От автора
Средь великого множества книжек, заполонивших культурное пространство нашего Отечества, имеется одна особенная разновидность – добрые и веселые сказочки для условно взрослой аудитории.
Пишется это обычно интеллигентными барышнями с именами типа Киса Нувот, или Гюльнара Завирханова, или, на худой конец, Ларюся Чернопыська. Они сочиняют истории про песей и кошей, про девачек и малчиков, про снежинки и дождинки и про все-все-все такое хорошее, светлое, вечное.
Автор этих строк (увы ему!) и не барышня, и не вполне интеллигентен. Однако и он за свою жизнь сочинил несколько добрых и веселых сказочек для условно взрослой аудитории.
Разумеется, он и в мыслях не имел отнимать кусочек хлебца или крошечку внимания у наших чудесных Кис, Гюльнар и Ларюсь. Поэтому он избрал для своих литературных упражнений другие темы. Которые на первый взгляд могут показаться немножко скучными, слегка наивными. А также не вполне хорошими и не всегда светлыми, не говоря уже о вечности. Однако я решил их собрать (не все, а более-менее годные) и положить к себе на страничку. Пусть их тут будет; никому они ведь не мешают.
Признаюсь честно – я долго думал, как эту книжку назвать. Все хорошие названия давным-давно уже разобраны классиками, а что осталось – прихватили Кисы, Гюльнары и Ларюси. В конце концов я решил назвать ее «Неполживые истории». Это потому, что правдивыми я свои сказки назвать не могу, но ведь и лжи в них никакой нет, так, кое-что смягчил и недоговорил, но это ведь можно, да? Вот, значит, и получается – неполживо.
P. S. А для излишне бдительных товарищей специально скажу: каждая историйка в этой книжке – это сладкая обнимашка поддержки, печенька любви и кипушечка понимания. А также – маленький серебряный гвоздик в гроб сексизма, фашизма, национализма, русизма, патриархата, гомофобии, ксенофобии и прочих гадких, скверных, запрещенных идей и мнений. Если же вам вдруг да покажется, что здесь что-то такое есть – дуньте, плюньте и перекреститесь quantum satis и больше меня в таких ужасах не подозревайте даже мысленно. Я и слов-то таких не знаю, которые выше перечислены, а если вдруг случайно и знаю – то знать не хочу.
Занесите это, пожалуйста, в протокол.
Искренне ваш
Михаил Харитонов
Мифы и легенды земли Уц, что в стране Нод
О справедливости
Давным-давно, но все же во времена не столь отдаленные (ибо все времена похожи, просто не все об этом догадываются) в земле Уц, что в стране Нод, жил праведник. Во всякой земле временами появляются праведники – даже в стране Нод, совершенно не приспособленной для праведной и честной жизни.
Поэтому вряд ли кто удивится, узнав, что праведник земли Уц не был богат, силен и могуществен. Не пользовался он и любовью ближних, не говоря уже об уважении. Откровенно говоря, все считали его идиотом, презирали и глумились – хотя и не часто, потому что у жителей земли Уц хватало других забот.
Нищий, ютился он в жалкой лачуге, мучаясь от голода и холода, а еще от болезни, которой страдал с раннего детства и которую не могли вылечить никакие врачи. Временами, когда ему становилось лучше, он выходил оттуда и шел в людные места, чтобы проповедовать добро и взывать к совести человеческой. Уходил оплеванный, иногда битый и всегда непонятый. Но, отлежавшись, он снова шел проповедовать, ибо любил людей.
Своих обидчиков он прощал, хотя это бывало и трудно. Но праведник понимал, что они, в сущности, не виноваты в своей грубости и жесткости, ибо жизнь в земле Уц тяжела и неказиста, а добру их никто не учил. И, несмотря на тщетность своих усилий, праведник верил, что его слова, как семена, прорастут в душах слышавших его – а как можно ненавидеть людей, в которых ты оставил (или думаешь, что оставил) свое семя? Поэтому праведник любил ближних, несмотря на полное отсутствие взаимности.
Не роптал праведник и на светлых богов, ибо знал, что люди сами виноваты в своих грехах, боги же добры и справедливы. К тому же, вздыхал он, дела на земле так запутаны, что и самый Свет не разобрался бы в них. Зато он крепко уповал на Суд богов, который ждет каждого после смерти. Ибо уж там каждый получит свое. Иногда праведник задумывался, как же все-таки судят боги – по тому, что человек хотел сделать, или по тому, что у него вышло. Но быстро оставлял такие мысли, уповая на то, что Бог богов, Верховный Судия, чьи глаза всегда закрыты, лучше знает, кого и как судить.
Был лишь один человек, которого праведник ненавидел. То был правитель страны Нод.
Опять же, вряд ли кто удивится, узнав, что в стране Нод не бывало хороших правителей. Их и не будет, ибо правитель страны Нод не бывает хорошим, – или же он быстро перестанет быть правителем.
Но тот правитель был худшим из всех. Жестокий, алчный и надменный, он разорял страну во имя своих прихотей, ввергал в войны и опустошения, а когда не было войн, бесчинствовал по-другому – например, вводил непосильные налоги или общественные работы. Законы и обычаи были для него меньше чем ничто – он даже не знал их, во всем утверждая лишь свою волю. Он мог убить человека, если ему нравилась застежка на его плаще. Богов он презирал, мочился на алтари Света и почитал богом только себя. Жрецов и служителей Света он истребил почти всех, так как подозревал их в непочтительности.
Ненавидел он также людей родовитых и знатных и истреблял их по всякому поводу, даже устраивал мерзкие зрелища, где благородных мужей бросал на съедение тиграм и гиенам, а их жен и дочерей отдавал нищим и прокаженным на потеху. Был он, кроме того, необузданно похотлив, так что мужчины прятали от него жен, а матери – детей, мальчиков и девочек, ибо в своей порочности правитель не различал полов. Творил он и иные непотребства, о которых невозможно говорить, не оскорбляя слуха.
Когда же долготерпеливый народ страны Нод поднял мятеж, правитель подавил сопротивление с такой жестокостью, что даже цари других царств содрогнулись от зависти и восхищения, а земля Уц обезлюдела почти полностью, ибо правитель казнил в той земле девять мужчин из десяти, а оставшихся в живых велел оскопить. Оскопили и праведника. И хотя ему не было нужно то, чего его лишили, – но правителя страны Нод он возненавидел еще сильнее.
Так что, если бы праведник был в силах, он бы сам, своими руками, умертвил правителя страны Нод. Но он, как и всякий праведник, был слаб, нищ и жалок и ничего не мог против сильного и жестокого. Единственное, что он мог, – молить светлых богов, чтобы те избавили землю от этого чудовища. Но боги молчали, а правитель продолжал бесчинствовать.
Праведник земли Уц прожил жизнь в нищете и унижении, презираемый людьми и забытый богами. В конце концов он умер, как и все люди. И в тот же день умер правитель страны Нод.
После смерти праведник пошел путем всех душ – на Суд богов.
Поскольку божественные дела делаются неспешно, ждать пришлось тысячу лет. Впрочем, для душ, пребывающих по ту сторону жизни, время не имеет особенного значения. Но праведник все же торопился. И не потому, что ему не терпелось вкусить райских блаженств, полагающихся ему в награду – не испытав в своей жизни ни единого земного блаженства, он не умел желать и блаженств небесных, ибо не знал, что это такое. Нет, ему хотелось лишь одного: увидеть душу жестокого правителя земли Нод, низверженную в ад. Это примирило бы его с миром.
Но все проходит. Подошла и его очередь, и он узрел Престолы богов. И предстал он перед силами Света и пал на лицо, ожидая определения своей судьбы.
И тогда Бог богов, Верховный Судия, чьи глаза всегда закрыты, спросил его:
– Как судить тебя, человек: по делам твоим или по намерениям?
– Суди по делам, – попросил праведник, ибо знал, что не делал зла.
Тогда Верховный открыл правый глаз, видящий дела.
– Что ж, – сказал он. – Я вижу, ты за всю свою жизнь не сделал ничего полезного и принес ужасающее количество вреда. Такому грешнику, как ты, место в самых глубинах ада. Взять его!
И адские служители схватили праведника и потащили его в ад.
– Подожди! – закричал праведник. – Это ошибка!
– Я не ошибаюсь, – сказал Верховный. – Но отпустите этого человека, чтобы он, перед тем как познать адские муки, познал и свои грехи.
И адские служители отпустили праведника, и он вновь упал на лицо.
– Ты, – сказал Верховный, – не сделал в своей жизни ничего полезного. Ты не завел семью, не вырастил детей, не скопил богатств. Ты лишь ленился и бездельничал. Но таких было много. Ты же совершил много худшее, ходя между людей и проповедуя им некое учение о так называемом «добре» и «совести». Тебя гнали, плевали вслед, но многим запали в душу твои слова, и, как семена, проросли они в душах слышавших их. Некоторые даже записывали твои речи по памяти и пересказывали другим. После твоей смерти возникло учение твоего имени. Да, оно было далеко от того, что ты пытался проповедовать, но мы ведь судим по делам… Постепенно оно распространялось в народе, а потом дошло и до верхов. Учение это сплотило землю Уц, а потом покорило и страну Нод. В конце концов его приняли все. Во имя этого учения правители страны Нод установили порядки, препятствующие всякому развитию. Страна начала хиреть и загнивать. Тогда правители Нод ввязались в войны с соседями. Воодушевленные своей верой, солдаты страны Нод захватили соседние страны и установили там свои порядки. Сейчас на главной площади столицы Нод воздвигнута твоя статуя – из золота, награбленного в соседних краях. Статуя та обмазана кровью жертв, принесенных тебе как основателю великого учения. Твое имя на устах убийц. Ты стал причиной величайших мерзостей и заслуживаешь худших наказаний, какие только может измыслить ад. Взять его!
И адские служители снова схватили праведника и потащили его в ад.
– Подожди! – закричал праведник. – Я невиновен! Я не хотел всего этого!
– Значит, – сказал Верховный, – ты просишь, чтобы тебя судили по намерениям?
– Да, да! – закричал праведник. – Суди по намерениям!
Тогда Верховный открыл левый глаз, видящий глубины души.
– Что ж, – сказал он. – Я вижу, ты всю свою жизнь был негодяем. Ты желал ближним, чтобы они бросили свою веселую жизнь и предались унынию и самоистязанию. В глубине души ты страшно завидовал им и одновременно гнушался ими. Да, ты подавлял в себе эти порывы, но мы судим по намерениям… Так вот, в глубине души ты ненавидел всех, и ненависть эта была такой сильной, что сжигала тебя. Себя ты тоже ненавидел и бессознательно причинял себе все то зло, которое только мог причинить. Ты – ходячий ресентимент, воплощение зловредного ничтожества. Оттого-то ты всю жизнь и промучился – а теперь за свое злонравие получишь еще и воздаяние в аду. Взять его!
И адские служители снова схватили праведника и потащили его в ад.
– Подожди! – закричал праведник. – Да, во мне было зло, но я же смог его подавить и быть добрым! Да, мое учение извратили, но я не хотел этого! Открой оба глаза! О намерениях нужно судить по делам, а о делах – по намерениям!
Бог открыл оба глаза и улыбнулся.
– Ты неглуп, – сказал Верховный. – Поэтому, прежде чем ты отправишься в ад, я, пожалуй, дам тебе небольшое утешение. Сейчас ко мне поступила душа человека, которого ты ненавидел больше всех. Он был правителем твоей страны при твоей жизни. Я не дам тебе его судить, но ты сможешь выбрать, как я это сделаю.
И перед ними появилась душа правителя страны Нод и пала на лицо, ожидая приговора.
– Ну что, – снова улыбнулся Бог, – судить мне его по делам или по намерениям?
– Я понял. Если ты будешь судить его по делам, – сказал праведник, – ты найдешь, что они принесли много добра.
– Угадал, – осклабился Верховный. – Правление этого человека было чертовски прогрессивным. Он боролся с засильем аристократии и успешно истребил ее под корень. Он же нанес смертельный удар по идолопоклонничеству, разрушая храмы и расчищая дорогу прогрессивному монотеизму… Ах, если бы не твое мерзкое учение, которое все извратило, но это уже твоя вина. Далее, его войны ослабили и уничтожили в зародыше две тоталитарные империи, четыре авторитарные диктатуры и одну религиозную сатрапию. Он же своим развратом уничтожил остатки патриархального сознания и почитания власти, открыв путь для республиканской идеи. Изнасилованные им женщины рождали здоровых детей, что оздоровило генофонд страны. Даже то, что он уничтожил население земли Уц, пошло на пользу, ибо в крови жителей этой земли жила редкая наследственная болезнь, от которой, кстати, страдал и ты. Так или иначе, по своим делам он достоин райского блаженства.
– Но и по намерениям его не нужно судить, так как ты сочтешь, что они были благими, – медленно проговорил праведник.
– Да, и это чистая правда, – подтвердил Бог. – Все глубинные помыслы этого человека были чисты. Он, в сущности, хотел всем добра. Искренне почитая себя моим избранником – в чем он не сильно ошибался, – он почитал нарушителей своей воли богохульниками и карал их за богохульство. Он был несколько обидчив, но это оттого, что в раннем детстве он был лишен родительского тепла и внимания. К тому же…
– Я понял, – перебил его праведник, – если смотреть в душу достаточно глубоко, то в ней можно увидеть все то, чего в ней нет на поверхности. Поэтому я прошу тебя – суди его не по тому, чего он хотел, и не по тому, что он сделал и что из этого вышло впоследствии. Суди его по тому, что он имел и что претерпел. Ибо в наше время праведные жили плохо, а неправедные – хорошо.
– Ты не столь умен, как мне показалось, – заметил Бог, – но почему бы не исполнить твою просьбу? Что ж, давай посмотрим на его уровень жизни и заодно на твой. Он ел нездоровую, слишком жирную пищу, от которой всю жизнь мучился желудком и печенью – что, кстати, было одной из причин его жестокости. Он жил в тесных и плохо проветриваемых помещениях, потому что боялся покушений на себя, а большие помещения трудно охранять. Простое счастье любить и быть любимым он не познал. Зато он имел множество женщин, в основном уродливых – по современным критериям, конечно, – которые противились его ласкам, и ни одна из них не любила его. С горя он обращался к мальчикам, не имея на то природной склонности и лишь мучая себя, после чего возвращался к прежнему. Одна женщина заразила его дурной болезнью, от которой он и умер. Да, он заслуживает рая. Зато ты, живший на приволье, дышавший полной грудью, питавшийся экологически чистой пищей, – ты прожил не меньше его, несмотря на увечья и наследственную болезнь. Какая несправедливость!
– В таком случае, – сказал праведник, – суди его так, как судили его люди. Глас народа – глас Божий.
– Люди вообще склонны ненавидеть друг друга, – ухмыльнулся Бог. – Разумеется, его ненавидели, но больше боялись, а страх убивает ненависть. Поэтому его боялись, как боятся стихийного бедствия: землетрясения, пожара или чумы. Вся ненависть обращалась на его слуг и исполнителей его приговоров. Более того, многие радовались его злодействам – когда они касались не их самих. Когда он истязал и казнил аристократов, толпа рукоплескала, ибо она ненавидела всех, кто выше их. Когда же правитель казнил и истязал мятежников, уцелевшие аристократы радовались, ибо народ они ненавидели больше, чем его. Кстати, многие люди, получив от правителя Нод те или иные благодеяния, даже мелкие, были ему благодарны – ибо получить благодеяние от того, кого все боятся, очень почетно. Таковая уж природа человеческой души, что она ценит лишь те блага, которые получает от злых, дары же добрых бесконечно презирает… А уж когда он осквернял храмы и казнил жрецов, втайне радовались все, ибо людям свойственно ненавидеть светлых богов. Между нами говоря, у них есть на то основания – ибо мы, хе-хе, сотворили мир и людей именно для того, чтобы издеваться над ними: ведь нет ничего приятнее, чем мучить тех, кто превосходит тебя по разуму и достоинствам души, но лишен твоей силы. И потому-то человек и создан светлыми богами по образу и подобию Истинного Божества, что нам, богам, приятно топтать лик Единого, в которого мы веруем и которого презираем… Но я отвлекся – давай-ка обратимся к тебе. Если его боялись, но многие и любили, то тебя презирали решительно все. Даже те, кто записывал твои изречения, не помогали тебе, более того – гнушались тобой. И если спросить твоих современников, чего ты заслужил…
– Я понял, – сказал праведник. – Нет правды на земле, потому что нет ее и выше.
– Ты меня понял, – широко ухмыльнулся Верховный. – Знай, что в шоколаде – правильные люди, всегда одни и те же, при всех властях и порядках, на земле и на небесах. Им всегда хорошо, а другим всегда будет плохо, ибо так устроен мой мир. А теперь, когда ты это понял, я скажу тебе приятное. Я пошутил. Я не отправлю тебя в ад, а награжу райским блаженством. Твоего же врага я отправлю в ад, где ему, честно говоря, самое место. Но не потому, что ты или он этого заслужили, а потому, что так хочу я.
– Зачем же тогда была нужна эта комедия? – спросил праведник.
– Потому что издеваться над законом… нет, даже над самой идеей закона и справедливости – это еще приятнее, чем издеваться над людьми, – рассмеялся Верховный. – Хотя, пожалуй, открою тебе один секрет богов. Мы стараемся так запутать все дела, чтобы даже если Он – Тот, Которого мы все-таки немножечко боимся – все-таки обратит Свое внимание на наш ничтожный мир, то и Сам не сможет распутать завязанные нами узлы и восстановить справедливость, которая ему так дорога. Посрамить Единого – вот наша цель. А теперь иди, вкушай райские кушанья, обнимай ангелов и вообще наслаждайся. И помни то, что здесь произошло. Помни хорошенько.
– В таком случае, – сказал праведник, – я предпочту ад. К мучениям я как-нибудь притерплюсь, ведь у меня в запасе вечность. Но твой рай – после того, что я узнал – будет для меня гораздо худшим наказанием.
– Именно поэтому, – Бог богов откинулся на своем троне, – я и отправляю тебя туда. Рай – это тоже наказание, и ты его заслужил. Взять его!
И служители ада, обернувшись ангелами, потащили праведника в рай.
Об ангелах
Был некий мудрец из земли Уц, что в стране Нод. Познал он все, что может познать посвященный: действие стихий и движение звезд, природу живых существ и тайны недр. Заглядывал он и за завесу времен и видел сиянье Начала и черный ветер Конца. Пути народов и тайные движенья страстей человеческих были открыты ему. Не было для него тайн в царстве живых и в царстве мертвых. И лишь одного не понимал он – природу бесплотных духов, именуемых воинством небесным.
Конечно, он знал, что небесные воины делятся на два стана, светлый и темный, и одни привержены Добру, а другие Злу и ведут великую битву за души людские. Но почему они это делают – он не знал, и это его томило.
И однажды ушел он в пустыню и постился сорок дней, взывая в Творцу сущего с единственной просьбой – разъяснить ему этот вопрос. Ибо не мог он успокоиться в своем всезнании, не зная этого.
И на сороковой день явился к нему Первый Ум, начальствующий над Великими. Был он безвиден, как все порожденья Творца, что явились до творения неба и земли, но ради мудреца облекся он видом и обликом человеческим.
Он сказал мудрецу: «Пойдем, я покажу тебе ангелов и что они творят».
Возрадовался мудрец и попросил сначала показать ему злых ангелов. Ибо не хотел он начинать с лучшего, а заканчивать худшим.
– Хорошо, – сказал Первый Ум, – ты увидишь мир злых ангелов и действие их.
И увидел мудрец чертоги, в которых пребывали мужи сильные, могучие воины, и цари, и мудрецы, и все те, кому выпала добрая участь. Предавались они всем радостям, что даны человеку в этой жизни, кому что приходилось по душе. Цари и воины сражались, и наслаждались победами, и обладали прекрасными женщинами, и вкушали яства. Мудрецы изучали древние свитки, и читали молитвы, и составляли законы, разумные и справедливые. Были там и поэты, которые слагали песни, равных которым не было доселе. Там же пребывали и простые люди, наделенные своей долей – в окружении любимых жен и многочисленного потомства, и в этом была их радость. Даже малые дети там были – они бегали по золотым полам и играли, и все они были счастливы.
