Пролог
Задолго до того, как первый дом дерзко взметнул свою крышу ввысь, нарушив первозданную гладь земли, когда будущие герои еще дремали в колыбелях, а величественные горы были лишь крошечными, беззаботными камешками, разбросанными по равнине. В те древние времена, когда Земля, словно старец, еще хранила в своей памяти эхо покоя и безмятежности, уже существовал он – Зеркальный лес. Таинственный и загадочный, он словно граница между мирами, невидимый рубеж, отделяющий известное от непостижимого. Окутанный плотной дымкой, Зеркальный лес был местом, где переплетались судьбы и рассуждения. Он был судьей для страждущих, указывая путь заблудшим душам, словно маяк в ночи, но требовал за это непомерно высокую цену. Лес этот был не просто сплетением деревьев, но порталом, где отражались не только физические формы, но и глубины душ, в нем словно в зеркале открывались тайны и скрытые истины. Сюда приходили в поисках истины, той, что не каждый мог вынести, не каждый мог принять. За его зыбкой границей простирался мир, который бросал вызов воображению, мир фей и волшебных созданий, чей облик был так же прекрасен, как и опасен. Ибо всякое волшебство, словно капризная принцесса, требует своей платы и не терпит фальши. Лес ставил перед каждым, кто вступал под его сень, испытания, основанные на правде, искренние и бескомпромиссные. Пройдя сквозь его чащу, человек мог оказаться в ослепительном царстве фей, где воздух был напоен магией и пением невидимых птиц, или же, наоборот, фея могла переступить порог в мир людей, лишенный ее привычного очарования. Но вернуться обратно, в тот мир, который ты покинул, было невозможно. Отвернувшись или приняв однажды магию, словно вдохнув отравленный нектар, обратный путь был отрезан. Феи, ведомые неподдельным любопытством, оступившись, застревали в грубом мире людей, теряя свое волшебство, а люди… Никто достоверно не знал, добирались ли они когда-либо до волшебных чертогов фей. А те немногие, кто возвращался из глубин Зеркального леса, уже не были прежними: в них читались иные знания, а их души были отмечены невидимым знаком. Они либо совершенно забывали свою прежнюю жизнь, словно она была сном, либо оставались странниками, несущими в себе отголоски волшебства. Путь в Зеркальный лес всегда открыт для тех, чьи сердца жаждут истины. Неважно, ищешь ли ты правду о мироздании, о себе самом, о заветных знаниях или о смысле жизни – если у тебя есть вопрос, лес словно живое существо, знает ответ. Но будь готов к тому, что эта истина может быть горькой, болезненной, меняющей все твои представления о реальности. И если ты не готов принять ответ, то не вини ни лес, ни его странных обитателей. Этот путь и его последствия – лишь твой собственный, неотвратимый выбор. Лишь ты сам волен переступить этот порог.
Эли: Дедушка, а расскажи ещё, пожалуйста, – прозвучал мой звонкий голосок, среди вечерней тишины. Я хлопала ресницами, как крыльями крошечной бабочки, стараясь придать своему личику как можно более ангельский вид. Мне так хотелось, чтобы он согласился, чтобы не отправлял меня в постель. Наш домик, уютно примостившийся в самом сердце деревни, на перекрестке двух пыльных дорог, был невелик, но полон тепла и запахов домашнего очага. Ночи здесь были на удивление ласковыми, позволяя мне, спать прямо в сенях, откуда открывался волшебный вид на бескрайние просторы неба. Весь Млечный Путь, мерцал в рамке окна, а краешек Луны, как серебряный серп, покоился на краю небосвода. В деревне дедушки, где феи, казалось, танцевали среди травы, его сказки, полные чудес и волшебства, для местных мальчишек и девчонок были неинтересными уроками, повторяющимися из раза в раз, но для меня, маленькой мечтательницы, это был целый мир, открывающийся с каждой новой историей. Его рассказы, полные шорохов и шепотов, были чем-то сокровенным, ключом в мир тайн, что прятался за границей привычной реальности.
“Зимой, я вернусь в город”, – с грустью подумала я. Там придется спрятать свои хрупкие крылышки под простую майку, а сверху надену грубую рубашку и тёплый пуховик, чтобы никто не понял. Я не посмею оторваться от земли ни на сантиметр, а если посмею то до самого тихого часа попаду в угол. Дедушка вздыхал, тяжело и протяжно, но не от обычной усталости или старческой слабости. В его вздохе чувствовалась печаль, которая была глубже и древнее, чем возраст и утомительная работа в огороде. Она была наполнена тоской по чему-то утерянному, по чему-то, что утекает, как песок сквозь пальцы, по миру, в котором мы разучились летать, в котором так мало осталось места для него, для меня, наверное даже для мамы. Да, особенно для мамы, то как она боится даже я не боюсь.