Просто умереть бесплатное чтение

© Д. В. Попов, перевод, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024

Издательство Азбука^®

1

За исключением парочки накладок, план А пока работал успешно. Что не могло не радовать, поскольку плана Б у них, вообще-то говоря, не имелось.

В конце мая в половине девятого вечера вполне можно рассчитывать на кое-какой солнечный свет. По крайней мере вчера в это же самое время его было достаточно, когда они вчетвером ехали по точно такому же маршруту, только нагруженные четырьмя лопатами и пустым гробом. Однако сейчас их белый фургон «форд-транзит» мчался по суссекскому загородному шоссе под дождем, моросящим с неба цвета засвеченного негатива.

– Мы уже приехали? – детским голоском пропищал сзади Джош.

– Великий Ум-Га говорит: «Куда бы я ни шел, там я и есть», – отозвался Роббо, который вел машину и был чуточку трезвее остальных.

За последние полтора часа компания уже отметилась в трех пабах, и еще четыре числились в плане дальнейшей поездки, так что Роббо решил ограничиться шанди – смесью пива с лимонадом. Во всяком случае, таковы были его благие намерения, которые, впрочем, не помешали ему урвать пару кружечек чистого биттера «Харви» – как он пояснил, дабы прочистить мозги перед вождением.

– Значит, мы на месте! – обрадовался Джош.

– Ага, и всегда там были.

В свете фар, скользящем по блестящей асфальтовой дороге, что убегала в лесистую даль, выскочил из тьмы и тут же исчез предупреждающий знак с изображением оленя. Затем за окнами мелькнул белый домик.

Майкл, который развалился сзади на коврике из шотландки, используя в качестве подушки крестовой баллонный ключ, всецело предавался неге опьянения.

– Кажца, мне нужно мал-ленько выпить, – объявил он.

Если бы котелок у этого парня еще хоть немного варил, он по выражениям лиц своих товарищей наверняка бы заподозрил неладное. Вообще-то, злостным пьяницей Майкл никогда не был, просто нынешним вечером в упомянутый котелок оказалось влито куда больше кружек пива и стопок водки, нежели ему помнилось, и в куда большем количестве пабов, нежели с его стороны было благоразумно посетить.

Из них шестерых, скорешившихся еще в раннем подростковом возрасте, Майкл Харрисон всегда был прирожденным лидером. Если, как принято говорить, секрет жизни заключается в грамотном выборе родителей, Майкл верно проставил галочки в уйме клеточек. От матери он перенял неоспоримую привлекательность, а от отца – харизму и предпринимательскую жилку, при этом благополучно не унаследовав каких-либо генов саморазрушения, которые в конечном счете и сгубили его папашу.

Когда Майклу исполнилось двенадцать, Том Харрисон свел счеты с жизнью, надышавшись выхлопными газами в гараже собственного дома, и оставил после себя целый шлейф долгов. С тех пор мальчик быстро мужал, помогая матери сводить концы с концами: сначала развозил газеты, а немного повзрослев, брался на каникулах за тяжелую физическую работу. Поэтому он уже с юных лет понимал, как нелегко даются деньги – и как их запросто можно растранжирить, спустить по мелочам.

И теперь, набравшись к двадцати восьми годам жизненного опыта, Харрисон приобрел деловую хватку. Он был умным и порядочным человеком, прирожденным вожаком. Если у него и имелись изъяны, таковые сводились к излишней доверчивости да своеобразному чувству юмора – порой он откровенно перегибал с розыгрышами. Ох, недаром говорят, что как аукнется, так и откликнется. И как раз сегодня вечером для Майкла настал час расплаты за все его многочисленные грубые шуточки.

Однако сам он об этом пока еще даже и не подозревал.

Майкл вновь погрузился в блаженную одурь, предаваясь лишь счастливым мыслям – в основном о своей невесте Эшли. Жизнь была прекрасна. Мать встречалась с хорошим мужиком, младший братишка недавно поступил в университет, младшая сестренка Карли, окончив школу, решила посмотреть мир и отправилась путешествовать по Австралии, а его бизнес сказочно процветал. Но чудеснее всего было то, что через каких-то три дня ему предстояло жениться на девушке, которую он очень любил. Просто боготворил. Ему повезло найти свою половинку, встретить родственную душу.

Эшли.

Счастливый жених не замечал лопаты, брякающей на каждой неровности дороги под парный аккомпанемент гула колес по намокшему асфальту и стука дождя по крыше. Ничего не просекал он и глядя на лица устроившихся рядышком с ним в грузовом отсеке двух друзей, которые, покачиваясь, нестройно подпевали ретрохиту, «Плаванию» Рода Стюарта, доносившемуся из трескучего радиоприемника в кабине. В фургоне пованивало бензином из протекающей канистры.

– Я л-люблю ее. Люблю Эшли, – заплетающимся языком выразил свои чувства Майкл.

– Она потрясающая девушка, – тут же отвлекся от управления Роббо, по обыкновению лебезя перед главарем.

Для него такое поведение было совершенно естественным. Неловкий с женщинами, малость недотепистый, с вечно красной физиономией, прилизанными волосами да растягивающим футболку пивным пузом, Роббо только тем и мог добиться расположения этой сиятельной компании, что усердной демонстрацией собственной полезности. И вот сегодня вечером в кои-то веки он оказался по-настоящему им нужен.

– Еш-ще бы.

– Подъезжаем, – предупредил Люк.

Роббо затормозил перед ответвлением дороги и в темноте кабины подмигнул сидящему рядом Люку. Дворники размеренно поднимались и опускались, размазывая струи дождя по лобовому стеклу.

– Я грю, я по-настоящему л-люблю ее. Пнимаете, о чем я?

– Да все мы понимаем, – заверил Майкла Пит.

Джош, который сидел, привалившись к спинке водительского сиденья и обнимая за плечи Пита, отхлебнул пива и протянул бутылку лежащему Харрисону. Из-за резкого торможения над горлышком вздулась пена. Майкл рыгнул.

– Ззвините.

– И какого черта Эшли нашла в тебе? – подивился Джош. – Почему вдруг на тебя запала?

– Из-за моего ч-члена.

– Да ну? Дело не в бабках, значит? И не красоту твою писаную она оценила? Или харизму?

– Все это тоже, Джош, но в основном ч-член.

Фургон накренился, круто повернув вправо, прогрохотал по решетке над ямой, препятствующей проходу животных, почти сразу же снова повернул и затем затрясся по грунтовке. Вглядываясь через запотевшее стекло, Роббо вовсю крутил рулем, чтобы не угодить в глубокие выбоины. Впереди промчался и юркнул в подлесок кролик. Лучи фар метались то вправо, то влево, мимолетно окрашивая светом плотно высаженные вдоль дороги ели, которые спустя пару секунд растворялись во мраке зеркала заднего вида. Стоило Роббо снизить скорость, как и у Майкла тоже поубавилось бравады.

– Куда это мы едем? – В его голосе появились нотки тревоги.

– В следующий паб.

– А, тогда ладно. Тогда з-здорово. – Через мгновение он обеспокоенно добавил: – Я общал… обещал Эшли много не пить.

– Вот видишь, – сокрушенно прокомментировал Пит, – вы еще даже не поженились, а она уже устанавливает правила. Но пока ты свободный мужчина. Еще целых три дня!

– Три с половиной, – услужливо уточнил Роббо.

– Вы, ч’сом, дев’чек не организовали? – обеспокоился Майкл.

– А что, ты не прочь? – ухмыльнулся Роббо.

– Я храню верность Эшли!

– А вот заодно и проверим.

– Сволочи!

Фургон накренился и замер, сдал немного назад, а затем снова повернул направо. Потом опять остановился, и Роббо заглушил двигатель, а вместе с ним и пение Роба Стюарта.

– Прибыли! – картавя на французский манер, объявил он. – Следующий пивопой – таверна «Объятия гробовщика»!

– Я предпочел бы «Объятия голой тайки», – отозвался Майкл.

– Погоди, без нее тоже не обойдется!

Кто-то – Харрисон не понял, кто именно, – открыл задние двери фургона. Невидимые руки схватили его за лодыжки, а Роббо и Люк взяли его за руки.

– Эй, парни! Вы чего?

– Ох, ну и тяжелый же ты, ублюдок! – посетовал Люк.

Через мгновение Майкла, вырядившегося в свою любимую спортивную куртку и лучшие джинсы (не самый разумный выбор для мальчишника, запоздало мелькнуло у него в голове), бросили прямо на размокшую землю. Кромешную тьму вокруг прорезал лишь красный свет задних габаритных огней фургона да белый луч фонарика. От усиливающегося дождя глаза щипало, а волосы липли ко лбу.

– Моя… одёжа…

В следующее мгновение Майкла рывком, чуть ли не выдернув руки из суставов, снова подняли в воздух и швырнули во что-то тесное, сухое и отделанное белым атласом.

– Эй! – опять запротестовал Харрисон.

Над ним, словно призраки, нависли четыре глумливо ухмыляющиеся пьяные физиономии. В руки ему сунули какой-то журнал – в свете фонарика перед глазами Майкла мелькнула фотография обнаженной рыжей красотки с огромной грудью. Затем на живот ему положили бутылку виски, включенный маленький фонарик и портативную рацию.

– Что за…

Во рту у него оказалась трубка с гадким резиновым привкусом. Харрисон выплюнул ее, но тут раздался странный скрежет, и внезапно нечто заслонило лица приятелей. И заглушило все звуки. Ноздри наполнились запахом дерева, новой ткани и клея. На какой-то миг Майкл ощутил тепло и комфорт. А следом – жуткую панику.

– Эй, парни… какого…

Пит направил луч фонаря на тиковый гроб, и Роббо взял отвертку.

– Вы же не собираетесь завинчивать крышку? – забеспокоился Люк.

– Еще как собираемся! – ответил Пит.

– Думаете, это необходимо? Лучше не надо!

– Да ничего с ним не случится, – отмахнулся Роббо. – У него же есть дыхательная трубка!

– И все равно, мне кажется, что завинчивать не стоит!

– Надо-надо! Иначе он сможет выбраться!

– Эй… – снова начал Майкл.

Однако приятели уже его не слышали. Сам он только и различал что слабое царапанье сверху.

Роббо по очереди завинтил четыре винта. Это был люксовый тиковый гроб ручной работы, с рельефными латунными ручками, позаимствованный в похоронном бюро его дядюшки, где после пары карьерных разворотов он нынче числился учеником бальзамировщика. Добротные монолитные винты из латуни входили на раз-два.

Майкл запрокинул голову вверх, едва не коснувшись носом крышки. Со всех сторон его окружал атлас цвета слоновой кости, поблескивающий в свете фонарика. Он попытался было взбрыкнуть ногами, однако из-за тесноты ничего не получилось. Тогда Харрисон уперся в крышку руками, но тоже тщетно: не хватало пространства для маневра.

Протрезвев на несколько мгновений, Майкл внезапно догадался, куда его упекли.

– Эй, вы! Слушайте, у меня ведь – эй! – клаустрофобия, и это вовсе не смешно! Эй! – Собственный голос отдался у него в ушах, показавшись неестественно приглушенным.

Пит открыл дверцу фургона, нырнул в кабину и включил фары. В их свете в паре ярдов впереди стала различима могила, которую они вырыли вчера. Земля аккуратно свалена с одной стороны, специальные веревки уже заготовлены. Рядом лежали широкий лист рифленого железа, а также две лопаты, которыми накануне копали яму.

Четверо приятелей подошли к ее краю и заглянули внутрь. И внезапно поняли, что на самом деле все это отнюдь не так смешно, как им представлялось. В данный момент яма казалась слишком уж глубокой, темной и сильно смахивала на самую настоящую могилу.

В луче фонаря заблестело дно.

– Здесь вода, – заметил Джош.

– Да, малость дождиком залило, – беспечно отозвался Роббо.

– Не-а, ее слишком много, это не дождевая, – нахмурился Джош. – Похоже, мы докопались до грунтовых вод.

– Черт… – встревожился Пит. Будучи продавцом «БМВ», он неизменно выглядел соответственно занимаемому положению, даже в нерабочее время. Модная стильная прическа, шикарный костюм, уверенность в себе. Прямо сейчас, впрочем, последней ему определенно недоставало.

– Да ну, ерунда, – не сдавался Роббо. – Подумаешь, пара дюймов.

– Неужели мы и вправду вырыли такую глубокую яму? – усомнился Люк, свежеиспеченный солиситор. Он недавно женился и еще не был готов полностью распрощаться с юностью, но уже начинал понемногу мириться с обязанностями взрослой жизни.

– Это же вроде как могила, да? Мы ведь сами так решили, – напомнил Роббо.

Джош поднял голову и сощурился, глядя на усиливающийся дождь:

– А если вода прибудет?

– Черт, братан, мы выкопали эту яму вчера, и за сутки натекло всего лишь на пару дюймов! Беспокоиться не о чем. – Роббо продолжал убеждать приятелей, что все в порядке.

Задумчиво кивнув, Джош высказал следующее опасение:

– Ну а если мы вдруг не сможем его вытащить?

– Да вытащим, в чем проблема-то? Просто отвинтим крышку.

– Слушайте, давайте продолжим веселье, а? – начал терять терпение Люк. – Какого хрена беспокоиться о Майкле?

– Вот именно, он заслужил это, – подхватил Пит. – Помнишь, Люк, что этот ублюдок отколол на твой мальчишник?

– Да уж! – Люку и вправду сложно было забыть, как он очухался от алкогольного ступора и обнаружил, что лежит в купе ночного поезда, идущего в Эдинбург. В результате на следующий день он опоздал к алтарю на целых сорок минут.

Да и самому Питу было что припомнить. Очнувшись накануне собственной свадьбы, он обнаружил, что на него напялили кружевные панталоны, засунув туда фаллоимитатор, и приковали к Клифтонскому подвесному мосту, так что вызволять его оттуда пришлось пожарной команде. Оба розыгрыша устроил Майкл.

– А Марк в своем репертуаре! – продолжал возмущаться Пит. – Сам же все это затеял, а теперь взял и свалил. Хорош шафер, даже на мальчишник фиг явился…

– Погоди, он еще приедет. Будет в следующем пабе, маршрут-то знает.

– Да ну?

– Марк звонил, он уже в пути. Просто в Лидсе туман, и его рейс задержали.

– Застрял из-за нелетной погоды в Лидсе! Просто здорово! – проворчал и Роббо. – Умеют же некоторые устраиваться.

– Когда доберемся до «Королевского дуба», он наверняка уже будет там.

– Везет же дуракам, – не унимался Люк. – Всю тяжелую работу пропускает.

– И веселье тоже! – напомнил ему Пит.

– Ты вот это называешь весельем? – взорвался Люк. – Стоять посреди долбаного леса под проливным дождем? Куда как весело! Ты ущербный, что ли? А Марку, на хрен, лучше появиться, когда мы будем доставать Майкла!

Вчетвером они подняли гроб, едва ли не волоком дотащили его до края могилы и бесцеремонно бросили на заготовленные стропы. Изнутри донеслось: «Ой!» – и приятели довольно захихикали.

Затем последовал глухой удар.

Стукнув кулаком по крышке, Майкл завопил:

– Эй, парни! Хватит прикалываться!

Пит достал из кармана пиджака под курткой рацию и щелкнул выключателем.

– Проверка связи! – произнес он в микрофон. – Прием!

Реплики глухим эхом повторялись в гробу. Затем оттуда донеслось:

– Кончайте ваши шуточки!

– Расслабься, Майкл, – осклабился Пит. – Наслаждайся!

– Сволочи! Выпустите меня отсюда! Мне нужно поссать!

Продавец «БМВ» отключил рацию, сунул ее в карман куртки – тоже дорогой, фирмы «Барбур», и осведомился:

– Ну и что дальше?

– Теперь мы поднимаем гроб на стропах, каждый за свой конец, – объяснил Роббо.

Пит снова извлек рацию и прокричал в микрофон:

– Майкл, держись там, сейчас мы тебя страпонировать будем! – Затем он опять отключил устройство.

Все четверо рассмеялись, после чего взялись за концы строп.

– Раз, два, три! – скомандовал Роббо.

– Блин, тяжелый какой! – чертыхнулся Пит, с усилием натягивая веревку.

Медленно, накренившись, словно тонущий корабль, гроб рывками опустился в глубокую яму.

Деревянный ящик едва различался во тьме на дне могилы.

Пит направил фонарик вниз, и в его свете друзья рассмотрели дыхательную трубку, безвольно торчащую из вырезанной в крышке круглой дырочки.

Теперь за рацию схватился Роббо:

– Эй, Майкл, да у тебя член наружу торчит! Журнальчиком уже тешишься?

– Так, все, парни, шутки кончились! Немедленно выпустите меня!

– Ладно, мы в стрип-клуб. Жаль, что не можешь с нами! – Роббо выключил рацию, прежде чем Харрисон успел что-либо ответить.

Спрятав приборчик в карман, толстяк подобрал лопату и принялся сгребать кучу земли в могилу. Стук первых комьев по крышке гроба вызвал у него гомерический хохот.

С пронзительным гиканьем Пит подхватил другую лопату и присоединился к товарищу. Несколько секунд оба энергично сбрасывали вниз землю, и вскоре дерево проглядывало из-под нее лишь местами. Затем крышка исчезла полностью. Однако друзья, распаленные алкоголем до исступления, не останавливались, пока не навалили на гроб добрые два фута земли. Кончик дыхательной трубки торчал над почвой лишь совсем чуть-чуть.

– Эй, хорош! – окликнул приятелей Люк. – Да остановитесь уже, вам говорят! Чем больше вы сейчас накидаете, тем больше нам придется откапывать через два часа.

– Но это же могила! – возразил Роббо. – Всем известно, что гроб полагается хорошенько закапывать!

Люк отобрал у него лопату.

– Хватит! – решительно заявил он. – Я, черт побери, хочу провести вечер в пабе, а не на кладбище, понятно?

Роббо послушно кивнул, поскольку всегда избегал злить кого-либо из компании. Обливающийся потом Пит бросил лопату на землю и произнес:

– Кажется, карьера копателя не для меня.

Они накрыли могилу листом рифленого железа и несколько секунд молча постояли рядом. Капли дождя барабанили по металлу.

– Ладно, погнали отсюда, – первым заговорил Пит.

Люк неуверенно сунул руки в карманы пальто.

– Может, не стоит бросать Майкла?

– Мы же договорились преподать ему урок, – напомнил Роббо.

– А вдруг он захлебнется в собственной рвоте или еще что-нибудь стрясется?

– Да ничего с ним не случится, не такой уж он и бухой, – махнул рукой Джош. – Поехали, парни.

Он забрался в кузов фургона, и Люк закрыл за ним дверь. Затем Пит, Люк и Роббо втиснулись в кабину, и толстяк завел двигатель. Проехав полмили обратно по грунтовке, они свернули направо, на главную дорогу.

Здесь Роббо включил рацию:

– Как ты там, Майкл?

– Парни, слушайте, мне такая шутка и вправду не по душе.

– Да ну? А вот нам очень даже нравится!

Люк выхватил у приятеля переговорное устройство:

– Майкл, вот это и есть чистая, беспримесная месть!

Все четверо зашлись хохотом. Настал черед Джоша:

– Слушай, Майкл, мы тут намылились в один потрясный клуб. У них самые шикарные телки – знаешь, как они скользят с голыми задницами вверх-вниз по шесту! Да тебя паралич расшибет от зависти, что пропустил это!

– Слуште, давайте прекратим, пожаста. Мне вправду не до смеха. – В невнятной речи Майкла зазвучали плаксивые нотки.

Роббо увидел, что впереди на дороге проводятся ремонтные работы. Горел зеленый свет, и он поддал газу.

Перегнувшись через Джоша, Люк прокричал в рацию:

– Эй, Майкл, расслабься, мы вернемся через пару часиков!

– Что значит «через пару часиков»? Хорошенькое дело!

Светофор переключился на красный. Однако времени, чтобы затормозить, уже не было, и Роббо, ускорившись еще больше, рискнул проскочить на запрещающий сигнал.

– Дайте-ка мне, – нетерпеливо схватил он затем рацию, выруливая на затяжном вираже одной рукой. В тусклом свете от приборной панели уставился на устройство и в конце концов отыскал кнопку «Вызов».

– Эй, Майкл…

– Роббо! – раздался вдруг вопль Люка.

Сверху прямо на них надвигались фары.

Буквально ослепляли их.

Затем последовал гудок – низкий, как у большегрузов, и грозный.

– Ро-о-оббо-о-о! – снова заорал Люк.

Толстяк в панике вдарил по тормозам и выронил рацию. Затем лихорадочно закрутил рулем, отчаянно высматривая, куда бы нырнуть. Справа – деревья, слева – бульдозер, а спереди через лобовое стекло били светом фары, обжигая глаза, подобно товарняку, неумолимо мчась на него из сплошной сетки дождя.

2

Перед глазами у Майкла все плыло. Из рации донеслись вопли, за которыми последовал стук, как будто на другом конце уронили передатчик.

А потом – тишина.

Он нажал кнопку вызова:

– Эй!

В ответ раздался лишь статический треск.

– Эй, парни!

По-прежнему ничего. Майкл сфокусировал взгляд на устройстве. Это была почти квадратная штуковина в черном пластиковом корпусе с двумя антеннами – одна короткая, другая подлиннее – и тисненым логотипом «Моторола» на решетке динамика. Еще на передней панели располагались выключатель, регулятор громкости, селектор каналов и крошечный зеленый светодиод, в темноте горевший очень ярко. Затем Майкл уставился на белый атлас в нескольких дюймах над собой и принялся учащенно дышать, стараясь обуздать панику. Ему нужно было помочиться – позарез, просто до безумия.

