а Джим вернулся на свое место.
Анна впервые сидела в офисе Стэна одна. Она разглядывала портреты политиков, хаотично развешанные на стенах. Анна решила, что вырисовывается неплохая композиция, если смотреть на галерею в целом. «Стэн не любит частности, а предпочитает глобальный уровень, считая, что чем больше охват какого-либо действия, тем меньшее значение имеют детали», – подумала девушка. По мнению Анны, в характере Стэна преобладал эгоцентризм, но, несмотря на зацикленность на собственной персоне, здравый смысл был ему вовсе не чужд. Она заметила на столе, размер которого превосходил ее кухню, аккуратно сложенные пачки бумаг. На некоторых было что-то напечатано, на других – написано от руки. Анна не решилась просмотреть их. Зато она отметила, что лежащие на столе предметы выдают человека, который любит писать ручкой, а не печатать на клавиатуре. Насколько это было консервативно, Анна решить не могла, однако подумала, что в этом, безусловно, есть стиль. Вообще, девушка не раз замечала, что Стэн был гораздо более творческой личностью, чем многие его коллеги.
Еще на громадном столе Анне бросилась в глаза небольшая фотография в резной рамке. На ней была изображена семья. Молодая семья. Вот Стэн стоит посередине и держит за руки мальчика и девочку в школьной форме. Рядом с ним – довольно миловидная женщина, чуть моложе, очевидно, его жена.
«Я никогда не замечала у него кольца, да и про семью никогда ни от кого не слышала», – думала Анна, разглядывая фото.
– Это мы провожали малышей в первый класс, – сказал внезапно появившийся Стэн, – почти двадцать лет прошло с тех пор.
Анне стало немножко совестно оттого, что она как будто зашла на чужую территорию. Девушка даже не заметила, как по лицу Стэна скользнула едва уловимая грусть.
– Простите, сэр, просто человеческое любопытство. От него никуда не деться.
– Если мне не изменяет память, то кружок любопытных восьмой по Данте, – иронично произнес Стэн.
Но Анна решила его удивить.
– Да, и называется он Малеболже. Но только у Данте там другое любопытство. Там наказывались те, кто злоупотреблял своим знанием и пытался узнать что-то запрещенное или вмешивался в чужие дела. Там наказание несли обманщики, прорицатели, маги и, возможно, кто-то еще.
Анна все это произносила с нескрываемой радостью. Она, наконец, смогла поставить Стэна на место и ткнуть его носом в лужу. Роджерс был ошарашен.
– Должен признать, мисс Ральфс, эрудиция у вас на должном, я бы даже сказал, высоком уровне, – сказал немало озадаченный Стэн. Анна поставила фото на место и села в кресло напротив. – Мои жена и дети, – прервал молчание Стэн, глядя на фото, – погибли от взрыва газа в доме. Тогда произошел взрыв на всей линии газопровода, и пока не сработала система защиты, успел взорваться целый квартал, в том числе и наш дом. Это было ночью. Они спали. Даже ничего не почувствовали. Не мучились. От этого факта мне как-то легче. Я тогда был в Женеве на международном слете правоохранителей.
Теперь ошарашенной была Анна.
– Сожалею о вашей утрате, – искренне сказала девушка. – Но… может быть, вернемся к насущным делам?
– Да, вы правы, – Роджерс уже пришел в себя. – Итак, суть того, зачем я вас вызвал. Пару дней назад один лесник из Скримсхолла после сильного дождя отправился в лес собирать грибы. Но вместо грибов он нашел небольшой красный шарф, явно принадлежавший ребенку или подростку. Как законопослушный гражданин, возвращаясь домой, он занес шарф в участок и рассказал, как его обнаружил, после чего ушел восвояси. Тамошним полицейским, неплохо знакомым с делами прошлых лет, пришла в голову идея проверить описания одежды похищенных детей. И, о чудо, как только они открыли пыльную папку с самым первым делом, хотя могли залезть в компьютер и найти то же самое, поскольку все дела там оцифрованы, они обнаружили, что Лили Кэрролл, так звали первую похищенную, ушла из дома именно в красном шарфе из того же самого материала. Вот, кстати, фото найденного, – он повернул экран своего монитора к Анне, и та увидела довольно яркий красный шарф, выглядевший так, словно его нашли не в лесу, а сняли с полки.
– Вам не кажется, что этот шарф может быть чьим угодно? Он ведь и выглядит так, как будто пару дней назад там оказался.
– Я тоже так подумал. Все же если бы шарф пролежал в лесу более десяти лет, то, во-первых, был бы похож на что-то среднее между грязью и листьями, а во-вторых, его бы обнаружили еще при самом первом расследовании, поскольку лежал он всего в километре от усадьбы семьи Лили.
– Надеюсь, никто из участка не додумался навестить ее родителей?
– Ни в коем случае. Нет доказательств, во всяком случае пока, что этот шарф как-то связан с Лили. Впрочем, его уже отправили судмедэкспертам, так что скоро узнаем.
– Но вы все же чем-то обеспокоены?
– Не то что обеспокоен, скорее пребываю в нерешительности. Ведь если предположить, что этот шарф принадлежал той самой Лили Кэрролл, то значит, его берегли столько лет. А это может означать, что и саму Лили, как и, возможно, всех остальных детей, берегли все эти годы и берегут до сих пор? Своего рода апофеоз бережливости, если можно так выразиться.
– Подождите, сэр! Мне кажется, это лишено всякого смысла.
– Почему вы так считаете, капитан Ральфс?
– Я скорее поверю, что детей просто забирали в рабство, а каждый год на смену старому похищали нового. Вы сами подумайте, более десяти детей были похищены за более чем десять лет. Если им сохраняли жизнь все это время, то укрыть от глаз столько людей – это не то же самое, что спрятать одного! Учитывая, что еще необходимо поддерживать их жизнь. Это слишком затратно для одного человека. Только если мы не имеем дело с целой сетью. Но я не слышала о случаях подобных похищений в нашей стране.
– Да, ты права, но дети теряются каждый день. Большинство из них, конечно же, находится, и находится довольно быстро, но случай в Скримсхолле весьма необычный. Мне кажется, любые, даже самые странные предположения в рамках этого дела могут иметь право на существование.
– Раньше времени мы все равно это не узнаем.
– И то верно. В общем, информацию я тебе передал, как только придет заключение от судмедэкспертов, я сообщу.
– Надеюсь, ничего сверхъестественного.
– В каком смысле?
– В том, чтобы не пришлось переквалифицировать расследование в спасательную операцию.
– Капитан, ваша задача – разобраться с несчастьями, произошедшими в Скримсхолле; если придется кого-то спасать, то будьте к этому готовы. В конце концов, это часть профессии и принцип всей правоохранительной системы. И все-таки не всех и не всегда можно спасти. Особенно детей, – отрапортовал Стэн, переведя взгляд на фотографию своей семьи, а после снова на Анну.
– Вы правы, извините за недальновидность.
– Удачного дня, капитан Ральфс, и удачи в предстоящем деле.
– Благодарю, сэр, – произнесла Анна и направилась к выходу. Вопреки ее предположениям, Стэн Роджерс не обратил никакого внимания на ее бедра.
Когда Анна возвращалась в машину, ее не покидало ощущение, что она зашла слишком далеко. Девушку грызло смутное чувство вины. Она не знала, какой эффект могут оказать случайно брошенные слова на человека, лишившегося семьи по воле рока. Лучше было бы вообще избежать разговора о зыбкой надежде на возвращение детей к их горюющим все эти годы семьям.
Анна отдавала себе отчет в том, что за неимением собственных детей она не могла разделить все те переживания семей Скримсхолла, которых постигло несчастье. Не могла она до конца понять и печаль Стэна. В какой-то момент ее внутренняя неприязнь к нему словно сошла на нет. Девушка увидела в Роджерсе полноценного человека со своей историей, своим миром, своими чувствами. Ей начало казаться, что сегодня Стэн открылся ей совсем с другой стороны, которую он мало кому показывает, если вообще показывает. Анна увидела непомерную стойкость и силу, с которой он несет свои печаль и тоску. Хотя она никогда и не видела Стэна в нерабочей обстановке. Может, дома он становится вообще другим человеком.
Еще несколько минут она провела в раздумьях, потом завела машину и с первым нажатием на газ постаралась взять себя в руки, унять совесть и отмахнуться от невеселых мыслей.
Подкатив к своему подъезду, Анна заметила других жильцов, беспокойно размахивающих руками и показывающих куда-то вверх. «Похоже, у нас тут внеочередное собрание», – подумала девушка. Оказалось, пожилые и неработающие жители дома обсуждали вопросы по ремонту кровли здания. Обитатели последних этажей боялись, что при ближайшем ливне она начнет протекать. Вопросы кровли сегодня не интересовали девушку, и она, не останавливаясь, отправилась в квартиру, погруженная в свои мысли. На ступенях Анну остановила главная по дому, полная женщина в бесформенной одежде, она с жаром что-то объясняла девушке, протягивая ей планшетку с листами бумаг и ручкой. Но Анна ее не слушала. Взяла планшетку и, ничего не читая, черкнула подпись в конце последней страницы, где уже красовалось десятка полтора других автографов. Суровая «домосмотрительница» еще не закончила пламенную речь, когда Анна уже открывала дверь своей квартиры. Оставалось уточнить кое-какие детали прошлых расследований, а для этого Анне нужны были компьютер и тишина. До подруги она доехала довольно быстро, хоть та и жила за городом – в небольшом, но уютном доме, оставленном в наследство родителями. Кристина встретила Анну у металлического шипастого забора и провела ее по дорожке, недавно выложенной яркой плиткой с восточными мотивами, на веранду. Там Анна плюхнулась в кресло-мешок и практически исчезла в его складках, Кристина устроилась по ту сторону стеклянного столика в навесном кресле-коконе.
– Ого! – Анна не могла сдержать радостного удивления. – У тебя, как я посмотрю, многое изменилось! Я и не думала, что ты так быстро управишься с этим дорогущим ремонтом!
– Ну ремонт – это еще не самое затратное. Главное было купить все эти кресла, шторы, плитку… Ох! Как вспомню, сколько денег ухлопала, так хочется плакать.
– Перестань, Крис! Зато твое гнездышко стало еще уютнее и краше! – Анна подалась ближе к столику.
– Так зачем тебя выдернули перед отлетом? Что-то действительно важное? – поинтересовалась Кристина.
– На самом деле – не особо. Какие-то очередные косвенные улики, еще и не подтвержденные ничем… На мой взгляд, это вообще не улики. – Анна махнула рукой. – В общем, ничего интересного.
В этот момент из дома вышла заспанная пушистая кошка.
– Пушишка, моя сладкая, ты же только что так сладко сопела во сне! Почему проснулась? – ласково спросила Кристина и взяла белое облачко на руки. Пушишка калачиком свернулась на Кристининых коленях, но вполоборота посматривала на Анну.
– Анна, это Пушишка, Пушишка, это Анна, моя близкая подруга, – познакомила их Кристина.
– Видимо, не такая уж и близкая, коли не знала о том, что ты завела кошку.
– Это не моя, соседи укатили в Испанию, не с кем было оставить, вот и попросили присмотреть. Хочешь подержать? Она очень ласковая. И такая мягкая.
Анна погладила кошку, взяла на руки, и та, словно тряпичная кукла, развалилась пузиком кверху.
– Да ты ей нравишься, Анна, посмотри, как она довольна!
Анна была удивлена не меньше Кристины. Давно она не ощущала такого единения с домашними животными.
– Ты ее хорошо кормишь? – поинтересовалась Анна.
– Конечно! Соседи оставили специальный корм, но я иногда балую ее сосисками.
– Обожаю сосиски! Была бы я кошкой – я бы всюду требовала сосисок. А ты?
– Ни в коем случае! Я бы еще и твои сосиски отбирала.
– А если бы я царапалась и шипела?
– Тогда бы, во-первых, в этой кошке я бы точно узнала свою подругу Анну, а во-вторых, я бы кусалась.
– После таких разговоров захотелось хот-дог уплести.
