ГУЛАГ уже не тот, но кое-что осталось бесплатное чтение

Со здоровьем у меня всю жизнь были большие проблемы. В детстве сильно заболел, был на волосок от смерти. Спасли. В техникуме учился, тонул. Чудом спасли. На Севере работал, сильнейший бронхит. Подлечили, но остаточные явления беспокоят до сих пор. Работал в НИИ, со зрением проблемы, воспалился зрительный нерв. Один глаз на Кавказ, а другой на Север. Полгода лечился, но почти вылечился путем изнурительных тренировок. Ну и, конечно, детская болезнь давала о себе знать: со слухом проблемы.

В 66 лет сильнейший инсульт, при котором люди, как правило, не выживают. Я выжил. При выписке сказали, что я не встану, и буду лежачим до конца жизни. Я не только встал, но и по-немногу начал ходить. Дошел до двух километров каждый день. Восемь лет ходил, пока не упал, и не сломал бедро. Операция, металлическая вставка, ходунки.

Упал и с ходунками. Повредил позвоночник. Полтора месяца постельного режима. Пришлось сократить маршрут ходьбы. Не более 350 метров от дома. Чтобы увеличить маршрут. стал жодить два рпза в день: утром и вечером. Почки забастовали так, что уже пошло заражение крови. В институт почки не взяли, не захотели портить статистику. Выкарабкался.

И все это время меня сопровождала забота жены и чуткое отношение близких. Даже незнакомые люди стараются помочь мне. Останавливают на прогулке и рассказывают мне, какой я молодец. Видно, что трудно ходить, а каждый день тебя видим. Такое впечатление, что в любую погоду ходишь. Нет, отвечаю, в дождь не хожу, зонт держать нечем, руки ходунками заняты. А сосед по даче меня параолимпийцем назвал. Вот такое доброе ко мне отношение просто хороших людей на протяжении всей жизни придает мне силы, желание сопротивляться букету разных болячек и дает мне возможность чувствовать себя счастливым человеком.

Невольно подумаешь, что хороших людей больше, раз мне всю жизнь они помогают мне. Конечно, попадались и плохие. Куда же без них. Но память их игнорирует, и акцентирует внимание на хороших событиях. Добро, как правило, побеждает зло. Это как в природе: тепла все-таки больше, чем холода. Не зря температура тела человека положительная.

Вот я частенько и думаю, что кому-то там наверху еще нужен, раз позволяют еще пожить. Как-то в интернете нашел информацию о том, что, если Вы не спите утром с трех до пяти, то с Вами пытаются контактировать высшие силы. Хочешь верь, хочешь не верь этой информации, но Бог лишил меня подвижности, но не лишил меня разума. Я, действительно, почти всегда не сплю в это время. Мысли всякие умные лезут в голову. Днем в один присест могу написать по этому поводу статью. Значит кому-то нужно, чтобы я изложил эти мысли.

Перипетии сиротского детства.

Я очень рано стал сиротой

Рос без материнской ласки,

Но мачеха оказалась по сути святой

Не такой, как в известной сказке.

Родился я в год Победы в ноябре четвертым ребенком в семье. После меня была еще и сестренка, пятая. Первый рано умер. Как ни странно, но меня назвали так же. Детство прошло в трудные послевоенные годы. Жили мы тогда в селе Красный Рог. В том самом, где была усадьба Алексея Толстого. Отец работал до войны там начальником почты, а после войны его назначили заместителем начальника районной конторы связи. Добирался он до райцентра пригородным поездом.

Мне уже было года два или три, когда я серьезно заболел. Побегал босиком по лужам и подхватил никто не знает что, но уже в зрелом возрасте врачи заподозрили какой-то энцефалополимиелоневрит, при котором отнимаются руки и ноги. В общем был на волосок от смерти. В районной больнице лечение не устроило отца и меня увезли в областную. А там мест не оказалось. Пришлось отцу подключать свое областное руководство. Положили с кем-то валетом и вызвали с отпуска невропатолога.

