Лебеда – трава горькая… бесплатное чтение

ГЛАВА 1. «Катя – Катерина»

… – Вот так, Катя – Катерина! – сказала, тяжело и горько вздохнув, Катина мама, поправляя на груди полы застиранного, некогда ярко-красного махрового халата. Сейчас халат выглядел ужасно, как, впрочем, и сама Катина мама, Светлана Васильевна Лебедева. Как и халат, который был сейчас на ней, Светлана знала лучшие времена. Ее опухшее от похмелья лицо еще сохранило остатки былой красоты. А спутанные светлые волосы до плеч напоминали о том, что сравнительно недавно, Света была красавицей из красавиц. Сейчас же, от многолетнего пьянства, некогда стройная и подтянутая, фигура Светлана, ссохлась почти до состояния мумии, и халат болтался на ней, как на огородном пугале. Катя – ее дочь десяти лет, стояла рядом со столом на кухне, среди полнейшего бардака. На покрытой отвратительными жирными пятнами, плите, высилась пирамида из грязных кастрюль. В эмалированной мойке, ржавой и криво сидящей в покосившейся тумбе, лежали тарелки, покрытые остатками еды. Некоторые уже зацвели зеленым пушком плесени. Линолеум на полу, некогда светло – зеленый, сейчас был в черных пятнах и жирных разводах. Стол, за которым сидела Светлана, шатался и грозился в любой момент развалиться. На столе стояла бутылка водки – единственный чистый предмет на этой страшной кухне с пыльным окном, сквозь которое, казалось, солнечный свет пробивается с большим трудом. Впечатление усиливала грязная желтая занавеска, висевшая на натянутой леске. Рядом с бутылкой водки на столе стояла банка, якобы свиной, а по факту, соевой, дешевой тушенки и полбуханки черного хлеба. Светлана время от времени отрезала тупым ножом от буханки ломти хлеба, алюминиевой погнутой вилкой накладывала на хлеб куски сои в каких-то розовых соплях, выпивала водку из эмалированной кружки с нарисованным петушком, вздыхала и закусывала. Иногда Катя, стоящая около стола, той же вилкой, доставала из банки пару кусочков тушенки и ела, отщипывая от буханки кусочки хлеба. Мама рассказывала Кате, какая красивая и озорная она была в молодости. Точнее, она рассказывала это все не дочери, а себе, вспоминая о загубленной жизни своей и Катиной, и мучаясь от пьяной вины. Когда тоска накатывала на Светлану в полную силу, она доставала из кармана халата мятую пачку дешевых сигарет без фильтра и закуривала. Катя в это время морщилась и пыталась уйти с кухни, но голод удерживал ее возле банки тушенки. Вообще, детство у Кати было вот таким – грязным, пропитанным запахом перегара, дымом дешевых сигарет и пьяными невнятными речами ее матери, которая пила уже лет пять. Единственной радостью в жизни Кати была школа, в которую она ходила с огромным удовольствием. Но сегодня было воскресенье, а значит, в школу не нужно было идти. И поэтому Катя не знала, чем заняться. Игрушек у нее не было, а из развлечений на сегодня была вот эта возможность поесть соевой тушенки с черным хлебом, запивая водой из-под крана. А еще она слушала спутанный рассказ матери, из которого узнала, что в молодости мама ее мечтала стать учительницей и даже окончила институт по специальности «Учитель русского языка и литературы», но потом вышла замуж «За этого козла винторого» и родилась Катя. Из-за этого пришлось расстаться с мечтой, пойти работать сначала водительницей трамвая, потом, из-за пьянки, контролером, а сейчас же Светлана работала техничкой в троллейбусно-трамвайном парке. Держали ее на этом месте только потому, что никто больше в миллионном городе, не хотел идти на такую работу – мыть трамваи и троллейбусы в конце рабочего дня. Жили Лебедевы в городе Пермь, в отдаленном районе под забавным названием «Второй Участок», в двухкомнатной хрущевке, которая досталась Светлане от ее матери. И вот сейчас Светлана сидела на грязной кухне, пила водку и закусывала дрянной тушенкой, жалуясь своей маленькой дочери на свою, как она выразилась, погнутую, жизнь, обвиняя в том, что жизнь получилась не совсем такой, о которой мечталось, весь белый свет: мать, за то, что умерла, и оставила одну, мужа, который был любителем нет-нет, да и изменить Светлане, Катю – за то, что родилась, и из-за которой пришлось расстаться с мечтой быть учительницей. Светлана называла дочь Катя – Катерина вот в такие вот «лирические» моменты их пасмурной жизни, но чаще она звала ее «Катушка», или «Кошка» Кате не очень нравились эти прозвища, но она терпела, так как понимала своим детским умом, что маму лучше не раздражать, когда она пьяная. А пьяной мама была почти всегда. На спине Кати еще не зажили синяки от электрического удлинителя, которым Светлана избила дочь за то, что та заигралась с подружками на улице и вернулась домой около десяти вечера. Потому что пьяная Светлана была злой, агрессивной и готовой ударить кого угодно, кто причинял ей неудобства. Чаще всего, естественно, под рукой оказывалась дочка. И поэтому Катя почти всегда ходила в синяках.