– Можем разогреть, пока заваривается кофе, у меня как раз есть парочка, – предложила Кристина, но, заметив, что Анна бросила взгляд на часы, спросила: – Или у тебя еще дела есть до отлета?
– Думаю, пару минут на кофе с хот-догом найду.
– А если мне будет мало пары минут, чтобы все приготовить?
– Тогда я, во-первых, узнаю в этой кошке свою подругу Кристину, а во-вторых, выделю еще пару минут сверху.
Они засмеялись и зашли в дом. Кристина успела подготовиться к приезду Анны. В ее доме всегда царили образцовая чистота и порядок, что очень нравилось Анне, которая стремилась походить на подругу, но сегодня дом Кристины казался Анне особенно уютным, словно таким она его еще не видела.
Девушка отпустила кошку и помогла подруге выложить хот-доги на тарелки. Вскоре кофе был готов, и девушки продолжили разговор, усевшись за островной столик со сделанной под камень столешницей.
– А у тебя на работе как дела? – поинтересовалась Анна, нажимая кнопку запуска на чайнике.
– Да в целом терпимо, наши сейлз-менеджеры нашли нового клиента для раскрутки его собственной линии одежды. Вроде даже подписали контракт с ним. Честно говоря, не знаю, насколько сейчас имеет смысл выпускать одежду под личным брендом. В мире такой одежды и так пруд пруди.
– Могу согласиться, но если человек всегда хотел выпускать именно одежду или просто ничего другого не умеет, то выбор у него невелик.
– Но ведь и реклама стоит немало. Возьмем агентство, где я работаю. Мы довольно сильно демпингуем цены, забирая не очень богатых клиентов. И все равно это стоит недешево.
– А ты поставь себя на место этого заказчика. Ты что-то придумала, неважно – товар или услугу. И ты уверена, что получилось совсем неплохо! Но ведь на этом рынке ты далеко не единственная выступаешь с подобным предложением. Наверняка в твоей нише есть куда более известные имена. В этом случае на тебя практически никто не посмотрит. И не потому, что твой товар или твоя услуга хуже, а просто потому, что о тебе никто не знает. А с рекламой есть шанс запустить хоть какой-то трафик и, возможно, даже начать продажи.
– То есть ты считаешь, что мы продаем людям надежду?
– В принципе, Крис, так можно сказать про любого продавца. Когда люди идут за чем-то куда-то, то они не могут сами себе гарантировать, что их приобретение будет полностью оправдывать их ожидания. Они надеются на это. Если мы говорим об обычных, повседневных делах, о походе в магазин, к примеру, или в кино, в ресторан, – надежды оправдываются. Но если речь о нишевых, не всегда прозрачных и часто до конца нами не понимаемых вещах, таких как, к примеру, производство рекламы, то надежды могут носить очень призрачный характер. К тому же мы, люди, устроены так, что на провалы или разочарования реагируем куда более критично, нежели на серьезные победы и успехи.
Кристина засмеялась.
– Хорошо, что я не поступала с тобой на психологическое направление, а выбрала маркетинговое. Мышление у меня явно не аналитическое.
– Как видишь, подруга, при этом я работаю явно не психологом, – вздохнула Анна.
– Разве тебе не нравится твоя работа?
Анна помедлила с ответом.
– Работа как работа, не более. Мне платят, я работаю. Как и везде.
– И все? Больше тебя ничего не волнует? Но может, в этом и есть твоя проблема? Нелюбимая работа явно сказывается на твоем состоянии. Уж, думаю, тебе, как дипломированному психологу, это известно не хуже, чем мне. Может, тебе надо было все-таки заняться психологической практикой, а не горбатиться в отделе по особо тяжким?
– Что ты имеешь в виду?
– К примеру, почему бы тебе не открыть свой кабинет, давать людям консультации, оказывать психологическую помощь? Кстати, сейчас это вполне можно делать онлайн. Думаю, хорошие психологи неплохо зарабатывают. А там, глядишь, со временем на основании полученного опыта и докторскую бы написала. И жила бы более размеренно, чем сейчас.
Анна растерянно смотрела на подругу.
– Не знаю даже, что и ответить. Обязательно подумаю о твоих словах. Но – когда-нибудь потом.
– Не затягивай с этим, Анна. Потратить свою жизнь на противные самой себе вещи – все равно что и не жить вовсе!
– Еще говоришь, что на психологическом тебе бы не понравилось! – улыбнулась Анна. Помолчала немного и неуверенно добавила: – А вообще, я люблю… любила свою работу… Даже не знаю! Наверное, просто устала! Да и дело предстоит неприятное. Даже для особо тяжких это чересчур. Жалко, не могу тебе рассказать…
Они доедали хот-доги, когда подошла Пушишка. Передними лапами она оперлась о колени Анны, а та дала ей небольшой кусочек сосиски. Кошка проворно съела угощение и довольная отошла прочь. Девушки, убрав посуду, вышли на веранду.
– Спасибо за кофе и хот-дог, Крис, даже на душе как-то спокойнее стало. Неужели такое может быть от сосисок?
– Не смейся! От вредной еды всегда становишься довольным, мне так еще бабушка говорила.
– Мудрая женщина была.
– Это точно.
Повисло недолгое молчание. Легкий ветерок шелестел опавшей листвой.
– Поеду я, пожалуй, хочу заскочить домой перед отъездом. Замоталась и впопыхах совсем забыла, что еще кое-что не сделала…
– Да, конечно, поезжай. Рада была увидеться, но есть один вопрос.
– Какой же?
– Ты отдашь мне ключи? Самое главное-то мы и не сделали.
– Ой, точно.
Анна достала дубликат ключей.
– Я оставлю на столе в спальне записку, какие цветы и как нужно поливать. А уборку можешь не делать. Если только будет большое желание.
Подруги рассмеялись.
– Поняла. Ты в любом случае звони, пиши. Я тоже буду тебя иногда отвлекать от работы, можно? Ну и удачи в расследовании, капитан Ральфс.
– Да, она мне явно пригодится. Спасибо, Крис.
Они обнялись, и Анна поспешила к машине. Из окна на нее смотрела Пушишка.
Вернувшись домой, Анна первым делом отправилась в душ. От идеи полежать в ванне она отказалась, боясь, что уснет прямо в ней. После водных процедур девушка почувствовала себя бодрее. Прошла на кухню, открыла и высыпала в миску пачку чипсов, открыла и налила в кружку содовую и прошла в гостиную, заняла удобную позу на диване и включила последнюю серию «Настоящего детектива». Бросила взгляд на часы, до самолета было еще четыре часа.
Неожиданно Анна вспомнила, что Стэн ничего не сообщил ей про напарницу. До конца его рабочего дня оставалось еще минут тридцать, и девушка решила, что успеет написать шефу. Звонить не хотелось. После утреннего визита к Роджерсу ей было как-то не по себе… «Добрый вечер, майор Роджерс! В ходе сегодняшней беседы мы забыли обсудить кандидатуру моего напарника в предстоящем расследовании. Прошу уведомить меня об этом».
Анна отправила письмо, и отбросила телефон на журнальный столик, и потянулась. Так, дело сделано. Но не успела она выйти из комнаты, как услышала вибрацию мобильника. На экране светилось имя «Роджерс». Анна вздохнула и нехотя ответила.
– Да, майор, слушаю.
– Капитан Ральфс, простите мою несобранность, совсем забыл про эту деталь. Да, я выбил вам напарника, точнее, напарницу, но она скорее офисный работник, нежели выездной… И все-таки уверен, что вы найдете общий язык и придумаете, как поделить обязанности. – Стэн откашлялся, словно хотел побороть неловкость, и продолжил: – И, думаю, это все-таки лучше, чем никого вообще. Девушку зовут Джилл Доус. Вы встретитесь в окружном отделении, она передаст вам в пользование служебную машину. – Стэн опять замялся. – Точнее, пользоваться этой машиной вы будете обе. Видите ли, двумя свободными машинами управление не располагает.
– Понимаю, сэр. Машины в наше время – большая редкость.
– Разделяю ваш сарказм, капитан, но это, увы, уже не моя компетенция.
– Да, сэр! Ваша компетенция – Джилл Доус. Я помню. Так что еще, кроме ключей от машины, она мне передаст?
– Ключи от дома, – буркнул Роджерс, – от вашего общего дома. Кстати, Анна, – Стэн постарался добавить в голос радушия, – под оперативный штаб вам выделили целый пустующий дом! Окружная администрация выкупила его у одной, в спешке уезжавшей, семьи. Думаю, вам там будет удобно!
– Не сомневаюсь, сэр.
– Анна, прошу вас! – теперь в голосе Роджерса звучала неподдельная досада. – Я не сомневаюсь, что долго вы там не задержитесь! Быстро разберетесь с этой чертовщиной и… Так, ладно. Вернемся к делу. После встречи с Джилл вы вместе поедете в Скримсхолл. Она немного знает эту местность, уже около полугода работает в окружном отделении, но в самом Скримсхолле тоже никогда не бывала. В любом случае ей уже сообщили об участии в предстоящем расследовании. А вам я собирался рассказать о Джилл сегодня днем, но, как видите, закрутился…
– А в какой сфере компетентна мисс Доус?
– Честно говоря, я и сам не до конца понял. Вроде разбирается во всем понемногу… Понимаю, не самая лучшая характеристика для полицейского, но конкретно сейчас она закреплена за детективным отделом.
– А не много ли детективов для такого маленького города? – удивилась Анна.
– Джилл – многопрофильный специалист. Думаю, в таком неординарном случае, который предстоит расследовать вам, она будет куда полезнее узконаправленных профессионалов.
– Надеюсь, вы правы, майор Роджерс.
– Самому хотелось бы верить. – Стэн вздохнул. – Человек ведь должен во что-то верить, иначе жизнь теряет смысл. Ну ладно, хватит философии на сегодня. Еще раз желаю удачного полета!
– Спасибо, Стэн. Хорошего вечера, – ответила Анна и первая отключилась.
Анна отметила, что Стэн уже не был таким грустным, как днем. В его голосе явно ощущалось больше жизни. Почему-то это успокоило девушку. Хотя она сама не смогла бы ответить почему. Еще раз проверив розетки и краны, Анна окинула взглядом уютную квартирку, вздохнула и подхватила чемоданы. Через несколько минут она уже сидела в такси, мчащемся в аэропорт.
Регистрация прошла быстро. Анне показалось, что сегодня работники аэропорта работают куда расторопнее обычного. Досмотр, проверка документов, никаких лишних вопросов.
«Может, им пообещали премию в этом месяце? За что, интересно? За то, что перестанут ползать как сонные мухи?» – думала Анна, проходя в салон самолета.
Перед отъездом она успела закачать в телефон несколько отчетов о пропаже детей в Скримсхолле в последние годы. Девушка не надеялась найти в них что-то новое, существенно важное или радикально выбивающееся из череды более ранних отчетов.
В этих документах повторялось, что все происходило в Хэллоуин, что город всегда окутывал густой туман. Анна уже начинала подозревать, что этот туман носит какой-то мистический характер! Хотя давать волю своему воображению здравомыслящая девушка не собиралась. Также во всех отчетах упоминалось, что никаких следов преступника обнаружено не было. Анне начало казаться, что в городе орудует призрак или какой-то злой дух из местных легенд, вызванный непонятно кем и для чего.
«Хотя для чего – понятно, для похищения детей. Но зачем это кому-то понадобилось?»
Мысль показалась Анне нелепой, и она снова попыталась утихомирить свое воображение. Однако справиться с мрачными фантазиями оказалось непросто! Анне рисовались неясные темные образы, клубящиеся среди деревьев, липким туманом окутывающие все вокруг… «Боже мой! Я, кажется, задремала, – девушка вздрогнула, потерла лицо, – как же я устала от сегодняшней беготни…»
Анна попробовала продолжить чтение, но глаза слипались, сил бороться со сном не было. Удивительно, но в салоне было тихо, никто не разговаривал, не было слышно плача маленьких детей. «Кажется, все-таки пора сделать перерыв», – наконец решила Анна и со спокойной совестью уснула.
