Ложа Белого мопса бесплатное чтение

Глава 1

Двери пригородного автобуса с шипением открылись, заглушили водительский возглас «Липки!». И Марта, выйдя из прогретой на солнце кабины, попала в душный полдень. Начало мая, а жарит по-июльски. Она собрала копну русых, слегка вьющихся волос в хвост, повязала клетчатую рубашку за рукава на поясе и поволокла за собой чемодан на колесиках, вцепившись обеими руками в пластиковую ручку. Марта пылила по проселочной дороге уже пятнадцать минут. Каких-нибудь пять километров – и она в старом родительском доме, а там и колодезная вода, и скрипучие качели под раскидистой сиренью, и вишневый сад, наверное, уже в цвету.

О, весна без конца и без краю –

Без конца и без краю мечта!

Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!

И приветствую звоном щита!1

Ничего, всё непременно наладится! – читая нараспев любимого Блока, подбадривала она себя и тащила чемодан, набитый книжками – бесценными, редкими, за которыми пришлось побегать по антикварным столичным магазинчикам. Малая родина встречала одуванчиковыми полями, нежно-голубым небом с перистыми облаками, легким, пьянящим ароматом трав, и настроение потихоньку улучшалось.

Поступила бы она сейчас так же? Сто раз Марта прокручивала в голове один и тот же вопрос, припоминая вчерашнюю беседу в директорском кабинете. Несомненно. Потому что по-другому нельзя, неправильно.

– Марта Евгеньевна, надеюсь, вы осознаете последствия своего поступка.

Директриса Голубева Элеонора Ивановна – полная шестидесятилетняя дама с каре, пепельный блонд, – раздраженно постукивала толстыми короткими пальцами с красным маникюром по поверхности орехового стола. В ее стылых глазах навыкате читалось глухое раздражение.

Ветерок из распахнутого окна приносил цветочные запахи, легкомысленно перебирал странички раскрытой записной книжки.

– Не совсем. – Марта удивленно похлопала ресницами.

– У Стасика Моренко выходит в году тройка по литературе! – припечатала Голубева и захлопнула ежедневник. От резкого звука Марта вздрогнула.

– Элеонора Ивановна, посудите сами, он думает, что «Войну и мир» написал Гоголь! – всплеснула руками Марта.

– Да хоть Маяковский. Ну и пусть себе думает, нам-то что. У мальчика должно быть свое мнение, – возразила директриса.

Марта открыла рот, но, напоровшись на сердитый взгляд, тут же его закрыла. Спорить с Голубевой себе дороже. В учительской ходил анекдот про игру в шахматы с голубем. Раскидает фигуры, нагадит на доску и улетит всем рассказывать, как тебя уделал.

– В конце концов, мы – гимназия, в наших стенах, отремонтированных, между прочим, папой Стасика, процветает свободомыслие. Вы что, Марта Евгеньевна, не довольны ремонтом? Вам не нравится новый мультимедийный класс, в котором проходят ваши уроки литературы?

Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянула шестиклассница Юля Потапкина:

– Элеонора Ивановна, извините, а можно мне в языковую школу в Англию поехать? Вместо Чижиковой. Я же на городской олимпиаде по инглишу первое место заняла. А Ксюша Чижикова даже времён не знает! Все время путает do и does, а артикли так вообще… Я считаю…

– Педсовет лучше знает кому и куда ехать. Дверь закрой с обратной стороны, Потапкина! – рявкнула директриса.

Девчонку тут же сдуло.

– Вот пигалица, считает она! Мать до сих пор на дополнительные занятия не сдала, с зимы задолженность висит, – пробурчала себе под нос Голубева. – Так на чем мы остановились?

– На ремонте. Мне все нравится, но финансирование, насколько мне известно, шло из городского бюджета, – ответила Марта, наблюдая, как палец Элеоноры Ивановны нежно поглаживал автомобильный брелок. Мерседес – подарок от благодарных родителей выпускников прошлого года.

Директриса насмешливо взглянула на несговорчивую учительницу. Работает без году неделя, еще что-то о себе воображает.

– Дорогая моя, как же вы наивны! Папа Стасика как глава администрации проследил, чтобы денежки пришли именно к нам. А не улетели в какой-нибудь лицей… Вы думаете, легко управлять этим хозяйством? – она обвела мясистой рукой, унизанной перстнями, свой кабинет.

– Но что я могу сделать? Стас передирает все сочинения из интернета, в дискуссиях не участвует. Только в телефоне и сидит, – слабо возразила Марта.

– Вы – учитель, вы и думайте. Дайте такое задание, чтобы мальчик справился. Любому ученику можно подобрать задание, которое он блестяще выполнит или, наоборот, позорно провалит.

– Сказку про Колобка прочитать? – еле сдерживаясь, спросила Марта.

– Можно и про Колобка, – сухо заметила Голубева.

– Я могу со Станиславом позаниматься, дополнительно, – оживилась Марта.

Выщипанная бровь Элеоноры Ивановны медленно поползла вверх.

– Я знаю, знаю, что все репетиторства в гимназии проходят через завуча Олега Эдуардовича, но я же бесплатно, просто подтянуть…

– Вы меня не поняли. Подтягивать никого не нужно! Повторяю, дайте Стасику такое задание, чтобы парень исправил свои оценки.

– Но тогда остальные ученики окажутся в неравных условиях… – начала Марта и замолчала. Ну вот, не удержалась, ввязалась в шахматную партию с голубем.

– Марта Евгеньевна, какое вам дело до других детей? О себе лучше подумайте. Или исправляйте оценки, или пишите заявление на увольнение. Могу предложить и третий вариант. – Голубева хищно улыбнулась. – Увольнение по статье о профнепригодности. Хотите аттестационную комиссию? Организуем… Мой вам совет. Вы, Марта Евгеньевна, – педагог молодой, неопытный, не порите горячку. Все спокойно обдумайте. Через пару дней гляну на успеваемость Стасика в электронном журнале, – добавила она как о деле решённом и откинулась на спинку кожаного кресла.

Марта покусала нижнюю губу и спросила:

– Я могу доработать до конца учебного года? И потом уйти.

– Нет, – жёстко ответила директриса.

– Мы с 8 Б готовим литературную гостиную, роли распределили, ребята готовятся… – растерялась Марта. – Да и место в конце учебного года сложно найти.

– Вооот, думайте о себе в первую очередь. Хорошенько думайте. Признаю, ученикам вы нравитесь, родители в восторге, но незаменимых не бывает. – Толстые губы Элеоноры Ивановны растянулись в усмешке, она достала яблочный смартфон последней модели и уткнулась в него: аудиенция завершена, Марта Евгеньевна, на выход.

Потом заворковала в трубку:

– Олег Эдуардович, на Ксюшеньку свою документы подготовили? Билеты, гостиница – пора заказывать… Представляете, заявилась ко мне Потапкина и говорит: хочу ехать в Англию, я тут самая достойная. Да, так и сказала!.. Чтобы разговоров лишних не было, вы этой «достойной» тест какой-нибудь хороший по языку дайте выполнить. После уроков. Ну вы понимаете, о чем я… Да хоть для третьего курса иняза, – и, довольная своим остроумием, звонко рассмеялась.

По счастливой случайности завуч Олег Эдуардович и шестиклассница Ксюшенька, которая уже во всю паковала дорожные сумки, имели одну фамилию. Бывают же такие совпадения! Марта вышла и тихо закрыла за собой дверь. Нужно что-то решать со съемным жильем (продлевать ли в конце недели аренду однушки) и искать новую работу, потому как с завтрашнего утра Сорокина М. Е. снова станет безработной…

Глава 2

Зашелестели шины, скрипнули тормоза. Огромный черный джип обдал Марту пыльным облаком. Она попятилась.

– Сорокина, ты, что ли?

Из приоткрытого окна высунулась небритая рожа в кепке и солнцезащитных очках. Нет у Марты таких знакомств. Хотя… голос с легкой хрипотцой вызвал воспоминание, не самое приятное в ее жизни.

Девятый класс, в школьном дворе бушуют одуванчики, а из ее кремового рюкзачка квакает противная, склизкая лягушка. И где-то совсем рядом оглушительно хохочет Топалов – неисправимый троечник, провокатор и хулиган. Почему бывший одноклассник вспомнился? Где Ленд Крузер и где Дима Топалов? На разных полюсах земного шара. Наверняка в тюрьме или спился.

– Сорокина! Давай подброшу. – Незнакомец небрежно сдернул очки. В хитровато прищуренных серых глазах плясали до боли знакомые чертенята. И ухмылочка все та же, нагловатая.

– Привет, Дима, – холодно ответила Марта. – Я и сама прекрасно справляюсь.

Как нарочно, чемоданное колесико застряло в колдобине, Марта дернула посильнее за ручку. Крак! Колесо отлетело и закатилось в пыльную траву на обочине.

– Вижу, как справляешься!

Топалов выпрыгнул из машины, проворно подхватил ее чемодан и закинул в багажник. Подобрал отбитое колесико, мотнул головой и зашвырнул подальше в кусты. Жестом показал на пассажирское сиденье: давай усаживайся, чего тормозишь?

– Мусорить-то зачем, – начала было Марта, но ее перебила барабанная дробь. Трезвонил топаловский телефон. Он взглянул на дисплей, нахмурился.

– Да… да, скоро буду. Минут через тридцать. Пусть Аркадий Петрович не переживает, раз обещал, значит, успею.

Ну вот все и объяснилось. Водитель.

– И твой начальник не будет против, если узнает, что в обеденный перерыв ты катаешь дамочек на его машине? – спросила Марта, усаживаясь в кожаное кресло и косясь на красную сумочку на приборке.

Топалов покрутил в руках косметичку и забросил ее на заднее сиденье. Завел мотор и непонимающе уставился на Марту, а потом раскатисто рассмеялся:

– Не будет. Он добрый. Даже премию может выписать за помощь.

– Так за место держаться надо, где еще такое найдешь, – назидательно произнесла Марта, пристегивая ремень.

– Я и держусь. – Он демонстративно покрепче схватился за руль.

– Ремень – лишнее, гаишники здесь не водятся. – И Топалов ткнул пальцем в нейлоновую ленту на ее плече.

– Я это делаю исключительно для своей безопасности. Правила дорожного движения не просто так придумали. И тебе, Дима, не помешало бы их соблюдать. Давай замок защелкнуть помогу, не нужно отвлекаться во время поездки. – Марта развернулась к Топалову, но тот отмахнулся:

– Сорокина, ты все такая же нудная! Да ладно тебе, не усложняй! По таким ухабам можно только с черепашьей скоростью тащиться… Сорока, признайся, ты думала, я, как алкаш последний, под забором валяюсь? Или в тюрягу загремел?

Марта потупилась.

– Я рада, что ты человеком стал, Топалов. Водитель – достойная работа, особенно для такого оболтуса, как ты.

Топалов хмыкнул.

– Сама как? Пригодилась тебе твоя литература? Докторскую пишешь?

Марта натянуто улыбнулась:

– Подумываю. Работаю в университете. Занимаюсь наукой, – отвечала бодренько, а у самой с души воротило: едут вместе десять минут, наврала уже с три короба.

Он снова засмеялся.

– Как вспомню, как ты меня со своей литературой доставала, «подтягивала». Мне от твоего занудства лезть на стенку хотелось. «Учи, Топалов, отрывок. Рассказывай с выражением! А теперь говори, что ты понял, что хотел сказать автор! Какие эпитеты, какие метафоры?» – прогнусавил он, копируя учительские интонации бывшей одноклассницы.

– Я всего лишь выполняла поручение классной, – сдержанно ответила Марта, приглаживая выбившуюся прядь волос.

– Рьяно так выполняла. Честно сказать, мне тебя придушить хотелось. А всех классиков сжечь, в смысле – книжки их… «Я помню чудное мгновенье» до сих в страшных снах снится. Сколько раз стих этот талдычил? Раз сто? Что мы там «отрабатывали»? Интонацию?.. С личным как? Слышал, вы с Тёмиком поженились.

– У нас с Артемом прекрасная семья. Детей, правда, пока нет. – Уголок ее рта дернулся.

Да она сквозь землю провалилась бы, если призналась, что из университета пришлось уйти. Темка без зазрения совести позаимствовал ее научные разработки и защитил на них кандидатскую. А потом стал завкафедрой. «Молодой, перспективный, энергичный», так объяснил его выдвижение научный руководитель, который сам пошел на повышение и освободил для Темика место. Видеть самодовольное лицо мужа, теперь еще и непосредственного начальника, стало невыносимо. Марта подала заявления: одно на развод, другое – на увольнение. Так она попала в гимназию, ну а потом сюда, на эту пыльную дорогу. В глазах защипало, – вот только не надо себя жалеть! – и она отвернулась к окну.

– А в Липки каким ветром тебя занесло? – спросил бывший однокашник.

– В отпуск. Решила немного отдохнуть, – вранье Марте претило, но и правды не скажешь. Особенно этому, самоуверенный нахал расселся в чужой машине и устроил допрос с пристрастием.

– Посреди учебного года? – удивился он.

Троечник всегда хорошо соображал, но изрядно ленился.

– Так сложились обстоятельства… Женат? – Марта сняла травинку с рукава блузки.

– Не, в свободном полете. – Он кивнул в сторону заднего сиденья, видимо, намекая на забытую в салоне сумочку. – И приземляться пока не собираюсь.

Конечно, семья – это ответственность, а обязательства не для Топалова.

Он лихо вырулил на центральную улицу с залатанным асфальтом. Дорога проходила мимо бывшей усадьбы графини Потоцкой. Марта помнила ее обветшалой и никому не нужной. Сквозь металлические прутья ограды, которая каким-то чудом уцелела за столько-то лет, виднелись облупленные стены двухэтажного барского дома с пустыми глазницами окон. Через прохудившуюся крышу пробивались деревца. Место притягивало магнитом. По пути в школу она всегда задерживалась здесь на пару минут и фантазировала, представляя хозяйку особняка.

Графиня Потоцкая была крайне изобретательной дамой. Перед тем, как сбежать из страны в 1917-ом году, она сама закрыла ставни усадьбы и разместила на фасаде громадную вывеску:

«Входъ строго васпрещенъ. Этотъ домъ принадлежитъ советской власти. Потоцкая аристована и помещена в тюрьму!»

И для убедительности сделала пару ошибок в надписи, чтобы не возникло никаких сомнений, – писали люди компетентные в своем деле, печатью невежества заверили свое повеление.

Сотворив «оберег» для родового гнезда, графиня запаковала ценные вещички – и на вокзал. Когда небольшой обман Потоцкой раскрылся, пламя революции поугасло, особняк передали на баланс города. У входных дубовых дверей, случайно не угодивших на растопку, поставили гипсового пионера с горном, приколотили дощечку «Дом культуры». Культурные люди проявили деликатность к старинным интерьерам. Шли годы, дом ветшал, требовал капитального ремонта, и здание «законсервировали до лучших времен», случилось это еще до рождения Марты. Однажды она попала внутрь, хотя родители и запрещали детям подобные шалости, пугая призраком старой графини. Остатки былой роскоши ошеломили Марту.

Над головой – облупившаяся фреска с изображением полумесяца и россыпью звезд. Зачем так высоко картинки рисовать, смотреть неудобно.

Под ногами – черно-белая мозаика в шахматном порядке. Жаль, плиточки поцарапались, тащили по ним что-то тяжелое.

Удивительной казалась огромная голубая роза, нарисованная на стене зала. Разве бывают розы такого цвета?

На столбе – глаз в центре треугольника, направленного вершиной вверх. Марта сразу поняла по синим теням на веке, что глаз женский. Он следил за непрошеными гостями, вопрошал: «Зачем явились, недостойные?»

Узоры кафельных печей выглядывали из-под облупившейся синей краски, мифологические герои прятались за дешевенькими обоями. Воображение с легкостью рисовало недостающие элементы: хрустальные люстры и картины в золоченых рамах, мягкий свет и фортепианная музыка, тяжелые портьеры на окнах и диваны, обитые зеленым штофом.

Инициатором этой вылазки был Димка Топалов, который отправился искать клад и заразил своим азартом одноклассников. Никаких сокровищ они, конечно, не нашли. Зато Марта свалилась с лестницы и чуть не свернула себе шею. Больше всего ее огорчило, что занятия с Топаловым пришлось отложить из-за растяжения лодыжки. На костылях не особенно побегаешь за лодырем, Димка наслаждался свободой по полной…

Сейчас Марта с удивлением подмечала изменения: пластиковые окна, жалюзи, новая черепица, кремовая краска на свежевыкрашенном фасаде. У дома появился владелец.

– Неужели кто-то выкупил? – недоверчиво спросила она.

– Да, Хорьков вложился. Хозяин мясного комбината и местный депутат. Вообразил себя потомственным дворянином. Реставрация стен, монтаж кровельного свеса и отливов, шлифовка абразивами, полная гидрофобизация – короче, хренова туча денег ушла. Дешевле было новый построить, но кто платит, тот и музыку заказывает.

Марта подозрительно уставилась на Топалова:

– Ты же вроде не доучился, техникум бросил. Откуда такие познания в строительстве?

– Жизненный опыт, – обтекаемо ответил он.

Все понятно, на стройке калымил. Чернорабочим. Она украдкой взглянула на его руки. Мозолистые, крепкие, с аккуратно подстриженными ногтями. У Артема, к примеру, руки музыканта – тонкие запястья, длинные пальцы, не державшие ничего тяжелее карандаша и компьютерной мышки.

– Недавно госпожа Потоцкая нарисовалась. Не сама, конечно, праправнучка. Хотела права оформить на заброшку, но Хорьков ее опередил, у него ремонт полным ходом, разве отступится? – продолжил Топалов.

– И чем закончилось? – спросила Марта. Надо же, какие страсти кипят в тихих Липках.

– Ничем. Наследница требовала вернуть ей хотя бы бронзовых псов из усадьбы.

– Псов? – Марта задумалась, статуи собак она бы точно запомнила.

– Да черт знает. Но верещала про каких-то мопсов. Сказала: дороги как память о предках. Хорьков – ни в какую. Тычет ей в нос бумажками: все по закону, все мое, – хмыкнул Топалов.

– И откуда такая осведомленность? – усомнилась Марта.

– У нас с Хорьковым одно общее дельце было, я как раз к нему заскочил, а тут эта Жанна Потоцкая ворвалась. Отдай, говорит, хотя бы собак, раз сам дом украл, хапуга проклятый. И умоляла, и угрожала, но Хорьков – кремень. Как вопли надоело слушать, охранника позвал, ну и дамочка быстренько свалила. Я не подслушивал, если ты об этом.

– Совершенно случайно мимо проходил.

– В кабинете сидел, окна открыты, вот и… Стоп, а почему я перед тобой, Сорокина, оправдываюсь?

– Возможно… – невпопад ответила Марта, раздумывая: «И какое у него может быть дельце? Побочный заработок? Палатка с папиросками на конечной остановке? Шаурмичная?»

Глава 3

– Останови, пожалуйста, я выйду, – попросила Марта, когда до ее дома в Липовом переулке оставалось несколько метров.

– Что? Папка заругает? – съехидничал Топалов.

– Нет, просто… – начала она, прислушиваясь к мужскому голосу с улицы. Опустила автомобильное окно. Папа. Расстроен, при чем сильно. И, как только машина затормозила, она выскочила из прохладного салона.

– Чем обоснованы ваши претензии? Моя семья жила в этой постройке с незапамятных времен! Да что вы говорите?! Можно владеть домом и при этом не владеть землей, на которой этот дом стоит?! Вы сами-то себя слышите?

Судя по интонациям, папа сдерживался из последних сил. Чтобы вывести из равновесия ее отца, преподавателя философии в вечной нирване, нужно очень постараться. Телефонный собеседник в этом явно преуспел. Не помогли ни серебряная печатка с рунами на безымянном пальце, ни браслеты из ясеня на запястьях, которые Евгений Маркович Сорокин поглаживал в минуты наивысшего напряжения. С кем же папа разговаривал?

– Закон – что дышло: куда повернешь – туда и вышло. Вы это хотите сказать, уважаемый?! Счастливо оставаться! – Отец тряхнул головой, и волнистые волосы цвета перец с солью разлетелись по его плечам.

«Мерзавцы! Все им мало!» – пробурчал он себе под нос, убирая телефон в карман узорчатого халата. Сколько Марта его помнила, он всегда питал слабость к экстравагантным вещам.

– Здравствуй, Марточка. Родные пенаты решила навестить? – рассеянно сказал он и погладил ее по плечу.

– Привет, пап! – Она чмокнула отца в щетинистую щеку. – Что происходит?

– Вот, полюбуйся! Каковы, а? Ох, подлецы! Это же уму непостижимо! – Он потряс перед ее носом бумажкой с синей печатью.

– Что это? – удивилась она.

Он махнул рукой и ушел в сад медитировать.

Изучая изрядно помятый документ, Марта с легкостью представила, что произошло за несколько минут до ее появления. Евгений Маркович Сорокин открыл почтовый ящик, достал письмо, аккуратно вскрыл конверт, прочитал послание, скомкал его, расправил, позвонил по указанному номеру, разбушевался. А у папы слабое сердце и впечатлительность! С официозом, присущим деловой переписке, сообщалось, что граждане Сорокины Е.М. и М.Е. незаконно пользуются земельным участком в 10 соток, на котором расположено строение 100 кв. м, находящееся в их собственности. Убедительная просьба освободить самозахваченную землю в двухнедельный срок, а вот с постройкой, граждане, можете делать все, что вздумается. Счастливо оставаться!

Бред какой-то, пожала плечами Марта, мы же не улитки, чтобы домик на себе с места на место переносить. Здесь какая-то ошибка. Она перечитала адрес отправителя: Комитет имущественных и земельных отношений. Контора серьезная, но ошибаться могут все. Вот сходит в этот комитет и непременно разберется. А сейчас надо успокоить папу, и она пошла за ним в вишневый сад.

Вернувшись через полчаса (под старыми вишнями они с отцом поспорили о принципах ницшеанства, его всегда успокаивали подобные диспуты), Марта хотела забрать злосчастное письмо. Куда же оно подевалось? С собой не брала – к чему огорчать отца еще больше. Здесь же, на лавочке, и оставила, ветерок, наверное, унес дурные вести. Чемодан, про который она напрочь забыла, ожидал ее у самой калитки. Как нехорошо с Топаловым вышло! Даже слова благодарности не сказала, а человек потратил на нее свое рабочее время. Хоть начальник у него и лояльный, но всему есть предел. И Марта понадеялась, что непутевому однокласснику из-за нее сильно не влетит.

Вторую половину дня Марта, вооружившись веником и тряпкой, гоняла пыль по комнатам. Папа про старый домик в Липках не забывал, наведывался частенько, то в выходные заглянет, то на каникулах в колледже, но хозяйством не утруждался. (В остальное время проживал в общежитии при учебном заведении.) Марта бывала изредка, не любил Темик подолгу задерживаться в родном городке. «Трясина засосет», отшучивался он. А ей в суете мегаполиса не хватало и терпкого, сладковатого запаха липы, и чая, настоянного на листьях смородины, и волшебных закатов, и звенящей тишины…

Дошла очередь до «кладовки», так назывался чердак, который на протяжении нескольких десятилетий Сорокины забивали хламом и весьма в этом преуспели. Начала Марта с железного стеллажа. Потянула пакет с верхней полки, и к ее ногам бухнулась ободранная картонная коробка, заклеенная крест-накрест скотчем.

Внутри лежали пожелтевшие вырезки из старых газет, пустой портсигар с изображением императора Николая II, пара мужских рубашек и тетрадь в кожаном переплете. На обветшалой обложке прочла:

Дело о масонской ложе Белаго мопса

Липки

дело начато: сентябрь, 1916 г., окончено:

И в самом низу листа выведено размашистым почерком:

Составитель Гречъ Николай Николаевичъ

Сгорая от нетерпения, принялась читать. Повезло сказочно: чердак сухой, и тетрадь прекрасно сохранилась.

«Чем больше тайною окутана масонская ложа, тем сложнее доступ к ней. Чем строже оберегались масонские обряды и символы, тем меньше их доверяли перу и бумаге, передавали изустно. Тем мудреней кажется маневр, задуманный мной, с мистификацией. Да где наша не пропадала!

Ложей именовали само помещение, где происходили масонские собрания и тайные союзы братьев. Назывались по-разному. Масонским символом (ложа Пылающей Звезды). Именем святого и нравственным качеством (ложа Петра к Истине). Еще масоны жаловали мифологию, по сему могли назваться именем божества (ложа Изиды). Название ложи в честь животного, особенно собаки, – случай исключительный», – так начинались записи.

– Пап, – закричала Марта, сбегая по лестнице на первый этаж. – Ты случайно не знаешь, кто такой… – она снова взглянула на обложку, – Греч Николай Николаевич?

Легкий стук. По ступенькам запрыгал маленький блестящий предмет и замер у подножия лестницы. Это еще что? Марта нагнулась и с удивлением подняла кулон в виде мопса на серебряной цепочке. Чтобы не потерять, повесила песика себе на шею. Камешки на ошейнике царапнули грудь, ишь ты, собачонка кусается, не признает новую хозяйку.

– Марточка, что ты так шумишь? Ты же прекрасно знаешь, когда я работаю над рукописью, мне нужна абсолютная тишина… Греч? Случайно знаю. Журналист, известный своими громкими расследованиями конца девятнадцатого-начала двадцатого века. То махинации губернатора на чистую воду выведет, то внебрачного чернокожего младенца светской львицы отыщет, то аферу чиновника с казенными деньгами миру явит. Досужий был господин, всюду нос совал. Его колонку в московской газете («Речь», кажется, запамятовал уже) ждали со страхом и нетерпением. Кого он там отчихвостит в свежем выпуске?.. Еще под женским псевдонимом писал. В газетах печатали романы по главам, свежий выпуск – новая глава. Тоже спросом пользовался. И чем объясняется твой интерес?

– Я мусор на чердаке решила разобрать… – начала Марта.

– Не мусор, – с напускной суровостью перебил ее Сорокин-старший, – а нужные вещи, имеющие историческую ценность.

– Хорошо, – кивнула она, – нужные вещи. Нашла вот что. Откуда это у нас? – И она протянула ему свою находку.

Отец, нахмурив лоб, полистал старую тетрадь. К обложке с обратной стороны приклеили конверт, в котором лежали документы ушедшей эпохи.

Мятый железнодорожный билет до Липок в первом классе на 20 августа 1916 года.

Приглашение на плотной бумаге, украшенной виньеткой с голубыми розами:

«Желая, чтобы в празднестве сем все истинные масоны, на здешнем востоке находящиеся, приняли участие, высокопочтенная [нарисован квадратик] Белого мопса приглашает Вас присутствием своим украсить работы, кои начнутся в торжественной ложе никак не позже двух часов в полдень 25 февраля 1917 года. Имеем удовольствие приветствовать Вас. По велению Великой Мастрессы.

(Про квадратик Марта знала, так обозначали масонскую ложу.)

Карандашные изображения двух собачек-статуй (над каждой знак вопроса) на фоне графского особняка.

– Это мопсы из дома Потоцких. – Постучал отец пальцем по рисунку.

– Не видела, – призналась Марта, вглядываясь в тонкие штришки.

– Конечно, не видела, откуда ж? Графиня их в подвале припрятала перед своим отъездом, добрые люди помогли перенести. Под кучей хлама сберегла. Как ремонт господин Хорьков затеял, так и нашлись собачки. Целый репортаж по местному телевидению показали. А стояли они изначально внутри дома в оранжерее.

– В 1916-ом году акулу пера занесло в провинциальный, ничем не примечательный городок. И что он забыл у нас в Липках? – вздохнула Марта, рассматривая билет. Жалко, раньше проездные документы не были именными.

– Что забыл Греч в Липках – не знаю, а вот откуда взялась тетрадочка, припомнил. Соседка отдала, она дом на продажу готовила и нашла. Спрашивает – возьмешь или на помойку снести? Естественно, я все забрал. И вот еще что, репортер у ее родни комнаты снимал, – ответил отец, возвращая тетрадь.

Последняя запись обрывалась на полуслове:

«25.II.1917. Статья почти готова. О, предвкушаю волнение читателя! Как назвать? «Женская ложа без маски»? Или «Ложа Белого мопса во всей красе»? Что понравится досточтимой публике? Осталась маленькая, но важная деталь. Сегодня мопсихи проведут ритуал. Приглашен. В нетерпении. Мне выпала роль Хирама. Занятно, как сестры трактуют этот эпизод в своей ложе. Полюбопытствую, и можно возвращаться. Городок чудный, люди милейшие, но меня здесь боле ничего не держит».

– Хирам – это же строитель храма масонства, да? – неуверенно спросила Марта.

– Марточка, исследователю в области символизма стыдно не знать простых вещей, – мягко укорил отец. – Я к себе. Работать.

«Дело» так и осталось незавершенным, судя по обложке. Почему? Википедия знала ответ. Николай Николаевич Греч скончался 25 февраля 1917 года и был похоронен на кладбище в Липках. Что приключилось с сорокалетним писателем и журналистом – тайна даже для вездесущего интернета. Жалко, ни одной фотографии не нашлось в сети. Зато имелось кое-что о творчестве.

В газетных статьях Греча чувствовался пульс жизни, злободневный материал давал толчок к размышлению, вопросно-ответная форма изложения и эмоциональность задавали тон непринужденной беседы с читателем. Из-под его пера (под псевдонимом Нина Гречова) вышли романы о современной жизни «Роковой шаг», «Западня», написанные в форме женского дневника от первого лица. Читателей (в первую очередь читательниц) привлекали раскованность, стремление к духовному и сексуальному раскрепощению, ловко закрученная интрига. «Сны Агрипины», построенные на модной теории сновидений Фрейда, пользовались особым успехом. В «Петроградском листке» вышли первые главы «Дочери дьявола», но в связи со смертью Греча публикации прекратились.

На дне бумажной коробки лежали шейные платки, галстуки, ржавая бритва и помозок (смешная толстая кисточка), женский парик, пустая бутылочка от парфюма, ножницы и пилочки – мужчина явно уделял внимание своему внешнему виду. Со всеми этими вещицами совершенно не вязались кулон в виде мопса – явно дамский (неврученный подарок?) и парик.

И тут ее осенило, да это же знак свыше! А займётся-ка она музеем, нет, музейной комнатой, посвященной жизни в Липках известного журналиста и писателя Н. Н. Греча.

Глава 4

Утром Марта распахнула дверцу холодильника и печально вздохнула. Как обычно, шаром покати. Иногда ей казалось, что папа питался исключительно философским духом и горсточкой риса, по случаю праздника добавлялась веточка укропа.

И она направилась в магазин.

За время ее отсутствия Липки почти не изменились. Разве что у дома забор еще больше покосился, да вывеска «У Аннушки» – новая, криво прибитая – появилась над магазинной дверью. Марта вошла внутрь.

Лопасти вентилятора лениво гоняли душный воздух. Полноватая продавщица расставляла коробки с конфетами на верхней полке. Услышав звук дверного колокольчика, она обернулась. Прищурилась, изучая покупательницу. А потом радостно воскликнула:

– Марта, никак ты?

– Я, теть Ань, здравствуйте! Давайте помогу. – И она принялась подавать упаковки. Вдвоем управились быстро.

– Давненько ты в наших краях не была. Случилось что? – Женщина приобняла Марту. Девка хорошая, отзывчивая, и обалдую ее, Кольке, сколько раз помогала с уроками. Другие морду скорёжат, а Марта Сорокина совсем другая. Только скажи, сразу на помощь бросится.

– Мне работа нужна, очень, – закусив губу, призналась девушка.

– Да что они, с ума посходили в своих столицах, что ли! Такую девку и отпустили восвояси! – всплеснула руками тетя Аня. – Да этаких работниц днем с огнем не сыщешь. И ответственная, и умная, и порядочная…

Марта улыбнулась, тете Ане только бы рекомендательные письма писать.

– И Темка с тобой вернулся? – спросила настороженно.

– Нет… Мы с Артемом развелись. – Марта отвернулась к витрине с кашами. Для папы взять гречку, и хорошо бы сразу в пакетиках.

– Батюшки! Натворил что? Ах, обидел тебя! По глазам вижу. Вот негодяй! Так я и знала! – причитала тетя Аня.

– Скорее, мы разошлись во взглядах, – уклончиво ответила Марта.

– Как был телок, так телком и остался. Видала его давеча, мать навещал. Мямлит что-то, а! – махнула она рукой в пустоту. – Сдался тебе эдакий рохля! Получше себе найдешь. И покрасивше.

– Что в Липках нового? – Марта увела разговор подальше от болезненной темы.

– Через поле коттеджный поселок строится. Большой такой, говорят, там и школа будет, частная, для богатых. Вот тебе куда надо! Да ты у Михаила Петровича разузнай, – воодушевилась тетя Аня.

– Как он?

– Директор наш как дуб. Стареет, а корнями-то врос в землю, держится. Оболтусов воспитывает, а дети-то какие сейчас?! Оторви да выбрось. Только интернеты им подавай, учиться совсем не хотят!.. А, вот еще что случилося! Михаил Петрович навроде субботника устроил. Старую часть кладбища в порядок приводил с ребятнёй. Нашли какие-то железяки, оградка старинная, что ль. Мужики сразу смекнули – на металлолом пойдет, да Петрович стоял насмерть. Ценность, говорит, историческая. Руки убрали, ироды. И не отдал…

Марта кивнула, в этом весь Михаил Петрович.

– Еще чё у нас? Усадьбу починили, да видала уже, небось. Как ягодка стоит. Хорьков, мужик-то из наших, деньжищи свои не знает, куда девать, вот и тешится. Колька мой на него пашет, платит хорошо, – и, понизив голос, добавила: – Потоцкие объявились, из-за бугра прикатили. Жанна, вся из себя, ко мне носа и не кажет, в супермаркет таскается. (Заметила, напротив почты открыли? Сходи-ка, пока акция на тушенку не кончилась, возьми пару баночек. Пюрешечку сделаешь, и с отцом поедите. Нажористо выходит, Колька мой только так трескает.)

Марта обещала непременно заглянуть.

– О чем я? А! Потоцкая эта – чисто барыня. Фуагры разные да крабов ей подавай! Знакомая одна рассказала, на кассе в супермаркете сидит, так часто ее там видит. У нас-то что, у нас все по-простецки. – Тетя Аня поджала губы и обвела рукой свой магазинчик. – И старшая сестра Анжелика такая же. С местными разговаривают как с конюхами. Прислугу наняли, графья недобитые! Маньку нашу. Помнишь Маньку-то? Немая с рождения, так у ней ничё и не прознаешь. Ходит два раза в неделю барский дом убирать. Дом-то Потоцкие быстро поставили, за полгода, считай. Чего ж не поставить, коли деньги есть? На краю Липок участки давали, так они и взяли… Ну, а мать как? Звонит? Вот вам с отцом достается, – посокрушалась тетя Аня и достала из-под прилавка пряник: – Вам от меня гостинец. С чайком попьете.

Марта поблагодарила и ответила, стараясь не обращать внимания на осуждение в ее глазах:

– Счастлива. Звонит иногда. Да ничего, мы с папой сами справляемся.

Дальше разговор плавно перешел на погоду, жаркую и необычную для этого времени года.

Школьная калитка гостеприимно распахнута. Никаких постов охраны, камер и турникетов. Нет и толпы взволнованных родительниц, которые своими машинками перегородили тротуары. Школа ничуточки не изменилась. Уютное двухэтажное здание с темно-синей крышей и деревянными рамами. Взглянув на угловое окошко, Марта тихонько засмеялась.

Из этого самого окна на первом этаже выпрыгнул Топалов, потому как пока письмо Онегина наизусть не выучит, дороги домой ему нет. Ключ убрала в карман своей юбки. Ну он и сиганул, подвернул ногу и пропустил футбольный матч на школьном стадионе. Виновата во всем оказалась, конечно, Сорокина, а не его природная лень и врожденное упрямство…

Из дощатой пристройки послышался шум, и она, подойдя ближе, окликнула:

– Михаил Петрович! Вы здесь? Это я, Марта Сорокина.

Надтреснутый голос с недоверием переспросил из полумрака:

– Марточка, неужели ты?

В темноту входить Марта остерегалась, так и топталась на пороге. Когда-то Топалов запер ее в этом темном сарае, солнечный свет едва проникал сквозь плохо пригнанные доски. Минут двадцать просидела она взаперти, наблюдая за движением паучьих лапок по прозрачной паутине и колошматя по двери, пока ее не хватились одноклассницы и не выпустили из темницы. Телефон остался в плаще, сняла, чтобы не запачкаться. Желтый плащик прислала мама на день рождения, и этим подарком Марта очень дорожила.

Субботник. Ей понадобились грабли. Пришлось зайти в сарай. Вот тут-то за спиной раздался скрип заржавленных петель и смех противного, мстительного мальчишки. И все из-за чего? Сущей ерунды.

В школьном театре Топалову досталась роль Грея – высокий, худощавый, с огромными серыми глазами. Играть больше некому. Не Кольке же роль отдавать: упитанный, с конопушками на блинообразном лице, еще и гэкает. Топалов не горел желанием перевоплощаться в гриновского персонажа, тем более учить слова, и Марта немного поднажала, самую малость. В воспитательных целях. Как известно, искусство облагораживает. Договорилась с футбольным тренером, чтобы Топалова (на время, конечно) перевели в запасные игроки. Хотела как лучше, а получилось не очень. Это Марта сразу поняла, как только паучок пробежал по ее щеке и судорожный крик застрял в ее горле. В этом случае с искусством вышла промашка, не облагородило искусство. Наоборот, из Топалова поперло все противное, вредное, хотя особой противности и вредности за ним раньше не замечалось.

«Что ты везде лезешь, Сорокина? Что тебе вечно надо? Что ты ко мне домоталась со своим театром? – вопил Топалов, как только оказался на скамейке запасных и узнал, кому обязан своим счастьем. – Ну держись! Театра тебе захотелось? Будет тебе театр!»

Марта даже опешила от таких угроз и хотела отказаться от дополнительных занятий с отстающим учеником. Слабость была минутной. Она же не слабачка какая, вытянет Топалова, на твердую четверку вытянет…

Марта тряхнула головой, ее последний звонок давно отзвенел, а вот что помнится. Из двери, кряхтя, вышел мужчина в рабочем темно-синем халате. Чуть больше морщин на добром лице, чуть больше седины в смоляных волосах, чуть больше сутулости в некогда широко расправленных плечах.

– Марточка! Ушам своим не поверил, неужели ты! – заулыбался Михаил Петрович, вытирая руки тряпкой.

Как будто вчера разговор у них был.

Выпускной класс, начало учебного года. За окном легким золотом покрыты липы. В груди легкая, непонятная тоска. Второй год, как ушел Топалов из школы, говорят, поступил в строительный колледж, говорят, и бросить успел. Некому теперь обзываться и лягушек тоже некому подбрасывать в ее рюкзак, а на душе кошки скребутся. «Гормональная перестройка организма сопровождается резкими перепадами настроения и депрессией», эту фразу она из умных книжек выписала и перечитывала в минуты особых терзаний.

«Марточка, тебе обязательно поступать нужно на филологический в столицу», смотрел Михаил Петрович строго, не шутил.

О подобном Марта и мечтать не смела: «Там такой конкурс! Я не пройду», – шептала лучшая выпускница, прикладывая руки к трепетавшему сердцу.

«Пройдешь, обязательно пройдешь. Если цель себе поставишь, непременно добьешься. Ты еще вот такой кнопкой была. – И он отмерил ладонью метр от пола. – А уже точно знала, что нужно делать. Составь план занятий – и вперед, с песней!»

Хорошо, Марта его послушалась и подала заявление, каким-то чудом оказалась в конце списка приемной комиссии, но ведь прошла! А Темка следом увязался, по квоте проскочил…

– Ты только посмотри, какую красоту чуть на металлолом не стянули. Мы старую часть погоста с ребятками расчищали. Под жухлой листвой и старыми венками лежали три боковые грани от пирамидальной башни-навершия. Марта, да ты зайди! – директор сделал приглашающий жест рукой, зашел сам, в пристройке щелкнул выключатель, и яркий свет разрезал темноту.

Марта медлила, но неуёмный интерес победил, и, глотнув побольше свежего воздуха, она шагнула в тесное, заваленное до самого потолка помещение.

– Часовенка-надгробие в готическом стиле у нас в Липках?! – не поверила своим глазам Марта.

– Да, «Ангел под сенью» называется. Но ангела и след давно простыл. Улетел ангел-то, – усмехнулся Михаил Петрович, протирая проржавелую конструкцию строительной перчаткой.

Все поле остроконечного фронтона украшала ажурная резьба, в которой угадывались изображения. Она присела на корточки, чтобы получше их рассмотреть.

– Мужики помогали мешки с мусором вывозить – хвать и тоже в кузов! А сами обсуждают, куда подороже загнать можно. Для них-то что, ржавые железяки с какими-то дырками! Чугунолитейное изделие! Обрадовались легкой поживе! – Он погрозил пальцем. – Век девятнадцатый, не раньше! Что скажет специалист по символизму?

– Я не защитилась. – Марта фотографировала декоративные элементы на гранях. Полумесяц, розочки, глаз в центре треугольника и собачка, по очертаниям походившая на мопса.

Совсем недавно она видела рисунки этих масонских символов в старой тетради. «Чем строже оберегались масонские обряды и символы, тем меньше их доверяли перу и бумаге», – писал Греч.

– Это совсем неважно, знатоком становятся и без бумажек с печатями. Я в нашем музее фотокарточки нашел с часовенкой. Выйдем на свет, Марточка. – И он достал из кармана телефон.

На экране с трещиной («Пятиклашки беготню устроили, раздухарились. Мальчишки без умысла со стола смахнули, сам виноват, в классе телефон забыл», пояснил Михаил Петрович) появились изображения старых фотографий. Франтоватый мужчина, почтенное семейство с двумя детьми, молодая пара позировали на фоне изящного надгробия в форме пирамидки. Готическая часовенка была излюбленным местом фотосессий в дореволюционных Липках.

– Ангел под сенью на чьей могиле был? – уточнила она.

– Наверняка не сказать. Нашли около памятника Потоцкой. Еще до революции ставили, – пояснил директор.

Неужели графиня имела какое-то отношение к масонству? Нужно поскорее записи Греча дочитать.

– Я слышала, ее родственницы вернулись. Они в самом деле праправнучки Потоцкой?

– Документы не показывали, а меня отчесали, как потомственные графья. Я к ним сунулся, хотел в школу пригласить на встречу, чтобы детишки не забывали старину. Куда там. – Он развел руками.

Она спросила про Николая Греча, известно ли ему это имя.

– Конечно, слышал. Его журналистские расследования гремели на всю империю. А вот к нам попал в глубинку и сгинул. Так это он на карточке-то! – радостно откликнулся Михаил Петрович. Все та же Марта, его любимая ученица, интересуется историей родного края. Что бы ни говорили, не меняет столица людей, особенно таких цельных, как Марта Сорокина.

– Правда?! А можете его фотографию мне прислать? Я вот думаю музейную комнату открыть, посвященную пребыванию Греча в наших Липках. Что скажете, Михаил Петрович?

– Фотографию можно, только ты давай-ка сама, я в этих вещах не очень-то соображаю, – ответил он, протягивая свой телефон. – Дело хорошее задумала. Приходи, чем могу подсоблю. У меня комната пустует около кабинета музыки. Разобрать – и пользуйся на здоровье. И ребятки с удовольствием помогут.

Марта набрала побольше воздуха, выдохнула и спросила про самое важное.

– Михаил Петрович, а нет ли вакансии в школе? Я почти год в гимназии проработала. – Немного помедлив, добавила: – Мне работа нужна. Очень.

– Как же так, Марточка! Ты же в институте осталась, научную работу писала. – В голосе директора слышалось глубокое огорчение.

– Обстоятельства изменились… Из университета мне пришлось уйти. По личным причинам. А из гимназии уволили. – Опустив голову, призналась Марта. Не оправдала она надежд своего учителя.

Он сокрушенно покачал головой, за своих учеников болел всей душой.

– Ну и дураки, такими учителями разбрасываться. Таких литераторов еще поискать надо! А, пусть остаются с носом! Я бы с удовольствием, Марточка, но ставок нет… Знаешь что?! Неподалеку коттеджный поселок строится, там и больница, и магазин, и школа будут. Вот куда тебе надо! Ты поинтересуйся у Дмитрия Топалова на счет вакансий, он же строит. И сам сейчас в Липках, пока стройка идет. Помнишь Диму-то? Он с мамой в Липки перебрался, вы, кажется, в девятый класс пошли. Отчаянный такой молодой человек, характерный, без отца рос… – улыбнулся Михаил Петрович, и около его добрых глаз показались лучики морщин.

– Откуда строитель может знать про школу? – отмахнулась Марта.

– Ты не поняла. Дима руководит этим проектом. Гендиректор, так, кажется. – Он поскреб затылок.

– Кто? Топалов? Гендиректор?! – недоверчиво переспросила она.

– Возможно, и по-другому называется. Но главный точно Дмитрий. Наверняка и директора новой школы знает, по старой памяти словечко за тебя замолвит.

Вот еще! Не хватало к троечнику на работу проситься, подбородок Марты упрямо взметнулся вверх. На первое время запас есть, а дальше видно будет.

Вечером, сидя на тесной кухоньке, Марта распределяла дела по степени важности.

Первым пунктом значился вопрос с землей. Медлить нельзя, сроки поджимали – две недели. Марта приготовила необходимые документы и собралась прояснить это недоразумение как можно быстрее. Вот выложит свои бумажки на столе перед уполномоченным лицом и приготовится принимать извинения: так, мол, и так, просмотрели, разобрались, ошибочка вышла. Живите себе, граждане Сорокины, ни о чем не переживайте. Марта мило улыбнется и скажет: «Ну с кем не бывает! Хорошего дня!» – на этом и разойдутся, довольные друг другом.

Поиск работы – это второе. Ни к какому Топалову она с протянутой рукой не пойдет. Кто бы мог подумать, что человек, у которого в дневнике вечно все шиворот-навыворот (это сейчас электронные, а раньше на бумаге записи велись), руководит стройкой! И на этом рынке уже пять лет как плавает, не тонет, сообщил поисковик.

И третье. Записи Николая Греча. От занятного чтения Марта отвлеклась далеко за полночь. Журналист утверждал, что в Липках существовала масонская ложа Белого мопса, и входили в нее исключительно женщины. Основала ложу графиня Анна Потоцкая в 1890 году почти сразу после рождения ребенка. (Навершия с надгробия Анны она и рассматривала сегодня днем.) Ее дочь Ольга стала Великой Мастрессой после смерти матери и руководила ложей до своего поспешного отъезда за границу.

Поскольку масонские общества официально были запрещены, существовала ложа тайно. Греч приложил немало усилий, чтобы выйти на след масонок, и разыграл целое театральное представление, чтобы попасть в ложу, но об этом позже.

Марта сравнила фотографии на телефоне с зарисовками журналиста. Да, символы масонства.

Полумесяц – женское начало в виде серпа, смотрящего налево. Освещает путь блуждающих в сумерках, помогает выйти на путь истины.

Голубая роза – внутренняя гармония, выдержка и рассудительность. В ее подростковых воспоминаниях стену особняка Потоцкой украшала именно такая роза.

Шипы розы – решительность сестры в действии.

Мопс – мягкосердечие и преданность, внешнее добродушие.

Всевидящее око в треугольнике – женская способность духовного видения.

Она потянулась, разминая затекшую спину, и мечтательно закрыла глаза. Масоны ищут тайное знание и познают себя. Вот бы и ей стать одной из сестер. Прикоснуться к тайне. Познать смысл бытия. Ну или хотя бы разобраться, что делать со своей жизнью дальше. Жаль только, нет масонов больше. И она отправилась спать. Ночью ей снился огромный мопс, он улегся под дверью и не давал выйти из комнаты. Собачья шерсть отливала черным и напоминала жизненную полосу, из которой она никак не могла выбраться.

Глава 5

День не задался с самого утра.

В кабинет к чиновнику по имущественным и земельным отношениям прерваться не удалось.

– Афанасий Виленович занят! Когда освободится, не знаю. И вообще прием по записи. – Секретарша без особого интереса взглянула на просительницу поверх очков и продолжила невозмутимо стучать пальцем по клавиатуре.

Марта покосилась на дубовую дверь, из-за которой долетал приглушенный мужской смех. Смеялись двое.

– Хорошо, запишите меня. На какое число можно? – Марта приуныла, но делать нечего, придется действовать по заведенному порядку.

Секретарь поправила пепельную челку, нехотя вытянула из стопки журнал и полистала.

– Ну… Конец июня, двадцать восьмое устроит?

– Это же… это же больше месяца ждать, – оторопела Марта. – Мне нужно срочно.

Жаль, письмо куда-то подевалось. Сейчас бы показала его, и дело сразу сдвинулось с мертвой точки. Там же ясно про две недели сказано.

– Всем нужно, – равнодушно отозвалась референт, переводя взгляд на монитор. – Так что, записываться будете?

– Послушайте, я имею право на письменное обращение. И я не уйду, пока вы не примите мое заявление. – Марта хлопнула папку с документами на стол, и секретарша взглянула в лицо настырной посетительнице.

– Пишите, – обреченно сказала помощница крайне занятого Афанасия Виленовича, выкладывая перед Мартой чистый лист и ручку.

Марта обстоятельно изложила свое дело, приложила копии документов на собственность. Подождала, пока ее обращение зарегистрируют по всем правилам, попросила копию своего заявления с пометкой о регистрации и только после этого покинула приемную.

Дальше ее путь лежал в историко-литературный музей. Потратив впустую целый час на собеседование, она вышла из здания. И, чувствуя ужасную усталость, побрела в сторону супермаркета.

В новом магазине ей понравилось. Здесь работали кондиционеры. Прохладный воздух бодрил. Захотелось кисленького, какого-нибудь лимончика с минералкой. Брюнетка в белом брючном костюме выделялась из толпы обывателей. Высокая, худощавая с надменным выражением лица и синими, как льдинки, глазами. Мадам выбирала спиртное, и, судя по недовольному цоканью, выбор в сетевом магазине был так себе. Марта остановилась напротив, в овощном отделе, и внимательно изучала содержимое ящиков.

– Жанночка! Рада тебя видеть! – Эффектная шатенка поцеловала воздух около щеки знакомой.

Ярко-красные губы Жанны Потоцкой (Марта сразу поняла, что это именно она) растянулись в улыбке:

– Кариночка! Как поживаешь?.. Забыли про вино. Ты же знаешь, Анжелика пьет непременно красное к оленине. Пытаюсь что-нибудь подобрать, но где уж тут. Она и так не в духе. После ухода сама знаешь кого. Нам нужна еще одна сестра.

– Как я тебе сочувствую, моя дорогая, – в интонациях приятельницы слышалось сострадание.

– У тебя на примете никого нет? – с надеждой спросила Жанна Потоцкая.

Марта нагребла уже целый пакет морковки, только бы не привлекать к себе лишнего внимания и оставаться в зоне слышимости. Разговор выходил занятным. Сестрами или рождаются, или становятся после обряда посвящения. Неужели ложа Белого мопса не уснула?!

Карина надула губки:

– Нет. Фактура что надо, но такие дуры. Или умницы, но без слез не взглянешь.

– Скоро агапа, Анжелика требует представить ей новую сестру, а где ее найти? – понизив голос, жаловалась Потоцкая.

Агапа?! Агапой называлась масонская трапеза. У Марты внутри взорвался целый фейерверк. За ней уже образовалась очередь из двух человек, а она продолжала набивать второй пакет морковкой.

– Остается только объявление в газету дать. – Засмеялись обе и развернулись, чтобы уйти. Марта приготовилась следовать за ними, но налетела на преграду, так некстати возникшую на ее пути.

– Привет, почему сразу не сказала, что работу ищешь? – напротив стоял Топалов в графитовой рубашке, которая так удачно оттеняла цвет его глаз.

Откуда знает? Точно Михаил Петрович проболтался, судьбу любимой ученицы по доброте душевной устраивает.

– Я не…– Марта выглянула из-за его широкой спины, но загадочные незнакомки растворились среди стеллажей с продуктами.

– Если горит, давай пока в музей тебя пристрою. – В его тоне слышалась снисходительность.

Марта была категорически против, не хватало, чтобы Топалов влезал в ее дела, но он уже набрал чей-то номер.

– Максим Захарович? День добрый, это Топалов. Не отвлекаю? Нужно девушку одну к вам пристроить… Да, высшее.

Марта передумала влезать и стояла молча, скрестив руки на груди. Посмотрим, как сейчас самоуверенного типа по носу щелкнут. Пристроит он, как же! Только утром была у этого Максима Захаровича. Мест нет и не предвидится.

– Степень есть? Научные публикации? – спросил благодетель.

– Что? – она удивленно раскрыла глаза.

– Спрашивает, есть ли у тебя ученая степень, – пояснил Топалов для бестолковых, прикрыв ладонью трубку.

– Нет, – созналась Марта, потупив взгляд.

Он удивленно приподнял бровь и ответил собеседнику:

– В процессе. Да… Хорошо, завтра в десять. Спасибо, Максим Захарович… А как же! Строится домик, уже почти второй этаж закончили, хозяина ждет… Должны в срок уложиться… Всего хорошего.

– Ну как-то так, завтра в десять у директора музея. И документы свои захвати, оформляться будешь. – Топалов победоносно смотрел на бывшую одноклассницу.

От неожиданности она растерялась:

– Как?! Как тебе это удалось?! Я была у него сегодня. Только что… а теперь…

Топалов усмехнулся:

– Самое главное в жизни – это уметь договариваться и заводить связи. А не зубрить стишки.

– Да что ты говоришь?! – Марта наконец-то взяла себя в руки, саркастическая улыбка искривила ее рот.

– Да, Сорока, именно так, и тебе придется это признать, – белозубо оскалился переговорщик.

– Договариваться и воровать?! Рука руку моет? На какие шиши ты строишь, гендиректор, или как там тебя? – Вчера Марта (совершенно случайно) открыла сайт застройщика и поразилась топаловскому размаху.

– А, узнала все-таки? Дорого бы я дал, чтобы видеть, как твое лицо вытягивается при этом известии. Эх, такое зрелище пропустил! Не беспокойся, ни копейки не украл. Беру кредиты, вкладываю, вкалываю, получаю прибыль, возвращаю долги. И коттеджный поселок строю по такой же схеме. Страшно представить, что ты там себе нафантазировала…

– Знаешь что, Топалов? – резко перебила она. – Никуда я завтра не пойду, отменяй встречу. Я сама найду работу и сделаю это без твоей протекции.

– Что ты хорохоришься, Сорокина? Такие, как ты, всегда будут зависеть от таких, как я, – самодовольно закончил он.

– Знаешь что… знаешь что. – Марта в бессилии сжала руки в кулаки.

– Что? Процитируешь классика, чтобы морально уничтожить противника? – Он ухмыльнулся. – И что там с твоей степенью, я чего-то не понял.

Внутри поднималось забытое приятное чувство. Сорокина разозлилась, и он, как и в школьные годы, получил небольшое моральное удовольствие от ее злости. Как тогда, с ведром, содержимое которого ненароком вылилось на Мартину голову. Генеральная уборка класса, конец четверти, нужно набрать чистой воды. А грязную, после мытья полов, куда девать? Не на первый этаж тащиться, а на втором – туалет на ремонте. Окно распахнуто, а под ним одноклассница в желтом плащике. Идет себе, в книжку уткнулась, ничего не замечает. По сторонам смотреть надо, так и под машину недолго угодить. Или велосипед. Как Сорокина завизжала!

Даже стишок вспомнился, который он проорал на весь школьный двор, свесившись с подоконника:

Две капли брызнули в стекло,

От лип душистым медом тянет,

И что-то к саду подошло,

По свежим листьям барабанит…2

Маму в школу вызвали из-за хулиганского поведения, зато за успехи по литературе похвалили, исправляется потихоньку балбес…

Марта Сорокина развернулась и выбежала из магазина. И тут улыбка медленно сползала с его лица. Брови нахмурились. На плиточном полу блеснула серебристая змейка. Оглянувшись по сторонам, нагнулся, подобрал. На ладони лежала цепочка с кулоном в виде мопса. Глазки, носик и ушки из черных камушков, тельце из желтых, ошейник обрамлен белыми. Невероятно, но из-за такой же собачонки Дмитрию Топалову пришлось изменить свой привычной образ жизни, переселиться в старый мамин домик и изображать тотальный контроль над строительным объектом. Команда у него что надо, проверенная, не первый проект вместе.

На цепочке разошелся замочек, потому мопсик свалился с ее шеи да прям к Димоновым ногам. Откуда у бывшей одноклассницы такая вещица? За спиной Марты закрылись автоматические двери, но догонять ее он не спешил. Почему – при ее патологической честности – соврала про свои ученые регалии? Скрыла, что сидит без работы? Сорокина, ты полна сюрпризов!

Топалов оплатил содержимое Мартиной тележки, это ж надо столько морковки нагрести. Кроликами, что ли, обзавелась? И на правах соседа решил довезти покупки до дома.

Глава 6

К Сорокиным попал не сразу, надо было кое-какие дела утрясти. Когда добрался до ее дома, то застал преинтересную картину. Рядом с калиткой припарковалась ярко-желтая Тойота, около нее прыгал какой-то пижон с зачесанными назад волосами. Тонкая оправа, козлиная бородка и красный пиджак изменили внешность бывшего одноклассника, потому-то Топалов не сразу и признал в гламурном мальчике Артема, избранника Марты. Что она в нем только нашла? Топалов вытащил пакеты из своей машины и тихонько прикрыл дверь, чтобы не хлопнула. Зря беспокоился. Встреча супругов проходила на повышенных тонах, на него даже не посмотрели.

– Марта, ты не можешь все взять и бросить!

Топалов скривился, уже и подзабыл, какой голос у однокашника –тоненький, писклявый.

– Что случилось на этот раз, Тем? – плохо скрывая раздражение, спросила Марта.

– Мы погорячились, не надо было тебе уходить с кафедры… И от меня. Я и ты – одна команда. У нас так хорошо получалось, – зачастил супруг.

– У нас?! – взорвалась Марта, и Топалов сразу насторожился. Темнит что-то Сорокина, не договаривает.

– Хорошо, у тебя, – заискивающе протянул Артем. – Ты не дописала статью, а без нее нельзя отчитаться по гранту.

Марта примолкла, произвела в уме подсчеты. Потом громко рассмеялась, но в ее смехе слышалась только обида.

– Ну конечно, год прошел, пора статью в международное издательство отправлять. А статьи-то и нет, да, Тем? Не пишется? – притворно удивилась она. – Ты поэтому примчался?

– Ты трубку не берешь. Марта, помоги, что тебе стоит? Я идейки накидаю, а ты, как обычно, быстренько разовьешь. Ну пожааалуйста, Марточка. – Артем сложил молитвенно руки, только что слезу не пустил.

Марта молчала, и Тема продолжил скулить дальше:

– У меня и сердечко пошаливает. И кашель долго не проходит. – Он натужно закашлялся, показывая свое ужасное состояние.

– Давай сам. Попробуй сделать что-то сам. Хоть раз в жизни. А от кашля хорошо липовый мед помогает.

После Мартиных слов кашель прекратился и без меда.

– А как же я? Ты меня бросаешь?! В такой жуткой, безвыходной ситуации. Разумеется, я мог бы и сам, но у меня дела, отчеты разные, заседания, я человек занятой, светило отечественной науки… Сорокина, ты – жестокая, бессердечная особа! Как я в тебе ошибался! Такие, как ты…– он осекся, заметив приближающегося Топалова.

– Здрасьте! Дико извиняюсь, что прерываю вашу семейную идиллию, я тут продукты привез. – И по-хозяйски потопал в дом, задев по пути Артема шуршащими пакетами.

– Это еще кто? – Тема ошарашенно смотрел в широкую спину незваного гостя.

– Дима Топалов. Не узнал? – Марта мягко оттеснила бывшего мужа в сторону, чтобы можно было закрыть калитку.

– А, так ты променяла меня и науку вот на этого неудачника и хулигана? – завопил Тема на весь Липовый переулок. В кабинете захлопнулась форточка: отца отвлекли от работы.

Марта устало вздохнула.

– Сцен только не надо. Тебе напомнить про лаборантку Леночку? Думай что хочешь, а ко мне больше не приставай.

– Вот, значит, как! Да ты еще прибежишь обратно! Проситься будешь! Что тебе в этом болоте делать? – горячился Артем.

– Выть, как собака Баскервилей, – отрезала Марта и повернула вертушок на дверке.

Первой шевельнулась жалость (в книжках это чувство называлось красивым словом «сострадание»). Потом – раздражение (почему он такой назойливый, никак не отстанет, знает ведь, что ей сложно отказывать людям). Затем добавилась досада на саму себя (сколько можно терпеть подобные кривляния?). И нисколечко тепла. Подумать только, когда-то она хотела свить семейное гнездышко с этим совершенно чужим для нее человеком.

Качели в саду поскрипывали, на них вольготно устроился Топалов. Вытянулся во весь рост, даже подушечку под голову подложил. Судя по его довольной физиономии, он все прекрасно слышал.

– Хорошая у тебя семья, Сорокина. Прям завидую.

– Завидуй молча. И так тошно, – тихо ответила Марта, на споры с ним сил совсем не осталось. День суматошный и абсолютно пустой.

– Одного понять не могу, Сорокина. Что могла найти в этом сопляке такая перфекционистка, как ты? Темик всегда слабаком был, любил на ком-нибудь подъехать. Так и учился, подавит на жалость – дрогнет суровое сердце училки, и оценочку хорошую поставят. Как так получилось, что этот прилипала защитился, а ты нет?

Марта устало прикрыла лицо руками. Топалов очень точно подметил ее чувства: жалость и желание опекать. Когда-то ей казалось, что это и есть любовь.

– На, у тебя в магазине выпало. – Он сел на качели и вытащил из кармана кулон.

– Спасибо. – Она и не заметила пропажу.

– Я замочек подправил. Занятная собачка. Ювелир сказал, конец девятнадцатого века примерно. И откуда у тебя такое сокровище? – небрежно спросил он, внимательно всматриваясь в ее лицо.

– Она не моя. Разбирала коробку со старыми вещами и нашла. Мопсик принадлежал журналисту и писателю Николаю Гречу, он недолго жил в Липках. Хочу музейную комнату в память о нем открыть, Михаил Петрович обещал с помещением помочь, – ответила она, застегивая цепочку и пряча кулон под футболкой.

Топалов расхохотался:

– В жизни не слышал более бесполезной идеи. С чувством юмора у тебя всегда было не очень, Сорокина. Кому сдался твой музей? Еще и в Липках? Еще и никому не известного журналиста?

– Известного, – оскорбилась Марта за знаменитость. – Если бы некоторые интересовались краеведением, то знали, что Греч – личность знаменитая, а в Липках он провел последние дни своей жизни.

– И что в нем такого примечательного? Ну журналист-писатель, ну жил здесь, пока с тоски не помер. – Топалову определенно нравилось дразнить Сорокину, кончик ее носа так забавно подрагивал, когда она злилась.

– Греч занимался разоблачениями и приехал в Липки не просто так. Он наблюдал за масонской ложей Белого мопса, которую тайно держала графиня Потоцкая. Мне кажется, ложа существует и сейчас. Я в магазине случайно услышала разговор Жанны Потоцкой с одной из сестер. Как думаешь, можно стать масоном? – внезапно выдала Марта. Не хотела говорить, само вырвалось. Было что-то такое в выражении его глаз.

– А тебе зачем? – Дмитрий Топалов потрясенно смотрел на Сорокину.

– Ну как ты не понимаешь? Тайна, сакральное знание, доступное избранным, возможность познать себя. Хотя масоны и говорили про равенство, женщины не допускались в масонские ордены. Объяснение обычаю в масонской песне: «Жаль, что прекрасный взор может сделать в нас раздор». Женская ложа – редкость. Я бы даже сказала, исключение. Поэтому мне очень-очень нужно попасть в ложу Белого мопса! Если она и вправду существует. – И не в силах справиться с воодушевлением, вскочила, закружилась по саду.

– По мне, так обыкновенные мошенницы, которые прикрываются красивыми фразами, а другие… – Он заметил, как на ее щеках разгорался румянец. В свое время с таким же энтузиазмом она вещала ему про подвиг жен декабристов.

– Давай договаривай. Что другие? Другие дуры верят? А я докажу тебе, что это не так! Есть люди, для которых важно духовное развитие. Именно поэтому они объединяются. Бывало, масонами становились люди, которые искали в собраниях выгодных знакомств и богатства. Но сотни масонов искренне верили, что посвящение дарует сверхчеловеческую силу над природой и высшее знание. Чем выше масон понимался по лестнице степеней, тем ближе он становился к тайне…

Марта говорила и говорила про духовный рост, саморазвитие и тайные символы, а Топалов зачарованно слушал. Ни разу даже рта не открыл, пусть дальше чушь несет.

Как же ему повезло! Даже голова закружилась от такой удачи. Нашел именно ту женщину, которая так ему нужна. Вот он, ключик для решения его проблемы, к которой он никак не мог подступиться. Осталось произвести впечатление на девушку и расположить ее к себе, обычно – как два пальца об асфальт. Только вот речь шла о Марте Сорокиной.

– Спорим, что твоя ложа – это развод, прикрытый красивой мишурой? – Топалов неспешно протянул руку к ее шее и, подцепив пальцем, вытащил цепочку с кулоном из-под ворота футболки.

– Спорим! – Марты выдернула песика из его лапищи, внутренне ликуя. Во-первых, она докажет этому прагматику, который напрочь лишен веры в идеалы, что нравственные принципы и духовные искания что-то значат в жизни. А во-вторых, использует топаловскую удаль по своему усмотрению. Вон, какая детина вымахала, и не скажешь, что когда-то амплуа стройного сероглазого принца на себя примерял.

Греч описал масонский тайник, к которому не смог подобраться. Вдруг ей повезет больше? Только вот открыть механизм хрупкой Марте самой не под силу, нужен помощник. К кому обратиться с такой деликатной просьбой? А тут сам Топалов со своим пари, вот фантастическое везение!

Глава 7

Как же заявить о своем желании стать сестрой ложи? В записях Греча имелась кое-какая информация, но Марта нутром чуяла: не то, устаревшие сведения.

«Ложа, определенная для заседания сестер, светла и просторна. Ея убирали золотым сукном и лазурным шелком. Широко распахивались врата перед неофитом, алчущим просветления и воздвижения своего внутреннего храма на фундаменте женской мудрости и красоты. Но пропуск в ложу Белаго мопса строг. Врата отворяются лишь перед тем искальцем, кто может сказать: я есмь женщина. Посему пришлось мне переодеться в женския одежды».

Николай Николаевич Греч, обрядившись в роскошное женское платье и парик, припудрив личико, свел тесную дружбу с графиней Лугиной (она давно состояла в ложе). Заручился ее рекомендацией и через ее же посредничество подал просьбу Мастрессе: «Баронесса Гречова Нина Николаевна возымела настоятельное желание соделаться членом ложи Белаго мопса, изъявила согласие следовать масонским уставам».

Греч пару дней поломал голову, стоит ли упоминать о финансовом благополучии госпожи Гречовой или же намекнуть на стесненные обстоятельства. Решил, что деньги мало кто презирает и много кто любит. И перевоплотился в светскую даму, которая изнывала от тоски, разбиралась в живописи на любительском уровне и ни в чем себе не отказывала. Баронесса прикатила из Великого княжества Финляндского, где недавно проводила в последний путь престарелого супруга. По поводу кончины благоверного Гречовой журналист подпустил зловеще-загадочного тумана. Вроде и несчастный случай, но это с какой стороны посмотреть, почему-то восьмидесятилетний молодожен преставился, как испил по утру своей любимой клюквенной настойки. Расчет оказался верным: то ли приличное состояние, полученное в наследство от барона, то ли дымка таинственности вызывали интерес мопсих к баронессе, и врата ложи распахнулись перед Гречовой.

«Просьба вручалась Мастрессе не с глазу на глаз, а в присутствии сестер. В конце встречи обносили кружку-предлагательницу, куда посредница опускала просьбу. Все заявления читались во всеуслышание. Если случалась просьба профана быть посвященным в таинства масонства, то его имя писалось мелом на дощечке и выставлялось в зал ложи, где и оставалось на виду две недели. Сестры «вынюхивали» информацию о нравственных, гражданских и семейных добродетелях баронессы Гречовой в течение этих двух недель, но без особого успеха», – писал Греч.

Конечно, никаких сведений, порочащих репутацию баронессы, мопсихи нарыть не смогли по простой причине: Нины Николаевны Гречовой, состоятельной вдовы из Великого княжества Финляндского, не существовало. А интернета с соцсетями, на счастье предприимчивого Греча, еще не изобрели.

Затем следовала баллотировка. При наличии трех черных шаров обычно в приеме отказывалось. Даже один черный шар мог отдалить прием в ложу. Если заявленная причина считалась незначительной, то Мастресса своей властью могла черный шар «обелить». Мопсихи безоговорочно одобрили кандидатуру баронессы. Глава ложи допускала Гречову к испытанию, с которым та справилась блестяще. Пустяковое задание для Греча, вхожего в высшее общество. Всего-то и надо было подготовить список фамилий холостых питерских толстосумов-коллекционеров и указать их слабые места (выпивка, женщины, мотовство или игромания).

Посвящение Нины Гречовой в первую степень ложи Белого мопса случилось в начале февраля, дело шло как по маслу. Греч довольно потирал руки и посмеивался, предвкушая головокружительный успех. В первых числах марта «Речь» опубликует очередное блестящее разоблачение, основанное на выверенных фактах и пикантных деталях. Публика, падкая на сенсации, зарукоплещет, воскликнет: «Ай да Греч, ай да сукин сын!» Статья на целую полосу о мопсихах из Липок, пожалуй, затмит собой даже скандальную публикацию о губернаторских злодеяниях Кривцова. Сама Потоцкая – женщина фактурная, увлеченная мистицизмом и способная увлечь за собой других, – так и просилась главной героиней на страницы нового романа о нравах современного общества. Уже и название придумал «Дочь дьявола», пару глав написал.

Но амбициозным планам Греча не суждено было сбыться. В первые весенние дни в газете «Речь» появился некролог, в котором сообщалось о скоропостижной кончине известного журналиста и писателя Н. Н. Греча.

Не то чтобы Марта Сорокина не делала никаких попыток сблизиться с ложей. Конечно, делала. Но выходило всё как-то несуразно или вовсе жалко.

Столкнулась с Жанны Потоцкой в том же супермаркете, стояла за ней в очереди. Кассир спросила у той карту магазина, у Потоцкой не оказалось. Марта с готовностью протянула свою. Потомственная графиня властным жестом пресекла все Мартины благие намерения, процедила сквозь зубы: «Не стоит». Да если бы и приняла Потоцкая незначительную услугу, как после этого в ложу проситься? «Скидки сегодня хорошие на помидорки, заметили? А не могли бы вы принять меня в масонскую ложу?»

Второй раз Жанна повстречалась по пути на остановку. Глинистый участок размыло дождем, и колесо ее автомобиля застряло в колее. Машина буксовала, но не трогалась с места. Потоцкая выбралась из салона, разразилась отборным матом и со злостью пнула по колесу. Марта распрощалась со своими беленькими, пару раз надеванными кроссовочками и предложила свою помощь.

– Да чем вы здесь поможете? Тут примитивная мужская сила нужна, – ухмыльнулась Жанна. – А вот и она. Не густо, но сгодится. – И на ее лице засияла обворожительная улыбка, она изящно взмахнула рукой:

– Как вы вовремя, мальчики!

Рядом остановился видавший виды Опель, из него выскочили двое мужчин лет пятидесяти. Жанна кокетливо пожала плечиком, поправила каре и засмеялась каким-то особенным грудным смехом.

Дело продвигалась, но медленно. Помощники, упершись руками в багажник, толкали машину. Мотор ревел, из-под колес вылетали ошметки грязи и осаживались на одежде спасателей. Досталось и любопытной зрительнице: на щеку Марты шмякнулся комочек, и она отпрыгнула подальше от дороги. Посовещавшись, один приволок домкрат, а второй ломанул в рощицу с пилой и вернулся с охапкой сухих веток. Процесс ускорился. Приподняв кузов, мужчины забрасывали спиленные сучья под колеса. Особенно активничал мужичок с черными усами-щеточками, одетый в джинсовую жилетку с кучей карманов. Он даже пожертвовал своим автомобильным ковриком, бросив его под колесо Жаниной машины. Сама владелица застрявшего транспортного средства взирала на манипуляции снисходительно.

Наконец машина выбралась из грязевой ловушки. Жанна снова лучезарно улыбнулась, поблагодарила своих спасителей и собралась было уезжать. Усатый придержал водительскую дверь, не давая ей закрыться полностью. И, протирая тряпкой грязные руки, попросил телефончик. Жанна на секунду закусила ярко-красную губу, прищурила холодные синие глаза и быстро продиктовала цифры. Пока он по памяти вбивал номер в свой мобильник, Потоцкая захлопнула дверь и умчалась.

«Набранный вами номер не существует», – донесся до Марты механический голос из телефонного аппарата, включенного на громкую связь.

Усатый чертыхнулся и под оглушительный гогот знакомого принялся отчищать свой автомобильный коврик от грязи. А Марта вздохнула и побрела дальше. Сведешь тут близкое знакомство с масонами, как же… Если только открыть тайник в бронзовом мопсе и вернуть сокровище хозяйкам. Глядишь, и повод для общения найдется. Осталось только подобраться к тайнику поближе.

Марта прогуливалась вдоль кованого забора, сквозь решетку виднелись сосны, можжевельники и дом, соединенный с флигелем через полукруглые галереи.

С террасы спускалась широкая лестница, по бокам которой замерли бронзовые мопсы. Сторожат хозяйский покой, как и век назад. Марта вцепилась руками в металлические прутья ограды и приподнялась на носочки. Как бы к ним поближе подобраться?

По периметру участка были понатыканы камеры, которые Марта сразу и не заметила. Лязгнул замок, и из калитки вывалился бритый под ноль детина – черный костюм, белая рубашка, кобура на боку, гарнитура в ухе – словом, служба безопасности солидного человека.

– Гражданочка, че надо? – грубый окрик испугал зазевавшуюся Марту.

Она нервно сглотнула, вид у бритоголового был слабо вменяемый. Сейчас как схватит ее, как потащит к большому боссу, как замучает вопросами: почему отирается у забора, что выискивает. Разбираться долго не будет.

– Я… я… выросла в этих местах… Помню, здесь одни развалины были. А теперь… теперь…

– Марта! Сорока! Ты, что ли! – И он так хватил Марту по плечу, что та покачнулась. – Не узнаешь? Колян Брутко! Ну, вспомнила?

Из дальних уголков памяти вылезло блинообразное лицо с конопушками и щербатой улыбкой. Кусочек переднего зуба был героически потерян во время сражения в школьной столовке, Топалов только перевелся в их школу, и парни делили территорию, выясняя, кто круче.

– Вспомнила. – Она закивала. Тетя Аня говорила, что ее сын работает у Хорькова.

– Я вот тут, у Трофимыча. Видала, как отстроился? Я б показал, да не могу. – И он покосился на камеру на столбе. – У шефа с дисциплиной строго. Сама как? Слышал, в столице? И в шоколаде?

– В шоколаде, только горьком… Коля, а вот те скульптуры, нельзя ли… – начала Марта, показывая в сторону крыльца.

– Че? – нахмурился Брутко, в прошлом тоже троечник, только в отличие от Топалова, тугодумный и с ограниченным кругозором.

– Собачки у лестницы… я бы…

Внезапно он грубовато оттер Марту в сторону и вытянулся в струнку. К дому подъезжал черный Инфинити.

– Алинку, хозяйскую дочку привезли, – сквозь зубы процедил он и нажал кнопку на пульте. Ворота медленно откатились в сторону.

Автомобиль, сияя начищенными боками на солнце, важно въехал во двор и остановился напротив лестницы. Из машины выскочила угловатая, худенькая девчонка и, перепрыгивая через ступеньки, побежала в дом.

На этом представление для Марты закончилось, ворота закрывались прямо перед ее носом, отсекая и лужайку, и мопсов, и Брутко, застывшего живой статуей около будки охранника. Как же ей попасть к масонским собакам?

– Вынюхиваешшшь? – раздалось прямо над ухом, и Марта подпрыгнула от испуга.

– Топалов! Так и умереть от страха можно!

Рядом стоял бывший одноклассник и попивал водичку из бутылочки. Судя по спортивным шортам, майке с пятнами пота и ярко-зеленым кроссовкам, Топалов увлекся бегом.

– Спортом занимаешься? Правильно, улепетывать придется, когда все твои махинации со стройкой обнаружатся, – позлорадствовала Марта, его объяснениям она ни на секунду не поверила.

– Сорокина, раньше ты злой не была. Нудной – да, со своими правилами из книжек…

– Ты знаешь, что Коля Брутко здесь работает? – перебила она его.

– Знаю. И что дальше? – Он сжал пустую пластиковую бутылку, и Марта поежилась от неприятного хруста.

– Я хотела через Колю подобраться к мопсам, но не вышло. На территорию он пустить меня не может… Вот же они, рядом совсем.

Марта призналась ему, что масонский тайник находится в одной из статуй. Сказала намеренно, посмотреть на реакцию. Топалов тут же предложил свою посильную помощь. С помощником не ошиблась, энтузиазма хоть отбавляй.

– Смотрю, ты закусила удила. – Он насмешливо разглядывал ее. Все-таки его расчет на пари оказался верным, втянулась Марта в игру, не отступится, пока не войдет в эту чертову ложу.

– Ну как же ты не понимаешь? Тайник – моя единственная возможность попасть в масонский орден. Мог бы и помочь. – Она показала в сторону бронзовых собак.

– Ты и сама прекрасно справляешься. Даже до своего излюбленного приемчика не дошла. Не завидую я Кольке в этом случае! – притворно заохал Топалов.

– Какого приемчика? – удивилась Марта.

– Болевой прием. Поэма в стихах. «Мцыри» какой-нибудь. Или «Горе от ума». Как зарядишь – сразу наповал сшибает. Сбежать от тебя через пять минут хочется или сделать все, что потребуешь, только бы пытка прекратилась. Проверено на себе. – Он провел указательным пальцем по своему горлу.

– «Горе от ума» – это комедия в стихах. – Она покачала головой, случай безнадежный.

– Ну в стихах же. Поэма, комедия – да по фигу, какая разница? – Он бросил пустую бутылку в урну, но промахнулся

– Огромная! – Она машинально подняла ее и отправила в контейнер.

– Ладно, Сорокина, – перебил ее Топалов. – Потом лекции свои почитаешь. Мысли дельные есть, как к мопсам думаешь подобраться?

Марта молчала. Топалов смотрел в сторону дома, легонечко посвистывал.

– У Хорькова дочь собирается поступать на журналистику в следующем году. Он как раз репетитора ищет. Опасается, что не всё могут денежки сделать. Надо девчонку на творческий конкурс натаскать.

– Ты-то откуда знаешь? И на конкурс не «натаскивают», к таким испытаниям готовятся…

– Да ладно тебе, будь проще. И люди, как говорится, потянутся, – отмахнулся он от Мартиных причитаний. – Откуда знаю? «Откуда дровишки? Из лесу, вестимо». Да ну тебя, Сорокина, ты как кислота, мозг разъедаешь, уже стихами заговорил. Работа у меня такая, всё про всех знать. Так что, звоню нуворишу? Корона не упадет с головы, если с моей подачи репетиторшей заделаешься?

– Чья корона? – Захлопала пушистыми ресницами Марта.

– Твоя, разумеется. – Топалов набрал номер и предостерегающе поднял указательный палец, чтобы Марта, как обычно, не начала нудеть.

– Алексей Трофимыч, приветствую. Я для вашей Алины репетитора нашел… Не просто хороший. Превосходный! Из столичного вуза. Сорокина Марта Евгеньевна. В Липках пока живет. График у нее плотный, но для вас местечко найдется. Когда начать? – Он посмотрел на Марту, но та лишь беспомощно пожала плечами. – Да хоть завтра. Расценки, само собой, столичные… Всего хорошего.

– Ну вот, Сорокина Марта Евгеньевна. Завтра в пять двери этого особняка гостеприимно распахнутся перед вами. – И Топалов сделал дурашливый поклон.

– Дима, как это неправильно, – медлила Марта.

– Ну что опять, Сорокина? Что неправильно? Твоя литература хоть на что-то дельное сгодится. Алинке нужно поступить – ты поможешь. Заодно в доме осмотришься, тайники своих масонов искать будешь. Между прочим, к Хорькову не так-то просто попасть. У него легкая паранойя по поводу своей безопасности. Или ты боишься мне проспорить? – Он иронично взглянул на нее.

– Ничего я не боюсь! С чего это ты взял? Я попаду в ложу и докажу тебе свою правоту, потому что саморазвитие… – Марта встала руки в боки, но спорить с ней благодетель и не собирался. Развернулся и побежал легкой трусцой в сторону своего дома. Спортсмен выискался. Хотя Топалов ничего не делал просто так, тоже для дела какого-нибудь.

Глава 8

Марта нажала кнопку на металлическом коробке около калитки, представилась. Дежурил другой охранник, не Брутко. Маленькие, близко посаженные глазки прошлись по Марте, задержались на сумочке. Стало неуютно, как будто ее заведомо подозревали в чем-то нехорошем. Он помахал черной палочкой около ее груди и бедер. Пискнуло.