Подлечил он меня и сказал, что если до 12 лет не умрет, то жить будет. Живу, слава богу, до сих пор, 75-летний юбилей отметил, к восьмидесяти приближаюсь. Подлечить-то меня подлечили, но остались остаточные явления, которые меня всю жизнь сопровождали.

О родной матери вспоминается один случай. Мать уже тяжело болела. Старшие были в школе, а я должен был приглядывать за матерью. Ко мне зашли друзья и позвали покататься на коньках на прудах, где летом пеньку мочили.

– Не, ребята, я не могу. Мне матери помогать надо.

– Ничего, сынок, мне пока ничего не надо. Иди покатайся с ребятами.

Естественно, я увлекся и довольно долго развлекался, а когда вспомнил про мать, сильно испугался, не потопу что накажет, а потому. как же она без меня.. У нее всегда в изголовье большой кленовый прут лежал. Никогда никого она им не наказала, но все этого боялись. Пришел домой сам не свой, сильно расстроился. Мать поняла это и сказала:

– Ничего, сынок, у меня все в порядке, а ты покатался, и хорошо.

На всю жизнь запомнил это.

В 1951 году умерла моя младшая сестренка, а ровно через год умерла и моя мать. Осталось трое сирот, я самый младший. Когда я болел, матери часто помогала жена погибшего на войне материного брата. Мы ее звали тетей. В общем досталось всем: и тете, и особенно моей сестре.

Она, как старшая, повсюду таскала меня за собой. Я ведь не ходил, и все время ныл, что комарики меня кусают. До самой своей смерти она заботилась обо мне. Брат же учил меня ходить. Я стою, за табуретку держусь, а брат ее потихоньку отодвигает. Я топ-топ и за ней. Так потихоньку и пошел. Брат так обрадовался, что побежал на станцию, и с криком «Иван пошел» встречал отца.

Тетя с матерью хорошо дружили. А когда мать заболела, то тетя помогала нам. Мать все время ее просила, чтобы она после её смерти детей не оставила на произвол судьбы. Так и получилось. Мать умерла, а тетя по дому помогала.

Месяца через два тетя в доме занималась стиркой, а я, скучая без матери, слонялся по дому, как неприкаянный. Старшие были в школе, а я еще в школу не ходил. Слонялся, слонялся, а потом подхожу к тете, дергаю ее за юбку и говорю:

– Теть, а теть. Можно я буду Вас мамкой звать.

Как сейчас помню эту ситуацию. Тетя выпрямилась от корыта со стиркой, заплакала и, помолчав, сказала:

– Плохо тебе, деточка, без мамки. Вижу, плохо. Ну что ж, зови меня мамкой, раз считаешь, что я могу тебе ее заменить.

Когда отец приехал на выходной, ему рассказали про эту ситуацию. Отец, недолго думая, сказал:

– Ну вот, деточки, Иван и выбрал вам мамку.

Назавтра отец с тетей пошли в сельсовет и расписались. Вот так и вышла женщина замуж, по сути дела, не за мужчину, а за троих детей. И стала она для нас хорошей матерью. Правда, и отец на жену не обижался, хотя дома бывал не каждый выходной. и только, когда я уже был в седьмом классе, отца перевели в другое село, где при почте была служебная квартира. Вот тогда отец и забрал нас с матерью к себе.

Мы со второй матерью дружно жили. Она заботилась о нас, и мы старались ее не обижать. Жили мы небогато, супу и того на ужин не всегда хватало. Мать нальет нам, а сама к соседке уходит, чтобы нам больше было. Но мы не садились за стол. Сестра отправляла меня к соседке за матерью.

– Иди, и без матери не возвращайся. Сколько есть еды, поровну делить будем.

Ну, а я упрямым с детства был. Если уж уцепился, то не отпущу. Приходилось матери возвращаться.