К чести Светланы, нужно отметить, что Катя не была похожа на девочку из неблагополучной семьи – Светлана все-таки старалась, как могла, чтобы дочь ее выглядела, как говорится, «не хуже других». В школу Катя ходила в чистой, выглаженной форме, с аккуратными косичками. Казалось, таким образом Светлана извинялась перед своей маленькой дочкой и за побои, и за нехватку еды, порой, на их столе, и за то, что у Кати не было настоящего беззаботного детства с яркими игрушками и обычными для детей развлечениями. Она даже водила Катю в парк на карусели, в минуты просветления и искренне радовалась, когда видела, как светится личико Кати от счастья. В эти мгновения Светлана переставала быть похмельной уборщицей трамваев, а превращалась в хорошую, заботливую и любящую мать. И она очень нравилась себе в такие минуты. Любила ли Светлана свою дочь? Скорее всего, любила, но какой-то странной, извращенной пьянством и озлобленностью на весь белый свет, любовью. Катя была очень красивой девочкой. У нее были светлые, как у Светланы, волосы с аккуратной челкой и двумя косичками. Большие черные глаза делали бледное лицо Кати каким-то не по годам мудрым. У нее была ладная, чуть худоватая фигурка, в которой уже сейчас угадывалось то, что, когда вырастет, Катя станет настоящей красавицей. Да, Катя не была гадким утенком, а, как говаривала иногда Светлана своим подругам – собутыльницам не без гордости, «Кошка у меня сразу красивой родилась! Вырастет – мужиков будет с ума сводить пачками!» Училась Катя очень хорошо, учителя, зная обстановку в семье Лебедевых, удивлялись, как у такой матери растет такая ответственная, умная и жадная до учебы, дочь. Среди одноклассников Катя выделялась своей красотой, добротой и особой какой-то мягкостью. Она была похожа на сказочную маленькую принцессу, эта бледная худенькая девочка с большими черными глазами и блондинистыми косичками. Возможно, поэтому одноклассники относились к Кате хорошо. Ее любили, с ней хотели дружить, к ее словам прислушивались. А так как она была отличницей, ее за глаза называли «Катька – заучка», а иногда – «Катька – профессор». У Кати была лучшая подруга – Лиля Шпигель – красивая черноволосая девочка с узким лицом, большими, чуть навыкате, глазами темно – карего цвета. За эти глаза у Лили была в классе кличка «Рыбий глаз». Катя часто бывала у Лили в гостях, восхищаясь тем, как, оказывается, могут жить люди – в чистоте, в порядке, в спокойном, доброжелательном общении. Родителям Лили Катя нравилась, а мама Лили всегда старалась накормить Катю. Но Катя все понимала и ей было стыдно за свою маму, за то, что мама Лили считала Катю нищей и голодающей. В таком юном возрасте Катя вдруг поняла, что не стыдно быть бедным, а стыдно быть нищим. А они с мамой были именно нищими! Катя очень стеснялась этого и ей было неудобно, когда мама Лили – красивая стройная Сара Шпигель, начинала расспрашивать, как они живут с мамой. Отец Лили был музыкантом, и Катя иногда, как зачарованная, смотрела, как Борис Шпигель играл на большой концертной гитаре ярко-алого цвета что-то невообразимо красивое и нежное. И однажды Борис, заметив эту тягу Кати к музыке, предложил с ней заниматься и учить играть на гитаре. Катя с огромным удовольствием согласилась. Тут же Сара достала из кладовки маленькую желтую детскую гитару, которую Сара и Борис когда-то купили для Лили, надеясь, что та тоже станет музыкантом, и торжественно вручила эту маленькую гитару Кате. Так Катя стала учиться играть на гитаре. Светлана была не против, в глубине души даже обрадовавшись, что кто-то взял на себя заботу о кате. Светлана понимала, что мать она не очень, мягко говоря, хорошая и неоднократно, напившись до полуобморочного состояния, просила у бога прощения за то, что была плохой матерью для Кати – Катерины. Но после этого, зачастую, срывала злость на дочери, избивая ее всем, что попадало под руку. И снова, едва оправившись от похмелья, Светлана мучилась угрызениями совести за то, что была плохой матерью для своей красавицы – дочки. И так раз от раза, от запоя к запою. А сейчас Светлана была рада, что Катя будет учиться музыке. Она повертела в руках желтую нарядную маленькую гитару, щипнула цветные нейлоновые струны и вернула гитару Кате.

– Ну что, Кошка – сказала Светлана – Будешь мамке песни петь по вечерам?

– Буду – тихо сказала Катя, убирая любовно гитару в черный тканевый чехол, который также подарила Сара Шпигель. – Обязательно буду! И не только тебе, но всем, кто захочет послушать!

– Всем?! – напряглась Светлана. Она уже приняла полстакана водки и не готова была делиться со всеми песнями ее дочери – Перебьются эти все! Козлы, бл…дь!..

ГЛАВА 2. «Ребенка уведите!»