Где он, черт побери? И где Джош, Люк, Пит и Роббо? Стоят вокруг и радостно ржут? Или эти сволочи и вправду рванули в клуб?

Потом снова дало о себе знать опьянение, и паника отступила. Мысли замедлились, начали путаться. Веки устало опустились, и Майкл едва не позволил заманить себя в царство Морфея.

Он открыл глаза, и перед ними неотчетливо проступила атласная обивка, в то время как внутри стремительно разбухла волна тошноты, которая в следующее мгновение подбросила его в воздух, а затем швырнула вниз. Снова вверх. И опять вниз. Харрисон судорожно сглотнул и снова закрыл глаза. Голова шла кругом, и гроб словно бы поплыл, покачиваясь из стороны в сторону. Мочиться как будто уже хотелось меньше, да и тошнота вдруг отступила. А вообще здесь было вполне уютно. Плывешь себе, прямо как в широкой кровати!

Веки Майкла в очередной раз сомкнулись, и он камнем провалился в сон.

3

Рой Грейс попал в пробку и теперь сидел в темноте в своей старенькой «альфе-ромео». По крыше стучал дождь, а сам он нервно барабанил пальцами по рулю, вполуха слушая компакт-диск Дайдо. Грейс пребывал в напряжении. В нетерпении. В тоске.

В препаршивейшем настроении.

Завтра ему предстояло выступать в суде, и ничего хорошего это не сулило.

Рой глотнул из бутылки минеральной воды «Эвиан», завинтил крышечку и сунул емкость обратно в карман на дверце автомобиля.

– Поехали, ну поехали же! – простонал Грейс, забарабанив пальцами еще ожесточеннее. Он и без того опаздывал на свидание вот уже на сорок минут. А опаздывать Рой очень не любил, считая это проявлением грубости и невоспитанности, все равно что дать другому человеку понять: «Мое время важнее твоего, а потому я имею право заставить тебя подождать».

Уйди он из участка минутой раньше, наверняка успел бы на встречу: вызов принял бы кто-нибудь другой, и ограбление брайтонского ювелирного магазина, который протаранили на машине два черт знает чем обдолбанных ублюдка, стало бы проблемой кого-то из его коллег. Но таковы уж издержки службы в полиции – преступники не столь учтивы, чтобы придерживаться графика работы ее сотрудников.

Ох, не следовало ему сегодняшним вечером устраивать гулянок, это было ясно как божий день. Лучше бы оставался дома, готовился к завтрашнему заседанию. Вытащив бутылку, Грейс снова глотнул воды. Во рту пересохло, а под ложечку словно бы свинца налили.

За последнюю пару-тройку лет друзья навязали Рою несколько свиданий вслепую, и перед каждой встречей он превращался в сущий комок нервов. Сегодня мандраж был еще даже сильнее обычного, да в придачу, лишенный возможности принять душ и переодеться, Грейс ощущал неловкость за свой внешний вид. Его скрупулезные планы принарядиться накрылись медным тазом, и все из-за этой парочки подонков.

Один из них пальнул из обреза в полицейского, который был не на дежурстве, а просто оказался поблизости от ювелирного магазина – к счастью, все же не слишком близко. Рою доводилось видеть – и гораздо чаще, чем ему бы того хотелось, – последствия выстрела из дробовика двенадцатого калибра с расстояния в несколько футов. Запросто можно отстрелить человеку руку или ногу или же проделать ему в груди дыру размером с футбольный мяч. Этот же полицейский, детектив Билл Грин – Грейс его знал, им доводилось несколько раз играть в регби в одной команде, – получил заряд дроби с тридцати ярдов. С такого расстояния можно уложить разве что фазана или кролика, но никак не здоровяка-спортсмена, весящего пятнадцать стоунов[1] да еще облаченного в кожаную куртку. Биллу Грину относительно повезло – тело защитила куртка, однако несколько дробинок все же попали ему в лицо, причем одна из них угодила в левый глаз.

К тому времени, когда Грейс прибыл на место происшествия, незадачливые грабители уже были арестованы – при попытке удрать на своем джипе они потерпели аварию и перевернулись. Рой был полон решимости повесить на них помимо вооруженного ограбления еще и покушение на убийство. Его бесило, что теперь британские преступники все чаще и чаще пускают в ход пушки, вынуждая полицейских всегда иметь под рукой оружие. Во времена его отца такого и в помине не было. Теперь же стало вполне обычным делом, что в некоторых городах сотрудники правоохранительных органов постоянно держат в багажниках своих машин оружие. Вообще-то, от природы Грейс мстительностью не отличался, однако был твердо убежден, что всякого, кто выстрелил в полицейского – или просто в любого невинного человека, – следует повесить.

Пробка между тем и не думала рассасываться. Грейс посмотрел на часы на приборной панели, на дождь за окном, снова на циферблат, на горящие красные задние огни машины впереди – этот кретин включил еще и противотуманки, которые так и били по глазам. Затем Рой сверился с ручными часами – в надежде, что автомобильные врут. Но какое там! Прошло целых десять минут, а они не сдвинулись ни на дюйм. Да и по встречке ни одна машина не проехала.

По внутреннему и боковому зеркалам заднего вида пробежали синие всполохи. Затем послышалось завывание сирены. Мимо с ревом промчалась полицейская патрульная машина. Следом «скорая помощь». Потом еще одна патрульная, на полной скорости, а за ней – две пожарные.

Черт! Пару дней назад, когда Рой проезжал по этому шоссе, здесь велись дорожные работы, на них-то он и списал пробку. Сейчас же ему стало ясно, что причиной затора является авария – и, судя по всему, довольно серьезная.

Мимо пронеслась еще одна пожарная машина. И опять «скорая», с включенными на полную мощность сиреной и мигалками. За ней последовал эвакуатор.

Грейс снова посмотрел на часы. 21:15. Он должен был заехать за дамой еще сорок пять минут назад, в Танбридж-Уэллс, до которого даже без этой пробки целых двадцать минут пути.

Терри Миллер, недавно разведенный детектив-инспектор из отдела Грейса, неуемно похвалялся перед ним своими победами на паре сайтов знакомств и подбивал его тоже зарегистрироваться. Рой не поддался, однако через некоторое время на его электронный ящик стали поступать двусмысленные послания от разных женщин, и выяснилось, что Терри Миллер тайком зарегистрировал его на сайте «Ю-дейт». Ох и обозлился же тогда Грейс!

Он и сам до сих пор толком не понимал, что же подтолкнуло его взять и ответить на одно из писем. Одиночество? Любопытство? Похоть? Да черт его знает! Последние восемь лет Рой жил на автопилоте, монотонно перемещаясь из одного дня в следующий. Порой он пытался забыть Сэнди, а порой чувствовал стыд из-за того, что слишком редко вспоминает жену.

Внезапно Грейса охватило чувство вины за то, что он собрался на свидание с этой дамочкой.

Выглядела она, прямо скажем, шикарно – во всяком случае, на фотографии. Да и имя ее Рою тоже нравилось. Клодин. Француженка, что ли? Звучало, во всяком случае, экзотически. А уж от снимка красотки и вовсе дыхание перехватывало. Рыжеватые волосы, по-настоящему хорошенькое личико, блузка в обтяжку подчеркивает грудь, определенно подпадающую под категорию женского оружия; Клодин сидит на краешке кровати в мини-юбке, подтянутой достаточно высоко, чтобы продемонстрировать, что она в чулках с кружевной резинкой и, возможно, без трусиков.

После их единственного разговора по телефону Грейс был окончательно и бесповоротно пленен. Сейчас на пассажирском сиденье рядом с ним лежал букет цветов, купленный на заправке. Да, красные розы – сама банальность, Рой прекрасно это понимал, но вот такой уж он старомодный романтик, ничего не попишешь. Друзья правы: ему нужно перестать цепляться за прошлое, так или иначе. Свои свидания за прошедшие восемь лет и девять месяцев он мог пересчитать по пальцам одной руки. У него просто в голове не укладывалось, что где-то может существовать еще одна «та самая». Что какая-то другая женщина может сравниться с Сэнди.

А вдруг сегодня вечером его убеждения изменятся?

Клодин Ламонт. Красивое имя, красивый голос.

«Да выключи ты наконец свои долбаные противотуманки, придурок!»

Грейс вдохнул аромат душистых цветов. Оставалось лишь надеяться, что от него тоже приятно пахнет.

В рассеянном свете, падающем от приборной панели «альфы-ромео» и задних огней машины впереди, он глянул в зеркало, сам даже толком не зная, что рассчитывает увидеть. Оттуда на него посмотрела печаль.

«Ты должен перестать цепляться за прошлое, дружище».

Рой снова глотнул воды. Угу, вот именно.

Через два месяца с небольшим ему стукнет тридцать девять. А заодно навалится и другая годовщина: 26 июля исполнится девять лет с того дня, как пропала Сэнди. Исчезла бесследно, аккурат на его тридцатилетие. Не оставив никакой записки. Кроме сумочки, все ее вещи по-прежнему в доме.

По истечении семилетнего срока человека, пропавшего без вести, можно на законных основаниях признать мертвым. Абсолютно все убеждали Грейса, что именно так и нужно поступить: это буквально за несколько дней до своей кончины говорила мать Роя, умиравшая в хосписе от рака, это же внушали ему сестра, ближайшие друзья, психотерапевт…

Да ни за что!

Помните, как пел Джон Леннон? «Жизнь – это то, что происходит с тобой, пока ты оживленно строишь другие планы». А ведь так оно и есть, лучше и не скажешь.

Когда-то Рой практически не сомневался, что к тридцати восьми годам у них с Сэнди будет большая семья. Рисовал в мечтах троих детей – в идеале двух мальчиков и девочку, – с которыми он будет проводить выходные. Обычные семейные выходные. Ходить на пляж. Выезжать на целый день куда-нибудь развлечься. Играть в мяч. Купать малышей. Улаживать неурядицы. По вечерам помогать ребятишкам делать уроки. Словом, надеялся, что все будет так же, как было в свое время у его родителей: ведь именно из таких мелочей и складывается счастье.

Вместо этого Грейс сейчас жил в разладе с самим собой, не зная покоя даже во сне. Жива Сэнди или мертва? Восемь лет и десять месяцев искал он ответ на этот вопрос, но с тех пор не продвинулся ни на шаг.

Вне работы вся жизнь его проходила словно бы в вакууме. Рой был не способен – или же не желал – завязывать новые отношения. Каждое свидание, на которое он все-таки выбирался, оборачивалось катастрофой. Порой казалось, что единственным его постоянным спутником жизни является золотая рыбка по имени Марлон. Грейс выиграл ее в тире на ярмарке еще девять лет тому назад, и все его последующие попытки подобрать Марлону партнершу неизменно заканчивались пожиранием злополучной кандидатки. Марлон оказался той еще угрюмой и асоциальной тварью. «Быть может, именно поэтому мы и нравимся друг другу, – думал иногда Рой. – Два сапога пара».

Порой он жалел, что служит в полиции, а не занят на какой-нибудь менее ответственной работе – такой, чтобы после пяти можно было бы полностью отключиться, ходить по пабам, а потом, вернувшись домой, развалиться на диване и смотреть телевизор. Жить нормальной жизнью. Но тут уж ничего не попишешь. Природа наградила Роя, а перед этим и его отца, некими генами упрямства и целеустремленности, которые всю жизнь вынуждали его неустанно гоняться за фактами, неуклонно искать истину. Именно благодаря этой врожденной особенности Грейс относительно быстро продвинулся по службе, дослужившись до звания детектива-суперинтенданта. Вот только душевного спокойствия он так и не обрел.

Разглядывая в зеркале собственную физиономию, Грейс скорчил рожу своему отражению: волосы подстрижены едва ли не под ноль, а нос, приплюснутый и кривой (последствия драки в бытность его патрульным), словно у бывшего боксера.

На первом свидании Сэнди сказала, что у него глаза как у голливудского киноактера Пола Ньюмана. Подобное сравнение Рою очень понравилось, как и миллион других вещей, которые ему в ней нравились. Но главное, что она действительно любила его и безоговорочно принимала.

Рой Грейс прекрасно понимал, что внешность у него весьма заурядная. Его рост составлял пять футов десять дюймов, что всего лишь на два дюйма превышало минимальное ограничение, когда девятнадцать лет назад он поступал на службу в полицию. Тем не менее, несмотря на свое пристрастие к выпивке и периодически проигрываемую войну с табаком, Рой регулярно ходил в тренажерный зал, накачал мощную мускулатуру и поддерживал себя в хорошей форме, пробегая двадцать миль в неделю и время от времени участвуя в матчах по регби, как правило выступая там в амплуа защитника.

Двадцать минут десятого.

«Да чтоб тебя!»

Полуночничать ему не хотелось. Совершенно. Да он попросту не мог себе этого позволить. Завтра ему выступать в суде, так что необходимо как следует выспаться. От одной лишь мысли о предстоящем перекрестном допросе внутри Грейса приводились в действие рычаги, над которыми висели таблички с категорическим предупреждением «Не трогать!».

Внезапно сверху хлынул поток света, и одновременно послышался рокот вертолета. Через мгновение свет двинулся вперед, а затем вертолет начал снижаться.

Рой достал мобильник и набрал номер. Ответили почти сразу.

– Добрый вечер, это детектив-суперинтендант Грейс. Я застрял в пробке на шоссе А – двадцать шесть, южнее Кроуборо, и впереди, похоже, авария. Есть какая-либо информация?

Его соединили с аппаратной Главного управления, и из трубки зазвучал мужской голос:

– Здравствуйте, детектив-суперинтендант, произошла крупная авария. Поступили сообщения о погибших и раненых. Какое-то время шоссе будет перекрыто, вам лучше развернуться и воспользоваться другим маршрутом.

Рой поблагодарил и отсоединился. Затем достал из кармана рубашки коммуникатор «Блэкбери», отыскал номер Клодин и набрал сообщение.

Женщина отозвалась практически моментально, просила не беспокоиться: ничего страшного, пусть приезжает, когда сможет, она подождет.

После этого теплые чувства Роя к ней только усилились.

Что помогло ему ненадолго забыть о завтрашнем дне.

4

Поездки вроде этой выпадали не так уж и часто, но когда все-таки случались – ух, как же Дэйви им радовался! Он сидел пристегнутым на пассажирском сиденье рядом с папой, а впереди мчалась полицейская машина сопровождения – с синими мигалками, и сирена такая «ва-а-у-ва-а-у-ва-а-у», и двигались они по встречной полосе, миля за милей обходя пробку. Блин, да это было так же здорово, как и любая поездка на ярмарку, в которую его брал папа, и даже как путешествия в парк аттракционов «Элтон Тауэрс», а уж лучше них-то ничего на свете нет!

– Уи-и-и-ха! – восторженно завопил Дэйви.

Он был заядлым любителем снятых в США полицейских сериалов, чем и объяснялась его склонность выражаться с американским акцентом. Иногда Дэйви строил из себя жителя Нью-Йорка, порой изображал уроженца Миссури или Майами, но чаще всего – Лос-Анджелеса.

Его отец Фил Уилер, здоровяк с внушительным пивным животом, одетый в коричневый рабочий комбинезон, обшарпанные ботинки и черную вязаную шапочку, улыбнулся сыну, сидящему рядом в кабине. Жена Уилера уже давным-давно сломалась и самоустранилась от заботы о Дэйви. Последние семнадцать лет Фил нянчился с ним в одиночку.

Поравнявшись с выстроенной в ряд дорожно-строительной техникой, машина замедлилась. На бортах их эвакуатора было броско выведено «Автомастерская Уилера», а на крыше кабины установлены желтые проблесковые маячки. Впереди за лобовым стеклом целая батарея фар и прожекторов высветила сначала искореженный капот «транзита», по-прежнему частично впечатанный под передний бампер бетономешалки, а затем остальной корпус фургона, смятый, словно банка кока-колы, и лежащий на боку в развороченной живой изгороди.

По мокрому асфальту и полосе лоснящегося газона скользили отблески синих вспышек. На месте катастрофы все еще оставались пожарные и полицейские машины, а также одна «скорая»; кроме того, поблизости околачивалось множество пожарных и копов, большинство в светоотражающих жилетах. Один полицейский очищал метлой дорогу от осколков стекла.

Вспыхнула лампа полицейского фотографа. Два следователя из дорожной полиции растягивали рулетку, что-то замеряя. Повсюду поблескивали куски металла и стекла. На глаза Филу Уилеру попался валяющийся баллонник, потом кроссовка, коврик, куртка.

– Да тут, папа, чертовски скверное месиво! – Сегодня вечером Дэйви был миссурийцем.

– Да уж, дело дрянь, сынок.

Годы работы закалили Фила Уилера, и его уже навряд ли что-то могло пронять. Он повидал практически все виды катастроф, какие только могут произойти с автомобилем. Среди прочих образов ему живо помнился обезглавленный бизнесмен, все еще в пиджаке, рубашке и при галстуке, пристегнутый на водительском сиденье в останках своего «феррари».

Рабочая форма Дэйви, которому на днях исполнилось двадцать шесть, состояла из нахлобученной задом наперед бейсболки с надписью «Нью-Йорк Янкиз», флисовой куртки поверх клетчатой фланелевой рубашки, джинсов и рабочих ботинок. Ему нравилось одеваться, как американцы в фильмах. Умственное развитие парня остановилось на уровне шестилетки, причем без всяких надежд на улучшение. Однако он обладал сверхчеловеческой физической силой, что на вызовах частенько приходилось кстати. Дэйви мог голыми руками отгибать стальные листы. А однажды он в одиночку приподнял перед машины, чтобы из-под нее вытащили мотоцикл.

– Очень скверное, – закивал парень. – Небось и трупы есть, а, пап?

– Надеюсь, что нет, сынок.

– Но могли бы быть?

К водительскому окошку подошел полицейский в фуражке и желтом светоотражающем жилете. Фил опустил стекло и сразу же узнал сотрудника ДПС.

– Добрый вечер, Брайан. Ну и каша тут у вас!

– Для бетономешалки уже вызвали транспорт с подъемником. Управишься с фургоном?

– Без проблем. Что стряслось-то?

– Да лобовое столкновение: «транзит» и бетономешалка. Фургон нужно доставить на стоянку отдела расследований ДТП.

– Считай сделано.

Дэйви взял фонарик и спустился из кабины. Пока папа разговаривал с копом, он посветил вокруг, на пятна масла и горки пены на дороге. Потом с любопытством уставился на высокий, чуть ли не квадратный автомобиль «скорой помощи», сквозь сдвинутые занавески на заднем окошке которого пробивался свет. Интересно, подумал парень, что происходит там внутри.

Им понадобилось почти два часа, чтобы погрузить все части «транзита» на платформу и закрепить их цепями. Папа и дорожный полицейский Брайан отошли в сторонку. Фил прикурил сигарету от ветроустойчивой зажигалки. Дэйви держался рядышком, сворачивая одной рукой самокрутку, а затем чиркнул собственной зажигалкой «зиппо». «Скорая» и большинство других спецмашин уже разъехались, только здоровенный автокран медленно поднимал переднюю часть бетономешалки – водительская сторона сплющена и искорежена, – пока колеса не оторвались от земли.

Дождь утих, и в разрыве облаков засияла луна. Папа и Брайан теперь болтали о рыбалке – на что лучше в это время года ловить карпа. Дэйви заскучал, да еще ему захотелось пописать, так что он сошел с дороги, потягивая самокрутку и выглядывая в небе летучих мышей. Летучих мышей он любил, и обычных тоже, домашних и полевых, и крыс, как и всяких грызунов. Вообще говоря, он любил всех зверей. Животные никогда не смеялись над ним, в отличие от людей – как в школе, например. Может, по возвращении домой он отправится к норе барсуков. Ему нравилось сидеть там в лунном свете и наблюдать за их играми.

Подсвечивая дорогу пляшущим лучом фонарика, Дэйви чуть углубился в кустарник, расстегнул ширинку и опорожнил мочевой пузырь на заросли крапивы. Стоило ему закончить, как прямо впереди, перепугав его до чертиков, раздался голос:

– Эй, отзовитесь!

Хриплый такой, бестелесный голос.

Дэйви аж подскочил на месте.

И опять:

– Эй!

– Черт! – Парень поводил фонарем по кустам, однако никого так и не увидел. – Кто здесь? – окликнул он.

Через пару секунд голос раздался снова:

– Эй! Где вы там? Джош? Пит? Роббо?

Дэйви направил луч влево, вправо, затем снова посветил перед собой. Послышалось шуршание, и на мгновение в свете фонаря задергался кроличий хвостик, который тут же исчез.

– Эй, кто здесь?

Тишина.

Шипение статических помех. Треск. Наконец буквально в нескольких футах справа прозвучало:

– Эй! Где вы? Эй!

В кустарнике что-то сверкнуло. Дэйви опустился на колени. Это оказался радиоприемник, с антенной. Рассмотрев штуковину поближе, парень пришел в полный восторг, сообразив, что случайно обнаружил взаправдашнюю портативную рацию.

Какое-то время он продолжал изучать устройство, побаиваясь прикоснуться к нему. Затем все-таки взял в руки. Рация оказалась тяжелее, нежели ему представлялось, да вдобавок еще была холодная и мокрая. Под большой зеленой кнопкой Дэйви разглядел надпись «Вызов».

Он нажал на нее и произнес:

– Эй!

Ответ последовал мгновенно:

– Кто это?

И тут же из отдаления донесся другой голос:

– Дэйви!

Папа.

– Уже иду! – завопил он, повернувшись в ту сторону, откуда его звал отец.

Пробираясь к дороге, парень снова нажал на зеленую кнопку и произнес:

– Это Дэйви. А ты кто?

– Дэ-э-эйви-и-и-и! – Опять папа.

Запаниковав, парень выронил рацию. От сильного удара об асфальт корпус устройства треснул, и батарейки вывалились наружу.

