ОПЫТЫ ПРИКЛАДНОЙ ФИЛОСОФИИ: интеллигенция, народ и другие бесплатное чтение

Dedicated with appreciation to the debates

of G. K. Chesterton vs. G. B. Shaw, and

W. F. Buckley vs. J. K. Galbraith

ПРЕДИСЛОВИЕ

Несколько слов о жанре эссе в случае более или менее абстрактных тем, касающихся социологии, психологии, антропологии или истории. Все перечисленные предметы могут быть темой для научного исследования того или иного рода с гипотезами, доказательствами и выводами. Но эссе, на мой взгляд, позволяет автору просто высказаться, удовлетворив таким образом желание сформулировать свои собственные мысли1 без необходимости немедленно вступать в спор с потенциальными оппонентами и реагировать на обвинения в недостаточно серьёзном подходе и необоснованных утверждениях. Эта безнаказанность привлекает меня больше всего.

***

Эта книга об интеллигенции, о её происхождении, о месте, ею занимаемом в современном цивилизованном обществе и о её групповых иллюзиях и амбициях, основанных на более чем среднем уровне интеллекта и менее чем среднем уровне здравого смысла у большинства её членов.

ИСТОРИЯ: ЗАГОВОР, СЛУЧАЙ, ПОСЛЕДСТВИЯ

Мне кажется, что проблема теории заговора, где случай противопоставлен подозреваемому существованию генерального плана, структурно аналогична проблемам возникновения вселенной, жизни и последующего происхождения человека, как морального существа. Действительно, с незапамятных времён, но сильнее всего, начиная с конца Возрождения, многие учёные, люди различных направлений, но в основном физики, мечтали найти объяснения для происхождения Вселенной, жизни и человека без участия высших сил, недоступных научной проверке или рациональной теории. Одной из вех этого процесса были открытия механики XVI века. Но механический детерминизм так и не вышел за пределы схоластики и остался предметом истории науки. Надежда на более глубокое понимание истоков появилась с открытием эволюции как механизма развития и превращения видов от простейших до венца природы. Происхождение же простейших организмов из неживой природы было оставлено «на потом». Надо сказать, что и после широкого распространения дарвиновских открытий находились известные учёные, которые напрямую искали и находили подтверждения библейским рассказам. Так, знаменитый и заслуженный Лорд Кельвин, занимавшийся физикой теплообмена, вычислил возраст Земли близким к библейскому сроку – около 7 тысяч лет, исходя из скорости остывания расплавленной магмы до температуры земной коры. А ведь к этому времени были известны очень многие астрономические, географические и геологические факты, за исключением прямого изотопного датирования и допплеровского сдвига, указывавшие на значительно более протяжённое время существования Земли и окружающей Вселенной.

Но, оставив в стороне срок жизни и даже происхождение Вселенной, заметим, что разногласия и публичные дебаты продолжаются на тему, было ли зарождение жизни спонтанным, но чрезвычайно маловероятным стечением обстоятельств или намеренным актом, имевшим такую цель. Оценка вероятности спонтанного зарождения жизни из неживой природы приводит к выводу о необходимости существования практически бесконечного числа одновременно существующих Вселенных2 в сочетании с так называемым «антропным принципом»3. Как видим, здесь элемент случайности настойчиво выдвигается как альтернатива какому-то генеральному плану. Кое кто скажет, что библейский вариант происхождения вселенной, жизни и человека не выдерживает сопоставления с известными фактами, но даже это простое утверждение не вызывает доверия у значительного числа достаточно образованных людей, указывающих на неопределённость используемых терминов.

Та же самая фундаментальная дилемма, но в несколько меньшем масштабе, стоит перед противниками и сторонниками теорий заговора в понимании того или иного эпизодa человеческой истории. Попробуем ограничить область рассуждений, дабы «не растекаться мысью по древу». Заговор – это явление в общественной жизни, повсеместно существующее на бытовом или локальном уровне. Например, договорённость между торговыми фирмами о фиксированной цене на популярный товар, чтобы не допустить понижения цены согласно законам рыночного спроса и предложения. Даже ограбление овощного ларька может быть результатом заговора, то есть плана согласованных действий нескольких хулиганов. Мимоходом заметим, что в обоих случаях, как и в нижеследующих примерах, заговор заключается в безнаказанной попытке обойти закон и публичность. Соответственно, расследование таких актов полицией или прокуратурой могло бы быть формально квалифицировано как создание теории заговора. Однако сочетание последних двух слов обычно употребляется в негативном смысле в связи с настоящими или предполагаемыми причинами событий большого масштаба или значения в какой-нибудь стране или ассоциации стран, претерпевающих заметные изменения, которых мало кто ожидал незадолго до их наступления. Впрочем, и в более частных случаях, таких как убийство президента США Джона Кеннеди, теории, альтернативные официальной версии, тоже относят к числу «теорий заговора». Но и в этом случае политическая подоплёка возникших противоречий почти очевидна.

Мне представляется, что всякое альтернативное объяснение какого-то события или общественного явления объявляют теорией заговора в том и только том случае, когда это объяснение включает предположения о незаконном или, по крайней мере, аморальном действии, хотя бы временно скрытым от публики, с целью приобретения несправедливого преимущества для определённой личности или группы, вплоть до масштаба политической партии. Так, поджог рейхстага, произошедший в Берлине 1933 года, был предметом сразу двух противоположных теорий заговора. Первая –нацистская, обвинила в поджоге коммунистов с целью незаконного захвата власти в стране. Вторая – коммунистическая, обвинившая нацистов в намеренном поджоге рейхстага с целью оправдания последовавших репрессий. Произошедшее примерно тогда же в СССР убийство С. М. Кирова в публичном дискурсе так же несло на себе черты двойственности, и различные люди верили в противоположные друг-другу теории этого события, несмотря на опубликованные доказательства одной из версий. Да и то сказать, с течением времени эти доказательства тоже могли превратиться в умах новых поколений в часть новой теории заговора. Обе версии можно было бы изначально назвать теорией заговора, но лишь одна из них была выбрана историками в качестве подлинной. Мне лично трудно считать эти события просто случайностью, повлиявшей на последующую историю, но в настоящее время это можно считать делом вкуса. Бывает ли случайность в чистом виде причиной изменений исторического масштаба, подобно часто повторяемой истории о насморке, помешавшем Бонапарту выиграть Ватерлоо? Насморк насморком, но, конечно, Наполеон и его армия были обречены на поражение просто потому, что его маршалы нарочно, по-видимому, замедлили продвижение вспомогательных сил, а огромная русская армия под командованием маршала Блюхера была уже на подходе, чтобы добить общеевропейского врага. Другим случаем «у всех на устах» является убийство эрцгерцога Фердинанда и его супруги сербским террористом Гаврилой Принципом. Само убийство было результатом достаточно тривиального заговора, преследовавшего какие-то локальные цели, но само по себе явилось «случаем», начавшим огромную и, как многие её называют, «великую» войну за передел мира между ведущими державами того времени. Я не могу себе представить, что без Гаврилы война бы не состоялась или проходила по принципиально другому сценарию. Уж очень все воюющие стороны, включая массовые демонстрации на улицах городов, приветствовали её начало, да и военные планы были приготовлены заранее. Иными словами, заговор на уровне международных отношений был, а случай в Сараево просто послужил триггером.

Как мы видим, осуществлённый с какой-то конкретной целью заговор может оказаться случаем, вызвавшим последствия, не входившие в число намерений заговорщиков. Легко можно себе представить случай, который приведёт к срыву хорошо запланированного заговора. Например, смерть или случайное столкновение с законом ключевого участника. Не исключён и контр-заговор, придуманный как профилактическое средство против возможного заговора, как в случае с засылкой шпионов или провокаторов к подозреваемым заговорщикам.

До этого места в моём повествовании речь шла о простых примерах заговора или случая, повлиявших на ход исторических событий. Простота эта для нас нынешних, обусловлена достаточно длинным периодом времени с момента самого события для того, чтобы сделать более или менее приемлемый выбор между различными попытками описания в пользу той ли иной версии.

С другой стороны, события, не так далеко отстоящие от нашего времени, всё ещё ждут подходящей интерпретации после рассекречивания или раскрытия дополнительной информации, необходимой для решения вопроса о присутствии заговора со стороны людей, обладавших властью скрыть какие-то неблаговидные факты от населения. В случае Американских Соединённых Штатов три примера приходят на ум:

1.      Уже упомянутое пресловутое убийство Джона Кеннеди, где суть теории заговора состоит не в самом убийстве, а в том, что убийство преследовало далеко идущие политические цели и было организовано группой людей, находящихся у власти, вместо официально признанного акта фанатика-одиночки.

2.       Провокация в Тонкинском Заливе, когда атака на американские корабли была приписана сежеровьетнамской стороне конфликта с целью значительной эскалации военных действий, которая якобы была необходима одному из кандидатов в президенты для победы над его конкурентом перед предстоящими очередными выборами.

3.      Осознанное бездействие президента Рузвельта4 , несмотря на предупреждения разведки, в связи с готовящейся атакой японцев на Тихоокеанский Флот в Пёрл-Харбор в надежде стимулировать поддержку населением вступления США во Вторую Мировую войну.

Все три случая являются источником более или менее известных теорий заговора, которые здесь не стоит излагать, благодаря достаточному числу публикаций. Насколько я могу судить, многие из подобных теорий не являются опровергнутыми в умах интересующихся людей, то есть ждут своего окончательного разрешения и консенсуса. Лично мне к этой последовательности хочется прибавить дело об убийстве другого Кеннеди5 до сих пор сидящим в тюрьме иммигрантом иорданско-палестинского происхождения Сирхан Сирханом. В этом случае опубликованные детали произошедшего и столкновение тогдашних интересов влиятельных людей – просто идеальная почва для конспирологической интерпретации. Особенно в свете деталей, недавно описанных сыном убитого, из которых следует возможное участие ЦРУ, то есть людей, связанных с властями.

Достаточно часто можно услышать мнение, что теория заговора или в более общем смысле гипотеза запланированного акта вместо стечения обстоятельств или естественных зконов развития общества, является нормальной, хотя и часто необоснованной реакцией коллектива людей на ухудшение их общественного статуса в поиске «виноватых» вне этого коллектива. Хорошим примером можно считать теорию о еврейском заговоре с целью захвата выгодной позиции в мире христианского большинства. Здесь есть варианты: это может быть заговор влиятельной группы «сионских мудрецов» с целью создания мирового правительства, заговор еврейских врачей с целью уничтожения руководителей советского государства и, наконец, заговор еврейских священнослужителей с целью проведения кровавых обрядов, включающих убийство христианских младенцев для обретения магической силы. Наконец, распространение таких теорий могло быть спонтанным проявлением бытового антисемитизма или результатом заговора заинтересованных лиц, находящихся у власти. Можно сказать: были бы потенциально виновные, а улики и аргументы найдутся или будут изобретены.

В сети теория заговора описана как результат параноидального характера отношений между группами с противоположными интересами. Теории заговора как правило, становятся популярными у групп населения, находящихся в стеснённых или несправедливых, по их мнению, обстоятельствах. В странах с демократическим общественным строем теории заговора популярны среди граждан, недовольных результатами выборов, ведущих к нежелательным для них последствиям. С другой стороны, это может быть и параноидальной реакцией людей, подозревающих злые намерения со стороны властей предержащих, а также вышедших из-под контроля избирателей, высокопоставленных бюрократов при сложившихся исторических обстоятельствах. В некотором обобщённом смысле, как мне кажется, эта реакция и постоянная настороженность унаследована нами от предков, когда соседние племена и страны, находящиеся в конкурентной борьбе друг с другом за ресурсы, необходимые для выживания, были просто обязаны подозревать и разоблачать дурные влияния и тайную агрессию, идущие извне. Впрочем, далеко во времени для поиска примеров ходить не надо. Оставив пока в стороне политику, мы можем обратиться к жизни корпораций, особенно тех, которые находятся на переднем краю технологического прогресса. Книга руководителя компании Интел6 Эндрю Гроува «Только параноики выживут», прекрасно иллюстрирует жизненную необходимость быть настороже в конкурентной борьбе.

Мне, пережившему несколько лет всемирного кризиса пандемии ковида с прививками, ограничениями в общении и передвижении, повторными заболеваниями и противоречивыми методами лечения, трудно отказаться от хотя бы беглого рассмотрения этой темы, богатой опытом создания и разоблачения теорий заговора и разоблачений самих разоблачителей. Период пандемии уже отделён он нас несколькими годами не менее значимых мировых кризисов, а расследования активных деятелей той эпохи лишь только ещё входят в фазу отсеивания фактов от вымыслов. Однако серьёзные основания подозревать заговоры огромного масштаба со стороны государственных органов, профессиональных союзов и, наконец, политических и финансовых организаций существовали и в начале, и в середине кризиса, и до сих пор существуют, требуя нелицеприятного анализа. Отнюдь не в качестве доказательства их истинности, но в качестве аргументов в их пользу, известных интересовавшимся и, в общем и целом, доступным читающей и слушающей публике, перечислю некоторые из них. Итак, мы имеем описанные в сети случаи намеренной дезинформации печатью и телевиденьем с подачи официальных источников, плохо вяжущиеся с демократическими традициями угрозы специалистам, несогласным с решениями бюрократов, выдачи правительственных грантов учёным в зависимости от согласия отказаться от уже опубликованных результатов, опровергающих официальную линию; драконовские меры, применяемые по отношению к большим группам населения, несогласным с теми политическими решениями, которые негативно отразились на их жизни. Возражения этим теориям заговора основаны на возможности совпадений и неразберихи в принятии важных решений или даже обвинения конспирологов в злонамеренной подтасовке фактов. Вспомним издевательскую фразу, подхваченную наёмными болтунами с телеэкрана, о том, что верящие в заговор властей подобны верящим в то, что Земля плоская.

И всё же не могу не упомянуть несколько весьма подозрительных ситуаций:

Первый коронавирус новой болезни, внезапно обнаруженный в г. Ухане, был описан основными средствами информации и ответственными правительственными чиновниками как натурально полученный первыми жертвами на рынке свежих продуктов животного происхождения. При этом, как было почти сразу официально объявлено, вирус содержал последовательности нуклеотидов, существовавших в генетическом коде «панголинов» из Юго-Восточной Азии и летучих мышей, обитавших за тысячи километров от них в отдалённых пещерах Северного Китая. Через какое-то время стали известны неуклюже скрываемые тогда сведенья, что эти отрезки генетического кода существовали в добавок к искусственно внедрённым участкам ДНК, что довольно прямо указывает на лабораторное происхождение первоначальной инфекции.

После обнаружения первых жертв в г. Ухане китайские власти приняли серьёзные карантинные меры, одновременно скрыв проблему от остального мира с последующим катастрофически быстрым распространением смертельной опасности на все континенты.

Закрытие школ в США без доказательных обоснований, приведшее к огромным проблемам в экономике и народном образовании в год, когда этот кризис мог повлиять на результаты предстоящих выборов президента США.

И, возможно, самое главное – категорический и, по-видимому, беспрецедентный запрет высшей медицинской администрации на методы лечения и лекарства7 практикующим врачам с угрозой лишить нарушителей лицензии. Последнее держалось некоторое время в секрете от населения, как, например в Канаде, но вскоре оказалось секретом Полишинеля. Тем не менее, вся эта информация замалчивалась и игнорировалась основными органами печати в странной, на первый взгляд, кооперации «независимой прессы» с правительственными органами принятия решений.

Я осознаю, что, несмотря на многочисленные утверждения либертариански8 настроенных блогеров, вышеприведённые аргументы не являются доказательством существования какого-то общего заговора, объединившего многочисленные правительства, академические круги, фармацевтические компании и практикующих врачей в одну систему, преследующую хорошо определённые цели. Например, сокращение народонаселения для предотвращения кризиса ресурсов или подчинение широких масс населения диктату некоей элиты, преследующей цели мирового господства для проведения в жизнь радикальных реформ. Конечно, многие наблюдаемые явления указывают и на отсутствие необходимой компетенции у правящих органов, и на хаотичную реакцию публики и регуляторов на возникший кризис, и на технические и методологические ошибки вследствие недостаточности знаний в области медицины и фармакологии. И всё же неоспоримые факты сокрытия информации и последующее признания официальных лиц под присягой в обмане публики не могут быть легко и целиком списаны на хаос или некомпетентность. Как мне представляется, вместо единого и универсального заговора мы здесь имели дело с целом рядом локальных заговоров для получения желательных, пусть даже кратковременных результатов отдельными группами людей, обладающих различной степенью власти. Обращаясь к физической аллегории, представим себе турбулентный поток в замкнутой системе: хаос, наблюдаемый локально, может обернуться достаточно структурированной картиной взаимодействующих друг с другом вихрей при взгляде со стороны.

Одним из аргументов противников «теории заговора» является, в общем-то, справедливое утверждение, что секретный сговор между многими участниками не может долго оставаться абсолютной тайной от публики, вследствиe неизбежных «утечек». Но здесь, к сожалению, вступает в силу фактор пропаганды, которая, как было много раз продемонстрировано, может буквально заставить публику не верить нежелательным фактам путём назойливого повторения или, как это ещё называется, «промывания мозгов».

Последнее соображение я считаю важным, потому что тайна, окружающая по необходимости заговор локальный, не обязательно должна соблюдаться при заговорах большого масштаба, где в распоряжении заговорщиков имеются мощные средства поддерживать действительное или мнимое, но вынужденное неведенье публики. Например, административное, экономическое и даже уголовное преследование тех, кто противоречит официальной версии происходящего или раскрывает нежелательные подробности. Важнейшим фактором также является распространение идеологии, оправдывающей аморальную деятельность власть имущих благими целями, и как уже говорилось, промывание мозгов населения ведущими средствами массовой информации. За примерами ходить недалеко в нашем мире в настоящее время. Возможно, так было и раньше.

Наконец, следует обсудить различия между «заговором» одной группы и «договором» между группами участников общественно-значимого процесса, такого как очередные выборы в демократическом обществе. В обоих случаях целью является приобретение контроля над обществом для осуществления далеко идущих планов, о которых масса избирателей может и не иметь чёткого представления. Но в случае заговора многие шаги инициаторов процесса могут быть за пределами легальных или принятых этических норм и поэтому тщательно скрываться или публично отрицаться. Во втором – легальные нормы не нарушаются и соответствующие действия не скрываются, лишь выбор избирателя оказывается ограниченным и часто неудовлетворительным в терминах свободного волеизъявления. Речь здесь идёт, например, об отсутствии центристского варианта в результате тактического сговора одной из сторон с центром политического спектра. Я говорю здесь о расширенном понимании процесса демократии участниками договора, ведущего к нежелательной консолидации власти. Последствия в этом случае осознаются позже в свете проявляющихся со временем неожиданных политических решений. В любом из вариантов обсуждаемых политических манипуляций речь идёт о так называемом «управляемом обществе», чьё кажущееся исчезновение ввиду краха Советского строя так преждевременно приветствовал великий поборник свободы и индивидуального человеческого достоинства, последний чехословацкий президент Вацлав Гавел.

ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ И НАРОД

Противопоставление двух предметов рассмотрения в названии так же, как, например, в названиях некоторых произведений Дмитрия Мережковского или Григория Померанца, не говоря уже о статье Александра Блока9, восходит к традиции Плутарха описывать исторические персонажи (или избранные объекты) парами в сравнении или противопоставлении их характерных черт или аналогичных ситуаций. Такого рода название позволяет, в частности, перепрыгнуть через стадию поисков адекватного определения неких изначальных понятий. Например, вопрос: является ли интеллигенция частью народа? Здесь я тоже попробую применить метод противопоставления, полагая, что в некотором нестрогом смысле «народ» и «интеллигенция» являются двумя главными составляющими множества, называемого нацией. Очевидно, что эти множества пересекаются, но я предполагаю, что область пересечения мала. Те же, кто причисляет себя к двум множествам одновременно, рискуют тем, что подвергнутся осуждению и даже бойкоту с обеих сторон в случае расхождения групповых интересов. Возникает и специальный случай индивидуума, не принадлежащего ни одной из групп, но об этом позже.

В поисках определений

Так или иначе, я предполагаю, что и интеллигенция, и народ обладают отличными друг от друга характеристиками, обусловленными объективными законами общественного устройства. Таким образом, интеллигентный10 человек, благодаря своим личным связям ставший частью интеллигенции как некоей отдельной группы населения, демонстрирует черты и мысли, объединяющие его с другими членами этой группы. Это похоже на отношения людей, собравшихся на митинг, каждый со своим пониманием ситуации. Изначально далеко не все пришедшие разделяют эмоции и мнения большинства, но, как правило, в дальнейшем наступает консолидация и, если угодно, единодушие собравшихся по отношению к цели митинга.

В советской школе нам говорили, что интеллигенция – это прослойка между двумя классами с несовпадающими интересами, как-то буржуазия и рабочие. Хочу заметить, что помимо подпольных предпринимателей, в СССР официально не существовало эксплуататорских классов. Но так называемая интеллигенция всё равно называлась прослойкой по старой традиции, унаследованной от дореволюционных марксистов. Она состояла из людей, которым в целом разрешалось не работать физически. Сюда формально входили и партийные работники, и служащие и часть военных. Однако в обиходном смысле интеллигенцией, как я тогда понимал, считали людей умственного труда, не принадлежавшиx к номенклатуре, и так называемых творческих работников. Они были членами достаточно чётко очерченного социального множества со своей субкультурой и своими неформальными лидерами – властителями дум, если угодно. Интересно отметить, что большинством их кумиров на Западе были или крайне левые, или вообще прокоммунистически настроенные деятели культуры. Другое дело, что с появлением легально разрешенного частного предпринимательства в конце восьмидесятых XX века интеллигенция, наконец, нашла себе место в качестве настоящей прослойки между классами эксплуататоров и эксплуатируемых, как их понимала марксистская наука. Иными словами, её члены всё ещё не трудились в поле или на производстве, но и не владели достаточными средствами, чтобы не быть вынужденными обслуживать интересы аппарата управления и частично слившегося с ним класса новой буржуазии. Впрочем, самые активные и прогрессивные интеллигенты присоединились к числу открытых эксплуататоров, стараясь всё же не потерять интеллигентного выражения на лице. Сказанное всё ещё не позволяет мне считать, что определение найдено. Обратимся теперь к сравнению.

Интеллектуалы или интеллигенты

Тут будет уместно поговорить о бытовавшем у нас в течение десятилетий понятии западного интеллектуала. Вдобавок к требующей специальных знаний профессии, знакомству с мировой литературой и элементарными знаниями таких гуманитарных предметов, как этика и психология, здесь должно было присутствовать умение отличить добро от зла, то есть то, чем, как мне кажется, не обладает значительная часть современных «интеллектуалов». Как это случилось? В общем случае уметь отличать добро от зла традиционно требовалось для того, чтобы избежать наказания в этой жизни и адских мук в будущей. Иными словами, не делать зла диктовалось элементарной трусостью перед последствиями. Это детское отношение, по-видимому, разделялось большой частью так называемых простых людей, что со стороны создавало впечатление натурально доброй натуры, приписываемой народу. Впрочем, привычка могла стать второй натурой. Интеллектуал же выбирал добро сознательно, то есть не из страха, а из рациональных соображений. Таким образом, возникало чувство (которое я считаю формой гордыни), что ни боязнь ада, ни сама вера в божественную справедливость не нужны человеку с развитым сознанием для того, чтобы правильно выбирать свой путь. Так появился и закрепился идеал атеиста, способного судить о добре и зле из соображений разумности, о чем было написано немало стихов и философских трудов. Здесь я себе позволю заметить, что этот идеал не подтверждается практикой, а именно, что атеизм большинства современных нам интеллектуалов и их кумиров привёл к очевидному для непредвзятого наблюдателя размыванию понятий добра и зла в терминах так называемого морального релятивизма, то есть допущению, что какие-то специальные случаи, которых становится всё больше вокруг нас, позволяют оправдать зло в смысле нарушения даже таких простых правил, как 10 заповедей. И тем не менее, до сравнительно недавнего времени11 интеллектуал, часто находившийся в воображаемом контакте с иными временами и мыслителями, не обязательно был вовлечён в злободневную политику. Так сказать: «какое милые, тысячелетье на дворе?»12.

В отличие от интеллектуалов, интеллигенция, существуя в социалистическом государстве, с позволения и даже для пользы властей предержащих (независимо от собственных индивидуальных преференций), так или иначе политикой интересовалась, особенно «на кухне», как было в конце советской эпохи, и принимала в ней разрешённое участие. Так учёный, неспособный заниматься абстрактными проблемами на переднем краю научного познания, обращается к прикладным вопросам, где его знания и способности оказываются достаточными для того, чтобы приносить ощутимые результаты.

Мне хочется также заметить, что и в современных странах Запада большинство интеллектуалов составляет верхушку значительной по числу участников социальной группы, которую можно условно назвать интеллигенцией. Это так называемые «белые воротнички»: работники офисов, адвокатских контор и многочисленных государственных служб различного назначения: от разведки до налогового управления или организаций по охране природы. Все они – выпускники колледжей. С течением времени таких людей становится всё больше, так что и они составляют значительную группу, прослойку, если угодно.

Интеллигенция послесталинского СССР

Во времена хрущёвской оттепели и возникшей возможности познакомиться с особенностями западного образа жизни благодаря книгам, кинофильмам и радиопередачам из-за рубежа, советские интеллигенты достаточно часто говорили, что понятие интеллигенция – чисто русское, предупреждая не путать его с употребляемым на Западе понятием «интеллектуал». И действительно, наша «интеллигенция» в её обыденном смысле не совсем подходит под понятие интеллектуалы. Дело в том, что в России интеллигентов отличали не по уровню интеллектуальной активности, а по особым правилам поведения в обществе, профессии (в хорошие времена, а не в те, когда не принимают на приличную работу по причине классовой или национальной чуждости), порядочности (тоже в хорошие времена, когда не приходится подличать, чтобы выжить или, допустим, хорошо питаться и так далее) а часто и некоему творческому началу. Короче, быть интеллектуалом, то есть уметь процитировать философские труды помимо классиков марксизма было не обязательно. Интеллигенту, как члену социальной группы было предписано в качестве минимума соблюдение определённых моральных принципов, интерес к книгам иностранных писателей или к отечественным книгам религиозно-философского содержания, импрессионизму (или старым иконам) и классической музыке. В целом эти люди участвовали в производстве общественного богатства доступным им способом, отличным от физического труда или поддержания общественного порядка силовыми методами. Здесь придётся упомянуть слово «образованщина», введённое в обиход А. И. Солженицыным, желавшим подчеркнуть отсутствие «настоящей» интеллигенции в Советском Союзе. Но это его частное мнение не отменяет предмета моего рассмотрения.