…Светлана Лебедева умерла от острого панкреатита рано утром, совершенно обессилев от страшной, невыносимой боли, которые буквально рвали ее тело на куски. Катя всю ночь не спала, с ужасом слушая, как страшно стонет ее мать, ворочаясь на скрипучем старом диване. Она пыталась помочь маме, приносила ей синий пластмассовый тазик с одной отломленной ручкой, чтобы Светлану рвало не на вытертый ковер, как до этого, пыталась вызвать «Скорую», но не смогла даже объяснить оператору на телефоне – мужчине с уставшим голосом, что именно происходит с ее мамой. Кате было очень страшно. Мама стонала так, что Катя закрывала уши, чтобы не слышать эти жуткие стоны и мат, которым Светлана пыталась уговорить боль.

– Бл…, хватит, ну пожалуйста! – сквозь стоны надрывно кричала Светлана, борясь с приступами тошноты – Умоляю, хватит! Лицо ее побелело, покрылось капельками пота. Катя от страха забилась в угол, села на пол и беззвучно плакала, не сводя глаз с мучащейся на диване мамы. Ей очень хотелось как-то помочь маме, но она не знала, как. Несколько раз она приносила маме воды, но та отказывалась, бормоча что-то бессвязное и отталкивая маленькую ручку Кати с той самой эмалированной кружкой с петухом, расплескивая воду. Наконец, Светлана затихла. Катя, измотанная плачем и бессонной ночью, решила, что мама, наконец, уснула. Она подошла к лежащей Светлане, поправила одеяло, погладила по мокрому лбу дрожащей ладошкой, поправляя волосы. Мама не реагировала. Кате стало как-то очень жутко, причем она сама не понимала, почему. В ее детском совсем мире слово «смерть» было чем-то, сродни выдуманным персонажам из сказок, которые она так любила читать. Когда она поняла, что с мамой не так, она снова заплакала, так как догадка буквально раздавила ее маленькое сердце. Катя поняла, что ее мама больше не дышит…

…Катя не знала, куда и к кому ей бежать за помощью. Она знала только одно место в этом городе, где ей были рады – это дом семьи Шпигель. Но Лиля жила далеко от Второго Участка – возле картинной галереи, в центре. Катя знала, какой автобус ходил до нужной ей остановки, так как неоднократно ездила заниматься с отцом Лили музыкой. Она поискала в маминой черной сумочке, такой же старой и облезлой, как все, что окружало Катю, мелочь на автобус, зажала в кулачке монетки, и, испуганно оглядываясь на лежащую на диване мертвую маму, вышла из квартиры, захлопнув дверь…

…Во дворе дома, где шили Шпигель, Катя встретила Лилю. Та возилась с велосипедом, прислоненным к скамейке, присев на корточки. Едва увидев Лилю, Катя испытала почему-то такое облегчение, что обессиленно села на скамейку и заплакала в голос, даже не пытаясь ничего объяснить подруге. Лиля подсела к Кате, немного испуганно глядя, как та плачет, содрогаясь всем телом и закрыв ладошками лицо.

– Пойдем к нам – наконец, сказала Лиля, приобняв Катю за плечи и помогая ей встать со скамейки. Она поняла каким-то детским чутьем, что у Кати случилось что-то очень плохое. – Ты иди – там мама дома, а я велик потащу…

– Я помогу тебе – прерывающимся от плача голосом сказала Катя. Они пошли к подъезду, и Катя, действительно, помогла Лиле поднять велосипед на третий этаж, на время справившись со слезами. Но, едва увидев маму Лили, она снова заплакала. До нее вдруг дошло, что у Лили мама есть, а у нее больше нет. И от этого ей стало так невыносимо больно, что она буквально повалилась на колени на пол в прихожей, всхлипывая и пытаясь подняться на ноги.

– Господи, что с тобой, Катюша? – сказала испуганно Сара Шпигель, помогая Кате встать. – Мама опять избила?! Сара спросила это, потому что раза три Катя приходила к Шпигелям со следами побоев. Но сейчас в ответ Катя лишь помотала головой, не в силах сказать ни слова.

– А что случилось? – спросила еще раз мама Лили, приседая перед Катей на корточки и пытаясь заглянуть ей в глаза.

– Мама… – только и смогла сказать Катя.

– Что-то с мамой? – догадалась Сара.

Катя закивала головой.

– Мама… – снова сказала Катя – Заболела и не дышит! – ей стало страшно произнести слово «умерла». Ей вдруг показалось, что если она скажет это страшное слово, то маму уже не вылечить.

– Господи! – вздохнула Сара – Лиля, давайте, бегом, поехали к Кате! Да брось ты этот чертов велосипед! – Сара оттолкнула велосипед в угол прихожей, тот с грохотом повалился на бок, звякнул звонок на руле. – Все, поехали! – Сара взяла обеих девочек за руки и быстро вывела из квартиры.

– Давайте, спускайтесь, а я ключи от машины возьму! – сказала она, возвращаясь в квартиру. Вскоре она вышла в зеленом брючном костюме, с бежевой сумочкой в руке. Она догнала девочек на улице.

– Давайте в машину обе, быстро! – скомандовала Сара, открывая ключом водительскую дверцу красной Волги. Лиля и Катя сели на заднее сиденье. Катя перестала плакать. Она только терла ладошками мокрые глаза, пытаясь вытереть слезы. Ей на секунду показалось, что сейчас они приедут к ним домой, а мама окажется живой. Пьяной, как всегда, злой, но живой. Катя подумала даже, что готова стерпеть побои мамы, ее ругань и мат, лишь бы все с ней было хорошо!..

…Когда Сара, Лиля и Катя подошли к двери Катиной квартиры, Сара спросила у Кати:

– Ключи у тебя с собой?

Катя тут же вспомнила, что ключи она не взяла и скорее всего, они так и висят на ржавом гвозде, вбитом в косяк в прихожей. У нее снова защипало глаза. Мама Лили, увидев, что Катя вот-вот заплачет, тут же успокоила ее.

– Мы сейчас вызовем участкового, специального дяденьку, и они аккуратно откроют дверь! Ты, главное, не плачь! Возможно, ничего страшного с твоей мамой не случилось!

Катя не поверила Саре Шпигель. Было в ее голосе что-то притворное, слащавое, нарочито спокойное, как-то неестественно успокаивающее. От понимания, что Лилина мама врет, Кате стало совсем горько. Но она только вздохнула глубоко, проглотив слезы. Лиля стояла рядом с ней и непонимающими глазами смотрела то на свою маму, то на Катю. Сара достала из сумочки телефон, позвонила в полицию, потом позвонила мужу, узнала номер слесаря, который занимался тем, что вскрывал замки. Вскоре прибыл участковый, а минут через двадцать – слесарь. Это был молодой парень с непослушными рыжими волосами, весь в веснушках и с какой-то застывшей улыбкой на губах. На нем был синий рабочий костюм.

– Всем здрасьте! – весело сказал парень. – Кто хозяин квартиры?

– Хозяйка внутри. – коротко ответила Сара, нажимая дверной звонок. Катя вздрогнула. Ей очень хотелось, чтобы сейчас дверь открылась и на пороге оказалась мама – живая и здоровая!

– Похоже, тишина! – сказал участковый, прислушиваясь. – Давай, парень, открывай! –обратился он к мастеру. – Я здесь, так что спокойно вскрывай! А то лето, жарко, мало ли что…

– Мало ли что? – испуганно спросил слесарь.

– Ну… – неопределенно ответил участковый – пожилой капитан с сединой на висках. – Всякое бывает… Так, пока все стойте здесь, я еще за одним понятым схожу!

Вскоре он привел какого-то сморщенного мужичка из квартиры этажом ниже. Мужичок был в растянутых спортивных штанах и не совсем чистой майке-алкоголичке. От него пахло уксусом и пельменями.

– Что случилось? – деловито спросил он каким-то скрипучим голосом. – Обокрали Светку? Или она кого-то обокрала? А, Катюха, привет! – сказал он, увидев Катю – Мамка что-то натворила?

– Помолчи, Толян! – одернул участковый мужичка – Слишком шумно от тебя!

– Молчу, начальник, молчу! – сказал мужичок, доставая из кармана штанов Беломор и дешевую прозрачную голубую зажигалку, и закуривая. – Вообще молчу!

– Давай, парень, открывай! – сказал участковый – Двое понятых есть, акт составим, все, как положено!

– А платить кто будет? – спросил парень, оглядывая присутствующих.

– Я заплачу! – сказала Сара Шпигель. – Давайте уже откроем! У девочки там мать в тяжелом состоянии! Возможно, мы еще успеем! – заметно было, как Сара нервничала. Возможно, она тоже надеялась, как и Катя, что Светлана еще жива.

Парень кивнул, положил чемоданчик с инструментами на пол, открыл его, покопался в инструментах, достал отмычку, покосился с опаской на участкового.

– Чего смотришь? – сказал участковый – Сам вижу, что замочек – фуфло и любой проволокой можно открыть! Давай, не придуривайся! НЕ изображай из себя тут лютого медвежатника! Вскрывай уже!

Парень снова кивнул, поковырял отмычкой в замке, замок щелкнул три раза, дверь со скрипом приоткрылась.

– Всем стоять! – сказал участковый, вытащил зачем-то из кобуры ПМ и первый вошел в квартиру.

– Заходим понятые! – послышался голос участкового. Сара и мужичок вошли в квартиру. Катя стояла на площадке и с замиранием сердца прислушивалась к звукам, доносящимся из ее квартиры.

– Родственники есть у нее? – услышала она голос участкового.

– Да, кажется был брат – неуверенно сказала Сара – Господи, ужас какой! Скорую вызывать?

– Да не поможет тут скорая! – отрезал участковый. – Труповозку сейчас вызову! Сара Алоновна, вы дочь пока к себе возьмете? Пока я ищу родственников? Кто-то же должен похороны организовать по-человечески!

– Похороны я сделаю! – решительно сказала мама Лили. – Все, как положено! И до похорон, конечно же, Катя у нас поживет. А вы, как найдете родственников, свяжитесь, пожалуйста, со мной – и Сара протянула участковому визитку.

– Да, конечно, обязательно! – сказал участковый, читая визитку – Спасибо вам за помощь!