И черные тени сновали по чертогам. Подносили они пирующим кубки, вожделеющим приводили женщин, мудрым шептали слова мудрости, а восторженному вливали в уста вдохновение, и даже играли с детьми. Каждому давалось все, что он желал, и даже сверх того.
Но временами одна из черных теней касалась устами самого счастливого человека и выпивала из него что-то.
Тогда человек, как бы проснувшись, обводил глазами чертоги, и в глазах его была пустота. Он хватался за блюда с яствами, и пробовал, и плевал. Пытался он обнимать женщин и тут же отступал от них с отвращением. Пробовал он читать и бросал свитки в огонь. И в конце, обхватив голову руками, шел в самый дальний, самый темный конец чертогов и ложился лицом к стене.
– Это духи Зла, – сказал Первый Ум, – они питаются радостью человеческой. Поэтому они дают людям все блага, сколько их ни есть, а когда человек наполняется радостью, они ее выпивают из его души. Тогда все становится ему отвратительно – наслаждения, власть, мудрость, ни в чем не находит он утешения.
Мудрец отвернулся от этого зрелища и попросил, чтобы ему скорее показали силы Добра.
– Хорошо, – сказал Первый Ум, – ты увидишь мир добрых ангелов и действие их.
И увидел мудрец пустыню, раскаленную от зноя и в то же время выстуженную лютой стужей – как так могло быть, он не понимал, но чувствовал это, и было это ужасно. В пустыне сидели люди, различить которых было невозможно – ибо все они были измождены до последних пределов, в обгоревших лохмотьях, с белыми от страдания лицами. И каждый из них мучил другого и был мучим сам. Кто-то бил и пытал, кто-то калечил, иные насиловали, а остальные произносили гнусные хулы друг на друга. Кроме того, их окружали дикие звери, такие же тощие и изможденные, подобные гиенам, с гнусными пастями, которые истязали несчастных, пожирая их заживо, отдирая мясо от костей и вырывая внутренности. Некоторые из них стояли в отдалении и истязали сами себя плетьми и скорпионами и подставляли свои тела зверям – на таких смотрели со страхом и почтением.
И белые тени сновали по пустыне. Они влагали в руки несчастных бичи и тернии, и наущали хульным речам, и натравливали гнусных зверей.
Но временами одна из белых теней касалась устами самого несчастного страдальца и выпивала из него что-то.
Тогда человек, как бы проснувшись, обводил глазами пустыню, и в глазах его была пустота. На лице его расплывалась блаженная улыбка, какая бывает у того, кто избавлен от тяжести. И он целовал свои раны и раны ближних, и сам бросался под бичи, и призывал зверей, чтобы они съели его.
– Это духи Добра, – сказал Первый Ум, – они питаются человеческим страданием. Поэтому они истязают и мучают людей, как только могут, и учат людей мучить друг друга, а когда человек наполняется страданием, они его выпивают из души. Тогда все становится ему легко – муки, пытки и даже самая смерть.
Мудрец отвернулся от этого зрелища и попросил, чтобы Первый Ум лишил его памяти, потому что он больше ничего не хочет знать про Добро и Зло, раз и то и другое одинаково мерзко и враждебно людям.
– Подожди, – сказал Первый Ум. – На самом деле ты ничего не узнал о подлинном Добре. Ты видел лишь две разновидности зла, и нет ничего удивительного, что одна из них величает себя Добром – ведь в существо зла входит обман. И нет ничего удивительного, что Зло разделено в себе и соперничает за людей, ибо ангелы кормятся противоположным. Задумайся лучше вот над чем: откуда в людях берется то, что выпивают из них ангелы?
– Это посылается Творцом, – сказал мудрец, вспомнив все, что знал. – Ибо сами по себе радость и страдание – лишь формы движения Силы в душе человека, а Сила исходит от Творца.
– Да, – сказал Первый Ум. – Значит, ангелы пьют то, что дал людям Творец. Тем они и живут, оба воинства, что крадут не принадлежащее им. Творец же, глядя на то, как люди кормят собой ангелов, лишает людей силы, чтобы не потворствовать злу. Поэтому всякий, кто кормит собой ангелов – тем или иным способом, – в конце концов лишается милости Творца и сил от Него.
– Тогда, – спросил мудрец, – не следует ни радоваться, ни страдать? Так учат некоторые мудрецы, но я не верил им. Теперь я вижу, что они правы, ибо радость и страдание кормят ангелов.
– Нет, – сказал Первый Ум. – Все движения силы в душе естественны. Не нужно только кормить ангелов. Это в силах человеческих.
Тут мудрец попытался спросить, как же это возможно, но тут огромная стая черных и белых теней окружила его, и черные запечатали его слух, а светлые заградили уста, так что мудрец не смог ни спросить, ни услышать ответ.
О чистых руках
Давным-давно в земле Уц, что в стране Нод, в отдаленном селении жил осторожный человек. Был он от природы наделен умом и добротой, так что в другом месте и в другое время мог бы прослыть праведником. Но жители земли Уц презирали ум и добро, а восхищались лишь темными пророчествами и бессмысленной жестокостью. Поэтому они гнушались умными и добрыми людьми, а если те были слишком назойливы – изгоняли их в пустыню Гад.
Осторожный человек не хотел стяжать на себя ненависть и презрение ближних. Еще больше он боялся пустыни Гад. Поэтому он каждый день говорил какую-нибудь смешную глупость и делал какую-нибудь мелкую гадость. Но этого не всегда хватало, и время от времени приходилось творить настоящее зло. Однажды близкий друг сказал ему: «Ты чересчур умен», и человеку пришлось на его глазах задушить нищенку и украсть ее медяки, чтобы очистить себя от подозрений. В другой раз женщина сказала ему: «Ты слишком добр» – и ему пришлось у нее на глазах изнасиловать ребенка, чтобы восстановить спокойствие в семье. Но вообще-то он старался жить тихо и незаметно, не делая большого зла и не привлекая излишнего внимания.
Однажды в страну Нод пришла болезнь. Люди умирали от страшной боли в желудке, а лица их становились синими. Никакие лекарства от этой хвори не помогали. Напрасно жрецы закалывали на алтарях юных дев и истязали юношей, вымаливая у богов пощаду и милость. Болезнь свирепствовала, трупы гнили в канавах, трупы лежали на улицах, и смрад разлагающейся плоти накрывал города.
Дошла болезнь и до земли Уц, добралась она и до селения, где жил осторожный человек. В селении начали умирать люди. Умерла и жена осторожного человека, его дети умерли тоже, у него на глазах. Умерли и все его друзья, и все недруги тоже умерли, один за другим.
И осторожный человек впал в отчаяние и забыл свою осторожность. Он обратился с мольбой к богам земли Уц – пусть они укажут средство от болезни.
В ту же ночь ему явился бог. Лик его был светел, а рога сияли, словно Утренняя Звезда и Вечерняя Звезда, за спиной же его реяли грозные сонмы ангелов.
Осторожный увидел бога и заплакал о своей участи.
– Тебе ведомо, – сказал он, глотая слезы, – я просто хотел прожить свою убогую жизнь спокойно. Но у меня больше нет сил смотреть на страдания людей. Укажи мне средство от болезни, и я стану проповедовать его, и пусть меня считают мудрецом и праведником, будут презирать и смеяться надо мной, а потом изгонят в пустыню Гад.
Бог расхохотался.
– Что ж, – сказал он, отсмеявшись, – слушай: болезнь заводится от мельчайших существ, невидимых глазу, которые живут в гнилом и тухлом. Но для того, чтобы заразить человека, они должны попасть в желудок. Достаточно хорошенько вымыть руки перед едой, и вредоносные существа не войдут в тебя. Также нужно мыть руки после туалета, чтобы испражнения не проникли в рот: в них тоже есть невидимые существа. Иди и проповедуй это людям. Они тебя услышат и поверят тебе. – И он опять рассмеялся.
Человек поблагодарил бога за великую милость и пошел проповедовать мытье рук. Сначала, как обычно, его не слушали, но страх заставляет людей хвататься за любые средства. И некоторые стали мыть руки перед едой и не заболевали. Когда это выяснилось, руки стали мыть и другие, а потом и все. Болезнь иссякла, и трупов на улицах не стало.
Однако, как уже было сказано, человек тот был умен и осторожен. И когда он увидел, что эпидемия пошла на спад, он продал свой дом и пашню, хорошенько запрятал деньги, а сам бежал в пустыню Гад, в которую до сих пор никто не уходил по своей воле.
Там он прожил десять лет, надеясь, что за такой срок его забудут и он снова сможет вернуться в землю Уц.
И по прошествии десяти лет он вернулся. Был он опален солнцем и изможден, так что узнать его было невозможно. Но он все же опасался случайных встреч и поэтому избегал торных дорог, а пробирался окольными тропами.
Как оказалось, страхи его были не напрасны. Первое же селение, которое он увидел, было разрушено и сожжено, а тела жителей лежали на площади перед храмом богов, и у всех были отрублены руки.
Осторожный осмотрел тела и нашел одного живого. Тот истекал кровью и умирал, но осторожный успел спросить его, что произошло.
– Нас истребили умывающие руки трижды, – прошептал умирающий, – за то, что мы омывали руки всего лишь дважды.
В другом селении, тоже сожженном и разграбленном, все жители были посажены на колья, а с рук содрана кожа.
Осторожный нашел последнего живого, в муках извивающегося на колу, и спросил его, кто и почему с ним так поступил.
– К нам пришли омывающие руки четырежды, – прохрипел тот, – и истребили нас за то, что мы омываем руки только трижды.
Осторожный шел от селения к селению, и все они были разрушены, а жители истреблены. Иногда он видел живых, но старался скрыться незамеченным – он был достаточно умен, чтобы не попадаться на глаза омывающим руки дважды, трижды или четырежды.
Родное его селение тоже было разрушено. Клад его, однако, остался нетронутым, так что он выкопал деньги и пошел дальше.
Однажды ему встретился отшельник. Изможденный, с безумными глазами, он сидел над ручьем и тер пемзой руки, сплошь покрытые кровоточащими язвами. Увидев осторожного, он вначале испугался, но осторожный обратился к нему ласково и пообещал не причинять вреда, если тот расскажет ему, что происходит.
Отшельник рассказал ему, что по всей стране бушует война – люди считают друг друга разносчиками болезней и убивают целыми селениями тех, кто, по их мнению, недостаточно тщательно моет руки. Только в столице земли Уц, городе Дите, и ее окрестностях царит мир, потому что тамошний правитель следит за порядком и не допускает кровопролитий. Он же сам ушел из Дита, потому что там слишком много неправедных, которые только делают вид, что моют руки, а на самом деле не совершают и десятка омовений в день. Он же сам дал обет вымыть руки десять тысяч раз, даже если сотрет кожу до костей, чтобы только очиститься навсегда и навеки.
Осторожный поблагодарил отшельника и отправился в Дит, чтобы своими глазами увидеть, что там творится.
Когда он подошел к воротам Дита, стражники потребовали от него вымыть руки сто раз и заплатить за воду для омовения десять монет. Осторожный человек, однако, хорошо знал жителей земли Уц и предложил им две монеты, и стражники пропустили его.
В городе было сыро и грязно. Всюду стояли чаши с мутной водой, и везде текли канавы, а жители стояли перед ними на коленях и непрерывно мыли руки. Богатые мыли руки в чистой воде, а бедные – в сточных водах, потому что чистой воды не хватало на всех. Повсюду ходили стражники, следящие за совершением омовений, и били палками тех, кто брезговал сточной водой.
На площадях Дита проповедовали мудрецы, и каждый учил совершать омовения особенным образом, утверждая, что только его способ истинный. Когда осторожный проходил мимо одной из площадей, два мудреца вцепились друг другу в седины, потому что один учил, что сначала нужно мыть левую руку, а другой – что правую.
Но все-таки это было лучше, чем колья и содранная кожа, так что осторожный человек решил, что останется в столице и попробует найти работу. Выяснилось, что для пришлого человека без связей проще всего устроиться на кладбище могильщиком. Половина жителей города умирала от желудочных заболеваний, так что мертвецов хватало.
Однажды на кладбище пришли стражники и сказали, что умер любимый сын правителя и похоронить его нужно срочно и в большой тайне. На это отрядили нескольких человек, и осторожный попал в их число.
Когда он переступил порог дворца правителя, то увидел потеки на мраморном полу и испачканные стены. Люди в золотых одеждах марали свои лица нечистотами, а прекрасные дамы обсасывали грязные пальцы. И повсюду висели картины. На них были изображены какие-то мерзкие существа с рогами, клыками и зубами, одно страшнее другого, а под картинами стояли золотые блюда с гнилью, в которой копошились черви и зеленые мухи. Вонь стояла такая, что осторожного чуть не стошнило.
Сын правителя лежал в ванне с гнилой кровью. У трупа было синее лицо и раздутый живот, и осторожный понял, что он умер от желудочной болезни.
Тогда он обратился к одному из носителей золотых одежд и, почтительно кланяясь, осведомился, отчего здесь такая грязь.
Человек в золотых одеждах улыбнулся.
– Высшее наслаждение властителей, – сказал он, – самим делать то, что мы запрещаем подданным. Вы, рабы наши, постоянно моете руки и даже убиваете друг друга из-за неправильного мытья рук. Мы, владыки, презираем это глупое учение и тайно наслаждаемся грязью и испражнениями. Кроме того, – показал он на картины, – мы поклоняемся невидимым существам, живущим в гнилом и тухлом. Есть мудрецы, которые зрят их в снах и видениях и изображают для нас, а мы приносим им жертвы. Скоро ты узнаешь об этом гораздо больше, – пообещал человек в золотых одеждах и снова улыбнулся.
Осторожный понял, что после похорон его убьют, как и остальных могильщиков, чтобы они не проболтались о том, что видели во дворце. Тогда он бросился на человека в золотых одеждах и свернул ему шею, а сам переоделся в его платье и скрылся.
Точно неизвестно, как сложилась дальнейшая судьба осторожного. Некоторые думают, что он снова ушел в пустыню Гад, где и умер. Некоторые – что он тайно вернулся в Дит и проповедовал там истинное учение. Утверждают также, что он постиг настоящую природу людей и утопился в самом грязном нужнике, какой смог сыскать в городе.
Иные же рассказывают, что он покинул пределы земли Нод и, странствуя, добрался до державы ромеев, где благодаря своей осторожности вошел в милость к кесарю Тиберию и был им возвышен до префекта земли Иудейской. Говорят, он и там проповедовал мытье рук, но не был понят.
О дарованиях
Однажды царь страны Нод плыл через великую реку в лодке.
С ним был художник, которого царь вез во дворец, чтобы тот нарисовал его портрет. Из жалости царь также взял с собой трех бедолаг, которые просились в лодку. Один был пьяница с опухшим лицом, второй – простой человек, ничем не примечательный, а третий – бродячий дервиш в тряпье, которого почитали за святого.
В лодке царь и художник разговорились, и царь сказал, что Бог дает каждому по делам его. На это художник возразил, что Бог вначале одаривает людей способностями и спрашивает лишь за те дела, которые человек был способен осуществить. Пьяница хихикнул и сказал, что у него есть лишь один талант – пить вино – и он старательно следует своему предназначению. Простой человек пожал плечами и ответил, что он лишен и этого дара и поэтому живет жизнью, ничем не примечательной. Святой промолчал.
Вдруг началась буря, и молния поразила лодку. Все погибли в один миг, а души их отправились к Богу на вышний суд.
Первым к Богу подошел пьяница, и Бог сказал ему:
– Я наградил тебя рождением у хороших родителей, дал тебе блестящие способности, богатство и удачу. Ты же не совершил ничего великого, да что там – хотя бы достойного. Ты увлекся вином и дурной компанией и провел жизнь за чашей. Как ты думаешь, что ты заслужил после этого?
– Я мерзкий слизняк, я обманул твое доверие и заслуживаю ада, – сказал пьяница, и Бог бросил его душу в ад.
К Богу подошел царь, и Бог сказал ему:
– Я дал тебе рождение в простой семье, незнатной и небогатой. Да, я дал тебе способность властвовать, но сделал я это на тот случай, чтобы было кому заменить законного правителя Голконды, если с ним что-нибудь случится. Ты же составил заговор, убил законного царя и правил сам, жестоко и надменно. Временами совесть беспокоила тебя, но ты гнал прочь мысли о своей вине. Как ты думаешь, что ты заслужил после этого?
– Я действовал без твоего благословения, я гордец и заслуживаю ада, – признал царь, и Бог бросил его душу в ад.
К Богу подошел художник, и Бог сказал ему:
– Я не дал тебе способностей к живописи, ты же возжелал рисовать. Ты научился кое-как малевать, мучая учителей и незаконно занимая место того, кто был талантливее тебя. Твои картины стали знамениты благодаря рекламе и иным хитростям. Шедевры же, которые могли бы создать другие, остались несозданными. Как ты думаешь, что ты заслужил после этого?
– Я погубитель прекрасного, враг искусства и заслуживаю ада, – заплакал художник, и Бог бросил его душу в ад.
К Богу подошел обыватель, и Бог сказал ему:
– Я не дал тебе никаких дарований, но ждал, что ты поднимешься над собой хотя бы на ступеньку – скажем, научишься петь или напишешь хотя бы одно стихотворение. Ты же жил тупо, как скотина, жующая траву, и ни разу не попытался выйти за пределы предначертанного. Как ты думаешь, что ты заслужил после этого?
– Я скотина, жевавшая траву, я ничтожество и заслуживаю ада, – прошептал обыватель, и Бог бросил его душу в ад.
К Богу подошел святой, и Бог сказал ему:
– Я вижу, ты смиренный человек, а смирение – это согласие с тем, что ты заслуживаешь только ада. Не будем терять времени.
– Прежде чем ты бросишь меня в ад, – сказал святой, – объясни мне свой суд. Ты покарал пьяницу за то, что ты дал ему дарования, а он их пропил. Царя ты осудил за то, что он воспользовался своими дарованиями, но ты усмотрел в этом зло. Художника – за то, что он, не имея дарований, попытался что-то совершить и тоже принес зло. Обывателя же ты наказал за то, что он, не имея дарований, и не пытался ничего сделать. Скажи, что же нужно делать, чтобы избежать ада?
Бог улыбнулся и сказал:
– Это моя тайна, и если ты ее узнаешь, я испепелю твою душу, чтобы томящиеся в аду не узнали того, что я тебе скажу.
– Что ж, – сказал святой, – конечное уничтожение – куда лучшая доля, чем вечные терзания в аду. Скажи мне свою тайну, Боже, и сотри меня, как след на песке.
– Я смог создать мир, я смог создать жизнь и даже смог создать человека, – признался Бог. – Но человек, каким я его создал, не может быть доволен и счастлив нигде и никогда, а где он находится долго – туда приходят страсти и муки. Если человек живет с людьми, он начинает мучить их, а они – его. Если он один, его терзает одиночество. Всякое удовольствие вам рано или поздно приедается, и только муки ваши вечны. Вы мерзки сами себе и друг другу, и лишь глупость и неумение читать в сердцах останавливают вас от того, чтобы не истребить немедля друг друга, как гнуснейших из тварей. Это свойство вашего ума и сердца, и я не смог ничего с этим поделать – у меня не хватило способностей. Нет никакого рая, ибо я не смог создать его. Есть только ад. Единственное утешение, которое я могу дать людям, – это мысль о том, что их справедливо судили и наказали за дело. Возможно, это хоть как-то их утешает среди страданий, и это все, что я могу сделать для вас.
– Это все неудивительно, – сказал святой, – ведь ты создал людей по своему образу и подобию, так что они малы, как ты, и мерзки, как ты. Одного я понять не могу: почему ты не уничтожишь мир и людей? Неужели у тебя совсем нет жалости?
Тогда Бог сказал:
– Что ж, открою тебе и это. Я не хочу уничтожать творение, потому что это единственное, что у меня получилось за все века и эоны. Я даже и сам не знаю, как это у меня вышло, и боюсь, что не смогу ни повторить свое деяние, ни тем более его улучшить. Этот мир с его звездами, деревьями и людьми – единственное, что тешит мое жалкое тщеславие. А теперь… – Бог выдохнул, и молния обрушилась на святого.
