Волчья стая бесплатное чтение

Глава 1 Пашка

Обстоятельно вытирая ветошью уже итак натёртые до блеска руки, мастер перечислял, что подлежит замене, а что ещё можно отремонтировать. Всё это давно превратилось для меня в слитный и монотонный бубнёж. Денег нет. Да и были бы, ну не стоит колымага таких вложений. Какого чёрта я вообще сюда припёрся? Теперь ещё и за диагностику все равно придётся раскошелиться! Я забрал машину и поехал в сторону дома.

За последнее время все новости в моей жизни были с пометкой «да почему так-то», разве что жена больше не выносит мозг, напоминая о моей никчёмности – всё-таки ушла к другому, оставив квартиру. На этом везение закончилось. Почти голый оклад тренера по фехтованию и полное отсутствие подработок намекали, что из автосервиса мою праворукую япошку только на разбор отвезти. Хорошо хоть солнышко ярко светит. Если бы сейчас там, в небесной канцелярии решили, что дождик с ветром самое то, я бы точно приплыл в депрессию и к мысли о суициде. Может это он – обещанный кризис среднего возраста пришёл вместе с сорокалетием, пузом и нестабильным давлением?

Пару раз заглох на светофоре, как оказалось, второй раз фатально. Сильный удар в корму многострадального японца опять родил в мозгу риторический вопрос «да почему…». К левой двери, где, как правило, в европейских машинах располагается водитель, нетвердой походкой подошёл молодой парень, и сейчас он пытался понять, где тут собственно руль с человеком. Собрав в кулак все остатки своего самообладания, я вышел из машины и постарался привлечь к себе внимание:

– Здравствуйте, вы в меня врезались, давайте номер своей страховки и права, я пока евро протокол заполню.

Неожиданно парнишка бросился на меня с кулаками и криками «ах ты сука, тебе пиз…!», я чисто на автомате перехватил его руку и ответным хуком в челюсть вырубил. Ну зашибись, и как теперь? Придётся ментов вызывать, бумаги до вечера оформлять. Под эти мои раздумья из БМВ дебошира вылезло две очень юных и не совсем одетых девы и принялись визжать на всю улицу, что я убил сына, пиз… какого важного человека и то, что мне точно нигде теперь не скрыться. К приезду гаишников, водитель БМВ уже пришёл в себя и сейчас бешено вращал глазами. После заполнения протокола и попытки опроса свидетелей, один из гаишников поведал мне, что в меня врезалось единственное и очень избалованное чадо заместителя прокурора города. Каждый месяц он раза по два попадает в ДТП и ни разу его не лишили прав, а все потерпевшие забирают заявления. Вот и сейчас гаишник усталым и полным безысходности голосом порекомендовал мне свалить, хотя бы на месяц, и если получится как можно дальше, а за это время либо отпрыск прокурорский убьётся, либо его папаше станет не до тебя.

Добрался домой под вечер. Мой старый двор приветливо встретил меня свободным местом на парковке, и сейчас я просто сижу в машине, собираясь с силами. Надо совершить восхождение на четвёртый этаж в пустую квартиру, заставленную пыльными кубками и подванивающую утрамбованным в ведре мусором, который давно пора вынести. А может некуда просто спешить.

Мастер спорта, стабильно в призах на всех соревнованиях. Куда всё растерялось? Стоило поругаться из-за призовых с федерацией, и сразу не включили в сборную на Европу – обиделся на весь мир и забухал. Хорошо, что вспомнили старые заслуги и взяли тренером в родной клуб. Что теперь делать-то? Идти продавать какую-нибудь дичь, или охранять шлагбаум? Деньги сами себя не заработают, а я вроде как ничего больше и не умею.

Набрал Паше – однокласснику, у него жизнь в порядке, сразу после школы начал хорошо зарабатывать, и сейчас наверно расскажет, где опять отдохнул и как от этого устал. Может хоть он посоветует, как капиталы приобрести, чтоб сразу много и не посадили?

– Привет, как жизнь? – всё, что сгенерировал мой мозг, общие темы сложно подобрать, разве что друзей школьных вспоминать, да спрашивать друг у друга, кого видел. Зато Пашка никогда не отказывал мне в общении, он вообще человек лёгкий на потрепаться.

– О, привет, спортсмен, не поверишь, вот тока-тока про тебя вспоминал. Слушай, Андрюха, со вчера на реконструкцию историческую собираюсь, под Ярославлем будем Викингов побеждать или Тевтонцев, короче не важно. Погнали вместе, у меня партнёр по бизнесу собирался полгода, готовились вместе и слился вот только что. За деньги не парься – всё давно оплачено, чё зря взносу пропадать. Сгоняем, мечами помашем, комаров покормим, лопухами задницу подтирать будем, жирок разгоним. Ты же как раз по этому делу чемпион, в смысле железом воевать, моих потренируешь за денежку малую.

Рано утром, я катил в пригород, домой к Пашке, примерять шмотки, по канонам историческим приготовленные от слившегося Пашкиного партнёра, и вообще, дальше на его машине поедем, а свою я готов был уже в овраг отправить. Друг и раньше ко мне с этой темой приставал, научить его на мечах сражаться, топорами да ножами пользоваться. Только он как приставал, так и отставал, постоянно сваливая по делам. Я книжек набрал в библиотеке, видео скачал, приёмы отрабатывал, даже сам на занятия ходил к товарищу, японскими техниками боя заморочился. Попытался даже свою группу набрать, месяц объявление на остановках развешивал. Пашкины обещанные толстосумы, любители старины седой, так и не повалили. В итоге пришёл один очкарик с лишним весом и астмой, хватило его на две недели. На этом клуб «Стали и пламени», как говориться, почил Бозе.

Меня долго не хотели запускать в Пашкин коттеджный посёлок, уж очень не вписывалась моя машина в ландшафт. Зато сам друг детства встречал меня в воротах своего особняка, демонстрируя намерения непременно заключить меня в объятия. Вид он имел помятый, человека, бухающего не первый день:– Андрюха, как я по тебе соскучился! Хорошо, что ты набрал меня вовремя. Давай, заходи, сейчас накатим немного. Я тут один, мои в Европу неделю как свалили.

Теперь уже Пашка выступал для меня учителем, объясняя, как напяливать кольчугу, поддоспешник и вообще, как всё надо и на какие верёвочки привязывать, чтобы штаны не потерять и нужду справить по надобности. Решили ехать утром, а сегодня – мясо на гриле и пива побольше. Будем напитываться духом рыцарским под песни группы «Король и шут». Мы так, во всём средневековом и начали жарить мясо, тосты произносить, славя богов древне-славянских. Накидались мы от души уже вискарём. Проснулись тут же, между беседкой и бассейном, прямо на траве в окружении пустых бутылок и остатков еды.

Голова страшно болела, даже быстрорастворимая таблетка аспирина не выручила.

Пашкина семья сейчас где-то в Италии, вот он и отрывался, не имея тормозов. Я то хорош, завязывал же с синькой и вот тоже дорвался, остановиться не смог, как ехать теперь часов 7 на машине с таким выхлопом, да и внутри организма состояние «как бы сдохнуть, и чтобы никто не трогал». Тем временем Пашка добрался до бутылки и опохмелился остатками прямо из горла. Его лицо на глазах приобретало жизненную розовость и осмысленный взгляд. Подозрительно, но мне он выпить не предложил.

– Андрюха, я выпимши, так что давай сейчас тебе специальную таблетку дам, очень дорогую, и ты за руль сядешь. Сегодня обязательно надо в Ярик приехать, меня там очень ждут, кое с кем по делам переговорить и начало у нас завтра с утра какого-то сражения.

Специальная таблетка антипохмелина мне не сильно помогла, вот уже час я пытаюсь устроится поудобнее за рулём пашкиного Гелентвагена. Сильно мешается меч на поясе и грузовики на дороге, которые постоянно приходится обгонять. В голове набатом бьётся о стенки черепной коробки, единственная мысль «почему мы доспехи не сняли, и как я с мечом за руль влез?» Пашка дрыхнет, развалившись на заднем сиденье в обнимку с щитом и топором.

От сильного удара открылись глаза. Уснул! Табун немецких лошадей, заключённых в сталь, походя, пробил ограждение моста и воспарил над водной гладью. Какая хрень в голову лезет?

Моё лицо прилипло к лобовому стеклу, по которому медленно расползаются трещинки, и оно превращается в непрозрачную поверхность. Лечу вместе с лобовухой, рядом мерседес, а впереди вода, и сейчас придёт боль. Почему я до сих пор её не почувствовал? Не ясно. Но я жду. Вместо неё пришла темнота, а потом я понял, что меня трясут и кричат прямо в ухо.

Глава 2 Дражко

– Дражко, очнись, ну, Дражко! Что матушке-то твоей сказывать буду? Ну, Дражко, родненький, ну пожалуйста.

Легкие сжались в спазме и вытолкнули из себя воду, я сделал болезненный вздох и закашлялся. Меня всего, стискивала в объятьях какая-то рыжая малолетка, в слезах и улыбке во все зубы:

– Дражко, глупенький, напужал совсем.

Рядом толпилась стайка мальчишек, веселящихся и тыкающих в мою сторону пальцем «Златка с Мымром любится, ой не сдохни, ой, Дражко.» В лоб мне прилетел и больно ударил, разлетаясь противными ошмётками, какой-то фрукт. Собравшись немедленно надрать всем уши, я попробовал освободиться от захвата девочки и понял, что сил на это у меня гораздо меньше, а ещё я просто помычал вместо того, чтобы попросить отпустить меня. Тем временем девочка сама поставила меня на ноги и деловито потопала в сторону от речки, таща меня за руку:– Дражко, не слушай олухов, сами они негораздки.

На мне мешковина мокрая, а я сам шлёпаю маленькими голыми пятками за девчушкой лет десяти и росту невеликого, как и я сам. Крики мальчишек остались позади. Мы топали мимо хаотично расставленных, примитивных избушек, покрытых земляными крышами, в сторону кузницы. Характерный звон удара металла по металлу разносился и не оставлял вариантов. Я молча, как бычок на верёвочке, быстро перебирал голыми пятками стараясь успеть за девочкой. Двигались мы по какой то, очень аутентичной деревне, нас окружали срубы низеньких домов, крыши которых были покрыты травой. Обстановка вокруг, отсутствие последствий аварии в виде переломов и порезов, меня сейчас не заботили настолько, как и мой маленький размер и явно юный возраст. Я маленький мальчик? Может так выглядит смерть? Где тогда Пашка и мерседес?

У кузницы нас встретила женщина с очень добрыми глазами в сарафане из неокрашенной ткани, и здоровущий мужик, своей волосатостью и статью походивший на медведя, зачем-то надевшего штаны с фартуком. Златка, доведя меня и отвесив поклон, затараторила:

– Вот, дядьку Любомир, ваш Дражко с мостков в воду свалился и утоп, думали совсем, а он просто сомлевши был. Я его уж трясла-трясла, да вода вся и вышла с него.

Женщина вскинула руки и запричитав, прижала меня и спасительницу к себе. Медведеподобный мужик остался безучастным, его эта новость нисколько не взволновала, он повернулся и зашагал под навес с горном и наковальней. Запах обнявшей меня женщины наполнил сердце спокойствием и чувством защищенности, губы невольно расползлись в улыбке, а в голову потекли чужие воспоминания об укладе окружающего мира.

Я оказался в теле мальчика, не простого, а умственно отсталого с рождения, не умевшего говорить, всегда боящегося смотреть на людей, потому и упирался глазами в сторону. Вспомнилось, кто эта добрая женщина – она лекарка, мама Милава, а неприветливый мужик – то батьку мой, кузнец Любомир. Может потому, что Дражко отсталый, я не знаю какое точно, но это далёкое прошлое, а может тут никто не знает. Златка – соседская девочка, по доброте своей приглядывающая за беззащитным мной. Всё, что от меня требовалось – выполнять нехитрые задания матушки и сидеть тихо, не попадаясь на глаза отцу. Поэтому весь день я и проводил возле подола своей матери, держась одной рукой за него, а во второй зажимая варёную репу. За то и прозвали в деревне «Мымром», раз из дома никуда не отлучался. Когда в избе появлялась громадина кузнеца, мать скоро пристраивала меня в углу и начинала суетиться вокруг мужа. В эти минуты я неосознанно испытывал нарастающий страх, грудь сковывало невидимыми обручами, мешая дышать, сердце начинало колотиться, я падал на пол, подвывая, руки сами сжимались в кулачки, больно ударяя по голове. Отцу было неприятно от мысли, что боги наказали его бесполезным дитём. Он часто предлагал:

– Может удавить его?

Приходила помогать по хозяйству соседская девочка Злата, от рук которой мне становилось спокойней. Она вроде, как в работницах была у лекарки и кузнеца за снедь и учение.

