Роза из Лотарингии бесплатное чтение

Вести из дома

Мари в сердцах швырнула письмо матери на стол:

– Эд женился, Николь! И на ком?! На Аннет д’Эворт!

Горничная бросила на неё сочувственный взгляд, в то время как Мари продолжала пылать праведным гневом:

– А клялся, что пойдёт под венец только со мной!

– Но Вы ведь вышли замуж за сеньора де Шато-Солена, госпожа, – робко напомнила Николь.

– Я уверена, что мой кузен женился с досады, потому что не мог влюбиться в дочь какой-то служанки!

– Её отец был дворянином…

– Тоже мне дворянин! – фыркнула Мари. – Покойный д’Эворт служил управляющим в Саше. А Эд – единственный сын графа де Сольё и достоин гораздо лучшей партии. Странно, что мой дядя дал согласие на этот брак.

В это время в дверь кто-то поскрёбся и в комнату вошёл Габриель, брат Николь. Оказалось, что он принёс тюки, которые прислали вместе с письмом родственники Мари. Несмотря на то, что молодая женщина обожала подарки, сейчас, даже не взглянув на них, она приказала:

– Положи всё на сундук, Габриель, и ступай прочь!

Однако, избавившись от тюков, её грум не спешил уходить.

– Что тебе ещё? – заметив это, недовольно поинтересовалась Мари.

– Николь сказала, будто Вы получили письмо из Монбара, госпожа.

– Ну, и что же?

– Может, госпожа Лоренца упомянула о наших родителях…

– Ты думаешь, моей матушке больше делать нечего, как писать о слугах?!

Тем не менее, парень не сдвинулся с места, продолжая сверлить Мари серыми, как и у сестры, глазами. Вспыхнув, молодая женщина схватила со стола пустой кувшин из-под вина и запустила им в брата Николь. Тот поспешил ретироваться, а кувшин, ударившись об дверь, распался на несколько частей. Дав, наконец, выход душившим её эмоциям, Мари отыскала взглядом застывшую от испуга служанку:

– Что стоишь? Немедленно убери всё!

Николь тотчас бросилась подбирать черепки, в то время как её госпожа нехотя взяла со стола письмо:

– Твой отец шлёт вам с братом своё благословение, Николь. Что же касается твоей дочери, то матушка обещает взять её в замок, как только она немного подрастёт.

Лицо горничной осветилось радостью:

– Да благословит Бог госпожу Лоренцу!

Немного успокоившись, Мари бросила взгляд на сундук:

– Интересно, что там прислала матушка?

В тюках, помимо всяких мелочей, оказались три рулона ткани: бархат, шёлк и тончайший муслин. При виде подарков молодая женщина повеселела, и её мысли потекли по другому руслу:

– О чём болтают слуги на кухне?

– Говорят, что в лесу Сорен поселился отшельник, – сообщила её горничная. – Будто бы, как святой Сен-Поль, он предсказывает будущее и помогает женщинам забеременеть…

– Наверняка, это какой-нибудь распутный монах, сбежавший из монастыря. Поэтому не удивительно, что у его посетительниц надувает живот!

– Нет, госпожа, он делает это с помощью молитв.

– И кому он помог?

– Родственница повара, которая вышла замуж за торговца из Нанси, ездила к нему. До этого она шесть лет не могла никак забеременеть. А тут, стоило отшельнику помолиться, как через три месяца она уже была в положении.

– Верно, он берёт за это большие деньги?

– Нет, принимает только еду.

Неожиданно в дверь снова постучали. Вернувшись из прихожей, Николь сообщила:

– Сеньор барон просит Вас, госпожа, спуститься вниз.

В зале Мари увидела своего мужа Рене де Шато-Солена, который сидел во главе общего стола и беседовал с банкиром де Нери. Шато-Солену было уже за тридцать, хотя выглядел он моложе и считался довольно привлекательным мужчиной. Помимо его гостя, флорентийца, здесь также находились Эмма, золовка Мари, её сын Ферри фон Лауф и старуха, дальняя родственница Рене, по имени Сибилла.

– Почему Вы так долго? – с недовольством осведомился барон у жены. – Я думал, Вам будет интересно послушать господина де Нери!

Не успела Мари ничего ответить, как сестра Шато-Солена ехидно заметила:

– Наверно, Ваша супруга, дорогой брат, прихорашивалась, чтобы понравиться гостю.

– Я читала письмо от матушки и разбирала подарки: там есть прекрасные ткани для моего нового платья, – похвасталась Мари, заняв своё место рядом с мужем.

– К чему шить новые наряды, если их всё равно некуда надеть, – не успокаивалась Эмма.

Прямая, как жердь, с белобрысыми волосами и холодными серо-голубыми глазами, она была копией своего брата. Однако, те же самые черты лица, которые оборачивались у Шато-Солена достоинством, отнюдь не красили её.

Уловив зависть в голосе золовки, Мари усмехнулась, в то время как её муж спросил у банкира:

– Куда Вы поедете от нас, господин де Нери?

– В Аугсбург, сеньор. Хочу открыть там отделение моего банка.

Кареглазый, с круглым лицом, гость казался типичным итальянцем. В молодости, переехав из Флоренции в Париж, он занялся там банковским делом и вот уже более двадцати лет являлся компаньоном бабушки Мари, графини де Сольё.

– Фуггеры прислали мне охранную грамоту, подписанную императором, – продолжал между тем банкир. – Да вот только не знаю, поможет ли мне она. В Германии, как я слышал, сейчас неспокойно…

– После выступления этого еретика Лютера там действительно всё встало с ног на голову, – согласился с ним хозяин. – Не говоря уже о мужицких бунтах. Моей сестре госпоже фон Лауф об этом известно как нельзя лучше. Бунтовщики убили её мужа и разграбили поместье. Хвала Богу, хоть ей самой и моему племяннику удалось спастись.

– Прошу Вас, не напоминайте мне об этом, дорогой брат, – вздрогнула Эмма. – Я до сих пор слышу крики моего покойного Франса, когда мятежники привязали его к вертелу и стали поджаривать на медленном огне.

– На месте императора я бы повесил этого Лютера на первом суку, – поддержал мать Ферри, красивое лицо которого на мгновение исказилось от злобы.

– У вас, в Лотарингии, как я слышал, разбойники тоже пошаливают, – после паузы заметил банкир. – Вроде бы даже какого-то купца ограбили под Нанси.

– Это правда. Но герцог уже дал указание бальи поймать этих висельников, – поспешил успокоить гостя Шато-Солен.

– Надеюсь, господин де Нери, у Вас надёжная охрана? – добавил он затем.

– Да, конечно.

Мари забавляло то, что её муж явно не знал, как вести себя с Бенедетто Нери: с одной стороны, тот был не только банкиром, но и купцом, так как приторговывал сукном, а, с другой, дворянином. Однако после упоминания о немецких банкирах Фуггерах, чьими клиентами были папы и короли, барон явно проникся уважением к гостю.

В свой черёд, Мари любезно осведомилась у последнего:

– Как здоровье Вашей супруги, мессир Бенедетто?

– Слава Творцу, она здорова, мадонна, – тоже перешёл на своё родное наречие флорентиец.

Краем глаз Мари заметила, что лицо Эммы сразу вытянулось. Как и брат, помимо французского, та знала только немецкий язык.

– А где Ваши дети? – как ни в чём не бывало, продолжала Мари, которая не могла отказать себе в удовольствии позлить золовку.

– Мой старший сын, Чеккино, сейчас во Флоренции учится банковскому делу. Бернардо помогает мне в конторе. А младшенького, Анджело, я поместил в пансион.

– Что же касается моей падчерицы, то Агнес живёт со своим мужем господином д’Эвортом в поместье, которое я им купил в Шампани, – добавил Нери.

Однако, как только гость упомянул о брате Аннет д’Эворт, у Мари снова упало настроение. Воспользовавшись паузой, Шато-Солен задал гостю новый вопрос:

– Возвращаться назад Вы будете тоже через Лотарингию, господин де Нери?

– Нет, из Германии я поеду в Брюссель. А уже оттуда – в Париж.

– А какие дела у Вас в Брюсселе?

– Хочу закупить там кое-какой товар.

– Вероятно, у Вас там есть знакомства?

– Обычно я останавливаюсь в доме у одного купца, моего земляка. В прошлый раз он отвёз меня в Мехелен и представил наместнице Нидерландов. Госпожа Маргарита благоволит к итальянцам, потому что очень любила своего второго мужа, герцога Савойского.

– Я тоже восхищаюсь ею, потому что при дочери Максимилиана I в стране воцарились мир и порядок. К тому же, она воспитала многих достойных людей, в том числе, своего племянника Карла V, которого в прошлом году избрали императором после смерти его деда.

– Вы правы, сеньор. Карл одержал победу только благодаря Фуггерам, которых госпожа Маргарита уговорила занять денег её племяннику.

– Я слышал, что французский король тоже изрядно потратился на тех выборах. Поэтому, вероятно, огорчился из-за того, что упустил императорскую корону?

Мари, которую утомляли разговоры о политике, украдкой зевнула. Однако следующая фраза гостя сразу возбудила её интерес.

– Ну, что касается Франциска I, то он нашёл утешение в объятиях графини де Шатобриан.

Под влиянием слов флорентийца мысли Мари потекли по другому руслу. Она сразу же представила себя в роли фаворитки короля Франции: все ищут её милости, начиная с принцев и королевских министров, и осыпают золотом. А Эд де Сольё, покинув свою жену, на коленях умоляет её о прощении.

– Наверно, она блондинка? – всё ещё пребывая в своих мечтах, поинтересовалась Мари у Нери.

– Простите, госпожа баронесса?

– Ну, госпожа де Шатобриан.

– Нет, брюнетка. Но очень красивая.

– Мне кажется, Вам следует пойти к себе и написать письмо Вашим родственникам, чтобы поблагодарить их за подарки, – в этот момент сказал жене Шато-Солен. – Ведь Вы же слышали, что господин де Нери из Аугсбурга отправится прямо в Брюссель и не заедет больше к нам.

Мари послушно поднялась с места, хотя ей очень хотелось остаться, чтобы послушать, не расскажет ли гость ещё что-нибудь о французском дворе, увидеть который было её самой большой мечтой. Если только не считать Эда, которого она обещала любить до могилы!

Просьба

Спальня Мари была для неё оазисом, где она всегда могла укрыться от недовольства мужа и придирок Эммы. Там всё было устроено по вкусу молодой женщины. Главное место в комнате занимала широкая кровать с алым шёлковым пологом и золотым шнурком. В ногах стоял сундук с одеждой. Напротив, у окна, виднелись изящный туалетный столик и табурет, а в специальной нише был устроен небольшой аналой с деревянным распятием и маленькой скамеечкой для преклонения колен. Кроме того, одну из стен украшала шпалера с изображением дамы и рыцаря под цветущим деревом, привезённая Мари из дома, а на полу лежал ворсистый турецкий ковёр, подарок бабушки графини де Сольё. Что же касается висевшего на стене выпуклого зеркала в бронзовой оправе, то оно, как и старая мебель, перешло к Мари от первой жены Шато-Солена, скончавшейся от неизвестной болезни.

Приказав Николь достать принадлежности для письма, молодая женщина присела за столик и задумалась: о чём писать? В детстве она мечтала поскорее выйти замуж, чтобы покинуть отцовский замок и вращаться в блестящем обществе. А теперь безвылазно сидит в поместье мужа под Нанси, где такая же скука, как и в Монбаре. Недавно, в марте 1520 года, ей уже стукнуло двадцать, а она, по сути, ещё ничего не видела. Правда, когда муж привёз её в Лотарингию, то представил двору в Нанси. Герцог Антуан, воспитывавшийся при дворе короля Людовика ХII, был явно очарован ею и хотел, чтобы она вошла в свиту его жены-француженки. Тем не менее, Шато-Солен, по-видимому, приревновал Мари к герцогу и под каким-то предлогом увёз её в своё поместье под Нанси, где она должна была жить под присмотром его пожилой родственницы. Если с госпожой Сибиллой Мари более или менее поладила, то когда месяц назад в поместье брата перебралась Эмма с сыном, её сносная жизнь закончилась. Золовка невзлюбила Мари и постоянно настраивала против неё Рене.

Не успела молодая женщина покончить с письмом, как в спальню вошёл её муж с Эммой. Сообразив, что её сейчас будут распекать, Мари нехотя поднялась с места.

– Сегодня я убедился в том, что Вы ещё не забыли итальянский, – начал барон, усевшись в кресло. – Но мне хотелось бы знать, почему до сих пор Вы не выучили немецкий?

– Ваша супруга, дорогой брат, считает этот язык слишком грубым, – вмешалась его сестра.

– Не забывайте, что Лотарингия находится между Францией и Германией. Нашим сюзереном является не только французский король, но и император. Поэтому Вы обязаны знать немецкий язык.

– Хорошо, я буду стараться, – сквозь зубы пробурчала Мари и опустила глаза, чтобы не видеть ехидного выражения на лице золовки.

– И ещё, дорогой брат, – не унималась та, – я бы посоветовала Вашей жене вести себя скромнее и не забывать о том, что главный долг женщины – рожать мужу детей, а не развлекать гостей.

Внутри Мари всё кипело: она отлично знала, что Эмма лицемерит, и, на самом деле, спит и видит, как бы сделать своего сына наследником Рене. Ведь от первой жены у Шато-Солена не было детей и Мари за четыре года брака тоже ни разу не беременела. Однако молодая женщина не винила в этом себя, будучи твёрдо уверена, что способна к деторождению. Ведь в роду Монбаров не было бесплодных женщин. И у Луизы, старшей сестры Мари, год назад родился сын.

В конце Эмма, вероятно, желая окончательно добить невестку, заявила:

– Вам следовало бы приструнить свою прислугу: Ваш грум вечно смотрит на меня волком, а горничная бьёт посуду. Я видела, как она выносила осколки. Поэтому не забудьте вычесть стоимость кувшина из её жалованья!

Наконец, золовка ушла, а Мари легла в постель и с безразличием стала ждать, когда Рене предпримет очередную попытку сделать ей ребёнка. Это было всегда одинаково: овладев ею, муж сразу засыпал. Так произошло и в этот раз. Прислушиваясь к храпу Шато-Солена, молодая женщина ещё долго лежала без сна, предаваясь воспоминаниям.

Раннее детство её прошло в отцовском замке на северо-западе Бургундии. Отец Мари, Рауль де Брюи, барон де Монбар, в молодости служил капитаном французского короля Карла VIII. Однако, получив тяжёлую рану в битве при Форну, он вышел в отставку и женился на приёмной дочери графа де Сольё. Жена родила ему шестерых детей и Мари была третьим ребёнком в семье. Её всегда тянуло к старшим, и, если Шарль часто обижал младшую сестру, то Луиза, наоборот, заступалась за неё. Вскоре её брат и сестра уехали к деду, который был очень богат и мог позволить себе пригласить для внуков лучших учителей из Дижона. Поэтому Мари пришлось играть с детьми старшего конюха – Николь и Габриелем. При этом она мечтала поскорее присоединиться к Луизе и Шарлю, так как старый граф славился своим гостеприимством и любил повеселиться.

Желание девочки сбылось, когда на свет появилась ещё одна её сестра, Жанна. Но если Мари считала Монбар своим «маленьким королевством», а товарищей детских игр – своими подданными, то в Сольё «королевой» была её сестра. Луизу обожали дед и бабушка и в неё были влюблены все молодые люди, посещавшие замок графа. Такую сестру впору было возненавидеть, но Мари быстро сообразила, как ей извлечь из этого пользу. Если ей чего-то хотелось, она обращалась к Луизе или ссылалась на неё и обычно получала желаемое.

К четырнадцати годам Мари расцвела и на праздниках в Сольё притягивала к себе не меньше мужских взоров, чем её старшая сестра. В душе она считала себя красивее Луизы, голубоглазой шатенки. Ведь у самой Мари волосы были гораздо светлее, а миндалевидные глаза могли сравняться по блеску с изумрудами. Даже немного выгнутый нос не портил её розовое личико с яркими губами, и при среднем росте она обладала в меру полной фигуркой. Поэтому неудивительно, что Мари вскружила голову Эду, единственному наследнику рода Сольё, который служил пажом при дворе королевы Анны Бретонской. Это случилось, когда дети барона де Монбара вернулись домой, а их кузен заехал к ним по пути в замок деда.

После ужина Мари с братом и сестрой задержалась в зале возле камина, чтобы поболтать с гостем. Ей сразу приглянулся миловидный Эд, который был ровесником Шарля.