Анна проснулась, когда самолет заходил на посадку. На выходе из аэропорта она поймала такси и отправилась прямиком в окружное отделение. Рабочий день уже начался, и девушка надеялась застать местных полицейских на местах. Анна никогда не была прежде в этих краях, и ее первое впечатление от города оказалось позитивным. Городок подкупал своей пестротой: яркие, разноцветные дома стояли под сенью высоких деревьев, теснились, создавая уютные узкие улочки. Это был самый настоящий живой город, полный различных красок и так не походивший на столичные «джунгли» – с их бездушными бетонными и стеклянными небоскребами.
Возле небольшого и симпатичного здания окружного отделения стояли двое мужчин, периодически они перебрасывались короткими фразами. Заметив выходящую из такси Анну, один из них спросил:
– Вам помочь с чемоданами, мисс?
– Если не затруднит… Я капитан Ральфс. И мне нужна Джилл Доус. Меня прислали из столичного департамента по одному делу. Мисс Доус должна ввести меня в курс дела.
– А, что-то такое слышал вчера, – отозвался второй мужчина. Он не спеша затушил окурок. – Джилл как раз с утра на месте, сейчас сообщим, что вы прибыли. Проходите внутрь, капитан, чтобы не стоять на ветру.
Мужчины проводили Анну в вестибюль и удалились. Внутри помещение оказалось уютным и таким же приятным, как и снаружи. Анна подумала, что здесь ей нравится гораздо больше, чем в ее столичном офисе. Складывалось впечатление, что даже в таких структурах у людей может быть хороший вкус.
«Может, поэтому здесь служат такие дружелюбные люди? В столице никто бы и не подумал предложить помощь просто так. Видимо, окружающая обстановка и вправду сильно влияет на характер и настроение. Наверняка бы Крис сказала, что это хорошая тема для диссертации: „Влияние окружающей среды на формирование человеческих качеств“».
Вдалеке показалась хорошенькая блондинка. Ее лицо украшали круглые декоративные очки, похожие на очки Клариссы из ИТ-отдела. Сначала Анне показалось странным, что такая хрупкая девица может работать в полиции, однако ее сомнения рассеялись, когда она вспомнила слова Стэна, что Джилл Доус – офисный служащий.
Девушка прошла мимо Анны, не обратив на нее никакого внимания. От изумления Анна на секунду лишилась дара речи, но, вовремя спохватившись, почти крикнула блондинке в спину:
– Простите, а вы куда?
Девушка обернулась. На ее лице читались растерянность и удивление.
– Домой.
– Домой? Рабочий день у вас заканчивается еще до наступления полудня?
– Извините, вы о чем? Я ведь рассказала все, что знаю, и меня отпустили! Разве мне еще что-то нужно сделать прежде, чем уйти отсюда?
– Что? Так вы давали показания по делу? – тут пришло время удивляться Анне. «С чего я вообще решила, что это Джилл?» – с досадой подумала она.
– Анна Ральфс? – раздался голос позади Анны. Она обернулась и увидела девушку примерно такого же телосложения, как блондинка, но без очков, в полицейской форме и с темными волосами.
– Да. Я жду Джилл Доус.
– Вы можете идти, Грета, и передайте семье мои соболезнования, – обратилась брюнетка к блондинке.
И снова Анне:
– Я Джилл, приятно познакомиться, – она протянула Анне хрупкую с виду руку.
– Тоже рада знакомству, – сказала Анна и пожала руку.
– Как полет? Сильно устали?
– Я предлагаю сразу перейти на «ты», все-таки в одной каше будем вариться, к черту эти формальности.
– Согласна.
– Полет был на удивление спокойным, причем настолько, что я большую его часть просто проспала.
– О, это замечательно. То есть сильной усталости не чувствуешь?
– Чувствую довольно сильный голод.
– Это можно легко исправить. По пути встретим несколько кафе. Можем взять еду навынос либо перекусить внутри, если места будут.
– Средь бела дня места могут быть заняты?
– Те, через которые мы будем проезжать, – да, потому что сейчас начнутся обеденные часы, многие офисные служащие туда пойдут.
– Тогда возьмем с собой пару бутербродов.
– Отлично. Сейчас схожу за ключами, и поедем.
Джилл вернулась довольно быстро. Она помогла загрузить вещи Анны на заднее сиденье и села за руль, чтобы дать Анне возможность отдохнуть. На первый взгляд Джилл показалась Анне довольно приятным человеком. Ничего не вызывало в ней отторжение. Но Анна понимала, что выводы делать рано, поскольку она еще не видела напарницу в деле. Может быть, их подходы к проведению расследования будут настолько различаться, что вызовут склоки и неприязнь друг к другу.
Джилл остановилась возле одного придорожного кафе с множеством столиков внутри и снаружи. Но, как и предполагалось, все они были заняты.
– Значит, точно берем навынос, – заключила Джилл и ушла в кафе.
Пока ее не было, Анна попыталась настроить радио, хотя и не знала местных частот радиовещания. Несколько минут хаотичных поворотов ручки, и она нашла хорошо звучащую волну. В этот момент вернулась Джилл.
– Ты как-то быстро, – заметила Анна.
– Просто показала жетон и сказала, что спешу.
– Умно.
– А главное, работает безотказно.
– У вас никто не спорит со служителями закона?
– Почему же, желающих поспорить – пруд пруди, как и везде, – усмехнулась Джилл. – Но кто же осмелится прилюдно грубить полицейскому? Особенно когда в любой момент каждый посетитель кафе может включить камеру на своем телефоне.
Они уплетали бургеры, запивая их содовой. Анна подумала, что употребляет такой еды слишком много, но ничего не могла с этим поделать, таков был ритм ее жизни. «Может, Крис права – и я выбрала не ту профессию?»
– А ты по профессии кто? Специально для работы в полиции училась? – поинтересовалась Анна.
– Не совсем. Я училась на прокурора, но после обучения никуда не смогла устроиться. Очень была расстроена! Помню, сижу у себя в комнате и реву, как школьница, которую бросил лучший парень в школе. В тот период, период сильного отчаяния, мне очень помогли родители. Сначала просто успокаивали морально, а потом предложили попробовать сделать карьеру в полиции, а потом и в федеральном бюро. Они могли помочь с устройством туда, надо было только хорошо пройти испытание по стрельбе. С этим я справилась вполне сносно, так и попала в местное отделение на севере округа, в паре сотен километров отсюда. Через два года командировали сюда с повышением в должности, оклада и переводом в федеральное бюро расследований.
– За выслугу лет?
– Нет, за помощь в раскрытии отдельных дел, которые не касались меня напрямую.
– А можно подробнее?
– К примеру, какой-то группе поручили разобраться в одном деле. Вот они что-то расследуют, находят факты, улики, пытаются их как-то связать в одну цепочку, чтобы прийти к какому-то логическому выводу. Но у них ничего не выходит. Они не могут проанализировать полученные в ходе расследования материалы, чтобы выстроить цепочку. И вот тут появляюсь я и говорю: «Давайте посмотрю, что тут у вас». Они соглашаются, я внимательно смотрю, думаю и – опа! Делаю правильный вывод. Поначалу было непривычно, но потом мозг привык работать в быстром режиме.
– То есть ты аналитик?
– Криминальный аналитик, если быть точной. В звании лейтенанта.
– Мозги всего отдела.
– Ну так уж и всего! Нет, конечно… Всегда есть кто-то умнее и лучше тебя. Так уж у нас заведено. А ты по профессии кто?
– Закончила психологический. Но, как видишь, работаю вовсе не психологом.
– А почему не пошла работать по специальности?
– Не получилось.
– Как и у многих из нас.
Девушки выкинули пустые упаковки и поехали дальше. Через полчаса они уже были на шоссе и проезжали табличку с надписью: «До Скримсхолла 350».
– Ты любишь путешествовать? – поинтересовалась Джилл.
– Наверное, пятьдесят на пятьдесят. Если это не связано с работой, то да. Если по делам, то не очень.
– А я люблю поездки! Даже если еду по делу… Вот как сейчас, например! Вроде и недалеко едем, а все равно чувствую себя, как будто отправилась в путешествие.
– Кстати о путешествии, а твои-то вещи где? А то ведь мы только мои грузили.
– Они в багажнике.
Анна и Джилл ненадолго замолчали, наслаждаясь живописными видами из окон.
– Ты что-нибудь изучала по нашему делу? – спросила Анна.
– Только полицейские отчеты прошлых лет о пропаже детей. Все в электронном виде.
– Я тоже.
– То есть знания у нас примерно одинаковые.
– Типа того. Но ты еще округу немного знаешь. Я тут вообще не ориентируюсь…
– На юге региона, там, куда мы едем, я сама никогда не была, так что мы с тобой в одинаковом положении.
Пара часов поездки пролетела довольно быстро. Впереди на горизонте начали появляться высокие заводские трубы с клубящимся дымом. Девушки уже подъехали к городским окраинам, промзона встречала их многочисленными производственными постройками и стоянками с большим количеством машин.
– Что-то не особо Скримсхолл похож на город-призрак, – заметила Анна.
– Это не совсем он. Дело в том, что раньше эта местность была пригородом. Скажем так, элитным жилым районом. Домов здесь было не много, зато каждый стоял на большом участке. Когда в самом городе начали пропадать дети, жители этого района первые дали деру, а свои владения выставили на продажу чуть ли не за гроши. В итоге эту землю скупили в федеральную собственность по предложению губернатора и возвели мануфактуры, создав множество рабочих мест. Народ сюда пожаловал из разных городов, но только не из Скримсхолла.
– Они таким образом хотели вернуть жизнь в Скримсхолл?
– Честно говоря, не знаю. Как по мне, они хотели открыть новые рабочие места для поддержания экономики всего региона. И это, хочу тебе сказать, довольно неплохо им удалось. Вон сколько машин, видишь? Сколько работников тут пыхтит. До самого Скримсхолла около пяти километров.
– А говоришь, мы владеем одной и той же информацией, – улыбнулась Анна.
– Но это совсем не относится к делу. Тем более я родилась и выросла в этих краях, хоть и на севере. Все же немного знаю историю этих мест.
Анна не могла похвастаться тем же самым относительно знания истории того региона, где выросла сама. В принципе, история ей особо никогда не нравилась.
Вскоре девушки проехали табличку «Добро пожаловать в Скримсхолл». По ее состоянию было понятно, что за ней не ухаживали очень много лет, отчего она проржавела, а местами и вовсе полопалась.
И вот объятый дурной славой Скримсхолл предстал перед ними в свете прячущегося за лес закатного солнца.
Город выглядел застывшим во времени.
Дома поблескивали заброшенными окнами, словно выставляли напоказ обветшалые стены. Тени шевелились в наступающих сумерках и казались живыми, словно наблюдали за каждым шагом непрошеных гостей. Солнце, закатываясь за горизонт, оставило последние лучи, которые едва пробивались сквозь плотные облака, придавая всему окружающему зловещий кроваво-красный оттенок.
Немногочисленные старики, оставшиеся в этих местах, передвигались по улицам словно тени собственного прошлого. Анна всматривалась в их лица, и ей казалось, что их морщины, как запутанные тропинки в лесу, отражают историю горя и страха. Молодежь давно покинула эти места, спасая своих детей от мрака и безысходности. Старикам трудно было начинать все заново. Они остались, чтобы выживать. «А может, это ощущение отчуждения и страха поглотило их?» – с грустью подумала Анна.
Заброшенные школы и больницы, словно призраки прошлого, стояли в тишине, их окна были выбиты или заколочены. Выцветшие таблички на зданиях едва читались, напоминая о временах, когда здесь кипела жизнь. Теперь же только ветер, гуляющий по пустым коридорам, нарушал мертвую тишину.
На окраине города, как мрачный страж, стоял огромный лес. Его темные, вплотную стоящие деревья вздымались к небу, создавая густую тень, в которой прятались неведомые угрозы. Лес казался живым, живее людей, оставшихся в этом городе. Его мрачная густота и переговаривающиеся шепотом ветви наводили на мысль о том, что здесь кроется множество тайн.
Улицы города были устланы опавшими листьями и мусором, ветер бросал их с одной стороны на другую, издавая неприятный шуршащий звук. Фонари, давно не видевшие ремонта, еле освещали тротуары тусклым светом. От них было больше тени, чем света.
