Часть 1. Главы 1-14
«Между нами десять тысяч километров,
всё туманы, перегоны, да дожди,
сотни белых облаков, да стаи ветров,
но я скоро приеду. Подожди.»
ПРОЛОГ.
Под наплывами ветра вода кружилась, вырисовывая замысловатые круги, на мгновение замирала и, набирая скорость, неслась дальше вниз по течению реки. Он стоял один, на набережной и, слегка ёжась от уже очень холодного, настоящего зимнего ветра, вспоминал тот теплый апрельский вечер, когда она была рядом, когда они вместе стояли здесь же, очарованные друг другом, весной, неизвестностью и предчувствием чего- то неизбежного.
Глава 1.
Уральск. 1990 год.
«– Идем, ну, идем завтра в гости! Что ты будешь сидеть дома? В конце концов, мне обещали найти мужа! Пойдем!!!» – тихий и вкрадчивый голос подруги в телефонной трубке звучал умоляюще. С одной стороны, идти никуда не хотелось. С другой – интуиция подсказывала, что оставаться дома – означало бы совершить ошибку. «Почему?» – задавала себе один и тот же вопрос Аня. Как правило, шестое чувство ее никогда не подводило.
Идти предстояло в общежитие военного училища. Это, собственно говоря, и останавливало. Здание училища было огромным, располагалось на берегу реки, при въезде в город и производило достаточно сильное впечатление. Зимой оно, как бы, утопало в снежных кружевах, которыми покрывались, окружавшие его деревья, а летом пряталось за их роскошными кронами. Внизу, у подножия, этого огромного комплекса, соединенных между собой, корпусов, протянулась набережная. Здесь тоже все менялось в зависимости от времени года. Весной и летом гуляли студентки в надежде обратить на себя внимание курсантов, молодые мамы с колясками, интеллигентные пожилые пары. Ближе к зиме – мамы с детками перебирались к домам и снежным горкам, пожилые пары предпочитали тепло домашнего очага свирепому уральскому ветру, а студентки – вечера в клубе всё того же училища. Билеты на такие вечера раздавались и раскупались заранее, проходили они обычно по пятницам и субботам, когда ни девушкам, ни их настоящим и будущим друзьям не нужно было думать об учебе. Контингент потенциальных боевых подруг от пятницы к пятнице принципиально не менялся – он был известен всем, носил название «Золотого фонда училища» и особого внимания не привлекал. Другое дело те, кто приходил время от времени и уж совсем особым вниманием пользовались те, кто приходил впервые.
Аня не могла отнести себя ни к первым, ни ко вторым, ни к третьим. Причиной тому было то, что лет шесть назад, когда она училась в школе, сестра ее познакомилась с одним из представителей сильной профессии. Молодой человек очаровал всех и, как это ни печально, исчез, а Анна, переживая за сестру, приняла бесповоротное решение (а решения ее всегда носили именно такой характер)– никогда не знакомиться с военными. Так, она стоически держала обет весь первый курс своей учебы в педагогическом, и второй, и третий. На четвертом – однокурсницы начали крутить романы налево и направо, отыскивать будущих мужей – процесс пошел столь неукротимо быстро, что приверженке лиц гражданских специальностей, не удалось устоять перед соблазном и дважды, за компанию, она все же посетила вышеупомянутое учебное заведение. И вот сейчас, лежа в теплой постели и кутаясь, даже дома, от декабрьского мороза, она подумала: «Почему бы нет?». Решение было принято. Вечером следующего дня Аня первый раз отправилась в святая святых для большинства девушек того времени, жаждущих разделить, в чем-то легкую, в чем – то тяжелую, жизнь военного – курсантское общежитие, которое находилось здесь же, неподалеку от основного комплекса зданий.