– Как Вам живётся при дворе, кузен? – первым начал расспросы брат Мари.

– Неплохо, кузен.

– А в свите королевы есть хорошенькие девицы? – Шарль подмигнул Эду.

В ответ тот пожал плечами:

– Да, но мадам Анна разрешает им вести с кавалерами только честные разговоры, ведущие к браку…

– Трудно поверить, что ни одна из них не согласилась бы ещё до брака осчастливить мужчину!

– Может, лучше поговорим о чём-нибудь другом, братец? – вмешалась в их беседу Луиза, которая, как старшая, могла позволить себе делать замечания брату. – Разве ты не видишь, что смущаешь нашего кузена?

Тем не менее, Шарль не успокаивался:

– Мужчине так же трудно скрывать своё счастье, как его добиваться, ибо как ни один охотник не откажет себе в удовольствии, завидев добычу, трубить в рог, так нет и такого любовника, которому бы не хотелось похвастаться своей победой.

– А я знаю таких мужчин, которые готовы были бы отказаться от всех радостей любви, если бы знали, что им не избежать огласки, – возразил Эд. – Ведь книги Круглого Стола учат нас, что рыцарю сильному победа над слабым никогда не приносит счастья.

– Людям, которые потеряли стыд, стоит большого труда его вернуть, – поддержала кузена Луиза.

– А если забыть его заставила большая любовь? – не удержалась Мари.

В этот момент Эд в первый раз внимательно посмотрел на неё и после паузы сказал:

– Трудно найти женщину, способную на такую любовь.

– А я уверена, что есть женщины, способные любить до могилы!

Так началась их любовь с Эдом. Вскоре семейство Монбаров пригласили на очередной праздник в Сольё. День, когда Мари вместе с кузеном спустилась тайком в графскую часовню и поклялась перед мраморным распятием, что будет принадлежать только ему, она считала самым счастливым в своей жизни. Потом влюблённые впервые поцеловались, и Эд надел Мари на палец скромный перстенёк с топазом. Перед отъездом наречённый пообещал ей, что скоро они смогут уже официально объявить о своей помолвке. Но с тех пор она больше его не видела.

Через месяц после отъезда Эда в Монбар прибыл королевский гонец. Вспомнив о военных заслугах Рауля де Брюи и решив, что они должным образом не были вознаграждены в предыдущее царствование, Людовик ХII предложил старшему сыну барона должность оруженосца молодой королевы, а Луизе – место фрейлины. Мари же оставалось только кусать локти от зависти к сестре. Впрочем, ей удалось упросить Луизу передать письмецо их кузену, в котором она спрашивала, почему Эд так долго не подаёт о себе вестей. Ответа Мари так и не дождалась. Вернее, ей написала из Парижа сестра, что их дядя запретил сыну жениться на том основании, что тот ещё слишком молод.

Тогда Мари придумала, как ей казалось, ловкий ход. Как раз в это время у них в замке гостил барон де Шато-Солен. Будучи вдовцом, он в прошлом году ухаживал за Луизой, вероятно, лелея в отношении неё матримониальные планы. Воспользовавшись отъездом сестры в Париж, Мари сделала всё, чтобы понравиться Рене, и через некоторое время тот не замедлил посвататься к ней. Отец Мари дал своё согласие и, после официального обручения, Шато-Солен уехал в Лотарингию, чтобы в течение года подготовиться к свадьбе. Зная, что баронесса де Монбар вела постоянную переписку со старшей дочерью, Мари не сомневалась в том, что новость об этом вскоре дойдёт до Эда и он не замедлит примчаться к ней. Помолвку же с Шато-Соленом будет разорвать совсем нетрудно. Но она ошиблась. Вместо Эда приехал его единоутробный брат Артур де Оре. Как оказалось, он дрался из-за Луизы в Париже на дуэли и за это был сослан по приказу короля в поместье. Артур попросил у барона де Монбара руки Луизы и вскоре стал её мужем. Что же касается возлюбленного Мари, то, как позже она узнала, Эд по приказу Людовика ХII уехал вместе с отцом, капитаном королевской охраны, в Бретань, где вспыхнул очередной мятеж баронов.

Маясь от скуки в Монбаре, Мари решила опробовать свои чары на Габриеле, самом красивом и сильном парне среди слуг своего отца. И, хотя дальше поощрительных улыбок и взглядов она не заходила, теперь раскаивалась в своём легкомыслии. Ибо, по мнению Мари, её грум слишком возомнил о себе. В отличие от Габриеля, его сестра Николь, комнатная служанка баронессы де Монбар, была довольно скромной и приятной девушкой. Поэтому все в замке были поражены, когда в один прекрасный день она сбежала с пожилым деревенским кузнецом. Так как мать Гийома Кудерка считали колдуньей, да и самого кузнеца подозревали в связи с нечистым, Мари решила, что тот приворожил Николь, которая не знала недостатка в ухажёрах.

В июне 1516 года в Монбаре состоялось венчание Мари с бароном Шато-Соленом. Даже стоя перед алтарём, она до последнего надеялась, что Эд похитит её и увезёт туда, где они поженятся и будут счастливы. Но так и не дождалась его. В свою первую брачную ночь, Мари, как и сейчас, лежала рядом со спящим мужем и плакала о своей несбывшейся любви. На следующий день среди слуг, явившихся поздравить её, молодая женщина увидела мрачного Габриеля и попросила его съездить за сестрой. Предположив, что Николь несладко живётся со стариком, она предложила той уехать с ней в Лотарингию. Правда, при этом Мари больше заботилась о себе: на кого она могла положиться в чужой стране, как не на подругу детства? Сначала Николь колебалась из-за маленькой дочки и не хотела уезжать без согласия мужа. Но, как ни странно, Кудерк не возражал против отъезда жены, а что касается малютки, то она уже вполне могла обойтись козьим молоком. Против неожиданно выступила Лоренца, считавшая, что должность горничной её дочери больше подойдёт какой-нибудь пожилой вдове. Однако Мари удалось настоять на своём. Перед самым отъездом Габриель тоже напросился ехать вместе с сестрой. Так они втроём и оказались в Лотарингии.

Под утро Мари приснился Эд, который целовал, обнимал её и называл своей жёнушкой. Проснувшись и обнаружив, что муж уже ушёл, она позвала свою горничную. Однако вместо той явилась другая служанка, которая сообщила, что Николь внезапно заболела. Во время обеда за столом уже не было банкира де Нери, который уехал рано утром. Заметив, что его жена без аппетита ковыряется в тарелке, Шато-Солен поинтересовался:

– Что Вы как сонная муха?

– Говорят, что в лесу Сорен объявился отшельник. И что он с помощью молитв помогает женщинам забеременеть…

– Ну, и что же?

– Может быть, мне съездить к нему?

Рене переглянулся с сестрой, которая сразу скривила губы:

– Мне кажется, дорогой брат…

Но тут в зал вошёл камердинер Рене и сообщил, что прибыл посланец от герцога с письмом. Пробежав его глазами, барон сказал:

– Наш сеньор срочно желает видеть меня.

После чего, повернувшись к жене, добавил:

– К сожалению, Вы не можете ехать одна к отшельнику.

– Я могу поехать вместо Вас, дядя, – неожиданно предложил Ферри.

Шато-Солен явно колебался. Однако Мари знала, что муж давно мечтает о наследнике и её не удивил его ответ:

– Хорошо, но возьмите с собой как можно больше слуг.

По лицу же Эммы было видно, что ей всё это не по душе. Но она промолчала, так как обожала своего сына.

Отшельник

С утра на траве виднелся иней, что было в этих краях характерно для конца апреля. В Лотарингии, расположенной в бассейне реки Мозель между горами Вогезами и Арденнами, обычно была холодная зима и жаркое лето. Её суровые пейзажи со своенравными реками, несущими свои воды к Северному морю, не нравились Мари, привыкшей к зелёным долинам и мягкому климату родной Бургундии. Поместье Шато-Солена располагалось к югу от Нанси между замком Флевиль и городком Сен-Николя-де-Порт со знаменитой базиликой, построенной для герцога Рене II по случаю его победы над Карлом Смелым (на этом месте когда-то находилась церковь, где, согласно легенде, Орлеанская Дева готовилась к своему походу). Сначала Мари и её спутникам предстояло двигаться на север к озеру Сен-Жан, а затем вдоль ручья с тем же названием к лесу Сорен, месту обитания отшельника.

Кутаясь в плащ, Мари с тоской посматривала в сторону видневшейся на горизонте столицы герцогов лотарингских. Издали хорошо были видны дворцовые башни с капеллой, служившей местом погребения древних правителей Лотарингии. Неподалёку от дворца находились также церковь кордельеров и площадь Карье, место турнирных сражений. Мари посещала Нанси только по большим праздникам, например, в День Святого Андрея, покровителя Лотарингии, и потом весь год вспоминала об этом.

Неожиданно Ферри, ехавший рядом, заметил:

– Дядя рассказывал мне, что мой дед, барон де Шато-Солен, в составе армии герцога Рене принимал участие в битве с бургундцами под Нанси.

– А мой дед, сеньор Шарль де Монбар, погиб во время этого сражения вместе с Карлом Смелым, – ответила Мари.

Племянник Шато-Солена улыбнулся:

– Надеюсь, тётушка, то, что наши предки сражались в противоположных лагерях, не отразится на наших с Вами отношениях?

– Конечно, нет, – на губах молодой женщины, которой нравился Ферри, тоже возникла улыбка. – К тому же, моему другому деду, графу де Сольё, который был капитаном герцога Бургундии, удалось спастись.

– Я рад этому, иначе мы бы с Вами, вероятно, никогда не встретились…

На этот раз Мари промолчала, бросив через плечо взгляд в сторону трусившей сзади на низкорослой кобылке госпожи Сибиллы, которую ей навязала в сопровождающие Эмма. По-видимому, заметив это, Ферри больше не пытался возобновить разговор. К полудню они въехали в лес. Хотя здесь было теплее, чем на продуваемом всеми ветрами плато, Мари боязливо озиралась по сторонам, помня о разбойниках.

– Не бойтесь, тётушка, я сумею Вас защитить! – в этот момент снова произнёс племянник Шато-Солена.

Однако Мари с облегчением вздохнула только тогда, когда заметила тропинку, ведущую к хижине отшельника. Сойдя с лошади, она в сопровождении старухи и молодого человека двинулась по ней, оставив слуг и Габриеля стеречь лошадей. На зов Ферри из хижины показался отшельник – костлявый старик в тёмном суконном балахоне с капюшоном, подпоясанном простой верёвкой. Опираясь на посох, он медленно приблизился к незваным гостям.

– Как тебя зовут? – надменно обратился к нему племянник Шато-Солена.

– Местный люд, господин, называет меня отшельником из Сорена, – спокойно ответил старец.

– Но ведь при крещении тебе дали какое-то имя?

– Конечно, господин. Но я не хочу вспоминать о нём. Поэтому можете называть меня просто Франсуа в честь святого Сен-Поля, в ордене которого я состою.

– Да ты, я вижу, француз?

– Только наполовину, господин. Матушка моя была из этих краёв и в молодости видела Орлеанскую девственницу, когда та приезжала к старому герцогу просить помощи против англичан.

– Я – барон фон Лауф и приехал сюда вместе с баронессой Шато-Солен, которая желает поговорить с тобой, – после паузы сообщил молодой человек.

В свою очередь, отшельник перевёл взгляд на Мари и та поспешно произнесла:

– Прими моё скромное подношение, святой отец.

– Благодарю Вас, госпожа, – сказал старец, когда Сибилла вручила ему корзину с едой.

Скрывшись с корзиной в своей хижине, тот через минуту появился снова уже с пустым тыквенным сосудом в руках.

– Я хочу сходить к ручью за водой. Там, на поляне, как раз удобное место для беседы.

Молодая женщина двинулась следом за отшельником. Что же касается старухи и Ферри, то они по просьбе Мари остались ждать её на краю поляны.

Едва отшельник склонился над ручьём, она тут же спросила:

– Скажи, святой отец, я буду когда-нибудь вместе с тем, кого люблю?

Искоса бросив взгляд на молодую женщину, старец неясно ответил:

– Ваша любовь и так рядом с Вами, госпожа.

Его слова удивили Мари, и она слегка покраснела, подумав, что отшельник намекает на Ферри. Не решаясь расспрашивать святого старца, она поспешила задать следующий вопрос:

– Будет ли у меня сын?

– Вы сумеете зачать, госпожа, но вряд ли будете этому рады.

– Что же мне делать? – невольно вырвалось у молодой женщины.

После паузы её собеседник медленно произнёс:

– В любовных делах я Вам не советчик, госпожа. Поэтому могу только помолиться за Вас.

Отшельник, наконец, наполнил свой сосуд и двинулся назад к хижине. Мари не удерживала его, хотя слова старца разочаровали её. Подойдя к Ферри, она услышала, как тот спросил у отшельника:

– Нет ли тут более короткой дороги на Флевиль?

– Есть, господин. Но для этого вам придётся преодолеть огромный овраг, поэтому я бы посоветовал вам ехать прежней дорогой.

– А разве нельзя объехать его?

– Нет, овраг тянется на несколько миль, хотя там посредине есть мост…

– Тем лучше! – перебил его Ферри.

– Для Вас, может, и лучше, господин, но не для госпожи.

– Глупый старик! Совсем выжил из ума, – пробормотал молодой человек, приблизившись к Мари.

– Так что Вы решили? – поинтересовалась та.

– Едем к оврагу!

Отшельник оказался прав: овраг, вскоре вставший на их пути, напоминал глубокое урочище, поросшее кустами и деревьями, а по единственному деревянному мостику, проложенному через него, с трудом мог проехать один всадник. Не успел конь Мари вступить на мост, как из оврага высыпали какие-то люди. В это время Ферри, который уже находился на середине моста, оглянулся. Однако вместо того, чтобы развернуться и поспешить на помощь Мари, племянник Шато-Солена пришпорил коня и в мгновение ока скрылся за деревьями, таким образом, оставив её вместе со слугами на растерзание грабителей. Так как нападение было неожиданным, некоторые из слуг погибли сразу. Другие разбежались. Только Габриель продолжал сражаться. Не успела Мари и глазом моргнуть, как её стащили с лошади и отобрали висевший на поясе кошель. Внезапно рядом послышался крик Сибиллы. Один из нападавших подскочил к старухе, и Мари с ужасом увидела, как из перерезанного горла родственницы Шато-Солена хлынула кровь. Её же саму повалили на землю и задрали юбку. От страха Мари даже не пыталась сопротивляться. Но тут она почувствовала, что тело насильника, пытавшегося овладеть ею, вдруг обмякло. Потом кто-то помог молодой женщине подняться на ноги. Совсем близко она увидела бледное лицо Габриеля:

– Спасайтесь, госпожа!

Подхватив её на руки, грум посадил затем Мари в седло. С места взяв в галоп, она помчалась по мосту, в то время как брат Николь продолжал отбиваться от разбойников.

Через некоторое время молодая женщина увидела впереди двух всадников. Это были фон Лауф и его слуга.

– Рад, что Вы тоже спаслись, тётушка! – Ферри, как ни в чём не бывало, улыбнулся.

Так как Мари промолчала, он затем продолжал:

– Там, впереди, деревня. Давайте заедем туда и попросим помощи.

Действительно, на горизонте в окружении фруктовых садов и виноградников виднелись покрытые черепицей почти плоские крыши домов, характерные для данной местности. Так как Мари находилась в полуобморочном состоянии, она не помнила, как они добрались до деревни и очнулась только на кровати в какой-то комнате. Рядом с ней стояла незнакомая пожилая женщина в чепце и переднике.

– Где я? – слабым голосом поинтересовалась Мари.

– В доме священника, госпожа, – ответила та. – А я его служанка Жанна.

Так как Нанси находился всего в чуть более шестидесяти лье от Парижа, местный диалект был скорее близок к французскому, чем к немецкому языку, и Мари хорошо понимала служанку.

– А где господин фон Лауф?

– На кухне. Ужинает с падре.

– Если позволите, госпожа, то я почищу Ваше платье, – предложила затем Жанна.

Мари покорно позволила раздеть себя, так как её наряд, разорванный в нескольких метах, был, к тому же, испачкан кровью Сибиллы. Вскоре служанка вернулась с подносом, где лежало несколько лепёшек, и стоял небольшой кувшинчик.

