Школа. Никому не говори. Том 4 бесплатное чтение

Глава 1.

Аккуратно орудуя вилкой, Денис снял с раскалённого шампура шкворчащее мясо, положил его на маленькое белое блюдце и подал Любе.

– Попробуй на готовность!

Школьница наклонилась к ароматному кусочку, с наслаждением вдохнула горячий дымный пар, затем взялась за косточку. Кость легко выскочила из прожаренного сочного птичьего бёдрышка.

– Готово уже. М-м-м-м! Как вкусно!.. Жалею, что пропустила, как ты маринад готовишь, – невероятно съедобная бомба! Что туда кладёшь?

– Так тебе и выдал! – фыркнул польщённый парень. – Ещё научишься так же делать и в гости больше не придёшь!

– Приду, обещаю! – ответила весело Люба, прожевав нежный кусок. – Только почаще зови!

– Договорились, – улыбнулся Денис и, смутившись, отвернулся к мангалу. – С собой тебе мяса заверну. Пока одна ночуешь?

– Да. Таисии Фёдоровне, вроде, лучше стало. Мама вчера сказала, что бабушка открыла глаза и даже поговорила с ними. Это так хорошо! Я очень рада!

– Рад вместе с тобой! Пусть бабулька выздоравливает! Пирожки она зачётные печёт.

– Мама с папой там уже неделю вместо обещанных двух дней торчат. Хоть отдохну от них!

– Нравится быть одной дома? – заметил Коробкин.

– Знаешь, да! Сама себе хозяйка и госпожа. Когда перееду, вообще самая счастливая буду!

Денис, услышав последнюю фразу, оживился:

– Как скоро переезжать собралась и куда?

– Куда-нибудь подальше. В Краснодар, например. Думаю доки из школы летом забрать да поступить в ПТУ или техникум. Денег пока побольше заработать стараюсь!

– Работаешь сейчас?!.. Где?

Люба вовремя прикусила язык: «Если Ден не в курсах про покатушки – значит, эти двое не потрудились его в свои планы посвятить. Лучше заткнуться, пока не огребла пилюлей на дурную голову!»

– Полы у знакомой мою, а ещё шью на заказ. Собираю понемногу да коплю.

– Вот как! – с уважением кивнул юноша. – Не подумал бы, что ты такая самостоятельная!

– Почему это? – обиделась гостья.

– Потому что хорошая послушная домашняя девочка.

– Да ну?! – недовольно сощурила она глаза. – А вот такое как тебе?!

Тихоня схватила с оконного отлива пачку, вытащила одну штуку, прикурила и, как следует затянувшись, выпустила густую сизую струю.

– Э! – ошалело выдал запоздалую реакцию десятиклассник. – А ну-ка дай сюда!

Парень выдернул из её рта папиросу, потушил о кирпичную стену да выбросил в сторону.

– Ты чего?! – опешила школьница. – Сигарет жалко?

– Для тебя жалко! Нечего шмалить! Хорошие девочки не курят.

– А Сэро сказал, между прочим: «Хочешь – кури, хочешь – не кури! Твой выбор»! Он меня в рамки «хорошей девочки» не вгоняет!

– Я тебе не Сэро! И я против. Нехрен портиться в угоду толпе! – Ден вдохнул полной грудью свежий февральский воздух, потянулся, бросил взгляд на надувшуюся приятельницу: – Не обижайся, слышь! Ты изначально не была такой, как мы все. И нечего подражать! Какой гад, кстати, курить надоумил? Сэро, что ли?

– Не угадал!

– И кто же?

– Наташа.

– Ещё лучше!

– Чем она тебе не угодила? – задала вопрос Поспелова, зная ответ.

– Всем угодила. Только тебе она не пример.

Коробкин аккуратно снял готовое дымящееся мясо с шампуров в небольшой эмалированный тазик, накрыл железной крышкой, залил тлеющие брёвна водой из заранее приготовленного ведра и пошёл в помещение.

«Хорошая девочка, ага!.. Любительница библиотечных посиделок! Старомодная! Нельзя быть такой наивной! В нашей компании таких нет! Знай своё место! – вспоминая все реплики, когда-либо услышанные в свой адрес, старшеклассница прикрыла глаза, затем, встряхнувшись, зло нахмурилась: – Как же все вы задолбали! Что бы выкинуть, дабы вам, таким умным, больше никогда не хотелось ничего ни за кого решать?»

Она посмотрела на небо. После Нового года день потихоньку прибавлялся и прибавлялся. На чистом сереющем небосводе солнце неспешно склонялось к закату, прячась за горизонт. Засунув руку в карман выходной куртки, Поспелова вытащила гигиеническую помаду и обильно намазала пухлые алые губы.

«Теперь не нужно подъезжать к маме на хромой козе, клянчить крем для губ! Боже, сколько зим подряд я просила купить гигиеничку! Обветренные губы болят, лопаются, шелушатся, чешутся! Просишь её, говоришь, что больно, что все одноклассницы имеют губнушку, совершенно незаметную! А в ответ: Ты что, Люба, с парнями на ветру целуешься?! Непотребством занимаешься?! Одноклассницы беспутные, и ты туда же?! Принесёшь в подоле – на одну ногу встану, а другую оторву! Оторвёшь, как же! Похрен, мамуля, когда есть куча денег! И ты, мамочка, даже не заметила помаду, ха-ха! Впрочем, как всегда. Сэро прав. Выгодно быть послушной!»

Старшеклассница постояла ещё немного на задворках Денисова дома, поглазела на вскопанный огород, затем зашла в тёплое жилище. Хозяин нашёлся в зале. Он удовлетворённо разглядывал побеленный потолок и оклеенные свежими обоями стены.

– Хорошо мы потрудились! – заметила из-за его спины гостья.

– Да, хорошо! – согласился шатен и тут же добавил: – Повезло, что тебя с утра встретил!

– Это потому, что глазастый! – засмеялась она. – Как умудряешься всё замечать, на такой скорости гоняя?

– Привычка. Каждый водитель умеет! Я тебя библиотеки лишил. Наверное, поучиться хотела?

– Нет. Полистать журналы. Поверь, с тобой, Ден, было интереснее! Я наконец-то посмотрела соседний город. У них ого-го базар: больше нашего раза в три! И строительный рынок огромный!

– Там Оглы живёт, Русланка Ибрагимова учится. Обои ты удачные выбрала: светлый цвет и мелкий рисунок. Зал кажется не таким низким и тесным!

Поспелова, довольная, что её старания оценили, зарделась:

– Будь моя воля, вообще бы всё в тех палатках скупила и свой дом обклеила! В моей хате стены побелены извёсткой. Мама не переносит обои. Говорит, бумага собирает пыль и пачкается.

– Извёстка тоже пылится. А ещё пачкает тебя, если умудришься о побелку потереться.

– Да я-то в курсе! Только у мамы есть ещё аргумент в пользу извёстки.

– И какой же? – полюбопытствовал Коробкин. – Скукота?

– Нет. Извёстка убивает бактерии, стерилизует помещение. Никакие паразиты не заведутся.

– Вот те на! Впервые слышу. Что-то новенькое!

– Обои мне нравятся больше. Красиво. Приятно на стены смотреть. Надоели – выбрал другие да переклеил. Как в твоём случае. Ситуация, правда, не очень получилась. Жалко, что проводка закоротила! Это ведь опасно! Ты с мамой мог бы погибнуть!

– Мог. Но не погиб, и слава Богу! – улыбнулся юноша и приобнял её. – Не грузись, ты чего?! Здорово помогла! Пойдём чай пить?

Коробкин решил уберечь нежные уши Поспеловой, что прошлой ночью его маленький дом чуть не сгорел не из-за неисправностей в проводке, а из-за матери, припёршейся около полуночи в глубоко нетрезвом состоянии да уснувшей в зале на диване. Непотушенная сигарета изо рта женщины упала на пол и подпалила ворс дешёвого синтетического ковра. Шатен был невероятно рад, что умудрился проснуться и обнаружить коридор да близлежащие комнаты в едком дыму. Гореть начал только зал: закоптились стены и потолок, ковёр дымился, полыхал мелкими языками пламени и ядовито, зловонно тлел, обивка на диване и двух креслах стала плавиться и вонять. Бессонной пятничной ночью школьник бегал как ошпаренный, заливая водой из вёдер очаги возгорания. А на утро, вместо того чтобы топать в школу, вычищал и проветривал изгаженное копотью жилище да вытаскивал испорченную мебель во двор.

«Мамка, блин, даже не проснулась, пока я её тушку волоком на раскладушку в гараж тащил! А с утра поохала-поахала, картинно позаламывала руки – и свалила бухать к мерзким прошмандовкам-подружкам. Хоть бы для виду помощь предложила! Стукнет мне восемнадцать —выгоню нахрен с хаты! Пусть у своих проституток-шалопаек живёт!» – злился Денис, осторожно наливая Любе кипяток в кружку.

Парень радовался, что не успел обидеть Поспелову пару месяцев назад, чисто чтобы напакостить Сэро. Ему стало понятно, почему близнецы относятся к Любе по-другому и почему нельзя с ней наплевательски обращаться. Тихоня этого не заслужила.

Случайно перехваченная с утра на обочине дороги, девочка не только согласилась прокатиться на мотоцикле в соседний город за обоями, но и предложила помощь. Денису было бы достаточно присутствия интересной, симпатичной девочки, пока он занимается ремонтом, но Люба впряглась по полной, и поклейка обоев с побелкой завершились гораздо быстрее. Устав за несколько дней от напряжения, Коробкин задремал перед телевизором, а проснувшись, изумлённо обнаружил, что замоченное с утра бельё постирано и развешено на верёвках в огороде, а высохшее поглажено и уложено в аккуратные стопки, что на плите стоит кастрюля с варёной картошкой, а в сковороде – тушёная капуста с морковью и луком.

Денис давным-давно отвык от заботливых женских рук. После смерти бабушки, перестав надеяться на нерадивую мать, шустро научился хозяйничать сам и помощи ни у кого не просил. Девушки, которых он раньше приводил для утех, ели-пили, ночевали, смотрели телек – и больше никакой инициативы не проявляли, видя, что хозяйственный парнишка в помощницах не нуждается.

«Ленка, сколько в моей хате была, ни разу кровать не заправила с утра, чашку после кофе не помыла, блин! Один раз яйца пожарила, спалив к чёртовой матери вместе со сковородкой! Ни на что не способна! Вечно её кормлю», – недовольно думал шатен, поглядывая с едва заметной улыбкой на Поспелову, облизывавшую пальчики, испачканные в сгущёнке. Расторопная заботливая Люба напоминала очерствевшему Коробкину покойную бабушку, и он решил сделать приятное в ответ.

– Хочешь, поедем в кафе посидим?

– Нет, не хочу.

– Почему?

– Не хочу, и всё.

– Стесняешься?.. Ну да, стесняешься – вижу! Чего боишься? Я буду с тобой. Придурковатые одноклассники тебя не тронут. Твоих родителей, кстати, дома нет, а сегодня суббота! В «Торнадо» много народу будет. Поехали потанцуем?

– Нет-нет! – Люба позеленела от страха. – Ни за что!

Парень хотел было поспорить, убедить, что ей ничего не грозит, но, видя, как гостья не на шутку разнервничалась, решил не давить на больное.

– Не нравится танцевать?

– Да нет, нравится! И музыку люблю. В доме есть комната, в которой брат хранит крутой музыкальный центр с огромными колонками да кучу дисков и кассет. В его коллекции – самая разнообразная музыка: шансон, джаз, эстрада, рэп, народные песни, современная попса. Многие жанры я вообще не знаю! У Шурика хороший вкус, и он разрешает мне в своей комнате находиться и пользоваться всем этим богатством. Когда я слушаю музыку, то расслабляюсь. Часто даже танцую.

– В клубе танцевать ещё прикольней, чем в одиночестве, поверь! Поехали?.. Сейчас пять вечера: успею тебя свозить домой, переоденешься – и покатим тусить. Толпа согревается часам к девяти. Как раз в самый пик и присоединимся! Туда наверняка сегодня Ибрагимовы пришли… Или боишься, что предки узнают? – догадался шатен.

– Да, боюсь! – выкрутилась Поспелова, хотя её страх был куда объёмнее: она была не готова столкнуться на танцах лицом к лицу ни с одноклассниками-обидчиками, ни с кем-либо ещё из ровесников. Тревога вырисовывала привычную травлю, только не в узком кругу 10 «А», а в масштабах городской молодёжи.

Коробкин отпил чая, немного поразмыслил, а затем предложил:

– Как смотришь, если я свожу тебя на дискотеку в соседний город?

Сверстница подняла на него заинтересованные, внимательные глаза.

– Никого не знаешь. И тебя никто не знает. Там три крупных ночных клуба, и, поверь, тусовка в разы интереснее, чем в нашем «Торнадо»! Завтра сгоняем?

– Нет, не завтра! Я не могу, потому что…

«Потому что у меня нет подходящих вещей. В школьном ни за что не потащусь никуда! На следующей неделе опять будет вылазка, и я что-нибудь прикуплю»

– … надо подготовить домашние к школе. В другой раз, хорошо?

– Как скажешь! – улыбнулся ровесник. – Можем тогда на море на днях сгонять.

– Оно же холодное!

– Так мы купаться и не полезем. Поглазеем с холмов и скал. Красивый видон! Ветер свежий, море внизу шумит, облака бегают – круто! Плед расстелем один, а вторым укроемся.

– Можно бутеров с собой накрутить!

– И чай в термос налить! Весной по приколу с ночёвкой остаться, пивка прихватить! У меня и на Азовском, и на Чёрном есть любимые дикие злачные места. В гараже на полке лежит небольшая палатка, как раз на двоих… Не надо пугаться, Люба! Ты б щас свои глаза видела! Не буду я домогаться. Ой, блин, ну ладно, слышь?!.. Помню, что за мной косяк.

– Я тоже помню, что за тобой косяк, – строго повторила, нахмурившись, она. – Но в гости всё равно пришла. В гости, а не ночевать. Давай без фантазий!

Коробкин не раз пожалел, что осенью, не разобравшись, не узнав толком Поспелову, полез самоуверенно целоваться, распустил руки. Теперь девчонка напрягалась и нервно дёргалась всякий раз, едва он к ней приближался ближе чем на полметра.

Парню чисто по-человечески понравилась пугливая ровесница, и ему стыдно было при ней вести себя так, как он повадился обращаться с другими девушками – вульгарно и развязно. Денис, привыкший решать сложности грубостью да кулаками, чувствовал тонкую натуру Поспеловой, её ум, начитанность, скромность, строгое воспитание – и стремился соответствовать. Умилялся, когда Люба расслаблялась и начинала выходить за берега – задираться и дерзить. Коробкин с несмелых наивных потугов, казавшихся ему милыми и забавными, веселился и даже потакал ей. Юноша втайне желал быть поближе к сверстнице: больше оставаться один на один, больше разговаривать, хотел поухаживать, позаботиться. Гордая Поспелова не предоставляла ему шанс даже в его доме.