– Не за что, капитан – сказала мама Лили сухо. Катя была слишком мала, чтобы понимать, что мама Лили, на самом деле, была далеко не последним человеком в городе. Она работала в городской администрации и заведовала отделом социального обеспечения. Именно поэтому участковый читал визитку с таким подобострастием и даже держал этот кусочек картона так, словно это была какая-то реликвия. Но даже если бы Катя в свои десять лет и понимала, в чем состоит разница между мамой Лили и ее мамой, в данную минуту ей было совершенно не до этого. Открытая дверь в квартиру тянула ее, как магнит. Катя тихонечко, почти на цыпочках, пока на нее не обращали внимание взрослые, вошла в прихожую и вытянув шею, заглянула в комнату. Мама лежала точно так же, как в тот момент, когда Катя уходила из дома. Она лежала на спине, запрокинув голову, с слегка приоткрытым ртом и оскалив зубы. Лицо Светланы было белым, как бумага. Губы отливали синим. Нос заострился. Спутанные светлые волосы сейчас были похожи на мочалку в своей безжизненности. Ини не отливали пшеничными желтыми бликами, хоть солнце, с трудом пробиваясь сквозь растянутый, желтоватый от никотина, тюль, освещало голову Светланы. Катя замерла на пороге комнаты. Ей стало так страшно, что перехватило дыхание. Она сжала кулачки и стиснула зубы. Ей вдруг захотелось убежать из этой страшной квартиры, которая совсем недавно была ее домом, от этого жуткого беспорядка, от гор немытой посуды на кухне, от объедков на столе, от жирного линолеума, от прокуренных штор, от запаха рвоты, который исходил от синего тазика с отломанной ручкой, стоящего на полу возле дивана. А самое главное, ей хотелось убежать от бледного покойника со спутанными безжизненными волосами, лежащего на вытертом донельзя, диване, оскалившего желтые прокуренные зубы, который еще пару часов назад, был ее мамой…

– Ребенка уведите! – услышала Катя строгий голос участкового. – Нечего ей здесь смотреть на это! Труповозка приехала! Уведите, пожалуйста, Сара Алоновна!

– да, сейчас. – сказала мама Лили – Катя, Лиля, поехали домой! Катюша, ты едешь к нам! Так тебе будет лучше! Давай, пойдем, девочка!

Так Катя осталась совсем одна в этом мире, не считая приютившей ее семьи Шпигель…

ГЛАВА 3. «Дядя Саша»

… – Это ты откуда, Красная, такие подробности узнала про нашу Катю? – спросила Инга, закуривая. Девчонки сидели у себя дома перед камином на пуфиках и ждали, когда Беата принесет им с кухни сок и бутерброды, которые попросила Лика. – Вроде, вместе же к ней в центр ходили? Я что-то не припомню, чтобы она после окончания истории с Весельчаком, рассказывала о себе!

– Так все пьяные были, блин! – сказала Лика. – За знакомство, вспомни-ка, сколько выпито было?! Да за светлый ум Лебеды, как Красная орала дурным голосом, сколько еще сверху?! А за Контору родную?! Одним словом, нахерачились мы тогда этими тостами знатно!

– Это вы нахерачились в бахрому, обезьяны! – тряхнула Машка волосами – А у меня организм закаленный, ему ваши эти тосты за то, да за сё – как брызги для матроса! Мы же с Лебедой курить сколько раз выходили? Вот она мне и рассказала все о своей жизни многотрудной! Эх вы, блин, чекисты! Элементарно не смогли про человека в частной беседе узнать побольше! А я вот…

– А ты вот – перебила Машку Вита – Под кожу залезешь, кому угодно, как чесоточный зудень, в задницу без мыла проникнешь, как солитер, и до сердца достанешь!

– Неплохое резюме, кстати, для сотрудника ФСБ! – задумчиво сказала Инга, выпуская дым и стряхивая пепел с сигареты в фарфоровую пепельницу – Отличное, я бы сказала! Многообещающее! Как и сама наша мамзель Красная!

– На пенсии! – сказала Машка – Не забывайте, мадамы, что все это в прошлом! Мы обычные пенсионерки! Наслаждаемся отдыхом заслуженным!

– Да какое там! – сказала Лика – Как тут наслаждаться, если твоя дочь, Алова, где-то пропала с жратвой!?

– Да здесь я, тетя Лика! – сказала Беата, входя в гостиную с большим подносом, на котором высилась гора бутербродов с колбасой и большой стеклянный кувшин с апельсиновым соком, окруженный стаканами из гладкого прозрачного стекла. – Пожалуйста!

– Оооо! – утробно взвыла Лика, принимая поднос и водружая его на песок у камина – Давайте, пенсионерки, налетайте! Ну, и ты, Алова – младшая, тоже, конечно! А ты, Красная, давай дальше! Я уверена, ты всю историю Кати – Лебеды знаешь!

– Знаю! – сказала Машка, наливая себе сок – Блин, девки, а может, вискаря врежем? Нет? Ну и фиг с вами, заррразы! И я, таки, расскажу! Слушайте, главное, внимательно, макаки, не перебивайте!..