Первым делом Мари приложилась к кувшинчику. Как она успела давно убедиться, вино с лотарингских виноградников, несмотря на свой бледно-красный цвет, обладало особым фруктовым или цветочным ароматом и молодая женщина предпочитала его даже бургундским винам. Напиток оказал своё действие и вскоре щёки Мари снова порозовели.

Не успела служанка удалиться, как в спальню в сопровождении своего слуги вошёл Ферри.

– По-видимому, нам придётся заночевать в этом доме, тётушка, – сообщил молодой человек, в то время как его слуга принялся развязывать тесёмки на платье своего господина.

Мари невольно покраснела:

– Разве Вы собираетесь спать здесь?

– А где же ещё, тётушка? Не на полу же вместе со священником?

– К тому же, он думает, что мы – муж и жена, – добавил Ферри с усмешкой.

Раздевшись, он спокойно улёгся рядом с Мари. Ощутив его руку на своём бедре, та слегка отодвинулась:

– Ведь это грех…

– Грех не воспользоваться этим случаем, тётушка, – возразил тот, продолжая тискать её.

– А если мой муж узнает?

– Но кто ему скажет? Ведь все слуги погибли или разбежались. А Тьерри мне всецело предан.

– Вы давно приглянулись мне, тётушка, – добавил Ферри. – Надеюсь, я Вам тоже не противен?

– Вы мне нравитесь, но…

Больше Мари не успела ничего сказать, так как племянник Шато-Солена закрыл ей рот своей ладонью. Ночью молодая женщина уже сама жалась к спящему рядом любовнику. Ей казалось, что вот-вот в спальню ворвутся разбойники. И только с утренним рассветом её страхи немного улеглись.

Прежде, чем уехать из деревни, Мари сняла с пальца самое тонкое из своих колец, которые не успели отобрать у неё грабители, и отдала его священнику со словами:

– Прошу Вас, падре, отыщите тела моих слуг и похороните их по христианскому обряду.

Возвращение

По возвращению в поместье Мари узнала, что её муж ещё не приезжал из Нанси. Услышав от сына о нападении разбойников, Эмма побледнела:

– Я так и знала, что случится несчастье! Не нужно вам было ехать туда!

– Успокойтесь, матушка, ведь мы с тётушкой, слава Богу, живы. А слуг легко заменить новыми!

– Надеюсь, мой сын не зря рисковал своей жизнью? – сестра Шато-Солена перевела взгляд на Мари.

– Отшельник предсказал мне, что я скоро забеременею! – поспешно ответила та.

В своих покоях Мари увидела выздоровевшую Николь. Не успела она сообщить служанке, что её брат, по-видимому, погиб, как та ударилась в слёзы. Мари же почувствовала, что закипает: её собственная судьба сейчас висела на волоске, а тут ещё её горничная со своим горем! Если Рене узнает о том, что она ему изменила, никому не поздоровится! Как там говорится в Екклесиасте: живые позавидуют мёртвым? Отчитав Николь, молодая женщина взяла молитвенник и отправилась в часовню. Проходя мимо обеденного зала, она услышала чьи-то голоса: это были Эмма и её сын. Мари невольно замедлила шаг, но те говорили очень тихо, пока сестра Шато-Солена не воскликнула:

– Ты сошёл с ума, Ферри! А вдруг она родит от тебя ребёнка? Ведь тогда ты лишишься наследства моего брата!

– Я был очень осторожен, матушка.

– Но она может всё рассказать Рене и тогда не поздоровится нам обоим!

– Мари понимает, что это не в её интересах.

– И всё же, сын мой, прошу тебя, не связывайся больше с этой рыжей потаскушкой!

– Хорошо, обещаю Вам это, матушка.

Молодая женщина задумалась: а вдруг у неё действительно родится ребёнок от Ферри? Отшельник ведь недаром предсказывал, что она будет не рада своей беременности. Эмма же просто лопнет от злости, если это произойдёт! Представив себе лицо сестры Шато-Солена, Мари невольно улыбнулась. И поделом этой белобрысой уродине! Да и её сынок ничем не лучше! Сначала бросил жену своего дяди на растерзание разбойников, а потом взял её силой! Мари и сама больше не посмотрит в его сторону!

В часовне, встав на колени перед статуей Мадонны, молодая женщина начала молиться о том, чтобы Рене ничего не узнал об её измене, и дала обет, что этого больше не повторится.

Вернувшись к себе, Мари первым делом подошла к зеркалу и поправила причёску: и вовсе её волосы не рыжие, а светло-русые! Во время обеда она игнорировала полные ненависти взгляды Эммы, надеясь, что ради сына та будет молчать.

Рене вернулся ближе к вечеру. За ужином Мари дрожала от страха, но, как ни странно, Шато-Солен воспринял рассказ о злоключениях жены и племянника довольно спокойно.

– Герцог посылает меня в Мехелен к правительнице Нидерландов, – озабоченным тоном затем сообщил барон. – Он хочет женить своего брата, графа де Водемона, и я должен сосватать для него сестру императора.

– А когда Вы уезжаете, дорогой брат? – после паузы осведомилась Эмма.

– Через несколько дней.

– Вы, племянник, поедете со мной, – добавил Шато-Солен, бросив взгляд на Ферри.

– Как скажете, дядя.

– А сколько времени Вы пробудете в Нидерландах? – в свой черёд, осмелилась осведомиться Мари.

– Не меньше двух месяцев.

Два месяца! Да за это время она с ума сойдёт в обществе Эммы!

– Умоляю, дорогой супруг, возьмите меня с собой в Мехелен! – вдруг услышала молодая женщина собственный жалобный голос.

– Но что Вы там будете делать?

– Святой отшельник предсказал, что у меня скоро родится ребёнок, если только я не буду разлучаться с Вами! – соврала Мари.

Её муж на минуту задумался.

– Хорошо, готовьтесь к отъезду, – наконец, промолвил Рене.

После ужина уже в спальне он пожелал услышать от Мари все подробности её путешествия к отшельнику. Из боязни чем-нибудь выдать себя, та говорила неохотно и кратко.

– Нужно послать людей, чтобы они разыскали тела госпожи Сибиллы и слуг, – после её рассказа заметил муж Мари.

– Я уже попросила об этом местного священника. Он пообещал похоронить их.

– Тем лучше.

Однако Рене явно не спалось. Заметив это, Мари осмелилась поинтересоваться:

– Как здоровье герцога и герцогини?

– Наш господин, его супруга и сын чувствуют себя прекрасно. Монсеньор Франсуа очень здоровый мальчик и родители не нарадуются на него.

Почувствовав в словах мужа укор, молодая женщина поспешила снова спросить:

– А почему герцог решил женить своего брата на сестре императора, а не на француженке?

– Потому что монсеньор Антуан очень осторожен. У него и сложились прекрасные отношения с королём Франциском, который не только его родственник, но и друг. Однако после избрания Карла императором нам приходится считаться и с ним. Как внук Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской, он владеет Испанией с её заморскими колониями и землями в Италии. А после смерти своего отца и деда унаследовал все земли Габсбургов, в том числе, и Нидерланды. Льстецы не зря говорят, что в его империи никогда не заходит солнце. Вот поэтому наш герцог и опасается за свои земли, которые находятся по соседству с имперскими владениями.

– Значит, в Мехелене Вы встретитесь с императором?

– Возможно. По крайней мере, я надеюсь увидеться там с наместницей, которая заменила ему мать и имеет влияние на своего племянника. Поэтому неплохо было бы заручиться поддержкой Маргариты Австрийской.

– А почему императора воспитывала она, а не его родители?

– Карлу не было ещё и шести, когда умер его отец, эрцгерцог Филипп, прозванный Красивым, а мать, кастильская принцесса Хуана, сошла с ума. Из-за этого императору Максимилиану пришлось поручить внуков заботам своей овдовевшей дочери Маргариты.

– Бедняжка, – прошептала Мари.

– Что Вы сказали? – удивился Шато-Солен.

– Мне жаль императора. Ведь он сирота.

– Только наполовину. Его мать жива и сейчас находится в одном из испанских замков, куда заточил её отец, покойный король Фердинанд.

Барон, наконец, заснул, и Мари тоже приснился сон, будто бы она танцует на балу с молодым белокурым императором.

Дня за два до отъезда Ферри подкараулил её в часовне. Хотя обычно молодая женщина ходила туда вместе с Николь, на этот раз она специально отослала служанку, не желая видеть её печальное лицо.

– Я соскучился, тётушка, – нахально заявил молодой человек, обняв Мари за талию.

– Пустите меня! Здесь святое место! – попробовала отмахнуться от него та.

– Тогда давайте встретимся в каком-нибудь укромном уголке!

– Нет, нам не следует больше встречаться!

– Почему?

– Ведь я уже говорила Вам, что это грех!

– Тем слаще нам будет каяться! – Ферри запустил руку за корсаж молодой женщины.

Ощутив сладостную дрожь, пробежавшую по телу, та на миг закрыла глаза. Однако, когда ласки молодого человека сделались более настойчивыми, Мари вспомнила о своём обете:

– Если Вы не оставите меня, я закричу!

– Я вижу, Вы сегодня не в настроении, тётушка, – пошёл на попятную Ферри. – Тогда увидимся здесь завтра.

– Нет, я не собираюсь больше изменять мужу!

– Не лгите, тётушка! Признайтесь, ведь это из-за меня Вы напросились ехать с ним?

– Вы ошибаетесь. Я люблю мужа и хочу родить ему ребёнка.

– Вот как, – в чёрных глазах племянника Шато-Солена промелькнула злость. – Смотрите, как бы Вы не пожалели об этом…

Внезапно скрипнула дверь и на пороге возникла Эмма.

Ферри сразу двинулся к выходу. Однако не успела Мари преклонить колени, как золовка схватила Мари за руку и прошипела:

– Если Вы не оставите моего сына в покое, то, клянусь, я скажу брату, что Вы преследуете Ферри своими домогательствами!

– А я скажу мужу, что Ваш сын не даёт мне прохода! Посмотрим, кому он поверит! – не осталась в долгу Мари.

– Бедный мой брат! Если бы он только знал, какую змею пригрел на своей груди!

– Да, и эта змея – Вы!

– Как Вы смеете оскорблять меня, урождённую де Шато-Солен, баронессу фон Лауф! Вы, дочь какого-то нищего бургундца!

– Это неправда! Я принесла в приданое Вашему брату шесть с половиной тысяч турских ливров, не считая платьев на пятьсот ливров и столько же на драгоценности! А вот кто действительно нищая, так это Вы! Потому что живёте из милости в поместье моего мужа!

Задохнувшись от возмущения, Эмма, тем не менее, отпустила её локоть. Выскочив из часовни, Мари с пылающими щеками помчалась в свои покои. Впрочем, она ничуть не сожалела о том, что надерзила Эмме. Сестру Шато-Солена уже давно нужно было поставить на место. Пусть сидит в поместье и носа никуда не высовывает. А она, Мари, уже скоро будет блистать при дворе императора.

К удивлению молодой женщины, её встретила сияющая служанка.

– Что-то произошло в моё отсутствие, Николь?

– Мой брат вернулся, госпожа!

Оказалось, что разбойники, посчитав Габриеля мёртвым, бросили его в лесу, где парня нашли местные жители. Отлежавшись в доме крестьянина, тот смог отыскать дорогу домой.

Глядя на счастливое лицо Николь, Мари поняла, что тоже рада возвращению своего грума.

В Мехелене

Мехелен, или, по-французски, Малин, оказался небольшим городком, расположенным между Антверпеном и Брюсселем на обоих берегах реки Диль. Основали Мехелен в болотистой местности, воспоминания о чём сохранились в названии улиц. Со временем для осушения земли были построены каналы, образовавшие сложную систему островов, соединённых многочисленными мостами, и теперь их насчитывалось больше десятка. Как и во всех европейских городах, в Мехелене имелись Торговая площадь и ратуша, которая называлась Домом городских советников и находилась рядом со зданием Цеха суконщиков. Своим благосостоянием Мехелен был обязан именно торговле тканями и коврами и, благодаря тому, что здесь находилась резиденция наместницы, считался столицей Нидерландов.

Через двести метров на восток от ратуши находилась ещё одна площадь, куда выходил фасад дворца Маргариты Австрийской. Однако увидеть его Мари смогла не раньше, чем через несколько дней, потому что сразу после приезда в Мехелен муж поместил её в бегинаж, поселение-общину бегинок (жён и вдов крестоносцев). После же окончания крестовых походов здесь жили одинокие женщины. При этом им разрешалось иметь при себе служанку или мать или сестру.

Мари поселилась вместе с Николь в небольшом двухэтажном домике. Всего же поселение насчитывало около ста жилых домов, а также хозяйственных и административных помещений с собственной церковью Святых Алексия и Катлины. Сейчас здесь обитало около тысячи бегинок. Поэтому община выглядела как небольшой городок, занимавший территорию между Антверпенскими воротами и рекой Диль.

Жизнь в бегинаже была как в монастыре, хотя его обитательницы, в отличие от монахинь, могли выйти замуж вновь. В свободное от молитв время бегинки занимались рукоделием и ремёслами, ухаживали за больными и престарелыми, воспитывали сирот. Ни одно из этих занятий не прельщало Мари, и она изнывала от скуки, с нетерпением ожидая, когда, наконец, муж заберёт её отсюда. Однако приехал за ней не Рене, а Ферри.

– Дядя снял дом возле Брюссельских ворот и послал меня за Вами, тётушка, – сообщил племянник Шато-Солена.

– Но почему он не приехал сам?

– Потому что ведёт сейчас переговоры с наместницей.

– А она красивая? – поинтересовалась после паузы Мари.

– По сравнению с Вами, тётушка, просто уродина!

Хотя молодая женщина не слишком поверила Ферри, тем не менее, она невольно улыбнулась. Габриель же, державший за повод её коня, бросил на фон Лауфа косой взгляд.

Так как Брюссельские ворота находились на другом конце города, им предстояло долго кружить по узким улочкам и перебираться по мостикам через каналы. Однако, добравшись до главной площади, Мари не смогла удержаться, чтобы не заглянуть на рынок. Над площадью возвышалась башня храма Святого Румбольта, принадлежавшего одноимённому аббатству. Рядом с ней соседние дома, выстроенные в готическом стиле, выглядели просто игрушечными. Реальным казалось только расположенное напротив массивное здание Цеха суконщиков. Однако его колокольня, как и гигантская башня, была ещё не достроена, о чём свидетельствовали окружавшие их леса и маячивший рядом с церковью подъёмный кран. Разглядывая башню, Мари заметила, что высокие стрельчатые окна её нижних этажей, богато украшенные резьбой, строители сделали фальшивыми. Только верхние окна были настоящие. Благодаря чему башня, несмотря на свою головокружительную высоту, казалась достаточно основательной и прочной на вид. Неожиданно оттуда донёсся звук колокола, отменный и удивительно мягкий. При этом он вызванивал не короткую мелодию, а довольно продолжительную.

Самым красивым на площади было, пожалуй, здание ратуши. Впрочем, внимание Мари сразу после башни привлекли торговые ряды. Не удержавшись, она приценилась к прекрасному брюссельскому ковру с цветочным узором. Однако его цена оказалась неимоверно высока. Тогда, повернувшись к Ферри, молодая женщина попросила:

– Займите мне денег.

На что тот, пожав плечами, ответил:

– Увы, тётушка! Я не так богат, как Ваш муж.

Однако Мари решила, что всё равно купит ковёр, даже если ради этого ей придётся клянчить деньги у Рене.

Дом, где ей предстояло теперь жить, как и большинство зданий в Мехелене, имел устремлённый вверх фасад, плавно переходивший в высокий ступенчатый фронтон, серо-голубую крышу, посредине которой виднелась маленькая изящная башенка с флюгером, и светло-коричневые кирпичные стены. К нему примыкали хозяйственные постройки, образующие маленький уютный дворик, куда можно было попасть через арку готических ворот с резными башенками и стенами, увитыми плющом и диким виноградом.

Спальня Мари находилась на втором этаже. Под ней жил Рене, а наверху – его племянник. Кроме кровати, табурета и резного деревянного буфета в комнате не было другой мебели. Зато она казалась довольно светлой благодаря неоштукатуренным стенам из белого камня. Высокое же окно с витражами закрывалось на ночь изнутри деревянными ставнями.

Обед подали в столовой, представлявшей из себя большой зал с камином и длинным столом посредине. По бокам с обеих сторон тянулись ряды окон. Мужа Мари ещё не было, и Ферри уселся слева от пустого кресла с высокой спинкой, а молодая женщина – справа. Вино пили своё, потому что Шато-Солен привёз с собой пять двухвёдерных бочонков, один из которых преподнёс наместнице. А вот из местных блюд Мари больше всего понравилось приготовленное под изысканным соусом мясо «мехелсе кукук» или, попросту говоря, кукушки.