Люба видела, что Денис тянется, и радовалась ещё одной маленькой победе. Шатен переживал, что своими руками подпортил собственную репутацию в её глазах, а тихоня этим пользовалась и при любой возможности – взглядом ли, поджав губы – заставляла паренька почувствовать себя неловко. Коробкин проявлял интерес к её мнению и знаниям – старшеклассница умничала ещё больше. Тем более что ни при близнецах, ни при Илье ей разбатониться не позволялось. Девчонки тоже фору не давали: тщеславная Ленка сразу злилась и пыжилась, а Наталья ловко переводила разговор на ту тему, в которой с удовольствием умничала сама.

С Пашей Любе зазнайничать да выпендриваться никогда не хотелось. Им было тепло и хорошо вместе, пока она не решила зайти за черту дозволенного. Тихоне про вечер поцелуев было невыносимо стыдно вспоминать. Девочка боялась столкнуться с Овчинниковым, боялась откровенного разговора, поэтому забросила библиотеку. Но всё решилось само собой. Блондина она встретила в коридоре собственной школы.

– Ты что тут делаешь?! – опешила Люба, забыв поздороваться.

– К Имиру пришёл, – спокойно ответил Павел.

– Зачем?

– По делам. Он меня позвал.

– Ясно! – отрывисто бросила десятиклассница, крутя головой по сторонам в поисках Сэро. На её счастье, цыгана поблизости не было. – Слушай, Паш! Я давно не заходила. Занята очень! Вообще хотела поговорить, чтобы ты не думал…

– А я и не думал, Люба, – печально улыбнулся он, открыто посмотрев ей в глаза. – Можешь ничего не говорить. Всё и так понятно!

Поспелова застыла: настолько прозрачным был ответ.

– Мы просто друзья. Ничего личного. Не парься! – блондин развернулся и пошёл прочь.

«Как некрасиво получилось! – виновато поморщилась тихоня, зачерпнув ложкой сгущёнку со дна консервной банки. – Я его обидела, получается? Но он тоже, блин, хорош! Нечего было придумывать, что мы встречаемся, да про наши поцелуи рассказывать!»

Глава 2.

Поспелова опомнилась, посмотрела на Дениса. Он уминал шашлык с варёной картошкой.

Школьница не без удовольствия оглядела широкие плечи Коробкина, волевой подбородок, крепкую шею. Она чувствовала силу, и эта энергия ей была симпатична. Любе нравилось наблюдать, как ходит кадык на горле парня, когда он разговаривает или смеётся. Нравились его грубые, развязные, неотёсанные повадки. Иногда она останавливала взгляд на выпуклости его штанов, а на ум приходили интимные откровения Ленки.

«Твоя девушка болтает, что ты, Денис, любишь жёстко, быстро, без нежностей, и после у неё конечности отваливаются! А ещё знаю всё про твой агрегат. Может, тебя стоило попросить научить целоваться, а не Пашу? Уж точно бы всем не разболтал! – прищурилась десятиклассница, поглядывая на крепкие руки Коробкина. – Думаю, одними поцелуями не обошлось бы. Ну нахрен! Сэро меня тогда вообще бы прибил!»

– Слушай, Ден!

– А? – отвлёкся он от поедания картошки с мясом.

– Как ты познакомился с Сэро?

Денис хмыкнул, быстро прожевал еду.

– Мы подрались.

– Побили друг друга? – испугалась Поспелова.

– Нет. Он меня побил. И я его немного.

– За что?!

– А, по приколу.

– Расскажешь? – робко попросила она.

– Расскажу, невелик секрет! Познакомились, в седьмом классе когда я был. Ноябрь, по-моему, наступил… Да, ноябрь! Солнечно, хорошо! Я школу прогуливал: подрался с парой уродов старше.

– Обзывались?

– Ну да. Привычное дело. Шёл в школу – они прицепились. Началась потасовка. Я им крепко наваливал, пока мне подножку один за спиной не подставил. Я грохнулся – прилетело ботинком по роже. Ну и улёт в отключку.

Ровесница, замерев, не сводила взгляда с Коробкина, преспокойно вспоминавшего былое.

– Когда очнулся, то встал и пошёл к реке на себя посмотреть, благо рядом с шарагой течёт. Залез под мост, за камыши, смотрю – вся ряха в запёкшейся крови. Давай умываться. Тут слышу шелест – лезет через камыши какой-то черномазый гад!

– Сэро? – догадалась гостья.

– Он самый! – рассмеялся старшеклассник. – Я как взбеленился: по роже огрёб (хорошо, хоть нос не сломали!), а тут какой-то конь прётся в моё потайное место! Пошёл вон отсюда! – говорю. – Это моя нычка! А он в ответ: типа иди нахер сам! Мол, где хочу, там и хожу, и вообще битые морды ему указывать не будут.

– Ах-ах-ха! – залилась смехом девочка. – Сэро в своём репертуаре!

– Ну да, – пожал плечами Денис. – С него взять как с козла молока. Слово за слово – мы сцепились и давай по земле кататься, мутузить друг друга. Короче, угомонились, когда промокли и извазюкались в грязи с ног до головы. Успокоились, сели закурили да погутарили. Я ему выдал, что он ловкий и круто дерётся. Он мне – что я сильный и без тормозов. Поржали и пошли ко мне мыться. Так и познакомились.

– Круто!

– Его семья, он сказал, только переехала к нам на Юг с Сибири. Близнец, мол, есть! Я подумал, что увижу ещё одну черномазую харю с лыбой наперевес, но, познакомившись с Имиром, очумел с того, какие они разные.

– Да, братья совсем не похожи, – согласилась Поспелова. – Точнее, похожи как две капли воды, но поведение и характер отличаются.

– Чем-то отличаются, а в чём-то едины, – заметил Коробкин.

– Денис, скажи, а Сэро – хороший друг?

– Очень! Мы тогда сразу после речки пошли и вместе тех двоих уродов быстро отметелили! Сэро мне сам предложил не спускать. Он всегда встанет на твою сторону, даже если ты не прав, потом только носом в недочёты с глазу на глаз тыкнет. Никогда не подставлял. У него есть один, на мой взгляд, недостаток…

– Какой?

– Девки.

Поспелова изумлённо уставилась на собеседника.

– Чего глазеешь? Думаю, и сама заметила.

– У нас в школе молва ходит, что вы вдвоём девушек по кругу пускаете!

– А-а-а-а, это! – Коробкин засмеялся.

– Правда?

– Правда, – шатен лениво потянулся на стуле. – Сэро любит накрутить тёлкам лапшу на уши, привлечь, поразвлекаться. Он хрен обаятельный, может! Потом кидает. И пофиг, если девушка сначала понравилась мне или кому другому из компании.

– То есть ты приводил девушку, а Сэро её уводил? – вкрадчиво произнесла тихоня.

– И такое было.

– Не обижался?

– Раньше да. Даже поступал так же в ответ. Потом надоело.

– Решил уступить другу?

– Нет. Ты пришла к нам в компанию.

У школьницы удивлённо подпрыгнули брови.

– Хороший человек ты, Люба! Ни к кому не липнешь, не навязываешься. Не врёшь. Ведёшь себя честно и открыто. Я сначала решил, что Сэро хернёй страдает, а потом понял, что просто по-другому относится. По-человечески. Так что я тоже рад с тобой познакомиться! Ты другая. Вот я и решил, что если девка от меня бежит к Сэро или наоборот, это значит только одно – она не стоит и ломаного гроша. Когда я это понял, то сразу перестал на него злиться.

Поспелова, переваривая услышанное, решила, будто именно её персона повлияла на отношения двух друзей. Эта мысль польстила и её желанию быть нужной, важной, и её стремлению держать всегда на плаву непорочную дражайшую репутацию порядочного человека. Ей показалось, будто Денису не везло на хороших, благовоспитанных девушек, пока он не познакомился с ней. Из-за неопытности Люба не смогла заметить между слов недоговорённостей со стороны бывалого паренька.

Коробкин не собирался открывать гостье всю глубину дружбы с повесой. Он помнил, как в начале приятельских гулянок впечатлялся от умения Сэро быстро располагать к себе да использовать чужие внимание и интерес в свою пользу. Ибрагимову стоило улыбнуться и бросить пару слов ничего не подозревавшим девочкам, как они тут же попадались на крючок, стремясь составить компанию. Для угрюмого Дениса, привыкшего отбиваться от нападок, противоположный пол был чужим, недосягаемым. Коробкин держался от сверстниц подальше и даже остерегался их.

Сэро такую позицию не разделял, и шатену пришлось перестраиваться. Школьник понимал, что до обаяния друга ему далеко: сказывались другое воспитание, прожитый опыт, особенности характера – и завидовал, злился. Тем не менее благодаря общению с брюнетом Коробкин научился быть проще с девушками, беря своё нахрапом, грубо, бесцеремонно, что тоже давало неплохой результат. Делёж легкой добычи да переброс красавиц из рук в руки был для друзей развлечением, спортивным интересом, соревнованием «кто кого круче».

«Это всего лишь тёлки! – со смехом говорил Сэро, по-приятельски приобняв Коробкина. – Сегодня одна, завтра другая! Смотри, сколько их бродит по миру! Разве девки стоят того, чтобы из-за них париться?»

«Не стоят. Дружба дороже!» – соглашался Денис, чувствуя, что соревнования на количество зашли далеко. Были моменты, когда девушка действительно была по сердцу шатену, а Ибрагимов шутки ради её уводил, лишний раз доказывая правоту своих слов. Коробкин расстраивался, закусывал удила, проворачивал в адрес Сэро то же самое – но тот не обижался и спускал всё на тормоза. Остальные мальчишки из компании не вмешивались, держа нейтральную позицию наблюдателей. Овчинников так вообще умудрялся и стоять в стороне, и при этом быть искренним другом по отношению как к однокласснику, так и к повесе.

Поспелову при первой встрече Денис по привычке воспринял как новую игрушку, с помощью которой он наконец-то оставит Сэро в дураках. Но Люба оказалась слишком простой и откровенной, так что игры оказались ни к чему. Шатен тихоню зауважал и начал ею интересоваться, поздно заметив, что его любопытство обнаружил человек, которому дорогу переходить не стоило.

Зайдя в январе в дом Ибрагимовых и увидев там Любу, Коробкин понял, что Имир позвал его не ради ремонта пылесоса. Едва стоило шатену забыться за столом и засмотреться на наивно щебетавшую девочку, как, опомнившись, он тут же ловил внимательный взгляд отличника. Разговор не заставил долго ждать, едва парни остались на кухне одни.

– Понимаешь, Ден, те девушки, с которыми ты и Сэро обычно любите проводить время, знают, на что идут, когда связываются с вами. Люба может воспринять всё за чистую монету и искренне тебе поверить. Моя семья знакома с её семьёй, и мне не нужны потом ссоры и разборки, если Поспелова пострадает. Родители у неё слишком строгие, и, если ты несерьёзен, пёс знает, что наша общая подруга с собой сотворит, когда это поймёт. Мой брат понял меня насчёт Любы с первого слова. Хочу, чтобы и ты тоже это усвоил.

– Имир, я тебя услышал! Честно, сначала хотел разыграть Сэро, но потом передумал. С моей стороны сюрпризов не будет, гарантирую.

– Вот и хорошо, – умник холодно улыбнулся. – Этот разговор должен остаться между нами.

Коробкин уважал отличника. Имир за просто так не ронял и звука, в компании последнее слово было за ним. Несмотря на видимое спокойствие, цыган был тем человеком, который всегда возвращает долги и сполна забирает своё. Поэтому, когда Наталья слила Имиру да Илье про тайные посиделки Овчинникова и Любы, Коробкин не на шутку встревожился и бросился стремглав искать ничего не подозревавшего кудряша, наплевав на окрики Ленки.

Пашу он нашёл у стойки бара.

– Ты с Любой втихаря мутишь?!

– Что?! – опешил от неожиданности блондин.

– Что слышал! Готовься! Будут проблемы и много вопросов.

– От кого?.. От Сэро, что ли?! – усмехнулся Овчинников. – Так я ему его же слова припомню, что ему пофиг и он планов на Любу не держит!

– Не от Сэро, Пахан!.. От Имира!

Ровесник насторожился, не понял ситуации, нахмурил лоб.

– Имир пасёт, чтобы Люба по глупости не встряла ни с кем из наших, так как знаком с её придурковатой роднёй и не хочет проблем!

– Это будут мои проблемы, а не его.

– Да ему чхать, поверь! Всё, что её касается – под контролем Имира. Предки братьев и Любины вместе работают на ж/д. Как я понял, крепко общаются. Имир знает гораздо больше, чем мы с тобой, поэтому вмешается, дай только повод!

– Думаешь, Ден, докладывать ему буду, что у меня с Любой было, потому что рёбра посчитать могут?! – разозлился одноклассник. – Да идите вы лесом!

– Пахан, знаешь же моё отношение, – мягко произнёс он, низко наклонившись к другу и доверительно смотря тому в глаза. – Когда я перевёлся к вам, ты сразу меня поддержал и всегда был рядом несмотря ни на что. А сейчас я беспокоюсь за тебя! Наташа своим длинным помелом на пару с моей дурой там, в парке, Имиру так щас по ушам причесала, что неприятный базар маячит не за горами! Дальше разговора «по душам» не зайдёт, уверен. Имир хитрый, чтобы махач устраивать. Предлагаю продумать заранее, что втереть, чтобы он не нервничал. Ясно?

– А тебе-то что с этого, Ден?

– Ничего. Я с Имиром про Поспелову уже имел удовольствие покалякать, вот и предупреждаю. И я без подготовки налип! А у тебя есть время подумать. Думай, Паша, думай!

«И мне тоже стоит почаще мозгами шевелить, – поморщился Коробкин, моя в раковине посуду после чаепития. – Да-а, крошка! С такой впрягой умудряешься людей пугаться! Это тебя обходить за километр скоро все будут! Близнецы сообразят перевернуть и твою жизнь с ног на голову, как когда-то изменили мою».

– Люб, а Люб! – повернулся парнишка к гостье, поставив помытую посуду сушиться на подставку. – Расскажи-ка мне…

– Чего рассказать? – беспечно тряхнула головой тихоня.

– Как ты познакомилась с близнецами.

Поспелова, подметив хитроватое выражение его лица, догадалась, что кое-какие сведения у шатена имеются, и поняла, что юлить не стоит.

– В сентябре наши классы посадили вместе на химию. Сэро думал у меня списать. Я не дала. Точнее, вообще не повернулась…

Денис, удивившись от услышанного, прыснул.

– Ну ты, Люба, жжёшь! Ни одна цыпа на моей памяти Сэро не отказала!

– Да испугалась я просто! Сэро тогда таким страшным показался мне! Короче, он обиделся, выяснилось. И потом, увидев меня на улице, наехал. Думала, побьёт – но не побил, хвала небесам!

– Чувак с девками на моих глазах не дрался. А припугнуть знатно может. Как ты додумалась?

– Если честно, сама удивляюсь, – задумалась десятиклассница. – Не понимаю, почему не повернулась на химии и почему испугалась налёта на мосту. Он всего лишь ерунду потребовал. Но я чуть штаны не испачкала. Сэро и Имир – вполне приятные ребята. Бояться никакого смысла не было. Сэро потом подошёл и предложил пойти домой вместе. А я от него убежала, потому что опять испугалась…

– Ах-ха-ха-ха! – не удержался Денис. – Короче, Люба, пугливость тебе цену набила. Реально не знаю девку, которая бы смылась от него! Вся проблема, как понимаю, в родаках?