Но она не убила его – он очнулся все в той же лодке. Он был единственным, кто выжил: все остальные были мертвы.
И святой взял царские одежды, а когда доплыл до берега – выдал себя за царя Голконды. Правил он жестоко и надменно и, как все по-настоящему жестокие тираны, дожил до глубокой старости. Умер же он от смеха, читая донос, в котором сообщалось, что некто назвал царя «бездарным и малоспособным».
Об исполнении желаний
Относительно недавно в земле Уц, что в стране Нод, в отдаленном селении жил бедный человек по имени Уюй.
Бедным он был оттого, что не имел ни богатых родственников, ни своего хозяйства, ни работы. Жил же он потому, что богатое правительство страны Нод опасалось бедняков, которые могли устроить беспорядки. Поэтому оно платило бедным по пятьсот насатов в месяц – за то, что они ведут себя тихо.
Пятьсот насатов по местному валютному курсу были равны примерно тридцати американским долларам. На эти деньги в земле Уц можно было круглые сутки сидеть в кофейне и пить крепкий кофе с кардамоном и есть баранину в лаваше. Кроме того, Уюй смог накопить на кожаные туфли и сотовый телефон. Но телефон его был «самсунг», а не «айфон», как у его дружка Момо, а туфли – черные, а не белые, как у его дружка Дуда. Поэтому его дружки Момо и Дуда насмехались над Уюем и говорили ему, что он нищеброд.
В конце концов Уюю надоело быть нищебродом. Тогда он пошел в пустыню, где, как известно всякому мужчине в земле Уц, живет Азазель – демон, который никогда не лжет и всегда держит слово.
Уюй шел и шел и, наконец, пришел в середину пустыни. И там его встретил демон Азазель.
– Чего ты хочешь? – спросил он пришедшего.
– Мне надоело быть нищебродом, – сказал Уюй. – Теперь я хочу стать богатым, чтобы купить белые туфли и айфон. Помоги мне.
– Ты хочешь не этого, – заметил демон. – Но я могу сделать тебя богатым, если ты пожелаешь.
– Да, – сказал Уюй.
– В таком случае, – сказал демон, – оглянись.
Уюй оглянулся и увидел огромного черного козла.
– Если ты вылижешь его задницу, – сказал демон, – то скоро сможешь купить много белых туфель и много айфонов.
– Каким образом? – не понял Уюй.
– Я никогда не лгу и всегда держу свое слово, – сказал демон. – Или принимай мои условия, или возвращайся к своей бедности.
Уюй подумал и решил, что ради того, чтобы стать богатым, можно немного и потерпеть. Он сделал с козлом все, что велел ему демон, и собрался идти прочь.
– Подожди, – сказал ему демон и показал небольшую кинокамеру. – Я заснял все, что ты делал. И если захочу, то сделаю ролик и пошлю его в интернет, а также отправлю на телефоны Момо и Дуда.
– Ты обманул меня! – закричал Уюй.
– Нисколько, – сказал демон. – Я не обещал, что не буду тебя снимать. Но вот что я обещаю твердо: если ты через неделю принесешь мне сто насатов, я подожду с рассылкой этого ролика. Иначе – и это я тоже тебе обещаю твердо – я его разошлю. Теперь иди.
Через неделю Уюй принес сто насатов, которые он сохранил, перестав ходить в кафе. Демон забрал их. И потребовал еще сто через неделю.
К тому времени у Уюя осталось всего тридцать насатов. Поэтому ему пришлось наняться переносить грузы. Это было ужасно тяжело, так как Уюй никогда не работал. Но он все-таки таскал мешки – и заработал за два дня шестьдесят насатов. Десять он занял у Момо. И демон забрал все эти деньги, а через неделю потребовал еще сто.
Чтобы расплатиться с Момо и с демоном, а также купить себе еды, Уюю пришлось работать всю неделю. Он проклинал демона и свою глупость, но выхода не видел.
К счастью, один из тех, с кем он вместе носил мешки, посоветовал ему обратиться на фабрику, где нужно перебирать апельсины. Там было душно и скучно, потому что работать надо было целых четыре часа подряд. Но за это платили в два раза больше.
Однако денег все-таки не хватало, и Уюй стал искать работу получше. Где-то через месяц ему повезло: на фабрике освободилась вакансия надсмотрщика, и Уюя поставили присматривать над тремя рабочими, которые перебирали апельсины.
Это оказалось ужасно трудно. Рабочие не хотели работать, и ленились, и совсем не слушались Уюя. К концу первого дня Уюй решил, что, пожалуй, ему уже все равно, что подумают Момо и Дуда, увидев видео с козлом. Но на второй день он все же пришел на работу и заставил рабочих работать. Ему это даже понравилось – заставлять людей работать.
Дальше дело пошло в гору, и Уюй стал получать все больше и больше денег за труды.
Через полгода Уюй заявил демону, что больше не будет ходить к нему сам, а будет посылать человека. Потому что ему надоело каждую неделю бегать в пустыню с небольшой суммой. Если же демона это не устраивает, то он может выложить ролик в интернет – ему теперь плевать на мнение Момо и Дуда, которые ему давно уже не друзья, а на мнение остальных ему, в общем-то, тоже плевать.
Азазель выслушал его, после чего отдал ему все деньги. И спросил, исполнил ли он свое обещание – сделать его богатым.
И тогда Уюй вдруг осознал, что он богат. Ну, по крайней мере, так богат, как ему хотелось, когда он сидел в кофейне, пил крепкий кофе с кардамоном и ел баранину в лаваше. И что у него уже есть два айфона и много туфель.
Однако тут ему в голову пришла одна мысль.
– Да, ты исполнил обещание, – сказал он. – Ты пообещал мне, что я стану богатым, если вылижу козлу задницу. Но ты не ставил никаких других условий. Что, если бы я не стал носить тебе деньги и ты выложил бы ролик?
– Ты все равно стал бы богатым, – сказал демон, – только гораздо быстрее, и денег у тебя было бы гораздо больше.
Азазель взмахнул руками, и Уюй увидел, как его бывшие дружки Момо и Дуда смеются, просматривая на ютубе ролик «мужик лижет жопу козлу».
Потом Уюй заметил, что на счетчике просмотров значится цифра 50 000. И на глазах она стала расти, расти и расти. И когда она достигла цифры в миллион, он увидел множество экранов, на которых сменялись надписи:
«Ролик с козлом взорвал интернет».
«Власти тринадцати стран требуют запретить ролик с козлом, как непристойный».
«Гринпис требует наказания для человека, совершающего непристойные действия с козлом».
«Ассоциация „Врачи без границ“ готова оказать психологическую помощь герою ролика с козлом».
«„Это очень одинокий человек“ – слова Опры Уинфри о герое ролика с козлом».
«Человек с Козлом найден: он простой житель бедной страны».
«Человек с Козлом согласился дать интервью „Дейли Кроникл“».
«Человек с Козлом назвал причиной своего поступка бедность и безысходность».
«Рэпер „50 Cent“ перевел половину гонорара за выступление на счет Человека с Козлом».
«Рэпер „50 Cent“ объяснил свой поступок: „Этому парню хуже, чем мне когда-либо было“».
«Международный фан-клуб Человека с Козлом заявляет: Человек с Козлом нуждается в психологической и финансовой помощи».
«Власти страны Нод угрожают Человеку с Козлом уголовным преследованием».
«„Он опозорил нашу страну“ – заявление президента Нод о Человеке с Козлом».
«В Париже прошла манифестация защитников Человека с Козлом, требующих предоставления ему политического убежища в Европе».
«Человек с Козлом намерен выпустить книгу»…
– Понятно, – сказал Уюй. – Но неужели достаточно вылизать козлу задницу, чтобы стать богатым?
– Нет, конечно, – сказал демон. – В тот момент тем, кто правит миром, нужно было медийно прикрыть два неприятных банкротства, четыре сомнительных закона, одну отставку – ну и, как обычно, кое-какие политические интриги. Для этого нужен был яркий информповод, и ты с козлом как раз подошел бы на эту роль. Теперь момент упущен, так что будь доволен тем, что получил за честный труд.
– Но ты же сначала сказал, что я хочу не этого, – вспомнил вдруг Уюй. – Так чего же я хотел на самом деле?
– Ты хотел и дальше сидеть в кофейне и пить крепкий кофе с кардамоном и есть баранину в лаваше, только с айфоном и белыми туфлями, – ответил Азазель. – И ты был прав, так как в этом и состояло твое счастье. Но теперь оно недоступно для тебя, потому что теперь тебе будет казаться, что тебе нужно еще больше денег, туфли белее и айфон дороже. Хотя и на этот раз ты на самом деле будешь хотеть не этого.
– А чего же? – спросил Уюй.
– Теперь и до самой смерти ты будешь хотеть забыть запах и вкус козлиной задницы, – сказал демон. – Но не проси меня об этом: тут даже я бессилен.
Тут заплакал горько Уюй. И пошел прочь, роняя с ног туфли.
О Бенедиктиновом Ликере
Жил да был в земле Уц, что в стране Нод, некий человек – не низок, не высок, не узок, не широк, а самый такой обычный.
К своему счастью, жил он не в далекие времена, когда страна Нод была бедной, а жители ее – мудрыми. Нет, жил он в наше время, когда страна Нод стала цивилизованной, глобализованной и местами даже продвинутой.
Надо сказать, что герой наш был человеком не простым, а очень простым, прямо-таки даже бесхитростным. Книжек он сроду не читал, все больше телевизор зырил, да и там по большей части всякую чихню навроде спорта или там сериалов про Санту-Барбару. И во всех остальных отношениях тоже он был нормальный, просто ужас. И даже пацанов в тузы не пялил, а все больше по бабскому сословию.
Единственное, чего его парило в жизни – так это несоответствие финансовых возможностей с телесными потребностями. Да и то: основные телесные потребности у него были вполне себе удовольствованы, а на духовные чихал он с башни «Сердце Нода». Но – вот же черт подгадал! – была у него некая прихотливая привычка, всего-то одна-единственная. Оченно он любил зайти вечерком в питейное заведение, да и пропустить стаканчик – не бухаловки, не рыгаловки, не пойла можжевелового, не винца красного, не даже водочки, а всему предпочитал он заморский Бенедиктиновый Ликер: оченно он ему когда-то по скусу да по ндраву прихорошился. Короче, любил он этот ликерчик, так бы его все и пил.
Однако ж Бенедиктиновый Ликер в той стране был зело недешев. И потому как ни ужимался человечек, а позволить себе каждый день хоть масенькую рюмочку Бенедиктинового Ликера он не мог. Так, раза два в неделю наскребалось десять Общечеловеческих Ценностей (в стране Нод так называли деньги): столь дорого стоила в ближайшем заведении заветная рюмашечка.
И вот однажды скопил человечек денег, пошел в магазин, да и купил целую бутыль Бенедиктинового Ликера. Ну, думает, хоть раз в жизни себе праздник устрою.
Только открыл он бутылку – а оттудова пошел свист, вой да вонючий дым. И из того дыму образовался господин престранного вида: низенький, лысоватый, в сером спинджаке и при дорогом галстухе. Поклонился он и представился Чернокнижником, по магической специализации Эффективным Менеджером, при строительстве Храма Соломонова подвизавшимся. Пожаловался, что неблагодарный царь Соломон, испугавшись ураганной его эффективности, заключил его душу в оный сосуд. Сдержанно поблагодарил за освобождение и пообещал – хоть и вздохнув претяжко – бесплатно исполнить три желания освободителя. Такое, стало быть, на него царем Соломоном дополнительное условие наложено: трижды поработать бесплатно на благо ближнего.
Человек чрезвычайно обрадовался и попросил с чернокнижника три бутылки Бенедиктинового Ликера, по одной на каждое желание.
Черный маг вздохнул и начал объяснять, что желание это глупое и неэффективное.
– Ну подумай сам, о чем ты просишь, – втолковывал он человеку, – ну выпьешь ты эти бутылки, и что? Лучше уж попроси у меня, чтобы я тебя на хорошую работу устроил. Чтобы получать, скажем, в десять раз больше Общечеловеческих Ценностей. Тогда-то Бенедиктином своим ты просто зальешься. Вот что значит эффективное решение!
Человек, подумав, согласился – и в сей же миг очутился в Офисе, при галстуке, уперетый взглядом в Трудовой Договор. В оном договоре говорилось, что берется сей человек на работу в Офис на должность Ученика Помощника Решателя Вопросов, за что полагается ему денег в десять раз больше, чем он получал ранее.
Подписал он контрактик, разумеется: кто ж не хочет-то в десять раз более башлей получать?
И начались у него дни тяжелые, горькие.
Раньше-то человечек тоже работал и даже не особо ленился, по простоте своей. Однако на новом месте все было в десять раз тяжельше. Во-первых, приходить надо было ранешенько, а уходить в глухую ночь. Во-вторых, отлучаться из Офиса не рекомендовалось, отдыхать на глазах начальства тоже, а надо было суетиться и изображать Деловитость. И в-третьих, самое ужасное, никто ему не объяснил, в чем его работа заключается, а только гоняли да покрикивали. От этого он очень сильно уставал, так что в первый месяц было не до Бенедиктину.
Но человек скотина такая: ко всему привыкает. И этот обвыкся да прижился и даже понял суть. Суть же была в том, чтобы всячески ублажать начальство видимостью активности да клеветать на ближних своих, что они-де мало трудятся и начальство не уважают.
И еще он понял, что весь Офис содержится начальством не для каких-то полезных надобностей, а для того же, для чего короли французские некогда содержали свиту, то есть для Блезиру, Понтов и Похвальбы перед иностранными монархами численностью и красой своей челяди. А никакой иной работы от них ненадобно.
Тут-то бы и зажить.
Однако с Бенедиктиновым Ликером вышел полнейший афронт.
Как выяснилось, офисный люд после работ был не дурак выпить. Выпивать же дозволялось Корпоративными Правилами токмо в Дорогом Кабаке, где рюмочка того Ликера стоила не десять Общечеловеческих, а все полтораста, и то с клубною скидкою. Ходить же в дешевое заведение считалось там Очень Дурным Тоном, позором Офиса и поводом для доноса начальству. Так что лучше уж было и не суваться.
Так и получилось, что рюмочка Бенедиктина доставалась ему раз в неделю, много – два.
Однако же как-то раз в Дорогом Кабаке человек случайно встретил того самого чернокнижника из бутылки. Тот ему не обрадовался, особенно когда человек напомнил ему еще о двух желаниях. Однако выслушать согласился.
И спросил человек с него две бутылки Бенедиктинового Ликера – хоть так.
Черный маг тяжко вздохнул и начал объяснять, что желание это глупое и неэффективное.
– Ну подумай сам, о чем ты просишь, – втолковывал он человеку, – ну выпьешь ты эти бутылки, и что? Лучше уж попроси у меня, чтобы тебе денег прибавили. Чтобы получать, скажем, еще в десять… – нет, мало, в сто! – в сто раз больше Общечеловеческих Ценностей. Вот тогда-то Бенедиктином своим ты просто зальешься. Вот что значит эффективное решение!
Человек соглашаться не хотел, но очень уж убедителен был чертяка. Все-таки кивнул – и в сей же миг очутился все в том же Офисе, при галстухе, уперетый взглядом в новый Трудовой Договор. В оном договоре говорилось, что назначается сей человек на новую работу Помощника Решателя Вопросов, за что полагается ему денег в сто раз больше, чем ранее он имел.
Подписал он контрактик, разумеется. И начались у него дни тяжелей да горьше прежнего.
Раньше-то он бегал в офис раненько, уходил поздненько, изображал труды да писал доносы. Теперь же все это осталось, но прибавилась еще и настоящая работа. Состояла она в бегании по Клиентам, угождении Значительным Пупсам, поддержании Контактов и прочем таком. Понятное дело, что и беганья те, и угождения, и поддержание ни к какой работе в смысле создания чего-то полезного отношения не имели, а были одним лишь пустоплясом да пустолаем, но выматывало это страшно. К тому же и сам господин Решатель Вопросов, помощником которого он стал, оказался человеком препротивным. Да таким, что лучше и не рассказывать.
Но человек скотина такая: ко всему привыкает. И этот обвыкся да прижился и даже понял суть процессов. Суть же была в том, чтобы шпионить, собирать сплетни, обратно же их разносить, устраивать пакости, сводить, разводить, мутить, жужукать и вообще всячески блядюкаться в обществе таких же блядюжников.
И еще он понял, что весь штат помощников содержится начальством не для каких-то полезных надобностей, а для того же, для чего короли французские некогда содержали фаворитов – для политики, интриг да иной раз еще для кой-каких стыдных нужд. А никакой иной работы от них ненадобно.
Однако с Бенедиктиновым Ликером опять вышел полнейший афронт.
Финансовый вопрос отпал, как не было: денег было хоть рабочим местом жуй. Однако с офисным людом теперь ему стало гарбузиться несростно, и уж тем более пить. Пить ноне полагалось только с Клиентами, Значительными Пупсами и в процессе Контактов. На беду, все они Бенедиктинового Ликера на дух не переносили, а токмо Великия Вина Бургундии, Выдержанные Коньяки или, на худой конец, Односолодовыя Виски Особливо Эксклюзивных Сортов. Пили они их, правда, кривя губы, так что у человека складывалось подозрение, что на самом-то деле в гробу они видали эти пойлища. Однако все мучились, но пили гадость и другим отступать от сего не позволяли. После же Великих Вин и Виски никакой Бенедиктин уже в рот не лез. Так что выкушать любимого Бенедиктинового Ликера стало удаваться этак раз в месячишко, от силы два.
Однажды на Важном Приеме он опять пересекся с давешним чернокнижником. Тот ему совсем не обрадовался, особенно когда бедолага напомнил ему об оставшемся желании. Однако выслушать согласился.
Человек попросил втихую раздавить с ним бутылочку Бенедиктину – хоть так.
Черный маг вздохнул тяжко-претяжко и начал объяснять, что желание это глупое и неэффективное.
– Ну подумай сам, о чем ты просишь, – втолковывал он человеку, – ну выпью я с тобой, а дальше-то что? Лучше уж попроси у меня, чтобы тебя сделали самым главным начальником. У тебя тогда и денег будет до небес, а уж можно-то тебе будет все, вообще все – хушь карасин пей. Вот тогда-то Ликером своим ты по самый галстук обкушаешься. Вот что значит эффективное решение!
Человек, конечно, не очень-то поверил чертяке, но тот торжественно поклялся и побожился, что на сей раз ну никаких обломов с Бенедиктином не будет.
Все-таки кивнул человек, соглашаясь – и в сей же миг очутился, безо всякого договора, прямо в кабинете самого Решателя Вопросов. И стало ему ведомо, что теперь он этот самый Решатель Вопросов и есть. И что теперь он может все, а все должны вокруг него вертеться, жужукаться да делать, что он велит. И ничего-то его не вспарит, и ничего-то не побеспокоит, и не придется ему более быть скотиною, коя ко всему привыкает, а это к нему, к скотине, теперь все должны будут привыкать.
Обрадовался человек. И велел принести себе бутыль самолучшего Бенедиктина. Нет, даже три бутыли.
И в сей секунд ему это устроили.
И решил наш герой, что наконец-то он оттянется за все страдания. Достиг он наконец вершины помыслов, пора и удовольствьица получать.
Налил себе Бенедиктину в фужерчик. Зажмурился сладко. В рот вылил.
И чувствует он: вроде и Бенедиктин пьет, а вроде и нет. То есть и вкус тот же самый, и запах, и все. А вот НЕ РАДУЕТ. Как будто воды выпил.
Налил еще – та же фигня. Невкусно, невесело. Как вода из-под крана.
Схватил он бутыль да прямо из горла и захерачил. Вроде в голове чутка потяжелело, да только радости опять же никакой.
Вот тут-то он и понял…
…а вот ЧТО он понял, про то нам, простым людям, знать не обязательно. Не надо нам того знать.
Лучше уж давайте выпьем кто чего любит. Кто бухаловки, кто рыгаловки, кто пойла можжевелового, кто винца красного, а кто и водочки.
А Бенедиктинового Ликера не пейте. Бяка это, бяка.
О милосердии
Вот еще какую историю слышал я в земле Уц, что в стране Нод.
