Вы не авторизовались

Не оставь меня, Боже мой! бесплатное чтение

Скачать книгу

* * *

Святое да святится!

История человека, и человечества, и всей Вселенной началась от Сотворения, продолжилась Всемирным потопом, затем жертвенным распятием Иисуса Христа и заканчивается чередою последних дней, когда святое святится, а скверное сквернится до полной поляризации духовных сущностей и человеческих душ.

От цирков, на арену которых в пищу голодным львам толпами выводились первые христиане, остались только руины. Однако нынешние противники веры разве не бывают страшнее любого зверя? А сопротивление современного человека разрастающейся индустрии пороков и соблазнов разве не стоит постнической аскезы его не слишком отдалённых предков?

Отличительной особенностью этой книги является как бы наложение библейских событий на теперешнюю жизнь, что объяснимо неизменным характером действия добра и зла, Бога и дьявола. Малейшими поворотами калейдоскопа этих сил и создаётся всё многообразие земной цивилизации.

Грани света

Всё начиналось издали. С намёка.
Сперва – лишь слух о Боге – небыль, миф.
Всё было Бог – и чем трава намокла,
И чем терзал сухую падаль гриф.

Бог чудился и в идолах, и в страхах,
Казался и ужасен, и жесток,
В прах уходил и возникал из праха,
И средоточьем зла казался Бог.

В умах незрелых без конца дробился
На множество стихий, обрядов, тел:
Бог ручейка, бог солнечного диска,
Бог – землепашец, кормчий, винодел.

И лишь в накате миропониманья,
В одно собравшем тысячи причин,
Бог посетил разумное сознанье
Как Царь всего, над всеми Господин.

И властвовал не грубо, не предметно,
Но потаённым Духа естеством.
История и жизнь – все грани света —
На Нём сошлись и растворились в Нём.

И Он уже не прочил наказанье,
Грозя уничтожением всего,
Но о спасенье даровал познанье,
На крест подвигнув Сына Своего.

И людям, как всегда: тугим – на ухо,
На сердце – гордым, на глаза – слепым,
Послал в поводыри Святого Духа,
Чтоб узкий путь Любви открылся им.

Библейская грань

Бог

Есть Бог единосущный.
От века испокон
Над морем и над сушей
Он правит Свой закон.

И не парит над сферой
Небесных этажей,
Но пребывает Мерой
И Смыслом всех вещей.

Он не подвластен слухам,
Неуловим на слух,
Но пребывает Духом
Всего, что плоть и дух.

Он и пружина смерча,
И нега тишины,
И все противоречья
Лишь в Нём разрешены.

Лишь Он, в Себя вместивший
Звезду и вешний луг,
Моралей всех превыше,
Деяний и заслуг.

Он утверждает право
И Свет ведёт на Тьму,
И вся земная слава —
В причастности к Нему.

Человек

Я вылеплен из рыжей глины дня,
Горячим ливнем оплодотворённой.
Премудростью Своей персты Господни
Создали и устроили меня.

Я затвердел. И только сердцевина,
Где скрыты нежность и лукавый стыд,
Чуть сыровата… И течёт, гудит
По трещинам пылающая глина.

И для меня в дожде таится грусть:
Я размягчаюсь, я послушней воска.
В глухой овраг сползу углом откоса,
К реке обрывом золотым спущусь…

Принадлежащий глиняному сану,
Доверчив к ласке увлажнённых рук,
Горшечнику под лавку звонко встану.
Закон моей судьбы – гончарный круг.

Я – глина, я по виду только – камень.
Меня железной не разбить косой,
Но так несложно отогреть руками
И погубить единственной слезой.

Сотворённый мир

Когда-то не было тебя,
Но создан был Господним словом,
И вот Адамом с древа сорван,
Огрызком лёг среди тряпья.

Самопознаньем измождён,
Хотел бы к дикости вернуться
От всяких-разных революций,
От Евы и от прочих жён.

Но мы уже отнюдь не съедем,
Но будем, источая пот,
Тебя жевать, и будешь съеден,
Как истинный познанья плод.

Где ты висел, где ты болтался,
Там только слабый черенок
От сути яблочной остался,
И ты б остался, если б смог.

Шёпот дьявола в подмосковном Эдеме

То смеялся:
«Неужто не смеем?»
То ласкался, доверчив и мил.
То, цинично прикинувшись Змеем,
Говорил, говорил, говорил:
«Откажись от завистливых платьев,
От наскучивших льстивых одежд.
Будем праздновать радость объятий
И визгливую ярость невежд.
Может быть, я тебя и не стою,
Но, хотя бы на пару минут,
И меня одолжи красотою —
В шапку нищего брось изумруд.
Затоскуют ревматик и нытик,
Изойдут подворотни слюной
Над восторгами наших открытий —
Так послушна ты будешь со мной.
Расточительны благость и глупость,
Чтобы, пряча ликующий нрав,
Через двор пробегала, потупясь,
На соседей глаза не подняв».
«Скушай яблочко! Вот, дорогая!
Или хочешь – с повидлом пирог?..»
Заметалась свеча, догорая, —
Так болонки резвятся у ног.
Засыпала в обнимку с подушкой,
Улыбалась:
«Свечу потуши!»
А проснулась сама побирушкой.
Никого, ничего – ни души…

Бегство

Только и слышу
Весь день по садам
Голос Всевышнего:
«Где ты, Адам?»
Только и прячу
За каждое древо
Швею и прачку
Жену мою – Еву.
В огненной сини
Простонет и – вниз:
«Где ты, Мой сыне?
Скорей отзовись!»
Вновь перебежка.
Прыжок через яму.
Где-то промешкал,
А сраму-то, сраму.

Падаем в травы
И дальше – ползком
До переправы
С песчаным мыском.
Взмокли вконец,
Но упорны в гордыне.
Кличет Отец:
«Заблудились, родные?»

Минули сад,
Не заметили даже
Тайных оград
И – всё дальше и дальше.
Окрик всё строже,
Всё горше обида…
– Смилуйся, Боже!
Нам больно и стыдно.

Вопрос вопросов

Штрифель грызёт в углу,
Мужу дана в подмогу
Та, за кого хвалу,
Редко возносим Богу.
А между тем в поту
Садим, растим картохи,
Чтобы за красоту
Преподнести дурёхе.

Голой пьянит ногой,
Дразнит модельной тряпкой,
Нет бы рядок-другой
Резвой взрыхлила тяпкой.
Ею томит луна,
Ею дурманят рощи,
С нечистью всей она —
Главный переговорщик.

Боже, не позабудь:
Некогда на рассвете
Ты нас отправил в путь
Горьких трудов и смерти.
Каменными плато
С жёнами вместе гонишь.
Язвы – они! На что
Сирым такая помощь?

Спину чесать хрычу?
Дать от пьянчуги тягу?..
Бешенством клокочу,
Жалуюсь на лентяйку.
Ну а в ответ жена,
Этак смеясь картинно:
«Ежели не нужна,
Топай один, дубина!»

И, прикусив язык,
Не допущу курьёза,
Ибо уже привык,
Да и сладка, стервоза.
Жаля красой своей,
Скинет наряды Нюшка…
Знаю: всё это ей
Змей нашептал на ушко.

Человек из спального района

Прежде названный центром Вселенной,
Нынче он до скончанья времён
В ходе жизни своей блудодейной
Разменялся на спальный район.

И с «хорошею девочкой Лидой»
Ест гуляш и «Московскую» пьёт
На квартирке своей незавидной,
Где и грязно, и мухи, и пот.

Не осталось ни взгляда, ни жеста,
Ни разумного, что ли, словца
От красот и высот совершенства,
От подобья сиянью Отца.

В полумраке неприбранных комнат
Позабыл он и Бога, и Рай;
Как зверюшек назвал – не припомнит,
Водку в глотку ему подавай.

То слезлив, то смеётся до колик,
То постель и трюмо обрыгал,
Мелкий шулер, остряк, алкоголик,
Бузотёр, меланхолик, нахал.

В портмоне – ни копейки, ни цента,
Полыхает пожаром нутро…
В центре – есть. Не добраться до центра.
После часа не ходит метро.

Юдоль слёз

Мы – перстные из персти,
Из праха и земли,
И смехотворны перстни,
Что на руках цвели.
Мы – смертные из смерти,
Из боли и стыда,
И возражать не смейте,
Пришедшие сюда.
Не смейте прекословить —
Горшечник снова прав,
Хотя в потёках крови
И фартук, и рукав.
Хотя подобье гимна
Колышет нашу грудь,
Мы – плачущая глина,
Страдающая муть.

«Над синей бездной мира…» (1999)

Над синей бездной мира,
Как будто бы ничьей,
Водружена порфира
Божественных лучей.
А мы – всего лишь дети,
Забывшие Отца,
В неизречённом свете
Блуждаем без конца.
И знать того не знаем,
Что правды в этом нет,
Что наши души – заем
Под гибельный процент.

Перед бурей

Господь Саваоф посетит тебя громом и землетрясением, и сильным гласом, бурею и вихрем, и пламенем всепожирающего огня.
Книга пророка Исаии 29:6

Страшный день для меня настаёт,
Наступает, приходит… Сегодня —
День расплаты и гнева Господня.
Спрячусь ли: «Я не тот, я не тот…»

Убегу ли за сорок дверей
От Господнего правого гнева,
Чтоб уткнуться в подол тебе, Ева:
«Спрячь меня, заслони поскорей!»

Будет буря идти по пятам;
Руку чувствовать буду, как ношу.
Не к отцу ли с надеждою брошусь:
«Защити меня, добрый Адам!»

Или тихий, уставший от бед,
Облекусь непогодою хмурой,
Где пропал, затерялся рассвет…
Перед бурей склонюсь, перед бурей.

«Сначала – собаки, а люди – потом…»
(1996)

Сначала – собаки, а люди – потом,
Собаки сцепились, но люди свирепей:
Дрались и ругались, покуда Потоп
Не смыл окровавленных нищих отрепий.
В грызне коммунальной зачах материк,
Но слышат в тревоге ночной океаны,
Как пьяный мужик мужика материт,
Сдвигая с мучительным звоном стаканы.

Водное крещение Земли

Так лило – спасения нету,
Так лило – рука не видна,
Так лило, что нашу планету
Укутала напрочь вода.
С унылой болотною цаплей,
С лесами, с горами как раз…
И Богу мы виделись каплей,
Летящей в бездонность пространств.

Видение Сарры

Смешливая Сарра, пугливая Сарра,
На сердце у брата, под боком у мужа,
От горя устала, от счастья устала.
Но не было деток… Сыночка бы нужно.
Однако же возраст, и лоно иссохло,
Иссохло, иссякло, не радует жизнью.
Соседки бормочут: «Ах, чтобы ты сдохла!»
И прочат в сынки ей бездомного Изю.

Смешливая Сарра, пугливая Сарра
То тёплым комочком свернётся на ложе,
То к мужу всем телом прильнула, припала
Волнующе, сладко – до боли, до дрожи…
Молчит Авраам. Не хотел бы обидеть.
Молчит Авраам. Нелегка его доля.
Седые сплетаются с чёрными нити,
Забыто веселье его молодое.

Смешливая Сарра, пугливая Сарра
Трепещет среди нарастающей ночи.
Доверчивой дурочкой быть не пристало,
Но Ангел чудесное ей напророчил.
И слушая белую шалую стужу,
И чувствуя зимний стрекочущий холод,
Приникла так нежно, так весело к мужу,
Как будто бы он и беспечен, и молод.

Смешливая Сарра, пугливая Сарра,
Казалось – из тлена, казалось – из праха,
Вдруг вся засветилась и вся засияла!..
Иная! Иная!.. Ни смеха, ни страха!..
И мужа вобрала восторженным лоном,
И полог взлетел при ночном дуновенье,
И мальчик увиделся в абрисе звёздном —
Тот самый, что Саррины примут колени!

«Я ещё не потерян – окликни…»
(1993)

Я ещё не потерян – окликни,
Я ещё не ушёл – позови…
У прохожих печальные лики
И послушные руки в крови.
Крест Господень – оконная рама.
Отблеск солнца дрожит на весах.
Высь тиха. На груди Авраама
Безмятежно уснул Исаак.
Что им всхлипы и вздохи созвездий,
Завыванья и вопли комет,
Если тут над сияющей бездной
Чувства крепче отцовского нет.
И напрасно крикливая птица
Так парит, как внакидку пальто…
Что назначено, всё совершится,
И не ведаем тайну никто.

Иосиф

Ордам ли, бедам ли
Продали, предали
Младшего братика?
Старая практика!
Не без коварства
Сбагрили в рабство.
После за хлебушком:
Дервиш за дервишем
К Нилу притопают
С нищенской торбою.
В ножки властителя
Бухнутся с плачем:
Дай, мол, насытиться,
По миру клянчим.

И не расслышат
В сиятельном – брата:
Эдак Всевышним
Одарен богато.
Ну а признавши,
Покаются слёзно,
Взятые с чашей
Жертвы курьёза.

Переберутся
Под братнюю руку,
Чтобы из блюдца
Лакать им науку,
Злую науку
Ни барства, а рабства…
Это расплата
За младшего брата!

«Из железной печи Египта…»
(1995)

Из железной печи Египта,
Прокалённой, что кирпичи,
Вывел Бог нас… К Нему – молитва!
Из печи извлёк, из печи…

Помни это, греха подёнщик,
Вожделенья потливый раб,
По дубравам и в лунной роще
Избегай сатанинских лап.

Кедру, вязу не бей поклоны,
Перед гордою высотой
Поглощающей солнце кроны
С умиленьем в глазах не стой.

Знай: Всевышним дана природа
Для насущной нужды твоей,
От Него тебе и свобода,
И красоты Вселенной всей.

Сердце злое предай остуде,
Опадёт обольщений дым…
А богов других да не будет
Перед ликом Его Святым!

Валаам и ослица

Где Ангел открывает сам
Заветную страницу,
Довольно, спешься, Валаам.
Зачем ты бьёшь ослицу?

Поправь седло, не злобствуй зря.
А в гневе мало проку.
И быть прислужником царя
Пристало ли пророку?

Важнее душу поберечь,
Оставить нежной, робкой;
И тесен путь, и Божий меч
Над узенькою тропкой.

Поскольку слеп и глух теперь,
Не знаешь воли лучшей,
Так хоть своей ослице верь,
Хоть, серенькую, слушай.

Не погоняй в погибель дни
Своею плетью шалой;
Благословенных не кляни
И проклятых не жалуй.

Стяжал Господь твои пути
И милостив к провидцу…
Домой скорей повороти
Разумную ослицу.

Храни тебя Бог!

То-то просторная храмина – тело,
Но несовместна для сущностей двух:
Если прошёл мимо доброго дела,
Злобный в тебе обретается дух.

Если его ублажать и лелеять,
Зло разомлеет, тебе на беду:
«Что за дендрарий, за чудо-аллея!
Так хорошо! Никуда не уйду!»

Подличать станет, насиловать души,
Словно грибочки притиснувший гнёт.
Да и тебя, как солому, иссушит,
В адское пекло швырнув, подожжёт.

Свято постись, изнуряй воздержаньем
Плоть прихотливую, жадную плоть,
Не потакая блудливым желаньям
Вплоть до аскезы, до строгости вплоть.

Заверещит хитромудрый волчище,
Что поселился в утробе твоей,
В поле ускачет… И, сделавшись чище,
Вдруг улыбнёшься наивней, светлей.

И обратившись с неведомой силой,
Что опалит ледяные уста,
Скажешь Всевышнему: «Боже, помилуй!
Даруй спасенье во имя Христа!

Освободи от неправды мятежной,
От подковырок и злых оплеух…»
И посетит тебя жалостный, нежный
Друг Утруждённых, Страдающих Друг.

Больше не будешь другому хворобой;
Снова кому-то сердечно помог…
Значит, и дух в тебе – ласковый, добрый.
Бог тебе в помощь! Храни тебя Бог!

«Не спит Иов многострадальный…»
(1999)

Не спит Иов многострадальный
И черепком себя скребёт,
И зябкою опочивальней
Над ним раскинут небосвод.
За что? – неведомо бедняге,
Зачем? – и вовсе невдомёк,
К беде какой, какой присяге
Призвать раба надумал Бог.
И у страдания в объятьях
На пепле горестей своих
Не спит и молится за братьев,
И просит милости для них.

«Не шесть ли дней творил Господь?»
(1996)

Не шесть ли дней творил Господь?
И небо основал, и землю,
И свет прекраснейший над нею,
И воду, и живую плоть.
Себе подобными по стати
Он сотворил нас в день шестой,
А на седьмой почил Создатель,
Благословляя отдых Свой.
Но мы, спознавшиеся с горем,
Толпимся, хнычем без конца,
Мы и в субботу беспокоим
Своими дрязгами Творца.

Покаяние Израиля

Когда в соблазнах и пороках
Дух изнемог, изныла плоть,
Из персти – грозного пророка
Воздвиг Израилю Господь.

И предначертанные свыше
Пути спасенья своего
Народ измученный услышал
Из вдохновенных уст его.

Народ-беглец, народ-кочевник
(Дар Господа – укоренись!)
Не принял жёстких обличений,
Не понял горьких укоризн.

В смирении не видя прока
И возлюбив не свет, а тьму,
Восстал! И Божьего пророка
Скормил кумиру своему!

Когда неистовое пламя
Рванулось кверху из-под ног,
Весь просияв, на небо прямо
Шагнул отвергнутый пророк.

Унёсся мотыльковым телом.
И снова покаянье тут.
И, головы посыпав пеплом,
Опять одежды разорвут.

«Навечно ли мы выдворены из…»
(1999)

Навечно ли мы выдворены из
Земли своей, своей судьбы и доли?
Прибрались внутренне, в дорогу собрались,
Глаза протёрли, словно окна в доме.

Исхода, подпоясанные, ждём
Из долгого таинственного плена,
Где рабство наше было сокровенно
От нас самих – грешили день за днём.

Готовы ли идти через пустыню
Оставив на столах обильных снедь?
Готовы ли мы всё перетерпеть,
Лишь бы дойти, пускай не мне – так сыну?

И жажда, жажда губы опалит,
И втянет животы угрюмый голод,
И кожу обожжёт внезапный холод,
И свет померкнет в бешеной пыли.

И снова рабство издали поманит
Привычным свинством сытого тепла,
Когда вконец измаются тела,
И надоест медовый привкус манны,

И перетрутся властные гужи,
Взбунтуемся, возропщем плотью всею…
То гда хоть издали, как, помнишь, Моисею,
И нам Святую землю покажи.

«Ты сотворил нас вольными, Господь…»
(1999)

Ты сотворил нас вольными, Господь,
И это дар святой и драгоценный,
И жизнь была бы только пошлой сценой,
Когда бы цепи сковывали плоть,
Когда бы пресмыкался рабский дух
В ногах у сановитого вельможи…
Ты сотворил свободными нас, Боже,
И этот свет поныне не потух.
И этот свет ведёт нас через мрак,
Пустынею, увы, греховной жизни
К обетованной некогда отчизне,
Где несказанный светится маяк.
И лишь свобода – зрячий поводырь
Тому, кто за слезами путь утратил,
Чьё тело в горьких странствиях, как платье,
Истёрто и заношено до дыр.
И лишь свобода обещает нам,
Что через все несчастия и встряски
Придём к Тебе, к Твоей великой ласке,
К заботливым, отеческим рукам.

Слушай, Израиль!

Где б ни были – в пустыне и в бору,
Под пальмами, под ивовою сенью, —
От четырёх ветров вас соберу
И возвращу в отеческую землю.

И это будет вожделенный час.
Но прежде – горе! Каждым встречным биты!
Без наказанья не оставлю вас
За отпаденья ваши и обиды.

Зашедшие в пороках далеко,
Отвергнете кумиров и гаданья
И многие возложите страданья
На жертвенник прощенья Моего.

И всякая неправда ваших дел
Покрыта будет, всякая измена,
И возросла б любовь Моя безмерно,
Когда бы той, что в сердце, был предел.

И день придёт, омыт пречистой кровью,
Всех прочих дней и выше, и святей,
И радостно приму Своих детей
И от невзгод в руке Моей укрою.

Божье имя

На свету поминаем, и ночью,
Иногда, вероятно, и всуе,
Но зато не пугаемся порчи
И пропасть за пустяк не рискуем.

Надоедливый глупый ребёнок
Так терзает подол материнский:
То захнычет, заплачет спросонок,
То канючит и просит ириски.

То визжит истерично, до звона,
То стращает насупленной позой…
И нашлёпала мама – любовно,
Да и выпорет ежели – с пользой.

А вокруг изуверские лица
Иступлённых борцов за идею…
На таких ли могу положиться?
На таких ли в беде понадеюсь?

«В лучших небо славится…»
(22.08.2015)

В лучших небо славится,
Хоть души, хоть режь их…
Я – из тех, кто кается;
Я – из самых грешных.
И лишён лазурного
Звонкого привета,
В коем радость узнана
И любовь воспета.
Каждою провинностью
Чужд Тебе, похоже,
Но и худших – милостью
Не оставь нас, Боже!

«Для своего Творца неповторимы…»
(13.01.2016)

Для своего Творца неповторимы,
А прочие, увы, не знают нас,
Сливаемся с толпою перед ними,
Как с арестантской робою матрас.

Лишь Сотворивший нас, как сокровенный,
Ни с чем не схожий и любимый плод,
Отыщет нас в любом краю Вселенной
И слёзы c тихой жалостью утрёт.

«Времечко плюсуется, прессуется…»
(08.11.2015)

Времечко плюсуется, прессуется,
Становясь и оставаясь мной,
Взяты взглядом небо, сосны, улица,
И дышу бескрайностью степной.

И ничто во мне не обрывается,
И не прекращается ничто:
Даже к урне прислонённый пьяница
И старушка в клетчатом пальто.

Как водоворот, в себя вбирающий
Ветки, мусор, палую листву,
Так и я на солнечном ристалище
Всем, что есть, питаюсь и расту.

А чего не знаю – так незнанием,
А про что мечтаю – грёзой, сном
Ширится, растёт моё сознание,
Чтобы стать над Вечностью мостом.

Не чужой я – ни жаре, ни холоду,
За рассветом хаживал в поход…
Ну а Бога призываю смолоду,
Только Им живое и живёт!

«К сияющим притронемся святыням…»
(17.07.2018)

К сияющим притронемся святыням,
Нет, не руками, ни глазами, нет,
Но сердцем, сердцем… И возлюбим свет!
И к непотребству прошлому остынем!

Не опалён библейскою жарой,
Так смугло задержавшейся на коже,
Ни город, деревянный, пожилой,
Ни березняк в осенней мелкой дрожи.

Родимый край! Пчелу, шмеля, осу,
Угаснувших в цветочном лазарете
В кривых объятьях паучихи-смерти,
На стеблях васильков превознесу.

И к мошкам нежным не растрачен пыл,
На комара опять же не в обиде,
Поведаю дубравам – где я был
И что, подслеповатый, там увидел.

Приятелей, заждавшихся уже
Всего, что обещал им грустный мистик,
Прижму к омытой странствием душе,
К целебной силе обретённых истин.

И призрачно восстанет надо мной,
Промеж камней замшелых слёзы пряча,
Еврейская стена любви и плача
Стеной прощанья, вечности стеной.

«Я и себя полюбил, как творение Божье…»
(2000)

Я и себя полюбил, как творение Божье,
Слабого, нежного, – я и себя полюбил.
Вспомнив, что слеплен Единым Создателем тоже,
Тоже взлелеян под небом Его голубым.

Да, и меня, и меня лучезарно коснулись
Тихие, добрые, мудрые руки Творца,
Так же, как храброй осы и пугливой косули,
Ног моих, дней моих, мыслей моих и лица.

Больше не стану, не буду себя ненавидеть,
Больше не стану, не буду ворчать на себя.
Им перевиты артерий и вен моих нити,
Им сплетена небывалая прежде судьба.

Кто-то умнее меня, кто-то крепче талантом,
Кто-то смазливей, а кто-то удачливей, злей.
Но не прекрасней, не лучше меня ни на атом,
Ибо одно я, одно со Вселенною всей.

Греховная грань

Соблазны

Аду или раю сообразны,
Повергая в трепет и смущенье,
Мимо ходят милые соблазны,
Нежные такие искушенья.

Жадными весёлыми глазами
Схватывая линии и формы,
Кто мы, где мы – забываем сами,
Да и важно разве – где мы, кто мы?

У соблазнов ангельские щёчки,
У сладчайших кругленькие шейки,
Шёлковой травинкою в тенёчке,
Ох, и любят щекотать их шейхи.

У фонтана в тишине вечерней,
В мраморной изнеженной прохладе
Узенькие плечи обольщений,
Ох, и любят эти шейхи гладить.

Но в привычках дружеской приязни,
Под рукою в бурный миг сближенья,
Испарятся лучшие соблазны,
Дивные исчезнут искушенья.

Грех

В пространствах неживых клубится грех,
Бахвалится усмешкой сатанинской,
То кукишем проглянет из прорех,
То липнущие вязкие ириски.
Почтительным патлатым старичком
Расшаркается перед жирной Дуней
И снова вертит волосатой дулей,
И огненным хохочет языком.
Не отпирайтесь, будто незнаком,
Не уверяйте: мол, впервые видим.
Он и живёт у вас не под замком,
И вовсе не в изгнанье, как Овидий.
Он вам приятен, даже нет – любим,
Нет, даже обожаем вами втайне,
И счастливы безмерно при свиданье,
При каждой блудодейной встрече с ним.
Но лицемерье века таково,
Что все его ругают и поносят,
А за душой у крикунов поройся,
Лелеют нежно, пестуют его.
Хот ь и стыдятся называть при всех,
Себя боятся выдать сладкой дрожью;
И это тоже, тоже, тоже грех,
Ещё от века наречённый ложью.

«Наши грехи порождают ветер…»
(1994)

Наши грехи порождают ветер,
И он с косматым усердьем дует.
И это – шпицрутены, розги, плети…
И это – кукиши, фиги, дули…
«Накось выкуси! Накось! Накось!..»
А мы в азарте, а нам всё мало.
Когда нам холодно, мы и кактус
Впустить готовы под одеяло.
Когда нам голодно, мы и смерти
Кричим, обезумившие, – насыть нас!
И за приманкою лезем в сети,
Из коих выбраться и не сильтесь.
Наши грехи порождают ветер…

«Как дерево раздало листьям свет…»
(23.08.2017)

Как дерево раздало листьям свет,
А воду молодым ветвям раздало,
Тобою обделённых в мире нет,
Хотя и ропщем, жалуемся – мало…

Но вот дорвались, ухватили мы
Излишки благ и непомерной чашей
Пьём на краю вселенской страшной тьмы
Отраву невоздержанности нашей.

«По щедрости и промыслу в угоду…»
(28.02.2017)

По щедрости и промыслу в угоду
Ты даровал нам, Господи, свободу,
Но чудо это по наветам тьмы
Себе во зло употребили мы.
Ты даровал нам почвы плодородье,
А мы взрастили грех чревоугодья.
Любовь нам дал. Не покорились ей,
Но подменили похотью своей.
Твой дар – зверей прекраснейшая стая,
По вкусу нам: едим не уставая.
Дал звёзды нам – светила дальних стран,
А мы из них устроили обман.
И образ Твой на золотистом поле
Включён в предметы прибыльной торговли,
И заповедь, что дал Ты на века,
Распродаём с базарного лотка,
Поскольку разум, что Тобой дарован,
Теперь корыстью мерзкой нашпигован.
А всё ж Тобою созданных людей
Не оставляешь милостью Своей.

Заняты!

…и берёт с собою семь других духов, злейших себя, и, вошедши, живут там…
От Матфея. 12:45

Не то чтобы – дурни и скареды,
Куём за рассветом рассвет,
Чеканим, и – заняты, заняты —
Свободной секундочки нет.

Спешим из трамвая в автобусы,
В троллейбусы прём из метро;
И входим в престижные образы,
Как важные дамы – в манто…

По часу, по два и по три часа
Всей личностью ушлой своей
И всею наличностью тычемся
В закрытость ненужных дверей.

Зловонным кумирам каждение,
Копченье, мученье огня;
И худшим страстям угождение
В чаду ненасытного дня.

Опять же банкеты и саммиты
Под хохот и смех сатаны,
И бесами – заняты, заняты;
И злейшие – приведены…

Всё для познанья

Всё для познанья – микроскоп,
И прорезь скважины замочной,
И лунных телескопов очи,
И цинковый крылатый гроб,

И технология войны,
И болтология успеха,
Секреты плача, тайны смеха,
Физиология слюны,

Познали боль свою и срам,
Трудом и плетью наказанье,
А прежде – к творчеству призванье,
И звери улыбались нам.

А прежде – райские сады,
В лазурь обёрнутые дали,
А прежде – и себя не знали,
Своей наивной наготы.

Нас осеняла благодать,
Умели, Богу не переча,
Жить без конца и края – вечно,
Не думать, не любить, не знать.

Сад послушанья

Я не люблю этот мир, где смог,
Я не люблю этот мир, где смерть.
Я бы вернулся, когда бы смог,
В Сад Послушанья, чтоб жить и петь,

Возле журчащих в траве криниц
Гладить мохнатых лесных зверей,
В разноголосицу певчих птиц
Впутавшись музыкою своей.

Гимном весёлым встречать зарю,
Песенкой радостною – рассвет.
И не скучал бы по январю —
Там ведь холодных сезонов нет?

Не говорил бы – увы, увы,
И не грустил бы, как ныне – все,
Ни по обманной земной любви,
Ни по продажной земной красе.

В прятки игрался бы с тишиной,
Слушал бы волн шаловливый плеск,
Мудрость назвал бы своей женой,
Выбрав как лучшую из невест.

Я не люблю этот мир, где смог,
Я не люблю этот мир, где смерть,
Я бы вернулся, когда бы смог,
В Сад Послушанья, чтоб жить и петь.

«Хмельных соискателей рая…»
(30.10.2016)

Хмельных соискателей рая
В задрипанных грязных пальто
Нас манят одна и другая,
Влекут нас и это, и то.

И мается горло в простуде,
И шляпа измята дождём,
И выбор для каждого труден,
Однако прозренья не ждём.

Не сдержим шаги у порога,
Наморщив презрительно лбы,
Не просим сочувствия Бога,
Не клянчим счастливой судьбы.

Хотя бы довериться бую,
Хотя б за канатик не лезть,
Но любим одну и другую,
Похерив и совесть, и честь.

И, шарф намотавши дурацкий,
Вином разжигая нутро,
Играем в рисковые цацки,
И это хватаем, и то.

Чадящей свечой догорая
В невнятице бросовых дней,
Не стоим ни ада, ни рая,
Ни жизни пропащей своей.

«Шансонеткой в объятья не падай…»
(1992)

Шансонеткой в объятья не падай,
Не мечись куртизанкой на ложе —
Полюби меня горькою правдой,
Разлюби меня сладкою ложью.

Человек я не слишком весёлый,
Странник с ветром в дырявом кармане.
Хрен да репа – мои разносолы,
Вся добыча моя – на кукане.

Воровскою рулеткою риска
Не захвачен я, не заворожен;
И от Евы распутной огрызка,
Поразмыслив, не принял бы всё же.

Или кончен, потерян я разве,
Чтобы сгинуть за цену такую?
Но, как принц о промотанном царстве,
Об утраченном Рае тоскую.

«Мы сами, люди, предпочли уродство…»
(1998)

Мы сами, люди, предпочли уродство,
Свободу предпочли дарам любви.
И, как Исав за красные бобы
Отречься пожелал от первородства,
Из-под опеки доброго отцовства
Ушли… Куда? В бессчётные гробы!
Теперь, объевшись глупым своевольем,
Нет, не постигнув – заподозрив лишь,
Что сеем пот, бредя весенним полем,
Что по усопшим шелестит камыш,
Мы говорим Создателю: «Помилуй! —
Кричим, – прости нас, грешных, успокой!»
А своеволье катится по миру,
Когда-то снежный ком, теперь – горой.
А мы, вчера смотревшие столь гордо,
Сутяжным обольщённые умом,
Ложимся, плачем: «Не нужна свобода.
Что нам свобода, если все умрём?»

«Люди, вам бы с ангелами жить!»
(20.12.2015)

Люди, вам бы с ангелами жить!
Врачевали б вас от всякой хвори,
Нежили бы вас в тепле и холе,
Чуткою заботой окружив.

Ни обид, ни злобы площадной
Вы бы под опекой их не знали,
С вальсом уносясь в паркетной зале,
На руку откинувшись спиной.

Вот и на работу в ранний час
Не тянули б вас кирка и пешня;
Ангелы трудились бы за вас,
Вкалывали б ангелы, конечно.

Бедам выходя наперерез,
Не пугаясь ни огня, ни стали,
Силою немыслимых чудес
Всё бы вас хранили и спасали.

Но безгрешных мудрено любить
Вам, лжецы, пропойцы и кутилы;
Вы бы их в бараний рог скрутили —
Доведись вам с ангелами жить.

«В компромате на Господа Бога…»
(28.01.2016)

В компромате на Господа Бога
Наша подлость, жестокость и спесь,
И за всё, что мы сделали здесь,
Мы виним Тебя гневно и строго.
За убийства свои, за грабёж,
За предательства наши, обманы,
И что нам завсегда невтерпёж,
Что обкурены вусмерть и пьяны,
Что бросали любимых своих
И в разврате барахтались грязном,
Что в прицеле – брюхатых лосих
Находили разбойничьим глазом;
Избивали белух и китов,
И со свёрнутой шеей гусыня;
И по следу кровавых шагов
За пустыней вставала пустыня.
Суд наш краток – на Боге вина,
Что ходить пожелали в отпетых,
Что была нам свобода дана,
Что её растранжирили этак,
Что елей – лицемерия яд;
Дверь за дверью срывавшие с петель,
Мы не с теми, кто благостен, свят,
Взором ласков и мыслями светел.
Наши дни безнадёжно пусты,
Чёрный холод полощется в душах…
Но Тебя осуждавших прости,
Сыновей Твоих падших, заблудших.

«Живём, не понимая ничего…»
(1999)

Живём, не понимая ничего:
Ни тайной цели, ни пружин Творенья,
Ни своего грядущего спасенья,
Ни древнего проклятья своего.
И, устремясь за выгодою тощей,
Возводим города – за Римом Рим,
И, глупые, на Милостивца ропщем,
И Долготерпеливого гневим.

«Упирая в стол свиные руки…»
(1998)

Упирая в стол свиные руки,
Медленно орудуя ножом,
Год за годом чёрный хлеб разлуки,
Чёрствый хлеб отчаянья жуём.
И, плечом тяжёлым напирая,
Просимся:
– Впусти обратно нас! —
И ногой колотим в двери Рая,
Одичало, глухо матерясь.

«Худо нам – бежим к Отцу…»
(2000)

Худ о нам – бежим к Отцу,
Получшело – от Отца…
Видеть это мудрецу
Доводилось без конца.
Но за миг перед концом
Важен поворот лица:
С кем останемся – с Отцом
Или в бездне – без Отца?

«Единственно достоин веры Бог…»
(21.03.2013)

Единственно достоин веры – Бог,
А прочие – не выдержим экзамен;
И сразу, только выйдя за порог,
Меняемся, а каковы – не знаем.

Вот почему так осторожны мы,
Так скрытны, недоверчивы друг к другу
И не спешим подать спасенья руку
Упавшему в кипенье нашей тьмы.

«И нас ночами истина тревожит…»
(1997)

И нас ночами истина тревожит,
В сердца заматерелые стучась;
Как рысаку съедают шкуру вожжи,
Так и она охлёстывает нас.

А мы привычно на своём упёрлись,
А мы ни «но!», ни «тпру!» – упрямы, злы.
И с диким ржаньем взлягивает совесть.
Но вот рванули кони, понесли!

Хоть всё гори огнём – нам дела мало!
Куда летим? – ни станций, ни дорог.
Нет, не об этом нам любовь шептала,
Нет, не об этом толковал пророк.

Уж е земля пропала в отдаленье,
А мы всё скачем – весело душе! —
Не свалимся пока в хрипящей пене
И не забьёмся, загнаны уже…

Не самому ли себе?

Счастье незамысловато:
Радуйся, дурак,
Что не вдруг придёт расплата,
За неверный шаг.
Пей до пьяна, ешь в охотку,
Милый куманёк,
Обихаживай красотку
Вдоль и поперёк.

На соседей бодро гавкай:
Мол, того – ослы…
Табачком и чудо-травкой
Душу весели.
Полощи, как драных кошек,
Воровскую ложь,
И не факт, что укокошат,
Если сам убьёшь.

Собирая груз проклятий
И безвинных слёз,
Понимай: в аду заплатим
Свой последний взнос.
Но и здесь, где стыд в пропаже,
За лихую прыть
Будь готов теперь, сейчас же
Крупно заплатить.

Красотку не тронь…

Каждой вещью, пришитой, пристёгнутой к нам,
Мы уродуем образ, что слеплен Творцом,
И за дьяволом-змеем ползём по пятам,
Хвост скользящий считая вселенским концом.

Устыдившись позорной своей наготы,
Обозвав сотворённую истину – срам,
Вновь на райском лугу собираем цветы
Для прекрасных обёрнутых тканями дам.

Опьянев от вечерней пахучей травы,
Болтовнёй прикрывая зудящую плоть,
Лицемерным проказницам врём о любви,
Чтоб невинность притворную их побороть.

И в обман, и в улыбки разряжены сплошь,
Переходим дурацких приличий предел,
Отметая бесстыдством слащавую ложь
В непотребной горячке неистовых тел.

А других отгоняем: «Красотку не тронь!»
Для себя одного бережём про запас…
Между тем в Преисподней скрежещет огонь,
Что подхватит в объятие пламенном нас.

Аутодафе

На Голгофе дыбом пламя
Разъярённого костра.
Дым в полнеба. Между нами —
Хруст горящего креста.

Между нами в страшной давке
Обезумевшей толпы —
Воры, нищий сброд, зеваки,
Стражей бронзовые лбы.

Скрежет брёвен, в небе грохот.
Над костром – круженье искр…
Сквозь визгливый, дикий хохот
Пляска разогретых икр.

Ведьма-треф с чертями в свите,
Ведьма-козырь, ведьма-треф;
В чёрном пламени – смотрите —
Разыгралась ведьма-треф!

Запрокинутое горло
Хлещет смехом без стыда;
Тело девственницы голо,
Фантастична нагота!

Оскудевшие монахи,
Оскоплённые шуты,
Ну, и грудь у этой махи!
Как черна! – поди же ты…

Под железным опахалом
Кипарисовых ветвей
Хохот а л а, хохотала!..
Не смеяться больше ей.

Вряд ли это повторимо?
Бренность форм преодолев,
Ведьма стала тенью дыма —
Завитками масти-треф…

Широкий путь

…широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими.
От Матфея 7:13

Куда ещё просторней – путь порока.
Не то чтоб горы раздвигать плечом:
Идёшь, не размышляя ни о чём,
Хул я Творца, не слушая пророка.
Широкий путь, где всё разрешено
Для утоленья каждого желанья:
Ну а в низинке – не вода живая,
Но серою кипящее вино.
И похоти, и ярости парад,
И алчности величественной шествие
В ужимках и гримасах сумасшествия…
И указатель есть – дорога в ад!

«Как бы нам не вышло боком…»
(2001)

Как бы нам не вышло боком
В довершение всего,
Что нахально спорим с Богом,
Уместясь в руке Его?

Скверные гости

Мы – наглые, скверные гости,
Повыше стараемся сесть,
Тщеславясь, лежим на погосте,
И, мёртвые, в драчке за честь.
Из грязного слеплены праха,
Всё лезем и лезем в князья,
А так, чтобы ближний не плакал,
Озлобленным толпам нельзя.
И ум свой, и совесть пропили,
Хитрим, извиваясь ужом,
Буяним, бранимся на пире,
В три горла, бесчинствуя, жрём.
И, мерзкие, хвалимся пьяно,
И дерзко плюём на закон…
И будет нам. Всех грубиянов
Хозяин повыкинет вон.

«Среди случайных слов и фраз…»
(1999)

Среди случайных слов и фраз,
Среди влюблённостей случайных
Отыщут мусорщики нас,
Отроют и погрузят в чаны.

И преогромные костры
Разложат весело под каждым,
И в стонах громких не откажем
Чертям, скрестившим две косы.

Ад грубошёрстный, разливной,
Смолы урчанье и кипенье,
И грешников хмельное пенье,
И плавящий суставы зной.

И кто-то умный глупых дразнит,
И кто-то плачет, голося…
И это тоже, тоже – праздник,
Поскольку тут – Россия вся!

«В геенне гореть – хоть не холодно будет…»
(17.04.2020)

В геенне гореть – хоть не холодно будет,
Хотя б не замёрзнем – и то хорошо.
Такие мы добрые, славные люди.
Смягчить бы, убавить? Да мало ещё!

Конечно, культурны, воспитаны с виду.
Прилично одеты. Умно говорим.
Опять же на сцену с улыбочкой выйду,
Напялив сиятельной благости грим.

Сердца обожгу величавым глаголом,
Блистанием глаз на пророка похож,
Чтоб лысину вдруг обожгла ореолом
Пылающих рифм вдохновенная ложь.

А публика, впрочем, собралась незлая,
Умильно, светло на витию глядят,
Но всяк про себя нечто главное знает,
Что, верно, сгодится для пропуска в ад.

Ад

Заплёванный курильщиками ад
Привычно схож с армейскою уборной,
И нечестивцы в стадности упорной
Среди визгливых мечутся команд.

Образчики наивной матерщины
На стенах процарапаны гвоздём,
С ремнём на шее тужатся старшины,
Казарму сблизив и родильный дом.

Салагу школит «дедушка» дневальный,
А у стены сержант-прелюбодей
Изводит болтовнёй исповедальной
Мычащих и мочащихся людей.

А под цементным полом, в жирном мраке,
Да, под цементным полом, там – внизу,
Зажатый плоскостями, я ползу,
Под мощные протискиваясь балки.

Надеюсь, что мелькнёт отрадный свет;
Под рёбра тьмы кромешной подлезая,
Надеюсь – завершится наказанье,
Но снова – мрак, и тьме исхода нет.

И замираю я, остановясь.
И так лежу часы, недели, годы,
Тысячелетья… Над затылком своды
И мириады проходящих – вас.

И пустота, зажатая в горсти,
И как в рыданьях горьких ни увечусь,
А всё-таки придётся через Вечность,
Через промозглый тухлый мрак ползти.

Житейская грань

Глиняные люди

Спят, сидят и ходят глиняные люди
В параллелепипеде глинобитных стен.
К старости слезятся даже при простуде,
Чтобы вдруг рассыпаться, высохнув совсем.
Грубы и неласковы глиняные люди
С тёплыми затылками в завитках волос.
Сердятся, выпячивают глиняные груди;
Лоб о лоб сшибаются, распалясь всерьёз.
Глиняным, чего им кипятиться эдак?
Глиняным, на что им дымовой угар?
Но среди безмозглых – даже глупый редок,
И звучнее колокола бешеный удар.
Доведётся глиняным всё как есть оплакать,
Глиняные мёртвые спутать языки.
В мелких затхлых лужах обернётся память
Пересохшим руслом глиняной реки.

Страна слепых

Есть на Востоке подле чёрных гор
Унылый край, где не смеются дети.
Там среди бела дня приходит вор,
Там узнают щекою о рассвете.
Там женщины послушны и легки,
В чём убедиться, кажется, могли вы;
Там ходят, задирая кадыки,
И лица настороженно-пугливы.
Вы там живёте и уже давно.
Но зрячими считаетесь, поскольку,
Под вечер возвратившись из кино,
Найдёте столик с ужином и койку,
Не пронесёте трубку мимо рта,
Не забредёте мимо сквера в рощу…
Таращите глаза, но лишь на ощупь
Почувствовать способны – красота!
И ближнего шутя перешагнёте,
Опять же доказав, что зрячи вы;
По зрячести своей – и без любви:
Сучок в чужом глазу всегда найдёте.
– А солнца в небе не было и нет! —
Так вы другим слепцам твердите смело.
Когда же яркий вспыхивает свет,
Брезгливо соглашаетесь – пригрело…

Нищая артель

Нас из глины, из глины слепили,
Потому и таращим глаза,
И бредём вереницей – слепые,
С кем-то ссорясь, кому-то грозя.

Умилением бельма слезятся,
Приоткрыты слюнявые рты
И на брань, и на смех оборванца,
И на окрик чумной пустоты.

О ночлеге ли жалобно просим,
Или ищем пролома в стене,
Но привратницей изгнаны в осень,
Ковыляем по мёртвой стерне.

Лишь бы в рот не забили подошву
И увядших не вырвали век,
И, шутя, не поставил подножку
Мимохожий дурной человек.

Поводырь наш и трезв, да не слишком.
Над убогой артелью смеясь,
Шебутной и зловредный мальчишка
Завалил-таки братию в грязь.

Так бредём, спотыкаясь и плача,
Подбородки худые задрав,
И чужая нам светит удача
Сквозь листву разогретых дубрав.

И обобраны лихостью ветра,
Ковыляем – слепец за слепцом…
Но нежнейшую музыку света
Сладко чуять дрожащим лицом.

«Как наша жизнь хрупка! Одно лишь слово…»
(15.03.2016)

Как наша жизнь хрупка! Одно лишь слово —
И счастлив я… Но вот ещё одно,
И сделался уже несчастным снова;
Едва поднявшись, вновь иду на дно.
Любое переменами чревато:
Завял ли фикус, выцвел ли пиджак,
К стене ли хулиганами прижат,
Патрон застрял ли в диске автомата,
Жену ли часом раньше навестил,
На службу ли пришёл минутой позже…
Поэтому – и жалки, и ничтожны,
И нет у нас ни мудрости, ни сил.

«Волка приручили – стал собакой…»
(14.10.2020)

Волка приручили – стал собакой,
Грифа – доживает индюком;
Ну а ты, что был орлом, не каркай,
Будто с небом коротко знаком.

Сбитому едва ли кто поверит
Про полки, шагавшие на смерть,
Про забытый на рояле веер;
Выход лишь один – опять взлететь!

«Вся наша жизнь – бои без правил…»
(25.05.2022)

Вся наша жизнь – бои без правил.
А если кто-то в лучший мир,
Шутя, соперника отправил,
Мы рукоплещем – как он мил!

Заходятся восторгом люди:
Плевать, что сзади – кирпичом…
Ведь «победителей не судят»?
А не мешало б – всех, причём.

«Каждый жизнь эту как-то и понял, и принял…»
(15.02.2016)

Каждый жизнь эту
как-то и понял, и принял,
По понятьям своим
и живёт как-нибудь:
Тот – с дояркою,
этот – с балетною примой,
И подошвой листается
ломаный путь.
А чтоб строго во всём
до конца разобраться,
Ни возможности нет,
ни терпенья у нас,
И философ проглянул
в усмешке паяца,
И трактаты пошли
в скоморошеский пляс.

Ложь во спасенье

Нет ничего тайного, что не стало бы явным.
От Марка 4:22

Придумка лукавого – «ложь во спасенье»,
Податься в спасители дьявол решил,
Чтоб сделать врунишкам респект и везенье,
Чтоб грешными сделались – кто не грешил.

Неправда сладка, что бокал лимонаду,
Неправда, как музыки нежной полёт,
Но тот, кто обманут, споткнётся о правду,
И правда его тем вернее убьёт.

«Враньём свою причёсываем жизнь…»
(15.09.2017)

Враньём свою причёсываем жизнь
Под образцы известных идеалов,
Чтоб выбраться хоть так на этажи
Из грязных, тёмных, каменных подвалов.

Одеждой врём, глазами, языком,
И льстивым, и нахальным обхожденьем,
Врём поясницей – каждым позвонком,
Кивком, плевком – любым телодвиженьем.

Всё лицемерно и в ночи, и днём,
Когда тверды, когда исходим дрожью…
А что до правды? Мы и правдой врём!
А что до лжи? Легко соврать и ложью!

Хоть с собою честны будем?

С простодушием лица
Шествуем по краю бездны,
Обманули мать, отца…
Хоть с собою будем честны?

Вроде невелик изъян —
Не чета волшбе, разбою:
Лжём приятелям, друзьям…
Будем честны хоть с собою?

Колется, а всё же съем,
Столь желанна правда людям…
Ладно, врём всему и всем:
Хоть с собою честны будем?

«Чудо нежной земной любви…»
(13.02.2021)

Чудо нежной земной любви,
Светлый час жениха с невестой
Освящён высотой небесной…
Мы, однако, не таковы,
Но в отрепьях болотной тины
Этой радости лишены:
Так истасканы и противны,
Так истрёпаны и грязны.
Есть в народе, живёт от века
Непридуманный идеал,
Что на брак не годится девка,
Если кто-то её познал.
Будь и статна, и черноброва,
И прекрасна, как летний сон.
Да и парень, что избалован,
Непригоден, увы, и он.
Нам бы в утреннем свежем поле
За летящей бежать фатой…
Но не сведаться с чистотой,
У кого на душе помои.

«Чтоб не сведаться с вожжой…»
(1998)

Не пожелай красоты её в сердце твоём, и да не увлечёт она тебя ресницами своими.
Притчи 6:25

Чтоб не сведаться с вожжой
И с оглоблей не спознаться,
Не ходи к жене чужой,
Не к добру такая «цаца».
Хоть немножко будь умна,
Благонравна хоть немножко,
Эдак ручкою она
Не махала б из окошка.
Будь верна хотя бы чуть,
Не играла б жарким оком,
Не выпячивала б грудь,
Не дразнила б жирным боком.
Помнила бы – чья жена,
И, блюдя святое слово,
Не зазвала бы она
В избу мужика чужого.

Искушение

Среди кипенья бурной плоти
Я говорю себе:
– Постой!
И ты как будто бы не против
Изведать истины простой?
Не корчи из себя монаха.
Вильнула баба задом лишь,
А ты уже ей вслед глядишь.
Ты лицемер большой, однако.
Долой притворство! Подойди
И загляни в глаза красотке!
Пока не распустил шнуровки,
Не доберёшься до груди…
Ну, что тебе твоя обида?
Живи, матрасами скрипя! —
Понурясь, слушаю. И стыдно,
И страшно самого себя.

Скачать книгу

Не оставь меня, Боже мой! бесплатное чтение

Святое да святится!

Грани света

Библейская грань

Бог

Человек

Сотворённый мир

Шёпот дьявола в подмосковном Эдеме

Бегство

Вопрос вопросов

Человек из спального района

Юдоль слёз

«Над синей бездной мира…» (1999)

Перед бурей

«Сначала – собаки, а люди – потом…»(1996)

Водное крещение Земли

Видение Сарры

«Я ещё не потерян – окликни…»(1993)

Иосиф

«Из железной печи Египта…»(1995)

Валаам и ослица

Храни тебя Бог!

«Не спит Иов многострадальный…»(1999)

«Не шесть ли дней творил Господь?»(1996)

Покаяние Израиля

«Навечно ли мы выдворены из…»(1999)

«Ты сотворил нас вольными, Господь…»(1999)

Слушай, Израиль!

Божье имя

«В лучших небо славится…»(22.08.2015)

«Для своего Творца неповторимы…»(13.01.2016)

«Времечко плюсуется, прессуется…»(08.11.2015)

«К сияющим притронемся святыням…»(17.07.2018)

«Я и себя полюбил, как творение Божье…»(2000)

Греховная грань

Соблазны

Грех

«Наши грехи порождают ветер…»(1994)

«Как дерево раздало листьям свет…»(23.08.2017)

«По щедрости и промыслу в угоду…»(28.02.2017)