…На похороны Светланы Лебедевой пришло человек десять – несколько ее подруг, да семья Шпигель в полном составе. Сара подарила Кате черное платье, в котором она и пошла на похороны. И там, на кладбище, стоя у гроба с телом своей мамы, удивляясь, как все вокруг может жить – солнце в голубом небе, кузнечики в траве, птицы на деревьях, люди, проезжающие мимо кладбища на машинах, вообще весь мир. Ей хотелось крикнуть им всем: «Вы что, не понимаете, что у меня умерла мама?! И не смейте шуметь и радоваться жизни! Катя смотрела на маму, лежащую в гробу, удивляясь, какая она была красивая и безучастная. «Как будто снежная королева спит» – думала Катя, любуясь бледным профилем мертвой мамы. Она не плакала. К ней подходили подруги мамы, что-то говорили, совали в руки дешевые карамельки в ярких фантиках, ей что-то объясняла мама Лили, обнимая за плечи и присаживаясь перед ней на корточки в своем дорогом черном брючном костюме и темных очках. Ей что-то говорил отец Лили, мягко трогая за плечо, но Катя не обращала на всех этих людей внимания. Она просто смотрела, не отрываясь, на тело своей матери, лежащее в красном, обтянутом тканью, гробу, точно пытаясь запомнить этот красивый восковой профиль с аккуратно уложенными светлыми волосами. Катя подумала, что, пожалуй, никогда не видела свою маму такой красивой. И тут же поняла, что больше и не увидит… Так она и стояла, пока гроб не заколотили гвоздями и не закопали в могилу, поставив простой деревянный крест, сделанный из обожженого дерева и покрытый лаком. Над ней все также светило солнце, в траве тарахтели кузнечики, а в кронах деревьев суетились птицы. Все было, как раньше… Как всегда… Но в этом мире больше не было ее мамы… И тут, наконец, по щекам Кати потекли слезы. Она всхлипнула, вздрогнув всем телом, еще и еще. И в этот момент к ней подошел худощавый мужчина лет сорока, в мятых джинсах и в дешевой тканевой зеленой куртке, надетой поверх черной футболки. У мужчины были светлые волосы, голубые водянистые глаза и тонкие губы. Подбородок покрывала щетина. Он присел перед Катей на корточки, неловко и неуклюже вытер ей слезы синим мятым носовым платком в клетку.

– Ну, здравствуй, племяшка! – сиплым бесцветным голосом сказал мужчина. От него пахло дешевым одеколоном, перегаром и мятной жевательной резинкой. – Я твой дядя Саша, мамы твоей старший брат! Будем знакомы, Катюха?

– Будем… – шепотом ответила Катя, разглядывая дядю Сашу. Она вспомнила, что мама когда-то давно, рассказывала ей про своего старшего брата, «такого же винторогого козла», который отсидел в тюрьме почти полжизни и был «бестолковым и шалопутным». Что такое шалопутный, Катя не знала, но догадалась, что ничего хорошего это слово обозначать не может. И сейчас, глядя на дядю Сашу, она пыталась увидеть признаки этой самой неизвестной шалопутности, но ничего, кроме того, что дядя Саша был очень похож на маму, не находила в его облике. Катя вздохнула и, в последний раз обернувшись на могилу мамы, пошла за дядей Сашей к микроавтобусу…

… – Слушайте, девки, это же сколько она вывезла в детстве?! – вздохнула Вита. – Не каждый взрослый такое переживет и останется нормальным!

– Ну, знаешь! – Машка тряхнула волосами – У нас у всех тоже, если тщательно провентилировать вопрос, детство было не особо радужное и беззаботно – босоногое с воздушными шариками и плюшевыми мишками! У Снежной, например!? А у тебя?! А у Аловой?!

– Да и у тебя, Машка, тоже, чего уж тут! – сказала Инга. – Но знаете что, девки? Не очень это красиво – мериться, чье детство несчастней было! Как там классик говорил? Все несчастливы по-своему? Так вот, это никак не измерить, кому повезло больше, а кому меньше, и чье детство было белее несчастным! И на чью долю выпало больше испытаний! Всем, по идее, досталось! Возьмите хоть Беату – Инга покосилась на Беату, проверяя, не слушает ли она. Но та уткнулась в книгу, сидя в кресле. – Кто из нас посоревнуется с ее детством в трагичности и несчастливости?! Да никто! Но говорить, что у нее было самое трагичное детство и ей досталось больше всех, я тоже не могу, хоть, конечно, и люблю ее всем сердцем! – Инга снова покосилась на Беату. – Потому что это неправильно и нечестно! Все мы, девки, в детстве натерпелись всякого, конечно! Но несчастье, мне кажется, штука очень личная. Индивидуальная, если угодно! И сравнивать несчастья разных людей – все равно, что сравнивать сладкое с соленым!

– Права Барракуда! – тряхнула Машка волосами – Какая разница, что там было! Оно, как говорится, было и сплыло! Осталось там, в прошлом! И важно то, что сегодня! Сейчас! Вот так я считаю! И Алову поддерживаю! Нечего мериться, кому повезло меньше в детстве! Всем не очень-то проперло! И что теперь?! Так, блин, растравили мне душу, я вискаря хочу!

– Кто бы сомневался! – хмыкнула Лика – Принести?

– Да, если не трудно! – сказала Машка – И лед, естественно!

– не учите меня жить! – фыркнула Лика и ушла на кухню. Она вернулась с бутылкой «Блю Лейбл», несколькими стаканами и формочкой для льда на металлическом подносе, расписанном в Жостовском стиле.

– Налетай! – сказала Машка, тряхнув волосами и принялась наливать виски в стаканы. Девчонки побросали в напиток кубики льда.

