Король Туле. Биография Кнуда Расмуссена бесплатное чтение

Kurt L. Frederiksen

Kongen af Thule

Em biografi om Knud Rasmussen

© Kurt L. Frederiksen & Gyldendal, Copennhagen 2016.

Published by agreement with the Gylendal Group Agency and Banke & Smirnova Literary Agency

© Кларк Наталья, перевод. 2022

© OOO «Паулсен», издание на русском языке, 2022.

• Великое море меня разбудило
• И в путь позвало.
• Колышет меня,
• Словно водоросль речную.
• Небесные своды, дух природы могучей меня сотрясают,
• Мое сотрясают нутро,
• Рвут на части,
• А я весь от радости лишь трепещу.

Из песни шаманов Иглулика. В изложении Кнуда Расмуссена

Предисловие

Кнуд Расмуссен пронес светлый ум и жизнерадостность до конца своей жизни. Основы для такого мировосприятия закладываются еще в детстве, когда ребенок чувствует себя любимым и желанным в этом мире.

Жажда жизни пропитывала обе культуры, которыми он был пропитан – она находилась внутри его эскимосской ипостаси рыболова и медвежьего охотника, опытного каюра, человека, влюбленного в гренландцев и природу, а также внутри ипостаси молодого европейского денди, датчанина, журналиста, приверженного старым традициям путешественника, управляющего колонией, супруга, писателя и ученого. Все это в сочетании с невероятным трудолюбием поставило Кнуда Расмуссена в один ряд самых выдающихся сынов Дании и Гренландии.

Перед вами книга – история становления этого уникального человека.

Немало было написано об этом «гренландском Аладдине», слава о котором прокатилась от пресвитерианской усадьбы в Лунге, на севере Зеландии, и отеля «Адлон» на улице Норрегаде до американских лекториев США и землянок Туле – о человеке, обладавшем даром распространять вокруг себя веселье и хорошее настроение.

В нашем глобальном мире история Кнуда Расмуссена приобретает важное звучание, поскольку его динамизм и творческие порывы происходили от его способности балансировать между натурой датчанина и огромной любовью к многочисленным уголкам Земли вдали от Дании. Он был солью земли.

В санные поездки Кнуд Расмуссен всегда отправлялся, движимый радостью и бесконечной жаждой жизни, которая питала его свободолюбивую активную натуру. Он был воплощением любви к приключениям, которую подчеркивал в своих лекциях на фестивале «Ребильд»[1]. Как поток, который нес человечество к цивилизации, он хорошо знал, что это древо познания обладает темными корнями и светлой кроной.

Чувствуя скорости, с которыми движется новый мир вокруг нас, мы ощущаем, что должны быть ответственными за него. Мы понимаем, насколько ограниченны наши ресурсы по сравнению с ростом населения планеты. Сделанный с Луны снимок Земли изменил всех нас… Мы вместе, Земля управляема, и теперь нам предстоит найти новый способ переосмысления мира и нашего существования. Кнуд Расмуссен сталкивался с теми же проблемами в свое время.

Он родился в 1879 году в поселке Якобсхавн (Илулиссат) в доме священника, с игровой площадки которого открывался, пожалуй, самый красивый вид на окрестности. В возрасте 12 лет он переехал в Копенгаген, где в доме с роскошной мебелью чувствовал себя измученным учебой, в которой он явно не преуспевал. Едва он сдает со средними оценками выпускные экзамены, как на сцене его жизни появляются Брандес, Хёруп и Йоханнес[2] наряду с уверенными в себе умными барышнями.

Империализм был в полном расцвете, и с раннего детства Кнуд мечтал познакомиться с новыми людьми, которые, как он слышал, обитают на северном побережье залива Мелвилл. Он осуществил свою мечту, отправившись с доктором Бертельсеном, Милиусом-Эриксеном, Бронлундом и Харальдом Мольтке в Литературную экспедицию в Гренландию: там он приобрел опыт и начал коллекционировать мифы и саги, без которых современная культура Гренландии и Дании была бы гораздо беднее.

Побывавшие там китобои передали первое огнестрельное оружие племенам каменного века. Невинность была утеряна навсегда, и теперь Кнуд Расмуссен видел свою жизненную задачу в том, чтобы переход от древнего человека к современному был как можно более гладким. Этот конфликт по-прежнему существует в Гренландии даже спустя столетие, но он был спровоцирован не только датчанами, но и всеми остальными европейцами.

Мы создаем новый мир, который движется так быстро, что мы не успеваем за его стремительным развитием: когда Расмуссен был дома, ему нужно было уехать. Когда он был вне дома, ему хотелось вернуться. И обе части этого раскола он использовал плодотворно, что под силу только очень цельной личности, познавшей себя до самых глубин.

Когда в молодые годы Кнуд Расмуссен и Петер Фройхен отправлялись в лекционные туры, которые для гарантии успеха обязательно начинались в Оддере или Слагельсе, перед ними вставал вопрос, который и мне не раз приходилось себе задавать: кого взять с собой в путешествие? Каждый знает, что ручной труд, академические знания или понимание морского дела хороши, но не менее важно понимание собственной личности вне зависимости от того, выходишь ли ты на 30 дней в море, или отправляешься в поездку на санях. Самое важное – это обладать ясным умом, некоторой долей чувства юмора и оптимистическим подходом к решению проблем.

И здесь главенствующую позицию всегда занимал руководитель экспедиции Кнуд Расмуссен. Почти все в мире можно преодолеть, прибегнув к помощи веселой, задорной улыбки. Поставлена палатка, всех одолевает усталость, и тогда Кнуд неизменно приступает к приготовлению еды. Необходимо всегда подавать хороший пример и идти хотя бы на несколько шагов впереди остальных. А если постоянно напускать на себя суровость грозовой тучи, то обычные проблемы вскоре превратятся в большие.

Разница между просто планированием и планированием экспедиции заключается в том, что большую часть последней невозможно предсказать – это и есть приключение. Неудачная охота, травма ноги, падение в трещину ледника, как это случилось с Фройхеном. Первые путешествия Кнуда Расмуссена полностью основывались на тех же приемах, какие использовали племена Туле, проживавшие и кочевавшие в этих регионах.

Когда рушатся планы, их следует подвергать пересмотру, учитывая самые простые и очевидные вещи. Погода, ветер, ледовые условия и вера в удачу приходят не к осторожному, а к тому, кто способен пойти на риск.

И в этом плане Кнуд Расмуссен, несомненно, был любимцем богов: когда, например, во время Пятой экспедиции Туле у него закончились провизия и патроны, неожиданно прямо посреди залива Королевы Мод в районе Северо-Западного прохода возникла несущаяся на всех парусах яхта «Эль-Суено» – и через мгновение Кнуд уже пил чай в каюте, сидя на ящике с новыми патронами, радостно принятыми в дар от хозяев шхуны.

Поездка в Ном была на грани провала, и из-за нехватки корма им пришлось убить собак.

Большие птицы всегда используют встречный ветер, чтобы подняться в воздух. Высоко взлетая, они получают сверху хороший обзор.

На этом уровне Кнуд Расмуссен проявлял гениальность, позволившую ему осуществить самую длительную в мире санную поездку на собаках, легендарную Пятую экспедицию Туле. Он пересек арктическую Канаду и подошел к Берингову проливу, где его дух встретился с духом его соотечественника, датчанина Витуса Беринга из Хорсенса.

Достижения и неуемная жизнь Кнуда Расмуссена продолжают будоражить умы еще и потому, что искра, зажигавшая в нем жажду и радость жизни, возникла из сплава датского, европейского образования и ипостаси первобытного дикаря, которого Кнуд Расмуссен всю жизнь носил в сердце и чьи приемы постоянно использовал в своих путешествиях. Это относится не только к его способности ставить цели и снаряжать экспедиции, но и к манере общения, основанной на равноправии, демократичности и человечности во всей ее полноте.

Одна из теорий гибели Милиуса-Эриксена, Бронлунда и Хёга Хагена во время датской экспедиции заключается в том, что им не хватило обыкновенной швейной иглы для ремонта обуви. Хрупка и ненадежна человеческая способность выжить в условиях 40-градусного мороза, когда обдуваемый всеми ветрами стоишь на вершине мира или находишься на борту судна в штормовую погоду. Одна маленькая ошибка способна запустить цепочку событий, которая непременно приведет к катастрофе…

Благодаря большим санным путешествиям начала ХХ века и картографированию ранее не изученных областей Гренландии Дания получила в свое распоряжение весь остров целиком и продолжала его воспринимать в дальнейшем как единую территорию.

Книга оставляет открытым вопрос о том, как бы Кнуд Расмуссен отреагировал на появление американской базы в Туле в заливе Северной Звезды, а также на добычу урана. В наши дни Гренландия представляет собой необъятный край с непредсказуемым будущим, как и у остальной Арктики, однако не стоит забывать, что краеугольный камень ее современного существования можно отыскать в жизни Кнуда Расмуссена и в результатах его трудов.

Мне самому довелось пересекать залив Мелвилл, побывать в Туле и в Эте, проследовать вдоль санного пути Кнуда Расмуссена. Отправившись на поиски следов санной поездки Милиуса-Эриксена, я потратил целый день на перелет на вертолете на один из островов Вегенера, расположенный на крайнем северо-востоке Гренландии. По дороге мне повсюду попадались моржи, киты, тюлени, морские зайцы, редкие арктические птицы и дикие мускусные быки, которые когда-то обитали на территории Европы и Азии, но со временем были вытеснены в крайнюю северо-восточную часть Гренландии. Спасаясь бегством, они сбиваются в стаи, и это делает их легкой добычей. Не менее одиннадцати раз я встречал белых медведей. Окидывая взглядом безлюдные берега Гренландии, начинаешь понимать, что находишься на самом краю света, отчего сердце наполняется одновременно одиночеством и радостью человеческого бытия.

