Вампирский клуб вязания бесплатное чтение

Глава 1

Магазин рукоделия «Кардинал Клубокси» не раз появлялся на многочисленных почтовых открытках с изображениями старинного Оксфорда. Когда туристам надоедает писать «Вот бы поехать сюда вместе!» на обороте фотографий со зданиями колледжей знаменитого университета, с мечтательными шпилями и куполом Камеры Рэдклиффа, уютный магазинчик голубого цвета, заставленный корзинами с пряжей и изделиями ручной работы, становится куда более привлекательным в их глазах.

Моя бабушка, Агнесса Бартлетт, владела лучшим магазином рукоделия в Оксфорде. Я как раз собиралась навестить ее после жаркого месяца, который мы с родителями провели на раскопках в Египте. Мне не терпелось рассказать бабушке о последних неудачах в моей жизни. Да, мне двадцать семь лет и вроде как я давно не ребенок, однако бабушка всегда готова заключить меня в теплые объятия и убедить, что все будет хорошо. Ее утешение было мне просто необходимо: недавно я узнала, что мой парень Тодд, с которым мы встречались два года, сунул свою сосиску в чужую булку. Отныне я называла его Тот.

Я шла по Корнмаркет-стрит, направляясь к Шип-стрит, и размышляла, как сильно мне нужны бабушкины мудрость, объятия и домашнее имбирное печенье. Уличный музыкант играл на гитаре и пел что-то из репертуара Боба Дилана – как можно было судить по малому количеству монет в футляре, не очень умело. Меня едва не втянуло в группу туристов – я чудом успела уклониться. Экскурсовод показывал на трехэтажное здание с деревянной отделкой, которое стояло на углу улицы, завалившись, точно пьяное.

– Здание было построено в тысяча триста шестьдесят восьмом году по заказу местного виноторговца и изначально называлось «Нью-Инн». Это один из немногих средневековых жилых домов, сохранившихся до наших дней…

Что было дальше, я уже не слышала: отошла слишком далеко. Многое об Оксфорде я узнала как раз из обрывков экскурсий. Пожалуй, однажды я запишусь на одну из них.

Миновав Шип-стрит, я свернула на Харрингтон-стрит, где находился бабушкин магазин. После шума и толпы на Корнмаркет-стрит улица казалась тихой и почти пустынной.

Мой чемодан гремел и покачивался, катясь по мощенному булыжником тротуару перед Кардинал-колледжем. Назвали его в честь кардинала Уолси, правой руки Генриха VIII, – правда, он быстро лишился своего статуса, когда не смог расторгнуть первый брак короля. Магазин рукоделия располагался на той же улице, что и колледж, поэтому моя прабабушка назвала его «Кардинал Клубокси».

Табличка рядом с арочным входом гласила, что сегодня колледж закрыт для посетителей. Вход не был главным, и все же на арке сидели грозные гаргульи, мрачно оглядывая бледно-золотой каменный фасад, обращенный в сторону Хедингтона. Я остановилась у ворот, чтобы посмотреть на обширный двор с фонтаном в центре, а затем пошла дальше. Миновав стену колледжа и ряд припаркованных велосипедов, я направилась в торговую часть Харрингтон-стрит – туда, где располагались магазины.

Дома здесь – в основном Георгианской эпохи – были не такими старинными, как здания колледжей. Они стояли словно элегантные дамы, облаченные в наряды кремовых или очень светлых пастельных оттенков. На первых этажах располагались магазины, выше – квартиры. «Кардинал Клубокси» находился в середине улицы. Спереди здание было оштукатурено светло-зеленым, створчатые окна были окрашены в белый, а все, что из дерева, – в ярко-голубой. У магазина была одна большая витрина и дверь со стеклянной панелью. На витрине стояли корзины с яркой пряжей и антикварная прялка, накрытая вязаным покрывалом, в которое так и хотелось укутаться. А еще там были подборка книг, наборы для рукоделия и великолепный красный свитер. Глядя на все это, так и хотелось научиться вязать.

Внезапно я почувствовала, будто сзади по моей шее медленно скользят холодные влажные пальцы.

Стоял сентябрь, погода была сносной, и я согрелась от прогулки со станции. Мне было тепло – вот только этот холодок на шее…

Подняв взгляд, я заметила, что с другой стороны улицы в моем направлении движутся две дамы. Одной из них была моя бабушка. На ней была черная юбка, практичная обувь и связанный ею самой кардиган – оранжевый с синим. Рядом шла стильная женщина за шестьдесят – ее я не узнала. На обеих были широкие шляпки.