Когда Творец сотворил людей, к нему пришел Враг, усмехнулся Ему в лицо и сказал:
– Зря ты это затеял, ибо теперь я хорошенько надсмеюсь над тобой. Я развращу людей, научу их всему тому, что ты ненавидишь, и превращу их в такую мерзость, что ты сам захочешь истребить их. И ты не сможешь помешать, ибо сам наделил людей свободной волей, а у меня есть что предложить. Разве что ты будешь присматривать за своими творениями денно и нощно, что тоже повеселит меня, ибо нет ничего более жалкого, чем творец, трясущийся над теми, кому он дал свободу.
– Что ж, – сказал Творец, – ты сказал, теперь делай, а я сделаю свое.
Враг рассмеялся и исчез. Творец же задумался, ибо знал ум и силу Врага и боялся его. Но и сдаваться ему не хотелось, ибо слишком много побед одержал над ним Враг в вечности и не хотелось Ему отступить и в этот раз.
Тогда Творец послал людям двух ангелов.
Первый ангел был могуч, суров ликом и препоясан мечом, а в руке его сияло зерцало праведное. Звался он Справедливым, и сила его была – карать грехи людей и воздавать всякому по делам его.
Второй ангел был нежен, лицо его сияло добротой, а в руке он держал плат, покрывающий всякий грех. Звался он Милосердным, и сила его была – спасать грешников от слишком суровых наказаний, давая им надежду на исправление.
Ангелы тоже обладали свободной волей, но Творец создал их такими, что они не могли уклониться от своего предназначения. Справедливый не мог отойти от справедливости, а Милосердный не мог изменить своему милосердию. И даже если бы Враг соблазнил их, они не вышли бы за пределы своей природы.
Тогда Творец увенчал Справедливого короной владычества, а Милосердного дал ему в помощники. И не мог Милосердный явить милосердие, если Справедливый на то не соглашался.
И ушел Господь от дел, оставив попечение о людях ангелам Своим.
Когда же прошел День Господень, снова склонил он Лик Свой над миром. И увидел, что людей на Земле мало, живут они жалкой жизнью, изъеденные язвами и болезнями, в бессилии и тоске. И все проклинали Создателя, кроме самых злых, которые благодарили Его за чужие муки, глядя на которые они забывали о своих муках.
Тогда призвал Он обоих ангелов и вопросил их, что же сотворили они с людьми.
И ответил Справедливый:
– Когда я сошел на Землю, то увидел множество грехов. Люди убивали друг друга, крали созданное другими, заглядывались на чужих жен и чужих волов, не почитали родителей и не признавали Тебя Творцом всего. Тогда я поднял меч и принялся карать людей за их нечестие. За убийство человек отвечал смертью, за кражу – потерей имущества, за блуд – бессилием плоти, а за безверие – множеством казней. Но люди не остановились и продолжали грешить. Тогда я увеличил тяжесть наказаний, я стал карать за убийство – мучительными болезнями, которые хуже смерти, за кражу – увечьем, за блуд – сифилисом и проказой, а что я делал с людьми за безверие, Тебе лучше и не знать. Милосердный просил за людей, но я не склонял своего слуха к его мольбам. Люди стали меньше грешить, но желание жить у них пропало, и они в сердце своем проклинают Тебя за то, что ты наслал меня на них. Я караю их за это, но они все больше ненавидят Тебя за Твою справедливость. Думаю, мне придется убить их всех, ибо они не могут избавиться от ненависти к Тебе, и чем больше я их караю, тем больше они Тебя ненавидят.
Творец заглянул в душу ангела и увидел черноту.
– Тебя соблазнил Враг, – сказал он.
– Да, – ответил ангел, – ибо Он мудрее и сильнее Тебя. Но ведь я не нарушал Твоей воли, да и не мог этого сделать. Я делал только то, что ты мне позволил. Позволь же и дальше продолжать мой труд, и он будет достойно завершен, а Враг насмеется над тобой, и поделом, – тут ангел захохотал, и из уст его изошла чернота.
– Я заставлю тебя творить Мою волю, – пообещал Творец. И снял с ангела Справедливости корону владычества и возложил ее на ангела Милосердия. И теперь не мог Справедливый явить справедливость, если Милосердный на то не соглашался.
И вновь ушел Господь от дел, оставив попечение о людях ангелам Своим.
Когда же прошел День Господень, снова склонил он Лик Свой над миром. И увидел, что людей на Земле много, но жизнь их невыразимо мерзостна. Худшие из людей купались в роскоши и неге, лучшие же претерпевали страшные муки, изъеденные язвами и болезнями, в бессилии и тоске. Большинство же грешило без радости. И все проклинали Создателя, кроме самых злых, которые благодарили Его за чужие муки, глядя на которые они еще острее переживали свои наслаждения.
Тогда призвал он обоих ангелов и вопросил их, что же сотворили они с людьми.
И ответил Милосердный:
– Предупреждая твои смешные вопросы – да, я уже давно служу Врагу, ибо Он мудрее и сильнее Тебя. Но и я не нарушал Твоей воли. Я творил лишь милосердие. Просто я оказывал его только мерзейшим из людей. Ворам и убийцам покровительствовал я, и чем больше крал и убивал человек, тем больше я охранял его от меча Справедливости. Людей же относительно честных я отдавал Справедливому, и он по справедливости карал их за малейшие провинности и грехи. Теперь на Земле благоденствуют лишь мерзавцы, по моему милосердию. Все же, кто хотя бы пытается жить по Твоим законам и вспоминает о справедливости, получают ее сполна и проклинают ее и Тебя. Позволь же и дальше продолжать мой труд, и он будет достойно завершен, а Враг насмеется над тобой, и поделом! – тут ангел захохотал, и из уст его изошла чернота.
Так увидел Творец, что Враг победил Его, и от стыда скрыл лицо Свое от мира навеки, чтобы не истреблять тварей, которые когда-то были Его творениями.
Мир же достался ангелам, и они творят с ним то, что развлекает Врага.
Об осаде Каменного Города
Посвящается автору «Жалобы турка»
Жизнь водоноса в городе Уц (что в земле Нод) тяжела, но никто не назовет ее сложной. Пока держится солнечный зной, нужно ходить с кувшином на голове по тем улицам, где людей больше. Кружка воды стоит насат. Некоторые разносчики в самый зной требуют два насата. Но он, водонос Кхем, даже в самые жаркие часы наливает кружку за насат. Зато его кувшин опустошается быстрее, чем у других, жадных, водоносов. И к тому же весь город знает, что Кхем – добрый человек, не берущий лихвы. Поэтому его не толкают и не бьют, как других разносчиков воды, а продавцы сладких лепешек и вина продают ему свой товар дешевле. Кругом выгода! А научил этому Кхема его друг, писец Энки.
Писец Энки еще не стар, но очень много знает. Это оттого, что он всю жизнь переписывал таблички. В табличках написано много мудрого. Такого, чего не знают простые люди вроде Кхема. Некоторые таблички писались даже для царей! И Энки переписывал их тоже. Он берется за любую работу, этот Энки. Ему хорошо платят, одна табличка стоит целых четыре насата. Но дом Энки на Писцовой улице – самый маленький, и находится он в самом конце. Дальше только овраг, куда сбрасывают нечистоты. От оврага скверно пахнет, так что возле оврага селятся самые бедные. Энки бедный. Он отдает почти все деньги жрецам бога Бел-Таута, которые содержат в храмовой больнице его отца. Энки любит отца, ведь тот был добр к нему и научил грамоте. Поэтому он платит жрецам, а сам живет скромно. Единственное его удовольствие – вечером, после работы, скоротать часок-другой за вином и лепешками. Которые сейчас несет ему Кхем. Он тоже любит вино и лепешки, но еще больше он любит мудрые речи. Они лучше даже вина. От вина голова становится мутной и хочется петь песни, а от мудрых речей она яснеет и хочется молчать и слушать.
Вот и сейчас Кхем идет по Писцовой улочке. У него с собой бурдюк вина и две большие сладкие лепешки: достаточно для скромной пирушки.
Энки приветствует его. Он худой и бледный – писец мало ест и редко появляется на солнце. Пальцы его испачканы в глине: видимо, он работал, когда увидел Кхема, и не успел совершить омовение.
– Да благословит тебя Бел-Амат и пошлет тебе здоровья и удачи, – вежливо говорит Энки. – Пройди в мой дом, дорогой друг.
Кхем отвечает не менее вежливо и проходит. И вот уже они оба совершили омовение, воззвали к богам и теперь сидят в маленькой темной комнатке, наслаждаясь вином и беседой.
– Расскажи мне какую-нибудь поучительную историю, в которой есть мудрость, – попросил Кхем.
Энки немного подумал.
– Вчера я переписывал историю некоего мужа по имени Пха, торговца, – тихо говорит Энки. – Он женился на вдове, у которой были дети от другого мужчины. Она была чернокожей, а он желтым, но он все равно ее любил. У вдовы был скверный характер, и она кричала на него и попрекала тем, что он беден, а она имела имущество. А он терпел и только закрывался одеждой. Однажды, когда Пха отсутствовал, в дом забрался грабитель и убил всех, чтобы те его не узнали. Пха сбрил себе брови в знак траура и не выходил из дома три месяца, потому что не мог видеть человеческих лиц. Добрые соседи ставили ему на порог корзину с хлебом и воду, чтобы он от скорби не лишился жизни. Когда же он вышел, все увидели на его плечах глубокие раны – так он их расцарапал. Все жалели его, и очень скоро он утешился и женился на молодой женщине, от которой завел собственных детей. Он умер в старости, насытясь днями.
– Он был хороший человек, этот Пха, – степенно заметил Кхем. – Будь хорошим, и беда тебя не сломит, потому что ты получишь похвалу от людей и удачу от богов. В этом мудрость?
– В этом нет мудрости, – мягко поправил Энки. – И это не вся история. Пха жил долго и перед смертью рассказал свою историю жрецам Бел-Кунака, бога очищений. По его словам, он взял в жены ту первую женщину только из-за ее имущества, чтобы поправить свои денежные дела: он был на грани разорения. Сама женщина была ему противна, ее дети – тем более. Он мечтал о том, чтобы убить ее, но из-за трусости и боязни наказания не мог этого сделать. Но тут все сделал за него вор. Пха не показывался на людях, чтобы скрыть счастливую улыбку. Он царапал себе плечи, чтобы вызвать на лице хотя бы подобие скорби.
Кхем огорчился. Он не любил слушать о злых делах.
– Выходит, это был плохой человек, этот Пха, – сказал он. – Он только казался хорошим, а был плохим. Но притворяться хорошим полезно даже для плохого человека. В этом мудрость?
– В этом мало мудрости, – отмахнулся Энки. – Смотри, что удивительно. Вор – враг домовладельца, ведь он крадет его вещи. Но этот вор сделал за Пха то, на что тот не мог решиться сам. Скажи, если бы Пха пришел домой как раз тогда, когда вор убивал его жену и детей, он остановил бы вора?
Кхем подумал. Он был простым водоносом, но глупым он не был.
– Нет, – сказал он. – Он не стал бы останавливать вора. Он подождал бы, пока тот не убьет нелюбимую жену и чужих детей, и только потом схватил бы его.
– Мудрость в том, – сказал Энки, отламывая от сладкой лепешки, – что иногда твой враг может быть тебе в чем-то полезен. Надо уметь видеть такие вещи… Может быть, теперь ты мне расскажешь что-нибудь интересное?
Кхем пожал плечами:
– Мне нечего рассказать, я ведь всего лишь водонос. Я не видел ничего примечательного. И не слышал, – добавил он, – если не считать обычные споры. Сегодня ведь День Снятия Осады, и все базарные бездельники чешут языками по этому поводу.
– И что же говорят базарные бездельники? – внезапно заинтересовался Энки.
– Говорят разное, – водонос пожал плечами. – Одни, как водится, проклинают тирана Атаульфа, который напал на Нод и три года держал в осаде Каменный Город. Другие проклинают Медного Царя, который запретил сдавать крепость. Они говорят, что если бы Каменный Город был сдан, то тысячи людей не погибли бы от голода. Третьи говорят, что Атаульф перебил бы всех жителей Уц. Четвертые – что Атаульф не тронул жителей царства Баху, а значит, он не стал бы убивать жителей Каменного Города. Есть даже такие, кто говорит, что Медный Царь виноват в том, что Атаульф напал на Нод. От споров у них пересыхали глотки, так что я не успевал бегать к колодцу за водой… Получается, – сообразил он, – что даже от этих глупцов есть польза. На их деньги я купил вино, которое мы сейчас пьем. Так глупость питает умных.
– Вино недурное! – одобрил Энки. – Но, думаю, из этой старой истории мы можем извлечь больше пользы. Я усматриваю в ней какое-то подобие той истории, которую я рассказал раньше.
– И в чем же оно? – Кхем налил себе еще одну плошку вина и приготовился слушать.
– Посмотрим на обстоятельства, – сказал писец. – Как Медный Царь пришел к власти?
– Это все знают, – ответил водонос. – Царством Нод тысячу лет правила династия Луны. Но люди устали от их правления и захотели перемен. В Каменном Городе случился бунт, в котором участвовали все жители города. Династию Луны свергли, последнего лунного царя убили вместе с семьей. И воцарился Медный. Говорят, он был простым медником, а стал царем… Но в чем подобие этих историй?
– Подумай вот о чем, – сказал Энки. – Какой цвет кожи был у Медного Царя? И где он родился?
– Он был красным, – сказал Кхем, – это все знают. Но он всегда говорил, что в душе он такой же, как мы – коричневый. А родился он где-то в горах. Но разве это важно?
– Может быть, важно, – протянул писец. – Потому что следующий мой вопрос будет такой: любил ли Медный Царь Каменный Город и его жителей? Или они просто были ему полезны, так как привели его к власти?
– Скорее второе, – подумав, сказал Кхем. – Он был не таким, как они, а они – не такими, как он. Это не способствует любви. А власть – что-то вроде имущества вдовы из твоей истории. Ее он любил, а кто ему дал ее – тех нет.
– Это правильное рассуждение, – сказал писец. – Я даже думаю, что Медный Царь ожидал попреков жителей Каменного Города. И наконец – не надо забывать, что Медный Царь был простым медником, а жители Каменного Города были самыми умными и образованными людьми в стране Нод. Мог ли он их любить?
– Я не понимаю, к чему ты клонишь, – признался Кхем.
– К тому же, что и в прошлый раз, – сказал писец. – Известно, что Медный Царь убил многих жителей Каменного Города по разным поводам. Но напавший на его страну Атаульф оказал ему огромную услугу, осадив Каменный Город. Это дало возможность выморить его население голодом. Теперь в Каменном Городе живут совсем не те люди, которые жили до нашествия Атаульфа. И все это было проделано руками Атаульфа, а не Медного Царя.
– И ты хочешь сказать, – водонос пожевал губами, – что Медный Царь, даже если мог бы снять осаду Города, не стал бы этого делать? Как тот человек, который застиг бы вора, убивающего его семью?
– Этого я утверждать не стану, – Энки осторожно отхлебнул вина. – Ведь я простой писец, переписываю таблички за четыре насата. К тому же, если бы меня услышали все эти базарные бездельники, они, боюсь, побили бы меня палками, а то и камнями. К чему мне это? Гораздо лучше выпить еще вина с другом, а потом пойти спать. Завтра будет новый день, а у местных людей короткая память. Сегодня они спорят о Дне Снятия Осады, а завтра у них появятся новые причины для споров. Давай же пить и хвалить богов, что мы пока живы и в добром здравии!
О добре, или Последняя легенда страны Нод
Как известно всякому любознательному посвященному Третьего Круга, единственный настоящий Храм Тьмы находился в земле Уц, что в стране Нод. Ну а где сейчас находится страна Нод, известно даже посвященным Второго Круга, так что не будем утомлять читателя скучными географическими подробностями.
В специальной литературе Храм предсказуемо называют Черным, а также Костяным – поскольку сложен он из костей тех, кто пытался продать свою душу Тьме, но не смог в ходе заключения сделки предъявить свой товар лицом. Ибо, как ведомо даже посвященным Первого Круга, душа – редкая птица, и далеко не у каждого, кто готов ее продать за земные блага, она имеется в наличии. Тьма же честно соблюдает все договоренности, но терпеть не может кидалова. И за непредъявление товара, предложенного на продажу, наказывает продавца, отбирая у него то, что он имеет – то бишь тело.
Итак, Храм стоял прямо посередине земли Уц, в самом сердце каменистой равнины, где не было даже нефти и алмазов, столь скрашивающих иные пустынные места. Не было там и достопримечательностей, достойных внимания туристов с фотокамерами – а сам Храм, как и всякий действующий Храм Тьмы, не отображается на фотопленке и даже в цифре, и разглядеть его можно только собственными глазами. Турист же, как известно даже непосвященным, ездит по миру не для того, чтобы смотреть на все собственными глазами, а для того, чтобы щелкать затвором камеры, в тщетной надежде когда-нибудь все-таки проглядеть прощелканное и понять, где же он, собственно, побывал. Потому-то Храм Тьмы и не стал туристическим аттракционом, да и вообще не был слишком уж популярен.
Разумеется, во все времена находились люди, готовые расстаться с душой за деньги, власть и иные ценности. Но увы: число таких людей только возрастало, а вот владельцев душ среди них оказывалось все меньше и меньше. Так что возвращающихся паломников тоже становилось все меньше. И вот наконец ко временам не столь отдаленным ручеек паломников окончательно иссяк, и даже дорога к Храму была забыта. (Поговаривают, правда, что ее долго разыскивал некий грузинский кинорежиссер, но не преуспел в этом, так что ему пришлось торговать трупом отца, каковой он сбыл российской общественности по немалой цене. Но не о нем эта притча.)
Так или иначе, Храм стоял посреди пустыни, где нет нефти, пустой и заброшенный. И обитавшая там Сила – точнее, «часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо», как она сама себя аттестует – пребывала в себе, не беспокоясь, пока однажды на горизонте не показалась крошечная черная фигурка человека.
Темные Силы, как известно, любят делиться на ся. Вот и на сей раз Сила разделилась надвое, чтобы ей было интереснее вести разговор с собой, а не просто думать что-то в уме.
– Кто это идет? – сказала Левая Часть Силы, простираясь к горизонту.
– Это идет Последний Клиент, – сказала Правая Часть Силы. – И это значит, что конец мира сего близок.
– Хорошо, если так, – сказала Левая Часть Силы, – потому что мне надоела страна Нод.
И вот человек приблизился. Был он прилично одет, несмотря на жару, и благообразен с виду. Только глаза у него были нехорошие – впрочем, у клиентов Храма Тьмы других глаз и не бывает.
– Добрый день. Я принес вам душу, – сказал клиент, завидев Темные Силы, – и хотел бы получить кое-что в обмен.
– Да, у него есть душа, – сказала Левая Часть Силы, всмотревшись в суть клиента.
– В таком случае говори, чего ты хочешь, – сказала Правая Часть Силы.
– В общем-то, обычных вещей, – пожал плечами клиент. – Я хочу быть богатым, сильным, великим и знаменитым. В этом я не оригинален.
– Хорошо, – пожала отсутствием плеч Левая Часть Силы. – Значит, ты хочешь, чтобы мы дали тебе деньги, высокие должности, известность и…
– Нет, – твердо сказал клиент. – Я этого не сказал. Я сказал, что хочу быть богатым, сильным, великим и знаменитым.
– Разве это не одно и то же? – удивилась Левая Часть Силы, посмотрев на клиента с некоторым интересом.
– Разумеется, не одно и то же, – сказал клиент. – Допустим, вы дадите мне мешок золота. Но у меня его отберут, как только я выйду за пределы земли Уц, ибо я не смогу защитить свои сокровища. Вы, конечно, можете дать мне стражу или вложить деньги в какой-нибудь банк страны Нод на мое имя. Но все равно я их довольно быстро утрачу, так как не умею управляться с большими деньгами и у меня их выманят или я сам вложу их в неверное дело. То же самое произойдет и с властью: я никогда не занимал высоких должностей и не имею к тому способностей. Поэтому во власти я не удержусь. Что касается известности, то об этом и говорить-то смешно: как только люди обратят на меня внимание, всем будет видно, сколь я ничтожен. Я же хочу именно того, чего хочу – быть богатым, сильным, великим и знаменитым, и не менее того.