Вот уже несколько дней я старался свыкнуться с новым миром и не привлекать к себе особое внимание, чётко выполняя просьбы мамы. Отыгрывать панические атаки и аутизм, посчитал лишним. Сейчас сижу напротив мамы, исполняя роль подставки для корзины, в которую она складывала холщовые мешочки с травами. На какую-то минуту весь процесс застопорился. Я поднял глаза и увидел уставившуюся на меня маму. У меня невольно вырвалось:

– Что случилось, ма?

Мама Милава расплакалась:

– Ты поправился, Дражко, я знала, столько даров богам поднесла. Сыночка мой, пойдём к отцу скорее, обрадуем его. Любомир, смотри, слава Морене заступнице, исцелился Дражко наш. Кричать это мама начала ещё из дома, благо до кузни было не далече.

Таиться дальше было бессмысленно. Кланяясь в пояс, как подобает хорошему отроку, я обратился к отцу:

– Разреши мне, батюшка, трудиться возле тебя в кузне, знания перенять! – мне показалось, что именно так надо обращаться к родичам в средневековье.

Кузнец наверно впервые посмотрел на меня, не испытывая отвращение. Сын, да ещё и здоровый – это очень хорошо. Вот только слабоват. Я попытался развить успех, но удалось лишь всех повеселить – безуспешно схватился поднять отцовый молот. На шум прибежала Златка и уже на пару с матушкой принялась обнимать меня исцелённого, попутно измазав слезами и соплями. С того дня я и кушать стал больше. Если раньше мясо на тарелке появлялось украдкой, в тайне от отца, то теперь он сам подкладывал мне куски пожирней:

– Кушай, Дражко, силы набирайся, чтобы молот большой у меня перенять.

Я уплетал с большим аппетитом. А ещё до работы в кузне и когда заканчивалась крица пробовал тренироваться, как мог, вспоминая и адаптируя под детское тельце упражнения из спорта будущего для настоящего времени. Вот такой выверт получился, а я всегда считал, что родители меня не в ту секцию отвели. В моём средневековом спортзале появилась лавка и жердь с поломанными колёсами от телеги, пара прутьев, заменяющих мне мечи, большая деревянная плаха для метания всего железного, что может воткнуться. Получалось не очень, тело мне досталось худое и слабое.

Злата любила сидеть и смотреть, как я дуркую бестолку, поднимая и кидая железки. Смеялась от моих упражнений с подвешенными мешочками, которые раскачивались на верёвках. Сама теми мешочками и норовила меня тюкнуть. Деревенские судачили и приходили подивиться, как так больной мальчишка после утопления вдруг начал здоровьем набираться и заговорил. Думаю, что там на реке Дражко на самом деле помер, и я с Пашкой наверно тоже. Вот и не верь после этого в потустороннее, которое взяло и поселило мою душу в тело мальца. Интересно, а где Дражко-то сейчас? Может раз я вспомнил, как тут всё устроено, он и не делся никуда, а сидит там в уголочке моего сознания и тихо поскуливает.

Во дворе показалась мама и окликнула:

– Дражко, иди до бабки Могуши, она молока даст, крынку не забудь взять, на лавке сохнет.

Я побежал в дом за крынкой и посохом – теперь везде ходил с жердиной выше моего роста, как волшебник из сказки. Большая палка была и тренажёром для рук и защитой от достающих мальчишек. Моё исцеление не избавило от постоянных попыток пацанов толкнуть деревенского дурачка в коровий кизяк или надавать по сопатке мымру, чтоб знал впредь, как за юбками прятаться.

В деревне тишина, все взрослые при деле. Почти до речки добежал, как вдруг получил по затылку сильный удар, я растянулся на тропинке, крынка откатилась в траву. Вокруг раздался смех и издевательские реплики:

– Ой, Мымра выгнали одного, прятаться тепереча за кого будешь?

Рукой нащупал набухающую шишку. Это они камнем что ли? Мальчишки собирались повеселиться. Меня окружили, наверно приготовились серьезно вывалять в грязи и попинать, неимоверно захотелось исчезнуть, спрятаться, сжавшись в комочек. Нет, нельзя сдаваться, ползая в пыли, рыдая навзрыд и умоляя, чтобы пожалели и отстали, они от этого ещё пуще приставать станут. Сейчас неважно, что их больше и что они сильней, надо просто упереться и не уступать, пусть бьют. Я перевернулся на спину и крутанул свой посох, пройдясь по ногам как по забору палкой, удалось достать почти каждого. Нападающие попадали и завопили. Стараясь не упустить преимущество, вскочил на ноги и начал лупить жердиной всех, до кого успел дотянуться. Мои обидчики разбегались с воплями:

– Неее, так это не закончится.

Кинулся по проулку за Мышатой – знаю, что именно он старается больше всех жизнь мне попортить. Легко догнать хромающего, он же среди первых был, когда я на спине лежал и пинать меня собирался, вот ногу я ему дюже приложил. Подсёк шестом под здоровое колено, и обидчик повалился на спину, хлестанул я его своим посохом прямо по животине, Мышата сложился пополам и заверещал на всю округу, а я охаживал его по ногам, рукам и заднице, пытаясь передать ему всё, что накопилось за долгое время издевательств, теперь в пыли ползал не я. Мой обидчик заскулил и разревелся, раздавая клятвы, что более не в жизнь, не словечком… Остальные мальчишки, кто не дал в страхе дёру, сейчас стояли на безопасном расстоянии. На манер китайских бойцов кунг-фу, молча поводил своим шестом, давая понять каждому, что ежели что, так же будет или ещё хуже. С чувством победителя поднял с травы молочную крынку и деловито осмотрел всех, мол и за крынку спрошу, ежели чё. Теперь дразниться Мымром не посмеют или сами у меня такими станут.

Вообще, меня сильно бесила слабость тела Дражко, я в его возрасте на разряд уже сдал, а с этими мышцами подтянуться вообще никак не получалось, дергался в каких-то конвульсиях на перекладине. Златка покатывалась от смеха, мешая мне, искренне считала, что я это специально тут выкабениваюсь. Ну конечно, про физкультуру тут никто не слыхивал, поэтому мой спортзал для неё и подружек был представлением одного актёра. Бесполезность изменить отношение к моим занятиям, выводило из себя и злиться-то на Злату нельзя. Надо просто ей и остальным доказать, что я тут всё не просто так, а для дела серьёзного. Пусть покудова веселятся, потом сами извиняться будут.

Златка потащила меня на реку, ей стираться, а меня она и раньше всегда с собой таскала, чтоб маме не мешался. Со мной же сподручнее и корзину тащить. Сегодня очень жарко, даже странно, что живут на реке, а никто и не думает купаться. Бабы, задрав подол по щиколотку, стояли в воде, полоскали бельё и сплетничали. Златка отвлеклась от работы и закричала мне:

– Дражко, жарко что ли? Ты зачем так глубоко зашёл?

Я осторожно экспериментировал, может ли это тело держаться на воде. Поджимал ноги и пробовал не пойти на дно, с каждым разом получалось всё дольше. Думал будет легче, ведь я когда-то умел и неплохо. Мои старания увенчались успехом, я поплыл. Всё, теперь каждый день, пока вода тёплая, буду плавать.

С берега заорали женщины, ко мне, как могла, спешила Злата, еле остановил её. Плавать из местных никто не умел, поэтому все решили, что меня водяной утаскивает в воду. Вот же проблема. Надо ещё со Златкой теперь договариваться, а то спасать будет. На берегу собралась куча народу, в общем дети и бабы, в меня тыкали пальцем, галдели обсуждая. Слышались реплики, что Дражко с водяным договорился, когда утоп – эту и ещё много других небылиц выпалила Златка моей маме, пересказывая чудо, случившееся на речке. Мама сильно перепугалась и стала ругать меня, чтоб больше не думал глубже колена в воду лезть. Неожиданно поддержал отец – его порадовало не только, что я единственный в деревне умею на воде держаться и не топнуть, а ещё возможная близость с водяным, раз он мне такое позволил. Кузнецы в деревнях всегда колдунами слыли, отец не исключение, вот и дитя его соответствует.Добро на плаванье я получил, правда возле берега и в компании Златы. Так теперь и таскал её за собой на речку, устроив аттракцион для местных. В деревне судачили, о бесе, вселившемся в Дражко, когда потоп, мол, с тех пор и не узнать мальца, вон надавал тумаков Мышате с компанией, а тут ещё и с водяным дружится. Моё упорство в попытках тренировать тело дало свои плоды, через месяц подтянулся десять раз и переплыл реку, ух, и влетело мне тогда от мамы, да так, что на следующий день был наказан, сидеть и помогать по хозяйству. Златка ходила с важным видом, мол, чтобы знал другой раз, как её не слушать, а она предупреждала, так орала с мостков, что полдеревни сбежалось.У отца гора крицы, надо горн топить, да жар раздувать. К этому дню я давно готовился, причём в тайне. Знаний инженерных у меня было маловато, не на того учился, поэтому долго изучал кузницу на предмет своей полезности. Механический молот – это для меня слишком сложно, разве что найти человека, которому суть да идею обрисовать, а тот додумает, как воплотить. Про состав металла та же история, знаю, да не то всё, вроде как температуру повыше и разные добавки нужны и только. Выбор пал на меха, их на трудах в школе делали, правда тогда ни у кого из класса ничего приличного не вышло. Решил сильно не усложнять, две деревянные плахи с дырочками по середине, через эти дырки воздух должен всасываться, с обратной стороны прикрепил кожаные накладки, чтобы обратно воздух не выпускали, прижимаясь к деревяшкам. Сами плахи соединил кожей. Всё проклеивал вываренным из костей клеем и прошил шнурком. Большой вопрос встал, как сделать само сопло, чтоб не сгорело. Металлической трубки у меня не было, единственным доступным материалом была глина, обмазал какую-то большую трубчатую кость и выжег её в костре. Достала Златка, допытываясь у меня, что такое я мастерю и для кого. Держался как партизан. Собрал всё ночью, сразу как был отруган и наказан мамой за мои рекордные заплывы. Поутру, как матушкины задания переделал, с серьёзным видом сообщил:

– Пойду в кузню, отцу подсоблю.

Только направился в избу доставать из-под лавки поделку, Златка сразу бросила свою работу и начала пристально за мной следить. В кузне уже пылал горн и в нём занимались уголья с пережогов. Я деловито спросил дозволения помогать и теперь уже под вторым, внимательным взглядом отца, пристраивал меха так, чтобы поэффективней работали и не сгорели сразу. Батя аж крякнул от удовольствия, как быстро горн набрал жара, да какого. Температура была явно повыше. Моё глиняное сопло не выдержало больше одного рабочего дня и к вечеру раскрошилось, да и остальная конструкция развалилась, но я теперь знал, как сделать лучше. Молот отцовый получилось поднять и пару раз ударить заготовку. Сегодня я был на высоте.

Вечером матушка, раскладывая кашу:

– А что там Злата у вас диковину какую-то разглядела, нынче?

– Да, Милавушка, сын наш сегодня штуку удумал нужную, да переделать ещё пуще сулился и молот мой поднял. Будет из него толк. Сердце теперь моё спокойно за наследника. Тайну ему поведаю родичей.

Отец подошёл к очагу и отнял камень из кладки, вытянул свёрток длинный, замотанный в кожу сыромятную. Он бережно развернул на столе увесистый свёрток. Даже тусклого света лучины оказалось достаточно чтобы блеснул явно нержавеющий метал, кольчуга посеребрённая и два одинаковых, как близнецы меча:

– Вот, Дражко, настоящие боевые клинки заморской работы, достойные руки боярина, а может и князя, из железа, которого ни я, ни отец мой так и не смогли сделать. От отца к сыну в роду нашем передаётся с историей, чтоб всяк потомок цену знал и гордость имел.