– Что случилось, тётушка? – после нескольких неудачных попыток завязать разговор, осведомился Ферри.

– Ничего.

– Но я же вижу, что Вы в не настроении.

– Как идут переговоры с наместницей? – после паузы сочла нужным поинтересоваться Мари.

– Думаю, дядя вернётся и всё расскажет.

– Надеюсь, она хорошо вас приняла?

– Да. Несмотря на то, что госпожа Маргарита строит из себя святошу, она явно неравнодушна к мужчинам.

– А почему наместница не выходит замуж?

– Не знаю. Но я слышал об её романе с одним англичанином…

– И что же Вы слышали?

– Когда король Генрих VIII гостил у наместницы, то решил предложить ей одного своего друга в качестве мужа. И, вроде бы, Маргарита Австрийская вначале отнеслась к этому благосклонно и даже подарила англичанину кольцо. Но потом всё разладилось: она наотрез отказалась выходить замуж за него и заявила, что перстень у неё был украден.

– Почему?

Ферри пожал плечами:

– Этого никто не знает. Но я могу предположить, что он оказался парень не промах и решил приударить за одной из фрейлин наместницы, а та его приревновала.

Неожиданно Мари ощутила, что молодой человек коснулся под столом её ноги и, покраснев, убрала ногу.

– Может быть, поднимемся после обеда ко мне, тётушка? – как ни в чём не бывало, спросил тот.

Мари невольно оглянулась на кравчего, как раз наполнявшего её бокал вином.

– Не волнуйтесь, кроме повара, который не покидает кухню, никто из прислуги не знает французский язык, – поспешил успокоить её Ферри.

И добавил:

– Так Вы пойдёте ко мне?

– Зачем?

– Посмотрите, как я устроился…

– Нет!

Неожиданно молодой человек поднялся:

– В таком случае, тётушка, я, пожалуй, покину Вас.

– Куда Вы?

– В трактир. Отведаю местного пива. Да и красотки там сговорчивее…

Ферри вернулся только к ужину почти одновременно с мужем Мари и сразу поинтересовался:

– Как прошли переговоры, дядя?

– Пока сложно сказать. Старшая сестра императора, Элеонора, уже замужем за королём Португалии, вторая, Изабелла, за Христианом Датским, а третья, Мария, за венгерским королём. Остаётся только младшая, Екатерина, которой уже исполнилось тринадцать и она – вполне подходящая невеста для брата герцога. Однако здесь есть определённые трудности. Во-первых, она сейчас находится в Испании вместе со своей матерью королевой Хуаной, которая после смерти мужа сошла с ума (хотя некоторые утверждают, что она от рождения была безумной)…

– Не понимаю, в чём трудности, дядя? Ведь брат герцога может поехать к ней в Испанию или Екатерина сама приедет к нему.

– Во-вторых, император может счесть графа де Водемона не слишком завидной партией для своей сестры. В общем, окончательное решение должен принять Карл. Поэтому придётся подождать, пока он вернётся из Испании.

– А как вы провели день? – добавил Шато-Солен, пытливо оглядев жену и племянника.

– Я был в трактире, дядя, – поспешил отчитаться Ферри.

Мари же добавила:

– Мы заезжали на местный рынок, и я видела там чудесный ковёр. Тех шпалер, что мы взяли с собой, недостаточно, чтобы прикрыть стены в моей спальне. Поэтому ковёр очень бы украсил её!

– Посмотрим, – туманно ответил после паузы Рене.

– Завтра я представлю Вас наместнице, – сообщил он затем жене. – Госпожа Маргарита желает познакомиться с Вами.

– А когда вернётся император?

– Скоро. По крайней мере, так утверждает его тётка.

Маргарита Австрийская

На следующий день они снова отправились в центр города, имевшего радиально-кольцевую планировку и, свернув слева за ратушу, вскоре выехали на площадь, где раньше торговали скотом. Теперь там располагались сразу два дворца. Более старый, со строгими белыми стенами и башней служил в своё время резиденцией Маргариты Йоркской, третьей жены Карла Смелого, последнего герцога Бургундии. После трагической гибели мужа та обосновалась вместе со своей падчерицей Марией Бургундской в Мехелене и сыграла важную роль в подготовке её брака с Максимилианом Габсбургом, а после безвременной кончины Марии занималась воспитанием её малолетних детей Филиппа Красивого и Маргариты Австрийской. Последняя же возвела для себя напротив новый дворец в итальянском стиле.

До сих пор Мари ещё не доводилось видеть столь красивого здания, мраморный фасад которого состоял из трёх симметричных частей, увенчанных треугольниками с завитушками. Особую же лёгкость ему придавали ряды высоких прямоугольных окон на первом и втором этажах. Однако, оказавшись во дворе, молодая женщина увидела, что задняя часть дворца была построена в стиле поздней готики, как и примыкавшие к ней галереи с традиционными серо-голубыми крышами, кирпичными стенами, башенками и открытыми лоджиями. Во дворе с круглым фонтаном был устроен сад. Дворец Маргариты Австрийской называли ещё Савойским двором из-за того, что в её свите было много итальянцев.

Внутри он поразил Мари не меньше, чем снаружи. Шпалеры и ковры всевозможных расцветок, изящная мебель, картины, статуи ласкали взор.

– В присутствие госпожи Маргариты поменьше болтайте и больше слушайте, – озабоченным тоном предупредил жену Рене. – Она – очень умная женщина и мне важно, чтобы Вы произвели на неё хорошее впечатление.

После его слов Мари даже слегка обиделась: неужели муж считает её дурочкой? Впрочем, она не успела ничего ответить ему, так как паж сообщил, что правительница ждёт их. В приёмной находились дамы из её свиты всех возрастов, начиная от девочек и заканчивая пожилыми матронами. Причём одеты они были на любой вкус и манер. Итальянок можно было узнать по сеткам на волосах и ярким сборчатым юбкам, фламандок – по белым накрахмаленным чепцам и тёмным одеждам, а немок – по мехам, кокетливым шляпкам и длинным золотым цепям. Здесь присутствовали даже англичанки в громоздких чепцах (гейблах). Однако, насколько могла судить Мари, не было ни одной француженки.

Первое, что бросилось молодой женщине в глаза в кабинете наместницы, это книги. Они стояли на полках, лежали на столе, были в руках у придворных – словом, повсюду. Второе место после них занимали, пожалуй, музыкальные инструменты и ноты. Сама Маргарита Австрийская сидела за столом и гадала на картах таро. Как было известно Мари, тётке императора недавно исполнилось сорок лет, хотя выглядела она моложе. К достоинствам её внешности можно было отнести тёмно-синие глаза, высокий лоб и белую гладкую кожу с лёгким румянцем. Зато нос был довольно велик и, к тому же, вздёрнут на конце, а подбородок, наоборот, слишком узок. Однако больше всего её лицо портила нижняя выпяченная губа. Оценить же фигуру Маргариты мешало широкое траурное платье, похожее на монашескую рясу, квадратный вырез которого был прикрыт до самого горла муслином. На голове у правительницы Нидерландов красовалась одетая поверх чепчика белая вдовья накидка. Благодаря своему скромному наряду она резко выделялась среди всех присутствующих.

– Ваш супруг говорил, что Вы родом из Бургундии, баронесса, – смешав карты, благожелательно произнесла по-французски Маргарита.

– Да, мадам.

– А вот я родилась в Брюсселе, воспитывалась при французском дворе, жила в Испании и в Савойе, но ни разу не была на родине моей покойной матушки. Хотя, всё в руках Господа…

Мари вспомнила, что когда ей было лет тринадцать, наёмники-швейцарцы, посланные Маргаритой, вторглись в Бургундию и дошли до самого Дижона. Однако наместнице пришлось отозвать их по приказу своего отца, покойного императора Максимилиана, заключившего мир с французами. Впрочем, судя по её последним словам, Маргарита всё ещё не потеряла надежду вернуть наследие своих предков.

– А кто Ваши родители? – продолжала между тем наместница.

– Мой отец – барон де Монбар, мадам. В молодости он служил капитаном у короля Карла, но потом из-за ранения подал в отставку и женился на моей матушке, приёмной дочери покойного графа де Сольё…

Неожиданно Мари услышала, как муж слегка кашлянул за её спиной и запнулась: нежели она сказала что-то не так?

Однако Маргарита, не обратив на это внимание, переспросила:

– Вы сказали: «Сольё»?

– Да, мадам.

– Подождите, я вспомнила! Когда в три года меня отправили во Францию, чтобы выдать замуж за короля Карла, то перед отъездом сообщили моей кормилице имена нескольких бургундских сеньоров, преданно служивших моему деду и на которых я тоже могла бы положиться. Если не ошибаюсь, одного из них звали граф де Сольё. Так Вы говорите, что он умер?

– Ещё пять лет назад, мадам.

– Жаль. Ведь по-настоящему преданных людей не так уж много. Надеюсь, у него были сыновья.

– Только один, мадам. Мой дядя, нынешний граф де Сольё, раньше был капитаном личной охраны короля Людовика…

Рене снова кашлянул и Мари закусила губу.

– А у Вас есть братья и сёстры? – снова спросила её собеседница.

– Да, два брата и три сестры. Самая старшая, госпожа де Оре, заведует бельём и драгоценностями королевы Франции, а её муж был недавно назначен виночерпием и хлебодаром короля. Что же касается моих младших сестёр, то они ещё не замужем.

– А братья?

– Мой старший брат, шевалье де Монбар, после женитьбы на англичанке купил себе роту, которая стоит под Дижоном…

Маргарита явно удивилась:

– Но как ему удалось заключить брак с англичанкой?

– Дело в том, что Шарль ездил в Англию вместе с моим зятем, бароном де Оре, которому король Франциск поручил вести переговоры с Генрихом VIII. Там мой брат и познакомился со своей будущей женой.

– Я знаю многих англичан. Надеюсь, Ваша невестка принадлежит к хорошей семье?

– Джейн Паркер – родная сестра третьего графа Олтона, – нехотя ответила Мари.

– Вероятно, она знает французский язык? Или Ваш брат говорит по-английски? Иначе как бы они поняли друг друга?

– И то, и другое, мадам. Шарль, как и я с сестрой, знает итальянский и испанский языки благодаря учителям, нанятым для нас графом де Сольё, а по-английски нас говорить научила наша гувернантка, которая была родом из Йорка.

– Я вижу, что у нас с Вами много общего, баронесса. Хотите, я Вам погадаю? – вдруг предложила тётка императора.

Не зная, что ответить ей, молодая женщина бросила растерянный взгляд на мужа.

– Что же Вы молчите? – раздражённо бросил ей тот. – Ведь Вам оказали такую честь!

– Благодарю Вас, мадам, – поспешно произнесла Мари.

Тем временем Маргарита принялась раскладывать карты.

– Это наши женские дела, сеньор де Шато-Солен, – добавила затем она.

Муж Мари нехотя отошёл в сторону и заговорил с кем-то из придворных. А наместница продолжала:

– Вот эта карта называется «Влюблённые» и означает неизбежность выбора, который необходимо было сделать, сердечную связь. Однако, как видите, она перевёрнута, что говорит о разлуке или о крахе любовных планов.

Сделав паузу, Маргарита продолжала:

– А вот эта карта – «Колесо Фортуны» означает перемену судьбы к лучшему, успех. Но она тоже перевёрнута, поэтому на пути к успеху Вас ждут какие-то трудности. И ещё одна перевёрнутая карта – «Дьявол».

– Не пугайтесь, баронесса, – видя, что Мари изменилась в лице, добавила гадалка. – В обычном виде она означает жажду власти и богатства. А тут – чрезмерное злоупотребление ними. Если же рядом хорошие карты, то может предвещать в будущем выгодные любовные связи…

– Благодарю Вас, мадам, – снова машинально повторила Мари, когда Маргарита смешала карты.

Неожиданно наместница предложила:

– Давайте лучше я покажу Вам свою коллекцию драгоценных камней.

По приказу своей госпожи одна из дам принесла большую шкатулку. При виде последней гадание тотчас вылетело у Мари из головы: блеск рубинов, изумрудов и сапфиров словно заворожил её. Как сквозь сон она услышала голос Маргариты:

– Я слышала, у французской королевы Анны Бретонской была неплохая коллекция драгоценностей и она обычно дарила каждому посетителю по камню. Причём выбирала их не глядя, какой первым попадётся под руку.

С этими словами наместница запустила пальцы в шкатулку и, достав оттуда небольшой тёмный, почти чёрный камень с фиолетовым оттенком, протянула его Мари:

– Примите от меня в подарок, баронесса.

Вероятно, заметив тень разочарования, промелькнувшую на её лице, Маргарита добавила:

– Это аметист, камень святого Матвея. Ещё его называют апостольским камнем из-за того, что его обычно носят епископы или кардиналы. Согласно древним поверьям, он защищает своего владельца от пьянства.

После этих слов наместница подозвала к себе Рене:

– У Вас очаровательная жена, сеньор де Шато-Солен. Мне бы хотелось чаще видеть её при своём дворе. Так же, как и Вас.

– Вам не следовало упоминать при госпоже Маргарите о Ваших бургундских родственниках, которые перешли на службу к Валуа, захватившим наследственные земли её матери, – когда они вышли из приёмной, сделал жене замечание Рене.

Мари промолчала, хотя и была не согласна с мужем. Она гордилась своими родственниками. Да и Шато-Солен раньше считал за честь жениться на одной из внучек графа де Сольё. Что же заставило его так быстро изменить свою точку зрения?

Приезд императора

Муж всё-таки купил Мари ковёр. И аметисту наместницы молодая женщина нашла применение, разглаживая с его помощью кожу на лице. Согласно поверьям, этот драгоценный камень сводил веснушки, беспокоившие молодую женщину с началом весны.

Что же касается самой наместницы, то она, казалось, прониклась расположением к Мари, потому что пригласила её на следующей неделе на свой домашний концерт. Оказалось, что Маргарита не только сама сочиняла музыку, но и писала стихи. Об этом Мари узнала, когда тётка императора после концерта пригласила её прогуляться по саду.

– Какой изумительный камень, – начала разговор наместница, покосившись на золотую цепочку с кроваво-красным рубином на шее Мари. – Наверно, Вам подарил его муж?

– Нет, он достался мне от матушки. Этот кулон – флорентийской работы, – похвасталась молодая женщина.

– Редко увидишь камень такого цвета.

Мари усмехнулась про себя: она специально надела сегодня цепочку, чтобы показать Маргарите, что не только у той есть прекрасные драгоценности.

– Этот сад я велела разбить в честь моего покойного мужа, герцога Филиберта, – после паузы сообщила Мари наместница, приблизившись к клумбам, окаймлённым зелёными бордюрами. – У нас в Савойе был точно такой же.

– Чудесный сад! – искренне произнесла Мари, озирая невысокие деревья и кустарники, подстриженные в форме конусов и шаров.

После чего, подумав, добавила:

– И дворец тоже.

– Жаль, что Вы не видели Пон-д'Айн, родовой замок герцогов савойских. Там очень красивая природа и люди. Но прекраснее всех был мой муж. Он любил жить весело. При нашем дворе всех ждали сплошные развлечения: пиры, балы, состязания. Но через три года, возвращаясь с охоты, герцог напился ледяной воды и скончался…

– Я хочу, чтобы меня похоронили рядом с моим мужем в церкви де Бру, около Бург-ан-Бресс, – смахнув слезу, заключила Маргарита.

– Жаль, что ваш брак с герцогом был бездетным, – с сочувственным выражением лица произнесла Мари.

– Насколько мне известно, у Вас с сеньором Шато-Соленом тоже нет детей?

– Да, но мы с мужем не теряем надежды, что Бог рано или поздно пошлёт нам сына.

– А как Вы с ним познакомились?

