Жанровые противоречия бесплатное чтение

Глава I. Форте

Серая Тойота припарковалась в ближайшем к входу в университет ряду. Грейс распахнула двери и, открыв автоматический зонт, выбралась наружу. Мелкая морось, встретившая её на выходе из дома, сейчас превратилась в интенсивный дождь, крупные капли которого усердно стучали по зонту, складываясь в причудливый барабанный ритм. Грейс обошла машину и, открыв багажник, залезла в толстую папку с партитурами. Нашла нужные, выудила файлы из крупных колец и, раскрыв кожаный портфель, уложила ноты туда. Захлопнула двери, нажала кнопку на ключах. Машина пиликнула ей на прощание и подмигнула похожими на мультяшные глаза фарами.

– Пока крошка, – бросила ей Грейс через плечо и быстрым шагом направилась к входу.

Замшевые полусапоги на невысоком каблуке никогда раньше не промокали, но сегодня что-то пошло не так. То ли лужа у ступеней при входе оказалась слишком глубокой, то ли подошва дала брешь. Всей стопой Грейс ощутила холодную влагу на стельке.

– Вот же чёрт, – ругнулась она себе под нос, но заметив выходящих из дверей студентов, натянула на лицо маску тотальной сосредоточенности и быстро и уверенно поднялась под навес каменных сводов футуристического здания Лимерикского университета.

Освещенные ярким, но тёплым светом коридоры сейчас были пусты. Под звуки духовых и струнных инструментов в музыкальном крыле, она преодолела широкий холл и прошла напрямую к лифтам, откуда поднялась на третий этаж и устремилась к концертным залам, где находилась её гримёрка. Свернула в выкрашенный белым цветом крохотный коридорчик и нашла дверь со своим именем на табличке.

Открыла ключом, вошла и бросила портфель на стул, под которым как раз стояла коробка с её концертными туфлями. Что же, на безрыбье и рак рыба: Грейс избавилась от полусапожек, задвинув их под туалетный столик, и вдела ступни в чёрные лакированные лодочки. Промокшая лайкра колготок всё так же доставляла дискомфорт, но отсутствие хлюпающей стельки уже принесло небольшую радость.

Грейс стянула с плеч горчичный макинтош и повесила его на вешалку у зеркала. Взглянула на своё отражение. Выкрашенные недавно в рыжий цвет пряди подпрыгнули от влаги, завившись в подобные мелким пружинам упругие локоны. В другой день она бы уже схватилась за стайлер, припрятанный здесь же в одном из ящиков, и исправила это страшное безобразие, но пятница тринадцатое начала работать как поистине прОклятый день уже с шести утра, напрочь лишив её сил.

Сначала по их улице промчалась скорая с включённой сиреной, и Грейс больше часа ворочалась в постели в тщетных попытках заснуть. В семь тридцать, когда она уже оставила всякие попытки, кофеварка отказалась сотрудничать, и, выплюнув в чашку нечто, смутно напоминавшее американо, кажется, испустила последний дух. К тому же, три дня назад Грейс проводила дочку к своей бывшей свекрови, и всё это время то у неё, то у Мейв, которая сейчас готовится сдавать итоговые экзамены, не получалось нормально поговорить по видеосвязи. В итоге она приехала на плановую репетицию в очень скверном расположении духа, всё ещё лелея слабую надежду на то, что сегодняшний репертуар и выбранный ею молодой оркестровый ансамбль сумеют привести её в чувство.

Завтра им предстоит выступление для малышей и их мам. Решено было исполнять концерт для фортепиано номер семнадцать Моцарта. В графике оркестровой группы стояли две финальные репетиции: сегодня днём и завтра утром.

Накануне вечером Грейс ещё раз обыграла программу. Перед сном она прослушала аудиозапись своей репетиции и в заметках телефона обозначила проблемные места. В планах на сегодня было прийти раньше всех и отработать каждую руку по отдельности в нужном темпе и с педалью. Это упражнение Грейс повторяла из раза в раз перед выступлением с оркестром, чтобы не переживать за левую партию, которой привыкла уделять особое внимание. К завтрашнему утру ей предстоит организовать свою рутину так, чтобы ничего не мешало ей думать о музыке. Моцарт-Моцарт-Моцарт. Анданте-три четверти-до мажор.

Грейс открыла портфель, достала файлы с партитурой и, оправив широкие серые брюки в крупную клетку, встала и направилась прочь из гримёрки. Миновала несколько входов в зал и, завернув в арку, проскользнула к чёрной лестнице, ведущей прямиком на сцену. Однако, когда она приблизилась к обитой деревянными рейками двери, к своему удивлению она услышала звуки гитарного ансамбля, выходившего в бридж. Гитарная мелодия перекрывалась звонким тенором, улетавшим в уверенный фальцет на высоких нотах припева. Но откуда весь этот инди-фолк взялся в забронированном Грейс зале? И почему дверь с чёрной лестницы закрыта?!

Решительным шагом она направилась обратно и, приблизившись к одному из входов со стороны зрительного зала, рванула дверь на себя. Взгляду открылся тёмный проход меж стройных рядов кресел, обитых синим бархатом. Грейс шагнула вглубь и, спустившись по мягкой дорожке в партер, зашагала по проходу к сцене.

В серо-синем свете софитов сейчас играли несколько скрипачей, чуть поодаль в нише сцены барабанщик и басист, а на переднем крае духовые: гобой, три флейты и саксофон. Посреди под ярким прожектором стоял солист ансамбля, а позади него три бэк-вокалиста, лица которых тоже скрывала тень. По мере приближения к сцене, Грейс сумела разглядеть лицо поющего в микрофон высокого молодого человека с волнистыми волосами, убранными в хвост на затылке. Он держался на низких нотах, бэк-вокал тянул аккапелло мягкое трезвучие и в тёмном зале этот проникновенный соул звучал гипнотически. В духе афроамериканских исполнителей из уверенного тенора солист улетал в фальцет, едва заметно завершая этим приёмом каждый куплет.

И берегу её от жестоких порывов твоих».

«И я всего лишь путник во тьме,» – доносился его голос из сабвуферов. «Идущий сквозь бурю в поисках света и истины. На перекрестке дорог, где смешались следы, Стою один в ожидании тебя. Небо, словно зеркало, отражает весь мой путь, А в глазах усталые слёзы. Но даже в этой ночи я зажигаю свечу

Всё время, пока Грейс шла к сцене, он пел с закрытыми глазами. Гитарные рифы, и нарастающие по темпу скрипичные партии, сопровождавшие его голос, вышли в бридж, и незнакомец, повернувшись к зрительному залу, приготовился перейти к более интенсивной части песни, как вдруг открыл глаза и заметил постороннюю фигуру меж кресел.

– Так, стоп-стоп-стоп, ребята! Стоп! Простите, один момент, – обратился он к музыкантам назад.

Инструменты затихли один за другим. Барабанщик схватился за тарелки райда и хай-хэта, придержав их от звучания; скрипачи опустили смычки; а бэк-вокалисты, до того покачивавшиеся из стороны в сторону, застыли неподвижно, смотря на центральную фигуру на сцене.

Вокалист подошёл к микрофону и, подставив ладонь козырьком, посмотрел прямо на Грейс.

– Здравствуйте, кто бы вы ни были! – обратился он со сцены, – Боюсь, вам придётся уйти, это закрытая репетиция.

– Боюсь, уйти придётся вам! – громко проговорила Грейс, доставая из файла с партитурой сложенную вдвое небольшую бумажку, – этот зал забронирован на мою оркестровую группу на ближайшие четыре часа, – она обошла сцену с правой стороны и уверенно поднялась по обитым деревом ступеням.

Каблуки громко обозначали каждый её шаг, пока она приближалась к центру сцены с чётким намерением ткнуть незнакомца носом в расписку о брони, подтверждающую её правоту.

– Зачем вы заперли дверь за сценой? – строго спросила Грейс, пока он изучал протянутый ею лист.

– Закрытая репетиция, – повторил вокалист сухо, вчитываясь, кажется, в каждое слово.

– И нарушение правил безопасности, – в тон ответила она, – Кто вы вообще такие? И кто вас сюда пустил?

– Нас пустил Фрэнсис, чья подпись стоит здесь же на вашей бумажке, – ответил незнакомец задумчиво.

Через голову он стянул с себя гитару на черном ремешке, которая всё это время болталась у него за спиной и заключил:

– Пойдём к нему разбираться.

Уложил инструмент на стул неподалёку и махнул остальным музыкантам.

– Перерыв, ребята! Скрипки, вы супер! – обратился он к трём притихшим девушкам, сидевшим на стульях неподалёку.

– Холли?! – узнавание пришло мгновенно, – Гвен?! Сирша?! Почему вы здесь?!

– Здравствуйте, мисс Галлахер, – пискнула Гвен, первой собравшись с мыслями, – Нас сюда определил мистер Мёрфи.

Она уложила скрипку на колени так, будто это было орудие преступления, и вперила взгляд в пол.

– Я решительно ничего не понимаю! – воскликнула Грейс и, сорвавшись с места, направилась прочь со сцены.

Ох, и получит же Фрэнсис сейчас!

Она сама не заметила, как вылетела из зала и решительным шагом направилась к лестнице, ведущей в заветный кабинет. Поворот, ещё один и вот, наконец, дверь с табличкой «Фрэнсис Мёрфи, профессор института музыкального искусства». Секретарша, сидевшая в приёмной, не успела среагировать вовремя, и Грейс ворвалась без стука и всяческих предисловий.

– Какого чёрта, Фрэнсис? – спросила она сурово, проходя к столу, за которым сидел седой безбородый мужчина в серой водолазке, поверх которой был натянут болотного цвета твидовый пиджак.

На носу у него сидели широкие очки в роговой оправе, которые он тут же приспустил на кончик длинного носа, обратив взгляд желтых глаз в сторону двери.

– Должен признаться, я ожидал тебя немного позже, – лениво проговорил он, отодвигая какие-то бумаги в сторону, и махнув секретарше рукой, мол, всё в порядке, – Садись, пожалуйста, – Фрэнсис указал на стул напротив, – Хочешь, Анна сделает тебе чай?

– Я хочу объяснений, – Грейс отчётливо понимала, что угодила в какую-то поставленную Фрэнсисом ловушку, но никак не могла взять в толк, что именно затеял старый пройдоха, – Почему большой зал захвачен какими-то блюзменами, и откуда у них мои первые скрипки?

– Грейси, я отозвал твою бронь, – прозвучало в ответ вкрадчиво, – Потому что запланированное на завтра выступление оркестра для мам с грудничками и тоддлерами не получится организовать в этом зале.

– И по какой причине мероприятие, анонсированное за два месяца, не получается провести? Ты проиграл все бюджеты в бридж? – с вызовом поинтересовалась Грейс.

– Мы сделали выбор в сторону более приоритетного направления, – Фрэнсис выбрал уже традиционную для себя стратегию пропускать любые её шпильки мимо ушей, – видишь ли, мы настроились на более интенсивную монетизацию нашей деятельности, поэтому большие залы отныне выделяются под исключительно выгодные мероприятия. О, Эзра, вот и ты!

Грейс повернула голову и застала уже знакомую высокую фигуру в дверях кабинета. Фрэнсис расплылся в самой сладкой из своих улыбок, завидев вокалиста. Эзра, значит…

– Как вы сыгрались с нашими скрипками? – поинтересовался профессор следом, отчего Грейс ощутила, что вот-вот задохнётся от негодования.

– Фрэнсис, давай без прелюдий, – равнодушно бросил Эзра и, пройдя к свободному стулу, тяжело опустился на него, – Ты что, отдал нам чужой зал?

– Что? Не-ет, вовсе нет. Мисс Галлахер просто отсутствовала всю последнюю неделю и не знала, что ближайшее выступление её оркестровой группы состоится не ранее чем через две недели. Вы как раз успеете отснять свой клип и отыграть все запланированные сессии с телевидением.

В этот момент в дверном проёме возникла голова Анны.

– Мистер О’Доннелл, не желаете ли вы чаю? Или, может быть, кофе? – бесцеремонно вторглась она в диалог.

Эзра обернулся назад и, благодушно улыбнувшись секретарше, отрицательно помотал головой:

– Нет, Анна, благодарю, – тихо сказал он.

Получив понятливый кивок в ответ, Эзра развернулся обратно, и лицо его вновь стало скучающим.

– А ничего, что у младшего ансамбля на следующей неделе запланированы два конкурса? – подавив подступающую волну отвращения ко всему этому цирку, процедила Грейс сквозь зубы, – Где прикажете нам репетировать?

– Малый зал прекрасно вместит всех, – всё так же благостно улыбаясь, пропел Фрэнсис, – туда даже недавно поставили новую арфу. Потенциал этого пространства сильно недооценён, милочка. Не стоит воротить нос.

– Ах, вот как, – она уложила обе ладони на стол и медленно поднялась с места, угрожающе посмотрев Фрэнсису в глаза, – Ещё раз назовёшь меня милочкой, и узнаешь, куда я засуну тебе твою замечательную новую арфу.

Жёлтые глаза на старом сморщенном лице заметно округлились.

– Грейси, прошу, давай без оскор…– начал, было, он, но она выставила ладонь вперёд, жестом показав, что не желает больше ничего слышать.

Судя по всему, на её лице сейчас отразилось нечто такое, что заставило Фрэнсиса заткнуться. Грейс перевела взгляд на фигуру на соседнем стуле. Сейчас Эзра сидел с лёгким недоумением на лице, и, не скрывая интереса, наблюдал за разворачивающейся перед ним сценой.

– Мистер О’Доннелл, желаю успехов в ваших сессиях, – обратилась Грейс к нему, – Надеюсь, вам не подпортит настроение тот факт, что по вашей милости несколько десятков матерей с малышами не получат возможности выбраться из рутины в наш большой концертный зал, – ей больше невыносимо было оставаться в этом месте.

Она направилась к выходу, но ненадолго замерев на пороге, бросила ошеломлённо застывшим мужчинам в кабинете:

– И верните мне мои первые скрипки!

На том Грейс вышла, не закрыв за собой дверь, и быстрым шагом устремилась прочь. Год, дотерпеть этот год и можно убираться. Подальше от этого отношения, от вечно разбивающихся планов и перспектив. Всего лишь год, и она будет свободна.

* * *

«По вашей милости…мамы с малышами не выберутся из рутины…».Остаток репетиции прошёл довольно бодро. За исключением эпизода с истерикой местной дивы, день показал себя очень продуктивным и полным приятных знакомств. Новый бэнд, сложенный из академистов и блюз-мэнов натолкнул Эзру на мысль, что записать новый альбом и серию сессий в родном городе было лучшей идеей за весь последний год. В то же время сцена, развернувшаяся в кабинете Фрэнсиса, не выходила у него из головы. Всё ещё не понимая, в чём именно он оказался виноват перед Грейс Галлахер, Эзра терпеливо выслушал неловкую речь виновника ситуации о том, что она, скорее всего, просто не в духе и не успела восстановиться после масштабного тура по Европе. Уже по дороге в большой зал он мысленно вернулся к брошенному в его сторону обвинению:

Не дойдя до нужного коридора, он повернул обратно и, взлетев по лестнице вверх, без стука вновь оказался в дверях тесной коморки Фрэнсиса.

– Во время завтрашней сессии с MTV, мы сможем провести мероприятие для мам с детьми, – выдал он на одном дыхании и, заметив сомнение в выражении лица напротив, поспешил добавить, – Сыграем несколько детских колыбельных, а для мамочек пару наших бэнгеров. Получится неплохая пиар история. Технически, это возможно устроить?

С полминуты Фрэнсис молчал, задумчиво прокручивая карандаш на кончиках сухих пальцев, потом потянулся к телефону и, набрав какой-то добавочный номер, спросил в трубку:

В трубке что-то ответили.– Эндреа, скажи, пожалуйста, у нас осталась база мамаш, которые завтра должны были прийти в большой зал с детьми? Да, там предполагались Грейс и её оркестровый ансамбль. Ага. Жду, – он прикрыл микрофон рукой и шёпотом обратился к Эзре, – Если базу найдут, попробуем.

– О, это супер! – тут же отозвался Фрэнсис, – Ты можешь их обзвонить и предложить им посетить мероприятие в то же время? Играет Эзра О’Доннелл. Да, спасибо! И ещё обязательно упомяни, что будет вестись видеосъемка, а то вдруг они из тех, кто вешает смайлики на лица младенцам. Угу. Хорошо. Огромное спасибо!

Он положил трубку, и устало посмотрел на Эзру.

– Ты всё слышал. Если соберётся хотя бы тридцать человек, вам нужно будет освободить концертный зал сегодня до восьми вечера. Придут монтажники, чтобы обшить оркестровую яму мягкими ковриками.

– Понял, – Эзра сухо кивнул, – спасибо, Фрэнсис!

Он коротко улыбнулся профессору и, развернувшись, поспешил назад. Что же, попытка не пытка.

На сцене все разбились на маленькие группки. Бэк-вокалисты Сэм, Мерилл и Энди окружили барабанщика Саймона и громко хохотали над какими-то его шутками; у духовых: Джо на саксофоне, гобоиста Адама и трио флейт Сони, Саши и Глена, была своя тусовка. Новые же скрипачки сидели в стороне, напряжённо изучая ноты, и выглядели даже более неуверенными, чем в самом начале репетиции, когда только познакомились с остальным коллективом. Когда Эзра поднялся по ступеням и вышел к микрофону, голоса стихли, и всё внимание музыкантов обратилось к нему.

– Мы всё уладили, можем продолжать, – объявил он без лишних подробностей и, сняв со стула инструмент, перекинул ремень электрогитары через плечо, – Давайте ещё раз прогоним «Тропу в темноте». Мне страшно понравилось это новое звучание со струнными, но есть ощущение, что мы ещё не очень укладываемся по темпу. Саймон, сейчас я бы хотел услышать вас со скрипками отдельно.

Саймон в ответ лишь показал большой палец и Эзра, обернувшись, махнул бэк-вокалистам.

– Духовые пока отдыхают, – продолжил он, обернувшись к микрофону, – и вас мы включим в следующем прогоне. Пока сакс и гобой с флейтами не вызывают у меня никаких вопросов, но мало ли, может, нам придётся что-то изменить. В общем, все слушаем и пытаемся подумать, как можно улучшить звучание в этой новой аранжировке.

Скрипачки приосанились, уложили инструменты на плечи и приготовили смычки. Барабанщик традиционно отбил ритм палочкой о палочку. Раз, два, раз-два-три-четыре. Тут же включились бэк-вокалисты и, протягивая гипнотическое «М-м-м, м-м-м», принялись отстукивать ритм хлопками созвучно ударной партии. Саймон едва уловимо отбивал бочку с напольным томом и хай-хэтом.

Эзра приблизился к микрофону и, прикрыв глаза, зашёл с высокой ноты, тут же роняя голос в тенор.

В зыбкой тишине, сердце стучит,

Словно топот копыт на дороге,

Оно напоминает о

и позабытых мечтах.Давно минувших страхах

Гитара, до того отодвинутая слегка за спину, сама легла ему в руки и, перестроившись на более низкую октаву, Эзра продолжил отпевать всё тот же мотив, но в другой тональности.

Так я всего лишь путник во тьме

Идущий сквозь бурю в поисках света и истины.

На перекрестке дорог, где смешались следы,

Стою один в ожидании тебя.

Пальцы пробежали по грифу гитары, он ударил по струнам и мелодия начала нарастать. Наконец, вступили скрипки. Сначала тихо, но чем ближе был припев, тем заметнее они усиливали своё звучание.

Небо, словно зеркало, отражает весь мой путь,

А в глазах усталые слёзы.

Но даже в этой ночи я зажигаю свечу

И берегу её от жестоких порывов твоих

Припев: несколько намеренно неправильных аккордов перешли в стройный си бемоль мажор.

Огонь тлеет во мраке,

словно сверхновая во вселенной,

Я воздеваю руки к небесам,

В моём горле застрял крик.

Я взываю к нашей силе внутри,

Я – путник во тьме, шагающий сквозь мрак твоей ночи.

И тут на проигрыше он услышал фальшивую ноту. Сначала одну, потом целое трезвучие. Мимо. Со стороны скрипок. Эзра выставил руки в стороны и резко сжал ладони в кулак, подавая музыкантам знак «стоп». Мелодия моментально съехала в неверные ноты и затихла.

Он обернулся на скрипачек и обнаружил немой ужас в выражениях их лиц. Что-то тут нечисто, ведь до этого здесь не было никаких проблем. Сирша первой подала голос, уложив инструмент на колени:

– Простите, мистер О’Доннелл, – голос её дрожал, – Это я сбилась сама и потянула остальных за собой.

– Сирша, всё в порядке! Это бывает, – он обратил внимание на её руки: тонкие длинные пальцы с силой вцепились в инструмент и заметно подрагивали, – Мы… Мы можем поговорить за сценой? Вчетвером? Сирша, Гвен и Холли. Остальные пока, пожалуйста, прогоните первые два куплета с участием духовых. Саймон, всё под твоим контролем, – он кивнул барабанщику и вновь перевёл взгляд на «первые скрипки» Грейс Галлахер.

Словно три бледные тени они поднялись со своих мест и гуськом направились за сцену. Дела-а. Эзра, подавив в себе желание нервно рассмеяться, замкнул эту процессию. Они прошли в нишу за кулисой и остановились неподалёку от какой-то старой театральной ширмы.

– Что произошло? – участливо поинтересовался Эзра, поочередно всмотревшись в лица скрипачек.

– Мисс Галлахер… – несмело пояснила Холли, – Вы не сказали, к чему вы пришли, и в каком настроении она ушла.

– А это важно? – в собственном голосе прозвучало сомнение, Эзра изогнул бровь и внимательно изучил лица всех трёх девушек.

Ужас и смятение были написаны на них словно грим, нанесённый перманентным маркером.

– Завтра у нас с ней репетиция, и нам бы хотелось знать, – вмешалась Гвен.

– Она была очень зла, и мы ни к чему не пришли, – Эзра сказал всё как есть, но тут же пожалел об этом, заметив рябь, пробежавшую по лицам скрипачек, – Я не пойму, она что, бьёт вас палками?

– Ей не нужны палки, – Холли уронила лицо в раскрытые ладони и растёрла щёки, – Нам конец.

– Вы не причём, – поспешил он исправить ситуацию, – Мисс Галлахер зла на Фрэнсиса. Думаю, она понимает, что вы просто исполняли его поручение. К тому же есть вероятность, что мы сможем воплотить её задумку с концертом для детей уже завтра.

– А это не может сделать ситуацию хуже? – Гвен нахмурилась и опасливо оглянулась на остальных.

– Я без понятия, – признался Эзра, – но что я точно знаю: нам важно вернуться к репетиции и постараться отыграть минимальную программу. Девушки, умоляю вас, постарайтесь абстрагироваться от переживаний, связанных с мисс Галлахер. Обещаю, что поговорю с ней завтра же и постараюсь всё уладить.

Дождавшись понятливых кивков, он протяжно выдохнул, и первым направился обратно в сторону сцены.

– Будет хуже, – донесся до его уха осторожный шёпот Сирши.

Глава II. Сфорцандо

– Милая, я заеду за тобой сразу после школы, – проговорила Грейс в трубку и выкрутила руль влево, выезжая с Норф Сёркьюлар роуд, – Сейчас подберу Энн, и буду на репетиции до двух. Оттуда сразу к тебе.

– Мам, я сегодня задержусь подольше, – устало прозвучал голос Мейви из динамиков на приборной панели, – Миссис Макларен опять настаивает на дополнительных часах по статистике. Уже тошнит от этой её въедливости.

– Понимаю, – она отключила поворотник, и сразу же встала на перекрестке, где светофор упрямо горел красным, – Хочешь, я схожу в школу и мы с ней поговорим? Объясню, что ты и так занимаешься, не поднимая головы

– О нет, – Мейв наверняка сейчас наморщила веснушчатый нос, – Тут как с медведем в лесу: лучше притвориться мертвой и не высовываться.

Невольно улыбнувшись тому, как легко дочка подобрала точный эпитет, Грейс уставилась на светофор в ожидании. Прямо перед ней дорогу перешла семейная пара с коляской и группка школьников, спешащих на занятия.

– Окей, – она постучала пальцами по рулю, – Но, пожалуйста, пообещай не хамить никому из учителей в ближайшие две недели. Я готова приехать и поговорить с любым из них, но выслушивать жалобы от директора Ронан – это точно выше моих сил.

– Принято-понято, – на грани равнодушия и раздражения протянула дочь, – Как твои репетиции, кстати?

– Тебе правда интересно? – с подозрением спросила Грейс и легко надавила на педаль газа, когда долгожданный зелёный свет наконец зажёгся, и все пешеходы исчезли с дорожного полотна.

– Конечно, – раздалось недоуменное, – Что новенького?

– Лучше поговорим об этом за ужином, – Грейс поджала губы и, проехав за красным Тигуаном по узкой улочке с кафе и крошечными магазинами, выехала на мост и пересекла реку Шаннон.

Повернула к парку Артурс Куэй и направилась по прямой мимо музея Хант в сторону Дублин-роуд. Энн уже наверняка вышла от парикмахера и должна ожидать её неподалёку от парка О’Брайнз, до которого ехать было приблизительно пять минут.

– Судя по тону, вокруг опять сплошной бардак? – поинтересовалась Мейв не без иронии.

– Фрэнсис притащил MTV в наш концертный зал и сорвал мне мероприятие, – выдала Грейс самую безобидную часть произошедшего за вчерашний день.

– Вот козё-ёл, – протянула Мейв в трубку сочувственно и тут же добавила, – но тебе осталось потерпеть совсем немного. Когда там закончится твой контракт?

– В сентябре.

– О, меньше года, блеск! – воскликнули динамики, но, видимо, подумав, Мейв поспешила добавить, – Ты со всем справишься, мам, я знаю.

– Спасибо, милая. Люблю тебя, – на эту реплику Грейс Мейви наверняка закатит глаза, но в данный момент её это мало волновало.

– Взаимно, маман, – на заднем фоне в динамиках послышался целый микс голосов, – Мне пора. До встречи вечером.

Звонок моментально оборвался.

Грейс глубоко вздохнула и, поднажав на педаль газа, вырулила в направлении парка. По дороге, идущей вдоль целой вереницы изгородей из плюща она, наконец, подъехала к одному из входов и припарковалась неподалёку от невзрачного салона красоты. Угли вчерашнего гнева уже потухли, но Грейс прекрасно знала, как легко ей будет воспламениться снова.

Вчера дома она засела за электронное фоно и попробовала проиграть одну из партий девятой симфонии Бетховена, переложенной Листом для фортепиано. Всё лучше дорогих роялей в месте, где тебя ни во что не ставят. Бетховен и Лист каким-то неведомым образом будто за руки вытянули её из яростного состояния, но этого эффекта вряд ли хватит на весь сегодняшний день. Если она повстречает Фрэнсиса в коридоре, она сожмёт ладони в кулаки и будет представлять, как умеренное пиано в начальной части произведения перетекает в фортиссимо; как пальцы бьют по клавишам и, только потом переходят в мягкое меццо-пиано. Да! А потом даст Фрэнсису по морде папкой с партитурами и скроется в малом концертном зале в ожидании скорого увольнения. Как было бы чУдно! Но нужно держать лицо, хотя бы перед студентами. Старику стоит уже сейчас помолиться о том, чтобы как можно больше музыкантов явилось сегодня на репетиции.

За этими размышлениями Грейс не сразу заметила фигуру, быстрым шагом приближающуюся к её автомобилю. Энн, завернутая в длинный кожаный тренч, сегодня напоминала жену итальянского мафиози. Боб-каре, обычно обрамлявшее её худощавое лицо, оказалось зачёсаным назад в некоем подобии эффекта мокрых волос. В руках у неё были два бумажных стаканчика.

– Твой чай, – провозгласила она, опускаясь на переднее сидение слева, – Карл добавил тебе немного ромашки.

– Намекаешь, что я чрезмерно психую? – Грейс перехватила напиток у Энн из рук и сделала осторожный глоток, – Тут ещё и мята.

– Ты психуешь соразмерно ситуации, – дверь хлопнула и подруга потянула ремень, ловко пристегнув его скупым движением, – Если бы Фрэнсис так поступил со мной, ты бы сейчас ехала к нему на поминальную службу… Ну или ко мне на слушание в суд, – добавила, подумав.

Грейс сделала ещё пару глотков и поставила чай в подстаканник. Вырулила обратно на Дублин-роуд и направила автомобиль в сторону университета.

– Я должна тебе признаться в предательстве, – донеслось с соседнего сидения, – Вчера вечером я всерьёз залипла на клипы этого засранца.

Она не сразу поняла, о ком говорит Энн.

– Ты про Эзру? – сдвинув брови, уточнила она.

На глаза упала длинная чёлка и Грейс, не отрывая рук от руля, попыталась сдуть её с лица. Ничего не вышло, локон упал обратно.

– Да, не про Фрэнсиса же, – нервно хохотнув, продолжила подруга.

– И на что там было залипать? – с сомнением поинтересовалась.

– Даже не знаю, на декорации. На цветовую коррекцию ещё можно было. А, ну и конечно, на операторскую работу, – иронично заметила Энн, – не притворяйся слепой, Грейси. Красивый томный мужик, который поёт в микрофон так, будто шепчет тебе на ушко.

– А твой муж в курсе, что по вечерам ты смотришь на красивых томных мужчин? – Грейс включила поворотник и увела машину на круговой поворот перед въездом на дорогу к кампусу.

– Мой муж залипал вместе со мной, – хохотнула Энн и, опустив солнцезащитный козырёк, открыла зеркало и принялась подводить себе губы нюдовой помадой.

– Как-то это нездорово, – попыталась Грейс «съехать с темы».

– Ты не говорила, что сцепилась с таким красавчиком.

Энн не проведёшь.

– Знаешь, – Грейс вздохнула и, выпрямив спину, продолжила, – в его надменной роже в кабинете Фрэнсиса я не заметила ничего симпатичного. Может, и правда, цветокорекция, декорации и операторская работа влияют на картинку.

– Ну, вот и посмотрим, он ведь занял большой концертный зал? – Энн отпила чай из своего стаканчика и захлопнула козырёк обратно.

– Да, а мы в малом, это этажом ниже, так что вы вряд ли пересечетесь, – Грейс мельком взглянула на появившийся вдали силуэт главного здания университета, – Фрэнсис как-то впихнул туда новую арфу, непонятно зачем. У нас в ансамблях нет ни одного арфиста.

– Мёрфи пытается смотреть в будущее, – миролюбиво заметила подруга, – Получается плохо, но, надо отдать ему должное: он потратил эти деньги не на ремонт в своем кабинете, а на инструмент.

– Какой молодец! Вот только первый концерт Чайковского мы сегодня пишем без трёх первых скрипок по его милости. Если нам одобрят заявку на конкурс, это будет просто чудом, – не без раздражения в голосе напомнила Грейс.

– Как только прочитают твоё имя в заявке, мы тут же пройдём. Даже с одной первой и одной второй скрипкой и вообще без контрабаса. Не психуй, в конце концов, Университет получит дополнительное финансирование. Может, дадут тебе второго дирижёра на твой оркестровый ансамбль и тебе не придётся терпеть мои вечные отлучки с ОРВИ.

– Зато я продвинулась в дирижировании как никогда прежде, – хохотнула Грейс и сделала ещё один глоток.

Машину сегодня удалось припарковать неподалёку от входа и, взяв из багажника все необходимые партитуры, подруги направились на второй этаж сразу в Малый зал. Открыв двери, они обнаружили на сцене лишь половину оркестровой группы.

– Духовые все на месте, но где наши струнные? – с недоумением поинтересовалась Энн.

– Мистер Мёрфи забрал все скрипки, виолончели и контрабасы на съемки в Большой зал, – ответил на её вопрос юный флейтист по имени Адам, – Сказал, до конца мероприятия.

– Ещё где-то полчаса и сможем начать, – примирительно добавила Фрэнни, открывая чехол с валторной, – может, пока отработаем духовые партии?

– Фрэнни, солнышно, первый концерт Чайковского не играют без струнных, – снисходительно обратилась к ней Энн.

Грейс же молча развернулась и, бросив вещи на один из стульев, направилась прямиком к чёрной лестнице в надежде застать Фрэнсиса в кабинете и надрать ему зад.

В кабинете его не оказалось. Грейс оглядела пустое помещение и, немного поразмыслив, сорвалась с места в сторону большого концертного зала. Дёрнула дверь на себя и, пройдя вглубь зрительного зала, застыла в изумлении. Взгляду открылась неожиданное зрелище: в оркестровой яме, сейчас обитой мягкими резиновыми ковриками, вместо музыкантов пританцовывала группа женщин с детьми разных возрастов: от трёхмесячных младенцев, до резво скачущих у сцены трёхлеток. На небольшом отдалении от них расположилась крошечная съемочная группа. Два оператора: на сцене и в зале, режиссёр у мониторов и ещё несколько людей, чья функция была не очевидна. На сцене в полном составе выступал уже знакомый ансамбль, все её юные скрипачи и виолончелисты, а по центру сцены в свете софитов стоял Эзра. Сейчас музыканты исполняли колыбельную Нины Симон «Тише, маленький малыш». Эзра О’Доннелл пел в микрофон знакомые каждому ребёнку Ирландии слова:

…Папочка купит тебе пса по имени Ровер.

И если пёс не станет лаять,

Папочка купит тебе лошадь с повозкой,

А если лошадь с повозкой упадут,

Ты всё равно будешь самой прекрасной малышкой

В нашем городке.

Ансамбль доиграл нехитрый мотив, и «яма» разразилась бурными аплодисментами, настоящим ликованием, что тут же подсняли оба видеографа.

– Спасибо-спасибо, вы чудесная публика, – проговорил Эзра в микрофон и широко улыбнулся забравшемуся на сцену малышу, который с неподдельным интересом сейчас изучал один из усилителей, – Что же, я думаю, мы можем посвятить несколько минут тому, чтобы познакомить наших юных зрителей с не совсем привычной им музыкой. Ритм-н-Блюз для очаровательных дам и юных леди и джентельменов. Спасибо, что вы пришли на наш небольшой концерт.

Он обернулся назад и бросил музыкантам название композиции, из которого до уха Грейс донеслось лишь слово «пламя».

Эзра вытянул из-за плеча до того висевшую за спиной электрогитару и зажав лады на грифе, отбил ритм по струнам синхронно с битом, уже задаваемым ударными. Бэк-вокалисты принялись протяжно вытягивать гипнотическую мелодию а капелла, хлопая в ритм. Постепенно включились духовые, и тогда Эзра приблизился к микрофону. Закрыв глаза, он запел спокойно и гипнотически.

В глазах твоих я вижу ураган,

Там тайны и страхи бурлят под крышкой.

Я всё гляжу и пытаюсь прочесть,

Но лишь зыбучие пески ненависти ждут меня там.

Мы погружаемся в бездну тёмных глубин,

Там войны сердец бушуют без конца.

Ты моё отражение,

В нас любовь и ненависть сплетаются вместе.

Твои слова остры, как поварские ножи,

Я пытаюсь сопротивляться, но силы оставили меня.

Мы словно два врага на поле битвы,

Где победа не достанется никому.

Темп пошёл по нарастающей, включились струнные, и мелодия вышла в бридж.

Ты пламя, что вспыхнув, спалило мою душу,

Ты тлеешь в углях,

Пока оттенки любви сквозь ненависть проступают в тебе,

Они уничтожают меня изнутри.

На припеве голос Эзры начал уже привычно прыгать в фальцет из низких нот на конце каждой строчки. Бэк-вокалисты поделились на тех, кто вторил словам и тех, кто продолжал напевать мотив, созвучный партии духовых и струнных.

Моя холодная любовь

Прикоснулась к твоей пылающей ненависти.

Я растаял, а ты сгорела дотла.

Мы танцуем на исходе рассвета,

Где встречаются нежность и месть.

Вот, темп замедлился и Эзра ушёл обратно в спокойную партию второго куплета.

Я никогда и подумать не мог,

Что страсть и ненависть идут рука об руку.

Я люблю тебя сквозь всю твою огненную мощь,

Ты ненавидишь меня за холодность моего ума.

Но в глубине твоей горячей души

Таится понимание. Ты знаешь, что происходит,

Ты знаешь, детка, что творишь.

Это уничтожает меня,

А я сдаюсь тебе покорно.

Бридж в этот раз ознаменовался яркой гитарной партией. В оркестровой яме некоторые девушки запрыгали на месте, подхватывая детей на руки и сажая на плечи, другие просто покачивались в такт.

Ты пламя, что вспыхнув, спалило мою душу,

Ты тлеешь в углях,

Пока оттенки любви сквозь ненависть проступают в тебе,

Они уничтожают меня изнутри.

Перед припевом Эзра открыл глаза и бросил взгляд в зрительный зал. Грейс была готова поклясться: её появление заметили, потому что теперь он смотрел прямо на неё и, слегка морщась на высоких нотах, пропевал припев в последний раз.

Моя холодная любовь

Прикоснулась к твоей пылающей ненависти.

Я растаял, а ты сгорела дотла.

Мы ещё станцуем на исходе рассвета,

Где встречаются нежность и месть.

Ударные перешли в медленный гулкий ритм и бэк-вокалисты принялись эхом, медленно и томно напевать последние строки снова и снова. Эзра же ушёл в фальцет и, отойдя на шаг от микрофона, тоже пропел те же слова, но уже опевая отдельные ноты и уходя в вибрато. Получившееся созвучие ставило эффектную точку в выступлении, и, когда мигавшие теплым светом софиты стали медленно гаснуть, инструменты перестали звучать. Только эхо голосов осталось в этой звенящей пустоте.

Следом раздались аплодисменты, и музыканты принялись кланяться.

– Большое спасибо, – проговорил в микрофон Эзра, – давайте же теперь поблагодарим за такое восхитительное начало дня ребят с MTV, – он указал в сторону режиссёра.

– А также профессора Фрэнсиса Мёрфи за организацию, где бы он ни был сейчас; – продолжил он, покрутив головой, – и, конечно же, мисс Грейс Галлахер, которая сейчас присутствует в зале, за идейное вдохновение и внимание к соло-матерям Лимерика.

Яма в очередной раз разразилась аплодисментами в сочетании с протяжным детским воем.

Грейс ошарашено оглядела обернувшихся на неё зрительниц но, опомнившись, растянула губы в вежливой улыбке. Как только аплодисменты стихли, и любопытные взгляды перестали изучать её, она сделала серьёзное лицо и вновь посмотрела на наглеца в центре сцены. Сейчас Эзра О’Доннелл добродушно улыбался зрителям и, подойдя к усилителю, ссадил любопытного малыша прямо в руки к матери, до того караулившей своё чадо у края сцены. Само очарование, вот только вся эта сердечность и внимание к ближнему – наносной элемент, всего лишь ход в имиджевой кампании самовлюблённого козла, укравшего её идею без намёка на стыд и сожаление. Развернувшись на месте, Грейс удалилась из зала и, чеканя шаг, направилась в свою гримёрку. Сейчас она прокричится в подушку и станет легче.

* * *

Все музыканты уже ушли за сцену, когда Эзра ощутил вибрацию телефона в переднем кармане пиджака. Извинившись перед ансамблем, он отошёл в сторону и ответил на звонок.

– Как прошло? – прозвучал каркающий голос Фрэнсиса в трубке.

– Всё было отлично, публика в восторге, режиссёр несколько раз показала нам большой палец, но нам ещё предстоит поговорить с ними дополнительно. Куда ты делся? Пропустил всё шоу.

– Я отошёл на безопасное расстояние, – не без смеха пояснил профессор, – Что же, я рад. Завтра и послезавтра тоже снимаете?

– Надеюсь, – Эзра устало потёр переносицу и добавил, – сейчас попробую договориться с Грейс Галлахер по виолончелям и контрабасам. Мы очень здорово сыгрались, и было бы отлично включить их в новые аранжировки.

В трубке зазвучал неприятный кашель.

– Эзра, не лезь на рожон, прошу, – осипшим голосом проговорил Фрэнсис и прокашлялся снова, – Дай ей перекипеть.

– Я приду с белым флагом. Не знаю, – Эзра ненадолго задумался, –куплю ей кофе. Извинюсь, в конце концов, и тогда можно будет согласовать графики.

– Эзра, послушай…– Мёрфи, кажется, не на шутку разволновался.

– Фрэнсис, остановись. Ты можешь сколько угодно трястись как заяц и терпеть её нападки, но я разрулю возникший по твоей милости конфликт сегодня, пока это не переросло во что похуже. Всё, давай, мне некогда, – Эзра нажал на завершение вызова и, сунув телефон в задний карман джинс, вернулся к ансамблю.

Музыканты со струнными инструментами, заметно нервничая, уже стояли у выхода на чёрную лестницу в ожидании, пока Эзра откроет двери. Он выудил ключ из гитарного кофра и, вставив в замок, отворил серую дверь.

– Спасибо, ребят, я вас догоню, только провожу виолончелистов и скрипачей в малый зал, – обратился он к остальным.

Получив в ответ несколько понятливых кивков, он направился следом за Мэйвис, девушкой, которая с трудом тащила на себе внушительных размеров контрабас.

– Может, вам нужна помощь? – обратился Эзра к ней.

– Нет, спасибо, мистер О’Доннелл, мне не привыкать, – она поправила лямки чехла и устремилась вниз по лестнице.

Что же, он попытался. Проследовав за вереницей уже знакомых людей, он вместе со всеми вошёл в малый концертный зал и оглядел присутствовавших в нём музыкантов, среди которых совершенно точно не было ни одной рыжеволосой бестии.

– Прошу прощения, – обратился он к женщине с партитурами, которые та раскладывала перед музыкантами, – Где я могу найти мисс Галлахер?

Она явно его узнала. Убрав за ухо прядь зачёсанных назад, будто бы мокрых волос, она оглядела присутствующих и, спустя недолгую паузу, ответила:

– Возможно, она в гримерке. Попробуйте зайти в белый коридор через лестницу. Там на двери написано её имя.

– Большое спасибо! – Эзра коротко улыбнулся ей и, направился в гримёрный коридор.

Без труда отыскав нужную дверь, он осторожно постучал.

– Открыто, – приглушённо прозвучал женский голос.

Эзра повернул круглую ручку, и взгляду открылась крошечная комната, больше похожая на кладовку. В нос ударил запах травяного чая, сандала и чего-то ещё цветочного. Он покрутил головой в поисках источника аромата. По правую сторону стояла пустая напольная вешалка, за ней длинный туалетный столик с обрамлённым круглыми лампочками большим зеркалом. По другую сторону крошечный диван с двумя старомодными подушками с бахромой и вышивкой. В дальнем углу за шторкой послышалось какое-то шуршание. Занавеска отъехала и Грейс вышла из-за неё, вытащив за собой объемную картонную коробку. Пнула её к стене и достала из неё пустой термос. Наконец, обернулась и встретилась взглядом с Эзрой. Острая бровь моментально дёрнулась вверх.

– Мистер О’Доннелл, – спокойно констатировала, – Чем могу быть полезна?

– Эмм…Я пришёл поговорить с вами, мисс Галлахер. Мне кажется, мы взяли неверную тональность вчера, и я бы не хотел, чтобы между нами были какие-то обиды и напряжение, – Он сделал осторожный шаг внутрь гримёрки, – Могу я присесть?

Она ненадолго задумалась, будто оценивая какие-то риски. Потом коротко кивнула и указала на диван, а сама прошла к стулу напротив зеркала, развернула его и мягко опустилась на самый край. Это можно было бы посчитать профессиональной привычкой, однако она тут же осторожно уложила одну ногу на другую и немного откинулась на спинку.

– Что ж, – Эзра присел на диван и сложил руки на груди, – Мне очень жаль, что вторжение моего ансамбля в большой зал помешало вашему мероприятию и, предполагаю, нарушило график репетиций.

– Сорвало, – поправила его Грейс спокойным голосом, – вчера репетиции сорвались. Сегодня мы потеряли, – она взглянула на часы, – сорок минут.

– Понимаю, – Эзра медленно покивал, – И я знаю, вы сердитесь, но я, правда, не имел ни малейшего представления о том, что мы можем кому-то помешать.

– Вчера, – вновь вмешалась она, всё так же неотрывно смотря прямо на него, – Вчера не имели, а уже сегодня выписали все мои струнные. И сделали это заранее, ведь обычно они приезжают сюда не раньше десяти.

– Мы с Фрэнсисом обзвонили их с вечера, – он почувствовал, что скатывается в оправдательный тон и, приосанившись, добавил, – но спланировали мероприятие специально под вас. И Вашу репетицию.

– С задержкой на почти целый час. Хорошо, допустим. Я должна сейчас поблагодарить вас за это?

– Нет, не должны, – Эзра отрицательно мотнул головой, но тут его пронзило осознание, – Постойте, Фрэнсис, что, не предупредил вас?

– Не предупредил, – Грейс с вызовом дёрнула бровями и, отвела взгляд немного в сторону, вперив взгляд в одну из диванных подушек.

– Я не знал об этом, – признался он, – Это ужасно, что вы узнали только сегодня.

– Мистер О’Доннелл…– начала было она.

– Эзра, прошу, зовите меня по имени.

– Хорошо, Эзра, допустим, вы не знали, ладно. Забудем. Извинения приняты, – Грейс вновь прямо взглянула на него и тут же, нахмурившись, спросила, – Что-то ещё? Вам что-то нужно?

– Да. Грейс, я ведь могу звать вас Грейс?

– Зовите как хотите, только перейдите уже к сути, наконец, – в её меццо-сопрано теперь прозвучало раздражение.

– Мне и дальше понадобятся ваши струнные, – на выдохе произнёс Эзра.

Лицо напротив вытянулось, и все его черты теперь будто заострились.

– Вы… – Грейс запнулась на миг, – Вы просто невероятно деструктивны! У меня нет слов, – она подлетела со стула и заходила вдоль столика как загнанная в клетку дикая кошка, – В одну секунду вы без обсуждения забираете мой формат и реализуете его на свой лад; в следующий момент вам нужны уже мои музыканты! Нет, мой ответ нет. Но вас же это не устроит?

– Ваш формат?! – Эзра сдвинул брови, и тоже вскочил с места, – Вы про концерт для матерей с детьми? Серьёзно? А ничего, что это никакая не инновация?!

– Не инновация, – она быстро закивала, поджав губы, – но предложила его университету я, провела впервые здесь тоже я, база матерей моя, даже коврики, которыми обили оркестровую яму, представьте, куплены были мной на гонорар за прошлогодний гастрольный тур!

– И? Ваше эго так задел тот факт, что эти коврики попали в кадр наших сессий с MTV?! – Эзра не сдержал нервного смешка, – Это, знаете ли, не проблема. Назовите сумму, и я выкуплю их!

– Моё эго?! – её голос моментально улетел в фальцет, – Вы себя вообще слышите?!

Эзра сделал шаг в её сторону и, выдохнув скопившееся в грудной клетке напряжение, уже тише, сказал:

– Нравится вам это или нет, Грейс, но я тут надолго. И работать нам придётся с одними и теми же музыкантами. Я понимаю, окей, вас раздражает чужой успех. Бывает, знаете ли, особенно у вас, академистов. Но мне плевать на всё ваше недовольство, я должен делать свою музыку!

В глазах Грейс Галлахер теперь отразилось нечто очень опасное.

– Да, мир не переживёт, если вы не споёте всю эту пошлую чушь про любовь сквозь ненависть и блуждания во мраке, – ядовито процедила она, – Ритм-н-блюз как он есть, сплошной пафос!

– Хорошо, что классическая музыка совсем не пафосная и так близка к народу, – без всякого стеснения парировал он, – Моя «пошлая чушь» была дважды номинирована на Грэмми и крутится в чартах биллборд, а вы всю жизнь исполняете чужие сочинения.

В ответ она едко ухмыльнулась.

– Всего лишь номинации? И ни одной победы? Надо же, как жаль!

– Фрэнсис был прав на ваш счёт, – заключил он уже тише, – С вами невозможно договориться. Что ж, я не буду срывать ваш график репетиций. У Вас два контрабаса, я буду забирать их по очереди, ранним утром и поздним вечером. Остальные струнные поделим пополам, и так же будем чередовать. Это компромисс.

– Компромисс?! Это рэкет!

– Ваши музыканты будут рады возможности отдохнуть от вас. Более запуганных скрипачей и виолончелистов я в жизни не видел! – на этом Эзра направился прочь из гримёрки, – Счастливо оставаться, – бросил он напоследок и вышел, намерено не закрыв за собой дверь.

Глава III. Диминуэндо

Сцена малого зала с трудом вместила в себя весь симфонический оркестр. Шестьдесят пять человек с инструментами разного масштаба пришлось рассадить на старый манер. По правую сторону от Энн, сидевшей на подиуме (прим. авт. высоком дирижёрском кресле), расположились вторые скрипки и альты; по левую же теперь были первые скрипки, за которыми разместились виолончели и контрабасы. За струнными ряд флейт и гобоев, следом кларнеты и фаготы, а дальше трубы, валторны, тромбоны и туба. Ряды замыкали разнообразные перкуссионные инструменты.

– Что ж, я теперь как тот старичок-дирижёр из классического анекдота, – весело сообщила музыкантам Энн, выставляя партитуру на пульт перед собой, – Что? Не слышали?

Первые ряды: струнные, отрицательно помотали головами.

– Чему вас тут только учат! – шутливо возмутилась она, – Ладно, слушайте. Один пожилой дирижёр перед каждым выступлением доставал из своего смокинга какой-то кусочек бумажного листа, разворачивал, смотрел на него, прятал обратно и только потом начинал концерт. Музыкантам было страшно любопытно, что за такой талисман он носит в этом своём кармане. Однажды, дирижёр заснул за сценой сразу после выступления. Музыканты подкрались к нему, достали бумажку, развернули и прочли: «справа альты и виолончели, слева контрабасы».

Раздался громкий смех, отчего Грейс, только сейчас отвлекшись от изучения партитуры, вздрогнула. Последние несколько минут она сидела за роялем по центру сцены и в уме повторяла левую партию.

– Ну что, начинаем? – Энн обратилась к инспектору-альтисту Кори.

Тот тут же подал знак к началу репетиции, и началась настройка инструментов. Первый гобоист Сэм дал «ля» и все начали подгонять свои инструменты под правильное звучание. Концертмейстеры привстали с мест, чтобы каждый внутри своей группы инструментов мог проверить качество настройки.

Энн слезла с подиума и подошла к Грейс.

– Тебя искал похититель наших струнных, – вполголоса сказала Энн ей на ухо, опершись о глянцевое полотно рояля.

– Он меня нашёл, – равнодушно отозвалась Грейс, не отрывая взгляда от нот, – но лучше бы не находил.

– Что? Что случилось? – Энн присела на край широкого мягкого стула без спинки, будто собираясь играть с Грейс в четыре руки.

– Лишний раз доказал своим поведением, что он самый мерзкий человек на земле, в разы хуже Фрэнсиса, – прошептала она Энн, пригнувшись к ней, – Этот индюк намерен продолжать забирать наши струнные на свои репетиции и сессии с телевидением.

– Надо же…– лицо подруги вытянулось, – Мне показалось, что он пришёл сюда на миролюбивой ноте.

– Ага, недолго он её держал, – саркастически протянула Грейс, – Сказал, что хотел извиниться, хотя на самом деле тут же предложил согласовать графики репетиций с участием наших музыкантов.

– И что ты ему ответила на это?

– Точно не помню. Мы слишком быстро перешли на крик и взаимные оскорбления, – Грейс надула щёки и осторожно выпустила воздух, – Он страшно меня взбесил, поэтому прошу прощения, если сегодняшние интонации Чайковского будут через чур агрессивными.

– Эзра О’Доннелл на тебя кричал?! – с недоумением уточнила Энн, – Я сейчас не ослышалась?

– Ага, сказал, что я запугала всех музыкантов. А ещё обвинил в излишней эгоцентричности, и там было что-то ещё про зависть к его успеху.

– Че-его? Так, и насколько далеко ты послала его?

– Никуда я его не посылала… Сказала, что его музыка – полное дерьмо, и что-то там ещё наплела, уже не помню.

В отражении инструмента Грейс заметила, что Энн комично открыла и закрыла рот. Нервно хохотнув, она встала с места и как в тумане прошагала обратно к подиуму со словами «Ну вы даёте». Постучала дирижёрской палочкой по пульту и, откинув на затылок кудрявую прядь с заметной проседью, обратилась к оркестру:

– Сегодня вечером мы пишем заявку на конкурс, поэтому программа максимум, довести «Allegro con spirito» до ума. Напоминаю, что на корректировочной репетиции с мисс Галлахер вы выявили неверные темпы в первой части концерта. Давайте же проявим должное уважение к архитектуре произведения. Правильный темп аллегро – «tempo primo». Так написано в партитуре, но мы играем её неторопливо, любовно! Побочная партия идёт в одинаковом темпе с главной партией. В «Allegro con spirito» не допустима никакая спешка! Грейс, правильно говорю?

– Само собой, – Грейс кивнула, продолжая напряжённо изучать ноты, – Фа-минорные октавы кульминации из-за излишней торопливости будут казаться карикатурой.

– В общем, если кто-то наврёт с темпом, мы пропали. Главная партия, помедленнее! Побочная, напротив, поживее! Так задумал Чайковский! Бережно и нежно интонируем каждую ноту. Особенно вы, мои любимые вторые скрипочки!

Справа понятливо закивали. Концертмейстеры сели на свои места, настройка инструментов завершилась.

– Грейс, духовые, вы играете сначала, струнные, вступаете тоже как обычно, но на «Allegro con spirito» все само внимание. Поехали!

Вступление началось с большой интродукции и сонатного аллегро, повторившегося три раза. Грейс взяла первые аккорды, и ушла в виртуозную каденцию. Струнные, наполненные быстрыми аранжировками и острыми ритмическими фигурами, до того придававшие мелодии стремительность и напор, теперь затихли, давая солистке возможность показать всё её виртуозное мастерство. Но вот с верхней октавы Грейс устремилась вниз: ушла в пианиссимо, и тогда фортепиано вступило в диалог со струнными, играющими без смычков пальцами по струнам. Пальцы Грейс сами бегали по клавишам на автомате, хотя порой она сама ловила себя на том, что гримасничает в ходе исполнения, особенно в тех местах, в которых раньше замечала за собой неточности.

Всё исполнение концерта оркестром заняло больше получаса. Финальная рондо-соната, ушедшая на три цикла, перетекла в торжественную часть. Оркестр чётко и слаженно проиграл всю мелодию до последних нот, правильно интонируя в каждом такте, и от осознания пройденного ими пути Грейс захотелось выдохнуть. Музыканты поаплодировали друг другу.

– Друзья мои, – обратилась к ним Энн, – Должна сказать, я изо всех сил хотела к вам сегодня придираться, но, на мой взгляд, мы наконец-то довели произведение до ума и о лучшем мечтать уже было бы через чур. Умоляю, давайте просто проделаем всё так же на записи. С вас ещё два прогона, и, уверяю, я отстану от вас до самого вечера. Концертмейстеры, пожалуйста, если у вас все же есть какие-то замечания, подойдите ко мне, обсудим и я дам вам дополнительные часы на то, чтобы всё поправить. Грейс, всё отлично как всегда.

Концертмейстеры обступили Энн и принялись каждый по очереди что-то ей говорить.

– Вы видели расписание завтрашних репетиций? – прозвучал шепот первой скрипки Мэри за спиной у Грейс.

– Нет, а что там? – обеспокоенно спросила Сирша.

– Оно обновилось, – отозвалась вполголоса Гвен, – Завтра мы репетируем с восьми до одиннадцати в большом зале с Эзрой, потом на шесть часов сюда, тут же выступление, и с семи до девяти опять на третий этаж.

– А обед? – потерянный голос Холли было невозможно спутать ни с каким другим.

– А обед, должно быть, на бегу между этажами, – устало ответила Сирша, – нечеловеческие условия.

Грейс протяжно вздохнула, и, повернувшись на месте, обратилась к скрипкам:

– Девочки, если вы, правда, считаете такие условия нечеловеческими, я вполне могу освободить вас от завтрашнего выступления. Я понимаю, вы пострадали из-за идиотского графика профессора Мёрфи, и потому, боюсь, вы можете напортачить от усталости.

Глаза скрипачек округлились.

– Мисс Галлахер, вы неправильно нас поняли – быстро затараторила Мэри, – мы справимся, просто, всё так неожиданно меняется, мы немного удивились.

– Я понимаю, – Грейс кивнула и попыталась выдавить из себя некоторое подобие дружелюбной улыбки, – но всё равно подумайте в эту сторону. Оцените свои силы здраво. Возможно, нам удастся придумать для вас какое-нибудь решение, но пока имеем, что имеем.

– Спасибо, мисс Галлахер, – вмешалась в разговор Сирша, – Но мы бы все же хотели выступить.

– Как скажете, – Грейс пожала плечами и тут же отвернулась.

За спиной прозвучали вздохи облегчения.

* * *

– Сэм, что за мяуканье я слышу каждый раз на припеве? – со смехом поинтересовался Эзра у бэк-вокалиста.

– Серьёзно? – Сэм моментально покраснел, – Заметно? Я не успел распеться сегодня, влетел за пять минут до сессии.

– Так, спокойно. Я просто слышу сиплые ноты и потом это твоё…мяу-мяу на на высоких нотах. Хватай их фальцетом, смелее, – он постучал Сэму по плечу, – у тебя есть пять минут, иди за сцену и распевайся.

– Спасибо, Эзра. Как думаешь, на записи было слышно?

– Вряд ли, но слышал я, и моя кривая физиономия в этот момент могла попасть в кадр, – он картинно поморщился и по залу пронёсся хохот музыкантов, – Так, давайте, пока нет новичков-академистов, прогоним новые песни, завтра нам предстоит разучить их в новой аранжировке.

Саймон выкатил на сцену сэмплер, взял барабанные палочки и сел на табурет рядом с Эзрой.

– Давай начнём с «Созвучия»? – он кивнул на инструмент, – я наконец-то его подключил.

– Отлично, супер, ребята. Играем «Созвучие».

Все участники ансамбля согласно покивали и, приготовившись, на счёт принялись отбивать сложный ритм хлопками. Эзра уложил руки на электрогитару и, дождавшись вступления гобоя и флейт, пробежал пальцами по струнам, наиграв основной мотив.

Саймон начал отбивать бит на сэмплере, выдававшем причудливые звуки, заложенные в ритмический рисунок песни. Эзра приблизился к микрофону и запел в быстром темпе, вытягивая гласные на высокие ноты:

Когда ты такая, как сегодня, мой мотив угасает.

Только представь, каково это быть с тобой.

Мою душу пронзает твоё безразличие,

О да, детка, ты бьешь прямо в цель.

В этой точке куплета включились бэк-вокалисты, эхом опевая ряд идущих подряд нот, пройденных звонким голосом Эзры.

Моя гитара звучит в такт твоей мелодии,

Ты уходишь в крик, а я затихаю.

Ты рвёшь моё глупое сердце, а я теряю себя,

Но лишь с тобой я могу вынести это всё.

На припеве включились все инструменты, а бэк-вокал ушёл в низкие ноты, вступая в мрачное, но динамичное созвучие с голосом Эзры, который в свою очередь прыгнул в стабильный фальцет.

Этот мотив – для тебя и для меня,

Твой взгляд на мгновенье остановит время.

Ведь ты и я созвучны как никто.

И мы сольемся в одной точке, в одной ноте.

Отодвинув гитару за спину, Эзра прошёл к клавишам, стоявшим неподалёку от микрофона, и принялся наигрывать основной мотив, пропевая слова второго куплета в закреплённый на стойке микрофон на близких нотах в среднем регистре.

В этой яме я слышу только шепот,

Твои струны играют по нотам вечности.

Ты и твой любимый минор

Излечат раны в моём бездарном прошлом.

В тени кленов шумит бурный ручей.

Ты наполнена тоской, но лишь ты согреваешь мою жизнь.

Без тебя, любовь, я иду в никуда,

И мне совсем не хочется прекращать эту боль.

Бэк-вокалисты и остальные музыканты принялись напивать «там-пам-паралирам-парам» на высоких и низких нотах, в такт быстрому темпу, задаваемому сэмплером. Мелодия снова пошла на припев и, закрыв глаза, Эзра начал пропевать его строки. К своему удивлению он обнаружил, что вместо привычных ярких пятен света на чёрном фоне перед глазами возникло нечто иное. Образ, а точнее лицо. Обрамлённое рыжими кудрями, с ярко выраженными скулами, кошачьими глазами и пухлыми губами. Она так часто поджимает их от негодования, это так расточительно! Сердитая, острая колючка Грейс Галлахер почему-то всплыла в его воображении и никуда не собиралась уходить. Пальцы свело от желания взять карандаш и обвести эти линии лица, такого прекрасного, и такого обманчивого.

Эзра открыл глаза и, доиграв мотив на клавишах, торопливо пропел припев в последний раз. На высоких нотах голос улетел в белтинг, но тут же вернулся в привычную теноровую партию. Эзра сделал шаг назад, достал из-за спины гитару и сыграл финальные аккорды. Все инструменты стихли, в большом зале возникла тишина.

– Получилось вроде ничего? – проговорил он в микрофон, оборачиваясь к музыкантам.

– Я скучала по сиплому мяуканью Сэма, – призналась бэк-вокалистка Мерилл.

– Да, без этого уже как будто бы что-то идёт не так, – хохотнул Саймон и крикнул за сцену, – Сэмми, возвращайся! Мы тоскуем!

– Хах, давайте дадим ему время, – Эзра покрутил головой, разминая шею, – Думаю, нам всем нужен небольшой отдых. Перерыв в полчаса, окей? Можете пообедать или сбегать за чаем или кофе.

– Тебе принести что-нибудь? – спросил гобоист Адам.

– Если раздобудешь где-нибудь американо со сливками, я буду благодарен тебе до луны и обратно, – ответил ему Эзра, роясь в своём рюкзаке в поисках блокнота.

Ему пришли строчки чего-то, что однажды могло бы стать песней, а значит, их нужно немедленно записать. Эзра, наконец, выудил на свет старую записнушку в кожаном переплёте, простой карандаш и со всем этим в руках прошёл к краю сцены. Осторожно опустился, свесив ноги вниз. Карандашом вывел первые слова, закрыл глаза и, снова увидев знакомый образ, продолжил конструировать в голове стихи, неожиданные для него самого.

За спиной послышалось шуршание занавеса. Эзра обернулся и нашёл глазами Сэма: тот растеряно осматривал пустую сцену.

– Эзра, я распелся. А-а все вышли на перерыв? – растеряно спросил он, почёсывая коротко стриженный светлый затылок.

– Ага, – Эзра кивнул ему, – ты можешь тоже пойти отдохнуть, пообедать. Если вернёшься минут через пятнадцать, можем дополнительно поупражняться в вокале на пару. Стоишь в планке для твёрдой опоры?

– Э-эм нет, – Сэм, кажется, совсем растерялся, – никогда так не делал.

– Вот и попробуешь.

– Я-а, тогда, если вы не против, побуду тут, у меня обед с собой, – Сэм направился к своему рюкзаку, и, порывшись, выудил из него квадратный ланчбокс.

– Очень мило, – вежливо улыбнулся ему Эзра, – Я немного поработаю тут с текстом, окей?

– Да, конечно, – Сэм осторожно открыл крышку со своим обедом и открыл упаковку чипсов с уксусом.

Эзра, поморщившись, повернулся обратно к зрительному залу и продолжил записывать всё продолжавшие возникать в его сознании строки. Спустя ещё несколько минут одна из дверей, ведущих в партер, открылась и кто-то мягкой поступью прошагал меж кресел. Эзра поднял глаза на проход и на секунду замер в изумлении. Девушка или девочка? Рыжая, кудрявая, чуть ниже ростом чем Грейс Галлахер, чуть более худощавая и угловатая, но лицо… Такое же лицо, но в миниатюре.

– Ой, простите, а тут разве не должен сегодня репетировать симфонический оркестр? – она без стеснения уложила руки в боки и оглядела сцену.

– Здравствуйте, нет, они в малом зале, – Эзра закрыл записнушку и отложил её в сторону.

Здесь ему не дадут сосредоточиться.

– А вы… Оу, я, кажется, видела вас по телику, – девчонка подошла ближе и, наклонив голову в бок, внимательно всмотрелась в его лицо, – Да, точно. Это же у вас был клип про вальс под водой, где вы ещё утопили гитару? Прикольный, кстати. Но вода уж больно мутная.

– Это намеренный ход, – осторожно вмешался Эзра в этот поток сознания, – А вы-ы?

– Я Мейв, Мейв Галлахер.

– Младшая сестра Грейс? Или племянница?

– Дочь, – Мейв коротко улыбнулась уголками губ, – что, не похожа?

– Напротив, очень похожа, – ошарашено проговорил Эзра, – Дочь, значит. Наверное, мультиинструменталистка?

– Хах, вообще мимо, умею играть только на губной гармошке и на нервах школьных преподов, – девчонка смешно сморщила нос и осмотрела сцену, – подарите медиатор?

Вот это напор. Эзра опёрся ладонью о сцену и, привстав на месте, прошёл вглубь в поисках гитарного чехла. Выудил оттуда три медиатора и, вернувшись к краю сцены, опустился на колени и вытянул медиаторы вперёд в раскрытой ладони.

– Выбирай любой.

Мейв осторожно подошла ближе к сцене и, ненадолго задумавшись, с сомнением посмотрела на предложенные варианты. На усыпанном веснушками лице Эзра заметил острые брови вразлёт: такие же, как у её матери. Поразительное сходство, будто человека отксерокопировали, но, подумав, всё же выкрутили все черты на максимальную контрастность.

– Беру фиолетовый, – поддев кончиками пальцев медиатр, лежавший по центру его ладони, Мейв отступила на шаг, – Спасибо!

– Им уж точно будет поудобнее играть на нервах учителей, – улыбнулся ей Эзра, – удачного исполнения. Малый зал этажом ниже.

– Теперь буду знать, – девчонка пожала плечами и, отбросив рыжие кудри за спину, развернулась и направилась к выходу, бросив на ходу: «Удачной вам репетиции!».

Дверь закрылась и за спиной прозвучал свист Сэма.

– Никогда не видел двоих настолько похожих людей. Прямо как близнецы, – Сэм скомкал пустую упаковку чипсов и уложил в карман.

– Гены творят чудеса, – задумчиво протянул Эзра, и, покрутив оставшиеся медиаторы на кончиках пальцев, уложил их между страниц записной книжки, – Сэм, давай в планку. Поработаем над вокальными опорами, а потом над грудным голосом. Стоим в планке и поём припев «Созвучия».

* * *

Записать весь концерт удалось лишь с третьей попытки. Грейс встала со стула, пожала руки Сирше и Энн, и поклонилась пустому зрительному залу. Красный огонёк на профессиональной видеокамере замигал и погас. Крис, грузный коренастый оператор, одобрительно покивал и показал жестом, что всё получилось.

– Чудненько! – Энн хлопнула в ладоши и обратилась к музыкантам, – Вы хорошо поработали сегодня и заслужили хороший отдых, правда, в меру. Не забывайте, завтра у нас лёгкая прогулка с бэнгерами из Голливудского кино. Несмотря на это, убедительная просьба, отработать свои партии ещё раз. Выучите всё так, чтобы это могли сыграть…

– Даже члены наших семей, – хором отозвался оркестр.

– Ути, солнышки! Всё, до завтра! – Энн махнула им на прощание, и вся сцена мигом превратилась в оживлённый муравейник.

Музыканты принялись упаковывать инструменты и собирать вещи. Кто-то забрал с собой партитуры, кто-то оставил ноты на пультах. Мало-помалу сцена начала пустеть. Грейс обошла рояль и подняла с пола у одной из ножек зеркальный термос, наполненный травяным чаем. Сделала глоток, отбросила со лба непослушные кудрявые локоны и, выдохнув, спустилась по ступенькам в зрительный зал. Мейв разложилась на втором ряду и, забросив ноги на соседнее кресло, что-то писала в толстой тетради.

– Давно ты тут? – спросила у неё Грейс, пробираясь вдоль ряда кресел, обитых красным бархатом.

– Примерно час, – не отрывая глаз от тетради, отозвалась дочка, – В твоей гримёрке ужасно душно.

– Нда, всё никак не починят вентиляцию, – Грейс мягко опустилась в кресло, – Куда пойдём ужинать?

– Как насчёт Кафе Роуз энд Бистро? – лениво отозвалась Мейви, – момент, только дорисую этот тупой полигон частот, и можем идти.

– Полигон частот, мамочки, – прозвучал мягкий голос Энн слева, – А ещё говорят, что сольфеджио – это сложно.

– Привет, Энн! – Мейв, наконец, подняла глаза от тетради и расплылась в дружелюбной улыбке, – Классная укладка. Специально для сегодняшней съемки делала?

– Много чести, – Энн села в соседнее с Грейс кресло, – Сегодня вечером у меня встреча со старой подругой, с которой мы учились ещё в Нью-Йоркской филармонии.

– Я так не наряжаюсь, когда иду к своим подружкам, – Мейв звонко хохотнула.

– Ну, так твои подружки пока не знаменитости, – Энн хитро подёргала бровями, – Говорит ли тебе о чём-нибудь имя Джолин Йейтс?

– Шутишь?! – Грейс округлила глаза, – Это же глыба! Она стояла в авангарде эстрадного госпела и все эти её потрясающие соул-баллады о свободе и борьбе. ОНА твоя подруга?! И ты молчала?!

– Не хотела сойти за городскую сумасшедшую. Мы на некоторое время утратили связь, когда я вернулась из Нью-Йорка. Эх, какие это были вечеринки в прокуренных джаз-барах, где она выступала, – протянула Энн мечтательно, – Так что сегодня мы уходим в отрыв. Хотите с нами?

– У меня завтра четыре теста, так что прокуренные джаз-бары не вписываются в график, – Мейв с сожалением поджала губы, – Мам, если хочешь пойти, давай ты просто довезёшь меня до дома и мы купим сэндвичей по дороге.

– Нет уж, дорогая, мы собирались поужинать вместе, – Грейс потрепала дочку по волосам, отчего та забавно поморщилась, – С болью в сердце, Энн, вынуждена отклонить твоё предложение. Но мы можем подбросить тебя до места.

– Было бы отлично, – Энн дёрнула плечом, – хоть познакомлю вас. Только мне нужно забрать вещи из кабинета.

– Супер, тогда встретимся у выхода через пять минут, – Грейс постучала Мейв по коленям, – И ты, давай, завязывай со статистикой. Сейчас уже графики полезут из ушей.

– Сначала она оплачивает мне репетиторов, а потом ещё и недовольна, – Мейв закатила глаза и захлопнула тетрадь.

Убрала ноги с кресла и, сев прямо, уложила её в серый мешкообразный рюкзак. Карандаш утонул там же.

Энн встала с места и быстрым шагом удалилась из зала.

– Значит, решено, Роуз энд Бистро, – Грейс тоже поднялась, – давай в гримёрку за вещами. Надеюсь, их кухня будет открыта сегодня до девяти.

– В прошлый раз всё работало, – Мейв закинула рюкзак на плечо и они вместе направились прочь из малого концертного.

Меньше чем через пять минут они уже стояли под навесом футуристического здания главного кампуса. Энн, запахивая на бегу кожаный плащ, тоже достаточно скоро появилась на крыльце.

– Чур, я спереди, – весело объявила она Мейв.

– Вот же, – Мейв поддела её плечом и вперёд остальных направилась к машине.

Грейс отключила сигнализацию, и Тойота приветственно пиликнула всей компании. Мейв открыла дверцу и забралась на заднее сидение, остальные сели впереди. Грейс открыла навигатор и, повернув голову к Энн, спросила:

– Где там твоё рандеву?

– Долан’з паб, мы там были на мой день рождения.

– Который в доках? – Грейс убрала телефон и, выкрутив руль, выехала с парковки.

– Намеренно не в центре города, – Энн поправила прическу, – Между прочим, потрясающий музыкальный паб, один из лучших в городе, и там вряд ли станут сильно нам докучать.

– Прелесть, – Грейс направила автомобиль в сторону Дублин роуд.

Через пятнадцать минут тойота заехала на Генри стрит и припарковалась у вывески «Долан’з».

Энн с громким возгласом: «Вот и она!», выскочила из машины и направилась в сторону темнокожей седовласой дивы, курившей неподалёку от входа в паб.

– Пошли, быстро поздороваемся и поедем ужинать, – Грейс постучала Мейв по коленке, затянутую в плотные джинсы, – Давай, поживее! Уже почти восемь.

Мейв нехотя открыла дверь и вышла на улицу. Грейс повернула ключ зажигания и, опустила козырёк с небольшим зеркалом.

– Бывало и хуже, – заключила она, придирчиво осмотрев своё отражение, и поспешила наружу.

– Что за прелестные нимфы тут с тобой, – воскликнула Джолин Йейтс, когда Грейс и Мейв поравнялись с Энн.

Подруга, во взгляде которой теперь не было ничего, кроме эйфории от долгожданной встречи, растянула губы в благостной улыбке и провозгласила:

– Это фортепианная богиня Грейс Галлахер, а та, что выглядит как её модифицированная копия, Мейви. Наше солнышко.

– Для нас большая честь познакомиться с вами, – у Грейс перехватило дыхание, отчего голос моментально улетел в какую-то нехарактерную ей хрипотцу.

– Вы такие одинаковые, что я на секунду подумала, что у меня двоится в глазах, – низким голосом проговорила Джолин, тепло им улыбнувшись, – Значит, Грейс, играете на фоно? А поёте?

– Только по принуждению.

– А вы, юная леди? – обратилась она к Мейв.

– А мне медведь на ухо наступил, – честно призналась Мейв, скривив губы.

– Вау, просто вау, – восторженно отозвалась заокеанская дива, – надеюсь, эти замечательные девушки составят нам компанию, Энн?

– Боюсь, что мы не можем остаться, – Грейс вежливо улыбнулась, – мы только хотели поприветствовать вас и пожелать вам отлично провести время в Лимерике.

– Как жаль, – Джолин всплеснула руками, – Пока Энн не вернулась сюда, я думала, что лимерик – это комедийный стишок, а теперь на этом месте будто свет клином сошёлся.

– Вы сюда надолго? – спросила Мейв неожиданно.

– На полтора дня, – на низких нотах ответила дива, – Запишу песню со своим протеже и отправлюсь в Лондон к мятежному муженьку.

– Что же, тогда мы будем ждать вашего визита к нашему оркестру, – Грейс, всё ещё не веря в то, что не спит, приобняла Мейв за плечо и отступила на шаг, – Были рады знакомству с вами.

– И мне было очень приятно, – Джолин взяла Энн под руку и потянула её в сторону входа, – Нам столько нужно обсудить, дорогуша!

Грейс махнула им на прощание, обошла машину, и села обратно за руль.

– Поверить не могу, что только что разговаривала с Джолин Йейтс, – проговорила она вполголоса, когда Мейв, развалившись на соседнем сидении, захлопнула переднюю дверь.

– Они забавные, – спокойно констатировала дочь, – Ну так мы едем в кафе?

– Да, надеюсь, не угодим в ДТП. У меня до сих пор коленки трясутся.

– Ну ты даёшь, маман.

– А как бы ты отреагировала, если бы встретила, скажем, Stray Kids?

– Набросилась бы на Хёнджина, но точно не тряслась бы как осиновый лист, – хихикнула Мейв и, поддев Грейс плечом, включила радио, – Давай уже, выруливай! До закрытия кухни осталось меньше часа.

Из динамиков зазвучала энергичная мелодия. Грейс повернула ключ зажигания и серая тойота, выехав на дорогу, направилась прочь с Генри стрит.

Глава IV. Кантабиле

Эзра с трудом разлепил глаза, когда за широким незашторенным окном уже начало вставать солнце. Его лучи с трудом проходили сквозь ветви высоких ясеней и густую дымку тумана, опустившуюся на пригород Лимерика этим утром. Эзра ощутил, как что-то тяжелое придавило его ступни к дивану и, подняв голову, обнаружил Сэнди, красно-белого сеттера, вальяжно развалившейся у себя в ногах. Тяжело сел и оглядел полупустое помещение, заставленное рядами картонных коробок и кофрами для музыкального оборудования. Когда-нибудь это станет домашней студией, но сейчас тут стоит нелепый кожаный диван и сложено всё, что не уместилось в других комнатах старого каменного дома. Эзра осторожно вытянул сначала одну, потом другую ногу из-под спящей собаки и опустил их на деревянный пол.

Что-то увесистое упало с его колен, гулко стукнувшись о паркетную доску. Сэнди тут же открыла глаза и повернула усыпанный мелкими пятнами нос в сторону хозяина. Эзра взглянул на пол и обнаружил свою записную книжку у левой ноги. Хлопнувшись вниз, она раскрылась на странице, где вчера вечером он уложил карандаш.

– Всё в порядке, девочка, это я – растяпа, – он почесал собаке за рыжим висячим ухом и, оттолкнувшись от дивана, встал с нагретой кожи.

Поднял блокнот и подошёл к окну. Вчера поздним вечером, когда Эзра вернулся домой, лило как из ведра, значит, в воздухе за окном сейчас разлит запах озона вперемешку с ароматами утреннего леса. Он осторожно собрал волосы в узел на затылке и, свистнув собаке, вышел из комнаты в холл. Повернул замок, дёрнул ручку входной двери и, выпустив Сэнди, вдел затянутые в шерстяные носки ноги в резиновые сапоги цвета хаки. Накинул кожаную куртку с подкладкой из овечьей шерсти и вышел следом за собакой. Её пушистый рыже-белый хвост уже выглядывал из высокой травы вдалеке. Эзра вытащил из под куртки капюшон толстовки, набросил на голову и сошёл с гравийной дорожки на газон.

Вместе они взяли направление по самому краю леса вдоль дороги, ведущей в сторону берега реки Шаннон. Когда Сэнди выбежала на поросший жёлтой травой склон у её бурных вод, Эзра присвистнул и собака села на месте в ожидании хозяина. Он поравнялся с ней и опустился на землю, вслушиваясь в шум ветра, сухих колосков и тёмных волн внизу. Позади остались бескрайние поля и крошечная деревушка Клонлара. Сэнди, тяжело дыша, опустила квадратную морду ему на колено. Эзра запустил пальцы в её длинную шерсть и прочесал несколько раз от шеи до самого хвоста. Собака давно так не ластилась к нему. Видимо, устав от многодневного одиночества, она решила взять всё от этого утра.

– Прости, Сэнди, я задерживаюсь в последнее время. Сегодня Фред приедет к тебе на два часа. Погоняешь его по лесу? М? – он потрепал собаку по спине и, осторожно поднявшись, спустился по склону к самому берегу.

Их прогулка затянулась больше чем на полтора часа. Вдоль реки они вышли в поля и гуляли там до тех пор, пока не поднялся сильный ветер, принесший с реки сырость и холод. Втянув шею под воротник куртки, Эзра повернул обратно к дому и Сэнди, обычно имевшая привычку убегать далеко вперёд, сегодня прошла весь путь с ним рядом, лишь изредка останавливаясь у поросших плющом изгородей и ящиков для благотворительных сборов. Открыв дверь, он стянул грязные сапоги. Бросив их на терассе, отловил собаку и на руках пронёс её в душевую кабину гостевой ванной комнаты.

Вымыл лапы, снял с носа пару колючек и высушил феном, терпеливо выслушав недовольное рычание.

– Ох, животное, – бросил он Сэнди, когда она тявкнула на него в последний раз.

Далее утро пошло по уже привычному сценарию. Он покормил собаку, насыпал корм в миски, которые Фред обещал выдать ей днём, и наполнил автоматическую поилку. Только после этого влез под горячие струи воды, привёл себя в порядок и позавтракал. Сняв ключи от машины с крючка в нише при входе, взглянул в зеркало.

– Нда, – оправил серый джемпер надетый поверх белой рубашки и обратился к Сэнди, – Как я выгляжу?

Собака издала скулящий звук, отчего Эзра, бросился к ней и напоследок потрепал нахалку по пушистой шее.

– Вернусь вечером, Сэнди-Кэнди, – сказал он ей и, подхватив рюкзак и гитарные кофры, вышел за дверь.

Погрузил всё своё добро в багажник синего Вольво, и, обойдя машину, сел за руль. Повернул ключ и вырулил на Чёрч Филдз в сторону трассы R463. Все двадцать минут, что он ехал мимо полей и малоэтажных зданий в сторону Лимерикского университета, в динамиках звучал волшебный голос Ареты Франклин. Настукивая ритмы пальцами по рулю, и покачивая головой в такт, Эзра направил машину на Дублин роуд, и, когда плейлист переключился на бессмертное «Пусть будет так», свернул на парковку. Вольво встал на приличном отдалении от входа и когда Эзра уже собирался выходить из машины, смартфон, брошенный им в нишу за руль, разразился протяжной вибрацией.

– Доброе утро, Джолин, – сказал он, придав голосу уверенности.

– Эзра, мальчик мой, я звоню с очень важной просьбой, – прозвучал в трубке низкий голос кумира его детства.

– Что угодно, Джолин, для вас что угодно, – на улыбке проговорил он.

В трубке раздался громкий кашель и тяжёлый вздох:

– Вчера я немного не рассчитала с текилой, и теперь, скажу честно, нахожусь в не совсем подходящей кондиции. Мы можем перенести запись на вечер?

– Эмм, я посмотрю, что можно сделать, – Эзра потёр переносицу и, уронив руку, невидяще уставился перед собой.

От хорошего настроения в миг не осталось ничего. Позвонить Фреду. Он ведь успеет отредактировать график и договориться с Мёрфи? Вот же чёрт!

– Мне жутко неудобно перед тобой, – голос Джолин действительно показался ему через чур хриплым, – Я восстановлюсь примерно через три-четыре часа. Ну и мощное же пойло разливают в этом вашем Лимерике! Кхэ-кхэ, – она снова закашлялась.

– Я все решу, не волнуйтесь. Будем ждать вас вечером, спасибо, что позвонили, – Эзра, не желая больше ничего слышать, сбросил вызов и быстро набрал Фреда.

Пока в трубке звучали долгие гудки, он перебирал в голове возможные варианты решения кризиса. Идеи, возникавшие в его голове, варьировались от плохих до очень плохих. Часть музыкантов просто не смогут присутствовать на записи из-за запланированного концерта, а значит, нужно будет срочно набирать других. Другие гитары, другие скрипки и другие клавиши.

* * *

– Грейси, сядь! Немедленно! – Энн влетела в её гримёрку и закрыла дверь так поспешно, словно за ней гнались.

Грейс отвела взгляд от собственного отражения и во все глаза уставилась на подругу. Та прошла вглубь комнаты и, уложив ладони Грейс на плечи, надавила, усаживая её на стул.

– Сядь и слушай, – повторила Энн тише.

– И-и тебе привет, – Грейс отложила палетку теней на столик и уложила рядом длинную скошенную кисть.

– Я вчера узнала от Джолин нечто, что наверняка взбесит тебя, но это напрямую связано с хорошей для нас новостью, – Энн привалилась к краю стола и слегка склонила голову набок, отчего седые пряди, выбившиеся из собранных на затылке волос, упали ей на лицо.

– Может, тебе не стоит делиться этим со мной за десять минут до начала концерта? – опасливо поинтересовалась Грейс, тщетно пытаясь потушить моментально разгоревшееся в её душе любопытство.

– Стоит, иначе ты узнаешь сама, и фурия в аду нам всем здесь покажется феей драже, – Энн обратила внимание на стоявший у зеркала термос, – Здесь ромашка?

– Сегодня Эрл-Грей, – Грейс бросила быстрый взгляд на чай, – Может, уже перейдёшь к делу?

– Джолин сегодня будет здесь. К пяти, – она помедлила, – но ты никогда не догадаешься зачем.

– Придёт под занавес концерта послушать Ханса Циммера? – Грейс выгнула бровь и потянулась к кисти, на что тут же получила по руке от подруги.

– Она пишет песню с Эзрой, сегодня, – сообщила она таким тоном, будто зачитывала приговор, – Это он её протеже.

– Ва-ау, – протянула Грейс равнодушно, – ну что ж, рада за них обоих, и-и почему это должно было меня разозлить?

– Джолин собирается просить тебя встать за клавиши, – выпалила Энн на одном дыхании и слегка пригнулась, будто Грейс могла наброситься на неё с кулаками, как на гонца с плохими вестями.

– Энн, радость моя, ты точно успела отойти от вчерашней попойки? – протянула она со скепсисом, – Концерт продлится два часа, пока я закончу, они успеют записать целый альбом.

– И с этим связана плохая новость, – Энн тяжело вздохнула и осторожно продолжила, – в программе выступления теперь перестановки. Все композиции с солирующей фортепианной партией идут в первые полчаса, ровно до антракта, – объявила она, – ты отыгрываешь их, а дальше тебя заменит Сара.

– Ты же сейчас шутишь?! – Грейс сдвинула брови и уложила ладони себе на макушку, – Кто это предложил?

– Фрэнсис. Он позвонил минут пять назад и предупредил, что к тебе собирается Джолин.

– Да что с ним не так! – Грейс издала грудной рык и сложила руки на груди, – Я никуда не пойду. Пусть Сара сыграет для них. Это вообще не моя музыка, мы ни разу не репетировали, и мне это не интересно.

– Так и скажешь Джо, когда она придёт сюда? – с сомнением уточнила Энн.

– Энн, у меня нет проблем с тем, чтобы отстаивать свои границы. Почему она вообще решила, что я могу им помочь?

– Ну-у, скажем, вчера о тебе зашла речь… – Энн отфыркнулась от волос, упавших на лицо и прогладила прическу, – Пару раз. И я сделала тебе неплохую рекламу.

– Боже, Энн, но зачем?! – Грейс уложила локти на туалетный столик и уронила голову в ладони,

– Не спрашивай, я не знаю. Во мне говорило мартини, а потом текила… Много текилы, – она поджала губы и виновато посмотрела на Грейс.

– Честное слово, последние два дня у всех будто окончательно сорвало чердак, – она встала с места и, оправив концертное платье, собралась уже уйти из гримёрки.

– Я думаю, тебе стоит с ней поработать, – ударилось ей в спину, – Попадёшь в их видео для MTV, подстелишь себе соломку, твой контракт закончится очень скоро. Дальше-то что?

Грейс обернулась. Энн всё так же неподвижно сидела на крае туалетного столика и пытливо смотрела на неё.

– А дальше свобода. Энн, я, может, и не против поработать в новом жанре, тем более с женщиной, творчество которой я люблю и уважаю с малых лет. Но здесь же вопрос отношения. Фрэнсис вертит мной как хочет, Эзра забирает уже сыгранных музыкантов и всем наплевать на весь тот труд, что мы с тобой вложили в этот оркестр. Плевать на нас! Эта ультимативность уничтожает всякое желание делать хоть что-то внутри этих стен. Даже с Джолин Йейтс.

– Грейси, твоя гордость лишает тебя неплохой перспективы и бесценного опыта, – вполголоса сказала подруга, – от того, что ты сейчас пошлёшь Джо к чёрту, Фрэнсис не изменит своего отношения. И наверняка продолжит принимать решения, которые будут тебе не по душе. Отыграй первую часть концерта и позволь Саре сыграть остальное. Там же ерунда, ты же скучаешь на этой программе.

– Ответь мне, пожалуйста, почему Сара не может поучаствовать в записи? Почему у них вообще нет клавиш?! Что это за бэнд такой?!

– Клавиши есть, но ещё вчера они попросили о замене. Я не знала, что там намечается, и предложила Сару. Вечером Джолин поделилась планами, и до меня всё дошло, и вот сейчас позвонил Фрэнсис. Говорит, Джо просит тебя.

Грейс приложила холодные ладони к своим пылающим щекам. Внутри неё сейчас разгоралась настоящая ярость. То, что раньше было просто раздражением, перетекло в устойчивую злость и сильно сжатые челюсти. Дышать. Нужно не забывать дышать.

– Вашу мать…– она выпустила из лёгких весь лишний воздух, – Что там надо играть? Есть ноты?

– Да, я принесла, – Энн достала из-под мышки уложенный туда пластиковый планшет и, поискав среди файлов, выудила нужный из зажима.

Грейс взглянула на нотный стан. Ми-диез минор, четыре четверти.

– Здесь же простейшие аккорды в басовом ключе, – Грейс покачала головой, – Сары тут будет более чем достаточно.

– Они хотят тебя, – повторила Энн настойчиво, на что Грейс только хмыкнула.

– Эзра-то в курсе? – спросила она спустя недолгую паузу.

– Я без понятия, – подруга дёрнула плечом.

Грейс покачала головой. Опустила голову, постояла, раздумывая.

– Чёрт с вами, – она покивала каким-то своим мыслям, – Какой новый порядок произведений в программе?

В ответ Энн протянула ей ещё один файл. Грейс вчиталась в содержание первого акта.

– Хорошо. Ладно. Пойдём, нам уже пора начинать, – развернувшись, она уже было хотела направиться в сторону сцены.

– Грейс! – окликнула её Энн.

– Что? Что-то ещё?! – не обернувшись, огрызнулась она.

– Да. У тебя тени только на правом глазу, – бесцветно проронила подруга и, обогнув Грейс, вышла из гримёрки.

* * *

Внутренний мандраж отпустил его лишь к вечеру. Теперь Эзра стоял в студии в окружении бэк-вокалистов и присланных со второго этажа скрипачей и альтов.

– Давайте ещё раз повторим хлопки на проигрыше. Скрипки, играете по струнам без смычков на ритм хлопков. Фа-фа-фа ля-ля си-си-си, фа-а–ля, ля-а-си. Мерилл, покажи им.

Бэк-вокалистка тут же изобразила ритм из хлопков, двух щелчков пальцами и снова хлопков.

– Все поняли? Так, теперь давайте все вместе, – скомандовал Эзра, – раз, два, раз-два-три!

Струнные отыграли по нотам в такт хлопкам бэк-вокалистов, но что-то прозвучало мимо.

– Не пойму, – Эзра нахмурился, – Давайте ещё раз. Где-то лажаем, – он стянул с ушей объёмные наушники.

Музыканты снова проиграли мотив и отбили ритм, но источник неточности так и остался для него загадкой. Дело явно в скрипке, но в какой из трёх?

– Сирша, – прозвучал женский голос из дверного проёма, когда инструменты перестали звучать, – Твоя скрипка не заслужила такого грязного перехода с ля на си. Она, кажется, расстроена, подкрути колки и разомни пальцы.

Эзра обернулся на звук, в тот самый момент, когда в студийную комнату из аппаратной вошла Грейс Галлахер. Невозможно красивая: волосы, уложенные в объёмный низкий пучок ярко контрастировали с чёрным шёлковым платьем в пол и сине-серым пиджаком, надетым поверх. Ну почему?! Почему такая прекрасная внешность идёт в комплекте с таким скверным характером?! Он поднял брови и, сделал несколько шагов в её сторону.

– Какими судьбами? – спросил вполголоса.

– Джолин хочет, чтобы я была у вас на клавишах сегодня, – она перевела строгий взгляд с Сирши на него.

– Неужели? И ты согласилась поучаствовать в записи нашей пошлой чуши? – Эзра не смог удержаться от шпильки.

Каждый раз, когда он вспоминал, что она наговорила ему в гримёрке, в душе разгорались пожары.

– Разве это не ниже твоего достоинства? – добавил он с вызовом.

В ответ на лице Грейс проступила торжествующая улыбка.

– Я так сильно задела твоё самолюбие, – сказала она тихо, – Дай пройти к инструменту.

Она обошла его и приблизилась к трёхступенчатым клавишам Yamaha. Следом в проёме появилась Джолин.

– Мальчик мой, вы с Фредом просто волшебники! – объявила она, широко разведя руки в стороны.

Приблизилась и крепко обняла его, покачавшись из стороны в сторону. Эзре пришлось сильно пригнуться, и со стороны они наверняка сейчас смотрелись комично, но Джолин Йейтс просто нельзя не обнять при встрече.

– Очень рад, что мы сегодня всё-таки запишемся, – сказал он, неловко улыбнувшись.

– Ох, это просто невероятный текст, – она, наконец, отстранилась и, отбросив седые пряди за спину, оглядела остальных присутствующих, – Всем добрый вечер! Ну что, ребятки, порепетируем? – её низкий немного хрипловатый голос звучал мощно даже в комнате, сверху донизу обитой звукоизоляцией.

Музыканты разошлись каждый к своему месту и надели наушники. Бэк-вокалисты поправили стойки микрофонов и приготовились хлопать, струнные уложили смычки на колени. Саймон простучал палочками раз-два-три-четыре и задал нестройный ритмичный бит на напольном томе и тарелках.

Эзра придвинул микрофон ближе и протяжно пропел вступление на средних нотах грудным голосом, в то время как Грейс взяла первые аккорды и встроилась в ритм, задаваемый ударными и хлопками бэк-вокалистов.

Мы уже давно открыли глаза

И больше не готовы к компромиссам.

Мы были достаточно прощающими,

Но нам не простили того, что мы научились говорить.

Нам не простят этих открывшихся глаз.

Нет, мы больше не станем ничего проповедовать.

Между нами проведена граница,

И да, мы с тобой больше не одно и то же.

Теперь все инструменты в один миг стихли, и Эзра пропел первую строчку бриджа.

Наша жизнь больше не о броских лозунгах,

Вступил бэк-вокал с протяжным «у-у-у» в той же тональности, что аккорды клавишей. Там же вступили скрипки.

А о том, кто их произносит.

Голос Эзры ушёл в белтинг на высоких нотах, после которого с каждым следующим словом текста он спустился как на арпеджио вниз.

Мы больше не про пробуждение умов,

Мы про огонь в душах,

Про силу свободы внутри.

Саймон ударил по тарелкам, снова наступила пауза в звучании и на третий счёт все вступили с мощным уходом в высокие ноты, ознаменовавшем припев. Эзра из белтинга ушёл к стойкому вибрато и пропел первые строки припева.

Ты культивируешь страх,

Но в наших сердцах теперь только ярость.

Мы храним эту энергию внутри,

Она питается нашей болью.

В сочетании с мощным бэк-вокалом, партией струнных и клавишей, получилось созвучие, свойственное церковному госпелу. На секунду обернувшись к Джолин, Эзра обнаружил на её лице широкую довольную улыбку и ничем не скрываемое восхищение во взгляде. Повернувшись к микрофону, она глубоким и мощным голосом пропела финальные слова припева.

В наших словах есть сила,

Которая больше, чем любая ложь.

Она питается нашей болью.

И снова ударные выдали нестройный бит. Ансамбль перешёл ко второму куплету. Эзра вернулся в комфортные средние ноты.

Голоса лучших из нас замолчали навсегда.

Тот, кто когда-то казался близким по духу

Теперь бесконечно далёк.

Вы отделились стеной из разрушительных эмоций,

Но мы не будем ломиться в ваши ворота.

Бэк-вокалисты и Грейс создали подходящий фон, и Эзра пошёл по нотам вверх.

Молитесь своим богам и культивируйте ненависть.

Следующая строчка, напротив, спустилась по нотам вниз.

Нам больше не интересны ваши выдуманные миры.

Пауза. Мелодия ушла в бридж.

Наша жизнь не о броских лозунгах,

А о том, кто их произносит.

Мы больше не про пробуждение умов,

Мы про огонь в душах, про силу свободы внутри.

Перестук барабанов и пауза. Эзра пропел первые слова припева, и вступил весь остальной ансамбль. Бэк-вокал эхом повторял теперь последние слова каждой строчки.

Ты культивируешь страх,

Но в наших сердцах теперь только ярость.

Мы храним эту энергию внутри,

Она питается нашей болью.

Вступила Джолин с мощным рычащим пением.

В наших словах есть сила,

Которая больше, чем любая ложь.

Она питается нашей болью.

Теперь все инструменты стихли, остались только хлопки и вторящие им быстрые двойные аккорды клавиш, идущие сперва вверх, потом вниз. Джолин пропевая отдельные ноты взяла свою партию рычащим грудным пением в низкой тональности.

Они кричат о справедливости, но спросите себя:

Что за правда может быть без милосердия?!

И если кто-то говорит вам держаться за свои цепи,

Рассметесь им в лицо, ведь вы свободны больше, чем они-и.

Перестук барабанов, громкое вступление всех инструментов и вокалистов. Эзра ушёл в высокие ноты и пропел припев в последний раз, но уже вместе с Джолин, вступившей на последних трёх строках.

Ты культивируешь страх,

Но в наших сердцах теперь только ярость.

Мы храним эту энергию внутри,

Она питается нашей болью.

В наших словах есть сила,

Которая больше, чем любая ложь.

Она питается нашей болью.

Клавиши съехали на комбинации аккордов вниз, и последний перестук барабанов завершил песню.

Музыканты поаплодировали друг другу и Джолин издала ликующее «У-уху» в микрофон.

– Скажите мне, что я не одна ощутила эти мурашки, – воскликнула она.

* * *

Запись завершилась ближе к девяти вечера, когда подтянулись ребята с MTV, и засняли финальный прогон. Грейс ощутила тянущую боль в пальцах и, сцепив их в замок, вытянула перед собой руки, выгибая все ноющие суставы наизнанку.

– Грейс, дорогая, спасибо, что согласилась помочь, – Джолин подошла к ней почти сразу после того, как режиссёр сообщила о завершении съёмки, и заключила её в крепкие объятия, – Сегодня всё утро смотрела видео с тем, как ты исполняешь джазовые импровизации на фендер-пиано и электро-органе. Дорогая моя, твоя деятельность напоминает мне Кита Джарретта! Выбирайся из своей академической скорлупы, и включайся в наш славный микс из соула и ритм-н-блюза.

– Джолин, мне безумно приятно, что вы так высоко оцениваете мои навыки, и спасибо за столь лестное сравнение, но, боюсь, я слишком прикипела к классике, – отстранившись, Грейс вежливо улыбнулась ей и взглянула на часы.

– Не смею больше задерживать тебя, птичка, – Джолин одарила её тёплой улыбкой и, отбросив волосы назад, направилась прямиком к скрипкам.

Всё ещё ощущая лёгкий мандраж от состоявшегося короткого диалога с легендой, Грейс повесила наушники на микрофонную стойку и, перешагнув клубок перепутанных проводов, устремилась на выход. Уже в дверях её нагнала Сирша.

– Мисс Галлахер, – несмело обратилась она, – прошу прощения. Я хотела вас предупредить.

Грейс прикрыла глаза и, подавив очередную волну раздражения, обернулась.

– Да, я слушаю, Сирша, но, пожалуйста, быстро.

– У меня… – она запнулась, – У меня завтра не получится присутствовать на репетиции.

Судя по всему, на лице Грейс отразилось что-то такое, что заставило скрипачку, заикаясь, спешно пояснить.

– П-п-просто мне нужно будет уехать на похороны. В другой конец Ирландии, в Донегол.

– Оу, – Грейс немного опешила, но, собравшись, протянула ладонь к предплечью девушки и осторожно погладила в жесте поддержки, – Эмм… Да, конечно. Ушёл кто-то из близких?

– Да, – только сейчас Грейс заметила, что покрасневшие глаза Сирши были наполнены слезами, – бабушка, – она провела тыльной стороной ладони по щекам, смахивая их, – извините.

– Всё в порядке, послушай, – Грейс слегка пригнулась к ней и вполголоса добавила, – возьми три дня на отдых. Спешить некуда. Мы справимся, а ты должна прийти в себя. На регулярные концерты мы подыщем замену, а большие выступления только на следующей неделе.

– С-спасибо, мисс Галлахер, – Сирша приосанилась и растянула губы в короткой вежливой улыбке, которая, правда, тут же сама стёрлась с её припухшего лица, – Я буду заниматься, конечно, просто завтра это вряд ли получится.

– Главное собери себя по кускам, – Грейс заглянула ей в глаза, дождавшись понимающего кивка, сделала шаг назад, – увидимся в субботу.

На этом она развернулась и вышла в аппаратную, откуда сразу же направилась в сторону своей гримёрки. В части коридоров уже приглушили свет, отчего пробивавшийся в широкие окна зеленоватый свет фонарей окрасил белые стены в болотно-серый оттенок.

За спиной послышалась размеренные шаги, кто-то кашлянул. Грейс обернулась и обнаружила Эзру, идущим за ней.

– Грейс, мне нужна минута твоего времени, – его певучий баритон эхом срезонировал в пустом коридоре.

Открыв дверь, она прошла в гримёрку и, схватив со стула сумку, поспешила выйти обратно, но столкнулась с ним в проёме.

– Эзра, у меня сейчас нет времени и сил на препирания с тобой, – она выставила руку вперёд, мягко отодвинув его с прохода и, закрыла дверь ключом.

– Я не собирался препираться, – спокойно пояснил он, немного отступая назад, – Просто хотел сказать спасибо, что поучаствовала. Как я понял, это было важно Джолин, и-и-и, – он упер кулак в бок и, откинув кудрявую прядь, выбившуюся из пучка на макушке, добавил, – в общем, ты отлично справилась.

Грейс не удержалась от того, чтобы удивлённо вскинуть брови. Обернувшись, она прислонилась спиной к двери и испытующе посмотрела на тёмный силуэт напротив.

– Это оливковая ветвь? – с сомнением в голосе уточнила она.

– Я всё ещё не хочу быть в конфликте, несмотря на то, что прозвучало за этой дверью – он дернул плечом и, помедлив, добавил, – Это всё, что мне есть сказать. Хорошего вечера, – Эзра прошёл немного спиной вперёд и устремился прочь.

– И что, не будет никаких просьб? – всё так же недоверчиво бросила Грейс ему в спину.

Эзра замедлил шаг и, обернувшись, остановился.

– Просьб нет. Но если тебе будет интересно ещё поработать над пошлой чушью когда-нибудь в будущем, дай знать. Буду рад добавить фортепианную партию посложнее, – сказав это он махнул рукой и скрылся за поворотом.

Ещё с полминуты Грейс ошеломлённо смотрела туда, где только что стоял Эзра. Ей это привиделось?

От задумчивости Грейс пробудила протяжная вибрация телефона. Она выудила его из объёмной сумки и ответила на звонок.

– Мейви, я уже мчу, – сорвавшись с места, проговорила она.

– Я звоню сказать, что всё окей, и я осталась у Эрин, – прозвучало из трубки, – У нас проект по истории. Будем делать, а потом посмотрим фильм. Миссис Куин отвезёт нас утром в школу.

Она замедлила шаг и, подойдя к окну, невидяще уставилась на здание университетской библиотеки.

– Я могу заехать за тобой по пути домой, – обронила она растеряно.

– Мам, не стоит. Тут дел дофига. По сети делать дольше. Скажи лучше, как прошёл концерт?

– Не знаю, – отозвалась Грейс, стараясь придать голосу беззаботных нот, – Я пропустила бОльшую его часть. Аккомпанировала тут другим музыкантам.

– Ого. Пошла вниз по социальной лестнице? – хохотнула Мейви в трубку, – Как там было написано на той футболке у вашего контрабасиста?

– «У кого нет таланта, тот идёт в рок-группу».

– Точно! Ну так что за жанр?

– Там микс, – Грейс вынула из пучка заколку и распустила волосы, – соул, госпел, ритм-н-блюз.

– Ну ты даёшь! Записала на телефон?

– Нет, нас снимало MTV. Как выйдет, посмотрим вместе.

– Обалде-еть… – протянула Мейв, и на заднем плане послышался чей-то высокий голос, – Нда, ладно, мам. Мне уже пора, проект не ждёт. Завтра я сама доберусь на автобусе.

– Договорились, – Грейс покивала, – Передавай привет Эрин. Завтра, надеюсь, освобожусь пораньше.

– Ага, спокойной ночи.

– Люблю тебя, – только и успела произнести она прежде чем в трубке зазвучали три коротких гудка.

Грейс отвела взгляд от окна и, обернувшись, бросила взгляд на тёмный безлюдный коридор. Никого. Постояв так с минуту, она достала ключи от машины из сумки и, прочесав волосы на макушке, направилась к лестнице.

Глава V. Ризолуто

– Гвен, у вас побочные партии с гитарой. Пожалуйста, прослушай, как Мэтт интонирует в бридже. Мэтти, давай ещё разок, – Эзра задал ритм хлопками.

Мэттью зажал лады и проиграл свою партию, кивая в такт.

– Слышишь, как агрессивно он идёт? Словно родная мамочка только что призналась, что никогда его не любила, – вновь обратился он к скрипачке.

– Эзра знает об этом не понаслышке, не так ли? – парировал Мэтт и, подойдя к Гвен, принялся объяснять ей, на каких моментах лучше расставить акценты.

– Так, теперь по перкуссии. Мерил, вы вчера с Саймоном опробовали сэмплер?

– И не только сэмплер, – со смехом проговорил барабанщик, подёргав бровями, на что Мэрилл, хмыкнув, показала тому средний палец.

– Что за грязные намёки? Ансамбль, я требую коллективного осуждения Саймона, на три-четыре, – Эзра покачал головой.

Музыканты издали протяжное «бу-у».

– Саймон, надеюсь ты испытываешь немыслимые муки совести.

– О да, страшнейшие. Приношу персональные извинения Мерил. Детка, ты не заслужила такого отношения с моей стороны.

– На самом деле они вместе, – услышал Эзра шёпот первой скрипки Мэри, направленный, скорее всего, в сторону Холли.

– Так, отлично, – Эзра хлопнул в ладоши, – Я отступаю в зрительный зал, а вы проиграйте всю мелодию от начала и до конца. Задействуем сэмплер. Энди, что это у тебя за марокас?

– Куда-то подевался шейкер, и Сэм нашёл вот его, – он потряс инструментом у микрофона, и по залу пронеслось ритмичное шуршание.

– Эмм… Очаровательно, – Эзра тяжело вздохнул, стянул с волос резинку и распустил волосы, – Ладно. Давайте с маракасом. Сэм, на тебе тогда тамбурин.

Сэм тут же сорвался с места и ломанулся в сторону стойки, на которой рядом с чашками и полупустыми стаканчиками кофе сейчас были разложены перкуссионные инструменты.

– Давайте, поехали! – Эзра прохлопал раз-два-три-четыре.

Пианистка Сара, присланная со второго этажа, взяла первые минорные аккорды на синтезаторе. Медленные и текучие. Холли, сегодня вторившая мелодии, которую обычно пропевал Эзра, проиграла первые восемь тактов, и их дуэт образовал печальную, но гипнотическую мелодию. Далее вступила гитара и перкуссия. Саймон задал стройный ритм, Мерил простучала свою партию на сэмплере. Вступил бэк-вокал с воздушным «у-у-у». Скрипичная партия потихоньку пошла на высокие ноты, но тут же сползла на синкопе вниз.

Пошёл бридж, Мэттью ударил по струнам, вступили Сирша и Мэри на электроскрипках. Мелодия моментально улетела в тяжёлые электронные аккорды. Бэк-вокал ушёл в повторяющиеся «Ха-а – ха-а» на конце каждого такта, а Холли вновь проиграла высокую партию, которую Эзра обычно пропевал на белтинге. Песня вступила в припев: тяжёлый и трагический. Перкуссия потерялась в общем созвучии голосов и инструментов и, заметив это, Эзра сдвинул брови. Как это исправить? Добавить по микрофону бэк-вокалистам? Поискать альтернативы?

На куплете всё снова пошло как по маслу, но после второго припева шла важная кульминационная часть, которая в новой аранжировке вновь прозвучала как какофония из плохо увязываемых друг с другом партий. Эзра махнул музыкантам и, скрестив руки над головой, подал знак к срочной остановке.

– Что-то не клеится, – заключил он, вставая с места.

– Может, с твоим вокалом получится лучше? – предположил Саймон, поймав всё ещё продолжавшие звучать тарелки.

– Нет, вокалу пока не на что ложиться… Давайте сделаем перерыв, и я подумаю, что можно будет с этим сделать, – он взбежал по лестнице на сцену и, подхватив с рояля бумажный стаканчик с уже остывшим американо, сел за клавиши.

Музыканты неспешно покинули сцену, и Эзра взял нестройные минорные аккорды, правой рукой параллельно играя вокальную партию. Можно было бы обойтись барабанами и гитарами, но песня на столь высоких нотах без мощного микса инструментов звучала бедно, особенно в кульминационной части, где трагизм пропеваемых строк должен быть подчёркнут музыкальными интонациями электро-скрипок.

За спиной у него зашуршал занавес, и Эзра, убрав пальцы с клавиш, обернулся на звук. Фред, его менеджер, ступил на сцену и выгрузил на стойку неподалеку несколько картонных подставок с напитками из университетского кафетерия.

– Куда все делись? – спросил он, подходя к роялю.

– У нас небольшой перерыв, – Эзра вернулся к клавишам и снова взял начальные аккорды.

– Как идёт? – Фред уложил локоть на гладкую поверхность рояля.

– Туго. На кульминации нужно переписывать скрипичные партии, там какой-то малоприятный сумбур, – пошла вокальная партия, которую он проиграл правой рукой, – вы с Мэриэнн послушали вчерашнюю демку?

– Да, – Фред почесал в затылке, – и она не в восторге от текста.

– Серьёзно? – Эзра вскинул брови, но продолжил наигрывать мелодию, левой рукой подбирая альтернативный аккомпанемент – Что именно её смущает?

– Она считает, что ты занимаешься фан-сервисом, – Фред поджал губы и с осторожностью продолжил, – И не мешало бы вернуться к прежней поэтичности. Быть чуть менее прямолинейным.

– Да, только на предыдущем альбоме заглавный трек критики трактовали как «метафорическое высказывание о сексе и сексуальности», хотя текст был о насилии и неравноправных отношениях, – мрачно отозвался Эзра, взяв последний аккорд припева.

– Ну, так дай им песню про секс, – в голосе Фреда прозвучал азарт, – Так и назови, а внутрь зашей…ну не знаю, критику республиканцев.

– Всё, что я могу сейчас им дать – это песни о прогулках в прериях. Или о пчёлах, – он сдавленно хохотнул над собственной абсурдной идеей, – Хочешь песню про пчёл?

– Продадим как джингл для медовых хлопьев? – поддержал его шутливый тон Фред, но спустя недолгую паузу уже серьёзнее, добавил, – Я вообще здесь по делу.

Эзра убрал руки с инструмента и развернулся к нему на стуле.

– Я весь внимание.

– Послезавтра утром мы едем в Дублин для записи интервью в подкасте Шэннон Бойл, – Фред вытащил из кармана смартфон и пробежал пальцами по экрану, – А ещё сегодня утром вышла статья в Long Story Short. О тебе и твоём кризисе идей.

– О моём чём? – с недоумением переспросил Эзра.

– Вот об этом я и хотел поговорить. Скоро релиз вашей с Джолин песни, и, несмотря на то, что он нигде не анонсировался, здесь об этом есть. И про новые аранжировки тоже. Я сбросил тебе ссылку.

Эзра достал телефон из нагрудного кармана рубашки и, разблокировав, перешёл по ссылке. На странице высветился заголовок «ЭЗРА О’ДОННЕЛЛ ВСТУПИЛ В КОНФЛИКТ С ЛЕЙБЛОМ И ПОКИНУЛ НЬЮ-ЙОРК».

– Фред, и зачем мне обращать на это внимание, если уже в заголовке нет ни одного правдивого слова? – Эзра с сомнением выгнул бровь и поднял глаза на менеджера.

– Пролистай статью до первой цитаты, выделенной крупным шрифтом, – по смуглому лицу Фреда пробежала тень.

Эзра проскролил страницу и пробежал текст глазами.

«…Инсайдер сообщил о подготовке совместного релиза с Джолин Йейтс, на котором настоял сам певец. Кроме того, бэнд, задействованный в записи предыдущего альбома, был уволен в полном составе, и на смену им О’Доннелл нанял малоспособных студентов одного из музыкальных университетов Ирландии. Источник, близкий к музыканту, также сообщил о том, что Эзра бесцеремонно вмешался в работу действующего симфонического оркестра и отобрал у них концертную площадку, отпустив несколько мизогинных комментариев в сторону руководителей оркестровой группы…»

– Есть идеи, что это может быть за источник? – спросил Фред, когда Эзра поднял на него глаза.

– Одна, – он поджал губы, – Не представляю, зачем это ей, но я выясню.

Закрыв вкладку, он набрал номер Мёрфи.

– Фрэнсис, привет, ты не в курсе, где сегодня задействована Грейс? – Эзра допил кофе из стаканчика и, сжав пальцы, смял его в комок из картона и пластика.

* * *

Оркестровая группа Грейс Галлахер отыграла полный концерт номер три Рахманинова в ре миноре для фортепиано с оркестром. Эзра вышел из зала, как только на сцене погас свет. Когда последние музыканты покинули закулисье через чёрную лестницу, он, коротко поздоровавшись с виолончелистами и скрипками, оттолкнулся от стены и взлетел вверх по ступеням к двери, ведущей в гримёрный коридор. Повернул ручку, легко отворил дверь с надписью «Грейс Галлахер», прошёл внутрь: подошвы ботинок громко застучали по деревянному полу. Впереди у туалетного столика сидела Грейс. И хотя она не повернула голову на звук, Эзра знал: его появление не осталось незамеченным.

– Знаешь, – обратился он к ней, встав у неё за спиной, – Мне казалось, мы оба согласились на том, что конфликты нам ни к чему. Но, видимо, ты не закончила. Не хочешь объяснить свой поступок?

– С какой это стати я должна тебе объяснения? – изогнув острую бровь, она обратилась к его отражению в широком зеркале.

– С такой стати, Грейс, что ты перешла последние границы. Можешь сколько угодно ругаться со мной, но выносить гадости про меня и музыкантов в паблик…

Она недослушала.

– О чём бы сейчас ни шла речь, я не имею к этому никакого отношения, – Грейс отложила широкую кисть, которой до его вторжения, видимо, поправляла макияж, и одарила Эзру колким взглядом, – Я прошу тебя немедленно удалиться.

– Нет, я не уйду, пока мы не прекратим этот цирк, – он обошёл её и, привалившись к краю туалетного столика, взглянул нахалке прямо в глаза, – Я забуду про твой полный желчи и лжи комментарий для СМИ, а ты больше не станешь распространять эту чушь ни в каком виде.

В её глазах отразилось полное непонимание.

– О каком комментарии идёт речь? – нахмурив брови, тихо спросила она.

Эзра выудил смартфон из заднего кармана джинсов и разблокировал экран. Отвратительная статья тут же высветилась в незакрытой вкладке

– Вот, полюбуйся! – он бросил его на стол прямо перед её носом, сложил руки на груди и застыл в ожидании.

Грейс не сразу посмотрела на экран, долго не отводя полного недоумения, но всё ещё сердитого взгляда от его лица. Вот, наконец, она повернула голову и, осторожно взяв в тонкие пальцы его телефон, вчиталась в текст. Спустя несколько мгновений, губы изогнулись, кончики их теперь обратились куда-то вниз.

– И-и ты, правда, считаешь, что это всё наговорила я? – её меццо-сопрано упало на октаву ниже, кошачьи глаза опасно блеснули.

– Больше некому, – бросил с вызовом Эзра, дёрнув бровями.

Нет, он её не боится. Она может орать на Фрэнсиса и сколько угодно держать в страхе всю свою оркестровую группу, но он не поддастся этой всеобщей иллюзии на счёт Грейс Галлахер.

– Убирайся вон, – процедила Грейс сквозь зубы, медленно поднимаясь с места.

Подол её концертного платья зашуршал, когда она приблизилась к Эзре и ткнула телефон ему в грудную клетку.

– Забирай и исчезни, сейчас же, – повторила она.

– Это всё, что ты можешь сказать в свою защиту? – с сомнением протянул он, смотря на неё сверху вниз.

– Мне не зачем защищаться. Я не говорила этих мерзостей, – она гордо подняла подбородок, всё так же бесстрашно смотря перед собой, – уж насколько бы мне не осточертела ваша самодеятельность, я бы не стала выносить недовольство за пределы кабинета Фрэнсиса. Но что мне точно отвратительно, так это твои ничем не подкреплённые обвинения. Ты сам вторгся в ряд моих проектов; сорвал все процессы, которые я налаживала здесь годами. Ладно, так и быть! Мне наплевать на тебя и твою музыку. Но сейчас ты решил выставить меня злодейкой?! Серьёзно?!

Хищное выражение на её красивом лице сделало Грейс похожей на дикую кошку. Казалось, она готова разорвать его на части. Эзра перехватил телефон, невольно коснувшись пальцами тыльной стороны её ладони. Грейс тут же отдёрнула руку и завела её за спину.

– Уйди с глаз, – прошипела она ещё раз, легко толкнув его другой ладонью в грудь.

Она считает себя бессмертной, не иначе. Эзра легко перехватил её запястье и отвёл руку в сторону.

– Это, правда, не твоя работа? – он изучающее всмотрелся в лицо напротив.

На нём сейчас не дрогнуло ничего, лишь губы, подведённые красным, сжались в тонкую линию.

– Конечно же, нет, – на мгновение отпечаток злости, искажавший её черты, куда-то исчез.

Вздымающиеся от тяжелого дыхания плечи и грудная клетка, замедлились. Эзра немного склонил голову и опустил взгляд.

– Значит, не ты, – повторил он ошеломлённо.

Грейс дёрнула рукой, пытаясь высвободить запястье, но у неё не вышло.

– Отпусти, – ещё попытка, – немедленно отпусти меня, – её глаза вновь опасно блеснули.

Эзра разжал пальцы, и она отступила на шаг, затравленно посмотрев на него.

– Уходи, – холодно бросила ещё раз.

Оправила тонкие бретельки, на которых держалось платье, выжидающе посмотрела на него.

– Что же, видимо, ты решил захватить и это место, – заключила Грейс спустя несколько мучительно долгих секунд, когда Эзра не сдвинулся с места ни на дюйм, – Так и быть.

Она повернулась к столу, схватила охапку партитур и, сняв со спинки стула бордовый пиджак, устремилась на выход, намеренно задев его плечом.

Этого стерпеть Эзра уже не смог. Он перехватил её за руку и, потянув, развернул Грейс обратно. От неожиданности она потеряла равновесие, и, чтобы не упасть, схватилась за его другое предплечье. Ноты высвободились из файлов и разлетелись по полу, пиджак приземлился туда же.

– Тебе обязательно вести себя вот так? – из последних сил, стараясь не повышать голос, спросил Эзра.

Закончить этот цирк. Необходимо это прекратить. Их взаимная ненависть уже давно вышла из берегов и изрядно подпортила всем кровь. Надо поговорить и всё прояснить. Раз и навсегда.

Грейс всё также бесстрашно взглянула ему в глаза.

– Другого ты не заслуживаешь, – и вновь вызов в её голосе заставил его кровь кипеть.

Но тут он заметил нечто странное в её взгляде, который тут же скользнул по его лицу и застыл на губах.

Серьёзно? Этого просто не может быть…

Что ж, есть лишь один способ узнать наверняка. Он осторожно подался вперёд, и когда между ними осталось меньше дюйма, заглянул в глаза напротив. В них не читалось никакого протеста, лишь напряжённое ожидание. Отбросив всякие сомнения, Эзра жадно впился в её губы, и в ответ она раскрыла их, подавшись вперёд всем телом.

Что с ними такое? Как это вышло? Эти вопросы померкли, едва успев возникнуть где-то на задворках сознания. Эзра выпустил запястье Грейс и обвил руками затянутую в невесомую ткань талию, прижимая ближе к себе. Их языки яростно переплелись, её цепкие пальцы теперь впивались ему в спину, а Эзра неустанно целовал и кусал красные непослушные губы. Вот он прижал её к ближайшей стене и скользнул поцелуем от губ сначала ниже, оставив на шее заметный укус, а оттуда к ключицам.

– Ауч, – вскрикнула Грейс, и, запустив пальцы в его жесткие кудри, до боли стянула их на затылке.

Их губы вновь встретились. Жадно и агрессивно, без церемоний.

Подхватив её под бёдра, Эзра приподнял Грейс над полом, усадил на столик у зеркала и, не отрываясь от поцелуев, скользнул руками к тонким бретелькам её платья, оттянул одну и приспустил с острого плеча. Пробежав пальцами по позвонкам на спине, отыскал крошечный замок молнии и потянул вниз. Лиф тут же опал, открывая взгляду настоящее совершенство.

Эзра оторвался от поцелуев и, уткнувшись лбом ей в шею, хрипло проговорил:

– Мне кажется, мы не с того начали.

– Замолчи и продолжай, – бросила она ему.

Выпрямившись, он боднул её нос своим.

– Ты можешь приказывать своим струнным и духовым, но со мной не сработает твой командный тон, – сказал он Грейс в губы, запуская руки под подол её платья.

* * *

Что, мать её, она только что натворила?!

Грейс скатилась с всё ещё тяжело вздымающейся груди Эзры и села на край разложенного теперь дивана. Поискала глазами платье и обнаружила его на полу у туалетного столика.

Вот же дерьмо!

За спиной послышалось шуршание пледа, но она приказала себе не поворачивать голову. Прочесав волосы на затылке, она собралась встать и юркнуть к своей одежде.

Спрятаться. Закрыться. Забыть… Но как такое забудешь?!

Шуршание стало активнее.

– Куда ты? – на её талию легли длинные пальцы, и Эзра, придвинувшись ближе, оставил на её плече несколько осторожных, почти целомудренных поцелуев.

– Мне пора, – бесцветно произнесла Грейс, стараясь не демонстрировать всю ту бурю чувств, которая возникла в её душе от его певучего баритона и невесомых прикосновений, – Ты-ы не обязан вести себя вот…так.

Мягкие губы Эзры сперва застыли, а потом исчезли с её плеча.

– Как «так»? – спросил он, крепче сжимая её талию.

Сделав над собой усилие, Грейс всё же повернула к нему голову. Открывшееся перед ней зрелище было достойно того, чтобы быть запечатлённым маслом на огромном полотне и выставляться в галерее Тейт. Высокий подтянутый и широкоплечий Эзра стянул с неё всю одежду, в то время как сам остался в расстёгнутой рубашке на голое тело и немного приспущенных джинсах.

– Так, будто у нас не произошёл случайный адреналиновый секс, – она высвободилась из его рук, решительно встав, подошла к туалетному столику и подняла платье с пола.

Эзра тем временем сел и уложил руки на согнутые в коленях ноги.

– Произошёл, – повторил он, будто стараясь распробовать это слово на вкус, – ну да, это же как попасть под автобус. Никто не застрахован. Я просто зашёл в твою гримёрку и вот…произошёл секс.

– Я не понимаю, к чему здесь этот твой ироничный тон, – Грейс переступила через сложенную в несколько раз юбку, натянула её на бёдра и продела руки под бретельки.

Вспомнила про замок и, чертыхнувшись про себя, принялась рыскать по спине в поисках крошечной «собачки».

Эзра тем временем поднялся с дивана и, подойдя к Грейс сзади, помог застегнуть платье.

– Ироничный тон, Грейс, здесь к тому, что мне непонятна твоя попытка скинуть с нас с тобой ответственность за произошедшее, – он наклонился и, подняв с пола пиджак, тряхнул его в сторону и уложил ей на плечи, – Я понял, ты, возможно, уже жалеешь. И я могу это принять. Но я не собираюсь участвовать в спектакле, в ходе которого мы оба будем делать вид, что между нами ничего не было.

Грейс обалдело открыла и закрыла рот. Какие-то слова просились наружу, но с тем, чтобы подобрать верные у неё возникли ощутимые трудности. Она оперлась рукой о туалетный столик и вдела стопы в стоявшие под ним ботильоны. Застегнула молнию и, развернувшись на каблуках, взглянула в глаза Эзре, который стоя всё так же близко, с интересом наблюдал за её телодвижениями.

Шагнула в сторону и, переступив через рассыпанные по полу партитуры, подошла к выходу.

– Оставь тут всё как есть, – обратилась Грейс к нему, обернувшись, – Ключ в углу у зеркала, закроешь гримёрку и отдашь его охраннику Эрни у центрального выхода.

Эзра понимающе кивнул и привалился к стене.

– Мы ещё вернёмся к этому разговору, – проговорил он, складывая руки на груди.

– Мне бы не хотелось, – тихо ответила Грейс и шагнула вглубь тёмного коридора.

Пулей вылетела из здания университета, села в машину и выдохнула только тогда, когда захлопнула дверь. Отдышавшись, она прочесала подрастрепавшиеся волосы пальцами, завела двигатель, выкрутила руль и выехала с парковки в сторону Дублин роуд. Рой мыслей в голове необходимо было чем-то заглушить, но внутренний монолог оказался выкручен на максимальную громкость и ни энергичная музыка , ни голосовые сообщения от Энн не сумели отвлечь её внимание.

Перед глазами то и дело вспыхивали фрагменты произошедшей катастрофы. Шершавые от гитарных струн длинные пальцы, вычерчивающие дорожки по её спине и ногам; потемневший взгляд зелёных глаз; мягкие губы, жадно терзавшие её поцелуями и жесткие кудри, падавшие на красивое лицо. Проваливаясь в эти мысли, Грейс сама не заметила, как пересекла реку Шаннон и выехала на Норф-Сёркьюлар роуд. Припарковавшись у своего дома на Иден Корт, она ещё немного посидела в машине и, набравшись решимости, выбралась из авто и прошагала к входной двери, за которой гудели голоса. Замок оказался незапертым. Грейс вошла в прихожую и, бросив сумку на вешалку, прошла в зону гостиной, где обнаружила Мейв, Эрин и ещё одного незнакомого ей молодого человека, на вид сверстника дочери.

– Привет, мам! – Мейв, голова которой сейчас свисала с края дивана, а согнутые в коленях ноги цеплялись за спинку, попыталась встать, но справилась лишь с помощью поспешившей к ней Эрин.

– Здравствуйте, мисс Галлахер, – неловко улыбнулась та и с очень сосредоточенным лицом принялась собирать учебники по полу.

Угловатый юноша, сидевший на ковре, повернул голову к Грейс и, приосанившись, поздоровался, демонстрируя явный славянский акцент.

– Мама, это Алекс. Наш новый одноклассник, – Мейв отбросила за спину несколько кудрявых прядей и растянула губы в пластиковой улыбке.