– Ну, Красная, с тебя тост! – сказала Инга, глядя сквозь виски на пламя камина.

– Да легко! – сказала Машка, вставая с пуфика и закуривая. – Девки, давайте выпьем за сегодня! За то, что здесь и сейчас мы вместе! За счастливое настоящее, одним словом!

– И за любовь! – добавила Лика.

– Ну хрен с ним, и за любовь! – разрешила Машка, тряхнув волосами – Куда без нее-то, блин?!

– Ты дальше давай рассказывай, тамада, е-мое! – сказала Лика, выпив виски и закусив бутербродом – Мы же ждем!

– И правда, Красная! – сказала Вита – Вот вечно ты так! Начнешь дело, а потом вискарик, тосты, то-се, пятое-десятое! И дело полетело под откос! Давай, не отвлекайся! Рассказывай!

– Сучки! – только и сказала Машка, выпив виски и делая затяжку. – Под откос, говоришь, зараза?! Сама ты под откос! Ладно, мадмазельки, слушайте дальше!..

… Дядя Саша очень быстро, не без помощи Лилиной мамы, оформил опекунство над Катей, и они стали жить в квартире Светланы Лебедевой.

Дядя Саша устроился на работу электриком в Управляющую Компанию и даже потратил почти целый день на то, чтобы вместе с Катей, прибраться в квартире. Он починил шаткий стол на кухне, выбросил диван, на котором умерла Светлана, а вместо него купил подержанную софу. Для Кати дядя Саша купил стол, чтобы она могла делать уроки с комфортом, и подарил ей первую игрушку в ее жизни – плюшевого медвежонка. Катя очень полюбила этого медвежонка, хоть это и была дешевая китайская игрушка, от которой пахло химией. Поначалу Катя не знала, как относится к дяде Саше, но постепенно она привыкла к нему и даже начала немного оттаивать после смерти мамы. Да и дядя Саша искренне заботился о Кате, старался, чтобы жизнь ее стала хоть немножечко светлей.

– Ну что, Катюха, давай шторы поменяем в комнате? Ты как на это смотришь? – сказал как-то дядя Саша Кате, когда они сидели вечером на кухне и пили чай с печеньем. – Тебе какие больше хочется? Голубые? Красные?

– Не надо красные! – сказала Катя, посмотрев на прокуренную кухонную занавеску. – Давайте на кухне беленькие, а в комнате – голубые.

– Ты погоди, мать! – сказал дядя Саша, закуривая – И на кухню, и в комнату я не вывезу! Давай на кухню и в твою комнату?

– Давайте… – сказала Катя.

– А тебе какие? – спросил дядя Саша.

– Какие-нибудь зелененькие – подумав, сказала Катя – С цветочками… С ромашками…

– Ну, можно и с ромашками! – согласился дядя Саша. – Хорошо, Катюха, будут тебе ромашки! Ты, давай ешь печенье-то! А в комнате потом повесим, ладно?

– Ладно… – сказала Катя, взяв печенье из тарелки. Она вспомнила вдруг, как однажды она стояла возле стола и ела мерзкую на вкус соевую тушенку, всю в каких-то соплях, с черным хлебом. Сейчас же она сидела на нормальной табуретке, а тушенку из сои дядя Саша не покупал. Он вкусно готовил макароны с хорошей вкусной тушенкой из настоящей свинины и покупал батоны, а не черный хлеб. Иногда дядя Саша варил борщ, который Катя обожала. А еще он примерно раз в неделю, покупал Кате большие шоколадки. Кате казалось, что та жизнь, в которой осталась ее мама, и в которой она часто голодала и почти всегда ходила с синяками от побоев, закончилась в день маминых похорон, словно вместе с ее красным гробом, закопали в землю и мрачную жизнь в прокуренной, воняющей протухшей едой, квартире, среди бардака и мутных окон. Окна, кстати, дядя Саша отмыл и сейчас солнечный свет заливал их чистую квартиру, нагревая отмытый светло-зеленый линолеум на кухне и паркет в комнатах. В Катиной комнате тоже был почти идеальный порядок – дядя Саша купил для нее небольшой диванчик раскладной с выдвижными частями и выкатными ящиками для белья. Диванчик Кате очень понравился, она попросила дядю Сашу над ним прибить крючок для гитары. Рядом с диванчиком стоял Катин стол и красный стул на колесиках. На книжной полке появился недорогой красненький магнитофончик, который дядя Саша вручил Кате сразу после того, как они закончили наводить порядок в квартире. На полу в Катиной комнате появился квадратный зеленый коврик. Одним словом, Катя попала в совсем другую жизнь, в которой о ней заботились и в которой ей уже хотелось идти домой. Ей было уже не стыдно приглашать в гости Лилю, причем делала она это даже с какой-то гордостью за то, что у нее сейчас, хоть и нетакая красивая и дорогая, тоже есть своя комната и есть даже этот самый китайский, пахнущий химией, мишка, которого Катя назвала почему-то Васькой. Катя по-прежнему ходила к Шпигелям, заниматься музыкой с отцом Лили и дядя Саша всячески приветствовал ее увлечение музыкой.