– После битвы под Нанси мой дед, граф де Сольё, был тяжело ранен, и его взял в плен мой свёкор, покойный барон де Шато-Солен, служивший капитаном у герцога Лотарингского. Он приказал перевезти моего деда на носилках с мулами в своё поместье, где его стали лечить. После своего возвращения в Бургундию граф де Сольё пригласил барона погостить в своём замке. С тех пор тот стал часто приезжать вместе со своим сыном, который со временем унаследовал отцовские поместья и титул. В свой черёд, мой отец, барон де Монбар, несколько раз приглашал сеньора де Шато-Солена вместе поохотиться. А пять лет назад Рене попросил моей руки…

– Мы с герцогом Филибертом тоже знали друг друга с детства, так как вместе воспитывались во Франции. Король Людовик ХI очень хотел женить на мне своего сына, дофина Карла. Я прибыла в Амбуаз в трёхлетнем возрасте, сидя в носилках на коленях у кормилицы. По её рассказам, собравшаяся там толпа очень бурно приветствовала меня, а дофин встретил меня на мосту в наряде из шитой золотом ткани. Затем уже подошла его старшая сестра, мадам де Боже, вместе с мужем в сопровождении апостолического протонотария и знатных дворян. Вскоре прямо под открытым небом, на украшенной коврами площади состоялась церемония моего обручения с Карлом. Все так радовались этому событию! Ведь я приносила дофину в качестве приданого графства Артуа, Маконне, Шароле и Оксерруа. После смерти Людовика ХI новым королём стал его сын, и ко мне стали относиться как к французской королеве, приставили сотню девиц и благородных дам, составивших мой двор. Тогда мне казалось, что все вокруг меня любят, начиная от мелкого люда до Карла VIII, который называл меня «горячо любимой жёнушкой». Но потом выяснилось, что это не так…

Немного помолчав, Маргарита продолжала:

– Сестре короля, мадам де Боже, которая стала регентшей Франции, я тоже, вроде бы, понравилась. Она постоянно опекала меня, следя за тем, чтобы я получила достойное, королевское воспитание. И никто даже не догадывался, что она задумала расстроить нашу свадьбу с Карлом и женить его на герцогине Бретонской. Осуществить этот план ей было совсем непросто. Однако нужно было знать регентшу! Недаром покойный Людовик ХI называл свою старшую дочь самой умной женщиной королевства.

Наместница вздохнула:

– Не знаю, как ей удалось уговорить своего брата изменить данной им клятве, но она добилась своего. На следующий день после венчания с бретонкой Карл VIII приехал ко мне для объяснения. Когда я с рыданиями стала упрекать его, он со слезами на глазах ответил, что вынужден был поступить так в государственных интересах. Тогда я попросила короля как можно скорее отправить меня к отцу, но и в этом мне было отказано. Таким образом, из «маленькой королевы», как меня все называли, я превратилась в несчастную пленницу. Узнав обо всём, мой отец пришёл в ярость и объявил Франции войну. Только спустя полтора года, когда, наконец, был заключён мир, меня отпустили домой. В Мо попрощаться со мной приехала новая королева, Анна Бретонская. Она обратилась ко мне с добрыми словами и подарила на прощание дорогие украшения и много других изящных вещиц. В сопровождении эскорта дворян я доехала до Валансьена, а когда проезжала через Аррас и услышала крики: «Да здравствует Рождество!», то не выдержала и попросила их кричать: «Да здравствует Бургундия!» Потому что считала и до сих пор считаю, что это герцогство ничуть не хуже Бретани.

– Хотите послушать стихи, которые я сочинила после отъезда из Франции? – вдруг спросила Маргарита у задумавшейся Мари.

– Да, мадам.

Тогда наместница нараспев начала декламировать:

Я, Маргарита, всех цветов красивей,

Была посажена в большой французский сад,

Чтоб жить в нём и расти среди наград

И чтоб великой стать под сенью лилий.

Познала радость бытия, была счастлива,

Летели годы, шли турниры и балы,

Но вдруг всё потеряла я, увы!

Отнюдь не потому, что некрасива.

Я в том саду созрела, наконец,

И расцвела на почве милой той,

Надеясь стать счастливою женой

Для Карла, чтобы с ним делить венец.

Но мной пренебрегли, вот мне награда.

И оттого ношу я в сердце боль,

Что отказался от меня король

И удалил меня из сада.

– Прелестные стихи! – воскликнула Мари, едва её собеседница успела закончить чтение.

– Регентша научила меня любить литературу. И я до сих пор не забыла ни одного её урока.

– На следующей неделе из Испании приезжает император, мой племянник, и хочу представить ему сеньора де Шато-Солена и Вас, баронесса, – внезапно сменила тему наместница.

– Это великая честь для нас с мужем, – едва скрывая радость, ответила Мари.

Знакомство Мари с Карлом V произошло через несколько дней во дворце Маргариты Австрийской. Наместница, как обычно, сидела за столом и играла в карты со своим племянником и графиней Эгмонт, последней из рода Люксембургов, которая слыла первой красавицей во всей Фландрии. Не растерявшись, Мари постаралась присесть в реверансе как можно ниже, и её уловка сработала: двадцатилетний император тотчас запустил глаза за вырез её платья. Маргарита же, словно ничего не заметив, сказала:

– Госпожа Эгмонт, не хотите ли взглянуть вместе с баронессой на портреты моих предков, которые недавно написал маэстро Барбари?

Как только Франсуаза Люксембургская встала, наместница обратилась уже к мужу Мари:

– Составьте компанию Его Величеству и мне, господин де Шато-Солен.

– Надеюсь, баронесса, Вам известно, кто здесь изображён? – тем временем высокомерно спросила графиня Эгмонт у Мари, как только они приблизились к висевшим на стене портретам.

– Нет, мадам.

– Это император Максимилиан (упокой Господь его душу!), дед нашего нынешнего повелителя. Рядом с ним портреты его жён: первой, Марии Бургундской, и второй, Бьянки Сфорца.

– Дочь нашего герцога гораздо красивее, – заметила Мари. – И, к тому же, она принесла своему мужу в приданое многочисленные земли…

– Приданое итальянки тоже было немалое: четыреста тысяч золотых дукатов. Но любил император больше, несомненно, бургундку.

– А вот и родители Его Величества: король Филипп, прозванный Красивым, и королева Хуана, его супруга, – добавила красавица.

Портреты подсказали Мари, что ястребиный нос и фамильную «габсбургскую» губу Карл V унаследовал от деда, прямыми рыжевато-каштановыми волосами был обязан отцу, а узким длинным подбородком – матери. Задержав взгляд на бледном тонком лице последней, молодая женщина, к своему удивлению, не обнаружила в её чертах никаких признаков безумия.

– Интересно, как король Филипп мог делить ложе с безумной женщиной? Ведь у них, насколько я знаю, было много детей?

– Да, у императора четыре сестры и один брат, эрцгерцог Фердинанд. Что же касается его матери, то при жизни мужа королева Хуана хоть и впадала часто в меланхолию, но вела себя довольно нормально. Кроме одного случая, когда приревновала его к любовнице и отстригла ножницами клок её волос с кусочком кожи…

– Я бы тоже так поступила, – хихикнула Мари.

Однако, поймав холодный взгляд своей собеседницы, она поспешила состроить серьёзную мину.

– Явные признаки безумия у жены Филиппа Красивого проявились только после его смерти. Она не отходила от тела, долгое время противилась похоронам, ездила с траурной процессией по Испании и несколько раз приказывала вскрывать гроб, чтобы посмотреть на мужа. А также, безумно ревнуя его даже мёртвого, запрещала приближаться к нему другим женщинам…

Разговаривая с графиней Эгмонт, Мари не забывала время от времени посматривать на императора. Как ей показалось, Карл тоже довольно часто бросал взгляды в их сторону. Но на кого он смотрел: на неё или на Франсуазу?

Наконец, Рене поднялся из-за стола.

– Дорогая, Его Величество приглашает Вас сыграть с ним партию, – сообщил он жене необычно любезным тоном, что, вероятно, объяснялось присутствием графини.

Украдкой из-под ресниц разглядывая Карла V, Мари заметила, что его глаза в зависимости от освещения меняли свой цвет: они казались синими, когда император поворачивался к своей тётке, сидевшей спиной к окну, и темнели, когда останавливались на Мари. При этом их взгляд был слишком грустным для молодого человека. Когда он произнёс несколько слов по-фламандски, Маргарита пояснила:

– Его Величество спрашивает, на каком языке Вы предпочитаете разговаривать?

– Я знаю кастильский, итальянский и английский, – ответила Мари.

– Если придётся говорить с Богом, то лучше это делать по-испански, так как этот язык отличается вескостью и величавостью. Если с друзьями – по-итальянски, потому что у итальянцев наречие свойское. Если с врагами – по-немецки, ибо язык немцев угрожающий и злой. Ну, а если нужно кого-то очаровать, то по-французски, – эти четыре фразы Карл соответственно произнёс на разных языках.

В ответ Мари улыбнулась:

– В таком случае, Ваше Величество, я предпочитаю говорить на моём родном языке.

– Я тоже считаю французский родным языком благодаря тётушке, – император бросил нежный взгляд на Маргариту. – Признаться, в Испании мне очень недоставало её мудрых советов.

– Надеюсь, Ваше пребывание там было приятным.

– Увы, Испания – очень мрачная страна. Дома в ней похожи на крепости, а мусульманские дворцы хоть и поражают своей роскошью, но чужды христианскому духу. К тому же, там живёт слишком много мавров, иудеев и других неверных, невзирая на инквизицию, учреждённую моим дедом королём Фердинандом.

– Но с Вами ведь были Ваши советники, в том числе, кардинал Утрехтский, – заметила наместница.

– Если бы не они, тётушка, то я бы, наверно, сошёл там с ума, как моя матушка… – император внезапно осёкся.

– К тому же, испанцы относились к ним с подозрением и завистью, – продолжал он после паузы. – И мне с большим трудом удалось добиться от кортесов денег на мою коронацию.

Некоторое время они играли молча, пока Карл не спросил:

– А какого Вы мнения об Испании, тётушка? Ведь Вы тоже жили там.

Маргарита вздохнула:

– Да, через три года после моего приезда из Франции мой отец, император, договорился с их католическими величествами, Фердинандом и Изабеллой, о двойном браке: мой брат Филипп должен был жениться на инфанте, а я – выйти замуж за наследного принца Астурийского. Сначала состоялось наше двойное венчание по доверенности, а потом на корабле прибыла Хуана, и этот же корабль увёз меня в Испанию. Однако по пути мы попали в страшную бурю. Тогда я наспех написала на клочке пергамента несколько строк и вложила его в браслет с тем, чтобы моё тело могли опознать, если я утону.

– И что же Вы написали, тётушка? – с любопытством поинтересовался император.

– «Здесь лежит Марго, благородная девица, у которой было два мужа, но которая никогда не была на супружеском ложе». Однако, благодаря Богу, мы благополучно добрались до Испании, где меня встретили очень радушно. Свёкор и свекровь хорошо относились ко мне, как и мой муж. Хуан был очень красив и добр, недаром все называли его «Ангелом». К несчастью, через шесть месяцев он скончался от лихорадки, оставив меня в положении. Я так горевала по мужу, что родила мёртвую девочку, и после этого уже ничто не удерживало меня в Испании.

Карл V пожал плечами:

– Если бы мой дядя, инфант Хуан, не столь часто делил с Вами ложе, тётушка, то не обессилел бы и, возможно, был бы жив и поныне, а я бы не унаследовал испанскую корону. Чему, из-за враждебности моих новых подданных, не слишком то и рад.

– И всё же, осмелюсь утверждать, что главный враг Вашего Величества – это не испанцы, а французы. Ибо после того, как Вы стали императором, король Франциск, согласно донесениям наших послов, не скрывает враждебного отношения к Вам.

По тону, каким Маргарита произнесла эти слова, Мари поняла, что та ничего не забыла и не простила. Вскоре игра закончилась, причём в выигрыше оказалась наместница. Судя по кучке золотых монет возле неё, тётке императора везло в картах.

Как только Мари оказалась наедине с мужем, тот принялся расспрашивать её, о чём с ней говорили император и наместница.

– Значит, война неизбежна… – пробормотал Рене, выслушав жену.

– Что Вы сказали? – не поняла та.

– Неважно.

– А какой ответ дал Вам император по поводу брака его сестры с графом де Водемоном?

– Карл не сказал мне ничего определённого.

– И что Вы теперь будете делать?

– Напишу герцогу. Возможно, он выберет для своего брата другую невесту.

Бал

В честь своего племянника Маргарита решила устроить турнир, а после него – банкет и бал. Мари и её муж тоже были приглашены. Узнав об этом, молодая женщина уговорила Рене отправиться с ней на рынок, чтобы приобрести там ткани, из которых собиралась пошить себе новый наряд. Ведь на празднестве ей предстояло бороться за внимание императора с первыми красавицами Фландрии, в том числе, и графиней Эгмонт.

Управившись с покупками, Шато-Солен решил выстоять мессу в храме Святого Румбольта. Если снаружи, не считая своей высокой башни, он мало чем отличался от других готических церквей Мехелена, то внутри оказался очень большим и светлым благодаря беломраморной аркаде центрального нефа. Скучая во время мессы, Мари украдкой разглядывала красивые витражи, цветные скульптуры и знаменитую византийскую икону «Богоматерь чудес» в алтарной части. При выходе из церкви она первой заметила в толпе знакомое лицо и сказала мужу:

– Смотрите, ведь это банкир де Нери.

По-видимому, тоже узнав их, флорентиец подошёл поздороваться.

– Каким ветром Вас занесло в Мехелен, господин де Нери? – поинтересовался Рене.

– Я ведь говорил Вам, сеньор, что из Аугсбурга отправлюсь в Брюссель. А сюда я заехал по просьбе моего друга доктора Эразма из Роттердама. Он собирается снова приехать во Фландрию и попросил меня узнать, как отнесётся к его визиту наместница.

– А Вы уже виделись с госпожой Маргаритой?

– Да, и с императором – тоже. Он сказал, что будет рад встретиться с Эразмом.

– А где Вы остановились? – после паузы снова спросил муж Мари.

– В гостинице возле Брюссельских ворот.

– Я тоже снял рядом дом, – обрадовался Рене. – Поэтому приглашаю Вас сегодня на обед.

Когда они вышли из храма, Нери, заметил:

– С тех пор, как я был здесь последний раз, ничего не изменилось. Даже башню ещё не достроили.

Бросив взгляд в сторону мощного сооружения, муж Мари, в свой черёд, сказал:

– Насколько мне известно, у города не достаёт средств для её завершения, хотя строительство время от времени возобновляется.

– Я слышал, что церковь начали возводить ещё в тринадцатом веке в период процветания Мехелена. По первоначальному замыслу её западная башня должна была быть увенчана шпилем, поднимавшимся на высоту более пятисот футов, став, таким образом, самым высоким зданием Европы и всего христианского мира. Но войны остановили её строительство на высоте менее трёхсот футов. Хотя колокол первого карильона уже успели отлить.

– У него очень красивый звон, – вставила слово Мари.

– Мехелен знаменит своими колоколами чуть ли не со времён святого Румбольта.

– А чем он прославился? – спросила молодая женщина, никогда ранее не слышавшая о таком святом.

– Согласно легенде, Румбольт был ирландским миссионером, который в восьмом веке обратил в христианство местные языческие племена и построил здесь первый монастырь. Со временем вокруг него выросло поселение, давшее начало городу. Поэтому свою главную церковь горожане решили посвятить основателю и покровителю Мехелена, канонизированному после своей мученической кончины.

– Откуда Вам так хорошо известна история города, господин де Нери? – удивился Рене.

– От покойного мессира Иеронимуса ван Буслайдена.

– Учителя императора?

– Да, после нескольких лет учёбы в европейских столицах Буслайден был награждён степенью доктора юриспруденции и назначен советником и регистратором Верховного совета Мехелена. В прошлый приезд сюда я останавливался в его доме по рекомендации Эразма, который считал мессира Иеронимуса одним из умнейших людей нашего времени.

Во время обеда к ним присоединился Ферри, который тренировался во дворе перед предстоящим турниром.

– Надеюсь, Ваша поездка в Аугсбург была успешной, господин де Нери? – продолжил за столом разговор муж Мари.

– В целом, да, сеньор. Но, как я и предполагал, в Германии из-за всеобщего недовольства церковью число сторонников Лютера растёт с каждым днём.

– Ничего, теперь, когда император вернулся из Испании, я думаю, он разберётся с этим монахом.

– Дай-то Бог, потому что папа, по-видимому, не в силах справиться с ним.

– Госпожа Маргарита считает, что её племяннику и Льву Х стоит объединить усилия в борьбе с этой новой ересью.

– Я всегда преклонялся перед её умом и думаю, что покойный император правильно сделал, назначив дочь наместницей Нидерландов после её возвращения из Савойи. Ведь это благодаря ей был заключён торговый мир с Англией и страна процветает. Вдобавок, двор госпожи Маргариты открыт для всех знаменитых людей нашего времени. А мой друг Эразм не может забыть её великолепную библиотеку.