Каждое здание, каждый переулок и каждый пустырь в этом городе были наполнены напряжением и предчувствием беды.
Джилл и Анна углублялись в мрачный лабиринт покинутых улиц, чувствовали, как холодные невидимые руки страха обвивают их сердца, напоминая, что в этом месте ни одна тайна не должна быть раскрыта.
Пребывая в мрачном расположении духа от гнетущей обстановки в городе, они подъехали к своему временному жилищу.
Этот дом ничем не отличался от других покинутых домов, за исключением того, что в нем были целые окна и двери и работали все коммуникации. Когда девушки перенесли все вещи и немного обустроились в своих комнатах, это пристанище показалось им лучиком света в мрачном царстве Скримсхолла. Три большие комнаты, кухня и две душевые выглядели бы именно так, как им следовало выглядеть, если бы на всем вокруг не лежал след запустения, ведь в доме годами ни к чему не притрагивались. Анна и Джилл решили завтра с утра начать генеральную уборку, а пока – привести в порядок только свои кровати.
«Какой странный город! – думала Анна, вытряхивая пыльное покрывало. – Есть в нем что-то мистическое… Мы пробыли здесь несколько часов, а такое чувство, как будто кто-то выкачал силы… Внутри какая-то безнадежность и страх…»
Не хотелось ни о чем разговаривать, навалилось уныние, и девушки решили пораньше лечь спать, тем более обе чувствовали себя уставшими. Но вопреки ожиданиям обеих, уснуть удалось далеко не сразу. Они долго ворочались в своих постелях, физически ощущая томительный ужас ночи чужого города.
Незадолго до восхода солнца, когда ночь уже ослабляла свою хватку, но еще не передала власть дню, Анна проснулась от глухого шума где-то в доме и заметила, что дверь ее комнаты приоткрыта.
3
Анна была единственным ребенком в небогатой семье водителя-экспедитора Реджи Ральфса и Мэгги Ральфс, в девичестве гордо носившей фамилию Малкольм. Семья Реджи эмигрировала из Европы, когда он был совсем крохой. Его родители – Карл и Ребекка – работали на горнодобывающем предприятии, выкупившем земли за океаном и отправлявшем туда своих сотрудников. Карл не преминул воспользоваться возможностью перевезти семью на новое место и открыть для нее новые горизонты. Ребекка была рада сменить пыльную бухгалтерию на выездную работу. Первый день рождения Реджи они отмечали уже в арендованной предприятием квартире.
Вскоре они купили небольшой дом на окраине города и окончательно решили, что этот дом станет их жилищем, не зависящим от компаний, командировок и долгих путешествий. Из-за того, что Карл и Ребекка часто бывали в командировках, маленький Реджи часто был предоставлен самому себе и заботе приходящей няни. Он никогда не интересовался, чем занимались его родители. Как слетевший с дерева лист в порывах ветра все дальше улетает от родной ветки, так и Реджи отдалялся от своих родителей. В глубине души он понимал, что родители работают, – и это делается для того, чтобы он мог спокойно ходить в школу, покупать себе одежду, сладости и многое другое. Понимал, но не принимал. Ему не хватало родительского внимания, семейного тепла. Все это привело к тому, что сразу после совершеннолетия парень изъявил желание учиться в университете в другом городе. Родители отговорили его брать кредит на обучение, убедив в том, что сами смогут оплатить учебу единственного сына. Казалось, Реджи должен быть благодарен за такую щедрость, но парень не сомневался, что от него хотят откупиться. Он не мог избавиться от ощущения, что родители вздохнут с облегчением, как только за ним закроется дверь.
Получив благословение родителей, Реджи покинул отчий дом и отправился навстречу новой жизни. Первое время он общался с родителями, но звонки становились все реже и короче, пока и вовсе не прекратились. Реджи считал, что заботы родителей куда важнее благополучия сына. Их бесконечные поездки по всей стране были главной проблемой в жизни Реджи. Когда-то мальчик понял, что основной причиной переезда на другой континент была возможность смены обстановки. Вот только самого Реджи не спросили, хочет он того или нет. Он понимал, что тогда и ложку толком держать не умел, но все равно жалел, что не родился пораньше и не смог участвовать в принятии важных решений. Возможно, если родители остались бы дома, никаких командировок, рабочих поездок не было. Жили бы как все: работа, дом, работа…
Хоть Реджи и был рад тому, что уехал из дома, горькие мысли периодически накатывали и не желали отступать. Чтобы их прогнать, парень завел привычку временами прикладываться к бутылке… Неизвестно, чем это могло кончиться, если бы на одной университетской вечеринке он не познакомился с Мэгги.
Мэгги была хрупкой, милой, но своенравной девушкой. На первый взгляд, в ней не было ничего необычного. Обескуражить девушка могла разве что своим высокомерием и заносчивостью. Но те, кто узнавал Мэгги ближе, вскоре убеждались, что это всего лишь защита. Она была нежной и ранимой, умела сочувствовать и сострадать. Могла дать дельный совет и поддержать. Кроме того, Мэгги способна была поддержать беседу на любую тему. Она так много знала, так глубоко чувствовала, что это не могло не обезоружить даже такого «старого циника», каким считал себя Реджи.
Впервые о Мэгги Реджи услышал на одной из лекций, где, вместо заунывных россказней о нерушимости и непоколебимости прав любого гражданина, состоялось награждение участников конкурса «Кто совершил мое убийство?», в котором Мэгги заняла почетное второе место, а награды вручал лично губернатор. В конкурсе мог участвовать любой студент юридического направления, и Реджи тоже собирался это сделать, но, когда подошло время подавать заявки, он, по обыкновению, надрался и все пропустил.
Идея конкурса заключалась в раскрытии преступления, жертвой которого была девушка, отметившая накануне совершеннолетие. Ее тело якобы нашли на месте вечеринки проснувшиеся с утра друзья. Они и вызвали полицию. Участникам конкурса были предоставлены показания молодых людей, половина из которых ничего не помнила, а другая – сразу начала винить всех подряд. Имелись и снимки жертвы, по заверениям организаторов являвшиеся уликами в одном очень старом деле. Так как получили признание от одного из подозреваемых, но не имевшего ничего общего с ситуацией, обозначенной в конкурсе. А вот все отчеты были подготовлены специалистами специально для этого конкурса.
Мэгги строила свою версию на самоубийстве, поскольку видимых следов насильственной смерти на теле не было, причиной же она называла конфликт с родителями, усугубленный алкогольным опьянением жертвы. О наличии конфликта ей было известно из показаний друзей погибшей, а результат анализа крови указывал на сильную алкогольную интоксикацию, которая и погубила девушку, достигнув отметки, не совместимой с жизнью. Описать суть конфликта с родителями Мэгги не смогла, поэтому решила, что влечение девушки к алкоголю – и есть причина ссоры с родителями.
Версия Мэгги понравилась членам жюри, но ее соперница со старших курсов пошла немного дальше. Она тоже выдвинула версию о самоубийстве девушки на фоне конфликта с родителями, однако причиной семейных разладов назвала беременность девушки, что подтверждало наличие в крови хорионического гонадотропина, так называемого «гормона беременности». Соперница Мэгги предположила, что родители девушки настаивали на прерывании беременности, в тот момент как жертва хотела оставить ребенка. Этого было вполне достаточно, чтобы судьи присудили ей первое место.
Мэгги не была расстроена тем, что заняла второе место, она радовалась тому, что из всех конкурсантов версию с самоубийством выдвинули только они двое. Некоторое время спустя Мэгги узнала, что у девушки, занявшей первое место, мать работает в родильном отделении. Поэтому без ложной скромности Мэгги позволила себе считать, что заняла первое место. Ведь у нее не было столь компетентного советчика!
Об этом Реджи узнал уже от самой Мэгги на одной из их прогулок по городу. Со временем он рассказал ей о своем пристрастии к алкоголю, которое после знакомства с Мэгги стало ослабевать. Однако о причине возникновения дурной привычки рассказывать не стал. Мэгги и не лезла с расспросами, что очень радовало Реджи. Девушка считала, что продолжить разговор они смогут, когда Реджи будет к этому готов.
– Кстати говоря, своих родных родителей я никогда не видела, – сказала Мэгги, когда они прогуливались по парку и услышали радостный детский смех. Недалеко от фонтана папа подбрасывал и ловил восторженно хохочущего малыша, а мама счастливо улыбалась, глядя на идиллическую сцену.
– Неожиданно, – сказал растерянный Реджи. – Хочешь поговорить о семье?
– А почему бы и нет, мы ведь еще не общались на эту тему.
– И ведь не поспоришь.
– А к чему спорить?
– Извини, неудачно выразился.
– Но ты ведь чего-то боишься? Мне же не показалось?
– Да. То есть нет, не показалось.
– Ну хорошо… Может, расскажешь, чего боишься?
– Твоего взгляда.
– О боже, да вы романтик, мистер Ральфс, – засмеялась Мэгги. – Зря боитесь! Я еще ни одного поклонника не убила взглядом!
– Да ладно! Это просто шутка.
– Да ладно! Это просто банальный подкат.
– Как и все остальные мои шутки?
– Как и почти все!
– Хочется чего-то более оригинального?
– Может, и хочется, но не все же способны на оригинальность!
– Эй! Могу доказать, что большего оригинала ты в жизни не встречала!
– Ого! А от этого не будет нарушена линия сообщения между нами?
– Надеюсь, нет, нарушить линию сообщения со мной не так уж просто!
– Но у твоих родителей это получилось?
Столь неожиданный о вопрос застиг Реджи врасплох. Конечно, Мэгги предложила поговорить о семье, но чтобы вот так, прямо в лоб… Он посмотрел на довольную девушку, которая уже отчетливо понимала, что поймала зверя в капкан, и светилась искренней улыбкой. Реджи осмотрелся по сторонам, словно пытался найти опору, но ощущение было такое, как будто Мэгги выбила почву у него из-под ног – и теперь он летит в бесконечную пропасть собственного сознания, куда обычно погружается только под воздействием алкоголя.
– Я смотрю, лекции по психологии для кого-то не прошли даром? – усмехнулся Реджи.
– Меньше надо прогуливать, тоже многое узнал бы.
– Я многое и так знаю! И умею.
– Напиваться?
– Ну тут со мной мало кто может потягаться. Хотя не спорю, достижение очень сомнительное.
– Полностью согласна.
Они немного прошли в полной тишине, в глубине парка было безлюдно. Но вот из крон деревьев, из бурных зарослей у пруда до них стали долетать голоса самой природы: яркие и звучные мелодии птиц, шепот ветра, шелест листвы и глухой рокот далекого ручейка. Эти звуки словно приглашали слушателя в далекий, сверкающий от чистоты и света мир.
– Честно говоря, Мэг, я уже даже и не помню, когда в последний раз вспоминал о родителях в трезвом состоянии.
– Значит, пришло время это исправлять. Или ты не хочешь?
– Ты про зависимость или родителей?
– И про то, и про другое. Тем более, как ты сам сказал, это две стороны одной медали.
– Типа того. Вот только я не собирался получать эту медаль.
– Считаешь, не заслужил ее?
– Причем, скорее, в плохом смысле.
– Что ты имеешь в виду?
– Лучше бы я родился в другой семье, вот что.
– Реджи, что ты такое говоришь, одумайся! Ты рос в полноценной семье, с обоими родителями, у которых была работа, которые тебя кормили и одевали. Да в этом мире многие бы отдали все нажитые богатства хоть за частичку того, чем тебя наградил Бог. Семью выбирают только в приюте.
– Так, а вдруг приемная семья была бы лучше биологической?
– А вдруг нет? Например, я этого уже никогда не узнаю. Да и честно тебе скажу, я этого не хочу. Прошлое осталось в прошлом, к тому же я ничего и не помню. Маленькая была. Так что мне в некотором смысле повезло, психологической травмы я не получила.
– Знаешь, мне кажется, что лучше бы я был на твоем месте.
– А мне кажется, что лучше бы я была на твоем.
Они остановились, с улыбкой посмотрели друг другу в глаза, после чего обнялись.
– Так, что, расскажешь более полную версию? – спросила Мэгги, крепко прижавшись к Реджи. – У тебя она хотя бы есть.