Я поприветствовала их, помахав рукой. Однако стоило мне сделать шаг вперед, как они опустили головы, скрыв лица под полями шляп. И все же бабушку я просто не могла не узнать!

– Бабушка! – крикнула я, направляясь к ним так быстро, что чемодан начало потряхивать.

Женщины явно заметили меня, но вместо того, чтобы подождать, резко свернули в Рук-лэйн – узкий переулок, соединяющий Харрингтон-стрит с Джордж-стрит. Что за чертовщина?! Я подняла чемодан и побежала следом, но он был таким тяжелым, что бег скорее напоминал пошатывание с одышкой.

– Бабушка! – снова закричала я.

Я добралась до конца переулка, в который они свернули, но там было пусто. По брусчатке катился влекомый ветром сухой сморщенный лист. С одного из подоконников на меня взглянул небольшой черный кот. Как будто с жалостью. Больше на Рук-лэйн не было ни души.

– Агнесса Бартлетт! – завопила я во весь голос.

Я остановилась, тяжело дыша, и осмотрелась. Старинные фахверковые дома в тюдоровском стиле стояли вперемешку с викторианскими особняками. Возможно, бабушка пошла в гости в один из них – интересно, к своей стильной подружке?

Я направилась дальше по брусчатому переулку. Проходя мимо готической арки, я увидела, как черная деревянная дверь в здании за ней закрылась. Я подумала, не позвонить ли мне в маленький латунный колокольчик. Однако побоялась, что буду выглядеть крайне глупо, поэтому отказалась от этой затеи и отошла от дома.

Что ж, смысла стоять в пустом переулке не было. Лучше уж пойти в «Кардинал Клубокси» и подождать бабушку там. Ее помощница Розмари должна быть на работе, а значит, до возвращения бабушки я смогла бы подняться в квартиру и разобрать вещи.

Как же хотелось поскорее пожаловаться бабушке на разбитое сердце! Я знала, что получу от нее больше сочувствия и понимания, чем от мамы: та хоть и смотрела на меня во время рассказа, явно думала о давно исчезнувших эпохах и народах. Мне вечно приходилось состязаться с загадками древности за ее внимание. Бабушка же всегда слушала меня очень внимательно и говорила именно то, что нужно.

Мне кажется, что не сложилось у нас с ней только в одном: она так и не смогла научить меня вязать. За что бы я ни бралась – свитер, носки, простенький шарфик, – в результате получался какой-то сморщенный еж.

Я добралась до причудливого голубого магазинчика и потянула за дверную ручку. Та не поддалась. Я попробовала снова, надавив сильнее. Тут подключилось мое зрение: я осознала, что внутри не горел свет.

К стеклянной двери был приклеен листок, печатная надпись на котором гласила: «„Кардинал Клубокси“ закрыт на неопределенный срок». Ниже был указан телефонный номер.

Закрыт на неопределенный срок?!

Я прижалась носом к стеклу, но внутри было слишком темно. Бабушка никогда не закрывала магазин вне графика! Куда исчезла Розмари? И почему у двери лежит целый ворох писем? Почту словно неделями никто не разбирал!

Я выпрямилась и вновь оглядела улицу. Мимо прошла девушка-подросток и, прищурившись, посмотрела на меня. Она напоминала гота: бледное лицо, темные, густо накрашенные глаза и длинные черные волосы. Одета девушка была тоже в черное и в руке держала такого же цвета зонтик. Было сухо, ничто не предвещало дождя… но, может, она из тех, кто хочет быть готов к чему угодно? Наверное, в расшитой сумке она несла еще и зимние ботинки и солнцезащитный крем.

Я повернулась к магазину и задумалась, что делать дальше. На раскопках практически не было связи, и мне и в голову не пришло как-то проверить, что бабушка помнит о моем приезде: она никогда не забывала. Покусывая губу, я сделала шаг назад, едва не ступив на проезжую часть, и посмотрела наверх. В квартире свет тоже не горел.

Вход напрямую в квартиру находился в переулке за магазином. Я вновь пошла по улице, таща за собой чемодан мимо «Антиквариата Пенни-фартинг». Взглянув на витрину, я заметила, что натюрморт с изображением миски фруктов и мертвой рыбы за полгода моего отсутствия так и не продали. Как и изогнутый комод, на котором стоял серебряный чайный сервиз.

Я покатила чемодан к «Бишоп Митр», пабу на углу Нью-Инн-Холл-стрит. На деревянной табличке был высечен год открытия – 1588-й. Когда-то там подавали эль королю Карлу II, скрывавшемуся во время Английской революции, а теперь заведение переквалифицировалось в гастропаб. Напротив стояла церковь Святого Иоанна, рядом с которой располагалось старинное кладбище.