Я, как и все мы, по-детски все время старался заботиться о ней. В школе всегда по праздникам сладкие подарки давали. А школа далековато была. Пока донесешь эти подарки до дому, слюной изойдешь, но мать обязательно надо было угостить. Она ругала меня за это, мол, ребенок еще, сам бы съел, но я упрямо приносил ей сладенькое. Конечно, съедал подарок в основном я, а мать для отвода глаз попробует одну-две конфетки. Но главное, я принес подарок домой, а не съел его по дороге.

Мать до Спаса не ела яблоки, а белый налив к этому времени отходил, и мать никогда его даже не пробовала. Я как-то после Спаса в соседском саду увидел высоко на яблоне спелый белый налив. Сразу же возникла мысль, угостить маму. Но как его достать? Сбивать нельзя, разобьется. Надо залезать. Добрался я все-таки до него, положил за пазуху, и довольный пришел домой угощать мать. Опять та же ситуация:

– Сам бы съел, вон сколько яблок-то.

– Это же белый налив, да какой наливной, а Вы такого никогда не пробовали.

Прослезилась мать, но яблоко взяла.

Надо сказать, к матери мы все обращались на «Вы» в знак высочайшего к ней уважения. У меня никогда не поворачивался язык назвать ее мачехой. Вторая мать – другое дело. Не мачеха она, а Мать с большой буквы. Одна мать родила, а другая воспитала. Да, строгой материнской любви и ласки ребенку не хватало, но он был счастлив, что у него есть мать.

Конечно, ребенок есть ребенок. Пошалить ведь хочется. Но мать никогда не наказывала меня, боялась, что люди скажут, мол не родной ребенок, вот и наказывает.

Со старшим братом мы жили, можно сказать, дружно. Немного хулиганистый он был. И это не удивительно. Дружил он с ребятами переростками, у которых отцы погибли, а они понемножку хулиганили. Ну а я все время брату угрожал, что отцу расскажу о его проделках.

– Ябеда ты.

– Не ябеда я., Отец будет ругаться за то, что ты делаешь. Вот я тебя и предупреждаю, что этого делать нельзя. Иначе отцу расскажу. Иногда это действовало.

Мы никогда не дрались. Жалел он меня, видимо помня, как я болел, и они с сестрой выхаживали меня, и как он учил меня ходить. Но это не мешало ему подшучивать надо мной.

Как-то мать сварила нам молочного супа. Налила в миску, ешьте. Он быстренько хлебает, а я недоволен, растягивать удовольствие хотел. Тогда он предложил разделить суп в миске соломиной, чтобы каждый свое ел. Не подозревая подвоха, согласился. Он со своей стороны быстренько похлебал почти весь суп, а мне ничего не осталось. Я в слезы, а он смеется.

Очередной раз задумал он подшутить надо мной.

– Хочешь я тебя от окна до порога за соломину доведу?

– Ну как ты можешь сделать это?

– А давай попробуем.

– Давай.

Взял я в рот соломину одним концом, а он взялся за другой конец. Неожиданно он отпустил свой конец, ухватил меня за губу и тянет. Я ору благим матом, но с места не сдвинулся. Мать заругалась на брата и он отпустил меня. Так ему не удалось разыграть меня.

Я с малых лет любил мастерить. Отец где-то раздобыл трофейные немецкие рубанок и маленький топорик. Ими я и мастерил. Городки, ходули, скворечники и разную мелочь. Но наиболее сложным для меня изделием были деревянные коньки. Надо было аккуратно вытесать треугольный брусок с заострением спереди, на ребро пристроить проволоку, сбоку забить четыре скобки, привязать к ним веревочки. Коньки привязывались к валенкам, и катайся, сколько хочешь.

Как-то мать попросила меня сделать скамейку. Картошку чистить на табуретке высоко, а на детском стульчике – низко. Надо было сделать что-то среднее. А делать было не из чего и нечем. Я взмолился:

– Как же я сделаю эту скамейку? Ведь ничего нет.

