Разыскивается миллионер без вредных привычек бесплатное чтение

Глава 1. Настя

Педали велосипеда крутились мерно, чуть поскрипывая на ходу. На велик я не садилась лет эдак… пятнадцать, наверное. Навыков не утратила, но в первые дни адски болели и спина, и ноги, и задница.

На улице царил май – самое лучшее время года. Май – это вообще лучшее, что может случиться. А если ты едешь на велосипеде по ухабистой проселочной дороге, поднимая за собой шлейф пыли, в лицо светит солнце и пахнет сиренью – лучше быть просто не может. Тем более задница к кочкам уже привыкла.

Деревни было две. Малая Покровка и большая Покровка. Хотя точнее было бы назвать Покровка нищая и Покровка миллионерская. Между ними три километра, церковь на пригорке и сотни… тысячи ступенек социальной лестницы. Я еду из малой в большую.

В нищей Покровке я обосновалась месяц назад. Домик принадлежал нашей семье тьму тьмущую лет, мама тут помидоры сажала, пока ей не надоело. Идти после развода мне было некуда – не к родителям же в двушку – поэтому я тут и обосновалась. Велосипед из гаража достала – он тут кучу лет стоял. Дядь Ваня – сосед – подкачал и подклеил шины. Красота!

Весна в этом году необычайно ранняя – все цветёт. Солнце палит, не щадя, я даже загорела уже, хотя Танька и вычитала в сети, что майский загар самый вредный. Ну и пусть.

Малая Покровка осталась позади, я со скрипом въехала на горку, вниз прокатилась уже с ветерком. А в первую неделю я вкатывала велик наверх пешком. Контраст между деревнями разительный. Здесь – особняки стройными рядами. Правда, сирень и здесь цветёт – красиво же. Но поспорить готова, сирень не пролетарская, а самая что ни на есть элитная. Дорога здесь гладкая, ни единой щербинки. Ехать по ней просто экстаз для измученной задницы.

Дом, в котором обитает Таня, тоже утопает в сирени. Он красивый, три этажа, словно с открытки сбежал. Я бы позавидовала подруге, но нечему – она работает здесь няней. Тотошке, которого она блюдёт, два года. Его родителей я ни разу не видела, но наверняка они есть – кто-то же Тане платит.

Я поставила велосипед у крыльца и вошла внутрь. Танька сидела в кухне с видом самым унылым. Тотошка оптимистично ковырялся в каше руками.

– Господи, седьмой час только! – простонала она. – Иногда мне хочется накормить этого ребёнка снотворным.

– И что тебя останавливает?

– Врождённый и, к сожалению, неизлечимый гуманизм.

Танька налила мне кофе. Я пила его, покачивала ногой и смотрела на Тотошку. Вот человек, который умеет радоваться жизни! Хлопнул ладонью по тарелке – каша в разные стороны. Тотошка визжит и смеётся, он счастлив. Я тоже так хочу.

– Горе ты моё, – обратилась к подопечному Таня. – Давай немного в ротик. Смотри жу-у-у-у – это летит самолётик, давай – ам!

Тотошка разом растерял весь свой оптимизм и разревелся. Я встала и пошла к окну. До начала моего рабочего времени ещё целых десять минут. Если постараться, я даже два кофе выпить успею, он тут отменный.

Напротив такой же идеальный дом. Правда, в два этажа, но такой расчудесный, что, пожалуй, лучше Танькиного. Строгий, сдержанный стиль, чётко выверенные линии, и вместе с тем – кажется уютным. Идеально выстриженная лужайка, вместо забора – кусты уже расцветающего шиповника. Наверняка в этом доме живут счастливые люди. И богатые, да.

– Ты уверена, что не сошла с ума? – участливо спросила Таня, когда я собралась уходить.

– А если и сошла? Надо же было когда-нибудь.

– Бедные твои родители.

Танька участливо покачала головой и вынула Тотошку из детского стульчика, унесла умывать – каши на ребёнка попало куда больше, чем в него. А я пошла работать.

Я забыла представиться – меня зовут Настя. Мне двадцать восемь лет. Этой весной я развелась с мужем. Об этом я стараюсь не вспоминать, но выходит не очень. И все они – и муж, и мои родители – уверены, что я не смогу жить самостоятельно. Что просто не способна на это. Сидят, ждут, когда я вернусь, и периодически выносят мне мозг.

Может, я и правда сошла с ума. В тот день я ушла, гордо хлопнув дверью и взяв минимум своих вещей. Стас потом привёз их к моим родителям, но я гордо их не забираю. Я уволилась с работы, точнее, просто перестала на неё ходить – Стас был моим непосредственным начальником. Мама сказала, что он отправил меня в отпуск и терпеливо ожидает, когда дурь из моих мозгов выветрится, и я вернусь.

Главное, что это он мне изменял, а дурь у меня! Вселенская несправедливость. И, наконец, я переехала в деревню, окончательно утвердив близких в мысле о моём сумасшествии. Но этого мне было мало, и я устроилась зооняней. Да-да. К счастью, в миллионерской Покровке много ленивых жоп. Поэтому я прихожу в шесть тридцать, собираю собачек и веду их гулять. Всего у меня семь питомцев. Ещё я навещаю два раза в день одноглазого кота Маркиза – его хозяйка в отъезде. Кормлю его, вычесываю и играю. Я ответственно отношусь к своим обязанностям.

Красивый соседский дом остался позади, я собрала всю свою свору и пошла к стадиону. Стадионом он назывался постольку-поскольку. Раньше, когда эта Покровка была обычной, и миллионеров здесь не было, тут и правда играли в футбол. А теперь здание Дома культуры почти развалилось, парк зарос, стадион тоже. Говорят, землю уже продали, и скоро здесь вырастет новый особняк. А пока тут гуляют мои собачки.

Такса Роджер все вынюхивает, вплоть до каждой задницы, до которой сумел дотянуться. Ему интересно только это. Крупные собаки бегают и играют друг с другом. Спаниэль Наполеон привязан к столбику футбольных ворот – этот паршивец убегает в лес, доверия ему нет. Чихуахуа Ириска трясётся возле моей ноги – эта сама никуда не уйдёт.

– Все покакали? – зычно крикнула я, утомившись сидеть на солнцепеке.

Собаки умные, понимают, куда и зачем их привели. Ну, кроме Наполеона. Но сдаваться просто так не хотят, поэтому я битых полчаса гоняюсь за ними по полю. Надеюсь, скоро вся обрасту мышцами. Тогда просто прибью Стаса, когда он пожалует в очередной раз.

Богатые хозяева уже съели свой полезный завтрак, побегали на тренажёрах и приняли душ. Я возвращаю им питомцев, а они едут зарабатывать очередной миллион. Теперь на очереди Маркиз. Его главное забава – прятаться и нападать внезапно.

– Маркиз! – зову я, входя в дом.

Сегодня он меня удивил – прятался на карнизе, откуда и спрыгнул на меня с утробным воем. Плюс несколько царапин и седых волос, зато можно сказать, уже поиграли. Так и живу. Уже месяц. И ничего, не умерла, что бы там заботливые родные не прогнозировали. Теперь снова к Таньке за велосипедом, и домой.

Танька уже ожила. Готовит очередную порцию полезной пищи для Тотошки. Тотошка трёт глаза. Мне нравится этот мальчик. Я бы тоже хотела такого сынишку. Подруга поймала мой жадный взгляд, я смутилась.

– Не хочешь поговорить?

– Нет.

– У врача была уже?

Была. Три дня назад. И вердикт не утешителен – у меня осталось всего несколько месяцев, чтобы забеременеть. Мои яичники устроили мне акцию протеста и отказываются работать в стандартном режиме. Учитывая, что ребенка я хочу, а ни мужа, ни любовника у меня не наблюдается, перспективы так себе.

– Тань, ничего не поменялось…

– Хочешь, я тебе Тотошку отдам? Ручаюсь – его родители даже не заметят.

У Таньки своеобразное чувство юмора.

– Ха-ха, – меланхолично отзываюсь я.

Таня откидывает на дуршлаг отварную брокколи, выкладывает в тарелку, поливает оливковым маслом, посыпает сыром. У меня урчит в желудке. Танька вздыхает и делает ещё одну порцию для меня.

– Насть… найти мужчину на ночь не проблема. В конце концов, есть банки донорской спермы…

– Веришь, нет, но мне хочется знать, от кого я ребёнка рожаю.

– Стас…

– Таня!

Мы снова замолчали. У потолка лениво жужжала муха. Ненавижу мух, истребляю их, но с этой сражаться не буду – она Танькина. Пусть сама мучается. Мы сосредоточенно ели, Тотошка увлечённо играл содержимым тарелки. Тане придётся снова уговаривать его поесть.

– Смотри, какая красивая брокколи, – включилась она. – Похожа на огромное дерево! А Тотошка великан! Мы же сможем съесть это дерево?

Тотошка закрыл рот и упрямо затряс головой. Не хотел он никаких деревьев. И разговаривать не хотел. Таня не волновалась – все же два года только. Ещё залопочет. А он… вдруг ткнул в Таньку пальцем и громко и отчётливо сказал:

– Мама!

Танька охнула. Да и я тоже.

– Не говори так, милый! Я чужая, чужая тётя!

– Мама! – Тотошка был очень упрям.

– Меня уволят, – простонала Танька.

Я погладила её по волосам. Может, не уволят. Может, не заметят даже. Не так уж они своим сыном и интересуются. И поневоле испытала острый приступ зависти, несмотря на то, что Тотошка подруге чужой.

Танька успокоилась. Ловко всунула в приоткрытый детский ротик кусочек зелёного овоща.

– Тогда перебери своих бывших. Проверенные уже мужики…. Попользуешься разок, может, не обидятся.

– А, – отмахнулась я. – Мужчина должен быть идеальным, а среди моих бывших такие не водится.

– Иди уже, – рассердилась Таня, – ты заражаешь Тотошку пессимизмом – смотри, какой печальный стал.

– Он просто жрать не хочет, – сказала я, но послушно ушла.

Выкатила свой велосипед. Сунула в уши наушники. Посмотрела на экран – восемь утра только, а столько переделала дел! Моя новая жизнь на меня отлично влияет. В наушниках популярная донельзя песня про незабудки. Незабудки мне никто не дарил, но подпеть – точнее, подвыть – я всегда готова. Быть дурочкой вообще здорово – столько всего прощают.

Велосипед, успевший отдохнуть, не хотел слушать хозяйской руки.

– Потерпи немножко, – попросила я, не расслышав за незабудками своего голоса. – Скоро выходной.

Все случилось донельзя внезапно. Я катила по Танькиной подъездной аллее, выкатилась на дорогу и хотела повернуть, но вдруг слетела цепь – не зря мой велик стонал и жаловался. Затормозить я не могла, все, что оставалось – визжать в предчувствии скорой кончины.

Падать я не люблю. Да и кто любит? И возможно, не упала бы, повизжала бы, да и остановилась как-нибудь. Но мужчина… он появился внезапно. Я только и успела увидеть светло-серую, почти белую футболку, русоволосую голову и – бах!

И как в съёмке замедленной. И мысль: главное – не сесть на раму. В двенадцать я села со всего маху. Незабываемо. Поэтому летела я и думала: «Только не на раму! Куда угодно, только не на раму!»

В кои-то веки Господь услышал мои молитвы: велосипед улетел в одну сторону, я в другую. В шиповник. И боюсь, вопли которые разнеслись по окрестностям, оставили незабудки без шансов. Падать в шиповник больно. Чертовски.

Я упала и провела мысленную инвентаризацию – руки на месте.. Ноги тоже. Голова гудит, но наличествует. Царапины горят огнём. Рискнула открыть глаза. Господи! Падать в шиповник не только больно, но ещё и красиво! Зелёное кружево листьев над головой. В дырочках – небо. Голубое-голубое – глазам больно. И нежно розовые цветы, от аромата голова кругом. А вот не свалилась бы – ни за что не разглядела бы.

– Красиво! – сказала я.

Откуда-то со стороны раздался стон, и тут я вспомнила, что падала не одна.

– Вы живы?

Ответа нет. Может, я ему спину великом сломала? Это было бы совсем нехорошо. Я попыталась встать, но колючие ветки, которые до этого мирно висели надо мной, теперь не хотели выпускать, цепляясь за кожу десятками колючек. Успела разглядеть только белый кроссовок. Фирменный – видела такие весной в ТЦ: я на такие наберу, только если продам своих питомцев на чёрном рынке, и то не факт.

– Я вас спасу, – обещала я. – Вы только подождите, пока я выберусь.

В ответ – вполне различимый мат. Отлегло – живой, значит. Шорох, свет померк – сбитый мной господин встал и наверняка любовался на мои торчащие из-под куста ноги. Они у меня ничего, и шорты короткие, но мне… неуютно. Я заворочалась, пытаясь выбраться – снова колючки.

Меня крепко схватили за лодыжки – я пикнуть не успела. Хотя повод для возмущения был: ещё не знакомы, уже хватать. Но он просто вытянул меня за ноги на белый свет. Ноги спаситель выпустил, они с глухим стуком упали на асфальт. Я снова глаза открыла. Небо голубое, бесконечное. Ни одного облачка. Весна настала. Попа, которой волокли по асфальту, болела, но я, вдруг осознавшая, насколько мир прекрасен, улыбнулась.

– С вами все в порядке? – раздался голос сверху.

Я перевела взгляд и увидела ЕГО. Именно так – капсом. Он высокий, но не дылда. Лёгкая футболка очерчивает стройное, но очень даже сильное тело. Глаза карие, бархатные, и ресницы такие – любая девчонка бы за них убила. Я сразу же поняла, что хочу вот такого сына, с тёмными глазами и пушистыми ресницами – не меньше. От осознания того, что папа найден, словно камень с души. Я снова улыбнулась, как можно сексуальнее.

– Вам плохо? – участливо спросил спаситель.

– Мне очень хорошо, – честно ответила я.

Мне и правда хорошо было, подумаешь, синяки и царапины! Я увидела свет в окошке.

Я не подавала виду, насколько переживала. Ребёнка хотела всегда. Стас все просил отложить – молоды же. А перед самым разводом я попала в больницу с не серьёзными на первый взгляд проблемами по-женски. Там и выяснилось – если не рожу в ближайший год, то, наверное, не рожу вовсе.

Я выписалась на три дня раньше. В сумке пачка тестов, определяющих овуляцию. Собралась вопрос ребром ставить – ребёнок или развод! Конечно, сблефовала бы. Но оказалось – развод. Ибо если вот так резко падаешь, как снег на голову, то лучше предупреждать. Стас, который должен был быть на работе, развлекался дома с соседкой Светочкой. А я ей соль занимала! И сахар. И заварку. Света была на редкость забывчивой.

Было седьмое марта как раз. Замечательный подарок. Ни родные, ни сам Стас не верили, что я доведу развод до конца. Про моё скорое бесплодие я рассказала только Таньке – родители вынесли бы мне мозг. Они меня любили, пусть и несколько деспотично, и внуков хотели.

Я с трудом завязывала новые знакомства, поэтому мой взгляд обратился к бывшим, но: один растолстел, другой много пьёт – а я хочу здорового ребёнка, третий женат. Я хочу ребёнка, но не ценой измен. Чем сильнее отчаивалась, тем чаще думала о банке спермы, хотя сама идея вызывала во мне отторжение.

А теперь ОН! Идеальный!

– Вы женаты? – решилась поинтересоваться , памятуя о своих принципах.

Спаситель вздохнул. Наморщил идеальный лоб. И вдруг показал три пальца.

– Сколько видите?

– Три, – послушно ответила я.

– Я думаю, нужно вызвать скорую помощь.

– Зачем?

– Вы лежите на асфальте, улыбаетесь и явственно бредите.