Они еще какое-то время молча простояли обнявшись, пропуская гуляющих людей, после чего Реджи отпустил девушку. Они продолжили гулять, пока не нашли скамейку в тени деревьев с видом на бурлящие по скалистому склону потоки. Но сначала Реджи купил бутылку воды, поскольку знал, как сильно пересохнет в горле после длинного и далеко не самого приятного рассказа.
Сначала они молча смотрели, как вода бьется о камни, брызги долетали до их скамейки, оседали сверкающей пылью на лицах и руках…
– Моя семья приехала из Европы, когда мне еще и года не было. Родители работали, да, наверное, до сих пор работают, на одном горнодобывающем предприятии, которое в свое время здесь, по эту сторону океана, скупило определенные земли, которые требовали разведки для последующей добычи чего-то там ценного. Почему они купили, не проведя разведку заранее? Как я понял, земли хотели продать как можно быстрее в большом количестве по всей стране, из-за чего предложение было ограниченным, вроде как бюджеты некоторых регионов сильно поредели, а запасов взять было неоткуда. Одним поднятием налогов сильно бюджет не пополнить.
И вот компания выкупила земли и предложила моим родителям рабочие места в Америке. За квартиру обещали платить вплоть до того момента, пока они не купят собственное жилье. А потом начались скитания по тем местам, где находились филиалы предприятия. Родители дольше нескольких месяцев не оставались ни в одном городе. Мы жили на чемоданах вплоть до моего шестилетия, когда купили дом, в котором я и вырос. Все свое детство я провел с няньками, к которым даже и привыкать-то толком не успевал.
В год покупки дома я пошел в первый класс. Я не ходил в детский сад, навыков общения со сверстниками вообще не было. Поэтому в школе первое время был полным одиночкой, ото всех шарахался, забивался в какие-то углы, истерил, если меня пытались оттуда вытащить. И, что самое главное, я этого не понимал, что делаю что-то не то. Для меня это было нормальным, потому что другого я просто не видел и не знал. Для других это было откровенно девиантным поведением, я ведь был в таком возрасте, когда, чтобы познакомиться с людьми, с ними надо просто начать общаться. Видишь, я все-таки ходил на лекции по психологии!
Однажды это заметили учителя и попросили родителей прийти в школу. Причем просили не один раз. Но мама с папой ни разу не пришли. Не были ни на одном родительском собрании. И вот тогда у меня начали появляться первые мысли о том, что если я никому не нужен, будучи ребенком, то значит, взрослым я и подавно никому не буду нужен. Что я предоставлен самому себе. Сам себе виновник, палач и судья. Сам решаю, что хорошо, а что плохо. Но ведь на самом деле я не знал, что хорошо, а что плохо. Жизненного опыта у меня еще не было.
К выпускному классу я уже точно знал, что уеду в какой-нибудь дальний штат, поступлю в университет и начну жить самостоятельно. Мы с родителями никогда не разговаривали ни о чем серьезном, почти не общались, поэтому с моим решением переехать в другой город они охотно согласились. Я считал, что если раньше вел полусамостоятельную жизнь и смог выжить, то начать настоящую самостоятельную жизнь будет значительно проще. Но как же я сильно ошибался. Значительно проще оказалось просто взяться за стакан пива. Вот такая история.
Парень открыл воду и сразу осушил треть бутылки.
Мэгги во время рассказа Реджи любовалась то ручейком, то им самим.
– И такие мысли сопровождают тебя до сих пор? – спросила Мэгги и обратила внимание на маленьких птичек, порхающих недалеко от берега.
– А куда они могут деться? Их же нельзя просто взять и стереть.
– Стереть нельзя, но можно ведь переписать.
– В каком смысле? Нельзя же изменить прошлое.
– Скажу как Джей Гэтсби: «Ну конечно же можно».
– Я не знаю, как это сделать, Мэг. По-моему, это все-таки невозможно.
Мэгги рассмеялась.
– Ну смотри, я вижу для тебя два варианта, первый – и самый простой, но более долгий. Ты просто находишь в жизни занятие и людей, с которыми эту жизнь проживешь. И все твои мысли и неприятные воспоминания будут подавлены потоком радостных событий.
– А второй?
– Второй сложнее, но более быстрый. Скажи мне, когда мы недавно говорили о нарушенной линии сообщения, все-таки ты имел в виду свою связь с родителями?
Реджи помедлил с ответом.
– Да, – наконец вымолвил он.
– Давно ты последний раз звонил им?
– Полтора месяца назад.
– Это ты звонил или они?
– Они.
– А ты сам последний раз когда им звонил?
– В начале лета.
– Четыре месяца назад?
– Да.
Мэгги была удивлена.
– Так и что за второй вариант? – прервал молчание Реджи.
– Второй вариант такой. Тебе надо поехать к родителям и поговорить о чем-нибудь вживую, а не по телефону.
Реджи удивленно развел руками и чуть не скатился со скамейки. В этот момент волна с гулким звуком налетела на камень.
– И о чем мне с ними говорить? Я их даже толком не знаю.
– Вот ты и нашел повод. Сам! Реджи, ты толком не знаешь своих родителей, хотя они у тебя живы и здоровы. У тебя есть шанс это исправить.
– А почему это должен делать я, а не они?
– Да черт возьми, Редж! Потому что это мешает тебе жить! Не им, а именно тебе. Эти мысли пожирают тебя изнутри, понимаешь? У тебя внутри ребенок, который без ответов на старые вопросы не дает выйти в свет твоей взрослой личности. Оттого у тебя такие проблемы с поведением. Ведь, в сущности, «твой» ребенок же тоже не знает, чего он хочет, и не отдает себе отчет в том, что он делает и для чего.
– А если они не захотят говорить? Или снова будут не дома? Что тогда? Ездить каждый месяц?
– Тогда тебе придется набраться смелости, чтобы самому отпустить прошлое и жить новой жизнью. Без оглядки на то, что могло бы быть, если бы было что-то другое. Если хочешь жить в будущем, значит, в настоящем забудь о прошлом.
Реджи ласково на нее посмотрел.
– Зачем ты пошла на юридический?
– В каком смысле?
– Тебе явно нужно было идти на психологический.
Мэгги улыбнулась.
– Отправлю туда дочку.
– Смелое заявление! Осталось только обзавестись дочкой!
– Как мы с тобой знаем, Редж, сделать ребенка куда проще, чем его воспитать.
– Это точно, Мэг. Это точно.
Они обнялись и продолжили молча смотреть на ручей. Через пару дней Реджи приехал на вокзал, чтобы сесть на поезд, идущий в его края. Поезд ходил редко, поэтому опаздывать было никак нельзя. Парень уже готов был войти в вагон, когда ему навстречу почти вывалился пьяный пассажир, сопровождаемый служителями правопорядка. Пассажир ругался и упирался, полицейский и проводник пытались вытолкнуть его на платформу. Из-за возникшей сутолоки Реджи едва успел впрыгнуть в вагон. Он с облегчением выдохнул и подумал, что, опоздай он, пришлось бы ждать еще неделю. Друзьям он сказал, что едет на свадьбу к старому приятелю, который в детстве жил в соседнем доме. Почему-то парню категорически не хотелось посвящать кого-то в свои настоящие планы. Ему казалось, узнай сокурсники о его внезапном желании посетить родительский дом, то до конца дней носить ему прозвище «маменькин сынок». Объяснить себе, откуда взялась такая уверенность, Реджи и сам бы не смог. Одна лишь Мэгги знала его истинные намерения, но заверила Реджи, что даже подругам ничего не скажет. Реджи был рад тому, что поезд ночной и в купе больше никого не было. Он уснул сразу, как только убрал под полку портфель.
Реджи спал так крепко, что пропустил не только приход новых пассажиров, но и прибытие на свою станцию. Когда заспанный и взлохмаченный парень ехал в такси и смотрел на знакомые пейзажи за окном, он думал, что в этом городе ничего не изменилось за время его отсутствия. Наверное, и в жизни его семьи измениться ничего не могло. Когда Реджи оказался перед такой знакомой постриженной лужайкой и гравийными дорожками, на него нахлынули воспоминания о том, как маленьким он носился по этой лужайке, учился ездить на велосипеде по тротуару перед домом. Реджи увидел, что дверь приоткрыта, и решил зайти без стука. В доме все было таким, как и в день его отъезда. Все убрано, все на своих местах, не было видно следов нового ремонта, стояла та же мебель. Он молча ходил по первому этажу и думал о том, что домой теперь ему суждено приходить только в гости.
Его мысли прервал шум приближающихся со стороны лестницы шагов. Реджи пошел навстречу.
На лестнице показался полный мужчина со смуглым цветом кожи, он что-то писал, уткнувшись в смартфон. Когда он дошел почти до середины и поднял голову, то испугался, увидев появившегося из ниоткуда Реджи, уронил телефон и сам чуть не прокатился по ступеням.
– Бог ты мой, Реджинальд, – начал мужчина, поднимая телефон, – так ведь и в могилу свести недолго. – Он приложил руку к левой стороне груди и прислушался. – Колотится как бешеное, а мне это вредно!
– Мистер Стюарт, здравствуйте, – проговорил Реджи, узнав в мужчине соседа. – Извините, что напугал вас, но я приехал навестить родителей. – Реджи протянул Стюарту руку.
– Здравствуй, Реджи, – сосед немного успокоился и пожал руку парня. – Твои родители дней десять назад улетели в Европу по каким-то важным делам, они пытались мне что-то объяснить, но я ни черта не понял, – Стюарт махнул рукой. – Да и какая мне разница? Вот присматриваю за домом, поливаю цветы, лужайку, проветриваю комнаты и все в таком духе. А ты, парень, видимо, хотел сделать им сюрприз?
– Что-то типа того.
– Не расстраивайся, сынок! Хотя я бы и сам расстроился, узнай, что мой Кевин приехал меня навестить и не застал дома. Но ты же знаешь своих родителей, они всегда чем-то озабочены, с головой погружены в свою работу. Порой я завидую их трудоголизму. Всегда есть чем заняться, есть для чего жить! Да еще и сынишка вон какой красавчик вымахал. От девчонок, поди, отбоя нет, точно?
Реджи попытался изобразить беззаботную улыбку.
– Не то чтобы, сэр… Мистер Стюарт, я бы хотел отдохнуть с дороги, ключи от дома у меня есть…
– Да, да, понял тебя, сынок! Уже ухожу. Тем более все задания я уже выполнил. Так что располагайся, чувствуй себя как дома, если можно так выразиться, ведь это, в сущности, и есть твой дом. Я тут похозяйничал малость, отнес твой старый велик в подвал, ну тот, помнишь, на котором я вас с Кевином учил кататься, а то он в проходе стоял, прямо не обойти! А я человек тучный, как видишь, тяжело было ходить. Надеюсь, не обидишься?
– Конечно нет, мистер Стюарт. Я все равно не собирался на нем ездить!
– Хорошего дня, Реджи, если захочешь, заходи, дорога та же, что и в детстве.
– Спасибо, сэр, и вам хорошего дня и спасибо, что приглядываете за домом.
Стюарт улыбнулся напоследок, нацепил шляпу и покинул дом. Реджи остался один. Он чувствовал себя опустошенным. Парень сел на лестницу и попытался понять, как ему теперь быть? Он хотел позвонить родителям, но, как только открыл записную книжку, сразу отмел эту идею. Печаль сменилась злостью и обидой. В Реджи снова проснулся одинокий, всеми брошенный малыш.
Реджи решил, что теперь вряд ли когда-либо попытается выйти на связь с родителями. Теперь он точно будет жить своей жизнью, не вспоминая о них. А Мэгги скажет, что разговор состоялся, наврет даже, что рассказал родителям о ней, а они порадовались и дали добро на то, чтобы они продолжали свои отношения. В одночасье он объединил оба варианта, предложенные Мэгги, и получил третий, наиболее подходящий для его ситуации. Парень корил себя за то, что не придумал все это раньше, до покупки билетов, ведь он мог прилично сэкономить, просто потерявшись на пару дней где-нибудь за городом. Однако в глубине души Реджи теплилась надежда на совсем другой исход.
