Инесса Евгеньевна видела, как притащили, иначе и не скажешь, дубовый стол. Осмотрев стол со всех сторон, она пришла к выводу, что рядом со славянским шкафом он будет отлично смотреться, но будут нужны дубовые стулья того времени. Подобную проблему она проходила и теперь только вызвала к себе Степана Степановича, чтобы его фирма к этому столу выполнила старинные стулья той же эпохи.
Сообразительный Степан Степанович сказал, что стулья надо украсить вензелями славянского шкафа и заодно добавить их к этому слегка простоватому дубовому столу. Ему выплатили задаток за заказ. Посмотрев на Степана Степановича, Инесса Евгеньевна пришла к выводу, что не мешало бы его приодеть, потом решила, что так он целее будет.
Столяр Селедкин сделал копию славянского шкафа: хорошую, добротную копию. Люди ходили вокруг шкафа, открывали двери, естественно, не вызывая свечения внутренних поверхностей дубового гиганта. Все бы ничего, но вновь явился участковый инспектор, пытаясь найти упущения по поводу уничтожения этого шкафа; ему показывали, что шкаф новый, еще стружкой пахнет, а тот все искал вчерашний день.
В дверь вбежал возбужденный Родион, увидев стоящий новый славянский шкаф, закричал истошным голосом:
– Шкаф еще и летает!!!
Выяснилось, что он сбежал от свечения в шкафу, прибежал за помощью, чтобы выкинули из его квартиры шкаф. В открытые двери его квартиры просочилась толпа людей, которая остановилась перед старым шкафом, ничем не примечательным, вполне достойным быть на свалке жизни.
Стоило в комнату войти Родиону, как шкаф ожил. Из шкафа пошло белое свечение, завораживающее своим светом. Люди стояли и не двигались, им казалось, если они сдвинутся с места – произойдет нечто странное.
Первым пришел в себя участковый инспектор:
– Вот он шкаф! А я грешил на директора магазина, а это Родион безобразничает. Родион, где шкаф взял?
– Где? На свалке. Шкаф не успели уничтожить. Тамошние люди его к себе определили.
– Значит так, сейчас дружно его загружаем в машину и везем на свалку! – грозно сказал инспектор, и исчез в белом свечении шкафа.
Люди тихо стали выходить из комнаты.
Остался один Родион. Он сел на кособокий стул:
– А мне что делать? – спросил он у шкафа. – А, надо Анфису позвать, она вернет инспектора, – вспомнил он, как она Платона из этого шкафа высвобождала, но ехать за ней ему не хотелось, а мобильного у него не было…
Грузчики сообщили о новой ситуации Инессе Евгеньевне, о событиях в квартире Родиона. Рисковать собой и Анфисой она не захотела и вызвала Селедкина-младшего. Она дала ему деньги на цифровой фотоаппарат.
Родион Селедкин оказался сообразительным парнем, все сделал, как надо. Он сфотографировал славянский шкаф и выпустил из него инспектора. На их глазах шкаф превратился в полированного красавца. Родион тут же запечатлел его новый облик, шкаф из своих недр на вензеля выпустил позолоту. От такой красоты Родион пришли в такое изумление, что сел на стул, ножки у него подвернулись, и он растянулся перед шкафом.
В этот момент в комнату вошла Анфиса:
– Какой шкаф красивый! Родион, а ты почему с пола на него смотришь?
Парень сидел и боялся вымолвить слово, он в упор не видел Анфису. Перед ним стояла молодая графиня лет семнадцати, в платье с талией под грудью, с локонами: жена Пушкина с известного портрета. Мгновение – и видение исчезло. Родион увидел перед собой девушку и скромный шкаф.
– Родион, что с тобой? Мне показалось, что шкаф был красивым, а он опять стал обычным.
– Анфиса, я тоже это видел. Я запомнил, каким он был! Вероятно, шкаф подсказывает, каким он был. Это видение из прошлого. Его надо реставрировать по его указанию, – необыкновенно спокойно проговорил Родион.
– Отличный вывод, но что-то мне подсказывает: его нельзя перевозить, кто его будет реставрировать? Если к нему подходит реставратор, он выдает радиоактивное излучение, а тебя он хорошо выносит. Родион, приводи своего отца, попытайтесь восстановить шкаф здесь. Материалы и работу оплатят.
Шкаф промолчал, соглашаясь с речью умной женщины. Анфиса подумала о столе, у нее возникла мысль, что славянский шкаф и стол одним человеком созданы: папа Карло у них был один.
– Родион, есть просьба: поставь решетки на окна, металлическую дверь. К тебе привезут стол, твое дело – их охранять, наблюдать, лишних людей не пускать. Все оплачу. Не волнуйся, плачу не из своего кармана, из кармана заказчика.
Инна, пожив у Инессы Евгеньевны, четко осознала, что есть лучшая жизнь, есть красивая одежда и обувь. Она сделала свой вывод. Она стала донимать мать Полину просьбами: купи это, купи то, а не купишь – уйду из дома и не вернусь. Девочка стала меняться вещами с подругами, обменивала свои вещи на чужую одежду, обувь, сумки. Полина не успевала следить за одеждой дочери, то она исчезала, то появлялась. Стоило матери купить для дочери кроссовки за большие для нее деньги, как они через день исчезали, а через неделю появлялись грязные.
Мать их отмывала добела, кроссовки исчезали, а если приходила в дом подруга к Инне – того и гляди что-нибудь прихватит и вынесет. Взрослая женщина от такой чехарды предметов дочери, купленных для нее с большим трудом, порой на последние деньги, стала нервной и взвинченной до предела. Любая подруга дочери стала для нее врагом первой величины. Дом стал адом.
Дочь повадилась гулять по вечерам, перед прогулкой стала требовать деньги на карманные расходы, ведь Инесса Евгеньевна ей давала карманные деньги! Дочь запугивала мать, угрожала ей жалобами отцу, доставала ее по всем статьям.
Мать заболела, сил встать у нее не было, она сказала:
– Я не пойду на работу, мне плохо.
– Ты чего, мать! Мне деньги нужны, а она болеть вздумала!
Мать дошла до неконтролируемых рыданий, сквозь рыдания дочь продолжала ее обвинять в своей плохой жизни. Мать стала истерически кричать проклятия.
Дочь спокойно сказала:
– Выпей воды, это я из-за тебя боялась дома одна сидеть! Это ты во всем виновата! Не кричи на меня. Ты зачем меня к бабушке посылала? Она меня за косы таскала!
«Было за что», – подумала мать Полина, выпив воду после таблетки, и сказала:
– Инна, сама бери ключи от квартиры, открывай и закрывай дверь за собой.
Дочь ушла гулять, уверенная в своей правоте. Мать полежала, встала, занялась домашними делами, делиться такими событиями ей не хотелось.
Мать Паши тоже почувствовала временное влияние Инессы Евгеньевны, поначалу она радовалась, что сын пожил в достатке, по-человечески, с компьютером в квартире, с отцом пообщался. А сын… Он по возвращении от отца стал унижать мать своим высокомерием, своими новыми знаниями. Говорил ей, что она глупая, ничего в жизни делать не умеет, ничего не понимает.
Паша круто изменился, он излучал презрение в адрес матери, которая не знала, что ей делать. Парень с достоинством носил вещи от Платона и Инессы Евгеньевны и полностью отказывался носить ту одежду, что покупала ему мать.
Сам Степан Степанович, выручив Инессу Евгеньевну от нападения, возвратился в свою холостяцкую берлогу. Он рвался к ней, но понимал, что это невозможно. После нее его не интересовали две его бывшие женщины, он им отдавал деньги на детей, а сам жил достаточно экономно, да и не так много он и получал, чтобы все были счастливы. Поэтому Степан Степанович не мог решить проблемы своих детей на уровне Инессы Евгеньевны – разные у них финансы, разные.