Проклятье! И правда. В таком виде я его точно не соблазню. Сколько дней у меня до овуляции? Вдруг надо действовать очень решительно. Я, покряхтывая, поднялась, опираясь о идеальную руку, и занялась мысленными подсчётами. Выходило, что дней пять  есть в запасе. Слава богу!

– Точно скорая не нужна?

– Точно… Если только перекись и зеленка.

Спаситель напряжённо думал. Я видела, что вести меня к себе он не хочет, но ему явно меня жаль. Я протяжно и горестно застонала. Мужчина решился спасать меня до конца. Ещё и добрый! Замечательно.

– Зеленка у меня есть, – сказал он и показал на дом напротив.

Тот самый! Господи, у него ещё и дом идеальный. Я скосила взгляд – на своей подъездной дорожке стоит Таня и смотрит на меня во все глаза. Видимо, увидела столкновение и выбежала помогать. Не нужно мне помогать! Я подмигнула, показывая, что все в порядке. Подмигивать я никогда не умела, спаситель, увидев моё перекошенное лицо снова испугался.

– Точно звоню в скорую.

– Нет-нет! Мне просто соринка в глаз попала.

Танька махнула рукой и ушла обратно в дом. Правильно, а то Тотошка без присмотра. А за мной присмотреть есть кому. Я вновь оперлась на его руку, и мы отправились в дом. Спаситель явно прихрамывал.

– О нет, – вздохнула я, – вы все же пострадали от моих рук. Ног…. Велосипеда.

– Всё в порядке, – сухо отозвался он. – С пробежками только повременить придётся.

И распахнул передо мной дверь в свой дом. До меня донёсся запах корицы и полировки для мебели. Я шагнула через порог, думая: «Господи, он ещё и бегает!»

Глава 2. Егор

Бывает, что не задался день. Мне казалось, что у меня не задался месяц. Нет, год даже. Если бы не Никита, можно было бы сказать, что не задалась жизнь, но совестно – многие не поймут. У меня замечательный здоровый сын, бизнес, недвижимость, красавица бэха – а я скучаю. Зажрался.

Все началось с того, что офис сгорел. Причём этот офис мы полгода вылизывали, чтобы лучше, чем у остальных. Господи, да я цвет стен выбирал и унитазы лично! А он взял и сгорел. Теперь часть сотрудников в отпусках, в чем я им завидую, часть работает из дома, и качеством труда я недоволен – ребята хорошие, но с моими пинками становились гораздо трудолюбивее.

От нас ушла нянька. У неё внучка родилась, и она посчитала, что та ей, конечно, важнее моего сына. Предупредила, как положено, за две недели и ушла. Никитка был страшно рад – считал, что слишком для няни взрослый. И сделать я ничего не мог – новые няни не приживались. Если быть точнее, то Никита их просто выживал.

Мне приходилось следить за ремонтом офиса, пинать расслабившихся сотрудников и мотаться туда-сюда, чтобы забрать из школы своего взрослого и самостоятельного второклассника. Поэтому я был жутко не в духе.

Забыл добавить – няня у нас ещё и готовила. Теперь готовить было некому, мы ели сосиски и пиццу.

Это утро не удалось особенно. Я пытался испечь оладьи из готовой смеси. Они упрямо прилипали к сковородке, хотя она была современнейшая, со всеми необходимыми покрытиями. Тогда я решил сварить кашу. Она пригорела.

– Ребёнок должен получать полноценный завтрак, – меланхолично заявил Никитка, ковыряясь в пахнущей дымом каше. – Мой мозг на таком питании полноценно функционировать не сможет.

Я сдержал порыв выругаться – в умных книжках говорилось, что я должен подавать пример сыну, и желательно положительный. Залез в до обидного пустой холодильник, выудил банан с потемневшей местами шкуркой.

– Ешь. В бананах калий. Жутко для мозгов полезный. Давай-давай, сейчас Валерка приедет и тебя заберёт.

Валерка – это водитель нашей фирмы. Своего я не имел, считая это барством, но, пользуясь положением, Валеру эксплуатировал. Особенно сейчас, когда катастрофически ничего не успевал.

Школа была совсем рядом, не школа даже, а элитная гимназия. Мы и дом выбрали из соображений близости к ней. По идее, ребёнок мог бы дойти и пешком, или доехать на автобусе, но я волновался. Вспомнил, как сам из школы пришёл, сам суп разогрел в огромной кастрюле, поел, потом послушно отправился на музыку… На музыку я ходил до пятого класса, потом взбунтовался, и родители перевели меня в секцию бокса. Так вот – все делал сам и считал это нормальным. А на Никиту это не примерялось. Все казалось, что его обидят. Или машина собьёт. Или заблудится… Это при том, что мой сын гораздо умнее меня в его годы.

Или просто кажется таким умным? С улицы просигналила машина, Никита вздохнул, закинул на плечо огромный рюкзак и пошёл на улицу.

– Мне точно не дожить до каникул, – вздохнул он. – Особенно на таком питании.

– Валя придёт и наготовит.

Валя – наша домработница. Приходит два раза в неделю. Готовит за надбавку к жалованию, не очень охотно, и, если быть честным, не очень вкусно. Никита снова вздохнул и ушёл.

Валеру я вызвал, потому что наутро у меня были огромные планы. Пробежка. Бегать – это одна из немногочисленных отдушин, благо бегать здесь одно удовольствие – вдоль березовой рощи до самой реки. На берегу меланхолично жевали траву козы, привязанные верёвкой к колышкам, встреченные жители малой Покровки провожали меня сочувственными взглядами. В их понимании взрослый здоровый мужик, тратящий время на беготню у речки, явно умственно неполноценный. Но я смирился. Бегать начинал уже в апреле, едва подсохнет грязь, и до самой осени. Со временем местные ко мне привыкли, даже здоровались, важно кивая. Я отвечал таким же кивком.

В последние недели мне бегать почти не удавалось, сейчас я об этой пробежке просто мечтал. Господи, мне даже снились козы, провожающие меня печальным взором. Поэтому я отправил сына в школу, переоделся и вышел на улицу. Раньше бы выйти, солнце уже светит в полную силу, но как уж получилось.

Я успел сделать несколько шагов. А потом случилось это. Сначала – незабудки. Кто-то исполнял песню столь пронзительно, что я даже остановился и головой завертел. Пела девушка. Она ехала на велосипеде, который явно был не младше меня, самозабвенно крутила поскрипывающие педали – я даже окинул ноги оценивающим взглядом, не удержавшись. Ноги были хороши. Незабудки – ужасны. Девушка как раз выводила самую высокую ноту, я поморщился и нацепил наушники. Моя музыка была не в пример приятнее – классический рок. Но насладиться ею мне не дали.

Внезапно девушка завизжала так громко, что я услышал её вопль и через свой рок. И допустил ошибку. Вынул наушник из уха, остановился, оборачиваясь – девушке с красивыми ножками нужна была помощь. А вот если бы я сделал ещё пару шагов, то, может, обошлось бы, и лавина меня не задела бы.

Резкий удар, я упал на асфальт. Девушке повезло больше, ну или меньше – смотря с какой стороны глядеть: она улетела в шиповник. Из-под куста торчали её ноги, в стороне валялся велосипед, его переднее колесо крутилось, как заведенное.

Ноги и правда были ничего. На одной царапина. К коленке прилип листок. Девушка порывалась спасать меня, но из куста самостоятельно выбраться не могла. Я прикинул – основная масса веток с колючками была наверху. И поэтому просто выдернул девицу за ноги.

Она лежала на асфальте, смотрела на меня круглыми голубыми глазами. И улыбалась. У неё явно болевой шок. Я мог бы отвезти её в больницу, но… я был зол. Она не только сегодняшнюю пробежку мне сорвала, но и множество последующих – ныло ушибленное колено. Но и бросить здесь я её не мог. Скорая помощь – отличный вариант. Но девушка так не считала.

– Мне очень хорошо, – заявила она и на ноги поднялась, за меня цепляясь.

Улыбнулась. Улыбка у неё была милой, открытой. Она вообще на ребёнка была похожа, казалась наивной и непосредственной. Но ноги у неё, конечно… не детские. Девушка наклонилась убрать листочек с колена, ворот футболки сполз вниз, показывая грудь. Я отвёл взгляд, но секунды хватило. Грудь у неё была небольшой, и девушка щеголяла без лифчика. Мне даже неловко стало, что я без зазрения совести на неё пялюсь, словно в жизни не видел женских ног или груди.

А потом… само как-то вышло, что я эту девушку повел к себе домой. Оба прихрамывали, наверное, то ещё зрелище. Я шел и думал – что творю? Дело даже не в том, что я не приводил женщин домой – для этого были гостиницы, городская квартира. Какими бы не были ноги незваной гостьи, я и не помышлял о том, что её можно в постель затащить – мне это не нужно, любовница у меня есть. И вроде безопасно все. Сядет, коленки свои зелёнкой намажет и уйдёт.

Но что-то во мне кричало – SOS! Девушка казалась слишком проблемной. Бедовой.

– У вас уютно, – сказала она, входя в дом.

В прихожей – да. Даже почти чисто – Валя приходила не так давно. А вот на кухне… Но девушка уверенно пошла прямо на запах горелой каши. Мне показалось, или она уже хромала гораздо меньше? Вошла, бровки вздернула. Ну да, бардак. И что теперь? Я даже разозлился. Подумаешь, у меня на кухне грязно. А она вообще случайных людей сбивает велосипедом.

– Аптечка, – сказал я и бахнул на обеденный стол коробку с лекарствами.

– Спасибо, – широко улыбнулась девушка.

Мне даже совестно стало – чего злюсь на неё просто так? Гостья тем временем убрала со стола тарелку с недоеденной горелой кашей, смела крошки с той части, что к ней ближе, и открыла аптечку. У меня телефон зазвонил – с работы. Говорить при девушке не хотелось, я вышел в прихожую.

– Егор Петрович, – почти шёпотом начала моя помощница Галя, – здрасьте.

Я снова подавил в себе приступ нецензурной лексики. По голосу уже мог определить, какого характера новости несёт мне Галя. Сейчас понимал – лебезит, значит, дело худо.

– Да?

– Седьмой склад.. На который завезли новую оргтехнику немножко… протек.

– Немножко?!

– Всё затопило, – призналась Галя на грани слышимости и пискнула, наверное, со страху.

Телефонный звонок я от греха сбросил, так как первым прорывом было на Галю накричать. Но она же не сама новую технику топила, и так, вон, меня боится, а то и вовсе заикаться начнёт.

Я сжал в кулаке телефон так крепко, что не ручался за его целостность. Вдохнул. Выдохнул. Напомнил себе – страховка. Все застраховано. Просто лишняя волокита, снова время свое тратить… Блядь! Нужно злость свою куда-то выместить. Бежать, например, вперёд до тех пор, пока в лёгких не зарежет, и колени подгибаться не начнут.

Сделал шаг вперёд, и колено полоснуло болью. Проклятье! И о девушке в кухне своей вспомнил. Чужая. Лишившая меня пробежек. Сейчас ворвусь, за шкирку схвачу и выволоку её на улицу. И пусть заикается со страху – мне же не работать с ней.

Я открыл широкие двустворчатые двери, которые сам и закрыл, чтобы девушку от своего разговора отсечь, и решительным шагом, пусть и слегка прихрамывая, вошёл.

В окна лился свет. Волосы девушки в нем совсем золотистыми казались, словно она одуванчик майский. Блядь, на поэзию потянуло. Что там по списку? Правильно – за шкирку и на улицу.

Обошел стол. Девушка обрабатывала свои ранения так старательно, что даже кончик языка вытащила – Никитка так сочинения писал по русскому. А на коленке – нарисованный зелёнкой цветочек. Господи!

Она мои шаги услышала. Голову подняла, оторвавшись от малевания ещё одного цветочка – на второй коленке. Видимо, для симметрии.

– А меня Настя зовут, – сообщила она и улыбнулась.

Я даже моргнул. Остановился. Потом на коленки посмотрел, которые в зелёный цветочек. Снова на её лицо. Полное впечатление – человек счастлив. И цветочкам своим рад, и царапинам. У меня волна неприязни, я то отнюдь не счастлив.

– Вы закончили? Настя…

– Нет ещё.

И так оптимистично, словно ей за счастье сидеть на моей грязной кухне и обрабатывать свои царапины. Я скрипнул зубами – спокойнее, Егор, спокойнее. Ты прошёл испытание двумя классами школы сына. Учить ребёнка куда сложнее, чем самому. Но ты справился. Значит, ты сильный человек.

Я снова вздохнул.

– Я приду сейчас… надеюсь вы закончите к тому времени. И давайте, без пейзажей. Мне на работу ехать.

Из кухни ушёл, так как зелёные коленки – то ещё испытание. Слонялся по прихожей, смотрел на часы. Пора уже ехать на долбаный седьмой склад и волосы на себе рвать. Хотя на сотрудниках, конечное, приятнее. Я спустился в подвал. Здесь у меня мини спортзал, на беговую дорожку я зимой встаю. Сауна. Все покрылось пылью, давно я сюда не заглядывал. Теперь и на дорожке уже не побегать…

Прошло пятнадцать минут. Девушка наверняка закончила, даже если украшать цветами каждую царапину, времени должно хватить. Поднялся наверх. В прихожей прислушался. Мне показалось, или что-то грохочет? Так и есть.

– Вы что делаете? – возмутился я, входя на кухню.

Она мыла посуду. Самым натуральным образом.

– Посуду мою, – спокойно ответила она.

– Какого хрена?

Девушка окинула меня недоуменным взглядом. Как на слабоумного посмотрела. Может, она тоже из малой Покровки? Я бы не удивился.

– Посуда должна быть чистой, – назидательно сказала девушка. – У вас, наверное, жены нет, раз столько скопилось?

Спокойно сполоснула следующую тарелку, вытерла белоснежным – откуда взялось такое чудо? – полотенцем, и поставила в шкаф. И следующую тарелку взяла. В раковине их было предостаточно – гора.

– У меня есть посудомоечная машина!

– Так почему же вы ею не пользуетесь?

Я едва не зарычал! Отобрал у гостьи недомытую тарелку, поставил её обратно в раковину. Спокойно. Девушка – случайный эпизод в моей жизни. Я завтра о ней забуду. Если повезёт, то даже сегодня.

– Это противоречит моим принципам, – обтекаемо сказал я. Ну, не признаваться же в том, что я просто жду, когда придёт Валя и все сделает? – И вообще я имею право иметь грязные тарелки.

Настя, а она Настя, хотя мне не хочется произносить её имени даже мысленно вздохнула. Я испугался, что она меня по голове погладит, как маленького. Повесила полотенце на спинку стула. Оно немедленно сползло и на пол шлепнулось.

Гостья наклонилась за ним сама. Лучше бы полотенце на полу осталось валяться, честное слово. Потому как нагибалась она чересчур медленно, старательно оттопыривая попу. На попу я посмотрел – грех не посмотреть, когда её буквально демонстрируют. Попа была отличной – небольшой, упругой, кругленькой. Как полагается. Но вот Настя вела себя непонятно. Она что, в постель меня затащить пытается? Или просто не от мира сего?

Девушка меня пугала.

– Вы все? – спросил я у попы. – Может, вам помочь?

На бедре, сзади – не замазанная царапина. По сравнению со своими зелёными собратьями выглядит бледной молью. У меня даже руки зачесались от желания её зелёнкой замазать.

– Всё, – ответила почти невидимая мне с такого ракурса Настина голова. – Просто я… копчиком ушиблась и теперь разогнуться не могу.

Я не сдержался и снова выругался. Правильно, она не пытается меня соблазнить. Она просто чокнутая. Помог ей разогнуться. Девушка покраснела, то ли от смущения, то ли от того, что добрую минуту вниз головой стояла. Мне снова её жалко стало – да что ж делать то!