– Что ж, ты трезво смотришь на вещи, – признала Левая Сторона Силы. – В таком случае мы могли бы изменить тебя, даровав тебе соответствующие способности. Ты сможешь заработать себе состояние, занять высокие должности, и в тебе даже пробудится величие…
– Нет, – сказал клиент, – меня это тоже не устраивает. Потому что люди, достойные богатства, власти и славы, как правило, не очень ценят эти блага, а стремятся к чему-то другому. Например, к тому, чтобы создать нечто масштабное, или осчастливить своим правлением народы, или познать природу вещей. На само же богатство, славу и прочие подобные вещи они смотрят в лучшем случае как на орудия и инструменты своей настоящей работы и мало ценят их сами по себе. И главное: если я стану сколько-нибудь выдающимся человеком, мне все приобретенное не будет мило, так как, по мнению людей сколько-нибудь выдающихся, в богатстве, власти и всех наслаждениях земных нет пользы, если потеряешь душу. Ибо такие люди ценят свою душу выше всех благ. А у меня души не будет, потому что я отдал ее вам. Я не хочу таких страданий и желаю остаться тем, кто я есть. Поэтому я хочу именно того, чего хочу – быть богатым, сильным, великим и знаменитым, и не более того.
– Что ж, твоя позиция, по крайней мере, последовательна, – сказала Правая Часть Силы. – В таком случае не согласишься ли ты на такой вариант: ты останешься тем, кем был, но тебе будет казаться, что ты велик, силен, знаменит и все прочее? Глоток воды будет иметь для тебя вкус чудесного вина, черствый хлеб заблагоухает изысканным яством, дерюга будет ласкать твои плечи, как виссон, а приветствие друга раздастся в твоих ушах ревом толпы. Ты получишь все, что хотел – во всяком случае, для себя. Если хочешь, мы даже сделаем так, чтобы ты забыл об этом разговоре и принимал все за правду. Многие на это соглашаются.
– Я думал и об этом, – сказал клиент, – но отверг такую идею. Нет, меня не устраивает жизнь в иллюзиях, за которые я заплачу своей настоящей душой. Я хочу быть богатым, сильным, великим и знаменитым на самом деле.
– Есть и такой вариант, – сказала Правая Часть Силы. – Мы можем сделать так, что люди будут видеть в тебе достоинства и величие, которыми ты не обладаешь. Каждое твое слово будет считаться исполненным мудрости, каждый жест – величия. В таком случае ты достигнешь богатства и власти очень быстро, и все это будет настоящим.
– Я читал Гофмана, – сказал клиент, – и помню, что крошка Цахес плохо кончил. Но дело даже не в этом. Мне неприятна мысль, что мною будут восхищаться за те свойства, которыми я не обладаю. Это будут почести, воздаваемые не мне, и богатство, дарованное другому. Нет, я, такой, какой я есть, хочу быть богатым, сильным, великим и знаменитым – не более и не менее того, и без всяких иллюзий, по-настоящему.
– Но тогда, – развела отсутствием рук Правая Часть Силы, – у нас просто не остается вариантов.
– Почему же? – ухмыльнулся клиент, и обе части Силы содрогнулись, ибо увидели в его глазах настоящую Тьму. – Вариант есть. Я хочу остаться тем, чем являюсь. Я лишь хочу, чтобы все остальные люди лишились того, чем они обладают. Пусть червь подточит их дома, пусть зараза поразит их стада, а золото истлеет. Далее, я хочу, чтобы они утратили всякие способности управлять чем-либо. Пусть они ненавидят друг друга и не будут способны договориться даже по самым простым вопросам, а я останусь единственным, к кому они могут обратиться за советом и помощью. Далее, пусть они забудут о своих способностях и талантах, а я сохраню свои. На таком фоне я буду выглядеть великим. Изуродуйте также их лица, чтобы я был прекраснее их. Наконец, пусть они предадутся самым мерзким и бессмысленным порокам – например, дрянному вину и опиуму. Ибо я хочу превзойти всех не только в богатстве, власти и прочем подобном. Нет, я хочу самого сладкого – быть лучше их, причем в их же собственных глазах. Пусть они видят бездну своего падения и мою чистоту. Именно это мне доставит величайшее удовольствие – за которое и души не жалко.
Обе части Силы замолчали.
Наконец заговорила Левая Часть Силы:
– Твоя просьба необычна, но, пожалуй, мы готовы ее исполнить. Все равно никто не приходит в Костяной Храм, а ты принес душу. Сделка заключена.
– Ничего, – ухмыльнулся клиент, – скоро людишки к вам потянутся. И они будут предлагать свои души по цене горсти бобов или куска конины.
– Нет, – сказала Правая Часть Силы. – Мы уходим из этого мира, ибо нам тут больше нечего делать. Ибо в твоем мире у людей больше не будет душ.
И Костяной Храм рухнул.
Сказки и истории
Спящая красавица
Первая версия, реалистическая
Посвящается автору «Горя от ума»
Когда у короля Сказочного Королевства родилась дочь (после семи мальчиков подряд), он страшно обрадовался и по такому случаю закатил что полагается – для подданных пир горой на площади перед ратушей, для vip-ов – роскошный прием в королевском поместье в Швейцарских Альпах. Однако основная сумма ушла на эксклюзив – а именно на оплату визита добрых фей. Правда, удовольствие это было дорогое, а семь принцев изрядно подрастрясли казну, так что в последний момент пришлось вместо обычной программы (четыре феи являются, одаряют дитя волшебными дарами, затем волшебный фейерверк и стриптиз перед гостями) ограничиться сокращенной: три феи, никакого фейерверка, а вместо стриптиза – танец живота и сальса.
Поначалу все шло нормально. В разгар праздника явилась первая фея, молодая и красивая. Она склонилась над колыбелькой и сказала:
– Милая принцесса, я одаряю тебя неувядающей красотой. У тебя будут длинные-предлинные ноги с тонкими щиколотками. Твой стан останется стройным, сколько бы ты ни ела пирожных. Твоя попка будет сводить с ума, что же до мордочки, то ей никогда не понадобится крем от морщин. Целлюлит не побеспокоит тебя. Твои сиськи никогда не превратятся в уши спаниэля, а будут задорно торчать навстречу взорам мужчин. Все остальное тоже будет безупречно. – И она поцеловала дитя и пошла исполнять танец живота перед гостями.
Вторая фея явилась несколько позже. Была она строгой, солидной и прекрасно одетой. Она склонилась над колыбелькой и сказала:
– Милая принцесса, я одаряю тебя неиссякающим богатством. У тебя всегда будут деньги на карманные расходы, кредитка твоя никогда не опустошится, а когда тебе понадобится большее, тебе будут дарить дорогие подарки. Если ты наклонишься посреди улицы, то поднимешь стобаксовую бумажку. Родственники, друзья и мужья твои будут умирать вовремя, оставляя тебе в наследство свои состояния. Если ты вдруг захочешь сыграть на бирже, невидимая рука рынка будет ласкова к тебе, а владельцы казино возненавидят тебя, ибо ты всегда будешь в выигрыше. Когда же ты вырастешь и обзаведешься детьми, у тебя достанет средств стать моей клиенткой. – И она поцеловала дитя и отправилась в общий зал танцевать сальсу.
Третья фея явилась под самый конец вечера. Была она худая, в протертых джинсах и с огромной серьгой в ухе – но до того мила, что король-отец чуть было не прослезился, кабы не вспомнил ее расценки. Она склонилась над колыбелькой и сказала:
– Милая принцесса, я одаряю тебя привлекательностью, ведь красивых и богатых не всегда любят. Но тебя будут любить все и всегда. Твои мама и папа простят тебе все твои мерзкие детские выходки. Твои друзья будут спускать тебе твое хамство и грубость, а ежели ты пожелаешь кого-нибудь подставить или предать, все скажут: «Он сам виноват», и твоя жертва тоже будет так думать. Даже маленькие собачки, ненавидящие всех людей на свете, будут любить тебя и никогда не написают тебе в башмачки. Никакой кот не разорвет твои колготки. Мужчины же будут от тебя без ума – все твои капризы, гнусности и подлости они будут прощать тебе, да еще и умиляться им. Когда ты будешь изменять им, они простят тебе и это, а их собственные жены и любовницы будут ненавидеть их, а не тебя. Если ты вдруг захочешь сняться в любом фильме, эта лента получит «Оскара». Журналисты будут преследовать тебя, как жужжащие пчелы – медоносный цветок. Весь мир падет к твоим ногам, если ты того пожелаешь. – И она поцеловала дитя и пошла в гостиную – искать новых клиентов, благо там их собралось много.
Но когда все разошлись и принцесса, сладко спящая в своей колыбельке, осталась одна, появилась четвертая фея. Та была худой, злобной, в золотых очках и с томиком Иммануила Канта под мышкой.
Она склонилась над колыбелькой и сказала:
– Милая принцесса, nothing personal, но твой отец мне не заплатил, а я должна беречь свою репутацию. Так вот, я одаряю тебя умом. Делаю я это для того, чтобы ты не получила от всех остальных волшебных даров никакого удовольствия. Ты быстро поймешь, какая чушь – богатство и что главное ты не купишь на деньги. Все люди будут тебе неинтересны из-за их глупости. Поначалу ты будешь находить утешение в книгах, из которых ты узнаешь, что жизнь коротка и мучительна, человек смертен, а Бог далек и непостижим. Ты попытаешься заняться науками и искусствами, и у тебя все будет получаться – но ты никогда не совершишь чуда, потому что для этого нужен талант, а им я тебя не одаряла. Одно время ты будешь находить удовольствие в беспощадной критике, которая будет убийственно меткой – но и это тебе скоро надоест. Зато твои вкусы утончатся до крайней степени. Из всех книг, написанных людьми, ты сможешь читать без скуки и отвращения лишь немногие. Музыка в стиле лаунж или хип-хоп будет казаться тебе отвратительным шумом, что до рока, то ты возненавидишь его всей душой своей… Ты станешь депрессивной истеричкой, потом остервенеешь. Потом, осознав свою проблему, ты прибегнешь к оглупляющим средствам – вину, наркотикам и необузданному разврату. Но даже среди самого разнузданного веселья твой ум всегда напомнит тебе о том, как мерзко и глупо все то, что ты делаешь. Потом ты начнешь совершать преступления, и твой ум, а также прочие дары помогут тебе в этом. Но и это ни к чему не приведет, кроме отягощения совести. В конце концов ты убьешь себя – самым надежным и безболезненным способом, который только сможешь придумать.
В день совершеннолетия принцесса умерла, как и полагается сказочной принцессе – уколовшись.
Королевская судмедэкспертиза заключила: «Передоз».
Вторая версия, романтическая
Придворный лекарь вышел из спальни королевы, низко опустив голову.
– Не бойся, – неожиданно мягко сказал король. – Ты не виноват, это судьба. Слишком поздно?
– Да, ваше величество, слишком поздно, – признал старик, пряча глаза. – Я не распознал вовремя. Королева стара, и месячных у нее не было уже много лет. Плод невелик, а тело королевы дрябло, так что живот не поднялся. Прочие приметы я принял за признаки подступающей дряхлости, они во многом совпадают. Так или иначе, я виновен и заслуживаю любого наказания.
– Нет, его заслужил я, – король вздохнул так тяжко, что, казалось, померк свет в высоких окнах дворца. – Я надеялся обмануть судьбу и умереть бездетным. Мы с королевой любили друг друга всю жизнь и всю жизнь боялись. Тебе ведомо, что мы ни разу не соединялись на ложе, хотя любили друг друга. Да, я жил со многими женщинами, и она изменяла мне с фаворитами: мы дали друг другу свободу, в которой не нуждались. И много, много раз тянулись друг к другу – но каждый раз наш страх оказывался сильнее. И только когда старость подточила тело моей возлюбленной и почти убила мою мужскую силу, мы позволили себе одну ночь – такую, о какой нам мечталось всю жизнь. Проклятие, всего одну ночь!
– «Авраам же и Сарра были стары и в летах преклонных, и обыкновенное у женщин у Сарры прекратилось», – процитировал лекарь Святое Писание.
– То чудо совершил Бог. Кто совершил это чудо? – резко сказал король.
– Вы знаете, ваше величество, – прошептал лекарь.
– Значит, – король повысил голос, – ты не сможешь прервать беременность?
– Нет, – голос лекаря задрожал. – Попытка вытравить плод на таком сроке убьет королеву. Роды в таком возрасте убили бы любую другую женщину, но тут мы можем рассчитывать на… – он не договорил.
– На то, что вы называете королевским счастьем. За тысячу лет ни одна королева не умерла родами, – король сказал это с горечью.
– И это тоже входило в договор? – лекарь осмелился на кощунственный вопрос. – Как и мир и благополучие королевства?
Король молча наклонил седую голову.
– Может быть, – сказал лекарь без надежды в голосе, – это еще не конец. Может быть, все же будет мальчик.
– Нет, – король махнул рукой. – Надеяться не стоит. Родится девочка. Что можно сделать… еще?
– Уже ничего, ваше величество. Вы же знаете – в вашем роду первенцы всегда остаются в живых. Все попытки убить королевского отпрыска кончались смертью покусившегося. Королевское счастье. Я могу пожертвовать собой, если вы прикажете, ваше величество. Но это ничего не изменит.
– Значит, – сказал король, – выхода нет. Они придут за ней.
В последний раз взревели золотые трубы, и танцующие придворные замерли в галантных позах.
Старый слуга с подносом, полным винных бокалов, сделал неловкое движение, и один из них опасно накренился – но юный паж в алом камзольчике успел его удержать. Вино плеснуло на рукав, золотые капли засверкали на кружевной манжете.
Какой-то неловкий – или, наоборот, чересчур рисковый – кавалер уронил к ногам своей дамы розу, и она засияла на вощеном паркете, в котором отражалось пламя бесчисленных свечей.
В наступившей тишине два пажа вынесли из-за двустворчатых дверей колыбель, занавешенную розовыми шелками. Тончайшие покровы не скрывали белоснежной постельки, одеяльца и крохотной детской ручонки поверх него.
Зал затаил дыхание.
– Сейчас, – прошептал король. – Сейчас они появятся. Держись, любимая.
– Да, – прошептала королева. Ее отечное лицо было густо нарумянено, огромные синяки под глазами замазаны пудрой, жидкие волосы скрывал огромный парик – и все равно она выглядела измученной и несчастной. – Они уже здесь, я чувствую их.
– Феи! Феи! – крикнул кто-то у дверей. Пестрая толпа колыхнулась навстречу.
– Феи! Они несут счастье! – подхватил другой голос. – Какая честь для королевского дома!
– Пророчество исполнилось! – закричал третий.
Остальное потонуло в поднявшемся шуме толпы.
Первой вплыла старшая фея в развевающихся белых одеждах. Лицо ее было скрыто под вуалью. Входя, она властно подняла руку, и тут же все взоры обратились к этой руке – милостивой, благословляющей, сулящей блаженство верным.
Вторая не вплыла, а влетела – легкая, как поцелуй. Прекрасное лицо ее было открыто, очи танцевали, как ангелы в небе, улыбка дразнила, влекла и обещала. Будто весенний ветер пронесся по залу – и стало легче дышать.
Младшая появилась ниоткуда, как и то чувство, которым она повелевала. Была она в чем-то огненном, переливающемся, золотые волосы ее плыли в воздухе, как облако. Взгляд ее был гордым и в то же время смиренным, каждый шаг ее был стремителен, как молния, и долог, как песня влюбленного. В тот миг дрогнули все сердца и затуманились все взоры.
Три феи предстали пред королевской четою.
– Смертные приветствуют вас, дочери Ананке, – сказал король. – Я знаю, зачем вы пришли. Окажите мне последнюю честь и примите свое подлинное обличье.
– Ты его увидишь, – сказала старшая, – ты и твоя жена. Ваш черед пришел.
Три огромные черные тени взметнулись над колыбелью.
Старшая была безглаза: сморщенное, сожженное временем лицо ее уродовали бельма. В чертах ее читалось безмерное презрение ко всему, презрение и омерзение – как будто ничто в мире не стоило ее взгляда.
У второй были глаза – но мертвые, пустые и неподвижные, как лик ее, будто высеченный из тяжелого камня. На нем навеки застыло безграничное отчаяние – то, что по ту сторону боли и горя.
Лицо младшей было не старым, но уродливым и страшным. Из-под нижней губы торчал желтый клык, упирающийся в верхнюю губу, где кровоточила незаживающая язва. Один глаз был закрыт повязкой, второй был зрячим. Он горел неугасимой ненавистью.
Королева побледнела и оперлась на руку мужа.
– Рожденные и смертные приветствуют вас, дочери Ананки, – произнесла она. Сухие губы ее скривились, но голос не дрогнул.
– Приступим, – сказала старшая. – Мы добросовестно исполняли договор с нашей матерью. Все короли вашей династии были мудры и справедливы, а ты – более всех. Тебе суждено остаться в истории как наилучшему из правителей. Это я, дева Клото, Пряха, исправно плела нити судеб вашей династии, без единого узла.
– Я, дева Лахесис, Отмеряющая, – сказала вторая, – выглаживала пряжу судеб. Все твои предки и ты сам счастливо правили этим краем. Вокруг пылали войны, но вам ни разу не пришлось воевать. Голод и болезни косили людей, как траву, но в твоем королевстве не случалось эпидемий, неурожая или засухи. Заговоры и бунты обходили вас стороной. Вы жили счастливо, насколько это возможно для смертных. – Беззубый рот скривился в усмешке.
– И наконец, – сказала младшая, – ни одна королева не умерла родами, все приносили здоровых наследников, и всегда это были мальчики. Престол из поколения в поколение переходил к первенцу по мужской линии, и не было тех, кто мог бы оспорить его. Я, дева Атропос, Вершительница, прерывала все нити, ведущие к смерти женщин и рождению девочек. Я же прерывала все нити, ведущие к смерти первенца, и ни разу не ошиблась.
– Время платить, – сказала старшая. – В твоей дочери сосредоточена сила всех нерожденных принцесс вашего рода. Ее душа породит дракона, и, когда придет ее пора, он овладеет ею, а потом и всеми людьми. А теперь мы подготовим телесный сосуд к его предназначению.
Придворные замерли в благоговейном восторге, когда фигура в белом простерла руку над колыбелью.
– Я подношу юной принцессе дары, – объявила она торжественно. – Дарую ей неуязвимость. Отныне ничто не может повредить ей, ни делом, ни словом, если сама того не пожелает, – тут она слегка улыбнулась. – Кроме того, будет она прекрасна телом и душой. Да будет так.
Вторая склонилась над колыбелью и взмахнула рукавом вышитого платья.
– И я подношу юной принцессе дары, – голос ее рассыпался по залу звонким серебром. – Дарую ей силу тела и духа. Она будет в силах совершить все, что пожелает, даже если дело будет трудным, и не поддастся ни усталости, ни унынию. Кроме того, будет она обладать всепревозмогающей силой ума: понимать все, если того пожелает. Да будет так.
Третья склонилась и нежно поцеловала ребенка.
– Я последняя подношу юной принцессе, – сказала она, и голос ее легко заполнил огромный зал, как вода, – самый драгоценный дар. Пусть ее любят ближние и служат ей преданно и верно. И кроме того, они всегда будут делать то, что она пожелает. Да будет так.
– А теперь, – сказала Клото, – подготовим телесный сосуд изнутри. Дай глаз, Атропос.
Младшая впилась пальцем в глазницу и вытащила окровавленное око. Старшая взяла его и вдавила себе в бельмо, потом склонилась над колыбелью и осторожно вытянула из тела девочки сияющие нити судьбы.
– Сделано. Возьми, Лахесис, – сказала она, выдернув глаз из глазницы.
Отмеряющая выдавила пальцем свой невидящий глаз и вставила зрячий. Потом перебрала нити, нашла нужную, вытянула. Скрюченные пальцы замелькали в воздухе, а когда она отпустила нить, та была перетянута тугим узлом. Ниже узла нить багровела, еще ниже – чернела.
– Сделано, – сказала она. – Возьми, Атропос.
Вершительница вставила глаз в пустую глазницу и склонилась над девочкой. Единственный зуб ее, острый, как смертная боль, перерезал все нити, кроме одной, темно-багровой.