Общежитие, в отличие от основных корпусов, было построено позже, выглядело гораздо современнее и славилось своими умопомрачительными лабиринтами, зайдя в который, человек малосведущий вряд ли мог выбраться сам. Потом, по прошествии нескольких лет, когда училище было расформировано, а его здание выставили на торги, нашелся-таки предприниматель, открывший там современный мини-отель, который сначала так и назвал – «ЛАБИРИНТ», но название кроме загадочного, носило в себе оттенок чего – то тупикового и через год новый отель был переименован в «ГАЛЕРЕИ».
В начале 90-х же общежитие оставалось общежитием – внутри, на входе стояла стеклянная будка, так называемое – КПП, в ней всегда сидели очень серьезные дежурные с красными повязками на плечах и так же серьезно вызывали по внутреннему телефону курсантов, к которым приходили на свидание подруги. И только в крыло, где жили семейные пары, можно было проходить без особого разрешения и, не дожидаясь встречающего.
Ирина, так звали подругу, и Анна, уведомив и уверив всех в том, что они идут в библиотеку готовиться к надвигающейся сессии, встретились вечером, и уже почти дойдя до дверей нужной комнаты, чуть было не вернулись обратно. Первая, попросту заблудилась в бесчисленных коридорах, а вторую мучили какие – то непонятные предчувствия, что–то нашептывала еле слышно интуиция. Быть может, если бы она нашептывала громче, жизнь изменилась бы не на этом перекрестке. Но, не зря же люди говорят – «чему быть – того не миновать». Аня верила в судьбу и в этот момент подумала: «Если удастся уйти сейчас – ни-ког-да больше не вернусь, если нет – то это что-то да будет означать, а «что?» – разберусь позже». Она резко развернулась и уже сделала решительный шаг к лестнице, как вдруг дорогу ей перегородил жизнерадостный юноша. Юношу звали Артур, он был родом из Уфы – считался правильным и дружил с одной из многочисленных однокурсниц Анны.
Натолкнувшись на подобное препятствие, Анна, вопросительно посмотрела на подругу.
– Это Артур, – со свойственной ей загадочной и томной улыбкой, представила молодого человека Ирина.
– Анна, – произнесла девушка, не дожидаясь, пока ее представят. На мгновение в душе что-то так сильно защемило в тиски, захотелось, как в детстве, зажмуриться и оказаться в другом месте.
– Ну, что ж вы стоите? Проходите! – и широким приглашающим жестом руки, он указал на ту дверь, перед которой девушки стояли уже минут пять, не решаясь войти.
– Спасибо, а мы заблудились, – как бы оправдываясь, снова ответила Ирина и за себя, и за подругу.
Через мгновение они оказались в небольшой комнате, которая служила прихожей одновременно для трех семей, проживавших в этом блоке. Дверь открыл молодой человек по имени Павел. Ирина была знакома со всеми, поэтому чувствовала себя как рыба в воде – она смеялась, обменивалась колкостями то с одним, то с другим, все так же интригующе улыбалась и спрашивала:
– А где же «муж»?
Павел, собственно говоря, пообещавший найти девушке потенциального кандидата, обещал, что последний скоро придет и не один, так что ко всему прочему можно будет и выбрать.
Хозяин комнаты был невысокого роста, кареглазый, с очень тихим голосом. Он приехал поступать в училище из Ленинграда, по протекции отца, занимавшего довольно высокую должность в знаменитой «Можайке», и не сумевшего пристроить, довольно посредственного ребенка под свое крыло. Через некоторое время он встретил девушку по имени Лиля и благополучно на ней женился. Молодые получили, причитающуюся им комнату в общежитии училища, и вскоре у них родилась дочь. Лиля взяла академический отпуск и уехала к родителям в Сибирь. Молодой муж и отец в это время не только учился, но и с пользой для себя проводил свободное время.
