Правильный выбор бесплатное чтение

1

Сразу же после сражения – не успели погаснуть пожары и стихнуть вопли раненых и стоны умирающих – устроили огромный пир с танцами, выпивкой и мордобоем – всё как полагается. Пришельцев-советников тоже пригласили, а как же – без их участия нынче ни одно событие не обходится. И, хотя они совсем ничего не ели, зато вливали в свои бездонные глотки такое количество алкоголя, что убило бы десятерых могучих воинов, при этом совершенно не пьянея. «Богатыри!» – воскликнете вы, – «Витязи!». Однако ж нет – выглядят советники хрупкими и жалкими: маленькие, розовые и мягкие, как женские половые цветы, тела с двумя парами не то корней, не то ветвей, одна из которых предназначена для медленного неуклюжего передвижения, а другая – для манипулирования предметами; большие головы напоминают сморщенные, перезрелые тыквы, а голоса, когда они переговариваются друг с другом на родном языке, похожи на журчание серебрящегося между камнями горного ручейка. Пожалуй, это единственная их черта, которая не вызывает отвращение или хотя бы недоумение.

– Я знаю, о чём ты думаешь, племянник, – дядя Хранк уже некоторое время наблюдал за ним, сложив жест понимающей улыбки, полной отцовской гордости, – меня переполняли те же мысли, когда я увидел их впервые: почему все старшие так лебезят перед этими жалкими червяками? Куда подевались их бесстрашие и воинская гордость?

Рутгар отметил, что старший изменил темп речи и задействовал три дополнительных лепестка, добавив голосу объемное рекурсивное эхо. Этот приём обычно использовали барды для пения или декламации стихов, однако Рутгар знал, что он так же сбивает с толку автоматические переводчики чужаков. Мальчик изобразил жест смущения, потом – лукавой дерзости.

– Я уже видел пришельцев раньше, дядя. В конце прошлого года отец принимал их в своём походном лагере.

– А ты подглядывал и подслушивал! – несмотря на грозный голос, дядя убрал за спину мимические ветви, что, как хорошо знал Рутгар, он делал, когда хотел спрятать улыбку.

– Но, дядя, ты ведь сам учил, что настоящий воин – не просто гора мышц, рвущаяся в бой.

– И?

– Нужно наблюдать за врагом, изучать его, чтобы выявить слабое место, в которое и следует нанести удар.

– И ты решил чужаков выбрать своими врагами? – отсмеявшись прошелестел Хранк. Ближайшие соратники, приняв его громогласный хохот за слишком яркое проявление радости от победы, потрепали его по плечам в знак одобрения, опрокинули кубки под ноги, скандируя его имя – дядя был героем.

Рутгар, надувшись, отвернулся, нашёл глазами Ланну, как раз обслуживавшую пришельцев. Тот-которому-разрешается-сидеть – старейший из них, держал в тоненькой, будто детская веточка, дрожащей, сморщенной конечности кубок, который девушка наполняла очередной порцией алкоголя. Добрая половина напитка пролилась мимо сосуда на землю, как бы передразнивая воинский жест почтения, оказанный дяде его товарищами. Рутгару это не понравилось. Его злило то, как сморщенный старый советник смотрел на Ланну, бесстыдно изучал своими маленькими темными глазками – бусинами её большие роскошные уши.

– Я не понимаю, дядя, – мальчик отвернулся, чтобы не видеть больше возмутившего его зрелища, – советники не живут среди нас, однако им разрешается принимать участие в обрядах и ритуалах, сути которых они даже не понимают. Они не захватывали нас войной, однако им разрешено создавать для нас законы, проводить расследования и наказывать за преступления. Они даже позволяют себе давать советы вождю…

– На то они и советники, – усмехнулся Хранк.

– Они – чужаки! Почему им дозволено праздновать победу с воинами и получать воинские почести? Ни один из них никогда не проливал кровь! Они не держали в руках оружие, не убивали врагов… – его голос дрогнул, – не теряли родных и друзей. Да у нас с кукрами больше общего, чем с этими сморщенными морскими губками!

Хранк нахмурился, отвесил племяннику увесистый подзатыльник.