– Да, – скромно потупила глазки школьница. «А ещё в национальности близнецов, но об этом я никому не скажу».

– Много чего не разрешают старшие?

– Почти всё. Да ты и сам знаешь! Моё счастье, что они поздно приходят, поэтому ещё не поймали с поличным. Ну и библиотекой успешно прикрываться могу. Если не напоминать, они и мой день рождения прошляпят. Мы его, в принципе, никогда и не отмечали. Как и папин. Да и мамин – тоже.

– Так давай отметим! Когда днюха?

– В начале сентября. Третьего числа.

– Вот как? У Сэро и Имира – в конце августа, 22 и 23 числа. Вы где-то рядом. Можно объединить праздники – круто будет!

– Почему у них днюхи два дня? – не поняла девочка.

– Сэро вылез 22 августа, а Имир – 23-его.

– Это как так?

– Спроси подробности у них.

– Хорошо. Только мою отмечать не надо, знаешь ли! Не люблю праздновать.

– Потому что не начинала. Отметишь разок – и затянет!

– Нет, не затянет. Пробовали уже.

– Когда?

– В детстве. Все, кого родители приглашали, никогда не приходили. Даже родственники. А ещё именно на третье сентября с прилавков почему-то исчезали все торты. Оставался лишь некрасивый квадратный шахматный. Помнишь его? Помазан кислым повидлом.

– Помню: мой любимый торт!

– Фу, гадость! Ну даёшь, Денис!.. Ненавидела его больше всего на свете! И именно это оставшееся на прилавках недоразумение тащили в дом мама и папа, хоть и знали, что я его есть не буду. Я хотела торт круглый, красивый, белый! В завитушках и розочках. Просила купить, а мне квадратное чудовище из года в год на стол ставили! С утра в щёчку чмокнут: «С днём рождения, дочурка! Счастья-здоровья, расти большой, не будь лапшой» – и дальше занимались домашними делами. Так что я привыкла и праздновать не собираюсь, – пробурчала, насупившись, Поспелова, но заметила улыбавшегося Коробкина и добавила: – Даже не вздумай заварушку устроить!

– Не думаю. Как скажешь! – согласился парень. – До заварушки ещё дожить надо. Не забывай, ты в компании не одна! Есть люди, которые могут решить всё за тебя.

– А ты ничего Ибрагимовым не говори, они и не решат!

– Да я-то причём?.. Ты Наташе с Ленкой лучше бы ничего не говорила, чтобы спать спокойно.

– А я их ни во что такое и не посвящала! – Люба с изумлением подпрыгнула на стуле.

– Это ты молодец! – иронично согласился ровесник. – Меньше знают, крепче спят.

Старшеклассница обдумывала в панике, что же имел в виду хозяин. «Что Ната и Ленка разболтали?!.. Про мою неопытность? Это и так видно! Что родители пожилые? Тоже мне новость!.. Бог мой! Неужели, про меня и Пашу?! Так вот у кого ротовая полость подтекает!»

Поспелова стремительно посмотрела на Дена и нашла в его мутно-зелёных глазах подтверждение догадки – настолько прозрачно понятным было выражение его круглого лица. Вспышка жгучего стыда и бессильного гнева моментально ослепила, но она нашла силы обуздать болезненные эмоции. В мыслях всплыл лукаво усмехавшийся Ибрагимов. «Может, пора бы и давать ответку? – вспомнила она, стараясь успокоить дыхание. – А что, Сэро, замечательное предложение!»

Денис, опёршись о кухонный шкаф, с любопытством наблюдал, как на симпатичном личике ровесницы играла эмоциональная буря. Он хотел, чтобы Люба поняла его без лишних слов, и был рад видеть, что сообразительной девушке дополнительные разъяснения не потребовались. Тихоня выдохнула, потянулась слегка на стуле и мило улыбнулась.

– Ничего страшного! Будет мне уроком. Думаю, девочки не со зла болтают!

– Конечно не со зла, как же! – согласился Коробкин.

– И Лена, и Наташа просто хотят быть ближе к вам, парням. Разве можно за это их винить?

Ден заинтересованно промолчал, ожидая продолжения. Поспелова потупила глаза от удовольствия: крючок он заглотил.

– Что бы они не рассказали, Денис, я не обижусь! Разве можно дуться на подруг? Прекрасно вижу, как Ната переживает, что испортила отношения с тобой!

Юноша не смог скрыть удивления – ровесница коварно улыбнулась.

– Мы на днях болтали! Ната жалеет, что пошла на поводу у Ленки и поругалась с тобой. Хочет повернуть всё вспять. Исправить! Считает, что ты парень толковый, руки золотые, обеспечить умеешь – цены тебе нет, короче. И я с ней полностью согласна! Ещё (по секрету скажу, но ты только никому не говори) Ната не понимает Ленку и её глупости. Говорит, что тебе нужна девушка серьёзнее, а не мотающая нервы истеричка! Мне Лена нравится, поверь, и я так не думаю ни в коем случае! Но и Наталью понимаю, ведь она хочет встречаться…

Люба аккуратно покосилась на собеседника и, убедившись, что интерес не сменился на раздражение, продолжила:

– Она совета недавно спрашивала…

– И что же ты ей насоветовала?

– Искать своё счастье дальше. У тебя есть Лена, и ты ей изменять не будешь.

– Всё верно, – кивнул старшеклассник.

– Вот и я о том же! Смысл глазеть на чужого парня, если можно заняться учёбой, например? Правда? Именно! Спасибо, Денис, за совет. Буду язык прикусывать, чтобы беспечных подруг не подставлять. Мало ли!.. Домой отвезёшь? Поздно уже.

– Конечно, Люба! Одевайся, поехали.

«Упустила, да, Наташенька?.. Какой была лярвой, такой и останешься. Ну что ж, карты в руки – сыграю на посошок, —злился Коробкин, помогая гостье залезть на мотоцикл. – Отвезу Любу и метнусь в «Торнадо». Точно там отираешься, приключений на задницу ищешь. Не разминёмся!»

Высадив Поспелову у перекрёстка возле Солнечного, парень сделал круг, чтобы проветриться, и стремглав понёсся к центральному городскому парку.

Глава 3.

Подперев рукой голову, Люба слушала трёп одноклассниц, усевшихся впереди небольшим компанейским кружком. Трёп давал тихоне пищу для размышлений, потому что речь шла о замужестве и «настоящих мужчинах».

– Мужик обязан уметь обеспечить жену и детей, считаю! – заносчиво выпятив острый подбородок, заявила Лёвочкина. – Иначе это не мужик, а неудачник!

– А жена семью и детей наравне с мужем обеспечить, случайно, не желает? – ехидно подколола юркую отличницу Ира Уварова. – Как говорится, муж и жена – одна сатана!

– И в любви, и в радости… И в печали, и в горести, – растянуто напела Алеся Исакова, подтягивая к запястьям рукава чёрной синтетической водолазки. – Так в ЗАГСе толкают. Или нет?

– Без понятия! – откликнулись Гончаренко и Таран. – Но похоже.

– В приличных семьях муж обеспечивает семью, а жена – сама себя, – презрительно хмыкнула «Редиска».

– Ого! В «приличных»! Слышали, девочки?

– Слышали!

– А как же!

– Так, красотки, сознавайтесь, кто из «приличной» семьи?.. Молчат. Видимо, никто. Надь, значит, твоя семья «приличная», так? – подмигнув, насмешливо поинтересовалась Ирина.

Лёвочкина стушевалась и нервно заёрзала на стуле. Отличница не могла похвастаться достатком: отец работал завхозом в городской поликлинике, а мать – санитаркой.

Видя недвусмысленное молчание Нади, одноклассницы не стали задавать контрольных унизительных вопросов.

– Девочки, но делать вид, что деньги не важны, тоже неумно, – осторожно заметила Аня Рашель. – Нам рожать и воспитывать. И пока мы заняты детьми, мужья берут на себя финансы. С милым в шалаше, конечно, здорово, пока кушать не захочется.

– То есть ты, Нюр, хочешь сказать, что главное – деньги, а не чувства? – быстро перебила Аню Нина Гончаренко. – Есть другая пословица: «Любовь за деньги не купишь». Слышала?

– Слышала, Нина. Я говорю, что в муже должно быть и умение заработать, и нравиться он должен.

– А я считаю, что, в первую очередь, в паре важна любовь. А из любви вытекает счастье, желание создать семью и обеспечить родных…

– Алеся, ты просто боишься признать, что богатых парней на всех не хватит, и кому-то придётся подыматься из грязи!

– А ты, Надя, просто боишься в свои шестнадцать зайти в стрёмный вагончик «Комната ужасов» из-за чмошных измочаленных кукол, что прячутся в темноте! Зато о деньгах хорошо размышляешь! В приезжий нищий цирк ходят малышня да ты! Повзрослей!

Лёвочкина густо покраснела под глумливый хохот ровесниц.

«Хороши подруги! – осуждающе нахмурилась Люба. – Одна рот затыкает, другая – высмеивает. Лучше быть одной, чем дружить вот так! Существует женская дружба? И кто прав? Если бы папа зарабатывал много, мама бы перестала постоянно ругаться и оскорблять? Она бы вела себя ласковее и спокойнее? Наверное. Или мама бы орала, как прежде, потому что по-другому не умеет. Потому что не любит. Что чувствует папа? Или чувства мужчины в браке никому не интересны?.. Эх, лучше бы родители развелись!»

Ещё немного послушав беспечно чесавших языками ровесниц, Люба потянулась к дневнику. Убедившись, что никто не наблюдает, тихоня бережно вытащила из-под обложки аккуратно сложенный листок, спрятала под парту, развернула и перечитала.

Листок присутствовал среди валентинок, которые были доставлены ей несколько недель назад, и сразу привлёк внимание. Остальные красивые печатные открытки были поздравлениями от Веры, Сони, Лыткиной да Рашель.

Послание написали синей шариковой ручкой на клетчатом тетрадном листике, сложили вчетверо и опрятно заклеили скотчем, чтобы никто любопытный не смог прочитать.

«Привет, Люба! Пишу в День Святого Валентина, потому что влюблён и боюсь сказать в лицо. Ещё больше боюсь услышать, что не нравлюсь.

Жалею, что не разрешил себе узнать тебя поближе раньше. Много времени упущено из-за неуверенности и страха выглядеть в твоих глазах дураком.

Здорово, что вижу тебя каждый день, могу прикоснуться, когда оказываешься рядом, хотя никогда не смотришь по сторонам и совсем не замечаешь меня и мои чувства.

Знаю, что сам упускаю возможность встречаться с тобой, и каждый прожитый день ещё больше приближает к отметке «опоздал».

Не хватает сил подойти и поговорить напрямую, поэтому всё, что могу, это настрочить записку, наблюдать и подговаривать других пацанов не упускать тебя из виду.

Знай, Люба, – ты очень красивая! Всегда так считал. Красоту твою вижу не только я один, поэтому мучаюсь от ревности и продолжаю чувствовать себя нерешительным идиотом.

Короче, что хотел сказать: неважно, решусь подойти сказать правду или не решусь. Самое главное, чтобы ты была счастлива!

Люби и будь любимой, принцесса! Не зря же тебя настолько красивым именем назвали!»

Девочка было решила, что кто-то ошибся и перепутал, но признание подписали на её имя. Значит, ошибка невозможна. Кто же этот инкогнито? Полмесяца она вглядывалась в знакомые и незнакомые лица, но не смогла вычислить поклонника.

– Спасибо за валентинку! – поблагодарила Поспелова приятеля, когда неделю назад они, прогуливая учёбу, вдвоём шли к автовокзалу, чтобы уехать на дело.

– Чего-чего?! – переспросил Сэро, поморщившись.

– Ты мне на листике в клетку написал!

– Это не я.

– Почему это вдруг не ты? Сложно сознаться?

– Мне не в чем сознаваться, пирожок! – насмешливо прыснул Ибрагимов. – Я никому не пишу и никогда не писал любовных записок. Это мне пишут. Если бы мне было что сказать, я бы это сделал глядя тебе в глаза. Так что ищи поклонника в другом месте! Может, вообще девочка написала.

– Нет, мальчик! В записке ничего лишнего, никаких сердечек и цветочков. Написано лаконично, хоть и эмоционально. Почерк каллиграфический, опрятный, но не женский. Без закорючек и завитушек. Такой нейтральный, знаешь: красиво и аккуратно, но без особых признаков – любой так настрочить может. Писали не подстраиваясь, легко и свободно, без напряжения в руке и давления на ручку.

– Ого! А ты детектив, Люба! Ну-ка, покажи записульку! – заинтересовался повеса.

– Не покажу, – посерьёзнев, буркнула Поспелова и отвернулась.

– Эй, чего жмотишься?!.. Показывай давай, я тоже почитать хочу!

– Нет, сказала! Ты же мне не писал? Не писал! Вот и нечего в чужие тайны любопытный нос совать!

– Ух ты! – одобрительно рассмеялся Сэро. – Вижу, зубки показывать научилась, сестрёнка! Своим принципам изменять не передумала?

Ибрагимов перевёл разговор на тему, бывшую для неё весьма болезненной. Поспелова вздрогнула, посмотрела с опаской на него и отрицательно замотала головой:

– Понимаешь, Сэро, не все торгаши и таксисты заслуживают, чтобы их обчистили. Тот мужик, что переживал за меня, думая, будто задел бампером, – единственный из таксистов, кто матом не покрыл и с кулаками не кинулся, когда я под колёса прыгнула! Зачем с ним так поступать?.. Или та женщина на Вишняках: простая и совсем не хамка… Можешь указывать, кому мозги пудрить, но всем подряд, без разбору, я делать это не буду.

– Не будешь, понял. А ещё нельзя тебя к молодым мужикам в палатки на дело отправлять.

– Он нагрубил и чуть не послал! – покраснела до корней волос Люба.

– Не отмазывайся! Ты затормозила, увидев смазливую моложавую рожу, и начала нести ахинею. Он напрягся и попёр!

– Его уродливым прикидом на жалость было не взять!

– Не парься. Не попёрло – и ладно! Ему не зашла, другому зайдёшь. Подумаешь, рожу скривил! А ты сразу плакать. Видела его пять минут, а грузилась почти пять часов.

– Расстроилась немного, – оправдалась Люба, помня, как едва не сорвала рабочий день.

– У тебя есть в твоей драгоценной жизни куча лишних часов, чтобы их на каждую неудачу тратить? Нет? Вот и не страдай хернёй, которая того не стоит!

«Не страдаю и страдать не буду, как скажешь, – посуровела тихоня, покосившись на громко хохотавшую Исакову. – Мог бы сознаться, что написал записку, вредина! Всё на тебя указывает. Хотя, может, всё-таки не ты. Обидно. Надо ненароком залезть в твои тетради и посмотреть почерк. И почему я в твоей комнате не додумалась до этого? Зато успела дураками выставить».

Люба от удовольствия плотоядно улыбнулась. Выставить дураками Ибрагимова и Оглы вышло случайно. Два дня назад, орудуя в Краснодаре у одного из рынков, мальчишки наткнулись на ментов, которые к местной крыше никакого отношения не имели. Сэро да Илья с бригадой неизвестным представителям закона не отстёгивали на лапы, а те, увидев новые подозрительные лица, подошли к компании и потребовали документы.

– Какие документы, дядя?.. Мы ещё школьники!

– Школьники, говоришь?.. А чего средь бела дня возле рынка болтаемся, а не учимся? Особенно вы двое, с кавказскими рожами! Пойдём-ка в отделение!

Люба, стоявшая поодаль в укрытии, перепугалась. Она раньше видела, как Сэро ловко выкручивался перед милицией, где-то юля, а где-то изображая наипорядочнейшего добряка. Но в этот раз слуги закона вцепились крепко, чувствуя, что перед ними те, с кого можно содрать капусты или, наоборот, пришить дело. Ибрагимов запрещал ей вмешиваться в свои заботы, требуя, чтобы она делала лишь то, что велено. Девочка уже не боялась остаться одна в городе, знала, как добраться до автовокзала, но ситуация, что происходила на глазах, обещала стать большой проблемой.

Старшеклассница вытащила из кармана огромные уродливые очки в широкой роговой оправе, в которых Илья уже сменил линзы на обычное стекло, напялила их, изменив до неузнаваемости миловидное лицо, проверила, хорошо ли спрятаны под бесформенным беретом волосы, и широким быстрым шагом подскочила к ровесникам.

– Вот вы где, придурки! – рявкнула девочка на цыган так, что у тех от удивления глаза вылезли на лоб, а затем развернулась к милиционерам с честнейшим лицом: – Здравствуйте! Простите, пожалуйста, а что братики натворили? Умудрились на прилавок с пирожками собачью какаху подкинуть? Эти черти могут!

– А вы им сестра будете? – Любу смерили оценивающим недоверчивым взглядом.

– Да, как видите! – развела руками подросток. – И очень об этом жалею!

Мужчины, не удержавшись, улыбнулись.

– С чего так?

– У дебилов справки из дурки! Они в классе ЗПР учатся. А я умная, но учусь там же, чтобы за ними приглядывать. Мой папаня женился на их мамане. А их маманя, моя мачеха, нагуляла этих двоих непонятно от кого. Вот я теперь хожу да краснею от родства перед приличными людьми!

Топор и Сёма отошли на пару шагов подальше, чтобы подавить смех. Ибрагимов и Оглы, переглянувшись, решили молча проследить за дальнейшим развитием событий.

– Значит, вы всё-таки школу прогуливаете?

– Прогуливаем, милый товарищ милиционер, прогуливаем! В школе, конечно, рады: эти два полоумных болвана всё равно только штаны пачкают, об учителей козюли втихаря вытирают да другим учиться мешают своей непроходимой тупостью!

– В каком вы классе?

– В восьмом, дяденька!

– Ого! Такие лбы – и в восьмом!

– Так они три раза на второй год оставались! Говорю же, тупые!.. А вы тут время своё бесценное на них тратите! – подбоченясь, сетовала Поспелова. – А я здесь болтаюсь, потому что за ними приглядывать надо: безмозглые бараны то колокольчик на двери магазина сорвут, то в урну возле остановки у приличных людей на глазах нассут, то штаны снимут и жопами голыми перед депутатскими окнами потрусят! А папаня потом такой: чего за ними не пошла?! Ты же сестра, как-никак! Следи давай! Мне штраф выпишут, я себе на бухло и сигарки найду, а ты вали давай с братьями по помойкам в кварталах богачей хавку ищи!.. А чё, я недавно на Гаврилова в мусорке банку с красной икрой нашла: плесень сверху сняла и наелась от пуза!

Девочка закатила от наслаждения глаза и довольно погладила себя по животу. Милиция, не скрывая презрения, поморщилась, глядя на всю троицу.

– Хотите, я в мусорках с часок пороюсь и вам тоже что-нибудь найду, дяди-милиционеры? Там много чего ценного, бывает, валяется. А?!.. Баш на баш: вы братиков моих убогих отпустите, а я вам вкусняшку отрою?

– Да нет уж, спасибо! Топайте с Богом, юродивые! – усмехнулся старший из служивых, поняв, что с ребят взятки гладки.

– Ну как хотите, – пожав плечами, насупилась Люба. – Спасибо Вам большое и не хворать!

Едва троица зашла за поворот, исчезнув с глаз представителей власти, как Поспеловой сзади на плечи опустились две тяжёлые пацанские руки.

– Это кто тут придурки-второгодники, ссущие в мусорки?!.. Люба, ты берега потеряла?!

– Это где моё «спасибо»?! – парировала школьница, поворачиваясь то к Сэро, то к Илье. – Нечего злиться! Я старалась, как могла. Будете должны!

Парни, хмыкнув, ничего не ответили и «спасибо» не сказали, но Илья стал обращаться к тихоне по имени, хотя раньше всячески избегал этого. А вечером Любу ждал сюрприз: Сэро задержался в городе по своим делам, а доставить приятельницу домой в целости и сохранности доверил Оглы.

«Нашёл Сэро, с кем оставить! – усмехнулась она, спрятав валентинку в сгибе обложки. – Не прошло и пяти минут, как мы сцепились! Начал, конечно, Илья. Его хлебом не корми: ты такая-сякая, страшная и блевотная!»

К болтовне одноклассниц присоединились Сысоев и Жваник. Потом подпёрся Степанченко. Люба пересеклась с Тимоном взглядом, отвернулась и снова погрузилась в воспоминания прошедшего вторника.

– Помню, Илья, что меня никто нянькать не будет и что я бельмо на глазу вашей достойной компании! Зачем повторяешь? Боишься, что не верю на слово? Да, верю, Илюша, верю! – язвила сверстница, когда они ловили попутку на выезде. – Ты-то чего паришься? Всё воспитываешь, уши мне лечишь! Чего хочешь? Чтобы больше глаза не мозолила? Так парь всё то же самое в уши Сэро, и дело пойдёт быстрее! Сам, правда, потом будешь в бабку рядиться и по рынкам разгуливать.

– Не надейся, подруга! Замена тебе быстро найдётся. Это я тебя в бригаду привёл и дал возможность заработать! – заносчиво произнёс Оглы.

– Ой-ой, помню! Но ты, Илья, сейчас сам себе противоречишь: стараешься оскорбить побольнее и тут же со мной работаешь. Замена мне легко найдётся? О’кей! Больше ни ногой!

– Личное и работа не пересекаются! – бросил сквозь зубы он.

– А чего у тебя ко мне личного? Я не Руслана! Не можешь её заинтересовать – нечего на мне отрываться!

– Ты просишь по роже, Поспелова! – побагровел от бешенства Оглы.

– Ну и врежь уже! Нашёл, кого пугать! Знаешь, сколько раз меня одноклассники били?! Много! Твоя оплеуха погоды не сделает!

Он изумлённо посмотрел на ровесницу. Та в ответ не спрятала взгляд, не моргнула, лишь заносчиво вздёрнула нос. Больше «партнёры» не обронили ни слова.

Водитель, подобравший подростков у обочины, довёз их до попутной станицы. Школьникам снова пришлось голосовать.

Начал накрапывать неприятный мелкий дождь. Илья пытался словить машину, но никто не останавливался, и тогда им пришлось прятаться от нарастающего дождя под навесом какой-то заброшенной постройки.

– Я давно не дрался, – вдруг заговорил парень, глядя, как в потоках ливня по трассе мимо проносятся машины. – Меня в моём городе многие знают, да и у тебя в станице – тоже. Кому и хочется махач устроить – трижды последствия взвешивают, потому что знают, кто за мной стоит.

– Что делать, если никто не крышует? Как драться, если не умеешь?

– Ты и не должна драться. Ты девушка. – Оглы повернулся к ней. – Худая. Хрупкая. Пообещай упырям написать заявление в милицию. Блефуй качественно, как сегодня на рынке. Узнай фамилии служивых из уголовки, как пройти, по какому обвинению твоя заява пройдёт. Либо, если блеф не спасает, действуй.

«Не такой уж ты и козёл, Илья! Просто страдаешь злобной гадливостью и выражаешь своё презрение всем, кто пришёлся не по душе. Чем чаще хамить буду, тем тише себя поведёшь. Вот почему Русланка в твоих глазах, Илюшенька, успех имеет: она совсем с тобой не церемонится!» – додумалась Люба и тут заметила краем глаза, как на её парте что-то двигается.

Степанченко повернулся и решил взять её дневник. Поспелова быстро схватила вещь и засунула под парту. Записка от тайного поклонника не должна попасть в лапы её злейшего обидчика.

– Я хотел расписание глянуть, – пояснил Тимофей.

– У меня не заполнено! – нашлась испугавшаяся тихоня. – Возьми у Даши.

Тим не ответил. Лишь не моргая смотрел на неё серо-голубыми глазами. Люба, приготовившись к нападению, поджала губы и беспокойно задышала. Самоуверенный юноша глядел с легкой смешинкой в упор, она в ответ – с опаской, готовая к обороне. Гляделки между подростками продолжались пару мгновений, пока не повернулся Жваник.

– Чё, дневник свой вшивый жалко дать?! – грубо наехал он на неё. – Кому ты нахрен нужна со своими манатками, а?!.. Чё пялишься?!

Люба проигнорировала выпад Жваника, даже не удостоив того лёгким поворотом головы. Напряжённые гляделки с Тимоном продолжались.

– Глянь-ка, лупы вытаращила! – заржал Илья, не собираясь успокаиваться. – Э-э-э-й, Поспелова-а-а-а!.. Там, в коридоре, говорят, красоту и мозги раздают! Хотя нет, не про тебя товар, гы-гы-гы! Тима, плюнь в неё что ли, чтобы разморозилась!

Тимофей ничего не ответил другу, сделав вид, что не услышал. Он медленно отвёл взгляд от Любы, а потом резко посмотрел на неё ещё раз, усмехнувшись. Ровесница не сменила выражения, оставшись такой же напряжённо-недоверчивой. Растерянный Жваник, ничего не понимая, глазел то на Степанченко, то на Поспелову. В кабинет по звонку зашла Валентина Борисовна, и парни быстро метнулись прочь к положенным местам. Школьница выдохнула и вернула дневник на угол парты.

«В последнее время со мной всё чаще и чаще случается что-то каверзное. Всё-таки ненавижу школу! Если бы я вместе с Сэро не начала прогуливать уроки, мотаясь в Краснодар, даже не вкурила бы, насколько не хочу тут учиться. Оценки зарабатываю для мамы и папы, чтобы были довольны и не изводили ворчанием. Но мне не нравится ни ходить каждый день сюда, ни слушать нудятину преподов, ни лицезреть рожи мерзких одноклассников. Надо летом однозначно забрать документы втихую и свалить подальше!»

Когда Поспелова осознала, что уже не прежняя, что её отношение ко внешнему миру изменилось, то вдруг открыла, что и внешний мир изменился вокруг неё. Постепенно меняя гардероб на более приличный и современный, школьница заметила, что не только стала чувствовать себя в коридорах школы более уверенно и комфортно, но и теперь умудряется привлекать постороннее и совсем не нужное внимание.

Началось всё с трёх лоботрясов из 11-х классов, парней видных, бедовых и авторитетных. Люба спокойно поднималась по лестнице, когда почувствовала, что по спине кто-то проводит рукой, плавно спускаясь к ягодицам. Школьница резко повернулась, увидела позади нагло улыбавшегося Сапихина, хулигана из 11 «В», и не на шутку перепугалась. Парень и его друзья поравнялись с ней, плотно окружили, не давая сдвинуться с места, и, когда Люба вконец переполошилась, отпустили девочку из шального круга, не забыв по очереди звонко шлёпнуть её по упругой девичьей заднице.

Благодаря пацанскому озорству Поспелова некоторое время, передвигаясь по территории, дёргалась и крутила головой в надежде больше не столкнуться ни с Сапихиным, ни с его гоп-компанией. И как только она расслабилась, троица подкараулила её в одном из коридоров, загнала в тёмный угол без возможности вырваться. Люба недоумевала, а безобразники из 11 «В» хулигански посмеивались. Мальчишки стояли неприлично близко да намеренно прижимались всё крепче. Спасаясь от горячего прерывистого дыхания Сапихина, Люба повернулась к Молчунову и неожиданно отхватила поцелуй. Парни, залихватски хохоча, улетучились, оставив тихоню медленно сползать по стенке от шока.

Домогательства выбили Поспелову из состояния стабильности. Переходить из кабинета в кабинет становилось большим приключением. Баламуты из 11 «В» находили её в толпе и щипали за зад, поджимали её в плотно идущем потоке учеников к стене. Последний раз они подкараулили возле столовой, загнав её за одну из тяжёлых широких входных дверей. Люба, боясь снова ощутить вкус чужих губ, зажала крепко рот обеими руками, что озорников развеселило, но отнюдь не остановило: парни без стыда распустили свои руки гулять по животу девочки, поглаживать её колени, бока, и прикасаться к шее.

«Чёртовы извращенцы! И фиг отпихнёшь амбалов!» – негодовала школьница, решив в одиночку ни в коем случае по учебному заведению не ходить.

Второй неприятностью стали две девятиклассницы, которых раньше Поспелова не замечала. Вульгарные развязные девицы довольно крупного телосложения, постоянно курившие в туалете, вдруг стали проявлять к ней нездоровый интерес. Задиристо пялиться. Не отводя агрессивного ядовитого взгляда, ржать в лицо по непонятной причине, пытаться толкнуть или не давать прохода.

Причину странных «заигрываний» Люба понимала и не понимала одновременно: «Интересно, раньше куры вообще меня не палили, а сейчас перья распушили! Не верю, что ненавидят без причины. Как сказал Денис, причина всегда есть, остальное – следствие. Что они чувствуют, когда стремятся меня задеть? Уж очень им хочется стать круче за мой счёт. И лезут же без лишних глаз или при своих – в большой толпе не рискуют! Лучше игнорировать потуги странных мочалок во избежание потасовки без свидетелей – всё-таки тёлки в разы крупнее».

Глава 4.

Отказав в который раз Лыткиной в совместном походе домой, Поспелова в достаточно приподнятом настроении покинула школу и, решив сделать лёгкий круг, пошла к небольшой группе магазинов неподалёку от Набережной. В потайном кармане рюкзака лежала маленькая сумма – крошечная часть последнего дохода, которую хотелось потратить после прибыльного вторника. Илья по возвращении в станицу докинул сверху неплохую премию.

– На шоколадки! – улыбнулся Оглы.

– Ой, спасибо! – удивилась и обрадовалась она, решив, что ему стоит дерзить почаще, дабы добрее был.

Школьница ловила невероятный кайф от собственных денег. Сначала боялась тратить, потом позволила себе купить в столовой сразу несколько булочек, затем расхрабрилась и приобрела в ларьке на улице пять киндер-сюрпризов, Сникерс и банку Кока-колы. Всё купленное она с наслаждением съела, а обёртки выкинула в мусорные баки, попавшиеся на пути.

Каждый день подросток брала на краденые деньги то, что раньше было недосягаемым: зарубежные шоколадки, пакетики с растворимыми напитками, красивые канцтовары, газировку, жвачку, модные журналы. Пару постеров с «Зачарованными» и Андреем Губиным она налепила на дверцы шкафа у себя в комнате.

– Одноклассницы подарили, вот я и решила повесить! – соврала тихоня Александре Григорьевне. – Скотч дверей не испортит, не переживай!

Шура Поспелова внимательно рассмотрела симпатичного артиста, улыбавшегося с большого глянцевого листа.

– Приятный паренёк! Рада, что не чернявый! Это хорошо.

– Хорошо, конечно, – согласилась дочь, подавив ехидный смешок.

«Купить котика или Азизу? – рылась десятиклассница в стопке настенных календарей-плакатов. – О! Группа Five!» Поспелова вытащила плакат и засмотрелась на пятерых англичан.

– Полюбила слащавых пацанов вешать на стену? – раздался из-за спины насмешливый юношеский голос.

Хорошее настроение моментально улетучилось. Люба оставила на прилавке всё, что собралась прикупить, и незаметно вышла на улицу, пока Степанченко просил продавца подать с полки канцелярские ножи. «Блин! Хоть бы задержался в магазе и за мной не пошёл! Господи, шевели же булками быстрее, глупенькая! Давай туда, за поворот!»

– Эй, Люба! – послышалось позади. – Подожди, вместе пойдём!

«Вот чёрт! Всё-таки по мою душу! Делай вид, что не слышишь! Быстрее! Что ему надо?!»

Тимофей, перейдя на бег, догнал девочку и схватил за руку.

– Куда несёшься?! – парень развернул её к себе и стал сверлить глумливым взглядом.

– Домой тороплюсь! – Люба напряглась. От шатена ей не отвязаться.

– Так идём вместе. Всё равно рядом живём! – приветливо заметил Тимофей.

Взаимной улыбки у насторожившейся Поспеловой для ровесника не нашлось. Она угрюмо посмотрела на него, и, ничего не ответив, зашагала дальше. Степанченко как ни в чём не бывало пошёл рядом. Разговор нужно было как-то начинать.

– Тот плакат, что ты смотрела… Любишь попсу?

– Э-э-э-э, да, – ответила девочка, разглядывая асфальт. – А может, и нет.

– Так да или нет? – навязывал беседу он.

– Я много чего слушаю. Не только попсу.

– А я рэп люблю. Слушаешь такое?

– Немного.

– Кто нравится из рэперов? – Тим стремился быть приятным.

– Имена не помню. Кто-то из американцев, – отвернувшись, тихо проговорила старшеклассница. Приветливостью было её не купить. Она помнила, как в восьмом-девятом классах Тимон после злых шуток и оскорблений вдруг становился ласковым, обходительным да культурным, провожал её до дома. Обрадованная переменой в поведении первого красавчика, школьница расслаблялась и шла навстречу, а в ответ на следующий день, не ожидая подвоха, получала порцию хамства в разы больше, чем было до.

Степанченко подметил напряжение Любы, но не особо переживал. С чего-то надо было начинать, если старые методы больше не действовали. «Рано или поздно ты расслабишься и подпустишь поближе. А там, может, и решишь, что я поинтереснее Ибрагимовых с Коробкиным. Пока подожду. Всему своё время. Но больше одна ты ходить домой не будешь».

– Snoop Dogg, наверное?

Тихоня покосилась на собеседника, не желая развивать дискуссию, но всё же сухо ответила:

– Пара песенок заходит. Но я не уверена, что мы говорим об одном и том же человеке. Надо у брата на компакт-дисках имена посмотреть… Всё, пока! Мне прямо.

Люба надеялась, что Тимофей свернёт в небольшой узкий сквозной переулок, чтобы ощутимо сократить путь. Она ходила через него с Ибрагимовыми. Но с Тимоном пройтись по заросшему проулку школьница ни за что бы не рискнула, так как знала, что от непредсказуемого одноклассника ничего приятного ожидать в глухом месте не стоило. Боялась она его и здесь, на широкой второстепенной дороге, где их было и видно, и слышно. Пустынная проезжая часть и редкие прохожие в разгар рабочего дня давали шатену возможность пустить в ход руки. Поспелова опасалась неожиданно оказаться прижатой к забору и получить удар кулаком в бок, когда настроение сверстника поменяется.

– Мне тоже прямо, – ответил спокойно Тимон, поняв, что девчонка хочет от него избавиться. Не выйдет. – С братом музыкой меняешься?

– Не меняюсь. Слушаю у него в комнате. Он разрешает.

– У него, наверно, много музона! – заглянул он пытливо ровеснице в лицо.

– Да, очень. И музыкальный центр есть. – Люба продолжала изучать асфальт, остерегаясь столкнуться с юношей взглядом.

– Круто. Тебе, как всегда, везёт! – завистливо подметил парень.

Люба от интонации последней реплики моментально почувствовала обиду.

– «Как всегда», говоришь?

– Ну да!

– И в чём же я везучая, скажи-ка, пожалуйста? Случайно, не в том, что богатая?

– А ты, можно подумать, у нас не богатая!

– И где же ты это богатство увидел?

– У тебя большой двухэтажный дом!

– Одноэтажный, ха-ха! На втором фальшивом этаже – нежилой чердак!

– Да ну?! – изумился Степанченко. – Не знал!

– Мои родители мало получают, экономят каждую копейку и никогда не дают мне на расходы и рубля. У тебя дома есть пылесос? Круто, везёт! А у меня – нет! Я подметаю паласы веником. А стиральная машина имеется? Здорово! А у меня – опять нет. Я стираю в тазах! Хочешь, перечислю, что в твоей хате есть, а в моей богатой – шиш! А, Тимофей?.. Кто из нас ещё богач!

– Ну, второй этаж вы достроите! – равнодушно поспорил юноша. Он впервые видел её взбудораженной, и это забавляло.

– Я на одном задолбалась всё вылизывать! Тянуться к высоченному потолку до грёбаных люстр с кучей стекляшек, чтобы оттереть от мушиных какашек, сметать пыль и паутину! Мне хочется жить в маленьком доме с низким потолком, а ещё больше переселиться в квартиру, чтобы никогда в своей жизни не ковыряться на огороде. Можешь завтра на весь наш класс всё, что услышал, рассказать и вдоволь с меня поржать! Ты же так это любишь! – съязвила ровесница, но дрожащий голос и неровное дыхание вместе с широко распахнутыми глазами выдавали с головой её внутреннее волнение.

– Никто вас строить огромную хату не просил! Сами виноваты! – посмеялся в ответ парень.

– А тебя никто не просил считать меня везучей и богатой! Сам придумал – сам виноват! – нашлась Люба и тут же остереглась сказанного, зная, как первый красавчик 10 «А» реагирует на её попытки постоять за себя.

Степанченко, удивлённый услышанным, громко язвительно расхохотался.

– Поспелова, в таком настроении ты мне больше нравишься, чем когда бродишь с кислой миной или строишь зазнайку! Завтра за тобой зайду, в школу вместе пойдём.

«Твою мать! – переполошилась, побледнев, она. – Только этого не хватало! Убежать что ли? Так гад меня в три счёта догонит! Думай, Люба, думай!»

– Если согласен ходить вместе с Сэро, хорошо. Заходи! Втроём пойдём.

Лицо Тима вытянулось и почернело. Люба поняла, что есть надежда на спасение.

– Вместе в школу ходите? Давно? – неверяще переспросил юноша, затаив дыхание. – Думал, вы уже не общаетесь…

– Нет, мы дружим. А ходим вместе с сентября. – Поспелова, видя, как смешался спутник, немного успокоилась и стала говорить увереннее, твёрже.

– Почему в школе не кентуетесь? – с подозрением прищурился парнишка, наконец, сообразив, что его смущает.

– Я не хочу. – Поспелова задрала нос и демонстративно отвернулась.

Степанченко опешил от такой наглости, зная, насколько популярен брюнет из 10 «Д».

– Как это ты не хочешь?!.. С Ибрагимовым?!.. В школе?!.. Пересекаться?!

– Вот так! Не хочу и не буду!

«Ну и стерва! – окончательно смешался школьник. – Камилла из-за цыгана жопу готова на британский флаг порвать, а эта коза не хочет! Обалдеть! Надо разобраться, раз жара пошла!»

– Что-то не сходится в твоих словах. С Коробкиным, значит, встречаешься? – грубо спросил Тим, злясь.

Люба удивилась резкому прямому вопросу. Настала её очередь смешаться.

– С Денисом?.. Нет. У него же девушка есть! Просто дружим. В субботу шашлычки жарили и обои клеили, – растерянно пробормотала она.

– У Коробкина дома? – уточнил Степанченко.

– Ну не у меня же! – Люба не понимала, куда пошёл разговор. – Ой!

Тимон резким быстрым движением крепко схватил её за запястье и больно сжал.

– И ты, Поспелова, не смущаешься ходить к Коробкину, зная, что у него есть подружка? – вкрадчиво проговорил Степанченко, а затем дёрнул оробевшую девочку за руку. Люба пошатнулась, потеряла опору и врезалась в него. – Пошли тогда и ко мне домой: шашлыки поешь, обои поклеишь да мой матрас оценишь!

– Отпусти! – перепугалась она. – С ума сошёл?!

– Сошёл, конечно, если ты решила, что можешь мне уши залечить! – усмехнулся юноша. – Отпущу, если признаешься, что врёшь. Хочешь, чтобы я во всю эту лабуду поверил?

– Я не вру! – запаниковала, пытаясь вырваться, тихоня.

– Врёшь, говорю, сучка! – злой Тим, крепко держа за запястье, резко вывернул ей руку. Она вскрикнула. – Думаешь, я понятия не имею, что из себя представляют Коробкин и Ибрагимов? Я что в твоих глазах на лоха подзаборного похож? А, Люба?!

– Не похож! – отдышавшись, произнесла девочка. – Не смей меня трогать, пожалеешь!

– Так докажи, что пожалею! – рассмеялся Тимон. – Не докажешь! А знаешь, почему? Нет у тебя тёрок ни с Ибрагимовыми, ни с Коробкиным. Решила, раз я разок, чёрт знает когда, тебя вместе с этими скотами увидел, то теперь подальше держаться буду? Может, у тебя и было с козлом, да только давно интересовать его перестала, раз он с братом в школе за пустое место тебя принимает! Что, оприходовал дуру, а потом кинул?

Тихоня оторопело уставилась на ровесника. Он, впившись в её перепуганное лицо язвительным, злым взглядом, изучающе отслеживал каждую мелькающую реакцию.

– Или понял, что ты на редкость отбитое динамо, и не стал заморачиваться, да? Дружку отфутболил, чтобы тот наигрался? Какой вариант твой? Чего молчишь, а?! – Степанченко свободной рукой схватил её за подбородок. – Отвечу за тебя: цыгану мало твоей смазливой морды, ему нужно, чтобы давали быстро и сразу. А ты, Поспелова, тормозишь, отмораживаешься! Значит, второй вариант.

Люба замерла, пытаясь понять, к чему он клонит. Десятиклассница старалась успокоиться, чтобы решить, как защититься, пока парень не пустил в ход кулаки.

– Коробкин вообще баб-тормозов не любит! Хоть ты ему, пока нравилась, на меня и пожаловаться успела, но потом он охладел и забыл к тебе дорогу. Так?.. Приоделась, смотрю, красивая по школе ходишь! Цыгана назад хочешь вернуть?

Степанченко желчно поморщился. Он первым в 10 «А» отметил, что тихоня похорошела. К нему подходили парни из других классов расспросить про Любу, и Тимону стоило больших усилий не пойти по прежней проторенной дорожке насмешек и оскорблений, учесть болезненный опыт с близнецами да Коробкиным и ловко вырулить ситуацию в другое русло. Мальчик портить репутацию Поспеловой не прекратил, просто стал делать это более аккуратно и изощрённо.

– После того, как ты отиралась с Ибрагимовыми и их шайкой, рядом с тобой ни один вменяемый пацан на один гектар не присядет! Лично постараюсь, чтоб о твоих дешёвых шашнях с Сэро узнало как можно больше нормальных чуваков, шкура выгодная!

«Шкура выгодная! – повторила Люба и наконец смогла сосредоточиться: – Блефуй качественно, или Оглы снова уважать не будет!»

– Да, я очень выгодная шкура, – растягивая слова, проговорила Поспелова, не отводя глаз от его лица. – Только кое в чём, Тимофей, ты ошибся. Считаешь, что знаешь подноготную компашки Ибрагимовых? Не обманывайся. Всю компанию Сэро и Имира знаю я. Хочешь правду? Я тебе её уже сказала. Не хочешь в сказанное верить – твои трудности. Подойди к близнецам и задай вопросы. Но, спорим, не подойдёшь и не задашь? Знаешь, почему?

Тихоня злорадно усмехнулась.

– Потому что силёнок маловато. Кабаном тебя прозвал Сэро, а это значит, что у тебя против него кишка тонка! Выставляешь его и Дена уродами моральными, потому что боишься и завидуешь. Только вот по себе людей не судят, Тимофей, и если считаешь меня безответной соплячкой-лохушкой и ничтожеством, это не значит, что так же решили и они! В отличие от тебя, и Сэро, и Денис умеют быть для девушек ещё и хорошими друзьями. Говори гадости сколько угодно, потому что мне всё равно. Хуже не будет! Лучше слыть потаскухой, чем хорошим человеком в твоих глазах. Ах да! Матрас твой оценивать пойду только при условии, что по пути мы заскочим к близнецам в гости и поздороваемся. Либо так, либо никак!

– Хорошо речь толкнула, – немного помолчав, хмыкнул Тимон, убрал руку от лица Поспеловой и засунул в карман.

– Услышал, что хотел? А теперь отпусти! – Люба попробовала высвободиться. Мальчик хватку не ослабил, и школьница, поняв, что блеф не удался, застыла в ожидании.

Степанченко осмотрелся, убедился, что на улице пусто, и, поморщившись, вздохнул:

– Чего-то я от твоей брехни, Любаня, порядком подустал. – Тим достал из кармана канцелярский нож, надавил на кнопку. Острое новенькое лезвие, издав характерный треск, вышло из паза. – Давай-ка сделаем вот что! Ты сознаёшься, что Ибрагимовы тебя кинули, а я за это не стану портить твою руку. И наоборот – врёшь дальше, надеешься обдурить, а я тебя наказываю.

Поспелова побелела. Паника накрыла её с головой. Старшеклассница истерично задёргалась, стремясь вырваться. Тимофей не стал терпеть слабые девичьи потуги и снова вывернул ей руку. Люба согнулась в три погибели, покраснев от боли, и едва удержалась, чтобы не разрыдаться.

– Всё, успокоилась?!.. Ну что ж, поехали! Правда, и только правда. Почему Ибрагимовы игнорят тебя в школе? Слушаю.

– Потому что… – Люба задыхалась. – Потому что я сама попросила Сэро не показывать, что мы знаем друг друга…

– Неправильный ответ! Он тебя давно кинул, потому что стала нахрен не нужна. Так неумело сочинять на ходу нельзя, Поспелова! А теперь наказание.

Лезвие упёрлось в голубовато-белую кожу чуть ниже запястья и начало резать.

– А-а-а-а-а-а-а-а-й! Больно-о-о-о! Отпусти ты, маньяк!!! – закричала Поспелова, но голос её не слушался, и вместо крика получился глухой натужный всхлип.

– Второй вопрос (к первому мы вернёмся снова, но попозже): зачем настукачила Коробкину?

– Я не жаловалась…

– Опять враньё. Тихо, не дёргайся! А то нож войдёт под кожу и порежет вены. Тогда истечёшь кровью и умрёшь. Умереть хочешь?

