Позывной «Хоттабыч»#7. Аватар "Х" (ч.2) бесплатное чтение

Глава 1

1944 г. СССР.

Москва.

Марьина роща

Новенькая «Победа», буквально на днях запущенная в серийное производство, месила колесами подтаявшую грязь кривых переулков частного сектора Марьиной рощи. Эта новенькая модель пока еще массово не выплеснулась на дороги Советского Союза, однако, настоящий предсерийный образец еще неизвестного широкой публике автомобиля уже притягивал взоры случайных прохожих и жителей деревенских трущоб.

За баранкой этого примечательного во всех смыслах «чуда техники» (пожалованного её хозяину за заслуги перед отчеством лично товарищем Сталиным) сидел сухощавый невзрачный мужчина лет пятидесяти с проницательным колючим взглядом серых глаз.

И если непримечательный внешний вид самого мужчины сразу растворялся в памяти нечаянных свидетелей, то проницательный взгляд этих серых глаз запоминался надолго. Однако, запоминался он лишь при одном условии – если водитель этого новенького, пускающего солнечных зайчиков хромированной решеткой радиатора, сам не заставлял его забыть. Раз и навсегда. Поскольку являлся одним из сильнейших Силовиков-Мозголомов Советского Союза.

Рядом с водителем «Победы» неподвижно сидел пассажир – крепкий и мощный мужчина в черном кожаном плаще военного покроя, но без каких-либо знаков различия. Его невозмутимое бледное лицо отдавало какой-то нездоровой сероватой зеленцой, словно он долгое время не выходил на улицу и не видел солнечного света. Ко всему прочему, пассажир практически не моргал, вперив взгляд своих темных глаз, в которых словно клубилась бездонная тьма, по ходу движения автомобиля.

– Что скажешь, товарищ Легион? – разорвав затянувшееся молчание, спросил пассажира водитель «Победы».

Бескровное лицо, напоминающее скульптурную маску своей бледностью и неподвижностью, наконец дрогнуло:

– Сложно всё, товарищ оснаб… Ошибиться боюсь… Понимаешь, Петр Петрович, как легко выдать желаемое за действительное…

– Понимаю. – Кивнул Головин, взглянув на утратившее каменную холодность лицо своего спутника. Сейчас его спутник практически не отличался от живого человека. – Что, совсем ничего конкретного не можешь сказать? – продолжил он допытываться до полковника и начальника секретной Некротической Службы при НКГБ СССР.

– Да есть что-то! Есть, Петр Петрович! Только я обмануться боюсь! – Наконец проявил хоть какие-то «человеческие» эмоции Высший Умрун.

С той поры, как Легион основательно возвысился и избавился от сонма «личностей» Эгрегора Хозяина Кладбища, обретя собственное самосознание, он стал куда более похожим на обычного смертного. И по мере общения с людьми степень этой «человечности» становилась все выше и выше. Коммуникабельные способности искусственной Сущности, созданной некогда Некромагом Черного Ордена СС росли с каждым днем.

– Если есть хоть призрачный шанс – мы должны его использовать, Анастасий Гасаныч! – произнес Головин, посигналив мальчишке, перебегавшему дорогу перед автомобилем.

После того, как Легиона с подачи товарища Сталина, считающего, что преступно разбрасываться подобными ценными кадрами, официально призвали на действительную службу в Наркомат Госбезопасности, встал вопрос: как же его теперь звать-величать?

Ведь правило: «без бумажки ты – букашка, а с бумажкой – человек», никто не собирался ради этого отменять. Поэтому, волевым решением Верховного Главнокомандующего СССР, Высшей Нежити, отныне классифицируемой в справочниках как Лич, были выданы документы и удостоверения на имя Анастасия Гасановича Легиона.

Свое отчество товарищ Легион получил от героически погибшего (именно так тогда считали в руководстве страны) генерала Абдурахманова Гасана Хоттабовича, который, собственно, и стал причиной «рождения» могучей Некросущности.

Имя же Анастасий, что в «переводе» с греческого означало восставший, воскресший или оживший, тоже предложил Иосиф Виссарионович. В этом он, как бывший ученик Духовной Тифлисской семинарии, разбирался, как никто другой.

Помимо полковника Легиона, официальные имена, документы, звания и должности получили все подчиненные его «маленького Некроотдела», начиная от майоров Бима и Бома, и заканчивая уцелевшими после двух эпических сражений обычными Некробойцами. Хотя, назвать их обычными безмозглыми Умрунами, уже не поворачивался язык – все они не только осознали себя, но и приобрели поистине потрясающие возможности.

– Уловил я там что-то знакомое, – нехотя признался Лич. – Но слишком слабые Эманции, да и времени после применения Силы достаточно прошло… Если бы сразу… Или, хотя бы, через пару дней мне там побывать…

– Согласен, – кивнул Петр Петрович, – слишком долго телились с этим докладом. Пока по инстанциям до товарища Берии дошло… Да и то, считай, очень оперативно – и недели не минуло. А то, могли бы и «под сукно» затереть некоторые деятели. Сам знаешь, как это бывает с такими «противоречивыми сведениями». Проверить, перепроверить, затем еще раз, и так по кругу! Но Дар Потрясателя Тверди слишком редкий в нашем мире, поэтому и побоялись бумагу «потерять».

Едва только получив от товарища Берии срочный приказ разобраться со странными событиями, произошедшими на территории Марьиной рощи, Головин выпросив себе в усиление помощь в лице полковника Легиона, стремглав кинулся на место происшествия.

Выбор помощника в расследовании был сделан не на пустом месте, ведь именно товарищ Легион утверждал, что Хоттабыч не погиб, а его Душа не отправилась в Серые Пределы. Генерала Абдурахманова и его Некротическое Создание связывала неразрывная Магическая Печать неведомых «Повелителей Хаоса».

И, как утверждал Лич, если бы Хоттабыч погиб, Печать Повелителей развоплотила бы и его самого. Но, поскольку этого не произошло, Хоттабыч до сих пор оставался жив. Однако, что с ним произошло после боя с Фюрером Вековечного Рейха, тело которого все-таки было обнаружено и идентифицировано, не знала ни одна живая, да и мертвая Душа во всем мире.

Оставалась лишь призрачная надежда на то, что героический старик сумел уцелеть в этом сражении. Вот почему, получив задание от Наркома внутренних дел, Александр Дмитриевич Головин принялся усиленно «рыть носом землю», пытаясь выяснить, что же на самом деле произошло в Марьиной роще.

Еще ни один Силовик, кроме приснопамятного столетнего старика, не обладал подобным набором разнородных сопутствующих Даров. Да и еще и таких могучих. А наряду с падением общего Магического Фона планеты, единовременный выплеск Силы подобной мощности из личного Резерва, не используя энергоемкие Кристаллы-Накопители, на сегодняшний день было чем-то совершенно фантастическим. А как следовало из доклада майора госбезопасности Потехина, задержанный субъект Накопителями не пользовался.