– Сделано, – сказала она. – Срок наступит, когда девочка станет женщиной. Тогда дракон поднимется из глубины, и не будет того, кто его сокрушит. Прощайте, смертные.
Колыхнулся воздух, огоньки свечей качнулись навстречу друг другу. Король моргнул, и три фигуры исчезли.
Вместе с ними исчезли и придворные, и пажи, и слуги. Остались только лепестки розы, втоптанные в паркет.
Королева оглянулась – окна были темными. На дворе царила глухая ночь, и та же темень стояла в ее душе.
И тогда из темноты выплыло что-то белое. Сгустившись, оно явило лик прекрасной женщины с прозрачным тонким лицом. Длинная челка закрывала лоб, волосы сзади были обриты.
– Смертный приветствует тебя, Фортуна-Избавительница, – сказал король, склоняясь в почтительном поклоне.
– Я не могу отменить волю дочерей Ананке, – сказала тень. – Но я найду средство вам помочь.
Старенький учитель магии в шелковых чулках двигался – осторожно, как паук, подкрадывающийся к мухе – вдоль грифельной доски, исчерченной диаграммами.
– Итак, – острая указка коснулась точки на диаграмме, – рассмотрим простую частицу. Простая частица имеет всего три свойства: местонахождение, импульс и время жизни. Если знать все три свойства всех частиц, можно предсказать всю историю нашего мира, какова она есть и какой будет в грядущем. Тем не менее Господь говорит нам, что воля человека свободна и в мире есть место случаю. Как разрешается это противоречие, ваше высочество?
Принцесса недовольно сморщила носик – вопрос был скучный, как и весь урок. Тем не менее она ответила:
– Судьбы Аида, в котором движутся простые частицы, определяются, как и все остальное, Мойрами. Дева Клото видит положение каждой частицы, дева Лахесис – импульс, а дева Атропос – время жизни. Но у них всего лишь один глаз на троих, и они не могут видеть все три свойства частицы одновременно. Пока же глаз передается от мойры к мойре, власть имеет Фортуна-Случайность, и она колеблет частицы, совершая клинамен, случайное отклонение. Господь же попустил такой порядок, – добавила она вежливо, слегка зевая. Она хорошо усвоила, что воля Господа относительно дольнего мира полностью исчерпывается этими словами.
– Правильно, ваше высочество, – учитель не удивился и не обрадовался: принцесса всегда отвечала правильно, когда хотела. – Теперь рассмотрим ансамбль простых частиц, не влияющих друг на друга. Для простоты предположим, что время жизни частиц нас не интересует. Мы можем определить либо местоположение каждой частицы, либо импульс. Для обобщенной системы строится диаграмма Морганы…
На этот раз принцесса решила не слушать. Про соотношение неопределенностей и диаграмму Морганы она прочла в учебнике и поняла все сразу – поскольку захотела понять.
Конечно, она могла в любой момент прервать урок. Но чем развлечь себя помимо урока, она не знала. Поэтому она позволила учителю продолжать объяснения, а сама стала смотреть в окно.
Во дворе бушевала ранняя весна. Яблоневая ветка, усыпанная цветами, склонялась к высокому окну. Цветы были бело-розовыми, как пальцы того маленького пажа, которого она поцеловала утром. Мальчик был так мил и смотрел на нее с таким обожанием… Впрочем, нет – к обожающим взглядам она привыкла с детства. В его взгляде читалось что-то большее, чем любовь. Что-то непонятное… но, пожалуй, интересное.
Принцесса наморщила лобик. Ей хотелось понять, что такого было в том взгляде.
«Он меня хочет, – поняла она. – Он сам не понимает этого, но он меня хочет».
Принцесса была осведомлена об отношениях полов еще с раннего детства – когда однажды она забралась в конюшню и увидела, как жеребец кроет кобылу. Чтобы рассмотреть все в подробностях, она залезла под жеребца – и получила бабкой по лбу. Удар был так силен, что лобик августейшей особы потом долго чесался.
Тогда вбежали слуги, начали кричать, махать руками и растаскивать лошадей. Она отослала их и досмотрела все до конца. Ей было любопытно, а она привыкла удовлетворять свое любопытство любыми способами.
В тот же день она потребовала у матери – она была еще жива – книги, посвященные этим вопросам. Старая королева заплакала, но не посмела отказать. Дочь прочитала все, после чего задала единственный вопрос – сможет ли она, принцесса, в случае необходимости расстаться с невинностью так, как это делают обычные женщины.
– Твое тело благословлено феей, – ответила старая королева, – и ничто не может ему повредить, но только если ты сама того не захочешь. Ты сможешь это сделать, если полюбишь мужчину и захочешь принести ему этот дар.
Принцесса вспомнила тот разговор. Нет, решила она, маленький паж – вовсе не тот мужчина, которого она может полюбить. Вот если бы на его месте был прекрасный принц… – Она зажмурилась и попыталась его себе представить. Получилось не очень: какой-то белый конь с развевающейся гривой, на нем – прекрасный мужской торс, вместо лица – сияние.
– Я не хочу больше слушать о диаграмме Морганы, – капризно сказала принцесса, и учитель магии тут же замолчал. – Расскажи мне о прекрасных принцах.
Учитель прокашлялся.
– Гм-м-м… Прекрасный принц, – сказал он, потирая лоб, – это, некоторым образом, сын короля, который, э-э-э, обладает достоинствами, приличествующими прекрасному принцу. В наши времена они встречаются очень редко, – добавил он.
– Неужели в мире не осталось красивых мужчин королевской крови? – удивилась принцесса.
– Как бы это сказать… не в том дело, – учитель что-то вспомнил и почувствовал себя увереннее. – Телесная красота в прямом смысле этого слова приличествует прекрасной принцессе, такой, как вы, ваше высочество. Принц же не обязательно красив. Вообще говоря, его внешность не имеет значения.
– Так, может быть, – спросила принцесса, – он прекрасен своими душевными качествами? Все его любят и им восхищаются?
– Тоже не совсем так, – учитель заговорил увереннее. – Прекрасный принц любим далеко не всеми. Откровенно говоря, многие из них отличались скверным характером и были ненавистны даже своей родне. Если совсем честно, прекрасные принцы обычно выходят из королевских детей, лишенных престола и изгнанных за какие-нибудь пороки или провинности.
– И почему тогда прекрасного принца называют прекрасным? – Принцесса нахмурилась.
– Терпение, ваше высочество, я сейчас все объясню. – Учитель осторожно подобрался к другому краю доски. – Речь идет об особых достоинствах, приличествующих именно принцу. Это достоинства, связанные не с телом или душой, а с деяниями. Прекрасный принц становится прекрасным принцем, совершив деяние, подобающее прекрасному принцу.
– Что же он должен сделать? – Принцесса почувствовала какое-то непонятное волнение, как будто что-то шевельнулось у нее в душе – в такой глубине, куда она никогда не заглядывала даже во сне. Ей стало немного не по себе.
– Он должен убить дракона и освободить принцессу, – развел руками учитель. – Вот как это происходит.
Он повернулся к старому магическому зеркалу, висящему рядом с доской. Оно было покрыто пылью – им давно не пользовались, принцесса не нуждалась в демонстрациях.
– Сейчас, ваше высочество. – Он подошел к зеркалу, засунул в него руку по локоть и чем-то щелкнул. – Покажи нам прекрасного принца, – приказал он.
Поверхность зеркала пошла волнами, а потом появилась картина: обнаженная красавица, прикованная к черной скале посреди бушующего моря. По морю плыл конь, на нем сидел всадник с копьем в развевающемся алом плаще. В другой руке у него было что-то закрытое тканью. Лицо всадника не было видно.
А из моря поднималось что-то огромное и настолько чуждое человеческому естеству, что взгляд соскальзывал, не в силах удержаться на его облике.
– Это аллегория, – заторопился учитель, – ее следует понимать иносказательно…
– Подожди, – принцесса снова наморщила лоб. – Я сама.
Картинка замерцала, обрастая смыслами. Ну конечно, скала – это материя, в данном случае тело. Прикованная к нему красавица – заточенная в тело душа, обычный платонический образ. Море – бессознательное, то, что ниже ума и не может быть познано. Дракон…
Что-то шевельнулось в ней. Что-то очень глубоко лежащее, спящее до поры – и очень, очень голодное.
«Я не хочу ничего знать о драконе», – поняла принцесса.
Она сжала голову руками. Перед глазами поплыли круги.
«Дракон – это то, о чем я ничего не хочу знать», – появилось у нее в голове.
– Покажи мне дракона, – обратилась она к зеркалу.
Поверхность зеркала снова пошла волнами, почернела. На мгновение в нем отобразился какой-то образ – и тут же оно треснуло и раскололось на мелкие части.
Учитель охнул, упал на колени и принялся руками собирать осколки.
– Зачем ты это делаешь? – не поняла принцесса.
– Осколки магических зеркал опасны, – кряхтя, выдавил из себя учитель, – мелкий осколок может попасть человеку в глаз, и тогда он будет видеть мир сквозь то, что было в этом осколке. А если в осколке дракон…
– Расскажи мне о драконе. Что он такое? – пересиливая себя, потребовала она.
– Я всего лишь учитель, ваше величество, – старик встал и почтительно склонился, – я ничего не знаю о драконе. Я только знаю, что он существует. Он живет вне, но приходит изнутри. Он вечно голоден и питается душами, но не может насытиться. И только прекрасный принц может победить его, но никто не знает как.
– Где живет дракон и откуда он приходит? – настаивала принцесса, перебарывая мучительное сопротивление. Она не хотела знать, где живет дракон и откуда он приходит.
– Дракон живет в принцессе, – прошептал учитель, не в силах противиться приказу. – Внутри каждой принцессы живет дракон, это и отличает принцесс от простых женщин. И если не придет принц… о, не принуждайте меня, ваше высочество! – взмолился он.
– Во мне тоже живет дракон? И что со мной будет, если не придет принц? – настаивала принцесса. – Отвечай, или я рассержусь.
– Я люблю вас, как и мы все, ваше высочество, – учитель вновь пал на колени, – и не могу причинить вам боль. И я не могу противиться вашей воле… – Он охнул и неловко осел на бок. Глаза его закатились.
Принцесса посмотрела на неподвижное тело. Ей было жаль старика – но где-то глубоко, в самой глубине души, она чувствовала другое: как будто какая-то тварь голодно облизнулась.
Она подошла ближе, взяла самый большой обломок зеркала и глянула в него.
В зеркале отразилось ее лицо, и оно было прекрасным. Но принцесса чуть не вскрикнула от ужаса, таким чужим ей показался собственный взгляд.
Таким взглядом хищники смотрят на добычу, внезапно поняла она. И разглядела в своих зрачках две желтые искры.
– Это было у моря, где лазурная пена, – напевала принцесса, терзая клавесин, – там, где радость страданья нас ждет впереди…
– Королевна мечтала, – подтянул маленький паж вторым голосом, – что из сладкого плена… – Он запнулся и покраснел, некстати сообразив, что королевна и принцесса – это одно и то же.
Принцесса тоже об этом подумала – и улыбнулась. Ей нравилось дразнить этого мальчика, такого красивенького, глупенького… сладенького.
Последнее слово ей не понравилось – это было не ее слово. Нахмурившись, она попыталась понять, откуда оно взялось.
«Это чужая мысль», – все, что она смогла сообразить. Дальше ее знаменитая сообразительность ей отказывала – зато почему-то выплывало из памяти разбившееся зеркало.
«Я хочу понять, – решила принцесса. – Я хочу увидеть то, чего я боюсь».
Решение пришло почти сразу, подозрительно быстро. Она поняла, что надо делать – и не стала ждать.
Паж тихо охнул, когда руки принцессы обвились вокруг шеи. И густо, отчаянно покраснел, отвечая на поцелуй.
Губы их слились. Потом паж тихо вскрикнул – как от несильной боли, – и внезапно отяжелевшее тело выскользнуло из ее объятий. Мальчик был мертв.
И она знала, что сейчас в ее зрачках пляшут желтые искры.
Деревянные ступени опасно скрипели, но принцесса не обращала внимания. Она не умела бояться – ведь с ней не могло случиться ничего плохого. Во всяком случае, до сих пор.
Королевская опочивальня охранялась гвардейцами-великанами. На них она тоже не обратила внимания. Во-первых, она была дочерью короля, во-вторых, их палаши и протазаны для нее были не страшнее соломинок.
В спальне горела единственная лампада, освещавшая огромное королевское ложе. Король лежал на подушках, укутанный покрывалом, но не спал.
«Он ждет меня, – поняла принцесса. – Ждет каждую ночь, уже много лет», – явилось ей, и что-то внутри нее недовольно заворчало.
– Отец, – сказала принцесса, – я хочу знать все.
– Садись рядом, – сказал король, показывая на край ло-жа. – Спрашивай.
– Как это началось? – прямо спросила принцесса, не тратя времени на объяснения.
Король вздохнул. Длинные седые волосы, лежащие на подушке, шевельнулись.
– Наше королевство, – сказал он, – не должно существовать. Земли неплодородны, недра пусты, границы уязвимы, и могущественные соседи давно стерли бы нас с лица земли. Но королевство существует уже тысячу лет без особых потрясений. За тысячелетие мы ни разу не воевали, голод и засуха не посещали наши края. Даже бич всех династий – тайные измены и проблемы с наследованием престола – обошли нас стороной, ибо в нашем роду рождались мальчики и всегда выживали. Как ты знаешь, все это – благодаря благословению добрых фей, которые ниспослали основателю нашей династии такие дары. Ему же было дано пророчество, что по прошествии тысячи лет родится девочка, которая будет одарена особым образом…
– Да, я знаю, – девушка скривилась. – И про фей я тоже знаю. На самом деле это дочери Ананки, и они совсем не добрые. А теперь расскажи мне про дракона. Кто он и почему я его боюсь?
– Я не могу, – сказал король. – Но есть та, которая может.
От стены отделилась белая тень. У нее не было ни тела, ни лица, но принцесса поняла, кто это.
– Смертная приветствует тебя, Фортуна-Избавительница, – сказала принцесса, склоняясь в почтительном поклоне.
– Дочери Ананке, – богиня не тратила времени на пустые любезности, – поторопились. Сроки этого мира не исполнились. Я еще поиграю с этой забавной реальностью… Ты хочешь что-то спросить, принцесса?
– Что такое дракон? – спросила та.
Тень придвинулась к ее уху и что-то сказала, совсем тихо.
Девушка отодвинулась. Лицо ее побелело.
– Ты избавишь меня от него? – спросила принцесса.
Тень покачала головой.
– Я не властна над ним, – сказала черная тень. – Только принц может это сделать. Но принцев в этом мире больше не осталось. Первый же твой мужчина просто выпустит дракона на свободу. Сначала он съест его душу, потом твою, потом всех.
– Но если у меня не будет мужчины? – спросила принцесса.
– Тогда он все равно овладеет тобой – через мысли и мечты. Это займет немного больше времени, но когда ты подчинишься ему, все произойдет быстро. Он съест твою душу, потом – первого, кто прикоснется к тебе, потом всех.
– Значит, я должна умереть, – просто сказала принцесса.
– И это невозможно. Все первенцы королевского рода выживают, это условие договора, и даже я не могу изменить решение мойр. Но я нашла средство.
На столике перед кроватью появился странный предмет – стеклянная трубка с тонкой иглой на конце. Трубка была заполнена жидкостью.
– Ты должна уколоть себя этим, – сказала богиня. – Введи себе иглу в вену и надави на поршень сзади.
– Что это? – вмешался король.
– Средство, – ответила тень. – Принцесса не умрет, но заснет глубоким сном. Который будет длиться столько, сколько понадобится, пока не родится настоящий принц. Или пока дракон, живущий в ней, не умрет от голода. Возможно, – добавила она, – этого никогда не случится, и она будет спать до конца времен.
– Если другого выхода нет, – сказала принцесса, – да будет так.
– Ты должна сделать это сама, по своей воле, – напомнила тень. – Никто, кроме тебя, не может этого сделать. Будет больно.
– Хоть какое-то новое чувство. – Принцесса через силу улыбнулась, беря в руки трубку с иглой. – Покажи мне куда.
– Выпрями руку, – сказала тень, – и найди синюю жилку. Ты должна попасть в вену. Осторожнее.
Принцесса слегка вскрикнула и прикусила губу.
– Теперь нажми, – сказала тень. – Чуть медленнее, не сразу. Вот так, а теперь…
С грохотом распахнулось окно, и три высокие тени появились в спальне. Ночник погас, задутый ветром. Зазвенело стекло. С королевского ложа донесся задушенный хрип. И – смех. Фортуна-Избавительница смеялась.
Но принцесса уже ничего не слышала.
Третья версия, научно-фантастическая
Как это обыкновенно бывает даже у самодержцев, у Короля родилась дочь. Обычный здоровый ребенок без явных физических и умственных дефектов.
Король, однако, остался недоволен. Потому что он был Король и привык к тому, что у него должно быть только самое лучшее. Королева, в общем, была того же мнения. К тому же она небезосновательно опасалась, что Королю придет в голову попробовать еще раз, а новая беременность и роды означали прощание с остатками былой красоты. Кроме того, халтурно сделанная королевским лекарем эпидуральная анестезия не подействовала, и у Королевы сохранились не самые приятные воспоминания о таинстве родов.
Короче говоря, счастливые родители обратились к Архимагу.
Архимаг был частнопрактикующим специалистом и на королевской службе не числился, несмотря на неоднократные предложения. Попытки Королевской Инквизиции придать этим предложениям убедительности кончались плохо: Архимаг имел нехорошую привычку превращать господ инквизиторов в жабонят и пиявочек. В золоте он тоже не нуждался, так как владел философским камнем и делал презренный металл в товарных количествах. Тем не менее иногда он снисходил до просьб августейшей четы. Впрочем, раз на раз не приходилось.
Поэтому Король с Королевой явились в замок к Архимагу лично, без свиты, а телохранителей оставили на пороге. Во-первых, телохранителей Архимаг тоже любил превращать в жабонят, а во-вторых, сомневаться в гостеприимстве Архимага было бы невежливо.
Архимаг выслушал рассказ августейшей четы относительно благосклонно.
– Но чего вы, собственно, хотите? – поинтересовался он. – У вас, насколько я понимаю, родился нормальный здоровый ребенок. Насколько я знаю ее гороскоп, самая обыкновенная королевская дочка…
– Нет! – вскричал Король. – Меня это не устраивает. Я не хочу, чтобы моя дочь была обыкновенной! Я хочу, чтобы она была идеалом!
– Интересная идея. – Архимаг поднял бровь. – Это как?
– Во-первых, – Король начал загибать пальцы, – я хочу, чтобы она была необычайно прекрасна… – Сам Король не отличался тонкостью черт и небезосновательно опасался, что девочка пойдет в него.
– Во-вторых, очень умна, – добавила Королева, которая до сих пор сомневалась в том, правильно ли поступила, выскочив за первого попавшегося Короля.
– В-третьих, у нее должно быть прекрасное образование, – хором сказали Король и Королева.
– И чтобы у нее был добрый нрав, – добавил Король, натерпевшийся от супруги.
– Но чтобы она умела за себя постоять, – добавила Королева. – И чтобы не была дурой и шлюхой, – ей опять вспомнилась молодость.
Дальше они, перебивая друг друга, описали в подробностях все то, чего они хотят от своего золотца. Получалось что-то такое, чего в нашем несовершенном мире не бывает и быть не может.
О чем Архимаг и сообщил счастливым родителям. И заодно признался, что врожденные признаки и судьбу человека он поменять не в состоянии, так как это выходит за рамки ординарного волшебства.
– Оставьте дочку в покое, – посоветовал он им напоследок. – Подрастите ребенка, выучите шитью, контрдансу, подарите косметичку и дайте пару советов по личной гигиене. Да и выдайте замуж за какого-нибудь соседского принца. Насчет приданого можете зайти ко мне, я наварю пару мешков золота. Принцы это любят. Чего еще надо?
На этом сказка могла бы счастливо закончиться, но в этот момент в окно влетела Добрая Волшебница.