Лезвие опять пошло резать. Тихоня плотно сжала дрожащие губы, чувствуя, что слёзы больше не хотят подчиняться её воле и вот-вот покатятся по щекам. Пустая улица обещала растянуть мучения на довольно длительный срок.

Но нет. Поспеловой негаданно повезло. Каким-то чудом из-за угла перекрёстка шумной компанией вышли три отличницы – командный состав 10 «А» Гончаренко – Уварова – Таран – несколько девочек из 10 «Б» и Виноградова. Старшеклассницы обнаружили парочку.

– О-о-о-о!!! Тимончик! Вот это встреча!!! Случаем, не нас поджидаешь? – развопились школьницы, пока не заметили за высокой фигурой тоненький силуэт.

– Нет, кажется, не нас! Ой-ой, неужели мы помешали амурам?! – девочки заигрывающе захихикали. – Надеемся, ты не обидишься на нас за это… Ох!

Из-за спины юноши выглянула Поспелова. Серьёзное лицо тихони, всё в бело-розовых пятнах, выдавало тревогу и испуг. Не ожидав увидеть вместе столь чужих друг другу ровесников посреди пустой улицы, Камилла и трио отличниц от изумления выпучили глаза, потеряли челюсти да расценили перепуганную физиономию Поспеловой совсем по-другому.

– Чего вдвоём торчите? Люба решила Тима соблазнить? – ехидно пошутила Камилла. – И как, удачно?.. Соблазняется на тебя?

Девчачья компания, расхохотавшись, подошла вплотную к парочке и, окружив, остановилась. Степанченко незаметно отпустил Любину руку и быстро спрятал канцелярский ножик в карман.

– Оставь похабные шутки при себе, Виноградова! Мы случайно пересеклись! Ты какого лешего тут вообще ходишь?! Хата твоя в другой стороне!

– Мне Нина обещала помочь с информатикой, так что иду к ней в гости! – кокетливо промурлыкала брюнетка.

Тимофей обаятельно улыбнулся Гончаренко.

– Ты слишком добра к Камилле, Нинель, как, впрочем, и ко многим другим в нашем классе! Заведи долговую тетрадь и поставь ребят на счётчик. Надеюсь, я благодаря своему совету останусь исключением!

Шатен подмигнул отличнице и, встав между ней да Инной Таран, приобнял обеих за плечи. Довольные девочки поощрительно засмеялись. Люба, не веря внезапному везению, быстро одёрнула рукав куртки, прижалась к забору, чтобы пропустить вперёд всю ватагу с Камиллой и Тимом.

«Боженька, спасибо!!!.. А если бы девчонки пошли другим путём? Что бы сейчас со мной было? Почему улица пустая, как будто эпидемия чумы приключилась?! Какого чёрта он вообще ко мне прицепился снова? Ходил же пару месяцев как неприкаянный!» – тихоня, отчаянно радуясь, что всё внимание Степанченко переключилось на сверстниц, не собиравшихся его ни с кем делить, поражалась, как моментом парень, едва увидев одноклассниц, преобразился из злобного козла в обаятельного обходительного дон жуана.

На краю манжета проступила кровь из порезов. Люба, морщась от жжения, потихоньку замедлялась, чтобы незаметно отстать от беспечно щебетавшей компашки, и, пока Тим отвлекался на Камиллу, быстро, не помня себя от волнения, нырнула в первый попавшийся извилистый проулок.

Она сначала шла очень быстрым шагом, боясь обернуться, затем побежала, пока не почувствовала, что более-менее находится в безопасности.

Остановившись отдышаться, десятиклассница на мгновение обернулась. Ей показалось, что за поворотом мелькнул пугающе знакомый силуэт, и девочка по мановению ока спряталась за буйной лысой порослью кустов шиповника у близлежащего забора.

«Фух, пронесло, вроде! Я не смогла дать отпор. В который раз! Никто в моей никчёмной жизни не был хуже и злее Тимона. Ни Илютина, ни Жваник с Сысоевым, ни Картавцев никогда не смогут перепрыгнуть его в гадостях и жестокости, зацепить больнее! – Люба, дав волю слезам, прикрыла лицо дрожащими руками. – Почему он так меня ненавидит?! Ведь не лез же в садике и в началке! Почему его переклинило в средней школе? Почему именно я стала грушей для битья и изгоем?! Разве я самая некрасивая? Или дурная, подлая, жадная? В чём моя проблема?»

Девушка, сидя на корточках, вспоминала, как каждый раз, когда Степанченко её высмеивал, цепляясь по ерунде, а остальные задорно подхватывали, она молча недоумевала, не понимая, что происходит. «Это мерзкое, неприятное чувство, когда все пялятся и ржут, а ты не знаешь, что не так сделал, чем не угодил! Почему я всегда терялась, когда сволочь нападала, натравливала своих обезьян? Почему впадала в ступор? Имир проверяет творческие работы моего класса. Сказал, что в письменной речи мне равных нет. А Тимону я с пятого класса уступаю без боя! Словно немая псина, таращусь, моргая. Вечно пережидаю, когда он прекратит, надеюсь на помилование».

Люба вытерла чистым рукавом слёзы, отвернула другой рукав и посмотрела на кривые вертикальные царапины. Ранки затянулись свежей коркой, но успели хорошенько испачкать кровью кремовый манжет блузы.

«Весь класс уважает Гончаренко, Уварову и Таран. Их любят учителя. С их мнением считается Илютина. Все навязываются к ним в друзья. Что в них такого?! Ни разу не видела, чтобы командирши пресекли травлю или решили конфликт. Вечно держатся в стороне и мило улыбаются. Ржут со всеми. Почему к ним относятся хорошо, а ко мне плохо? Тоже хочу быть любимой другими! Я устала бояться и осторожничать. Это несправедливость или я обыкновенная неудачница, приманка для неприятностей? Как я умудрилась перейти Тимону дорогу?»

Люба вспомнила, что рядом с семейством Степанченко живёт бывшая мамина коллега, вышедшая на пенсию, – тётя Тоня, начинавшая негодовать при одном упоминании о соседях. Было от чего: драки, ругань, ссоры, пьянки, битьё посуды и окон – для интеллигентной коллеги семья Тимофея была образцом безобразия и полного бескультурья. Александра Григорьевна на откровения пенсионерки цокала языком и праведно возмущалась.

«Если честно, то я считаю, что твоя семья, Тимофей, похожа на мою. В моём доме тоже вечно гремят отборная брань да оскорбления. Только мои родители умело маскируются, притворяясь на публике благополучными, а твои нутра не скрывают»

На самом деле Люба догадывалась, почему всегда терпела злые выходки Тимона, хоть и не хотела себе в этом признаваться. Когда-то Тим был и её кумиром тоже. Тихоня думала, что в чём-то вечно виновата перед ним. Надеялась, что шатен изменит отношение, предложит дружить. Но потом ей стало всё равно после знакомства с близнецами. Люба поняла, что Степанченко не бог, а обыкновенный склочный низкосортный гавнюк. Потому что Сэро и Коробкин, несмотря на домыслы вокруг, оказались приветливее и человечнее. Тим в глазах Поспеловой махом упал с Олимпа и вернуться обратно на пьедестал уже никак не мог.

Более-менее успокоившись, Поспелова встала с корточек, отряхнулась и, не забывая оглядываться, побрела домой. Её, кроме испытанного шока и горькой обиды, волновала ещё одна мысль: дошли ли до тайного поклонника гадости Тимона. «Поверил ли мальчик в то, что я потаскуха? Разочаровался ли? Какой бы мне совет дал Сэро? А знаю! Это будет его выбор. Так что живём дальше и не грузимся».

Степанченко обернулся проверить, на месте ли Люба, и едва не выругался вслух, увидев, что она сбежала. «Если б эти куры не вылезли, как дерьмо из забитого унитаза, я б сучке уйти не дал! Узнать ни хрена не успел. Выгодная тварь! Решила найти крышу? В седьмом классе Фарафанцева склеила, еле идиота отвадил! Теперь для цыгана наряжается. Что у того, что у этого предки барыжат на рынке. Ищешь, где повыгоднее, потеплее, да? Почему ты падкая на тех, кто при бабле, а? Своего мало?»

– Поспелова приоделась, и ты поплыл, Тимоша?

Парень очнулся и вопросительно взглянул на Виноградову.

– Наша мышка похорошела. Влюбилась, может, в кого? Она такая закомплексованная, прям жалко! Надо по-дружески ей помочь.

– Чем?

– Посвятить избранника в её чувства!

– Ну посвящай.

– Я не знаю, кто это, – наигранно пожала плечами Камилла. – Вы её фальшивой валентинкой обрадовали?

– Нет, нахрена?.. Не знаешь, так выясни! Тебе же интересно – вот и наводи суету.

– А вдруг это ты! – коварно намекнула она. – О чём вы болтали?

– О том, что Ибрагимов без тебя гуляет.

Виноградова мгновенно перестала жеманничать, поменявшись в лице.

– Дурак!

– Дура! – парировал Тимон. – Если это буду я, случится конец света. Бывай! Пока, девчонки! Завтра увидимся.

Степанченко повернул направо. Камилла недоумевающе посмотрела ему вслед, многозначительно хмыкнула, переглянулась с Ирой Уваровой да продолжила приятную беседу с ровесницами как ни в чём не бывало.

Глава 5.

Поздоровавшись с мамой и братом, шумно беседовавшими за обеденным столом, Люба прошла мимо, отодвинула занавеску и аккуратно пронырнула в комнату к Василию Михайловичу.

– Возвращаю, пап.

Отец приподнялся на кровати, поправил на носу очки и отложил газету в сторону.

– Прочитала? Понравилось? Клади в стопку на краю.

Девочка присмотрелась к скудному содержимому стола.

– Можно я у тебя эту книгу возьму? Уильям Теккерей «Ярмарка тщеславия». Любопытное название! Интересная?

– Конечно. Английская классика. Но ты можешь её не осилить.

– Почему, пап?

– Не по возрасту. Там много острой утончённой сатиры. «Ярмарку тщеславия» нужно читать медленно, смакуя, чтоб ничего ценного не упустить. Это тебе не фантастику и американские страшилки страницами глотать!

– Хорошо, постараюсь быть внимательной. – Люба потопталась на месте. – Пап?.. Можно к тебе?

Василий Михайлович ласково улыбнулся.

– Залазь.

Дочка взгромоздилась на односпальную железную кровать, перекатилась через отца и умостилась полежать сбоку, у стены, на которой висел на гвоздях тонкий ковёр с пёстрым орнаментом.

Ещё будучи совсем ребёнком, Люба обожала приходить к отцу в его маленькую опрятную комнату, где еле вмещались, толком не оставляя между собой свободного места, кровать, тяжёлый небольшой стол с тремя ящиками да низкий трёхдверный гардероб. Она залазила к родителю под тёплый бочок и читала вместе с ним какую-нибудь газету или разглядывала картинки. Становясь взрослее, девочка забегала всё реже и реже, но даже эти редкие приходы были для неё по-прежнему уютными и согревающими.

– Что там пишут? – тихо поинтересовалась подросток.

– Всякое разное, – мягко ответил родитель.

– Я с тобой почитаю.

Василий широко развернул газету, Люба обняла правую руку отца, положила свою русую голову ему на плечо и присоединилась к чтению.

Тихоня в жизнь бы не сказала, что отец и мать любят друг друга. Родители могли подолгу друг с другом разговаривать, что-то обсуждать или кого-то бранить. Разговоры эти были весьма мутными, тяжёлыми, и в них сложно было найти что-то доброе. Но нежиться и с любовью ухаживать друг за другом – никогда. Это не про супругов Поспеловых.

Для дочери тихий спокойный отец был человеком, который способен вытерпеть всё, и даже больше. Потому что жить бок о бок столько лет подряд со вспыльчивой спесивой Александрой Григорьевной и её тираническими замашками, на Любин взгляд, было каким-то жертвенным геройством.

Александра командовала на Солнечном 27 всем да вся, а Василий самолично отдал ей бразды правления, но не пустил в свою маленькую, без двери, каморку-комнату. Женщине запрещалось спать на кровати мужа, садиться на перину после того, как он аккуратно, с любовью, всё взбивал и заправлял. Для маминых вещей, которым было всё мало и мало места в огромном доме, отец отдал в своём гардеробе пару полок. Её одежда (как и во всех остальных шкафах в хате) лежала на выделенных нишах спутанным бесформенным комком. Григорьевна пару раз покушалась сложить свои сорочки на опрятно организованные полки мужа и тут же получала грубый отворот-поворот, что для главы семьи было весьма не свойственным. Василий так же запрещал загромождать свой комнатный стол посторонними вещами – на чистой поверхности лежали только его аккуратно уложенные стопкой газеты, книги да очки.

Убирался Василий Михайлович сам. Лишь Любе позволялось помыть у него полы и вытряхнуть половик. Не дай Бог отцу обнаружить в своём маленьком чистом уютном убежище постороннюю вещь, будь то мамина юбка или комбинация – ругани было не избежать. Мать тогда крепко обижалась, уходила дуться к дочери в комнату и там клеймила мужа бирюком и законченным эгоистом, хотя глухое, требовательное ворчание Василия рядом не стояло с оскорбительно-истеричными нападениями самой Александры.

За пятнадцать лет Люба видела только по телевизору, как искренне и чисто муж и жена могут любить друг друга. В её же родном доме родители так много и зло ругались, что девочка уверенно говорила: склоки и грызня есть суть семейных отношений на Солнечном 27. Если матери нужно было чего-то добиться от папы, то она поступала с ним так же, как и с остальными домочадцами: унижая, оскорбляя, манипулируя. Григорьевна, не контролируя свой грубый, жестокий язык, могла обидеть мужа очень больно, а потом удивлялась, что Василий не желает разговаривать неделями, и считала искренне, что пострадавшая сторона – она.

– Так и знала, что Светка падкая на деньги! – доносился возмущённый материн голос из-за занавески. – Сынок, надо искать бездетную! А то клуши отпрысков непонятно от кого рожают, расходятся и ждут, на чью бы шею нахлебниками пристроиться. А ты у меня добрый, доверчивый, всех жалеешь! Нужна молодая, свежая и, самое главное, без лишних ртов!

– Да где же я такую откопаю, ма? – ворчал брат. – Все, кто моего возраста, уже как минимум одного ребёнка имеют. А у молодых девок лет по двадцать и младше одни гульки на уме, а не семья. Мозгов совсем нет ещё!

– Никогда, сынок, не слушаешься! – посетовала Александра. – Я же сразу сказала, что Светке ты нужен, пока есть, что высосать! Когда её хату ремонтировал, крышу менял, мебель новую покупал – был к столу. А едва о прописке заикнулся, так она мигом заверещала: «Дом я отпишу старшей дочке! Никого не прописываю!»

– Ну так и я глотать не стал, вещи сразу собрал и ушёл! Она целый квартал пробежала, вернуться умоляла!

– Ещё бы не умоляла! – всплеснула руками женщина. – Кормушка из лап утекла! Присмотрелся бы ты к дочери моих знакомых, Шурик! Она состоятельная, одна у родителей. Знакомые пасеку держат, мёдом торгуют, денег куры не клюют! Всё нажитое ей достанется.

