БОЛЬШОЕ САМОРАЗВИТИЕ из цикла «Грязные рассказы» бесплатное чтение

Инна стояла голой около окна. В руке ее был телефон, и она смотрела не то в экран, не то в окно.

– Муж написал, что вернется сегодня, – вдруг нерешительно сказала она, не поворачиваясь.

Казалось, она сама не верила в это. Мы встречались с ней уже почти полгода и за это время муж еще ни разу не пришел раньше, чем ему полагалось. Он работал каким-то то ли электриком, то ли сантехником, то ли еще кем, не знаю. Знаю только, что он ходил на сутки и раньше, чем утром прийти не мог. Кроме как, если б заболел или выгнали с работы.

– Хорошо.

Я знал, что она врет. Она знала, что я знаю об этом, поэтому никто из нас не спешил.

Лежа голым на диване, над которым были развешаны еще довольно свежие свадебные фотографии их с мужем, я спокойно смотрел на нее. Все-таки, что-то в ней было. Это размышление о том, так себе она или все-таки ничего, постоянно меня донимало, когда мы были вместе. С того самого первого дня нашего знакомства, когда я, немного перебрав лишнего, зашел в какой-то деловой центр, коих сейчас развелось как грибов после дождя. Вот, как раз во время дождя я туда и зашел. Не хотелось мокнуть, а до ближайшей остановки надо было еще прилично идти.

Я зашел внутрь. Увидев охранника, полусонно поднимающего свою одутловатую рожу в мою сторону, придал себе самый какой только можно было целеустремленный вид, и быстро выбрав спонтанное направление, ринулся туда. Пес быстро потерял ко мне интерес и снова уткнулся носом то ли в телефон, то ли в кроссворд, то ли еще не весть знает куда эти охранники вечно тыкаются своими мордами.

Как назло, коридор вел в единственный зал, уставленный офисными стульями. Дверь была открыта. На входе, изнутри стояла бабка в шерстяной темно-красной юбке в складочку и сером пиджаке с орнаментом в виде больших алых цветов. У пиджака были подплечники, но то ли китаец, который их туда пришивал на заводе, работал уже третью смену подряд и перепутал размеры, то ли просто свои собственные плечи у нее свисали вниз практически от шеи, – не знаю. Только плечи эти торчали резко вверх всеми своими подплечниками, напоминая побитого городского голубя.

– Ваш билет, – вдруг повернув на меня свою морщинистую голову, сказала старуха своими ярко-красными, криво напомаженными губами.

– Приглашение, – небрежно буркнул я, и тем же уверенным, хоть и не совсем трезвым шагом прошел мимо, не обращая на нее внимания.

На последних рядах было несколько свободных стульев. Подойдя к одному из них, я обернулся и приподнял руку, как бы приветствуя того, кто был на сцене. На сцене же стоял небольшой овальный столик, а за ним в кресле (чуть получше, чем стояли в зале) сидел какой-то лысый мужик средних лет в темном костюме с отливом, типа таких какие любят носить цыгане и лакеи в гостиницах. На удивление, мужик увидел мой жест и не прекращая какого-то своего монолога в стоявший тут же микрофон на переломленной будто в поясном поклоне стойке, поднял руку. Церберша на входе, сразу же потеряла ко мне интерес и обратила свой морщинистый лик с ярко выкрашенными губами на лектора, тут же растекшись подобострастным умилением.

Лектор, похоже шутил. По крайней мере ему так казалось. Он говорил, что-то тонким и весьма неприятным голосом. Слова он тянул и коверкал на хохлацкий лад. От этого всё, чтобы он ни говорил звучало забавно, типа как анекдот или частушка.

Взяв один из стульев, я неспешно отставил его чуть в сторону, поближе к стене, и неторопливо уселся. Так было гораздо удобнее – можно было опереться на стену боком и, если получится, вздремнуть. Ну или хотя бы немного обсохнуть, пережидая дождь.

Лектор не унимался. Он продолжал что-то говорить и говорить. Мне плевать было, что он там нёс, но вот его визжащая интонация никак не давала спокойно отдохнуть. Он то говорил тихо, почти шепотом (скорее сказать писком или даже чем-то средним между шепотом и писком, неким шепописком), то ни с того, ни с сего, громко завывал.

До меня только и доходило:

– Аааааа (шепотом), затем, вдруг резко и пронзительно громко, несколько нараспев, – вот хаварииитиии ви хтоо доолжин телатии этаа?!!

Ну или еще какая-нибудь хренотень вроде того.

При каждом его возгласе зал разрывало хохотом. Однако, через мгновение я понял, что хохот этот практически весь женский. О-па! Вот это поворот! Я неспешно огляделся вокруг. Действительно, зал был полон тёток разного возраста. Выряжены как на сельской дискотеке – кто во что горазд или всё лучшее сразу. Каких особей здесь только не было. И с причесонами в виде «корабль на голове» и отштукатуренных не одним слоем мастики так, что позавидовала бы самая лучшая молдавская строительная бригада. Были псевдо деловые леди, в дешёвых рыночных шмотках. Но большая часть, всё же обычные, так называемые «серые мышки». Женщины не определенного возраста, не определенной внешности, не определенного социального статуса… В общем женщины, глядя на которых вообще невозможно понять какая она. И сколько бы ты на такую не смотрел, отведя взгляд в сторону, уже через секунду не сможешь представить в памяти ее лицо, сколько бы ни старался. Настолько ее образ не запоминался.

Изредка попадались на глаза и мужчины. Их было очень немного, человек семь-десять. Они тоже были все какие-то одинаковые, в пиджаках или других серых одеждах и почему-то все с длинными волосами. Кое у кого спереди между патлами можно было едва различить неказистые кучеряшки козлячьих бородок, придававших их женоподобным ликам совершенно нелепый вид.

Но тем не менее большинство было за женщинами. Стало интересней и даже сон подевался куда-то. Ближе всех сидела высокая молодая девушка с безупречно прямой спиной. Она держала осанку, задирала подбородок и изо всех сил старалась быть очень красивой и серьезной не по годам. Ей от силы было лет восемнадцать, но по ней видно было, что чувствует она себя очень взрослой. Даже смеялась очень серьёзно, по сути не смеясь, а так, похихикивая в ладошку. Каждый раз после этого она поглядывала по сторонам, не смотрит ли кто на нее. Но делала она это не поворачивая головы, лишь глазами. Правда юный возраст выдавали ямочки на щечках и, несмотря на обилие штукатурочных смесей, юношеские прыщи предательски проступающие на лбу и щеках. Девушка очень старалась быть серьезной.

Между тем лектор говорил о саморазвитии. Я слышал об этой хрени как-то, но никогда до этого случая не предполагал даже, что это может быть темой целой лекции (несколько позже я с ужасом узнал, что это целая индустрия). Казалось бы, о чем там можно рассуждать – живи себе, как нравится и кайфуй. Но нет. Мужик с писклявым бабским голосом и бабскими ужимками, сидящий на сцене, говорил одно и тоже по многу раз. Только изменял порядок слов в фразах. А чтобы его лекция не была совсем скучной, он то и дело взвизгивал и пытался шутить. Шутовство его было самым настоящим шутовством. Знаете, такой дешевый примитивный уровень юмора типа старых английских телевизионных шоу, где неуклюжий главный герой морщится и корчит рожи. Этот был такой же. Наверняка, вырос на подобных шоу. Он всякий раз, говоря что-то, по его мнению смешное, то замирал, безумно выпучив глаза, то раскрывал рот до невероятных пределов (возможностям позавидовала бы любая проститутка), то морщил лицо так сильно, что даже его лакейский пиджак покрывался морщинами.

Но на удивление публике нравилось. Девчули всех мастей прыскали от изумления при виде всего этого кривляния. Я же сидел себе на стульчике, надежно подперев плечом стену, и наблюдал за этим балаганом. Было не интересно и грустно.

Между тем, гуру со сцены объявил, что скоро будет готов отвечать на вопросы из зала. Тема вопросов – отношения. Типа, если у кого-то проблемы с их половинками, то они могут передать ему записку, и он разберет их ситуацию, а затем даст единственно верное решение, которое спасет их от неминуемого краха. Дамы заметно оживились и зашебуршали своими сумочками. Я заржал в голос. Еще один Кашпировский нашелся! Воду он не собирается, надеюсь, заряжать… Сидевшие ближе всех ко мне с укоризненными взглядами стали поглядывать в мою сторону. Они делали такие надменные взгляды, что мне становилось ещё смешнее. Да тут прям комик-шоу. Одна из сидящих невдалеке тёток, которой скорее подобало бы сесть на два стула сразу – настолько велика была её задница, что бедра не умещались на одном сидении и беспомощно обвисали за его краями, особенно долго таращила на меня свои маленькие поросячьи глазёнки из-под слоя крашеных складок на лице, что я не выдержал и удостоил её неприличным жестом. Рискованно, конечно, учитывая, что баба превышала меня сразу на несколько весовых категорий. Но гуру тот час спас меня, в очередной раз напомнив о том, что он вскоре начнет вершить их судьбы, решая проблемы в отношениях. После его напоминания жирная тетка резко встрепенулась, вдруг вспомнив, видимо, зачем притащила сюда все свои сотни килограмм лишнего веса, и полезла рыться в своей авоське. Неужели и у неё есть ещё какие-то отношения? – подумал я. Стало интересно посмотреть на такого отчаянного.

«Да я тебе за пару минут поясню все твои проблемы, дура! Ты – жирная свинья, которая не способна даже удержать себя в руках, проходя мимо булочной! Какие ещё ты тут проблемы ищешь? Мужик, наверное, не такой? Я бы рядом с такой не просыхал бы ни секунды…»

А вот это уже интереснее. Я тут же забыл про толстуху, потому что увидел, как прыщавая достает из сумочки розовый блокнотик и такую же розовую ручку. Она чуть задумалась и деловито принялась водить ручкой в блокнотике. Затем вырвала оттуда лист и свернула его. Лист тоже был розовым. О-о! Да тут то ты и попалилась, деточка! Скоро узнаем, что гнетёт юную девушку в отношениях и какого ещё личностного роста она тут ищет…

Мужик ещё что-то понудил со сцены, покорчил немного гримас, и вскинув вперед две руки, издал какой-то непонятный возглас. По-видимому, он пытался изобразить нечто боевое и очень решительное, но получилось вымученное и обреченное. Я снова засмеялся. На этот раз на меня обернулось больше человек, но, правда, не столь укоризненно, как в прошлый. Некоторые из них даже сами легонько посмеивались.

Гуру принялся читать записки, вынесенные ему какой-то тёткой из зала. При этом она так важно их выносила, как будто не услуживала непонятному проходимцу, а только что выиграла миллион денег в любимой валюте и демонстрировала всем остальным насколько они все тут собравшиеся, неудачники.