Я завернула за угол, прошла вдоль одной из стен паба и очутилась в переулке за магазинами. Он был таким узким, что по нему едва могла проехать машина. Везде висели знаки «Стоянка запрещена».

Я дошла до дома бабушки. Ее крошечный древний автомобиль стоял на столь же маленькой парковке, куда она его чудом втиснула. Я открыла деревянную калитку и по узкой, извилистой тропинке прошла через небольшой сад на заднем дворе. Бабушка выращивала в основном полевые цветы и зелень для кухни. Судя по всему, грядки давно никто не поливал, и сорняков на них было много. Пока я шла, моей ноги коснулась разросшаяся лаванда. Я ненадолго остановилась, вдыхая нежный аромат розмарина, лаванды, тимьяна и роз и слушая гудение пухлых, счастливых пчел. Казалось, запущенность сада их ничуть не огорчала.

Я добралась до двери и позвонила в домофон: вдруг в квартире кто-нибудь есть? Никто не ответил. Я попробовала еще раз, зажав пальцем кнопку звонка на втором этаже. Безрезультатно.

Я вытащила телефон и уставилась на него, не зная, что делать дальше. Никакого запасного плана у меня не было.

Оставив чемодан у двери, я вернулась на Харрингтон-стрит и миновала магазин рукоделия, направившись в чайную «Бузина». Заведение принадлежало двум сестрам Уотт: они уже десятки, если не сотни лет заваривали чай и пекли сконы[1] и другие традиционные английские лакомства. Сестры знали всех и вся в районе, а еще были близкими подругами бабушки. Если бабушка ушла в гости, я могла дождаться ее здесь.

Я зашла в теплое знакомое помещение. Старшая сестра Уотт, Мэри, подняла на меня взгляд. На ее лице было привычное вежливое выражение («Что хотите заказать?»), однако, стоило ей узнать меня, она тут же погрустнела.

– Люси, это ты?

– Да. Как дела, мисс Уотт?

– Неплохо, милая.

Однако по мисс Уотт этого было не сказать: она казалась встревоженной чуть ли не до состояния паники. Она огляделась по сторонам, словно ища помощи, но в чайной, кроме нее, были лишь я и семья французских туристов.

– Бабушки нет дома, – сказала я. – Можно подождать ее у вас?

Мисс Уотт прикрыла рот руками. Она вышла из-за стойки и отвела меня к самому дальнему от ее единственных посетителей столику.

– Ох, так ты не знаешь… Милая, садись. Я принесу тебе чай.

Меня не покидало ощущение, будто что-то не так, и теперь оно только усилилось.

– Не знаю о чем? Что случилось?

Мисс Уотт медленно покачала головой. Ее глаза наполнились слезами. Живот у меня свело от страха. Я, даже не осознавая, что делаю, больно шлепнулась на твердый деревянный стул.

– Люси, мне так жаль, – произнесла мисс Уотт. – Твоей бабушки больше нет.

– Нет, – прошептала я. – Не может быть. Я только что видела ее на улице.

От женщины словно веяло скорбью. Она покачала головой.

– Наверное, это был кто-то похожий на нее.

Я точно знала, что встретила бабушку. Неужели я ошиблась? Я постаралась вспомнить тот момент. Пожилая дама на улице не узнала меня, хотя я позвала ее по имени и помахала рукой. А еще она была в шляпке – бабушка их никогда не носила. Но она была так похожа на бабушку!

– Вы уверены?

Мисс Уотт кивнула.

Я не могла представить себя без бабушки. Конечно, я понимала, что она немолода и никто не вечен. Однако бабушка была энергичной в свои восемьдесят с хвостиком, часто хвасталась отличным здоровьем и, казалось, совсем не устала от жизни.

– Смерть была очень спокойной, – продолжила мисс Уотт. – Она умерла во сне. Да и молодость ее давно прошла…

– Но она не была старой! Не особо. И со здоровьем у нее все было в порядке…

Может, если бы я не увидела ту даму – чуть ли не точную копию бабушки, – мне было бы легче принять ее смерть.

– Все мы хотим, чтобы жизнь окончилась так, не правда ли? Не болеть до конца своих дней и однажды лечь в постель и не проснуться.

Мэри Уотт была почти ровесницей бабушки. Она не просто вела вежливую беседу – ей действительно хотелось умереть именно так.

Я сидела, уставившись на дубовую столешницу. Я даже не заметила, что мисс Уотт ушла, и не шелохнулась, когда она вернулась с чайником «Браун Бетти»[2], двумя чашками и тем самым знаменитым сконом – с джемом и густыми сливками. Она разлила чай по кружкам и села рядом со мной.

