Первый хирург Вильем.
Этот перекаченный низкий китаец гнал меня целую милю. У меня кончились силы бежать.
– Стой!!! – я верещал на последнюю прыть. – Я тебя подстрелю!
Он застыл на качающейся мушке пистолета. Следовал зрачками за дулом.
– Ты не из города, – старый китаец был лишен какого-либо акцента.
– Тебе что? – Истерил я, в такт сердечной чечетки. Прохладный воздух резал нос и глотку. Ничего в радиусе трех миль. Только я и безумный китаец. – Вали нахрен домой, иначе я стреляю!
Ублюдок ничуть не боялся, плотно ухваченного огнестрела. Он начал злобно и невнятно тараторить.
– Мэтт спросил, «Чего ты рыдаешь, болван?» а тот говорит «Моя дочь, моя жена, не может быть . . . »
– Ты чего несешь, китаеза?! – угрожал я, тыкая в него стволом. – Вали отсюда я тебе сказал, ты думаешь я шутки шучу?
– Мэтт ему говорит, «Хочешь сказать, ты рыдаешь потому что твои малышки подохли под грудой бетона? Или потому что ты не подох вместе с ними?»
– Делай что говорю, узко-носый! – заорал я, начав медленно пятиться. – Стой смирно!
– Он не мог ответить Мэтту. Мэтт – хищник, он вырос в дикой природе. Мэтт говорит «Рыдаешь потому что тебе завтра хоронить их, парень? Или потому что послезавтра искать новую работу в Калифорнии? Когда в следующий раз сможешь вот так стоять, в безмятежной свободе?»
Я подумал – свободе? Это был кошмар. . .
Китаец резко изогнулся. Я заметил лишь летящий в меня камень.
Раздались три выстрела.
– «Ты рыдаешь потому что все твое честно набатраченное добро растаскивают ленивые подонки, где-то там, внизу. Они не работали ни секунды, в отличии от тебя. Теперь они сидят в новеньком меховом кресле»
Он навис надо мной, плотно сжимая мои волосы. С него капала кровь, прямо мне в глазницы, прямо в мои ноздри, горчила и кислила в губах.
– Знаешь почему Рэттаун? – спросил китаец, откинув горячий пистолет. – Мэтта звали "Крысинный король". Он ловил крыс. Жарил их посреди Нью-Уиллсон-Хелл.
– Ваш первый мэр? – спросил я, превозмогая неестественное натяжение скальпа.
– Мэтт сказал «Тебе плевать на них. Ты просто не хочешь уходить» чертов сын помойки знал!
Глаза слезились, пытаясь вытолкнуть капли чужеродной багровой крови. Он не давал мне двинуться. Я знал что умру.
– Вы живете на костях!
– Мы живем на душах тех, кто был агнцем, избранным дабы родить его! Это не просто город. Глупец! Он живет, он дышит, и я не дам такой опухоли как ты, отравить его прекрасное.
Сержант полиции Джон
Новенький полицейский автомобиль разгонял степную пыль. Стрелка спидометра стала стремительно падать, как только из под горизонта выглянули многоцветные железные кляксы. Этакое постапокалиптическое поселение для недоджавшихся.
Машина остановилась, из нее храбро выступил Джон Холлвей. Прикрывшись от жгучих лучей, он отрегулировал полицейский значок на своей груди.
Округа была около-пустынной, лишь наляписто наставленные самостройки собирали знаменитый город.
Нахмурив брови, Джон посмотрел в сторону предположительно главных ворот, решившись лишь после глубокого вдоха.
– Идешь? – безнадежно спросил Джон.
– Давай сам, – ухмыльнулся напарник. – Ковбой!
Пустынный ветер двинул потертые брюки Джона в нужную сторону.
Машине пришлось остановиться в двух милях от очевидного входа. Городок, от потенциальных подходов, защищали многочисленные кучи строительного мусора, техники, даже ржавых машин, принявших формы абстрактных обьектов искусства в следствии многометровых кинематографичных падений.
Десять шагов до дырявых стен, возведенных с того что отвалилось от халуп. Окончание строительства их, предположительно, запланировано к следующему явлению Христа.
Отовсюду несло хлипкостью.
Джон четно пытался избавиться от мысли о хворе, пожирающей его вскоре визита. Он видел напарника – Стива, свою семью, нависшую над его койкой. А так же неловкую морду начальника, которая отправила его на казнь.
Переступая недостроенный порог облагороженной свалки, в глаза начал бросаться местный архитектурный гений. Отсуствие возможности запихнуть божеские окна, между пёстрых стен, повсеместно решили натягиванием непрозрачного полотна. Пугающе неправдоподобная электрика, сделанная пугающе талантливыми рукодельцами, из пугающе негожей проводки. Присыпан металлический пейзаж щепоткой привычной цивилизации. Пластиковые мусорные баки. Выпотрошенные светофоры, заменявшие уличные фонари. Даже обеззвученные игровые автоматы, ожидающие бездельников в частичной боевой готовности. Недоумевающий взгляд Джона, особо цеплялся за множество реанимированных микроволновок разных возрастов и марок, нелепо расставленых по всему городу, выдающих себя за почтовые ящики.
Стояла противоестественная тишина.
Ни жужжания мелкой твари, ни писка проводов.
Лишь ветер раздувал тишину.
– Есть кто? – тихонько спросил Джон, наклонившись в одну из халуп.
Двери были редкостью в городе, в большинстве своем дырку входа охраняли множеством простыней, натянутых в дверном проеме.
– Эй! – лишь слегка добавил голоса Джон. – Есть кто? Я ищу мэра.
Некая фигура резко подскачила внутри выбранной, Джоном, горы мусора, и резко попрыгала с ноги на ногу в его сторону. Рука блюстителя закона нервно тянулась к пистолету, повисшему на блестящем поясе.
– Ты больной? – недовольно прошептал сонный и ворчливый силуэт. – Копов не берем, – отсек он. – особенно черных!
– Эй, мужик! Ты что, расист? – недовольно шептал Джон, затем не дожидаясь ответа, резко продолжал. – Мне нужен мэр! Где он?
– Все спят, приходи к обеду! – отговорился местный, и недовольно попрыгал, все так-же с ноги на ногу, до своей импровизированной кровати.
Джон сильно нахмурился, пытаясь неряшливо открыть натянутую дверь, однако осознав что выглядит нелепо, отмахнулся, и, начал активно искать следующую жертву.
Город-нежить практически лишен цемента, строительной пены, клея и герметиков. Лишь в нескольких зданиях использовались арматуры. Город целиком использовал геометрический гений и гравитацию. Железные плиты и достаточно уцелевшие куски бетона прикапывали и подпирали. Все местные конструкции заметно легчали к макушке, тем самым обеспечивая относительную безопасность даже с учетом систематической разрушаемости. Практически все постройки модульные, любая отвалившаяся часть легко заменялась и никак не мешала другим, стенам, крыше, пристройкам, защищать своих паразитов. Исключением была сварка. Варили тут все. От лестниц до метамфетамина.
Взгляд Джона по кошачьи сковала смотровая вышка, стоящая посреди города. Столько высокая, что даже слабый местный ветер качал ее из стороны в сторону. Хотя интересен был скорее вооруженный молодой парень, приметивший незванного гостя и торопливо скользящий по лестнице вниз.
Рука все больше тянулась к пистолету. Юнец стремительно приближался, рукой придерживая ствол старой военной винтовки, которая болталась у него на плече. Розовые щёчки, детские веснушки и глазки бусинки, никак не сочетались с ржавым полувековым оружием, имеющим с десяток насечек.
– Эй! – громко ошептал Джона малец. – Ты что тут творишь! Наркоту не продаем! Особенно черным! Иди отсюда, пока никого не разбудил!
– Парень, ты как разговариваешь с офицером? Откуда взял автомат!? – затем, передумав получать ответ, перебил самого себя – Мне нужен мэр, где искать?
– Мэр спит, приходи к двум!
– Каким двум!? – разразился Джон, – старик сказал к обеду! – затем, передумав получать ответ, недовольно пробубнел. – Не может быть, что вы спите целый день, как чертовы тараканы!
– Голос тише, придурок! – возмущался парень, отрываясь от земли. – Думаешь большой и крутой, да? Так вот я тебе сейчас твой короткоствол засуну . . .
Щеки Джона нервно дергались от злости, а брови его, от негодования, вились волнами. «Слушай сюда, шкед недалекий», пробивалось из под стистнутых зубов «Тебя чего, говорить со старшими не научили, шкед недалекий?» говорил он, крепко схватив тощего засранца за ухо «Я офицер полиции, сопляк. Попадись мне твоя матушка, ей бы ох как не поздоровилось. Я бы взял эту грязную, безответсвенную . . . » бормотал Джон себе под нос, размахивая руками по пути к служебной машине.
– Ну что, – любознательно спросил напарник, – как там? Воняет?
Хмурый Джон сел в машину, и хлопнув дверью начал откидывать кресло с характерным мерзким щелчком пластмассовой шестерни.
– Надо подождать, – холодно сказал Джон, замыкая глаза.
– Чего? Чего ждать?
– Явления Христа народу! Стив! – сорвался Джон, на своего компаньона. – Мэра, чего еще! Через два часа будет.
– О черт. И что, тут сидеть будем?
– Я вздремну.
– Спать!? – встряхнулся Стив. – Рядом с их радиоактивным логовом?
Одиннадцатый мэр Генри
Матерясь себе под нос, расторопный молодой парень с темной бутылкой чего-то в руке, подбежал к импровизированному электрощитку. Сверив стрелку часов с положением солнца, он недовольно раскачал голову и прищурив глаза, неаккуратно сунул отвертку куда-то вглубь нахламления ржавых транзисторов.
Раздался неисправный гундеж и машинный писк, лампочки пищали в такт техно ансамбля. Где-то в ста метрах громко щелкнули несколько негодных светильников. Небольшой хлопок по щитку утихомирил производственный гул, его звуки затерялись за приветственной мелодией игральных автоматов.
Резко выдрав интсрумент, упитанный парнишка улыбнулся, сделал глоток якобы безалкогольного чего-то, и, лаконично удалился обратно в землянку, объявляя окончание своей миссии громким хлопком жировой прокладки о затвердевший матрас.
Не прошло пяти секунд, как симфония электрики затерялась в громких зевках, неразборчивом шепоте и сонном смехе местного люда.
Пустые улицы наполнялись то лениво подметающими землю, то энергично прыгающими. Пустой квартал заливался человеческими телами.
В центре их встречал хмурый ребенок, в ковбойской шляпе. Провожающий местных аналитическим взглядом.
Из под трехметрового железного конуса выполз безногий старик с седой бородой, уселся на заранее растеленное покрывало, и пытаясь сдержать одной массивной лапой неутолимый зев, второй рукой сувал целую булку хлеба в микроволновую печь, стоящую у самого входа.
– Доброе, – сказал он, высмотрев зоркого мальца.
– Доброе, доброе, Бен, – сконцентрированно отвечал малец. – Как поживаешь?
Каждый день Бен выползал сразу после электричества. Ни разу, Бен, не обогнал парнишку.
– Хорошо поживаю, – приговаривал дед, хоть знал что парень его не слушает. – Как твое обучение, заколебала бюрократия?
– А что, хочешь себя попробовать? – отшутился малец.
Десятки железных столиков, крепко натыканных под стальным навесом, начали наполняться разноцветными разношерстными жителями. С одного конца навеса распологалась кухня, в свою очередь закрытая, там творилась магия готовки. Две трети местных животов набивались именно оттуда.
Три минуты от электричества, а возглавляющая готовкой упитанная мексиканка грозно острила то словами, то специями.
Пару пролетов отсюда, худощавый наглый дед, с замыленным взглядом и бутылкой чего-то крепкого, подходил ко громко возмущающимся товарищам.
– Как оно, бродяги? – спросил он, встав позади озадаченных.
– Ну что за ублюдки, а? – мычал огромный мужик, смотря в основание стены одной из халуп.
– Чего там, мужичье? – крикнул незамеченный кутила, вытянув шею вперед.
Второй мужик отвечает:
– Ты посмотри сюда, какая падаль облагородила песок!
– Найду я эту скотину, выдеру кишки! – говорит другой мужик, – понабрали говнюков!
Бутылка деда медленно заехала ему за спину, даже больное плечо согласилось особо не сопротивляться.
– И всего-то? – спрашивает он сведя брови. – Так и чего-то? Из за пары капель перекладывать будете?
– Так положено ведь! – отвечает мужик тыча волосатой рукой в бетонную прикопанную стену.
Улицы плавно наполнялись множеством детей. Весь городок был им площадкой забавы. В "Рэттауне" не было никаких воспитать или поучить, дети существовали самобытно. К ним относились вточь как ко взрослым. Так наставлял и закрепил четвертый мэр города Ральф. Он говорил "Дети себя сами воспитают, то-то вы то и относитесь к ним как к дурачкам, хоть они побыстрее вас мозгами шевелят. А то у нас каждый второй дурачок сам, еще и учить мелкотню пытается!" Отличный был мэр. Сейчас он безработный, народ пытался его переизбрать, вот только тот вымолил покоя. Так и забылся к своему счастью.
Посреди улицы остановился огромный темнокожий амбал, пожирающий как минимум двух курей в день. Раздвинув колени, старательно всмотрелся в песок. Нацарапанная десткой рукой памятка гласила:
«группа стэнлирайот пьяные сьехали с утеса хотели попасть в рай
нью уиллсон парадайс это проект демократов что бы купить голоса приезжих африканцев и китайцев
город был больше чем хотели вышло семьдесят метров до утеса стэнлирайот(потому что они там умерли)
10.07.01 ньюуиллсон парадайсовское землетрясение 4000 погибших
кусок города обвалился с утеса стэнлирайот
через неделю сделали рэт таун
рэт таун защитили республиканцы потому что память о том что демократы дураки
из за провала города для беженцев демократы не могут победить уже сорок лет
песни у стенли райот были отстой»
Отважный молодой полицейский Джон Холлвей, вздернулся от приснившегося ему кошмара. Он ходил по темным сырым трущобам, а из каждого темного угла его глазами провожала родная мать. В конце пути его ждало повышение, огромный, розовый пончик, медленно вертящийся в воздухе. Его охранял мерзкий трехметровый пацан, с длинными костлявыми руками, в которых были огромные пистолеты.
Сначала подумав, что проснулся от храпа напарника, Джон, поднапряг перепонки. Он услышал колеса. В окне заднего вида остановился остановился огромный ржавый джип сороколетней давности выпуска, из которого один за другим падали короткостриженные набухшие мексиканцы. На них тряслись летние лохмотья, сверкал пот на мускулистых телах.
Храбрый Джон вдохнул полную грудь, схмурив брови он выбил дверь собственного авто, и взяв гостей на мушку гордо произнес:
– Полиция Калифорнии, офицер Джон Холлвей, никому не двигаться!
Джон замер как пластиковая игрушка. Игнорирующие его, словно призрака, мексиканцы, закидывали огромные советские винтовки за плечи, бегло перебалтываясь на своем. Как бы четко не навел на них прицел Джон, мексиканцев волновало лишь одно – закинуть поудобнее на свой горб огромную связку склянок, кровоточащих пакетов, схватить покрепче цветные мешки.
Они проходили вскольз его, будто он не больше чем кактус. Безобидный и вкопанный, но неприятно колючий, в достаточной степени что бы его не касаться даже кончиком плечь.
– Именем закона! – заикаясь проговорил Джон им вслед. Именем закона . . . подумал он, – Остановитесь . . .
Все больше раздражал трубящий Стивов храп.
Пятый шериф Оливер
До боли болючие выхлопы газоотводной трубки необычного револьвера с периодичностью в пару секунд вбивали гвозди в макушу, всем присутствующим в радиусе ста метров.
Бум! Бум! Бум!
Самодельную колотушку прервал детский болезненный – Ай!
– Чертов Оливер! Ты точно занимаешься предплечьями!? – недовольно крикнул, не очень высокий, но невероятно спортивный – отвественный по оружию Дмитрий.
– Эта штука не для меня, ты точно шутишь! – возразил темнокожий парнишка, лет двеннадцати, скривив лицо от зудящей боли в руке. – Я ее еле держу, Дим-дим, да ты поехал!
Окутанный в пончо, старые черные ботинки размером больше и новенькие джинсы бренда "Хот Маями Джинс", молодой стрелок недовольно потянулся за слетевшей ковбойской шляпой.
Повсюду стоял неясный туман. Пока Оливер выцеливал красные самописные точки, Дмитрий успел отстрелять несколько магазинов. Резкий запах стрельбища бил в нос. Пороховой дым витал вокруг задранных ноздрей ковбоя. Казалось он от негодования начал испускать пар!
– Да ладно тебе, парень, – неловко сказал одетый в бронижелет и комуфляжные штаны, чудак.
Дмитрий – второй отвественный по вооружению Рэттауна! Его переизбирают в какой-то там очередной раз. Он идейный самовыдвиженец, что уже местная редкость, так еще и работенка особенная.
Работенка – плохое слово для Рэттауна. Само родоначальное – работа, на здешнем как легкое ругательство. Между делом оно никого не возбуждает, но в порыве спора – могут откорректировать: "Работали, Джош, твои предки две сотни лет назад, а я, Джош, борюсь с ранней деменцией!" Лучше использовать какие-то слова лояльнее – занимался, трудился, маялся. Местные порядки.
– Я в твоем возрасте палил с трех стволов на три сотни метров, ты не можешь с короткоствола высадить чертов магазин!
– Какой нахрен ко-ро-тко-ствол! – пихнул его мальчишка, – Это же чертов ствол автомата!
Огромный, барабана-лишенный, револьвер. Чудо рукоделия Дмитрия. Как оружейный фанатик, он систематически творил таких монстров.
– От "Мака". – тихонько поправил паренька Дмитрий.
– Иди к черту, – кинул кривя мордой Оливер, пытаясь простучать звенящее ухо. – Дай мне мой ствол!
Шатая головой от недовольства, Дмитрий, начал лекцию об оружии. В эту ловушку попадали все мимо проходящии, специально заглянувшие, посмевшие обедать с ним за одним столом. Калибры, эффективная дистанция. Господи он мучал всех этой ерундой.
– . . . и тебя порвут на огромные куски, если будешь защищаться этой бесполезной "пукалкой", – пафосно говорил присевший на колени Дмитрий, протягивая пареньку его старенький магнум. – Предплечья, Оливер! – крикнул он вслед обиженно уходящего парня. – Предплечья!