Сначала он хотел вернуться в университет сегодня же, ему не хотелось задерживаться в доме родителей. Потом прикинул, что слишком раннее возвращение послужит сигналом для Мэгги, что он что-то скрывает. Поэтому Реджи решил ненадолго задержаться, а заодно привести в порядок свои мысли. «А вечером навестить мистера Стюарта и спросить, как поживает Кевин», – решил Реджи и окончательно успокоился.
На удивление, Реджи спал крепким сном в своей детской комнате. Кровать была очень удобной, словно на ней никто никогда не спал и не прыгал. На следующий день молодой человек сел в поезд и покинул родной город в хорошем расположении духа. Приоритеты были расставлены. Теперь на первом месте в его жизни была Мэгги. Поздним вечером она встретила Реджи на вокзале, ей не терпелось узнать, как все прошло.
– Ну как съездил? Надеюсь, не зря? Рассказывай!
– Не торопись, Мэг. У нас есть целая ночь, чтобы все обсудить. Рассказывать придется много.
– Не страшно, мне нравятся твои длинные рассказы!
Они снова обнялись и двинулись к ближайшему такси.
Реджи с жаром рассказал придуманную им же самим историю, да рассказал так хорошо, что иногда ему самому казалось, что все это правда.
Поездка в родительский дом позволила Реджи понять, чего он действительно хочет от жизни. Время шло, отношения Реджи и Мэгги становились все крепче. Почти сразу после выпускного они поженились и переехали из общежития в небольшую квартиру. На свадьбе не было родителей Реджи, но он заверил Мэгги, что приглашение им отправил, но получил отказ в связи с тем, что в момент свадьбы они будут далеко. Мэгги была немного расстроена, но вида не подавала, так как не хотела огорчать будущего мужа в такой радостный день. Реджи отнесся к «новости» стойко. Реджи не связал свою жизнь с профессией юриста, а стал дальнобойщиком, тогда как Мэгги получила место в окружной прокуратуре, поскольку была самой примерной студенткой на потоке. Через несколько лет семейной жизни они накопили деньги на небольшой обшарпанный дом с неухоженной землей, привели его в порядок и переехали. Такую деятельность он выбрал, потому что его в конечном счете перестала привлекать перспектива копаться в стопках бумаг и разбираться в чужих проблемах, он хотел что-то менее ответственное. Со временем Реджи переквалифицировался в водителя собственной жены, которая делала головокружительную карьеру. Пришла пора подумать о ребенке. Реджи вызывался быть водителем не только Мэгги, но нескольких ее коллег, выполняя функции и таксиста, и курьера. При определенной прыткости Реджи удавалось зарабатывать приличные деньги, это дало возможность скопить кругленькую сумму, подстраховавшись на время декретного отпуска Мэгги. Рассчитывать на выплаты прокуратуры не приходилось. Через год на свет появилась малышка Анна.
Рождение Анны стало для семьи Мэгги и Реджи самым счастливым событием, впоследствии только усилившим их связь друг с другом. Оба родителя очень ждали эту девочку и надеялись, что с ней все будет хорошо. Так и оказалось. Малышка родилась здоровой и сразу же начала кричать так, что по ту сторону закрытой двери родильного кабинета стало ясно, что у ребенка характер будет волевой. Один из проходящих по коридору докторов, лысеющий, с уставшим, но доброжелательным лицом, заметив Реджи и поняв, что это отец крикуньи, похлопал парня по плечу и сказал:
– Какой у вас звонкий малыш, вон какая тяга к жизни, всем бы так.
– Спасибо. До сих пор не верится, что все прошло так быстро.
– И быстро, и хорошо. Легкие полностью раскрылись, вон как малышка кричит!
В этот момент открылась дверь, и из нее показался врач.
– Мистер Ральфс, можете заходить.
Реджи благодарно улыбнулся старику в коридоре и вошел к жене, которая держала на груди дочку.
– Поздравляю вас с первенцем, – сказал врач, – девочка здоровая, вес – три двести. Вы можете ее подержать.
Реджи подошел, и Мэгги с улыбкой передала ему маленький сверток, из которого на Реджи широко открытыми глазами смотрела Анна. Когда расфокусированный взгляд девочки скользнул по лицу Реджи, она слегка улыбнулась. В этом он мог бы поклясться.
Анна росла примерным ребенком. Ни в детском саду, ни в школе на нее никогда не жаловались учителя или другие ученики. Зачинщицей ссор Анна никогда не была. Но если конфликта было не избежать, то старалась использовать дипломатические разрешения трудных ситуаций. Этому ее учила Мэгги. Мать хотела, чтобы дочке было проще держать ситуации под контролем и выходить сухой из воды. Со временем характер Анны становился все более твердым, порой девочка могла быть резковатой и даже дерзкой. Родители видели эти перемены, но решили, что это просто особенности переходного возраста. Их любовь к Анне извиняла любые ее проступки.
Когда Мэгги вернулась в прокуратуру на ту же должность, с которой уходила, оказалось, что ее зарплата стала меньше. Но Мэгги была рада помочь мужу в наполнении их общего бюджета. Пока Мэгги была в декрете, Реджи подрабатывал барменом в ночную смену. Но даже при обилии спиртного вокруг Реджи свято хранил обещание, данное когда-то Мэгги, и не выпил ни капли алкоголя. Когда Мэгги вернулась на работу, Реджи оставил барную стойку и продолжил работать водителем. Теперь все ночи он проводил дома, и его дочь и жена были спокойны.
В школе Анна почти сразу оказалась в компании популярных девочек. Сверстники прислушивались к мнению маленькой мисс Ральфс, ее слово имело вес. Со временем, несмотря на резкий характер, Анна начала испытывать острую жалость к отстающим по программе ребятам. Девочка оказалась альтруистом и готова была помогать каждому, кто в этом нуждался. Однако этот период продлился недолго, став старше, Анна разочаровалась в некоторых одноклассниках («Мам, они ведь даже не помнят, что это я им помогала в прошлом году с контрольными и экзаменами») и решила больше времени уделять самой себе.
Уже в средней школе Анне начала нравиться психология. Она считала, что благодаря этой науке можно многое узнать о человеке, например, понять, что от тебя скрывает собеседник или действительно ли он пытается тебя обмануть. Однажды Анна рассказала о своем увлечении маме, чем приятно ее удивила. Мэгги хотела, чтобы ее дочь однажды выбрала именно психологическое направление, и всячески поощряла интерес дочери к этой науке. Реджи тоже был не против, он обожал дочку и полностью доверял жене – если Мэгги сказала, что это хорошо, значит, так оно и есть.
Однажды Анну, как многих в ее школе, потрясло одно неприятное событие, произошедшее накануне летних каникул.
В классе у одной девочки заболел живот. Ее отпустили с уроков домой, но попросили Анну проводить бедняжку, поскольку им было по пути. Разумеется, Анну в этот день тоже пришлось отпустить пораньше. Она помогла девочке выйти во двор школы, а потом и на улицу.
– Кари, как тебя угораздило-то? Что ты успела съесть? – взволнованно спрашивала Анна у согнувшейся от боли спутницы.
– Мы далеко от школы ушли? – в голосе Кари слышалось страдание.
Анна обернулась и прикинула расстояние.
– Где-то метров двести, может, триста.
После этих слов Кари сразу разогнулась и довольная посмотрела на Анну.
– Так ты всех обманула? – Анна была изумлена.
– И что? У меня на это есть причина. Даже две!
– И какие же?
– Первая – на следующем уроке контрольная, а я не готова от слова «совсем».
– Допустим, а вторая? Чего замолчала?
– Вторая более личная.
– О таком не говорят или что?
– Анна, не заводись, я не просто так сбежала с уроков. Я же не знала, что кого-то отправят вместе со мной.
– А я и не завожусь, мне просто, черт возьми, интересно, что такого могло случиться? Дело явно не в контрольной. Она скорее для отвода глаз или, как говорит моя мама, – «сплошная профанация».
– Ну ладно, скажу… Только это между нами! Все дело в Эрике Кристенсене.
– В этом клоуне? Который, кроме дурацких приколов, ни на что больше не способен?
– Да, именно так.
– И при чем здесь этот придурок?
– Помнишь историю, когда девочки из старших классов лезвием от бритвы пытались свести татуировку?
– Помню, их обеих увезли тогда в психушку. А как это связано?
– Как ты знаешь, мой отец довольно… строгий, за словом в карман не лезет… Затрещину от него получить вообще не проблема. Но у него тоже есть татухи. Когда-то по молодости он общался с «плохими парнями», я толком не знаю, что там было, но… ты понимаешь…
– Проблемы с законом?
– Ну… типа того, – неохотно ответила Кари. – Так вот, с тех пор он весь в каких-то дурацких татуировках… Однажды Эрик увидел его в нашем магазине, папа что-то разгружал и снял майку. Ну вот, этот придурок Кристенсен разглядел его татухи, нашел в школьном журнале телефон, позвонил и предложил снять лезвием от болгарки его татуировки. И ржал в трубку как сумасшедший.
– Что за бред! – Анна была поражена глупостью одноклассника.
– Так и есть! Отец завелся и пытался вытрясти из меня имя этого приколиста. Я знала, что это Эрик, слышала, как он хвастался своим дружкам, но отцу сказала, что не знаю. Папаша здорово разозлился, даже отвесил мне несколько подзатыльников.
– Так, а почему ты не сказала? Пусть бы с ним разобрался. Глядишь, этот идиот бы успокоился… Я про Кристенсена! – спохватилась Анна.
– Потому что я боялась, что одним подзатыльником дело не обойдется, понимаешь! – Кари помрачнела. – Отец… он… Ну как бы это сказать… не совсем адекватный, когда разозлится. От него всякого можно ждать. Теряет контроль. Честно? Я просто испугалась, что папашу опять упекут.
– Кошмар! А дальше что было?
– Я решила сама разобраться. Папаша просто из берегов вышел, вопил как потерпевший, даже дрался. У меня руки чесались отомстить этому гаду Кристенсену. Я нажаловалась завучу, что он лазает девочкам под юбки. Вызывали его родителей, и были разборки. Я решила, пусть и его предки устроят Эрику «сладкую» жизнь, какую мне устроил папаша! Кристенсен, естественно, орал, что ничего такого не делал, но на столе директора лежала анонимка, и отмахнуться нее было не так-то просто.
– А почему анонимка?
– Ну не могла же я подписаться своим именем! Этот придурок прибил бы меня!
– Умно.
– Я тоже так думала. И эффект был, Эрик притих и больше не «прикалывался». А сегодня как-то странно на меня смотрел весь день. Мне это не понравилось, по-моему, он что-то заподозрил… Короче, я решила сбежать пораньше, чтобы с ним не сталкиваться. Надеюсь, за выходные он успокоится.
– Ты не думала после школы заняться борьбой с преступностью, а?
– Нет уж, спасибо, оставлю это вам, мисс Ральфс.
– Эй! Девочки! – раздался мальчишечий голос позади.
Они обернулись и увидели приближающегося Эрика Кристенсена.
– Я смотрю, тебе, Кари, стало лучше, раз вы тут хихикаете посреди улицы.
– Чего тебе надо, Кристенсен? Анна помогает мне дойти до дома.
– Я тоже могу помочь.
– Не надо, мы уже почти пришли.
– Вы еще даже до парка не дошли. Твой дом дальше! И хватит притворяться, ничего у тебя не болит. Короче, я знаю, что ты злишься из-за того, что я немножко потроллил твоего старика. Предлагаю оставить все разногласия в прошлом. Оба получили. Поигрались, и хватит.
Анна была удивлена не меньше Кари тем, что Кристенсен оказался способен принять здравое решение.
– Я подумаю, – сказала Кари.
– А пока думаешь, раз уж мы все ушли с уроков, предлагаю в парке поиграть в прятки.
Анна и Кари переглянулись.
– В принципе, можно, час до окончания уроков еще есть, – пожала плечами Кари.
– Я, пожалуй, с вами, – сказала Анна.
– Отлично! Тогда пойдемте, – приободренный, Кристенсен заулыбался.