– Иду! – заорал Дэйви.

Опустившись на колени, он схватил приемник и, озираясь, запихал его в карман куртки. Затем сгреб батарейки и сунул их в другой карман. После чего снова закричал:

– Иду, папа! Я ходил пописать!

Держа руку в кармане, чтобы не заметили, как он оттопыривается, парень поспешил к эвакуатору.

5

Майкл надавил кнопку «Вызов»:

– Дэйви?

Тишина.

Он нажал снова.

– Дэйви? Эй! Дэйви!

Лишь тишина и белый атлас вокруг. Полнейшая тишина, наваливающаяся сверху, вздымающаяся снизу, сдавливающая с боков. Харрисон попытался развести руки в стороны, но, несмотря на все отчаянные усилия, стены по-прежнему продолжали его сжимать. Не получилось у него и раскинуть ноги – наткнулись на все те же непоколебимые стены. Положив рацию на грудь, Майкл уперся руками в атласную крышку в нескольких дюймах от глаз. Тоже нет: это все равно что пытаться сломать бетонную перегородку.

Затем, приподнявшись насколько только было возможно, Харрисон приблизился к красной резиновой трубке и сощурился, глядя в отверстие, однако рассмотреть что-либо внутри не удалось. Тогда он обхватил трубку рукой, поднес к губам и попытался свистнуть в нее – звук получился жалким.

Бедняга обессиленно опустился обратно. Голова буквально раскалывалась, отчаянно хотелось помочиться. Он снова нажал на кнопку рации:

– Дэйви! Дэйви, мне нужно в туалет! Дэйви!

Опять тишина.

За годы увлечения парусным спортом Харрисон набрался изрядного опыта в использовании двусторонней радиосвязи. «Надо попробовать другой канал», – пришло ему на ум. Он отыскал необходимый селектор, однако переключатель отказывался вращаться. Майкл надавил посильнее – по-прежнему безрезультатно. Затем ему стала ясна причина неполадки: регулятор был обильно залит суперклеем, чтобы он не мог переключать диапазоны и связаться по шестнадцатому каналу, международному каналу экстренной связи.

– Эй! Хватит вам издеваться, сволочи, я и так уже на грани!

Несколькими короткими движениями, ибо в таком тесном гробу особо не развернешься, Майкл поднес рацию к уху и прислушался.

Ничего.

Он опять положил устройство на грудь, а затем медленно, с невероятным трудом опустил правую руку в карман кожаной куртки и вытащил видавший виды водонепроницаемый мобильник, который Эшли подарила ему специально для плаваний. Этот телефон очень ему нравился, потому что отличался от типичных моделей, какие имеются у всех вокруг. Майкл нажал кнопку включения, и экран мобильника зажегся. Вместе с ним и вспыхнула и надежда, которая, увы, тут же угасла. «Нет сети».

– Черт!

Он принялся прокручивать телефонную книгу, пока не попалось имя его делового партнера Марка Уоррена: «Марк мобил».

Несмотря на отсутствие связи, Майкл все-таки нажал на кнопку вызова.

Однако ничего не произошло.

Со все возрастающим отчаянием он перебрал по очереди Роббо, Пита, Люка и Джоша. Затем снова взялся за рацию.

– Эй, парни! Вы меня слышите? Я знаю, что слышите, на хрен!

Ничего.

Дисплей «Эриксона» показывал 23:13.

Майкл поднял левую руку и сверился с часами на ней: 23:14.

Когда же он в последний раз смотрел на них? Целых два часа назад. Харрисон закрыл глаза. Задумался ненадолго, пытаясь осмыслить, что же именно происходит. В ярком, едва ли не ослепляющем свете фонарика он вдруг заметил бутылку, втиснутую рядом с шеей, и еще глянцевый журнал. Он перетащил издание вперед, в несколько приемов разместил его над лицом – и чуть не задохнулся под огромными блестящими грудями, слегка расплывающимися из-за близкого расстояния.

«Вот же сволочи!»

Он снова взял рацию и нажал на кнопку «Вызов»:

– Очень смешно. А теперь выпустите меня, пожалуйста!

Ничего.

«Кто такой этот Дэйви, черт побери?»

В глотке пересохло. Постепенно давала знать о себе жажда. Голова шла кругом. Ему захотелось вернуться домой, оказаться в постели с Эшли. Ничего, эти ублюдки объявятся через несколько минут. Надо просто подождать. А уж завтра он им устроит.

Неумолимо возвращалась тошнота, которая уже накатывала прежде. Майкл закрыл глаза. Мысли путались и разбегались. Он снова провалился в сон.

6

В самом конце этого паршивого рейса их паршивый самолет основательно тряхнуло, стоило только шасси коснуться взлетно-посадочной полосы – точнехонько на пять с половиной часов позже запланированного времени. Авиалайнер начал ожесточенно тормозить, и Марк Уоррен, до предела измотанный и сытый полетом по горло, сидя в тесном кресле, с ремнем безопасности, врезающимся в живот, каковой и без того уже ныл из-за чрезмерного количества фирменных крендельков этой чертовой авиакомпании и порции отвратной мусаки, есть которую определенно не следовало, бросил последний взгляд на фотографии «Феррари-360» в журнале «Автокар».

«Я хочу тебя, детка, – подумал он. – О господи, как же я хочу тебя!»

Пока самолет замедлялся до скорости руления, за иллюминатором мелькали посадочные огни, расплывающиеся сквозь завесу дождя. По громкой связи раздался хорошо поставленный голос командира экипажа: он выдал очередную порцией извинений, свалив всю вину за опоздание на туман.

Чертов туман! Чертова английская погода! Марк мечтал о красном «феррари», доме в Марбелье, где можно греться на солнышке вместе с достойной спутницей жизни – не с абы какой, а с единственной и неповторимой. Если имущественная сделка, которую он заключил в Лидсе, выгорит, то вилла и «феррари» станут ближе. Вот с дамой сердца было гораздо сложнее.

Марк устало расстегнул ремень безопасности, выудил из-под ног портфель и запихал в него журнал. Затем встал, присоединившись к всеобщей толкотне в салоне, и взял с багажной полки плащ. Он даже не удосужился затянуть галстук: был слишком измотан, чтобы переживать за внешний вид.

В отличие от своего делового партнера Майкла Харрисона, практически при любых обстоятельствах одевающегося небрежно, Марк Уоррен, как правило, проявлял в этом отношении щепетильность. Правда, гардероб этого молодого блондина, равно как и его прическа, отличался излишней консервативностью, из-за чего он казался старше своих двадцати восьми лет, однако в большинстве случаев одежда на нем выглядела столь безупречно, что смахивала на совершенно новую, в буквальном смысле с иголочки. Марку нравилось думать, будто люди видят в нем этакого преуспевающего бизнесмена, хотя на самом деле он больше походил на оборотистого коммивояжера, способного втюхать окружающим что угодно.

Ручные часы показывали 23:48. Уоррен включил мобильник, и гаджет ожил. Однако не успел он даже набрать номер, как раздался сигнал о том, что батарея полностью разряжена, после чего экран снова погас. Марк сунул телефон обратно в карман. Все равно уже чертовски поздно, слишком поздно. Сейчас он только и мечтал, что добраться до дома и оказаться в постели.

Час спустя он задним ходом загнал серебристый «БМВ-Х5» на подземную стоянку в так называемом Доме Ван Алена, а затем поднялся на лифте на пятый этаж и вошел в свою квартиру.

Честно говоря, Марк с трудом наскреб средства на покупку столь роскошного жилья, однако благодаря этому он здорово повысил свой статус в глазах общества. Импозантное современное здание в стиле ар-деко на набережной Брайтона, среди жильцов которого числилось несколько знаменитостей. Без преувеличения, элитное место. Сразу ясно, что если живешь в Доме Ван Аллена, то ты человек с положением. И разумеется, состоятельный. Всю свою сознательную жизнь Марк преследовал лишь одну заветную цель – разбогатеть.

Проходя через просторную гостиную, он заметил, что на телефоне мигает индикатор автоответчика. Решив заняться этим чуть позже, Уоррен бросил портфель, воткнул мобильник в розетку и направился прямиком к барному шкафу, где плеснул себе немного виски «Балвени», буквально на два пальца. Затем подошел к окну и стал созерцать набережную внизу, несмотря на непогоду и поздний час весьма оживленную. Далее виднелись яркие огни парка аттракционов на Дворцовом причале и непроглядная темень моря.

Внезапно раздался писк мобильника. Марк подошел ближе и взглянул на экран.

Вот черт! Четырнадцать новых сообщений!

Не отключая мобильник от зарядки, он открыл голосовую почту. В семь вечера Пит поинтересовался, где его черти носят. Затем, в 19:45, Роббо услужливо сообщил, что они направляются в следующий паб, «Ягненок в самом соку». Третье послание было от Люка и Джоша, уже основательно назюзюкавшихся, на заднем плане что-то неразборчиво бормотал Роббо. Из «Ягненка» они перебирались в «Дракона», что на Акфилд-роуд.

Следующие два сообщения были от агента по недвижимости насчет сделки в Лидсе и от их юрисконсульта.

Шестое, в 23:05, от встревоженной донельзя Эшли. Ее тон даже несколько напугал Марка. Она ведь всегда была такой спокойной и невозмутимой.

«Марк, пожалуйста, очень тебя прошу, перезвони мне, как только прослушаешь это сообщение!» – едва ли не умоляла она со своим мягким, но явственным североамериканским акцентом.

Поколебавшись, Уоррен все-таки прослушал следующую запись. Снова от Эшли. На этот раз девушка уже пребывала в полной панике. Затем опять от нее и опять, все с промежутками минут в десять.

Десятое сообщение оказалось от матери Майкла. Она тоже была сама не своя:

«Марк, я оставила сообщение еще и на твоем домашнем телефоне. Пожалуйста, перезвони, как только прослушаешь».

Он поставил голосовую почту на паузу.

Да что там у них такое стряслось, черт побери?

Потом снова звонила Эшли, уже явно на грани истерики:

«Марк, произошла ужасная катастрофа. Пит, Роббо и Люк погибли. Джош в реанимации. Никто не знает, где Майкл. Боже, Марк, позвони мне, пожалуйста!»

Он воспроизвел запись повторно, отказываясь поверить в услышанное. Затем тяжело опустился на диванный подлокотник.

– Господи…

Собравшись, Уоррен прогнал оставшиеся сообщения. Все в том же духе – от Эшли и матери Майкла: «Позвони. Позвони. Пожалуйста, позвони!»

Марк залпом допил остатки виски, налил себе новую порцию, на этот раз побольше, и подошел к окну. Сквозь призрак собственного отражения он снова уставился на набережную. Понаблюдав некоторое время за снующими туда-сюда машинами, обратил свой взор на море. Вдали у горизонта различались две искорки огней – наверное, сухогруза или танкера, пересекающего Ла-Манш.

Марк размышлял.

«А ведь я и сам тоже попал бы в эту аварию, если бы рейс не задержали».

Однако этим его мысли не ограничивались.

Сделав глоток, молодой человек сел на диван. Спустя пару секунд, однако, зазвонил городской телефон. Уоррен подошел к аппарату и взглянул на высветившийся номер. Эшли. После четырех звонков телефон умолк, но тут же разразился трелью мобильник. Тоже Эшли. Немного подумав, Марк прервал вызов, переадресовав его на голосовую почту. Затем отключил мобильник совсем и снова уселся, вытащив подставку для ног. Откинулся на спинку дивана, держа стакан обеими руками.

В виски забрякали кубики льда.

«Да у меня руки дрожат», – понял Марк. И ему вдруг показалось, что у него сотрясаются вообще все внутренности. Он подошел к проигрывателю и поставил компакт-диск с произведениями Моцарта. Моцарт всегда помогал ему думать. А сейчас нежданно-негаданно возникла такая ситуация, что необходимо было обдумать очень многое.

Марк снова откинулся на спинку дивана и уставился в стакан, напряженно сосредоточившись на кубиках льда, словно это были карты, выпавшие ему при гадании. Только через час с лишним он снял трубку телефона и набрал номер.

7

Спазмы участились. Стиснув ноги, задерживая дыхание и крепко зажмурившись, Майкл пока еще был в состоянии противостоять мучительному желанию справить нужду под себя. Этого он допустить не мог – да ему была невыносима одна лишь мысль о том, как будут ржать эти сволочи, когда они в конце концов объявятся и обнаружат его плавающим в луже собственной мочи.

Но теперь Майкла по-настоящему одолевала клаустрофобия. Белый атлас словно бы стягивался вокруг него, опускаясь все ближе и ближе к лицу.

В луче фонарика часы показали 02:47.

«Блин! Да что эти ублюдки себе позволяют, на хрен? Два сорок семь! Где они, черт побери? Гуляют напропалую в каком-нибудь ночном клубе?»

Майкл уставился на белый атлас – башка трещит, во рту пустыня, ноги стучат друг о друга, пытаясь унять адскую боль в мочевом пузыре, отдающуюся по всему телу. Он понятия не имел, сколько еще сможет продержаться.

В отчаянии бедняга принялся молотить по крышке костяшками пальцев.

– Эй, вы! Сволочи! – заорал он.

Потом снова проверил мобильник. Нет сети. Проигнорировав уведомление, Майкл прокрутил телефонную книгу до номера Люка и щелкнул по иконке звонка. Из динамика раздался резкий писк, на экране высветилось «Нет связи».

Тогда он нашарил рацию, включил ее и снова прокричал в микрофон имена друзей. Еще ему смутно помнился тот незнакомый голос.

– Дэйви? Эй, Дэйви!

Ответом послужило лишь слабое потрескивание.

Ужасно хотелось пить, язык словно бы превратился в наждак. Может, они хотя бы оставили ему воды? Майкл слегка приподнял голову, больше высота гроба не позволяла. Приметив блеск бутылки, потянулся за ней. «Фэймос граус».

Разочарованный, он сорвал с горлышка обертку, отвинтил крышечку и сделал глоток. Какое-то мгновение спиртное ощущалось во рту сущим бальзамом, однако уже в следующее обернулось пламенем, обжегшим сначала глотку, а затем пищевод. Правда, потом ему немного полегчало. Майкл сделал еще глоток, после которого снова почувствовал себя получше. Напоследок хлебнув виски как следует, он завинтил бутылку.

И закрыл глаза. Головная боль вроде бы немного утихла. Да и в туалет тоже хотелось не так сильно.

– Сволочи… – простонал он.

8

Эшли походила на привидение. Длинные каштановые волосы обрамляли лицо – такое же бледное, как и у пациентов, лежавших на койках в палате у нее за спиной и окруженных сущим лесом капельниц, аппаратов искусственной вентиляции легких и мониторов. Молодая женщина стояла, прислонившись к стойке сестринского поста в реанимационном отделении Суссекской окружной больницы. И в своей беспомощности она казалась Марку еще даже прекраснее обычного.

Одуревший после бессонной ночи, в стильном костюме и безупречно чистых черных туфлях от «Гуччи», он подошел к Эшли и крепко обнял ее. Взгляд его блуждал вокруг: торговый автомат, фонтанчик с питьевой водой, таксофон под навесом из оргстекла. В больницах ему неизменно было не по себе. С тех самых пор, как он пришел однажды навестить отца после инфаркта, едва не обернувшегося летальным исходом, увидел, что некогда очень сильный мужчина выглядит теперь таким немощным, таким чертовски жалким и бесполезным, – и испугался. Так что сейчас Марк сжимал Эшли в объятиях не только ради того, чтобы утешить девушку: ему надо было хоть немного успокоиться и самому. Недалеко от ее головы на зеленом компьютерном экране мерцал курсор.

– О наконец-то, Марк! Слава богу, ты здесь! – Она вцепилась в него, словно в одинокую мачту посреди бушующего океана.

Одна медсестра разговаривала по телефону – судя по всему, с родственником какого-то пациента реанимации, – а другая сидела за стойкой, совсем близко от них, и что-то печатала на клавиатуре.

– Это ужасно, – проговорил Марк. – Просто уму непостижимо!

Эшли кивнула, сглотнув комок в горле.

– Если бы ты не отправился на встречу в Лидс, то и сам оказался бы…

– Вот именно. Я постоянно думаю об этом. Как Джош?

Ее волосы пахли шампунем, а дыхание самую малость отдавало чесноком – последнее, впрочем, Марк едва ли замечал. Вчера вечером Эшли устроила девичник в каком-то итальянском ресторанчике.

– Плохо. С ним Зои.

Проследив за пальцем Эшли, Марк увидел через несколько коек, среди гула и постукивания аппаратов искусственной вентиляции легких и перемигивающихся цифрами мониторов, в дальнем конце палаты, жену Джоша, пристроившуюся на стуле. Она была одета в белую футболку, курточку от спортивного костюма и брюки-багги. Женщина сидела понурившись, всклокоченные белокурые локоны закрывали ее лицо.

– А Майкл так до сих пор и не объявился. Где он, Марк? Уж ты-то должен знать!

Медсестра закончила разговаривать по телефону, однако аппарат тут же снова зазвонил, и она сняла трубку.

– Без понятия, – покачал головой Марк. – Не имею ни малейшего представления.

Эшли пристально посмотрела на него:

– Но вы же несколько недель планировали эту гулянку, и Люси говорила, будто вы собираетесь поквитаться с Майклом за все его розыгрыши, что он устраивал с другими перед их свадьбой.

Она отступила от Марка, стряхнув волосы со лба, и тогда он увидел, что у нее потекла тушь. Эшли промокнула глаза рукавом.

– Может, парни передумали в последнюю минуту, – ответил Марк. – Само собой, у них была куча идей – например, подсыпать ему чего-нибудь в алкоголь и посадить на самолет, но мне удалось отговорить их от подобных затей. Во всяком случае, мне так казалось.

Вымученной улыбкой девушка выразила ему свою благодарность.

Он пожал плечами:

– Я же знал, как ты беспокоишься, что… ну, вдруг мы отмочим какую-нибудь глупость.

– Еще бы не беспокоиться! – Эшли покосилась на медсестру и шмыгнула носом. – Но где же тогда Майкл?

– А его точно не было в машине?

– Точнее некуда. Я звонила в полицию, и они говорят, что… Они говорят… Они… – Тут девушка начала всхлипывать.

– Что они сказали?

– Что ничего не будут предпринимать! – разгневанно выпалила Эшли. Она всхлипнула еще несколько раз, стараясь сдержаться. – Говорят, что якобы осмотрели все вокруг места катастрофы, но никаких следов Майкла не обнаружили: дескать, он наверняка отсыпается где-нибудь после попойки.

Марк подождал немного, надеясь, что его собеседница успокоится, однако она продолжала плакать.

– Может, так и есть.

Невеста Майкла покачала головой:

– Он пообещал мне, что не будет напиваться. – Марк выразительно посмотрел на Эшли, и через мгновение она кивнула. – Да все я понимаю. Это же был мальчишник, верно? А что вы, мужики, обычно делаете на мальчишниках? Ну ясное дело: нажираетесь вдрызг!

Уоррен уставился на серые плитки пола. А затем произнес:

– Пойдем проведаем Зои.

Он двинулся через палату. Эшли шла следом, держась чуть позади. Сегодня Зои, стройная красавица, показалась Марку даже еще более худой, чем всегда: слегка приобняв жену друга, он почувствовал под мягкой тканью дизайнерской курточки костлявое плечо.

– Господи, Зои, мне так жаль. Держись!

Она едва заметно пожала плечами в знак признательности.

– Как он? – Марк надеялся, что тревога в его голосе прозвучала искренне.

Зои повернула голову и посмотрела на него – воспаленные глаза, дорожки слез на едва ли не прозрачных без косметики щеках.

– Врачи уже ничего больше не могут поделать, – выдохнула она. – Его прооперировали, и теперь остается только ждать.

Джош был подключен к двум инфузионным помпам «Ивак», трем шприцевым насосам и аппарату искусственной вентиляции легких, издающему размеренное, тихое и жутковатое шипение. На мониторе устройства постоянно менялись показания, бежали волнообразные кривые.

Трубка, выходящая изо рта пациента, вела в небольшой пакет с краником внизу, наполовину наполненный темной жидкостью. Тело его окутывал целый лес канюлированных трубок, помеченных желтым цветом на выходе из помп и насосов и снабженных белыми, надписанными от руки бирками на другом конце. Из-под простыни и от головы Джоша тянулись провода, неся данные для цифровых табло и скачущих кривых. Открытая взгляду плоть имела белоснежный цвет. Друг Марка сейчас здорово смахивал на жертву некоего лабораторного эксперимента.

Однако Уоррен едва ли смотрел на Джоша. Он изучал мониторы, стараясь разобраться, что означают цифры на них. Пытался вспомнить, как все было в прошлый раз, когда он стоял в этой же самой палате подле умирающего отца: вот на этом мониторе вроде бы отражается состояние сердца, а это показатели уровня кислорода в крови и артериального давления. Уоррен читал надписи на капельницах. «Маннит». «Пентакрахмал». «Морфий». «Мидазолам». «Норадреналин». И напряженно размышлял. У Джоша были все предпосылки к тому, чтобы преуспеть в жизни: хорошие внешние данные, состоятельные родители. Работая оценщиком убытков в страховой компании, он всегда рассчитывал и размечал собственную жизнь, вечно талдычил о планах на пять и на десять лет вперед, о глобальных целях. Джош первым из их компании женился, поскольку хотел завести детей пораньше, чтобы к тому времени, когда они вырастут и повзрослеют, самому еще оставаться достаточно молодым, дабы наслаждаться жизнью. Нашел себе идеальную жену, прелестную богатую малышку Зои, однозначно здоровую и фертильную, которая одного за другим родила ему двух очаровательных малышей. Словом, все у Джоша шло по плану.