– А ты сделай как-нибудь, лишь бы было хорошо.

Стал я думать. Нашел во дворе подходящих размеров суковатую доску, где-то раздобыл четыре бруска на ножки, обрезал по размеру, обтесал, прострогал. А чем же пробить отверстия, куда вставляются ножки? Долота в хозяйстве не было. Нашел большой ржавый и кривой гвоздь, выпрямил, на обухе топора расплющил острый конец и заточил. Получилось что-то вроде долота.

Стал пробивать отверстия в доске. Лезвие гнется через три-четыре удара. Надо поправлять. С горем пополам пробил отверстия и закрепил ножки. Получилась неказистая, но достаточно прочная скамейка. Мать осталась очень довольной.

– Ну вот и получилось хорошо. А говорил, что нельзя сделать.

Стремление мастерить часто заканчивалось травмой. Обычно это были порезы или ушибы, но один раз была довольно серьезная травма. Я что-то надумал сотворить, где надо было забить четыре сравнительно небольших колышка, ну примерно мне по грудь. Я знал, что это требует большой осторожности, но одно дело знать, а другое дело делать. Конечно же я промахнулся.

Топорик вырвался у меня из рук и попал по ноге. Хорошо, что не лезвием, а кромкой. Если бы лезвием, то большой палец на ноге был бы отрублен, а так обошлось рассечением мякоти до кости. Я даже не испугался, главное палец цел, а остальное я знал, что делать, не впервой.

Дома никого. Я один. Сильно зажал рану рукой и попрыгал домой. Нашел ёд, бинтов тогда не было, по крайней мере у нас, но были лоскутки ткани, остававшиеся от швейных работ сестры. Выбрал подходящий лоскуток и только тогда отпустил руку от раны. Крови не было, так сильно сжимал я рану, зияла голая кость.

Намазал лоскуток ёдом и забинтовал рану. Ничего, ходить можно, правда, прихрамывал. Отец с матерью где-то были и вернулись домой уставшиеся и разморенные жарой. Отец попросил меня принести с колодца полведерочка холодненькой воды. Я и поковылял в дальний колодец, где вода была получше. Принес, угостил родителей, а они так и не узнали, что за травма у меня была, и была ли она.

Но один раз я попался так, что и врагу не пожелаешь такого. Родители развозили навоз на огород. Ворота, чтобы не мешали лошади разворачиваться, сняли с петель и положили во дворе. Очень удобное сооружение получилось, чтобы по наклонной плоскости покатать мячик. Играясь, с силой зацепил большим пальцем руки деревянную поверхность.

Естественно, большая заноза под ноготь, глубоко и миллиметров пять диаметром. Рев, слезы. Отец перепугался, бросил свое занятие, не зная, что можно сделать в этой ситуации. До больницы далеко, 25 км, да и везти не на чем. Выковыривать такую занозу из рыхлой древесины бесполезно. Вариантов не оставалось: надо вырезать.

– Ну что, сынок, потерпишь?

Сквозь слезы соглашаюсь.

– Ну тогда терпи. Больно будет.

Можно себе представить, какая это боль, когда тебе без наркоза бритвой разрезают ноготь. Не каждый взрослый вытерпит такую боль, а ребенок, глотая слезы, терпит, сколько есть сил. Отец сказал терпеть, надо терпеть. Вырезал отец занозу, забинтовал, и сказал:

– Больше так не делай, играть нужно осторожнее.

Боль начала уходить и я успокоился.

Поговорка матери "Сделай как-нибудь, лишь было хорошо" преследовала меня всю жизнь, и заставляла меня искать выход из безвыходных ситуаций. Так мать учила меня из подручных материалов делать хорошие вещи. И учила она меня не только этому. Именно меня, потому как сестра вскоре вышла замуж, а брат учился в десятилетке в соседнем селе. Шесть лет мы с ней по сути дела вдвоем жили, потом техникум, работа, институт, своя семья, реже виделись. Но жили душа в душу. Она заботилась обо мне, а я пока жива была заботился о ней.