– Полностью согласен с Вами, господин де Нери. Император мне сам говорил, что когда в 1515 году по достижению им совершеннолетия Генеральные Штаты передали власть в Нидерландах в его руки, то он вскоре понял, что тётка является одним из его наиболее мудрых советников. Поэтому через четыре года перед поездкой в Испанию снова передал страну в её руки, о чём теперь нисколько не жалеет.

Делая вид, будто слушает дифирамбы своего мужа и банкира наместнице, Мари тем временем размышляла о предстоящем празднестве и о том, учтёт ли все её пожелания портной, который должен был сшить ей новое платье. Неожиданно сидевший напротив Ферри, поймав её рассеянный взгляд, подмигнул ей. Невольно фыркнув, Мари едва не выдала себя. К счастью, она успела сделать вид, будто чем-то подавилась.

– Запейте вином, – недовольно взглянув на неё, посоветовал Рене.

После чего снова повернулся к гостю:

– Сколько времени Вы ещё пробудете в Мехелене, господин де Нери?

– Не больше недели.

– Вы будете на предстоящем празднестве?

– Да, госпожа Маргарита пригласила меня.

– Мы с женой тоже будем там, поэтому ещё поговорим.

Турнир состоялся на площади перед дворцом Маргариты. Мари в новом наряде сидела на специально сооружённой трибуне вместе с наместницей и её дамами. В лоджии напротив устроились её муж и банкир де Нери. Что же касается Ферри, то он находился пока в одной из разноцветных палаток, где участники турнира ждали своего часа.

Молодой император в серебряном шлёме и в доспехах, украшенных золотыми насечками, выехал во главе своего отряда на чёрном жеребце из ворот дома Буслайдена. По внешнему виду это здание мало чем уступало дворцу и выглядело очень нарядно благодаря красновато-коричневым стенам и галерее с белыми колоннами и ажурными перилами, украшавшей второй этаж. После кончины его бездетного владельца дом отошёл в собственность города. Поэтому по приезде в Мехелен Карл V поселился в резиденции своего покойного учителя.

Впереди императора несли красное бургундское знамя с вышитым золотом девизом «За пределы сущего», намекавшего на его мечту объединить все христианские королевства и княжества во Вселенскую христианскую империю.

То ли благодаря своей физической подготовке, то ли из-за того, что соперники нарочно поддавались ему, но к концу турнира отряд Карла вошёл в число победителей, впрочем, как и отряд племянника Шато-Солена. Последний, к досаде Мари, избрал её своей дамой, хотя молодая женщина предпочла бы видеть в качестве своего рыцаря императора. Наконец, два отряда выехали на последний поединок. В душе молодой женщины бушевали смешанные чувства: с одной стороны, она желала победы императору, но, с другой, не хотела видеть триумф его дамы, графини Эгмонт. Поэтому, когда рыцари съехались, Мари затаила дыхание. Во время общей схватки Карл едва не потерял стремя, чем вызвал сдержанное восклицание тётки, а Ферри вообще выпал из седла. Герольды присудили награду отряду императора, и Мари радостно приветствовала его вместе с другими дамами. В сторону же своего рыцаря она больше не взглянула. Впрочем, скорее всего, Ферри отделался лёгким испугом, потому что, как ни в чём не бывало, появился вместе со всеми в банкетном зале. Мари же изо всех сил старалась не замечать торжествующего выражения на лице Франсуазы Люксембургской и утешала себя тем, что ещё не всё потеряно: ведь впереди был бал!

И вот настал желанный для Мари миг. Ах, как она любила танцевать! Настолько, что готова была предаваться этому занятию целые дни напролёт. Тут Мари никому не уступала. Когда Ферри пригласил её на первый танец, молодая женщина кокетливо приподняла кончиками пальцев подол юбки и запорхала по залу, словно бабочка. Куда до неё графине Эгмонт! Пусть даже та и танцевала с императором, но двигалась так, словно аршин проглотила. К тому же, несмотря на то, что Франсуаза была примерно одних лет с Мари, выглядела она старше. Недаром Мари долго обдумывала, в чём ей пойти на празднество. Решив не надевать слишком много драгоценностей, она ограничилась жемчужным ожерельем, подаренным мужем, однако прикрепила к нему подвеску с рубином. Что же касается платья, то оно было из тонкого розовато-красного бархата с белоснежными кружевами, окаймлявшими рукава и корсаж с аппликацией в виде цветка из золотой парчи. На макушке же у Мари красовался французский чепчик-наколка такого же цвета, что и платье, с двумя золотыми полосками.

– Надеюсь, Вы уже простили меня, тётушка? – в промежутке между фигурами танца спросил Ферри.

– За что?

– За то, что я поддался в последнем поединке императору.

– Вот как? А мне показалось, что Вы вполне натурально свалились с коня.

Произнеся эти слова, Мари упорхнула к другому партнёру. Сегодня её день и даже племяннику Шато-Солена не удастся испортить ей настроение! Не успела молодая женщина после танца подойти к мужу и наместнице, как император тоже приблизился к ним:

– А Вы почему не танцуете, тётушка?

– Потому что слишком стара, Ваше Величество.

– Ну, что Вы, тётушка! Вы ещё хоть куда! И вполне можете ещё раз выйти замуж!

– Нет, Вашему Величеству известно, что после кончины герцога Филиберта, моего обожаемого супруга, я поклялась больше никогда не снимать одеяния вдовы.

– Наш поэт Жан Лемер назвал за это тётушку «Дама Траура», – обращаясь к мужу Мари, сообщил император.

– И посвятил мне два «Послания зелёного любовника», – не без юмора добавила Маргарита.

– Однако, чтобы о Вас не подумали плохого, тётушка, я должен объяснить, что в этих стихах идёт речь о Вашем попугае, – в тон ей заметил Карл.

Мари же, наблюдавшая за этой сценой, поняла, что наместница и её племянник очень привязаны друг к другу.

– Пригласите лучше на танец баронессу, Ваше Величество, – между тем произнесла тётка императора.

И Карл, словно только дожидался этого, послушно повернулся к покрасневшей от радости Мари.

– Вы так хороши сегодня, госпожа де Шато-Солен, – подняв её и покружив, как того требовала гальярда, тихо произнёс император.

В ответ Мари, грудь которой, едва прикрытая кружевом, теперь находилась на уровне глаз Карла, лукаво улыбнулась:

– Здесь первой красавицей слывёт госпожа Эгмонт.

– Да, но её красота сродни лилии: такая же целомудренная и холодная. А Вы – словно нежная роза. Роза из Лотарингии.

«Из Бургундии», – хотела было поправить его Мари, но передумала. Ведь императору не полагалось возражать. В общем, Карл не слишком разочаровал её, так как при обыкновенном росте был хорошо и крепко сложен. Его можно было бы даже назвать красивым, если бы не постоянно полуоткрытый рот и бесформенная нижняя челюсть. Однако Мари подобные мелочи не смущали: ведь говоривший ей комплименты молодой человек был повелителем огромных территорий по обе стороны Атлантики. В Европе с ним по могуществу мог сравниться разве что король Франции. Да и то, по размеру владений Франциск явно уступал Карлу.

Не успел танец закончиться, как император вдруг предложил:

– Давайте выпьем пива, баронесса.

В ответ Мари невольно оглянулась на мужа.

– Не волнуйтесь, моя тётушка сумеет занять барона, – заметив её взгляд, успокоил молодую женщину Карл. – Она очень высокого мнения о сеньора де Шато-Солене из-за того, что он напоминает ей покойного мужа.

В соседней галерее были установлены маленькие столики с винами и закусками. Приказав лакею подать им стеклянные чаши с золотистым напитком, император, одним духом осушив свою, заметил:

– Нигде не пил лучшего пива, чем в Мехелене. А Вам оно по вкусу, баронесса?

– Да, Ваше Величество, – вежливо ответила Мари (на самом деле она больше любила вино).

А её собеседник продолжал:

– Правда, король Генрих, мой дядя, с которым я встретился по пути сюда в Дувре, утверждал, что лучшее пиво варят в Англии. Однако я с ним не согласен и хочу угостить его мехеленским пивом во время нашей новой встречи.

Мари немного приуныла:

– Я не знала, Ваше Величество, что Вы собираетесь в Англию.

– Наоборот, Генрих VIII должен скоро приехать в Нидерланды перед тем, как отправиться на встречу с королём Франциском. Тётушка считает, что я должен попросить у английского короля руки моей кузины, принцессы Марии.

– Но я слышала, что она уже обручена с дофином.

– Ну, и что же? Вот я, например, сначала был обручён с нынешней королевой Франции, потом – с младшей сестрой Генриха VIII. Однако Марию Тюдор выдали замуж за короля Людовика ХII, а после его смерти она поспешила выскочить за герцога Суффолка. Взамен Франциск предложил мне в жёны свою золовку, но в итоге моей невестой стала его старшая дочь. Когда, не дожив и до двух лет, принцесса умерла, её заменила новорожденная сестра. И, хотя она пока жива, неизвестно, закончится ли наша помолвка браком…

– Надеюсь, когда я вернусь, Вы ещё будете в Мехелене? – после паузы спросил Карл.

– Не знаю, Ваше Величество. Это будет зависеть от того, чем закончатся переговоры, которые ведёт с Вами мой муж от имени герцога Лотарингского.

– А, насчёт брака моей сестры Екатерины…

Император сделал знак лакею и тот снова наполнил до краёв его чашу. На этот раз он пил не спеша и, вытерев пену с губ, произнёс:

– Поклянитесь, баронесса, сохранить в тайне всё, что я сейчас скажу, даже от своего мужа.

– Клянусь, Ваше Величество, – с готовностью откликнулась молодая женщина, подумав, что ей не впервой что-то утаивать от Рене.

– Так вот, прибыв в Испанию, я первым делом решил вместе с моей сестрой, нынешней королевой Португалии, навестить матушку в Тордесильясе. Но когда мы с Элеонорой зашли в комнату, то застали её в самом жалком состоянии…

Помолчав немного, Карл, словно сделав над собой усилие, продолжал:

– Оставаясь физически крепкой, она неделями и даже месяцами не покидает кровать. Матушке всё время мерещится кот, якобы раздирающий на куски тела её отца и мужа. Компанию ей составляют всего лишь две женщины. При этом она не позволяет убираться в своей спальне и её постоянной пищей служат только хлеб и сыр, которые оставляют возле её дверей. Нас с Элеонорой она не узнала и приняла как чужих, не позволив даже поговорить с Екатериной. Из-за того, что моя младшая сестра родилась после смерти отца, её решили оставить в Тордесильясе вместе с матушкой как бы ей в утешение. Кровать Екатерины стоит в алькове и матушка никого не пускает туда, потому что относится к ней как к последнему, что осталось у неё от мужа и считает, что он говорит с ней посредством её лепета…

– Бедная девушка! – вырвалось у Мари.

– По моему приказу её вывели из алькова через проделанный пролом, и одели как принцессу. Но матушка отказывалась принимать еду и питьё, пока сестру не вернули обратно.

– Когда я уезжал, то сказал страже: «Мне кажется, самой нужной и необходимой вещью будет, чтобы никто не мог увидеть Её Величество. Потому что ничего хорошего из этого выйти не может», – подвёл итог Карл.

Письмо наместницы

После бала Мари вернулась домой без мужа, которому нужно было поговорить с императором. Ночью, проснувшись от грубых прикосновений, она сонно пробормотала:

– Это Вы?

Однако, почувствовав неладное, молодая женщина открыла глаза и в свете ночника разглядела ухмыляющегося Ферри. Оттолкнув его от себя, Мари резко спросила:

– Как Вы посмели прийти в мою спальню? А если бы сюда вошёл мой муж?

– Не волнуйтесь, тётушка. Вряд ли дядя вернётся раньше утра.

– Почему Вы так уверены в этом?

– Потому что вдова, истосковавшаяся по мужской ласке, не скоро отпустит от себя любовника.

– На что Вы намекаете?

– Не на что, а на кого.

– Вы хотите сказать, что у моего мужа есть любовница? – после паузы снова спросила Мари.

– Да, тётушка.

– И кто же это?

– Госпожа Маргарита.

– Вы сошли с ума!

– Нет, тётушка. Это Вы, по-видимому, ослепли, если не замечаете тех знаков внимания, которыми удостаивает Вашего мужа наместница.

– Я Вам не верю.

– Она написала дяде письмо. Я застал его за чтением, а когда поинтересовался, от кого послание, он сослался на герцога Антуана. Но мне удалось заметить герб наместницы.

– Ну, и что? Неужели госпожа Маргарита настолько неосторожна, что обменивается с моим мужем любовными посланиями?

– Когда дамы влюбляются, то теряют осторожность. Ведь я уже рассказывал Вам об истории с кольцом, которое она подарила герцогу Суффолку.

– Всё равно, я поверю только тогда, когда увижу письмо собственными глазами!

– К сожалению, дядя хранит все бумаги в железной шкатулке, ключ от которой всегда носит с собой. Но Вы, тётушка, могли бы ночью попытаться найти его, когда Ваш муж заснёт.

– Он приходит ко мне обычно в одной ночной рубашке.

– Вот как? Тогда можно было бы попытаться подкупить его камердинера, но у меня, как Вы знаете, нет денег.

Прогнав Ферри, молодая женщина, тем не менее, не могла заснуть. Неужели это правда, что муж изменяет ей? Хотя Мари не любила Шато-Солена, узнать об этом ей было неприятно. Чтобы как-то успокоиться, она достала из буфета бутылку с вином из тех запасов, что барон привёз из Лотарингии, и выпила бокал. Вскоре вино оказало своё действие и ей удалось снова заснуть.

Разбудила её Николь, от которой Мари узнала, что Рене уже дома. Занятая своими мыслями, молодая женщина не сразу заметила, что её служанка чем-то расстроена. Только когда Николь подала ей зеркало, она увидела, что у той дрожат руки.

– Что там у тебя? – недовольно поинтересовалась Мари.

– Простите, госпожа, но я беспокоюсь за брата.

– А что с ним опять стряслось?

– Камердинер сеньора Рене, немец Ганс, приставал ко мне и Габриель ударил его. Поэтому я боюсь, как бы Ваш муж не прогнал моего брата.

– Успокойся! Ганс побоится жаловаться мужу. А если даже и пожалуется, я расскажу господину де Шато-Солену, как всё было.

– Благослови Вас Бог, госпожа!

Не успела Мари выйти из комнаты, как столкнулась в коридоре с Ферри, вероятно, поджидавшим её:

– Так что Вы решили, тётушка? – оглянувшись по сторонам, спросил тот.

– Кажется, я знаю, как добыть письмо.

– Надеюсь, Вы поделитесь со мной?

– Сначала пришлите ко мне Ганса.

Спустившись в столовую и убедившись, что там никого нет, Мари стала поджидать камердинера Рене.

– Откуда у тебя синяк под глазом, Ганс? – начала она разговор издали.

– В трактире ко мне пристал один пьяница, госпожа, – угрюмо ответил тот, отведя взгляд.

– Ты моему мужу тоже так сказал?

– Да, госпожа, потому что это правда.

– А этого пьяницу, случайно, звали не Габриель?

Видя, что тот молчит, молодая женщина продолжала уже более мягким тоном:

– Послушай, Ганс, я могу пойти к мужу и рассказать ему о том, что ты приставал к Николь. А ведь тебе известно, что твой господин не любит шашней между слугами. Однако могу и не говорить…

– Что я должен сделать, госпожа? – после паузы спросил немец.

– Сегодня ночью, когда мой муж придёт ко мне, ты должен выкрасть ключ от шкатулки барона.

– А если сеньор Рене догадается, что это сделал я? Ведь тогда он всё равно меня прогонит.

– Не догадается. В шкатулке находится одно письмо, на которое мне хотелось бы взглянуть.

– Но как я узнаю, что это за письмо?

– Отдашь ключ господину фон Лауфу. Он найдёт письмо и покажет мне. А потом ты вернёшь его на место.

Во время обеда Рене казался утомлённым, объяснив своё отсутствие тем, что почти всю ночь играл в карты с императором и поэтому сегодняшний день проведёт дома. Переглянувшись с Ферри, Мари закусила губу. Больше всего она боялась, что камердинер во всём признается своему господину и тогда неизвестно, как поведёт себя Рене. Ведь она наверняка не знает, что муж изменяет ей, и, следовательно, будет беззащитна перед ним. А что, если Рене уже всё известно и он готовит им с Ферри ловушку? Или, наоборот, это племянник Шато-Солена решил подставить её, чтобы поссорить с мужем?