– Давай, Катюха, занимайся! – говорил он – Станешь знаменитой певицей! Рок – звездой! Будешь ездить по миру с концертами, автографы давать направо и налево! Хочешь быть рок-звездой, Катюха?

– Хочу… – подумав, ответила Катя.

– Ну все, мать! Считай, что ты уже рок-звезда! В жизни ведь, Катюха, оно как? Главное – по-настоящему захотеть! И все получится! И у тебя все будет, как положено! Я тебе помогу, Катюха! Падла буду, помогу!

Катя не знала, что это значит – «Падла буду», но решила, что это, наверное, что-то вроде «обещаю»…

ГЛАВА 4. «КАТЕхизис»

…Так прошло два года. Катя совершенно оттаяла и чувствовала себя счастливой. Она, впрочем, как и всегда, хорошо училась в школе, очень хорошо играла на гитаре. Борис Шпигель поставил Кате голос, и она стала петь под гитару. Пела она очень хорошо. У нее оказался звонкий, чистый голос, который нравился многим. Катя часто выступала в школьных концертах, дядя Саша купил ей ярко-красную электрогитару и комбик, и Катя стала заниматься музыкой всерьез. Она заинтересовалась игрой на барабанах и стала заниматься в музыкальной школе по классы ударных инструментов. Преподаватели очень хвалили Катю за то, что у нее было отличное чувство ритма, она быстро схватывала даже самые сложные приемы игры, прекрасно умела импровизировать, чувствовала музыку и даже начала сочинять песни. Борис Шпигель очень хвалил Катю за песни, говорил, что они очень красивые музыкально и у них очень красивые тексты с душой. Катя принялась осваивать клавишные, занимаясь с Борисом Шпигелем на синтезаторе. К четырнадцати годам, Катя отлично играла на гитаре, прекрасно пела, сочинила около пятидесяти песен, хорошо играла на барабанах, уверенно играла на синтезаторе.

– Ну что, Катюха – как-то сказал дядя Саша – Пора тебе какую-нибудь рок-группу собирать! Я же говорил, что ты станешь рок-звездой! Давай, мути группу, Катюха, я помогу, чем смогу!

К этому времени дядя Саша уже был инженером в Управляющей компании, зарабатывал неплохо и мог себе позволить баловать любимую племянницу. Он купил ей кожаную куртку – косуху из толстой кожи с блестящими молниями и заклепками, купил сапоги – казаки, купил кожаную черную юбку.

– Вот! – сказал он, когда Катя переоделась дома в обновки и вышла из своей комнаты, чтобы продемонстрировать дяде Саше свой образ. – Теперь ты настоящая рок – звезда! Осталось только группу собрать! Ты только скажи – я тебе, если хочешь, барабаны куплю электронные. Хочешь?

– Они дорогие, Саша! – рассудительно сказала Катя. Она постепенно стала называть дядю Сашу просто Сашей, и тот не возражал. – Но вообще, хочу. Может, поискать подержанные?

– Ну ты что, мать! – сказал дядя Саша. – Какие подержанные!? Только новые! Чтобы моя племяшка – рок-звезда начинала на бэушных барабанах!? Да не в жизнь! Все, Катюха, решено! Покупаем тебе новые барабаны! Выбери, какие нравятся! И не переживай – деньги есть у нас!

– Если группу собирать, то аппаратура нужна – задумчиво сказала Катя, поправляя белоснежные шторы в гостиной.

– Мне нравится, что ты начала думать об этом, Катюха! – сказал дядя Саша – Я же говорю, если правильно захотеть, то все получится! Так что давай, мать, пиши список, что тебе нужно для того, чтобы группу собрать! Я помогу!

– Помещение, в первую очередь! – сказала Катя.

– А вот за помещение вообще не переживай! – сказал дядя Саша – У нас в Управляющей есть парочка бомбоубежищ в подвалах – чем тебе не помещение? Одно тебе под репетиции выделим! С директором Управляйки я договорюсь! Так что, Катюха, считай, что этот вопрос у тебя закрыт и помещение уже есть!

– Спасибо, Саша! – сказала Катя – Если честно, я и сама подумывала, что неплохо бы группу организовать!

– Ну конечно! – с воодушевлением сказал дядя Саша – Ты играешь на всем на свете, песни классные пишешь! Поешь, как Монсерат Кабалье! Так что давай, мать, шагай вперед смелее! Музыка – это точно твое! Станешь звездой, я буду тобой гордиться! Давай, Катюха, дерзай! Не останавливайся, главное! И не сомневайся! Сомнения – они только тормозить будут! А ты не сомневайся! Просто иди к своей цели и все! Давай, красотка, вперед! Я помогу!..

…И Катя, действительно, стала собирать группу. Естественно, первой она позвала Лилю, которая неплохо играла на клавишных. Таким образом, в группе стало уже две девочки. И Катя решила, что ее группа будет именно девчачьей. Барабанщицей она позвала свою одноклассницу из музыкальной школы – миниатюрную Настю Светлову – девочку с хрупким телосложением, очень красивым личиком с большими серыми глазами и длинными темно-каштановыми, с шикарным медным отливом, волосами. На бас Катя взяла Риту Сажину – одноклассницу из школы. Рита неплохо играла на гитаре и очень быстро освоила бас-гитару. Сам инструмент Катя взяла в аренду на два месяца.