Кнуд Расмуссен – явление куда большее, чем просто знаменитый датчанин и гренландец.

Он олицетворяет вечное стремление к приключениям и звено, которое всегда будет объединять гренландцев и датчан.

Трёльс Клёвдаль

I

Детство и юность

1879–1902

• Люблю тебя, моя страна! Ты – молодость моя.
• Мальчишкой был я,
• Когда тебе отдал я веру, и зарок свой сохраню
• До часа последнего жизни моей.

Кнуд Расмуссен. Моя страна

Подплывая сюда с юга, минуешь множество айсбергов, представляющих собой часть крупного ледника, именем которого названа эта местность. Внезапно в поле зрения появляются дома, в основном расположенные на южной стороне небольшой природной гавани Илулиссат. В переводе с эскимосского ее название звучит как «айсберги». Привлеченные хорошим уловом, на протяжении многих веков эскимосы обосновывались неподалеку отсюда, в Сермермиуте. В 1727 году к северу от них начали строиться голландцы, воздвигнув в самом центре своего поселения роскошное здание, а в 1741 году Якоб Северин основал торговую факторию, назвав ее в честь себя – Якобсхавн. В 1782 году этот населенный пункт получил статус колонии.

Расположение оказалось удачным, и колония вскоре превратилась в один из самых оживленных центров китобойного промысла, торговли и миссионерства на севере Гренландии. Приезжие торговцы специями встречались здесь наряду с гренландцами, датскими миссионерами и государственными деятелями. Последние, согласно их собственному пониманию – и пониманию всей датской колонии, – были костяком поселения.

Домов как таковых было немного, и поселенцы на этих гигантских просторах жили довольно скученно, однако церковь там все же существовала – солидная, внушительная. Крепкая, ладная, построенная из померанской сосны, она располагалась позади большого дома священника, выделяясь квадратными формами и доминируя непривычным фасадом на фоне мягких безлесных пейзажей.

Люди видели, как из большого дома вышли двое – священник и мальчик. Они были одеты, как чужестранцы, и говорили между собой по-датски, хотя ни для кого не было секретом, что оба свободно владеют гренландским. Отец невысокого роста, плотного телосложения шел быстрым шагом, положив мальчику руку на плечо. После его слов мальчик вдруг поднял глаза и засмеялся, а затем прибавил шагу, стараясь не отставать. Пастор собирался нанести несколько визитов во вверенном ему 800-километровом округе, и мальчику впервые было позволено присоединиться.

Он был счастлив, предвкушая предстоящее путешествие и приключения. Мальчик ощущал свою значимость, у него было чувство собственного достоинства и впечатление, что он является частью большого мира; условия жизни, окружение и история вдохнули в него жизнь.

Родился он 7 июня 1879 года и стал первенцем. Всего в семье было трое детей. Принимавшая у его матери роды повитуха Бикити обладала талантом сочинять традиционные колыбельные, и вскоре для него была готова новая песня:

Его приветствовала страна, где очень любили детей. Ему было посвящено несколько песенок, которые он хорошо помнил, даже став взрослым. В одной из них были такие слова: «Мальчик и утро, оба готовьтесь к дневному труду». Это ему очень подходило, ведь по натуре он был жаворонком.

20 июня отец его крестил. Каждое из полученных им имен – Йохан Кнуд Виктор Расмуссен – содержало в себе знамение. Йохан (Иоанн) означает «бог милостив». Кнудом его назвали в честь деда, управляющего колонией в Якобсхавне. Имя это стародатского происхождения, смысл его расшифровывается как «бунтарство», «упрямство», «заносчивость», но также и «остроумие», «притягательность» и «святость». Виктор на латыни означает «победитель».

Его датскими крестными стали добрые и солидные люди: участковый врач Хр. В. Хейвен, студент-волонтер Кнуд Флейшер и инспектор Краруп-Смит, который на крестины не явился.

Мать Кнуда звали Софи Луиза Сюзанна Флейшер. Она родилась 13 декабря 1842 года в поселении Ритенбенк в семье Регины и Кнуда Гельмуйдена Флейшеров. Дедушка по материнской линии был примечательной личностью, однако он умер за два года до рождения Кнуда. Будучи довольно зажиточным человеком, он никогда не покидал пределов Гренландии, в которой родился. Вплоть до самой смерти он предпочитал говорить на родном языке своих родителей – норвежском. После его женитьбы на девушке-сироте в жилах семьи появилась кровь эскимосов. Нередко Кнуд Расмуссен придавал своим эскимосским корням чересчур большое значение, гораздо большее, чем на то имелось доказательств. По словам Эйгиля Кнута, изучавшего генеалогию семьи Кнуда Расмуссена, Кнуд было всего на ¹/₁₆ часть гренландцем. Исследование Эйгиля Кнута указывает также и на то, что Кнуд Расмуссен являлся дальним родственником всемирно известного норвежского полярного исследователя Фритьофа Нансена, с которым они впоследствии стали дружны.

Родиной матери была Гренландия, Данию она посетила всего несколько раз уже после конфирмации. Она была глубоко посвящена как в эскимосскую, так и в датскую культуру, к которой была причастна, несмотря на то что выросла в Гренландии.

Отец Кнуда, Кристиан Вильгельм Расмуссен, родился в 1846 году на юге Врабю, что к югу от Кёге[3]. В 1873 году после сдачи официального богословского экзамена вместе с женой Генриеттой Вильгельминой Клаузен он отправился в Гренландию в качестве миссионера. Вскоре после их приезда жена умерла при родах, а ему самому пришлось вернуться в Данию, чтобы лечиться от сразившей его ревматической лихорадки.

В 1875 году он вернулся в Гренландию и, в том же году женившись на дочери управляющего колонией Луизе, остался там на целых 20 лет.

Когда он впервые появился в тех краях, Гренландия была совсем иной. Датские чиновники попадали туда по разным причинам: кто по назначению, а кто и по призванию. К последней категории принадлежал Кристиан Расмуссен. Пребывание в этой стране требовало прекрасного здоровья и умеренности, что, видимо, ему вполне подходило. Обосновавшись там, он стал всеобщим любимцем. Будучи от природы одаренным, Кристиан быстро выучил язык, что способствовало установлению близких отношений с гренландцами. Первые шаги дались ему нелегко. Он потерял первую жену и сына, вместе с которыми приехал в Гренландию. Всю жизнь страдал от тяжелых приступов ревматической лихорадки, в связи с чем ему разрешили вернуться в Данию.

Район Якобсхавна включал в себя весь залив Диско севернее Уманака до самого Упернавика, поэтому участие в официальных поездках отца давало Кнуду Расмуссену прекрасную возможность изучить условия жизни, страну и людей. Для него был вполне естественным тот факт, что его отец, как и он сам, принадлежали к высшему сословию.

Самуил Клейншмидт заложил основы гренландского языка, составив в 1851 году грамматику, а в 1871 словарь, в который позже значительный вклад внес пастор Расмуссен. В 1888 году пастор опубликовал учебник гренландского языка, а в 1893 году вместе с миссионером Кьером выпустил большой датско-гренландский словарь. После этого он принял участие в издании Нового Завета и перевел большую часть Ветхого Завета и библейских историй на гренландский язык.

Вернувшись домой в Данию, он стал приходским священником в Лунге-Уггерлёсе, а в 1904 году получил должность преподавателя гренландского языка. В качестве приходского консультанта он принял участие в реформации гренландской церкви и школы, не прекращая работы над изданием церковных книг.

Когда Кнуд Расмуссен вырос и собирался основать торговую факторию на мысе Йорк, его отец, будучи членом комитета, поддержал сына в этом начинании, как, впрочем, поддерживал его всю свою жизнь. Кристиан Расмуссен умер 10 ноября 1918 года в Лунге.

С момента своего рождения Кнуд Расмуссен находился между двух культур. Первая зиждилась на прочных скрепах семейственности, государственной службы, христианства, миссионерской работы и Дании – колониальной державы, диктовавшей эскимосам условия и контролировавшей их соблюдение. Именно об этом шла речь, когда разговор велся на датском языке. Вторая включала в себя эскимосов, погодные условия, язык и легенды, хижины и собак, представляла территорию детства и была скрыта от посторонних глаз. Он соприкасался с этим миром, когда переходил на гренландский язык. Эти крайности являлись полюсами его жизни, напряжение между которыми стало его движущей силой, причем в своей основе напряжение имело лингвистическую природу. Чем старше он становился, тем яснее понимал это. В дневнике 18 декабря 1903 года Кнуд пишет: «Но растущее во мне напряжение – это и есть моя жизнь и бьющийся пульс моей работы».

Семейное фото. Слева направо: сестра Вильгельмина (Ми), тетя Хельга (из семьи Флейшеров (?), неизвестная женщина, мать (сидит), брат Кристиан, отец и сам Кнуд. Из архива библиотеки города Хундестед

Вместе с ними в доме проживала тетя Хельга, которая принимала активное участие в обучении детей школьным предметам. В семье было трое детей – Кнуд, Вильгельмина и Кристиан. Учеба была делом необходимым, но жизнь на природе проходила куда веселее. Кнуд рос здоровым, обаятельным мальчиком, быстро превратившимся во всеобщего любимчика. Вот что рыболов Натаани рассказывал Йоргену Флейшеру о тех временах: «Что правда, то правда, маленький Кнуд был совершенно бесподобен. ‹…› И что это был за дикаренок! Мы придумали игру в собачьи упряжки, и Кнуд вызвался ими управлять, пока мы, его товарищи, выступали в роли собак. Мы „стремительным галопом“ носились вниз по холму Джулии мимо пасторского дома, а Кнуд подгонял нас, выкрикивая слова ободрения. И неважно, что у нас в тот момент перехватывало дыхание. Во время игры с Кнудом непременно что-нибудь происходило. Ведь „собак“ тоже нужно кормить, и после игры Кнуд приглашал всю ораву в дом пастора, где нам выдавали по толстому ломтю ржаного хлеба. Какая же радость нас охватывала, когда мы попадали в теплое жилище священника – вам этого даже не вообразить!»

Он был не слишком крупным подвижным ребенком. Его прозвали Кунунгуак, или Крошка Кнуд, и это доброе прозвище следовало за ним по всей Гренландии. Куда бы он ни переезжал, он был повсюду желанным гостем. В особенности Кнуд любил навещать старушек, которые рассказывали ему старинные легенды, бытовавшие в этих местах еще до появления Ханса Эгеде[4], когда редкое судно в этих водах было в диковинку. Они ему поведали о дикарях с севера, убивавших людей. Поскольку никто толком о них ничего не знал, пробелы приходилось восполнять, прибегая к помощи воображения. Кнуд загорелся идеей побывать в тех северных краях, когда подрастет.

Когда Кнуду исполнилось десять лет, у него появились первые собаки, а через два года в его распоряжении их было уже целых восемь и дробовик в придачу. Теперь он был похож на настоящего охотника.

Одного из его товарищей по играм звали Йорген Бронлунд. Родился он 14 декабря 1877 года, то есть был немного старше Кнуда. Вскоре после его рождения отец мальчика умер от туберкулеза, бывшего довольно распространенной болезнью в те времена.

Мать умерла, когда ему исполнилось пять лет, и ребенка отдали в семью опекунов, которые растили из него настоящего рыболова, подсовывая искусственные рыболовные снасти вместо детских игрушек. Это была отличная подготовка ко взрослой жизни, возможно, даже более полезная, чем школа, которая, несмотря на наличие неплохих способностей, интересовала его гораздо меньше. Разница в возрасте мальчиков, по всей видимости, явилась причиной того, что они не слишком часто играли вместе, о чем позже сожалели.

Когда в 1888 году Фритьоф Нансен впервые пересек ледниковый щит Гренландии, Королевское общество Гренландии пообещало премию в 20 датских крон тому, кто первым сообщит о приезде Нансена. После того как председатель увеличил премию до 200 крон, Кнуд и Йорген, сочтя предложение вполне заманчивым, решили принять участие в этой затее. Разумеется, ничего обнаружить им не удалось, однако данный эпизод произвел на Кнуда большое впечатление, о чем можно судить по произнесенной им много лет спустя мемориальной речи у гроба Нансена:

Уж мы-то, гренландские мальчишки, по достоинству смогли оценить это достижение! Оно трепетало в нас каждый раз, когда мы наблюдали за материковыми льдами, забравшись на горные вершины. Эти бескрайние массы снега и льда за горизонтом, пролегавшие внизу под нашими ледяными фьордами, эти ядовито-зеленые бездонные трещины, раскалывавшие на части ледниковые хребты! Немыслимо было даже подумать о том, чтобы пройти на лыжах в тех местах. Но в имени этого чужеземца нам слышались фанфары! Они звучали в его мужественном поступке, его подвиге и приключениях, и мы приняли его как родного, как героя и образец для подражания. И нам хотелось быть на него похожими, когда повзрослеем.

Эти слова показывают, что благодаря Нансену мысли о Гренландии, занимавшие ум Кнуда Расмуссена, подвигли его к великим приключениям и славе. Если верить этой цитате, отождествляя себя с Нансеном, Кнуд чувствовал, что он более датчанин, нежели гренландец. Даже если содержание цитаты не охватывает в полной мере эмоции 1888 года, оно вполне указывает на путь, который Кнуд Расмуссен пройдет много лет спустя, что тоже не менее важно.

Нет сомнений в том, что отец понимал ценность, которую представляет собой для сына изучение окружающей среды и предметов, разделяющих жизнь и смерть. Во время официальных визитов отца, сопровождая его, Кнуд знакомился с условиями жизни в этих краях, однако была лишь одна вещь, на которую отец не давал Кнуду разрешения, – плавание на каяке, который он считал ненадежным средством передвижения. И эта мысль преследовала Кнуда всю оставшуюся жизнь. В отличие от собачьих упряжек, он так никогда и не научился хорошо управлять каяком, но об этом мы расскажем позднее.

О том, каким знатоком санной езды он являлся, можно узнать из воспоминаний Кая Биркета-Смита: «В манере езды и управления собаками у западных гренландцев и полярных эскимосов имеются небольшие отличия: у последних хлысты длиннее, да и крепление совсем иное! Несмотря на то что Кнуд провел зрелые годы в совместных путешествиях с полярными эскимосами, используя тип саней, более подходящий для длительных поездок, он навсегда сохранил манеру управления, усвоенную им еще в детстве».

Вот как описывает поездку пастора Расмуссена по округу датский художник А. Риис Карстенсен, побывавший в 1888 году в заливе Диско: «Вместе с нами поехал и сын священника, мальчик 10 лет. Родился он в Гренландии и, естественно, в совершенстве владел эскимосским языком. Этот смышленый ребенок находился в окружении местных жителей, чье общество предпочитал всем остальным и кому всегда пытался помочь». Уже в детском возрасте Кнуд Расмуссен был прекрасно знаком со страной и ее языком.

Много лет спустя Кнуд с благодарностью мысленно возвращался к тем поездкам: «Уже в зрелом возрасте во время своих экспедиций я множество раз испытывал ту же радость от колеи, от гор, от солнца и скорости, как и тогда, когда, будучи маленьким мальчиком, впервые получил разрешение управлять собственной упряжкой, сидя вместе с отцом в санях, неизменно сопровождая его в путешествиях. Не раз я в глубине души благодарил отца за то, что он в мои ранние годы возлагал на меня такую ответственность, позволяя соприкоснуться с реаль ной жизнью».

Понимание реальной жизни также включало осознание своей принадлежности к государственной службе, организованной для управления эскимосами, – и Расмуссен сумел приспособиться и к этой части бытия.

Отношение датских официальных лиц в Гренландии к местному населению всегда строилось на четком принципе: они и мы. Отправной точкой служила собственная правота, «мы» – вместе с нашей культурой, образованием, знаниями и христианством, в то время как «они» должны были лишь получать то, чего им не хватает. Даже если это не сразу удавалось, очевидно было, что «наше» мышление было всегда правильным. И чем выше человек поднимался, тем более нецивилизованными и дикими в его глазах становились язычники.

Кнуд Расмуссен усвоил подобные представления еще в детстве, впрочем, немало фактов говорят о том, что его отец их также разделял. Тогда же, во время детских игр с гренландскими друзьями, он сумел настолько приблизиться к их культуре, что это расстояние значительно уменьшилось. Хотя полностью так никогда и не исчезло.

Выехав из Якобсхавна в южном направлении, оставив далеко позади церковь и высокий пасторский дом, он на протяжении долгого времени мог наблюдать за айсбергами большого ледника. Проводив его в дорогу, затем и они исчезли из виду. Остались только детские воспоминания о Гренландии, Калааллит Нунаат, «Земле людей». И в душе поселилась тоска.

Когда Кнуду исполнилось двенадцать с половиной лет, отец получил отпуск и вся семья отправилась в Данию, где Кнуда нужно было определить в школу. Отец Кнуда когда-то учился в Херлуфсхольме – предполагалось, что и сын пойдет по его стопам. В качестве вступительного экзамена Кнуд получил задание написать сочинение на тему «Весенний день в лесу» и с треском его провалил. Вероятно, это больше говорит о теме сочинения, чем о способностях мальчика и тем более о причинах провала. Отец был расстроен не меньше сына, хотя последний печалился по большей части из-за огорчения отца.

Семья временно проживала в здании Блогордской семинарии и оттуда переехала на Фэлледвай. Кнуд поступил в латинскую реальную школу в районе Нёрребро. 8 июня 1893 года семья вернулась в Якобсхавн, а ему самому из-за учебы пришлось остаться в Копенгагене. Мальчика поселили в доме на улице Нёрреброгаде, принадлежавшем одному из друзей семьи, виноторговцу Петеру Йоргенсену, который проживал там вместе с семьей. Вскоре после этого Кнуд уехал в Ютландию. План заключался в том, чтобы на время летних каникул отправить его в городок Айдт неподалеку от Хаммеля к тете, которая была замужем за ветеринаром Нильсеном.

Приехав, он почувствовал себя плохо, а на следующий день совсем слег. В Хаммель отправили посыльного, и явившийся окружной доктор Шлейснер озвучил диагноз: менингит. Болезнь Кнуда оказалась серьезной, он страдал от сильных болей и периодически терял сознание. Но ему удалось выздороветь. Уже через две недели после того, как он встал на ноги, благодаря своему ненасытному аппетиту он был уже исполнен таких сил, что мог бы пешком дойти до рая. Однако болезнь отняла у него уйму времени, поэтому в Копенгаген он вернулся уже после летних каникул, и третий класс пришлось начинать с опозданием.

Он пообещал матери вести дневник, который в июне 1942 года был опубликован в специальном воскресном выпуске газеты Berlingske Tiderne со вступительным словом Йенса Мёллера, доводившегося Кнуду шурином. Дневник следовало отправить в Гренландию, чтобы держать семью в курсе происходящего и поддерживать с ними связь, невзирая на разлуку. Вне всяких сомнений, его хорошо приняли на новом месте, но даже несмотря на это зима оказалась для него нелегким испытанием, хотя и не без светлых моментов. Учился Кнуд с большим усердием.

Чтобы наверстать упущенное из-за болезни время, помимо основных занятий ему пришлось брать частные уроки сразу по нескольким предметам. Вот как мальчик описывает в дневнике один из обычных дней, субботу, 4 ноября: «Подъем в 4:45. Школа с 8 до 14. Частный урок греческого с 15:24 до 16:30. Частный урок математики с 17 до 18:15. Написал несколько писем, на часах уже десять вечера, и хочу сердечно пожелать всем вам спокойной ночи и хорошего отдыха от дневных забот».

Гренландский пейзаж в районе Якобсхавна. Эрик Петерсен / Polfoto

В какие-то дни он получал больше домашних заданий, в какие-то меньше. Весь дневник отличается тщательной маркировкой времени, мы можем следовать за его автором буквально по минутам. Очевидная причина заключалась в том, что Кнуд хотел успокоить родителей, демонстрируя дисциплину и прилежание в повседневной жизни, показать им, что дела его в полном порядке, хотя на самом деле чувствовал он себя совсем худо. Жизнь по часам помогала избегать сильных всплесков эмоций, но одновременно с этим вызывала чувство давления и ограничения. В Дании все оказалось иным: сверстники, врачи, отношения со взрослыми, со школой. Ощущение замкнутого пространства пробудило в нем тоску по жизни на природе в Якобсхавне, по родителям и стране, представлявшей собой полную противоположность скудости существования, испытываемой в Копенгагене.

Его одиночество было двойным. Первое, банальное, лежавшее на поверхности, которое было невозможно скрыть; второе – более глубинное и расплывчатое, о котором он не мог говорить прямо, но оно витало в воздухе, и родители все понимали. Что ему делать с самоощущением, полученным в дар от Гренландии? Лишь некоторую его часть можно было вписать в новую среду.

Школьная жизнь состояла из дисциплины и преодоления трудностей. Он скучал по семье, Гренландии и свободной жизни без часов. И по погоде.

В день Рождества Кнуд пишет: «Вместе с дядей и тетей ходили в церковь. Господин пастор Риндом прочитал прекрасную поучительную проповедь. После церкви пришел Гедде и пробыл у нас несколько часов. Ужасная непогода, дождь льет как из ведра, высокая влажность. Наверняка вы празднуете Рождество при хорошей погоде с трескучим морозом, а Кристиан сегодня долго гулял. Чуть было не забыл упомянуть про ваш рождественский подарок, которому я очень обрадовался, как и вашим письмам, я был так счастлив, так счастлив! Одно только жаль, что не смогу вам описать ничего из того, чего там у вас нет. В 17 часов меня попросили отправиться в Кляйн, где я пробыл весь вечер. Мы скоротали время за рождественской игрой и частично за игрой в „½ 12“. Огромное спасибо тете за крону и пару варежек. Рождество в Гренландии в тысячу раз лучше, чем здесь. Несмотря на красиво украшенные магазины, настоящего новогоднего настроения у людей здесь нет».

Не обошлось в ту зиму и без радостных моментов. В конце ноября Кнуда пригласили на школьный бал. Получив приглашение, он тут же занялся юными дамами. В его дневнике упоминается 12 приглашений на танцы, так что вечер выдался на славу. Даже если это был его единственный бал, провел он его блестяще.

После Рождества погода улучшилась, ударил мороз и начались катания. Коньки брали верх даже над домашними заданиями. А потом он заболел свинкой.

Всю зиму мальчик посещал священника, а 1 апреля 1894 года вместе с другим Кнудом, сыном Петера Йоргенсена, прошел обряд конфирмации. Для него это был великий день. Расмуссен упоминает, что он серьезно подготовился к конфирмации – возможно, так все и было, а может, он писал это, чтобы просто порадовать родителей. День конфирмации был славным, но на следующий день вновь воцарилась непогода, и на душе стало пусто и грустно. В этот день он сильно скучал по Якобсхавну.

С помощью дневника Кнуд пытался описать ландшафты страны, по которой так тосковал: «Наступила зима, все покрыто снегом и льдом. Вдали от городского шума воцарилась изумительная тишина, время от времени прерываемая лаем собак. Залив Диско полностью замерз. В шести милях от Бреддена виднеется скопление людей, собравшихся на лов акул. Вдали на горизонте появляются сани, запряженные полдюжиной собак, которые с невиданной скоростью приближаются к рыбакам. Похоже, это Лукас, только что прибывший с лова на Отоке».

Так или иначе, благодаря своим дневниковым записям, письмам домашним и сочинениям о Гренландии, Кнуд приобрел навык переносить на бумагу свой мир, что заметно облегчало его страдания. И это был важный духовный опыт.

В конце марта он заявил, что больше не хочет вести дневник, потому что записывать было нечего.

В Якобсхавне он привык постоянно находиться в центре внимания, отправной точкой была семья, в которой все происходило, а вокруг были друзья по играм, гренландцы, вольный край и природа.

В Копенгагене тоже имелось свое окружение, но совсем иное. Семья была так далеко, что письма туда доходили с полугодовым опозданием. Чтобы справиться со всем этим, он должен был отыскать внутри себя опору, обрести уверенность, не зависящую от посторонних факторов, а исходящую изнутри.

Сведения о последующих нескольких годах жизни Кнуда Расмуссена довольно скудны. Имеются некоторые указания на то, что в этот период он переболел воспалением легких. Во всяком случае, в итоге ему пришлось три года просидеть в одном классе. Но в 1896 году дела пошли на поправку, к тому же из Гренландии вернулись родители.

Отец получил место священника в Лунге-Уггерлёсе, и Кнуд переехал в отдельную комнату в Биркерёде. В августе он поступил в латинскую реальную школу, где был зачислен в 4-й класс (примерно уровень 1-го курса). Слухи бежали впереди него, поэтому Кнуд был принят с восторгом. Сколько гренландской крови текло в его жилах? Он хорошо говорил; черные, как уголь, волосы были гладко зачесаны; изогнутый, как у индейца, нос; звучный голос. Он чувствовал себя как дома. Из воспоминаний его одноклассника:

Наш новый феномен оказался прекрасным товарищем, веселым и жизнерадостным. Его непохожесть вызывала у людей интерес, рассказы и песни произвели неизгладимое впечатление, и вскоре он занял прочную позицию. На учителей он тоже произвел благоприятное впечатление, обладая большой работоспособностью и восприимчивостью ко всему, что касалось воображения.

Всеобщий любимчик теперь жил в доме родителей, по которым уже успел порядком соскучиться. Его товарищей всегда ждал теплый прием в доме приходского священника, родители любили гостей.

Кнуд учился в одном классе вместе с Адамом и Йоханнесом Поульсенами, сыновьями актера и режиссера Королевского театра Эмиля Поульсена, и на протяжении многих лет поддерживал с ними связь.

Приближалось время экзаменов. С языками дело обстояло прекрасно, с математикой чуть хуже. Предметом специализации была география. Один из приятелей предсказал Кнуду, что тот обязательно вытащит билет о Латинской Америке, поэтому Кнуд повторно изучил тему и захватил в школу учебник. В школе он случайно столкнулся с учителем, который поинтересовался: «А вы не забыли почитать о Латинской Америке?»

Кнуд был уверен в победе. Однако когда наступила его очередь, ему попался билет на совершенно другую тему. До этого момента он пребывал в такой уверенности, что теперь был просто потрясен. Он даже хотел уйти, и его еле уговорили остаться. Результат: несдача!

Это был провал. Из воспоминаний Херлуфа Мёллера, одного из одноклассников Кнуда: «Это явилось для него сокрушительным ударом, и те часы, которые он пролежал, уткнувшись лицом в землю, в лесу неподалеку от города, вероятно, были одними из самых мрачных в жизни». И все же он сумел преодолеть себя и решил попробовать еще раз. Если ничего не получится, то он вырвется отсюда и уедет в Гренландию, а там будет видно. После летних каникул Кнуд вернулся в латинскую реальную школу в Нёрребро, где продолжил учебу на протяжении двух последующих лет. Он хотел быть студентом и очень старался.

Шестилетний Кнуд Расмуссен с сестрой Вильгельминой в гренландской одежде, Копенгаген, 1885 год. Архив издательства Gyldendal

Вместе с ним в одном классе учился Эрик Риндом, сын священника, проводившего его конфирмацию. Юноши готовились к вступительному экзамену в 5-й класс, после которого начинался отсев. Целый год они встречались в доме пастора в Лунге и жили там в период экзаменов. Адам и Йоханнес Поульсены, которым удалось сдать сессию раньше, делились со всеми остальными подробностями. Картина выглядела довольно обнадеживающей. В итоге Кнуду удалось исправить ситуацию, пересдать экзамен и получить отличную отметку. По результатам экзамена он перешел в следующий класс.

Предыдущий учебный год поделился для него на два уровня. Первый представлял видимую сторону, о которой можно узнать из воспоминаний товарищей. Это было фасадом, «экстерьером». Второй уровень – переживания внутренние, эмоции и чувства.

Во время учебы в школе Кнуд знакомится с учителем Хансом Сёренсеном, который был на 14 лет его старше. В своей книге о Кнуде Расмуссене Нильс Барфод уделяет особое внимание этому знакомству, называя его «крайне важным». Ханс Сёренсен являлся для Кнуда Расмуссена своего рода наставником и опорой. Прочитав его сочинения, он стал защищать его перед учителем датского языка, который демонстрировал непонимание условий гренландской жизни.

Они настолько подружились, что даже обменялись портретами и бывали друг у друга в гостях. Какое-то время они снимали вместе квартиру в Копенгагене, но после того, как Ханс Сёренсен получил назначение в Орхус, друзья в письмах попрощались. Когда Кнуд рассказывал ему о своих знакомствах с девушками, Ханс Сёренсен напоминал ему, что тот не должен забывать и о других вещах, что было совершенно оправданно, поскольку общение с девушками отнимало у Кнуда слишком много времени.

На школьной сцене была поставлена любительская комедия, в которой Хоструп сыграл Солдата-Шутилу[5], а Кнуду досталась роль лейтенанта Вильмера. Ему нравились музыка и песни, и он с радостью отдавал все силы развитию певческого таланта. Обладая природным обаянием, Кнуд производил благоприятное впечатление на юных дам. Скучать уж точно не приходилось.

Расмуссен был немного старше своих одноклассников и, несмотря на свою потребность всегда находиться в центре событий, все же держал с ними дистанцию. В те времена добраться до пасторского дома в Лунге было не так-то просто, поэтому он подумывал о том, чтобы снять комнату. Однако, арендовав подходящее жилье в Нюхавне, он почувствовал себя в изоляции. Письмо к матери от 8 февраля 1899 года Кнуд начинает с благодарности за отправленные ему варежки, копченое мясо и сыр, которым он питался несколько дней подряд. Затем пишет, что ему нравится заниматься вместе с Эриком Риндомом: «Я бы не выдержал такого длительного одиночества. Очень скучаю по дому, поэтому мне трудно сосредоточиться на учебе». Однако в нем нарастало чувство неловкости из-за того, что он столько времени проводил в семье Риндома, – в особенности перед матерью семейства, постоянно его кормившей. По крайней мере, он это все так ощущал. Письмо заканчивается просьбой позволить прихватить с собой нескольких приятелей в следующий раз, когда он приедет погостить домой на выходные.

Помимо отсутствия средств его одолевала экзистенциальная пустота, он жаждал чего-то великого и неописуемого. Время от времени стремления обретали форму, как, например, в приведенном ниже стихотворении о Гренландии:

Характерной чертой этого стихотворения является то, что оно не слишком складно написано. Слог корявый, напряженный, подобен ситуации, в которой тогда находился сам автор. Главный его мотив – тоска.

Последний учебный год изменил отношения Кнуда со школой и принес проблемы. Причиной послужили как внешние обстоятельства, так и ухудшение отношений с учителями. Он чувствовал себя чересчур взрослым для всей этой бесконечной зубрежки, детских выговоров и педантизма. Чаша его терпения переполнилась, и он с головой погрузился в общественную жизнь. Кнуд был прямолинеен, и это помогало преодолевать любые препятствия. Он позволял себе то, на что не решались другие. Как-то раз в гостях у Эмиля Поульсена он исполнил одну из песен Хайзе из репертуара королевского театра – довольно дерзкая выходка в такой компании, но ее приняли. Причем под гром аплодисментов.

Он любил общество, количество приглашений неизменно росло, но при этом стала хромать успеваемость. Школа то и дело наступала ему на пятки.

Кнуд Расмуссен в Латинской реальной школе Биркерёда. Арктический институт

Школа была делом малым, а мир огромным, и он решил, что после окончания учебы посвятит себя искусству. Вопрос был в том, какому именно. Стать актером? Певцом? Обладая от природы великолепным голосом, Кнуд завел знакомство с молодым певцом по фамилии Торслефф, недавно вернувшимся из-за границы и преисполненным новых идей о методиках преподавания пения. Его теория о естественном освобождении голоса вызвала немалый интерес среди публики. Всю весну Кнуд посещал занятия и учился свободно владеть голосом.

А может, ему все-таки лучше стать писателем? Он пытался опубликовать свою статью в нескольких журналах, но, увы, безуспешно. В голове маячили планы об издании небольшого томика гренландских легенд. И хотя на тот момент их так и не удалось реализовать, уже по самой этой идее можно было судить о зарождавшемся внутри него направлении будущих занятий.

Его религиозность, сложившаяся под воздействием семьи и среды, в которой он вырос, в подростковом возрасте вызывала желание изучать богословие, чтобы затем отправиться в Гренландию и пойти по отцовским стопам, занявшись миссионерской деятельностью. Но планы эти не получили дальнейшего развития, как, впрочем, и идея о публикации сборника гренландских мифов. Наступила пора выпускных экзаменов, результат которых вполне соответствовал потраченным Кнудом на учебу в предыдущем году усилиям – он получил самый низкий из возможных проходных баллов. С облегчением вздохнув, обитатели дома в Лунге закатили пирушку. Отец Кнуда снисходительно заметил: «Да, мой мальчик, от тебя, конечно, можно было ожидать лучших результатов, но не стоит слишком переживать. Все зависит от тебя самого, и чтобы понять, что уготовано тебе грядущим днем, необходимо смотреть вперед, в будущее».

Наступило лето 1900 года, начинался новый век, обещавший новую жизнь, содержание и рамки которой молодой человек мог уже определять самостоятельно. Хотя цели были еще туманны, одно стало ясно: ему необходимо расширять и обогащать познания о любимой Гренландии.

На первый взгляд следующие несколько лет жизни Расмуссена выглядят несколько хаотичными. Но в этот период кристаллизуются два направления его интересов: желание вернуться в Гренландию, к эскимосам, и желание стать писателем.

Оба они произрастали из тоски. Наконец в его жизни появилось что-то значительное, ведь, несмотря на дружбу, близость с семьей и молодыми красавицами, вечеринки, суету – несмотря на все это, Кнуд Расмуссен был человеком обособленным, предпочитая держаться в стороне и в уединении, где он мог побыть наедине с собой и своей тоской.

В мае 1900 года Туристическая ассоциация и Студенческое общество предлагали поездки в Шотландию, на Фарерские острова и в Исландию. Сумма взноса за четыре недели путешествия, проживание и питание составляла 300 крон. Кнуд Расмуссен жаждал туда отправиться, но на это не было средств. Отец платить отказался, однако одолжил ему немного денег и устроил репортером в газету Kristeligt Dagblad[7]. Таким образом, дело было улажено, и Кнуд Расмуссен отправился в студенческий тур по Исландии.

Одним из организаторов поездки выступал Милиус-Эриксен, секретарь Туристической ассоциации и журналист газеты Politiken. Сам Георг Брандес[8] положительно отозвался о данном мероприятии: «Признание Дании в своей любви к Исландии». 18 июня украшенное флажками судно «Ботния» под звуки музыки покинуло гавань Копенгагена. Путешествующих было около 100 человек, настроение у всех приподнятое.

Не успели датские берега скрыться из виду, как Кнуд широким росчерком пера выводит следующие слова: «…мы доверились судьбе, и впереди нас ожидало великое множество приключений». И хотя высокий стиль и реальность не всегда совместимы друг с другом, сквозь эту фразу проглядывают некоторые стороны его натуры. С одной стороны, в них виден юношеский запал, с другой – умение великолепно передавать суть пережитого опыта. Интегрируя обе стороны в тексты, их можно было успешно продавать в форме газетных статей.

В Исландии он влюбился в девушку по имени Эффа, которой посвятил любовное стихотворение. На обратном пути один из участников плавания переложил стихотворение на музыку, и когда они достигли берегов Шотландии, в Исландию была отправлена уже готовая композиция.

Какое-то время они переписывались, но вскоре приключение забылось, хотя и не до конца – письма Эффы он сохранил.

Будучи в молодости сорвиголовой, в своих статьях Кнуд все же проявляет себя как писатель, интересующийся отнюдь не только красивыми девушками.

В последней статье он не только подчеркивает важность данной поездки как средства приобретения интересного опыта для всех ее участников, но и приглашает соотечественников инвестировать в Исландию, чтобы опередить англичан и французов. Красивых слов здесь недостаточно, нужны и деньги.

Перечитывая его корреспонденцию, можно заметить немало аспектов, которые в будущем сыграют определенную роль в отношениях с Гренландией.

Вряд ли эта поездка могла иметь серьезное значение для Исландии или Дании, однако для Милиуса-Эриксена и Кнуда Расмуссена она все же оказалась весьма важной. Ведь именно в этом путешествии они познакомились.

У них нашлось много общего, но при этом и немало различий. Будучи на семь лет старше Кнуда, Милиус-Эриксен был уже состоявшимся журналистом газеты Politiken, обладавшим критическим и проницательным складом ума и лелеявшим мечту стать писателем. Менее многословный и более замкнутый, чем Кнуд, по всей видимости, он обладал большим честолюбием. Проблему составлял выбор направления, куда можно было бы устремить амбиции. Поскольку детство Кнуда Расмуссена прошло в Гренландии, он считал ее своей родиной и владел языком. Милиус-Эриксен почерпнул немало знаний об этой стране из книг и водил знакомства с некоторыми влиятельными людьми.

Они приступили к обсуждению экспедиции в Гренландию.

Поездка в Исландию обошлась Кнуду Расмуссену в копеечку, возникли дополнительные трудности после его возвращения в Копенгаген. Отцовских финансов было недостаточно, поэтому он прилежно трудился на писательской ниве. В журнале Tidspunktet под редакцией Л. C. Нильсена он опубликовал очерк под названием «Маре»[9]. Поговаривали, что после этого он был так горд, что даже разгуливал по улицам с высоко поднятой головой, засунув по экземпляру в каждый карман пальто так, чтобы видно было его имя на обложке.

Но случались и разочарования. В 1900 году на университетской вечеринке он познакомился с Йоханнесом В. Йенсеном, который к тому времени успел издать две книги и прослыл настоящим писателем. В газете Mindets Tavle[10] Йенсен пишет, что Кнуд Расмуссен через пару дней после вечеринки нанес ему визит, чтобы спросить мнение «более старшего и опытного» товарища о том, стоит ли ему податься в писатели. Йоханнес В. Йенсен принялся настойчиво его от этого отговаривать, так что вскоре Кнуд Расмуссен совсем сник и выскользнул из дома, словно побитая собака. Позже, когда они оба стали известными, Йоханнес В. Йенсен немало жалел о том случае: несмотря ни на что, Кнуд Расмуссен все же сумел состояться на писательском поприще.

Было предпринято немало попыток, анализируя события юности Кнуда Расмуссена, прояснить их влияние на поступки в более поздние годы. Во многих материалах о нем имелись пропуски и белые пятна. Сейчас считается, что события того периода его жизни были куда более случайными и хаотичными, чем предполагалось ранее.

Если бы Кнуд Расмуссен выбрал богословие, чтобы, в частности, исполнить мечту матери и пойти по стопам отца, став священником-миссионером в Гренландии, он наверняка постарался бы извлечь больше пользы из последнего учебного года в гимназии и поступить на богословский факультет. Но этого не произошло. Если он сам и намекал на такую возможность, то причиной было только желание уехать в Гренландию и успокоить мать, а также домашних и окружение, избегая таким образом конфликта. Для него мир в семье был важен.

Тем временем он перескакивал от одного предмета к другому. Самым стабильным в его жизни был хаос. Это касалось и его жилищной ситуации, и знакомых барышень, количество и степень серьезности отношений с которыми подтвердить невозможно, но все же можно выделить трех. Первая связь – из любопытства, вторая – указывающая на его неразборчивость в такого рода отношениях, и, наконец, та, которая, возможно, объясняла большую часть его внутреннего хаоса.

Девушек звали Ада, Вильгельмина и Оливия.

С Адой Вилструп, начинающей актрисой театра принцессы Дагмар, знакомство продлилось более полугода. Как-то раз Кнуд пригласил ее на экскурсию в окрестности Хундестеда, где они случайно познакомились с художником Эрнстом Хансеном. Тот влачил жалкое существование в Копенгагене и переехал в Северную Зеландию, чтобы заниматься искусством. Кнуд и Ада спросили у него дорогу к дому писателя Карла Эвальда, к которому шли в гости. В тот же день у них произошла встреча еще с одним художником, на этот раз более примечательная. Это был немец по происхождению Эмиль Нольде.

Они познакомились на площади Данте напротив Тиволи и заночевали у художника в доме. Расставшись с Кнудом, Ада стала вести переписку с Эмилем Нольде, а через год они поженились. По всей видимости, Кнуд не был для нее достаточно надежным партнером. Однако память об их встрече в Хундестеде он сохранил до конца своих дней.

Следующей была Вильгельмина Клаузен. Она приходилась Кнуду двоюродной сестрой и была на несколько лет старше. Все звали ее Вилли. Вильгельмина была близкой подругой сестры Кнуда Ми и частой гостьей в доме священника в Лунге, где Кнуд и влюбился в очаровательную кузину. Их отношения продлились с лета 1898 года по лето 1899 года, закончившись ровно за год того, как Кнуд стал студентом. Он не скупился на красивые обещания, но слов своих не держал. В переполненных эмоциями посланиях он доверчиво раскрывал перед ней душу, но стоило ей ответить взаимностью, как тотчас ее отталкивал. Жила девушка в пансионе «Бетания» на Хельголандсгаде, куда Кнуд наносил визиты. Она была влюблена сильнее, чем он. Осознав, что долго так продолжаться не может, в феврале 1899 года Вилли прерывает отношения, что оказалось для Кнуда большим потрясением. Кнуд Михельсен опубликовал письмо, в котором видна реакция юного Расмуссена: «Ты дала мне свободу и разорвала связь – и все это потому, что я недостоин твоей любви. Это неправда, что я был ее недостоин! Нет же, нет! – но с любовью не всегда можно договориться, – с великим и возвышенным чувством играть нельзя!»

Написал он эти строки, по всей видимости, для того, чтобы ее как-то утешить и поддержать. Но здесь он явно подчеркивает, что теперь-то, наконец, обрел свободу.

После обеда в День общей молитвы[11] Вилли вместе с тетей вышла прогуляться по Лангелиние. Случайно столкнувшись с Кнудом, она отвернулась. В начале лета 1899 года она описала это небольшое происшествие в письме сестре Кнуда, впоследствии опубликованном Кнудом Михельсеном. Она просит Ми передать Кнуду, что его «безжалостность и бессердечие» причиняют ей много боли. Она пишет: «Он хочет того же, чего по большей части хотят и все остальные мужчины – свободы. Они хотят срывать множество цветков, и как только какой-то из них им надоедает, они его выбрасывают, чтобы сорвать новый, ведь их вокруг такое множество. Но при этом они даже не осознают, сколько причиняют зла, оставляя позади себя горы разбитых сердец. У них что, совсем нет совести?»

Так как же Кнуд использовал свободу? И что там насчет совести?

Куда он стал прилагать усилия? Ответ заключается в том, что он продолжал срывать цветы удовольствий и посещать школу, причем на первое у него уходило гораздо больше времени, чем на второе.

Имя следующего «цветка» было Анна Оливия Расмуссен, это была одна из многочисленных горничных в доме. В ноябре 1900 года у них с Кнудом Расмуссеном начались отношения, а 12 июля 1901 года она родила ему дочь, которую назвали Ода Амалия. И хотя отцовство не было окончательно установлено, множество свидетельств указывают на то, что оно было в высшей степени вероятным. В дополнение ко всему описанному Нильсом Барфодом и Кнудом Михельсеном многие поступки Кнуда Расмуссена становятся объяснимыми и понятными, если рассматривать их в свете его отцовства.

По мнению Нильса Барфода, вся эта история, конечно же, не представляла бы такого интереса – ведь подобное было не в диковинку – если бы отец ребенка впоследствии не превратился в известную личность, которой стали посвящать книги.

Неизвестно, когда Кнуду сообщили о его будущем отцовстве, возможно, он даже успел повидать своего ребенка. Нильс Барфод упоминает небольшое украшение с изображением эскимоса, найденное в детской колыбельке.

Также нет никаких сведений о том, как восприняли это событие родители Кнуда и какова была их первая реакция. Совершенно не понятно, как ввести мать и ребенка в их семью, однако с практической точки зрения все удалось устроить, и дело закрыли. Можно проследить влияние этой истории на отношения Кнуда с домашними, но это продлилось недолго, и вскоре все разбитые осколки были снова склеены.

Однако для Кнуда это было ударом, о чем свидетельствуют последующие месяцы, наполненные тревогой. Ему необходимо было уехать прочь, чтобы начать прокладывать себе путь, чтобы кем-то стать.

Кнуд поступил в университет, но появлялся там редко. Занимаясь чем придется, он пребывал в постоянных мечтаниях и посещал разные места, вызывая волнения матери. Она опасалась, что сын может попасть в плохую компанию.

Осенью он отправился в Ютландию. В Лунге это вызвало озабоченность: а что если эта поездка связана с чьей-то очередной беременностью? Ситуация была покрыта тайной. Не исключено, что Кнуд решил воспользоваться возможностью просто куда-нибудь уехать.

В феврале 1901 года в Стокгольме должны были состояться «Скандинавские игры» (Nordiska Spelen), представлявшее собой различные соревнования в зимних видах спорта.

Это был шанс. Один из его биографов, Нильс Фенгер, рассказывает следующую историю. Считая себя достаточно квалифицированным для участия в состязаниях в качестве погонщика собачьей упряжки, Кнуд решил продемонстрировать свои навыки. Разыскав директора копенгагенского зоологического сада Юлиуса Шиотта, он попросил одолжить ему собачью свору, но, к сожалению, собаки оказались слишком старыми и дряхлыми. Он зашел так далеко, что даже написал организаторам в Стокгольме, предложив им гонки на собачьих упряжках, но идея была отвергнута ввиду того, что подобные катания не принадлежат к видам спорта, принятым в скандинавских странах. Таким образом, участие в мероприятии и поездка в Стокгольм провалились.

Взамен этого Расмуссен заключил договор с журналом Illustreret Tidende, решив отправиться на Скандинавские игры в качестве корреспондента; итогом этой поездки стала журнальная публикация, увидевшая свет 24 февраля. Используя поэтический стиль, автор статьи ставил перед собой задачу вызвать у читателя ощущение личного присутствия. Сам же Кнуд, находясь на свежем воздухе, пребывал в полном очаровании от куда более привлекательного вида спорта в лице одной барышни из Лапландии. Статья заканчивается словами, которые якобы вырвались из уст лапландской девушки, держащей Кнуда за руку во время факельного шествия: «Слушай, а ведь мы с тобой являемся частью великого союза, берущего начало с древнейших времен, духом которого пропитаны „Скандинавские игры“»! И Кнуд добавляет: «Мысль о том, что за всем этим стоит современная система, вызвала у меня неожиданные эмоции».