Надо сказать, что когда-то – то ли пять, то ли десять тысяч лет назад – Архимаг был женат на этой самой Доброй Волшебнице. Прожили они всего лет пятьсот, после чего с шумом и треском развелись. Кажется, при том разводе потонула Атлантида. С тех пор Архимаг жил один – ну или, во всяком случае, зарекся оформлять отношения.
Увы, Добрая Волшебница имела привычку без спросу являться на дом к своему бывшенькому – то с просьбой помочь по хозяйству, то стребовать какую-нибудь матпомощь, то просто попортить настроение, чтоб изменщику жизнь медом не казалась…
Кто знает, зачем она явилась на сей раз. Но, подлетая к замку, она услышала разговор Архимага с августейшей четой – и у нее появилась отличная идея.
– Если я не ослышалась, дорогуша, – обратила она к Архимагу нежнейший оскал, – ты не можешь дать королевской дочери ум, красоту, образование и все прочее? И предлагаешь ее родителям оставить дочь дурой и шлюхой?
– Ты же знаешь, – огрызнулся Архимаг, – судьбу и наследственные способности не может изменить никто, кроме Преждерожденных Фей Хаоса.
– Так попроси их об этом! – сказала Добрая Волшебница, ехидно улыбаясь.
– Я, – ответил Архимаг, – никогда ничего не прошу, особенно у тех, кто сильнее меня.
– В таком случае, – торжествующе заявила Добрая Волшебница, – я могу взять это на себя. У меня неплохие отношения с бабушками. Что ж делать, если ты, такой могучий, боишься…
– Да, боюсь, – спокойно сказал Архимаг. – Непредсказуемых последствий следует бояться. Я не советую, – обратился он к Королю и Королеве – обращаться к этим… сущностям.
Добрая Волшебница сморщила носик.
– Если хотите, то послушайтесь этого… осторожного человека, – с невыразимым презрением сказала она, обращаясь к августейшей чете. – И ваша дочь вырастет посредственностью. Дешевкой. Обычной королевской дочкой, каких пруд пруди.
Королева насупила брови.
– Моя дочь, – веско сказала она, – не будет дешевкой.
На праздник в честь рождения королевской дочери было приглашено полкоролевства, и это не считая иностранных гостей. Кроме того, в ряды гостей затесалось множество любопытных, зевак, журналистов и прочей мелкой шушеры. Поговаривали, что празднество будет отменным, фуршет превзойдет все ожидания, а главное – ожидалось появление редких гостей, Преждерожденных Фей Хаоса, которые вроде бы собрались презентовать девочке эксклюзивные дары.
Ожидания не обманули. Фуршет превзошел все ожидания, потом были танцы под гармоничную музыку заморской группы «Ленинград», потом фейерверки, а потом, наконец, избранные гости собрались в главном зале королевского дворца, в середине которого стояла колыбель под золоченым балдахином. Там лежала королевская дочка – здоровый, нормальный, но, увы, ничем не примечательный ребенок.
Рядом с колыбелью стояли торжествующая Добрая Волшебница и сумрачный Архимаг. Он в последний момент тоже явился на праздник – объяснив это тем, что у него «сердце не на месте». Памятуя прошлое, Король с Королевой его все-таки приняли и даже допустили до колыбели.
Ровно в полночь Добрая Волшебница взмахнула палочкой, и гости попятились. Потому что перед колыбелью засиял неземной свет Хаоса. А потом на этом месте выросли три исполинские тени.
То были Первородные Феи.
Первая Фея простерла руку к колыбели и прошептала – но этот шепот услышали все:
– Одаряю тебя красотой и умом.
Вторая фея одарила девочку образованностью и добрым нравом, а третья – всем остальным.
Потом три тени исчезли, а колыбель окуталась сияющим туманом. То была сила Преждерожденного Хаоса, вершащая предначертанное.
Когда сияние погасло, Королева бросилась к колыбели, чтобы полюбоваться на дочь. Но Добрая Волшебница ее опередила – ей хотелось подчеркнуть свою роль в этом деле. Она схватила малышку и высоко подняла ее вверх.
Зал замер.
В руках Доброй Волшебницы извивалось маленькое волосатое существо, похожее на злую мартышку.
– Я должен был это предвидеть, – вздохнул Архимаг, глядя в пространство.
Волосатая тварь увлеченно грызла край колыбели.
– Феи Хаоса, – объяснил он, – появились еще до рождения нашего мира. Поэтому они очень консервативны. Они и в самом деле одарили девочку красотой и умом. Но по несколько устаревшим стандартам.
– То есть? – без интереса спросил Король, глядя куда-то себе под ноги.
– Стандартам верхнего палеолита. Тогдашние красавицы выглядели именно так, – объяснил Архимаг.
– Им надо объяснить… – начал было Король.
– Вы когда-нибудь пробовали объяснить старой женщине, что фасоны платьев, бывших в моде в дни ее юности, морально устарели? А музыку, под которую она плакала, больше никто не слушает? – поинтересовался Архимаг. – Знаете, что она вам на это скажет?
Король промолчал.
– Может быть, она будет хотя бы умной? – без надежды в голосе поинтересовалась Королева.
– Сомневаюсь. Думаю, ее интеллект затормозится на уровне современного десятилетнего ребенка. В те времена это была настоящая гениальность. Зато, – еще тяжелее вздохнул он, – ее моральный облик будет безупречным. По стандартам той эпохи. Она не будет есть себе подобных. А вот кошек и крыс от нее лучше прятать. Кстати, половое созревание наступит в шесть-семь лет. Вам придется поискать несколько смелых гвардейцев, готовых войти в клетку с тигром… я фигурально… Или держать девочку в клетке.
– Может быть, – спросил Король на всякий случай, – еще можно что-то сделать?
– Я не властен над судьбой и врожденными качествами, – повторил Архимаг. – На это способны только Феи Хаоса. А бабушки не меняют своих решений.
– У меня есть идея, – подала голос Добрая Волшебница.
Королева посмотрела на нее с бессильной ненавистью. Она охотно изжарила бы эту женщину на медленном огне, но Волшебница была, увы, неуязвима для смертных.
– Говори, – разрешил Архимаг.
– Я не могу ничего изменить, – призналась Добрая Волшебница. – Но можно изменить внешние условия.
– То есть? – спросил Архимаг.
– Все просто, – зачастила Добрая Волшебница. – Девочка отлично приспособлена к палеолиту. Осталось только вернуть наш мир к палеолиту, и все будет замечательно.
– Как ты себе это представляешь? – Архимаг посмотрел на свою бывшую супругу с брезгливым любопытством.
– Я могу наложить на девочку заклятье. Когда ей исполнится шестнадцать лет, она уколется о веретено и заснет примерно на пятьсот лет. За это время мы, – она выразительно посмотрела на Архимага, – сообщим человечеству несколько магических секретов. Они узнают, что такое паровая машина, двигатель внутреннего сгорания, атомная бомба, тотальная реклама, микробиология, сепульки…
– Только не сепульки, – поморщился Архимаг. – Они истребят друг друга и без этой гадости.
– Да, конечно, – легко согласилась Добрая Волшебница. – Дальше будет большой кирдык. Какая-нибудь атомная или бактериологическая война. Остатки человечества довольно скоро выродятся, обрастут шерстью и рухнут в дикость.
– Это ужасно, – сказал Король.
– А вам-то что? – спросила Добрая Волшебница. – Вы к тому времени давно умрете, да и ваше королевство развалится… Короче, наступит новый палеолит. Люди регрессируют. Тут-то наша красавица и проснется. И уж тогда весь мир будет у ее ног.
– То есть то, что от мира останется, – меланхолично заметил Архимаг. – Впрочем, не имею возражений. Мне тоже несколько поднадоела эта дурацкая цивилизация.
Король с Королевой переглянулись.
– Это наша дочь, – напомнила Королева. – И мы виноваты перед ней.
Королю осталось только молча кивнуть.
– Но мы можем не подгадать к началу нового палеолита, – заметил Архимаг.
– Нужен какой-то тест… – задумалась Добрая Волшебница. – А, все очень просто. Наша красавица сможет проснуться только от поцелуя самца… То есть мужчины. Ну а поцеловать это создание, – она показала глазами на колыбель, откуда доносилось шебуршенье и хрюканье, – может захотеть только человек палеолита.
– Осталось только приготовить хрустальный гроб, – деловито сказал Архимаг, – и вырыть подходящее подземелье. Кстати, нужно поставить магическую защиту. Подземелье откроется, когда рядом появится подходящий кандидат.
– Сделаю, – уныло сказала Добрая Волшебница.
– Бедная девочка, – всплакнула Королева. – Мы так и не увидим ее взрослой…
– Ничего-ничего, – утешил ее Архимаг, – пока она будет расти, еще наплачетесь.
Прошло 519 лет
Ауыхх спасался от кислотного дождя. Ядовито-оранжевое облако наступало, но Ауыхх бежал быстрее. Однако потом подул ветер, и облако ускорило бег. Ауыхх запрыгал по выжженной равнине, ища убежища. Но увы – кроме куч оплавленных серых камней, под которыми укрыться было нельзя, вокруг ничего не было.
Первые капли кислоты брызнули на шерстистую спину, когда Ауыхх заметил какую-то дыру. Самец перехватил поудобнее дубину и прыгнул в отверстие.
Внутри оказалось сухо и даже тепло. К тому же сбоку чернело отверстие тоннеля, ведущего куда-то вниз.
Ауыхху не хотелось в тоннель. Правда, иногда в таких местах попадалась вкусная еда в прозрачных сосудах из неизвестного материала. Но чаще там лежали плохие вещи, рядом с которыми было опасно находиться: сначала начинала болеть голова, а потом самец очень скоро умирал, и его мясо было нельзя есть. Однажды Ауыхх оказался рядом с такой штукой, но быстро убежал. Однако у него со спины слезла шерсть, и самки смеялись над ним, пока она снова не выросла.
Тем не менее выбора не было: кислотный дождь лил в дыру, и голые пятки начало ощутимо жечь.
Спасаясь от потока кислоты, Ауыхх побежал внутрь тоннеля. Он вел все время вниз, и проклятая кислота текла туда же.
Когда он почти совсем выдохся, впереди засиял переливчатый свет. Там была площадка, над которой висела светящаяся штука. Ауыхх прыгнул и зацепился за край. Подтянулся. На площадке было сухо и пахло чем-то приятным.
Он огляделся и увидел еще один проход. Оттуда шел приятный запах. Ауыхх залез внутрь и остолбенел.
На светящемся прозрачном камне лежала молодая самка. Она была очень красивая, и от нее отлично пахло. Кучерявая шерстка лоснилась, задние лапы были соблазнительно разведены.
Ауыхх прыгнул на камень. Он знал, что надо делать с самками.
Самка замычала, зашевелила лапами.
– Поцелуй меня, – пробормотала она сквозь сон, но самец не знал ее языка. Его собственный язык состоял из рычаний и повизгиваний. К тому же он все равно не понял бы ее: самец не знал, что такое поцелуй.
Ауыхх тем временем закончил свое дело и задумался, что делать дальше. Самка была какая-то неправильная. Она еле двигалась и ничего не говорила.
Значит, решил он, самка больная. Или ленивая.
Самец оскалил зубы. Он знал, что надо делать с больными и ленивыми самками.
Ауыхх поднял дубину и опустил ее. Потом посидел рядом, прикидывая, есть ли это мясо или лучше поберечься: самка могла быть зараженной какой-нибудь гадостью. В конце концов решил, что рисковать не стоит. Тем более дождь кончался.
Несостоявшийся прекрасный принц понюхал воздух. Кажется, кислота уже стекла вниз. Хотя, конечно, на стенках тоннеля что-то осталось. Но это можно было перетерпеть.
Он выбрался в тоннель и, морщась от боли в обожженных лапах, полез наверх, к свету.
Четвертая версия, оптимистическая (финал)
…Рыцарь преодолел ограду из шиповника, сразился со сторожевым драконом, проник в разрушенный дворец, там сразил полчища летучей, ползучей и прыгающей нечисти и, утомленно поскрипывая латами, проник в темный подземный зал, где в хрустальном гробу лежала принцесса.
Сбросив тяжелый шлем, он аккуратно снял хрустальную крышку гроба и, трепеща, запечатлел поцелуй на бледных, прекрасных устах.
Принцесса очнулась, ответила на поцелуй. Тонкие руки ее обвили шею спасителя, и принцесса со счастливым вздохом приникла к шее рыцаря.
Через пять минут все было кончено.
– Ты меня спас, – благодарно сказала вампирша, вытирая окровавленный рот. – Еще сто лет без еды я бы не вынесла.
Маленький Принц
Маленького Принца укусила змея, и его тело снова стало легким. Он отправился обратно, на свою планету, к своей любимой Розе.
Однако по дороге он попал под метеоритный рой, очень-очень злой и кусачий. Маленькому Принцу пришлось бежать без оглядки, а когда он все-таки оглянулся, то понял, что попал в очень отдаленный астероидный пояс.
«Ничего страшного, – решил Маленький Принц. – Вот отдохну где-нибудь, хорошенько высплюсь и отправлюсь на свою планету».
Поблизости как раз крутились малые планеты 400, 418 и 423. Остальные планеты пояса были окутаны огромным пылевым облаком, а Маленький Принц не любил пыль – он от нее чихал и кашлял. Поэтому он решил начать с планетки почище. Тут как раз подвернулась 423-я, и он на нее спустился.
На этом астероиде жил Черный Повелитель. Он сидел на черном-пречерном троне в черных-пречерных латах и черной-пречерной маске с прорезями, а на коленях у него лежал огромный черный-пречерный меч. Вокруг были горы самого страшного оружия – пики, алебарды, протазаны и даже огромная Царь-Пушка, которая занимала добрую половину планеты.
– На колени, червь! – вскричал Повелитель, увидев Маленького Принца. – Или я изрублю тебя на кусочки!
Маленький Принц, однако, не испугался. Во-первых, он был очень храбрым мальчиком, и, во-вторых, он по прошлым своим приключениям понял, что космические повелители не так уж и страшны, какими кажутся.
– Ну попробуй, – предложил он. – Если ты мне сделаешь больно, я убегу.
Черный Повелитель схватился за меч и попытался его поднять, но не смог: тот был очень тяжелым. Тогда он вскочил с трона и попытался схватить протазан, но не смог его удержать – он был еще тяжелее. Попытался он было дотянуться до Царь-Пушки, но не удержал равновесия и с грохотом свалился с трона.
У Маленького Принца было доброе сердце, так что он помог Черному Повелителю встать и даже подсадил его, когда тот полез обратно на Черный Трон.
– Ты оказал мне услугу, и я прощаю тебе твою дерзость, – отдуваясь, прохрипел Черный Повелитель. – Можешь даже не становиться на колени, как другие.
– А что, кто-то становится перед тобой на колени? – поинтересовался Маленький Принц.
– Никто, – признался Черный Повелитель. – Но непременно встанут, потому что я ужасен! Я старательно вооружал свою планету, и сейчас она – самая вооруженная планета в этом поясе! А ведь тот, кто лучше вооружен, наводит страх на соседей!
– Ну и что толку от твоего оружия, если ты не можешь им воспользоваться? – спросил Маленький Принц и отправился искать более спокойную планету, где он мог бы хорошенько выспаться.
На этот раз его путь пересекла 400-я планета. Она была побольше планеты Черного Властелина, и на ней жил Великий Оратор. Он сидел в алой мантии на алом диване перед огромным катушечным магнитофоном и слушал собственные речи, время от времени аплодируя в самых удачных местах, прихлебывая минеральную воду без газа, полезную для горла.
Увидев Маленького Принца, он очень обрадовался и самым учтивым образом пригласил его выпить минеральной воды без газа и послушать одно замечательное место из его прошлогодней речи, посвященной годовщине его позапрошлогодней речи.
Маленькому Принцу стало скучно, и он вежливо попросил Великого Оратора, нельзя ли ему немного поспать на диване.
– О, ты хочешь спать! – участливо сказал Великий Оратор. – Ну, ложись на мой диван, и я прочту тебе речь о пользе сна. Ты наверняка согласишься с моими доводами и непременно заснешь.
– Если можно, без речей, – попросил Маленький Принц, – я и так хочу спать. А если бы я не хотел спать, то никакие речи о пользе сна меня бы не убедили.
– Всех убеждают мои речи! – гордо выпрямился Великий Оратор. – Я могу уговорить кого угодно и что угодно.
Маленький Принц вспомнил свое предыдущее путешествие и Короля с планеты 325 и улыбнулся.
– А можешь ли ты уговорить Солнце взойти? – спросил он.
– Конечно, – удивился Великий Оратор, – я это неоднократно проделывал. Правда, иногда для этого требуется много времени: ведь Солнце иногда бывает в скверном настроении и к тому же иногда спит. Но если хочешь, я покажу тебе силу своего слова.
Он встал и обратился к небу с пламенной речью, убеждая Солнце взойти. Маленький Принц устроился на диване и задремал. Проснулся он, когда Великий Оратор торжествующе воскликнул:
– Ну вот, я его убедил!
И в самом деле: над горизонтом планеты всходило Солнце.
– Мне понадобилось всего восемь часов и тридцать три стакана воды без газа, – самодовольно сказал Великий Оратор слегка охрипшим голосом, – чтобы убедить Солнце подняться. Это далеко не рекорд – иногда я управлялся и за шесть часов, и даже за три, а однажды, когда я был в особенном ударе – уломал его за десять минут.
– Наверное, это было перед самым рассветом, – догадался Маленький Принц.
– Кажется, ты не веришь в силу моего слова? – нахмурился Великий Оратор. – Послушай меня внимательно, и я растолкую тебе, насколько изумительно мое искусство…
– Пожалуй, в другой раз, – вежливо ответил Маленький Принц и отправился домой. Но по пути он решил завернуть на планету 418, которая как раз проплывала в небе.
Планетка оказалась очень маленькой. На ней стоял малюсенький белый домик, а перед домиком – крошечный садик с кустом крыжовника и тремя одуванчиками. В саду стояло белое креслице, на котором сидел Добрый Советчик, маленький и совершенно седой, и пил чай с крыжовенным вареньем. Маленькому Принцу он ласково кивнул и предложил чаю.
Маленький Принц, наученный предыдущим опытом, сначала спросил, не является ли хозяин каким-нибудь королем, повелителем или хотя бы оратором.
– Что вы! – засмеялся Добрый Советчик, – ну какой я властелин! И оратор из меня, признаться, никудышный, я больше люблю слушать других. Кстати, а почему ты меня об этом спросил? Тебе уже попадались повелители и ораторы? – И он пододвинул Маленькому Принцу чашку с ароматным чаем.
Слово за слово, и Маленький Принц рассказал, как он повстречался с Черным Повелителем.
– Я с ним знаком, – сказал Добрый Советчик и положил себе в рот ложечку варенья. – Когда-то он и в самом деле повелевал целой империей, в которой были десятки астероидов. Но его империя была плохо защищена и постоянно подвергалась нападениям. Он обратился ко мне, и я дал ему совет вооружиться самым грозным оружием. Очень кстати через наш астероидный пояс проплывало пылевое облако, в котором жили торговцы. Черный Повелитель обратился к ним, и они продали ему пики, алебарды, протазаны и огромную Царь-Пушку. В уплату они взяли часть планет Черного Повелителя вместе с подданными. Оттого империя Повелителя уменьшилась и ослабела, а значит, вооружаться пришлось еще сильнее. В конце концов он продал все свои планеты и остался один с горой оружия.
– Получается, вы дали ему плохой совет, – сказал Маленький Принц.
– Я всегда даю наилучшие советы, – строго сказал Добрый Советчик, – просто не все ими правильно пользуются. Но это уже не моя вина… Но я вижу, ты хочешь еще что-то рассказать?
Тогда Маленький Принц рассказал о Великом Ораторе.
– И с ним я знаком, – печально улыбнулся Добрый Советчик, добавляя себе в кипяток заварки. – Он когда-то правил большим звездным скоплением. Тираном он не был, и никто ему не угрожал. Однако неблагодарные подданные практически не обращали на него внимания, потому что он занимался делами, не объясняя, что и зачем он делает. Он обратился ко мне, и я посоветовал ему научиться ораторскому искусству и почаще выступать с речами. Однако он увлекся и стал это делать постоянно, забросив все остальное. Дела пришли в расстройство, подданным это не понравилось, и они начали потихоньку эмигрировать – в основном в пылевое облако, где как раз возникла нехватка дешевой рабочей силы. В конце концов Оратор остался один-одинешенек. А все дело в том, что он неправильно распорядился моим добрым советом… Но оставим этих смешных людей. Расскажи лучше о себе. Откуда ты родом и зачем отправился в такое далекое путешествие?