Мари не знала, на что решиться, в то время как Рене спокойно расправлялся с очередным блюдом. Её муж любил поесть, поэтому у него уже наметилось брюшко и двойной подбородок. Кроме того, за четыре года, прожитые вместе, Мари вменяла ему в вину мелочность (матерью Рене и Эммы была немка), холодность к ней, как к женщине, и неумение противостоять влиянию сестры. Но при желании он мог быть учтивым и любезным, чем, вероятно, и прельстил Маргариту. Неожиданно молодая женщина поймала себя на мысли, что уже практически поверила в измену мужа. После того, как она переспала с его племянником, её мучили угрызения совести. Теперь же, если только Ферри не соврал, они были квиты.

Невзирая на опасения Мари, ужин тоже прошёл спокойно и вечером, как обычно, Рене явился в её спальню. Едва он захрапел, молодая женщина осторожно слезла с кровати. Она была не в силах дожидаться утра. К тому же, Рене мог раньше времени обнаружить пропажу письма. Прокравшись к спальне Ферри, Мари поскреблась в дверь. Молодой человек открыл сразу, словно ждал её.

– Где письмо? – уклонившись от его объятий, дрожащим голосом произнесла Мари.

– Вот оно, тётушка. Надеюсь, теперь Вы убедитесь, что я не соврал Вам.

Схватив письмо, молодая женщина поднесла его к горящей свече. Это действительно было послание наместницы её мужу: Маргарита писала, что побывала в раю и спрашивала, когда состоится их второе свидание. Дочитав его до конца, Мари заплакала от бессильной злости и обиды.

– Теперь Вы убедились, тётушка? – тем временем поинтересовался Ферри.

– Да.

Вытерев слёзы, Мари подняла голову и застыла на месте: с висевшего на стене портрета на неё смотрела тётка императора.

– Что это?

Проследив её взгляд, молодой человек усмехнулся:

– Как видите, портрет наместницы.

– Но почему он здесь?

– Госпожа Маргарита подарила его Вашему мужу. А он попросил меня, чтобы портрет пока повисел в моей спальне. Вероятно, из-за того, чтобы не вызвать у Вас подозрений, тётушка.

Пристально вглядываясь в портрет, Мари вынуждена была признать, что наместница вышла на нём как живая. Видимо, позировала она недавно, так как на ней было её обычное вдовье одеяние, а на руках, сжимавших агатовые чётки, не было заметно ни одного кольца. Зато на висках, не прикрытых чепчиком, кокетливо змеились два золотистых локона. Из чего следовало, что Маргарита гордилась своими роскошными волосами.

– Ах, ты, гадина! – Мари в сердцах отшвырнула письмо.

– Губастая! Шлюха! – продолжила она осыпать наместницу оскорблениями, не в силах понять, как эта старуха могла соблазнить её мужа.

Внезапно молодая женщина вспомнила о любви Маргариты к картам и её осенило:

– Ведьма! Наверняка она приворожила Рене!

– Успокойтесь, тётушка! – Ферри обнял её за плечи. – У Вас прямо сейчас есть возможность ему отомстить!

Теперь уже без сопротивления Мари позволила ему увлечь себя в кровать.

– В первый раз Вы не были такой страстной, – заметил через некоторое время племянник Шато-Солена.

Молодая женщина опустошённо молчала. Теперь она раскаивалась, что нарушила свой обет. Не успела Мари подумать, что пора возвращаться, пока Рене не проснулся, как тот вошёл в спальню со шпагой в руках. Нацелив клинок прямо в горло Ферри, Шато-Солен с плохо скрываемым бешенством в голосе произнёс:

– Сначала я прикончу тебя, ублюдок! А потом расправлюсь с этой блудницей!

Мари вскрикнула и Рене, на секунду отвлёкшись, повернулся к ней. Этого оказалось достаточно, чтобы молодой человек скатился с кровати и кинулся к собственной шпаге, лежавшей на сундуке. Схватив её, племянник Шато-Солена сразу приободрился и нагло заявил:

– Но кто-то ведь должен был утешать Вашу жену, дядя, пока Вы спали с наместницей!

Бледное лицо Рене немного порозовело:

– Сейчас я навеки закрою тебе рот, мерзавец!

– Неужели Вы хотите сделать несчастной Вашу сестру, пролив кровь родного племянника?

– Ты мне больше не племянник!

Шато-Солен сделал выпад вперёд, однако Ферри успешно парировал его:

– У меня есть к Вам одно предложение, дядя!

– И ты ещё смеешь торговаться со мной?

– Почему бы и нет? Так вот: я охотно обменял бы любовное письмо, которое Вы получили от наместницы, на одно из Ваших поместий.

Муж Мари замер на месте, тяжело дыша:

– Где оно?

– Так не пойдёт, дядя. Сначала подпишите дарственную на поместье в присутствии нотариуса.

– Или Вы хотите скандала? – быстро добавил молодой человек.

По-видимому, Рене убедили если не слова Ферри, то шпага в его руках. Потому что после короткого раздумья он спросил уже менее агрессивным тоном:

– Как это письмо попало к тебе?

– Неважно, дядя. Главное, что оно у меня.

– Кажется, я догадываюсь, – Солен метнул взгляд в сторону Мари, которая была ни жива, ни мертва. – Это ты ему помогла, шлюха? Я уверен, что вы сговорились!

– А если даже и так, дядя? – любовник Мари издевательски ухмыльнулся. – Разве Вашей жене не интересно было узнать, что Вам написала наместница?

Внезапно Рене успокоился, словно принял какое-то решение.

– Хорошо, ты получишь дарственную на поместье, но с одним условием.

– С каким условием, дядя?

– Ты должен жениться на одной из дочерей моего друга. У него их три: старшей пятнадцать, а младшей – десять. Выбирай любую.

– Что ж, я не против брака, если только жена принесёт мне хорошее приданое.

– Да, вот ещё что. Твоя мать, наверно, захочет переехать к тебе.

– По рукам, дядя!

После этого Рене, наконец, обратил внимание на Мари, которая тотчас упала на колени и возопила:

– Умоляю, простите меня, дорогой супруг! Я ни в чём не виновата! Ваш племянник заставил меня силой…

– Ах ты, негодница! Ну, да Бог тебе судья!

Затем Рене схватил за руку Мари и потащил её за собой, процедив сквозь зубы:

– Коль скоро моё уважение ничему Вас не научило, может быть, Вас исправит то презрение, которое я отныне буду к Вам питать.

Заключение

Несмотря на угрозы, Шато-Солен ограничился тем, что посадил жену под домашний арест, запретив ей выходить из спальни. В передней Мари теперь постоянно дежурил кто-нибудь из его лакеев. Сначала молодая женщина была рада тому, что осталась жива, но потом приуныла. Что ждало её в будущем? Вероятнее всего, муж попытается избавиться от неё. В лучшем случае – запрёт в одном из своих поместий. О худшем она старалась не думать. После роковой ночи к ней допускали только Николь, которая сообщила ей новость о приходе нотариуса и об отъезде на следующий день Ферри, из чего Мари сделала вывод, что Шато-Солен и его племянник достигли согласия. При этом Рене не отказался от выполнения супружеского долга. Однако напрасно молодая женщина со слезами молила его позволить гулять ей хотя бы по двору, ссылаясь на невыносимую духоту в комнате. В этом вопросе лотарингец был непреклонен.

Всякий раз при виде в зеркале своего побледневшего лица Мари впадала в отчаяние. Неужели она так и просидит взаперти до старости? Эта мысль ужасала её. В конце концов, она – законная жена Рене и тот, развлекаясь с любовницей, не имел права так поступать с ней. Нельзя сказать, чтобы сама Мари ничего не предпринимала. Первой её мыслью была через Николь связаться со своими родственниками и попросить у них защиты. Но к кому обратиться? К отцу? Однако была вероятность того, что, узнав правду, барон де Монбар мог встать на сторону её мужа. К матери? Лоренца всегда снисходительно относилась к её шалостям, из-за чего Мари считала себя любимой дочерью и ей не хотелось разочаровывать баронессу де Монбар. К тому же, та ничего не могла бы сделать без одобрения мужа. К бабушке? Хотя графиня де Сольё пользовалась влиянием на зятя, Мари не собиралась обращаться к ней по той же причине, что и к матери. Тем более, что донна Мария часто ставила ей в пример старшую сестру. Луиза! Почему Мари сразу не подумала о ней? Ведь в детстве сестра всегда защищала её и никогда не жаловалась на неё взрослым. Кандидатура Луизы была ещё и самой подходящей потому, что Шато-Солен был когда-то неравнодушен к её сестре, и, если бы та не уехала в Париж, наверно, женился бы на ней. Жаль, что судьба распорядилась по-другому.

На обдумывание письма у Мари ушёл остаток ночи. Поэтому утром она вручила Николь уже готовое послание со словами:

– Отдай его своему брату, но так, чтобы никто не видел. Пусть отнесёт письмо банкиру де Нери в гостиницу и попросит отослать как можно быстрее с нарочным к баронессе де Оре, моей сестре.

«Сударыня, дорогая сестрица, – писала молодая женщина в письме. – Сообщаю Вам, что нахожусь сейчас в Мехелене, куда герцог Антуан направил господина де Шато-Солена для переговоров с императором. Однако мой муж приревновал меня к Карлу, хотя я протанцевала на балу с ним всего лишь один танец, и запер меня в доме, который снял возле Брюссельских ворот. Поэтому я прошу помощи и покровительства у Вас и у сеньора де Оре. Надеюсь, что он, как и Вы с моим племянником, пребывает в добром здравии. Преданная Вам Мари де Монбар».

На всякий случай, она решила умолчать о связи Рене с наместницей, потому что тот, во-первых, мог, в свой черёд, обвинить её в супружеской измене, а, во-вторых, это был её единственный козырь против мужа, который стоило приберечь.

– Габриель сделает всё как надо, госпожа, – заверила Мари горничная.

Однако замысел Мари едва не сорвался из-за Ганса, который пришёл поиграть в кости с лакеем, сторожившим её. Едва Николь, сунув письмо за корсаж, вышла, как почти сразу из прихожей донёсся её крик и голос немца:

– Следует обыскать эту девку! А вдруг через неё госпожа переписывается со своим любовником!

Мари заскрежетала зубами: как бы ей хотелось лично расцарапать лицо этому мерзавцу! Она подозревала, что именно Ганс выследил их с Ферри и донёс обо всём Шато-Солену, здраво рассудив, что если тот застанет жену с любовником, но не станет верить ни единому её слову. В этом случае камердинер Рене действительно убил сразу двух зайцев: избавился от Мари и мог рассчитывать на благодарность своего господина.

Внезапно Николь воскликнула:

– Если вы сейчас же не отпустите меня, я обо всём расскажу брату! И вам не поздоровится!

– В самом деле, отпусти её, Ганс, – послышался голос другого слуги. – Если даже она и носит любовные записочки, нас это не касается. Ведь сеньор Рене приказал стеречь его жену, а не обыскивать её горничную.

– Ладно, красотка, можешь пока идти, – после паузы нехотя процедил Ганс. – Но, смотри, если ты и впредь будешь такой несговорчивой, я кое-что шепну хозяину и он прогонит с позором и тебя, и твоего братца!

Молодая женщина облегчённо перевела дыхание: главное, чтобы письмо дошло до Луизы!

Через некоторое время она услышала под окном свист: это был условный сигнал, что Габриель выполнил её поручение. Теперь оставалось только ждать, чего Мари не умела и не любила. Один раз она спросила у мужа, как тот объяснил её отсутствие знакомым, на что тот кратко ответил, что все думают, будто она заболела. Так что приходилось надеяться только на Луизу. Правда, Габриель через Николь тоже предложил ей свою помощь. Её грум брался ночью оглушить охранника и вывести свою госпожу и сестру из дома, а потом они сядут на лошадей и сбегут во Францию. Но Мари решила оставить рискованный план Габриеля на крайний случай.

Прошло больше недели, а её сестра всё не подавала о себе весточки. Шато-Солен же не собирался уезжать из Мехелена, и, вероятно, продолжал поддерживать связь со своей любовницей. Перемежая молитвы с рыданиями, Мари топила горе в вине, но почти не пьянела. Возможно, на неё оказывал своё действие аметист наместницы? Поэтому при первом удобном случае она решила избавиться от камня. Что же касается императора, то молодая женщина почти не сомневалась, что Карл уже забыл о ней. Один раз в припадке бешенства она едва не разбила ручное зеркало, отшвырнув его от себя. К счастью, оно упало на толстый ковёр и осталось целым. Но Мари даже не взглянула в его сторону.

В конце концов, из опасения, что сойдёт с ума, как мать императора, она решила принять план Габриеля. Побег был назначен на ближайшую ночь. Накануне горничная Мари увязала все её необходимые вещи в узел. Правда, денег у неё было мало, но до Парижа должно было хватить. А там Мари рассчитывала на помощь банкира де Нери.

С утра молодая женщина была как на иголках. Хотя ей не мешало бы выспаться перед предстоящим путешествием, она не могла сомкнуть глаз. К обеду Мари успела уже несколько раз приложиться к бутылке, когда неожиданно в спальню вошёл Рене. Так как муж впервые посетил её днём, она поняла: что-то случилось. Сердце молодой женщины забилось сильнее. Тем временем Шато-Солен, бросив взгляд в сторону неприбранной кровати, снова повернулся к жене:

– На кого Вы стали похожи!

– В этом Вы виноваты, – пробормотала та в ответ, запахнув на груди засаленный, в пятнах, капот, и не пытаясь даже поправить спутанные волосы, выбившиеся из-под чепца.

– Вы, что, уже напились? – принюхавшись, спросил Рене.

На этот раз Мари промолчала. Тогда, усевшись в кресло, её муж продолжал:

– Я получил письмо от Вашей сестры. Госпожа де Оре изъявила желание увидеться с Вами после почти шестилетней разлуки и ради этого готова даже приехать в Мехелен.

– И что Вы собираетесь делать? – дрожащим голосом произнесла Мари.

Шато-Солен пожал плечами:

– Карл V отказался выдать свою сестру за графа де Водемона и я написал письмо герцогу с просьбой об отставке, так как решил поступить на службу к императору.

Затем, выдержав паузу, он добавил:

– По-видимому, придётся отвезти Вас во Францию к Вашей сестре. Так что собирайтесь, пока я не передумал.

Вне себя от радости Мари упала на колени перед распятием и воздала хвалу Богу. В это время Рене возле самого порога вдруг обернулся и язвительно произнёс:

– Не забудьте также помолиться за баронессу де Оре.

Поле Золотой парчи

В Париже они узнали от банкира де Нери, что французский двор сейчас находится на севере неподалёку от Кале, где была назначена встреча королей Франциска I и Генриха VIII. Театром ей служила долина между французской деревней Ардр и английским местечком Гин.

Лагерь французов, возведённый на берегу реки, поразил Мари огромным количеством шатров из белого шёлка, между которыми прогуливались роскошно одетые придворные. Шатёр её зятя был украшен золотой вышивкой, а изнутри подбит тёмно-синей тканью. Когда Мари с мужем, оставив лошадей под навесом, вошла туда, то увидела, что он был разделён на две части: столовую и спальню. Барон де Оре как раз сидел за накрытым белой скатертью столом вместе со своей женой. Кроме них, в шатре находился симпатичный кудрявый подросток, в котором Мари с трудом узнала Жиля де Лорьяна, кузена барона де Оре.

– Разделите с нами трапезу, – после взаимных приветствий и поцелуев предложил хозяин гостям.

Как и муж Мари, Артур де Оре был голубоглазым блондином. Однако на этом сходство между ними заканчивалось. Мужественные черты лица и твёрдый взгляд отличали его от лотарингца. К тому же, он был на несколько лет моложе.

Шато-Солен присел на табурет, который уступил ему Жиль, а Мари – на сундук рядом с сестрой. Как и следовало ожидать, мужчины сразу же завели речь о политике. Из слов барона де Оре следовало, что оба короля пожелали встретиться для того, чтобы подтвердить заключённый два года назад англо-французский договор, предусматривавший, в том числе, обручение дофина с принцессой Марией Тюдор.

– Император опасается, что Франциск хочет найти в лице английского короля союзника против него, – заметил Рене.

– Вероятно, поэтому Карл V, чтобы разладить этот союз, поспешил встретиться с Генрихом в Дувре? – невозмутимо отпарировал барон де Оре.