В городском парке, больше похожем на лес с вековыми деревьями, встретить кого-нибудь можно было в любое время суток. Веселые студенческие компании являлись под вечер, чтобы расположиться на «пенсионерских» лавочках, а собачники разгуливали по аллеям, сменив мамаш с колясками. Однако сегодня парк был на удивление безлюден. Ребята прошли по тропинке в густую чащу. Детские качели, песочницы и площадки для игр остались позади. Кругом были только мощные стволы деревьев.
– Кто первый водит? – спросил Кристенсен.
– Давайте на «камень, ножницы, бумага», – предложила Анна.
Анна и Кари показали ножницы, а Кристенсен – бумагу.
– Хорошо, я вожу, но только до десяти! – Эрик нехотя начал считать: – Раз. Два. Три…
Анна побежала вниз по склону и спряталась в детском игровом домике, а Кари спряталась недалеко от Кристенсена за старым необъятным дубом.
– Я иду искать! – раздался возглас Эрика, и девочки притаились.
Анна, кроме шелеста листвы, не слышала ничего. Ни шагов, ни голосов. Лишь где-то вдали мелькнули силуэты гуляющих людей, вскоре исчезнувшие в тени дубравы. Она попыталась разглядеть, кто же там ходит? Но подкрался Кристенсен и напугал ее почти до потери сознания.
– Дурак, зачем так пугать?! – вскрикнула девочка.
– Для пущего эффекта, чтобы не расслаблялась! – рассмеялся Эрик.
Потом они вместе нашли Кари и снова начали выбирать ведущего. Анна и Кристенсен показали камень, а Кари – ножницы.
– Хорошо, начинаю считать. Кто не спрятался, я не виновата! Раз. Два. Три…
В этот раз Анна решила спрятаться за холмом. Когда девочка поднималась по тропинке, она услышала глухой звук от падения чего-то тяжелого. Анна поспешила назад и увидела, что Кари лежит возле бетонной площадки с люком. Вокруг головы девочки скопилась лужица крови, Кари была без сознания. Рядом стоял бледный Кристенсен, он с ужасом смотрел на лежащую Кари.
– Кари! Кари, что с тобой? – Анна бросилась к однокласснице, но вовремя вспомнила, что трогать ее до приезда скорой нельзя. – Господи, Кари… Ты жива?
Неожиданно Анна заметила, что шнурки кроссовок Кари связаны между собой.
– Кристенсен! Что здесь произошло? Это ты сделал, да? Хотел в очередной раз приколоться?
– Я… не знаю… как так вышло… Я не хотел… Она сама повернулась к люку…
– Черт побери, Кристенсен! По-моему, она не дышит! Что стоишь как столб! Вызывай скорую!
Мальчик растерянно похлопал себя по карманам.
– Я… Я не знаю, я, кажется, забыл телефон…
Анна готова была закричать от отчаянья. Ее телефон разрядился еще утром. «Почему, ну почему я его не поставила вечером на зарядку?» – корила себя девочка.
– Слушай, Эрик. Оставайся с ней, а я побегу в школу, позову кого-нибудь!
– Я… не знаю… как так вышло… Я не хотел… Она сама повернулась к люку…
Анна поняла, что Эрик в шоке, и, махнув на него рукой, побежала в школу. Она ворвалась в класс и, едва переведя дыхание, рассказала о случившемся.
Учительница вызвала в парк скорую помощь, а сама побежала вместе с Анной на место происшествия.
Когда они добрались, то увидели только кровавую лужицу у злополучного люка. Дети пропали.
Вызвали полицию. Анна рассказала все в мельчайших подробностях. Вскоре примчались взволнованные Мэгги и Реджи. Анна была рада их увидеть, как никогда раньше. Она еще раз рассказала всю историю, но только уже родителям, после чего Мэгги взяла дело под свой контроль.
Первые улики появились довольно быстро. Поверхность холма недавно разрыхлили, чтобы засеять травой, поэтому следы хорошо отпечатались в нескольких местах. Помимо следов от обуви детей были отпечатки еще одной пары обуви, явно принадлежавшей взрослому мужчине. В конечном счете тела детей нашли спустя десять дней на бывшем военном складе. Как показало вскрытие, Кари умерла в день похищения от потери крови. У девочки было тяжелое повреждение головы. По заключению патологоанатома, девочку можно было спасти, если бы в тот же день ей оказали помощь. Кристенсен лежал рядом со вспоротыми животом и грудной клеткой, из которых были извлечены органы, предположительно на продажу. По словам судмедэксперта, органы доставали, когда ребенок еще был жив и, возможно, даже в сознании. Расследование заключило, что девочку могла постигнуть та же участь, если бы она не скончалась раньше времени.
– Но почему тогда преступник не избавился от тела? – интересовалась у специалиста Мэгги, когда читала отчет.
– Потому что он использовал ее тело для сексуальных утех.
В теле была обнаружена довольно свежая семенная жидкость. На основании анализа этой жидкости провели сравнение с образцами из специализированных банков. Стопроцентное совпадение образцов вывело следственную группу на некоего Гренди Грендса. Ни работы, ни семьи, никаких дополнительных сведений. Однако в базе имелось место жительства Грендса.
Группа захвата застала Гренди врасплох. Он что-то расфасовывал по непрозрачным целлофановым пакетам. В доме стоял жуткий гнилостный запах. Судмедэксперт заключил, что в пакетах были органы Кристенсена.
Преступник оказался маньяком, без всякой помощи Мэгги он получил пожизненное заключение. Дело было раскрыто.
Эта история оставила неизгладимый след в сознании Анны. Она понимала, что если бы осталась в тот день вместе с ребятами, то тоже могла оказаться жертвой маньяка. Пока велось следствие, Анна боялась одна ходить из школы, ей все время чудилось, что ее кто-то преследует. Ей казалось, что в каждой машине сидит маньяк, готовый ее схватить, а за каждым деревом прячется преступник с ножом. В каждом шорохе или дуновении ветра девушка слышала зазывающий шепот психопата. Две недели Анна провела на успокоительных и ночевала в спальне родителей.
После закрытия дела Анна постепенно пошла на поправку, и ее жизнь вернулась в прежнее русло. Но после этих событий она окончательно утвердилась в желании научиться разбираться в человеческом сознании. Со временем она выпросила у мамы материалы по делу Гренди Грендса, чтобы изучить его показания и получить из них ценный опыт составления психологических портретов. Первый опыт.
Как Мэгги и хотела, Анна поступила на отделение прикладной психологии. Большая часть сбережений семьи была вложена в это образование Анны: от самого обучения до оплаты жилья.
– Мам, скажи папе, что я хочу найти подработку! Хотя бы на съем жилья будет хватать, – в одном из телефонных разговоров предлагала Мэгги дочь.
– Не надо, радость моя, у нас с папой все и так хорошо, верно, Реджи? – та поднесла телефон к уху Реджи.
– Да, золотце, у нас все хорошо, тем более учеба же не вечная.
Анна улыбнулась и смахнула слезу.
– Да, спасибо, вы у меня лучшие.
– Это ты у нас лучшая, малышка, – говорила уже Мэгги.
Анна никогда не демонстрировала на публике свои отношения с родителями. Девушке казалось, что это можно принять за слабость, к тому же она боялась обнажать свои болевые точки: вдруг кто-то попробует ею манипулировать? Разговаривать с родителями Анна предпочитала только в уединении. Даже в собственной комнате она старалась найти уголок, в котором чувствовала себя в безопасности. Анна была прилежной студенткой, старалась все делать вовремя, не запускать никакие предметы и не попадать на пересдачи, чтобы в каникулы со спокойной душой ездить домой. Она не стремилась стать душой компании, но и в одиночестве не сидела, у нее появилось несколько подруг, каждую из которых она считала по-своему уникальной. Анна с удовольствием проводила время со своими девчонками, но, когда речь заходила о ночных вечеринках с крепким алкоголем, Анна категорически отказывалась составить им компанию. О личной жизни девушки тоже ходили легенды. Она гораздо больше интересовалась учебой, чем общением с парнями, но подругам казалось, что с такой внешностью и фигурой у нее от ухажеров отбоя нет. Только где же Анна их прячет? Загадку многим хотелось отгадать.
– Слушай, Анна, а сколько парней смогли растопить твое сердце? Ну или не только сердце… – пьяно хихикая, спросила Джейн, когда девушки возвращались в такси из клуба. Джейн была большой любительницей веселых тусовок, но в тот вечер, перебрав, едва смогла позвонить Анне и попросить, чтобы та забрала ее домой.
– Не так уж много, – холодно ответила Анна. Она как раз готовилась к коллоквиуму, когда позвонила Джейн и заплетающимся языком объявила, что уснет сейчас прямо на лавке, если Анна за ней не приедет.
– Да знаю я вас, таких тихонь, как раз вам обычно чаще остальных приходится стирать постельное белье.
Анна слегка приподняла брови и строго посмотрела на пьяную подругу, но та была уже не в состоянии что-либо сказать, а только невнятно бормотала во сне.
С компьютером Анна, что называется, не дружила. Несмотря на цепкий ум, «уверенным пользователем» девушка так и не стала. Особенно заметным это сделалось, когда на старших курсах начался курс «цифровое обеспечение психологии», в котором она не понимала даже названия. Работа со всякими таблицами, редакторами – все это для Анны было страшно и непостижимо. Тогда она и познакомилась с Клариссой. Девушки подружились, но и предположить не могли, что впоследствии жизнь сведет их в столичном отделении полиции.
Как-то Анна увидела сидящую на большом подоконнике Клариссу. Девушка что-то слушала через наушники.
– Кларисса, привет! – решилась обратиться к ней Анна.
– Привет! – Кларисса вытащила один наушник и отсалютовала им Анне.
– Ты, наверное, меня не знаешь, меня зовут Анна, я с прикладной психологии…
– Знаю, ты ж одна из лучших в группе, общие преподаватели часто тебя упоминают и ставят в пример.
– Ого, ничего себе, даже и подумать о таком не могла.
– Тем не менее это так. Ты что-то хотела?
– Да… Понимаешь, мне нужна помощь с работами по цифровому обеспечению. Мне подсказали, ты в этом здорово разбираешься и… можешь помочь… Если, конечно, у тебя есть время, – неуверенно проговорила Анна.
– Да там сложного ничего нет, – голос Клариссы звучал доброжелательно. – А какая именно тебе нужна помощь? Что-то не получается настроить?
– Ну… Скажем так, помощь по полному выполнению работ с нуля и до конечного результата.
– Даже так, – Кларисса понимающе усмехнулась. – Ясно. Какие именно работы тебя интересуют? – голос ее стал деловым. – Я про номера.
– Весь курс.
Кларисса удивленно подняла брови.
– Ого! Все настолько плохо с компьютерами?
– Ну да… Я вообще ничего в этом не понимаю! – в голосе девушки сквозило отчаянье.
– Но ведь по работе в любом случае придется с различной техникой взаимодействовать.
– Да, вот тогда и разберусь, как что включать и как куда нажимать.
– Хорошо, я тебе помогу.
– Спасибо, а что по цене?
– Давай поговорим по факту. Я пока сама не знаю, полный курс у меня еще никто не заказывал. Самой интересно!
– Хорошо, Кларисса. Тогда будем на связи? Я тебе напишу?
Кларисса кивнула, и Анна хотела уйти, но решила задержаться, она почувствовала в Клариссе нечто необычное.
– А можешь объяснить, как у тебя получилось найти общий язык с компьютером?
Кларисса тихо рассмеялась.
– Странный вопрос… В двух словах не ответишь! Наверное, это своего рода талант.... С компьютером нужно говорить, понимаешь? Не знаю, как это объяснить, но он меня слышит. Он гораздо надежней многих людей, да и разбираться в том, что на самом деле он думает о тебе или о ситуации, не нужно. Если с ним что-то не так, то причину всегда можно найти различными, годами проверенными способами. С людьми так нельзя, они каждый раз придумывают что-то новое.
– А мне кажется, что у меня как раз наоборот.
– Тебе проще разбираться с людьми?
– Не с людьми, а в людях.
– Значит, ты хорошо понимаешь людей. Такое не каждому дано! Откуда это у тебя?