– Милая, попей чаю. И попробуй скон. Ты, наверное, проголодалась.

Есть я не могла. Чтобы чем-то себя занять, я взяла чашку и отпила из нее. Чай был горячим и крепким. Несколько минут я делала маленькие глоточки, пытаясь переварить ужасные новости.

Мисс Уотт не сводила с меня внимательного взгляда. Ее седые волосы, как и всегда, были собраны в аккуратный пучок на затылке. Лицо у нее было доброе и печальное. Бледно-голубые глаза наполнились сочувствием.

– Я не знаю, что делать дальше, – наконец пробормотала я. – В записке на двери бабушкиного магазина указан номер, но у меня здесь не ловит.

Мисс Уотт понимающе кивнула, а затем вскочила на ноги, словно радуясь, что может предложить помощь.

– Можешь воспользоваться нашим телефоном. Если не ошибаюсь, это номер ее юридического консультанта.

– Да? – Сосредоточиться было тяжело: казалось, женщина говорит со мной из другого конца помещения.

– Думаю, да. Не хочешь пожить у меня и Флоренс, пока со всем разбираешься? У нас наверху уютная гостевая комната.

Хоть я и ценила доброту сестер Уотт, я знала: смиряться с утратой будет лучше в доме бабушки.

– Спасибо. Вы очень добры. Однако, если можно, я лучше свяжусь с тем юристом. Попробую договориться и забрать сегодня ключи.

– Конечно! Если хочешь, позвони ему. Но у нас и так есть ключи от магазина и от квартиры твоей бабушки. Ты же знаешь, мы всегда на всякий случай храним ключи друг друга.

Мисс Уоттс погладила мою ладонь, ушла за стойку и вернулась со связкой ключей на латунном кольце.

Уже выходя из чайной, я повернулась к женщине и задала вопрос, который почему-то пришел мне в голову только сейчас:

– А когда бабушка умерла?

– Недели три назад. Никто не смог связаться ни с тобой, ни с твоей матерью. Мне очень жаль.

Первое, что я почувствовала, войдя в бабушкин магазин, – знакомый запах пряжи и старого камня. Если бы запах был и у слухов, я бы почуяла кучу секретов, которыми делились за уроками вязания. Бабушку любили все. Друзья и покупатели рассказывали ей истории, доверяли проблемы. Она давала отличные советы, но самое главное – была великолепной слушательницей. Гостю становилось лучше просто от того, что он выговорился ей.

Я осмотрела полки: корзины с пряжей, «вязальная порнография» – те чудесные книги и журналы со схемами, на страницах которых были красивые женщины в настолько сложных свитерах и шалях, что связать их не смог бы ни один человек (как минимум я). Глядя на все это, я почувствовала такой прилив печали и ностальгии, что пришлось опереться на деревянную кассовую стойку, чтобы не упасть. Царившая тишина была столь же тяжелой, как и скорбь в моей душе.

Я подняла небольшую пачку скопившихся писем и положила их на кассу. Затем прошла через дверь, ведущую в квартиру выше, и включила свет. Квартира занимала два этажа. На нижнем были старомодная кухня, гостиная, обеденная и кабинет, где стоял телевизор. На верхнем – две спальни и ванная, совмещенная с туалетом.

В квартире стоял затхлый воздух, словно в старом доме, который закрыли на все лето. Я распахнула окна, спустилась по черной лестнице, забрала чемодан и затащила его наверх во вторую спальню, которую всегда считала своей. Когда я была подростком, бабушка разрешила мне украсить эту комнату по своему вкусу. Мне до сих пор нравились и сиреневые стены, и постельное белье в фиолетовый цветочек. На стене висел постер с Майли Сайрус (до того как она увлеклась тверком) и еще один – со Spice Girls. Я увидела, что кровать была застелена к моему приезду, и к глазам подступили слезы. На покрывале даже лежали чистые полотенца. Бабушка ждала меня.

Я спустилась на кухню. Есть не хотелось, но нужно было чем-то себя занять. Я машинально проверила холодильник и шкафчики. Кто-то выбросил скоропортящуюся еду, но любимое печенье бабушки и полбанки мармелада[3], который она часто подавала к чаю, остались на месте.

Мне пришлось долго собирать волю в кулак, чтобы подняться в спальню бабушки. Хоть она и умерла там, я почему-то ощущала ее присутствие в этой комнате меньше всего. На кровати был только матрас: постельное белье сняли. Эта спальня почему-то казалась местом, где давно никто не жил.

Почему бабушка не дождалась меня? Почему меня не было рядом, когда она умерла?

Я заставила себя разобрать чемодан, затем дошла до продуктового «Точка» на углу. Купив молоко, яйца, буханку хлеба и фрукты, я вернулась домой и сделала себе тосты. Я сидела за столом и думала, точнее – вспоминала, до тех пор, пока колокола на церкви не пробили десять часов. Я решила лечь спать.

Проснулась я в два ночи – не знаю, из-за смены ли часовых поясов или от горечи утраты. Спать не хотелось совсем – сколько ни бейся головой об подушку, ничего не выйдет.

Я встала с кровати и осознала, что мне просто необходимо чем-то заняться: от нервов меня переполняла энергия, мне хотелось кричать, плакать, ломать предметы. Я заставила себя надеть джинсы и старый свитер, сунула ноги в кроссовки и спустилась в магазин. Включила свет и начала ходить взад-вперед, почти машинально наводя порядок и поправляя то, что лежало или стояло неаккуратно.

Очарование «Кардинала Клубокси» отчасти заключалось в том, что он никогда не менялся. Я знала, где что должно находиться: товары и другие предметы испокон веков лежали на своих местах. Однако во время уборки я заметила, что корзина с пряжей для фэр-айл[4] почему-то стояла там, где должен был быть мохер[5]. Я тут же исправила это недоразумение.

Бабушка всегда тщательно следила за тем, чтобы в магазине было не только все хорошо организовано, но и везде прибрано. Я взяла щетку и начала смахивать пыль. Затем достала пылесос и занялась старым дощатым полом. Собирая пыль в углу, я заметила, как блеснуло что-то золотое. Я опустилась на колени и сунула руку под нижнюю полку. Бабушкины очки. Она носила их на золотой цепочке. Теперь же цепочка была сломана.

Я взяла очки в руки, и на меня нахлынула грусть… и что-то еще. Я вновь и вновь пропускала цепочку сквозь пальцы. Словно в кошмарном сне, меня охватили страх и чувство, будто за мной гонится нечто ужасное – но что именно, я не понимала. Когда туман перед глазами рассеялся, сердце у меня стучало как бешеное.

Я осмотрела пол поблизости и заметила след из черных пятен. Это могла быть краска или лак для ногтей, но я, как дочь двух археологов, знала, насколько важно изучать даже мельчайшие детали. Я намочила салфетку и осторожно потерла самое большое пятно. На ней остался ржаво-коричневый след. Я не знаток в области криминалистики, но у меня не было сомнений, что на полу кровь.

Дело вот в чем. Моя бабушка без очков не видела практически ничего, особенно ночью. Возникал вопрос: если она мирно отошла на тот свет в постели, как сказала мне мисс Уотт, почему ее очки лежали сломанными на полу в магазине рядом с пятнами недавно высохшей крови?

Глава 2

Я сидела на коленях, уставившись на линзы бабушкиных очков. В голове отчаянно крутились мысли. Тут в магазине потянуло сквозняком, сзади по шее пошли мурашки – я вздрогнула. Бабушка бы сказала, что кто-то прошелся по моей могиле[6].

Поднять голову меня заставил не звук и даже не движение – скорее ощущение чужого присутствия. Именно с этим чувством я иногда просыпалась среди ночи от кошмара, вскакивала и включала свет с бешено стучащим, как сейчас, сердцем. Но, конечно, когда загоралась лампочка, я видела лишь собственную спальню. Ни монстров, ни серийных убийц, ни прочих жутких созданий.

На этот раз мне повезло куда меньше.

В магазине был мужчина. Видимо, я издала какой-то звук – хотя, клянусь, мне стало так страшно, что я даже дышать не осмеливалась. Мужчина тут же обернулся – казалось, он тоже совершенно не ожидал увидеть меня. Однако теперь он явно меня заметил, так что я вскочила на ноги, пытаясь сдержать подступивший ужас.

– Кто вы? – спросила я, стараясь выглядеть смелой и уверенной и при этом слыша, как дрожит мой голос.

– Где Агнесса? – выдал он вместо ответа.

– Агнесса?

Бабушка что, была знакома с ним?

– Да, – нетерпеливо произнес мужчина и шагнул вперед. – Агнесса Бартлетт.

Я не собиралась сообщать какому-то типу, заявившемуся среди ночи, о смерти бабушки, так что вместо этого снова спросила:

– Кто вы?

Мужчина подошел еще ближе. Он был высоким, стройным, элегантным. На вид ему было лет тридцать пять. Одет он был в черные брюки и темно-серый свитер, но держался так, словно на нем смокинг. Волосы у мужчины были черными, глаза – темными, лицо – бледным. Он привлекал и в то же время отталкивал.

– Меня зовут Рейф Крозье.

Я задала второй вопрос – более важный:

– Как вы сюда зашли?

Мужчина замялся.

– Я проходил мимо и увидел, что в магазине горит свет. Подумал, что Агнессе, возможно, нужна помощь.

Если он был знаком с моей бабушкой, почему не знал о ее смерти? И с чего он шатался по улицам ночью?

– Вы живете поблизости?

Мужчина огляделся, будто думал, что бабушка где-то прячется.

– Да, но был в отъезде. Агнесса здесь?

Я провела языком по пересохшим губам.

– Пожалуй, вам лучше прийти завтра.

Мужчина нахмурился.

– Вы держите ее очки. Цепочка, кажется, сломалась.

Руки у меня дрожали от горя и страха. Цепочка тихонько звякнула. Я подумала: а что, если все это просто реалистичный сон? Может, бабушка жива, а я не веду странную беседу с не менее странным типом в три часа ночи, держа в руках ее сломанные очки?

– И часто вы к ней приходите посреди ночи?

На лице мужчины промелькнула некая эмоция. Раздражение? Насмешка?

– Я, как и ваша бабушка, страдаю от бессонницы. – Он слегка улыбнулся, заметив, как сильно я удивилась тому, что он назвал Агнессу моей бабушкой. – Вы, должно быть, Люси? Бабушка часто говорит о вас. Даже фотографию показала.

Может, бабушка и рассказывала ему обо мне, но при мне она точно не упоминала никаких высоких темноволосых индюков – я бы такое запомнила. Если уж он был так хорошо знаком с бабушкой, мне стоило сообщить ему, что произошло. Однако я слишком много лет провела в крупных городах, и родители научили меня не общаться с незнакомцами. Поэтому я не была готова откровенничать – и точно не в три часа ночи, когда меня застали врасплох в полном одиночестве.

Мужчина наблюдал, как я тереблю сломанную цепочку.

– Ваша бабушка и в метре от себя без очков не видит. – Он сделал шаг назад и намеренно принял более расслабленную позу. – Хочу лишь убедиться, что она в порядке.

– Пожалуйста, приходите завтра, – попросила я.

Мужчина задумался.

– Я весь день буду на совещаниях. Приду вечером, после заката.

– Как вам удобнее.

Он улыбнулся.

– Тогда до вечера.

Мужчина сунул руку в карман. Я дернулась – чего только жуткий тип не может вытащить из кармана! Однако мужчина достал предмет, который никак не назовешь опасным, – визитку.

– Если что-то будет нужно, звоните по этому номеру. В любое время дня и ночи.

Когда я потянулась к карточке, наши ладони на секунду соприкоснулись.

– Какие у вас холодные руки, – пробормотала я.

Такая уж у меня неудобная особенность, когда я нервничаю: с языка слетает все, что приходит в голову.

Мужчина отстранился и размял пальцы.

– С кровообращением проблемы, – сказал он и направился к двери. – Спокойной ночи!

– Стойте! Как вы в магазин-то вошли?

Он ведь так и не ответил на этот вопрос!

Мужчина на секунду замер.

– Дверь была не заперта.

В мире есть много вещей, в которых я не уверена: например, что парни подразумевают под «я тебе перезвоню» или какая стрижка мне идет больше – длинная или короткая. Но я, черт побери, была абсолютно уверена, что перед сном заперла дверь в магазин!

На все сто.

Когда странный тип ушел, я трижды проверила, что закрыла и дверь в магазин, и вход в квартиру, а затем вернулась в спальню. Бабушкины очки я взяла с собой. Как бы я хотела, чтобы они умели разговаривать! Что-то явно было не так. Если бабушка спокойно умерла во сне, почему ее очки были сломаны и валялись в магазине? И с каких пор она водилась со странными мужчинами, которые без стука заявлялись в магазин под покровом ночи?

Рейф Крозье, бесспорно, горяч. Я бы могла заподозрить, что он вовсе не вязать пришел, но, насколько я знала, после смерти моего деда у бабушки больше не было отношений. Да и разница в возрасте вышла бы лет в пятьдесят, а он не казался парнем, которому по вкусу женщины постарше.

Я решила вернуться в постель, но была так напугана, что включила свет в ванной и оставила дверь в спальню открытой: не хотелось оставаться запертой в темноте. Комната больше не казалась мне уютным и безопасным местечком. Я распахивала глаза от малейшего звука в доме или на улице и с ужасом высматривала во тьме что-то опасное. Наконец усталость взяла свое, и я погрузилась в сон.

Когда я проснулась, уже ярко светило солнце. Из окна открывался истинно оксфордский вид. Может, церковные башни здесь и прозвали «шпилями грез», но мои грезы всю ночь прерывались ежечасным звоном колоколов. Чтобы привыкнуть к нему, мне, как и всегда, понадобится пара ночей.

Взглянув на экран телефона, я увидела, что время перевалило за одиннадцать. Тело казалось деревянным, в голове стоял туман, ужасно хотелось кофе, но хотя бы я поспала.

Я добралась до кухни и включила кофемашину. Вместе с кофе варились и мысли в моей голове. Бабушкины очки, кровь на полу, странный ночной гость – все это приводило меня к огромному числу жутких догадок, ни одна из которых не походила на правду.

Мне была крайне нужна информация.

Для начала я решила позвонить по номеру, указанному на двери, – вчера я была слишком ошарашена, чтобы этим заняться. Мобильного телефона у бабушки, насколько я знала, не было. Она всегда пользовалась стационарными: один висел в магазине, другой – в квартире. Я сфотографировала номер и, допив первую чашку крепкого кофе, глубоко вдохнула и позвонила.

– «Миллс, Тэйт и Эллиот». Кому перенаправить ваш вызов? – спросил меня приятный женский голос.

– Я увидела этот номер на двери «Кардинала Клубокси», магазина рукоделия на Харрингтон-стрит, принадлежавшего моей бабушке.

– Одну минуту, – ответила женщина и поставила звонок на удержание.

Через пару секунд трубку, судя по голосу, взял немолодой мужчина.

– Здравствуйте, это Джордж Тэйт.

Я снова объяснила, как нашла номер телефона.

– Как вас зовут? – спросил мужчина.

– Люси Агнесса Свифт.

Да, Агнессой меня назвали в честь бабушки.

– Мисс Свифт, как бы это ни было прискорбно, я вынужден сообщить, что ваша бабушка скончалась несколько недель назад. Мне бы очень хотелось с вами побеседовать. Когда вам будет удобно прийти к нам в офис?

К счастью, бабушка пользовалась услугами оксфордской юридической фирмы, дойти до которой от магазина можно было пешком. Мы договорились о встрече в тот же день в два часа.

– Пожалуйста, не забудьте удостоверение личности, – добавил мужчина и повесил трубку.

Я отправилась принимать душ в старомодную ванную комнату. Забираясь в большую ванну, я, как и всегда в первый день приезда к бабушке, ударилась голенью. Прежде чем приноровиться, я каждый раз набивала себе парочку синяков.

Я помылась, решила не сушить свои длинные светлые волосы феном, почистила зубы, накрасила ресницы и губы, а затем надела лучшие джинсы и хлопковый лонгслив. Когда я вылетала из Каира, там стоял невыносимый зной. Здесь же погода приближалась к той, когда приятнее всего носить свитер.

Мне нужно было как-то связаться с мамой и сообщить ей о смерти бабушки. Однако я решила сначала увидеться с юристом и получить как можно больше информации.

И мисс Уотт, и юрист сказали, что бабушка умерла несколько недель назад. Наверное, похороны прошли без меня. От этого почему-то было еще больнее: я не смогла даже проститься с ней. Надо будет узнать, где находится могила, и хотя бы принести цветы. Я хотела навестить ее.

Я взглянула на очки со сломанной цепочкой: я везде носила их с собой, словно бабушка могла вдруг появиться и спросить, где они. Мне нужно было большее, чем могила, на которую можно прийти. Мне требовались ответы.

Визитку, которую странный тип дал мне прошлой ночью, я оставила на кухонной тумбе. Теперь я взяла ее и как следует рассмотрела. Бумага была простой, но дорогой. На визитке было указано имя Рейф Уильям Крозье, номера рабочего и мобильного телефонов, адрес электронной почты и личный сайт. Также сообщалось, что он был экспертом в области букинистики и реставрации. Что ж, до следующей встречи с ним я обязательно посмотрю его сайт. Я ведь девушка умная и выясню все, что могу, о непонятном типчике, прокравшемся ночью в бабушкин магазин.

Офис «Миллс, Тэйт и Эллиот» располагался в кирпичном викторианском здании на Нью-Инн-Холл-стрит. От бабушкиного магазина до него было минут пять пешком. Войдя через старую дубовую дверь, я ожидала увидеть клерка с пером в руках. Однако, к моему облегчению, внутри юридическая компания выглядела вполне современно. Да, секретарша в приемной сидела за стойкой, которая казалась старше некоторых стран, но мои данные она вводила на новеньком компьютере. Закончив, она предложила мне сесть. Не успела я взять выпуск журнала The Economist, как ко мне подошел худой элегантный мужчина лет шестидесяти в темно-синем костюме.

– Мисс Свифт?

– Да.

Я встала и пожала мужчине руку. Он провел меня в кабинет, напоминающий уголок профессора. Повсюду стояли книги, тяжелый письменный стол с резьбой был завален бумагами. Компьютера в кабинете не было – только телефон. Я тут же поняла, почему бабушка решила сотрудничать именно с этим человеком.

Мы сели за стол друг напротив друга. Мистер Тэйт уставился на меня и смотрел так долго, что я с трудом сдерживалась, чтобы не поежиться.

– Вы взяли удостоверение личности? – наконец спросил он.

– Да, – кивнула я и вытащила из сумки оба паспорта.

У меня двойное гражданство. Я родилась в Оксфорде, но большую часть жизни провела в Штатах. Мама у меня – британка, а отец – американец. Они познакомились, когда отец читал лекции в Оксфорде, а мама была студенткой. Еще в моем детстве мы всей семьей переехали в Массачусетс. Родители часто работали на раскопках по всему миру, и лето я обычно проводила у бабушки в Оксфорде. Такие каникулы были одним из самых счастливых периодов в моей жизни.

– Отлично. Я попрошу отсканировать их.

Мужчина выглянул за дверь, и документы тут же забрала секретарша. Затем он вернулся в кресло, покачал головой и вздохнул:

– Что ж, милая, очень сочувствую вашей утрате. Ваша бабушка была замечательной дамой.

– Еще какой. Вы часто виделись?

– Периодически встречались в общественных местах. Мы оба состояли в Содружестве Бодлианской библиотеки. А еще моя фирма предоставляла ее магазину юридические услуги – правда, нужны они были нечасто.

– Понимаю.

Мужчина достал какую-то папку и открыл ее.

– Вы что-нибудь знаете о завещании, оставленном бабушкой?

– Нет, ничего.

– Она никогда его с вами не обсуждала?

Я покачала головой.

– Почему со мной? Имущество бабушки вроде как должна унаследовать моя мама. Она ее единственный ребенок.

– Агнесса оставила наследство не дочери, а вам. А еще она просила передать вам письмо.

Мужчина вынул из папки стопку бумаг и запечатанный конверт, протянул его мне. Стоило мне увидеть знакомый округлый почерк, как на меня тяжелой волной нахлынула грусть. Я взяла конверт, зная, что читать письмо при юристе не буду – только наедине с собой.

Мужчина поправил очки в золотой оправе и пробежался глазами по бумагам, словно вспоминая их содержание.

– Недвижимость, принадлежавшая вашей бабушке, состоит из магазина и жилого помещения над ним. Здание находится в исторической части города, поэтому за него можно выручить немалую сумму. Помимо этого у нее были накопления в банке и, разумеется, прибыль от «Кардинала Клубокси». Все это теперь переходит вам.

Мне и так было тяжело принять смерть бабушки, а уж получить в наследство ее дом… Мой мозг был просто не готов к такому количеству потрясений.

– А как же моя мама?

– Думаю, ваша бабушка объяснила свое решение в письме.

Я была уверена: мама не расстроится, что магазин перешел не ей. Они с отцом постоянно занимались исследованиями, и им было не до малого бизнеса. Однако и мне никогда не приходило в голову, что в мое распоряжение однажды перейдет магазин рукоделия. Мне было двадцать семь, и я еще совсем не знала, чего хочу от жизни.

Я была словно на перепутье.

Пару лет я работала в администрации фармацевтической компании – говоря кратко, пять дней в неделю сидела по восемь часов в офисе за компьютером. Атмосфера была такой нудной, что даже кактус на моем рабочем столе завял – уверена, от скуки. В один прекрасный день весь мой отдел упразднили. В этом были и плюсы (больше никакого торчания за столом), и минусы (я осталась без дохода). Несколько дней спустя, в пятницу вечером, когда я все еще переваривала случившееся, мне позвонил Тодд. Я взяла трубку, но вместо обычного «привет» услышала его тяжелое дыхание и бормотание одной и той же фразы вроде: «Ох, крошка, да, вот так!»

Тодд сказал, что ушел играть в покер с друзьями. Судя по звукам из телефона, покер был как минимум на раздевание. Я села в машину и доехала до его полуподвальной квартиры. Тодда я застала на кухне: он занимался этим с девушкой с работы прямо на столе. После я часто думала о том, что, сними он полностью джинсы с телефоном в кармане, мы бы, может, и не расстались.

В Оксфорд я приехала, чтобы отойти от унизительной измены Тодда, а еще – чтобы понять, чем я действительно хочу заниматься в жизни. Я не очень осознавала, что представляла собой «немалая сумма», но надеялась, что, продав магазин, выручу достаточно денег, чтобы прожить на них годик-другой и поискать себя.