– Мам, не хочу! – оборвал Григорьевну сын. – Сколько говорить?! Да и не по душе мне она. У неё двое отпрысков от предыдущих браков.

– Чужих детей баба с дедом пусть воспитают, а вы своего родите! Молодые.

В семье Поспеловых не было друг от друга секретов. Родители обсуждали с сыном его и свою личную жизнь, прошлое, настоящее, будущее, окружение, работу. Сын приезжал, чтобы делиться со старшими всем, что случилось интересного в его буднях, жаловаться на своих женщин.

Люба, лёжа на отцовской кровати, глазея в текст газеты, прислушивалась к разглагольствованиям матери да брата и понимала, что не будет никогда рассказывать Григорьевне о будущих отношениях с противоположным полом, чтобы не получать непрошеных советов и не позволять копаться в своих чувствах.

Школьница подняла вверх указательный левый пальчик, чтобы рассмотреть ранку. Точка прокола была совершенно не видна. Рана даже не болела, когда на неё нажимали.

«Какой же ты ловкий!» – с уважением подумала Люба, вспомнив беседу с повесой на пути домой.

– В прошлый раз менты прижали, а если придётся делить добычу с хулиганьём, да к тому же и вооружённым?

Сэро быстро и незаметно достал из-за пазухи выкидной нож.

– Не придётся. Я никому ничего просто так не отдаю.

Лезвие ловко выскочило из паза, прокрутилось в натренированных пальцах перед Любиными изумлёнными глазами и также ловко исчезло.

– Ух ты! А покажи ещё раз! Можно потрогать?

– Потрогать нельзя. – Ибрагимов опять из ниоткуда вытащил оружие. – Это моя вещь, сделанная строго под меня. Я умею им управляться. И он очень острый: сам точил!

– Так я не буду за лезвие трогать, – клянчила ровесница.

– Это не имеет значения. Говорю же, вещь – моя. Всё равно порежешься. Вот, смотри!

Повеса взял подружку за руку, оттопырил её указательный пальчик и слегка коснулся кончиком финки. Люба ничего не почувствовала, да и, собственно говоря, не успела почувствовать, – на поверхности подушечки мгновенно взбугрилась, заалела насыщенно-алым цветом крупная капелька крови.

– Ой! – удивилась она. – Но мне не больно!

Сэро усмехнулся.

– Больно быть и не должно. Нож рассчитан на скорость, ловкость и быстрое нанесение увечий противнику. Чтобы можно было его вывести из строя аккуратно и неожиданно.

Люба, зачарованно глядя, как капля, не удержавшись под напором новой крови, потекла по пальцу вниз, к ладони, вдруг осмыслила то, что ей только что было сказано.

– Часто им пользуешься?

– Тебя не касается, – ответил брюнет, поднёс девичий пальчик к своим губам и быстро слизнул бегущую каплю. – У тебя вкусная кровь! Не бойся: сейчас пустит ещё несколько капель, а потом заживёт. Даже не заметишь.

– Даже не заметила я, как родственнички из нашего сарая инструмент спёрли! – жаловалась мать Саше на неприятную ситуацию из далёкого прошлого, уж больно ей полюбившуюся и смакуемую из года в год при удобном случае. – Сколько бы не делала я добра родне, сколько б не помогала – делом или деньгами – равно обязательно в ответ гадость сделают! Правильно в народе говорят, что доброта наказуема.

– Нечего помогать! Сколько говорил, а мам?!.. Вот ты просила, чтобы я Ленку на работу взял. Послушался, и уже что ни день, то жалею!

– Сыночек, ну кто её пригреет, кроме нас?! Она же сирота! – жалостливо запричитала Александра.

– Престарелая сирота, чёрт бы её побрал, разбазарила коришу, что я акцизную водку в ящиках на палёную заменил! Он теперь с меня бабки требует!

– Сынуля, она не со зла, а по глупости! Со временем работать научится.

– Не научится, потому что не хочет. И работать не будет: полы моет отвратительно, сплетни обо мне всем подряд разносит, постоянно что-то по работе не тем людям выбалтывает, из кассы приворовывает! Можно подумать, я её хоть раз зарплатой обидел! Нахрен такие помощники не нужны, тем более родственники! Уволю.

– Ну потерпи, Шурик! Пожалей двоюродную сестрёнку, пусть приноровится.

– Когда она приноровится, я бизнес потеряю её стараниями!

«Брат ругается, но каждый раз идёт на поводу у матери и снова берёт сестру на работу. Она снова гадит, он её гонит, мать просит. И нет этому ни конца, ни края, пока Шурик не скажет твёрдое нет. А с этим словом в семье всё печально плохо. Особенно у меня. Хотя я всё-таки везучая», – размышляла тихоня сквозь доносившиеся громкие разговоры из-за занавески, слегка нащупывая под рукавом домашней кофты вчерашние порезы от канцелярского ножа.

Степанченко не обманул, когда сказал, что будет ходить в школу с ней. Он уверенно ждал её с утра прямо под воротами № 27. Люба смиренно пошла рядом, спокойно отвечая на вопросы. Шатен верил в себя ровно до перекрёстка, где ровесница встречалась с повесой. Сегодняшнее утро исключением не стало. Брюнет поджидал подругу аккурат на том же месте, к чему Люба, конечно, привыкла, но совершенно не предвидел её зарвавшийся одноклассник.

– Какого хрена ты тут потерял?! – свысока задал резонный вопрос Ибрагимов, едва парочка вынырнула из-за угла. На красивом лице его отражалось неудовольствие, смешанное с гадливостью.

Школьники встали друг напротив друга на расстоянии полуметра, вытеснив Поспелову вбок. Ибрагимов злостью своей умело управлял, выливая её в насмешливое высокомерие по отношению к сопернику. Потрясённый Степанченко дёргался, осознавая, что попал в капкан и вот-вот будет позорно унижен прямо на глазах хорошенькой одноклассницы.

Поспелова, перепуганная назревающими пацанскими разборками, переминалась с ноги на ногу. Она не хотела стать свидетелем расправы, потому что знала – Степанченко проиграет. Да, оба парня подтянуты, хорошо сложены. Сильные и ловкие. Но Ибрагимов куда опаснее – девочка это ощущала интуитивно, на уровне животного чутья.

– Он хотел со мной в школу пойти, – оправдывалась тихоня, надеясь, что это поможет сгладить напряжение.

– Вот как? – Сэро задиристо глазеть на оппонента не перестал. – А разрешение твоё он получил?

Десятиклассница оторопело задумалась: «Если соглашусь, то выгорожу Кабана, но буду выглядеть дурой перед Сэро. Это будет на руку Степанченко, но не мне. Стоит ли?»

– Нет. Я вчера предупредила Тимофея, что с осени хожу в школу с тобой. Что не против, если он составит нам компанию. Но если не будешь против и ты.

–И? – нетерпеливо бросил повеса.

– Он мне не поверил.

От последних слов девочки Тимофей побелел. «Если она прямо сейчас сольёт наш базар, а потом заикнётся про порезы, цыган будет пинать меня до японской границы! Чёрт, Поспелова, пожалуйста, ничего не говори! Прикуси язык! Ну, давай же! Чего тебе стоит?!»

Даже столкнувшись носом к носу с Сэро, Тимон категорически не признавал, что своими же руками состряпал себе яму, и злился на ровесницу. Он считал, что Поспелова сбежала из магазина да не желала составить компанию, потому что слишком много о себе возомнила. А сегодня вообще решила подставить, гадина, подсунув цыгана. «Могла же другим путём пойти! Но нет, попёрлась там, где этот хер торчал!»

– Во что конкретно тебе не верится, Кабан? – насмешливо хмыкнул брюнет. – Кто вообще разрешал верить в мои отношения с кем-то или не верить? Люба сказала, что ходит со мной. Забыл, кто я такой и как выгляжу?

– Нет, конечно! – старался сохранить лицо старшеклассник. – Всего лишь выразил недоверие. Между тобой и Любой нет ничего общего. В школе вы как чужие. Все твои подружки на виду. Люба – сама по себе. Я подумал, что одноклассница хочет выглядеть круче, чем кажется…

Ибрагимов издевательски рассмеялся, не дав ему договорить.

– Чего Люба точно не хочет, так это выглядеть хуже, чем кажется, благодаря тебе. Ты здорово постарался за прошлые годы, молодец, хвалю! Из шкуры вон вылез. Поэтому, Кабан, ходи сюда! Учить буду.

Сэро взял Тима за куртку у горла и подтянул к себе. Шатен упёрся, схватил сверстника за руку. Брюнет усмехнулся и залепил Степанченко унизительную пощёчину.

– Эй, свинка, будешь дёргаться – сделаю «приятнее». Хочешь?.. Не хочешь! Само собой! Тогда начнём учить. Тебе ведь не нравится, когда твою дешёвую шкуру полощут в грязи, верно?.. Так вот, прикинь, Кабан, такое никому не нравится. И Поспелова не исключение из этого правила, как бы тебе ни казалось обратное, а всего лишь девочка, не желающая пачкаться об говнососа. Если Люба молчит, это не значит, что она согласна. Сечёшь?

Тим, красный от натуги, задёргался, но получил кулаком в живот и, ахнув, сложился пополам. Ибрагимов, не теряя даром времени, выкрутил ему руку. Шатен приглушённо взвыл и присел на колени.

Люба перепуганно вжалась в стоявший позади забор да инстинктивно прикрыла рот. Её не раз бил Тимон, и она это всегда воспринимала как свои ничтожество и хилость. Но даже не представляла, что когда-нибудь сможет воочию увидеть, как ломают его самого. Ломают любимчика 10 «А» без жалости и права на помилование как какого-то слабака.

– Продолжим урок! Если Люба сказала, что ходит со мной, – значит, она правда ходит со мной. Знаешь хоть кого-то, кто бы прикрывался моим именем безнаказанно, безо всякого основания? Вот то-то! И последнее: найди другую подружку для прогулок. Даю дружеский совет чисто по доброте душевной, и лучше бы тебе начать им пользоваться.

– Да я просто спросил… А-а-а-ай! Твою ж мать!!!

– Эй! Мою мать не трогай!.. Да, к слову! Уважающие себя парни не задают лишние вопросы симпатичным девочкам, – назидательно произнёс брюнет и ещё сильнее выкрутил Тимону руку. Тот громко засопел от боли, прерывисто дыша.

– Сэро, отпусти его! – резко встряла Поспелова. – Наша дружба реально смотрится странно! Мы разные, поэтому Тимофей и не поверил! Я сама виновата! Ведь просила тебя не показывать в школе, что мы знакомы!

Ибрагимов немало удивился её просьбе. Ровесница, жалостливо повторила:

– Пусть Тимофей идёт дальше, пожалуйста!

Сэро молча убрал руки. Степанченко, красный от напряжения, потёр запястье, мельком глянул на растерянную, испуганную одноклассницу, поднял с земли рюкзак и широким шагом поспешил удалиться.

Люба долго ждала, когда Степанченко поменяет своё отношение, но не ожидала стать свидетелем, как обидчика из-за неё реально крутят в три погибели. Девочка искренне, от души жалела злейшего врага, наконец-то поставленного на место человеком, что превосходил его по силе и авторитету. Она проводила взглядом удаляющегося Тимона и повернулась к Ибрагимову.

– Не надо было его бить!

– Почему? – поинтересовался брюнет, но, глядя, как сверстница виновато потупила очи, громко прыснул: – Я лишь пощекотал ему слегка бока! Потому что захотел, а ещё потому, что топать с ним в школу не собирался. Тебя спасать – тем более. И смысл? Вот зачем пожалела? Мало гадостей потому что насочинял? Ещё хочется?

– Мне не нравится, когда кого-то унижают. – Люба подняла на повесу печальные серые глаза.

– А-а-а, понятно! Прикольно задвинула! – усмехнулся он. – А давай толкнём мысль ещё прикольнее. Повторяй: «Мне не нравится, когда унижают меня». Так лучше, согласись?

Люба задумалась, а потом, неуверенно пожав плечами, ответила:

– Наверное…

– Вот в этом и вся Поспелова! – рассмеялся Сэро. – Не обижаешь других, но позволяешь обижать себя. Да-а-а, хорошо тебя выдрессировали!

– Что?

– Не важно. Пойдём, а то опаздываем!

Вдалеке маячила понурая фигура Тимона, чем вызывала у школьницы оскомину.

– Давай свернём!

– Зачем? Чтобы ты несчастного, обиженного Кабана не лицезрела?

– Нет! – поспешно ответила приятельница, чем выдала себя. – Так будет быстрее!

– Не будет. Плохо врёшь, сестрёнка! Топай спокойно.

Василий Михайлович отвлёкся от газеты, заметив, как дочь разглядывает длинные глубокие порезы возле запястья.

– Это что у тебя такое?! – насторожился он.

– А, мелочи! Ходила к курам яйца собирать и зацепилась за два гвоздя, что из откосов торчат. Меньше глазами моргать буду! – выкрутилась подросток заранее заготовленной отмазкой.

– Надо бы мне их вбить! Вечно железяки выскакивают, – порассуждал вслух мужчина да снова вернулся к прессе.

Люба, довольная, что отмазка прокатила, потёрла порезы через ткань. «Тимон столько лет козлил меня, а я его выгородила! Почему стало его жаль? Неужели боюсь последствий? Сэро прав: нельзя постоянно давать себя в обиду. Но дать сдачу Кабану, как это сделал Сэро, у меня кишка тонка. Ладно! Со временем найду способ защититься».

– Э-э-эх, родственники-родственнички! Тридцать с лишним лет живу, а их отношение ко мне ни на грош не поменялось! – горько засмеялся за занавеской брат. – В детстве видели во мне вора и голытьбу, обвиняли в дерьме без суда и следствия, а разобравшись, не извинялись. Сейчас сальными глазёнками заглядывают в кошелёк и завистливо считают мои денежки.

– А это со всеми Поспеловыми они так себя ставят! – поспешила прокомментировать мать тему, бывшую для неё не менее болезненной. – Что я сорняком среди богатой родни росла, что ты, Шурик, маялся…

– Вот и нечего к ним тянуться!

– Ну что ты! Это ж родня, какая-никакая…

– Никакая, вот именно. Они своей дружной гурьбой хорошо кучкуются. Без нас. Мы им нужны, только чтобы на похоронах и свадьбах финансовые дыры заткнуть.

– Ну, знаешь, когда одинокая Матрёна померла, все сложились, организовали да похоронили тётку с честью. Нам «спасибо» сказали, что в своём большом дворе проводы и поминки провести разрешили!

– Ой, ма! Это потому, что никто больше у себя гроб с покойником держать в хате не захотел! А вы с отцом уши развесили, решили добренькими побыть!

«Но у нас реально большой двор! – задумалась Люба. – Поставили длинные столы, все вместились. А где ещё провожать внезапно почившую приезжую тётку? У остальных большого двора нет. Кто-то в квартире живёт. Продукты да похороны другие оплатили. Всё правильно!»

Александра Григорьевна относилась к родне, их семьям и детям странно. Это была смесь из горькой обиды, желания угодить, стремления быть своей и одновременно выделиться на фоне остальных. Не было у матери с её братьями и сёстрами в ближайших коленах добрых, тёплых, поддерживающих и доверительных отношений. Из рассказов родительницы Люба знала, что детство её было голодным, нищим, заполненным непосильным трудом и отвратительным отношением окружающих. Иногда девочке казалось, что злые люди преследуют их семью из поколения в поколение: маме прилетело, потом перепало брату, ну и она до компании заодно хлебнула.