Тепереча и ты слушай. Давно случилась эта напасть, жили предки наши в других краях, далёких и тёплых. Пришёл на землю родичей Хазарин, убил многих, полонили деда моего и в далёкие земли Персам продали. Попал дед Тихомир на галеру большую, веслом ворочить под кнутом басурманским. Возил на тех галерах купец важный товар свой из Дамаска в Константинополь да Херсонес. Дед говорил, видел он в дыру вёсельную, что города эти огромные, до небес стены из камня поднимаются и народу там живёт тьма-тьмущая. Случился шторм, корабль их долго волнами бросало, трюм галеры порою целиком водою заливало и многие сомлеть успели, толи кормчий не сдюжил, может ещё беда какая приключилось. Напоролась галера бортом на камни, аж весла поломались. Схватил тогда он обломок весла, к которому прикован был и в живот надсмотрщику, тут и остальные взбунтовались, кто с обрубком вёсельным оказался. Галера тем временем тонуть принялась, не до полонян вёсельных басурманам было, никто к ним не спускался за надсмотрщика мстить, спасались они. Пока все люк пытались открыть, дед наш цепи камнями балластными долбил. Так ему одному токмо и удалось выбраться, через дыру в борту, а ещё он тогда, прямо как ты, Дражко, с духом морским закружился и плыть научился. Долго ещё волновалось море, пока дед Тихомир за камень цеплялся, что корабль сгубил. А как замирение на море вышло, оказалось, что вот она галера недалече потопла, в рост всего. Деваться то некуда, а надо взять деревяшек разных, чтобы до землицы догрести. Сказывал, что умаялся, но две бочки пустые с трюма вытащил и связал их вёслами да парусиной, а ещё кусок мяса вяленого и кувшин вина греческого повезло сыскать. Два дня и ночь он толкал свой плот, изредка выбираясь передохнуть и поснедать. На вторую ночь он приметил огонь, то был берег Таврики, а костёр разожгли дружинники купца с Ладоги, возвращались они на кнорре из Константинополя и тоже потрепались в шторме. На счастье деда Тихомира, встали у берега обсушиться да лодку смолой поконопатить. Приняли родича нашего из моря они со всем вежеством, оттого и он таиться не посмел да сказывал им у костра историю свою о полонении и спасении. Взял тогда купец его в ватагу свою, веслом ворочить, за пропитание и дорогу. Вещи его не тронули, признали добычею законной. Имуществом дедовым стали: две справные бочки, парусины кусок да верёвка. Но не всё на этом. Когда один бочонок открыл, там два меча оказалось, кольчуга да шлем басурманский, всё работы тонкой и выделки особой. Наверно в тайне везли куда, или увозили откуда, прежние хозяева. Слово купца крепкое, никто и не подумал горемыку обидеть. Продал тогда дед Тихомир, токма бочки да шлем, чтобы одёжу себе сладить и денег на жизнь заиметь. До Ладоги родич с купцом не дошёл, а честь по чести поблагодарив того, в деревне остался, приглянулась ему Любава, бабка наша. Стал дед Тихомир кузницу строить да железо ковать. Вот, Дражко, и кольчуга та, работы тонкой, за годы ничегошеньки с ней не приключилось, даже ржа не взяла. Так меня, как наследника, приобщили к сокровищу семейному, а что это сокровище – тут и к бабке не ходи. За один такой клинок можно пару деревней купить, не знаю даже, как оценить такое. Наказывал отец строго настрого, никому и никогда не сказывать, даже Златке, про реликвию.

Тут же примеренная кольчуга оказалась мне сильно велика, посмешил только родителей. Мечи были красивые, узор на металле говорил о дамасском булате. Оба клинка наверно по килограмму весом и длинной что-то около метра. Это было настоящее боевое железо, с рукоятью в кожаной оплётке. Удивил лишь аскетизм, ничего лишнего, ни каменьев самоцветных, ни золота. Вполне возможно серебро есть в отделке, но и это не точно. Тут же начал уговаривать отца:

– Мне надобно, два меча тренировочных сделать, чтобы весом и размером схожи были.

С того дня, мечи эти булатные мне разве что не грезились наяву, снились точно. Сковал батя почти две копии, по длине и весу, ну чуть тяжелее и из железа дрянного. С мечами я не расставался, если бы не отлупил тогда Мышату с подельниками, то задразнили бы, а тепереча с уважением и интересом ко всем забавам моим относятся. Даже плавать пробуют, не получается конечно.

Пришла зима и мой спортзал вырос в длину, теперь там было несколько набитых соломой чучел для отработки колющих ударов и брёвна для рубящих, всё те же летающие на верёвочках мешочки с песком, качающиеся досочки для балансировки. А ещё у меня появилось два закадычных товарища – Радко и Сбыня, даже Злата начала меня ревновать к ним и пыталась везде влезть. Она с большим удовольствием участвовала в раскачивании песочных мешочков, стараясь непременно попасть мне в голову, хоть так отомстить за всё. Друзья теперь были постоянными спарринг-партнёрами. Мы дрались на деревянных мечах и палках, я вспоминал всю программу, которую когда-то готовил для клуба толстосумов-реконструкторов. А пацанов я посвятил в тайный орден «Стали и пламени». Что такое тайный орден, объяснять не стал, потому что тайный. Зимой дел не так-то и много, вот и отрабатывал все приёмы с утра до вечера на благодатном материале, дубасил сразу обоих друзей, и от снежков Златкиных успевал уворачиваться.К весне я заматерел, выглядел гораздо старше своих лет и был явно сильнее всех сверстников в деревне. Бабы судачили:

– Вон какого знатного жениха Милава воспитала.Девки помоложе завидовали Златке, а ещё пеняли мне, что хожу как боярин, «гоголем». От моего прошлого, или из будущего, проявлялась тяга к чистоте и частым гигиеническим процедурам, что разительно отличало меня от вечно чумазых сверстников. Вот уже всё кругом закрывало зелёной листвой, вода в реке готовилась прогреться до приемлемой к купанию температуре. Наша община собиралась с товаром на торжище, приготовили два струга. Мы с отцом тоже надеялись расторговаться. В затоне показался парус, а за ним второй и быстро пошли расходящимися курсами к берегу, причём не к мосткам, а по краям деревни.

– Норманны! – пронеслось над долиной.

Я выхватил меч и заметался по пристани, не зная, что делать дальше. Тут встречать ворога или надо залезть повыше, мне в голову даже не пришло, что в руках у меня потешные мечи, а не боевое железо. Получил мощный подзатыльник от отца:

– Бегом к дому, Милаву в лес уводи.

В деревне поднялась паника. Снеккары викингов ткнулись в песок и с них уже прыгал прямо в воду и бежал на берег средневековый ужас всех крестьян. Не мешкая, они походя срубали любого вставшего на пути, поджигали избы, сея страх и бесполезность сопротивления. Когда я оказался возле кузни, всё уже полыхало, дом и постройки. Возле горна с перерубленной шеей лежала матушка. Ничего не разбирая, подгоняемый страхом, я бросился в лес, наверно через полчаса бега выдохся и повалился на траву. Крики уничтожаемой деревни стояли в ушах. Уже спрятавшись под ветвями огромной ели, сжавшись в комок, никак не получалось унять дрожь. Ещё ни разу, ни в той, ни в этой жизни мне не было так страшно.

Они убили маму, я бросил отца и Злату одних. Совесть и обида разрывали моё сердце, страх делал ноги деревянными, но я решил возвращаться. Как оказалось, убежал далеко, на окраину деревни вышел уже в сумерках. Меня встретила пустота и пепелище, а ещё вонь смерти, стелящаяся над долиной. Норманны деловито собрали и унесли всё, а что не взяли, то уничтожили, даже собак побили. До утра, не сомкнув глаз, ходил по деревне пытаясь безрезультатно отыскать выживших. Похоронил отца и матушку возле кузни. Златку сыскать не удалось, может в лес успела или полонили? Избы все выгорели, животины нет. На пепелище провёл ещё с неделю, из остатков строений устроил большой погребальный костёр. Надеялся, что из леса кто ещё воротиться, сбегший от норманнов, очень надеялся ещё увидеть Злату, Сбыню с Радко – могли же родичи их в лес погнать, но…

Оставаться в деревне одному было бессмысленно, да и жутковато. Слава мудрости деда моего, реликвию схоронил в очаге – это единственное, что от дома осталось. Теперь и кольчуга была мне не шибко велика, ещё годик такого набора массы и сядет как влитая, мечи в руках ложились удобней, после тяжёлых-то тренировочных. В поисках тайников, переколотил все оставшиеся очаги селения и нашёл ещё одну захоронку у бортника – колчан стрел с луком добрым и кисет с наконечниками. Удалось набрать немного снеди по деревне, пару ножей да суму найти. Что же дальше то делать, пойти в другую общину, работником наниматься или в детские проситься дружины княжьей? Пока старше не стану, всяк имущество моё присвоить себе может, а самого в холопы забрать. Никто всерьёз с мальцом считаться не будет. Боязно было, при себе столько дорогих вещей тащить, да куда деваться тут, не схоронишь.

Если на закат идти – там сейчас вроде Смоленск большой город, а может и Москва уже есть. Что там сейчас должно быть, не ведаю? Торопиться мне особо некуда, в лесу и схорониться можно от лихоимцев, зверя всегда добыть аль грибов с ягодой. Пойду, покудова таясь, вдоль реки, найду место подходящее да устрою там жилище, а там может удумаю дельное.

Глава 3 Община

В трёх днях пути от моей деревни наткнулся на общину из 8 землянок, люди сушили рыбу да огороды обихаживали, паслось пара коров. Решил отойти километров на 10 в верх по течению, там и устроиться. Отрыл землянку, перекрыл накатом из валежника да веток еловых, а потом и дёрном с травой. Получилось незаметно, пока не станешь приглядываться. Охотился на косуль и ловил рыбу, наверно от слабой заселённости и того, и другого оказалось в избытке.

Опять взялся за сооружение себе спортзала, получилось не так хорошо, но всё же. Зато тренировки тепереча с настоящими мечами и луком. Сладил новый шест из белого дуба. Через неделю отшельничества решился-таки показаться людям, нужда заставила, надоела диета из мяса и рыбы. Вышел на опушку леса близь поселения и уселся, разложив шкурки животных перед собой. Первыми меня заметили и заголосили бабы, а уже через минуту ко мне неслись четверо крепких мужичков с дубьём и шустрый дедок с рогатиной. Обступили со всех сторон, не решаясь или не понимая, как поступить. Вроде отрок сидит, а с мечами да луком ратными, на коленях посох, как у волхва какого, глаза колючие, повидавшие. Дедок, запыхавшись, тоже не сразу решился:

– Чьих будешь малец? – выпалил дед.

Я проигнорировал принятые условности:

– Зовите меня Андрей Любомирович. Принёс свой товар, мне нужно молоко, соль. В общем меняю всё на еду.

Самый крупный из мужиков, потянулся схватить мой лук. Я резко вскочил на ноги и крутанув шест, подсёк его ногу и не сильно тюкнул по лбу. Мужик плюхнулся на задницу. Больше всего общинников впечатлило с какой скоростью это всё произошло. Ткнув концом шеста замершего деда в лоб, я сказал:

– Больше не делайте таких ошибок, в другой раз отрублю руку.

Крестьяне в ту пору были не воинственны, предпочитая убегать и прятаться, а если не получалось, то безропотно покорялись. Вот и сейчас они сразу приняли мои условия, почувствовав за мной силу и уверенность. Дедок наверно староста местный, заявил:

– Не сомневайся боярин, будет тебе всё.

Ну что же пусть будет боярин.

Так и пошло с той поры, я приходил на опушку леса, с мясом и шкурами, ко мне по началу выходили только молчаливые мужики, а потом, видать осмелев, и бабы мен приносить стали. Проходил он довольно странно, общинники просто забирали всё, что я предлагал, а они отдавали всё принесённое. Никто и не собирался хоть как-то сопоставлять стоимость и ценность товаров.

Случилось это одним ранним утром – в мою землянку, почуяв запах вяленого мяса, решил вломится медведь. Проснулся я от треска разламываемого перекрытия и падающей мне на голову земли. Выскочил через дверцу потаённую, босым, в одних портках, с шестом своим да ножичком сапожным. Тут бы и сбечь опрометью, да страсть как азарт схватки меня зацепил, ни страха тебе, ни сомнения, что управиться могу с супостатом. Закружил я по полянке, рыча на мишку, как зверь. Здоровенный хозяин леса, серьёзно рассердился, с лёгкостью бросая в атаку свои 500 килограмм, чтобы ухватить назойливого человечка. Я опять уворачиваюсь, на сантиметр разминувшись с когтистой лапой, и разрываю дистанцию, на подшаге атакую шестом, хлёсткими ударами охаживая его конечности, постоянно делаю тычки в нос и глаза, опять уход в сторону. Медведь свирепеет всё больше, а мой азарт боя нарастает. Очередной хлёсткий удар поломил переднею лапу, обезумевший хищник взревел, встав на лапы задние. Я упер посох в землю и в шею звериную, размахнулся ножом и воткнул его прямо в сердце по самую рукоять. Медведь навалился на посох, думал сломается, а он нет – выдержал и проткнул шею. Бывший царь лесной, потихоньку затихал, хрипя и булькая кровью. Я забрался на ещё теплый трофей, ловить адреналиновый откат и подумать, как сподобился-то:

– Теперь будет мне шуба на зиму, и подстелить, и укрыться можно ей.

Но не это главное. Понял, что самый лютый зверь в лесу – я, уверенность ко мне пришла с победой, не страшно мне стало смерти в глаза смотреть, не побегу боле от зла и не спрячусь. Словно и не зверь он лесной был вовсе, а знак богов.