Как-то раз я с ребятами залез в чужой сад. Хозяин спугнул нас. Ребята разбежались, а я бегал плохо, и оказался крайним. Хозяин и нажаловался матери.

– Ну чего ты полез в этот сад? Ты же знаешь, что у тебя больные ноги и ты не можешь бегать, как другие.

– Все шли, и я пошел.

– Так что, если бы все шли топиться, и ты бы пошел?

Я задумался.

– Нет, не пошел бы.

– Запомни раз и навсегда. Прежде, чем куда-то войти, подумай, как оттуда выйти.

Казалось бы, всем известные прописные истины, но сказанные в особой ситуации человеком, которого обожаешь, запомнились на всю жизнь. Не раз меня эти правила спасали от неприятностей, и научили думать самому, а не поддаваться стадному чувству.

А еще она учила меня быть добрее к людям, терпеливее относиться к их недостаткам. Она любила повторять: «Как ты к людям, так и люди к тебе». И еще «Подумай, что о твоем поступке люди скажут».

Как-то уже в аспирантские годы ситуация была настолько тяжелой, что я надумал бросать аспирантуру. Тем более начальник управления на прежней работе приглашал и предлагал хорошую должность. Сестра, узнав о моем намерении, высказалась категорически против.

– Ты что? А что ж люди скажут? Все знают, что ты поступил в аспирантуру, а теперь бросаешь? Что, кишка тонка? Нельзя тебе бросать. Забирай жену в Киев и продолжай учиться.

– Куда ж я ее заберу? Сам без прописки и живу на квартире.

– Куда хочешь, но забирай. Вместе легче будет.

Задумался. Доводы для меня серьезные. Сделал так, как она сказала. И не ошибся.

Может поэтому в моей жизни так часто встречались хорошие люди и помогали мне в критических ситуациях. А по отношению к плохим людям, мать говорила грубую, но доходчивую фразу: «Не трогай говно. Вонять не будет».

Уже в зрелом возрасте я как-то хорошо помог дочке знакомой женщины. Талантливая девочка, сирота из глухой деревни. Моей помощи оказалось недостаточно. Нужен был звонок одному должностному лицу. Я звоню своему другу, начальнику департамента министерства.

– Ты можешь хоть раз просто так помочь человеку?

Обиделся.

– Ты чего это, сразу вот так? Что я не человек, что ли? Если могу, то помогу. А в чем дело?

Я объяснил ситуацию. Он сам нашел телефон и позвонил кому надо. Попросил повнимательней присмотреться к девочке. Сработало. Присмотрелись. Помогли. Девочка попала, куда хотела, где смогла реализовать свой талант. И мать, и девочка не знали, как меня благодарить.

– Большое спасибо Вам за помощь. Как я могу отблагодарить Вас?

– Деточка! Никакой благодарности мне не надо. Мне столько людей делали добро, что дай бог каждому, а я не могу их отблагодарить. Теперь я должен делать добро другим людям, чтобы как-то компенсировать то добро, что мне перепало. Мне достаточно того, что ты достигла, чего хотела.

Мне люди помогали, и я помогал. Не все помнили добро, но не ради благодарности я помогал. Как-то я помог людям, которые не заслуживали этого. Жена была в недоумении.

– Зачем ты им помогаешь? Они же столько гадостей тебе сделали.

– А я не им помог, а себе.

Жена не поняла.

– Понимаешь, я всем помогаю, а если я им не помогу, люди подумают, что я злопамятен, и уважать меня перестанут. А так все будут знать, что я ровно ко всем отношусь.

А привычка мастерить тоже осталась на всю жизнь. Как-то в техникуме один парень из соседней комнаты в общежитии похвастался безделушкой из фанеры, вырезанной лобзиком. Понравилось. Пошел в магазин, купил лобзик и вырезал картинку не хуже. Тот парень удивился:

– Как, никто не показывал, и ты с первого раза сумел выпилить.

Так я овладел и этим ремеслом. Со временем выпилил большую шести рожковую люстру со множеством деталей. Соседу понравилась, просил продать. Я отказался, так как делал подарок матери. Кто приходил к ним, все обращали на нее внимание, а мать с гордостью говорила: «Это Иван подарил». А красивый настенный шкафчик довольно сложной конструкции еще в техникуме выпилил сестре в подарок. Собирать его пришлось уже в зоне. Местный художник увидел его у меня – глаз загорелись.

– Гражданин начальник, давайте я Вам разукрашу этот шкафчик.

– А зачем его разукрашивать? Достаточно лаком покрыт.

– А я красиво сделаю.

Отдал. Дествительно красиво получилось. Долго он украшал ее дом до самой ее смерти.

Тогда была мода фотографии в рамках на стены вешать. Вот я и научился красивые рамки делать. Выпиливал их из фанеры, красил, намазывал горячим столярным клеем и наклеивал разные орнаменты из очищенной соломки, окрашенной в разные цвета. Неплохо получалось. Пока жива была сестра, на стенке у нее в дому висели такие рамки.

Уже женатым я всю мебель в квартире, особенно детскую, делал своими руками. Получалось всегда практично, а иногда и довольно оригинально. Даже сейчас моя мебель служит нам, когда после инсульта я уже 9 лет мастерить не могу. Но детям иногда подсказываю, хотя они и недовольны, дескать, что ты дед понимаешь.

Один раз зять что-то сооружал, а мой глазомер не обманешь. Вижу, нет вертикальности. Зять не поверил. Я взял нитку, привязал к подвернувшемуся под руку болту, и по этому импровизированному отвесу показал зятю.

– А это у Вас отвес неправильный.

– Правильный, неправильный, а нитка всегда вертикальна.

Я отвернулся, а зять втихаря стал отвес проверять. Колдовал долго, а потом вынужден был признать:

– Да, Вы правы. У меня тут не вертикально.

– Дорогой! Законы физики никто отменить не может. Это я могу поставить под сомнение формулировки некоторых законов, но суть их не отменишь.

Учился я всегда с удовольствием. Рано начал читать. Помню, еще до школы читал «гуттаперчевого мальчика». В школе я всегда внимательно слушал учителя, поэтому мне не надо было дома что-то читать. Наизусть не знал ни одного правила, но четко понимал их суть. Поэтому и писал без ошибок, и все задачки решал. Отличником был только одну четверть в шестом классе, но четверок было мало, только по некоторым нелюбимым предметам.

Как-то в шестом классе учитель математики задал задачу с подвохом, дескать, попробуйте решить. Два дня безвылазно корпел над этой задачкой. Самолюбие взыграло: как это я не могу решить задачу? И решил-таки. Гордый пришел в школу. Конечно, никто из одноклассников не решил задачу. Дай списать. А списывать я никому не давал. Не дал и на этот раз, а взял мел, и на доске показал, как решается задача, и в чем ее подвох.

Учитель на уроке с ехидцей поинтересовался, кто решил задачу. Все подняли руки. Учитель не поверил. Тогда я встал и рассказал, как было дело. Учитель похвалил меня и поставил две пятерки: одну за то, что решил, а вторую за то, что всем объяснил.

После родительских собраний мать всегда удивлялась: никогда за книжки не берется, а его еще и хвалят.

Первые самостоятельные шаги.

Птенец из дома выпорхнул,

А летать хорошо не умеет,

Домашний воздух выдохнул

И неприятностей кучу имеет.

Первые в жизни шаги часто сопровождаются падениями. Так и у меня первые шаги вне семьи не все были удачными. Случалось всякое. Однако, все по порядку.

После семи классов я собирался заканчивать десятилетку. Но как-то дома зашла речь о том, что моя соученица поступает в техникум. Мать и спрашивает:

– А ты чтоикуда не собираешься поступать?

Я и загорелся, хотя не готовился. Попробую без подготовки. Все бы ничего, но по литературе память подвела. Стихотворение ведь знал, но споткнулся на одном слове, занервничал и забыл что дальше. Не рассказал. Тройку получил. Эта пресловутая тройка и стала камнем преткновения. При поступлении баллов не хватило. Не прошел по конкурсу, взяли кандидатом.

Техникум не школа. Соблазнов много, особенно тринадцатилетнему ребенку. Жизнь вне семьи не прошла бесследно. Погулять охота было, в кино сходить. Двойки появились. Да и в общежитие попал в огромную комнату, где жили тринадцать человек. Какие уж тут уроки. Студенты были разные. Один отслужил уже армию, и претендовал на роль главаря приблатненной шайки. Видно, не давало ему покоя времечко золотое, когда «дедом» был в армии. Все малолетки должны были ему прислуживать.

Ну а я не так воспитан. Как сказал поэт «служить бы рад, прислуживаться тошно». Вот и начались на этой почве гадости всякие. Причем сам вроде не при как, подзуживал «шестерку». Был у нас такой любитель пресмыкаться. Задницу готов был лизать кумиру. Сначала я не обращал на них внимания, потом это стало раздражать. Однажды я куда-то собрался уходить, а «шестерка» гадость какую-то мне сделал.

Я ухватил со стола зеркало. Такое увесистое было из толстого стекла, и основание из толстой фанеры. Этим зеркалом я и запустил изо всей силы в обидчика. Хорошо зеркало, как самолет, с подъемом полетело, а парень присел. Зеркало попало в фанерную филенку шкафа, пробив в ней внушительную дырку. Парень побелел, как полотно. Не присядь он, голову бы точно пробил. С тех пор меня никто не трогал. Мой ангел-хранитель в очередной раз спас меня. На этот раз от тюрьмы.

За мои двойки отец устроил мне такую взбучку, что я решил не валять больше дурака, а браться за ум. Как-то математичка попросила отличников взять шефство над одним бывшим матросом. А парень талантливым был. И бегал хорошо и красиво. Любо дорого смотреть. В шашки обыгрывал любого. И память была отличная, а вот математика ему трудно давалась.

Взять над ним шефство никто не захотел. Тогда я обратился к преподавательнице: можно ли мне. Удивлению не было границ.

– А что Вы удивляетесь? Я ведь в школе математику на пять знал. Это я здесь разбаловался. С Жаровым с сам подтянусь, и его подучу.

Преподавательница поверила мне. Я переселился к Жарову в двухместную комнату, и мы с ним стали заниматься. Фанерную дверь в комнате я всю исписывал мелом, и кое-чему научил бывшего морячка. Но на экзамене я не рискнул оставлять его наедине с экзаменационным билетом.

Договорились вместе идти на экзамен. Он первым, я за ним. Он пишет на доске условия задач. Я рядом на другой доске пишу решение. Математичка снисходительно поглядывает на наши хитрости, но молчит. И только, когда решение подходит к концу, делает мне замечание. Я все стираю, и начинаю писать свое. Так мой ученик и сдал экзамен с молчаливого согласия математички. Умная была женщина.

В первом же семестре я все экзамены сдал на пять, и меня зачислили студентом. По результатам второго семестра мне дали летнюю стипендию, и я на все деньги купил свои первые часы. Носил, не снимая.

На столярной практике прострогал на фуганке сухую березовую доску. От сильной вибрации часы остановились. Решил отправить на завод-изготовитель, благо гарантия еще не кончилась. По размеру коробки от часов аккуратно смастерил точную копию посылочного ящика. Понес па почту. Приемщица как увидела ящичек, обалдела. Побежала к начальнице показать и спросить, как посылать, бандеролью или посылкой. Начальнице тоже понравилось. Раз посылочный ящик, оформляй посылкой. На заводе, видимо, тоже оценили посылку, потому как, недолго думая, отправили мне новые часы в этом же ящичке.