– Ну, я пойду, – сказала она наконец. – Спасибо… за зеленку.

– Ага, – согласился я.

И на выход указал, а то вдруг она забыла, в какую сторону идти. С такой – станется. Она похромала, снова будя во мне жалость.

– А ваша жена…

– Прощайте, – перебил я.

Жалость улетучилась мгновенно. Девушка кивнула понуро, сошла со ступеней крыльца. Подобрала свой велосипед, который так и валялся никому не нужный у кустов шиповника. Цепь слетела, и теперь велосипед на ходу не только поскрипывал, но и гремел. Я поморщился, она перехватила мой взгляд.

– Не переживайте, я недалеко живу.

Я вовсе не переживал. Настя же скатила велосипед с моей дорожки, пошла прочь, катя рядом велик. Руки – ноги в зелёных полосках и одна царапина, не замазанная, все так же притягивает взгляд.

– У вас одна царапина… сзади. Не обработана.

Девушка остановилась. Обернулась. И улыбнулась снова. Я вдруг испугался, что она сейчас вернётся дообрабатывать свои раны, будет снова зелёнкой рисовать, мыть тарелки и про жену спрашивать. Попятился.

– До встречи! – крикнула она.

Я влетел в дом и захлопнул дверь. Потом подумал и на задвижку её закрыл. Выглянул в окно – уходит. Слава богу. Блин, она же говорила, что рядом живёт! Надеюсь, падение её настолько дезориентировало, что дороги к моему дому она не найдёт. Иначе, беда – переезжать придётся. А я после прошлого переезда ещё не отошёл.

Промо – _x46phIp

Торопливо переоделся, запрыгнул в машину, поехал на работу. Выезжая из гаража поглядывал по сторонам – мало ли, вдруг она велосипед свой починила, и снова тут разъезжает? Обошлось.

Забыл я о странной гостье, даже раньше, чем думал – уже к обеду. Слишком много всего свалилось.

Склад и правда был затоплен, причём совершенно нелепо – трубу прорвало. За своим имуществом я следил хорошо, подобных оплошностей ранее не было. На склады приехали все, сторожа заметно жались и нервничали – слишком много начальства на один квадратный километр.

– Да все было хорошо… – говорил один из них. – Как всегда, то есть. Вечером обходили – все нормально. И на склад я зашёл, как положено. А утром смотрю – вода везде. Ну, я сразу и звонить, моё дело маленькое.

Я психовал и бесился. Его маленькое дело – мои большие деньги. Склад и правда был затоплен. Туда даже войти было никак, если только по колено в воду. Могло ли столько набраться за ночь? И как назло, техника дорогая, только недавно закупили. Учитывая происшествие в офисе, часть того, что здесь хранилось, предназначалось и для нашей работы.

– Страховщики где? – нервно спросил я у Наташи.

Она тоже нервничала и мялась рядом. Наташа – по сути моя правая рука. Так исторически сложилось. И она же моя любовница, и хотя мы старались не афишировать наши отношения, в офисе все знали и даже привыкли. Встречались мы уже три года, все было спокойно, активных попыток влезть в мою жизнь Наташа не предпринимала, меня это устраивало. Боже упаси меня от женщин в личном пространстве!

–Егор, – обманчиво спокойно начала она. – Тут такое дело… Мы в бумагах допустили ошибку, страховщики завернули договор на исправление. Я тебе не стала говорить, ты и так на нервах… Сегодня только должны были подписать.

– У нас что… страховки нет?

– Нет.

Я спокоен. Я как танк спокоен. Не помогло – я орал так, что стекла дребезжали. Уволил двух человек за халатность. Уволить бы Наташу, да не сумел. Они не понимали. Единственное, чего они боялись это моего гнева. Для них это просто работа. Если фирма прогорит, они просто найдут себе другую работу. А для меня это жизнь. Я столько сил, труда и времени в свое детище вложил! Господи, да я несколько лет сидел на одних макаронах, фанатично вкладывая в свою работу каждую лишнюю копейку. По сути, фирма только четыре года, как начала приносить стабильный и большой доход. Никитка и не помнит, что мы когда то жили в тесной двушке. А я вот помню и обратно не хочу.

Я шагал широкими шагами по территории складов. Раньше здесь было тепличное хозяйство было, овощи выращивали, в девяностые. Я купил этот кусок земли за бетонным забором почти три года назад. Здесь было семь складов. Одним я пользовался сам, по нуждам фирмы. Пять сдавалось в аренду. Один стоял пустым. Почему, сука, пустой не затопило!

– Всё будет хорошо, – сказал сам себе я. – У тебя есть резервный запас денег именно для таких случаев. И такого больше не повторится. В ситуации разберёмся, не допустим больше…

Стоял я один, за бетонным ангаром. Успокаивался. Не сказать, что помогало, но мозг по крайней мере кипеть перестал. Да, случилось дерьмо. Но и не в таких ситуациях бывали. Выплывем.

Сергей к моему приезду уже уехал. Он мой партнёр, если быть точнее – младший. Все же я считал  бизнес своим детищем, а Сергей был просто моим товарищем, который да, помогал мне, и в свое время вложился деньгами. Несоизмеримо меньше, чем я, но достаточно, чтобы признавать его заслуги.

Его я нашёл в офисе. Стоял посреди своего, пустого ещё кабинета. Стены уже выкрасили, скоро начнут завозить мебель, но запах гари не выветривается. Может, когда кондиционеры запустим, станет проще, пока – окна нараспашку.

– Уже в курсе про страховку?

– Ага, – уныло отозвался я.

– И что делать будешь?

Я задумался. Сел на единственный в кабинете табурет, испачканный уже засохшей краской. Что-то ведь делать нужно. Мысли заворочались, отголоски несформировавшейся пока идеи, слишком юркие для того, чтобы сразу даться в руки.

– Я придумаю, – обещал я.

Я всегда что-нибудь придумывал. И сейчас смогу. Работа в офисе медленно, но шла вперёд. Скоро можно будет переезжать. Я втянул воздух полной грудью – смешно, но мне с детства нравились такие запахи. Чуть пыли, краска, резкий, почти выветрившийся запах антисептика, которым обрабатывали стены перед покраской. Запах помещения, которое ещё не испачкали собой люди. Только гарь, да – лишняя.

Я спустился вниз на три этажа. На время ремонта мы успели чудом арендовать две комнатки в нашем же здании. Рядом – фотостудия. Хорошие соседи, тихие. С другой очередное риэлтерское агентство, правда – класса люкс. Ранее мы занимали весь верхний, шестой этаж. А сейчас – две комнаты на третьем. Здесь куча компьютеров и людей, я, вместо отдельного кабинета занимаю закуток за шкафом.

Ничего, дорогу осилит идущий. И мне кажется, что я нашёл решение проблемы со страховкой. Осталось только с Сергеем посоветоваться.

Ночью, когда уже стемнело и измученный домашними заданиями Никитка уже уснул, я ходил по тихому дому. После вечера даже с одним восьмилеткой, тишина – блаженство. Зашёл на кухню, внезапно устыдился. Соскоблил остатки еды с тарелок и поставил их в посудомоечную машину. То-то же Валя удивится. Может даже подобреет и приготовит что-то вкуснее прошлого борща и невразумительной каши из мяса, риса, овощей и всего, что дома нашлось.

Окно было приоткрыто. Сверчки на улице рулады выводят, комары тонко гудят, не смея проникнуть на защищённую раптором территорию. И темно уже совсем, только светится несколькими окнами дом напротив. Ночи ещё зябкие, окно следует закрыть. Я подошёл к нему, отдернул штору и вскрикнул от неожиданности – напротив, за стеклом круглые голубые глаза.

Моргнул – исчезли. Но я клянусь – за окном стояла утренняя гостья! Я выскочил на улицу прихватив с собой фонарь. Кустов перед домом не было, только лужайка, да шиповник в стороне, прятаться некуда. Но дворик был чист. Неужели примерещилось?

Как бы то ни было, входя в дом я запер дверь на все замки.

Глава 3. Настя

– Тебе точно нужно к врачу, – заявила Танька. – Причём не к гинекологу, а к мозгоправу.

–Ты не понимаешь, – вздохнула я.

Велик я все же до дома дотащила, оставила у соседа на ремонт. Все тело болело. Особенно – копчик. Я даже было подумала обратиться к врачу, но потом испугалась, что меня госпитализируют. До овуляции пять дней, а я в больнице! И не факт, что там найдётся достойный моего дела хирург.

Хотя, они там все точно здоровые и умные… Я задумалась. Потом тряхнула головой – нет, от добра добра не ищут. Один идеальный у меня уже есть, а за двумя зайцами погонишься… всем понятно, чем такая беготня закончится.

– Таня, ты же напротив живёшь год уже. Как ты не смогла разглядеть наличие жены?

– Да нет у него жены. Наверное… Знаешь, я больно за соседями не слежу, у меня Тотошка.

Тотошка закричал, напоминая, что он и правда тут и ему необходимо внимание. Время уже ночь, я оставила велосипед и прихромала обратно – судьба же на кону. Отец Тотошки находился за границей где-то, по работе. Мама приехала в восемь вечера, приняла душ, поцеловала ребёнка, который её даже не узнал и уехала. На меня внимания не обратила.

Я следила за домом. Часа в три после полудня приехала чёрная машина. Заехала в гараж, ворота открылись автоматически, никого я не разглядела. Озадачилась. Дело в том, что за те пятнадцать минут, что я была в доме, ничего я разглядеть не сумела. Дом был красивым и очень заброшенным. Никаких безделушек, фотографий, ничего. Из кухни меня никуда не допустили. В раковине столько посуды, что поди пойми, сколько человек ело. Может, он один целый месяц копил.

Интересно, такая любовь к анархии передаётся генетически? Ничего. Ребёнка то я воспитывать буду сама… Я склонялась к тому, что никакой женщины там нет и быть не может. Но вдруг нет?

– Мне нужно проверить, – ошарашила я Таню. – Я просто загляну в окно…

Таня вздохнула. Девочка я большая, одобрение мне не требуется. Обулась в мягкие кеды и вышла из дома. На улице прохладно, кожа сразу мурашками пошла. Комары звенят. Пересечь двухполосную дорогу было легче и быстрее всего. Сесть в укрытии за шиповником, благодаря которому я вся в царапинах.

Господи, что я делаю! Мне даже знакомства с мужчинами давались непросто, ввиду своей стеснительности. Стас буквально измором меня брал, зачем-то решив на мне жениться. А теперь я просто собираюсь надругаться над своими принципами и практически изнасиловать незнакомого мне мужчину! Конечно, не сегодня… пусть хотя бы часть царапин заживёт.

Я вспомнила, как мы в детстве, с ребятами из Покровки, где я часто проводила лето, лазали ночами за яблоками. Весело было и страшно. Через чужой забор, срывать яблоки, которых в темноте и не видно, закидывать за пазуху, и бежать, повизгивая от ужаса и восторга. Я думала, что переросла это. Гляди ж ты, нет. Только теперь мне не яблоки нужны, а сперма. Немножко, хоть чайную ложечку – что ему, жалко что ли?

С такими мыслями я и шагнула на соседский участок. Плечи испуганно поджала, боясь появления полиции под звуки сирен. Но нет, ничего… все та же деревенская ночь, те же комары, один, подлец, уже успел укусить.

Окна почти все зашторены. Что за привычка? Я крадусь вдоль стены, дыша через раз. Меня озаряет идея – надо пробраться на задний двор. Там наверняка окна от соседей не прячут. Я не успела – меня отвлекло ближайшее. Оно было приоткрыто, сочился свет сквозь щель между штор. Я встала на цыпочки – окно было достаточно велико. Потянулась, повисла, опираясь локтями о подоконник. Прислушалась – тишина.

А потом… штора отдернулась. Сказать, что я давно не чувствовала себя так неловко, не сказать ничего. Дернулась назад, спрыгнула. К стене прижалась и забыла, как дышать. Я была уверена, что он смотрит в окно. И услышала дробный стук его шагов через окно открытое – он бежал. Я едва не заверещала в панике – если он меня сейчас здесь застукает, то не просто к своему телу не подпустит, он полицию вызовет. До кустов шиповника я добежать бы не успела. Повернулась – за мной стена. Окно. Высоко да, я еле на него вскарабкалась, чтобы заглянуть. Но страх это лучшая мотивация. Я взлетела наверх за секунду. Ещё секунда – створку толкнуть внутрь, самой завалиться. И снова прикрыть раму.

Выглянула меж штор – он ходит по двору с фонарём. Господи! Вот же влипла! И домой ведь сейчас вернётся. Куда прятаться? Под стол? Сразу увидит. Нужно в шкаф, классика. В шкаф я и залезла. Он был таким просторным, что в нем, при желании, можно было жить. Я сделала шажок назад, уперлась в заднюю стенку и нырнула за что-то, напоминающее пальто. Оно вкусно пахло, воздух я втянула с удовольствием и полной грудью. Даже расслабилась. А потом дверь хлопнула, бормотание в пол голоса, едва слышно, но явно – ругань. Причем определено в мой адрес.

Я и сама понимала, насколько нелепо себя вела. И что делаю все, чтобы отвратить от себя человека. Но… мне же не так много нужно. Вот оплодотворюсь и исчезну. А сейчас спать ляжет или уйдёт, я в окно вылезу и уйду. Может, он меня даже не узнал – темно же.

Танин сосед явно спать не хотел. Подниматься наверх – тоже. Шарахался по первому этажу, то и дело мимо стенного шкафа, в котором я стояла, проходил. Слышала, как он ворчит на кухне, хлопая дверцей холодильника. У меня ныл ушибленный копчик, колени – стоять устала. Я сползла на пол, устроилась в углу поудобнее. Сомневаюсь, что ему понадобится пальто в мае, значит я в безопасности. И сама не заметила, как задремала.

Проснулась, вздрогнув, сначала даже не поняв, где нахожусь и сколько. Телефона у меня с собой не было и оставалось лишь надеяться, что сейчас не утро. Казалось, что дом совсем тих. Я толкнула в сторону дверцу, она бесшумно отъехала. В просторной прихожей темно. Свет идёт из кухни. Никого нет, точно, спит. Я вышла и прикрыла за собой шкаф. Прокралась к своему окну, через которое проникла в дом – закрыто. Ничего страшного, вылезу, может, он решит, что просто забыл его закрыть.

Нужно уходить… но откуда то со стороны раздавал я мерный шум воды – идеальный мужчина принимал душ. Я дура. Спасительное окно рядом, а я иду на звук. Через широкую арку проникаю в огромную гостиную, углы которой теряются в темноте. Я скорее угадываю, чем вижу очертания лестницы, ведущей на второй этаж. Ныряю под неё в недлинный коридор. По сторонам две наглухо закрытые двери – впереди, в конце коридора, открытая.

Там вода и льётся.

–Уходи, глупая, – шепчу себе я. – Он точно вызовет полицию.

И тут же сама себя оправдываю – я просто посмотрю одним глазком. Вдруг, у будущего отца моего ребёнка изъяны на теле? И да – я его совсем не боюсь. Мужчина, который в состоянии ярости не стукнул меня по башке тарелкой, которую я пыталась помыть, которого я сбила велосипедом и почти покалечила – казался добрым. Конечно настолько, насколько мог быть миллионер добрым.

Я шагнула. А потом ещё раз. И встала в тени открытой двери. Идеального было почти не видно – душевая кабинка почти не прозрачная. Но шум воды стих, кабинка распахнулась и он шагнул наружу. Я зажмурилась от неожиданности.

Промо – nb2njT0w

А когда глаза открыла, он стоял спиной ко мне, у зеркала. Голый… совсем. Ноги длинные сильные, ягодицы… не было у него никаких изъянов. Идеален. Нет, я не хотела его вовсе – не нужны мне мужчины, мне только ребёнок нужен. Но в самом низу живота стало щекотно, даже в горле запершило. Со Стасом у меня такого не было. Это… странно.

Идеальный будущий папа включил зубную щётку, она мягко зажужжала, я пришла в себя и взгляд от него оторвала. Тихо, как сумела, вернулась к своему окну, открыла, выпрыгнула на улицу. Танька ещё не спит – окна светятся.

– Ничего личного, только секс, – пробормотала я, изгоняя из памяти крепкую голую задницу. – Даже не секс – просто зачатие. Да, ничего больше.

Поднялась на веранду, толкнула дверь в дом. Танька выскочила навстречу.

– Ты с ума сошла? Два часа ночи! Я уже в полицию звонить хотела, вдруг он маньяк! Что ты там так долго делала? Ребёнка???

Признаваться, что спала в шкафу, а потом любовалась задницей было неловко, поэтому я просто отмахнулась.

– Так, следственные мероприятия вела. Пришла к выводу, что жены у него нет – там страшное запустение и полное отсутствие еды. Можно, я у тебя посплю, мамочка не приехала? Велосипед сломан…

Танька постелила мне в гостевой комнате. Я ворочалась пару часов, а сон все не шёл. В теории все было просто – всего лишь соблазнить мужчину. Судя по фильмам и книгам они совсем соблазняться не против. Но мой опыт кричал – стоп! Что ты делаешь? Это же не родной, вдоль и поперёк изученный Стасик. И чужой мужчина, к тому же миллионер. Мой муж не был беден, но богачи были для меня существами с другой планеты. А красивых мужиков я вообще боялась, мало ли, что у них на уме?

Утром я проснулась по будильнику, то есть в несусветную рань, мои собачки ждать не будут, я за каждую триста рублей в день получаю. С первого этажа доносились крики Тотошки – судя по всему уже завтракал.

– И почему ты в этого миллионера вцепилась?

– Он красив. Здоров. Смог разбогатеть, значит умный. От него будут умные детишки.

– Думаешь? – Таня с сомнением покосилась на своего миллионерского питомца, который в данный момент с увлечением выковыривал козявку из носа. – План действий уже разработала?

– Буду брать своим обаянием, – мрачно ответила я.

Танька вздохнула, плюхнула на стол книжку – сто лучших способов соблазнить мужчину.

– Нет мне доверия твоим книгам. Сама же до сих пор не замужем…

– Так в книге как соблазнить, а не как замуж выйти. Ты ребёнка хочешь или фату?

– Фата у меня уже была.

– Вот! Главное правильно расставить приоритеты.

Я допила кофе в рекордные сроки и понеслась выгуливать своих собак. Гулять им придётся тоже недолго – к моменту выхода соседа я должна быть во всеоружии. И неважно в каком. Я должна сбивать с ног, но чтобы не в прямом смысле, как вчера. Главное помнить, что овуляция уже через четыре дня, мои часики тикают просто оглушая.

– Пожалуйста, – попросила я Таню. – Последи за соседским домом. Я не знаю, во сколько точно уезжает твой сосед, а нужно бы.

Солнце жарило, сирень пахла, на траве сохла роса. Я сидела и напряженно думала. Ни одного, даже самого завалящего плана в дурацкой голове. Я выгуляла своих питомцев, вернулась к Таньке.

– Ты решила здесь поселиться? – елейно просила она.

Я не ответила. Взяла книжку с целой сотней способов соблазнить мужчину и поднялась на третий этаж – следить. Через час поняла, что самое главное это супер сексуальное бельё, соблазняющая одежда и не менее раскрепощенное поведение. С последним у меня напряженка, зато я упорная. Ещё поняла, что сосед всегда уходит из дома после восьми. Причём за ним подъехала машина, но разглядеть я её не успела – проводила мысленную инвентаризацию своего нижнего белья. Ситуация выходила донельзя грустная, я даже пришла к выводу, что Стасик загулял именно от моей любви к удобным трусам.

– Ты меня покормишь?

Танька вздохнула и покормила. Я, чтобы подольститься покормила Тотошку, странно, но рот навстречу моей ложке он открывал, может, от удивления. Я тотчас же поняла, что я идеальная мать. По крайней мере, ребёнок не будет голодным.

Танькин день быль полностью подчинен нуждам ребёнка, я в него не вписывалась. Поэтому вернулась в свою Покровку, переоделась для выхода в люди и поехала в город. На автобусе это тридцать пять минут, ещё пятнадцать простояла на остановке. Цветы на коленях уже поблекли, но тем не менее привлекали повышенное внимание всех, противоположного пола в том числе. Мне даже подмигнули два раза.

Жаль, что один раз дедушка уже непригодного для моих целей возраста, а второй раз парень, за совращение которого я могла попасть в тюрьму. Восемнадцати ему явно не было, что, впрочем, не уменьшало боевого задора.

Автобусы в нашем городе ходили яркие и красивые, вместительные, новые, но Покровки это не касалось – сюда курсировали доисторические мамонты. Если ехать рано утром, то сесть просто фантастическое везение, так как люди на работу едут, на учёбу, а бабушки на рынок. Один раз я ехала по соседству с поросенком. Поросенок сидел в корзине смирно, вид имел самый прелестный – крошечные ушки, чистые бока, розовый пятачок, но к концу поездки нагадил. Вспоминать о том происшествии я не люблю. Теперь стараюсь ездить не в пиковое время.

Магазин белья к моему приезду уже открылся.

Если у Стаса и были какие-то плюсы, так это то, что он не позволял мне тратить свои деньги.

– Я в состоянии содержать свою женщину, – патетично заявлял он.

Я пожала плечами и послушно тратила его деньги – мне несложно. Поэтому, учитывая, что я работала, за четыре года нашего брака на моем счету скопилась приличная сумма. Часть оттуда я потратила, облагораживая почти заброшенный домик в деревне, а остальное фанатично берегла – стану матерью-одиночкой, ни одна копеечка лишней не будет.

Но теперь форс-мажор! Танина книжка открыла мне глаза – с моими трусами мне никогда не стать матерью! Нет, я, конечно, как и всякая любая женщина любила красивое и желательно дорогое белье. Но мои трусы и рядом не лежали с теми, из книжки. Поэтому я отправилась в магазин нижнего белья.

В магазине я краснела. По двум причинам. Первая – в рождённая скромность. Вторая – такая же врожденная бережливость. Стоили кусочки шёлка и кружев столько, что я могла бы месяц жить, шикуя.

– Ничего, – сказала я себе, – картошку посажу. Сэкономлю. Зря, что ли, у меня огород травой зарастает?

– Вы что-то спросили?

Навязчивый консультант маячила за моей спиной и вроде даже не моргала. Ради того, чтобы доказать ей, что трусы от кутюр мне по карману, я купила целых два недешёвых комплекта, наступив на горло своей жадности. Засунула пакетик в сумочку и отправилась отбывать дочерний долг – зайду к родителям, раз уж в город приехала.

Мои родители ещё совсем молоды. Папа только на пенсию вышел, мама пару лет как отметила пятьдесят, а работой она себя никогда не утруждала, благо папа неплохо зарабатывал, успев подняться по карьерной лестнице ещё в СССР, и сохранив должность в девяностые. Поэтому они предсказуемо были дома.

– Здравствуй, милая! – обрадовалась мама.

Они меня любили. Правда, отказываясь признавать, что я способна принимать самостоятельные решения. Мама, счастливая в браке, считала, что семья – все, что женщине нужно. Она фанатично мечтала выдать меня замуж и обожала Стаса. Мой развод переживала даже болезненнее меня, отчасти поэтому я и переехала в Покровку – она на меня давила.

– А где твои вещи? – спросил папа. – Я могу за ними на машине заехать, если тяжело.

– Они в деревне, пап, – устало вздохнула я. – И я тоже туда уеду, как только попью чаю.

Мама поджала губы и поставила чайник. Я чай пила с ватрушками, она возилась в холодильнике. Меня ожидал стройный ряд баночек и контейнеров – двадцати восьмилетнее дитя точно отощает, если мама его кормить не будет.

– Тут борщ, – перечисляла мама. – Я его два дня как сварила, но он нормальный. Вот здесь – жареная рыба. Ещё курицы положила и пирожков.

– Хорошо, – снова смирилась я.

Лучше тащить всю эту тяжесть, чем спорить с мамой. Я уже начинала томиться и мечтать об уединении в своей избушке, а мама все отказывалась меня отпускать. Через десять минут я поняла, почему.

В дверь позвонили.

– Ой, кто бы это мог быть? – притворно удивилась мама и порхнула в прихожую, открывать.

Мне даже голову ломать не нужно было – пока мама отвлекала меня едой и щебетом, папа позвонил Стасу. Тот вошёл на кухню, глянул на меня мельком. Такой привычный, родной уже. Не знаю, любила ли я его, но за четыре года… привыкла. Если бы не Светочка в нашей постели, я бы наверняка так и была замужем. Может, беременна бы уже была… Я снова вздохнула.

– Привет.

Стас склонился, хотел привычно чмокнуть меня в губы, но я увернулась, поцелуй пришёлся куда-то в висок. Он хмыкнул – тоже не верил, что меня надолго хватит. Может быть, я и продолжала в деревне жить из одного лишь упорства, чтобы доказать, что смогу. Что не беспомощна.

– Привет.

– Как твои собачки?

– Живы-здоровы.

Стас снова хмыкнул. Руки помыл, сел напротив меня за стол. Кухня сразу показалась такой маленькой. Мама захлопотала, на столе появились и борщ, и рыба, и пирожки, и курица… Стас ел с аппетитом – ещё бы, с утра на работе. Я скучала и старалась на него не смотреть.

– Мам, – поднялась я. – Я пойду. Мне ещё Маркиза кормить. Это кот. Одноглазый.

Стас отодвинул тарелку с недоеденным борщом.

– Я отвезу.

– Не стоит.

– Брось, мне на машине двадцать минут, а у тебя сумки тяжёлые.

Он кивнул на пакет, который мама, как я подозревала уже, специально забила под завязку. Я схватила его и прижала к груди, как любимое дитя – не отдам. Понимаю, ребячество. Но если уступлю раз, то просто сломаюсь. Вернусь в его квартиру и в свой брак, буду улыбаться Светочке, сталкиваясь в подъезде, буду снова жить на всем готовом и не тужить. Не могу… слишком легко. Слишком велик соблазн.

Так мы и стояли – я с пакетом, упрямая и гордая, Стас напротив. Он приметил мою сумочку, скромно лежавшую на стуле, схватил. Перехватить я не сумела, разозлилась, дернула сумку на себя. Он отпускать не хотел. И было бы смешно, если бы из сумки пакет не вывалился, а из него – белье. Красивой кружевной невесомой горкой на мамин стол.

– Это что? – спросил тихо Стас и трусы мои новые поднял, удерживая брезгливо самыми кончиками пальцев. – Это что, я спрашиваю?

– Моё белье, – гордо ответила я.

И краской залилась. Мама покраснела и отвела взгляд. Потом мне нотации будет читать. Папа тоже пришёл, стоит в дверях. Наверняка негодует. Господи, позорище какое. А Стас… буквально наливался кровью.

– С каких… с каких пор…

– Я имею право на личную жизнь! – вскрикнула я, отобрала трусы, сумку, которую он отдал безропотно. Собрала белье со стола. – Я свободная женщина!

– Ты моя жена! – буквально проревел он.

Ужасно, но я чувствовала себя виноватой. Готовой сломаться. Поэтому просто сбежала. Уже на остановке поняла, что так и прижимаю к груди сумку с едой, в кулаке – трусы зажаты. Ужасно плакать хотелось.

Подошедший автобус не шёл до Покровки, мне пришлось бы идти пешком, но стоять здесь я боялась – вдруг Стас догонит? Поэтому я села. Купила билет и глотала слезы всю дорогу, ловя чужие сочувствующие взгляды, отчего плакать ещё сильнее хотелось.

Вышла на остановке у гимназии. Она была элитной донельзя, здесь учились дети всех местных и даже городских миллионеров. Моему будущему ребёнку придётся ходить в школу моего детства, потому что у него нищая мать-одиночка. Я снова всхлипнула.

Я шла вдоль парковки. Сделано красиво: дорога, узкий сквер с лавочками, потом парковка и сама школа за кружевным металлическим забором. Сквер был полон детей, видимо, уроки уже закончились. Подростков я обходила стороной, они для меня существа с другой планеты. Залипнуть бы, глядя на трогательно мелких первоклашек, но их, видимо, родители уже разобрали.

Можно было просто пройти мимо, потасовку увидела мельком. Это не моё дело. В школе наверняка есть охрана. Куда она смотрит? Мальчика обижают. Мелкого, начальная школа. Вихрастого, глазастого. Трое на одного.

Я бы прошла, но один из нападающих поставил пацану подножку, и тот упал. Я испугалась, что сейчас они просто пинать его начнут, все трое.

– Ну-ка, кыш! – велела я. – Сейчас полицию вызову! Директора школы! Родителей!

Поставила пакет на землю, поймала ближайшего хулигана за ухо. Тот заскулил, вырвался из моих рук, вся троица исчезла, словно не было.

– Ты как?

Мальчик зыркнул на меня из-под пушистых ресниц, поднялся, отряхнул колени. Маленький, но уже гордый мужичок – стыдно, что баба помогла.

– Всё нормально, – и пошёл к ближайшей лавке за деревом. – Спасибо.

Я за ним. Мальчик был… трогательным. Ему помочь хотелось. Села рядом. Достала упаковку влажных салфеток, поймала лицо пацана за подбородок и стала оттирать его щеки от пыли.

– Что вы делаете?

– Да все хорошо. Никто не видит же…

Мальчик вздохнул и покорился. Терпел ещё секунд тридцать, потом отстранился. Сгорбился.

– Родителям расскажи, – посоветовала я.

– Я не стукач!

Вот же! И что скажешь ему? Нечего. Наверное, в школе важно быть не стукачом.

– Тогда бей по яйцам, – пожала плечами я.

– Это нечестно.

– А втроём на одного честно?

Мальчик задумался. Я захрустела пакетом – сунула туда купленную по дороге минералку. Горе-драчуну, наверное, пить хочется.

– От вас пирожками пахнет, – вдруг сказал он.

– Ага, – улыбнулась я. – Хочешь? Там разные. Есть с мясом и капустой, есть с луком и яйцами, ещё с яблоками.

Он хотел, я видела, но видимо родители научили не принимать еду от посторонних странных теть. Я не дала ему времени для сомнений – просто сунула в руки самый красивый. Он поглядел на меня, улыбнулся, пирожок принял, откусил.

– С капустой, – промямлил с набитым ртом. – Вкусно. А у нас все уволились. Готовить некому. Раньше пицца нравилась, а теперь надоела так…

Спрашивать, почему мама не готовит, я не стала. Скормила ещё два пирожка, два завернула в бумагу и сунула в его рюкзак. Голодный ребёнок и сильнее меня. Я бы и борщ ему отдала, но боюсь, будет слишком уже.

– Хочешь, я тебя домой провожу?

– Да нет, папа звонил, скоро приедет.

Я подумала, что чужой родитель за кормление своего ребёнка не похвалит. Я уже давно поняла, что к чужим детям лучше не лезть, и ни в коем случае не стоит указывать его родителям, как ребёнка лучше воспитывать.

– Ну, я тогда пойду…

– До свидания.

Отошла на несколько метров. Обернулась – сидит. Маленький, сгорбился. Хорошо, что не голодный. Жаль, нельзя просто взять и украсть чужого ребёнка. Я бы этого забрала, он кажется таким несчастным.

– Как тебя зовут? – крикнула я.

– Никита.

– А меня – Настя. До встречи!

Улыбнулась и пошла в свою Покровку. Удивительно, но настроение поднялось, даже про Стаса уже не так думалось.

Глава 4. Егор

Мне казалось, я нашёл решение. Обмозговывал его сутки и так, и эдак. Знакомые у меня были, деньги тоже. Утопленную технику было жаль. Точнее, потраченных на неё денег. Илье я позвонил следующим вечером, взвесив все за и против. Причём звонил конспиративно донельзя, с телефона на меня не оформленного.

Позвонил, выдернул, повёз на склады.

– Ну, что скажешь? – спросил я, отворяя седьмой склад.

– Жопочка, – улыбнулся он.

Что жопочка и сам вижу невооружённым взглядом, особых умений на это не требуется. Улыбаться я не стал. Вернулись в машину, Илья закурил, я терпеливо ждал.

– Сколько? – наконец, не выдержал я.

Он назвал сумму. Она не была маленькой. Но она была в разы меньше страховых выплат. Выгодно, очень выгодно. Договорились – страхуем, заново топим склад, для достоверности, получаем страховку в фирме Ильи. А ему за это очень приличный бонус из моего кармана.

– И лучше не тянуть. И твои там все высушили… Сумма страховки выйдет приличная, наверняка я приеду проверять не один. Так что топи заново. И своих предупреди, чтобы играли так, словно Оскар – их заветная мечта.

Я кивнул. С заключением договора тянуть не стали, тем же вечером и оформили. Конверт с мздой перекочевал в карман Ильи. Причём я решил поступить ещё сложнее – завтра смена новых охранников, которые вообще не в курсе, что случилось – их взамен уволенных наняли. Мы так все утопим, что им и играть не придётся – дрожать будут всамделишно.

С чувством выполненного долга я поехал домой. Завернул в супермаркет, затарился тем, что можно съесть, не извращаясь в поварском деле. Перед Никиткой стыдно – сидит полдня один, да ещё и кормят чем попало. Надо нанять няню и запретить ему её мучать в приказном порядке. Этим я займусь завтра, не откладывая в долгий ящик.

Никита сидел в кухне и чай пил. С пирожком. Пирожок пах сногсшибательно, я чуть слюной не захлебнулся.

– Откуда такое богатство?

– В пекарню днём зашёл, пока тебя ждал…

– Дашь один? Пятьсот рублей заплачу.

Никитка вздохнул. Покосился на последний пирожок, лежавший на блюдце. Взвесил все за и против. Согласился. Правильно, он на эти пятьсот ещё кучу пирожков купит. Я налил чай, сел, откусил – пирожок был божественным. Жаль – маленьким. И кончился до обидного быстро. Но дальше под чай зашли и конфеты, и наскоро слепленный бутерброд, и какая-то непонятная фигня в контейнере, которую я купил в отделе готовых блюд.

Холодный душ, уроки, мечты о пробежке. Порой я чувствовал себя белкой в колесе. Устал. Никитка уже лёг спать, я налил себе виски, хотя пить не любил. Хотелось снять напряжение, а как ещё, как ни верным дедовским способом? Можно было ещё Наташе позвонить, но после страховки я не только сексом с ней заниматься не хотел – видеть не желал. Вот пройдёт время, успокоюсь…

Сигару бы ещё, но сигар у меня не было. Я поднялся на балкон, там у меня стоит удобное кресло. Хорошая ночь: звезды, в стороне зарево огней города, прохладно. Отхлебнул виски, щедро сдобренный льдом, закрыл глаза. Прекрасно.

Я успокоился настолько, что снова подумал о Наташе, причём уже без неприязни. Может, позвонить? Вряд ли спит, она поздняя пташка. Или самому смотаться? А что, дом на охрану поставлю, за несколько часов ничего с Никитой не случится – Покровка самое безопасное место в мире. Здесь можно юных дев нагишом отправлять хороводы водить по ночам, и ни одну не умыкнут.

Подумал про голых дев и снова вернулся мыслями к Наташе. Надо ехать, определённо. Даже настроение поднялось – что может быть лучше хорошего секса?

Я даже поднялся уже, оставив бокал на столик. И замер – орал кот. Громко. Невыносимо, словно режут его. Не разбудил бы Никиту, тогда точно никакого секса, никаких Наташ. Потом подумал – откуда кот? Покровка донельзя стерильна. Нет, в малой были и козы, и коты, и собаки брехали. В нашей никаких бродяжек нет – искоренили. Все животные сидят по домам, привитые и кастрированные. Кот заорал снова, причём ближе. Точно Никиту разбудит, у него окно приоткрыто.

Перегнулся через край балкона и едва не выругался. Стоило подумать о девах – одна из них сама явилась. Причём не одна, а с котом. Стояла, решимости, что ли, на моей лужайке набиралась? И что она с котом будет делать? Надеюсь, не приносить в жертву. Я прищурился – так и есть, девица  цветочками на коленях. Что ей, мёдом тут намазано?

Надо было окликнуть девушку, но я поневоле заинтересовался. Какого черта она творит? Она же делала непонятное: кота удерживала одной рукой, а второй расстегивала пуговицы на рубашке. Ее было хорошо видно – свет из окон первого этажа аккурат на неё и падал. Расстегнула три пуговицы, потом подумала, одну застегнула обратно, но не удовлетворилась. Потерзавшись ещё минуту, снова расстегнула третью пуговицу. Потом пошла вдоль дома, заглядывая в окна.

– Пиздец, – прошептал я. – Что творится?

Я уже решил, что это безобразие следует прекращать, открыл рот – что бы девушка с котом ни делала, её следует остановить. Да так и замер с открытым ртом. Потому что гостья нашла открытое окно и кота своего впихнула в мой дом. Он тут же заорал, но уже дома.

– Пиздец, – растерянно повторил я. – Какого хрена?

А девушка всхлипнула, неизвестно зачем. Может, она кота своего так любила, что ей больно с ним прощаться? Но тогда снова – какого хрена она его запихнула в мой дом?! А та тем временем подошла к дверям и решительно забарабанила в них кулаками.

Я проверил Никиту – спит. Плотнее закрыл дверь в его комнату. И пошёл открывать, так и не поняв, что происходит. Может, просто вызвать полицию? И службу отлова животных заодно. Но… делать этого я не стал. Все же мелкая девчонка, я с ней справлюсь, даже если она сумасшедшая. Может, у неё родственники волнуются, а я её в полицию. Или санитары из психушки, с которой она сбежала.

Открыл дверь. Девушка – а это точно та самая Настя – едва не подпрыгнула со страху, хотя вполне ожидаемо, что если ты стучишь в дверь, то её откроют.

– Да, – спросил я. – Что вам нужно?

Девушка замялась. Я, заинтересованный её пуговицами, все же нырнул взглядом в декольте – не зря она страдала, расстегивать третью пуговицу было явно лишним.

– У меня кот сбежал, – сглотнув, почти прошептала она. – Кажется, он забрался к вам в дом…

– Кажется? Тот самый кот, которого вы пять минут назад мне в форточку засунули?

Она покраснела. Я первый раз видел, как это происходит – впечатляло. Настолько при мне люди ещё не краснели. Красная кайма показалась из-за края кружевного лифчика, который выглядывал благодаря расстегнутой третьей пуговице. Потом поднялась по шее, залила щеки, лоб, уши. Мне даже интересно стало, если её раздеть, она целиком будет такая красненькая?

И испугался немного: вдруг следующая стадия – стремительная смерть от повышенного давления или тахикардии?

– Эй, вы не умираете?

– Нет, – просипела девушкам.

Лицо начало медленно бледнеть. Мне снова стало интересно, краснота пойдет обратно в декольте? Я спустился взглядом вниз. Три расстегнутые пуговицы, край кружевного, весьма фривольного лифчика. Мне кажется, или я точно вижу самый край ореолы соска за тонким кружевом? Какие у неё соски, интересно – розовые, коричневые? Обычно у блондинок розовые… Тьфу. Отвлёкся. Не скажу, что мне не нравились женские соски, но конкретно эта девица раздражала вместе со всеми своими прелестями, какими бы завлекательными они не были.

– Тогда идите домой, – грозно начал я. – А кота, как найду, выброшу на улицу.

Девица пискнула, словно не кота на улицу, а её.

– Нет! Это… не мой кот. Я его одолжила. Пожалуйста, не выбрасывайте! Можно, я сама поищу? Я быстренько!

Логику этой девушки я постичь не мог. Нахер кидать в чужие окна чужих котов?

– Так не пойдёт, – отрезал я. – Я вас впущу, а следом вся малая Покровка с факела и вилами, и в ЗАГС меня, как соблазнителя невинных дев. Тут стойте. Сам поищу. И пуговицы… застегните.

Гостья снова пискнула и застегнулась по самое горло. Я захлопнул дверь. На задвижку закрыл. Девушка что-то крикнула вслед. То ли он прыгает, то ли он брызгает – вслушиваться не стал.

Как оказалось – зря. Кота я искал минут десять, думая то о сосках, то о кружевах, то о том, что девушка крикнула. Понял сам, как только кот спрыгнул на меня сверху с кухонного шкафа. Я видел, как он летит, растопырив лапы в разные стороны, распушив хвост трубой, сверкая единственным глазом, но увернуться не успел. Только уклониться и принять кота на спину.

Её обожгло огнём. Кот вцепился в футболку и утробно заорал. Я с трудом оторвал его от себя и за шкирку понёс на улицу. Животному обращение не нравилось, если бы мог, вцепился бы в меня когтями. Слава богу, не дотягивался.

Открыл дверь. Девушка все так же стояла на крыльце. Несчастная, наверняка замерзшая. Сиротка, блин. Но ни в коем случае не жалеть её – неадекватна и опасна. Кота я отдавать не спешил. Стоял, разглядывал её всю от макушки до пяток. Она прятала глаза.

– Один вопрос, – устало произнёс я, – зачем?

Из-под воротника снова поползла краснота. Я испугался, что двух подряд покраснений её организм просто не выдержит, и в этот раз она непременно умрёт. Вручил ей кота, пусть её царапает.

– Можете не говорить, – помиловал я. – Только имейте в виду, теперь я буду проверять все окна и дом на охрану ставить.

И дверь захлопнул. На задвижку закрыл. Потом проверил и закрыл все окна на первом этаже. Подумал, и закрыл окно у Никитки в комнате, мало ли, вдруг она туда кота запустит? Обработал, как сумел, царапины на спине и, уже ложась спать, вспомнил – про Наташу-то и забыл.

Декольте, а точнее просто расстегнутый ворот рубашки манил. В него хотелось нырнуть взглядом. Спокойно, велел я себе. Чувак, у тебя просто давно не было женщины. Пожары были, ремонты, затопленные склады, тонны, триллион тонн домашних заданий были, а вот секса нет. Надо позвонить Наташе. Или поехать, прямо сейчас. Да, так и сделаю.

В голове все было в порядке. Ровный строй правильный мыслей. А в реальности напротив меня стояла девочка с цветами на коленках. И пуговицы расстегнуты. Три штуки. Смотрит в пол, не на меня. Мне вроде, как хочется, чтобы она на меня смотрела, а с другой стороны так… проще как будто.

Макушка склонена. Волосы светлые совсем собраны в хвостик. Одна прядка заправлена за ухо. И, я наверное сошёл с ума, ибо тяну руку к пуговице. Четвёртой. Да все нормально. Всё под контролем. Просто я не усну, пока не разгляжу наконец целиком тот сосок, что дразнит самым краешком ореолы. Вот и все. Это просто любопытство.

Расстегиваю пуговицу. Девушка вздрагивает, но не делает ни единого движения. Блин, пощёчин бы надавала! Кажется, хлесткая пощёчина сейчас была к месту. Зачем она позволяет мне это делать?

Рубашка расстегнута. Я развожу полы в стороны. Лифчик гостьи никак не вяжется с её хвостиком, белыми кедами. Он ужасно соблазнителен. И соски, да, просвечивают. Я касаюсь одного пальцем и чувствую, как он сжимается.

Мне страшно и весело. И понимаю – не остановиться. А самое интересное – останавливаться не хочется. Разве не этого она добивается, девушка по имени Настя? Сейчас затащу в дом, захлопну дверь, чтобы соседей не радовать, сдерну с неё рубашку эту, и лифчик и кеды, и все, что найду. Чтобы голенькой была, как ребёнок новорождённый.

А потом в краску вгоню, чтобы посмотреть, правда ли она краснеет всем телом. А потом… трахну. И так этого хочется, что даже в голове звенит. В крови пузырьки бурлят. Если так только от одних мыслей о сексе с ней, то каков тогда сам секс???

Сейчас проверю. Я втянул её в дом. Закрыл дверь. Прижал её к ней своим телом. Приподнял немножко – она меня ниже. Лицом в её шею, вдыхать запах, знакомиться с ней. Чувствовать, как бешено бьётся её пульс. Ждать, остановит, нет? Какого черта не останавливает, чокнутая девушка Настя???

Накрыл своей ладонью её грудь, и… проснулся.

– Блядь, – негромко сказал я глядя в потолок.

Уже светло. До будильника ещё полчаса, мог бы спать. Хотя… если вспомнить, что снилось мне, так лучше вовсе не спать. Самое удивительное, что обычно, когда мне снится бред я чётко понимаю, что это сон. А сегодня вот нет. И больше всего бесит, что я чувствую сожаление, что сон до конца досмотреть не мог. И правда, надо Наташе звонить. Только не сегодня. Сегодня склад топим.

Холодный душ помог справиться и с эрекцией, и с возбуждением. Я настолько старался не думать о ночной гостье, что всецело сосредоточился на происходящем. Даже кашу не сжёг!

– Ты прячешь женщину где-то, да? – с сомнением поинтересовался Никита.

В каше поковырялся. Даже поел немного. Ночью прошёл лёгкий дождь, на улице было совсем свежо. Я прислушался к себе, пощупал раненую коленку и решил – завтра бегать, гори оно все синим пламенем. Должна же у меня хоть одна радость в жизни быть.

– Доедай. Сегодня тебя снова Валера увезет. А я тебя из школы сам.

– Тоска, – отозвался сын и пошёл за рюкзаком.

Ничего, завтра суббота. А потом воскресенье. Ещё немного и каникулы. Отправлю Никиту со своими родителями на море и целую неделю спать буду часов по двенадцать, забив на секс, еду, алкоголь и прочие мирские радости.

Я увидел её когда выезжал из гаража. Она, девушка Настя, поливала газон у дома напротив. Я бы даже не удивился, если бы газон был вовсе не её. Одолжила. И был бы рад, я считал, что в соседях у нас милая молодая мама с ребенком, который громко верещит, когда проезжает в коляске мимо. Такая близость Насти пугала.

Нажал на кнопку, закрывая гараж. Посмотрел на кромку земли вдоль идеально ровного полотна нашего газона – сам за ним ухаживал, он и правда, идеален. Так вот, земля была влажной и чёрной. Дождь же был ночью, точно.

Но Настя поливала свой газон. Старательно, на меня не глядя. Я даже замер не выезжая на дорогу – залюбовался. На ней были коротенькие шортики, микроскопические совсем. Бюстгальтер от купальника. Вся кожа – в мурашках. Мне даже самому холодно  стало. Но Настя упрямо держалась за ярко-зелёный шланг, словно утопающий за соломинку.

Дунул порыв ветра, струе воды надоело послушно литься на и так мокрый газон и она обдала Настю, разом с ног до головы. Кожа мокро заблестела, соски затвердели так, что натянули ткань купальника.

У меня в горле пересохло. Аукнулась еле усмиренная совсем недавно эрекция.

– Уезжай, – велел себе я.

И правда, уже добрых пять минут стою смотрю. Я тронулся. Потом глянул – Настя мне вслед смотрела, вода текла из висящего в её руках на уже перелитый газон. Зато сосков с такого расстояния не видно.

Что делать дальше я не представлял.

– Егор, – вошла в мой закуток за шкафом Наташа. Голос снизила. – Прости, правда. Я как лучше хотела. Получилось, правда, как всегда…

Присела на краешек стола. Улыбнулась виновато. Она красивая, Наташа. С ней удобно. И дуться, правда, глупо. Я же не ребёнок. Если уж не уволил сразу, так и веди себя соответственно возрасту. Вот чем плохи отношения на работе – если бы не спал с ней, точно бы уволил. А тут, вроде как, неловко… Больше никаких служебных связей, даже таких необременительных.

Посмотрел на коленки обтянутые дорогими чулками, вспомнил те, голые, с зелёными цветочками. Да что же ты будешь делать? Я мгновенно разозлился сам на себя.

– Всё нормально, Наташ. Выйдем с минимальными потерями.

Она коснулась плеча. Потом склонилась, легонько поцеловав в висок. Скользнула рукой по рубашке, пробежалась пальцами по ремню.

– Там диван новый в приёмную привезли. И народу никого – я сама за грузчиками закрыла. Может, испытаем?

Можно, да. Подняться на три этажа наверх, в наш пустой офис, на новый диван. Снять с себя напряжение, перестать думать о навязчивой сумасшедшей девице. Так просто… Смотрю на Наташу – милая. Со всех сторон знакомая, никаких сюрпризов и чужих котов. И блузка тоже расстегнута, правда, не так провокационно – на две пуговки.

– Наташ, тяжёлый день…

Сказал и самому стремно. Тридцатилетний мужик, проснувшийся утром от адского стояка, и говорящий своей любовнице, что день тяжёлый… Ну, так себе. Ещё бы сказал, что голова болит, блин. Но нет, не жалею. Наташа поднялась, улыбнулась, ушла.

Я испытал облегчение.

Она заглянула ко мне ещё раз, ближе к вечеру. Я успел забрать Никитку, заехать с ним в кафе, доставить домой и вернуться.

– Пожинаем?

И почему такое ощущение, что ребёнка обижаю?

– Завал, – пожал плечами я. – Никак.

Наташа поджала губы. Точно обиделась. Ничего, вот отойду после страховки и зелёных коленок, свожу её в ресторан и безделушку какую-нибудь безделушку поблескучей. И как она меня терпит столько лет?

Домой я постарался вырваться пораньше, помятуя, что у меня там деть совсем один. Никитка одиночеством нисколько не тяготился, мне казалось – наслаждался. Но не стоит забывать, что он ребёнок. И да, я же сегодня няней собирался заняться…

Сын явно соскучился. И лез под руку, мешая резать мясо. Мясо, это единственное, что я готовить умел, ибо жарить мясо должен уметь каждый мужчина. Я смотрел на него и думал. Раньше мне все казалось – вырастет, легче станет. И наконец-то понял, нет не станет. Сейчас даже страшнее. Сложнее. Что не смогу соответствовать. Хорошим папой быть. Вот было ему полтора года, разрешил в луже прыгать – уже прекрасный папа. Лучший в мире. А сейчас… ему восемь только, а он уже целый человек, который пока всецело от меня зависит. И так разочаровать… страшно. И одновременно понимаю, что ребёнок он. Маленький совсем. И наверное всегда таким будет для меня.

– Скоро там еда? – поторопил сын возвращая меня на землю.

Я смотрел, как он ест, и умилялся. Чем пугал и себя и Никиту.

– С тобой все нормально, пап?

– Нормально, – отмахнулся я. – Ешь. Мне скоро уехать нужно будет. Не забоишься один в темноте?

Спрашивать даже не стоило. Теперь из принципа будет настаивать на том, что справится. Маленький, но чертовски упрямый.

– К Наташе?

Наташу он необъяснимо не любил, поэтому я старался, чтобы они пересекались, как можно реже.

– Если бы… по работе. Не бойся, я за полтора часика обернусь.

Рассказывать, что я еду затапливать собственный склад я не стал. Вовремя вспомнил, что должен быть примером, а сам, вроде как закон нарушаю. Нехорошо. Наскоро принял душ, сжевал ещё один кусок уже остывшего мяса, поцеловал Никитку в вихрастую макушку, и вдруг подумал о том, что все же дома должна быть женщина. Мой сын мелкий совсем, а уже стесняется моих проявлений любви. А вот если женщина есть, все иначе… Естественнее и легче.

– Скоро вернусь, не скучай. Дверь запри изнутри.

Постоял, послушал – дверь запер. Поехал. Топить склад мы решили с Вовкой. Ну не с Наташей же? Вовке я здорово помог пару лет назад, когда его молодая жена сохранялась, третья беременность, а там страсти такие… Первые две закончились выкидышами и с этой все было плохо.

Нашли врачей, нашли знакомых, достали лекарства. Зарплату я Вовке поднял. Я помнил что это такое, когда ты так молод, а твоя жена беременна и денег не хватает катастрофически… Сына они Егоркой назвали, хотя я от подобной чести отмахивался, как мог.

Вовка ждал меня в заранее оговорённом месте.

– Я все узнал, – сообщил он. – Там пластиковые окна фигачат по соседству, шиномонтаж рядом. Дырка в заборе есть, пролезем. А там и к нам. Быстренько затопим и по домам.

Машину мы бросили подальше, пешком шли. Здесь, в промышленной зоне ночами удивительно тихо, только собака где-то брешет. Фонари редкие, заборы кругом. Мы идём торопливо, я себя вором чувствую.

– Сторож? – спросил я у дырки в заборе.

– Бухает страшно.

Мы проникли на чужую территорию. Пересекли. Перелезли через забор к нам. И смешно вроде, и нелепо донельзя – крадемся в ночи и шепчемся воровато. Только ключи вот от склада у меня есть. Открываем, заходим. Свет не включаем, в дело пошли фонарики. Злополучная труба идёт по торцовой стене. У меня и ломик есть, но надо делать, как можно аккуратнее – надо, чтобы выглядело естественно. И трубу, как назло поменяли, новенький пластик.

Зато стена после потопа отсырела, штукатурка отваливается. Ворошу ломиком – так и есть, схалтурили. Новую трубу вырезали в старую. Здесь новый красивый пластик, а там ржавое железо, которое сочится влагой.

–Вот гады, – говорю я и свечу фонариком в дырку. – Опять ведь затопило бы!

Ворошу, ломаю старое железо. Оно податливо гнётся, вода брызжет весёлой струйкой. Надеюсь, не услышат.

– Скорее, скорее, – торопит меня Вовка.

Запираем склад, бежим прочь и хихикаем словно дети. Переваливаемся через забор, падаем. Звук падения оглушителен, но в тот момент я волнуюсь только за свое уже пострадавшее колено.

– Кто там? – внезапно раздаётся голос.

Включается свет, я моргаю. И как-то все… всерьёз не воспринимается.

– Мы мимо проходили, – кричу я.

А Вовка хихикает. Сторож пьян. Мы бы просто убежали, да. Но к воротам подъезжает полицейский наряд, словно специально караулит. Чтобы ему делать здесь, посреди ночи? Меня хватают за шкирку, как котёнка, и в машину. Я ни разу не сидел в полицейской машине. Здесь пьяный дед, Вовка и я. Деревянная скамейка, железные решётки.

– Ребят, у меня склад тут, – говорю я, но меня никто не слышит.

Едем в участок. Там в обезьянник. Здесь хлоркой пахнет и удивительно холодно.

– Маразм, – жалуется Вовка.

А про нас словно забывают. Даже не ходит мимо никто. И телефон отобрали. А меня Никита дома ждёт.

– У меня ребёнок дома один! – кричу я. – Хоть позвонить дайте!

Телефон приносят через полчаса. Полицейский смотрит хмуро, торопит взглядом. Время уже позднее, я звоню сразу Никите. Он у меня взрослый и умный.

– Никит, – почти кричу я, стоило ему только трубку взять. – Я занят… немного. Ты дядь Серёже позвони, сейчас прям, не сиди один дома! И не бойся.

Я не стал говорить, что в обезьяннике сижу – точно испугается. Надеюсь, Серёга итак сложит дважды два.

– Я не боюсь, – бубнит мой сын.

А я вдруг вспоминаю.

– Если придёт девушка с котом, ни в коем случае не впускай!!!

Глава 5. Тем временем…

Егору казалось, он хорошо знал своего сына. В конце концов они вместе с первого дня его жизни. Хотя, если быть точнее, то с седьмого – в первую неделю он сына видел только в окошко роддома.

Но все же, не настолько хорошо он его и знал. По крайней мере не знал, насколько тот жаждет приключений. Жизнь вообще чертовски скучная штука. Школа, просыпаться каждый день в шесть сорок пять, уроки… Потом ещё Савва этот.

Имя у Саввы было возвышенное, но терзали мальчишку совсем низменные страсти. В частности, он задирал одноклассников. Особенно Никиту. Причина простая – все пошли в школу в семь, кто-то даже в восемь, а сын Егора – в шесть. В шесть с половиной, если быть точнее! Но эти шесть месяцев никого не интересовали, и для Саввы Никитка был… пиздюком. Такое слово обидное и некрасивое. Никита говорил плохие слова шёпотом в своей комнате, и никак не мог понять, что же в них крутого? Да и папа, если услышит, выпорет… Он конечно ни разу не порол, но часто грозился, проверять на своей шкуре прочность отцовских убеждений Никита не хотел.

И Никита не был дураком. Совсем. Он слышал, что на заднем фоне у отца кто-то громко матерится. Сирену полицейскую даже расслышать сумел. И тот час понял – у них неприятности. Может быть, папу даже подставляют. Фильмов Никита смотрел много. В частности, каждую субботу с папой. Тот разрешал смотреть и для взрослых, боевики, но на не приличных сценах заставлял глаза закрывать. Можно подумать, Никита не понимает! Все Никита понимает, спасибо всемогущему интернету.

Сейчас он сделал вывод – у папы проблемы. А он, Никита, хоть и не маленький уже вовсе, но вполне себе рычаг для давления на отца. Никита хоть и старался держаться с отцом на дружеской ноге, без всех этих телячьих нежностей, но понимал – папа любит. Если надо, убьёт кого угодно. Даже, может, Савву. Но кровопролитий не хотелось.

Сегодня главное – не даться в руки врагам. Сначала Никита хотел собрать рюкзак и уйти в лес. Потом папа бы его нашёл. Но посмотрел на улицу – ночь уже. Решил, что храбрый конечно, но не до такой же степени – в лесу волки.

– Значит буду оборонять дом! – сказал Никита своему отражению в зеркале.

О том, что дом можно поставить на охрану он как-то не подумал. Зато подумал, что легко разбить окна, в окна то они и полезут, это слабое место любого дома. И решёток нет! Ну вот как защищаться без решёток?

Включил фильм «Один дома». Никита считал себя слишком взрослым, для таких фильмов, но сейчас то пригодится. Увлёкся, посмотрел полностью. Хотел было вторую часть поставить, благо папы нет и спать никто не гонит, но вспомнил – папа! Надо же защищаться.

Сходил в гараж. Там точно в боковой комнатке была вся эта фигня. И верёвки, и банки с краской. Долго искал, нечаянно открыл ворота, закрыть не смог. Все перетащил в дом. То, что выглядело простым на экране, в жизнь претворяться никак не хотело. Ну вот как привязать верёвку к люстре? И никаких сверхспособностей, как назло. Уж тогда то бы Никита…

Никита отвлёкся, представляя, как круто иметь сверхспособности. Вспомнил, зачем держит в руках банку с краской. И что её надо привязать верёвкой и так, чтобы они реагировали на открытие окна. Загуглил. Прикинул. Понял, что сумеет защитить только одно окно, ибо остальные верёвки не к чему привязывать. Нашёл выход – он окно приоткроет. Чтобы враги увидели, и не стали лезть в остальные окна. И правда, зачем, если открытое есть?

Выбрал окно в гостиной. Приоткрыл. Привязал банку в лестнице. Все, как в фильме и инструкции в сети. Если открыть раму, то банка полетит вперёд, в окно, с бешеной скоростью. Протестировал. Банка летит замечательно. Остался доволен собой.

Под окно налил много супер клея. Можно было разбить ёлочные игрушки, как в фильме, но Никита забоялся, что если слишком сильно инициативничать, то папа его сам убьёт, без врагов. Клей застывал около тридцати минут. Если никто вломится за полчаса, нужно будет ещё налить…

Никита чувствовал себя значительным, как никогда. Он не просто какой-то там ребёнок! Он один ночью не боится! И защитит дом от врагов! Вот покажут потом по телевизору, как Никита обезвредил целую банду, Савва от зависти умрёт.

На этой позитивной мысли Никита собрал все оружие, которым собирался обороняться и спрятался в шкафу. Шкаф – самое безопасное место.

Глава 6. Настя

Я была близка к отчаянию. Готова была признать – я ни хрена не умею совращать мужчин. Не удивительно, что Стасик от меня загулял. И книжка мне не помогала.

– Зато душ принимать не нужно, – сказала позитивно Танька, когда я вернулась с полива. – Как бы газон не сгнил от чрезмерного увлажнения.

И ушла с Тотошкой гулять. Я ушла домой. Лежала, смотрела в потолок. Деревянный, несколько балок брёвен, низкий. Высокий человек запросто дотянется до него кончиками пальцев. Три окошка на улицу. В саду – сирень. Везде сирень, чтоб её.

В моём домике только кухня, крохотная спаленка и зал. В зале стенка, полированная под дерево, родом из семидесятых в ней куча ненужных сервизов. На стенах мутные старые фотографии в рамках, на них люди, которых я даже не знаю, но выкинуть совестно. Я уважаю историю своего домика, какой бы она не была.

Я отчаивалась с полчаса. Потом уснула. Проснулась не менее отчаявшейся, но со странной жаждой действия.

– Не пойду больше туда, – громко сказала я. – Я устала позориться.

Настя сказала – Настя сделала. Пошла не позориться, а в огород. Соседка дала мне семена редиски, я старательно вскопала грядку, засеяла, полила из лейки. Увиденное – аккуратная грядочка посреди заросшего сада – мне так понравилось, что я принесла из дома пакет картошки, который мне привезли родители. Картоха была элитной, выращенной ни где-нибудь, а на берегах Нила, в самом Египте. Я понадеялась, что она сможет взойти и на русских просторах. Посадила. Устала.

– Вот стану старой девой, поселюсь здесь, помидоры сажать буду, – мечтательно проговорила я. – Подумаешь, детей не будет. Зато сколько времени на садоводство!

И, надев перчатки, отправилась рвать крапиву, которая обильно росла вдоль забора. Донельзя монотонный и скучный труд – наклоняешься, рвешь, потом осторожно несёшь в кучу, которую соседка называла компостной. Спина болит, руки жжёт, зато мысли все из головы выбивает на раз два.

Не нужны мне вовсе дети. Не судьба. Даже, успокоилась почти.

Вечером к соседям приехали дети. Они были взрослыми, у них у самих малыши, в количестве трех штук. Старший, лет десяти сразу на дерево полез – мобильный интернет у нас ловит так себе. А маленькие погодки, лет четырёх пяти уже через полчаса подрались, хотя были выпущены мирно играть в песочнице. Оба завопели так, что уши закладывало.

– Маааамаа, Катя меня ударила! – верещал один из них.

– Он меня ущипнул!

Мама вышла на крыльцо и оба к ней с разбегу, словно кто первый добежит того больше пожалеют и гарантированно не накажут. Странно, увиденное вполне можно считать прививкой от материнства – кричат, дерутся, плачут… а я завидую.

Стою, смотрю через забор и слезы на глазах.

Когда стемнело я выкатила велосипед – дядь Ваня его как раз починил. Не буду я к идеальному лезть, ни в окна, ни в двери. Просто мимо проеду и все. По привычке завернула к Тане, забыв, что у неё с вечера пятницы до утра понедельника выходные. Вот теперь и без Тани, хотя её поддержка была весьма сомнительной. Дом её был тих и темен – наверное мамаша увезла Тотошку на гламурную тусовку. Я посидела на крылечке. Соседа не было видно, хотя его машина стояла перед домом.

Не буду позориться. Никаких визитов. Идеальный мужчина тем временем сбежал по крыльцу, сел в свою машину и уехал. Мне стало горько – наверняка к женщине. Будут заниматься сексом, а бесценную жидкость просто выбрасывать в презервативе в мусорное ведро.

– Господи! – простонала я, вообразив себя обшаривающей соседский мусорный бачок в поисках заветного узелка из латекса. – Так низко я не паду.

Домой ехать не хотелось, но и тут сидеть – никакого смысла. Решила проехать до конца улицы и повернуть домой. Доехала, повернула. Робко мечталось, что никаким сексом сосед не занимается, и уже домой вернулся, но автомобиля не было и гараж открыт. Я даже притормозила от неожиданности. Почему открыт? Я сколько раз следила, так никого кроме соседа не видела. А я ведь даже ночью залазила.

В следующий час я предавалась раздумьям на веранде Тани, разглядывала дом и отчаянно мерзла. В доме кто-то ходил в отсутствие хозяина. Я хотела вызвать полицию, но вдруг я вызову, а там его дедушка, или, упаси Господи, жена?

И решилась. В конце концов я уже почти привыкла позориться. Пересекла дорогу, приблизилась к заветному дому. В гараж открытый зашла. Из него дверь вела в дом, но была заперта. Обошла вокруг – большая часть окон тёмная, и тишина такая, что даже жутко становится.

– Постучу, – решила я. – А если жена откроет, попрошу соли. Ну и что, что ночь глубокая? Может я первые огурчики солю…

Постучала. Потом ещё раз постучала, громче. Тишина, даже звуков шагов не слышно. А это очень странно – я недавно видела, как шторка шевелилась – кто-то смотрел на улицу. Сразу вспомнились все страшные фильмы, которые я смотрела. Стало ещё более жутко. Надо срочно это остановить, происходит нечто непонятное!

Пошла снова обходить дом. Нашла приоткрытое окно. Подумала, отправила смс Тане – «Лезу ночью в соседский дом. Имей ввиду». На что Таня ответила – «Да у тебя там уже абонемент». Никакого сочувствия.

Перекрестилась. И полезла. Я и правда малость попривыкла к этому делу – получалось проще, чем в первый раз. Встать на выступающую кромку фундамента, опереться локтями о подоконник. Потом искать ногами межкирпичные зазоры и подтягивать наверх жопу. Минута – уже на подоконнике сижу. Ещё несколько секунд терзаний – открываю раму.

Смешно, но я успела разглядеть завязанную на ручке верёвку. Старательно, в несколько узлов. Верёвка тянулась куда-то наверх, этого я уже не успела увидеть. Не успела разглядеть и того, что стремительно мне сверху прилетело. Попыталась уклониться – безуспешно. Только рукой прикрылась, и на том спасибо.

Упала в комнату. Остро пахло чем-то неуловимо знакомым с детства и вкусным даже – я любила резкие химические запахи. Потом догадалась – да это же клей момент! Я лежу в клею! Под потолком покачивается банка с краской, из неё капает нежно зелёным. Этот же нежно зелёный покрывает мои волосы, руки, одежду… отстранённо думаю – хорошо, что теперь краску продают в пластиковых банках… иначе убило бы.

Рука, которой прикрывалась болит. Пытаюсь встать, опираюсь о локоть и стону. Ложусь обратно. Ну его, полежу лучше. Размазываю краску по лицу, глаза закрываю. Зато открываю рот и выражаюсь очень неприлично – я умею.

Откуда-то со стороны доносится шорох. Добивать, что ли, идут? Чем? Надеюсь, не мешком шпаклёвки. Но, раздавшийся голос был детским.

– Здрасьте! – звонко и чётко. А потом неожиданное: – Девушка, вы с котом?

– Сейчас в карманах проверю, – простонала я. Снова сделала попытку открыть глаза. Открыла и охренела: – Я что, уже клея нанюхалась?

Передо мной стоял мальчик. Не какой-то гипотетический не знакомый мне мальчик, а тот, которого я пирожками кормила. В моей покалеченной голове увиденное никак не укладывалось. Может, сотрясение?

– Если вы не встанете в ближайшие несколько минут, – мило продолжил мальчик, – То клей застынет.

Черт! Я застонала и приподнялась. Клей ещё не застыл окончательно, но кожу словно дубовой коркой стянуло. На лицо потекла краска с волос. Я покрутила головой, в поисках того, о что можно вытереться. Вытерлась о светло жёлтые шторы. Полюбовалась на получившееся пятно – зелёный с жёлтым смотрится очень даже неплохо, позитивно. Повернулась снова к мальчику – он остался тем же.

– Гммм… Никита?

– Девушка с пирожками?

Надо же, признал. Я покряхтывая поднялась. Клей стремительно засыхал на мне, ещё немного и одежду придётся сдирать с кожей.

–Ага… Пирожков только нет, извини. Ты сын? Ну, этого… который здесь живёт.

С ужасом поняла, что даже не знаю имени предполагаемого отца своего ребёнка.

– Егора.

Гмм… Егор. Мне даже нравится. Хотя о чем я? Если сын есть, то наверное есть и женщина, которая его на свет произвела. На этой мысли я взгрустнула. Соскребла с большого пальца плёнку клея – уже застывает.

– Ты полицию вызывать будешь?

– А вы будете нас грабить?

Я задумалась. Мне нужна всего одна чайная ложка спермы. Можно ли считать это ограблением, если Егор, я почти в этом уверенна, раздаривает бесценную жидкость направо и налево незнакомым, и конечно же, сексуальным женщинам? Нет, конечно. Да я просто Робин Гуд. Забираю у богатых, отдаю бедным. Я точно бедная, я в избушке живу. После не долгих размышлений отрицательно затрясла головой – нет, грабить не буду.

– Тогда я и полицию не вызову…

Мальчик посмотрел на меня с сомнением и отложил ломик, которым по видимому собирался защищаться. Ломик похоже тяжёлым был, Никита сразу вздохнул с облегчением.

– Мама дома?

– Мы живём без мамы.

– Отлично… то есть это конечно же, ужасно! А растворитель есть?

Никита повёл меня в гараж. Бутылочки с растворителем нашлись. Краска, на моих волосах к счастью была эмульсионной, оставался шанс, что я смою её водой, а вот с клеем нужно что-то делать. Егора не было, мамы тоже, поэтому я прошла в ту самую ванную, где недавно любовалась задницей и села на табуретку.

Двух бутылок не хватило – джинсы, чтобы снять, приходилось пропитывать вонючей жидкостью. И футболку. С любимых вещей стремительно сползал цвет – придётся выбросить, обидно. Но больше всего я боялась, что вернётся хозяин и выгонит  меня из дома прямо голую и разноцветную. И, что самое досадное, будет прав.

– Вам помочь? – спросил из-за двери Никита.

Я посмотрела на свое отражение – розовый лифчик в зелёных пятнах, красная, как ошпаренная кожа на спине, трусы, прилипшие к ягодицам, зелёные волосы… Если я впущу мальчика, он заработает психологическую травму, может даже вырастет и станет геем. Этого мне Егор точно не простит.

– Найди мне пожалуйста, что надеть… что-нибудь ненужное. И, если папа ещё не вернулся, я бы чаю попила. Если вернулся, то я пожалуй вылезу в окно.

Мне показалось, или Никита рассмеялся? Через полчаса, когда я вылезла из душа, почти до конца отмыв свои волосы, и вытершись полотенцем Егора – это странным образом волновало – за дверью меня ждала аккуратно сложенная футболка. Похоже, папина. Я её надела, она была ниже задницы, но ненамного. Моё белье, пропитанное клеем, краской, растворителем лежало в мусорном ведре. Моего опыта общения с детьми конечно чертовски мало, но я понимала, не стоит ходить перед мальчиком без трусов.

А тут, на тумбочке чистое белье стопкой. Хозяйское… я долго терзалась, но боксеры надела. Они чуть сползали, но держались. Отлично. Терять мне уже нечего. Вышла. В гостиной ребёнок стоя на четвереньках соскабливает с пола клей. Безуспешно.

– Папа меня убьёт, – простонал он.

– Ничего ребёнка одного оставлять. Ты же совсем один?

Кивнул. Храбрится, а вижу – боязно. Да что про ребёнка говорить, мне через два года тридцать, я в первую неделю в своём домике спала со светом. Слишком привыкла к неверному Стасику спящему рядом. А Стасик может и козёл, но от монстров под кроватью защищал отлично.

– Чайник уже три раза вскипел, – напомнил Никита. – Вы же не уйдёте пока?

Если честно, я бы ускакала горной козочкой, и все равно, хоть голая, хоть босиком. Боюсь представить реакцию папаши на моё вторжение в дом, отчаянно просто боюсь. Но оставить мальчика одного?

– Пошли чай пить, – кивнула я. – Не уйду.

В холодильнике куча всякой ерунды и две огромные кастрюли. В одной рассольник сомнительного вида и запаха, содержимое второй мне идентифицировать не удалось.

– Это Валя наготовила… Она приходила сегодня.

– Тяжко однако нынче миллионеры живут, – протянула я. – Хочешь, пирожков налеплю? Я умею, даже не хуже мамы.

Его бы спать отправить, этого маленького храброго мальчика. Но он с такой радостью кивнул… И жалко сразу, до боли. Вот почему так, сидит один, идеальный мальчик идеального папаши, и нет у него мамы? А у меня ребёнка нет… Несправедливо же. Пришлось снова подавить жгучее желание украсть чужого сына.

Как так получилось что я, в три часа ноги, с розовой от растворителя задницей и в мужских трусах леплю пирожки? Сюрреализм просто какой-то. А пирожки удались. Готовить я не любила, но умела – мама пыталась растить меня идеальной женой и домохозяйкой. Пока доходило тесто сварила супчик и салат нарезала. Никита к тому времени уже носом клевал – не мудрено, утро уже скоро. Но чаю с пирожками попил. И супу поел, и салату. Наверное, вредно столько на ночь есть, но он казался мне таким голодным…

– А рассольник пусть папа твой ест, – мстительно хлопнула я дверцей холодильника. – А мне домой пора, Никит. Лучше сейчас, пока темно и меня никто не увидит в трусах твоего папы.

Никитка рассмеялся, я тоже улыбнулась помимо воли.

– Ещё чуточку побудьте. Пожалуйста.

– Давай рядом посижу, пока не уснёшь, – согласилась я.

Расположились мы на диване в гостиной, Никита притащил подушки и одеяла. Свет выключили, но и так уже светало, пока я страдала херней утро пришло. Мальчик уснул очень быстро. Уже во сне разметался, прижался к моему плечу. И уходить не хочется совсем… И ещё сильнее желание родить ребёнка именно от Егора – дети ему явно удаются. Но как осуществить?

Я не заметила, как уснула. Проснулась – светло уже. Шторы открыты, солнце льётся в комнату, клееем все ещё пахнет, Никитка ко мне прижимается, спящий, тёплый. Я даже не поняла сначала, что же меня разбудило. Повернула голову. Поняла.

Егор стоял нависая над диваном. В глазах – безграничный океан ярости. Кулаки сжимает, желваки на щеках ходят. Едва не застонала – так и знала, что так будет. Сразу надо было уходить.

– Вы… – начал Егор. – Вы…

Никитка во сне заерзал, папаша понял, что сейчас его разбудит своими воплями. Дёрнул меня за руку, едва не вывихнув мой несчастный плечевой сустав, словно мне мало травм за эти дни. Потащил меня за собой на кухню, словно мешок безвольный, коим я себя и чувствовала. Двери за нами закрыл. И орать начал. Орать шёпотом, что весьма забавно выглядело.

Я смотрела на него и глазами хлопала. Хуже не будет, это точно. Поэтому я села. Если уж выслушивать все, что в Егоре накопилось, так пусть с комфортом. На столе стояла чашка с недопитым ночью чаем, я придвинула её к себе. Глоток сделала, другой.

– Блядь, – сказал Егор. – Да что происходит вообще!

Отобрал у меня чашку и закинул её в раковину. Силы есть, ума не надо – не рассчитал и чашка разбилась. Егор перестал орать прислушался – дома тихо. Не проснулся от грохота сын.

– Нечего было ребёнка одного дома оставлять, – воспользовалась я паузой в его монологе.

Егор свернул глазами, а я очень пожалела, что открыла рот. И не к месту подумала – Господи, когда он злится, он ещё красивее! Так бы и злила все время, чтобы полюбоваться. Жалко вот только, что орёт. На меня.

А меня вдруг осенило, как заставить его замолчать. Я встала. В два шага преодолела пространство между нами, приподнялась на цыпочки и поцеловала его. И подумала – как легко! И чего, спрашивается, я боялась? Все гениальное просто.

Егор удивился. Возможно даже – охренел. Окаменел, словно статуя. А я осмелела. Руки ему на плечи положила. Губы сухие, сжаты крепко. Может даже смотрит на меня, как на дурочку, не знаю – я то глаза со страху закрыла. Но не отталкивает же, а уже добрых две секунды прошло!

Я пошла ва-банк – приоткрыла губы. Коснулась его рта своим языком. Какая я распущенная, однако! Пожалуй, стоит завязывать с чтением Таниной книжки.

Губы у него тоже идеальные. Я даже упускаю момент, когда они расслабляются, словно добро дают. Обжигает меня своим языком. Господи!!! Неужели поцелуи могут быть такими??? Почему я раньше не знала?

Мне кажется, я сейчас расплавлюсь. Коленки подогнутся и шлепнусь на пол. В следующий раз целовать Егора буду строго в горизонтальном положении – дабы не надеяться на свой шаткий вестибулярный аппарат. Губы покалывает, щеки горят от щетины, да что там – я сама сейчас сгорю!

А потом… все заканчивается. Егор буквально отрывается от меня. Держит меня за плечи, на расстоянии вытянутых рук. Дыхание его сбилось, видно, что губы зацелованы невооружённым взглядом. И кем зацелованы? Мной! Смешно, но чувствую гордость.

– Вы… сумасшедшая, – говорит Егор. А потом, без перехода: – На вас что, мои трусы?

Глава 7.Егор

Под утро в обезьянник привезли проституток. Они были пьяными, весёлыми и очень громкими. Проводили мимо нашей клетушки, одна из них вцепилась в решётку руками.

– Какой сладкий мальчик, – пропела на меня глядя. – Хочешь, приятно тебе сделаю? Забесплатно… ик. От души.

Я вздрогнул. Посмотрел на её пьяное лицо, грудь почти выпадающую из декольте, разводы туши под глазами, слишком яркие красные губы и едва не перекрестился. К счастью полицейский оторвал её от нашей клетки и увёл в соседнюю.

Они шумели ещё час. Потом уснули, видимо, раздался многоголосый храп. Храпел и дедушка, с которым нас привезли и вместе закрыли. Дедушка был беспроблемным. Лёг, калачиком свернулся и захрапел, заполняя комнату перегаром.

Мы с Вовкой сидели напротив друг друга, нахохолившись и молча. Переживали свое фиаско. Вовка жене позвонил, та обещала позвонить кому-то, у кого связи есть… Нас допросили даже, в полсилы. О чем говорить мы решили в машине. Просто решили проверить, не бухают ли наши сторожа новые, а то прошлых за пьянку уволили… Ну да, мы придурки. С кем не бывает.

Надеялись, что нас сразу отпустят. Не тут то было! Промариновали до самого утра. Я извелся – как там Никита? Позвонил Серёже? Или один сидит?

Выпустили нас в шесть, и то, благодаря тем самым знакомым. Собирались держать  до суда, на котором судить за административное правонарушение.

– Ребят, вы издеваетесь? – ласково спросил я. – Да меня осудят на штраф в две тысячи. Я вам сейчас больше дам, только выпустите уже!

Денег не дал из принципа. Вот если выпустили бы, то заплатил бы. А так – нехер. Меня подвезли до машины, брошенной недалеко от складов и я полетел домой. Чего только не вообразил! Увидел целый, не сгоревший, не взорвавшийся дом и выдохнул от облегчения. Да хер с ним, с домом! Просто если он целый, больше шансов что цел и сын.

Гараж был открыт. На полу какие-то банки валяются, видимо ещё с ремонта оставшиеся. Одна открыта, на полу лужа, в которую я ногой наступил. Сердце холодеет. Господи, неужели грабители ворвались? Да я себе никогда не прощу!

Забегаю в дом, по лестнице через три ступеньки – спальня Никиты пуста! Моя тоже! В ванных нет никого! Мне кажется, что если можно умереть от страха, то я умру вот прямо сейчас. Но не умираю – ребёнка сначала найти надо. Бегу на кухню, в гостиную… и выдыхаю. Тут. Живой. Спит.

Мне становится так легко от осознания того, что все хорошо, ничего страшного не стряслось, что я даже не сразу замечаю светлую макушку. Настя. Тут. И тоже спит. В одеяло замоталась, торчит одна макушки да пятки. Нет, это нормально, блядь! С моим сыном спит!

Она почувствовала мой взгляд. Медленно повернулась. Глаза распахнула. Моё первое желание – убивать. Но я сегодня уже сидел несколько часов, мне не понравилось. В тюрьму не хочу. Тащу её на кухню – я воспитываю сына джентльменом, не нужно ему видеть, как я порю бабу ремнем. А ремнем по заднице её очень хочется. Чтобы месяц на свой велосипед сесть не смогла!!!

Настя ведёт себя возмутительно – чай пьёт. А потом и вовсе меня целует. Первое впечатление – ни хрена она целоваться не умеет. Ну кто так целуется? Но её губы такие мягкие.. Что не хочется отодвигаться. Наоборот, хочется показать, как нормальные взрослые люди целуются.

Пиздец! Ладно она чокнутая, а я что творю? Отрываюсь от неё. У неё глаза пьяные совсем. Губы припухли. Во мне все бурлит. Но желания несколько видоизменились – теперь не пороть её хочется, а бросить на стол кухонный попой кверху, футболку задать и… стоп. Скольжу взглядом вниз, ноги голые, краешек трусов торчит из под футболки.

– На вас что, мои трусы? – спрашиваю я, не веря своим глазам.

– Да, – с вызовом отвечает она и задирает подбородок. – Ваши!

– Я вызываю полицию, я устал.

Достаю телефон. Не знаю, позвоню ли в полицию, понимаю одно – ни хрена я не понимаю. И что с этой Настей делать, у которой от поцелуев глаза пьяными становятся я тоже не знаю. А Настя… дёргает вниз резинку трусов. Наклоняется, чтобы снять их, футболка чуть задралась, я мельком увидел полукружия ягодиц. Член болезненно напрягся, в голове снова та же попа, стол, задранная футболка…

Настя выпрямилась. В глаза мне посмотрела с вызовом.

– Держите свои трусы!

 И в лицо мне их бросила. Поймать я не успел – растерялся. Хлестнуло прямо по глазам. А Настя пошла к выходу. Я растерянно, с трусами в руках следом за ней. На улице светло уже, семь утра как никак, а она чешет по дороге босиком, в одной футболке. Тоже вроде моей… говорить об этом я не стал – мало ли, вдруг тоже снимет. Нет, я бы конечно поглядел, но соседи же есть, пусть их и не видно.

Ещё меня нервирует, что футболка короткая. Задницу, конечно, прикрывает, но если наклониться… Хотя, какая мне разница? Пусть делает что хочет. Она и делала.

Пересекла дорогу, прошла к дому напротив, подобрала свой велосипед валяющийся на земле. Залезла на него, опасно поднимая ноги. Я закрутил головой – вдруг кто, что видел? И… поехала. В сторону малой Покровки, кстати.

– Подавитесь своими трусами! – гордо бросила мне проезжая мимо.

Я сглотнул. Может, я уже сошёл с ума, в данный момент уже нахожусь в психушке и брежу? Понюхал зачем-то трусы – растворителем пахнут. Вернулся в дом, заперся. Никиту проверил – спит.

В душе тоже очень пахло растворителем. В мусорном ведре одежда, судя по всему Настина. В краске, в клею, в растворителе. Что здесь вообще происходило? Хорошо, что Никита цел… может, переехать?

Принял душ, лёг спать рядом с сыном, на диван. Старался не думать, что вот на этой самой подушке недавно Настя спала. Идти за другой лень. Никите сегодня не в школу, да и не отпустил бы я его после такой напряжённой ночи…

Уснуть не получалось. Обвел взглядом комнату – над потолком висит банка с краской. Половина пола в зелёных пятнах. Клеем пахнет. Потом… у Никиты спрошу.

Снилась мне снова Настя. Во сне я положил её на стол. Но не потрогать, даже разглядеть ничего не успел – проснулся. Да что же ты будешь делать!

Никита уже проснулся, я слышал, как он гремит посудой на кухне. Немудрено – время второй час. Выходит я спал почти шесть часов, а попу разглядеть так и не успел. Даже обидно. Умывшись, пошёл на кухню. Сын завтракал. Ну, или обедал, если вспомнить, который час.

В тарелке суп. Красивый такой, бульон прозрачный, мелко порубленная зелень, фигурно вырезанные кружки морковки. И пахнет вкусно. На блюде пирожки. И салат ещё, непонятно из чего, но на вид аппетитно.

– Валя расстаралась?

Вчера я кастрюли и не разглядывал, зато сейчас с удовольствием потёр руки и пирожок схватил. Ресторанная и магазинная еда ну очень надоела. Откусил.

– Нет, – сказал сын. – Это Настя, ночью. А Валины кастрюли в холодильнике.

От неожиданности я пирожок выплюнул, не успев даже понять с чем он. С решительным видом схватил тарелку сына и понёс её к раковине – выливать.

– Это мой суп! – закричал Никита. – Не хочешь, не ешь! А я буду.

– Настя сумасшедшая.

– Ну и пусть. Зато весёлая. И пирожки вкусные. А ты её выгнал!

– Она сама ушла!

Никита не поверил. От греха я вернул его тарелку на место. Просто не буду есть сам. А Никите я ещё настроение подпорчу – ему ещё рассказывать все. Пусть сначала поест уже. У меня заурчало в животе, ещё бы, чуть не сутки назад ел в последний раз! Я из принципа достал из холодильника Валину кастрюлю. Разогрел себе порцию в микроволновке. Суп был странно… склизким. И совсем не красивым. И не вкусным. Но я доел. Тоже из принципа.

А когда Никита ушёл, я украл один пирожок. Если никто не видел, значит – не считается.

– Теперь рассказывай, – обрадовал я сына.

Он насупился. Покосился на безобразное пятно, исковеркавшее паркет под окном. Вздохнул.

– Ничего такого не случилось. Я просто боялся… что воры залезут. А они не залезли. Я уберу все.

Можно было недоговаривать – залезла Настя. Это и ежу было понятно. Отскребать клей от пола смысла уже не было, пусть так и будет пока, а потом придётся менять половицы. А вот тряпку и тазик я ребёнку выдал – весь первый этаж в пятнах краски.

Никита оттирал краску и мрачно сопел, я напряжённо думал, наверное сопел тоже. Не пришёл ни к какому решению. На работе уже началась тщательно отрепетированная вакханалия, я съездил туда на часок, потом вернулся к сыну, все же, суббота.

Понял, что не смогу спокойно провести выходные – буду подсознательно ожидать появления Насти. И решил сбежать, хотя бы на сутки.

– А не поехать ли нам к бабушке с дедушкой?

Никита согласился. Мои родители жили в соседнем городке, откуда я и сам родом был – три часа езды на машине. Дом на берегу реки, огромный яблоневый сад, баня – красота. И речка не чета нашей, что возле Покровок течёт, а настоящая, широкая. Я мог бы похвастаться, что рос в этом великолепно доме, но нет, родители сюда переехали выйдя на пенсию. Отец разводит пчёл, мама сажает цветы. По саду ходит, а за ней следом бегает мелкая брехливая собачка неизвестной породы. Её мама подобрала в городе, и та, не будь дурой, прижилась.

У родных я отдыхал ровно до тех пор, пока мама не вспоминала, что ребенок должен расти в полноценной семье. Раньше даже забрать у меня его хотели, но я был против – я же отец ему, а не чужой дядька. Да и привыкли мы уже вдвоём.

– Как Наталья? – спросила мама утром, словно опомнившись.

Наташу она за три года видела два раза, сделала какие-то свои выводы и отчаянно надеялась на то, что я женюсь, хотя та ей не нравилась. Вот где логика?

– Нормально, – пожал плечами я. – Мне наверное, уже возвращаться пора. Каникулы через несколько дней, я Никиту вам заброшу.

– Вот так всегда! Стоит начать говорить на тему, которая тебе не по нраву, и ты тут же уезжаешь!

– Может тогда не стоит на такие темы говорить?

Мама руками всплеснула, не найдя слов. Ушла в дом. Я отправился к отцу, дрова колоть. Дом был газифицирован, но баню топили строго дровами. Провозился час, потом в эту самую баню пошёл, а там и вечер наступил. Мама возилась с Никитой и ко мне не приставала. День прошёл тихо и приятно, никаких тебе потопов, обезьянников и Насть.

А вечером мы собирались домой. Мама, как всегда, пыталась закормить нас впрок. С собой начала складывать все, начиная от банок с мёдом, упаковок с сотами, кончая контейнерами с едой.

– Бабуль, – вклинился Никита. – Мы ещё Настины пирожки не доели.

– Настя? – мгновенно приняла охотничьи стойку мама. – Какая Настя?

Блядь! Ну как так получилась, что девушка по имени Настя втесалась и в мои выходные у родителей?

– Это наша няня, мам, – додумался я.

– Ты же три дня назад, когда я тебе звонила, жаловался, что няни нет.

– Три дня назад не было, а теперь есть. Все, Никит, поехали домой, завтра в школу, а ты уроки не учил…

Мама проводила меня проницательным взглядом. Домой вернулись уже поздним вечером. Он был на месте. Гараж закрыт. Всё окна и двери тоже. Никаких подозрительных баб и котов. Поймал себя на том, что постоянно оглядываюсь. Но никого не было. Тишина.

– Похоже ураган по имени Настя нас миновал, – пробормотал я.

Ночь тоже прошла спокойно. Я заказал паркетные доски в сети, нужно будет поменять те, что в клею изгвазданы. Выучил с дитем уроки. Съел ночью пирожок, втихаря. И спал спокойно до утра, и никто мне не снился.

И утром никто не щеголял по холоду в купальнике. Я даже разочаровался немножко, подсознательно ожидал её увидеть. Отвёз сына в школу сам, почти устаканил вопрос со страховкой – тьфу-тьфу, но вроде все хорошо шло. Поверил в то, что мне море по колено.

А потом из школы позвонили.

– Никита подрался? – не поверил я. Мой сын никогда не дрался. Он маленький, но чертовски рассудительный.

– Да… лучше бы вам подъехать.

Я бросил все и полетел в школу. Никитка выглядел неважно – потрепанный, под глазом синяк, но странно довольный и собой гордый. Его противник с разбитым носом сердито смотрел из-за спины своих родителей, те тоже уже подъехали.

За Никиту мне ещё краснеть не приходилось, но все когда-то случается в первый раз. Видимо, мое время пришло. Решил, что выпорю сына дома, как разберусь, и если виноват. А тут – только поддержка. В наше время нас могли наказать довольно жёстко. И стыдно было очень. А сейчас… школа элитная. Нам выписали штраф и принудительное занятия с психологом. Кстати, Савве тоже. Надо же так сына обозвать.

– Так и не понял, кто виноват, – хмуро спросил я уже в машине.

– Я его первый ударил… сегодня.

Кровь ударила в голову – значит моего сына обижали, а я даже не знал? Стиснул руль руками – спокойнее. Сейчас испугается и вообще ничего не расскажет.

– Сегодня?

– Ну… раньше бывало… Я терпел, сильно они меня не трогали. Так, толкали только…

Я скрипнул зубами – всю школу разнесу. По кирпичику.

– Дальше то что?

– А Настя мне показала – подходишь и со всей дури по яйцам коленом даёшь. Ну, он конечно согнется, больно же. А я такой бац – и коленом встречаю его в нос. Она мне раньше только говорила, а вчера, пока пирожки пекла показала. Её на курсах самообороны научили. Мы порепетировали. И сегодня, когда Савва подошёл, ну и.. Назвал меня нехорошо, я решил попробовать. И получилось!

Никита широко улыбнулся. Он и правда был горд собой. Я вроде тоже немного им гордился, хотя сам факт драки меня пугал. Но сколько ещё всего впереди – первые девочки, сигареты, пиво… Дай бог мне сил и терпения.

Но главным было не это. Главной тут была Настя. Я был в шоке. И я пиздец ревновал. Сидел, молчал, смотрел вперёд на дорогу и переваривал сказанное . Почему какая-то незнакомая баба учит моего сына драться? И – раньше говорила… Они что, не первый раз видятся? Господи, эта девушка уничтожит и меня, и мою жизнь!

Пока доехал до дома успел основательно себя накрутить. Вышел из машины дверь отпер в дом для Никиты. Понял – надо что-то делать. Немедленно! Главное – держать себя в руках и не убить её.

– Я сейчас.. Приеду, – сказал сыну. – Ты пока мультики посмотри. Я быстро.

Слова буквально цедил – Господи, да я наверное никогда таким злым не был. Даже испугался вдруг, что и правда её убью. Запрыгнул опять в машину, понесся в малую Покровку. Две минуты с ветерком, мимо церкви, и я уже там.

Улицы здесь извилистые. Дорога – в ухабинах. Я прыгаю вместе с несчастной машиной и злюсь ещё сильнее. Время полдень, жара, на улицах никого. И где живёт эта разрушительница чужих жизней? Если надо будет – по всем домам по очереди пройдусь.

Наконец вижу дедушку с корзинкой. Если бы не резиновые тапочки и сотовый, висящий на цепочке с шеи, подумал бы, что он сбежал из книжек Толстого.

– А где Настя живёт? – крикнул я открыв окно.

– Какая?

– Ну такая… белобрысая и на велосипеде.

– Ааа… это городская. Езжай до конца улицы, там возле колодца дом ихний, с зелёной крышей.

Дом я нашёл. Вышел из машины и дверцей резко хлопнул. Бедная  моя новенькая машинка! Тоже страдает… и тоже из-за Насти! Во двор я вступил с опаской. Казалось, апокалипсис настал в этом отдельно взятом огороде. Все заросло травой и сиренью, возле забора огромная куча сухой травы. Забор покосился. На натянутой верёвке висит тот самый фривольный лифчик, я признал. И трусики в пару. Значит я точно по адресу. Иду по тропинке. Внезапно из хаоса выглядывают две кривые грядки – видимо, озаботилась урожаем.