Марк окинул взглядом палату, отыскав медсестер и врачей и отметив, где они находятся, затем опустил глаза на трубки капельниц, торчащих из шеи и руки Джоша, рядом с пластиковой биркой с его именем. Следом изучил аппарат искусственной вентиляции легких. Потом электрокардиограф. Если частота биения сердца или уровень кислорода в крови значительно снизятся, прозвучит предупредительный зуммер.

Если Джош выживет и придет в себя, это станет проблемой: Марк пролежал без сна почти всю ночь, обдумывая ситуацию, и был вынужден, хотя и весьма неохотно, признать, что при благоприятном для друга развитии событий ему самому придется худо.

9

Зал заседаний № 1 Королевского суда Льюиса неизменно вызывал у Роя Грейса тягостное чувство. Казалось, что это помещение умышленно спроектировали с целью морально подавлять всех, кто в нем находился. Хотя формально статус у него был такой же, как и у остальных залов в здании, однако он все равно явно доминировал над прочими. Георгианский стиль, высокий сводчатый потолок, места для публики на галерке, настенные дубовые панели, скамьи – в том числе и для подсудимых – из мореного дуба, а также балюстрада вокруг свидетельской трибуны. В данный момент в зале председательствовал судья Дрисколл – в неизменном своем парике, давно уже потерявшем товарный вид. Он сонно восседал в кресле с красной спинкой, под британским гербом с прославленным девизом «Dieu et mon droit»[2]. В целом все это смахивало на театральные декорации, а пахло здесь – как в школьном классе, где давно не было уборки.

Грейс на свидетельской трибуне – опрятно одетый, как и всегда на судебных заседаниях, в синий костюм, белую рубашку, галстук со строгим рисунком и начищенные черные ботинки на шнуровке – внешне выглядел прекрасно, однако внутри ощущал себя основательно помятым. Отчасти из-за того, что не выспался после вчерашнего свидания – обернувшегося катастрофой, – а отчасти потому, что испытывал мандраж. Положа руку на Библию, он скороговоркой оттарабанил присягу. Поглядывая по сторонам и проникаясь атмосферой места, поклялся всемогущим Богом – наверное, в тысячный раз за свою карьеру – говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.

Присяжные заседатели выглядели, как и любые другие, – этакая группа туристов, застрявшая без средств на автовокзале. Неопрятная пестрая компания: чересчур яркие свитеры, расстегнутые воротнички рубашек да помятые блузки под невыразительными физиономиями – все белые, рассаженные в два ряда, прячущиеся за графинами с водой, стаканами и ворохами заметок. Возле судьи хаотично громоздились видеоплеер, слайд-проектор и огромный бобинный магнитофон. Перед столом судьи из-за батареи электронного оборудования чинно взирала стенографистка. Установленный на стуле вентилятор вращался вправо-влево, едва ли, впрочем, привнося свежесть в спертый предвечерний воздух. Галерка кишела журналистами и зеваками. Ничто так не притягивает обывателей, как процесс, на котором судят убийцу. А это, можно сказать, был местный процесс года.

Великий триумф Роя Грейса.

На скамье подсудимых сидел Суреш Хуссейн, дородный мужчина с рябым лицом и зализанными назад волосами, одетый в коричневый костюм и полосатую рубашку с лиловым атласным галстуком. Он молча наблюдал за действом с таким видом, будто чувствовал себя хозяином положения, а процесс устроили исключительно ему на потеху. Сволочь, мразь, трущобный домовладелец. Целых десять лет он оставался неуязвимым, и вот теперь Рой Грейс наконец-то прижал мерзавца, располагая полным набором доказательств его виновности. Преступный сговор с целью совершения убийства. Жертвой был его конкурент Рэймонд Коэн, тип равным образом неприглядный. Если суд пройдет как до`лжно, Хуссейна упекут за решетку до конца его дней, и сотни добропорядочных граждан Брайтон-энд-Хова смогут радоваться жизни в своих жилищах, избавленные от уродливой тени его приспешников, превращавших в ад каждый час их существования.

Рой мысленно вернулся во вчерашний вечер.

«Ох уж эта Клодин! Клодин Ламонт, черт бы ее побрал!»

Все с самого начала пошло наперекосяк. Во-первых, он опоздал на час сорок пять минут. Во-вторых, фотография Ламонт, которую она разместила на сайте знакомств, оказалась, мягко говоря, устаревшей на добрых десять лет. Кроме того, выяснилось, что, рассказывая о себе, она опустила такие немаловажные пункты, как полное воздержание от алкоголя, ненависть к копам, веганство и девять подобранных на улице кошек – последнее, похоже, было единственным, что интересовало Клодин в этой жизни.

Сам Грейс любил собак. Нет, против кошек он ничего не имел, просто пока ему не довелось повстречать такую, с которой он нашел бы общий язык, в то время как с любой собакой дружба у него завязывалась практически мгновенно. После двух часов, проведенных в местном вегетарианском ресторане, сущей помойке, причем на протяжении всего этого времени Рой выслушивал лекции о здоровом питании и вольнолюбивом кошачьем духе, а также подвергался допросу с пристрастием относительно деспотичной сущности британской полиции и мужчин, рассматривающих женщин исключительно как сексуальный объект, он был только рад убраться восвояси.

И вот теперь, после ночи беспокойного и прерывистого сна и нескольких часов праздношатания в ожидании вызова, ему вновь предстоял допрос с пристрастием. Днем все так же хлестал дождь, однако воздух основательно прогрелся. Рой уже чувствовал, как поясницу ему заливает потом.

Наконец слово взял защитник, удививший суд тем, что он вызвал Грейса в качестве свидетеля. В коротком седом парике и блестящей черной мантии, он поднялся с надменным достоинством и деланой улыбкой, демонстрирующей зубы и полное отсутствие теплоты. Это был королевский адвокат по имени Ричард Чаруэлл. Грейс уже сталкивался с ним прежде, и приятным этот опыт назвать было нельзя. Адвокатов он вообще не переносил. Для них судебный процесс всего лишь игра. Им не приходится отрывать задницу от стула и рисковать жизнью ради поимки преступника. И им абсолютно наплевать, насколько серьезное преступление совершено, лишь бы отмазать своего подзащитного.

– Вы детектив-суперинтендант Рой Грейс из Главного управления уголовного розыска, Суссекс-хаус, Холлингбери, Брайтон? – начал адвокат.

– Да. – Ответ у Грейса вышел «не из того горла», и вместо обычного уверенного голоса прозвучало чуть ли не карканье.

– И вы имели некоторое отношение к данному делу?

– Да. – Снова сдавленный хрип.

– Я представляю суду данного свидетеля.

Повисла краткая пауза. Разговоры смолкли. Ричард Чаруэлл, королевский адвокат, завладел вниманием всего зала. Прожженный актер видной наружности, он намеренно выдержал драматическую паузу, прежде чем продолжить речь, уже совершенно другим тоном, внушавшим мысль, будто теперь он – новый лучший друг Роя Грейса.

– Детектив-суперинтендант, не поможете ли вы нам в одном вопросе? Вам что-нибудь известно о туфле, связанной с данным делом? Из коричневой крокодильей кожи, без шнуровки, с золотой цепочкой?

Грейс несколько секунд молча разглядывал адвоката, после чего ответил:

– Да, известно.

Внутренне он запаниковал, интуитивно догадавшись, какое направление может принять допрос.

– Детектив-суперинтендант, вы сами расскажете нам о том, кому показывали означенную туфлю, или же предпочитаете, чтобы я вытянул из вас это признание?

– Хм, я не совсем понимаю, к чему вы клоните, сэр.

– А мне кажется, детектив-суперинтендант, что всё вы прекрасно понимаете.

Раздраженно, как будто ему и впрямь помешали вздремнуть, вмешался судья Дрисколл:

– Мистер Чаруэлл, извольте говорить по существу, мы не можем сидеть здесь до ночи.

– Как скажете, ваша честь, – елейно отозвался адвокат, после чего снова повернулся к Грейсу. – Детектив-суперинтендант, вы не станете отрицать, что нанесли ущерб весьма важной улике, фигурирующей в данном деле? А именно этой вот туфле?

Чаруэлл взял со стола с вещдоками упомянутый предмет и выставил его на всеобщее обозрение, держа над головой, словно только что завоеванный спортивный кубок.

– Я не стал бы говорить, что нанес ей какой-либо ущерб, – покачал головой Рой. Он был разозлен спесивостью защитника, хотя и отдавал себе отчет, что именно в этом и заключается тактика Чаруэлла – взбесить и запутать свидетеля.

Адвокат едва ли не с грустью опустил туфлю.

– Ага, то есть вы отрицаете, что нанесли ущерб важной улике? – Не дожидаясь ответа, Чаруэлл обрушился на Грейса: – А я утверждаю, что вы злоупотребили своими должностными полномочиями, самовольно изъяв вещественное доказательство и передав его некоей любительнице черной магии!

Повернувшись к судье, он заявил:

– Ваша честь, я намереваюсь продемонстрировать суду, что результаты экспертизы ДНК по данной туфле не вызывают доверия ввиду того, что детектив-суперинтендант Грейс нарушил целостность улики и вызвал возможное загрязнение этого важного вещественного доказательства.

Далее адвокат снова обратился к Грейсу:

– Прав я или нет, детектив-суперинтендант, утверждая, что девятого марта сего года, в четверг, вы отвезли эту туфлю некоей миссис Стемп, проживающей в Гастингсе и именующей себя медиумом? И надо полагать, мы услышим от вас, что данный предмет обуви побывал в ином мире? Нематериальном, так сказать?

– Лично я весьма высокого мнения о миссис Стемп, – ответил Грейс. – Эта леди…

– Ваше мнение нас не интересует, детектив-суперинтендант, важны только факты.

Однако Дрисколл возразил ему:

– Полагаю, в данном случае нам все-таки следует выслушать мнение свидетеля.

После нескольких секунд молчаливого противостояния между адвокатом и судьей Чаруэлл неохотно кивнул.

– Эта леди помогала мне по ряду вопросов в прошлом, – возобновил свой рассказ Грейс. – Три года назад Мэри Стемп предоставила достаточную информацию, чтобы я смог выявить подозреваемого в убийстве. Непосредственно благодаря этому он был арестован и затем осужден.

Рой помялся, ощущая на себе изучающие взгляды всего зала, а затем продолжил, обращаясь к адвокату:

– Позвольте, сэр, я отвечу на ваше обвинение касательно якобы самовольного изъятия вещественного доказательства и нарушения его целостности. Если бы вы просмотрели учетные записи, на что у вас имеется полное право, и проверили упаковку, то увидели бы наклейку с подписями и датами, проставленными по изъятии и возвращении мною данного вещдока. Защита была осведомлена о туфле с самого начала – ее обнаружили возле дома мистера Коэна в ночь его исчезновения, – однако ни разу не удосужилась исследовать.

– Значит, вы, детектив-суперинтендант Грейс, будучи старшим офицером полиции, регулярно прибегаете в своей работе к помощи черной магии, так?

По залу прокатилась волна смешков.

– Я не стал бы называть это «черной магией», – отозвался Рой. – Предпочитаю именовать это альтернативным источником информации. Для раскрытия преступлений полиция обязана использовать все доступные средства.

– Тогда, полагаю, справедливо было бы называть вас оккультистом? То есть человеком, верящим в сверхъестественное? – осведомился Чаруэлл.

Грейс посмотрел на Дрисколла, который уставился на него так, будто это Рой был обвиняемым на процессе. Лихорадочно обдумывая уместный в данном случае ответ, полицейский бросил взгляд на присяжных, затем на зрителей и только потом повернулся к адвокату. И тут его осенило.

Голос суперинтенданта разом зазвучал громче, обретя напористость и уверенность:

– Чего первым делом потребовал от меня суд, когда я поднялся на свидетельскую трибуну? – И, прежде чем Чаруэлл раскрыл рот, Грейс ответил сам: – Поклясться на Библии. – Он сделал паузу, чтобы публика прониклась его словами. – А ведь Господь Бог – сверхъестественное существо, высшее сверхъестественное существо. И поскольку суд допускает, чтобы свидетели клялись сверхъестественному существу, было бы странно, если бы я и все прочие в этом зале не верили в потусторонние силы.

– У меня больше нет вопросов, – заявил адвокат и возвратился на свое место.

Поднялся прокурор, тоже в парике и шелковой мантии, и обратился к судье:

– Ваша честь, предлагаю обсудить сложившуюся ситуацию на заседании в судейской комнате.

– Довольно необычный подход, – отозвался Дрисколл, – однако я удовлетворен, поскольку никаких нарушений не допущено. Тем не менее, – тут он снова посмотрел на Грейса, – мне хотелось бы надеяться, что дела, которые рассматриваются в суде, опираются на улики, а не на прогнозы астрологов.

Зал дружно взорвался смехом.

Заседание продолжилось, и теперь вызвали следующего свидетеля защиты – рэкетира Рубиро Вальенте, работавшего на Суреша Хуссейна. Рой Грейс остался послушать, как этот итальянский бандюган врет без зазрения совести. Прокурору, впрочем, не составило труда вывести его на чистую воду. Ко времени перерыва судью уже настолько достала наглая ложь Вальенте, что Грейс начал было надеяться, что история с туфлей отойдет на задний план.

Увы, его надежды развеялись без следа, едва лишь он вышел на Льюис-Хай-стрит подышать свежим воздухом и купить сэндвич. На противоположной стороне улицы светящаяся бегущая дорожка местного СМИ, газеты «Аргус», сообщала всем удивительную новость: «ОФИЦЕР ПОЛИЦИИ ПРИЗНАЛСЯ В СУДЕ, ЧТО УВЛЕКАЕТСЯ ОККУЛЬТИЗМОМ».

Грейсу отчаянно захотелось выпить и закурить.

10

Чувство голода не отпускало, как бы Майкл ни старался отвлечься. Об отсутствии еды постоянной тупой болью напоминал живот, в нем как будто что-то саднило. Голова шла кругом, руки тряслись. Не думать о пище было просто невозможно. Стоило бедняге отвлечься от сочных бургеров с толстыми ломтями картошки фри и кетчупом, как на смену им пришел аромат печеных омаров. Затем потянулась целая вереница блюд из поджаренной кукурузы, грибов с чесноком, яичницы, сарделек, шипящей грудинки.

Крышка гроба неумолимо нависала прямо над лицом, и Майкл снова поддался панике, хватая ртом и жадно глотая воздух. Он закрыл глаза, пытаясь вообразить, будто все в порядке, будто он сейчас где-нибудь в теплых краях, плавает на своей яхте в Средиземном море. Вокруг плещутся волны, над головой реют чайки, а воздух такой свежий и ароматный. Вот только стенки гроба отчаянно напирали. Стискивали кости. Харрисон нашарил на груди фонарик и включил его. Батарейка уже садилась, и работать ей явно оставалось недолго. Осторожно открутив крышку виски дрожащими пальцами, Майкл поднес горлышко бутылки к губам. Сделал один мизерный глоток и прополоскал алкоголем спекшуюся и вязкую глотку, по капельке смачивая все доступные места и смакуя каждую секунду. Паника отступила, дыхание замедлилось.

Лишь через несколько минут после глотка, после того, как утихло теплое жжение, распространившееся вниз по пищеводу и затем по всему животу, Майкл позволил себе сосредоточиться на задаче завинчивания крышечки. Виски оставалось полбутылки. По одному глоточку в начале каждого часа.

Все строго по графику.

В целях экономии он выключил фонарик. Каждое движение требовало усилий. Конечности одеревенели, и Майкла то трясло от холода, то вдруг прошибало липким лихорадочным потом. Пульсирующая боль в голове не прекращалась – ему отчаянно требовалась хотя бы таблетка парацетамола. Было жизненно необходимо услышать шум сверху, человеческие голоса. Выбраться отсюда.

И еще ему позарез нужна была еда.

Каким-то невероятным чудом батарейки в рации и фонарике оказались одного типа. Так что у него имелся некоторый их запас. По крайней мере, хоть какая-то хорошая новость. Единственная хорошая новость. Впрочем, нет, была и еще одна: через час он сможет сделать очередной глоточек виски.

Все строго по графику, во всем должен быть порядок. Это позволяет бороться с паникой и сохранять ясность ума.

Пять лет назад Майкл в составе команды тридцативосьмифутовой яхты принимал участие в плавании через Атлантику, из Чичестера в Барбадос. Двадцать семь дней в море. Причем на протяжении пятнадцати из них по курсу следования бушевал шторм, ни разу не утихавший ниже семи баллов, а временами достигавший и всех десяти-одиннадцати. Пятнадцать дней ада. Четыре часа вахты, четыре часа отдыха. Всякий раз, когда судно снова и снова низвергалось с гребня волны, у него в теле сотрясалась каждая косточка, а на корабле звенела каждая цепь, билась о палубу или такелаж каждая бочка, в шкафах громыхали каждый нож, вилка и тарелка. И выдержали они тогда благодаря строгому порядку, неуклонному соблюдению графика. Благодаря разделению каждого дня на периоды в несколько часов, каждый из которых отмечался скромным поощрением. Кусочком шоколада. Глотком алкоголя. Несколькими страницами романа. Взглядом на компас. Завершением смены по откачке воды из трюма.

Соблюдение порядка обеспечивает структуру. Структура дает перспективу. А перспектива – горизонт.

Если смотреть на горизонт, становится спокойнее.

И вот теперь Майкл отмерял каждый час глоточком виски. У него оставалась еще половина бутылки, а горизонтом служила часовая стрелка наручных часов. «Лонжин» с посеребренным ободом и светящимися римскими цифрами, которые купила ему Эшли. Более шикарных часов у него в жизни не было. Эшли вообще обладала великолепным вкусом. И конечно же, шиком. В ней все было классным – кудри ее каштановых волос, походка, доверительная манера общения, классически прекрасные черты лица. Майклу нравилось входить вместе с ней в помещения, полные людей. Куда угодно. Все сразу же поворачивались и дружно таращились на Эшли. Боже, его так и распирало от гордости! Было в ней нечто особенное. Совершенно уникальное, абсолютно неповторимое.

Его мать, кстати, говорила то же самое, хотя ни об одной из его прежних подружек ни разу не отозвалась одобрительно. Просто Эшли была другой. Раньше она работала на маму – и очаровала ее. Это было еще одно качество, которое Майкл любил в своей невесте: она могла очаровать любого. Даже самого что ни на есть паршивого клиента. Он влюбился в нее в тот самый день, когда Эшли пришла к ним с Марком в офис на собеседование. И вот теперь, шесть месяцев спустя, они уже собираются пожениться.

В паху и бедрах нестерпимо зудело. Раздражение кожи. Майкл уже давно махнул рукой на мочевой пузырь. Как-никак прошло двадцать шесть часов.

Наверное, что-то случилось, вот только что? Двадцать шесть гребаных часов он вопил в рацию, набирал номера по мобильнику и получал одно и тоже чертово уведомление: «Нет связи».

Вторник. Эшли настаивала, чтобы он устроил мальчишник пораньше, за несколько дней. «Ты напьешься, и потом тебе будет плохо. А мне не хочется, чтобы ты был в таком состоянии в день свадьбы. Проведи свой мальчишник в начале недели, чтобы успеть отойти».

Наверное, в сотый раз уже Майкл уперся руками в крышку гроба. А может, в двухсотый. Или даже в тысячный. Но все так же без толку. Еще он пытался проковырять в крышке дырку, единственным доступным ему твердым орудием – корпусом рации. Мобильник и фонарик были пластиковыми. Однако и рация оказалась недостаточно крепкой.

Майкл снова включил передатчик.

– Эй! Есть там кто? Отзовитесь!

Только слабое потрескивание в ответ.

Внезапно в голову ему пришла ужасная мысль. А вдруг и Эшли тоже в этом замешана? Не потому ли она так настаивала на проведении мальчишника в начале недели, во вторник? Чтобы упрятать его здесь – где бы это «здесь» ни находилось – на целые сутки, а то и дольше, рассчитывая таким образом избавить себя от лишних хлопот?

Нет, быть того не может. Ей ведь известно о его клаустрофобии, и к тому же в Эшли нет ни капли жестокости. В первую очередь она всегда думает о других, беспокоится об их нуждах.

Количество подарков, преподнесенных Эшли его матери и ему самому, приводило Майкла в замешательство. И ведь все до одного оказывались поразительно удачными. Мамины любимые духи. Компакт-диск ее любимого певца Робби Уильямса. Кашемировый джемпер, как раз такой, какой ей очень хотелось иметь. Вожделенный им радиоприемник «Боуз». И как только Эшли прознавала обо всех этих вещах? Благодаря врожденной способности, дару – одному из бесконечного списка достоинств, делавших ее такой исключительной личностью.

А его самого – счастливейшим мужчиной на свете.

Свет фонарика потускнел, причем заметно. Майкл выключил его ради экономии заряда и теперь вновь неподвижно лежал в темноте. Спустя какое-то время он обратил внимание на то, что дыхание у него участилось. А что, если…

Если парни вообще никогда не вернутся?

Было почти полдвенадцатого ночи. Майкл лежал и вслушивался, не донесется ли шум голосов, свидетельствующий о приближении друзей.

Вот ей-богу, он нисколько не станет злиться на ребят за идиотскую шутку, лишь бы только выбраться отсюда. Майкл снова взглянул на часы. Уже почти полночь. Ничего, они появятся уже совсем скоро, буквально с минуты на минуту.

Должны появиться.

11

Над ним с ухмылкой стояла Сэнди, заслоняя собой солнечный свет. Намеренно дразнила его. Белокурые волосы свисали по обеим сторонам ее веснушчатого лица, касаясь щек Роя.

– Эй! Мне нужно читать… отчет… Я…

– Фу, какой ты скучный, Грейс! Вечно одно и то же! – Она чмокнула его в лоб. – Читать-читать-читать, работать-работать-работать! – (Снова поцелуй.) – Ну сколько можно? Я тебе больше не нравлюсь, да?

На ней было летнее платьице с таким огромным вырезом, что груди едва не вываливались из лифа. Рой краем глаза заметил ее длинные загорелые ноги под вздернутым подолом и внезапно почувствовал, что заводится.

Он обхватил лицо Сэнди руками и притянул к себе, не отрывая взгляда от ее доверчивых голубых глаз и ощущая, как невероятно – страстно, глубоко – любит ее.

– Я боготворю тебя, – произнес Рой.

– Да что ты? – кокетливо отозвалась она. – Ты действительно боготворишь меня? Любишь больше, чем свою работу? – Жена высвободилась, насмешливо скривив губки.

– Я люблю тебя больше, чем что-либо в…

И внезапно на него обрушилась тьма. Словно бы из розетки выдернули штепсель.

В холодном, пустом воздухе в ушах Грейса отдалось эхо его собственных слов.

– Сэнди! – крикнул он, но зов застрял в горле.

Солнечный свет померк до бледно-оранжевого сияния: сквозь занавески в спальню просачивалось уличное освещение.

Электронные часы показывали две минуты четвертого.

Рой лежал весь в поту, с широко открытыми глазами и трепещущим, словно буй в шторм, сердцем в груди. С улицы донеслось громыхание мусорного бака, – наверное, в нем копалась кошка или лисица. Спустя пару секунд послышался рокот мотора – это, похоже, сосед, который живет через два дома: он работает таксистом и возвращается поздно ночью.

Какое-то время Грейс не шевелился. Закрыл глаза, восстановил дыхание и попытался вернуться в сон, отчаянно удерживая его в памяти. Как и все сны о Сэнди, регулярно его посещавшие, этот ощущался поразительно реальным. Как будто они по-прежнему были вместе, но просто в разных измерениях. Ах, если бы он только мог каким-нибудь образом обнаружить портал, преодолеть барьер, тогда они снова были бы вместе – по-настоящему, и все у них было бы хорошо, и они были бы счастливы.

Чертовски счастливы.

Грейса накрыло гигантским валом печали. Которая, стоило ему лишь вспомнить, что случилось накануне, вскоре обернулась ужасом. Газета. Чертов заголовок в «Аргусе» вчера вечером. На Роя вновь лавиной нахлынули все переживания. Черт, вот же попал! Журналисты теперь на славу порезвятся. Критику он еще выдержит. А вот с насмешками будет сложнее. Ему и без того доставалось от некоторых коллег за увлечение сверхъестественным. Предыдущий главный констебль, и сам испытывавший вполне естественное любопытство к паранормальным явлениям, предупреждал Грейса, что, если его интересы станут общеизвестны, это может отрицательно сказаться на перспективах повышения по службе.

– Все мы знаем, Рой, что у тебя особый случай, ты пристрастился к мистике после исчезновения Сэнди. Тут, как говорится, все средства хороши: никто тебе слова не скажет, переверни ты хоть каждый камень на всей чертовой планете. На твоем месте каждый из нас поступил бы точно так же. Только, ради бога, держи это при себе, ни в коем случае не светись на работе.

Временами Грейсу казалось, будто он наконец-то готов оставить Сэнди в прошлом, перевернуть страницу и начать жить заново. А порой, вот как сейчас, например, он отчетливо осознавал, что едва ли вообще сумеет когда-нибудь забыть жену. Ужасно хотелось обнять ее, прижаться к ней, поделиться своими проблемами. Она всегда была оптимисткой, смотрела на вещи легко и была очень практичной. В самом начале его работы в управлении, когда Независимая служба по расследованию действий полиции обвинила Роя в применении чрезмерной силы при аресте грабителя, Сэнди помогла мужу с честью выдержать разбирательство, которое запросто могло положить конец его карьере. В итоге Роя оправдали, в значительной степени благодаря тому, что он следовал советам жены. Уж она бы точно знала, как ему поступать в нынешней ситуации.

Иногда Грейс задумывался, а не пытается ли Сэнди посредством этих снов связаться с ним. Оттуда, где она сейчас находится.

Джоди, сестра Роя, не переставала твердить, что пора уже жить дальше, что нужно принять тот факт, что Сэнди мертва, сменить наконец ее голос на автоответчике, вынести ее одежду из спальни и косметику из ванной, короче говоря – а Джоди умела выражаться очень кратко, – разобрать мемориал Сэнди и начать все заново.

Вот только разве Грейс мог так поступить? А вдруг Сэнди до сих пор жива и ее удерживает в плену какой-нибудь маньяк? Он должен по-прежнему искать, продолжать вести дело и обновлять фотографии, отражающие ее вероятную нынешнюю внешность, внимательно разглядывать лица всех женщин, которых встречает на улице или замечает в толпе. И он будет продолжать свои поиски до тех пор, пока…

Пока что?

Короче, и так все ясно. Обсуждать тут нечего.

В тот день, когда Рою исполнилось тридцать, Сэнди разбудила его утром, держа в руках поднос с крошечным пирожным с одной свечкой, бокалом шампанского и неприличной поздравительной открыткой. Грейс распечатал ее подарки, а потом они занялись любовью. На работу он выехал позже обычного, в 9:15, и прибыл в брайтонский полицейский участок в тридцать пять минут десятого, опоздав на оперативное совещание по делу об убийстве. Рой обещал вернуться домой пораньше, чтобы отправиться на праздничный ужин вместе с другой супружеской парой – с его тогдашним лучшим другом, Диком Поупом, тоже детективом, и его женой Лесли, с которой Сэнди неплохо ладила, – однако день выдался суматошным, так что порог своего жилища он переступил почти на два часа позже намеченного срока. Сэнди дома не оказалось.

Сначала Грейс решил, что жена разозлилась на него за опоздание и таким образом выражает протест. В доме царила чистота, ее машины и сумочки не было, признаки борьбы отсутствовали.

Двадцать четыре часа спустя автомобиль обнаружили на площадке кратковременной стоянки в лондонском аэропорту Гэтвик. В утро исчезновения Сэнди с ее кредитки были зафиксированы два платежа: 7 фунтов 50 пенсов в аптеке «Бутс» и 16 фунтов 42 пенса за бензин на заправочной станции возле супермаркета «Теско». Другую одежду и какие-либо личные вещи она с собой не взяла.

Их соседи по тихой улочке, располагающейся в непосредственной близости от набережной, ничего не заметили. С одной стороны от Грейсов проживала слишком уж дружелюбная греческая семья, владевшая в городе парой кафе, однако они тогда были в отъезде, в отпуске. С другой стороны обитала почти совсем глухая престарелая вдова, имеющая привычку спать с включенным на полную громкость телевизором. Прямо сейчас, в 3:45 ночи, сквозь смежную стену их дуплекса доносились звуки американского боевика – грохот выстрелов, визг шин, завывание сирен. Старуха в тот день тоже ничего не видела.

Особые надежды Грейс возлагал на Норин Гринстед из дома напротив. Эта вездесущая шустрая дамочка на седьмом десятке всегда знала, кто на их улице чем занимается. Если она не ухаживала за страдающим болезнью Альцгеймера мужем Лэнсом, недуг которого неуклонно прогрессировал, то обязательно торчала перед домом, нацепив желтые резиновые перчатки: намывала свой серебристый «ниссан», или поливала из шланга подъездную дорожку, или же надраивала окна или что-нибудь другое, требующее – а может, и нет – мойки. Миссис Гринстед даже выносила из дома вещи, чтобы почистить их на дорожке.

Мало что ускользало от ее взора. Тем не менее, как ни странно, пролить свет на загадочное исчезновение Сэнди она, увы, тоже не смогла.

Грейс включил торшер и встал с постели. Взгляд его задержался на выставленной на трюмо фотографии в рамке, где были запечатлены они с Сэнди. Снимок был сделан в оксфордской гостинице, во время проведения конференции по генетической дактилоскопии, за несколько месяцев до ее исчезновения. Рой, в костюме и при галстуке, развалился в шезлонге, а Сэнди, в вечернем платье и с высокой прической, прижалась к нему, лучезарно улыбаясь своей неповторимой улыбкой официанту, которого супруги попросили запечатлеть их.

Рой подошел к трюмо, взял фотографию и поцеловал ее. Затем поставил снимок на место и направился в санузел помочиться. С недавних пор он стал просыпаться посреди ночи, чтобы справить нужду, а все потому, что следовал новомодному веянию – выпивать рекомендуемый сторонниками здорового образа жизни ежедневный минимум, восемь стаканов воды в сутки. Выйдя из туалета, Грейс тихонько спустился вниз, по-прежнему одетый в одну лишь футболку, которую использовал в качестве пижамы.

Сэнди обладала отменным вкусом. Их дом, как и прочие на этой улице, сам по себе особой презентабельностью не отличался – построенный в 1930-х годах дуплекс в неотюдоровском стиле с тремя спальнями, – однако она сумела придать жилищу красоту и шарм. Сэнди обожала просматривать воскресные газетные приложения, женские и дизайнерские журналы, вырывать из них страницы и делиться с мужем замыслами. Часами они вместе обдирали старые обои, шлифовали паркет, лакировали и красили.

Жена Роя увлекалась фэншуй и устроила во дворе маленький садик с фонтаном. Расставила по всему дому свечи. Старалась покупать только экологически чистые продукты. Ее мысли занимала каждая мелочь, она обо всем расспрашивала и всем интересовалась, и Грейсу это нравилось. То были прекрасные времена, когда они созидали собственное будущее, цементировали свою жизнь, строили планы.

А еще Сэнди была прекрасной садовницей. Разбиралась в цветах, травах, кустарниках и деревьях. Знала, когда что сажать, как правильно подрезать и прочее. Рою нравилось подстригать газон, но на этом его садоводческие навыки и заканчивались. Теперь сад пребывал в унылом запустении, и Грейса не оставляло чувство вины за это. Иногда он задумывался, как Сэнди отреагирует, увидев, во что превратилось ее любимое детище, если вернется.

Ее автомобиль по-прежнему стоял в гараже. Грейс забрал его после проведения всех экспертиз. И вот уже несколько лет подзаряжал аккумулятор машины – мало ли что… И точно так же тапочки Сэнди стояли на полу в спальне, халат висел на крючке, а зубная щетка торчала из стаканчика.

В ожидании возвращения хозяйки.

Сна не было ни в одном глазу. Рой плеснул себе виски «Гленфиддик» на два пальца, а затем устроился в белом кресле в гостиной – тоже полностью белой, с деревянным полом – и взял телевизионный пульт. Переключился с одного фильма на другой, на третий, затем пробежался по каналам «Скай», нигде не задерживаясь дольше нескольких минут. Погонял музыку, нетерпеливо перескакивая с «Битлз» на Майлза Дэвиса и Софи Эллис-Бекстор. Потом просто посидел в тишине.

Через некоторое время он взял со стеллажа, едва ли не целиком отведенного под тематику сверхъестественного, одну из своих любимых книг, «Оккультизм» Колина Уилсона, вернулся в кресло и стал вяло перелистывать страницы, потягивая виски и не в силах сосредоточиться более чем на паре абзацев.

Этот чертов защитник, понтовавшийся вчера в суде, засел у него в печенках и теперь понтовался в башке. Гребаный Ричард Чаруэлл! Напыщенный урод хренов! Что гораздо хуже, Грейс отчетливо понимал, что этот тип переиграл его. Обошел, сделав ловкий маневр, и победил. И вот это действительно уязвляло.

Рой снова взял пульт и вывел телетекстом новости. Все те же истории, что циркулировали повсюду в последние два дня и уже успели набить оскомину. Ни тебе сенсационных политических скандалов, ни терактов, ни землетрясений или авиакатастроф. Нет, Рой никому не желал зла, просто надеялся на появление какой-нибудь сенсации, способной заполнить утренние СМИ. Что угодно, лишь бы не процесс над Сурешем Хуссейном.

Однако ему не повезло.

12

Два общенациональных таблоида и одна крупноформатная газета разместили броские заголовки о процессе над Сурешем Хуссейном на первой полосе, вся остальная британская утренняя периодика опубликовала репортажи с судебного заседания на внутренних страницах.

Внимание прессы было сосредоточено отнюдь не на разбирательстве убийства как такового, но на свидетельских показаниях детектива-суперинтенданта Роя Грейса, которого уже в 8:30 утра вызвала на ковер его непосредственная начальница – Элисон Воспер. При этом Грейс ощущал себя так, будто переместился на машине времени на тридцать лет назад и вновь оказался в школе, в кабинете строгой директрисы.

Один из коллег Роя как-то окрестил Элисон «Номер 27», и с тех пор это прозвище пристало к ней намертво. Под номером 27 в меню местного китайского ресторанчика, торговавшего блюдами навынос, значилась свинина в кисло-сладком соусе. И наоборот, при заказе этого блюда полицейские неизменно называли его «Элисон Воспер». Эта женщина отличалась переменчивым нравом, была то обворожительной, то язвительной, одним словом – кисло-сладкой.

Чуть за сорок, с тонкими редкими светлыми волосами, подстриженными консервативно коротко и обрамляющими суровое, но довольно привлекательное лицо, помощник главного констебля Элисон Воспер этим утром однозначно была кислой. Даже сильный цветочный запах ее духов отдавал чем-то едким.

Одетая, как и полагается, в строгий черный костюм – юбку, пиджак и накрахмаленную белую блузку, начальница Грейса восседала за огромным полированным столом из палисандра в своем безупречно чистом кабинете на первом этаже Управления полиции Льюиса – здания в стиле эпохи королевы Анны, из окон которого открывался вид на подстриженную лужайку. Поверхность стола Элисон Воспер была практически пустой, не считая изящной хрустальной вазы с тремя багряными тюльпанами, фотографий в рамках – мужа (полицейского на несколько лет старше ее, но на три ранга младше по званию) и двух детей, – подставки для ручек из аммонита и нескольких утренних газет, разложенных веером на манер триумфально выброшенной комбинации в покере.

Грейс частенько задумывался, как начальству удается содержать свои кабинеты – и столы – в таком безукоризненном виде. На протяжении всей карьеры Роя его собственные рабочие места неизменно являли собой настоящую свалку. Могильники из накапливающихся папок, ожидавшей ответа корреспонденции, затерявшихся ручек, всевозможных квитанций и лотков для исходящих бумаг, темп заполнения которых уже давно и безнадежно уступал скорости загромождения лотков для входящих. Суперинтендант склонялся к мысли, что для достижения высших руководящих постов необходим некий особый навык работы с документами, какового он был лишен на генном уровне.

Ходили слухи, будто три года назад Элисон Воспер перенесла операцию по удалению злокачественной опухоли в груди. Грейс, однако, понимал, что сплетни эти никогда не перерастут в нечто более достоверное, учитывая, какую неприступную стену воздвигла вокруг себя помощник главного констебля. Тем не менее под ее панцирем «злого полицейского» Рой улавливал некоторую ранимость. Откровенно говоря, порой его даже влекло к этой женщине, да и в ее колючих карих глазах иногда загорался озорной огонек, а в некоторых случаях ему и вовсе казалось, будто Воспер флиртует с ним. Только не нынче утром, разумеется.

Рукопожатия не последовало. Как и приветствия. Лишь отрывистый кивок, приглашающий Грейса сесть на один из пары одинаковых стульев с высокой спинкой. Затем, с выражением упрека и одновременно ярости на лице, Элисон набросилась на подчиненного:

– Рой, это что еще за чертовщина?

– Мне жаль, что так получилось.

– Жаль?!

Он кивнул. И попытался объяснить:

– Я… Послушайте, все это вырвано из контекста…

Но Воспер прервала его на полуслове:

– Вы хоть понимаете, как эта история может на нас отразиться?

– Полагаю, мы в состоянии унять шумиху.

– Сегодня утром мне уже раз десять звонили из центральной прессы. Вы себя на посмешище выставили! Да нас всех теперь будут считать идиотами! Зачем вы вообще это сделали? С какого перепугу вдруг обратились к Мэри Стемп?

Помявшись пару секунд, Рой ответил:

– Она необычайная женщина, эта медиум. И уже помогала нам в прошлом. Мне в голову не приходило, что об этом прознают.

Воспер откинулась на спинку кресла и, не сводя с Грейса взгляда, покачала головой:

– Я возлагала на вас большие надежды. Вас повышали благодаря мне. Я рисковала ради вас, Рой. Вам ведь известно об этом, не так ли?

Ну, положим, дело обстояло не совсем так, однако, чтобы выяснять подробности, момент определенно был неподходящий.

– Разумеется, известно, и я очень вам благодарен.

Она ткнула пальцем в газеты:

– И таким образом вы выражаете свою признательность? Устраиваете подобные сюрпризы?

– Бросьте, Элисон, я ведь, можно сказать, на блюдечке преподнес суду Хуссейна.

– И после этого сделали подарок его защитнику: теперь он нашел лазейку, через которую сможет обойти закон!

– Да ничего подобного! – Грейс не собирался так просто сдаваться. – К тому времени все экспертизы с туфлей уже провели, а ее изъятие и возвращение были должным образом оформлены. У защиты не получится выдвинуть против меня обвинение в самовольном изъятии вещественного доказательства. Они могут попытаться поставить под сомнение мои методы, но на общем ходе процесса это существенно не отразится.

Воспер подняла руку и принялась изучать маникюр на ногтях. Рой заметил на кончиках ее пальцев типографскую краску. Внезапно ему показалось, что резкий запах духов усилился, как будто эта женщина была способным выделять яд животным.

– Вы – старший офицер полиции, который вел дело Суреша Хуссейна. Если удастся вас дискредитировать, это может весьма значительно повлиять на решение суда. Какого черта вас понесло к медиуму?

– У нас процесс по убийству, а тела нет. Мы знаем, что Хуссейн прикончил Рэймонда Коэна, верно?

Начальница кивнула. Собранные Грейсом доказательства были внушительными и весьма убедительными.

– Но отсутствие трупа – это всегда слабое звено. – Рой пожал плечами. – В прошлом мы уже обращались к медиумам. Время от времени к их помощи прибегает полиция по всей стране. Помните дело Лесли Уиттл?

Эта история получила широкий резонанс. В 1975 году злоумышленники похитили семнадцатилетнюю девушку, богатую наследницу, и ее поиски не приносили результата. Поскольку не было совсем никаких зацепок, полиция в конце концов призвала на помощь ясновидящего, практиковавшего лозоходство. Он привел их к канализационному люку, где и обнаружили труп несчастной связанной жертвы.

– Рой, дело Лесли Уиттл – отнюдь не апофеоз полицейской работы.

– После него были и другие, – возразил он.

Какое-то время начальница молча разглядывала Грейса. Затем на щеках у нее появились ямочки, словно бы она несколько смягчилась. Тем не менее голос ее оставался холодным и суровым:

– Да успешные расследования с привлечением ясновидящих можно по пальцам одной руки пересчитать.

– Неправда, Элисон, и вы сами знаете это.

– Что я знаю, Рой, так это то, что вы – умный человек. Знаю, что вы изучали сверхъестественное и искренне верите в подобные вещи. Я видела специальные книги у вас в кабинете, и я уважаю людей, способных мыслить нестандартно. Но у нас есть определенный долг перед обществом. То, что происходит у нас за закрытыми дверями, – одно дело. А наш имидж в глазах широкой общественности – совершенно другое.

– Общественность тоже верит в подобные вещи, Элисон. В одна тысяча девятьсот двадцать пятом году ученым задали вопрос: верят ли они в Бога? Положительный ответ дали сорок три процента. В девяносто восьмом году опрос повторили, и знаете, каковы результаты? Снова получили сорок три процента. Единственное изменение заключалось в том, что стало меньше верующих биологов, но зато выросло количество математиков и физиков. А не далее как в прошлом году проводился другой социологический опрос, на предмет наличия у респондентов какого-либо сверхъестественного опыта. И представьте, оказалось, что таковой имели девяносто процентов! – Грейс подался вперед и повторил: – Девяносто процентов!

– Рой, простой народ хочет верить, что правоохранительные органы тратят деньги налогоплательщиков на раскрытие преступлений и поимку злодеев при помощи привычных полицейских методов и процедур. Люди полагают, что мы обшариваем все вдоль и поперек в поисках отпечатков пальцев и образцов ДНК, и что для их исследования у нас имеются лаборатории с навороченным оборудованием и целой кучей экспертов, и что мы прочесываем поля и леса, осушаем болота, сбиваем ноги в поисках свидетелей и тщательно их допрашиваем. Обывателям вовсе не хочется думать, будто мы общаемся с гадалкой из будки в конце Дворцового причала, вглядываемся в магический кристалл или крутим блюдечко на спиритическом сеансе! Им вряд ли понравится, что мы тратим время на вызов духов. Ибо полицейские, которые, подобно Гамлету, разговаривают на крепостной стене с призраками своих отцов, не заслуживают доверия. Вы понимаете, что я хочу сказать?

– Понимаю, да. Но я не согласен с вами. Наша работа заключается в раскрытии преступлений. И для этого мы обязаны использовать все доступные средства.

Воспер покачала головой:

– Все преступления нам все равно никогда не раскрыть, выше головы не прыгнешь. Однако наш долг – внушать уверенность широкой общественности. Чтобы люди ощущали себя в безопасности как дома, так и на улице.

– Это все полнейшая чушь, вам ли не знать! – вспылил Грейс. – Вам прекрасно известно, что статистику преступности можно подтасовывать как душе угодно! – Он пожалел об этих словах, как только они слетели у него с языка.

Помощник главного констебля лишь сухо усмехнулась:

– Если правительство выделит нам на сотню миллионов фунтов в год больше, то мы полностью искореним преступность в Суссексе. Однако, поскольку таких средств, увы, нет, нам приходится предельно экономно распределять имеющиеся ресурсы.

– Медиумы стоят дешево.

– Только не в тех случаях, когда они подрывают доверие к полиции. – Элисон опустила взгляд на стопку газет. – Когда всякие ясновидящие ставят под удар исход судебного процесса, они обходятся дороже, чем мы можем себе позволить. Вы меня слышите?

– О да, вы говорите громко, хотя и не слишком вразумительно.

Грейс не смог удержаться от дерзости. Воспер раздражала его. Из-за присущего ему в некоторой мере шовинизма, противостоять которому Рой сейчас был не в силах, принять головомойку от женщины ему было гораздо труднее, нежели от мужчины.

– Что ж, давайте я разжую. Вам несказанно повезло, что этим утром у вас все еще имеется работа. Шеф далеко не восторге от происходящего. Мало того, он настолько зол, что грозится никогда больше не выпускать вас на публику и до самой пенсии приковать к письменному столу! Вы этого добиваетесь?

– Нет, конечно.

– Тогда прекращайте чудить и снова становитесь нормальным полицейским.

13

В последнее время Рой Грейс начал сомневаться, впервые за все время службы в полиции, стоило ли ему вообще становиться стражем закона. Он мечтал об этом с раннего детства, да и в подростковом возрасте едва ли помышлял о какой-либо другой карьере.

Его покойный отец, Джек Грейс, дослужился до инспектора уголовной полиции, и его до сих пор с огромной теплотой вспоминали некоторые старые полицейские. Ребенком Рой чуть ли не боготворил папу, обожал слушать его рассказы и проводить с ним время – иногда удавалось прокатиться в полицейской машине или наведаться в участок. Тогда жизнь Джека Грейса казалась мальчику куда более захватывающей и яркой, нежели скучный быт отцов большинства его друзей.

Рой увлекался детективными сериалами и прочитал книги про всех сыщиков и копов, от Шерлока Холмса до Эда Макбейна. Памятью он обладал прекрасной, почти фотографической, да к тому же любил головоломки и был силен физически. А после отцовских рассказов и того, что ему довелось в детстве увидеть самому, Рой уверовал во взаимовыручку и подлинное братство полицейских, что очень его привлекало.

Но теперь, когда порой выпадали дни вроде сегодняшнего, он осознавал, что служба в полиции подразумевает не столько труд в полную меру своих способностей, сколько умение приспосабливаться и соответствовать некоему определенному уровню посредственности. В современном политкорректном мире ты можешь быть блюстителем порядка на пике карьеры, однако уже в следующий момент превращаешься в пешку в политической игре.

Три месяца назад Грейс получил повышение, в результате чего стал вторым самым молодым детективом-суперинтендантом за всю историю суссекской полиции. Поначалу это его невероятно воодушевляло, однако теперь на ум невольно приходила аналогия с троянским конем.

Новое звание и должность повлекли за собой переезд из суеты полицейского участка, расположенного на Джон-стрит, в самом центре Брайтона, где служили большинство друзей Грейса, в относительный покой находящейся на окраине города, в промышленной зоне, бывшей фабрики, недавно перестроенной и отданной в распоряжение отдела уголовного розыска Суссекса.

Прослужив тридцать лет, можно выйти на пенсию. Как бы тяжело ни было, достаточно всего лишь продержаться положенный срок, и потом будешь финансово обеспечен до конца жизни. Да вот только Рой совсем не так представлял свою карьеру. Ведь не ради этого он поступил в свое время в полицию.

По крайней мере, обычно он рассуждал именно так. Однако сегодня все обстояло иначе. Сегодня ему пришлось совсем кисло и пришлось вернуться в суровую реальность. Обстоятельства изменились, невесело размышлял Грейс. Не обращая внимания на звуковые уведомления компьютера о новых электронных письмах, он сидел, сгорбившись за своим рабочим столом, жевал сэндвич с яйцом, кресс-салатом и серым хлебом и отстраненно созерцал лежавшие перед ним протоколы судебного заседания по делу Суреша Хуссейна. Что поделать, жизнь не стоит на месте. Иногда меняется к лучшему, иногда наоборот. Меньше чем через год ему стукнет сорок. В волосах появится седина.

Ну до чего же тесный у него новый кабинет!

На полочке между письменным столом и окном, позволявшим любоваться, не в пример красивому виду из кабинета Элисон Воспер, лишь автостоянкой да тюремным корпусом за ней, теснились три десятка винтажных зажигалок, составляющих драгоценную коллекцию Грейса. Главным украшением стены у него за спиной служили большие круглые деревянные часы – часть реквизита для вымышленного полицейского участка из сериала «Чисто английское убийство». Сэнди купила их ему на двадцатишестилетие.

Под ними было выставлено чучело форели, при жизни весившей семь фунтов и шесть унций. Рой специально разместил его под часами, в назидание подчиненным, ибо чучело это являлось, по его мнению, олицетворением одного из важнейших качеств настоящего сыщика – терпения. Хороший рыбак обладает бесконечным терпением, и детективу оно также необходимо. Ну и разумеется, не обходилось и без шуточек о крупной рыбе.

По обеим сторонам от форели, слегка оттесняя ее на задний план, висело несколько дипломов в рамках, групповая фотография с подписью «Брамсхиллский полицейский колледж. Отделение тяжких и серийных преступлений. 1997 год» и два шаржа на Грейса, нарисованные одним из сотрудников оперативного отдела, который явно ошибся в выборе профессии. Противоположную стену занимали битком набитый книжный стеллаж, где было немало изданий по оккультизму, и картотечные шкафы.

На г-образном письменном столе громоздились компьютер и коммуникатор «Блэкбери», переполненные лотки для входящих и исходящих документов, стопки корреспонденции (в основном без всякой системы) и последний номер журнала по дактилоскопии, на обложке которого красовался слоган: «Нам палец в рот не клади», всегда казавшийся Рою неудачным. Венчала хаос цитата в рамке: «Мы не поднимаемся до уровня своих способностей, но лишь опускаемся до уровня своих оправданий».

Остальное пространство кабинета занимали телевизор с видеопроигрывателем, круглый столик, четыре стула, груды папок и отдельных бумаг, а также кожаный дежурный чемоданчик Грейса, в котором хранился его личный набор для обследования места преступления. Раскрытый портфель стоял на столе, рядом с ним лежали мобильник, диктофон и целый ворох протоколов, которые он прошлым вечером брал домой.

Рой бросил недоеденный сэндвич в мусорку. Аппетита не было. Он отхлебнул кофе, просмотрел электронную почту, затем снова залогинился на сайте полиции Суссекса и уставился на список файлов, доставшихся ему в качестве довеска к повышению.

В каждом файле содержалась информация по нераскрытому убийству. К этому прилагалось также десятка два, если даже не больше, коробок с папками, составленных в штабеля на полу кабинетов, или выпирающих из шкафов, или запрятанных подальше и обрастающих плесенью в сырых гаражах полицейских участков в районах, где происходили убийства. В папках этих хранились фотографии с мест преступлений, заключения судебно-медицинской экспертизы, тщательно упакованные вещественные доказательства, показания свидетелей, протоколы судебных заседаний, все аккуратно разделенные по пачкам и перевязанные цветными ленточками. То было частью новых обязанностей суперинтенданта Грейса – заново перелопачивать имеющиеся сведения по нераскрытым убийствам по всей стране, взаимодействовать с подразделениями уголовного розыска, на территориях которых совершались данные преступления, выискивая любые возможные изменения за прошедшие годы, способные послужить основанием для возобновления расследования.

Бо́льшую часть содержимого папок Рой уже знал наизусть, благодаря своей почти фотографической памяти, позволявшей ему без особого труда сдавать экзамены как в школе, так и в полицейском колледже. Для него каждая кипа документов представляла собой нечто большее, чем отнятую человеческую жизнь, а главное – все еще разгуливающего на свободе убийцу. Она символизировала нечто очень близкое его сердцу. Каждая пачка бумаг означала, что родные погибшего так и не смогли похоронить прошлое, перевернуть страницу, потому что загадка осталась неразгаданной, а правосудие – несвершенным. И Грейс осознавал, что, с учетом более чем тридцатилетнего срока давности некоторых дел, для жертв и их близких он, возможно, воплощал собой последнюю надежду.

Ричард Вертнор, ветеринар-гей, забитый до смерти в своей приемной двенадцать лет назад. Сьюзан Дауни, молодая красивая девушка, которую пятнадцать лет назад изнасиловали, задушили и бросили на кладбище. Памела Чисхолм, богатая вдова: была обнаружена мертвой в собственной разбитой машине, однако ее травмы оказались нехарактерными для автокатастрофы. Скелетированные останки Пратапа Гокхале, девятилетнего индийского мальчика, найденные под половицами в квартире предполагаемого педофила, давно скрывшегося. И это лишь некоторые из множества дел, что помнил Грейс.

Пускай жертвы и были похоронены или их прах развеян еще много лет назад, сегодня обстоятельства изменились и для них тоже. С развитием передовых технологий появилась генетическая экспертиза, позволяющая выявить новые улики и новых подозреваемых. Возникло новое средство связи – Интернет. Претерпели изменения человеческие привязанности. Всплыли новые свидетели. Кто-то развелся. Поссорился с друзьями. Человек, двадцать лет назад не пожелавший давать показания против своего закадычного дружка, теперь возненавидел его. Дела по убийствам никогда не закрываются. Просто ведутся в «медленном темпе», если прибегать к музыкальной терминологии.

Зазвонил телефон. Помощница по вопросам административной поддержки (она была одна на двоих у Грейса и его непосредственной начальницы, Элисон Воспер) поинтересовалась, ответит ли он на звонок детектива из оперативного отдела. Вся эта политкорректность порядком раздражала Роя, тем более что в полиции сию новомодную практику внедряли особенно рьяно. Совсем недавно таких сотрудниц называли просто секретаршами, а теперь, черт побери, именуют «помощниками по вопросам административной поддержки»!

Грейс велел соединить и спустя несколько мгновений услышал знакомый голос. Детектив-сержант Гленн Брэнсон, блестящий полицейский, с которым он неоднократно работал в прошлом, весьма честолюбивый и очень проницательный, а вдобавок еще и ходячая энциклопедия во всем, что связано с кино. Грейс высоко ценил Брэнсона, который, пожалуй, был его самым близким другом.

– Рой? Как ты? Читал про тебя в газетах. Ты у нас теперь прямо звезда.

– Хорош, на хрен, издеваться. Чего надо?

– Ты в порядке?

– Нет, не в порядке.

– Занят прямо сейчас?

– А чего ты хотел?

– Ты хоть раз в жизни пробовал не отвечать вопросом на вопрос?

Грейс улыбнулся:

– А ты?

– Слушай, меня тут забодала одна девица, у нее жених пропал. Судя по всему, розыгрыш на мальчишнике пошел не по плану, и в результате парень не выходит на связь с вечера вторника.

Грейсу напрягся, вспоминая, какой сегодня день недели. Ага, уже четверг.

– Вот как?

– Я, вообще-то, думал, что ты сегодня будешь в суде. Звонил на мобильный, а он выключен.

– У меня как раз обед. А в суде сегодня перерыв – Дрисколл занимается ходатайствами защиты.

Одним из крупных минусов судебного процесса является то, что он отнимает кучу времени. Грейс, как старший офицер полиции, обязан либо присутствовать на всех заседаниях, либо постоянно находиться на связи. Рассмотрение дела Суреша Хуссейна обещало затянуться месяца на три, что Роя совсем не радовало.

– У меня такое ощущение, что это не стандартное дело о пропавшем без вести, и мне хотелось бы с тобой посоветоваться. Ты не мог бы сегодня со мной пересечься? – поинтересовался Брэнсон.

Любому другому Грейс ответил бы отказом, однако Гленн по пустякам дергать не будет, да и, черт побери, сейчас Рой и сам был только рад под благовидным предлогом улизнуть из кабинета, даже в такую мерзкую погоду.

– Конечно, какой разговор.

– Класс. – Брэнсон помялся, а затем продолжил: – Слушай, давай встретимся на квартире этого парня, – думаю, тебе не помешает увидеть ее своими глазами. Я раздобуду ключ и буду ждать тебя там. – Он назвал адрес.

Грейс сверился с часами, затем с расписанием в ежедневнике.

– Как насчет половины шестого? Потом можно выпить чего-нибудь.

– А что так поздно? Туда добираться гораздо меньше трех часов… Ах да, человеку твоего возраста уже нужно привыкать действовать неспешно. Ну, до встречи.

Рой поморщился. Ему были не по душе напоминания о приближающемся сорокалетии. Не нравилась даже сама мысль о достижении этого рубежа – в таком возрасте уже пора подводить предварительные итоги. Где-то он вычитал, что после сорока жизнь идет по накатанной колее. Почему-то возраст в тридцать восемь лет воспринимался вполне нормально. Но вот тридцать девять определенно означало, что ты вплотную приблизился к сороковнику. А ведь совсем еще недавно он сам считал сорокалетних стариками. Вот же черт, как время летит!

Грейс снова уставился на список файлов на экране. Порой он чувствовал, что эти люди ему гораздо ближе, чем живые. Два десятка жертв, свершение правосудия над убийцами которых зависело от него. Два десятка призраков, едва ли не постоянно преследовавших Роя в мыслях, а порой и во снах.

14

Грейс мог воспользоваться служебной машиной, однако сейчас решил поехать на собственном седане «Альфа-Ромео-147». Ему нравился этот автомобиль. Нравились его жесткие сиденья, плавный ход, практически спартанская функциональность, скабрезный звук выхлопа, ощущение четкости, яркие и щегольские циферблатные индикаторы на приборной панели. Машина словно бы источала дух надежности, всецело отвечающий характеру Роя.

По лобовому стеклу, со стуком смахивая бесконечные капли, сновали туда-сюда крепкие и массивные дворники, шуршали шины по мокрому асфальту, в колонках звучала неистовая песня Элвиса Костелло. Объездная дорога взлетела на гребень и затем устремилась вниз в долину. Сквозь пелену дождя вырисовывались раскинувшиеся впереди здания прибрежного курортного комплекса в Брайтон-энд-Хове, а за единственной высоченной трубой, сохранившейся от старой Шорхемской электростанции, поблескивала серая полоса, едва не сливающаяся с пасмурным небом, – Ла-Манш.

Рой вырос в этом районе, среди здешних улиц, среди здешних преступников. Иногда отец чуть ли не скороговоркой перечислял ему их имена – толкающих наркоту или содержащих публичные дома семейств, нечистых на руку антикваров, торгующих крадеными драгоценностями и мебелью, и барыг рангом пониже, не брезгующих телевизорами и CD-проигрывателями.

Некогда это была деревня контрабандистов. Затем Георг IV построил здесь дворец, всего лишь в нескольких сотнях ярдов от дома своей любовницы. Почему-то Брайтону так и не удалось избавиться ни от своего криминального прошлого, ни от репутации места, подходящего для тайных свиданий по выходным. С другой стороны, подумал Грейс, эти извечные ярлыки наделяют городскую агломерацию Брайтон-энд-Хов преимуществом перед прочими провинциальными курортами Англии. Он щелкнул поворотником и свернул с объездной дороги.

«Грассмер-Корт» представлял собой многоэтажный дом из красного кирпича. Он был построен примерно лет тридцать тому назад и располагался в престижном и фешенебельном районе Хова. Фасадом здание выходило на шоссе, а задней стороной – на теннисные корты. Основной контингент жильцов составляли успешно делавшие карьеру холостяки в возрасте от двадцати до тридцати лет и обеспеченные пожилые люди. Риелторы в рекламных проспектах наверняка позиционировали «Грассмер-Корт» как «дом твоей мечты».

Закутанный в пуховик Гленн Брэнсон – высокий и чернокожий, с головой лысой, как метеорит, – поджидал Роя на крыльце, разговаривая по мобильнику. В данный момент он больше смахивал на наркодилера, нежели на полицейского. Грейс улыбнулся: внушительная мускулистая фигура коллеги, результат многолетних упорных занятий в тренажерном зале, неизменно вызывала у него в памяти шуточку телеведущего Клайва Джеймса об Арнольде Шварценеггере: дескать, он выглядит как презерватив, набитый грецкими орехами.

– Здорово, старый мудрец! – поприветствовал его Брэнсон.

– Хорош уже прикалываться, я всего лишь на семь лет старше тебя! Однажды тебе стукнет столько же, и тогда ты уже не будешь так веселиться, – ухмыльнулся Рой.

Они ударили друг друга ладонями, и Гленн с озабоченным видом заметил:

– Хреново выглядишь, это я на полном серьезе говорю.

– Не всякая слава одинаково полезна.

– Слава? Ах да, от моего внимания не ускользнуло, что этим утром газетенки отвели тебе пару квадратных дюймов…

– Как и от внимания всех остальных на нашей планете.

– Слушай, братан, для старичка ты слишком уж туповат.

– Туповат?! Это еще почему?

– Ох, Грейс, когда же к тебе придет хваленая стариковская мудрость? Продолжай и дальше так же высовываться – и в один прекрасный день тебе башку-то и оттяпают. Иногда мне кажется, что большего придурка я в жизни не встречал.

Гленн отпер входную дверь и шагнул внутрь.

Последовав за ним, Рой отозвался:

– Вот спасибо, по части ободрения тебе нет равных. – Затем он поморщился. Даже с завязанными глазами всегда можно догадаться, что находишься в стареющей многоэтажке. Характерный запах исшарканных ковров, поблекшей краски, готовящегося варева за одной из дверей.

– Как твоя вторая половина? – поинтересовался Грейс в ожидании лифта.

– Лучше не бывает.

– А детишки?

– Сэмми – просто чудо. А вот Реми превращается в кошмар. – Брэнсон нажал в кабине нужную кнопку.

Помолчав пару секунд, Рой произнес:

– Гленн, дело было вовсе не так, как расписала пресса.

– Братан, я в этом нисколько не сомневаюсь, потому что знаю тебя. А вот журналюги тебя не знают – да даже если бы и знали, им ведь начхать. Этим стервятникам только и нужно, что поднять шумиху, а тебе достало тупости предоставить им повод для этого.

Полицейские доехали до седьмого этажа. Квартира располагалась в самом конце коридора. Брэнсон отпер замок, и они вошли внутрь.

Жилье оказалось небольшим: гостиная-столовая, узкая кухонька с гранитной столешницей и круглой стальной мойкой, плюс две спальни, одна из которых использовалась в качестве кабинета, о чем свидетельствовали письменный стол и компьютер. Остальное пространство этой комнаты занимали стеллажи, заставленные в основном книгами в бумажных переплетах.

В противоположность блеклой наружности здания и унылому подъезду, квартира выглядела новенькой и современной. Выкрашенные в светло-серый цвет стены. Модернистская обстановка, явно прослеживались японские веяния. Низкие диваны, на стенах простенькие репродукции, плоскоэкранный телевизор с DVD-проигрывателем под ним, навороченная аппаратура высшего класса с высокими и тонкими колонками. В главной спальне неубранная кровать-футон, платяной шкаф с симпатичными раздвижными дверцами, еще один телевизор с плоским экраном и низкие прикроватные столики со светильниками модного современного дизайна. На полу пара кроссовок «Найк».

Грейс и Брэнсон переглянулись.

– Миленькая хата, – прокомментировал Рой.

– Угу, – отозвался Гленн. – «Жизнь прекрасна». – В ответ на недоуменный взгляд коллеги он продолжил: – Пропустил его в кинотеатрах, только на «Скай» и выловил. Потрясающий фильм. Смотрел?

Грейс покачал головой.

– Действие происходит в концлагере. Отец убеждает сынишку, будто это игра такая. И если они выиграют, то получат настоящий танк. Вот честно, он тронул меня больше «Списка Шиндлера» и «Пианиста».

– Впервые слышу про такой фильм.

– Иногда я задумываюсь: на Земле ли ты вообще живешь?

Грейс стал разглядывать фотографию в рамке, которая стояла на прикроватном столике. На ней был запечатлен симпатичный блондин лет тридцати, в черной футболке и джинсах, обнимающий за плечи редкой красоты женщину (увидишь такую – и просто глаз не отвести), примерно того же возраста, с длинными темными волосами.

– Это и есть наш пропавший жених?

– Ага, и его невеста. Майкл Харрисон и Эшли Харпер. Красивая пара, правда?

Продолжая разглядывать снимок, Рой кивнул.

– Свадьба в субботу. По крайней мере, запланирована.

– В смысле?

– В том смысле, что если он все-таки объявится. Пока ситуация представляется скверной.

– Ты говорил, парень не выходит на связь с вечера вторника? – Грейс выглянул в окно. Почти весь вид занимала широкая магистраль, сейчас забитая пробками и заливаемая дождем. В поле зрения показался автобус. – Что тебе о нем известно?

– Местный уроженец, добропорядочный гражданин. Застройщик. Вполне процветающий. Строительная компания «Дабл-М пропертис». Знаешь, откуда взялась двойная «М» в названии? Дело в том, что его партнера зовут Марк Уоррен. Недавно вот возвели на месте старого склада в Шорхем-Харборе отличный жилой дом. Тридцать две квартиры, все мигом расхватали. Они в бизнесе вот уже семь лет, понаделали тут кучу всякого – что-то реконструировали, что-то строили с нуля. Девица – секретарша Майкла, этакая смышленая цыпа и вдобавок сногсшибательно красивая.

– Думаешь, женишок слинял?

– Это вряд ли, – затряс головой Брэнсон.

Рой взял фотографию, чтобы рассмотреть ее поближе.

– Черт побери, я бы и сам на такой не прочь жениться.

– О чем я и толкую.

Грейс нахмурился:

– Прости, не догоняю, у меня сегодня был тяжелый день.

– Ты бы на ней женился! Я бы тоже, кабы был холостяком. Да любой мужик в здравом уме вцепился бы в нее мертвой хваткой, согласен?

– Угу.

– Девочка хоть куда.

Рой непонимающе уставился на товарища, и тот воскликнул в притворном гневе:

– Черт, старик, да ты совсем, что ли, теряешь связь с реальностью?

– Может, и теряю, – безучастно отозвался Грейс. – Так какие, говоришь, у тебя соображения?

– Ну подумай сам. – Гленн сокрушенно покачал головой. – Если бы у тебя была назначена на субботу свадьба с этой конфеткой, стал бы ты делать ноги?

– Для этого надо совсем ума лишиться.

– Но если Майкл Харрисон не смылся от невесты, то где же он тогда?

Грейс задумался.

– По телефону ты упомянул про какой-то розыгрыш на мальчишнике, который мог пойти не по плану.

– Так мне сказала его невеста. И то же самое я, кстати, и сам первым делом подумал. На мальчишнике ведь любая жесть запросто может случиться. Даже когда Харрисон все еще не объявился вчера, я все равно продолжал так считать. Но пропадать вот уже вторую ночь подряд?

– Сдрейфил? Или у него есть другая цыпочка?

– Все возможно. Но давай-ка я тебе кое-что покажу.

Грейс проследовал за Брэнсоном в кабинет. Гленн уселся перед компьютером и включил его. Он был настоящим компьютерным гением. Рой и сам неплохо ладил с техникой, без труда осваивал большинство новых технологий, однако до Брэнсона ему было как до луны.

На мониторе появилась надпись: «Введите пароль». Гленн неистово застучал по клавишам, и через несколько секунд экран заполнился цифрами.

– Как это тебе удалось? Откуда ты узнал пароль? – поразился Грейс.

Брэнсон покосился на него:

– Да не было никакого пароля. Обычно ведь как – люди увидят это требование и пытаются его ввести. Но зачем Харрисону заморачиваться с паролем, если компьютер принадлежит лишь ему одному?

– Впечатлен твоей логикой. Ты и впрямь нереально крут.

Пропустив замечание мимо ушей, Гленн продолжил:

– А теперь посмотри внимательно вот на это.

Рой послушно сел перед компьютером и уставился на монитор.

15

А тем временем всего в паре миль от них Марк Уоррен тоже сидел, ссутулившись за компьютером. Часы на экране показывали 18:10. Рукава его рубашки были закатаны, пена в позабытом стаканчике капучино из «Старбакса» уже осела и теперь напоминала морщинистую кожу. Его обычно чистенький стол в кабинете, который Марк разделял с Майклом последние семь лет, был завален грудами бумаг.

Компания «Дабл-М пропертис» занимала четвертый этаж узкого пятиэтажного таунхауса в стиле регентства, в непосредственной близости от брайтонского железнодорожного вокзала, некогда ставшего их первым совместным объектом реконструкции. Помимо кабинета, где сейчас находился Уоррен, в офисе также имелись комната для переговоров, небольшая приемная и кухонька. Обстановка в конторе была современной и практичной. На стенах висели фотографии трех гоночных яхт, которыми Майкл и Марк совместно владели и которые наглядно демонстрировали успешность их бизнеса: сперва они приобрели «Николсон-27», судно длиной 27 футов, затем «Контессу-33», подлиннее и посолиднее, и, наконец, просто роскошную «Ойстер-42», свою нынешнюю игрушку.

Другие снимки отображали строительные достижения компании. Здание прибрежного склада в Шорхем-Харборе, переоборудованное в тридцатидвухквартирный жилой дом. Старая гостиница в стиле регентства на набережной Кемптауна, переделанная в дом на десять квартир, плюс еще две конюшни на заднем дворе. И их последний, самый претенциозный проект, пока еще только существующий в воображении, хотя разрешение на строительство уже получено, – двадцать домов на живописном лесном участке площадью в пять акров.

Марк отвернулся к окну, чтобы дать немного отдохнуть глазам, воспаленным после двух бессонных ночей. Прямо напротив располагались адвокатское бюро и магазин уцененных матрасов. В солнечные деньки это было идеальное место для того, чтобы безнаказанно раздевать взглядом прогуливающихся хорошеньких девушек, но сейчас лил дождь, и прохожие спешили, съежившись под зонтиками или завернувшись в плащи, – воротники подняты, руки в карманах. Да и Уоррен был не в том настроении, чтобы думать о чем-либо другом, кроме стоящей перед ним задачи.

На протяжении всего дня он каждые несколько минут набирал номер мобильника Майкла. Но вызов неизменно перенаправлялся на голосовую почту. Что означало – если только телефон не был отключен или аккумулятор не разрядился, – что Харрисон по-прежнему там. Стало быть, никто так ничего и не узнал. Судя по времени автокатастрофы, парни похоронили Майкла позавчера, около девяти вечера. То есть с тех пор уже прошло почти сорок пять часов.

Зазвонил стационарный телефон – до Марка донеслась приглушенная трель, на его параллельном аппарате замигал индикатор. Он ответил, стараясь скрыть нервную дрожь в голосе, дававшую о себе знать при каждом разговоре:

– «Дабл-М пропертис».

В трубке раздался мужской голос:

– Здравствуйте, меня интересует жилой комплекс Эшдаун-Филдс. У вас есть рекламный проспект, прайс-лист?

– Боюсь, нет, сэр, пока еще нет. Ожидается через пару недель. На нашем сайте приводится некоторая информация… А, вы уже просмотрели ее? Что ж, если хотите, оставьте свои координаты, с вами свяжутся.

В любое другое время Уоррен только порадовался бы, что потенциальные покупатели уже проявляют интерес к их новому проекту, однако сейчас продажи волновали его меньше всего.

Главное, не впадать в панику, напомнил себе Марк. Он прочитал достаточно детективов и посмотрел достаточно боевиков, чтобы твердо усвоить: попадаются как раз те, у кого сдают нервы. Надо просто сохранять спокойствие.

И продолжать планомерно удалять электронные письма. Из папок «Входящие», «Отправленные», «Черновики», «Удаленные». В общем, отовсюду.

Конечно же, бесследно послания уничтожить не получится – они все равно сохранятся на сервере где-то в киберпространстве, но там-то полицейские уж точно не станут копаться – или все-таки станут?

Уоррен набивал одно ключевое слово за другим, осуществляя по каждому расширенный поиск. «Майкл». «Мальчишник». «Вечер». «Джош». «Пит». «Роббо». «Люк». «Эшли». «Планы!» «Операция „Месть“!» Марк перечитывал каждое письмо и при необходимости удалял его, для подстраховки.

Джоша держали в реанимации на системе жизнеобеспечения. Состояние критическое, и почти наверняка у него тяжелая черепно-мозговая травма. Если даже и выживет, то, скорее всего, останется овощем. Уоррен с трудом сглотнул – во рту пересохло. Джоша он знал с тринадцати лет, они вместе учились в школе «Варндин». Люка и Майкла, конечно же, тоже. А вот Пит и Роббо появились позже: они познакомились на попойке в одном брайтонском пабе уже на заре туманной юности. Как и самому Марку, Джошу были присущи методичность и амбициозность. И еще он был хорош собой. Вокруг него всегда вились женщины, как и вокруг Майкла. До чего несправедлива жизнь: одним все достается даром, другим же, вроде него самого, приходится с боем пробиваться, упорно преодолевая каждый дюйм пути. Марку не так уж много лет, но даже к своим двадцати восьми годам он навидался достаточно, чтобы усвоить простую истину: ничто не остается неизменным надолго. Если потерпеть, выждать благоприятный момент, рано или поздно поймаешь удачу за хвост. Лучшие хищники – самые терпеливые.

В память ему запала одна документальная лента о дикой природе, которую он как-то видел по телевизору. Фильм был снят в пещере где-то в Южной Америке. Скапливающимся на полу подземелья пометом летучих мышей питались некие микроорганизмы, которых поедали личинки, их в свою очередь – жуки, а этих пожирали пауки, сами становившиеся пищей для летучих мышей. Безупречная пищевая цепочка. Летучие мыши просто умницы. Им только и нужно было делать, что испражняться да ждать.

Разразился трелью мобильник. Мать Майкла. Это уже третий ее звонок после полудня и бог весть который за последние сутки. Уоррен ответил так же вежливо и участливо, как и все предыдущие разы. Нет, к сожалению, никаких новостей о Майкле не появилось. Да, это просто ужасно, он и вправду понятия не имеет, что с ним стряслось. Они планировали лишь тур по пабам, поэтому Марк даже вообразить не в состоянии, куда же подевался Майкл.

– Как думаешь, может, он у другой женщины? – робко предположила своим хрипловатым голосом Джил Харрисон.

Марк всегда неплохо с ней ладил, насколько это вообще было возможно. Ее муж покончил с собой еще до их с Майклом знакомства, после чего она, по словам друга, замкнулась в своей раковине и больше никогда из нее не вылезала. Судя по снимкам в доме Харрисонов, в молодости Джил была просто красавицей, этакой потрясающей блондинкой. Однако Уоррен застал ее уже с преждевременно поседевшими волосами и высушенным и сморщенным от безостановочного курения лицом, напрочь лишенную жизненной энергии.

– Полагаю, все возможно, миссис Харрисон, – ответил Марк. Затем на мгновение задумался, тщательно подбирая слова. – Хотя, вообще-то, он обожает Эшли.

– Она очень милая девочка.

– Да уж, нам всем было бы грех на нее жаловаться – лучшая секретарша, черт побери, какую мы когда-либо нанимали. – Уоррен поигрался с мышкой, бесцельно водя курсором по экрану. – Но, видите ли, под влиянием алкоголя мужчины иногда творят неразумные вещи…

Он осекся, мгновенно раскаявшись в своих словах. Ведь разве Майкл не рассказал ему как-то, что его отец был пьян, когда отравился выхлопными газами?

Последовало продолжительное молчание, затем Джил очень спокойно ответила:

– Думаю, он уже давно протрезвел. Майкл хороший мальчик, очень порядочный. Что бы он ни наделал пьяным, он ни за что не причинит боль Эшли. С ним наверняка что-то случилось, иначе Майкл уже позвонил бы. Я знаю своего сына. – Она помялась. – Эшли в ужасном состоянии. Не присмотришь за ней?

– Обязательно.

Снова молчание. Наконец женщина поинтересовалась:

– Как Джош?

– Пока без изменений. С ним в больнице Зои. Я поеду туда и посижу с ней… как только закончу дела в офисе.

– Позвонишь, если что-нибудь станет известно?

– Конечно.

Закончив разговор, Марк перевел взгляд на стол. Потом взял бумагу, и тут что-то под ней привлекло его внимание.

Его карманный компьютер «Палм».

Он уставился на гаджет, и вдруг его прошиб холодный пот.

«Вот же черт! – ужаснулся Уоррен. – Только этого еще не хватало!»

16

Расставшись с детективом-суперинтендантом Грейсом, Брэнсон поехал через весь город обратно в участок. Во взятом им служебном автомобиле, синем «воксхолле», воняло дезинфекцией, – судя по всему, тот, кто пользовался им в предыдущий раз, либо заблевал салон, либо залил его кровью. Гленн припарковал машину на отведенном ей месте на стоянке позади невзрачного здания брайтонского отделения полиции, прошел к черному входу и по каменной лестнице поднялся в офис, который разделял с десятью другими детективами.

На часах было двадцать минут седьмого. На этой неделе смена Брэнсона официально заканчивалась ежедневно в шесть вечера, однако после операции по изъятию крупной партии наркотиков в понедельник его завалили канцелярщиной, так что он получил разрешение на сверхурочную работу, – да и лишние деньги не помешают. Сегодня, впрочем, Гленн планировал задержаться лишь на час, до семи. Ари нужно было отлучиться из дому на очередные курсы по саморазвитию. По понедельникам она посещала вечерние занятия по английской литературе, а по четвергам – по архитектуре. После рождения дочки Реми она ни с того ни с сего впала в панику, решив вдруг, будто недостаточно образованна и не сможет отвечать на вопросы детей, когда те подрастут.

Хотя большинство компьютеров в их офисе открытого типа были выключены, порядка ни на одном из столов не наблюдалось. Как обычно, каждый пустующий рабочий отсек выглядел так, будто его обитатель в спешке покинул свое место и с минуты на минуту вернется.

До сих пор все еще трудились лишь двое коллег Брэнсона: детектив-констебль Ник Николл, возрастом под тридцать, высокий как каланча, усердный сыщик и стремительный футбольный форвард, и детектив-сержант Белла Мой, жизнерадостная тридцатипятилетняя женщина с копной каштановых волос.

Оба не обратили на Гленна ни малейшего внимания. Он прошел мимо Николла, предельно сосредоточенного на заполнении какого-то бланка: поджав губы, словно школьник на экзамене, детектив-констебль старательно выводил шариковой ручкой крупные печатные буквы. Белла не отрывала взгляда от экрана компьютера, в то время как ее левая рука в автоматическом режиме выхватывала из коробки на столе шоколадные шарики «Мальтезерс» и отправляла их в рот. Брэнсон в жизни не встречал человека, который ел бы больше ее, однако при этом женщина оставалась невероятно худой.

Гленн уселся за стол. Естественно, индикатор сообщений моргал вовсю. С фотографии в рамке ему улыбались жена Ари, восьмилетний сынишка Сэмми и трехлетняя дочурка Реми.

Брэнсон снова бросил взгляд на часы – за временем нужно было следить. Ари придет в ярость, если он опоздает и ей придется пропустить начало занятий. Да и потом, ему было совершенно не в тягость сделать жене одолжение – Брэнсон и сам очень любил проводить время с детьми. И тут у него запиликал рабочий телефон.

Звонил дежурный по отделению. Какая-то девушка ждет его на проходной вот уже целый час и отказывается уходить. Не мог бы он переговорить с ней? Все остальные заняты.

– Ага, а вот я, можно подумать, сижу тут без дела и плюю в потолок, – ответил Гленн демонстративно раздраженным тоном. – И чего она хочет?

– Это связано с той аварией во вторник… ну, пропавший жених.

Брэнсон моментально смягчился:

– Понял. Хорошо, сейчас выйду.

Несмотря на невероятную бледность, во плоти Эшли Харпер выглядела в точности такой же прекрасной, как и на фотографии, которую он совсем недавно рассматривал в квартире Майкла Харрисона. На молодой женщине были дизайнерские джинсы с разукрашенным ремешком, в руках она держала элегантную сумочку. Гленн проводил ее в допросную, а затем сходил за кофе для них обоих. Наконец закрыл дверь и уселся напротив посетительницы. Как и все комнаты для допросов, эта размерами похвастаться не могла. Окна отсутствовали, стены были выкрашены в тускло-зеленый цвет, пол покрывал коричневый ковролин, а вся обстановка сводилась к стульям и столу из серого металла; в воздухе витала вонь застоявшегося табачного дыма.

Эшли поставила сумочку на пол. С изнуренного лица, исполненного муки, на Гленна смотрели красивые серые глаза, обрамленные слегка размазанной тушью. Каштановые волосы волной спадали по обе стороны лица на плечи, лоб закрывала длинная челка. Обращал на себя внимание безукоризненный вид ногтей – как будто женщина явилась в участок прямиком от маникюрши. Да и вся она выглядела безупречно, что немного удивило полицейского. Обычно люди в подобном состоянии своим внешним видом пренебрегают, она же словно бы специально нарядилась.

Впрочем, Гленн знал, что женщин вообще постичь нелегко. Однажды, когда их с Ари отношения вступили в напряженную фазу, она вручила ему книгу под названием «Мужчины с Марса, женщины с Венеры». С помощью сего бестселлера Гленн несколько приблизился к пониманию, хотя и отнюдь не полному, психологической пропасти между полами.

– Вас трудно поймать, – с укором произнесла Эшли и тряхнула головой, откидывая волосы с глаз. – Я оставила четыре сообщения.

– Да, прошу прощения. – Брэнсон примирительно вскинул руки. – Двое из моей команды заболели, и еще двое в отпуске. Я понимаю, каково вам.

– Да неужели? Вы и вправду представляете, каково мне? В субботу у меня свадьба, а жених бесследно исчез во вторник вечером. Мы договорились со священником, портниха ждет меня на примерку подвенечного платья, приглашено двести гостей, люди вовсю присылают свадебные подарки. Да вы вообще в состоянии понять, какой это кошмар? – По щекам у нее покатились слезы. Девушка шмыгнула носом, покопалась в сумочке и достала бумажный носовой платок.

– Послушайте, мне очень жаль. После нашего разговора этим утром я занимался исчезновением вашего… Майкла Харрисона, вашего жениха.

– И?.. – Она промокнула глаза.

Гленн поболтал кофе в стаканчике, чтобы немного его остудить.

– Боюсь, пока мне нечего вам сообщить. – Это было не совсем правдой, но сначала ему хотелось выслушать посетительницу.

– И что именно предприняла полиция?

– Как я уже говорил вам по телефону, обычно в случае исчезновения человека…

– Господи, ничего обычного в этом нет! – перебила его Эшли. – Майкл пропал вечером во вторник. Когда мы не вместе, он звонит мне по пять, по десять раз на дню! А уже прошло двое суток! Ясно вам, черт побери?

Брэнсон внимательно изучал лицо мисс Харпер, не выдаст ли она себя чем-нибудь. Однако ничего подозрительного не заметил. Всего лишь молодая женщина, сама не своя из-за пропажи любимого. Или же – без цинизма в его профессии никак – прекрасная актриса.

– Выслушайте меня, хорошо? При обычных обстоятельствах два дня – это еще не повод для тревоги. Но в вашей ситуации, согласен, выглядит довольно странно.

– С Майклом что-то случилось, неужели не понятно? Это вовсе не какой-то рядовой случай пропажи человека! Его друзья что-то с ним сделали, куда-то поместили, куда-то отправили, я понятия не имею, что за чертовщину они с ним сотворили… Я…

Эшли опустила голову, по-видимому желая скрыть слезы, и какое-то время шарила в сумочке. Наконец опять достала из нее бумажный платочек и, не переставая качать головой, приложила его к глазам.

Гленн аж растрогался. Девушка понятия не имела о его чувствах, но говорить ей об этом, разумеется, было ни к чему.

– Мы делаем все возможное, чтобы отыскать Майкла, – мягко произнес он.

– Например? Что конкретно вы делаете?

Страдание разом исчезло с лица Эшли, словно бы она носила его подобно вуали. Через мгновение потоки слез и глубокие, судорожные рыдания возобновились.

– Мы осуществили поиски вокруг места автокатастрофы, и там по-прежнему дежурят наши сотрудники – иногда пострадавшие в авариях теряют ориентацию, поэтому мы прочесываем прилегающую местность. Еще разослали ориентировку на розыск. Проинформированы все полицейские подразделения. Аэропорты и вокзалы…

– Вы думаете, что Майкл сбежал? – снова перебила его Эшли. – Господи! Да зачем же?

И тут, решив прибегнуть к искусному методу распознания лжи, которым с ним поделился Рой Грейс, детектив-сержант осведомился:

– Что вы ели сегодня на обед?

Женщина удивленно уставилась на него и машинально переспросила:

– Что я ела сегодня на обед?

– Да. – Он внимательно наблюдал за ее глазами. Взгляд скосился вправо. Так, это режим воспоминаний.

Человеческий мозг подразделяется на левое и правое полушария. В одном хранятся долговременные воспоминания, а в другом происходят творческие процессы. В качестве реакции на вопрос глаза человека практически всегда смещаются в сторону задействованного полушария. У одних людей хранилище памяти располагается в правом, у других в левом – соответственно, противоположное полушарие отвечает за творческую деятельность.

Если собеседник говорит правду, его взгляд автоматически смещается в направлении полушария, ведающего памятью, и наоборот. Брэнсон научился определять функции полушарий конкретного человека, следя за движением его глаз при ответе на простой контрольный вопрос – вроде того, который он только что задал, – когда у допрашиваемого не возникает необходимости лгать.

– Да я сегодня вообще не обедала, мне было не до этого.

Теперь, рассудил Гленн, можно и сказать ей.

– Мисс Харпер, насколько вы в курсе деловых операций своего жениха?

– Я целых полгода работала у Майкла секретаршей. Навряд ли мне что-то о них неизвестно.

– Стало быть, вы знаете о его компании на Каймановых островах?

На лице женщины отразилось неподдельное удивление. Глаза метнулись влево. Режим умопостроений. Значит, она врет.

– О его компании на Каймановых островах? – переспросила Эшли.

– Ну, строго говоря, Майкла и его партнера… – Брэнсон полистал свою записную книжку, – Марка Уоррена. Так вы в курсе существования этой офшорной компании? Она называется «Эйч-Ви пропертис интернешнл»?

Пару секунд Эшли безмолвно взирала на полицейского, затем опять переспросила:

– «Эйч-Ви пропертис интернешнл»?

– Ага.

– Нет, я ничего не знаю о ней.

– Понятно, – кивнул Гленн.

– И что вам о ней известно? – Интонация девушки слегка изменилась. Благодаря наставлениям Роя Грейса он знал, что это означает.

– Да больше ничего, мисс Харпер, я надеялся, это вы меня просветите.

Ее глаза опять метнулись влево. Снова режим умопостроений.

– Нет, – покачала головой Эшли, – мне очень жаль…

– Возможно, это не имеет никакого отношения к исчезновению Харрисона. В конце концов, люди сплошь и рядом пытаются уклониться от налогов, это вполне естественно.

– Майкл очень практичный. И обладает деловой хваткой. Но он ни за что не стал бы нарушать закон.

– Я вовсе не к этому веду, мисс Харпер. Всего лишь пытаюсь показать вам, что, возможно, вы не до конца знаете человека, за которого собрались замуж.

– И что это значит?

Брэнсон снова вскинул руки в примирительном жесте. Без пяти семь. Ему уже пора домой.

– Это вовсе не обязательно должно что-то означать. Однако из виду данный факт лучше не упускать. – Он улыбнулся Эшли.

Ответной улыбки не последовало.

17

В невероятно захламленном трейлере, стоящем вплотную к отцовскому дому на окраине Льюиса и выходящем окнами на свалку разбитых автомобилей во дворе, Дэйви смотрел по старенькому телевизору с постоянно дергающимся изображением американский полицейский сериал «Закон и порядок». Его любимый герой, крутой коп, детектив по имени Рейнальдо Кёртис, сверлил взглядом бандюгана, держа того за грудки.

«Слышь, ты, врубаешься, что я тебе говорю?» – прорычал Рейнальдо Кёртис.

Дэйви, в мешковатых джинсах и плотно нахлобученной бейсболке, откинулся на обшарпанный диванчик и, толком не прожевав батончик «Твинки» из запасов, еженедельно доставляемых ему по заказу из Штатов, закричал:

– Да, ублюдок! Слышь, ты, врубаешься, что я тебе говорю?

На вздувшемся линолеуме подле его ног, вполне гармонично вписываясь в груды мусора, по большей части собранного в рабочих поездках с отцом, валялись упаковки от чизбургера и картошки фри, которые Дэйви ел сегодня на ужин. Всевозможный хлам покрывал буквально каждый квадратный дюйм пола, стеллажа и стола в жилище парня.

Рядом с ним лежали части рации, найденной еще пару ночей назад. Дэйви намеревался починить ее, да все как-то руки не доходили. Он бездумно взял главный корпус и принялся его разглядывать.

Штуковина основательно растрескалась, после того как грохнулась об асфальт. Еще он подобрал с дороги кусок пластика с выступами и две пальчиковые батарейки. Дэйви вправду хотел собрать прибор, но почему-то это напрочь вылетело у него из головы. Как и уйма прочих вещей. С памятью у него всегда были проблемы.

Ох уж эти вещи!

Среди них сплошь и рядом попадались такие, что совершенно не имели смысла.

Жизнь вообще походила на головоломку, этакую мозаику, части которой постоянно пропадали. Важные части. Вот сейчас у него были четыре фрагмента рации. Растрескавшаяся коробочка, две батарейки и вроде как крышка.

Дэйви доел последний кусочек «Твинки» и облизал обертку, которую тут же бросил на пол.

– Врубаешься, что я тебе говорю? – проговорил он, ни к кому не обращаясь. Затем наклонился, подобрал пластиковый контейнер от чизбургера и поводил пальцем по остаткам кетчупа. – Да! Слышь, ты, врубаешься, что я тебе говорю?

Парень засмеялся неизвестно чему. По телевизору пустили рекламу. Какая-то вкрадчивая медийная невдупляйка трындела об ипотечных тарифах. Дэйви нетерпеливо бросил:

– Детка, ну давай уже кино!

Но вместо этого началась другая реклама. В ролике по ковру полз младенец, бубня при этом густым мужским басом. Дэйви какое-то время зачарованно таращился на экран, гадая, как ребенок смог научиться так разговаривать. Затем его внимание вновь переключилось на рацию. Он вытащил на всю длину телескопическую антенну устройства, потом сложил ее обратно.

– «Керлоинк!» – воскликнул Дэйви, невесть почему коверкая слово «Керлинк» – название фирмы-производителя подобных устройств. – «Керлоинк!»

Направив антенну на телевизор, парень сделал вид, будто прицеливается из рации. Но тут на экран вернулся сериал.

Дэйви глянул на новенькие часы на руке, которые папа подарил ему вчера на день рождения. Они предназначались для хронометража автогонок и были оснащены уймой кнопочек, шкал и цифровых индикаторов, в назначении которых он еще толком не разобрался. Папа обещал помочь ему прочитать руководство и объяснить непонятные слова. К воскресенью штуковина обязательно должна работать – будут транслировать Гран-при Монако «Формулы-1», и важно подготовиться к гонке заранее.

В дверь постучали, и она приоткрылась. На пороге возник папа, одетый в старую, потрепанную штормовку, охотничью шапку-ушанку и резиновые сапоги.

– Дэйви, еще пять минут, и выключай!

– А-а-а! Это же «Закон и порядок»! Ну можно пятнадцать?

В комнате запахло табачным дымом. Отец затянулся сигаретой, и она вспыхнула красным огоньком.

– Если мы собрались охотиться на кроликов, то через пять минут надо выходить. Ты наверняка уже пересмотрел все серии «Закона и порядка», какие только сняли.

В очередной раз закончилась реклама, и фильм продолжился. Дэйви поднес палец к губам. Скривившись в притворном отчаянии, Фил Уилер покачал головой и попятился из комнаты.

– Пять минут, – бросил он и закрыл за собой дверь.

– Десять! – крикнул вслед ему парень, на этот раз с американским акцентом. – Компромисс! Усек?

Вниманием Дэйви снова завладела рация: ему пришло в голову, что было бы круто прихватить ее с собой на охоту на кроликов. Внимательно изучив отсек питания, он разобрался, где плюс, а где минус, и вставил батарейки. Потом нажал на одну из двух кнопок на боковой стороне. Ничего не произошло. Тогда парень попробовал вторую кнопку, и устройство немедленно откликнулось статическим треском.

Он поднес динамик к уху и какое-то время прислушивался. Все тот же треск и больше ничего. И вдруг – мужской голос, да такой громкий, как будто говоривший находился в его комнате:

– Эй!

От неожиданности Дэйви уронил рацию на пол.

– Эй! Кто там?

Парень таращился на прибор, так и светясь от восторга. А потом опять раздался стук в дверь, и папа позвал:

– Я уже взял твое ружье, выходим!

Тут Дэйви испугался, что отец разозлится, если застукает его с рацией, – забирать что-либо с места аварий категорически запрещалось. Он опустился на корточки, нажал на другую кнопку, по его предположению служащую для передачи, и прошептал с американским акцентом:

– Извини, не могу говорить, он над душой стоит – врубаешься?

После чего запихнул рацию под кровать и поспешил прочь из комнаты, оставив телевизор, а вместе с ним и детектива Рейнальдо Кёртиса выкручиваться без него.

18

– Эй! Эй! Кто там? Отзовись!

И опять лишь тишина да атлас цвета слоновой кости вокруг.

– Пожалуйста, помогите мне!

Всхлипывая, Майкл снова и снова нажимал на кнопку передачи.

– Помогите мне, пожалуйста! Помогите!

Один лишь статический треск.

«Извини, не могу говорить, он над душой стоит – врубаешься?»

Странный голос, как будто какой-то актеришка изображает американского гангстера. Может, это часть розыгрыша? Пошевелив головой, Майкл направил соленые слезы к пересохшим, растрескавшимся губам и одно мимолетное мгновение смаковал влагу, пока язык не впитал ее, словно промокашка.

Он взглянул на часы. Ничего себе, уже без десяти девять. Сколько же будет продолжаться этот кошмар? И как только парням до сих пор удается безнаказанно издеваться над ним? Учитывая, сколько времени прошло, Эшли, мама – да и вообще все, господи! – всяко должны были догадаться, что эти придурки что-то откололи. А он находится здесь вот уже… уже…

Внезапно Майкла охватила паника. Сейчас без десяти девять утра или вечера?

Вроде совсем недавно был день? Он же отслеживал каждый час! И никак не мог настолько забыться, чтобы упустить целых двенадцать часов! Наверняка еще вечер, сегодняшний вечер, а вовсе не завтрашнее утро.

Почти двое суток прошло.

«Да чем вы все там занимаетесь, черт вас подери?»

Майкл уперся ладонями в днище и на мгновение приподнял тело, чтобы хоть немного восстановить кровообращение в онемевших ягодицах. Плечи уже здорово затекли, каждый сустав тела ныл от неподвижности – и от обезвоживания, – из опыта мореплавания ему было известно, чем это грозит. Пульсирующая боль в голове не стихала. Ее можно было унять на несколько секунд, переместив руки вверх и нажав большими пальцами на виски, но почти сразу она вновь возвращалась с прежней силой.

– Господи, у меня же свадьба в субботу, вы, утырки! Выпустите меня отсюда! – заорал бедняга во всю мощь легких, а затем принялся колотить по крышке и стенкам гроба руками и ногами.

Дебилы! Завтра уже пятница! Канун свадьбы. Ему нужно купить костюм. Подстричься. А в субботу вечером они с Эшли улетают на Мальдивы, где собрались провести медовый месяц, – перед этим нужно переделать уйму вещей в офисе, его же не будет целых две недели! Да и свадебная речь сама себя не напишет.

«Ну все, хватит, парни, у меня же дел невпроворот! Давайте считать, что вы уже расквитались со мной, ладно? За все мои многочисленные приколы. Вы отплатили мне с процентами! Воздали с лихвой!»

Переместив руки к промежности, Майкл нашарил фонарик и включил его на несколько драгоценных секунд, экономя батарейки. Белый атлас сверху словно бы приблизился. Когда он проверял в прошлый раз, до него было дюймов шесть, а сейчас максимум три – как будто этот ящик, гроб, или куда там Майкла засунули, медленно, но неуклонно оседал на него.

Харрисон в очередной раз взялся за дыхательную трубку, торчащую перед глазами, и сощурился, пытаясь вглядеться через нее, но снова безрезультатно. Потом убедился, что не перепутал кнопки на рации, и по очереди надавил на них. Сначала послушал статические шорохи, затем нажал «Вызов», крикнул как можно громче: «Эй!» – и снова нажал «Прием». Ничего.

– Ни фига! – произнес он вслух. – Шиш с гребаным маслом!

В мыслях немедленно нарисовался образ сковородки на плите в кухне у матери. Сковородки, наполненной колбасками, яйцами, грудинкой, помидорами, – все это похрустывало, шипело, щелкало и шкварчало. Майкл даже почувствовал запахи, черт побери, – и хлеба тоже, поджаривающегося на другой сковороде, а еще разогреваемой консервированной фасоли.

«Черт побери, как же я голоден!»

Харрисон попытался отвлечься от мыслей о еде, от боли в желудке – такой сильной, что казалось, будто кислота уже проедает слизистую оболочку. Где-то под пульсирующим черепом в мозгу всплыла некогда прочитанная информация: существуют какие-то то ли лягушки, то ли жабы – сейчас уже точно и не припомнить, – которые вынашивают потомство не в утробе, а в желудке. По какой-то причине соляная кислота не причиняет вреда их зародышам.

«Интересно, что не дает желудку человека переваривать самого себя?» – внезапно задумался Майкл. Мозг вдруг принялся лихорадочно извлекать из закоулков памяти всяческие факты.

Несколько лет назад, вспомнилось ему, он ознакомился с теорией о суточных биоритмах. Все живые организмы нашей планеты живут по двадцатичетырехчасовому циклу – все, кроме человека, средняя продолжительность цикла у которого составляет двадцать пять часов пятнадцать минут. Проводились эксперименты, в ходе которых людей держали в темноте неделями напролет, лишив их возможности отслеживать время. Все участники неизменно считали, что пробыли в изоляции меньше, нежели это было на самом деле.

«Класс, сейчас я вполне смог бы сыграть роль чертовой подопытной крысы».

Во рту у него настолько пересохло, что губы склеились и было больно их размыкать. Ему даже показалось, что рвется кожа.

Направив луч фонарика вверх, Майкл оглядел постепенно углубляющуюся канавку, которую он проделывал в крышке прямо над лицом. Затем вытащил кожаный ремень и вновь принялся скрести туда-сюда уголком металлической пряжки по твердому тику, а в лесоматериалах он разбирался достаточно, чтобы точно определить породу дерева и чтобы знать, что древесины тверже тика найдется не так уж и много. Он трудился, крепко зажмурившись, превозмогая боль в теле. По векам били мельчайшие опилки, а пряжка все сильнее и сильнее нагревалась, пока не стало совсем невмоготу, и тогда он сделал перерыв, чтобы дать металлу остыть.

«Извини, не могу говорить, он над душой стоит – врубаешься?»

Майкл нахмурился. Да кто это, черт побери, кривлялся, изображая американский акцент?

Они что, вправду считают это смешным? И что они наплели Эшли? Матери?

Через несколько минут бедняга совершенно выдохся и прекратил скрести. Он понимал, что нужно продолжать. Из-за обезвоживания быстро устаешь. Необходимо бороться с усталостью. Надо выбраться, на хрен, из этого чертова ящика. Выбраться и достать всех этих ублюдков. Уж тогда-то они ему за все заплатят.

Его хватило еще на несколько минут. Он тер, порой задевая костяшками пальцев крышку, стараясь крепко зажмуриваться от опилок, что всё сыпались сверху и щекотали лицо, пока полностью не выбился из сил. Рука упала, напряженные мышцы шеи расслабились. Голова мягко опустилась на днище гроба.

Майкл заснул.

19

Вечером стемнело раньше обычного. Марк припарковал машину сразу же за автобусной остановкой чуть дальше по дороге, а затем немного выждал. Транспортный поток на широкой улице, из-за ливня словно бы покрытой черным лаком, иссяк до одиночных автомобилей. Желающих гулять пешком как будто и вовсе не нашлось, так что Уоррена никто не заметил.

Он надвинул козырек бейсболки на глаза, поднял воротник куртки и побежал под навес подъезда многоэтажки, в которой жил Майкл, по пути оглядывая каждую припаркованную машину, не сидит ли кто внутри в темноте. Майкл всем говорил, что в их фирме за детали отвечает Марк: дескать, он продумывает все до мелочей. А потом уточнял: «Дотошный до тошноты, просто жуткий перестраховщик». Замечание это неизменно выводило Уоррена из себя.

Да, он дотошный, но без этого нельзя. Между прочим, дела у «Дабл-М пропертис» до сих пор потому и шли хорошо, что Уоррен досконально изучал каждую строчку строительных смет, постоянно контролировал объекты, лично проверял абсолютно все купленные материалы, отслеживал графики и бился за каждый пенни. В то время как Майкл половину своего рабочего времени шатался без дела, ловеласничал и вообще мало что воспринимал достаточно серьезно. Марк нисколько не сомневался в том, что финансовым ростом и процветанием фирма обязана ему, и только ему. А контрольным пакетом акций владел Майкл – только потому, что при создании «Дабл-М пропертис» у него оказалось больше наличных.

Панель домофона предлагала на выбор сорок две кнопки. Марк нажал наугад, проследив лишь за тем, чтобы этаж был не Майкла. Никто не ответил. Он надавил на другую, с надписью «Маранелло».

Через несколько секунд из динамика послышался хриплый мужской голос с сильным итальянским акцентом:

– Да? Кто там?

– Доставка! – прокричал Марк.

– Какая еще доставка?

– «Федерал экспресс». Из Америки, для господина Маранелло.

– Что-что? Доставка? Я… Я не… Я…

Жилец умолк, однако через секунду электрический замок все-таки с жужжанием открылся.

Марк толкнул дверь и шагнул внутрь. Не теряя времени, поднялся на лифте на седьмой этаж и прошел по коридору к квартире Майкла. Тот хранил под ковриком запасной ключ – на случай, если выйдет на площадку, а дверь вдруг захлопнется. Однажды такая история с ним действительно приключилась, причем он был тогда пьяным и абсолютно голым. К облегчению Марка, ключ оказался на месте. Простой ключ от цилиндрического замка, весь облепленный ворсом.

Дабы подстраховаться, Уоррен позвонил в дверь и немного подождал, нервно поглядывая в коридор: лишние свидетели его визита ни к чему. Затем отпер замок, проскользнул в квартиру, быстро закрыл за собой дверь и достал из кармана маленький фонарик. Окна в жилище Майкла выходили на улицу, а напротив располагалась другая многоэтажка. Возможно, опасаться включать свет и не стоило, однако рисковать лишний раз Марк все же не хотел. А вдруг прямо сейчас кто-нибудь наблюдает за квартирой?

Он снял промокшую бейсболку и куртку, повесил их на крючки и снова выждал какое-то время, прислушиваясь. Сердце у него так и заходилось. Из-за стены доносилось нечто похожее на марш – у соседей слишком громко работал телевизор. Наконец, подсвечивая себе фонариком, Марк приступил к поискам.

Сначала он направился в главную комнату, гостиную-столовую, где прошелся лучом по каждой поверхности. Осмотрел горку немытых тарелок на серванте, заткнутую пробкой наполовину выпитую бутылку кьянти, затем журнальный столик, где обнаружились телевизионный пульт и стеклянная чаша с огромной свечой, частично сожженной. Перебрал стопку журналов – «Джентльменс квотерли», «Фо хим мэгэзин», «Яхты и парусный спорт», – рядом с которыми деловито мерцал красный индикатор на автоответчике.

Марк прослушал сообщения. Одно, оставленное всего час назад, было от матери Майкла, которая явно вся была на нервах:

«Привет, сынок. Просто проверяю, вдруг ты уже вернулся».

Другое от Эшли, – судя по звуку, она звонила с мобильника, из зоны, где связь была так себе:

«Майкл, милый, решила вот узнать, не вернулся ли ты. Пожалуйста, пожалуйста, перезвони мне, как только прослушаешь это. Я очень тебя люблю».

Затем спам-звонок: рекламный агент интересовался, не хочет ли Майкл на выгодных условиях оформить новую кредитную карту, которую банк «Барклейс» предлагает своим клиентам.

Марк продолжал проигрывать сообщения, однако ничего интересного не попадалось. Он осмотрел два дивана, кресла, приставные столики, после чего перебрался в рабочий кабинет.

На письменном столе перед компьютером обнаружились лишь клавиатура, беспроводная мышь, флуоресцентный коврик для нее, стеклянное пресс-папье в форме сердца, калькулятор, зарядка для мобильника и черный стакан, заполненный ручками и карандашами. Предмета его поисков здесь тоже не оказалось. Как и на стеллаже, да и вообще нигде в неубранной спальне.

«Черт! Черт, черт, черт!»

Марк покинул квартиру, спустился по пожарной лестнице и вышел через заднюю дверь на погруженную в темноту стоянку.

«Хреново, – думал он, тайком пробираясь на улицу. – Ну просто хуже некуда».

Пятнадцать минут спустя Уоррен поднялся на своем «БМВ-Х5» по крутому склону холма вдоль огромного комплекса Суссекской окружной больницы, въехал на парковку при отделении экстренной медицинской помощи и, обойдя пару дежурящих «скорых», поспешил в ярко освещенный вестибюль, со стойкой регистрации и залом ожидания, уже знакомыми ему после вчерашнего визита сюда.

Марк миновал несколько десятков человек, потерянно сидящих на пластиковых скамьях под вывеской «Время ожидания – три часа», коридорами добрался до лифта и поднялся на пятый этаж.

Оказавшись наверху, в окружении запахов дезинфекции и больничной еды, он, ориентируясь по указателям, направился в отделение реанимации. Свернув за угол, прошел мимо торгового автомата и таксофона под куполом из органического стекла и увидел впереди сестринский пост. За стойкой стояли две медсестры: одна разговаривала по телефону, другая что-то объясняла плачущей пожилой женщине.

В палате он сразу же двинулся мимо четырех коек с пациентами в угол, где прошлым вечером находился Джош, ожидая увидеть сидящую возле него Зои. Вместо этого там оказался иссохший старичок с растрепанными седыми волосами и запавшими щеками в пигментных пятнах, весь в трубках капельниц, подключенный к аппарату искусственной вентиляции легких.

Марк быстро осмотрел другие койки, однако Джоша и след простыл. Перепугавшись, что состояние друга улучшилось и его перевели в другую палату, он рванул обратно в коридор и встал перед разговаривающей по телефону сестричкой, пухлой и жизнерадостной на вид женщиной лет тридцати, с короткой стрижкой и бейджиком, на котором значилось: «Мэриголд Уоттс, медицинская сестра отделения интенсивной терапии». Судя по интонациям, она болтала со своим дружком.

Уоррену оставалось лишь нетерпеливо дожидаться. Облокотившись на деревянную стойку, он стал рассматривать ряд черно-белых экранов, демонстрирующих каждую кровать в палате. Под видеомониторами располагались цветные цифровые дисплеи. Пару раз Марк перемещался туда-сюда, пытаясь привлечь внимание медсестры, но ту, похоже, куда больше заботил предстоящий ужин:

– Давай в какой-нибудь китайский ресторанчик. Ага, хочется чего-нибудь китайского. Утку по-пекински, например. Ну да, куда-нибудь, где готовят утку по-пекински, а еще блинчики и…

Наконец Мэриголд Уоттс снизошла до посетителя.

– Ладно, мне надо работать. Попозже перезвоню. Я тоже тебя люблю. – Лучезарно улыбаясь, она повернулась к Марку. – Да, слушаю вас.

– Джош Уокер. – Уоррен указал в дальний конец палаты. – Он был там… хм, вчера. Не подскажете, в какую палату его перевели?

Лицо медсестры разом застыло, словно бы ей вкололи внушительную дозу ботокса. Голос тоже изменился, внезапно зазвучав резко и настороженно:

– Вы его родственник?

– Нет, я его деловой партнер. – Уоррен тут же пожалел, что не назвался братом Джоша. Откуда ей знать, кто он такой.

– Мне очень жаль, – ответила женщина, определенно раскаиваясь, что ради него прервала телефонный разговор. – Но информацию мы предоставляем только родственникам.

– Вы не можете просто сказать мне, куда его перевели?

В этот момент раздался сигнал тревоги. Мэриголд Уоттс взглянула на экраны: рядом с одним из них мигал красный огонек.

– Мне нужно идти, – нахмурилась медсестра. – Извините.

И она поспешила к пациенту.

Марк достал мобильник, но затем увидел объявление крупным шрифтом: «Пользоваться в больнице мобильными телефонами строго запрещено».

Он торопливо вернулся обратно к лифту и спустился на первый этаж. Уже вне себя от ужаса, помчался по лабиринту коридоров к главному входу.