– Это была семейная встреча. Ведь король Англии женат на Екатерине Арагонской, родной тётке Карла, поэтому неудивительно, что Его Величество захотел увидеть своих родственников. И между ними не было заключено никакого договора.

– Зачем же тогда император собирается снова увидеться со своим дядей после встречи с нашим королём?

– Об этом мне неизвестно, – уклончиво ответил Шато-Солен, по-видимому, оценив в де Оре достойного противника.

Тогда Артур изменил тему и стал рассказывать о том, как проходило свидание между английским и французским королями. Оба монарха, бывшие практически ровесниками, впервые встретились 7 июня 1520 года в праздник Тела Господня на валу Дор, возведённом на поле между двумя лагерями. Во второй половине дня под звуки труб они съехались там и, сняв береты, обнялись. При этом конь Генриха споткнулся, что было расценено некоторыми из присутствующих как плохая примета. Затем короли спешились и рука об руку направились к специально возведённому для этого самому высокому шатру, где сели за стол. Там к ним присоединились английский кардинал Вулси, организовавший эту встречу, и адмирал Бонниве, близкий друг Франциска.

– А графиня де Шатобриан была там? – не удержалась Мари отчасти из любопытства, отчасти из стремления показать, что ей тоже кое-что известно о тайнах французского двора.

– Да, – нехотя ответил Артур. – Вместе с королевой и герцогиней Ангулемской, матерью короля.

Дальше Мари узнала, что десятого июня король Франции прибыл в английский лагерь, чтобы засвидетельствовать почтение королеве Екатерине Арагонской и в честь него был дан банкет. А тринадцатого июня, когда состоялся рукопашный бой между английскими и бретонскими борцами, Генрих вызвал Франциска на поединок. Хотя последний победил, в этот же день английский король взял реванш во время состязаний в стрельбе из лука. В общем, вся неделя была заполнена бесконечными турнирами, шествиями, балами, концертами, маскарадами и банкетами, во время которых каждая из сторон старалась превзойти другую в роскоши и великолепии. На наряды и палатки, где встречались царственные особы, было израсходовано такое бесчисленное количество ярдов златотканой материи, что место переговоров стали называть Полем золотой парчи.

После обеда Рене заявил, что хочет нанести визит герцогу Лотарингскому, тоже находившемуся здесь. Артур вызвался его проводить. Вместе с ними ушёл и Жиль. Таким образом, сёстры, наконец, остались одни. Луиза предложила пройти в спальню, где стояли только кровать и сундуки, заменявшие стулья. Ещё во время обеда Мари заметила, что если Рене и не пожирал глазами свою свояченицу, то, по крайней мере, частенько посматривал в её сторону. Следовало признать, что Луиза выглядела очень элегантно в своём платье из тёмно-синего бархата, в то время как белоснежный чепчик-наколка с золотой тесьмой красиво оттенял её золотисто-каштановые волосы. Вдобавок, она была выше Мари и в свои двадцать четыре года сохранила великолепную фигуру. Из украшений на ней был только перстень со светло-голубым алмазом. Эту фамильную драгоценность Луиза получила от матери в качестве свадебного подарка, как и Мари – свою цепочку с рубином.

– Так что там произошло у вас с господином де Шато-Соленом? – когда сёстры сели рядышком, как в детстве, на кровать, поинтересовалась Луиза. – Вы писали, что он – чуть ли не злодей, а теперь ведёте себя с ним, как ни в чём не бывало.

Мари вздохнула. Ещё по дороге она договорилась с мужем, что будет молчать о его связи с наместницей, если тот, в свою очередь, ни словом не обмолвится об её измене.

– Просто мы немного повздорили…

– За что же тогда он посадил Вас под домашний арест?

– Дело в том, что он приревновал меня к императору. Хотя я ни в чём не виновата!

– Ну, ладно, не хотите – не говорите.

– А как там дела в Монбаре? – после паузы спросила Мари.

Её уловка сработала: Луиза сразу же заговорила о родителях. Дела в их родном замке шли неплохо. Барон де Монбар по примеру своего шурина, графа де Сольё, многое там перестроил. Кроме того, сестра сообщила, что их невестка снова в положении.

– Надеюсь, она, наконец, родит нашему брату наследника, – заметила Мари.

– Шарль на днях приедет сюда и расскажет нам последние новости из дома.

Оказалось, что граф Олтон, брат Джейн, прибыл во Францию вместе с Генрихом VIII, и, хотя Шарль не мог привезти в лагерь беременную жену, сам он всё же решил увидеться с шурином.

– А как там наша сестра Жанна? – после паузы снова спросила Мари. – Ведь ей скоро нужно будет подыскивать мужа.

Луиза покачала головой:

– У Жанны непростой характер. К тому же, покойная бабушка внушила ей, что она должна стать монахиней.

– Монахиней? – Мари фыркнула. – На месте нашей матушки я бы быстро выбила из её головы эту дурь.

– А как дела у нашего кузена Сольё? – небрежно добавила она и затаила дыхание.

Ведь это был единственный вопрос, ответ на который действительно интересовал её.

– Эд с женой живёт сейчас у родителей. И, насколько мне известно, они с Аннет счастливы.

– Жаль, ведь кузен мог сделать при дворе хорошую карьеру, – Мари решила ограничиться этим замечанием, чтобы случайно не выдать свои чувства.

Вкратце рассказав затем Луизе о своей жизни в Мехелене, она попросила:

– Вы не могли бы одолжить мне что-нибудь из Ваших нарядов, сестрица? А то мы с мужем ехали сюда в спешке, и я не успела заказать себе новые платья.

– Конечно, можете выбрать себе, что пожелаете.

После этих слов Луиза приказала горничной:

– Одетта, покажи моей сестре, госпоже де Шато-Солен, все мои наряды.

При виде большого рубца на лице служанки Мари, не удержалась от замечания:

– Откуда взялась эта женщина, сестрица? Вы могли бы нанять себе более… достойную горничную.

– Одетта мне очень преданна и однажды спасла мою жизнь.

– Вот как? Вы расскажете об этом?

– Как-нибудь в другой раз.

В этот момент горничная Луизы открыла сундук и Мари забыла обо всём. Особенно ей понравилось платье из зелёной тафты.

– Какой чудесный наряд!

– Я надевала его только один раз, в Англии, – тоже бросив взгляд на платье, заметила Луиза. – Если оно Вам нравится – примите его в подарок!

– Благодарю Вас, сестрица! Только нужно немного укоротить юбку. Николь этим займётся…

– Я же совсем забыла, – спохватилась вдруг баронесса де Оре, – у меня плохая новость для Вашей горничной: умер её муж. Матушка сообщила об этом в последнем письме.

– Может быть, это и к лучшему.

– Почему?

– Кудерк не подходил Николь.

– Он был добрым человеком, – возразила Луиза. – И заботился о Николь и её дочери…

Баронесса де Оре вдруг осеклась, однако Мари не заметила этого, и, когда через некоторое время явилась её горничная, сухо сообщила:

– Твой муж скончался, Николь.

Сестра Габриеля сразу захлюпала носом:

– Что же теперь будет с Филиппой?

– Пусть её заберут твои родители, если мать Кудерка не в силах позаботиться о ней!

– Твоя дочь уже в замке, Николь, – поспешила вмешаться баронесса де Оре. – Нашей сестре Изабель теперь будет с кем играть в куклы.

Видя, что её горничная немного приободрилась, Мари добавила:

– Ну, всё, хватит реветь. Принимайся за шитьё!

Вернувшись затем вместе с Луизой в столовую, она спросила:

– Вы представите меня королеве, сестрица?

– Сегодня кардинал Вулси устроил банкет в честь матери короля, поэтому мадам Клод решила отдохнуть и никого не принимает. Завтра у нас будет турнир, послезавтра – бал у англичан. Тогда, во время одного из празднеств, и можно будет поговорить с королевой.

– А когда всё закончится?

– Точно не знаю, но не раньше, чем через несколько дней.

Слова сестры обрадовали Мари: значит, она увидит не только французский, но и английский двор! Вероятно, Бог решил вознаградить её за то, что она претерпела в Мехелене!

Внезапно в шатёр вошла бледненькая востроносая девочка лет десяти. Одно её плечо было выше другого, и, вдобавок, она ещё и хромала. Пока Мари с удивлением рассматривала незваную гостью, та приложила палец к губам и обернулась. После чего смело обратилась к Луизе:

– Не выдавайте меня, госпожа де Оре! Я с таким трудом сюда добралась! Едва не заблудилась среди всех этих палаток!

В ответ сестра Мари присела в реверансе:

– Для нас с господином де Оре высокая честь принимать Вас у себя, мадам. Однако не понимаю, чем мы её удостоились…

– Я пришла сюда из-за господина де Лорьяна! – нетерпеливо перебила её незнакомка. – Он обещал после обеда разучить со мной новый танец. И не явился…

– Мой кузен ушёл вместе с господином де Оре.

– А когда вернётся Ваш муж?

– К сожалению, мне об этом ничего неизвестно, мадам.

– В таком случае, я его подожду.

Девочка уселась было на сундук, но тут на сцене появилась ещё одна юная гостья. Это была хорошенькая смуглая брюнетка года на три-четыре старше первой.

– Как Вы меня нашли, мадемуазель Болейн? – при виде неё с досадой произнесла первая незнакомка. – Вы, что, шпионили за мной?

– Простите меня, мадам, но я обязана повсюду сопровождать Вас, – живо откликнулась та.

– И чего Вы хотите?

– Чтобы Вы как можно скорее вернулись в замок, пока никто не обнаружил Вашего отсутствия.

– Мне кажется, так действительно будет лучше, – поддержала её баронесса де Оре. – Со своей стороны я обещаю, что как только мой кузен вернётся, я сразу отправлю его к Вам, мадам.

– Ну, хорошо, – бледнолицая гостья нехотя поднялась с места.

– Мадам Рене вообще-то послушная девочка, – пояснила после её ухода сестре Луиза. – Хотя иногда доставляет мадам Клод немало хлопот.

Догадавшись, что речь идёт о сестре королевы, Мари улыбнулась:

– По-видимому, принцесса очень привязана к кузену сеньора де Оре.

– Да, они знают друг друга с тех пор, как Жиль был пажом вдовствующей королевы. А сейчас он состоит в свите мадам Рене.

Больше Луиза не возвращалась к этому разговору. Да Мари и не настаивала. Вскоре вернулся её муж с бароном де Оре. После ужина Шато-Солен предложил жене:

– Давайте прогуляемся с Вами, дорогая.

Догадавшись, что муж хочет поговорить с ней, молодая женщина молча подала ему руку. Чтобы не заблудиться в сумерках между шатрами, они спустились к реке.

– Завтра на рассвете я возвращаюсь в Мехелен, – неожиданно сообщил Рене.

– А я?

– Вы можете пока остаться с сестрой: я договорился с бароном де Оре.

После этих слов Шато-Солен достал кошель:

– Вот Вам на расходы. Только не слишком тратьтесь на наряды.

– А когда Вы вернётесь? – взяв деньги, поинтересовалась Мари.

– Не знаю.

– Лучше будет, если мы какое-то время поживём отдельно, – после паузы добавил Шато-Солен. – Надеюсь, Ваша сестра позаботится о Вас.

– Да, Луиза любит меня.

– Вы должны сделать ей подарок. Хотя бы тот ковёр, что я купил на рынке в Мехелене.

Так как от воды тянуло сыростью, Рене затем сказал, что переночует в шатре своего земляка и был таков. Вернувшись, Мари увидела за столом одного Артура. Что же касается её сестры, то Луиза уже удалилась в спальню. Войдя туда, Мари застала её в постели читающей какую-то книгу при свече, которую держала Одетта. Николь же ещё трудилась над платьем. Приказав ей достать из своего сундука шкатулку с украшениями, Мари отыскала аметист и протянула его Луизе со словами:

– Прошу Вас, примите от меня подарок, сестрица. Это камень святого Матвея. Ещё, говорят, он защищает своего владельца от пьянства.

– Благодарю Вас, – улыбнувшись, баронесса де Оре взяла аметист. – Какой у него благородный цвет!

– Я рада, что Вам понравился мой подарок.

Раздевшись, молодая женщина прилегла рядом с сестрой. Вскоре пришёл барон де Оре, который устроился с другой стороны от жены. Так как в ту эпоху на одной кровати подчас спали целыми семьями, то Мари восприняла это как должное. Луиза склонила голову на плечо мужа, который обнял её. Тогда, отвернувшись, Мари подумала, что рано или поздно она тоже отвоюет у судьбы своё счастье.

Французы

Рене, как и обещал, уехал утром. При расставании он холодно простился с женой и почтительно поцеловал руку баронессы де Оре. Проводив супруга, Мари отправилась с сестрой на прогулку.

– Будьте осторожны и не отлучайтесь никуда одна, – предупредила её по дороге Луиза.

– Почему, сестрица?

– В поисках наживы сюда стекается не только множество торговцев, но также нищих и бродяг. И с каждым днём их становится всё больше и больше…

Тем временем они уже выбрались на широкую дорогу, ведущую к деревне. Рядом виднелся королевский замок с белыми стенами и красной черепичной крышей. Так как он был не в состоянии вместить весь французский двор, то в долине пришлось разбить около трёхсот шатров. Сейчас их количество в связи с прибытием всё новых и новых дворян, желавших присутствовать на встрече двух королей, уже достигало четырёхсот. Всего оба лагеря занимали около 2,5 акра земли.

После мессы, по просьбе Мари, сёстры взобрались на вал Дор, где были установлены два самых высоких шатра из золотой парчи, соединённые коридором. Именно здесь произошла первая встреча Франциска I и Генриха VIII. По ту сторону вала располагался английский лагерь. Мари увидела огромный красивый дворец из дерева и кирпича. Однако, по словам её сестры, король Англии разместился с ближайшим окружением не там, а в крепости Гин, видневшейся справа. Вероятно, за её высокими стенами с мощными цилиндрическими башнями Генрих чувствовал себя более комфортно.

Не успели дамы спуститься с вала, как со стороны Гин показались три всадника. При виде последних Мари слегка забеспокоилась, так как дорога в этот утренний час была пустынна, а их с сестрой сопровождали только два крепких молодца с дубинками, нанятые бароном де Оре для охраны своего имущества в соседней деревне. Внезапно на лице Луизы возникло удивлённое выражение:

– Король!

Вслед за тем её сестра преклонила колено. Поспешив сделать то же самое, Мари украдкой из-под ресниц бросила взгляд в сторону всадников. Тот, что ехал впереди, в чёрном берете, белых одеждах и золотых туфлях, и был Франциск I. Его же спутников молодая женщина толком рассмотреть не успела, так как король вдруг остановил коня и спешился. После чего, к изумлению Мари, обнажил свою голову с ровными каштановыми волосами, словно приветствовал не одну из своих подданных, а какую-нибудь принцессу:

– Рад встрече с Вами, госпожа де Оре.

– Я тоже счастлива видеть Вас, сир, – ответила Луиза.

– А кто Ваша спутница?

Почувствовав на себе пристальный взгляд прищуренных карих глаз Франциска, Мари залилась краской.

– Это моя сестра госпожа де Шато-Солен, сир. Она вчера приехала с мужем из Мехелена.

– Судя по всему, в Вашем роду красота передаётся по женской линии, – любезным тоном произнёс король.

– Вы решили прогуляться? – затем спросил он.

– Да, сир.

– А я вот навещал английского короля. Правда, Генрих ещё лежал в постели и, кажется, при виде меня немного испугался, так что пришлось сказать ему: «Мой дорогой кузен, я пришёл к Вам по своей воле. Теперь я Ваш пленник». Убедившись, что я действительно явился один, он вскочил с кровати и надел на меня вот эту цепь, – Франциск указал на массивное золотое ожерелье с огромными рубинами, украшавшее его грудь. – Ну, а я в ответ подарил ему золотой браслет с алмазами, который не уступит в цене его ожерелью.

– Не так ли, Бонниве? – король повернулся к одному из своих спутников, рыжеволосому голубоглазому мужчине.

– Да, месье, – подтвердил тот. – Ваш браслет, по крайней мере, вдвое дороже этой цепи.

– Ещё я подал своему кузену воду для умывания и рубашку и помог ему одеться. Поэтому, надеюсь, мы расстались с ним даже большими друзьями, чем были до того, – закончил Франциск, явно красуясь перед дамами.

Несмотря на свой длинный нос, он показался Мари просто обворожительным. К тому же, король был почти двухметрового роста.