В статье раскрываются три темы, которые впоследствии станут определяющими в его жизни, писательской деятельности и поступках. Как писатель он обладал отменной способностью адаптироваться к среде, в которой на тот момент находился, в письменной форме передавать свои впечатления и чувства, представляя читателю живую картину. Вторая тема, неявно всплывающая в данном контексте, – это интерес к этнографии и мифологии. Третья, не менее важная, – это ощущение противоречия между старым укладом и современным миром. И, пожалуй, самое главное: все, о чем он писал, было пропитано самой жизнью. Однако чувствуется, что в этот момент над ним довлеет чья-то воля и принуждение.

За статью ему заплатили 40 крон. Сумма была такой ничтожной, что Кнуд вернул ее редакции, заметив при этом, что если редакция испытывает финансовые трудности, то никакой оплаты он вообще не возьмет. Несомненно, это было красивым жестом, ведь на тот момент у него имелись проблемы с деньгами.

Нужно было идти дальше, но слишком быстро возвращаться домой ему не хотелось. Ввиду отсутствия денег запланированную поездку в Северную Норвегию пришлось отложить.

Во время пребывания в Стокгольме он посетил вечеринку для журналистов, на которой ему удалось достать бесплатный проездной по шведской железной дороге, чтобы таким образом добраться до снега и до лапландцев. Острую нехватку средств он сумел преодолеть, пообещав известному редактору Альберту Энгстрёму написать очерк в юмористический журнал «Стрикс» (Strix). Они познакомились на вечеринке и успели подружиться. Помимо этого Кнуд завел знакомство с редактором Вальдемаром Ланглетом, благодаря которому ему открывался доступ сразу к нескольким шведским газетам.

Из Стокгольма Кнуд Расмуссен пишет письмо матери, в котором можно проследить три основные темы. Упоминая о себе в третьем лице, он как будто бы наблюдает за собой со стороны и пытается объяснить ей, кого он видит перед собой. А видит он юношу, мечтающего путешествовать по миру. Следующая тема – это грусть, тоска по прошлому, по «былым временам», когда настоящее путешествие заключалось только в том, чтобы взобраться к маме на колени. Здесь налицо необходимость в отделении и некая необходимость извиниться перед матерью, но за что? Свое послание Кнуд так тщательно зашифровал, что раскрыть его смысл могли только посвященные.

Затем следует описание путешествия к лапландцам на север Швеции и Норвегии, от которого веет энергией и радостью приобретенного опыта. Какое-то время он прожил в доме у лапландки Свонни, гостеприимно предоставившей в распоряжение Кнуда Расмуссена себя, свое семейство и своего кота, что подарило ему незабываемые впечатления.

Возвращался он через Норвегию, ненадолго задержавшись в Тромсё – видимо, из-за какого-то очередного увлечения новой барышней, – об этом со слов самого Кнуда сообщает Петер Фройхен, в то время использовавший Кнуда Расмуссена в качестве источника информации для своих книг. Путешествие принесло с собой массу впечатлений и явилось питательной средой для множества анекдотов, которые составляли немаловажную часть его биографии.

Однако то, что происходило внутри него, в конечном итоге оказалось гораздо важнее. В Королевской библиотеке имеются две записные книжки с дневниками этого путешествия, однозначно указывающие на то, что их молодой составитель собирается стать писателем. В первом блокноте содержится черновик небольшого рассказа о несчастной судьбе двух влюбленных. История жалкая и наивная, вероятно, содержавшая в себе элементы автобиографии. В дневнике также имеется черновик, который затем войдет в книгу о его путешествии. Не говоря прямо, он все же намекает, что планирует издать книгу. Но идея эта еще хрупкая, незрелая.

В реальности же наступило время возвращаться домой, где Кнуду предстоял экзамен по философии. Кнуд надеялся изучить программу в короткие сроки, но путешествие затянулось. С некоторым облегчением он обнаружил, что в любом случае не успеет вовремя приехать к экзамену.

Вернувшись домой, он посвятил целое лето и осень написанию книги о поездке и лапландцах. Рукопись была передана издательству «Гюльдендаль», которое согласилось напечатать ее лишь в том случае, если Кнуд Расмуссен покроет 300 крон на ее издание. Но поскольку денег у него не было, выполнить это условие оказалось невозможно.

Несмотря на то что тот период был сопряжен с немалыми финансовыми трудностями, осенью он все же вернулся в Швецию. Вполне возможно, для того, чтобы написать новые статьи и собрать деньги.

В ноябре 1901 года Кнуд Расмуссен появляется в Стокгольме – вероятно, чтобы переговорить с братом редактора Вальдемара Ланглета Александром, художником, и заручиться его согласием проиллюстрировать книгу. Во всяком случае, в итоге это удалось.

Из поездки он писал матери:

«В прошлый раз я не решался об этом сказать – боялся, что это произведет на Вас, мою милую маму, слишком сильное впечатление. Однако теперь, после разговора с Алексом, когда я вновь почувствовал себя человеком, хочу признаться Вам в том, насколько я был тогда сломлен и сокрушен.

И тому была причина: ведь я потерпел ужасный провал.

Я буду молиться до конца своих дней о том, что когда-нибудь, в далеком будущем, – и пусть это станет целью всей моей жизни – у меня хватит сил посмотреть в глаза тем людям, которых сейчас я вынужден был оставить.

Еще хочу сообщить вам о том, дорогие мои папа и мама, что я храню верность вашей крови и никогда не устану стремиться вверх, к добру! В этой непривычной ситуации я полагаю, что мне будет лучше снова уехать. Незнакомая обстановка подвигнет меня к поиску новых смыслов, которые помогут мне обрести силы и равновесие.

Не бойтесь за меня – я все еще молод и крепок и обещаю писать вам как можно чаще.

И помните, что, возможно, уже через несколько месяцев я снова вернусь домой.

Не могу сказать вам точно, куда я отправляюсь. Вначале нужно сделать приготовления, договориться с журналом и все такое в этом роде. Может быть, даже в Россию…»

Это письмо, в котором явно речь идет о ребенке и о том, какие чувства Кнуд испытывал по этому поводу, было опубликовано Кнудом Михельсеном. В нем также говорится о необходимости на время исчезнуть. Он хотел скрыться, зная, что сможет это сделать, отправившись в поездку в качестве писателя.

К этому времени у него начинает формироваться определенная структура мышления, которая вскоре объединит его образ жизни с писательским мастерством. Жизнь Кнуда Расмуссена полна потрясений и радости их преодоления – с этого он начинал, и так будет продолжаться и дальше. Неслучайно на ум приходят первые строки из Евангелия от Иоанна: «Вначале было Слово ‹…› Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков…» Поездка состоялась, но не в Россию, а в Гренландию, и из гренландской литературной экспедиции он вернулся уже известным человеком. Совсем по-иному дело обстояло с изданием книги, в которую он добавил несколько глав, посвященных древним богам лапландцев и мифологии. Книга вышла с иллюстрациями Алекса Ланглета и Харальда Мольтке.

Несмотря на то что добавленная позже часть книги прошла незамеченной, в ней можно проследить некоторые тенденции. Путешествия, приключения, чужестранцы, новые края и обычаи, этнография, разбор лапландской религии, истории и описанное им собственное ощущение от того, как внешние факторы разрушают их культуру: «В Лапландии идет война, в которой происходит борьба двух культур. И новое должно победить, поскольку оно несет в себе будущее». С одной стороны, он отождествлял себя с лапландцами, но с другой – ясно видел, что их культура не способна составить конкуренцию жителям Западной Европы. Он передает ощущение раздвоенности лапландцев, которое впоследствии перенесет на описание эскимосов. При этом его нисколько не смущает тот факт, что он использует лапландцев и их страну для проявления собственного авантюрного духа и жажды действий.

Наступила зима: «Тот, кому не по душе зима, с ней просто не знаком», – пишет он в самом начале своей книги. Чем холоднее и примитивнее были условия, тем бодрее он себя в них чувствовал.

Во многих местах его стиль по-юношески незрел, однако при этом не оставляет сомнений в наличии у него писательских способностей. Книгу завершает эмоциональный всплеск – идея стать мировым кочевником. Для ответа на его позыв к действию необходимо отправиться на поиски подходящих земель и высоких целей, и при этом его личность несет в себе жажду экспансии империалистической западноевропейской культуры.

Обуреваемый на тот момент всеми этими чувствами, он интуитивно понимал, что при встрече туземцев с культурой Запада последних в любом случае ждет поражение. Им предстоит либо адаптироваться, либо вымереть. Позже он сам отправится в Гренландию для изучения племен северных эскимосов, что как раз и поспособствует этой встрече и переходу.

Осенью и зимой 1901–1902 годов начались серьезные приготовления к гренландской литературной экспедиции. Милиус-Эриксен ранее уже подавал заявку на разрешение на въезд в Гренландию, но получил отказ. На этот раз все должно было сложиться, ведь они ехали туда как писатели. Перед Кнудом была поставлена задача собирать мифы и легенды, а Милиус выступал в роли критически настроенного журналиста.

Милиус-Эриксен был в числе подающих надежды молодых радикальных журналистов и писателей Копенгагена. Родом из Рингкёбинга, он успел приобрести литературный опыт в описаниях западного побережья своей суровой родины. В этих путешествиях рождались всевозможные репортажи о людях и окружавшей их среде, находящейся на грани вымирания, что вполне было в духе того времени.

Здесь прослеживалось некоторое сходство с проектом книги Кнуда о Лапландии, где изображались реалии жизни, призванные вызвать всеобщее обсуждение существующих в ней проблем.

Кнуд Расмуссен получил приглашение на большую новогоднюю вечеринку, устраиваемую сыновьями Эмиля Поульсена – Адамом и Йоханнесом, с которыми он поддерживал связь. На ней он познакомился с молодым художником, графом Харальдом Мольтке, уже имевшим опыт путешествий по северным регионам, где делал эскизы северного сияния. В 1898 году он также принимал участие в экспедиции профессора Стинсби на остров Диско. Поведав о своих планах, Кнуд Расмуссен попытался уговорить его присоединиться к их группе в роли художника. Предложение вызвало интерес у Мольтке, но все же он предпочел отправиться в ранее запланированную поездку в Париж и Рим. На следующий день Кнуд рассказал о Мольтке Милиусу, и тот поспешил нанести ему визит, сумев переубедить молодого художника.

15 февраля 1902 года Милиус-Эриксен, Кнуд Расмуссен и Харальд Мольтке подали заявление о разрешении на поездку. Их заявление на имя министра внутренних дел вместе с рекомендациями известных гренландцев и исследователей до сих пор хранится в Национальном архиве. Из группы заявителей Милиус-Эриксен был уже знаменитостью, поэтому к его участию в проекте отнеслись серьезно.

Он ставил перед собой цель собрать материал для «популярных чтений о природе и людях… в особенности показать позицию гренландцев по отношению к административной и культурной деятельности колонизаторов», а позднее опубликовать критическую статью и вынести на суд общественности «актуальные вопросы о будущем Гренландии под управлением Дании».

Понять, что именно имел в виду Милиус-Эриксен, – задача не из простых. Учитывая, в какой чертов котел он совал палец, ему, наверное, не мешало бы немного поостыть, но, видимо, он все же решил половить рыбу в мутной воде. В Дании существовали внутриполитические проблемы, равно как и административные имели место в Гренландии, которая на тот момент была закрытой территорией, куда без специального разрешения частным лицам въезд запрещался.

Но заявка была подана, и Министерство внутренних дел запросило ответ у Дирекции Королевского торгового общества Гренландии. Поскольку цель экспедиции не была заявлена как научная, Дирекция сочла, что критика, опирающаяся на столь рыхлый фундамент, может только навредить гренландцам. Формальным препятствием послужило то, что путешествие может осуществляться только на судах Королевского торгового общества, но это, в свою очередь, могло повлечь за собой проблемы с провизией и нехватку мест. К тому же в Гренландии в то время не было гостиниц, и пребывание экспедиции легло бы тяжким бременем на плечи персонала администрации.

От всего этого веет никуда не годными отговорками. Скорее всего, дело было в том, что присутствие молодых и горячих журналистов было нежелательным в тех краях, поскольку никто не хотел нервничать из-за критики.

У Королевского торгового общества уже имелись кое-какие проблемы в Гренландии: наверху ставили под сомнение административную компетенцию компании, и в дело успело вмешаться Министерство внутренних дел.

У Дирекции тоже не было желания затрагивать тему Гренландии ни в министерстве, ни в общественных дебатах, а уж тем более читать нелестные отзывы какого-то репортера наподобие Милиуса-Эриксена, у которого уже сложилась репутация критика. И управление решило отказать в рекомендации о выдаче разрешения.

Однако участники экспедиции проявили смекалку и напрямую связались с министром внутренних дел, получившим пост относительно недавно, после смены руководства в 1901 году, когда к власти впервые пришло правительство под управлением левых. Министр активно включился в дело. С одной стороны, принимая во внимание позицию Дирекции, а с другой – позицию предоставивших поддержку экспедиции нескольких признанных авторитетов, противостоять которым было крайне нера зумно, он решился выдать положительную рекомендацию. Здесь налицо желание продемонстрировать старым органам власти вызов нового либерального мышления. Чтобы частично обойти проблемы этого разрешения, министерство поинтересовалось у участников экспедиции, считают ли они свои мероприятия реализуемыми с практической точки зрения, и, получив подтверждение, разрешение выдало. Возможно, что за кулисами всего этого стоял Вигго Хёруп, в то время занимавший должность главного редактора газеты Politiken, одновременно являвшийся министром нового правительства, и именно он помог получить разрешение, наделавшее столько шума в правительстве и Королевском торговом обществе.

Однако решающим фактором, вне всяких сомнений, было то, что им удалось убедить отправиться вместе с ними в поездку молодого врача Альфреда Бертельсена.

Безусловно, некоторую роль, хотя и второстепенную, сыграл в этом проекте и отец Кнуда: здесь как нельзя кстати пригодилась его пасторская работа в Гренландии и интерес к языку. Известно, что ранее он работал на миссионерской станции на мысе Йорк, где проживали полярные эскимосы. Да и сам тот факт, что путешествие помогло Кнуду покинуть Копенгаген, сохраняя все связи, прекрасно вписывалось в общую картину.

В итоге Кнуд Расмуссен отправился вместе с Милиусом-Эриксеном и Харальдом Мольтке в Гренландию, реализовав свои мечты и чаяния.

Хотя критика условий жизни в Гренландии и управления метрополии грозила потрепать немало нервов Дирекции, отказ был бы далеко не самым мудрым решением. Однако не получи Милиус отказ, вряд ли бы он вообще взялся за это дело. Уже в одной из первых заметок, опубликованной им в газете Politiken от 4 августа 1902 года, он задает определенный тон: «…Модернизация этой северной страны и ее администрации – вот наша цель!» Вынесение проблемы на всеобщее обсуждение, несомненно, напоминает литературную программу Георга Брандеса[12].

Получение разрешения явилось значительным шагом, сделанным в верном направлении, но одного этого было недостаточно. Нужны были деньги, и Кнуд Расмуссен отправился с протянутой рукой ко всем богатеям, которых только возможно было заинтересовать идеей экспедиции. Милиус получил некоторую оплату за прочитанные лекции, свои влиятельные связи использовал Мольтке. Все прошло удачно, в особенности после привлечения Фонда «Карлсберг».

Одним из видных деятелей, давшим рекомендацию экспедиции, был всемирно известный полярный исследователь Фритьоф Нансен, обладавший большим влиянием. 15 апреля Кнуд Расмуссен пишет ему письмо, где благодарит за поддержку и сообщает о полученном разрешении. Он упоминает, что Милиус, который хотел посетить Кристианию, был вынужден отправиться в Шотландию для переговоров с шотландскими китобоями, ранее посещавшими мыс Йорк. Кнуд пишет о предстоящей ему поездке в Норвегию для переговоров с журналом и просит Нансена о встрече для обсуждения некоторых вопросов относительно экспедиции. Так началась их дружба, которая длилась до самой смерти Нансена в 1930 году.

У Нансена был огромный опыт. Как уже упоминалось, ему удалось пересечь ледяной щит Гренландии, но его самым большим достижением являлась, пожалуй, экспедиция «Фрам», во время которой они с Ялмаром Йохансеном на 15 месяцев оказались заложниками арктических льдов[13]. В заключении своей знаменитой книги о той поездке он пишет: «Похоже, из нашего путешествия мы вынесли еще одну мысль относительно методов исследования полярных областей. Она заключается в том, что с помощью малых средств можно добиться многого. Если следовать рекомендациям эскимосов, можно повсюду проникнуть на байдарках, санях или собаках и, преодолевая значительные расстояния, добираться до мест, которые до сих пор считались труднодоступными».

Вероятно, этот вопрос также обсуждался во время их встречи, и Кнуд записал фразу по памяти, что являлось еще одним из навыков, приобретенных им в детские годы.

Несколько лет спустя, пытаясь первым добраться до Южного полюса[14], Руал Амундсен на собачьих упряжках рвался вперед наперегонки со Скоттом[15]. Скотт и его люди тащили сани на себе, и это их погубило. Много лет спустя Амундсен писал, что одним из величайших подвигов Нансена была его способность понять, как правильно нужно все делать. Амундсен использует слово «изобретатель», хотя на самом деле Нансен лишь скопировал то, что на протяжении многих веков было уже проделано эскимосами.

Из Кристиании Кнуд пишет домой отцу, что был хорошо принят Нансеном, который выразил уверенность в том, что он сможет стать этнографом, если сумеет воспользоваться своими познаниями, в особенности в области лингвистики.

Немало людей сочли бы за честь обладать ресурсом Кнуда Расмуссена, который помог ему состояться. Можно сказать, что этот момент был одним из главных прорывов в его жизни.

В сознании Кнуда взошла звезда Нансена. После их первого разговора Нансен открыл Кнуду доступ в общество известных людей и уже на следующий день пригласил его на обед с Бьёрнстьерне Бьёрнсоном[16]. И хотя Кнуд уже начал осознавать свою значимость, это еще больше укрепило его уверенность в себе. Он заканчивает письмо пожеланием, что когда через несколько лет он разбогатеет и прославится на весь мир, то обязательно построит себе на лапландской земле дворец, рядом с нансеновским, и назовет его «Гора Скандинавии».

И хотя все это были лишь юношеские мечты, их направление уже успело сформироваться.

Все остальное зависело только от него самого, и он это прекрасно осознавал.

II

Литературная экспедиция в Гренландию

1902–1904

Счастье любого мужчины составляет его работа; каждый день приносит с собой новизну, мысли никогда не иссякают у тех, в ком горит святой огонь труда – и все это можно сказать обо мне.