– Ох, ладно, сынок, ты пока чай пей, а я схожу бельё замочу! За две недели грязная куча накопилась, стирать не перестирать.

– Сестру пошли, пусть замочит. Почему она до сих пор вещи в порядок не привела?

Подросток, приподнявшись в отцовой кровати, насторожилась.

– Да Люба с Нового года только своё стирает и гладит… Считает, что каждый должен убираться в доме сам за собой…

– Да что она говорит?! – взъерепенился тот. – Люба!!! А родителям пожилым кто помогать будет?! Ты дочка родная или как?! Кто, по-твоему, дохаживать стариков должен?!

Девочка побаивалась старшего брата: каким-то образом Александр Васильевич умудрялся в доме обладать большей властью, чем отец с матерью, и команды раздавал направо и налево с молчаливого согласия родителей. Школьница, по наущению Ибрагимова, старалась не спорить с мамой после новогодней ссоры, чтобы не привлекать внимания, но и пользовать себя, как прежде, не позволяла. Однако товарный кассир не смирилась с поведением дочери, вырывающейся из-под удобного контроля. Тихоня была уверена: мама специально завела разговор про домашние обязанности, чтобы дать вволю покомандовать брату и прижучить её, малолетку, как следует.

– Готовить Люба тоже редко на семью стала! – продолжила жаловаться мать. – Сделает себе немного и убежит по делам…

– По каким таким делам?! Любка, а не много ли ты на себя взяла?!.. Какие могут быть дела у пятнадцатилетней сопли?! – громко вопрошал командным голосом старший сын.

Подросток, чувствуя, как знакомая ярость подходит снова к горлу, вскипела и стремительно слезла с кровати Василия Михайловича. «Если дать братцу волю, он надоумит маман следить за мной! Плакали тогда и мой заработок, и поездки в Краснодар, и общение с Сэро!» Эта мысль вызвала у юной особы неприятно горький, ледяной осадок: подобного расклада она допустить никак не могла.

– Лучше расскажи, какие могут у тебя быть дела в моей школе, а?! – выскочила из-за занавески, подбоченясь, девочка. – Ты её один Бог ведает когда закончил! Почему твой вишнёвый джип у ворот часами торчит?!

– Тебя не касается! – огрызнулся Васильич. – Малая ещё! Я к старшеклассницам знакомым здороваться езжу, подвести после уроков!

– Да что ты говоришь?! – передразнила его младшая сестра. – А я, по-твоему, кто?!.. Тоже старшеклассница, представляешь?! Десятый класс через три месяца закончу! Тебя не парит вести дела с малолетками, зато с меня решил спросить! Так я отвечу, Шурик! В отличие от марамоек, к которым ты подкатываешь, я после учёбы лезу не в джипы к престарелым толстым дядькам, а в библиотеку иду готовиться, чтобы поступить в вуз и не опозорить нашу фамилию! Но если вас с мамой больше беспокоят грязное тряпьё да хавчик, чем мой аттестат, так и быть, погружусь в кастрюли и тазы с головой вместо книжек!

– Ты должна всё успевать! – надулся Саша после «престарелого толстого дядьки». – И по дому, и в учёбе! Нечего филонить да оправдания искать!

Люба, растерявшись, сузила зло глаза, но потом решила продолжить прежнюю линию.

– Нечего часами у школы торчать! Хочешь семью, так женись по-человечески, а не малолеток после уроков снимай! Я не желаю после 11 класса, провалив вступительные, мыть в какой-нибудь шараге полы и позориться! Что люди скажут?! «Родители маялись, растили, а ума не дали! Всё, чему научить смогли, тряпки стирать да кастрюли драить». Верно говорю, мамулечка?

Тихоня надавила на больную зону и не прогадала. Попутавшая женщина рассеянно кивнула:

– Да, верно говоришь…

– Спасибо, что понимаешь, мамочка! – девочка горделиво обошла брата, чтобы звонко поцеловать товарного кассира в щёчку. – Люблю тебя! Пойду в комнату, чтобы не тратить время зря, да хорошенько к урокам приготовлюсь.

Прежде чем закрыть дверь, школьница услышала слова Шурика:

– Всё забываю спросить, ма: в бане бритву мою не видела? Импортная, дорогая. Ещё дезодорант оставлял…

– Нет, сынок. Там Люба убирается. Может, она…

– Не видела!!! – заорала из коридора подросток. – Ты, когда съехал, наверняка с собой бритву и дезик упёр! Забыл, а теперь крайних ищешь! Ройся у себя!

– Не может быть!

– Может-может! – перебила она. – Не первая вещь, что у нас теряешь, попомни моё слово! Так что вопросы будь добр задавать себе, а не нам!

Ручка быстро закрывшейся двери щёлкнула. Голоса взрослых заглохли. Люба, прикрыв рот ладошкой, захихикала.

Глава 6.

Бритва брата и дезодорант прятались в комнате школьницы за трельяжем. Девочка не мешкая приватизировала их после последнего поспешного отъезда старшего сына к новой большой и чистой любви. Исполняла это она не в первый раз, чтобы использовать чужие вещи для собственных нужд.

Когда наступило половое созревание классе эдак в седьмом, тихоня открыла, что умудряется очень невкусно пахнуть.

«У чистоплотных девочек ничего не пахнет! Чаще мой подмышки с мылом, и проблема будет исчерпана!» – посоветовала озадаченному чаду Григорьевна три года назад.

Люба прислушалась, но проблема себя не исчерпала. Собственный запах пота вызывал тошноту (хоть тараканов трави!), пропитывал насквозь одежду и раздавался в воздухе убийственным амбре. Комплексов добавили заботливые одноклассники, морщившие нос да заявлявшие во всеуслышанье: «Фу! От тебя воняет!». Девочка глушила «естественные запахи» мамиными духами, пахнущими, словно шкаф престарелой бабушки, но стало ещё хуже.

Купить дезодорант товарный кассир наотрез отказалась: «Это яд! Поры закупоривает, кожа не дышит. Тело травишь американцам на радость, бесплодной станешь! Пусть дуры-одноклассницы отравой мажутся, а ты себя береги».

Поняв, что с упёртой родительницы взятки гладки, девочка нашла выход. Стала потихоньку использовать стоявший в комнате брата мужской дезодорант. Затем начала втихую приворовывать средства от пота, спирая недостачу на короткую память Шурика.

С бритвой дела обстояли примерно так же. Не желая быть высмеянной в спортивной раздевалке, Люба начала следить за собой, пользуясь станками, оставляемыми братом в бане. Брат возвращался, обнаруживал, что его гигиенические принадлежности кто-то брал, и сильно ругался. Мать отчитывала нашкодившую дочь, а та краснела и злилась, ведь женщина ничего не замечала, пока вой не поднимал старший отпрыск. Тогда подросток стала поступать хитрее: едва Шурик что-то нужное ненароком оставлял, как она пулей это припрятывала в свои закрома и эксплуатировала в удовольствие, радуясь, что избежала дополнительных насмешек в 10 «А» малыми жертвами.

«Как будто в пещере живём, а не среди людей! Чего стоило выклянчить покупку прокладок! Хорошо, что месячные в 14 лет пошли, а не раньше, иначе я бы пришивала поганые тряпки к мотне намного дольше! С подшитыми лоскутами в школьный сортир хоть не заходи! Про раздевалку в спортзале – слов нет… Сколько раз доказывала, что готовые прокладки удобнее – куксится мать да нудит. Волосатые ноги и подмышки – естественно. Вонять потняком – нормально. Тряпки кровавые стирать до посинения – гигиенично. Что за хрень?!.. Почему для других предков гигиена не проблема, а в моей семье ровно наоборот? – недоумевала десятиклассница. – Счастье, что мама убираться не любит, иначе бы давно обнаружила мои нычки!»

Люба вздохнула, покосилась на дверь. Уроки были выполнены. Но, чтобы создать видимость непосильного труда (дабы не отвлекали и не приставали с ерундой), она оставила на столе раскрытыми учебник и тетрадь, а сама залезла в шкаф и вытащила спортивный костюм.

«После уроков завтра сразу на консервный мотанём. Сэро сказал, что нужно одеться удобно, неприметно, волосы собрать. Ничего не должно цепляться за деревяшки, железки и выступы – заброшка всё-таки! Кроссы обуть на толстой подошве, но гибкие и лёгкие. Подойдут те, что на прошлой неделе с ним вместе на Сенном выбрали. – Люба расстегнула молнию на спортивной куртке. – Завтра физ-ра. Верх и футболку одену на все уроки, чтобы меньше тащить, а штаны на дно рюкзака засуну».

Тихоня переоделась, завязала волосы в тугой пучок и критично осмотрелась. Затем улыбнулась себе в зеркале и подмигнула. Не понравился результат – снова повторила. Потом ещё, пока не скопировала улыбку повесы. Удовлетворённая, старшеклассница печально задумалась.

Поспеловой хотелось смеяться и язвить, как Сэро. Дружить и жить, как Сэро. Иногда на неё находило что-то обиженное и завистливое, и тогда Люба желала перестать быть собой, потому что быть Сэро казалось ей намного круче, престижнее и приятнее.

«Вот бы у меня были глазки-угольки! Ресницы длинные, чёрные, густые и закрученные – тушь не нужна. Бровям пинцет не понадобится. Разве честно для пацана быть краше девчонок? Губы с чётким контуром и красивым изгибом. Почему я не родилась близняшкой Сэро и Имира? Была бы замечательная тройня, а я бы оказалась самым счастливым человеком на Земле!»

Юная особа не могла перестать крутиться возле зеркала, стараясь скопировать качественнее мимику и жесты брюнета, чтобы более достоверно перевоплотиться в человека, которым она искренне восхищалась: «Лучше бы я родилась мальчиком! У них жизнь намного проще, чем моя».

– Доченька! – без стука зашла Александра Григорьевна. – Поговорить надо… Какой приятный костюмчик! Не припомню, чтобы я его покупала!

– Даша Бутенко подарила, – без запинки отрапортовала Люба. – Он на неё большой. А я ей взамен – пушистую персиковую кофту с вышитыми цветами.

– О, как здорово! – обрадовалась мать. – Кофта та хорошая, дорогая! Я её лет десять назад купила! Она всё лежала, тебя ждала и вот пригодилась! У Бутенко губа не дура!

– Конечно, не дура! Твои вещи многим в классе нравятся, мам! – Школьница улыбнулась своему вранью. Несчастная бесформенная кофта, в которой тонкая фигура девочки тонула и терялась, больше недели тусила на свалках Краснодара, куда отправилась в тот день, когда был куплен однотонный спортивный костюм по фигуре. Люба знала, что родители Бутенко на собрания не ходят, а значит шансов у матери пересечься да узнать правду нет.

– Хорошо, что с умом меняться умеешь, дочь! – Товарный кассир неуверенно посмотрела на подростка и решилась: – Не знаю, как среагируешь… Всё-таки моя одёжа тебе дорога… К Шурику на работу устроилась приезжая женщина с двумя детьми младше тебя, мальчиком и девочкой. Денег нет, жилья нет – бедные очень! Спрашивали, кто может подать одеждой да едой. Выберешь что-нибудь из своих вещей, чтобы отдать нуждающейся несчастной семье?

Старшеклассница несказанно обрадовалась: шанс легально избавиться сразу от большого количества устаревшего тряпья перепал впервые.

– Конечно, мама! С удовольствием поделюсь! Переберу, оставлю любимое, а остальное передам в добрые руки.

– Ну слава Богу! Спасибо большое за понимание… Уж больно мне их жалко! На своей шкуре знаю, каково быть голытьбой!

Александра тяжко вздохнула и медленно опустилась на Любину кровать. «Поговорить хочет», – сообразила дочь и присела напротив, за свой рабочий стол.

Старшая Поспелова была очень щедрым и гостеприимным человеком. Для пришедших на Солнечный 27 к столу выставлялось всё самое интересное, свежее да вкусное, а уходили посетители всегда с сумками, доверху набитыми подарками и деликатесами. Если Шура кого-то одаривала, то делала это от всей души, широко и бескорыстно.

К щедрости и гостеприимству Александры Григорьевны добавлялось ещё одно замечательное качество – женщина была на редкость сострадательной. Она крайне болезненно относилась ко всем униженным и оскорблённым, к людям, побитым жизнью, к калекам и сиротам, стремилась помочь, а то и защитить. Но нередко желание спасти оказывалось неуместным и бестактным вмешательством в чужую жизнь, потому что Поспелова умудрялась причинять помощь без данного на это разрешения. Люди оскорблялись, а железнодорожница, изумляясь, недоумевала. Ведь намеренно обидеть она не то что не хотела – даже не думала!

– Лену попрошу сдать им за символическую плату половину дома. Коммуналку-то платить тяжело, да и одной жить страшно. Отцова хата для неё слишком большая – сама говорила! А так и людям хорошо сделает, и самой не одиноко будет.

– Добрая ты, мам!

– А как же без этого! Нужно бедным помогать, Любушка! Добро потом в сто крат вернётся.

– Они русские?

– Конечно, русские! С чего им быть другими?!

– Понятно. Я так и думала. Мам, можно я твои драгоценности примерю?

– Ради Бога!

Девушка принесла из гостиной хрустальную вазу, наполненную бусами, серьгами и браслетами.

– Столько красоты лежит без дела! Почему ничего не носишь? – поинтересовалась школьница, прикладывая к груди длинные тяжёлые бусы из янтаря.

– Да куда мне на старости лет! Помирать скоро. Нечего людей смешить! – Александра пронзительно посмотрела на дочь и отвернулась к окну.

Шура была полной женщиной с большой пышной грудью. Круглое лицо – с глазами, выражающими миру одновременно недоверие и наивность, с пухлыми губами, с левой стороны которых красовалась тёмная выпуклая мушка, – из-за напряжённой поджатой челюсти выглядело нервным, даже недобрым. На шее – несколько бородавок, ещё пара расположились у её основания. Широкие крестьянские ладони с короткими пухлыми пальцами и квадратными ногтями выглядели неухоженно. За ногами она тоже не следила; грубая кожа на стопах летом покрывалась глубокими чёрными трещинами, с которыми в бане не могла справиться пемза. Кремы для рук, ног и лица – никто в доме Поспеловых такого не знавал. К уходу за телом товарный кассир относилась с пренебрежением, считая его уделом неженок и бездельниц. Любе было странно слышать подобные заявления, ведь в молодости Шура слыла редкой красавицей, щеголихой, тщательно следившей за внешностью да ни в чём себе не отказывавшей.

– Зачем скупала?

– В наследство. Для тебя лежит хранится.

– А вот эти откуда? – перебрав другие украшения для отвода глаз, Люба достала ту вещь, ради которой она разговор и затеяла: красивое ожерелье из небольших круглых голубых бусин с чёрными и бежевыми прожилками.

– А, это бирюза! Цыганка подарила.

– Цыганка, я не ослышалась? – удостоверилась дочь. – И ты взяла, не побоялась?!.. Сама же мне столько раз говорила, что от чужих нужно держаться подальше! Что они обманывать только и могут! Вдруг эти бусы ворованные или на них порча?