Курсанты первого и второго курса жили в казармах и на культурные мероприятия ходили строем под присмотром командиров. Как правило, таким образом, они посещали учебные заведения, в которых было больше девушек, что само по себе выглядело вполне логично. Те же, в свою очередь, очень серьезно подходили к организации курсантских вечеров. Процесс подготовки такого вечера включал в себя: сначала собственно выбор одного из трех военных училищ, затем выбирался факультет, затем курс. После того как «рулетка судьбы» останавливалась там, где это было необходимо, организатор писал, а точнее писала заявление на имя начальника выбранного курса с просьбой выделить курсантов в количестве (вставлялась необходимая цифра) человек для проведения тематического вечера в здании определенного учебного заведения, в такое-то время и на такое-то количество часов. Программа вечера прилагалась – это были альбомные странички – разрисованные и слегка потертые потому как передавались с курса на курс, из группы в группу, с факультета на факультет. Когда текст заявления был готов, инициаторы скрепляли «документ» подписью председателя студенческого комитета и комитета профсоюзов, а затем относили на КПП знакомым мальчикам и ждали заветной даты. Кроме мероприятий подобного рода, курсантов-первокурсников и – второкурсников водили в театры…так же организованно и строем. На третьем же курсе их переводили в общежитие, где наступала другая жизнь. В свободное от учебы время они могли позволить себе снять военную форму и хоть ненадолго, но стать гражданскими людьми. Они могли уходить, куда захочется и с кем захочется, единственным условием было присутствие на утреннем построении.
Те молодые люди, к которым пришли Ирина и Анна, были курсантами последнего курса, недавно вернулись со стажировки в войсках и считались кастой весьма привилегированной. Знакомство с кем-то из них предполагало тот факт, что при удачном стечении обстоятельств, будущим летом можно было бы легко оказаться замужем и сопроводить новоиспеченного лейтенанта к месту службы в роли законной супруги. Факт был известный, проверенный временем – редко кто из молодых офицеров уезжал один, хотя случались и такие прецеденты. Кто-то женился исключительно из душевных соображений, считая, что нашел ту единственную, которой можно предложить руку и сердце, кто-то женился наспех, чтоб не уехать одному и снова не оказаться в общежитии, оставшись без жилья, которое распределялось исключительно между семейными парами, кого- то на себе просто женили, не позволив даже удивиться свершившемуся факту. Как бы ни менялись времена, девушки всегда оставались девушками – кто-то ждал принца на белом коне, кто-то искал свое счастье, а кто-то ковал железо, пока оно оставалось горячим. Со временем менялись только средства.
В маленькой комнате стены были уставлены мебелью – слева диван, перед большим окном, выходящим во двор, что-то наподобие кровати, справа детский уголок для недавно родившейся дочки. Посредине комнаты – журнальный столик, накрытый скорее для вида, нежели для угощения. Аня закончила разглядывать комнату и поймала себя на мысли, что все трое о чем-то оживленно беседуют, а она не уловила ничего из того, о чем они говорили.
– Разрешите предложить Вам чашечку чая. И даже с пряником.
– Предложите, – без особого энтузиазма ответила Анна, поняв, что вопрос адресован именно ей.
Паша действительно обращался к девушке, внимательно ее разглядывая. Анна протянула руку, чтобы взять чашку и взгляды их пересеклись. Достаточно оказалось мгновения, и она поняла, что это первый и последний раз, когда она сидит за столом с этим человеком по своей воле. Он не показался ей ни плохим, ни хорошим – никаким, но она ясно ощутила предчувствие того, что он оставит след в ее жизни и след этот будет тяжелым, продавленным, подобно тем, что оставляют браконьеры в лесу, скрываясь от погони.
– Спасибо, – ответила она, стараясь прогнать от себя дурную мысль, и улыбнулась, увидев содержимое – в чашке был кипяток с кусочком лимона, сахар и ложечка. Хозяин, улыбаясь, протягивал пряник.
– А Вы – шутник, однако, но я вам благодарна за такое угощение – чувствую себя не очень хорошо. Спасибо.
– Да, нет. Вы не обижайтесь – вы как будто здесь и как будто нет – у Вас это на лице написано. Вот я и решил проверить прав или ошибаюсь. Подумал – «если здесь – заметит, если нет – не заметит».
