Вынужденный квест бесплатное чтение

Глава 1

Я просто не мог поверить в то, что она так со мной поступила. Зная обо всех моих планах на эти новогодние каникулы, она взяла и разрушила их жестоко, вероломно, одним махом. Как может мать, любящая своего сына, сделать такое?

– Макс, ну не дуйся, – приветливо улыбнулась предательница с переднего сиденья.

Мы ехали уже целый час, но так и не выехали из Москвы из-за обычных вечерних пробок. Город в окне нашего седана ощетинился блеском фонарей и разноцветьем огоньков, но сегодня меня это всё только раздражало.

– Там даже интернета нет, мам! – Грубо ответил я матери и покосился на отца, с серьёзным видом крутящего руль.

– Как раз отдохнёшь от интернета, скоро совсем с ума сойдёшь с этими своими игрульками, – сурово буркнул он, бросив на меня свой фирменный взгляд в зеркало заднего вида.

Папа хоть и был программистом, моих увлечений компьютерными играми не разделял. Хотя, что может быть интереснее, чем строить новые города из блоков, проходить жуткие препятствия в подземельях или со всей скорости гнать на мотоцикле по району? В реальной жизни такого никогда не провернёшь: то нельзя, это нельзя, никакого тебе веселья. А вот в играх ты вообще можешь всё, что угодно, и быть кем угодно…

– Бабушка противная и меня реально ненавидит, – сказал я последнее, что пришло в голову, лишь бы посильнее разозлить родителей.

Я уже понял, что назад пути нет, и в этот раз мама с папой настроены решительно. Они собрали мне с собой «тот самый» огромный чемодан для путешествий, а это значит, что я на все десять дней остаюсь у бабки Оли в глухой деревне в Мордовии.

При мысли о бабке я непроизвольно вздрогнул. Вообще, обычно мы ездим к ней летом на пару дней, проведать, привезти из Москвы «гостинцы» – так мама называет вещи с Садовода, которыми снабжает свою мать. Продукты бабушка категорически не принимает, ведь в Москве всё «пластиковое, как солядол». О бабке нужно знать три главные вещи: она смешно окает и якает, готовит противную гречневую кашу и просто ненавидит детей. Я не помню ни разу, чтобы мы с ней нормально поговорили – она вечно поучает, а если с ней не соглашаешься – злится. Было бы логичнее, если бы она была мамой моего отца, ведь он тоже строгий и его невозможно развеселить, но как такая бабушка воспитала именно мою маму – загадка.

Мама у меня добрая, её легко разжалобить, рассказав какую-нибудь выдуманную историю. Когда она смотрит свои любимые турецкие сериалы с Серкан Болатом, то часто вскрикивает от возмущения или тихонько плачет, думая, что никто не видит. И вот мне очень интересно, как же она могла пойти на такое – отправить меня к бабке на все каникулы? Сто процентов это папина идея.

– Макс, не говори ерунды, бабушка Оля очень тебя любит, – ответила мама и погрозила мне пальцем, – помнишь, какие подарки она тебе присылает на день рождения?

– Ага, такое не забудешь.

Из последних даров бабки больше всего мне запомнился свитер, связанный из какой-то непонятной шерсти. Три часа носки – и я весь покрылся здоровенными пупырами и стал чесаться, как шелудивый пёс со двора. Даже в школе это заметили и начали надо мной смеяться, называя чесотошным – шестиклассники могут быть очень жестокими. Больше экспериментов с чудо-свитером я не проводил, запихнув его в глубь шкафа, а мама про него благополучно забыла, и Слава Богу.

Мы, наконец, выехали из города, и моему взгляду предстало огромное поле, заваленное снегом. Оно умиротворяюще поблёскивало в свете фар проезжающих мимо машин, меня постепенно разморило от тепла нашей печки и тихого мерного голоса матери, рассказывающего отцу очередную историю с работы, и я почувствовал, как проваливаюсь в мягкий сон.

Глава 2

– Похоже, придётся немного подзадержаться, – присвистнул отец, когда я вылез из машины прямо в здоровенный сугроб.

В ботинки тут же набился снег, заставив меня сморщится от тупой ноющей боли. Добро пожаловать, блин! Бабка что, совсем из дома не выходит? А может она…того?

Я вздрогнул от отвращения к себе поняв, что на какую-то долю секунды очень захотел, чтобы она «того», и мы с родителями поехали бы назад, в цивилизацию с вай-фаем, компьютером и доставкой пиццы, но тут же одёрнул себя. Нет, так нельзя, бабка, конечно, не сахар, но пусть живёт подольше.

Деревня Пелька1 раскинулась на несколько длинных улиц в разные стороны. Выглянуло морозное яркое солнце, пригревая саманные и бревенчатые домишки, покосившиеся заборы и следы животных, затейливыми зигзагами проходящие почти по всем тропинкам. Вдруг я услышал громкий звук, от которого шерсть на руках встала дыбом.

– Разве петухи кричат зимой? – Повернулся папа к маме, с усердием протаптывая нам дорогу к бабкиному крыльцу.

– Конечно кричат, – улыбнулась мама, – только реже.

Я взял с заднего сиденья рюкзак и обречённо пошёл по отцовским следам. Мама, между тем, как-то расцвела, заулыбалась, расправила плечи и разрумянилась.

– Эх, хорошо дома! – Она потрепала меня по щеке и вдруг поцеловала прямо в шапку, – Максимка, не дуйся, на природе просто чудесно, тебе понравится!

– Ну конечно, – пробубнил я, всё ещё недовольный тем, что происходит.

– Вааай, идемевсь2! – Толстая, обитая каким-то тряпьём дверь расхлебянилась и из дома вместе с паром вывалилась бабушка Оля в чёрном цветастом халате и косынке, залихватски заправленной за уши, – чаво орёт с утра пораньше! Марина, дочка, приехала! Вааай, а я думаю, чего петух разорался! Давайте, быстрее заходите, всё тепло выстудится! Максимка, как вырос, нуцок3! Заходи давай, Марк уже тут, шашки разложил.

Вселенная для меня схлопнулась до маленьких сеней, в которых папа и мама возбуждённо болтали, скидывая верхнюю одежду и обстукивая обувь, забившуюся снегом. Для меня существовало только два слова: МАРК ЗДЕСЬ.

В этой жизни я искренне и неистово ненавидел только две вещи: уроки русского языка и своего двоюродного брата Марка Ларькина. Сложно себе представить более мерзкого персонажа – длинный, прыщавый, с торчащими в разные стороны каштановыми волосами Марк был на целый год старше, на десять сантиметров выше меня, да ещё и, к тому же, круглый отличник, о чём родители не забывали напоминать мне каждый раз, когда я приносил двойку или тройку. Значит они, зная, как я его терпеть не могу, сплавили меня на каникулы сюда, прямо в логово врага? Вернее, двух врагов…

– О, Максимка приехал, – ощерился Марк, когда из сеней я прошёл в сильно протопленную допотопной белённой печкой и пропахшую кислыми щами бабкину кухню, – а я вот раньше приехал, мы на Мазде.

Ну конечно, один раз Марк Ларькин ничем не похвалился и у него отвалился хвост.

– А мы и не торопились, – осклабился я в ответ, всем видом показывая, как я не рад его видеть, и, тем более, слышать, – привет.

– А Лена уже уехали? – Спросила мать у бабушки, торопливо взгромождавшей на плиту древний, как винда у Марка на компьютере, чайник в крупный красный цветок.

– Они почти сразу уехали, дочь, дёла какие-то у них, – проворчала бабушка, – конечно, дёла, до матери вот никому никаких дел нет.

– Пойду почищу снег, – резво схватил лопату папа, – может, что в магазине нужно, мам Оль?

– Ничаво не надо, Виталь, а снег да, почисть, а то до туалета не дойдёшь…

Я громко застонал и возвёл глаза к небесам. В этом Богом забытом месте нет даже тёплого унитаза, а я про свой вай-фай…

Глава 3

Родители не стали долго рассиживать: сославшись на важные дела в городе они оперативно собрались, снабдили бабку ценными указаниями на мой счёт, мама поцеловала меня в лоб и велела вести себя хорошо (прямо перед ухохатывающимся Марком, ну зачем она меня вечно позорит?), и вот я уже услышал, как наш седан, бодро взрыхлив деревенский снег, понёсся в сторону цивилизации, оставив меня в Пельке.

Я осторожно отодвинул штору, не менянную со времён создания компьютерного кода, и уставился в напрочь замёрзшее окно. Не видно ни-че-го, только ветвистые узоры по белоснежному блестящему полотну. В квартире теперь такого днём с огнём не сыщешь – двойные стеклопакеты так не промерзают, а максимум покрываются капельками, да и то, если они некачественные.

– Держи, – бабка протянула мне десятирублёвую монету.

Я долгим взглядом посмотрел на неё, силясь понять, чего бабушка от меня хочет. В магазин идти что ли? Да на такие деньги сейчас, наверное, и коробок спичек не купишь!

– Положи на печку, а как нагреется – поднеси к стеклу, будет тебе глазок, – покачала головой бабушка и усмехнулась, – ничего не смыслите вы в этой жизни, москвичи, всему вас учить надо.

Марк, что-то тщательно расписывавший в ежедневник, довольно хрюкнул.

Я погрел монетку на печи, потом взял её, перебрасывая из ладони в ладонь, как горячую картошку, и изо всех сил прижал к стеклу. Вокруг неё образовалась проталинка и капельки воды потекли по стеклу вниз, оставляя бороздки. Отняв монетку от стекла, я увидел, что в окне реально образовался глазок, через который я тут же узрел какую-то чудную старуху в огроменной белой шубе и пушистой шапке, уверенно шурующей к нашему дому.

– Баб Оль, там… – Невнятно пробормотал я, тыкая пальцем в глазок, но не успел договорить.

Дверь широко раскрылась и внутрь элегантно вкатилась та самая старуха.

– О, Пантелеевна, здравствуй! А я думаю, где тебя черти носят!

Бабка разулыбалась своим почти беззубым ртом, и встала с деревянного стула навстречу гостье.

Тем временем загадочная Пантелеевна привычным жестом повесила шубу на крючок, скинула со скрюченных ног угги и осталась в бежевом платье и белой пушистой шапке.

– Здхравствуй, Ольо патя4! Да я смотрю в окно – к тебе машины одна за другой едут, думаю, не преставилась ли подружка дней моих суровых, – улыбнулась в ответ белоснежной вставной челюстью Пантелеевна, нагло уселась за стол возле окна, схватила из тарелки печенье и жадно зажевала его.

– Ты знаешь, я человек воспитанный, только после тебя, – осклабилась бабушка, – постой хоть чаю плесну, как с голодного краю…

Марк снова хрюкнул со своего дивана, и старушки одновременно повернули на него голову.

– А это у тебя что за скубенты? – Поинтересовалась Пантелеевна, разглядывая нас, как насекомых из учебника по биологии, и бабка хлопнула себя по коленке.

– Вай, дырява голова, это нуцки мои, Ленкин Марк да Маринкин Максимка, на каникулы приехали. А это баба Вера Пантелеевна, соседка, – обратилась бабушка к нам, – наша местная модница.

– Очень приятно, – разулыбался Марк своей фирменной льстивой улыбкой, но Пантелеевну это не пробрало, в отличие от семиклассниц тринадцатой школы, и поэтому я сразу проникся к этой умеющей зреть в корень мудрой женщине мощной симпатией.

– На каникулы? – вскинула жирно обведенные чем-то брови баба Вера, – это с чего бы?

– Дёла какие-то, – бабушка поставила перед подругой дымящуюся кружку с цикорием, и та громко и с удовольствием отхлебнула из неё.

– Совсем эти москвичи обнаглели, уже и на Новый год детей ссылают, это надо! А вот в наше время…

Дальше последовал монолог о том, как испортилась современная молодёжь, а уж наше поколение так вообще хуже некуда, только и сидят в своих телефонах, и я перестал слушать. Взяв свой чемодан, я тихо вышел из кухни и поплёлся в сторону спальни, которую выделили конкретно мне.

Солнце яростно пробивалось через пыльную кружевную тюль. Ласковыми зайчиками оно перескакивало с деревянного скрипящего пола на резной коричневый шифоньер, с шифоньера на куцый красный палас на полу, с паласа на кровать, застеленную бархатным пледом с оленями, с кровати на взбитые, чудным способом сложенные подушки, покрытые прозрачной тканью, с подушек на коричневый ковёр на стене. Всё это богатство на следующие десять дней принадлежит мне и только мне.

Я сел на кровать и почувствовал, как с натужным скрипом прогнулись подо мной пружины. Всё в бабкином доме было странным, чужим и непривычным, и я в ужасе представил, как буду здесь спать целых десять ночей. Честно, я был готов начать ставить крестики в календаре, поскорее бы прошли эти дни.

Я вытащил телефон, попробовал подключиться к мобильному интернету, но всё было тщетно – на верхней строке мигала, то появляясь, то пропадая, издевательская буква Н. Да у нас, блин, в школьном туалете лучше ловит!

Мне до сих пор было непонятно, почему родители решили отправить меня в Пельку. В прошлом году мы ходили есть мороженое в ГУМ, потом катались на катке, смотрели салют и ели оливье под «Иронию судьбы», которую мама просто обожала. В позапрошлом году ходили в огромный торговый центр, где мы с другом разнесли половину детской комнаты, пока родители вместе со своими друзьями манерно ели роллы. И только в этом году я должен сидеть здесь, да ещё и с Марком.

Будто бы услышав мои мысли, двоюродный брат нагло зашёл в спальню и сел напротив меня в продавленное кресло, застеленное тёмно-зелёным пледом.

– Как дела? – Спросил он, так и не выпуская ежедневник из рук.

– Да нормально, – пространно ответил я, – сам как?

– Вообще отлично. Только на той неделе приехал с соревнований по каратэ, у меня зелёный пояс, между прочим.

– Поздравляю.

– А ты чем занимаешься? Так и играешь в свои игрульки в компе, как первоклашка?

– Да ты в моих «игрульках» в первую секунду рипнешься, никакое каратэ не поможет, – обиженно засопел я.

– Ну конечно, в игры играть любой дурак умеет, а вот единоборства – это для реальных пацанов!

Марк вскочил с кресла и встал в стойку, отчего я громко расхохотался. Он был похож на цаплю, которой прихватило спину.

– Чего смешного?

Он начал угрожающе двигаться ко мне, но тут в комнату зашла бабка

– Так, молодёжь, мы тут с Пантелеевной посовещались и решили сводить в вас в наш музей. Нечаво просто так штаны просиживать, хоть чаво-то новое про свою родину узнаете, тем более сегодня там день открытых двёрей.

– Музеееей… – Протянул Марк.

– Музей-музей, – поддакнула из-за бабкиной спины её подруга, – очень интересное место, между прочим, там столько стильных экспонатов…

Я вздохнул. Меньше всего на свете мне сейчас хотелось идти в деревенский музей, но делать было нечего. Мы уныло оделись и вышли на морозную деревенскую улицу.

– Ну и кафтан у тебя, Алексевна, – захихикала баба Вера, когда бабушка надела на себя какую-то странную куртку синего цвета.

– Чай Маринка привезла. С Москвы! – Бабушка подняла указательный палец вверх и одобрительно засмеялась, – не отставайте, нуцки, музей на другой улице, айдате, надо сходить, пока открыт.

Я натянул варежки покрепче и пошёл вслед за бабушками, которые оживлённо болтали.

Честно сказать, было в Пельке что-то такое, от чего мне стало как-то уютно внутри. То ли от чистого деревенского воздуха, то ли от вида домов, вдоль которых мы шли, то ли от запаха бань и чего-то копчёного мне вдруг стало очень хорошо на душе. Домики были очень ухоженными, кирпичные чередовались с деревянными со старинной резьбой, а некоторые были из самана – глины с сеном. Мне всегда было интересно, как можно жить в таком доме? Мама говорила, что в старые времена в саман добавлялся даже навоз! Отапливались они печкой, как у бабки, и внутри всегда было очень тепло. На улице Карла Маркса, которая была центральной в деревне, сгрудились несколько зданий: продуктовый магазин «Надежда», облезлая школа из белого, местами побитого кирпича, и сельсовет, над которым гордо реял мордовский флаг. Мама когда-то рассказывала, что белый цвет на нём символизирует мир, добро и любовь, тёмно-синий – землю, напоенную водой, свободу и величие, а розетка посередине – это символ солнца.

– Ну и кринжово тут, – выпустил струю морозного пара Марк.

Бабки одновременно остановились и уставились на брата, а я начал предвкушать бой. Давайте, родимые, покажите ему настоящий файтинг!

– Чаво? – Вскинула брови бабка, – это чаво ещё значит?

Марк смешался и принялся переминаться с ноги на ногу, явно не собиравшийся вступать в ссору с бабушкой, у которой ему предстоит жить ещё десять дней.

– Ну, кринжово, это, типа, красиво, только по-молодёжному.

– Ладно, хорош болтать, музей за сельсоветом, айдати, смотрите, сколько народу там сегодня.

Народу и вправду было много: прямо у деревянного здания музея курили двое каких-то мужиков, странный дед с рюкзаком прохаживался туда-сюда, что-то нашёптывая себе под нос, из самого музея вышла какая-то молодая женщина с длиннющей русой косой через плечо и в белом пуховике, поздоровалась с одним из мужиков, быстро спрятала лицо в шарф и посеменила в сторону домов.

– Стервятники, слетелись на бесплатное, – скривила накрашенные розовой перламутровой помадой губы Пантелеевна и обстучала ноги прямо у входа.

– Ну так и мы с тобой бёсплатно пришли, – глубокомысленно выдала бабка.

– Это другое, Алексевна! – Отмахнулась баба Вера, – у нас скубенты из Москвы, им надо!

Мы вошли внутрь. С правой стороны у прилавка со всякими мордовскими поделками сидела женщина за тридцать и выдавала всем заходящим бахилы.

– Елена Петровна, здравствуй, – обратилась к ней бабка, – я тут нуцков привёла, посмотреть, чего здесь есть, а то москвичи совсем родную землю не знают!

Женщина посмотрела на нас внимательными чёрными глазками и протянула пару бахил. Марк сразу же уселся на свободную скамейку и принялся натягивать голубые пакеты на свои здоровенные, как у орка, ножищи, а я встал в нерешительности, раздумывая куда бы притулиться.

– Чего, блин, встал на дороге?

Я почувствовал лёгкий толчок в плечо и в недоумении уставился на пухлого паренька, агрессивно двигавшего челюстью. Он был моим ровесником, но очень уступал в росте и превосходил вширь. За его спиной стояла одетая в комбинезон девочка лет одиннадцати, всё её лицо было усыпано веснушками, в цвет рыжим волосам.

– А чего это на дороге? Здесь место для переобувания! – Я решил пойти в наступление, ведь падать в грязь лицом перед девчонкой совсем не хотелось.

– Чего, умный такой, да? – Он подошёл ко мне ближе, – откуда приехал, Саранский что ли?

– Петь, перестань, – дёрнула его за руку девочка, – пойдём домой, мама просила за хлебом зайти.

Тот ещё секунду смотрел на меня с лютой ненавистью, а потом отвернулся и пошёл вслед за девочкой, которая, видимо, была его сестрой.

– Местные, – сказал Марк, когда мы пошли вслед за бабушками по выставочным залам, – в деревнях они всегда такие дикие.

– Ясное дело, если жить без интернета и компьютера, а в туалет ходить на улицу – можно и совсем одичать, – ответил я.

Выставка не вызвала во мне никаких особых эмоций: национальные мордовские костюмы, которые приводили в экстаз Веру Пантелеевну, меня совсем не трогали, как и зал со старыми дырявыми казанками и монетами, в зале с выставкой прядильных конструкций мы с Марком только посмеялись над манекенами детей, а картины мордовских художников, которые были реально крутыми, мы разглядывали с деланным равнодушием.

– Ну ничаво, сейчас будет самое интересное, – пообещала бабка, когда мы вошли в последний зал.

– Охренеть! – Не выдержал эмоций я, и тут же получил от бабушки жирную затрещину.

В середине маленького зала, выкрашенного в белые оттенки, стояла высокая витрина, освещённая с двух сторон, а в глубине её блестел огромный золотой кубок, усеянный розовыми, красными и зелёными драгоценными камнями.

– Да, красиво. Интересно, сколько стоит, – присвистнул Марк, что-то чёркая в ежедневник, который каким-то Макаром умудрился протащить с собой даже в музей.

– Сколько стоит, сколько стоит, он бесценный, парень, – ответил брату проходивший рядом мужчина лет тридцати, один из тех, что недавно потягивал сигаретку у входа, – это кубок времён татаро-монгольского нашествия. Вы, шкеты, знали о том, как инязор5 Пургаз воевал с игом? Мы, эрзяне, жиль вдоль лесов, и сопротивлялись нашествию изо всех сил. Не было у мордвы ни особого оружия, ни доспехов, но было желание бороться за свою родину до последней капли крови…

Я заворожённо слушал вспотевшего и раскрасневшегося мужика, буквально представляя себе этот бой перед глазами. Наверное, это было как в моей любимой сетевой игре с орками и эльфами: мордва, как эльфы, бились с противными орками-врагами, пытавшимися прорваться через оборону и уничтожить наши поселения…

– Эрзянский край идеально подходил для партизанских боёв: овраги, лес, да болота, куда монгольской коннице пройти. Так и оставили супостаты эрзян в покое, не пришлось платить дань. А кубок этот, поговаривают, принадлежал самому главному прихвостню Батыя, сложившему голову в эрзянских лесах…

– Ну ни фига себе! – Пробормотал Марк, и тоже выхватил от бабушки затрещину.

– Вот вам и не интересно, – философски заключила Пантелеевна, – видите, сколько всего прошло мимо вас, москвичи. Ничему вас родители не учат, знай себе сплавляют к бабушкам на все каникулы – и дело с концом.

Не обращая внимания на эту пустую болтовню, я не отрываясь смотрел на кубок в витрине, а в моём воображении разворачивались мощные бои.

– Пойдём, нуцок, – ткнула меня под бок бабка, – нагляделся уже.

Я послушно пошёл вслед за своими, всё ещё фантазируя про эрзянских воинов, храбро защищавших свою родину. Сколько же лет этому кубку…

– Спасибо, Елена Петровна, ничаво нам не надо, – отмахнулась бабушка от гардеробщицы, предложившей купить что-то из мордовских сувениров, – может зайдём ишшо перед уездом, тогда возьмём.

На улице успело стемнеть, зажглись редкие фонари, с трудом освещая испещрённые следами тропинки, пошёл жидкий снежок. Один день в Пельке почти закончился.

Глава 4

Пантелеевна, пробурчав что-то про передачу и какого-то Малахова, пушистым белым комком укатилась в сторону своего дома, а мы посеменили в сторону своего. Бабка молчала, и нам с Марком тоже было не о чем разговаривать. Мы были будто бы совсем чужими людьми, волею судеб оказавшимися на одном островке, с которого невозможно было выбраться.

– Ноги-то отряхните, а то опять полы мыть.

Мы дружно потопали, обстучали ботинки лысеющим веником и вошли в дом.

Щёки пощипывало от мороза. Я скинул куртку, помыл руки в умывальнике и украдкой посмотрел на бабушку, что-то колдовавшую у плиты.

– Сейчас ужинать будем, – поймала мой взгляд она и обтёрла тонкие морщинистые руки о край фартука, – я тут новое блюдо научилась готовить, гречневые котлеты.

Марк застонал из соседней комнаты, а я решил изо всех сил делать вид, что её стряпня – самое лучшее из всего, что я когда-либо пробовал, чтобы позлить братишку.

Я всё никак не мог простить ему прошлый раз. Как сейчас помню – он вместе с мамой приехал к нам в гости, и мои родители, чтобы похвалиться новеньким компьютером, который купили мне за хорошие отметки, заставили меня уступить место Марку. И что сделал этот балбес? Удалил моего лучшего персонажа, и весь прогресс вместе с ним. Помню, как накинулся на него в тот злополучный вечер, а вместо поддержки и понимания получил от родителей сильный нагоняй. Им всегда хотелось быть хорошими для всех вокруг, кроме своего сына.

– Обожаю гречку, – ехидно сказал я и уселся за стол, застеленный протёртой в некоторых местах скатеркой с нарисованным на ней виноградом.

– Можешь тогда и мою порцию съесть, – пробурчал из недр комнаты Марк.

Бабушка поставила на стол здоровенную, обгоревшую чёрную чугунную сковороду с котлетами, которые буквально плавали в жиру, шкворча и постреливая, а потом начала нарезать щедрыми пышными ломтями белый хлеб. Кухонька наполнилась ароматами уюта и тепла, и я почувствовал, как забурчал мой живот.

– Пойдём есть, Марчик. Гречка ум развивает! – Окликнула она и тяжело уселась рядом, – ешь давай, Максимка, вон какой хилый стал, поди совсем тебя мать не кормит.

Брат, успевший переодеться в клетчатую пижаму, сел рядом со мной на скрипящий стул и с отвращением наморщил прыщавый нос.

– Там что, мясо?

– Курица. Ешь давай!

– Я, вообще-то, веган, – он отодвинулся было от стола, но бабка цепко схватила его своими костлявыми пальцами.

– Я те сейчас дам, вёган! Это мамке своей в Москве будешь эту дурь пороть, а у меня ешь, что дали! Ишь ты, вёган, чаво удумал! Вай испортили вас мамки-то в Москве, чаво стало с детьми! Пока не съёдите по котлете – не пушшу.

– Но бабушка, у меня свои принципы…

– Не знаю ничаво! Ешь давай, ирод!

– Всё что было в Пельке – останется в Пельке, – ехидно подмигнул я брату и вкусил бабушкину котлету, которая оказалась очень даже ничего.

– Завтра капусту тебе натушу, будешь как петух клёвать, вёган.

Марк шумно вздохнул, брякнул себе в тарелку котлету и, опустив голову, принялся разбирать её на запчасти.

Бабушка внимательно следила за ним своими выцветшими от старости голубыми глазами. Только сегодня я заметил, как она сдала, похудела и осунулась. Прошлым летом бабушка, в основном, пропадала на огороде, и мне не удавалось её как следует рассмотреть, а сегодня она предстала передо мной такой, как есть. Она была очень похожа на маму, но у мамы и взгляд был мягче, и рот улыбчивей, а бабка была словно высечена из холодного серого камня.

– Я всё, спасибо, ба, – сказал я, вставая из-за стола и намереваясь отчалить в «свою» комнату, чтобы почитать книжку про пришельцев, которую заблаговременно скачал, пока был в цивилизации, но бабка сощурилась и цыкнула.

– А тарелку за тебя кто будет мыть? Совсем мамка тебя избаловала, Максим!

Я взял тарелку и со вздохом принялся намывать её под тонкой струёй холодной воды. Водопровода в Пельке, конечно же не было, вода подавалась прямо из колодца насосом, который периодически сильно вибрировал и заставлял меня вздрагивать. Почему бабушка отсюда не уезжает? Ну, пусть даже не в Москву, а в Саранск – столицу Мордовии. В квартирах же намного лучше! Может быть, я чего-то не понимаю? Может, в Пельке есть что-то интересное, просто нужно как следует поискать?

– Можно мне погулять? – Спросил вдруг я.

Бабка оторвалась от солёной мойвы, которой закусывала гречневую котлету и удивлённо посмотрела на меня.

– На улицу? И чаво ты там будешь делать?

– Ну, не знаю… Пройдусь, посмотрю, как тут у вас.

– Чаво ты там увидать хочешь, в темноте-то? – Нахмурилась она.

– Я люблю гулять вечером, время-то ещё детское. Мама вообще меня до десяти вечера отпускает!

Бабушка пожевала губами и сдалась.

– Ладно, иди, но в восемь чтобы был дома, как штык. Телефон с собой возьми, если что позвонишь. Марк, ты пойдёшь?

Бывший веган Марк, поглотивший уже половины котлеты, посмотрел на бабку Олю с обидой и раздражением.

– Никуда не пойду, отдыхать буду. Телек хоть работает?

– Чаво ж ему не работать – работает, пять каналов кажет. Сейчас и сериал начнётся, пойду глядеть, – спохватилась она и торопливо застучала вилкой.

– Ну, я пошёл.

Я надел тёплые штаны, пуховик, шапку и вышел на морозную улицу.

***

Ну и куда идти?

Я встал возле дома, как вкопанный, и уставился на горящие уютным теплом бабкины окна. Происходящего внутри не было видно из-за того, что стекло сильно замёрзло, но я был уверен, что Марк всё так же кукует над своей котлетой раздора. Минус два ХП, ха-ха-ха! Так ему и надо.

Я мстительно ухмыльнулся и посеменил по дорожной колее в сторону магазина. На улице никого, пронзительно тихо и мрачно. Такой тишины в Москве днём с огнём не сыщешь, а Пелька будто бы вымерла, хотя почти в каждом доме горел свет, а в некоторых даже гирлянды. Интересно, почему бабка не наряжает ёлку? Без ёлки совсем тоска, нужно будет завтра у неё попросить хотя бы гирлянду на окно повесить.

Я шёл и крутил головой по сторонам. Иногда за забором неожиданно начинала лаять чья-то собака, и тогда я подскакивал от ужаса, чувствуя сильный прилив адреналина. Интересно, можно ли умереть от страха, или блогеры в интернете опять наврали? Эх, сейчас бы посмотреть короткие видео, или зарубиться в игру… Саня, наверное, теперь прокачается больше меня и будет бесконечно надо мной прикалываться. Ну ничего, приеду домой и быстренько его нагоню.

Я увидел, как у одного из домов что-то зашевелилось. Приглядевшись, я понял, что это мальчишка с сестрой, которых мы видели в музее. Да, точно, та же одежда, те же голоса, только сейчас с ними был ещё один мальчик. Они кидались снегом и что-то радостно обсуждали.

Я притормозил. Что делать? Идти к ним, или развернуться и пойти назад, пока не поздно? Они явно были настроены против нас, но сейчас я совсем один и если они решат меня побить…

– О, городской! – Громко крикнул брат рыжей и помахал мне рукой, – а ну иди сюда!

Всё, назад пути нет. Рвануть обратно – значит навсегда остаться трусом в глазах этих ребят, а кто знает, сколько раз мне придётся с ними ещё сталкиваться…

– Привет! – Я сделал вид, что совсем их не боюсь, и подошёл ближе.

Оказалось, что они строили крепость возле заброшенного полуразвалившегося домишки. Нутро дома зияло чернотой, от чего у меня свело желудок. Жутко!

– Привет-привет, виделись уже, – ответила девочка, выходя спереди брата, – я Лиза, а это – махнула она на мальчишек, – Петя и Гена.

– Я Макс, – представился я и вдруг почувствовал, как у меня загорелись уши от смущения.

– Что делаешь тут один и в темноте, Макс? – Насмешливо поинтересовался Петя, а стоявший сзади него низкорослый дружок в драном красном пуховике захихикал.

– Вышел воздухом подышать. А вы чем занимаетесь?

– Крепость строим, завтра у нас снежные бои, – ответила Лиза и поправила рыжий локон, выбившийся из-под пушистой белой шапки, – хочешь – приходи посмотреть.

– На фига он тут нужен? – Запротестовал Петя, и глаза его загорелись злостью.

– А тебе что, жалко? – Вскинулась сестра, – у них в городе такого сто процентов нет! Заодно и видос запишет, пока мы будем играть.

– Точно, видос обязательно нужен, кинем в чатик, – согласился с Лизой Гена.

Петя с минуту смотрел на меня, а потом махнул рукой.

– Ладно, пусть приходит. Поможешь построить крепость? Мы не успеваем из-за этого сраного музея, в который мамка заставила идти. Каждый, блин, год ходим, как будто там что-то новое появляется…

– Ладно, помогу, – облегчённо ответил я, поняв, что бить меня точно не будут, – музей реально отстойный, но кубок клёвый.

– Кубок – да, – заулыбалась Лиза, подавая мне кирпичик из снега, – обожаю изумруды.

– Ты хоть из какого города, блин? – Спросил Петя.

– Из Москвы. Вообще я родился здесь, но родители переехали, когда мне было три. Так что я не совсем уж прям такой городской.

– Круто! – Присвистнул Гена, формируя квадраты из снега, – в Москве, наверное, ништяк жить!

– Ну, там хотя бы есть интернет и толчок в доме.

Ребята расхохотались, и обстановка совсем разрядилась. Мы, ещё немного поболтав, достроили стену и распрощались. Домой я шёл в совсем другом настроении.

– Чего такой счастливый? – Спросил Марк, когда я зашёл, переоделся и сел пить вечерний чай.

– Да ничего, с местными подружился, потусовались.

– На фиг надо с такими дебилами дружить, он ж тупые.

Я нахмурился.

– С чего бы это они тупые?

– А ты думаешь, будут умные в этой дыре жить? Просто посмотри на эту деревню, я думал, таких уже давно не осталось: туалет на улице, по телеку три канала, эти дома убогие, а магазин, ты видел магазин? Капец просто!

Я поставил кружку на стол и покачал головой.

– Нельзя судить людей по тому, где они живут. И вообще, они не выбирали где им жить, если бы не твои родители – сам бы все свои туалетные дела делал на морозе! Я с ними разговаривал, нормальные они, позвали меня завтра снежный бой смотреть.

– И ты пойдёшь?

– А чем ещё тут заниматься? На тебя любоваться, или сериалы с бабкой на кассету записывать?

– Если тебе нечем заниматься, то это только твои проблемы. У меня, в отличии от тебя, планшет есть, я туда накачал видео с тренировками, буду дальше каратэ заниматься, пока ты фигнёй с этими деревенскими дурачками страдаешь.