– Не вздумай ляпнуть что-то подобное где-нибудь ещё, мальчишка! – несколько секунд он грозно таращился на Рутгара, потом его взгляд немного смягчился, – я понимаю, что ты – всего лишь любознательный ребёнок, но далеко не все знают тебя так же хорошо, племянник. Истоки нашей с кукрами вражды уходят вглубь истории дальше, чем корни Мирового Древа, и твой отец – не единственный, кто погиб в борьбе с охватившим их безумием и ненавистью, – он обвёл пирующую, пьяно галдящую толпу широким жестом, – все, кого ты можешь видеть здесь – их непримиримые кровные враги. В некотором роде эти узы не уступают по прочности семейным, однако это не повод сравнивать. Чужаки поддержали нас в самые тяжёлые времена, дали нам могущественное оружие и научили военной мудрости, помогающей побеждать врага не только силой и числом, но и умением. Кто, кроме них, способен свершить чудо и вернуть к жизни погибших в бою?

– Лишь одного из сотни, – угрюмо пробормотал Рутгар.

– И это на один больше чем можем сделать ты или я! Чем кто бы то ни было, если уж на то пошло.

– Они – чужаки, – упрямо повторил мальчик, наблюдая за тем, как старый советник наклонился к своему соплеменнику, шепча что-то, то и дело бросая лишенные эмоций взгляды на Ланну.

– Они – союзники! – возвысил голос Хранк, – то, что они заняли нашу сторону в этой бесконечной войне – неслыханная удача. С их помощью мы, быть может, сумеем наконец одолеть проклятых кукров и зажить спокойной счастливой жизнью – постигать мудрость веков, производить и растить потомство. Это то, о чем мечтал твой отец.

– Какова же ценность этой вековой мудрости, о которой ты говоришь, если для победы над врагом нам не обойтись без немощных розовых червей с четырьмя отростками?

– Немощных? – горько усмехнулся старый воин, – вот тебе ещё один урок, племянник, раз уж ты так любишь им внимать: не суди о вещах по тому, как они выглядят. Ну ладно, хватит спорить – смотри, вождь собирается говорить.

Вождь Варута был пожилым мужчиной. Годы отяжелили его тело, покрыли шкуру и криво сросшиеся ветви рубцами шрамов, полученных в многочисленных сражениях, однако не смогли согнуть массивный прочный ствол и унять крутой боевой нрав. Когда он – единственный, кому позволено было сидеть на пиру помимо старца-советника – тяжело поднялся, со скрипом распрямив старые корни, все разом смолкли, даже самых пьяных и весёлых быстро урезонили более выносливые или умеренные собратья. Стало слышно, как щебечут ночные цикады и булькает алкоголь, льющийся из кувшина.