– … здесь, только не понимаю – зачем?
Взгляды их пересеклись, и снова она почувствовала такую тяжесть в душе, что с удивлением подумала: « Да, что ж это такое…», рука произвольно потянулась к виску, желая как бы смахнуть, неизвестно откуда, появившуюся боль. Повернувшись к подруге, она тихонечко произнесла:
– Пойдем, мне что-то совсем нехорошо.
– Мы же пришли совсем недавно – давай еще чуть-чуть посидим, тем более что «муж», с которым меня будут знакомить скоро придет, ты же слышала, ну, еще немного, – взмолилась Ирина.
– Конечно, учитывайте тот факт, что он не один придет. Может быть, и Вам кто-нибудь понравится, оставайтесь. – Подключился к диалогу Артур.
– Ну, хорошо, можно я тихонечко посижу, только знакомиться я, честное слово, ни с кем не хочу. На то и Судьба называется Судьбой, если ей будет угодно – она сама найдет и познакомит и все, что нужно сделает.
– Так не бывает, – опровергла высказанное утверждение Ира, – мужчин нужно выбирать, а если выбрала – держать, это жизнь и от нее никуда не денешься.
– Смело, но в чем–то справедливо, – согласился Паша.
Беседу прервал шумный разговор за дверью, которая тут же открылась, и в комнату буквально ворвался невысокого роста молодой человек явно восточного происхождения.
– Рамис – молод, умен, хорош собой. Ищу жену, а она, говорят, ищет здесь меня, показывайте, которая?
– Не пугай невест, Рамис. Мы их с таким трудом уговариваем остаться, а ты расшумелся. Девушку в уголочке с подобием чая в руках – не трогай, а то сбежит. Но на всякий случай – Анна. А это Ирина – потенциальная невеста и, помнишь, как там, у Гайдая в «Кавказской пленнице» – «спортсменка, комсомолка, активистка!»
– Великолепно! Подходите, Ирина! Значит так, сейчас мы начинаем дружить, весной я получаю диплом, и мы едем отдыхать на море, а если и там все будет хорошо – тогда в ЗАГС. Согласны?
Ира, не успевшая вымолвить и слова по ходу речи Рамиса и, откровенно говоря, слегка удивленная столь горячим восточным темпераментом, на одном дыхании произнесла:
– Согласна. А на какое море мы поедем?
– Куда бы Вы хотели?
– Азовское.
– Замечательно! Значит, Вы едете на Азовское, а я на Черное. Встречаемся через месяц.
Все засмеялись, поняв, наконец, что восточный темперамент здесь ни при чем – и вся речь была не что иное, как одна из шуток Рамиса, которыми он славился на своем курсе.
Он мог развеселить кого угодно и в каком угодно состоянии. Однажды он пришел на вечер в клуб, надев китель первокурсника, и долго в медленном танце жаловался на дедовщину, на тяжелую жизнь, притеснения со стороны офицеров, на то, что их не кормят неделями одной из подруг Ирины и Анны. Жалобы его были такими откровенными и душераздирающими, что девушка поверила, подошла после танца к подругам и стала рассказывать об этом. Те, в свою очередь, посмотрев в сторону «бедного первокурсника», и поняв о ком, идет речь – рассмеялись, вспомнив свою первую встречу с ним. Позже было много других шуток и розыгрышей, одним из которых стало знаменитое «любимое блюдо Рамиса» – котлета с вареньем. Он настолько серьезно и убедительно доказывал, что с детства ест котлеты только с вареньем, что некоторые верили, а те, кто знал молодого человека лучше, нежели его кулинарные пристрастия – улыбались, догадываясь, о ком идет речь.
Беседа приняла более свободный и спокойный характер, даже Аня из своего уголочка иногда подключалась к ней. Чай, в курсантском общежитии – напиток нескончаемый и потому, ей казалось, что время не летит, а тянется подобно тому, как смола течет по стволу дерева весной. Ее знаменитое шестое чувство работало в тот день по полной программе – то и дело, пытаясь предупредить, о чем–то, но она никак не могла понять на этот раз – от чего так тревожно? почему, несмотря на непреодолимое желание уйти, она не могла заставить себя сделать это? Анна смотрела на дверь и думала: «Еще минут пять и пойду…еще минут десять».
Дверь открылась.
Позже, даже спустя годы, она помнила это мгновение. Она помнила точное время этого мгновения, она помнила все – как он появился, как бросил на нее взгляд, потому что она сидела как раз напротив, помнила, как закралась мысль, что этот взгляд она уже встречала раньше.
– Саша, – представился гость.
– Ирина, – опередила Анну подруга.
Разговор ни о чем продолжился. Саша подхватил шутку Рамиса о Черном и Азовском море, и беседа о поисках мужа возобновилась. Анна же пыталась вспомнить, где она видела этого человека раньше. Она была уверена в том, что встречала этот взгляд, и встречала совсем недавно. Где? Девушка решительно поставила чашку на журнальный столик, обратив тем самым на себя внимание. Пять пар глаз вопросительно посмотрели в ее сторону.
– Я пойду, мне что-то и в самом деле нехорошо, спасибо за гостеприимство, все было очень вкусно.
– Особенно вода, – пошутил Паша, намекая на то, что гостья весь вечер пила только воду. – Заходите еще. Вас очень выгодно приглашать, в отличие от этих всеядных.
– Спасибо. – Улыбнулась Аня и поймала на себе взгляд того, кто не поднялся и не вышел проводить, того, кто просто сидел и смотрел на нее.
Попрощавшись, она вышла на улицу и глубоко вдохнула свежего морозного воздуха – дыхание перехватило. Идти расхотелось. Становилось темно. Аня прислонилась к стене, открыла сумку и стала готовить мелочь, чтобы, подойдя к трамваю не морозить руки снова – декабрь на Урале всегда был месяцем холодным, иногда лютым, а ветер – суровым. Снега к этому времени выпадало еще мало, и земля промерзала основательно. Монета упала на только что очищенные курсантами – первокурсниками ступеньки. Анна нагнулась, чтобы поднять и вспомнила, где она видела этот взгляд, эти глаза, этого человека.
Недели за две до описываемых событий, в институте должен был проводиться один из обычных вечеров, но на другом факультете. От нечего делать, подруги решили посетить это мероприятие, но вечер отменили. Они стояли на многоступенчатом крыльце одного из учебных корпусов и разговаривали, когда к ним подошли молодые люди и, поздоровавшись, завели разговор. Представители сильного пола оказались знакомыми одной из однокурсниц и, узнав о том, что девушки принимают решение – где продолжить несостоявшийся вечер, пригласили к себе. «К себе» – означало на вечер в военное училище. Аня тогда собралась позвонить домой, предупредить о том, что задержится, но монета выпала и покатилась. Девушка наклонилась, чтобы поднять ее, но это действие предупредил один из молодых людей и, наклонившись, она натолкнулась на взгляд серых улыбающихся глаз…
Тогда Анна впала в какое-то секундное забытье, потом раздался громкий смех тех, кто стоял рядом и обсуждал дальнейшие планы.
– Спасибо, – скороговоркой произнесла она и, отвернувшись к телефону-автомату, стала набирать номер.
– Я не буду задерживаться. Еду домой – не теряйте. – Сказала она в трубку, удивляясь самой себе. Еще минуту назад она и не думала возвращаться и вдруг такое неожиданное решение.
В тот вечер она так никуда больше и не пошла, вернулась домой. По дороге, когда ехала в автобусе, заснула и во сне вновь увидела глаза, серые – серые.
Мороз становился сильнее. Аня поспешила – подняла монеты с лестницы, быстро положила их в карман и пошла к трамвайной остановке. Был момент, когда ей захотелось придумать предлог и вернуться, но она отогнала от себя эту мысль, посчитав полной глупостью.
ГЛАВА 2.
Дом, где жила Анна, находился далеко от центра и ей, как правило, приходилось тратить не меньше часа на дорогу, с учетом всевозможных пересадок. От училища до остановки можно было дойти пешком, а можно было доехать на трамвае. Все зависело от погоды, времени суток и настроения. Вечером того дня погода не располагала к прогулкам, вечер сгущал зимнюю тьму, а настроение куда-то улетучилось. Аня села в подошедший трамвай и, выйдя на следующей же остановке, оказалась на большой эспланаде, в центре города.
Отсюда она, как правило, и уезжала.
Дом. Что такое «дом» – Семья? Квартира? Родные? Для Ани домом служила комната в трехкомнатной квартире, где она жила вместе с родителями и бабушкой – матерью отца.
Эту комнату она делила с мамой, переехавшей к ней после отъезда старшей сестры.
Сестру звали Юлия, она была старше Ани на шесть лет. Училась в классическом университете, а закончив его и став отличным специалистом благодаря своему природному уровню интеллекта и силе воли, уехала по распределению в Подмосковье, где позже обзавелась и семьей, и домом, и достойной работой.
Уезжала она поздно ночью, поссорившись с отцом. Аня и мама провожали ее на вокзале, а когда остались одни и вернулись домой, мама собрала вещи в комнате отца и перешла жить в комнату младшей дочери. Жизнь в семье всегда была сложная, и никто не хотел отвечать на вопрос – почему?
Все плыли по течению и были этим видимо довольны. Бабушка, которая всю жизнь прожила с ними, всячески препятствовала малейшему разъединению семьи и самые ничтожные попытки мамы даже не развестись, а просто уйти от отца, пресекались на корню. Мать отца прекрасно понимала, что сын живет «как у Христа за пазухой», понимала, что вторую сноху с такой силой характера, с таким терпением просто не найти. Характер же отца оставлял желать лучшего. Человек он был душевный, покладистый и исполнительный – на работе, в гостях, с друзьями. Дома же это был – черствый, самовлюбленный эгоист, думающий только о себе. Еще в юности он женился и уехал на Кавказ к родителям своей невесты, но мать, вырастившая его одна, не могла с этим смириться и приложила немало усилий к тому, чтобы развести молодых и вернуть сына себе. Сына вернула, а сердце его осталось с той, которая его любила. Любила, видимо сильно, так как, родив дочь, даже не сообщила об этом. Вышла замуж и поменяла девочке фамилию. Он же узнал об этом только спустя сорок лет, когда увидел фотографию молодой женщины как две капли воды похожей на старшую сестру Анны, Юлию.
В этот момент рядом с ним были обе: и та, которую он бросил сорок лет назад и та, с которой он прожил всю жизнь. И он сделал свой выбор в пользу последней. Причина была банальная – теперь он был самим собой, и ничего уже нельзя было изменить – ни характер, ни привычки, ни поведение. Он понимал, что не сможет подстраиваться. Не сможет играть в «хорошего человека», не сможет уехать несмотря на то, что теперь его никто не держал, мать умерла несколько лет назад, а жена и младшая дочь не возражали. Он понимал, что терпеть его таким, какой он есть на самом деле, может только она – его жена.
Мать Анны спокойно наблюдала за метаниями мужа и не совершала никаких движений для того, чтобы задержать его. В свое время они нашли друг друга. Он – недавно вернувшийся под крыло матери после неудачной попытки жениться, и Она – не так давно расставшаяся с любимым человеком. Она оценила в нем высокий рост. Он – то, что она была полной противоположностью первой жены. Через полгода был жаркий июль, и была свадьба. Через год у них родилась дочь. Меньше, чем через год они поняли, что не любят друг друга. Мама потом часто говорила Ане: «Никогда не выходи замуж в июле, не к добру это».