Летом Платон решил поехать в отпуск куда подальше. Он подготовил машину к дальней поездке, взял минимум вещей и продуктов, зашел к Анфисе домой, а зря. На пороге стояли сумки, огромные сумки и гигантский чемодан на колесиках.
– Анфиса, ты куда собралась? – удивленно спросил Платон, рассматривая огромное, по его меркам, количество сумок.
– Платон, я решила поехать с тобой, – устало проговорила Анфиса, подтаскивая в прихожую очередную сумку. – Все надо, там ничего лишнего нет.
– Дорогая моя, ты прекрасно знаешь, что я еду в отпуск на две недели! Куда столько вещей набрала?! Если чего там нет, так вполне можно обойтись! Причем спокойно. А ты весь дом в сумки засунула! Они в машину не влезут!
– Влезут! Дорогой мой, я знаю твою новую машину и ее багажное отделение! Три сумки в ширину, две сумки в длину! Чемодан снизу. Собачку в клетке возьму на колени.
– А собачка откуда? У тебя собачек не было!
– Купила я маленькую трехмесячную собачку, она в домике спит. У нее есть все документы для пересечения границы.
– Нет, в таком случае мне лучше дома остаться, без тебя и твоей новой радости!
– Платон, твое дело – машину вести, я на место шофера сумки не поставлю! Не бойся!
– Успокоила. Я еду в санаторий, там рыбалка в двух озерах, стенды для стрельбы. Что ты там будешь делать?
– Понятно, родной, мне все понятно! Да, я не умею рыбу ловить! Я не люблю стендовую стрельбу, сильно в плечо после выстрела отдает! Буду сидеть на веранде домика и на горы смотреть.
– Ладно, отбери сумки первой необходимости и второй, чтобы знать, что можно оставить дома.
Платон ехал, ехал и вспомнил, что забыл положить в машину удочки, он их вытаскивал для укладки багажа, а удочки хотел сверху положить и забыл.
– Анфиса, я опять забыл удочки у подъезда, надо вернуться домой, что я без них буду делать?
– Платон, удочки бабки домой отнесут, они видели, что мы уезжали, а вернемся назад – дороги не будет.
– Это ты абсолютно права, я вернулся, и все пошло кувырком, а то бы один давно уехал и с удочками.
– Поедем в другое место! Какая разница, куда ехать!
Они остановились в деревне, расположенной у дороги.
Анфиса отказалась спать в машине и показала на приличный домик. Хозяйка предложила им комнату с двумя узкими кроватями, но с большими подушками. Анфиса зашла в горницу и удивленно остановилась: перед ней стояли напольные часы, украшенные янтарями! Платон стоял рядом с ней, не отводя глаз от узкого деревянного шкафа, вверху которого располагался циферблат, выполненный из янтаря. На стрелках часов двигались маленькие янтари.
– Какая прелесть! – выдохнула Анфиса. – Просто чудо, а не часы! Откуда они у вас?
– Так мы тут всегда жили, рядом с дорогой. Прадеду моему за лошадь барин отдал эти часы, вот и стоят здесь, никто им не удивляется, – ответила приветливая хозяйка.
– Вы нам не продадите? – спросил Платон наугад.
– А что, купите? Надоели, черти, громко тикают, гирьки у часов в шкаф уходят, место только занимают эти часы. – сказал подошедший хозяин.
– Купим часы, а собачку оставим вам. Возьмете? – спросила Анфиса и добавила: – Собачка с родословной.
– Возьмем щенка! Он красивый, лапы у него крупные, большая вырастет собака, нам у дороги она не помешает, – ответила хозяйка.
На том и решили.
Утром Анфиса и Платон расстались с добрыми хозяевами, а часы привязали к крыше машины. В санатории Платон поставил часы в домике. Больше половины вещей, что привезла Анфиса, здесь были не нужны. Два прозрачных озера с рыбой доставляли ей зрительное удовольствие.
Платон периодически сердился на Анфису за забытые дома удочки, а она отвечала, что ей нравятся карпы в пруду, а не на сковородке, что она не любит и не умеет жарить свежую рыбу. Ей понравилось кататься по озеру на бананах. Стендом для стрельбы распоряжалась девушка, она так ловко управлялась с оружием, что Анфиса невольно увлеклась стрельбой. У нее возникло ощущение, что ее, как пулю, вбили в стенд.
В углу комнаты громко тикали янтарные часы. Анфиса посмотрела на часы, ей показалось, что стрелки подмигнули. Она подошла к часам, открыла дверцы, и ей мучительно захотелось взять в руки гирьки. Она дотронулась рукой до тяжелой, металлической гирьки в виде цилиндра. Вторая гирька очень походила на золотой самородок, который когда-то она видела у Степана Степановича.
Двумя руками Анфиса подняла цилиндрическую гирьку, покрутила в руках. Она заметила линию соединения, нажала на гирьку снизу, и гирька в ее руках распалась на две части. Внутри гирьки лежало пожелтевшее письмо.
С большим трудом Анфиса прочитала, что эти часы созданы часовых дел мастером по заказу графа Орлова в 1770 году или нечто очень похожее. «Это же экспонат для музея Чесменской битвы», – подумала Анфиса, но сообщить о своей находке никому не успела. Она сидела на веранде и читала книгу, но прочитать удалось одну страницу, рядом с ней как из-под земли возник привлекательный мужчина в костюме неопределенного цвета – Самсон. Она смутно вспомнила его в своей жизни, но тогда он появился рядом с ней сказочным образом. А когда-то она в шутку придумала ему родословную.
– Анфиса, мне известно, что вы с Платоном купили янтарные часы в придорожной деревне. Было это или нет? Где янтарные часы?
– Откуда Вы о них знаете?
– Я знаю о тебе достаточно много. Где часы? Они принадлежат моим предкам! Прошу их вернуть законному владельцу, то есть мне! Вы купили часы у моих родителей!
– Ваши доказательства, господин Самсон? Почему часы Ваши?
– Я – правнук графа Орлова!
– А причем здесь граф? На часах этого не написано! Тем более что Вашу биографию я придумала Вам и распечатала ее на принтере!
– Анфиса, Вы что, не знаете, что у Вас часы графа Орлова? Значит, Вы признаете, что часы у Вас?
– Часов у меня нет! Мы их подарили, а кому – неважно.
– Ха! Не верю! Я слышу тиканье часов! Они мои!
Анфиса промолчала, спорить с человеком, у которого за плечами маячили два черных крыла в виде дружков в черных костюмах, она не пыталась, просто кивнула головой в знак согласия. Ее очень удивило, как основательно человек вжился в придуманную для него биографию предков. Самсон стремительным шагом вошел в домик. Анфиса побежала впереди него.
– Что-то забыли? – с непонятной тревогой спросила Анфиса.
– Да, по нашим точным данным у Вас есть мои янтарные часы, хотелось бы их вернуть истинному владельцу!
– Вы умный человек, у меня есть янтарные часы, но они принадлежат лично мне!
– Были Ваши – станут наши, сударыня!
Анфиса кивнула головой и захотела позвать Платона, но ее руку резко опустили. Они прошли из прихожей в комнату, этот момент заметил Платон, выглянувший из кухни. Он оценил ситуацию правильно и понял, что идут за янтарными часами. Пистолета у него никогда не было, но отдавать часы, в которые он уже вселялся по воле мистики, ему не хотелось. Часы стали для него родными.
Платон подмигнул часам и Анфисе. Она благодарно на него посмотрела, словно пыталась ему передать силы на борьбу за янтарные часы. Платон понял и резко направил правую руку в скулу господина Самсона с криком:
– Ты чего к моей бабе прицепился? Хвощ в костюме! Прочь из моего дома!