– Все вы знаете, что я стал вождём не по праву рождения, – проскрипел старейший, – это было так давно – лишь горстка из присутствующих здесь, на этом пиру, помнят те чёрные времена, – несколько скрученных артритом ветвей подняли кубки чуть выше, вождь кивнул кому-то и продолжил, – кукры здорово тогда нас щемили: у них было железо и численный перевес, а у нас – лишь палки и камни. Всё, что мы могли – бежать без оглядки, оплачивая каждый шаг кровью. Нас гнали как диких животных, истребляли… – он посмотрел на свои нижние ветви, в которых воину полагается держать оружие, – я стал вождём потому что был самым старшим из уцелевшего молодняка. Кто-то должен был остаться, чтобы замедлить напирающую орду кукров, а кто-то – вести племя дальше в пустыню. Так или иначе, мы лишь оттягивали неизбежное – все это понимали, даже кукры, поэтому они не спешили – наступали хорошо подготовившись, чтобы только убивать наших, не теряя при этом своих. – Рутгар услышал, как дядя скрежетнул зубами. Молодой воин попробовал прикинуть возраст старшего, и с изумлением обнаружил, что он не на много моложе самого вождя, а значит должен отлично помнить все, о чём идёт речь. Варута тем временем продолжал. – И вот однажды в лагерь пришёл чужак. Один, без оружия в разгар жестокой кровопролитной войны заходит такой, и требует немедленной встречи с вождём. Я был молод и горяч, к тому же мне предстоял нелёгкий выбор: определить следующую партию тех, кто пожертвует своими жизнями, чтобы остальные смогли двигаться вперёд. Я приказал охране вышвырнуть чужака вон из лагеря, – вождь басовито рассмеялся, утёр слёзы, – он раскидал их как охапки сухих листьев, а потом приблизился и сказал: «твоему народу совсем не обязательно погибать», – старый воин помолчал, захваченный воспоминаниями, стало совершенно тихо, даже цикады смолкли, будто увлечённые рассказом. – Четыреста семьдесят лет прошло, а я помню всё так, как будто это было вчера. Чужак с того самого дня всегда был рядом и поддерживал нас то мудрым советом, то мощными новыми технологиями. Он и сейчас здесь, – вождь протянул верхние ветви в направлении Того-кому-разрешено-сидеть. Старый советник при этих словах качнул своей сморщенной уродливой тыквой, – может, его корни уже и не так сильны, как прежде, а удары не на столько могучи, зато советы всё так же мудры и своевременны. Едва ли его можно называть теперь чужаком. Ну, довольно горьких воспоминаний, считайте это брюзжанием старого, поросшего мхом пня. Нынешнее поколение – вы все, созревшие на волне наших военных успехов, принимаете их как должное, некоторые даже считают, что их и вовсе нет. Что ж, позвольте мне немного рассказать об этом месте, – он обвёл рощу, в которой проходил пир широким жестом, – роща, в которой мы собрались, чтобы отпраздновать очередную крупную победу – мой дом, место, где я родился и прожил первые несколько лет жизни, – все, не исключая самого Рутгара, ахнули от изумления, – да, да, – рассмеялся вождь, довольный произведённым эффектом, – время – та же река, с той только разницей, что течение его мы замечаем лишь когда оно достигает русла. Я рассказал вам всё это, чтобы наглядно показать, что у самого длинного и трудного пути есть окончание, главное – продолжать идти. Все эти годы мы упорно шли по реке времени против её течения, и сегодня достигли наконец точки, которую я считаю своим истоком. Я хочу, чтобы вы все сегодня крепко подумали над этим, и почувствовали то же самое, что чувствую сейчас я: эта бесконечная война близится к своему завершению.

Вождь поднял кубок, и сотни глоток взревели дружное «Ура!».

– Наступает время для того сюрприза, о котором я говорил, – подал голос дядя, когда его кубок опустел, – приготовься.

Опустошив свой кубок, вождь не сел, показав тем самым, что пир можно продолжать, и начавшийся было гул, снова начал стихать. Варута простёр ветви над пиршественным столом, призывая к тишине.

– Есть ещё кое-что, что нам предстоит сделать, – он с вопросительным жестом посмотрел куда-то за спины внимающим ему подданным, снова кивнул, – кукры никогда не брали пленных – это противоречило их стремлениям уничтожить каждого ровянина, но мы не уподобимся им. Посоветовавшись со старейшими, я выбрал десятерых юных, особо отличившихся в бою. Сегодня они будут пировать за моим столом, в обществе старших. Но для начала им предстоит одно важное дело, – вождь щёлкнул пальцами, и в рощу ввели десятерых пленников.

Все они были юными, одного возраста с Рутгаром. Угрюмые, покрытые многочисленными ранами и ссадинами, некоторые – лишившиеся одной или нескольких ветвей, кукры, спотыкаясь проследовали к импровизированной сцене, грубо подталкиваемые конвоирами. Вслед им летели ругательства и огрызки со столов. Пленников выстроили лицом к галдящей, улюлюкающей толпе, некоторых, попытавшихся сесть на дрожащие ослабшие корни, грубо вздёрнули, заставив стоять. Несколько минут вождь позволил соплеменникам подвергать врагов издевательствам и осмеянию, потом снова простёр ветви, призывая к молчанию. На этот раз, чтобы угомонить разгорячившихся воинов, понадобилось куда больше времени.

– А теперь десяти избранным юным, – он громко назвал имена, в числе которых Рутгар с изумлением расслышал своё, – предоставляется честь поприветствовать наших пленных врагов на пиру в честь очередной – и далеко не последней – победы над ними, – с откровенной издёвкой произнёс вождь. Воздух вздрогнул от слитного многоголосного хохота. Пленники пустыми взглядами смотрели перед собой, даже не пытаясь уклоняться от летящих в них объедков, кубков с алкоголем и смачных плевков.

Рутгар ощутил тяжёлую дядину ветвь на своём плече. Обернувшись, он увидел, что Хранк с пьяной любящей улыбкой протягивает ему меч в искусно отделанных ножнах.

– Это тебе, племянник. Ты заслужил!

Меч был великолепен. Рукоять из мраморной кости горного манула лежала в ладони так, будто была сделана специально с учетом его анатомических особенностей, длинное широкое лезвие, выкованное из перекрученных множество раз прутьев метеоритного железа, оказалось на удивление легким. Проверив баланс и сделав пробный взмах, Рутгар с наслаждением услышал, как поёт узорчатая сталь. Холодное оружие уже добрую сотню лет не применялось в войне – на смену ему пришли тяжёлые дальнобойные артиллерийские пушки и точные мощные мушкеты, однако для отправления ритуалов и в церемониальных целях традиционно использовались лучшие его образцы.

– Это превосходное оружие, дядя! – прошептал мальчик, заворожённый играющим на клинке отблеском факельного света.

– Как и ты, мой мальчик, как и ты. Ну ладно, любоваться будешь потом, а сейчас иди и поприветствуй наших врагов, как это полагается у нас, ровян.

Вместе с девятью молодыми воинами Рутгар поднялся на возвышение, наспех превращённое в небольшую сцену, которой суждено было стать местом казни. Будто на параде воины выстроились, демонстративно подставив врагам спины, отсалютовали мечами вождю, затем – одобрительно ворчащей толпе. Пленники не были связаны, однако ни один даже не попытался напасть – кажется, их охватила апатия, лишив воли к жизни и способности сопротивляться.

– Уже достаточно было сказано слов сегодня, – провозгласил вождь, – время перейти к делам. Выполняйте свой долг, молодые воины.

Впервые Рутгар смог во всех подробностях разглядеть своего врага. Во время боя на это обычно нет ни времени, ни возможности – дальнобойное оружие позволяет убивать с большей эффективностью, чем это когда-либо было возможно в ближнем рукопашном бою, однако оно же удаляет из сражения элемент личной вовлеченности наряду с необходимостью усиленной боевой подготовки: убивая врага на расстоянии, ты видишь лишь силуэт, мишень, которую нужно совместить с мушкой и нажать на спусковую скобу. Ты можешь быть слабым, глупым, неуклюжим, но если ты смог прицелиться и выстрелить раньше – не важно, на сколько твой враг умнее или сильнее тебя. Пленник поднял голову, посмотрел Рутгару прямо в глаза. Он ничем не отличался от любого из собратьев Рутгара, стоящих рядом с ним с занесёнными для удара мечами. Они все ничем не отличались: такая же форма ствола, узор на листве, количество корневых отростков и ветвей; пожалуй, лишь цвет коры немного смуглее, но в целом палач и его жертва походили друг на друга как родные братья. Осознание этого факта шокировало мальчика. Он привык думать о кукрах как о свирепых бешеных животных, чудовищах, которых необходимо истребить. И сделать это с такого расстояния, которое не позволяет заглянуть в глаза – сущая мелочь, легче убедить себя, что убиваешь не ты, а охваченный пламенем снаряд. А после нескольких десятков и вовсе не приходится убеждать, не приходится даже думать – ты просто стреляешь и перезаряжаешь, и стреляешь снова, раз за разом, монотонно, будто одна из ходячих машин советников, о которых рассказывал дядя. Что-то блеснуло в глазах кукра, и внезапно Рутгар понял, что его покорность судьбе была вызвана отнюдь не апатией, а глубочайшим презрением, на столько сильным, что затмевает ненависть к врагу и страх смерти. От возмущения ветви Рутгара, сжимающие меч, мелко задрожали, он запыхтел как кипящий чайник. Этот слизняк смеет презирать его после всего того, что он и его соплеменники сделали его народу? Такой же кукр, как и он зарубил отца Рутгара двумя месяцами ранее. Чёрт, да может это он и был – вероломно подкрался сзади в пылу сражения и ударил в спину! И он ещё смеет презирать? Где-то сбоку послышались звуки рассекаемого воздуха и короткие предсмертные вскрики – кто-то уже исполнил свой долг. Толпа, жаждущая крови, одобрительно загалдела.