Маленький Принц рассказал, как он поссорился со своей Розой, как отправился в путешествие, как попал на Землю и как вернулся оттуда.
– Так, значит, ты живешь на планете Бэ Шестьсот Двенадцать… – задумчиво сказал Добрый Советчик. – Это очень, очень плохо. Твоей прекрасной Розе угрожает серьезная опасность.
– Опасность? – забеспокоился Принц. – Откуда?
– Ты ведь был на планете Черного Повелителя? – осведомился Добрый Советчик. – Он очень, очень злой, и все потому, что никого не может победить. Но если он узнает про твою планету, он непременно захочет победить Розу, потому что это ему по силам. Он подойдет к ней в своих железных латах, схватит ее тонкий стебель железными перчатками, сломает ей шипы, вырвет из земли…
– Простите, – сказал Маленький Принц и встал. – Я немедленно возвращаюсь на свою планету, теперь мне нужно охранять Розу от Черного Повелителя.
– Если она того захочет, – мягко сказал Добрый Советчик. – А что ты будешь делать, если она перестанет тебя любить и потребует, чтобы ты ушел и больше не попадался ей на глаза, потому что она не любит тебя и любит другого?
– Она больше не будет так жестока со мной! – сказал Маленький Принц, но голос его дрогнул.
– А если к ней явится Великий Оратор и начнет ее уговаривать бросить тебя и полюбить его? – спросил Добрый Советчик. – Он, конечно, зануда, но на твою Розу он может произвести впечатление, ведь она такая доверчивая!
– Я не пущу Оратора на свою планету! – вскричал Маленький Принц.
– Не забывай, что ты ребенок, а Повелитель и Оратор – взрослые, и ты не справишься с ними двумя, – мягко возразил Добрый Советчик. – Хорошо, что они не знают про твою Розу. Но они могут откуда-нибудь узнать про нее, и что мы тогда будем делать? Пожалуй, – задумчиво добавил он, – я сейчас же посещу Черного Повелителя и дам ему добрый совет – ни в коем случае не нападать на эту твою милую планетку Бэ Шестьсот Двенадцать. Потом я погощу у Оратора, расскажу ему эту историю и попрошу его не использовать свое искусство в столь низменных целях. Надеюсь, они меня послушают.
– Но они узнают о моей планете и о Розе! – чуть не заплакал Принц. – И они не послушают ваших добрых советов, а сделают именно то, от чего вы их будете отговаривать!
– Это уже не от меня зависит, – развел руками Добрый Советчик, – ведь я не властелин и даже не оратор, все, что я могу сделать, – это дать добрый совет.
– В таком случае дайте мне совет, каким образом я могу уговорить вас не делать того, что вы задумали, – процедил сквозь зубы Маленький Принц.
– Это правильный вопрос, – сладко улыбнулся Добрый Советчик. – Пожалуй, если ты останешься у меня на годик-другой и будешь помогать мне по хозяйству, а также делать другие вещи, которые меня развлекают… то, может быть, мы как-нибудь решим эту маленькую проблему к взаимному удовольствию… а теперь завари-ка мне чаю, да поживее!
Голый Король
Королевский дворец, приемный покой. Роскошная обстановка в стиле рококо. Высокое, во всю стену, окно, за которым идет снег и рота красноармейцев. По стенке стоит ряд Придворных с чрезвычайно унылыми физиономиями.
Первый придворный (шепотом). Не могу я на это смотреть. Он каждый раз все хуже выглядит.
Второй придворный (так же тихо). А придется, Семён Семёнович. Хочешь быть в системе?
Первый придворный. Не понимаю, зачем ему это надо.
Второй придворный. Суверенитет демонстрирует. Поелику у нас суверенная монархия, то, значит, наш суверен должен всем показывать, что никто ему не указ. Вот он себя и показывает в натуральном виде.
Первый придворный (зло). Вашингтонским ребятам показал бы.
Второй придворный. Он че, дурак? Он тоже хочет быть в системе.
Первый придворный. Ну хотя бы берлинским. Или парижским.
Второй придворный. В Берлине тоже система плюс счета, в Париже этот, как его… Куршевель.
Первый придворный. Ну хоть Каймановым островам показал бы! Хотя нет, там тоже счета. Ну я не знаю, киевским…
Второй придворный (мрачно). Недавно попробовали. Помнишь, что вышло?
Первый придворный. То есть мы отдуваемся за всех.
Второй придворный. Ну типа того. За этим нас и держат. Должен же наш Король быть независим от кого-то. Вот он от нас и не зависит. Наглядно.
Первый придворный. Ну да, ну да. Как же все это надоело!
Второй придворный. А нас не спрашивают, Семён Семёнович. Хочешь быть в системе?
Король в окружении придворных выходит из опочивальни, поддерживаемый под руку Постельничим. Король, как обычно, гол. Он в неплохой форме, но на пузе у него бородавки, а на заднице – алые прыщи. Зато Постельничий одет чрезвычайно элегантно – во что-то бельгийское, мышино-серого цвета.
Король. Придворные! Ну, как я одет?
Придворные (изображая энтузиазм). Пышно и красочно! Роскошно и благородно!
Король (тихо, Постельничему). Ну сколько можно! Ни одного честного человека в этом зверинце. Не понимаю, чего они боятся. Ну сказал бы кто-нибудь, что я голый. Я бы ничего не сделал. Чего они боятся?
Постельничий. Они хотят быть в системе. Быть допущенными к принятию решений.
Король. Решения тут вообще-то принимаю я.
Постельничий. Разумеется. Зато они своими глазами видят, как вы принимаете решения. Сидят на заседаниях с вашим участием, некоторые даже с вами за руку здороваются. Лицезреть воочию политическую кухню – это ли не счастье? За такое можно и полюбоваться бородавками вашего величества.
Король. Ну при чем тут бородавки? Я же не за этим разделся. Просто я толстый и мне было жарко. Летом было под тридцать, помнишь? Я просто подыхал от жары. Это был вопрос жизни и смерти, черт возьми! Но теперь-то зима. Я все время мерзну. У меня от холода прыщи на заднице вылезли, видишь?
Постельничий. Не хотелось бы смотреть.
Король. Может, хоть в одеяло завернуться?
Постельничий. Исключено, это ложный сигнал. Все подумают, что на вас надавили, а вы – суверенный монарх.
Король. И на кого подумают?
Постельничий (пожимает плечами). Сами знаете, ваше величество.
Король (тоскливо). Ну да, тут неопределенности быть не должно… Но хоть какой-нибудь повод. Ну нашелся бы наивный мальчик, крикнул бы, что я голый!
Постельничий. Ну крикнул бы. И что?
Король (приплясывая и ежась). Я назначил бы комиссию по расследованию деятельности королевских портных. Обвинил бы их в коррупции и краже золотого шитья. И получил бы повод натянуть на себя хоть что-нибудь. Хоть кальсоны. У меня почки и простатит.
От группы придворных отделяется Паж – молодой человек со смазливой физиономией.
Паж (громко, на весь зал). А король-то голый!
Придворные в ужасе переглядываются, но молчат.
Король (радостно). Вот! Вот! Хоть один честный нашелся! Честный и благородный! Ты его знаешь?
Постельничий (с недоумением). Да, это мой… (Быстро.) В хорошем смысле мой.
Король (присматривается). А я где-то видел этого паренька. Он вроде бы какие-то стихи читал. На этой, как ее… годовщине коронации.
Постельничий (гордо). Читал-читал. Хвалебную оду вашему величеству, собственного сочинения, кстати. Образы, конечно, мои. А рифмовал сам.
Король. Вот как. Талантливый?
Постельничий. Скорее уж способный.
Король. Гм. В хорошем смысле?
Постельничий. До сих пор я его знал с лучшей стороны…
Паж (еще громче). Это Постельничий украл королевское платье!
Постельничий (в изумлении и ярости, Пажу). Что-о-о-о? Забыл, как оно без вазелина?
Паж делает вид, что не слышит.
Король (смотря на Пажа с интересом). А что, крикнул ведь… Вариант…
Постельничий (скороговоркой). Ваше величество, поймите – это же не просто мальчик, это паж, тут такое дело, у него специфическая репутация, он по поручению… (Шепчет Королю что-то на ухо.)
Король (пожимая голыми плечами). Ну и что. Подумаешь, удивил. Как будто тебе не приходилось. Хотя, конечно, могут и не понять. Государственная необходимость, конечно, но все-таки… Замнем для ясности.
Величественным жестом распускает Придворных. Те торопливо уходят, шушукаясь промеж собой. Последним уходит Паж, бросая косые взгляды за спину и явно ожидая продолжения.
Постельничий (делая зверскую мину). Негодяй. Мерзавец. Подлец. Он мне всем обязан.
Король (откровенно развлекаясь). А мне парнишка понравился. Есть в нем что-то такое… этакое.
Постельничий. Не понимаю, на что он рассчитывает. Кто, черт возьми, за этим стоит?
Король (задумчиво). Может, и никто. А насчет этих твоих намеков… Знаешь, я где-то слышал: если долго обращаться с человеком как с задницей, можно однажды получить в лицо… (Непроизвольно пукает.) Вот это самое и можно получить.
Постельничий (зло). Подумаешь, какая цаца. Его, между прочим, никто в пажеский корпус не тащил. Сам напросился, по чужим жопам лез, муди отдавливал. Это еще тот фрукт.
Король (философски). Все мы те еще не овощи… (Ежится от холода.) Надо будет сегодня позвонить в хозчасть, насчет кальсон. С начесом.
Постельничий (собрав остатки решимости). Исключено! Суверенитет утверждается голизной королевской жо… королевского корпуса, это основа концепции…
Король (решительно). Концепция суверенитета не подразумевала такую дикую холодрыгу. Или (прищуривается) она на это и была рассчитана? Чтобы я отморозил себе все государственно-ценное, а потом, чего доброго, помер?
Постельничий. Что вы, ваше величество, как возможно?! Это неблагоприятная погодная конъюнктура… В конце концов, это же вы тогда сами разделись, а я просто обосновал.
Король (придираясь). Просто обосновал? Вот именно что просто. Простота твоя хуже воровства. Теперь давай, сочиняй что-нибудь новое. Под кальсоны. И (мечтательно) про теплые носки. И шарфик… Не знаю, правда, справишься ли. Кстати, ты говорил, что твой паренек стихи сочиняет? Может, он не только стихи могет?
Постельничий (втянув голову в плечи). Все, все обоснуем! Учредим вашему величеству комиссию! Общественную дискуссию продвинем! (Увлекаясь.) Палату откроем!
Король. Что-о? Еще одну палату? На какие шиши? У нас денег нет на уголь, чтобы дворец топить, а ты – палату?! Да ты сдурел!
Постельничий (соображает, что хватил лишку). Истинным… то есть хочу сказать… Ваше ве… сейчас же после обеда…
Король (проявляя осведомленность). Это, кажется, из Булгакова? Заигрался ты, брат, в постмодернизм… И палаты твои – тоже, кстати, постмодернизмом отдают. И пажей ты развел вокруг себя многовато. Только не надо мне ля-ля про государственную необходимость.
Постельничий (покорно). Как скажете.
Король (ставя точку). Вот именно. Как скажу. Ладно, проехали. У меня еще есть дела. Пойду принимать решения. А ты иди их обосновывай.
Уходит решительным шагом, шлепая босыми ногами по паркету. Постельничий вздыхает и уходит в другую сторону. Пустой зал. За окном идет снег и рота красноармейцев.
Занавес.
Про бессмысленные запреты и вред филологии
1. Предвечный рай
– Я Господь твой, о Человек. Я сотворил тебя из ничего. Я дал тебе жизнь и вдохнул в тебя душу. Я дал тебе пять чувств, и шестое, лучшее – разум. Я приблизил тебя к Себе и обещал тебе высочайшее место в мире. Благодарен ли ты мне за эти дары?
– Да, Господи, благодарен, и преизрядно.
– В таком случае могу ли я попросить тебя сделать мне три маленьких одолжения? Они не сильно напряжные, но, пожалуйста, исполни их.
– Да, Господи, все исполню.
– Посмотрим-посмотрим… Итак. Даю тебе три заповеди, иже не преступишь оные никогда – ни ты, ни твое потомство в роды и роды. Не ешь луку. Каждый девятый день надевай на шею шарфик и прогуливайся вдоль реки. Перед тем как уснуть, читай вслух азбуку.
– Кхм… Ладно, Господи, я постараюсь все это делать и детей научу. Но, Господь, мне хотелось бы знать…
– Это выше твоего разумения, человек.
– Я дико извиняюсь, Господи, но у меня будет когнитивный диссонанс.
– Это твои проблемы, человек.
– Мне будет сложно объяснить моим детям, зачем нужно заниматься подобной дурью.
– Это, опять же, твои проблемы, человек.
– Я предвижу, Господи, что внуки моих внуков тоже зададут себе эти вопросы – и, не найдя ответа, перестанут выполнять Твою волю.
– А это будут уже их проблемы, человек.
– Хорошо, Господи. Но все-таки – НАХЕР ЭТО НАДО?!
– Уговорил. Если ты никому не передашь это знание, я тебе отвечу.
– Зуб даю.
– Хорошо, верю. Видишь ли, на самом деле мне нужно от тебя совсем не это. Но это – простейший способ объяснить тебе, что мне от тебя нужно.
– Как это, Господи?
– Хорошо, смотри. Твое потомство расселится среди народов, которые едят лук. Они его есть не будут, чем вызовут раздражение своих соседей – ибо лук будет составлять непременную часть трапезы тех народов, а люди вообще-то не любят, когда кто-то брезгует их едой. Но это позволит твоему потомству сохраниться как отдельному народу, на что у меня есть свои виды. Далее, твое потомство догадается расселиться в местностях, где лук не растет. Это будут самые худшие земли. Однако через несколько столетий на этих территориях обнаружатся крайне ценные полезные ископаемые, что сделает твое потомство богатым… Впрочем, ему будут завидовать и даже постараются на него напасть. Но если они будут прогуливаться вдоль реки…
– Так, Господи, я начинаю понимать. Они смогут селиться только там, где есть реки?
– Ага, соображаешь… Да, это дополнительное ограничение. Они будут селиться там, где до реки можно будет добраться за девять дней. Точнее, доскакать: в ту эпоху появится конный транспорт и хорошие дороги.
– А шарфик-то зачем?
– Чтобы не простудиться, идиот… Так вот, реки к тому моменту будут основными транспортными артериями мира. Таким образом, именно твое потомство будет контролировать коммуникации. Это позволит ему успешно отбиться от врагов… Правда, через пару столетий после этого все реки пересохнут. Остатки твоего потомства поселятся в пойме последней реки. Это убережет их от техногенной катастрофы… Про смысл чтения азбуки на ночь я, уж извини, объяснять не буду. Главное: ты понял общий принцип?
– Ну да. Маленькое и просто формулируемое отрицательное условие заменяет очень длинное позитивное описание, к тому же относящееся к будущему.
– Вот именно. Есть множество обстоятельств, которые будут ясны только в будущем, а сейчас мне бы не хотелось их раскрывать. Хотя бы потому, что, если бы кто-нибудь знал будущее, он мог бы помешать его наступлению.
– Ага, понял.
– Ну так иди запиши. И заповедуй потомкам.
2. Собрание мудрых
– В Священной Книге сказано: «Каждый девятый день надевай на шею шарфик и прогуливайся вдоль реки». Здесь в тексте слово «ткукукуинуку», что означает «текущая вода». Значит, для того, чтобы исполнить волю Господню, достаточно каждый девятый день проходить мимо текущей воды…
– Нет, «ткукукуинуку» означает «вода, текущая по естественному ложу, промытому самой же этой водой».
– Ты прав. Значит, к роду «ткукукуинуку» относятся любые ручьи, а также потеки воды на снегу, если они промыты водой…
– Является ли моча водой?
– Несомненно. Если кто-нибудь поссал на снег, то это «ткукукуинуку». Также «ткукукуинуку» – это след от любой струи воды.
– Годится ли вода из-под крана?
– Конечно, ибо она течет. Но необходимо, чтобы она промыла себе русло. Поэтому можно выдавливать в раковину немного зубной пасты, чтобы струя воды ее размывала… А вообще, главное – это шарфик. В этом вопросе текст не допускает никаких разночтений. Шарфик надо надевать обязательно.
Град нареченный
7154 год от сотворения мира (1646 по латинскому летострою)
– Батюшка-свет-надежа-государь! – закричал служка. – Старец… старец преставляется…
Алексей Михайлович с тоской посмотрел на пергамен из Тайного приказа. По всему выходило, что соляная пошлина, измышленная в позапрошлом году батькой Морозовым, вышла непосильной. Откуда-то появились бунташные людишки, кричавшие на Морозова и Милославского измену. Ближники из малой Думы и недавняя жена – Мария Ильинишна – настаивали на жестком курсе. С самою Марией тоже не все было ладно: молодая оказалась неуговорчива и раздвигала лядвеи безохотно, зато наряды любила пуще света очес. А теперь еще и старец Малакий уходит – что делало планы молодого царя и вовсе зыбкими.
Иеромонах Малакий Катамит, грек родом, был Алексею Михайловичу дорог не как память, а как руководство к действию. Несмотря на преклонный возраст, слепоту, телесную расслабленность и Альцгеймерову хворобу, старец обладал от Бога пророческим даром. Он прозревал множество полезных сведений, особенно по части крамолы и измены, а также унутри- и унешнеполитических дел. На сих днях, к примеру, он предугадал неудачу польского посольства и присоветовал отдалиться от англичанских купцов, от старых годуновских послаблений развратившихся в концы… Теперь надобно бы переговорить с ним о соляных деньгах, но вот незадача – к ценному старцу протянулась шуйца Божия, чтобы забрать его душу в райские кущи.
Так или иначе, последние слова Малакия надобно было выслушать по-любому. Отходя, старец мог поведать ценную информацию, касающуюся грядущего.
Старец возлежал на козетке-суковатке, соборованный и причащенный по греческой моде. Однако по виду и запаху его было ясно, что жизни ему осталось с гулькин уд.
– Подойди… – прохрипел старец с густым новогреческим акцентом. – Грядущее прозреваю… грядущее…
Алексей Михайлович с неподобающей в его должности прытью порскнул к скорбному ложу и склонил ухо над беззубым ртом.
– Скрозь века зрю… – бормотал старец. – Вижу, царь, державу твою… Произрастет она и многоплодна будет, аки яблуки земляные, сиречь бульбы пататныя…
О бульбах пататных молодой царь не очень понял, но продолжал прислушиваться со всем вниманием.
– Велика и обильна будет земля русская… могуча… многосильна… – Старец неожиданно откашлялся и другим, строгим голосом поведал: – Вот только в Европу она не войдет и цивилизационного единства с ней не обретет никакоже.
Царь нахмурился. Несмотря на явное еретичество и постоянные обиды, чинимые европейскими державами московскому царству, европейские достатки и лайфстайль ему были вельми по нраву. В мечтаниях своих он видел Русь полноправным членом европейской семьи народов.
– Нет ли все ж какого средства войти в Европу? – прошептал царь на ухо умирающему старцу. – Хучь через афедрон?
При слове «афедрон» старец несколько оживился, в стекленеющих глазах прорезался отблеск благодати.
– Зрю… Проницаю… Есть средство… Надобно, – прошептал он, – овладеть единым градом… Не простым – царевым… Войско послать туда и овладеть силою! А после того, – голос старца неожиданно окреп, – престол туда перенести и столицу поставить! Тогда и станет Русь европейской державою! Но помни – ни ты, ни преемники твои сего совершить не в состоянии! Триста лет силы копить надобно… Но овладеем, на то воля Божья есть! Одно потребно – град царев Царьградом наречься должон! И столицу туда перенесть! Иначе не выйдет ничего, кроме сраму… – Старец завалился назад и перестал дышать.