Жизнь продолжалась – родители ссорились, мирились, изображали для родственников добропорядочную семью, но шила в мешке не утаишь. Со временем картина прояснилась и для ближайшего окружения. Последней, и надо заметить неудачной, попыткой матери спасти семью, было рождение младшей дочери. Отец всегда хотел иметь сына и быть может, все было бы не так плохо, но снова родилась девочка. В роддоме ее назвали Светланой и называли так до самой выписки, но перед тем, как жена с дочерью вернулись домой, он неожиданно поменял имя. Теперь ее звали Анна. Отец принес новорожденную домой, положил в кроватку и три дня не подходил к ней, протестуя, таким образом, против того, что в доме появилась еще одна Женщина. Но человек привыкает ко всему и со временем он не то, чтобы принял, но смирился со своей "участью".
Таким образом, семья существовала много лет, сначала в двухкомнатной «хрущевке», а позднее в отдельной трехкомнатной квартире, после переезда в которую, мало что изменилось, за исключением, быть может, того, что девочки стали жить в одной комнате, а бабушка в другой. Родителям же было, видимо, все безразлично, и они вновь оказались в самых худших условиях – в самой большой, но проходной, комнате.
Кризис наступил вскоре, после того как хлопоты, связанные с переездом и обустройством на новом месте, улеглись. Семья встретила Новый Год.
Первым заболел отец – «обычный грипп», – констатировала врач из поликлиники. «Обычный грипп» продолжался две недели с огромной температурой, жаром, судорогами и всеми последствиями. Мама Анны, никогда не болевшая простудными заболеваниями, ухаживала за ним день и ночь и в конце концов почувствовала недомогание. Все та же врач из все той же поликлиники сухо констатировала одноименный с отцовским, диагноз и выдала больничный лист на три дня. Пролежав все отпущенные на лечение дни, она пришла на прием и сказала о том, что очень сильно болит голова, но приговор все той же докторши не подлежал обсуждению – «приступить к работе».
– За выходные долечитесь, – сухо добавила она и отвернулась, всем видом показывая, что пациентка свободна и может идти.
В выходные «скорая» за «скорой» приезжали, чтобы оказать помощь. Однако, посмотрев, разводили руками, обсуждали, ставили очередной, понижающий давление укол, говорили, что это очень похоже на гипертонию, советовали вызвать врача на дом и уезжали. Четвертым по счету доктором «скорой помощи» оказался молодой мужчина, лет тридцати пяти – сорока. Он долго осматривал больную женщину, задавал много вопросов, сосредоточенно думал и в конце концов, предложил поехать в больницу.
Больница была самая обычная, похожая на тысячи других. Маме повезло – доктором в приемном покое оказалась заведующая отделением, не один раз поднимавшая отца на ноги после тяжелых приступов радикулита. К тому времени, когда мама попала в больницу, она уже не могла не говорить, не ходить, не воспринимать действительность, адекватно. Незамедлительно проведенная диагностика, тут же дала возможность утверждать, что у больной – тяжелая форма менингита. Анечка, которая безумно любила мать и еще безумнее боялась без нее остаться, узнала об этом первой, приехав навестить маму сразу после уроков, опасаясь, что вечером ее не пустят. Мама лежала в пятиместной палате, глаза были закрыты – она впала в забытье, а когда очнулась и увидела дочь рядом, то начала говорить что-то теплое и ласковое, абсолютно на бессознательном уровне. Девочка слушала ее молча, потом попыталась заговорить, но не смогла – мама снова закрыла глаза и, казалось, уснула. Женщины в палате тихим шепотом обсуждали происходящее. Из их разговора Анечка поняла, что врач на обходе поставила диагноз – менингит и что его не лечат в этой больнице, и что больную будут перевозить в специализированную клинику.
Тихонечко приподнявшись, Аня поцеловала мать в щеку и поехала домой, а точнее домой ко второй своей бабушке – по линии матери. Вторая Анечкина бабушка была достаточно молода и еще продолжала работать в школе. Вызвав ее с урока, девочка очень серьезно произнесла: