Последние маги бесплатное чтение

Маги не сильнее людей. Даже могучего мага

может одолеть умелый воин,

а если не один – то толпа.

Маги не выше людей.

Магией был создан этот мир,

а значит, она должна служить ему во благо.

Маги тоже люди. И бок о бок мы должны стоять

у границ нашего мира ради сохранения порядка.

Император Амберион,

Хроники империи Амбер,

465 лет до Баракорского вторжения

Менфис аль-Акраби сморгнул непрошеную слезу и улыбнулся в седую бороду. Он смотрел, как по длинному, усыпанному пурпурными лепестками коридору ведут божественной красоты невесту навстречу его любимому ученику. Свадьба аландрийского принца Патриса Раакан эль-Мусиба и Элеоноры Сертан, наследницы самого известного рода волшебников Аркен-Хара, должна стать легендарной и укрепить союз между двумя странами. Но растрогал старика в первую очередь влюблённый взгляд, каким шестнадцатилетний Патрис смотрел на девушку в белом платье, расшитом золотыми нитями.

Увидел мальчик невесту всего несколько дней назад, но, кажется, искренне и бесповоротно отдал ей сердце. Немудрено. О красоте и благоразумии принцессы слышали даже за морем, в их родной стране. Не говоря уже о том, что она была не единственной одарённой наследницей среди соседних стран. И даже при том, что Элеонора явно была лучшей партией Патрису, султан Эль-Мусиб долго вёл переговоры и наблюдал за ситуацией при дворе лорда-наместника Южного Аркен-Хара. Он не желал в жёны сыну глупую простушку, пусть даже с благородной кровью. Какова же была радость всей Аландрии, когда назначили свадьбу. На молодых возлагали большие надежды не только правители, но и волшебники, ибо пара могла возродить династию могущественных магов.

Зал во дворце лорда-наместника Южного Аркен-Хара украсили на славу. С постамента временно убрали трон, выделив рядом место для музыкантов. На возвышенности выстроили арку до потолка, украшенную алыми маками и белыми розами, символами любви и семьи. Живые цветы украшали и столы, и даже наряды благородных дам, а свежесть цветов поддерживал Водными заклятиями Менфис. Он не любил растрачивать силы на дешёвые фокусы вроде таких, но служба при правителе заставляла мириться. К тому же Патрис заслуживал идеального праздника. К своим почти шестидесяти старый маг насмотрелся всяких султанов и знал, что из его воспитанника вырастет прекрасный правитель.

На мраморном полу расположили столы и удобные кресла для дворянских семей, а позади них несколько скамей попроще для приглашённых из города глав гильдий и менее знатных родственников. Гости расселись сильно заранее, почти час назад, но до церемонии столы традиционно были пусты. Стены зала, как и мебель, в честь события задрапировали в цветах двух стран: багрянец слева – Аркен-Хар, небесный справа – Аландрия.

Под потолком висели поистине впечатляющие люстры на сотни свечей. В окна, сквозь редкое даже для столиц прозрачное стекло, светили две полные луны, большая белая и поменьше голубая. Столь значимая свадьба не могла проходить иначе как в двойное полнолуние – день, когда границы между мирами становились тоньше, магия сильнее, и боги приближались к людям, так что могли в полной мере свидетельствовать происходящему.

Грациозная невеста в сопровождении священнослужителей и торжественной музыки дошла до постамента. Принц, облачённый в белоснежный атласный камзол, подал ей руку, чтобы помочь преодолеть ступеньку. Черноволосая красавица подняла на Патриса взгляд, её щёки тут же зарделись, ресницы задрожали, подкрашенные кармином губы тронула несмелая улыбка. Менфис стоял сбоку от постамента и гостей, но зрение его точно не могло подвести: Элеонора отвечала принцу взаимностью. Надежда на то, что этот брак принесёт и пользу обеим странам, и счастье ученику, была крепкой.

Молодые встали друг напротив друга, то заглядывая в глаза, то смущаясь и отводя взгляд. Жрец сделал шаг к ним, и музыка, наконец, смолкла.

– С благословения богини Эрастерии, покровительницы семейных уз, под священных взором двух лун и семерых первородных богов, что стоят у истоков нашего мира, призываю вас стать свидетелями заключения союза двух людей…

Жрец затянул традиционную молитву, во время которой молодым следовало подумать ещё раз, не зря ли стоят они на этом месте. Давно никто уже искренне не молился семерым первородным богам. Храмы их разрушились задолго до Баракорского вторжения, перевернувшего жизнь Аркен-Хара вверх дном, и даже некоторые имена богов забылись. Вот и Менфис не слушал монотонный голос служителя богини любви.

Его вдруг кольнула тревога: едва заметно, но атмосфера в зале изменилась. Менфис, привыкший верить интуиции, насторожился и оглядел зал.

Знатные гости сидели, глядя на жениха и невесту, кто-то шевелил губами, повторяя за жрецом молитву. За ними у стен почтительно стояли ряды стражи и слуг. Здесь же были и нейтральные воины, нанятые обеими сторонами, – на всякий случай. Они выделялись тёмными кожаными доспехами без гербов и иной символики. Взгляд Менфиса зацепился за единственного инквизитора в алом плаще: может быть, он что-то колдует? Эти умеют… хоть и весьма странную, но эффективную в пытках магию Крови. Нет, инквизитор тоже глядел на жреца, притом, весьма равнодушно, то и дело перекатываясь с носков на пятки.

– Да услышат нас боги первородные и боги рождённые, в мире богов и в мире людей, в мире мертвых и мире живых, да станут высшие силы благоволить… – гулким эхом разносилась по залу молитва.

Напряжение усиливалось. Менфис не мог больше стоять на месте и начал пробираться вдоль стены к выходу из зала в надежде увидеть или почувствовать больше. Он вглядывался в лица, ему казалось, что он приближается к источнику беспокойства магических сил…

И тут сзади заорали.

Менфис резко обернулся и не поверил глазам: Патрис с неестественной ухмылкой на губах держал обмякшую Элеонору. Правая рука принца сжимала кинжал, пронзивший грудь девушки. На подвенечном платье расплывалось тёмно-алое пятно. Лицо же невесты выглядело изумлённым.

– Схватить!.. – громогласный голос отца Элеоноры, лорда-наместника Аркен-Хара, заглушил женские крики.

Гвардия наместника, опомнившись, ринулась на принца и в мгновение ока скрутила ему руки за спиной. Злобное выражение лица Патриса сменилось ошарашенным.

«Нет! Это навет!» – Менфису показалось, что его шандарахнули дубиной по голове. Он заставил себя отвернуться. Это не мог быть Патрис! Только не он, только не мальчик…

В отчаянии окинув взглядом шокированных гостей, маг вдруг заметил едва различимую тень, выскользнувшую из распахнутых дверей зала, и без раздумий кинулся следом. Стража пыталась перегородить выход, ему что-то кричали вслед, но Менфис не слышал. Он мчался по полутёмным коридорам, неимоверным чутьём ощущая магический след. Теперь он узнал его. Тягостный, горький дух, будто кто-то курил дурманящую траву. След шаманского баракорского колдовства. Колдовства, которое он надеялся забыть и почти забыл за десяток лет с окончания Баракорского вторжения.

Теперь Менфису казалось, что этот дух был везде. Как он мог не заметить его раньше? Как мог не заметить, что Патриса околдовали, а тот – не смог сопротивляться? После стольких лет обучения! Всё бесполезно. Если он не поймает баракорца, их обоих казнят, а между странами вспыхнет война. Бедные дети, они ведь могли быть так счастливы…

«Можно хоть что-то исправить, если поймать шамана! – одёрнул себя Менфис. – Элеоноре наверняка помогут… Есть ли у них маг Жизни или хотя бы Света, чтобы вылечить? Должен быть…»

Он выскочил на улицу и окинул взглядом освещённый факелами двор. Никого, кроме прислуги и охраны дворца, которые искоса поглядывали на запыхавшегося старика. Паника сюда ещё не докатилась.

– Здесь шел кто-нибудь до меня? Выходил с территория? – спросил маг у охраны; и без того неважный аркенхарский подводил его, выстраивать фразы грамотно и вежливо не было времени.

Охрана утверждала, что никого не видела с момента начала церемонии.

Куда мог деться баракорец? Даже если допустить, что он незамеченным выскользнул из дворца, то за его пределами тому наверняка понадобится лошадь, чтобы убраться отсюда подальше. Недолго думая, Менфис устремился в сторону конюшен. Грозный взгляд и знатный аландрийский наряд не позволили конюху возразить на требование тотчас выделить коня господину, и уже через пару минут волшебник верхом выехал со двора.

Чутьё вело мага к восточным вратам, однако в центральной части Митсаля в праздничную ночь было слишком оживлённо. Сегодня здесь разыгрывали представления шуты и актёры, разодетые по-южному, танцевали под дудочки и барабаны горожане, а лавочники загибали втридорога за аландрийские финики, персики в карамели и сладкую заморскую настойку из тростника.

Пробираясь через дворцовую площадь, Менфис почти отчаялся выследить невидимого преступника, однако стоило отдалиться от ярких огней и насыщенных ароматов, как он снова нутром ощутил смрад баракорского колдовства. Нет, он не витал в воздухе, и обычные люди никогда бы его не учуяли. Но у одарённого человека, кто хоть раз столкнулся с мучительной смертью собратьев от баракорских проклятий, это ощущение впечатывалось на уровне подсознания. У тех, кто послабее, в сопровождении животного страха, у тех, кто сильнее, – ненависти. И хотя Менфис не участвовал напрямую в войне за Аркен-Хар, но баракорские Мастера Проклятий когда-то добрались и до Аландрии, убив брата султана, сильнейшего на тот момент потомственного мага Воды. И вот опять…

Тревожный звон колокола накрыл улицы, позади волшебника прозвучал рог герольда, и город встал. Менфиса обдало холодом, и он, замешкавшись, оглянулся. Музыка, уже едва слышная, совсем смолкла. Малочисленные прохожие оборачивались в сторону дворца, и в полумраке среди домов волшебник слышал их недоумённые реплики:

– Траур?

– Что случилось?

– Сегодня же свадьба, кто умер?

Значит ли этот звон, что Элеонору не спасли? Или Патрис, его добрый Патрис, который никак не мог замыслить подобное преступление, погиб от рук стражи? Нет, нельзя отвлекаться и возвращаться, преступника нужно поймать, снять все возможные обвинения с Аландрии!

Менфис пришпорил коня и галопом вылетел за Восточные врата. В свете двух полных лун он увидел на дороге одинокую фигуру удалявшегося всадника.

Магия баракорских шаманов отличалась от той, которой владели люди в Аркен-Харе, Аландрии и иных соседних государствах. Если людям способность управлять стихиями и иными элементами в стародавние времена даровали драконы, то степные кочевники взрастили способности на поклонении духам природы, а уже после приняли силу от демонов, существ из иного мира. Баракорцы приносили в жертвы животных и курили дурманящие травы, чтобы развить шаманский дар, – одним словом, дикари. Однако оставалось загадкой, как же баракорец смог побывать во дворце и выбраться оттуда, так мастерски скрываясь.

Менфис потерял цель из виду через час: всадник будто растаял в воздухе, когда на светила набежало облако. Ещё через пару часов шаманский дух стал заметно слабее. Скорее всего, преступник сильно оторвался от преследователя. Но хоть и сложно уловимый, след его магии всё ещё мог прочитать достаточно могущественный волшебник, коим Менфис привык себя считать. Он сумел уловить смену направления и вслед за предполагаемым убийцей свернул на север. К тому времени Менфис вынужден был замедлиться, потому что очень устал. Благородный уроженец пустынь, аландриец привык ездить в повозке для знати или на худой конец скакать на верблюде, а необходимость держаться в седле при лошадином галопе сильно утомила старика. Но пока оставался хоть малейший шанс поймать баракорца, он не мог повернуть назад.