В впроголодь жить не приходилось, всегда была дичь, птица, рыба, община снабжала овощами, да и много ещё чем. Думаю, они это делали ещё из боязни, просто кормили и давали всё, лишь бы с мечом не пришёл. Бабы, приходившие меняться продуктами, сменились молодыми девками, строящими глазки и явно намекающими на продолжение общения. Ну и ладно, размышлял я, сидя на берегу с удочкой, с них не убудет. За этими мыслями меня и застал показавшийся на реке парус. К общине шустро шёл снеккар норманнов, на 8 весел, значит ещё кормчий и Хёвдинг, и того 10. Кажется так называется, но сейчас не важно. Злоба во мне закипала, перемешиваясь с коктейлем подростковых гормонов, разум битого жизнью сорокалетнего мужика не справлялся с желанием отрока наказать этих тварей, за родителей, Златку и товарищей, за дом мой порушенный. Побросав улов и снасти, бросился к землянке вооружаться. Пока вороги будут идти по извилистой реке, я успею предупредить общину, чтобы мы все вместе встали, плечом к плечу. Случилось непонятное, мужики похватали нехитрые пожитки и припустили в лес, оставив баб да детей спасаться самих.

Корабль норманнов на тихом ходу лёг килем на береговую отмель, аккурат напротив меня. Я на бегу выпустил стрелу, угодившую прямо в глаз первому спрыгнувшему со секка на песок. Мою атаку заметили, и вторая стрела была отбита щитом, зато третья угодила в ногу неуспевшему увернуться хирдману, тоже хорошо – это уже не боец. Двоих на минус. Отбросил лук с колчаном в сторону, в меня летит копьё, ловлю его с разворотом и буквально упираюсь им в пузо уже замахивающегося на меня топором норманна, ещё один в минус. Меня оценили, сразу трое сдвинув щиты начали теснить, замахнулся для рубящего сверху удара – они инстинктивно подняли щиты, я вторым мечем подсёк открывшуюся ногу центрального. Рубанул знатно, кость развалилась. Викинг заорал и повалился, нарушая строй. Опять ложный замах и фехтовальный уход вправо с выпадом, погружаю кончик клинка на вершок подмышку противника, ещё двое на минус. Надо использовать скорость и тренированность молодого тела на максимум, от когтей косолапого уворачивался, значит и сейчас потанцуем. Как тогда в лесу, но противостоит мне враг сильнее и тяжелее. Отбиваю мечами брошенные в меня топор и копьё. Теперь четыре норманна, образовав две пары сомкнутых щитов, обходят меня. Где же теперь эти деревенские олухи с дубьём, когда они так нужны? Сейчас хоть бы со спины прикрыли.

Я отбиваю мечами копья, которыми меня собираются непременно проткнуть, разворачиваюсь и бросаюсь к кораблю, большое весло, под углом упёртое в песок, позволило мне, балансируя, забежать на снеккар. Палуба встретила меня странным персонажем, он либо ранен, либо пьян. Да без разницы, пока он пытался сообразить и замахнуться топором, колю его прямо в шею. Враг падает хрипя, старается зажать руками бьющуюся из разорванной артерии кровь. Подхватываю его топорик и запускаю в сторону места моего попадания на корабль. Как раз показалась голова норманна, повторяющего мой манёвр. Прямо топорищем между глаз. Башка викинга исчезает беззвучно с увязшим в черепе топориком. Страшное дело, когда оружие застрянет в кости противника и ты остаёшься с голыми руками. Хорошо, что мечи при мне. Нашёл бесхозный лук и перегнувшись через борт выпускаю стрелу в норманна, пытающегося завладеть топориком из башки товарища, угодил тому прямо в шею. Ещё две стрелы ушли безрезультатно в затихших на берегу норманнов, они просто отбили стрелы щитами. Спускаюсь с кормы снеккара, вода скрывает меня полностью. Делаю большой нырок под водой до мелководья, выхожу на берег с другой стороны корабля. Стоят двое, ждут в напряжении, подняв щиты, у одного копьё, у второго меч. Я вышел, распрямившись во весь рост, не таясь, помахивая мечами:

– Ты мой язык понимаешь, норманн? Кто твой Хёвдинг?Они не ожидали, уставились на меня, как бараны:

– Наш Ярл Харальд Змееголовый. Ты что – дренг? – на ломанном славянском спросил мечник и затараторил по-норманнски со вторым. Кажется, они начали приходить в себя после всего, что произошло в скоротечном бою.

– Ну раз ты считаешь меня дренгом, выходи на поединок, пёс трусливый, или друг твой. Если колени тебя не держат! – мне больше ничего не оставалось, как взять их на слабо.Сам уже устал и бой с готовой и слаженной двойкой, прикрытой щитами, сулил уже серьёзные проблемы. Эффект неожиданности от скоротечного натиска упущен. Норманн не подвёл мои ожидания:

– Щенок, я тебя сейчас нарублю и отправлю к Хель без больших пальцев, чтоб ты, собака паршивая, вечно мне прислуживал.

Чего и добивались, второй стал наблюдателем. Викинг с мечом и щитом решился первым на танец смерти, всё-таки он побаивался, стараясь не подавать вида. Мы кружим по песчаному берегу, захожу всё время за руку со щитом. Я вращал обеими мечами разминая задеревеневшие от напряжения мышцы, восстанавливал дыхание и изучал сразу обоих соперников – мощный плечевой пояс мышц, зато на ногах оба держаться уже из последних сил. Наблюдатель вообще опустил щит, и сейчас в крайне расслабленной позе, опирается на копьё, того и гляди приляжет прямо тут. Мой визави не столько кружит со мной, больше поворачивается, стараясь не упустить меня за спину. Чтобы он не терял напряжения, я дергаю его ударами по щиту, и вот я подхожу к месту между стоящим норманном и двигающимся со мной. Делаю резкий рывок по направлению движения и сразу обратно, его щит по инерции уходит, открывая корпус теперь фехтовальный глубокий выпад вперёд, как будто в моих руках рапира и колющий во внутреннею часть бедра, там нет кольчуги и находится бедренная артерия. От толчка и неожиданности противник отшатывается и падает. Возвращаюсь в стойку и делаю резкое вращательное движение всем телом, одним мечом сбивая опорное копьё ждущего и расслабленного норманна, а вторым клинком распарываю горло до позвоночника. Мой недавний противник ещё орет ругательства, заливая берег и кромку воды артериальной кровью, но мне этот ещё живой трупп уже не интересен. По берегу в разные стороны расползаются два подранка. Тот, который в самом начале получил стрелу в ногу преуспел лучше второго с подрубленной лодыжкой. Бегать за ними уже нет сил и желания. Обоих отправили в скандинавский ад стрелы из моего лука. А неплохо я стрелять насобачился!

Вечерело. Теплое августовское солнце ласкало и успокаивало своим золотым свечением лес, водную гладь реки. Залитый кровью снеккар, в окружении десятка норманнских трупов, уже выглядел не так зловеще, а скорее неуместно. На мои плечи навалилась вселенская усталость, сейчас меня могла забороть даже Златка. За спиной послышались шаги и перешёптывание множества голосов:

– Боярин Андрей свет Любомирович, сказывай делать что?

Бабы с детьми не успевшие далеко убежать, первыми вернулись и теперь озирались на побоище и меня. Отрок целый хирд норманнов в одиночку, смертным боем побил, диво дивное, богатырь былинный. Я позвал:

– Кто из вас, за старшую сейчас? Всех мертвых из одежды вытряхнуть и голыми в реку на стремнину, что бы унесло подальше. Всё с них, что дельного отмыть и на снеккар, его тоже помойте. Мне молочка бы с лепёшкой, притомился я что-то нынче.Пока бабы разбрелись скорее выполнить поручения, я с топориком сходил вырубить стрелы из трупов, а то отправят на дно с ценными вещами. Потом сам разделся догола и полез в реку поплавать и помыться. Чтобы поставить в головах местных всё на свои места, объявил, что дружбу вожу с водяным, вот и не утопну никогда.

Через пару часов, уже при свете луны, снеккар был выскоблен, и я, накормленный, укладывался на нем спать. Греть меня община отправила двух девок, сильно переживающих, чтобы боярин не погнал и не разгневался. Тут понятно, понести от такого славного воина большой прибыток деревне, а девкам почёт великий. Утром на меня навалились новые заботы, что делать с кораблём, амуницией воинской и припасами, если следом явиться таких два, то каким бы сказочным не был богатырь, ему кранты и деревне тоже. Пришли и мужики, пережидавшие опасность где-то в чаще лесной. Старейшина сбил меня с мысли своим вопросом:

– Боярин, когда отдашь нашу часть добра с лодки? – за что сразу получил посохом в лоб, полдня потом провалялся возле снеккар. Один я, по-моему, переживал чтоб не отдал тот богу душу, общинники же считали, что дедок так лучше поучение моё усвоит. Тяжело понять мне пока местных, вот так, бросившие на погибель женщин и детей, мужики преспокойно вернулись и ходят теперь с деланным видом, указывая бабам, а те и не думают обижаться. Главное хозяйство цело и кормилец жив.

Корову и козу с корабля в деревню я всё-таки отправил. Теперь я точно за дело харчуюсь у общины, всё-таки защитник и собственник скотины, переданной во временное пользование. С мужиками на вёслах отогнали кораблик в затон, скрытый с реки, и вытянули целиком на катках из воды, чтобы в зиму льдом не подавило. Думаю, утеплить его, послужит жилищем мне покудова.

Всю осень я устраивался на новом месте, перетащил всё своё хозяйство на снеккар, попутно утепляя его. Соорудил на нём не очаг, а самую настоящую печь из камней и обмазал глиной, чтоб не чадила с дымоходом. Обе девицы, ночевавшие со мной в ту ночь после боя, всерьёз занялись хозяйством и обустройством моего жилища, с особой гордостью рассказывая деревенским, какие хоромы у их мужчины и про шкуру огромного медведя, добытую мной аж голыми руками. Не помню, чтобы я звал их жениться, но девицы деловито взялись сообщать общине пожелания богатырские и передавать от меня милость, в виде излишков мяса и рыбы. Памятуя о физической мощи норманнов и что вывез я тот бой на внезапности, скорости и во многом удаче, решил посвятить эту зиму набору мышечной массы, ну и чтобы доспехи трофейные было легче по фигуре подогнать.

Уже сходили краски осени и лес принимал унылый вид, темные воды реки поутру покрывались в заводях льдинками. На струге я делал обход плетёных водяных ловушек, проплывая мимо островков, повторяя причудливые изгибы реки, внимательно слушая звуки леса. Кто там может таиться? Вдруг прямо сейчас внимательно наблюдая за мной сквозь кустарник, по берегу крадётся хищный зверь или тати с натянутым луком, стоит отвлечься и пустят стрелу. Тихонько, почти сливаясь с плеском волны и шёпотом камыша, услышал слабый писк из высокой травы, покрывающей песчаную косу, соединённую с берегом тоненьким перешейком. Подростковое любопытство повернуло лодку. С опаской, оглядывая подступающую к воде чащобу, причалил в самое навершее косы. Искать не пришлось, как только я раздвинул посохом траву, показался маленький пятачок с утоптанной травой, посреди него лежала волчица – из её бока торчал обломок стрелы, а возле титек возились три пушистых комочка. Что же, безумие и жадность двигали мной. Я вытащил обломок из её раны, волчица была ещё жива, но шевелится и как-то реагировать уже была не в состоянии. Уложил её на мешковину и поволок к лодке, думая о шикарном, почти не попорченном мехе. Кто пробовал поднять тело в бессознательном состоянии, понимает, каково кантовать 80 килограмм. Решил пока не разделывать трофей, чтобы лодку кровью не испачкать, потом вернулся и собрал в мешок волчат. Уже возле снеккара, когда выгрузил добычу на берег, чёрт дернул меня достать и погладить волчонка, глаза волчицы открылись, и я увидел в них взгляд матушки Милавы, переполненный тревогой и любовью. Сунул щенка прямо к носу, она облизала его и затихла. В общем сделал я выгородку на корабле своём и поселил там барышню болезную с детьми мохнатыми. Волчата постоянно пищали и барахтались, тревожа редко приходящую в себя мать. Волчица худела на глазах и угасала, несмотря на мои упорные попытки её напоить и сунуть в пасть маленькие кусочки мяса; конечно о кормлении потомства и речи не шло. Уже от безысходности назвал её Ракша, как у Киплинга было, чтобы как-то обращаться. Переехал к волкам, тщетно пытаясь согреть своим телом слабеющую волчицу и выкармливая волчат коровьим молоком под осуждающие возгласы девок, мол нельзя с волками жить.

Глава 4 Фрелаф

Лес и заводь давно укрылись белым одеялом, приближался непонятный для местных праздник «Новый год». У меня на коленях безмятежно лежала здоровенная башка лютого хищника и наслаждалась почёсыванием уха. Девушки весело играли с окрепшими волчатами. Горел огонь в очаге, а я предавался праздности, ни о чём не думая и никуда не собираясь. Волчица повела ухом и вскочила, оскалилась, вздыбив шерсть на загривке. Казалось, что она видит что-то конкретное стоящее там, за бортом снеккар, судя по направлению в лесу. Я спешно вооружился мечами, натянул кольчугу и выскочил на улицу, рядом встала Ракша. Средь деревьев стоял человек, большой, запахнутый в длинную шубу с посохом, как у меня. Ну это точно Дед Мороз, подумал я. Однако в слух крикнул:

– Кто ты и для чего пожаловал?

На удивление, голос старца прозвучал твёрдо, как бы не сто лет в обед собеседнику, а вещает мужчина средних лет:

– Воин, прошу тебя не откажи путнику в ночлеге, обещаю отплатить за доброту.

Я положил руку на загривок волчицы и поманил пришлого рукой за собой, подниматься на борт моего жилища. Ракша быстро успокоилась, не чувствуя опасности, и возле очага вновь восстановилась идиллия под мирную возню волчат. Как мне и почудилось поперву, человек оказался старцем, с длинной седой бородой, и не только. Глаза его сильно отличались от крестьянских уверенностью повидавшего многое воина, притом незлобливые, мудрые что ли. Да и статью он был не обижен, явно в годах солидных, а в плечах сила богатырская. Ещё и чем-то потусторонним от него веяло. Представился гость волхвом их земли древлянской, Фрелафом. Урождён был варягом с Ладоги, отсюда и имя такое. По молодости, ещё отроком безусым поступил на услужение воеводе киевскому Добрыне, с ним и в набеги ходил на земли хазарские, да татей гонял с дружиной княжеской. В одном из походов, под Плесковым, стрелой сразило гридня Фрелафа, в полном беспамятстве выбрался с бранного поля и очнулся уже на капище, кругом дубы стоят вековые с высеченными ликами богов. Выходил меня тогда волхв Богумир, увидел во мне суть потаённую. Было ему видение, что придёт воин с глазами, как небо синими, станет он равным среди мудрых и будет от него защита великая, для лесов древлянских. Учение своё поведал, да к тайнам ведовским приобщил.

Шли дни, я охотился и тренировался. Уже седмицу жил с нами Фрелаф и истории свои рассказывал, наполняя вечера разнообразием. Вот и сегодня, приняв кашу с мясом, расселись мы нашей компанией у очага. Ведун обратился ко мне:

– Не просто так я пришёл к тебе, Андрей, сын Любомира, знамение мне было, вот и присматривался к тебе эти дни. Слыхивал ли ты про воинов Одина, их ещё берсерками называют?

Ещё в своём старом мире, терзая всемирную паутину на предмет обращения со средневековым оружием, неоднократно натыкался на сказки о непобедимых воинах, впадающих в боевое безумие, крушащих на запредельной скорости врагов и не убиваемых кажется. Тогда я посчитал их необычные умения результатом воздействия галлюциногенных препаратов, может в купе со стимуляторами доисторическими, плюс тяга к преувеличению ради красного словца. Примерно такую, адаптированную для понимания аборигеном версию, я и выдал.

– Неужели старец ты меня за берсерка принял?

Фрелаф, ещё раз оценивающе окинул меня взглядом:

– Ты, Андрей, человек сразу двух миров, вижу, что тело твоё жило в этом мире, а сила пришла из другого. И не берсерк ты вовсе, и в безумие боевое, как ты говоришь, не впадать тебе. Звезды мне показали путь к месту, где появится богатырь, способный сражать берсерков. Ученье тебе надо принять от меня в месте особом, чтобы власть иметь над даром богов и понимание, как совладать с ним. Готов ли?

– А что взамен, ведун? Силу ты мне предлагаешь нешуточную.

– Не зря за тобою смотрел денно и нощно, хоть вижу людей сразу. На то и ведун я, что наперёд правду от кривды отличить могу, потому и волчица теперь с тобой, видит она поболи людского. До ледохода я премудростям тебя обучу своим, делу ратному, да в лесу как вести себя правильно.

Постоянный бой с тенью и лупцевание безответных деревяшек уходило в прошлое, у меня появился настоящий спарринг-партнёр, знающий, как управляться с боевым железом. Ведун закрывал серьёзные пробелы в моих знаниях по способам убийства, проворство, с каким он орудовал оружием, поражало. Думаю, в молодые годы мой нынешний учитель был знатным поединщиком. Фрелаф и по лесу двигался мягко и быстро, если не знать, что он старец, то можно подумать со мной спецназовец в самом расцвете сил. Сильно помог и с бронькой сладить, подогнали трофеи от Харальда Змееголового, шлем и латы добрые франкской работы. Вечерами науки от ведуна не прекращались, ведун оказался тем ещё полиглотом, а может тут принято было так, учить он меня взялся языку и обычаям Ромеев и Нарегов – как не крути, а столкнуться придётся, и знание сие может жизнь спасти или от неприятностей избавить. Вот думаю с этим Дражко мне подсобил язык чужой освоить, сколько себя помню, в школе английский не выше тройки, только когда сам по соревнованиям ездить начал и жизнь заставила, стал с грехом пополам разговаривать, а тут вишь за два месяца затараторил, не запинаясь.

С весенним пригревом случилось сразу несколько событий, повстречали мы купца с Ладоги, старого знакомца Фрелафа и заключили ряд на продажу снеккар и другого имущества. Ежели сам торговал, наверно больше в разы куш получился, да не досуг было, итак, стал весьма богатым. Ракша ушла, вот так в один прекрасный день облизала мне лицо и потрусила в чащу, не оглядываясь, а за ней уже серьёзно подросшие волчата. Ждал их каждый день, подолгу вглядываясь в темноту чащи, даже по следам ходил, найти пытался. Пока ведун не остановил:

– Поверь, Андрей, так надо было. Всё правильно твоя Волчица сделала, и вижу, что придёт она, когда боги этого пожелают.

Женщины мои, так жёнами и не названные, в слезах и мольбами о возвращении, собрали нас с ведуном в дорогу. Угрызений совести по этому поводу не испытывал ни на грамм, оставлял им богатство по-местному неимоверное, много утвари и животину свою, а ещё обе на сносях были. Так что стоит мне за горизонт скрыться, и грустить им не дадут, с замужеством точно не затянут.

Путь наш лежал на заход Солнца, в земли Древлян, науку свою Фрелаф и дорогою не оставлял, я же и с опаской, и с нетерпением ждал, когда доберёмся мы до капища. Там должно открыться то неведанное, что рассказами не передаётся, знания ведовские о будущем и сила особая, что берсерков повергнуть способна. Страшно было, вдруг не сладиться у меня с богами, если ошибся во мне Фрелаф – что тогда? Обидно подвести его, понравился мне дедок.

Глава 5 Городище Кучки

Неделю или около того мы шли через весьма дремучие леса, порой закладывая серьёзные круги, чтобы пройти валежник, пока не вышли на большое городище с деревянной крепостицей, оказавшейся вотчинной боярина Кучки. Так нам поведали в единственном трактире, где решили мы с волхвом пищи поснедать, с огородов собранной да женской рукою сготовленной, да и обстираться давно надобно. Вдохнуть полной грудью цивилизации глоток, смешно, конечно, звучит, но сейчас, после блуждания по дремучим лесам и ночёвок под открытым небом – это именно так. Сговорились на комнату, вещи сдали в обиход дочери трактирщика и устроились возле очага, приморившись от тепла и отсутствия комаров. Разбудила нас всё та же дочь трактирщика, накрывающая стол яствами, при том успевала приветливо мне улыбаться. Вот за что это принять? Интерес женский или проституция? А может средневековый бонус от гостиницы? Минуло мне уже 14 и по местным меркам я считался уже вполне себе мужем, а если учесть стать богатырскую в купе с жизненным опытом, отразившимся в глазах и на внешности, то явно поматёрей большинства мужиков. Вот юная куртизанка и избрала ко мне обращение «дядька Андрей».

Поутру ведун Фрелаф с ехидцей подметил, что не подходит мне отдых в палатах:– Вон как умаялся за ночь, чуть уста зевком не порвал. Может от того и не выспался, что дочь трактирщика больно громко стонала, бедняжка токмо с первыми петухами угомонилась. Не ведаешь, отрок, что за лихоманка с ней приключилась? – он мог так ещё долго потешаться, да три дружинника в трактир пожаловали и сразу на нас уставились, как будто мы тати какие. Старший из дружинников вплотную подошёл к нам и весьма неприветливо спросил:

– Кто такие? Что у нас делаете?

– Меня зовут ведун Фрелаф, а это хускарл Андрей Любомирович, путь мы держим в земли древлянские, на постой остановились вот. Сейчас поедим да в путь отправимся.

Для гридня кучковского похоже этой информации было недостаточно, или что другое на уме, и он решил продолжить:

– А ну, пойдём к боярину, пусть он судит, кто вы на самом деле, да куда путь вам держать следует.

Вот и лекарство от моей зевоты с утра пораньше подоспело, а главное ведун смотрит так весело, как будто на нас представитель власти сейчас не осерчал, а историю весёлую сказывает по дружбе закадычной. Я решил поинтересоваться:

– Как звать тебя, и кто ты таков, друже?

Воин выхватил меч и собирался ткнуть меня в грудь, шест ожил в руках, и описав дугу, на мгновение быстрее действий дружинника, одним касанием сбил клинок в сторону, а вторым выбил его точно, попав по навершию рукояти. Меч из руки гридня вылетел и воткнулся в стену, а его хозяин по инерции сиганул в след за оружием, пропахав лицом пол. Товарищи агрессора подскочили ко мне, но тут же остыли, наблюдая мою безмятежность, добрую броньку с оружием и явно лучшую подготовку поединщика:

– Э… ты чего… так нельзя, мы дружинники.

Я окинул их взглядом:

– Отчего же нельзя? Ежёли первыми за меч схватитесь, то очень даже можно. Другой раз и поучать не буду, сам меч достану.Посрамлённый старший, достал меч из стены, и поколебавшись, решил сунуть его в ножны. Потом буркнул:

– Всё, уходите, куды шли! – и вылетел из трактира, за ним поспешили и товарищи.

Щедро расплатившись с трактирщиком, мы по привычному отправились в сторону заходящего солнца. Пока мои мысли блуждали вокруг необходимости внедрения средневековой бейсболки или козырька к шлему от яркого солнца, нас нагнал конный отряд из шестерых воев во главе с богато одетым всадником:

– А ну, стоять! Вздумали прилюдно моего человека обидеть и вергельд не заплатить?

Похоже, нас нагнал сам боярин или воевода его, как минимум, а это воинство его из ближников должно быть самых лучших. Ведун взялся за дипломатию:

– Никто твоего человека не собирался обижать, боярин, первым он железо выхватил да напасть удумал, видишь, ведь не простой я человек, потому перед богами могу поклясться в том. На железо же мы токма деревом ответили, и опять не задев его ни разу, а что сопатка в крови, то он сам упал, и в этом клянусь тебе Перуном молниеруким.Повисла пауза, кони под всадниками переминались и двигались по кругу, унимая пыл недавней погони. Всё выходило правильно, вот только потеря лица перед своей дружиной от каких-то пеших, а значит не очень знатных, не давала разойтись просто:

– Вы должны мне серебряную гривну.

Фрелаф безмятежно ответствовал:– Нам вовсе не хочется покупать себе твоего человека, уважаемый воин. За такие деньги мы и получше найдем.

– А это уже началось издевательство.Дальше оставалось делом техники, взглядом мой боевой дед указал цели. Рывок, и оттолкнувшись посохами от земли, мы синхронно взлетаем на коней, выталкивая наездников в свободный полёт с травмами. В этот момент произошло странное, как будто мир насытился яркими красками, а движение противников сделалось, как у мух в киселе, тягучее. Мне достался крикун, зато конь у него самый лучший, одновременно шестами начали получать по загривкам остальные. Все шестеро всадников мирно улеглись по обе стороны тропинки, контуженные ударом дубового шеста по затылку.

Тепереча мы с волхвом Фрелафом выглядели гораздо солидней, на добрых конях с двумя заводными, чинно продолжили путь на запад. Меня разбирало справиться у ведуна, что было то и как всё со стороны смотрелось, но я подключил битого опытом соревнований сорокалетнего тренера и решил, если будет надо, он сам расскажет, всё-таки он волхв. Так и случилось, к тому времени моя выдержка уже готова была дать трещину. Фрелаф заговорил:

– Вижу сила в тебе, Андрей просыпается, двигаешься ты стремительно, глазу не заметить. Не зря я в Кучково городище завернул, там место особое, вот токма сложно там обряды нужные сотворить. Уразумел поди, для чего надобно нам в леса древлянские на капища, скрытые от люда праздного. А пока тебе придётся зверя внутри себя приручать, как получится, и звать его, когда туго, научится надобно.

Сколь ловко я не сигал на коня, да с него, а все равно привычку долго двигаться на средневековом байке надо вырабатывать. Потому бежал теперь рядом с транспортом, дорогою усваивая науку от Фрелафа, как другом стать коню, и верностью чтоб служил тот мне. Уже привычно на ночлег устраивались в лесу, стреножив наш табун небольшой. Ведун взялся кашеварить, попутно рассуждая:

– Завтра селение будет, там зерна надобно прикупить. Лошадки-то наши привередливые, им травушки мало будет, лакомства подавай, через это и сдружишься пуще, а ещё расседлать, да в речке искупать, заботу проявить и уважение.

На правах старца, Фрелаф первым остался бодрствовать у костра, оборонять наш лагерь, уже под утро предстояло мне. Лошади считаются лучшими сторожами, чуют они опасность загодя, порой лучше собаки, но на коняшку надейся, а сам не плошай, потому и несли мы дозор посменно.

Ночная кромешная чернота сменялась серостью предрассветных часов и наползающим от речки туманом, первыми трелями просыпающихся лесных птах. Зафыркали растревоженные лошади, с опаской поглядывая на подступающую с запада чащу. Я выхватил мечи и перебежал под прикрытие старого дуба. Если там лучник ворога, то пусть теперь ещё попадёт. Мои старания разглядеть опасность оказались тщетными, зато нос уловил запах – пахло зверем, пахло волком и мне показалось, что запах знакомый. Тихонько позвал:

– Ракша, это ты Ракша?

В глубине леса качнулись ветки кустов, и я ощутил пятым чувством, что явно не один зверь удаляется от нашей поляны. Мне очень хотелось знать, что это моя Ракша, что с ней и волчатами всё хорошо. Но я не увидел. Рассказ ведуну об утреннем происшествии не произвел на него ровно никакого воздействия, старый просто покивал, не прекращая кушать, как знал и без того.

Глава 6 Селище Прозора

С первыми лучами солнца мы выступили в путь и уже к полудню добрались в довольно крупное селище, почти такое же, а может и поболее моего прежнего. Стояла деревенька очень живописно, в излучине большой реки, с крепкими избами, окружённая пахотой и готовыми огнищами. Над долиной разносился умиротворяющий шум жизни, замешанный из криков детворы, мычания скотины и звона кузнечного молота. Деревенька влюбляла в себя с первого взгляда. Вот бы тут, на скале крепостицу поставить, чтоб с большой реки видна была, и вход в излучину стерегла, а за ней торжище аккурат до деревни. Построить пристань под ладьи да торговлишку наладить по реке с другими селеньями, удумать штуковин новых. Дружину бы собрать добрую и заставить норманнов боятся грабить приходить. Понеслись в голове наполеоновские планы.

Ведуна тут знали и привечали, а меня сразу атаковали молодые девицы, не двусмысленно намекая на интересное продолжение знакомства. Мужики с некоторой опаской поглядывали на воя, в платье богатом, статью богатырской не обиженного. Принял нас на постой, в доме своем, староста Прозор. Пока Фрелаф решал дела свои ведовские с общинниками, я скинул бронь с кафтаном, оставшись босым в одних портках, расседлал лошадей и повёл их на реку мыть. Как советовал ведун наводить дружбу с товарищами боевыми, четвероногими. Коней порадовал, да сам наплавался под возбужденные возгласы общинников. Не спеша возвращаясь, чтоб обсохнуть получше, решил на публику поиграть. Пусть подивятся мускулатуре спортивной, раскаченной по методике из будущего, не зря же я массу целую зиму наращивал. Покрутил шестом боевым, исполняя комплекс японских приемов, абсолютно непонятный селянам, но жутко любопытственный. Должно быть зацепил сердечки девичьи. По всему девица с длинной светлой косой оказалась самой смелой, или приглянулся ей больше других. Без лишних расшаркиваний представилась:

– А меня Рута звать.

Девушка настоящая красавица, даже по меркам будущего, подошла близёхонько, да и пропал я от игривого взора синих глаз и улыбки нежной.

Вечером, в доме Прозора, за столом большим, собрались самые важные селяне, гостей дорогих потчевали всем лучшим. По принятому обычаю накушавшись до икоты, завели беседу. Сказывал Фрелав про диковины, которые сам ведал да от людей уважаемых слыхивал. Для крестьян столько информации было темой для обсуждения на целый год и поводом завести разговор на торжищах с купцами заезжими.

Поведал голова общинный про напасть с деревней случившуюся. Объявились тати окаянные на дороге смоленской, купец давеча пропал с обозом и ватагой оружной. Сказывают, мол, не мужики там с дубьём, а дружинники бывшие князя черниговского. Чем-то они не по нраву пришлись и погнал тот их со двора. Окрест слух идет, собрались тати ватажкою, людом разноплеменным и нет им дороги к родичам своим. За главного дан Олаф-Косой, здоровущий и хитрый, как лисица. Дружинники самого князя смоленского Святослава Владимировича по дорожке хаживали, да не сыскали супостатов. Обезлюдил с тех пор тракт Смоленский, потому как лютуют они шибко, ладно просто грабили, так примучивают до смерти.

Взялись уговаривать нас остаться в селище на зимовье, покудова тати сами не сгинут или не уйдут в другие земли. А пуще просили Фрелафа подсобить с ворожбой:

– Наслать бы погибель на них, окаянных. Любую жертву Перуну готовы дать.

Уговорить ведуна свернуть от предначертанного в видениях, не состоятельно, да и виделось мне не шибко, он тех разбойничков-то и опасался.

Нам предстояла ночь в средневековой цивилизации, а до вечера следующего дня планировали уже быть на древлянском капище. Да здравствует средневековье, с его упрощённым подходом в отношениях, и незамутнённый правилами поведения разум. Синеглазка была прекрасна и изобретательна, мне «сносило крышу» от её громких криков, это я потом додумал – были они для подружек, мол, «слушайте неудачницы». Под утро подарил Руте колечко из норманнских припасов и браслетик, за ночь волшебную, проведённую с ней в сарае. Селянка оказалась ровесницей, но не по годам рассудительной, понимая разницу статусов, скромно предложила себя в холопки, ежели хозяйством решу обзавестись, и непременно родить мне богатыря.

Утром мы выехали в сторону Смоленска, провожаемые всем селом, ведя по одному заводному коню. Я прилюдно расцеловал свою подружку и громко пообещал не позабыть, а может и воротиться по-возможности, подымая её статус. Излишки, в виде двух лошадок и трофеев с всадников кучковских, сторговали общине.

Глава 7 Тракт

Двигались спокойно, внимательно оглядывая дорогу и возможные места для засады, хотя двух путников вряд ли будут долго выслеживать да заманивать, скорее всего просто нападут. Под вечер сошли с тракта к ручью лесному, коней обиходили, напоили, зерна в сумы для походного кормления дали, да сами поснедали, огня не разводив, и принялись лес слушать. Учуял Фрелаф дух дымный:

– Жилище должно быть, Андрей Любомирович, аль стоянка большая, если на ветер идти, в одном стрелище пути будет.

Оставив коней стреноженными пастись с частью скарба, двинулись налегке, таясь, в указанном направлении. Пятью минутами спустя вышли на поляну, залитую лунным светом, пересекаемую ручьем, в центре которой, довольно живописно стояла изба из толстых брёвен с травяной крышей, рядом на коновязи семь лошадок. Из большого дома вышел мужчина и пошёл в сторону землянки, отпер дверцу, подпёртую полешком и выволок оттуда бабу в изодранном платье, ноги её были стреножены верёвкой, как у кобылы. Мужик помахал руками, указывая полонянке на разные вещи, потом залепил ей затрещину, от которой она свалилась. Наверно с чувством выполненной работы, убрался восвояси, а баба побрела таскать из ручья воду лошадям в корыто. Как удачно, что лошадками занимаются, хоть ржать не будут.Мы подобрались ближе, женщина, увидев нас, выронила ушат с водой, стараясь закрыть прорехи в одежде. Ведун поспешил успокоить, как мог, несчастную:

– Ну чего ты, не видишь – аль мы другие, лучше поведай сколько там этих.

В близи она оказалась совсем молодой, так и не проронив и звука, показала, что называется на пальцах, две пятерни и ещё одна. Многовато. А если учесть, что молва может и не врать, то эти разбойнички ещё и опытные вояки. Зверь внутри меня пока дремал, и я не знал точного способа или отвара, чтобы вызывать его. В дом соваться опасно, 15 человек даже для большого дома сулило жуткую тесноту, а там и навалиться разом смогут.

Разрезав путы на ногах пленницы, вручил ей ножик:

– Иди остальных пока освободи, да покудова тихо сидите, как шум поднимется, бегите в ту сторону, – и указал в направлении деревни.– Что делать-то будем, ведун? Хотел я поперву подпалить избу, да как там не токмо лихоимцы окажутся.

Из дома слышался богатырский храп множества глоток. Фрелаф, задумавшись:

– Тогда давай для начала, коняшек распутаем да отвяжем. Посмотрим, кто там в землянке томиться. Пусть уводят под уздцы, а с пешими всяк проще будет справиться.

Я с недоверием посмотрел на дедушку. Он всерьёз обдумывает план, где, по сути, подросток и старик, складывают в сражении дружину без пулемёта, и этому плану только всадники помешать могут?

В землянке оказалась наша знакомая-тихушница и ещё три бабы с мальцом лет семи, должно быть на продажу готовили. Лошади спокойно подпустили полонянок, видать часто кормились с их рук. Пленницы поведали, что в доме сейчас токма тати, молчунья должна была напоить животину и идти под бок главарю укладываться. Следует поспешить, вдруг проснется, серчать начнёт.

Уже хорошо.Как только небольшой табун, уводимый освобождёнными женщинами, скрылся в лесной чаще, я подпёр дверь поленом и начал разводить костры вокруг избы. Жалко, домик-то справный, ручей рядом, лес красивый – с этой мыслью я и передумал пал пускать. Просто взял на вилы огромный ком сена и запустил его в дверной проём подожжённым, а потом ещё и еще. Трава была сухой вперемешку с зелёной. Из всех щелей дома повалил едкий дым. Вот теперь и поленом дверцу подпереть можно. Через минуту в дверь изнутри ударили первый раз, а потом ночной лес наполнился криками отборной брани. В единственное, довольно узкое оконце, попытался выбраться худой разбойник. Укол мечом в шею сделал из него естественную затычку. Удары в многострадальную дверь постепенно превратились в стук, а потом и затихли. Да, кажется, я целиком принимаю особенности современного менталитета, в душе моей ничего не ёкнуло, а ведь я только что прикончил в огромной коптильне 15 человек. Да, конечно, татей лютых, беспощадно вырезающих соплеменников на дорогах ради наживы. Превращаюсь в средневекового палача. По-моему, ведуну вообще не свойственно переживать по свершённому, вот с кого стоит пример брать и методику восприятия средневековья. Он рад, что всё сделано, подвиг сотворён, герои живы, слава Перуну молниерукому, всем спать.

Устроились поблизости, подремать вполглаза, наблюдая за разбойничьим домом. Утром мы поняли, что не все наши планы и наказы правильно исполняются. Пленницы испугались скакать по ночному лесу и вернулись на поляну. Они в нас так были уверены, или им полон и насильники не так были страшны? В любом случае, рабочие руки нам не помешают. К их возвращению, я закончил выволакивать из дома угоревших, а невозмутимый ведун делать контрольные умерщвления копьём в сердце. После проветривания нам открылась пещера Али-Бабы – две сумы перемётные только чеканной монеты, а остального имущества просто не счесть.

Полонянки оказались все из общины Прозора – это в некотором роде всё упрощало. Фрелаф объяснил:

– Передайте старосте, что его просьбу Фрелаф и Андрей Любомирович справили, тракт смоленский от татей освободили. Повезёте теперь имущество наше ему на сохранение, дозволяю съестное себе забрать и животину покудова пользовать в делах общинных, ежели прокорм её будет в тягость, продайте. От щедрот своих одарил полонянок четырьмя кобылицами. Даже в доме сём разрешил поселиться, коли желающие найдутся.

Интересно, если бы они в ночь уехали, как бы он тогда наказы передавал. Зато дом справный удалось сохранить, теперь проверять придётся, чтобы паразиты в нем опять не завелись.

Нагрузив заводных коней сумами седельными с монетой, с кольцами да с каменьями, мы тронулись к капищу, до которого вот уже второй день было рукой подать, да дела всё отвлекали.

Глава 8 Капище

Неприметной, узкой, лесной тропой, сквозь ветви колючих елей, мы тащили за собой коней с поклажей. Думаю, мне тут без Фрелафа и делать было б нечего. Место силы было огорожено частоколом из заострённых брёвен в три метра высотой. Массивные дубовые воротины отворил ещё более бородатый и древний старик, чем Фрелаф, из глубины двора на нас смотрело ещё две пары внимательных глаз – холопка босая в сарафане и мишка-двухлеток, сидящий на цепи, будто собачёнка дворовая.

– Это Дубок, он тут всегда, – представил мне волхв хранителя капища, – не видит и не слышит уже по старости своей, зато чует всё. Он знал, что свои идут, как только мы в лес запретный зашли. Да, Андрей Любомирович, дорога сюда закрыта для неизбранных. Ночью сегодня само капище решит, свой ты али чужой. После трапезы вечерней, надлежит тебе провести ночь среди богов в центре капища, будешь привязан к жертвеннику, потому как разное с тобой может происходить.Скажу сразу – и испугался, и насторожился, особенно меня жертвенник напряг.

Кушали мы досыта, Дубок откуда-то пополнял стол с завидным разнообразием, суетилась и строила глазки теремная девка: грустно ей в окружении старцев да идолищ страшных. А потом я очнулся голым, ноги и руки мои были прикованы железными кольцами к большому камню, сверху на меня, откровенно злыми глазами смотрели лики богов, вырезанные прямо на стволах вековых дубов. Рядом стоял Фрелаф и Дубок, вздев руки к небу, они бормотали не очень понятные фразы, суть которых ускользала от меня вместе с сознанием, наверно молились. Оставалось только подождать, а потом может и обратно в Пашкин Гелентваген попаду, хотя уже не очень хочется. Мне показалось, что я провалился в сон… Открыл глаза от резкой боли, в живот впились когти ворона, он долбил клювом мою грудную клетку, больно впиваясь прямо в кость. Разлетающиеся капли крови окрашивали его чёрные крылья, а я извивался всем телом, пытаясь скинуть старательного убийцу:

– Я ещё живой, что ты, тварь, делаешь?Никакой сверх-скорости и никаких ярких красок мира не приходили, боль и ничего кроме боли и обречённости.

– Фрелаф помоги, – пробовал я позвать на помощь.

Мелькнувшая серая тень сорвала с меня мучителя, клыки волчицы в мгновение ока разорвали ворона. На краю уплывающего сознания я понял, это моя волчица:

– Ракша, – я почувствовал её запах, как её шершавый язык заботливо успокаивает мои раны, и провалился в спасительный сон.

Дождь. Сквозь ветви дубов на моё истерзанное падальщиком тело капают крупные капли, наверно, смывая кровь. Я с ужасом открыл глаза. Первая мысль – он вскрыл мне грудную клетку, и, кажется, добрался до органов! Такое тут не лечат, или заражение добьёт. Вот это номер – даже царапин нет! Всё зажило или привиделось? А как же волчица, Ракша-то была?

Через пару минут пришли мои надзиратели расковывать, точнее раскрывать сложный запорный механизм кандалов, приговаривая:

– Ух, и орать ты горазд, молодец, а как рваться-то начал, думали поломаешь всё.

Может и показалось, но теперь лики богов смотрели на меня по-отечески с одобрением.

– Андрей Любомирович, тепереча всюду будешь ты чувствовать, где место это заветное для тебя находится. Оборони от напастей и ворога лютого капище святое, а взамен оно даст тебе силу и знания потаённые. А пока пойдём в баньку, попаримся да помоемся. Может и девку потискаешь, а то извелась она вся.

Несмотря на всю абсурдность происходящего, меня не покидало чувство присутствия Ракши, казалось, вот сейчас обернусь резко, и увижу мою волчицу.

Ещё неделю пробыли мы на капище. Можно, конечно, назвать обучением или частичное введение в ведовство, но так или иначе, время я провёл с пользой. Перенимая у старцев премудрости охотничьи, науки ведовские да ратные. Сделал Перуну подношение и захоронку с деньгами и драгоценностями, уж больно много таскать приходилось. Подарил девице браслетик золотой за ласки и заботу. Пока суть да дело, она профиль волчий везде на вещах моих вышивала, искусная работа вышла. Порешили с Фрелафом, что следует мне путь держать в дружину Смоленского воеводы.

– Дело-то, конечно, твоё, Андрей Любомирович, не пропадёшь ты потому, что силою и средствами немалыми одарен богами. Странностей в тебе больно много. Судишь порой людей строго, а девке теремной можешь милость проявить, ставишь себя высоко, будто бы сын княжеский. Вот токма неведомы тебе многие обычаи и уклады жизненные. Среди людей поживёшь воинского сословия, а там и обдумаешь, где та правда мирская да кривда. Прошу, потаи от люда нутро своё, не след им даже мыслить, что не простолюдин ты. Есть в Смоленске дружка мой старый, не должен он отказать, да и язык за зубами держать умеет, вот и схороним надёжно на его подворье имущество своё, покудова без надобности будет.

Всё-таки моя гипотеза присутствия Дражки в закоулках моего сознания находила всё больше подтверждений. Науки от старцев и личные знания, когда-то услышанные в моём будущем, педантично укладывались на свои полочки в мозгу. Зачем сейчас может пригодиться устройство автомобиля Тойота – не понятно, но я теперь мог не пользоваться услугами хитрожопого мастера. Меня веселило, как это действует на средневековый ум Дражко, все эти знания про самолёты, высокие дома из стекла и бетона, телевизор и т.п… Мне бы его раньше заполучить, стал бы финансистом успешным, не меньше.

Глава 9 Смоленск

На рассвете, поблагодарив богов за мудрости многие, и Дубка за гостеприимство да науки, отправились с Фрелафом. Теперь тропинка лесная не казалась мне чем-то запредельно скрытным, я ловко выбирал правильное направление, орудуя посохом, раздвигал ветви деревьев, к полудню выбравшись на тракт. Поснедав и приняв вид доброго воина, а не волхва с капища, облачился в бронь и верхом да с заводными кониками поскакали в столичный город княжества Смоленск.

Наверно это мегаполис – всё-таки земляной вал и стены деревянной крепости в три косых сажени, такие не взять набегом с пары тройки драккаров. Смоленск встречал нас спокойствием и размеренностью знающего себе цену городища. Уже на подъезде дорога наполнилась телегами с добром для торжища, холопами да людом ремесленным, деловитыми и торопливыми. Для этого и пришлось в бронь богатую да одёжу облачаться, в комплекте с парой добрых коней заставляли попутных и встречных расступаться. По всему видно, знатный боярин едет со спутником не простым. Селище плотно застроено, а главное люд был разный, кривичи в большинстве, а так, вообще, восточные лица перемешивались с явными северянами. Никто никого и не собирался грабить, мирно договаривались, ударяя по рукам, просто судачили, обмениваясь новостями.Ведун уверенно прокладывал путь к подворью знакомого купчины Путяты. Судя по терему и площади имения купеческого, он был не из последних. Встретил нас и впрямь, как друг старый, расцеловав Фрелафа троекратно, по достоинству оценив мои доспехи и оружие. Я по своей особенности, искупался с дороги да облачился в одежду чистую и попроще. До поздней ночи просидели с Путятой за столом в тереме, узнавая последние новости, да по мере своими делились. Как и планировали, схоронили в сундуках купеческих моё имущество, одёжу, бронь и оружие доброе. Сам же в кафтане простом, обувке доброй, но без украшательства, пристроил меч на пояс в ножнах да простой щит клеёный, норманнский. Отправился пешим, опираясь на посох, наниматься в дружину княжью.

С дорогою ошибиться было нельзя, подворье со всех сторон видать, на горочку идти в самый большой терем. На большом княжьем подворье была и гридница дружинная. Принял меня воевода варяг Синеус:

– Кто таков?

– Звать Андрей, воин, 16 лет, – долго думал, как рекомендоваться при поступлении и ничего лучше не придумал. Годков добавил, так как старше выглядел, вот чтобы лишних проблем не сыскивать и сделался совершеннолетним.

Воевода долго и с подозрительностью осматривал мой слишком хороший, даже в таком виде, арсенал. В отроки зачастую просились недоросли, вообще неоружные, а тут – щит клееный, железо боевое, держится уверено, глаз не отводит. Дерзковат поди.

– Из чьих будешь, отрок?

Вопрос этот был предсказуем, а вот что отвечать – не ясно. Давненько я подумывал начать ссылаться на потерю памяти в результате посттравматического синдрома, вызвавшего ретроградную амнезию. Пока формулировку не подсказала мне история Фрелафа:

– Не ведаю, боярин. Имя своё токма помню, а очнулся раненым на капище древлянском. Ведун сказывал, что притащила меня из чащи волчица огромная и оставила у ворот. Три дня и три ночи провалялся я в беспамятстве, а она рядом с капищем хаживала, как в себя пришёл, так и волчицы след простыл. Назвался я ему Андреем, сыном Любомира, а остальное никак припомнить не мог, – пустился я в сочинительство по принципу «сгорел сарай, гори и хата». Любил и верил народ во все потустороннее, а иначе как ещё объяснить воеводе и случайным свидетелям. Сказка понравилась, он аж крякнул от удовольствия. Главным и неоспоримым доказательством стал профиль волка на щите намалёванный, а иначе как.

– Люба мне история твоя, а что, воин ты каков? – заинтересовался Синеус.

– Так спробуй меня, боярин! – ответствовал ему.

Воевода обвёл глазами двор и поманил в центр двора дружинника:

– Дайте им мечи потешные.

На середину двора вышел отрок, вооружённый щитом и мечом, мне тоже подали деревянное оружие. Я с мечом и шестом закружил в боевом танце с противником, отрабатывая легенду простого юноши. Он несколько раз атаковал меня рубящими с верху ударами, я всё блокировал своим мечом, но в основном мне хватало время просто увернуться. Потом, решив прекращать представление, подсёк его ноги шестом и уткнул свой меч в шею растянувшегося на земле отрока. Синеус смотрел с явным недовольством:

– Отрок, ты зачем мне тут представление устроил скоморошье? Я же видел, побить мог сразу.

– Не гневайся, воевода, по недомыслию решил дольше нужного сражаться, чтобы способности продемонстрировать, – ответ варяга устроил, определил он меня отроком в младшую гридь, со столом и крышей в гриднице дружинной.

Стал княжьим человеком и потекла моя служба: стоять на воротах городских, мыта взымать, по торжищу ходить и к порядку призывать купцов, вздумавших за бороды потаскать друг друга. Вот подружится удавалось не со всеми. В дружину старались отдать деток весьма обеспеченные родители, вот и относились такие к нам, как к холопам. Мы – это те немногие, кого Синеус взял после отбора. Редкий смерд сможет на бой выйти и победить умелого дружинника, хоть и с потешным, но всё-таки оружием. Так мы и сдружились – сын кузнеца Борислав, ставший с моей лёгкой руки Борькой, и Вячко из рыбаков. Зато купеческих да боярских хватало с лихвой, и ходили они меж собой, меряясь цепочками да кольцами с каменьями, на нас и внимания не обращали.

В любое свободное время от выполнения наказов старших, младшей гриди надлежало оттачивать своё ратное умение. Синеус и сам порой не оставлял молодёжь без внимания, гоняя нас до седьмого пота. В отсутствии воеводы расслабляться не получалось, дружинники из старшей гриди, как правило богато одетые, опоясанные десятники или сотник с золотой бляхой, принимались за нашу выучку. Воинское умение – это не удаль личная, а навык вместе защищаться или атаковать. Мы строили стену щитов, раскрывали и смыкались по команде. Несколько норманнов из старших, очень просто разваливали нашу оборону, и отроки в наказание занимались физическими упражнениями. Я бы так же поступил, если спортсмену не хватает силы для победы, так вперёд, «упал и отжался». Мы таскали брёвна волоком, утрамбовывая дворовый песок и на загривке. По собственной инициативе, испросив дозволение Синеуса, с дружками взялись за спортзал с полосой препятствия – это на моём счету уже третий. По мере строительства прошли стадию от насмешек «дурь отроки удумали!» до всеобщей заинтересованности в диве дивном. Подсоблять стали по мере, как вызнали, для чего пригодиться по досточкам бегать да от штуковин разных уворачиваться, и как пользоваться. Мой авторитет потихоньку начал расти, при всех своих ухищрениях, мне плохо удавалось скрывать хорошую физическую подготовку, а после любимых качающихся мешочков с песком и старшие дружинники полезли на полосу препятствия, норовя удаль свою продемонстрировать. Тут штуковину одну я удумал, как рекорд закрепить свой. Сделал воронку из крицы и сговорился, что Борислав будет в неё песок сыпать на тряпицу, а как пройду я полосу препятствия, так соберут в мешочек тот песок просыпанный. Теперича, вот такими примитивными песочными часами, засечь мой рекорд собрали всю дружину, почти вся старшая гридь на дворе собралась. Борислав с туясом песка изготовился тихонечко его на воронку сыпать, Вячко саму воронку держать над тряпицей, Синеус самолично командовать всем представлением.

– Пошёл, – гаркнул воевода.

Со старта пустил стрелу из лука в цель на 50 шагов, делаю кувырок и подхватываю копьё, колю три чучела соломенных, и бросаю его да топорик в деревянный щит, и чтоб без промаху, а то понову начинать. Перелажу пяток брёвен на высоте в сажень – это метра полтора по моей мере из будущей жизни. Препятствие «брёвнышки» для старшей гриди, только у меня выходит. Дальше «качели», бегу по бревну на цепях подвешенному, балансирую мечом и щитом, спрыгиваю и снова ухожу в кувырок, над головой пролетает бревно поперечно раскачанное, а вот и любимые качающиеся мешочки с песком. Можно уворачиваться и принимать на щит, вот только снести могут, а еще попутно надо десяток прутиков осиновых срубить. Сегодня с товарищами достроили стену в две косые сажени высотой, так что первый раз на время взбираюсь, забрасываю крюк с привязанным канатом, уже не чувствуя рук и ног, оказываюсь на самой вершине – назвал препятствие «захват крепостицы». Воткнул меч в стену.

