Мятежные джунгли бесплатное чтение

Иллюстрация на обложке Алексея Дурасова

© Тамоников А.А., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Герилья – так называлось в Никарагуа национально-освободительное движение. По сути, это была революция – долгая, кровавая, унесшая десятки тысяч человеческих жизней. Длилась она долго – с начала шестидесятых и до самого окончания семидесятых годов двадцатого века. Против кого восстал никарагуанский народ? Против диктатора Сомосы. Верней сказать, за это время у власти успела побывать целая клика Сомоса. Все они были между собой родственники, власть, а вместе с нею и украденное у народа богатство передавалось из рук в руки – от одного Сомосы к другому. Богатство у семейства диктаторов все множилось, а народ становился все беднее.

Стоит ли говорить, что за спинами семейки стояли американцы? Стояли откровенно и явственно, американское правительство этого даже и не скрывало. Именно тогда родился придуманный американцами афоризм, облетевший весь мир: «Сомоса, конечно, сукин сын, но это наш сукин сын». Пожалуй, за всю историю человечества не было афоризма циничнее и откровеннее.

И вот этого самого «сукина сына», а вернее, целое семейство «сукиных сынов» и поддерживало американское правительство – всей своей вероломной, безрассудной, жестокой мощью. У Америки в этих краях были свои интересы, и ей очень не хотелось упускать из рук такой лакомый кусок, как истекающая кровью и нищающая день ото дня Никарагуа.

Стоит ли говорить, что народ Никарагуа в конце концов восстал против диктатора Сомосы и его клики? Это была неравная борьба, и, теоретически рассуждая, она не могла закончиться победой восставшего народа. Ведь, по сути, народ боролся даже не против кровопийцы-диктатора, а против самих США. Давайте представим соотношение сил: с одной стороны – всемогущие Соединенные Штаты, с другой – немногочисленные и плохо вооруженные повстанческие отряды. По здравом размышлении такая самонадеянная герилья должна была захлебнуться в крови, притом очень скоро.

Но не всегда здравое размышление одерживает верх. Есть в этом мире нечто такое, что сильнее всяческих здравых доводов и рассуждений. Есть некий закон, по которому Давид вполне может одолеть Голиафа. Так случилось и в Никарагуа. Герилья победила! Правда, случилось это не за один день и даже не за один год. И ценою множества человеческих жизней.

А кроме того, победа герильи стала возможной потому, что восставшему никарагуанскому народу помогали в его борьбе. В числе главных помощников был Советский Союз. Это была разносторонняя и многогранная помощь. В первую очередь дипломатическая. Но не только. Была и другая помощь. Были поставки всего того, что в настоящее время принято называть гуманитарной помощью, были разнообразные специальные операции, в которых участвовали вооруженные советские отряды…

Много чего было, и большинство из того, что было и что в конечном итоге привело восставший народ к победе, никогда не станет достоянием гласности. Потому что бо́льшая часть таких действий была строжайше засекречена. Возможно, в каких-то суперсекретных архивах и поныне пылятся документы и прочие доказательства на этот счет, но секретные архивы, как известно, способны хранить свои тайны веками… Лишь изредка, по какому-то случайному (а возможно, и преднамеренному) стечению обстоятельств какие-то отдельные моменты становятся известными.

Вот об одном таком моменте, а точнее сказать, об одной такой боевой операции с участием спецназа КГБ мы и расскажем. События, о которых пойдет речь, происходили в Никарагуа в начале семидесятых годов минувшего века. До полной победы сандинистов (так именовали себя революционеры) было еще далеко. Но тем не менее блестящая операция советских спецназовцев приблизила эту победу. Пускай и не особенно, а всего лишь на каких-то несколько шагов, но и это очень важно. Потому что это не просто сами по себе шаги, это спасенные человеческие жизни, сохраненные человеческие судьбы и вообще все то, что именуется победой.

Леон, второй по величине

город Никарагуа

Отряд под командованием Диего Пахаро прибыл в Леон, когда основательно стемнело. И сам Диего Пахаро, и его бойцы большей частью передвигались по ночам, под покровом темноты.

Днем они старались не показываться в людных местах. В этом был свой резон – Диего Пахаро и его бойцы были повстанцами, революционерами. Они боролись против кровавого диктатора Сомосы, подмявшего под себя всю многострадальную страну. Сомоса – враг серьезный и беспощадный, он окружил себя полицией, Национальной гвардией, сбродом из разных стран, которые сами себя именуют «эскадронами смерти». Все это были враги Диего Пахаро и его отряда.

Но конечно, самым главным и самым страшным врагом были гринго, американцы. Без их поддержки и династия Сомоса, и Национальная гвардия, и «эскадроны смерти» – все они давно уже были бы свергнуты восставшим народом. Но пока что на никарагуанской земле были и гринго, и Сомоса, и «эскадроны смерти»… С ними и боролся Диего Пахаро со своими боевыми товарищами.

Конечно, таких отрядов было немало, но отряд Диего Пахаро был одним из лучших. И потому командование Сандинистского фронта поручало Диего Пахаро и его бойцам самые сложные, ответственные и рискованные операции.

Например, такую, какую им предстояло выполнить в Леоне. Здесь повстанцам предстояло ликвидировать Уго Монтеса – начальника местной Национальной гвардии. Уго Монтес был убежденным приспешником Сомосы и при этом таким же, как и он, кровавым палачом. Сколько людской крови он пролил в Леоне – да разве в одном только Леоне? Жители Леона и окрестных поселений трепетали от одного только имени Уго Монтеса. Он не различал, где виновные, а где безвинные, он не щадил никого. Командиры Сандинистского фронта говорили, что на таких, как Уго Монтес, и держится режим Сомосы. Правильно они говорили, все так и было.

Именно Уго Монтеса и предстояло ликвидировать отряду Диего Пахаро. А это – дело непростое. Тут необходима была кропотливая, многодневная подготовка. Такая подготовка была проведена. И вот наступил решающий этап операции. Этой ночью палач Уго Монтес должен был умереть…

В город Диего Пахаро вошел лишь с десятью бойцами. Бо́льшая часть отряда оставалась за городом, в глухом горном ущелье. Всему отряду в городе было делать нечего. Ликвидация одного человека, кем бы этот человек ни был, – дело тонкое, просто-таки ювелирное, и потому большого количества людей здесь не нужно. Здесь нужно действовать не числом, а умением. После ликвидации, разумеется, поднимутся шум и переполох, все выходы из города, конечно же, будут перекрыты, и потому попробуйте-ка выбраться за пределы города всем отрядом! В этом случае небольшой группой выбраться намного проще.

В город Диего Пахаро и его бойцы проникли удачно – многочисленные патрули их не заметили. Очутившись в городе, Диего Пахаро первым делом зашел в один небольшой дом на городской окраине. Это был не просто сам по себе дом, это была конспиративная квартира.

Здесь Пахаро ждали. Те, кто находился в доме, были подпольщиками, связными между городским подпольем и сандинистскими отрядами. Всего в доме было два человека – пожилой мужчина и девушка. Пахаро их знал в лицо, он встречался с ними раньше, выполняя различные задания в городе. Соответственно, мужчина и девушка также знали Пахаро. Впрочем, их имен Пахаро не знал – так же, как и они его истинного имени. В той войне, которая велась в стране, лучше было знать лишь прозвища повстанцев. Пахаро – это было прозвище, и означало оно Птица. Пожилого мужчину-связного звали Барба, что означало старик, а девушку – Гата, что означало кошка.

– Не зажигайте свет, – сказал Пахаро, входя в дом. Своих бойцов он оставил во дворе дома – нужно было прислушиваться к тому, что происходит во тьме, и всматриваться в нее. И к тому же совсем необязательно было каждому знать в лицо связных. Так было безопаснее. – Я – ночная птица. А ночные птицы не любят света. Темнота – вот что им нужно.

– Знаем, что нужно такой птице, как ты, – ответила Гата. – Здравствуй, амиго Пахаро. Как добрался?

– Здравствуй. – Пахаро на ощупь нашел в темноте протянутую руку девушки и нежно ее пожал. – Все хорошо, девочка. На этот раз нам повезло, и патрули нас не заметили. Да если бы и заметили – тоже было все нормально. Я во вражеской военной форме. И мои люди тоже. Нас сложно в темноте принять за чужих.

– Если повезло с самого начала, то будет везти до самого конца, – отозвался из темноты мужской голос.

Это, конечно, был Барба. Пахаро и ему пожал на ощупь руку.

– Хотелось бы, чтобы так и было, – сказал Пахаро. – Здравствуй и ты, старик. Ну, и что вы мне скажете? Ничего не поменялось?

– Вроде нет, – ответил Барба. – В городе только и разговоров, что об Уго Монтесе. Вот, дескать, Сомоса недавно наградил его орденом и вдобавок выделил ему большое поместье. И еще подкинул денег. Американских денег, само собой. За верную службу. И нынешним вечером Монтес устраивает по этому поводу праздник. Большой, пышный праздник… Я думаю, праздник будет длиться до самой ночи. А может быть, и до самого утра. Уго Монтес любит пышные гулянки.

– Вот как – даже имение ему подарено? – Было слышно, как Пахаро хмыкнул в темноте. – И где же?

– Говорят, где-то в окрестностях Чинандеги, – ответил Барба. – Богатое, говорят, поместье. С плодородной землей…

– Значит, поместье, – задумчиво сказал Пахаро. – В окрестностях Чинандеги. Не так далеко от Леона… Что ж, тем лучше. Тем громче будет наш крик. По всему Никарагуа его будет слышно. Даже в Америке, пожалуй, услышат…

– Ты что-то задумал? – с тревогой спросила Гата. – Наверно, что-то очень опасное…

– Ну что ты, девочка, – мягко ответил Пахаро. – Так, пустяки…

– Знаю я твои пустяки! – сказала девушка. – Не бережешь ты себя.

– Ну, тут ты не права, – усмехнулся Пахаро. – Уж себя-то я берегу! Потому что если меня убьют, то кто будет воевать с существующим режимом?

– Другие будут воевать. – В голосе девушки угадывались слезы.

– То другие, – сказал Пахаро. – А то я. У меня с ними свои счеты. Индивидуальные.

– Не бережешь ты себя, – повторила девушка.

Вместо ответа Пахаро протянул руку, дотронулся до лица девушки и нежно погладил ее по щеке. Конечно, он почувствовал и слезы на ее лице. Но ничего не сказал, лишь вздохнул и еще улыбнулся. Конечно, никто в темноте его улыбки не увидел.

– Ну, так я полетел, – сказал он. – Пожелайте мне счастливого полета.

– Желаем, – ответил Барба.

А Гата не сказала ничего. И Пахаро знал, почему она промолчала. Она промолчала потому, что любила Пахаро. А он любил ее. Они ни разу не говорили друг другу о своем чувстве, разве что намеками. Гата иной раз лишь вздыхала, а Пахаро грустно улыбался. И – ничего больше.

Леон, резиденция генерала Уго Монтеса.

Той же ночью

Генерал Уго Монтес, что называется, любил пожить. Роскошные апартаменты, дорогие автомобили, большие деньги. Само собой, не местная кордоба (их генерал и за деньги не считал), а исключительно американские доллары. А еще золото и всяческие драгоценности. Золото генерал Уго Монтес ценил еще больше, чем доллары. Деньги по большому счету – это всего лишь бумажки, а с бумажками всякое может случиться. Они могут обесцениться, сгореть в огне… А вот с золотом и алмазами не случится ничего. Они никогда не обесценятся, не сгорят в огне…

Конечно, золото нужно надежно хранить – ну да с этим вопросом у генерала проблем не было. Сейфы, в которых хранились генеральские драгоценности, были самыми надежными во всем Никарагуа. С тройным секретом! И находились они в таком месте, о котором знал лишь сам генерал. Оно, это место, было хитро устроенным: вроде бы и на виду, но одновременно никому и в голову не придет, что там, в этом самом месте, находятся сейфы. О, генерал Уго Монтес был человеком умным и сообразительным, и уж он-то мог найти подходящее место для своих сокровищ!

Как эти сокровища попали в генеральские руки? Разными путями: что-то выделил ему диктатор Сомоса, что-то генерал добыл самостоятельно, разбойничьим способом, с кровью и смертями. По-всякому бывало.

По большому счету генералу Уго Монтесу было наплевать на Никарагуа, на Сомосу, на американцев и вообще на всю политику разом. Политика его не интересовала. Верней сказать, интересовала постольку, поскольку таким способом он мог добывать для себя доллары и золото. И если, допустим, завтра генерала позвал бы кто-то другой и предложил бы ему больше денег и больше золота, генерал тотчас же ушел бы и от Сомосы, и от американцев и стал бы верным слугой тому, кто его позвал на более сытные хлеба. К черту всякую политику! Богатство – вот самое главное, ради чего стоит жить! Можно сказать, что эти слова были жизненным правилом генерала Уго Монтеса. Они были его жизненным кредо.

А еще генерал любил пышные застолья. Особенно если выдавался подходящий случай. А сегодня как раз и был такой случай. Его наградили орденом, а вдобавок выделили поместье под Чинандегой. Впрочем, что орден? К орденам Уго Монтес относился без особого почтения, считая их побрякушками, цацками и ничем больше. Конечно, он постоянно носил их на своем мундире, так как без этого было никак нельзя: генерал непременно должен быть при орденах, это придает ему солидности и авторитета. А на самом деле что взять с тех орденов? Одним словом, побрякушки.

Другое дело – поместье под Чинандегой. Генерал давно уже присматривался к этому поместью. Хорошее это было поместье: обширное, плодородное и богатое. Называлось оно Вальпараисо – Райская Долина. Конечно, у поместья был хозяин – такое добро не может быть бесхозным. И это был весьма влиятельный и авторитетный хозяин – даже клану Сомосы приходилось с ним считаться. Даже американцы, и те ничего не могли поделать с хозяином поместья, хотя и вели себя в Никарагуа как истинные хозяева.

А вот генерал Уго Монтес оказался куда ловчее и клана Сомосы, и американцев. Он поступил просто и эффектно: нанятые им люди просто застрелили владельца Вальпараисо. Верней сказать, взорвали автомобиль, на котором он ехал, и для верности выпустили в безжизненное тело несколько автоматных очередей.

Убийство, конечно, было громким, но и тут генерал Уго Монтес выкрутился самым ловким способом. Он громогласно, на всю страну, заявил, что это убийство – дело рук повстанцев Сандинистского фронта. Ему поверили, да и как было не поверить? По всей стране шла вооруженная борьба против диктатора Сомосы и американцев, маячивших за его спиной. Сандинистские отряды то и дело нападали на поместья, судили по законам военного времени их владельцев (если владельцы загодя не успевали сбежать или скрыться), а все имущество раздавали местным крестьянам. Это были не просто разбойничьи налеты, это была социалистическая революция во всей ее величественной и кровавой силе. Так почему бы тем же сандинистам не расправиться и с владельцем поместья Вальпараисо? Они, сандинисты, рано или поздно просто-таки обязаны были это сделать – уж слишком роскошным и богатым было это поместье!

Неизвестно, поверил ли диктатор Сомоса своему генералу или только сделал вид, что поверил. Впрочем, это было и неважно. Главное было в другом. После недолгих откровенных намеков Сомоса подарил поместье генералу Уго Монтесу. Генерал знал, что все будет именно так: он, генерал, был нужен диктатору, как бывает нужен хозяину свирепый, кровожадный пес. Что значил диктатор Сомоса без генералов вроде Уго Монтеса? Кто безрассудно убивал бы многочисленных врагов Сомосы, за чьей бы спиной прятался трусливый диктатор? Может, за американскими спинами? Как бы не так! Это прагматичные американцы стояли за спиной Сомосы и, следовательно, за спиной генерала Уго Монтеса. С них, американцев, станется. Они всегда хоронятся за чьими-то спинами, всегда загребают жар чужими руками.

Вот потому-то Уго Монтес был уверен, что поместье Вальпараисо достанется ему. Оно ему и досталось. Да, конечно, у убитого владельца поместья было множество наследников, но вряд ли они стали бы предъявлять права на наследство, зная, в чьих руках оказалось поместье. Наследники, сколько бы их ни было, прекрасно понимали, что с ними будет, если они вступят в спор с самим генералом Уго Монтесом. Так что генерал с полным основанием мог считать, что поместье Вальпараисо – его собственность. Ну а что он будет делать с таким богатством – будет видно. Может, продаст, если станет очевидно, что сандинисты одерживают верх, а может, повременит с продажей, если Сомоса при поддержке американцев сломит сандинистам шею. Поживем – увидим.

А пока следует отпраздновать это дело. Такое событие просто грех не отпраздновать. Тем более генерал Уго Монтес любил всевозможные празднества. Особенно такие, где он был главным действующим лицом. Сейчас как раз и был такой случай.

Конечно, генерал не мог праздновать так, как большинство прочих людей. Он был важной и значимой персоной, и, следовательно, нужно было позаботиться о множестве вещей. Где именно праздновать, в какое время, как обезопасить то место, где будет проходить праздник, кого пригласить на празднество…

Лучшее время для такого праздника, конечно же, вечер. Ну и ночь, потому что если праздник с размахом, то в короткий вечер он не уложится. Все истинные праздники случаются именно в это время. Что касаемо места, то и тут особых проблем не виделось. Для этого генерал снял лучший ресторан во всем Леоне, его подчиненные заранее проверили всех работников ресторана, изгнали тех, кто не внушал им доверия. Само же помещение ресторана и подходы к нему были нашпигованы отборной вооруженной охраной, причем часть охранников была в военной форме, а часть – в штатской одежде. Так что опасаться за безопасность самого генерала и его гостей не приходилось.

Почему именно в Леоне, а не в столице, в Манагуа? Генерал не любил столицу. В столице он не чувствовал себя самым главным и важным, таковым там был Сомоса и еще всякие американские чины, вертевшиеся вокруг диктатора. Другое дело Леон. В этом городе генерал вполне мог ощущать себя полновластным хозяином. Здесь была его резиденция, он сам был отсюда родом, здесь не было Сомосы, сюда почти не заглядывали назойливые американские чины. Стало быть, где же генералу Уго Монтесу устраивать пиры, как не в Леоне? Куда же еще ему приглашать гостей?

Впрочем, с гостями были проблемы. Главным образом нужно было понимать и знать, кого именно следует приглашать. Тут нужно было держать нос по ветру и не упустить из виду ни одно более-менее значимое лицо. Иначе возможны обиды, а вслед за ними всяческие недоразумения и неприятности. Ну, да и с этим делом генерал справился, с его точки зрения, превосходно – уж он-то, как никто, ориентировался в ситуации. Он пригласил всех значительных, с его точки зрения, персон, находившихся в данный момент в Леоне и столице Никарагуа – Манагуа. Даже самого Сомосу. И даже многих американских чинов.

Сомоса, впрочем, от приглашения отказался, равно как и многие иные значительные персоны. Отказались и американцы – хотя все же прислали на праздник трех малозначительных личностей с постными лицами – в качестве, скорее, наблюдателей, нежели гостей.

Ну да генерал Уго Монтес ничуть из-за этого не расстроился. На то, что на праздник прибудет сам Сомоса, он и не рассчитывал, американцев он также пригласил постольку, поскольку не пригласить их было никак нельзя, а что касаемо всех прочих, кто получил приглашение и не явился, – так это их личное дело. Так даже лучше. В отсутствие Сомосы и значимых американских чинов генерал Уго Монтес чувствовал себя куда как свободнее. Без них он был главным на пиру…

Вот именно в это самое время и в этом самом месте Пахаро и решил ликвидировать генерала Уго Монтеса. На первый взгляд (да, пожалуй, и на второй, и даже на третий) это было поступком невозможным и даже безрассудным. Уж кто-кто, а генерал Уго Монтес умел позаботиться о своей безопасности. Он о ней и позаботился, оцепив ресторан тройным кордоном охранников. А если добавить сюда переодетую охрану внутри ресторана? При таком раскладе пробиться к генералу на расстояние выстрела было практически невозможно.

И все же Пахаро рассчитывал на успех. Для этого у него имелся специальный план. Это не был заранее подготовленный план, он возник у Пахаро в тот самый момент, когда он услышал о том, что Уго Монтес отныне еще и владелец поместья Вальпараисо, что недалеко от города Чинандега.

Пахаро вообще не любил долгого сидения над всякими планами, потому что долго сидеть – это означает долго думать. Пахаро не любил долго размышлять, он больше любил импровизации и короткие, стремительные действия. И ему всегда везло, все его действия заканчивались успешно. Может, это в том числе было потому, что его противники не ожидали ничего подобного, то есть никаких неожиданных и зачастую нелогичных действий со стороны Пахаро и его бойцов. Ведь что такое неожиданное действие? Это как внезапный камнепад с неба. Ты его не ожидаешь, потому что кто же в здравом уме будет ожидать небесного камнепада? А он возьми и случись… До сих пор Пахаро везло, и за ним прочно закрепилась слава отчаянного и непобедимого воина, который мог выполнить любое, даже, казалось бы, невыполнимое задание. Бойцы отряда, которым командовал Пахаро, обожали своего командира. Впрочем, и они сами были под стать ему – такие же лихие, отчаянные и до сей поры непобедимые.

Поместье Вальпараисо,

той же ночью

План, придуманный Пахаро, был таков. От Леона до Чинандеги, где находится имение Вальпараисо, расстояние небольшое, да и дорога туда вполне приличная. До поместья можно добраться за какие-то полчаса – если, конечно, ехать на машине. А машины у бойцов Пахаро имелись – три вместительных американских автомобиля-вездехода. На них, собственно, Пахаро с бойцами и прибыли нынешней ночью в Леон. Сейчас машины находились на окраине Леона, надежно замаскированные и под охраной. Как говорится, сел и поехал.

Для чего Пахаро нужно было ехать в Вальпараисо? Чтобы захватить это имение. Да-да, именно так – захватить. С ходу, с налету, внезапно и непредсказуемо. Разумеется, это будет внезапный и непредсказуемый захват, потому что кто может подумать, что поместье, принадлежащее самому генералу Уго Монтесу, будет захвачено, да еще в тот самый момент, когда его хозяин устроил праздник по случаю приобретения этого самого поместья? Даже если в поместье имеется охрана, то она, конечно же, будет беспечной, потому что если хозяин сейчас празднует, то, значит, все в порядке и никаких сюрпризов ни от кого ждать не приходится. Захват имения будет первой частью придуманного Пахаро плана. Так сказать, подготовительным этапом. За которым последует второй, главный этап…

Из города Пахаро и сопровождающие его пять бойцов выбрались без особых приключений. На полпути им встретился небольшой вооруженный отряд, судя по всему, патруль Национальной гвардии.

– Стоять! – подал команду старший патруля. – Кто такие? Куда идете?

– А вы сами кто такие? – спросил в ответ Пахаро. – И куда направляетесь?

Старший патруля осветил фонарем Пахаро и его бойцов. На самом Пахаро и на бойцах была такая же форма, как и на сомосовских патрульных. И оружие тоже такое же.

– Что-то я не видел вас раньше, – сказал старший патруля. – Откуда вы взялись?

– Из Манагуа, – ответил Пахаро.

– Вот как – из Манагуа! И что вы здесь делаете?

– Ну так ведь гуляет генерал Уго Монтес! – усмехнулся Пахаро. – Вот, прислали нас на подмогу.

– Будто мы сами не справимся! – пробурчал старший патруля.

– А ты скажи это генералу Уго Монтесу! – весело посоветовал Пахаро. – Он оценит такие твои слова!

– Ладно! – махнул рукой старший патруля и вместе со своими подчиненными пошел дальше.

Пахаро и его пятеро бойцов подождали, когда патрульные отойдут подальше, и тоже пошли своей дорогой.

Подойдя к тому месту, где должны были находиться машины и бойцы при них, Пахаро трижды прокричал так, как кричит обитающая в Никарагуа птица кюрасоу. В ответ из темноты раздались три похожих ответных крика. Это было нечто вроде пароля и отзыва на него.

– Вот и мы, – сказал Пахаро из темноты. – Живые и невредимые. Значит, слушайте, что мы будем делать дальше……

Через тридцать пять минут Пахаро со своими бойцами уже подъезжал к Вальпараисо. Все три машины свернули с главной дороги и покатили по ответвлению – это узкое шоссе вело к поместью. Бойцы поудобнее перехватили автоматы и приготовили гранаты – события могли обернуться самым непредсказуемым образом.

Вскоре их остановили сигналом фонаря. К головной машине, в которой сидели Пахаро и еще несколько бойцов, подошли какие-то люди. Их было трое, и, судя по всему, это была охрана центральной усадьбы в поместье. Они не были солдатами Национальной гвардии – Пахаро заметил это сразу. Во-первых, их одежда совсем не напоминала военную, да и оружие у них было не таким, какое обычно носят солдаты Национальной гвардии.

Тогда кем же были эти люди? Ответ напрашивался сам собой. Скорее всего, это были головорезы из «эскадрона смерти». В него входили наемники из разных стран, в основном латиноамериканских. Почему именно латиноамериканских? Здесь все было объяснимо. Потому что Латинская Америка рядом. Никарагуа тоже относится к странам Латинской Америки. Одно дело – перебраться наемнику откуда-то из-за океана, и совсем другое дело – прибыть в Никарагуа, допустим, из Перу или Парагвая.

Вот и эти трое, которые встретили Пахаро и его бойцов на подъезде к поместью, явно чужие, не никарагуанцы. И обличье у них чужое, и выговор, хотя и говорят на испанском языке. Даже жесты и то у них не присущие местным. Из-за облаков показалась луна, и теперь чужеземцев было хорошо видно. Да, это «дикие гуси» из «эскадрона смерти». Это люди, прибывшие в Никарагуа по приглашению диктатора Сомосы. Это люди, прибывшие убивать никарагуанцев за деньги. Пахаро доводилось уже встречаться с ними. И его бойцам тоже. И каждый раз такие встречи заканчивались стрельбой. У бойцов Сандинистского фронта имелся негласный закон – не брать наемников в плен. И, по сути, это было правильно. В плен можно взять солдата вражеской армии. Но не палача. Палача полагается убивать на месте.

– Кто вы такие? – спросил один из тех, кто встретил Пахаро и его бойцов.

– А ты не видишь? – ответил Пахаро. – Мы из Национальной гвардии.

– Зачем вы здесь? – сквозь зубы процедил наемник.

– У нас приказ – взять под охрану Вальпараисо, – как можно более спокойным, даже равнодушным тоном ответил Пахаро.

– Зачем? – еще раз спросил наемник.

– Приказ генерала Уго Монтеса, – ответил Пахаро.

– Мы сами охраняем Вальпараисо, – сказал наемник. – И вы нам не нужны.

– Пойди и скажи это генералу, – сказал Пахаро. – Он сейчас в Леоне. Празднует. Он сейчас веселый и счастливый. Скажи ему, что Вальпараисо под твоей надежной охраной и помощь тебе не нужна. За это он заплатит тебе в два раза больше, чем обещал. Ну, что ты стоишь? Отправляйся в Леон. Здесь недалеко. А мы тебя подождем. Вот только сомневаюсь, что дождемся… Генерал не любит тех, кто ему возражает.

Наемник ничего на это не ответил, лишь злобно зыркнул на Пахаро и отступил, давая возможность сандинистам подъехать ближе к усадьбе.

– Вот так-то лучше, – усмехнулся Пахаро. – Разумнее с твоей стороны. – Он помолчал и добавил: – Неподалеку объявились сандинисты. Много, целый отряд. Говорят, они интересовались поместьем Вальпараисо. Вот генерал и приказал усилить охрану. Теперь это его поместье… А свое добро надо охранять в два раза лучше, чем чужое.

– Понятно, – ответил наемник.

Было похоже, что он поверил Пахаро, да и как было не поверить? Вот ведь с каким знанием рассуждает этот командир о генерале! Значит свой. Этого Пахаро и добивался – чтобы наемник ему поверил. Это было важной частью задуманного Пахаро плана. Можно даже сказать – основной его частью.

Вместе с тремя наемниками сандинисты въехали на территорию поместья и остановились у центральной усадьбы. Само поместье было обширным – тут и поля, и сады, и помещения, где содержался скот, и даже имелось несколько заводов. Располагались на территории поместья и помещения, в которых проживали наемные рабочие. По сути, они мало чем отличались от тех помещений, где содержался скот. Пахаро и его люди знали – сейчас в тех помещениях много людей, они спят сном утомленных тяжким трудом тружеников, а завтра с рассветом они встанут и отправятся на ежедневную работу, за которую им и платят-то всего ничего. Кто в поля, кто на заводы, кто на ферму… Нелегко жилось работникам в Райской Долине. Эти бесправные люди также должны были сыграть важную роль в задуманном Пахаро плане.

Навстречу откуда-то вышел еще один наемник. Судя по его поведению и выражению лица (луна по-прежнему сияла, и в ее свете все было хорошо видно), это был главный – то есть командир отряда наемников, которые охраняли поместье. Пахаро еще раз представился и еще раз напомнил о рыскающем где-то неподалеку отряде сандинистов.

– Сколько вас всего? – спросил Пахаро у главного наемника.

– Двадцать человек, – ответил тот.

– Понятно, – неопределенно произнес Пахаро.

Пахаро прикинул соотношение сил: у него восемнадцать человек вместе с ним самим, у наемников двадцать. По сути равенство. Но наемники, безусловно, гораздо лучше обучены, они ловчее и проворнее, потому что они профессиональные убийцы. А бойцы Пахаро – вчерашние крестьяне, которые лишь недавно взяли в руки оружие. Конечно, и они кое-что умеют, но те, что из «эскадрона смерти», умеют гораздо больше. А тот, кто на войне умеет больше, заменяет собой двоих, а то и троих. Стало быть, соотношение сил явно не в пользу Пахаро и его отряда.

Зато на стороне Пахаро и его бойцов внезапность. И это должно сыграть ключевую роль. Только на внезапность и мог рассчитывать Пахаро, а больше ни на что. Все прочие моменты и нюансы были не в его пользу.

– Как ведется охрана? – спросил Пахаро у главного наемника таким тоном, будто бы он имел законное право задавать ему такие вопросы.

Этот нехитрый психологический прием сработал – командир наемнического отряда, похоже, поверил, что у Пахаро и впрямь есть такое право.

– Мои люди разъезжают на джипах по всей территории поместья, – ответил наемник.

– Мобильные группы? – уточнил Пахаро.

– Они самые.

– Двадцать человек на такую огромную территорию? – спросил Пахаро.

– Каждый мой человек стоит десятерых! – напыщенно произнес наемник.

– И каждый ваш человек может разделиться на десять частей? – насмешливо поинтересовался Пахаро.

Оскорбленный наемник фыркнул, но Пахаро сделал вид, что не обратил на это внимания.

– Генерал приказал поменять порядок охраны поместья, – сказал Пахаро. – Я должен всех вас ознакомить с его приказом.

– Почему он не сказал этого мне напрямую, а через вас? – недоверчиво спросил наемник.

– А ты задай этот вопрос самому генералу, – усмехнулся Пахаро. – Вот прямо сейчас возьми и задай, пока он празднует в леонском ресторане. И сообщи мне его ответ. Я очень хочу его услышать.

Уже в третий раз за ночь Пахаро воспользовался этой уловкой – рекомендовал обратиться лично к генералу Уго Монтесу. Вначале патрулям в Леоне, затем патрулям на подъезде к поместью, теперь вот командиру отряда наемников. Понятно, что никто не рискнул бы обратиться напрямую к генералу, даже если бы у кого-то и была такая возможность. Следовательно, приходилось верить Пахаро. На это у Пахаро и был расчет, это также было частью задуманного им плана.

– У вас есть связь с мобильными группами? – спросил Пахаро.

– Конечно, – ответил старший наемник.

– Прикажите всем группам собраться здесь, – сказал Пахаро.

– Зачем? – спросил наемник.

– Чтобы ознакомить их с приказом генерала, – ответил Пахаро. – Не по рациям же говорить им об этом. Сандинисты умеют прослушивать чужие разговоры… Так что зовите ваших людей. Да побыстрей!

Теперь все зависело от того, съедутся ли все наемники в одно и то же место – к центральной усадьбе. Надо, чтобы они съехались, причем все разом. Иначе Пахаро и его людям не удастся выполнить задуманный план. Иначе все пойдет прахом…

Старший наемник что-то коротко произнес в рацию, которая была у него с собой. Кажется, это было какое-то условное слово или, может, несколько коротких слов. Но, как бы то ни было, произошло то, чего и ожидал Пахаро. Вскоре один за другим к усадьбе стали подъезжать джипы с вооруженными людьми. В каждом джипе находились по три человека, а всего джипов было семь.

– Это все ваши люди? – спросил Пахаро.

– Еще один там, – старший наемник указал куда-то в сторону. – Плюс я.

– Вот как, – спокойно произнес Пахаро. – И когда же вы спите?

– Днем, – ответил старший наемник. – Днем сандинисты не нападают, они любят нападать по ночам.

– Это точно, – согласился Пахаро и взмахнул рукой, другой рукой сдергивая автомат с плеча.

Взмах руки – это был условный знак. Это был приказ открыть огонь. И тотчас же зазвучали автоматные очереди. Не так оно и сложно – поразить ничего не ожидающих людей, даже если эти люди – обученные профессиональные убийцы. Тут главное – внезапность. На это у Пахаро и был расчет, и его расчет удался. На звуки стрельбы откуда-то из-за угла выскочил еще один, последний наемник. И тут же рухнул, сраженный автоматной очередью.

– Трое – со мной, остальные остаются здесь! – скомандовал Пахаро. – Вы знаете, что делать! Когда закончите, уходите! Нас не ждите! Забирайте с собой все джипы! И не забудьте про оружие – пригодится! Все, мы поехали обратно в Леон! До встречи!

Да, те, кто оставался в поместье, знали, что им нужно делать. Им нужно было довести начатое дело до логического и справедливого завершения. До завершения, продиктованного неумолимыми правилами революции – можно сказать и так.

Вскоре, разбуженные выстрелами, к центральной усадьбе стали стекаться люди. Конечно же, это были рабочие, ночевавшие здесь же, в поместье. Кто еще, кроме них и наемников-охранников, мог быть сейчас, ночью, в поместье? Теоретически рассуждая, здесь мог бы быть и генерал Уго Монтес с челядью и охраной, но – генерал сейчас находился в Леоне. Он праздновал…

– Подходите ближе, не бойтесь! – крикнул, обращаясь к недоумевающим людям, один из сандинистов. Все его звали Маринеро, что означало Моряк. В отряде он был заместителем Пахаро. Чтобы его лучше было видно и слышно, он забрался на один из джипов, сбросив из него на землю тело мертвого наемника. – Говорю – вам нечего бояться. Мы бойцы Сандинистского фронта! Вы видите этих мертвых людей? Это охрана поместья. Они из «эскадронов смерти»! Вы слышали такое название? Вы знаете, кто в «эскадронах смерти»? В них чужие люди. Они прибыли в Никарагуа, чтобы вас убивать. За это Сомоса им платит большие деньги – чтобы они вас убивали. Но им не удалось вас убить, потому что мы убили их. Мы – бойцы Сандинистского фронта, повторяю вам это! Мы на вашей стороне! Мы будем воевать со всеми этими псами до тех пор, пока ни одного из них не останется на нашей земле! Всех их ждет такая же участь, как этих собак! – Он указал рукой на валявшиеся на земле тела.

Народ все прибывал, люди толпились, с опаской поглядывая на мертвые тела, – их при свете луны было видно почти так же, как днем. Люди слушали, что говорит им Маринеро, но ничего не говорили в ответ и не предпринимали никаких действий, потому что пока не понимали, что здесь случилось на самом деле и к чему клонит оратор.

– Теперь все поместье ваше! – Маринеро повысил голос. – И все, что в поместье, тоже ваше! Все это создано вашим трудом и полито вашим потом! Разве это не так? А потому берите все, что вам нужно! И другим тоже скажите – пускай берут! И ничего не бойтесь!

– Как же, не бойтесь… – раздался чей-то робкий голос из толпы. – А вот пришлет генерал Уго Монтес завтра сюда своих людей, и что тогда?

– Он не пришлет завтра своих людей, – усмехнулся Маринеро. – И послезавтра тоже не пришлет. И вообще он больше никогда не пришлет своих людей. Никогда и никуда…

После таких слов в толпе послышался ропот и обозначилось движение. Кажется, люди осознавали, что значат эти слова, какой в них кроется потаенный смысл. Оставалось верить или не верить этим словам. Кто-то в них верил, кто-то сомневался…

Маринеро знал, что так оно и будет. Потому что так было везде и всегда. Когда его отряд освобождал какое-то поместье или, скажем, ферму, люди, там работавшие, всегда вначале сомневались и опасались. А затем обычно их одолевал приступ отчаянной решимости и смелости, и начиналось… Нет, до основания никогда никто ничего не разорял, а просто из поместий и ферм выносили и выводили все, что только попадется под руку: инвентарь, скот, собранный урожай… Словом, все то, что, так или иначе, могло пригодиться простому человеку в дальнейшей жизни. Выводили, выносили и скрывались вместе с добром в отдаленных поселениях, откуда они и прибывали в поместья и на фермы, надеясь заработать хотя бы сотню кордоб, чтобы не умереть с голоду. Так было всегда и везде, значит, должно быть так же и сейчас. До рассвета еще много времени, а, значит, народ вполне успеет сделать свое справедливое революционное дело.

– Уходим! – дал команду Маринеро своим бойцам. – Не оставляем ни одного джипа и ни одного автомата. Больше мы тут не нужны…

Но прежде чем уйти, Маринеро достал из кармана небольшой картонный прямоугольник. На картонке был рисунок – птица с распростертыми крыльями держала в когтях извивающуюся змею. Это был не просто сам по себе рисунок, это был символ отряда, которым командовал Пахаро. Фирменный знак, если так можно выразиться. Пахаро и его бойцы всегда оставляли этот знак на том месте, где они побывали и где наделали шуму. Конечно, это в какой-то мере было пижонство, да и небезопасно было каждый раз оставлять после себя такой знак. Да, конечно, здесь присутствовал определенный психологический момент – мол, опасайтесь тех, кто оставляет после себя такой знак. Но вместе с тем этот знак был и доказательством для врага. Хоть и косвенным, но все же доказательством. Вышестоящие командиры Сандинистского фронта не раз пеняли Пахаро за такую его легкомысленность. Но напрасно. Каждый раз Пахаро и его бойцы оставляли на месте своих революционных подвигов небольшой картонный прямоугольник с птицей и змеей в ее когтях. Без веселых и броских внешних эффектов Пахаро обойтись не мог. Уж таким он был человеком…

Город Леон,

той же ночью

Джип, в котором находились Пахаро и трое его бойцов, мчался в сторону Леона. Сандинисты торопились, им нужно было выполнить вторую, завершающую часть намеченного плана. То есть ликвидировать генерала Уго Монтеса. Эта вторая часть была такой же авантюрной, как и весь план в целом – иных планов Пахаро не признавал, да, пожалуй, никаких иных – старательно обдуманных – планов он изобрести и не мог. Пахаро всегда полагался на шальную удачу, и до этой поры такая удача всегда ему сопутствовала. Почему Пахаро взял с собой лишь трех бойцов? Больше ему и не требовалось. Когда ты надеешься на удачу, большое количество людей рядом с тобой – лишь помеха. Даже если эти люди твои верные боевые товарищи.

На въезде в Леон джип, в котором ехал Пахаро с тремя бойцами, остановил патруль Национальной гвардии. Вернее, лишь пытался остановить.

– Срочное донесение генералу Монтесу! – крикнул на ходу Пахаро.

И, не снижая скорости, джип помчался по освещенной луной городской улице. Именно на это Пахаро и рассчитывал. После произнесенных им слов патрульные, конечно же, впадут в некоторую растерянность. Что это за срочное донесение, что вообще случилось, пока генерал празднует, кто вообще эти люди, промчавшиеся мимо них на джипе? И пока они будут размышлять и совещаться, Пахаро с боевыми товарищами будет уже далеко. Он будет уже у цели… Вот это и есть то, что называется шальная удача.

По-прежнему не сбавляя скорости, джип с сандинистами подлетел к ресторану, где происходило пиршество, и только здесь, взвизгнув тормозами, остановился. К джипу тотчас же подбежали вооруженные охранники.

– Срочное донесение генералу Монтесу! – крикнул Пахаро.

– Какое донесение? – оторопел старший патруля. – Кто вы такие?

– Идиот! – крикнул старшему Пахаро, выскакивая из машины: вместе с ним выскочили и трое его бойцов. – Только что на поместье Вальпараисо совершено нападение! Сандинисты! Охрана уничтожена! Все разграблено и разрушено! Только мы и уцелели! Срочно доложи генералу!

– Но… – растерянно произнес старший патруля.

– А! – махнул рукой Пахаро. – Проводи нас к генералу! Немедленно! Мы ему обо всем доложим сами!

– Но… – все так же растерянно произнес патрульный.

– Ты что – не понял, что случилось? – повысил голос Пахаро. – Или тебе не дорога собственная голова? На Вальпараисо совершено нападение! Сандинисты! Огромный отряд, человек в триста! Срочно отведи нас к генералу!

Пахаро действовал наверняка. Безусловно, узнав о нападении на поместье, генерал встревожится и немедленно пожелает узнать подробности. Вряд ли он будет узнавать их при гостях. Для этого он, скорее всего, выйдет к тем, кто принес ему такую дурную весть – то есть к Пахаро и его людям. Ну, а дальше… Впрочем, может случиться и такое, что прежде чем выйти, генерал захочет самолично узнать о случившемся по каким-нибудь своим, генеральским каналам. Наверняка такие каналы у него имеются. Что ж, пускай узнает. И по тем каналам ему скажут истинную правду. Да, на Вальпараисо совершено нападение, там сейчас смута и беспорядки. Генерал, конечно же, потребует рассказать подробности произошедшего, но никто ему никаких подробностей не скажет. Чтобы узнать подробности, необходимо время, а нападение на имение произошло недавно. В крайнем случае подробности будут известны лишь утром, но вряд ли встревоженный генерал пожелает дожидаться утра. И тогда он выйдет к тем, кто принес ему эти дурные вести. То есть к Пахаро и его товарищам…

Все так и случилось. Добрых пять минут генерала не было – видимо, он узнавал о случившемся по каким-то своим каналам. А затем он скорым шагом вышел в вестибюль ресторана, встревоженный и полупьяный. Здесь его ждал Пахаро с тремя бойцами, неподалеку с испуганным видом стоял охранник. Из вестибюля хорошо был виден банкетный зал, оттуда были слышны мужские голоса и женский смех, звенели посуда и бокалы. Никто из гулявших не ведал скорой неминуемой беды…

– Что? – резко спросил генерал Уго Монтес. – Что случилось в поместье? Как вы допустили? За что я вам плачу деньги? Всех расстреляю!

– Это вряд ли, – спокойно ответил Пахаро.

– Что? – в недоумении повторил генерал.

И это слово было последним в его жизни. Потому что в тот же миг Пахаро выпустил в генерала короткую очередь из автомата. Один из бойцов Пахаро в это же самое время несколько раз выстрелил в маячившего рядом охранника. Остальные двое бойцов швырнули в банкетный зал две гранаты. Гранаты взорвались с оглушительным грохотом, внутри зала полыхнуло пламя, заклубился дым, раздались крики ужаса и боли, кто-то упал, кто-то шарахнулся в сторону. И автоматная очередь в генерала, и выстрелы в охранника, и взрывы гранат – все это произошло мгновенно и одновременно. Словом, все случилось так, как и было задумано Пахаро. В этом-то и заключалась вторая часть его плана – в мгновенности и неожиданности.

– А теперь ходу! – скомандовал Пахаро своим бойцам.

Но прежде чем уйти, Пахаро достал из кармана небольшой картонный прямоугольник. На прямоугольнике был нарисована птица с распростертыми крыльями, держащая в руках извивающуюся змею. Пахаро положил картинку на распростертое окровавленное тело генерала Уго Монтеса.

– Вот теперь фиеста окончена, – сказал он.

Вчетвером они выбежали из ресторана, вскочили в джип, машина рывком тронулась с места и умчалась. Здесь у Пахаро был расчет на то, что, пока в городе разберутся, что же случилось на самом деле, он со своими бойцами будет уже далеко за городом.

Так, собственно, и произошло. Пламя полыхающего ресторана было видно издалека, в той стороне, где оно бушевало, раздавались крики, звучали выстрелы и сирены, и потому никто не обратил внимания на одинокий джип с четырьмя людьми в форме солдат Национальной гвардии.

Джип остановился лишь тогда, когда отъехал далеко за город. Какое-то время все четверо сандинистов молчали. Нужно было перевести дух и пережить то опасное приключение, которое с ними произошло совсем недавно. Нужно было осмыслить случившееся.

– Нет больше генерала Уго Монтеса, – сказал один из бойцов.

– Да и не только его, – сказал другой боец, – но и многих других. Две гранаты, которые взорвались в банкетном зале, – это много осколков. Каждый из осколков несет смерть.

– Тем лучше! – Пахаро оскалился в жесткой усмешке. – Хороших людей на том банкете не было. Там были наши враги.

– Представляю, сколько сейчас шуму в городе! – усмехнулся третий боец. – Сколько паники! Никто ничего не понимает! Кто стрелял и взрывал, как эти люди проникли в ресторан… Все-таки здорово все у нас получилось!

– А то как же! – Пахаро самодовольно усмехнулся. – Получилось и еще получится! И не надо никаких стратегических планов! Все должно решаться с налету! Нам некогда ждать!

Через пять минут машина тронулась. Ехать предстояло далеко, к горам Кордильера-Исабелья. Там у сандинистов находился их главный революционный штаб.

Город Леон,

три дня спустя

Минуло трое суток со дня убийства генерала Уго Монтеса, и Пахаро вновь появился в Леоне. Разумеется, не просто так, а с конкретной целью. Цель была довольно-таки необычной, и по этой причине до самого конца не было известно, позволит ли командование Сандинистского фронта еще раз появиться в городе Пахаро и его людям. Но Пахаро настоял, он привел весьма убедительные аргументы, и в конце концов вышестоящие командиры пошли на попятную. Действительно, почему бы и не попытаться? Дело-то и впрямь очень даже важное. А вдруг и вправду выгорит? Конечно, Пахаро – это такой человек, кто рано или поздно все равно сам себе свернет шею, потому что рисковый и безрассудный он парень, но все же, все же… Вдруг у него и на этот раз все получится так же удачно, как получилось с поместьем Вальпараисо и с ликвидацией генерала Уго Монтеса? Вдруг удача, которая постоянно ходит в обнимку с Пахаро, не отвернулась еще от него?

А дело было так. Когда три дня назад Пахаро вернулся на повстанческую базу, что в Кордильера-Исабелья, на следующий день ему сообщили, что его хочет видеть генерал Чаваррия. Генерал Чаваррия был важной персоной, одним из командиров всего Сандинистского фронта, и было понятно, что просто так он Пахаро звать к себе не станет. Стало быть, предстоял серьезный разговор.

– Здравствуй, мальчик! – встретил Пахаро генерал Чаваррия. – Проходи, располагайся. Вот ты, значит, какой! Герой!

– Ну уж герой! – запротестовал Пахаро. – Какой из меня герой? Просто я делал свое дело. Притом не я один. Без своих ребят что бы я значил? Без них я – пустое место.

Протестовал он искренне, потому что и впрямь не считал себя героем. Генерал Чаваррия почувствовал эту искренность и усмехнулся.

– Я только что получил сведения от нашей разведки, – сказал он. – Шуму-то сейчас в Леоне! Все просто сбились с ног! Ищут убийц генерала Уго Монтеса. Полиция, Национальная гвардия, «эскадроны смерти» – все роют землю! Даже подключились специалисты из ЦРУ! Ты ведь там, в ресторане, положил не только наших никарагуанских врагов, но и нескольких американцев! А они не любят, когда их убивают… Сомоса взял расследование под свой контроль. За твою голову назначена награда – двести пятьдесят тысяч долларов!

– За мою голову? – Пахаро с недоумением посмотрел на генерала. – Откуда им про меня известно?

– А вот представь – известно! – нахмурился генерал Чаваррия. – Говорят, что даже составлен твой портрет. И твой, и трех твоих товарищей. Составлен, распечатан и развешан по всему городу. Такие дела…

– Но откуда же они о нас узнали? – удивленно спросил Пахаро.

– Вот узнали. – Генерал Чаваррия развел руками. – Да и как не узнать, когда вы и не думали скрываться? Кто-то обратил на вас внимание, кто-то что-то сопоставил, о чем-то догадался… Вот и результат. Ищут! Да и не вас одних. Тех, кто митинговал в Вальпараисо, – тоже. Маринеро и остальных… Все сведения о вас связали воедино. Да и как было не связать, когда вы и в поместье, и в ресторане оставили свои визитные карточки? Ведь оставили, не так ли?

– Как водится, – легко согласился Пахаро.

– А это доказательство, – еще больше нахмурился генерал. – Неужто нельзя было обойтись без всяких этаких эффектов?

– Нельзя, – ответил Пахаро.

– Это почему же? – прищурился генерал.

– Так ведь мы не разбойники, чтобы скрывать свои следы. От кого нам скрываться? Зачем? Мы боремся за свободу нашей страны. И все должны знать, что продажного генерала Уго Монтеса ликвидировали именно мы, и поместье Вальпараисо захватили тоже мы. Пускай нас боятся. Чем больше нас будут бояться, тем быстрее мы победим. Разве не так?

– Ладно, – после молчания произнес генерал Чаваррия. – Как оно случилось, так и случилось… Главное – результат. Но пока в город ни ногой! Ни в Леон, ни в Манагуа, ни в какой другой. Считай, что это мой приказ. Пускай все там поуспокоится, а дальше будет видно. Понятно?

– Понятно… – ответил Пахаро с такой неохотой, что генерал посмотрел на него долгим и подозрительным взглядом.

– Если понятно, то ступай, – сказал он.

– У меня еще один вопрос, – сказал Пахаро. – Что с имением Вальпараисо? Что сейчас там творится?

– Творится то, что и должно, – ответил генерал. – Люди взяли, что им нужно, вернее, что могли с собой унести и увести, и разбежались. Пустует сейчас имение. Конечно, у Монтеса имеются наследники, но сейчас они в имение не сунутся. Побоятся. И солдат туда пока никто не прислал, и наемников тоже. Сейчас до какого-то имения никому нет дела. Сейчас все ищут тебя.

– Ну, пускай поищут, – усмехнулся Пахаро и распрощался с генералом.

…На следующий день Пахаро вновь пришел к Чаваррия – уже по собственной инициативе.

– Я тебя слушаю, герой, – улыбнулся генерал. – Тебя привело ко мне какое-то дело?

– Да, – ответил Пахаро. – Мне нужно побывать в городе. Конечно, не одному, а с моими ребятами.

– В каком городе? – не понял генерал Чаваррия.

– В Леоне.

– И зачем на этот раз?

– У меня возникла идея. Верней, не у меня одного, а у меня и моих ребят. Хорошая идея… Революционная.

– Вот прямо-таки революционная? – генерал не мог сдержать улыбки, но тут же нахмурился. – Разве я вчера тебе не говорил, что пока тебе в город соваться нельзя? Ведь ищут тебя там!

– Пускай ищут, – беспечно ответил Пахаро. – Они всегда кого-нибудь ищут… А у меня идея.

– Ступай вместе со своими идеями! – резко ответил генерал. – Идея, видишь ли, у него!

– Да вы меня выслушайте, а уж потом гоните! – насупился Пахаро. – Разве я стараюсь для себя? Я стараюсь для Никарагуа!

– Ну что с тобой поделаешь? – Чаваррия развел руками. – Выкладывай свою идею. А там поглядим.

– Генерал Уго Монтес был богатым человеком, – сказал Пахаро. – Очень богатым… Это известный факт. Все об этом говорят. Верней, говорили…

– И что же с того? – пожал плечами Чаваррия.

– Ему платили и Сомоса, и американцы. Да и сам он обогащался. Отбирал у людей золото, драгоценности… У Монтеса было много денег…

– Так и что с того? – все еще не мог понять Чаваррия, к чему клонит Пахаро.

– А то, что он умер, а его богатство осталось. Вот бы нам завладеть его богатствами! И пустить их на дело революции! Или скажете, что деньги нам не нужны? Для закупки оружия или чтобы купить лекарства…

Генерал Чаваррия ошалело уставился на Пахаро. Он, конечно, ожидал от него чего угодно – вплоть до предложения завтра утром штурмом взять столицу Никарагуа, но именно такого предложения, которое выдал этот сумасбродный мальчишка, он все же не ожидал.

– Оно конечно… – пробормотал он. – Деньги… Монтес был богатым человеком. Это известный факт. Да только что с того? Лежат сейчас его денежки в каком-нибудь американском банке… Или ты предлагаешь ограбить американский банк?

– Думаю, ничего там не лежит, – сказал Пахаро. – Генерал Монтес был человеком осторожным и недоверчивым. Разве мог он кому-нибудь доверить свои деньги? Тем более американцам? Ведь американцы они такие: сегодня дали, завтра отняли. Думаю, припрятал он свои денежки в каком-нибудь укромном месте. И уж тем более золото и бриллианты. Их-то не положишь ни в какой банк. В тайнике им самое место.

– Допустим, – осторожно произнес генерал Чаваррия. Он по-прежнему не понимал, куда клонит его собеседник. – Ну, допустим, в тайнике… Так и что же с того?

– Я мог бы попытаться отыскать этот тайник, – сказал Пахаро. – И забрать оттуда все деньги и все золото. На нужды нашей борьбы.

После таких слов генерал Чаваррия не знал, что ему сказать, целую минуту. И лишь затем обрел дар речи:

– Вот как… Значит, отыскать тайник и забрать оттуда… Гм… И ты уверен, что с таким делом справишься?

– Я попробую, – безмятежным тоном ответил Пахаро. – Верней сказать, мы с ребятами попробуем. Но для этого нам нужно ваше разрешение. Мы должны побывать в городе. Причем чем быстрее мы туда попадем, тем лучше. Тем больше у нас будет шансов отыскать тайник.

– Это почему же так? – спросил Чаваррия.

– Ну так известное дело. – Пахаро усмехнулся. – О богатствах Монтеса знаем не только мы. И о его скрытном и подозрительном характере тоже. Значит, его деньги и его золото захочет найти еще кто-то. Многие захотят… И тут уж кто кого опередит.

– Но ведь тебя ищут в городе! Скорее всего, тебя ищут сейчас во всей стране! Повсюду развешаны твои портреты! У каждого сыщика они в рукаве! Да что там! Разве мало найдется простых людей, которые позарились на обещанные двести пятьдесят тысяч долларов! Значит, и простые люди тебя тоже сейчас ищут! Стоит только тебе высунуть нос, и… – Чаваррия не договорил и лишь махнул рукой.

– Это и хорошо, что меня все ищут, – беззаботно сказал Пахаро. – Значит, они думают, что я сейчас где-нибудь скрываюсь. Возможно даже, что сбежал за границу. А я возникну у них под самым носом! И потому они не обратят на меня внимания. Потому что где же это видано, чтобы тот, кого все ищут, вертелся под самым носом у сыщиков? Так-то я их и перехитрю. И поищу сокровища генерала Монтеса…

– И где же ты будешь их искать? – безнадежным тоном спросил генерал. Он понимал, что просто так от своего собеседника – этого настырного и безрассудного мальчишки – ему не избавиться. Тут нужно одно из двух: либо попереть его самым грубым и решительным образом, либо дать разрешение отправиться в город и тем самым наверняка погубить его.

– На этот счет у меня имеются кое-какие соображения, – ответил Пахаро. – Логического свойства. Все будет нормально, вот увидите. В конце концов ведь нужны же нам деньги или не нужны?..

Долго еще генерал Чаваррия не решался сказать ни «да», ни «нет». Но затем сдался и лишь с безнадежным отчаянием махнул рукой. «Ну а что? – подумалось генералу. – А вдруг и вправду у него получится что-то путное? Ведь ликвидировал же он Монтеса и Вальпараисо тоже захватил! Вопреки всем правилам и всем законам логики!.. – И тут же следом в голове генерала возникла другая мысль: – Ох, погублю я парня! Погублю! Да и не его одного, а весь его отряд!..»

Но все же больше он склонялся разрешить парню искать сокровища Уго Монтеса. Наверно, потому что повстанцам и впрямь нужны были деньги. Очень нужны.

…Вот так Пахаро вместе со своим отрядом вновь появился в Леоне. Почему именно в Леоне, а не в каком-то другом никарагуанском городе? Потому что сокровища убитого генерала Монтеса следовало в первую очередь искать именно здесь. Так считали и сам Пахаро, и его заместитель Маринеро, и другие бойцы отряда. Они были в этом почти стопроцентно убеждены.

Их убеждения основывались на элементарной логике. Да, покойный генерал Монтес всех подозревал и никому не верил. И еще – он любил деньги и золото. Это были факты общеизвестные, и из них проистекал логический вывод. Если все оно так, то, следовательно, все свои богатства Монтес старался держать при себе. Как можно ближе к себе – чтобы к ним в любой момент можно было прикоснуться. Посмотреть, полюбоваться, пересчитать… Значит, сокровища, скорее всего, таятся в генеральской резиденции, которая находится в Леоне. Эта резиденция была для генерала и его рабочим местом, и его жилым домом. Дело оставалось за малым – проникнуть в резиденцию, отыскать там тайник, вскрыть его, забрать сокровища и ловко – так, чтобы не попасться, – вывезти их из города.

Весь отряд, опять же, Пахаро с собой не взял. Чем больше людей, тем больше подозрений может возникнуть у патрулей. К тому же не такое это было дело, чтобы приставить к нему весь отряд. Никто не ищет сокровища целой оравой. Поиск сокровищ – дело тайное, а потому ищут их, так сказать, узким коллективом единомышленников.

В город въехали на двух открытых джипах, по четыре человека в каждом. Въехали ночью, одетые в форму национальных гвардейцев. Ехали не таясь, с включенными фарами, и потому встречные патрули не обращали на сандинистов внимания. Близко к дому, где проживали Гата и Барба, подъезжать не стали – два квартала прошли пешком. Пахаро оставил бойцов снаружи, а сам постучал в окошко.

– Кто там? – раздался из дома девичий голос.

– Ночная птица стучит крыльями в твое окно, – ответил Пахаро. – Хочет, чтобы ее впустили.

Девушка в доме ахнула и засуетилась. Дверь отворилась.

– Входи же! – поспешно сказала Гата. – Быстрей! И закрывай за собой дверь!

Встреча Пахаро и Гаты на этот раз была совсем не такой, как прежние встречи. Как только Пахаро вошел в дом, Гата приникла к нему и обвила его шею руками.

– Ты сумасшедший! – сказала она ему. – Зачем ты пришел? Тебя в городе ищут! На каждом углу висят твои портреты!

– И что же, я похож на них на самого себя? – усмехнулся Пахаро.

– Не очень, – ответила девушка.

– Ну вот видишь! Ничего страшного нет. Мало ли чья физиономия намалевана на тех портретах. Я-то тут причем?

– Да, но все же… Зачем ты опять пришел?

– По двум причинам. – Пахаро нежно погладил девушку по волосам. – Первая причина – такая же важная, как жизнь и смерть, а вторая – так себе. С какой начать?

– С первой…

– Это правильно. С первой и надо начинать. Итак, я пришел затем, чтобы увидеть тебя. Чтобы ты меня обняла. Чтобы я мог погладить тебя по волосам. Чтобы…

– Ты сумасшедший, – не дала ему договорить девушка. – Не надо было тебе приходить. Я бы потерпела.

– Зачем же терпеть? – улыбнулся Пахаро. – Этак вся жизнь может пройти в ожидании и терпении, а она такая короткая.

– Болтун, – нежно произнесла Гата и отстранилась от парня. – Ладно уж, говори о второй причине.

– А вторая причина – разузнать обстановку в городе, – раздался откуда-то сбоку мужской голос. Это, конечно же, был Барба.

– Здравствуй, старик, – сказал ему Пахаро. – Да, ты прав, мне нужно знать, что творится в городе.

– Ну а что здесь может твориться? – сказал Барба. – Творится то, что и положено. Ищут тех, кто натворил дел в ресторане. То есть ищут тебя.

– Это я уже знаю, – сказал Пахаро. – А еще что?

– А больше ничего, – ответил старик.

– Вот и ладно, если так, – сказал Пахаро. – Если они ищут меня, то на все остальное не станут обращать внимания.

– Ты что-то опять задумал? – с тревогой спросила девушка.

– Ну что ты, – самым беспечным голосом ответил Пахаро. – Так, пустяки… Просто может так случиться, что нам на какое-то время нужно будет укрыться. Это если мы не сумеем вырваться из города. Старик, у тебя найдется такое местечко? Не в этом же домишке нам укрываться…

– Сколько вас всего? – спросил старик.

– Со мной восемь человек.

– Найдется, – ответил Барба. – Место надежное. Пустующий дом на окраине. Подойдет?

– Вполне. Но это на самый крайний случай. А так-то никакое укрытие нам, скорее всего, не понадобится. Мы везучие. Но если нам все-таки придется в том доме на окраине пару дней отсидеться, то ты, Гата, будешь нас навещать. Будешь приносить нам еду и воду. Ты ведь будешь приходить к нам по ночам?

– Скажи хоть, что ты задумал, – попросила девушка. – Чтобы у меня на душе было чуточку спокойнее.

– Потом, – сказал Пахаро. – Так или иначе, ты все узнаешь и без меня. Ну, а пока что пожелайте нам удачи и везения.

Пахаро еще раз прикоснулся к волосам девушки, улыбнулся и вышел на улицу.

Леон, той же ночью,

резиденция генерала Уго Монтеса

Оказалось, что резиденцию охраняли солдаты Национальной гвардии. Кроме того, в окнах резиденции горел свет и сновали чьи-то тени. И то и другое было делом скверным, так как означало, что проникнуть сандинистам внутрь резиденции незамеченными вряд ли удастся. Нужно будет действовать в открытую, напролом, но для этого необходим предлог. А предлога не было, его нужно было придумать, и причем немедленно, пока на Пахаро и его бойцов не обратили внимания.

Остановив оба джипа в сторонке, чтобы они меньше бросались в глаза, сандинисты устроили совещание.

– Охрана еще ладно, – сказал Пахаро. – Охрана – дело обычное, это понятно. Но вот свет в окнах… И еще какие-то люди. Что они там делают – ночью? Почему именно ночью? Почему не могли дождаться, когда наступит день?

– Если они там ночью, то, значит, дело важное и срочное, – заметил один из бойцов. – Такое дело, которое не терпит отлагательства. Иначе они бы сейчас спали, а не мельтешили бы в окнах.

– Вот то-то и оно, – задумчиво произнес Пахаро. – Не нравится мне эта суета. Уж не генеральские ли сокровища они ищут?

– Может, и так, – предположил тот же самый боец. – Когда же их и искать, как не ночью? Днем много лишних глаз, а краденые деньги и бриллианты подобное не любят.

– Кажется, мы опоздали, – сказал третий боец.

– Как это так опоздали? – не согласился Пахаро. – Еще ничего не потеряно. Нужно только пробраться внутрь резиденции и разузнать, в чем дело.

– И дальше действовать по обстановке, – добавил кто-то из бойцов.

– Вот именно, – согласился Пахаро. – Слушайте, что я придумал. Будем действовать так…

Оба джипа разом подъехали к резиденции и остановились. К ним подошли несколько солдат, охранявших резиденцию.

– Кто вы такие? – спросил один из охранников. – Что вам нужно?

– Мы саперы, – ответил Пахаро. – Нам нужно срочно попасть внутрь здания. У нас приказ.

– Какой приказ? Какие саперы? – Охранник в недоумении уставился на Пахаро.

– Имеется информация, что резиденция заминирована, – ответил на это Пахаро. – Нам дан срочный приказ найти мины и обезвредить их. Срочный приказ, ты понял? Иначе… – И Пахаро выразительно пошевелил пальцами.

– Заминирована? – вытаращил глаза охранник. – Как так? Кто мог ее заминировать?

– Ты что, совсем дурак? – повысил голос Пахаро. – А кто убил генерала Уго Монтеса? Кто взорвал ресторан вместе с гостями? Ты в какой стране живешь, парень? Ты для чего носишь военную форму и оружие? Ну-ка, мигом проведи нас в помещение! Время не терпит, взрыв может произойти в любую минуту! И тогда главным виновником будешь ты!

Кто бы мог бестрепетно устоять, услышав такие грозные слова? Кому бы пришло в голову в чем-то заподозрить восьмерых людей, назвавшихся саперами? А вдруг и вправду рванет с минуты на минуту? Ведь и впрямь кто-то же убил генерала Уго Монтеса и кто-то же взорвал ресторан со всеми его гостями!

– Ступайте за мной! – торопливо произнес охранник. – Вы хотите пройти все сразу?

– Конечно, – спокойно произнес Пахаро. – Чем больше нас будет, тем быстрее мы отыщем спрятанные мины. Тебе что же, это непонятно? А наши машины пускай стоят там, где мы их оставили. Ты понял?

– Да-да! – торопливо ответил охранник. – Проходите. Вот сюда…

Внутри помещения и впрямь были какие-то люди. Их было немало – никак не меньше десяти человек. И это лишь в одном помещении. Но в резиденции были и другие помещения, и там тоже могли быть люди. А вот сколько и кто они – того ни Пахаро, ни его бойцы, разумеется, не знали. Те десять человек, которые находились в помещении, были все одеты в цивильную одежду, но выражение их лиц было мрачным. Это, конечно же, были не какие-то случайные люди и тем более не грабители. Скорее всего, это были чьи-то доверенные лица – не исключено, что самого Сомосы. И если так, то выполняли они здесь какое-то особо важное, значимое дело. Ну а какое это могло быть дело? Скорей всего, это дело касалось генеральских денег и драгоценностей. А иначе что бы этим мрачным людям было делать сейчас, посреди ночи, в резиденции убитого намедни сомосовского генерала?

А из этого следовало, что, похоже, Пахаро со своими бойцами и впрямь опоздал. Более того, его уверения в том, что он и его люди – саперы, никуда не годятся. В этом можно было убедить напуганного и по этой причине легковерного охранника, а вот этих людей с мрачными лицами ни в чем подобном не убедишь. Они не поверят. Если бы резиденция и впрямь оказалась заминированной, то они, эти люди, об этом бы знали. И их сейчас здесь не было бы. А они здесь и молча смотрят на Пахаро и его бойцов злыми, напряженными взглядами. Пока молча, но вскоре они начнут задавать вопросы. И какими бы эти вопросы ни были, ответить на них Пахаро нечего. Любой его ответ будет неубедительным лепетом. А если промолчать и не отвечать ничего, то будет еще хуже. Да, кажется, на этот раз Пахаро и его люди серьезно вляпались…

Все эти соображения пронеслись в голове Пахаро мгновенно. И так же мгновенно созрело решение: нужно доигрывать спектакль до конца, нужно постараться хотя бы на какое-то время ввести этих людей в заблуждение, кем бы эти люди ни были, и тем самым выиграть время. Если будет хотя бы немного выигранного времени, то появится возможность действовать по обстановке.

– Кто вы такие? – вопрос наконец был задан. – Что вам здесь нужно?

– Мы – саперы, – изо всех сил стараясь быть спокойным, ответил Пахаро. – У нас приказ – осмотреть всю резиденцию. Есть основания предполагать, что она заминирована.

– Что за чушь! – удивленно произнес мрачный мужчина. – Какие мины, какие саперы? Почему мы об этом ничего не знаем?

На это Пахаро лишь передернул плечами. Этот жест, несомненно, означал лишь одно: он понятия не имеет, почему эти люди ничего не знают о минировании, он – человек маленький, у него приказ осмотреть все помещение резиденции, оттого он вместе со своими людьми и прибыл сюда посреди ночи. А все остальное его не касается. В то же самое время Пахаро зорко осматривался по сторонам. И он обратил внимание на четыре довольно-таки внушительные картонные коробки, туго перетянутые шпагатом. Что было в тех коробках, он, конечно же, не знал, но скорее всего, там было что-то ценное и важное, иначе зачем бы этим коробкам красоваться сейчас посреди помещения? А они красовались и были расположены таким образом, будто бы их вот-вот возьмут и вынесут из помещения, поскольку были здесь неуместны.

Мрачный мужчина в штатском тем временем потянулся к телефону на небольшом столике у стены. Этот жест Пахаро был вполне понятен: мужчина намеревался кому-то позвонить и уточнить – действительно ли имеются подозрения, что резиденция убитого генерала заминирована, и в самом ли деле в резиденцию были присланы саперы для разминирования. Вот сейчас он позвонит и…

Медлить было нельзя, любое промедление означало для Пахаро и его бойцов лишь одно – гибель.

– Огонь! – скомандовал Пахаро.

Тотчас же застрекотали автоматы Пахаро и его людей. Но в ответ тоже раздались выстрелы – у мрачных людей в штатском, оказывается, также имелось оружие. Невообразимая пальба и кутерьма поднялись в помещении.

– Коробки! – Пахаро старался перекричать грохот выстрелов. – Берем коробки – и к выходу!

Он ухватил одну коробку, кто-то из бойцов – три оставшиеся коробки. Все происходило мгновенно, в грохоте и дыму, притом кто-то из людей Пахаро догадался выключить в помещении свет. Держа коробку в одной руке, другой рукой Пахаро нащупал в кармане картонный прямоугольник с изображенными на нем птицей и змеей, достал, бросил его на пол и побежал к выходу.

На грохот выстрелов уже бежала охрана. Расталкивая охранников, Пахаро и его бойцы, держа коробки в руках, лавиной скатились вниз по лестнице и выбежали на улицу. К счастью, их джипы стояли тут же, у подъезда, никто не отогнал их в какое-то другое место.

Швырнув коробки внутрь джипов – по две коробки в каждый автомобиль, сандинисты мигом уселись туда же и сами и только тут заметили, что их не восемь человек, а всего лишь шестеро. Двоих не было. И это было очень плохо, потому что неизвестно, что с ними – живы они или убиты, но хуже всего было то, что этим двоим ничем нельзя было помочь. Немыслимо было возвращаться обратно в то помещение, откуда сандинисты только что чудом выбрались, немыслимо даже было ждать тех двоих. Все это означало лишь одно – гибель для всех остальных. Шесть живых – это в любом случае лучше, чем восемь убитых. Это арифметика войны, и никакой другой арифметики на войне не бывает.

– Уезжаем! – скривив лицо, скомандовал Пахаро. – Немедленно! Я сказал – уезжаем!

Да, нужно было уезжать, и притом как можно скорее. Нужно было, петляя по городским улицам и не зажигая фар, как можно быстрее выбраться за пределы города. Там, за городскими окраинами, было спасение. А внутри города – смерть. Обе машины разом тронулись с места.

– Кто? – коротко спросил Пахаро, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Дивертиго и Пастор, – ответил кто-то.

Это означало, что с ними нет этих двоих – Дивертиго и Пастора. Веселого и Пастуха.

– Вперед! – сжав до боли зубы, скомандовал Пахаро.

Как ни торопились сандинисты, а все же Пахаро дал команду свернуть на одну из окраинных улиц, где жили девушка Гата и старик Барба. Попасть туда нужно было непременно, хотя бы на миг, чтобы предупредить девушку и старика. Ведь неизвестно было, что сталось с теми двумя бойцами – Дивертиго и Пастором. Хорошо, если оба они убиты, потому что мертвые ничего не скажут. А если они живы и только ранены? Тогда дело обстоит хуже. Тогда их станут допрашивать. И они могут все рассказать. Конечно, может так статься, что ничего и не расскажут, а предпочтут смерть предательству. Но что если они все же расскажут? Захотят спасти свои жизни и расскажут? Или не выдержат пыток? Сомоса – палач и зверь, и он окружил себя такими же палачами и зверьми, как сам. Говорят, у Сомосы умеют допрашивать…

Ну и вот. Расскажут. И о Пахаро, и об его отряде, и много еще о чем, но главное – расскажут о девушке и старике. Ведь и Дивертиго, и Пастор знают, кто такие на самом деле Гата и Барба, и знают, где они живут. Ну а что будет дальше, о том и говорить не надо. Значит, девушку и старика необходимо предупредить о грозящей им опасности. Предупредить во что бы то ни стало. Даже ценой собственных жизней.

– Тормози! – приказал Пахаро бойцу, сидевшему за рулем.

– Но…

– Я сказал тормози! Ждите меня здесь! Я мигом!

До дома, в котором жили девушка и старик, было довольно-таки далеко – целых три квартала. Пахаро на всякий случай не стал останавливаться ближе. А вдруг за ними погоня? Очень было нежелательным, чтобы погоня настигла их рядом с домом, в котором проживали девушка и старик…

Пахаро и сам не помнил, как он достиг того самого дома. Он даже не до конца осознал то, что вот он стучится в заветное окошко. Он действовал, будто в полусне. Сейчас он ясно понимал только одно – он во что бы ни стало должен предупредить любимую девушку о грозящей ей опасности. Ну, и старика, конечно, тоже. А вот что будет дальше – об этом он почти не думал…

За стеклом в полумраке мелькнуло лицо Гаты. Потом щелкнул дверной замок, и Пахаро буквально ввалился в дом.

– Вот, – тяжело дыша, сказал Пахаро. – Я прилетел… Долетел…

– Что случилось? – встревоженно спросила девушка.

Послышался шорох и сухое покашливание старика.

– Пока ничего, – сказал Пахаро. – Но вам двоим надо уходить. Сейчас же, немедленно! Пока еще не рассвело. Ночью безопаснее.

Ни девушка, ни старик не стали спрашивать, почему им нужно бросать дом и уходить. Все, в общем, было понятно и без расспросов. Понапрасну Пахаро таких слов не скажет. Значит и впрямь случилось что-то особенное. Что-то страшное.

– Понятно, – отозвался старик. – Но может быть, ты заберешь нас с собой?

– О, нет! – ответил Пахаро. – Сейчас я опасный попутчик… Вы уж как-нибудь сами… Вы знаете, куда идти. В Кордильера-Исабелья…

– Знаем, – коротко ответил старик.

– Хорошо, – сказал Пахаро. – Тогда все. Встретимся в горах, на базе. До встречи.

– Береги себя, линдо. – Она впервые назвала Пахаро словом «милый».

Пахаро ничего на это не сказал, лишь нежно коснулся волос девушки. И вышел.

…Погоня их не настигла. Или, может, они, плутая по окраинным улочкам, просто сбили погоню со следа. Впрочем, это было неважно. Важно было другое – они спаслись и в этот раз.

Они проехали еще добрых пятьдесят километров и остановились. Здесь начинались горы, здесь они были в относительной безопасности.

– Кажется, спаслись, – выдохнул Пахаро. – Самая пора взглянуть, что в этих чертовых коробках. А то, может, мы напрасно тащили их за собой в такую даль. Ну-ка, посветите кто-нибудь!

Вспыхнул фонарь в чьей-то руке, и Пахаро ловко, одним взмахом ножа, располосовал одну из коробок. В коробке были деньги – американские доллары. Пахаро скривился, взял одну пачку, подержал ее в руке и брезгливо швырнул обратно в коробку, будто это были не деньги, а какая-то гадость.

– Что и требовалось доказать, – сказал он. – Думаю, в других коробках – то же самое. Деньги или, может, какие-нибудь побрякушки. В общем, будем считать, что нам повезло. Ладно, поехали. Пускай с этим богатством разбираются наши командиры. А мы свое дело сделали.

Они тронулись в путь и ехали еще добрых пятьдесят километров, не зажигая фар. А затем дорога кончилась, кругом были крутые, поросшие деревьями горы. Дальше нужно было идти пешком. Бойцы замаскировали джипы, взяли коробки, и пошли.

О двух своих товарищах – Дивертиго и Пасторе – они не вспоминали. Хотя, наверное, все же вспоминали, но промеж себя ничего о них не говорили. Что было толку в таких разговорах? Разговорами их вернуть было невозможно, даже если Дивертиго и Пастор были живы…

Манагуа, отдел службы безопасности

Национальной гвардии

Это могло показаться невероятным, но и Дивертиго, и Пастор остались живы. Живы, но оба ранены. Причем, что, опять же, можно было считать чудом, их раны оказались несмертельными – оба были ранены в ноги. Оттого-то они и не побежали вслед за своими товарищами – на раненых ногах далеко не убежишь. Застрелиться им мрачные люди в штатском тоже не позволили, ловко выбив у них из рук оружие. Да, впрочем, ни Пастор, ни Дивертиго и не собирались стреляться. В той кутерьме оба они испугались и утратили присутствие духа, что, в общем, было и немудрено. Попробуй-ка проконтролируй себя, когда в тебя со всех сторон стреляют, а сам ты ранен и боль от раны разрывает тебя на части! Мало кому удается сохранить самообладание в таком-то положении. К тому, что ты ранен, надо еще и привыкнуть, а это очень даже непросто. Кроме того, и Дивертиго, и Пастор были молоды, и они хотели жить.

Из генеральской резиденции в Леоне двух плененных сандинистов доставили в Манагуа, где ими занялась служба безопасности Национальной гвардии, подчиненной непосредственно диктатору Сомосе. А именно тот ее отдел, который ведал борьбой со все нарастающим народным сопротивлением. Сопротивление это носило название Сандинистский фронт национального освобождения, или, если говорить коротко, сандинисты.

В отделе службы безопасности Пастора и Дивертиго подвергли допросу. В госпиталь никто их отправлять и не думал, сомосовским приспешникам, прежде всего, важно было выведать у плененных сандинистов всевозможные подробности того, что произошло, а уж госпиталь будет потом – если он вообще понадобится.

Первым допрашивали Пастора. Допрашивали его три мрачных типа, задавая вопросы поочередно, а иногда один и тот же вопрос задавали все трое. Это был очень мучительный допрос – в том смысле, что рану на ноге никто толком не обработал, ее лишь наспех перевязали. Рана очень болела, Пастору хотелось пить, его мутило, он был напуган и подавлен. Но, несмотря ни на что, этот щуплый двадцатилетний парень был преисполнен решимости сражаться до конца. Он понимал, что это, может статься, будет его последний бой в жизни, но он намеревался выдержать его с честью, как и полагается истинному бойцу за правое дело. К тому же он не верил, что может погибнуть, потому что в двадцать лет кто верит в собственную смерть?

– Как тебя зовут? – спросил один из следователей.

– Пастор, – ответил юноша, невольно кривясь от боли.

– Я спрашиваю о настоящем твоем имени! – повысил голос следователь.

– Пастор, – повторил юноша.

– Вот как! – хмыкнул второй следователь. – Значит, Пастор и никак иначе… Что ж, пускай будет так. Для нас это не имеет значения.

– Ты – молодой человек, – сказал Пастору первый следователь. – Ты ранен, тебе больно. Ты, конечно же, хочешь жить. Мы поместим тебя в госпиталь, ты останешься жив. Но для этого ты должен ответить на несколько наших вопросов.

– Я ничего вам не скажу! – решительно ответил юноша.

– Вот как? – с преувеличенным удивлением спросил следователь. – Значит, ты не хочешь жить?

– Ценой предательства – не хочу! – еще решительнее ответил Пастор.

– Смелые слова, – насмешливо произнес следователь. – Насколько смелые, настолько и глупые. Кого ты не желаешь предавать? Бандитов, которые грабят и убивают? А ведь они грабят и убивают, разве я не прав?

– Это вы бандиты! – сказал Пастор. – Это вы грабите и убиваете! Вместе с вашими хозяевами американцами. А мы сражаемся за свободу!

На это следователь не сказал ничего. Он лишь переглянулся со вторым следователем и махнул рукой. Тотчас же в помещение вошли два солдата и поволокли Пастора к выходу.

– Будем надеяться, что второй окажется умнее первого, – скривился первый следователь.

Вторым был Дивертиго. Он был гораздо старше Пастора, ему было под сорок. В предгорьях Кордильера-Исабелья, в деревушке на реке Коко, у него был дом, а в доме семья. Герилья захватила Дивертиго и увлекла его случайно, как дождевой поток подхватывает и увлекает с собой всякого рода мусор, который валяется на обочине дороги. Бывает, что этот мусор на что-нибудь годится, а бывает, от него нет никакого толку. Бывает, что он даже причиняет зло. Дивертиго боялся за семью, боялся за себя, и за себя, пожалуй, еще больше, чем за семью. Кроме того, он страдал от раны, ему казалось, что если рану как следует не перевязать и не лечить ее, то он скоро умрет.

Следователи в начале допроса сказали Дивертиго то же самое, что и Пастору. Дескать, если ответишь на несколько наших вопросов, то отправим тебя в госпиталь, будешь жить, ты не какой-нибудь неразумный юнец вроде твоего товарища, у тебя, наверно, имеется семья, так что тебе нужно подумать и о ней – ну, и все такое прочее в этом же духе. Дивертиго не упрямился, он с готовностью согласился отвечать на вопросы.

И он рассказал все, что знал. Он назвал место расположения главного штаба сандинистов в горах Кордильера-Исабелья, назвал имена командиров, которые знал, ответил и на другие вопросы.

– А вот это что такое? – спросил один из следователей и протянул Дивертиго картонный прямоугольник с нарисованными на нем птицей и змеей.

– А, это! – Дивертиго, хоть и был напуган, не мог сдержать усмешки. – Это что-то вроде визитной карточки.

– И чья же это визитная карточка? – спросил следователь.

– Диего Пахаро, – с готовностью ответил Дивертиго.

– Кто такой этот Диего Пахаро?

– Командир отряда, – ответил Дивертиго. – Я был в этом отряде. И Пастор тоже. Пахаро всякий раз оставляет после себя такие карточки. Везде, где он только побывал.

– Зачем? – не понял следователь.

– Ну, – Дивертиго вновь усмехнулся, – уж такой он человек. Не может он без всяких этаких штучек…

– Еще что ты знаешь о Диего Пахаро?

– Почти ничего, – ответил Дивертиго. – Я говорю правду – почти ничего! Молод, горяч, самолюбив. Командование поручает ему самые трудные задания. Самые рискованные. Понятно, что не одному ему, а ему и его отряду.

– Значит, это он был в резиденции генерала Уго Монтеса?

– Он, – кивнул Дивертиго.

– И генерала Уго Монтеса тоже он убил?

– Да.

– И поместье в Чинандеге тоже его работа?

– Его.

– Так… – первый следователь с усмешкой взглянул на второго следователя. – То-то я смотрю: и в Леоне, и в Вальпараисо – везде валяются одинаковые визитки! Везде птица со змеей! У меня их уже целая коллекция, таких визиток! Что такое, думаю, в чем здесь смысл? А оказывается, вот в чем. Молодость, горячность, самолюбие! Что ж, самолюбие – это хорошо. Самолюбие – это тоже оружие. Так сказать, обоюдоострый нож. Одним лезвием – по нам, а другим – по этому Пахаро!

– Что это тебя потянуло на эпитеты? – ухмыльнулся второй следователь. – Можно сказать проще. Эти визитки с птицей и змей – важные доказательства. Улики. Каких-то иных доказательств нам против этого Пахаро и не нужно. Можно только поблагодарить его за то, что он нам сам против себя предоставил доказательства своих преступлений.

– Ну да. – Первый следователь также ухмыльнулся. – Дело за малым – поймать этого Пахаро.

– Поймаем…

– Еще что ты хочешь нам сказать? – спросил один из следователей у Дивертиго. – Припомни, может, ты что-то забыл?

– Явочная квартира, – наморщив лоб, припомнил Дивертиго. – Да, явочная квартира…

– Какая явочная квартира? Где? Что ты о ней знаешь? Кто в ней проживает?

– Дом на окраине Леона… Адреса не знаю, не запомнил… Но могу показать… Кто там проживает, тоже не знаю. Я никогда там не был. Мы всегда оставались на улице, а в дом входил Пахаро. Насколько я понимаю, там разведчики. Они всегда говорили Пахаро о новостях в городе.

– Значит, можешь показать?

– Да, могу…

Кордильера-Исабелья,

главный штаб сандинистов

Добыча, которую принес Пахаро вместе со своими бойцами, оказалась богатой. В картонных коробках были доллары, была национальная валюта кордоба, были вдобавок и драгоценности.

– Вот, – сказал Пахаро генералу Чаваррия. – Принимайте улов. Теперь мы богатые. Интересно, сколько оружия можно купить на эти деньги? А лекарств? А еды?

– Подсчитаем, разберемся, – сказал генерал Чаваррия. – Спасибо тебе. То есть я хотел сказать спасибо тебе и твоим бойцам. Все живы и целы?

– Не все, – нахмурился Пахаро. – Не вернулись Дивертиго и Пастор.

– Убиты? – спросил генерал Чаваррия.

– Не знаю. Может, убиты, может, ранены и попали в плен… Главная беда – мы и выручить-то их не могли. Или забрать тела… Там такое творилось…

– Это война, – сказал генерал Чаваррия. – Война без убитых и пленных не бывает.

– И все-таки надо как-то узнать, что с ними, – сказал Пахаро. – Если живы – выручим.

– Это как же ты их выручишь? – вздохнул генерал. – Возьмешь штурмом центральную тюрьму в Манагуа?

– Что-нибудь придумаем, – сказал Пахаро. – Нельзя же оставить их без помощи!

– Нельзя, – согласился генерал. – Ладно, попробуем навести о них справки через наших людей в Манагуа. Там поглядим. А пока отдыхайте.

– У меня есть идея, – сказал Пахаро.

– Опять? – обреченно произнес генерал Чаваррия. – Горазд же ты на идеи!

– Ну так ведь вы сами сказали – война. Что ж отсиживаться? Это очень хорошая идея. Для этого всего лишь надо будет съездить в Манагуа…

– Отставить! – решительно произнес генерал. – В город ни ногой! Хоть в Манагуа, хоть в Леон, хоть… – Генерал не договорил и раздраженно махнул рукой. – Сам подумай: как ты можешь сейчас появиться в городе, после того что ты там натворил? Тебя сейчас наверняка ищут! А может, даже напали на твой след…

– Это каким же образом? – усмехнулся Пахаро.

– Ну, у Сомосы тоже не дураки! Так что никуда ни шагу! По крайней мере, ближайшие несколько дней! А дальше будет видно. Это приказ. Нарушишь – отправлю под арест! Все, ступай.

На следующий день после разговора с генералом Чаваррия Пахаро в лагере встретился с Гатой. Увидев Пахаро, девушка бросилась ему навстречу.

– Ты, – сказала она. – Ты… Живой!

– Живой, – ответил Пахаро, радостно смеясь. – Что со мной станется? Ты, я вижу, тоже живая?

– Живая, – одновременно смеясь и плача, сказала Гата.

– А старик?

– Он тоже здесь.

– Ну, вот видишь, как все хорошо сложилось, – сказал Пахаро.

Очень редко у Пахаро выдавалось свободное время. Он был человеком деятельным и не терпел безделья. Но сейчас другое дело. Сейчас Пахаро был даже рад, что у него жесткий приказ генерала Чаваррия – ни шагу с базы. Сейчас Пахаро был рад вынужденному безделью, и все потому, что рядом была Гата.

Они не разлучались до самого вечера. И даже когда наступила темнота, все равно не разлучались. Они гуляли, взбирались на утесы, спускались в долины, долго сидели, любуясь небольшим водопадом, и говорили, говорили… Даже целовались. Девушка сказала, что ее зовут вовсе не Гата, а Милагрос, и Пахаро этому удивился, потому что он до этого никогда не задумывался, как на самом деле зовут его любимую девушку. Удивился и отчего-то обрадовался. И сказал, что он тоже не Пахаро, а Диего.

Они не разлучались целых три дня, а затем Пахаро все же не выдержал и вновь предстал перед генералом Чаваррия.

– Я хочу знать, – сказал он, – что разузнала наша разведка о Пасторе и Дивертиго.

– Пока ничего, – ответил генерал.

– Вот как… Все равно – мне нужно побывать в Манагуа. Разрешите мне туда отправиться вместе с моим отрядом. Ненадолго – денька на три.

– Зачем?

– Манагуа – богатый город, – усмехнулся Пахаро. – Так говорят… Там есть американские банки, в которых много денег. Нам ведь нужны деньги? Вот пускай американские банкиры ими и поделятся. Наведаемся в какой-нибудь американский банк, а там будем действовать по обстоятельствам… И, кроме того, постараемся взять парочку заложников из американцев, чтобы обменять их на Дивертиго и Пастора – если они живы. Вот такая у меня идея.

Идея была серьезной и достойной того, чтобы над ней поразмыслить. Тем более что генерал Чаваррия и сам думал примерно о том же самом. Нет, не о деньгах, а о заложниках, которых затем можно будет обменять на тех же Дивертиго и Пастора. Или на кого-то другого из сандинистов, кто томится в тюрьме в Манагуа.

– Что ж, давай подумаем… – согласился генерал.

…Придумали вот что. Если удастся разжиться деньгами, хорошо. А не удастся, и не нужно. Главное – заложники. Заложники из числа американцев, да притом банкиров – это как раз то, что нужно. Американцы пойдут на что угодно, лишь бы вызволить таких важных птиц. В том числе согласятся обменять их на плененных сандинистов. Возможно даже, и не один к одному, а, допустим, одного заложника-банкира на десяток повстанцев. Банкир для американцев – важная шишка, потому что деньги для них – это самое главное в жизни.

– В первую очередь заложники, – напутствовал Пахаро генерал Чаваррия. – Деньги в данном случае – дело второстепенное.

– Не согласен, – возразил Пахаро. – Быть во вражеском банке да не разжиться деньгами? Это неправильно.

– Ну и как же ты их добудешь, те деньги?

– Ну как… На месте будет видно. Наверно, они хранятся в каких-то сейфах… Взломаем сейфы и…

– И взвоют сирены по всему банку, а может, и по всему городу. – Генерал Чаваррия покачал головой. – Банк – это тебе не бабушкина кубышка. Набежит охрана и застигнет вас на горячем! И что тогда?

– Но как же быть? – Пахаро даже растерялся от таких слов генерала. – Вообще-то я не специалист по части ограбления банков…

– Оно и видно, – усмехнулся генерал. – Лучше сделать так – заставить банкира перевести деньги на другой счет.

– Заставить – это понятно, – усмехнулся Пахаро. – Но вдруг этот банкир что-нибудь сделает не так? Как-нибудь нас обманет? Скажет, что перевел, а на самом деле окажется, что ничего не перевел? Я-то в банковских делах и впрямь ничего не смыслю.

– Есть у нас специалист по банковским операциям, – сказал Чаваррия. – Его зовут Педро Профессор. Возьмете его с собой. Он проследит, чтобы было все, как надо.

– Ну, разве что так… – с некоторым сомнением произнес Пахаро.

На том все и решилось. Следующей же ночью Пахаро со своим отрядом и с Педро Профессором на четырех джипах выехали в Манагуа. И сам Пахаро, и его бойцы, и Педро Профессор были одеты в форму солдат Национальной гвардии и вооружены тем же самым оружием, что и национальные гвардейцы. Их основной задачей было взять заложников. Ну а добыть деньги – это уже как получится.

Манагуа, отдел службы безопасности

Национальной гвардии

Конечно, гвардейцы Сомосы и без Дивертиго много чего знали о сандинистах. В этом им помогала американская разведка с ее техническими возможностями. Сами американцы вовсе не стремились участвовать в боевых столкновениях с сандинистами – берегли собственные жизни. Но разведданными, а также всяческими советами, оружием и деньгами они Сомосе помогали, и притом довольно-таки щедро.

Американцы преследовали свои интересы в Никарагуа хитро, коварно и бессердечно – чужими руками. Верней сказать, с помощью чужих жизней. Это на их деньги была создана, вооружена и экипирована Национальная гвардия Сомосы – у самого Сомосы денег на такое дорогостоящее предприятие не хватило бы. И это в погоне за их долларами страну наводнили проходимцы и авантюристы, готовые убивать кого угодно и где угодно, лишь бы им за это платили. Это именно американцы придумали для этих профессиональных убийц устрашающее название – «эскадроны смерти». Это был именно американский рекламный трюк – назвать этих людей таким именем. Американцы, как известно, знают толк в рекламе…

Понятно, что и служба безопасности Национальной гвардии также находилась под контролем американских советников и инструкторов. Поэтому о том, что в руки следователей попались сразу два бойца-сандиниста, американские инструкторы узнали почти сразу же. Разумеется, узнали они и о том, что один из бойцов сразу же согласился на сотрудничество.

Поэтому уже через два часа после допроса Дивертиго два американских инструктора беседовали с высшими чинами сомосовской службы безопасности. Сами сотрудники службы безопасности ничего особенного в показаниях Дивертиго не усмотрели, а вот американцы, будучи профессионалами в таких делах, зацепились-таки за некоторые моменты в этих самых показаниях.

В частности, их заинтересовали сведения о Диего Пахаро – и о нем самом, и о его отряде, и о тех лихих делах, которые с успехом творит Пахаро со своим отрядом. Американские инструкторы усмотрели во всем этом некую пользу… Оттого они и прибыли в офис сомосовской службы безопасности на следующее же утро после ночных событий в резиденции убитого генерала Уго Монтеса. Прибыли и чисто с американской бесцеремонностью вломились в кабинет начальника службы безопасности полковника Хорхе Калласа. Конечно же, полковник был недоволен таким бесцеремонным вторжением, но американцы и не подумали перед ним извиняться.

– Господин полковник, вы слышали, что минувшей ночью произошло в резиденции генерала Монтеса? – спросил один из инструкторов.

Полковник Хорхе Каллас знал этого назойливого американца под именем Крис Баум. Знал он и его напарника – Арона Бергмана.

– Мне позвонили и рассказали о происшествии ночью, – недовольным голосом ответил Хорхе Каллас. – Я велел, чтобы о подробностях доложили мне утром.

– И что же вам о них доложили? – спросил Арон Бергман.

– Пока что нет…

– Долго раскачиваетесь, господин полковник! – резко произнес Крис Баум. – Спите, как добрый деревенский дядюшка. Так не годится! Вы все же не деревенский дядюшка, а начальник государственной службы безопасности! А вот сандинисты не спят. Они – ловкие и умелые ребята. Да и как им не быть умелыми и ловкими при такой-то службе безопасности и при таком начальнике, как вы!

Американец Крис Баум отчитывал никарагуанского полковника, как суровый, но справедливый отец отчитывает нашалившего сына-школьника. Разумеется, это Хорхе Калласу не нравилось, но он терпеливо и безропотно выслушивал то, что говорил ему недовольный американец. Да и куда ему было деваться? Хорхе Каллас понимал, что он всецело зависит от этого назойливого и грубого молодого человека. Стоило этому Крису Бауму, или кем он был на самом деле, лишь шевельнуть пальцем – и где бы мог оказаться Хорхе Каллас? Ладно бы все ограничилось отставкой, но ведь могло быть и гораздо хуже…

– Я вас внимательно слушаю, – сказал полковник Хорхе Каллас.

– Ну так слушайте же! – вступил в разговор Арон Бергман. – Вы знаете, что натворили минувшей ночью сандинисты в резиденции убитого генерала? Не знаете? Ну так я вам скажу. Ваш генерал Монтес был отъявленной скотиной. Он не столько воевал с сандинистами, сколько воровал. И где, вы думаете, он хранил наворованное? Конечно же, не в американских банках, а у себя в резиденции. Этакий старый, мерзкий скопидом… Мы, конечно, об этом догадывались, больше того – мы знали об этом наверняка, но до поры до времени терпели. Старик Монтес был всецело в наших руках, а потому отчего бы и не потерпеть?

– Отчего бы не потерпеть кошке, которая поймала мышь и решила с ней поиграть? – добавил Крис Баум, ухмыльнувшись.

– Но старика Монтеса убили, – продолжил Арон Бергман. – Надеюсь, хоть об этом-то вы знаете?

– Знаю, – угрюмо произнес полковник.

– Хвала небесам – вы, оказывается, об этом знаете! – насмешливо воскликнул Арон Бергман. – Так, может, вы знаете и то, кто именно его убил? Ну так поделитесь с нами вашими знаниями!

– Этого я пока не знаю, – все так же угрюмо ответил полковник.

– Вот! А мы знаем и это! – сказал Крис Баум. – Мы умеем работать и этим-то и отличаемся от вас! Что ж, придется поделиться с вами нашими знаниями. Но обо всем по порядку.

– Как вы, надеюсь, понимаете, генералу Монтесу теперь его сокровища не нужны, – сказал Арон Бергман. – Вот мы и решили их реквизировать для пользы дела. И реквизировали бы, да только самую малость опоздали. Вернее сказать, оплошали. Впрочем, оплошали не мы, а ваши хваленые национальные гвардейцы. Только представьте – едва они успели извлечь генеральские сокровища из сейфов и кое-как их упаковать, как откуда ни возьмись налетели сандинисты. Прямо в центре города, посреди ночи! Трах-бах, и вот уже генеральские сокровища в руках сандинистов! Конечно, ваших гвардейцев было гораздо больше, чем сандинистов, да только что с того толку? Им бы, вашим славным гвардейцам, мышей ловить, а не сандинистов… Короче говоря, сандинисты скрылись вместе с генеральскими сокровищами.

– А сокровища немалые, – добавил Крис Баум. – И деньги, и драгоценности… Теперь, думаю, все это добро пойдет на закупку оружия, медикаментов и продовольствия для повстанцев. Вы представляете, что вы натворили вместе с вашими безмозглыми гвардейцами? Вы совершили государственное преступление! На месте Сомосы я бы вас расстрелял без суда и следствия! Ну да это ваши, никарагуанские дела. Наше дело сторона.

– Только и сумели сделать ваши гвардейцы – это подстрелить двух сандинистов, – сказал Арон Бергман. – И хорошо, что не насмерть, а то ведь от мертвых никакого толку нет. А вот от живых – толк бывает. Один из подстреленных, понимаете ли, очень хотел жить. И он рассказал кое-что интересное. В частности, о том, кто именно отнял генеральские деньги просто-таки из рук ваших бестолковых гвардейцев. Теперь мы знаем, как его имя, и знаем, где его искать. Ну, как вам нравится? – спросил американец и посмотрел на полковника Хорхе Калласа так, как, скажем, белый плантатор смотрел бы на своего работника-пигмея.

– Но и это еще не все, – сказал Крис Баум. – Этот же самый тип, который отнял генеральские деньги у ваших гвардейцев, он же со своими людьми застрелил старика Монтеса и угробил кучу других важных и значимых лиц в ресторане города Леона. Да-да, это тот же самый человек! Он же, кстати, совершил налет и на генеральское поместье в Чинандеге. Что и говорить, ловкий малый. И удачливый.

– Ну и что вы на все это скажете? – спросил у полковника Арон Бергман.

– Назовите мне этого человека и расскажите все, что вам о нем известно, – сказал Хорхе Каллас. – И мы его поймаем в самое короткое время!

– Пожалуйста! – с подчеркнутым пренебрежением произнес Арон Бергман. – Этого человека зовут Диего Пахаро. Пахаро – это, скорее всего, прозвище, а не настоящая фамилия. Сандинисты любят давать прозвища… Он очень честолюбивый человек. И, похоже, склонный к дешевым театральным жестам. Представьте: на месте каждого своего злодейства он оставлял визитные карточки. По ним-то мы его и вычислили. Плюс к тому же нам помог его словоохотливый компаньон – некто Дивертиго. Вы хотите знать, где его найти, этого Пахаро? На главной базе сандинистов в Кордильера-Исабелья. Ступайте туда и арестуйте его.