– Само пришло, а может, гены, не знаю. – Секунду помолчав, Анна осторожно продолжила: – Не хочу без приглашения влезать на чужую территорию, но мне кажется, твоя ситуация тоже возникла не на пустом месте. Возможно, в детстве произошло что-то, что заставило тебя разочароваться в людях.
Кларисса была удивлена, было видно, что девушка не привыкла разговаривать о себе.
– В каком-то смысле ты права, Анна, я не просто так дистанцируюсь. Но это разговор не для коридора, где полно народу.
Кларисса рассмеялась и спрыгнула с подоконника.
– Но, если честно, полным разочарованием в людях я это назвать не могу. Просто меня с детства учили, что никогда не нужно ничего ждать от других, тогда тебя и не постигнет разочарование.
– Мудро. Что-то в этом точно есть. Если захочешь поговорить, то пиши.
– Обязательно.
Но разговор так и не получился. Анна забрала у Клариссы готовые работы, и девушки больше не виделись. До того самого момента, пока не столкнулись нос к носу в отделении полиции. Здесь девушки и подружились. На последнем курсе у Анны появился новый для университета предмет – психогеометрия, в основе которой лежит понимание человека через его физические характеристики. Университет хотел следовать последним трендам в области образования, в связи с чем и ввел этот предмет. Поколения студентов, учившихся до Анны, умудрились получить отличное образование и без этой дисциплины. Из-за чего многие сокурсники девушки были, мягко говоря, не в восторге: списывать работы было не у кого. Вести предмет поручили молодому аспиранту Дэвиду Роулю.
Анне он показался высокомерным, чванливым и гордым человеком, который не способен идти на контакт или уступки. Но через некоторое время стало ясно: профессор Роуль ценит прилежных студентов и всегда готов пойти им навстречу. Во время одной из последних работ Анна часто у него консультировалась: предмет был новый, и информации в свободных источниках было не много. Дэвид ни разу не отказал ни Анне, ни другим студентам, посягавшим на его личное время. Со временем Дэвид стал казаться девушке вполне приятным человеком. Преподаватель тоже хорошо относился к Анне и часто говорил, что у нее есть голова на плечах, и голова эта неплохо соображает. Постепенно между Анной и Дэвидом завязалось некоторое подобие дружбы. И однажды, засидевшись в рабочем кабинете допоздна, Роуль, пренебрегая университетскими правилами, пригласил девушку на ужин.
– А не слишком ли ты молодой для преподавателя? – после бокала вина студентка и преподаватель перешли на «ты».
– Не обязательно быть седовласым старцем, чтобы преподавать людям, – отшутился Дэвид.
– А почему руководство назначило именно тебя?
– У них просто выбора не было.
– В каком смысле?
– Это довольно узкопрофильный предмет, его мало кто захочет изучать, чтобы потом еще и преподавать.
– Но ты захотел?
– Нет, я до прихода к вам знал не больше того, что написано в «Википедии».
– Шутишь! – засмеялась девушка.
– Шучу. Конечно, мне пришлось потрудиться, чтобы дойти до приличного уровня. Но, честно скажу, тонкости этой науки я постигаю вместе с вами. В процессе преподавания.
– Но зачем тогда ты согласился? Тебе ведь это не нравится.
– Да, но мне предложили ученую степень через два года преподавания этого предмета. А это мне уже понравилось.
– Но… ты ведь профессор? – удивилась девушка.
– Всего лишь традиционное обращение. Если говорить о должности, то, пожалуй, да. А если о звании, то нет. Я всего лишь лектор, Анна.
– А степень тебе для чего?
– Да просто для себя.
– Для себя?
– Да.
– Или для родителей? – поддела Роуля Анна.
– И для себя, и для родителей. Впрочем, это в любом случае неплохо – быть доктором психологии в таком возрасте. А там уже и сменю работу. Правда, на какую – пока сам не знаю, но время определиться еще есть. А ты?
– Что я?
– Ты хочешь работать практикующим психологом?
– Да, но как получится, бог его знает.
– Почему?
– А вдруг не получится.
– Брось, Анна, ты талантливая студентка. В наше время это редкость.
– А толку?
– Не понял.
– Не всегда талант обеспечивает хорошую работу.
– Логично, но жить же на что-то нужно.
– Ну мне страшно это представить.
– Занятие нелюбимым делом?
– Да.
– Большая часть планеты так работает, и ничего, вроде живут как-то.
– Трудно поспорить.
На первых свиданиях Дэвид старался казаться закрытым и циничным человеком, однако со временем он смягчился, Анне удалось пробить его броню. Он стал чаще рассказывать о своей жизни, о своей семье, мечтах и чувствах. Анна была рада, что в конечном счете смогла «исправить» человека, который был ей небезразличен.
После того как Анна окончила университет, они решили жить вместе. Анна и Дэвид были той парой, в которой каждый хотел чего-то своего и мало задумывался о мнении и желаниях партнера. Практически с первых дней жизни с Дэвидом Анна поняла, что выстроить отношения будет непросто. Однако молодые люди не спешили с окончательными выводами, считая трудности просто привыканием друг к другу.
Почти сразу после начала романа с Дэвидом Анна почти перестала общаться с университетскими подружками. Их дружба закончилась скандалом, учиненным Джейн, которая считала, что на успеваемость Анны влияют вовсе не ее старание и ум, а исключительно расположение Дэвида. Джейн уверяла каждого, кто готов был ее слушать, что Анне достаточно раздвинуть ноги, чтобы все проблемы с учебой были решены. Сама бывшая подруга была отнюдь не прочь воспользоваться этим методом и даже поначалу просила Анну помочь ей подобраться к молодому профессору. На это Анна только разводила руками. И Джейн преисполнилась к «этой потаскушке Ральфс» настоящей черной зависти.
– И ты хочешь мне сказать, что никто не «помогает» тебе в учебе? – спрашивала взвинченная Джейн, стоя на ступенях университета.
– Джейн, я сто раз уже говорила, что отношения с Дэвидом не сказываются на оценках.
– О, а вот я думаю – как раз наоборот. Ты в прошлом месяце всего пару раз появилась на парах у деда, который периодически помогает твоему Дэвиду, и при этом он тебе поставил «отлично».
– Я про это ничего не знаю.
– Да, конечно. Не знает она. Своим языком ублажаешь Дэвида, а он тебе за это оценки завышает!
– Джейн, ты вообще соображаешь, что городишь?! – Анна начинала выходить из себя. – Если тебе нужно «покровительство» в учебе, то искать его явно нужно не в клубах и барах.
– Зато ты отлично знаешь, где его искать надо! Конечно! В клубы и бары ты не ходила, все паинькой прикидывалась! Лучше бы ты тусила, как все, а не лезла в постель к преподам!
– По крайней мере, я не надираюсь в стельку и не лезу в постель к первым встречным!
– Это называется жизнь! Нормальная студенческая жизнь! А ты корчила из себя недотрогу, а на самом деле только и ждала случая, как бы продать себя подороже!
– Это не называется нормальной жизнью. Это называется… развратом!
– Я не поняла, ты меня сейчас шлюхой, что ли, назвала?
– Проснись, Джейн! Да тебя только ленивый так не называет!
– Да пошла ты! Строишь из себя невинную принцессу, занятую и недоступную, а сама просираешь жизнь с какими-то престарелыми ботанами ради хороших оценок. Просто противно! И это вместо того, чтобы общаться в нормальной компании! А еще подруга, называется!
– У них хотя бы словарный запас побольше, чем у некоторых. И это мне противно даже стоять с тобой рядом, Джейн. Не было никакой дружбы. Мы просто проводили время в одной компании, которую ты, к слову, тоже просрала.
Вскоре после столь откровенного разговора девушки закончили университет и больше никогда не встречались. Когда с прошлым было покончено, Анна и Дэвид зажили жизнью, очень похожей на семейную. Он забрал у своих родителей котенка по кличке Китти и перевез часть своих вещей в квартиру Анны, которую для нее снимали ее родители. Дэвид продолжал работать преподавателем, в то время как Анна пыталась устроиться на работу психологом. В одной из частных клиник, где хотели открыть кабинет психолога, Анне предложили довольно скромную зарплату, которой едва хватало бы на уплату аренды. Анна решила, что если в частной клинике предложили такие деньги, то рассчитывать на госучреждение вообще не стоит.
– В общем, мам, я, честно говоря, очень расстроилась, даже не знаю, как буду смотреть в глаза Дэвиду. Уже прошло столько времени, а я все без работы, – Анна разговаривала по телефону, стоя на небольшом балкончике с металлическим ограждением.
– Деточка, не расстраивайся, что-нибудь найдется, обязательно. В жизни так всегда бывает, с первого раза мало что получается.
– Может, ты и права, но время-то идет, не хочется, чтобы жизнь превратилась в ожидание.
– Ты так говоришь, будто жизнь кончается в сорок. В сорок она только начинается.
– Обычно так говорят мужчины.
– Да не просто говорят, это у многих жизненная аксиома.
Они обе рассмеялись в телефон.
– Ладно, мам, как будут новости, позвоню.
– Звони, родная, буду рада тебя слышать. Или приезжай почаще, мы с папой так скучаем!
В течение некоторого времени Анна попыталась устроиться в частную клинику, но зарплаты везде были примерно одинаковые. Тогда девушка решила узнать, сможет ли она открыть собственный кабинет. Она начала поиски хорошего места, но потом, выяснив, сколько будет стоить аренда, совсем приуныла. Анна понимала, что нельзя забывать и про рекламу. Подбив смету, Анна с грустью признала, что даже при полной загруженности она едва ли покроет все расходы.
«Если даже брать на это все кредит, то первые лет десять придется работать только на выплату по долгам, не считая трат на остальную жизнь», – думала она.
Дэвид заметил перемены в настроении Анны, а когда наткнулся на ее блокнот с расчетами, то собрал весь пазл воедино. Он не ожидал увидеть таких низких цифр в зарплате психолога и таких разгромных цифр в открытии своего собственного дела.
«А это она еще не учла налоги», – подумал Дэвид.
– В общем, вот так, мам, открывать свое дело – тоже не вариант. Разве что у вас есть лишние деньги, – снова говорила по телефону Анна.
– Лишних денег не бывает, солнце. Но у нас с папой есть радостная для вас с Дэвидом новость.
– Какая?
– Мы с твоим отцом выкупили квартиру, в которой вы живете, и теперь за аренду платить не нужно. Теперь это твоя квартира, Анна.
Анна растерялась и не знала, как реагировать на слова Мэгги.
– Боже, мам, это так неожиданно. Спасибо. Спасибо большое.
– Мы с папой через пару дней приедем проведать вас. Заодно привезем все документы. Тогда и поблагодаришь.
– Конечно, мам, будем ждать.
Дэвид случайно подслушал этот разговор и понял, что у Анны теперь есть свое жилье, о котором она сама скоро ему расскажет. И тогда он решил не тянуть, а сделать ей предложение прямо во время визита родителей девушки.
Все удивились, как скоро после начала отношений они расписались.
Корыстных целей Дэвида никто не заметил. Молодой человек был хорошо воспитан и умел произвести нужное впечатление. Однако он был убежден, что зарплаты простого преподавателя, даже с учетом научной степени, для хорошей жизни хватать не будет, поэтому он начал продавать своим студентам наркотики. Дэвиду не составило труда по определенным признакам вычислить тех, кто употреблял запрещенные вещества, и войти к ним в доверие. Теперь университетским наркоманам не приходилось ломать голову над тем, где купить очередную дозу. Дэвид нашел поставщиков наркотиков и пообещал подельникам, что будет продавать товар в приличных количествах, пользуясь защитой тещи-прокурора. Он понимал, что Мэгги вряд ли захочет, чтобы ее дочь или ее саму компрометировали. Взамен он просил скромные двадцать пять процентов. В итоге сошлись на двадцати процентах. В это время Анна была близка к тому, чтобы разочароваться в жизни, с работой так ничего и не клеилось, отношения с мужем становились все хуже. Когда Анна случайно узнала о занятиях мужа, она в ужасе пожаловалась родителям. Мэгги хотела прикрыть дело Дэвида, но боялась огласки. Поэтому предложила дочке пойти работать в полицию.