– Всё!

Синеус подошёл степенно к моим помощникам и самолично, аккуратно собрал весь просыпавшийся песок в тряпицу, обвязав верёвочкой, затем поднял получившийся мешочек над головой. Громко сообщил, обводя взглядом подворье:

– Вот, дружи, награждаю гридня Андрея поясом и перстнем золотым. Кто готов будет совладать с полосой Андреевой, пока вот этот мешочек песка через воронку сыпется, получит перстень золотой и станет как он, опоясанным гриднем, кто без «брёвнышек» пройдёт – токма серебряным перстнем одарю.Я эту штуку с наградами сам воеводе предложил, пообещав, что вряд ли многие сподобятся, и к моей радости, до вечера никто не смог. Синеус, довольный новым ратным развлечением, улыбаясь в усы, спрятал «мешочек воителя» в сундук. Даже Княже по сердцу пришлась новая забава дружины. Я получил статус опоясанного гридня и право столоваться за княжим столом.

Со следующего дня, начались будни, и дружина поделилась пополам на тех, кто стал приветствовать меня, как старого друга, и явных ненавистников. Невзлюбили все, кто не мог пройти полосу и до середины. Воевода лично командовал, промахнувшемуся мимо мишени или свалившемуся с препятствия:

– А ну вертайся в зад и по новой.

Пришлось организовать тренировочные занятия и лично объяснять, как двигаться надо. Умаслил Синеуса, сказав, что нарекаю полосу «Варяжская ратная забава». На Перунов день Воевода объявил праздник спортивный, вся дружина от детских до старшей гриди проходила мою полосу препятствия. До золотого перстня никто так и не сподобился добраться, что неслабо раззадорило старшую гридь. Вячко с Бориславом получили свои серебряные. Троих отроков, так и не дошедших до «захвата крепостицы» в назидание остальным, погнали с дружины. Потому как были они ленивы, и только смуту разводили, крича что бестолковщину удумал этот безродный Андрей. Князь Святослав, по случаю праздника, выкатил три бочонка с вином и лично решил со мной пообщаться:

– А ловок ты, отрок, в ратном деле сказывают и удумывать диковины разные. Может накумекал чего ещё?

– Дозволь, Княже, говорить? Есть идея. Измыслил давеча «Варяжскую ратную забаву» для хирда, чтоб десятком проходить союзно, защищая спину щитами, да атакуя, а в довершение крепостицу взять. Там условие важно, чтоб весь хирд до победы дошёл, по последнему и мешочек с песком отсечь.Князь задумчиво покивал:

– Любо мне сладить забаву, только место подыщите, а то во дворе скоро не пройти будет.

Мой спортзал потихоньку прирастал средневековыми аналогами тяжелоатлетических тренажёров, ну конечно, с турниками и брусьями. Скорая карьера от воя из детских до опоясанного гридня могла вскружить голову любому юноше, хорошо, что телом в основном управлял сорокалетний тренер-циник, сдерживающийся от необдуманных поступков. Один Перун мне свидетель, чего стоило удержать Андрея от демонстрации супер-скорости. Сразу бы отбил желание и мотивацию получить золотой перстень, а так хотелось сразу дать всем понять, нечего и пытаться меня задирать. Индульгенция от светлейшего и воеводы на производство диковин для ратных тренировок, позволила лазить по всему Смоленскому полюдью, вызнавая, как устроено всё, с ремесленниками дружбу водить стал. Дражко в моей голове трудолюбиво укладывал знания по полочкам, теперь его не могли напугать или обидеть, и он радовался. Я чувствовал, как моя вторая сущность ликует. Пока было не понятно, откуда мне мистическое досталось. Фрелаф давно ушёл по своим ведовским делам, оставив мне на попечение всё наше имущество, схороненное на подворье Путяты. В моей голове роились множество замыслов, а почему, собственно, не обзавестись мне собственным подворьем, средств и с собой взятых хватает, и на капище сходить можно за добавкой. Рассудительный мужик внутри, отметал сие, как глупость несвоевременную. Но всё больше и чаще, особенно перед сном, приходили мысли устроить своё собственное поселение. Сделаю немного по-другому, правильно. Будет скот жить и множится, то бишь население и имущество прирастать, ремесло развивать. Дражко уже наворошил в моей памяти, отряхнул от пыли забвения школьные знания, которые Андрей слышал, но не придавал им значения. Откуда было знать, что когда-то ему пригодиться устройство доменной печи или как деготь делать. Оставалось только придумать как оборонить и где найти такую прорву народу, чтобы все хотелки осуществить.

Глава 10 Десятник

Когда десятником назначили, сразу подтянул к себе Вячко с Бориславом, да чего говорить, весь десяток подобрался не из родовитых. Мои парни с особым тщанием принялись выполнять все поручения, не ропща от тренировок. Со своим десятком и большую тренировочную поляну сделал для слаживания боевых действий малой дружинной ватагой. Гонял своих больше прочих, понову показывая премудрости союзной защиты и атаки, я же знал ещё непридуманные или не распространённые тактики боя в этой местности. Мы должны стать непременно лучшими, с тремя-то перстнями в одной ватажке от княжьей милости.

После листопада, аккурат на Покров, в гости пожаловал великий князь киевский Владимир с дружиною, в городище стало оживлённее, купцы предполагали расторговаться, ежели вои по пьяному делу так не заберут, ну так князь заступиться, девки рассчитывали глянуться парням удалым, авось и подарочки получить сложится. На полюдье варили пиво да бражку и мясо запасали. Сложно было не приметить дивные сооружения на княжеском дворе, «Варяжская ратная забава» – так гостям досужие отроки пояснили. Киевские сразу полезли пробовать да падать постоянно, а смоленские взялись шустрить, хвастаясь удалью, и поведали про «мешочек воителя». Мало кто прошёл «Варяжскую ратную забаву» да не свалился ни разу, а тут ещё и рекордное время есть. Историю сказывали, что в дружине лишь те остались, кто прошёл всё, а коль не сдюжишь, со двора вон. С непривычки у гостей получалось не важно. Принялись тогда киевские гридни хвалиться подвигами своими да потешатся глупостью бесполезной, больше их веселило, что отроком из детских замыслено сие. Достали Синеуса знатно. Варяг, вспыхнув ответствовал одному из сотников киевских:

– Так давай выясним, что же в Киеве длиннее – мечи или языки. Вот он – Андрей, выдумщик забавы, ставь супротив него отрока своего, на деле и выясним, а то метут языками, как бабы подолом! – оскорбив, сравнивая дружинников с бабами, Синеус решил добивать противника, – отрока Андрея еле живым волхвы подобрали, вот тутова я всем премудростям ратным и обучил! – сказывая для киевских дружинников, хоть выкинул воевода из моей биографии почти два года жизни, ну да и я ему не всё по правде рассказывал. Это он так подавал, чтобы глупость выделить брехунов, пользы не понимающих от смоленской спортивной площадки. Слушавший всё воевода киевский Ратибор, поманил меня рукой:

– Готов ли ты, Андрей, в честном поединке сразиться с моим отроком? Мечи будут потешные.

Я согласился только оружием выбрал свой дубовый шест. Синеус кивнул одобрительно.

Стоял я посреди двора с закрытыми глазами долго, изображая столб, пока киевский вой кружил, примеряясь к атаке. Зрителей охватило возбуждение от невиданного до селе зрелища. Первым решился на атаку гость, и я почувствовал… Мы этот финт с Фрелафом много раз отрабатывали – с завязанными глазами стоял на поляне, а он вокруг ходил да шишками кидался. После той ночи на жертвеннике мне и смотреть не надобно стало, откуда нападение замыслено, будто ветерком заранее хлестало. Уклон всем корпусом от меча и подсечка шестом, летит бедолага в свежий снег под общий хохот. Я тщетно стараюсь придать серьёзность лицу, обращаюсь к Ратибору:

– Воевода, не гневайся, только ты хотя бы троих выстави.

Княжий двор зароптал от дерзости такой. Я, не обращая внимания, продолжаю стоять посреди двора с закрытыми глазами. Ратибор, намереваясь непременно научить вежеству зарвавшегося отрока, жестами отправил ещё двух дюжих отроков в центр двора.Во вторую атаку рванули все трое одновременно, причём по разным уровням, как договорились-то непонятно, я вывернулся от подсекающего ноги удара, пропустил рубящий сверху вдоль тела, а третий меч, нацеленный в живот, отбил шестом. Не давая опомнится нападающим, сам перехожу в атаку. Сбиваю колющий удар шестом в сторону и подбиваю меч снизу прямо по кисти, удерживающей оружие, противник потерял меч и схватился за повисшую плетью руку. Атакую шестом второго, делаю длинный выпад вперёд и тыкаю его в лоб, очень болезненно. Отрок теряет равновесие и это позволяет наложить посох на клинок меча, фехтовальное закручивание и оружие вывернуто из руки киевского отрока, а сам он, повторно нахлабученный по голове палкой, вываливается с импровизированного ринга задницей в сугроб. Всё происходит у меня на небольшом ускорении, чтобы сильно не палиться, в постоянном перемещении, тут же третий атакует, я проворачиваюсь, пропуская его меч мимо, подсекаю ему обе ноги и добавляю шестом поперёк спины. Третий мститель влетает головой в живот своему товарищу, которого давно уже занимает не драчка, а опухающая кисть. Все трое лежат на земле обезоруженные, наверно с большими синяками на задницах. Жалко парней, над их конфузом сейчас весь двор потешается. Даже киевские ухмыляются, мол нарвались болтуны, а этот глядишь-ты, опять стоит и спит средь двора, на палочку опираясь.

– Довольно хлопцы, – командует Синеус.

Глава 11 Сварри

Послышались хлопки. Пока мы развлекались во дворе, появились четверо норманнов. Хлопал один, человек с абсолютно лысым черепом, голова его была покрыта шрамами и татуировками, впрочем, как и руки. Старшие дружинники киевские пожаловали, в одеждах богатых, браслетах и цепях золотых. Зашептали стоящие рядом детские. Мои подростковые гормоны вновь овладели телом, и я напрягся, собираясь непременно уничтожить врагов. Приметил моё поведение и воевода:

– Охолонь, молодец, спрячь клыки-то свои союзны, тебе стену щитов с ними держать, спину подставлять.

На протянутой мне руке викинга были набиты татуировки медвежьих лап. Звали его под стать, Сваррисон-Медведь. Пожал её, глядя ему в глаза, пытался почувствовать неведомо что, но боги промолчали. Так мы и держались за руки, а воздух вокруг густел от напряжения, на княжий двор высыпала вся дружина, даже девки теремные. Сваррисон не проигрывая мне в гляделки:

– А меня поборешь, Волк?

Я показал ему на центр двора. Норманн взял два потешных меча и без заминки атаковал по всем направлениям одновременно, норовя достать и руки, и ноги уколами. Я ощутил перед собой машину, изготовленную только для того, чтобы драться. Все удары наносились быстро и с одинаковой силой, способной выбить оружие из рук не подготовленного воина. Блокируя удары шестом, я молился, чтобы крепость белого дуба была выше, чем у потешного меча. Через минуту боя с ним начало происходить странное – на его лице проступило безумие и даже пена на губах, сопровождалось всё звериным рыком. Он закружился в каком-то ритуальном танце с нарастающей скоростью. Значит вот ты какой, берсерк.

Отметил краем глаза, что Синеус с варягами старшей гриди и даже киевские норманны не на шутку испуганы. Я начал раскручивать шест, размяться не помешает. Сумасшедший берсерк обрушился на меня со скоростью поезда, стремительно и мощно. Мой мир окрасился яркими красками, и я начал свой танец смерти, наращивая скорость движений. Стараясь превзойти противника, я уворачивался раньше, чем Сваррисон атаковал. Слышал от Фрелафа, что берсерка можно только убить или сковать, дожидаясь, когда дар Одина схлынет, причём ни меч, ни стрела на него не действуют. Нельзя сказать, что мы кружили, скорее два торнадо ворвалось во двор, поднимая шум и снежную пургу, вот-вот и молнии сверкать начнут. Убивать его или нет – неслись мысли. Подсекал шестом его ноги, отбивал мечи, заодно прохаживался по рукам и голове. Был бы человеком, давно в отключке лежал от таких ударов. Мне оставалось только сломать ему шею, других вариантов закончить не виделось, как вдруг берсерк захрипел и повалился лицом оземь, а воевода с норманнами навалились на него с сетью прижимая к мёрзлой земле.

Стоя в сторонке и отряхивая одёжу от налипшего снега, я обдумывал, что в другой раз надо меч брать и просто отрубать конечности, а то слишком затянуто получается. Холопки примчались и принесли пива и ушаты с водой, чтобы ополоснуться. Я поблагодарил и умылся. На берсерка просто вылили всю воду и обессилившего усадили на лавку возле терема. Сваррисон жадно пил пиво и неотрывно следил за мной. На двор из княжьего терема выбежала холопка: