Шар золотой. Шар бирюзовый бесплатное чтение

Шар золотой, шар бирюзовый,

Год провожаем старый и ожидаем Новый.

Симфония красок зелёной ели.

Мы помним, о чем мечтали. Мы понимаем, что успели.

Шар белый, шар красный, шар синий.

А может это слёзы о лучших сынах России,

Жизнь за страну отдавших.

А может это горечь, от мрази её предавшей.

Симфония красок ели чиста,

Она не бравурна, она от Христа.

Мы выстоим. Мы поймём, в чем ошиблись вчера.

Останется правда, уйдет мишура.

Лягте на пол. Вдох, выдох долгий,

Наполните тело воздушной ватой.

Животом дышите, как учат йоги,

На полчаса отрекитесь от сегодняшней даты.

Потом, в окне, убедитесь, что день превосходный,

Ну, а если петух жареный клюнул,

Гляньте, куда ушагал бидон самоходный,

Или Шольц, личным газом, опять в лужу дунул.

Мир пошёл ориентирами ложными,

Нет ответа, когда кончатся круговерти.

Компромисс сейчас вряд ли возможен.

С нами бог, а по ту сторону черти.

Утро летнее, как награда,

Солнца красный шар не злой,

Кожу нежно ласкает прохлада,

День совсем ещё молодой.

Голубая мантия неба,

С белым-белым из облака воротником,

Лета, бал даёт, королева,

Королевства её подошёл рубикон.

И как лета прямой участник,

Приглашён я на этот бал.

Раздают, тут, на входе счастье,

О котором и не мечтал.

Вечер. Аллея парка. Идут двое.

Конечно, можно сказать: она и он,

Но попробуйте разделить голубое,

Когда штиль на море и без облачка небосклон.

Он в одежду уютно укутан,

Шарф повязан её рукой,

Его ангела, график спутан,

Ангел может взять выходной.

Фонари деликатно подсказывают мужчине,

Как удобней пройти: справа, слева.

Он старательно держит спину,

Ведь, под руку с ним королева.

На вечерней аллее парка,

Ничего особенного не происходило,

Просто шла пожилая пара,

Жизнь, которой любовь подарила.

Что наша жизнь? Да, в общем-то река,

Кто на плоту плывёт, а кто-то по-собачьи,

И разница небольно велика,

Но маяка свет очень много значит.

Русло реки не изменить,

Пусть, и насыпят тут плотину,

Но если есть внутри гнилая нить,

Душа уйдёт на глубину и в тину.

Мы по реке плывём куда-то вдаль,

Кто миновал водоворот, кого-то завертело,

А впереди, не то чтобы печаль,

Но будет спрос. Короткий и по делу.

Увидимся ли мы ещё когда?

А надо ли встречаться,

Уж больно, грозно прибывает у реки вода,

Что раньше ручейком мог показаться.

Разрушены реки той переправы,

И флаги разные по нашим берегам,

Твой берег левый, мой берег правый.

Есть вера флагу и нет её словам.

Вот говорят: история рассудит,

И время всё расставит по местам.

Но ведь, учебники напишут люди,

И те историки: кто богу служит, кто чертям.

А время, как вода уйдёт.

Река утихнет и вернётся в службу людям.

Но вброд её уже никто не перейдёт.

Ну, разве что по льду. Морозом лютым.

Слово может ударить камнем,

Бывает случайно, а чаще прицельно.

И не закрыть душу ставнем,

Когда стала она чьей-то целью.

А может вылечить без таблеток,

К удивлению врачей и соседей,

Увести от лечебных кушеток,

После тёплой, душевной беседы.

Безграничны мощь и хранения срок,

Слов, собранных в соцветье,

Шириной всего в несколько строк,

А глубиной, в нескончаемые столетья.

В споре, говорят, рождается истина.

Звучит красиво, но всё-таки спросим:

На работе, в офисе? Где именно?

Или дома, на кухне, с женою Фросей?

Или в академии, театре, политике,

Обрело согласие кубло сподвижников?

Не знаю, не хочется сойти нытиком,

Но в спорах лишь неприязнь зиждется.

Чтобы родить истину, её зачать требуется:

Говорить меньше, больше слушать.

А у многих, в качестве контрацепции,

В ушах невидимые беруши.

Шёл летний дождь,

Куда-то по своим делам.

Совсем на брата был он не похож,

Того, кто осенью гонял листву, тут, по углам.

С солидных тополей сбивал дождь пух,

Как озорной веснушчатый мальчишка.

А Солнце улыбалось, давний его друг,

Чтобы не гнать прохожего вприпрыжку.

По крыше, зашуршав дождём,

День отдаёт бразды правленья ночи,

И если нынче суждено,

Ещё сверкнёт и загрохочет.

И грозный всполах той ночИ,

Зажжёт в душе огонь тревоги,

И о судьбе мы помолчим,

И вспомним, как всегда о боге.

Не видно что-то воробьёв,

А воронья чернеют тучи,

И кружит в небе кумовьё,

С надрывным карканьем скрипучим.

Сытна, видать, среда,

Вширь, уползающих помоек,

И стаи манят города,

С их океаном новостроек.

Куда-то катит снежный ком,

Проблем агломераций,

Но отложили на потом,

Вопрос различных иммиграций.

День Флота, день особый,

Неважно, сам служил иль бати брат,

Ведь, тельник с его чёрной полосою,

Почётный самый у мужчин наряд.

Слова из Корабельного устава,

Вполне пригодны и на берегу.

На флоте честь возведена во главу,

И не сдаётся флаг врагу.

Гордимся службою морскою,

И пусть не виделись мы много лет,

Мы связаны, братишка, белой полосою,

Которая на тельнике, за чёрною вослед.

Вопросы, если были, больше нет,

И в «Крокусе», вчера, сгорел последний.

Да, безусловно, будет дан ответ,

Под визги европейских бредней.

Война и месть неотделимы,

Они не могут друг без друга,

И нет у них начальников, помимо,

Кто тормошит за нитки кукол.

Война и месть почётным караулом,

Стоят у входа преисподней.

Война горит, коль чаша не минула,

А месть должна быть всё-таки холодной.

Беру чекушку, дабы снизить давление санкций,

А то боррели пургу несут не по-детски,

Надо бы подтвердить, что мне восемнадцать,

Хотя ясно, что возраст мой явно советский.

Продавщица тоже ровесница полёта Гагарина в космосе,

Деланно хмурится, вот мол забота:

– Неужто, правда, уже исполнилось?

Женщина улыбается, я хохочу до икоты.

Улыбнулся тебе человек. Какая малость,

А уходит из души всякая гадость.

Давайте, тётя, помолчим,

Ну, хоть чуть-чуть, ну, хоть немного!

Ваш мозг уже неизличим,

А мой поплавился ей-богу.

Сегодня проклят я судьбой. Я с вами рядом.

А вы от воя, перепрыгнув к смеху,

Уж, всё купе залили ядом.

И выпрыгнуть я не могу. Мне надо ехать.

А был описан только зять,

И кости мужу, вы ещё не мыли.

Мне нужно время, чтобы осознать,

С какою сволочью вы жили!

Пусть отдохнёт ваш телефон от бесконечной службы,

Конечно, в жизни всё не просто.

Но честно говоря, я рад за мужа,

Что он ещё не на погосте.

Не нравится вам слово «педераст»?

Вы б лучше перемазали всё голубое?

Но этот термин греки берегли для вас,

У нас, для вас словечко есть другое.

А Греция вам чем не угодила?

Европы пуп и колыбель спортивного престижа,

Она, ведь, игры Олимпийские родила,

Что в ногу с термином, шагают нынче по Парижу.

Да, дело, собственно не в вас,

Точнее, нет до вас нам никакого дела.

Противно, когда словоблудием подчас,

От веры нас на уводят в сторону подделок.

Только б небо рисовал,

Если б был художником,

Кабы бог поцеловал ,

В маковку тревожную.

Колером бы колдовал,

С голубой основою,

Краску чёрную не забывал,

В иной день, багровую.

Настроений, тут, не счесть,

То хандра, вдруг, сунется в оконце,

То улыбка принесёт вам весть.

Что с утра сегодня солнце.

Ну, а к вечеру Луна,

Повиснет лампою фонарною,

Маковки моей кума,

Интриганка главная.

Как часто игнорируем мы знаки,

Не только на обочине дороги,

А те, что шлют нам знаки зодиака,

Мерцающие на перекрёстках жизни многих.

Мы вспоминаем знаки лишь потом,

Когда уходит время безвозвратно.

Идти нам нужно в направлении ином,

Скорее, в направлении обратном.

Проблема, собственно, в другом,

(Ну, прозевал. В конце концов, никто, ведь, не ограблен!)

Становимся мы часто в месте том,

Где знак висит: «Опять, всё те же грабли!»

Ветшает всё под светом лунным,

И голова лысеет и колёс резина,

Лишь, дурость остаётся юной,

И выпирает, вдруг, неудержимо.

Казалось, мудрости пора уж,

На страже встать, вдаль глядя зорко,

Чтоб чувство такта, углядев пропажу,

За шиворот схватить воровку.

Но как проворна, шельма, всё же!

Ну, на мгновенье, мудрость взвешивая слово,

Чуть призадумается, как дурость скроит рожу,

И ляпнет… Керосином в блюдо с пловом.

Не изнуряет перед Пасхою жара,

Уж, позаботится о том холодный ветер,

Но чтобы не напала, вдруг, хандра,