Два дружка вынырнули из-за плеч падающего хозяина. Платон двумя кулаками снизу отбросил их на лестничную площадку, захлопнув дверь, успев поцеловать щеку Анфисы.
– Спасибо, Платон! А такой приличный господин, наследник графа Орлова.
Самсон с дружками вышел на улицу. На следующий день Анфиса и Самсон поговорили без свидетелей на другом берегу озера и пришли к соглашению сторон. Смысл соглашения состоял в том, что Самсон ничего у Анфисы не отбирает, на нее не претендует, но при необходимости оказывает ей финансовую помощь за подбор стариной мебели.
Отношения Платона с Анфисой с каждым днем становились прочнее. Платон больше не бегал к матери на обед или ужин, ее квартира была заполнена людьми, и он все чаще готовил сам на кухне, если Анфиса зачитывалась очередной книгой. Иногда Платон поднимал крышку глазка в двери и провожал взглядом новое семейство своей матери, после чего еще надежнее оседал рядом с женой.
В комнату ворвался Платон:
– Анфиса, чем страдаешь? Есть мысль! Вся наша мистическая афера началась с янтарных часов! Мысль улавливаешь? Надо выпустить эффектные часы для мистических сеансов, а продать их экстрасенсам! – быстро прокричал он.
– Отлично, Платон! Но мы специализируемся не на часах!
– Скучная ты, так придумай жесткую мебель для перехода людей в экзотическое состояние. Полина бы меня поняла.
Лучше бы он этого не говорил, в Анфисе появилась двойная ревность к Полине.
– Степан Степанович, поговори с Полиной. – сказала Анфиса и вышла из комнаты на кухню.
– Я – Платон, ты забыла? – крикнул он ей вслед.
Анфиса не ответила, ревнуя его к Полине, второй жене Степана Степановича, она поняла, что она его любит!
– Анфиса, соглашайся на диван со мной. – сказал мужчина, подхватив ее на руки, и, сверкая белыми зубами, он перенес ее в комнату, где стояли янтарные часы, очень похожие на те, что когда-то они купили в деревне у дороги.
– Вот так и рождаются легенды. – сказала Анфиса.
Что было дальше? Что-то необычайно приятное. Но любое приятное чувство иногда надоедает. В такие минуты Степан Степанович уходил от Инессы Евгеньевны, а Платон уходил от Анфисы, но ненадолго.
В дверь позвонили. Естественно, за дверью квартиры стоял Платон.
– Анфиса, не гони! Можно я к тебе пройду в комнату?
– Платон, ты один вполне войдешь в эту комнату, но за тобой придут твои друзья. Тесно станет.
– Не издевайся, – пробасил Платон, поднял Анфису на руки и вместе с ней прошел в маленькую квартиру.
– Выпусти меня! Не люблю я, когда меня поднимают! Отпусти!!! – закричала Анфиса в крепких руках мужчины.
Платон осторожно опустил Анфису на пол со словами:
– У меня есть идея! Ты будешь жить на кухне, а я – в комнате с часами. Все на местах! Не хочу я жить в домике с мужиками!
– сказать, что у тебя нет совести – это ничего не сказать, – зло процедила Анфиса. – Ты что думаешь, мне легко было переехать из квартиры в эту маленькую квартиру?!
– Тебе меня не выгнать! Я большой! Я весь тут! А что это за архитектурные часы стоят? Откуда такое старье в моей комнате? Выноси! Я могу и новые шкафчики сделать. Мне не нравится их громкое тиканье на моей территории! Останови часы! – нарочито раскричался Платон, словно он выпил немного для храбрости.
Дух янтарных часов очень обиделся за себя и добрую хозяйку, он подсветил янтарь на циферблате, и часы засветились. Вскоре заискрились и стрелки на часах. Анфиса посмотрела на часы и поняла, что в них живет дух времени. Она прекрасно знала, что многие предметы старины дышат своим временем.
– Чего это часы ожили? – спросил Платон у пространства.
Второй раз на него часы обиделись, дух часов дыхнул на Платона, и его душа вселилась в янтарные часы. Тело Платона приобрело внутреннюю оболочку шкафа, его мозги стали часовым механизмом.
Комната вновь была полностью в распоряжении Анфисы. Платон растворился в часах, словно его и не было.
– Платон, ты в часах? Пошевели стрелками, если меня слышишь! – весело воскликнула Анфиса.
Стрелки на часах пошевелились и пошли обычным путем.
– Вот до чего тебя жадность довела, часами стал.
Часы подмигнули ей янтарной единичкой.
– Платон, если в тебя магнитофон вставить, тогда нормально будешь мне говорить, о чем часы думают.
После рождения ребенка Анфиса пришла к Инессе Евгеньевне с одной просьбой: совершить родственный обмен, по которому они переезжают втроем в трехкомнатную квартиру, а она переезжает в однокомнатную квартиру. И все довольны. Обмен состоялся, даже мебелью не менялись, все осталось стоять на своих местах, как и антикварный магазин.
Степан Степанович сидел у Инессы Евгеньевны дома с ее маленьким внуком, заигрывая перед малышом, с тревогой оглядываясь на янтарные часы – подарок Платона. Он не выдержала загадок последних дней, поэтому спросил у Инессы Евгеньевны:
– Инесса Евгеньевна, откуда Вы знаете о тайне стариной мебели?
– Степан Степанович, я давно занимаюсь антикварными предметами мебели, не все из них, но наиболее ценные экспонаты хранят в себе дух прошлого, и к нему надо относиться с большим почтением, вот и вся тайна, – и она ласково погладила стенку славянского шкафа.
Степана Степановича как подменили, он стал нежным, услужливым, почтительным к семье и мебели Инессы Евгеньевны и перестал употреблять негативные слова.
Инесса Евгеньевна купила себе новую квартиру, но о ней даже Степану Степановичу ничего не сказала. Последнее время она боялась всего и всех. А он, потеряв ее из вида, посмотрев на себя в большое зеркало в магазине, решил присмотреть за Анфисой. Он хорошо знал, где она гуляет с коляской, и просто хотел ее дождаться, когда она выйдет гулять с ребенком, а там будь что будет!
Вместо Анфисы в подъезд вошла продавец Леночка, вскоре она вышла с Платоном и они, спокойно держась за руки, как влюбленные, прошли недалеко от Степана Степановича, который успел прикрыть лицо газетой, а одежда на нем была для них незнакомой.
Степан Степанович решил заглянуть к Инессе Евгеньевне, но в ее квартире оказался Родион, он что-то чинил в квартире. На вопрос о хозяйке он ответил, что она переехала, а на вопрос, где Анфиса с ребенком, он не знал ответа. В большой соседней квартире дверь никто не открывал, там никого не было.
Степан Степанович вернулся к Родиону, обхватил свою большую голову руками и зычно закричал в пространство:
– Где Анфиса?!
– Степан Степанович, чего кричишь? Она уехала на открытие музея, – вспомнил Родион, – потом к ним приехали мужики и увезли к ней ребенка, мне слышно было сквозь дверь.
– А Инесса Евгеньевна знает?
– Мне неизвестно, кто и что из них знает. Я не знаю, где она живет теперь.
Мобильный телефон запищал кнопочками в руках Степана Степановича:
– Инесса Евгеньевна, где ты? Где Анфиса с ребенком? Я сижу у Родиона. Она точно не в музее, а Платон спокойно с Леной ходит.
– Почти поняла. Где я – не скажу. Я не хочу тебе свою квартиру показывать во избежание наезда твоих детей. Где Анфиса? О, это тайна. Дальше сам соображай, тема сия для меня неприятная, да и тебе ко мне ехать нет необходимости.
Степан Степанович сжал в руке мобильный телефон, он хрустнул, впиваясь осколками пластмассы в руку. Родион побежал за йодом, а Степан Степанович с ревом вылетел из квартиры, бросив на пол окровавленные осколки телефона. Он бежал широкими шагами домой, вытаскивая куски пластмассы из ладони. Дома он промыл раны, выпил таблетки, что под руку попались, и лег спать.
На следующий день Анфиса встретила Платона, который возвращался от Лены. Они дошли с детской коляской до местного пляжа. У пруда в вечерних лучах солнца лежали несколько человек. Две девушки привлекли всеобщее внимание. На одной из них были только маленькие трусики, а открытые для публики груди свободно волновались от ее дыханья.
В трех шагах от них на скамейке сидел молодой мужчина и тянул пиво из банки, не отрывая глаз от доступных взгляду грудей. Платон от того зрелища почувствовал пробуждение своих желаний, он готов был оторваться от Анфисы и ринуться к доступным грудям.
Она это почувствовала и просто сказала:
– Платон, идем в твой номер в гостинице, ко мне домой нельзя. Твоя мать может вернуться. Она знает, что ты к Лене ушел.
– Анфиса, а как же малыш? Ему надо есть, а в гостинице нет детского питания.
– Да не волнуйся ты, у меня вновь появилось молоко.
– Но оно ведь кончилось?
– Не кончилось, а несколько дней его действительно было мало, а сейчас вполне хватит покормить нашего сына, если ты молоко не съешь за него.
– Не съем, оставлю ребенку. Жаль, что я потратился на эту Лену, теперь у меня в городе нет квартиры. Ладно, пойдем в мой номер в гостинице, это здесь рядом.
Они поцеловались, проходя мимо пляжа, унося импульсы любви. Ребенок спал, его оставили спать в коляске. Платон и Анфиса, приняв душ, вступили в новую фазу своей любви. Платон отодвинулся от Анфисы и спросил, глядя в гостиничный потолок:
– Анфиса, у тебя была однокомнатная квартира, она еще есть? Мне этот номер в гостинице обходится в копеечку.
– Тяжелый случай. После рождения малыша мы с тобой из моей однокомнатной квартиры переехали в трехкомнатную квартиру Инессы Евгеньевны. А она, скрипя зубами, переехала в нашу квартиру. Дальше – хуже. Мою квартиру она отдала Родиону, его квартиру забрала для реставрационной мастерской, так как она находится на первом этаже, а себе она купила двухкомнатную квартиру в новостройке. Вот и все!
– Слушай, а чего я тут с тобой время трачу, если у тебя квартиры нет? Шла бы ты домой, раз у нас на троих теперь трехкомнатная квартира, в которой я не живу!
– А у нас с тобой сын, ты забыл?
– Но у тебя нет ничего, ведь квартира у нас общая!
– У меня есть наш сын.
– Так забирай его и дуй к себе домой!
– Как знаешь, но ты отец ребенка! – сказала Анфиса, покормила грудью проснувшегося в коляске малыша и вышла на улицу.
Темнело, тополиный пух притаился среди травы.
Анфиса с помощью случайного помощника поставила коляску с малышом в автобус и поехала домой. Пока она ехала на автобусе, Платон приехал домой на такси. Платон с Родионом сидели в креслах рядом с мраморным столом, они пили пиво.
– Платон, вон она, приехала, – вскричал Родион и пошел в соседнюю квартиру.
Платон поцеловал Анфису как ни в чем небывало. Жизнь есть жизнь. Невостребованная любовь Платона требовала выхода. Ребенок спал. Пришлось Анфисе выполнить супружеский долг. Долг есть долг.
Все это так, но для дополнительного заработка Анфисе нужна была вновь рассада для мистики на новую мебель. Это понимали все, кто с ней работал. Где взять мистическую рассаду? И главное, что взять? Ясно одно – это должно быть дерево. Анфиса не могла послать Родиона далеко и надолго.