Посетив место происшествия с командой лучших специалистов-экспертов наркомата госбезопасности, вооруженных целой кучей современного Маго-технического оборудования, Петр Петрович согласился с выводами Потехина – задействованных задержанным субъектом Талантов оказалось несколько.

И одним из них являлся Дар Потрясателя Земной Тверди, идентичный по спектру остаточного излучения Силовому воздействию, произведенному Хоттабычем в Абакане. В результате чего единственная в своем роде тюрьма для Силовиков перестала существовать.

Пока эксперты сновали туда-сюда по опустевшему участку, делая множественные замеры (Головин даже не думал, что их будет столько), полковник Легион спокойно и неподвижно стоял в сторонке у покосившегося забора. Глаза его были прикрыты, тонкие губы плотно сжаты, а мужественный квадратный подбородок воинственно выдвинут вперед. Лишь только его ноздри хищно трепетали, когда он шумно втягивал в себя очередную порцию морозного воздуха.

В отличие от остальных сотрудников наркомата, развивших бурную деятельность на означенном участке, только Головин знал о немертвом существовании полковника Легиона. За полгода, проведенные среди людей, Лич научился искусно маскироваться, притворяясь живым. Он даже каким-то образом научился имитировать Ауру живого существа для тех Силовиков, кто умел её распознавать.

Однако, дышать для поддержания своего немертвого существования ему было не обязательно. Особенно, так демонстративно.

«Значит, – решил про себя Головин, – это полковнику для чего-то нужно. И не стоит ему мешать».

– Я закончил, Петр Петрович, – через некоторое время сообщил Головину Легион. – Большего я здесь не выясню.

– Хорошо, Анастасий Гасанович, едем дальше, – согласно ответил Мозголом.

Отдав распоряжение старшему группы экспертов, товарищ оснаб и полковник Легион загрузились в именную «Победу» Головина и направились в районный отдел НКГБ для встречи с майором Потехиным. Ну, и с задержанным, само собой.

Автомобиль неспешно катил по извилистым улицам частного сектора, которые не особо изменились с «прошлой» и основательно подзабытой жизни юного князя Головина. Сочные и красочные воспоминания далекой молодости неожиданно встали как наяву перед глазами уже давно немолодого и умудренного жизненным опытом мужчины…

Вот у этой полуразвалившейся скособоченной избушки под раскидистыми ветвями цветущей огромной яблони, от которой на сегодняшний день остался лишь поеденный древоточцами обломанный кусок гнилого ствола, он впервые поцеловался с молодой княжной Разумовской, гостившей так же, как и сам юный Сашенька, в загородном имении светлейшего Вячеслава Вячеславовича Райнгольда. А за тем поворотом и располагался небольшой особнячок старого профессора…

«Интересно, – подумалось Головину, – уцелело ли это примечательное строение после всех революционных потрясений? Сколько таких вот небольших аристократических поместий было банально разграблено восставшей чернью и предано огню? Не перечесть…»

Под напором нахлынувших воспоминаний, Александр Дмитриевич свернул в приметный проулок и, прокатившись немного остановился у того самого места, где и должен был располагаться загородный дом его престарелого учителя.

«А ведь князю сейчас было бы далеко за девяносто, – припомнив дату рождения профессора, вычислил в уме возраст Райнгольда Головин. – Нет, навряд ли бы дожил старик до сегодняшнего дня, пережив столько потрясений, – решил он, скользя взглядом по приметным с юности местам. – Вот и от его загородной дачи не осталось даже и следа…»

Горечь давней потери неожиданно встала комком в горле. Ведь Вячеслав Вячеславович был не только его учителем и старинным приятелем всей его семьи. Он стал для юного Сашеньки кем-то большим, нежели простым наставником в овладении Силой. Профессор Райнгольд стал ему настоящим другом, старшим товарищем и, после того, как князь Дмитрий Владимирович – отец Головина, погиб на фронте во время Первой Мировой, можно сказать, полностью заменил ему потерянного родителя.

И оттого такими горькими вышли эти воспоминания. После возвращения из иммиграции и поступления на службу Головин ни разу не навестил своего старого друга и учителя, хотя желал этого всем сердцем. Он знал, что старик все так же проживал на своей даче, добровольно отказавшись от остальной дорогостоящей недвижимости, как в столице Империи, так и в Москве.

Мало того, после Вооруженного Восстания, старик не раз и не два сдерживал попытки черни от захвата своей собственности. И к несказанной радости Головина у него это неплохо получалось – превозмочь одного из самых умелых Осененных-Мозголомов Российской Империи у революционных местечковых деятелей не вышло. А подключать «тяжелую артиллерию» из Силовых Наркоматов, чтобы сломать одного единственного «безобидного» старого Сеньку, который и без того на ладан дышит, они так и не решились.

Все это товарищ оснаб прекрасно знал, но встречаться с престарелым князем, успешно держащим оборону, не стал. Он боялся привлечь к старику, о котором все постепенно «забыли», повышенный интерес соответствующих органов. И, как обычно, оказался прав – после повальных «чисток» тридцать седьмого года, все контакты князя Головина были проверены с особой дотошностью, а сам Александр Дмитриевич отправился прямиком в «Абакан» – самую жуткую тюрьму для Одаренных.

Выжить в Абакане оказалось очень сложно, но Сашенька постарался не сдохнуть. Он словно чувствовал, что Родине может вновь понадобится его Талант и возможности Силовика. И не прогадал. Не так уж много времени и прошло, но руководство страны, вдруг осознало свои ошибки и перегибы, и товарища оснаба реабилитировали, выдернув из «Абакана» и вернув на прежнее место службы. Но с учителем Головин так и не встретился, резонно полагая, что к этому времени старик уже отошел в мир иной.

– Что-то случилось, Петр Петрович? – поинтересовался Лич, заметив удрученное состояние боевого товарища, не сообщившего даже о причине остановки. – Вам плохо?

– Нет, со мной все в порядке, – мотнул головой Силовик, с трудом продавливая стоящий в горле ком. – Просто с этим местом у меня связано столько светлых воспоминаний моей далекой юности…

– Простите, товарищ оснаб, но мне этого не понять, – произнес Легион. – У меня не было ни детства, ни юности. Хотя, я могу частично восстановить воспоминания бывших личностей, входящих в общий Эгрегор Хозяина Кладбища. Но проникнуться ими мне, увы, не дано…

– Спасибо за прямоту, дружище! – Оснаб крепко хлопнул пассажира по плечу. – Они у тебя еще появятся, воспоминания… Можешь поверить – я чувствую это как Мозголом. Твое эмоционально-психическое состояние на сегодняшний день очень близко к человеческому. А значит – все у тебя еще впереди! А я еще немного погрущу, и мы отправимся дальше…

– Послушайте, Петр Петрович, я чувствую здесь постоянную подпитку Энергией какого-то давнего Силового Конструкта, – неожиданно заявил Лич. – Похожего… – задумчиво произнес он, на мгновение переходя в нематериальную фазу – расплывшись дымным облаком по салону автомобиля, и вновь собравшись обратно. – Это Ментальный Морок, товарищ оснаб, – сообщил он Головину. – Я ведь, все-таки, не человек и могу распознать…

– Черт побери! – в сердцах выругался Головин, активируя свой Дар, и подпитывая его из табельного Накопителя. – Распустил нюни, дурында!

Едва Магический Поток хлынул по Энергетическим Меридианам, вымывая из мозга Осененного искусный Морок, наведенный явно опытным Мозголомом, как «картинка», стоявшая перед глазами Головина, разительно изменилась: территория, только что казавшаяся небольшим заснеженным пустырем, неожиданно раздалась «вширь», исторгнув из пустоты ухоженный и не очень большой одноэтажный особнячок в стиле «ампир» с четырьмя колоннами на высоком крыльце и резными изображениями на капителях, окруженный небольшим заснеженным садом, располагающимся за самой обычной оградой из крашенного штакетника.

Всё это – сам дом, и колонны, и деревянная «лепнина» с изящными изображениями многочисленных голов Горгоны, пегасов, гирлянд из виноградных гроздей, рогов изобилия, были хорошо знакомы князю Александру Головину, ставшему ныне товарищем оснабом и Петровым Петром Петровичем.

Особняк, словно чертик из коробочки, неожиданно выпрыгнул из его детских воспоминаний, оставшись точно таким же, как и тогда… Ну, разве немного потускнела и облупилась краска на фасаде, да кое-где отвалились «лепнина». Но в целом, это был тот же самый знакомый ему с самого детства дом, не менее родной, чем принадлежащей их семье фамильный особняк князей Головиных. Но в его особняке уже давно хозяйничают совсем чужие ему люди, а здесь…

Головин распахнул дверь и выбрался из салона авто на улицу. Внутренне трепеща, он приблизился к знакомой ограде и прикоснулся руками к калитке. Дверь особняка неожиданно распахнулась, а на пороге появился лысый и бородатый абрек.

– Гребаная тетя, как ты постарела… – пораженно выдохнул товарищ оснаб, неосознанно повторив одну из «дурацких присказок» Хоттабыча. – Ибрагим?

– И тэбэ нэ хворат Алэксан Дмытрыч! – приветливо отозвался горец, словно и не пробегало с их последней встречи не одно десятилетие. – Проходы в дом! Хозяын очэн ждёт!

Глава 2

Повышенное внимание к своему дому старый Мозголом ощутил еще до того, как на дороге напротив его особняка остановился новенький автомобиль неизвестной князю модификации.

– Кого это еще принесло по мою душу? – недовольно проворчал старик, сбрасывая с ног теплый плед и бодро поднимаясь из любимого кресла.

По прошествии нескольких дней, минувших после чудесного возвращения с того света, Вячеслав Вячеславович чувствовал себя просто великолепно. Его даже начали посещать мысли о прогулке на свежем воздухе, которые не появлялись в его голове вот уже больше десятка лет.

Вливание чужеродной Праны оказало на одряхлевший организм князя эффект, подобный разорвавшейся бомбе, и запустило какой-то неведомый ранее механизм регенерации. Буквально за неделю Вячеслав Вячеславович расцвел, сбросив со своих плеч не менее десятка (а то и поболее) лет.

Проснулся уже давно подзабытый аппетит, а застарелая язва совершенно перестала беспокоить молодеющего день ото дня старика. А вчерашним вечером он даже позволил себе наяву, а не в Ментальном Пространстве, рюмочку основательно выдержанного коллекционного коньяка еще Имперского разлива.

Молодой паренек, совершенно случайно попавший «на прием» к дряхлому Мозголому, оказался настоящим Кудесником. То, что этот юный «инвалид» прошедшей войны с ним походя сотворил, не укладывалось ни в какие рамки! Такого просто не могло быть! Старый князь не верил в сказки. Однако, против фактов не попрешь!

Выглянув в окно, старик первым делом запустил в сторону незваных гостей (а то, что они прибыли именно по его душу, старик не сомневался) Ментальный Щуп, пытаясь одновременно рассмотреть сидевших в автомобиле людей.

Несмотря на частично восстановившееся зрение, глаза старика еще пребывали в состоянии, далеком от нормы, поэтому рассмотреть сидящих в салоне людей ему не удалось. Однако, и с Ментальным Щупом все пошло не по плану – Силовой Конструкт, никогда не подводивший своего создателя, натолкнулся на такую мощную Магическую Защиту мозга, что не смог «с разгона» её преодолеть.

Такого сокрушительного фиаско старый Мозголом не терпел уже давно. Однако он благоразумно одернул Щуп, не пытаясь накачать его Энергий – на данном этапе главное, чтобы его попытки остались нераспознанными.

Он давно уже научился держать удар, а мощность установленной Ментальной Защиты незнакомца просто кричала о том, что для её преодоления потребуется чертова уйма Сил. И не факт, что её удастся пробить – ведь противостоял старому князю не менее опытный, чем он сам, Осененный-Мозгокрут. Этот нюанс Райнгольд успел моментально оценить, едва коснувшись возведенной незнакомцем Стены Отчуждения.

На его счастье пришлый Мозголом ничего не заметил. Видимо, он был в этот момент занят чем-то очень и очень важным, иначе, несомненно бы уловил осторожную попытку Райнгольда прощупать его Магическую Защиту.

«Кто бы это мог быть?» – задумался Райнгольд, никогда за последних пару десятилетий не сталкивающийся со специалистом-Мозголомом подобного Ранга.

По его скромной поверхностной оценке, этот «красный Силовик», был примерно равен ему по силам, а то и превышал. Возможно, что после ареста Мамонта Быстрова, проявившего недюжинный Талант и величину Резерва, кто-то из власть предержащих решил разделаться до кучи еще и с немощным контриком-аристократом.

А вот мысленные импульсы второго «гостя» старика нимало озадачили: ему на мгновение показалось, что тот и не человек вовсе, а какой-то богопротивный Кадавр – порождение проклятых Некромантов. Однако, насколько он знал, красная революционная власть с такими запретными Силами старалась дел не иметь, беря в этом пример с разрушенной ими же Российской Империи.

– Хозяын! – В кабинет ворвался слегка возбужденный Ибрагим. – Там госты пожаловалы! Можэт, палнуть по ным ыз винтовкы? Чтоб нэповадно было?

– Не будем спешить, Ибрагим, – осадил верного абрека Вячеслав Вячеславович. – Подождем немного. Может, не разглядят нас за Мороком и опять уберутся восвояси.

– Э-э-э, совсэм шайтаны красные никак нэ уймуца! – выругался Ибрагим. – Как Мамонта арэстовали, так и пропал джыгыт! Хороший парэн, сэстренка его мэста себе нэ находит…

– Знаю, старина… – согласился Райнгольд. – А ведь я его предупреждал, чтобы тихо сидел. Глядишь, и пронесло бы.

Дверь автомобиля неожиданно открылась, и на улицу вышел водитель автомобиля. По мере его приближения к дому, Вячеслав Вячеславович все яснее и яснее осознавал, кого к нему на этот раз принесло в этот морозный февральский день…

– Хозяын! – изумленно пророкотал Ибрагим. – Да это то же…

– Сашенька! – свистящим шепотом выдохнул Райнгольд, ноги которого неожиданно дрогнули и перестали держать старческое тело. Верный слуга едва успел подхватить хозяина на руки и усадить князя в кресло. – Зови его, Ибрагимка… – прошептал побелевшими губами старик. – Зови скорее, пока я Богу душу не отдал…

– Бэгу, хозяын! Толко нэ помырай! – И дюжий абрек с неимоверной скоростью метнулся к входной двери.

Он выскочил из дома как раз в тот момент, когда князь Головин подошел к калитке.

– Гребаная тетя, как ты постарела… – произнес гость. – Ибрагим?

– И тэбэ нэ хворат Алэксан Дмытрыч! – приветливо отозвался горец, словно и не пробегало с их последней встречи не одно десятилетие. – Проходы в дом! Хозяын очэн ждёт!

Князь, распахнув калитку, прошел во двор, вбежал, словно мальчишка, на высокое крыльцо и порывисто обнял постаревшего горца.

– Как же я по вам по всем соскучился, Ибрагим! – продолжая сжимать грузина в крепких объятиях, признался он.

– Я тожэ по тэбэ скучал, Алэксан Дмытрыч – хрипло произнес абрек, не стесняясь увлажнившихся глаз. – А уж как хозяын по тэбэ скучал… Он жэ думал, что ты помэр в проклятом Абаканэ!

– Учитель жив? – все еще не веря, переспросил Головин. – Ведь ему же почти сотня…

– Он – крэпкий аксакал! – с гордостью произнес Ибрагим. – Долгие ему лэта!

– Веди! – отстранившись, воскликнул Александр Дмитриевич.

Ибрагим открыл дверь и, пропустив вперед дорогого гостя, вошел следом.

– Нэ забыл, гдэ кабинэт хозяына, кыняз? – спросил он.

– Не забыл, Ибрагимушка! – выпалил Головин и, не раздеваясь застучал сапогами по старому скрипучему паркету.

– Ай, шайтан! – Покачал ему вслед лысой головой грузин. – Как малчишька… совсэм нэ измэнился – такой жэ шэбутной.

Ворвавшись в кабинет, Головин остановился на пороге, впившись взглядом в тощего бледного старика, восседающего в инвалидном кресле.

– Вячеслав Вячеславович… учитель… – только и сумел произнести он, кинувшись в ноги старику и положив голову ему на колени.

– Сашенька… – прокаркал старик, обнимая «блудного сына» и припадая к нему тщедушным телом. – Живой… живой… живой… – безостановочно шептал он, а из его глаз на лицо Головина падали крупные прохладные слезы. – Теперь и помереть можно…

– Даже не думайте об этом, Вячеслав Вячеславович! – строго произнес Головин, поднимая голову и вытирая ладонью слезы старику. – Вам еще жить и жить!

– Жить и жить? – иронически усмехнулся Райнгольд. – Ты хоть помнишь, Сашенька, сколько мне лет?

– Если мне не изменяет память, – ответил Головин, – в прошлом году вам исполнилось девяносто три.

– Помнишь, пострел! – довольно прокаркал старик. – Не забыл… Так о каком же житье-бытье ты говоришь?

– Ну, не скажите, учитель, – устроившись в кресле рядом со стариком, убежденно произнес Александр Дмитриевич, накрыв своими ладонями сухощавые руки старика. – Не так давно мне довелось воевать с фрицами, стоя плечом к плечу со старцем, перевалившим за столетний рубеж. Так вот он, хоть и постоянно ворчал, проклиная свой весьма почтенный возраст, но при этом многим молодым мог дать весьма значительную фору! Однако, помирать от старости, он совсем не спешил… Так что и вам грех жаловаться, Вячеслав Вячеславович! – печально усмехнувшись, добавил он.

– За столетний рубеж, говоришь? – произнес Райнгольд, лицо которого с момента встречи с учеником слегка порозовело. – Уж не о Хоттабыче ли ты вещаешь, Сашенька? – выдал старик к большому изумлению Головина. – О погибшем генерале Абдурахманове? – для проформы уточнил старик.

– Что? – натурально опешил Александр Дмитриевич от заявления Райнгольда. – Да откуда вы… О нашей совместной операции никто, кроме… Вячеслав Вячеславович, – укоризненно произнес он, – неужели сумели-таки взломать мою Защиту? Ну, не мог я этого не заметить

– Ага! Уел тебя старый профессор? – довольно воскликнул князь, похлопав бывшего ученика по коленке. Самочувствие старика стремительно улучшалось. – Не ломал я твою Защиту, Сашенька, – сообщил он, сияя от счастья. – Но за столь высокую оценку моих возможностей – гран-мерси! Не каждый день такое услышишь от сильнейшего Мозгокрута Империи…

– Вы меня сейчас в краску вгоните, профессор! – расхохотался Головин. – Скажете тоже…

– И скажу! – не унимался Райнгольд. – Я оценил твою Ментальную Защиту. Она безупречна! Я даже не знаю, кому под силу её проломить… А насчет Хоттабыча все просто: вычисляется даже простым дедуктивным методом…

– Ну-ка, ну-ка? – заинтересованно подался к учителю Головин. – Как же я соскучился по вашим «дедуктивным методам»!

– Я тоже по тебе соскучился, Сашенька! – Не остался в долгу старик.

Головин вновь крепко обнял старика:

– Вячеслав Вячеславович, я…

– Полноте, Сашенька, полноте! – просипел старик. – Раздавишь еще! Я уже не в той форме, чтобы с тобой силушкой меряться!

– Простите, профессор… – Александр Дмитриевич отпустил Райнгольда. – Это от избытка чувств… Давно им волю не давал…

– Понимаю. – Кивнул старик. – Как же ты в Абакане выжил?

– Это долгий разговор, – открестился от подробностей Головин. – Как-нибудь я вам все подробно расскажу. А теперь вернемся к Хоттабычу? – предложил он.

– Вернемся, – не стал спорить Райнгольд. – Скажи, ты знаешь хотя бы еще одного столетнего старика, воевавшего на фронте?

– Нет.

– Что и требовалось доказать. А Хоттабыча знают все, – пояснил старик. – Я мог просто ткнуть пальцем в небо, и попасть в него. Вот и весь секрет. Принцип «бритвы Оккама» – не следует множить сущности без необходимого! – наставительно произнес он.

– Действительно просто, – усмехнулся Головин. – Как же вы с ним похожи… С Хоттабычем, – пояснил он. – Не пойму, чем… Может быть, все старики, дожившие до такого патриархального возраста и сохранившие ясность ума, приобретают что-то общее… определенные свойства души… цинизм… схожие мысли…

– Не напрягай понапрасну голову, мой мальчик, – улыбнувшись, посоветовал профессор. – Доживешь – поймешь!

– Ну, далековато мне еще до ваших лет.

– Я тоже в твоем возрасте так думал. А на самом деле не успеешь глазом моргнуть, а ты уже дряхлый, немощный и никому не нужный старикан! Да, с Хоттабычем я, конечно, утрировал, на самом деле о вашей тесной «связи» я узнал совсем из другого источника.

– Вот это номер! – вновь оживленно воскликнул Головин. – Из какого же такого источника старик, живущий затворником вот уже как больше двух десятков лет, мог узнать такую секретную информацию? Да об этом даже в Наркомате госбезопасности не все знают!

– А я вот знаю, – не без некоторой гордости заявил Райнгольд. – Не возражаешь, если мы с тобой вспомним былое?

– В смысле? – произнес Головин.

Но уже через мгновение он понял, что ответ старого учителя ему не понадобится. Окружающая обстановка вокруг него стремительно изменилась, а профессор преобразился чудесным образом – помолодел лет на пятьдесят. Они с учителем сидели друг против друга за сервированным столиком в шикарном ресторане, а где-то неподалеку заводной оркестр наяривал какую-то знакомую мелодию.

Варвара Панина, узнал знакомое низкое контральто, восхищавшее в свое время таких «матерых» ценителей исскуства, как Лев Толстой, Куприн, Чехов и Блок, а известный художник Константин Коровин, даже как-то сравнил Панину с безумно популярным Шаляпиным.

Варвара – цыганка по происхождению, начинала свою карьеру в петербургских и московских ресторанах. А в 1902-ом году она впервые выступила на сцене петербургского Благородного собрания и с тех пор больше не покидала эстраду.

– Палкин? – произнес Александр Дмитриевич, узнав самый роскошный ресторан Российской Империи, к большому сожалению уже не существовавший в настоящее время.

– Палкин, Сашенька, Палкин! – ответил Вячеслав Вячеславович, откидываясь на спинку кресла, украшенную позолоченной резьбой. – Вспомните, как это было, мой мальчик, ибо такое вы не увидите и не услышите больше никогда! Эх, Варя-Варя, как же рано ты ушла[1]…

– А вы все такой же Кудесник, Вячеслав Вячеславович, – отозвался Головин. – Если бы не резкая смена декораций, я бы ни за что не почувствовал перехода в Ментальное Пространство.

– Ну так, Сашенька, опыт не пропьешь, – довольно усмехнулся помолодевший Райнгольд, залихватски подкручивая свои и без того острые кайзеровские усы.

«А ведь он действительно когда-то носил такие усы, – припомнил Головин. – А я ведь об этом уже и забыть успел», – пронеслось у него в голове.

– Но я не для этого вас сюда притащил, Сашенька, – произнес Мозголом. – Мне проще показать один раз, чем рассказывать…

Перед Александром Дмитриевичем развернулось широкое «полотно», как в кинотеатре «Ударник» на полторы тысячи мест, в котором ему доводилось бывать до войны. Однако «полотно» созданное искусным Мозголомом выглядело просто как огромное окно в «иную реальность», и эта реальность была известна князю Головину не понаслышке.

Александр Дмитриевич стойко и молча просмотрел свою Ментальную дуэль с предателем Вревским, а после осилил еще одну часть воспоминаний с погоней в автомобиле, в которой он тоже являлся отнюдь не бессловесным статистом. Однако, момент с Хоттабычем в котловане, оставшемся после эпической битвы с Драмагаром, вообще привел его в крайнюю степень возбуждения.

– Откуда? – свистящим шепотом произнес он, когда Вячеслав Вячеславович свернул свой «кинотеатр». – Те, кто об этом знали, давно мертвы или пропали без вести!

– Оттуда, Сашенька, оттуда! – хохотнул моложавый старикан, победно поглядывая на своего ученика – типа, и мы не лыком шиты! – Но это еще не все, мон шер, что я хотел тебе показать…

– Боюсь даже предположить, что это будет, – произнес Головин, с опаской поглядывая на торжествующего старика. – Вы полны сюрпризов, Вячеслав Вячеславович.

– На том и стоим, – не переставая улыбаться, заявил старик и эффектно взмахнул рукой.

Окружающий мир неожиданно растворился в густом тумане, поглотив ментальную проекцию ресторана. Туман плотно окутывал Мозголомов. Он был везде: под ногами, по сторонам и над головой. И лишь небольшой пятачок свободного пространства не позволял им потерять друг друга из вида.

Неожиданно налетевший ветер разорвал клочья тумана, открыв взгляду Головина гигантскую каменную стену, сложенную из огромных гранитных блоков. Стена уходила вверх, теряясь где-то в низколетящих облаках и простиралась на необозримое расстояние в обе стороны…

– Солидная Ментальная Защита! – сразу определил оснаб, еще раз окинув взглядом возвышающуюся пере ним стену. – Чья?

– Кабы знать, Сашенька, – развел руками Райнгольд. – Смотри дальше…

Клубы тумана развеяло усилившимся ветром, и Александр Дмитриевичвич заметил невдалеке – у самой стены две фигуры – парня, лет двадцати пяти, знакомого по фотографиям в деле – Мамонта Быстрова и двойника Вячеслава Вячеславовича.

Участок Защитной стены, у того места, где они стояли, начал светиться. Неожиданно на месте свечения из камня начали проступать огромные двустворчатые металлические ворота, слегка тронутые рыжей коррозией.

Двойник старика подошел вплотную к одной из створок и «нарисовал» пальцем прямо по её поверхности небольшой проём, примерно человеческого роста, который мгновенно «проявился» как самая обычная дверь. Потратив еще немного времени, дубль Райнгольда нарисовал замочную скважину и немного отошел, словно любуясь на дело «собственных рук».

Затем в его руках соткался из воздуха очень сложный фигурный ключ, который был незамедлительно засунут в замочную скважину. Двойник легко провернул отмычку и толкнул рукой дверь. Дверное полотно беззвучно распахнулось, открывая темный проход за «охраняемый периметр» Защитной стены.

Но едва двойник старика вошел в проход, стена затряслась, а огромные ворота неожиданно исчезли, оставив неизменной лишь распахнутую дверь. После чего поверхность стены неожиданно «вспучилась», явив этому вымышленному насквозь миру гигантское каменное лицо разгневанного старика со всклоченной бородой.

Распахнутый дверной проем неожиданно превратился в отрытый зубастый рот, который сомкнулся в тот же миг. Только громко хрустнули несуществующие кости двойника Райнольда, а потом все погасло.

– Хоттабыч… – потрясенно выдохнул Александр Дмитриевич, опознав лик каменного гиганта.

[1] Варвара Васильевна Панина – известная исполнительница цыганских песен и романсов. Была знаменита сильным низким контральто и особой манерой пения. Умерла от болезни сердца в 39-ть лет. Слушать певицу не гнушались даже особы царской фамилии.

Глава 3

– Значит, вы с ним встречались, учитель? – вновь вернувшись в реальность, спросил Головин. – С Мамонтом Быстровым?

– А ты, никак, по его душу прибыл? – догадался старик. – Продолжаешь служить, даже после всего, что сделали с тобой эти… – Райнгольд запнулся – он не желал обидеть любимого ученика, которого уже и не надеялся увидеть живым. – …нехристи? – Наконец подобрал он эпитет, показавшийся ему наиболее нейтральным. – И даже Абакан тебя не сломал…

– А я не нехристям служу, а России! – жестко отрезал Головин. – Вот вы сами, Вячеслав Вячеславович, отчего в заграницы после Вооруженного восстания не сбежали? Как тот же князь Чавчавадзе? Капиталов у вас хватало, чтобы жить припеваючи в каком-нибудь Лондо̀не или Парѝжу до самой смерти? Да еще и осталось бы! Но, нет – на даче оборону вот уже два десятка лет держите…

– И я Россию люблю, Сашенька! И не меньше вашего, между прочим! – отбрил ученика престарелый профессор. – И помереть хочу не на чужбине, а на родной земле! Многим, как тому же Чавчавадзе, этого не понять…

– А вот я вас прекрасно понимаю, учитель! А что касаемо Абакана – мне довелось побывать там два раза, профессор, – иронично произнес Александр Дмитриевич, а старик изумленно ахнул. – Только во второй раз «сломался» сам Абакан! – Выдержав небольшую паузу, сразил старика наповал товарищ оснаб.

– Абакана не существует? – все еще не веря, переспросил Райнгольд.

– На данный момент ведутся работы по его восстановлению, – ответил Головин. – Где-то же надо содержать всякую Осененную шваль, Пробудившуюся по какому-то недоразумению…

– Попустительством Господним и по Дьявольским проискам Пробуждаются такие твари, – согласился старик. – Их не содержать под стражей, их сразу надо в расход пускать, Сашенька! – Тряхнул в воздухе свои сухим кулачком престарелый Маг.

– Полностью с вами согласен, Вячеслав Вячеславович! – ответил Головин. – Однако, с точки зрения «социалистического хозяйствования», – повторил он явно чье-то высказывание, – уничтожение подобного Силового контингента абсолютно нерентабельно! Пусть они пользу государству приносят – Ману сдают. К тому же в нынешней ситуации она на вес золота!

– А с этим уже я не буду спорить, Сашенька, – кивнул старик. – С Магическими потоками твориться черте что! Совсем невозможно стало пополнить Резерв старыми дедовскими способами – из окружающего Эфира.

– Только Накопители спасают, – произнес Александр Дмитриевич. – Но и они не вечны – скоро запасы опустеют.

– Если ничего не произойдет – бесспорно наступит такой момент, – прокаркал старик. – И человечество вновь скатится до уровня обычных простецов. Но, чему быть, того не миновать. А вторых братьев Гримм, вернувших в мир Магию, отчего-то, пока не наблюдается…

– Да, вторых братьев Гримм у нас нет, – согласно кивнул Головин, – но я открою вам одну тайну, профессор, – заговорщически прошептал на ухо Райнгольду Александр Дмитриевич, – государственную тайну! У нас есть кое-кто получше… И он, возможно, сумеет подсказать, как человечеству справиться с этой бедой…

– Неужели, Хоттабыч? – ехидно улыбнулся старик. – По моему скромному предположению, генерал Абдурахманов не погиб…

– Вы тоже так считаете, учитель? – с какой-то затаенной надеждой воскликнул Головин.

– Да, считаю! Скорее всего, при оперировании такими потоками Энергии, он должен был переродиться в нечто большее… Ну, перестать быть человеком, в общем понимании – точно!

– Открою вам еще одну государственную тайну, Вячеслав Вячеславович, он и до битвы с Гитлером уже был не совсем человеком…

Пожилой Маг пристально взглянул на обретенного ученика:

– Я об этом догадывался, Сашенька… Этот ваш Хоттабыч – Высшая Сущность? Ведь тот молодой человек, – Райнгольд пощелкал пальцами в воздухе, – Мамонт, он ведь явно его Аватар?

– Вы сейчас серьезно, профессор? Мамонт Быстров – Аватар Хоттабыча? Вы хотите сказать, что его Ранг Силовика достиг несуществующего в известной нам градации уровня Божества?

– Это я, как раз, у тебя хотел спросить, Сашенька? – весело рассмеялся старик. – Иначе, для чего ты мне все это рассказал? Старый профессор-затворник может лишь предполагать… Все, что мне остается, лишь шевелить еще не заржавевшими мозгами.

– Мозголомам болезни мозга не страшны, – произнес Головин. – Не вы ли меня этому учили, Вячеслав Вячеславович?

– Все помнишь, паразит! – Старик погрозил пальцем бывшему ученику. – Да, если Мозгокрута, не сломает в Ментальной дуэли куда более могучий коллега, либо более хитрый… и такое бывало, – добавил старик, – старческое слабоумие Мозголому не грозит. Ясность ума до самой смерти – это наше благо… либо проклятие, – немного подумав, произнес он. – Ведь как было бы здорово впасть в детство на склоне лет, чтобы забыть то, что забыть не сможешь уже никогда… И только смерть освободит нас от этой тяжелой ноши!

– Вячеслав Вячеславович, – протянул с укоризной Головин. – Что это за упаднические настроения? Выше голову! Мы с вами еще повоюем!

– Да, отвоевался я уже, Сашенька…

– А вот и нет! – безапелляционно заявил Александр Дмитриевич. – Раз уж мы с вами встретились, то я считаю преступлением разбрасываться такими кадрами! Как сказал товарищ Сталин – кадры решают всё! И не спорьте, Вячеслав Вячеславович! Вас мы покажем ведущим Целителям СССР, подлечим, и будете еще молодую поросль обучать секретам владения Силой! А теперь давайте вернемся к Мамонту Быстрову, – попросил он. – Это сейчас самое важное! И прошу, не упускайте ни единой мелочи…

Александр Дмитриевич покинул дом старого профессора примерно через час – время поджимало. Но все, что он смог у него выведать – Головин узнал. Заверив престарелого князя Райнгольда, что скоро его жизнь измениться кардинальным образом, товарищ оснаб распрощался с профессором и его слугой и, выйдя со двора, уселся за руль новенькой «Победы».

– Как все прошло, товарищ оснаб? – поинтересовался полковник Легион, терпеливо ожидавший Головина в машине.

– Лучше, чем я ожидал, – ответил Головин, заводя машину. – Мало того, что я застал живым и здоровым близкого мне человека, так еще он снабдил меня такой информацией, разжиться которой я даже и не надеялся.

– Замечательно! – невозмутимо произнес Легион. – Куда теперь?

– Посетим товарища майора госбезопасности Потехина, – сообщил спутнику Головин. – Ну, и самого Быстрова, естественно. Представляешь, Анастасий Гасанович, мой старый учитель – профессор Райнгольд, – Александр Дмитриевич указал на особняк князя, – считает Мамонта Быстрова Аватаром Хоттабыча.

– Не удивительно, – спокойно согласился Легион. – После битвы с Драмагаром Господин поглотил значительное количество Силы противника, а также его Живительной Силы. А Драмагар в свое время поглотил не одно Высшее Существо Божественного уровня, и сам, в какой-то мере, может считаться Божеством. А помните, как Хоттабыч вернул к нежизни майора Бома? А ведь на такое Воздействие способны даже не все «Повелители Хаоса»! А после подчинения такого глобального Потока Энергий, как в последнем сражении, он однозначно должен был переродиться…

– Подожди, товарищ полковник! – Головин врубил первую скорость, отпустил сцепление и прибавил газу. – Не гони лошадей! – остановил он неожиданно разговорившегося Лича. О судьбе своего Господина, в котором Некрот души не чаял и был связан нерушимой Клятвой «Повелителей Хаоса», Анастасий Гасанович мог рассуждать буквально часами. – Я понял, о чем ты мне хотел сказать! Тебе самому что-нибудь известно о таком феномене, как Аватар?

– Известно, – ответил Лич. – Это земные воплощения Высших Сущностей, достигших пика своего развития. Используя подходящие Сосуды, они могут расщеплять свое сознание на несколько потоков, существуя одновременно в нескольких Ипостасях, что, собственно, и называется в просторечии Аватаром.

– Думаешь, Хоттабычу такое по плечу? – спросил Головин.

– Всецело на это надеюсь, – не стал юлить Легион. – Иначе, мы будем и дальше пребывать в неведении насчет его дальнейшей судьбы. С ним что-то случилось… Что-то очень нехорошее… Такое, с чем он сам не в силах справиться. Но он, однозначно, не мертв! Я уже говорил это тысячу раз, и могу повторить еще миллион – Хоттабыч жив! Иначе ты бы со мной не разговаривал!

– Ну, – усмехнулся Головин, объезжая по обочине глубокую колею, выбитую грузовиками в подтаявшей грунтовке, а после замершей, – ты сам не очень-то живой…

– Пусть мертв, нежив, если тебе так угодно, – отозвался полковник, но я существую, мыслю и «функционирую». – С Господином, по сути, происходит то же самое… Ведь мне пришлось отнять у него человеческую жизнь…

– Что?!! – Оснаб от такого неожиданного признания резко крутанул рулем, едва не врубившись в колодезный сруб. Машину потащило юзом по ледяной дороге, не взирая на вдавленный «в пол» тормоз и выбросило на деревянный тротуар. По счастливой случайности никаких прохожих в этот момент не было. – Что значит «отнять человеческую жизнь»?

– То и значит, товарищ оснаб, – четко произнес Лич, – мне пришлось убить Господина, чтобы он выжил. Как бы не безумно это звучало. Иначе, его человеческая сущность погубила бы его безвозвратно.

– Но ведь ты и сам мог погибнуть… Развоплотиться…

– Мог, – согласился Лич. – Но это был единственный, на тот момент, вариант спасения.

– Ты об этом никогда не говорил… Почему? – спросил Головин.

– А смысл? – Почти по-человечески пожал плечами Легион. – Вы и без этого считали его погибшим. Зачем лишние разборки и нездоровая суета?

– Ну… в общем-то логично, – подумав, согласился товарищ оснаб. – Разбирательств бы избежать не удалось. Так кто же он теперь, если не человек?

– Не знаю, товарищ оснаб. Но его Энергетическая Система претерпела значительные изменения. И еще… – Легион немного «помялся», прежде, чем сказать, что было абсолютно на него не похоже. – В том сражении Господин бился отнюдь не с Гитлером и Черным Орденом СС… И даже не с той Тварью, что они вырастили совместными усилиями…

– А с кем же? – У Головина едва челюсть не отпала от подобных откровений Легиона.

– И Вековечный Рейх, и Гитлер, и Черный Орден СС – это была лишь ширма, – произнес полковник. – Он бился с куда более могучим противником. Это было поистине Хтоническое Существо, подобное Драмагару, но куда более умное… Именно эта Тварь выращивала Рейх и собирала Силы для каких-то своих и неведомых мне целей…

– Постой-постой, братишка! – Головина словно озарило. – Хтоническое, говоришь?

– За это ручаюсь! – ответил Легион.

– А ведь мы так и не узнали, кто уничтожил Агартхи и её обитателей, – задумался Александр Дмитриевич, вспоминая свои «тибетские» приключения. – А ведь у Кощея были догадки…Это кто-то из прежних Повелителей Земли – Титанов! Кронос, либо его уцелевшие прихвостни! Черт! – выругался оснаб. – Как бы я хотел сейчас переговорить на этот счет с Кощеем! Но до него не добраться – путь в Агартхи уничтожен! – Головин дал задний ход и вернул автомобиль на дорогу.

Через полчаса Силовики уже входили в двери районного отдела Дзержинского НКГБ. Засветив на «вертушке» корочки сотрудников Народного Комиссариата Государственный Безопасности, чекисты беспрепятственно добрались до кабинета Потехина.

– Разрешите? – После предварительного стука, первым прошел в кабинет начальника Силового отдела Головин, следом за ним – Лич.

– Вы ко мне, товарищи? – недовольно взглянул на «гостей» Потехин, оторвавшись от каких-то бумаг. – Я занят, подождите немного…

– Третье Главное управление НКГБ СССР, – перебил Потехина Александр Дмитриевич, и не подумав выходить. Он подошел к столу и положил поверх бумаг специальное распоряжение, выданное и подписанное лично Лаврентием Павловичем. – У нас нет времени ждать пока вы освободитесь, товарищ майор госбезопасности, – спокойно произнес он. – Оснаб гозбезопасности Петров, Петр Петрович, – официально представился он, развернув удостоверение. А это – полковник госбезопасности товарищ Легион, Анастасий Гасанович…

Потехин, явно обалдевший от распоряжения, подписанного лично министром внутренних дел, а также званиями нежданных посетителей (о наличии звания оснаб он раньше даже не слышал, и поэтому не мог предположить насколько оно высоко), подскочил со своего места, застегивая верхнюю пуговичку на воротничке кителя.

– Майор госбезопасности Потехин! – отрапортовал он, вытягиваясь во фрунт и одергивая китель. – Начальник Силового отдела…

– Оставим формализм, Игнатий Савельевич, – произнес Головин, протягивая майору руку. – Дело общее делаем, поэтому можно на «ты».

– Присаживайтесь, товарищи, – пожав ледяную руку и Легиону, предложил Потехин. – Может, чаю? – произнес он, когда гости расселись. – Чувствую, замерзли…

– Дело не терпит, – качнул головой Александр Дмитриевич. – Это ваша докладная записка, Игнатий Савельевич? – спросил оснаб, вынимая из папки, которую захватил с собой, слегка помятый лист бумаги.

– Так точно! Моя, товарищ оснаб, – ознакомившись с документом, ответил Потехин. – Вы не подумайте, чего… Все изложенное мной в докладной – чистейшая правда! Если, что не так, – Потехин вновь вскочил на ноги, – готов ответить по всей строгости закона, товарищи!

– Успокойся, Игнатий Савельевич! И сядь! – произнес Головин. – Никто тебя ни в чем не обвиняет, хотя сведения, честно сказать, фантастичнее не придумаешь…

– Я тоже не сразу поверил, – усевшись на место, согласился с оснабом Потехин. – Но есть свидетели…

– Верю, Игнатий Савельевич, – сказал Головин. – Мы с товарищем Легионом все проверили…

– А… как… – опешил Потехин. – Там ведь…

– У нас свои источники информации, – с загадочным видом произнес Александр Дмитриевич. – Ты, кстати, шапочно знаком с этим источником, – широко улыбнувшись, добавил он. – Это Вячеслав Вячеславович Райнгольд…

– Опять этот дряхлый контрик-Мозголом? – Изумленно выпучил глаза майор. – Он у меня уже в печенках сидит, а добраться до него не могу!

– Па-а-апрашу выбирать выражения, товарищ майор госбезопасности! – с каменным выражением лица произнес Головин. – Хотя, откуда тебе знать? – тут же сменил он гнев на милость. – Информация проходила под грифом особо секретно! На контроле у Самого…

– У Самого? – ахнув, переспросил Потехин.

– У Самого, – не моргнув глазом, убедительно соврал Александр Дмитриевич. – Но скоро гриф секретности снимут, а мы, все-таки, в одной структуре служим, Игнатий Савельевич. Так вот, старый князь – наш давний секретный агент! Думаете, он просто так остался в Советском Союзе, хотя тысячу раз мог удрать за границу? Капиталов у него для этого вполне хватало, – доверительно повествовал Головин. – А вся контра недобитая, что спит и видит, как бы Советскую власть уничтожить, через него «удочки забрасывали», планируя разного рода диверсии! И сплошь Силового характера! Понимаешь, о чем я, товарищ майор госбезопасности?

– Вот оно что… – произнес Потехин. – Теперь-то, кажись, все на свои места встало! А я-то все недоумевал, на кой хер он здесь остался… Ох, прошу прощения, товарищи офицеры!

– Нечего страшного, Игнатий Савельевич! – благожелательно произнес оснаб. – Мы тоже, знаете ли, не ангелы во плоти, и любим временами завернуть крепкое словцо, – заразительно рассмеялся Александр Дмитриевич. – Так что, товарищ майор, переставайте кошмарить старенького дедушку-профессора, он столько полезного для страны сделал…

– Ага, – не сдержал эмоции Потехин, – его, пожалуй, закошмаришь! Он сам кого хочешь закошмарит, причем натурально! Лет пять назад он мою группу задержания так обработал, что ребята еще месяц спустя от ночных кошмаров вздрагивали и спать не могли!

– Ну, так-то Вячеслав Вячеславович был одним из ведущих Мозголомов царской России, – сообщил Потехину оснаб. – Это он еще к товарищам «любя»… Повезло, что не на полную катушку старик вас отваживал. Иначе, закончили бы свои дни в психушке, а то и мозги бы всем, как вы говорите, на хрен бы выжег! Этот пожилой патриах в Русско-турецкую так османов гонял – любо-дорого посмотреть! За его голову Гази Осман Нури-паша[1] такую награду обещал… Так что здорово повезло вашим ребяткам, Игнатий Савельевич! – закончил оснаб. – Но, что-то мы разговорились, а дело стоит, – неожиданно «опомнился» Головин. – Давайте, показывайте вашего задержанного…

[1] Осман Нури-паша (1832-1900), известный просто как Осман-паша – турецкий маршал и военный министр. За военные успехи был удостоен почётных прозвищ «Гази» (победоносный) и «Лев Плевны».

Глава 4

Выйдя из кабинета начальника райотдела НКГБ, чекисты направились прямиком в подвал, где и располагались тюремные камеры для содержания особо опасных преступников-Силовиков. По уже давно заведенной традиции, районные (как, впрочем, и все остальные) Силовые отделения наркомата госбезопасности старались размещать в особняках, ранее принадлежащих Сенькам-аристократам.

Ведь каждое, уважающее себя древнее семейство, имело в «своих закромах» этакие потайные казематы, напрочь блокирующие у заключенного бедолаги любые проявления Таланта. Вот и пользовались товарищи чекисты этим империалистическим наследием, оставленным бегущими за границу от Вооруженного восстания аристократишками.

«Используй то, что под рукою и не ищи себе другое», – вспомнил Головин, как, бывало, говаривал Хоттабыч.

Оно и правильно – ведь в эти Защищенные от Магии помещения вбухано столько Сил и средств на Знаки, Руны и Символы, что мама не горюй! Они ведь не только в металле, камне, да дереве воплощены, но еще и натурально в Эфир «врезаны». А о стоимости энергоемких Кристаллов-Накопителей, что подпитывают всю эту сложнейшую Артефактную Защиту, лучше просто промолчать – нет у молодого советского государства таких средств, чтобы в каждом Силовом райотделе подобное чудо сотворить.

Спустившись по узкой винтовой лестнице, камни которой были сплошь усыпаны кристалликами льда, Силовики добрались до низенькой металлической дверки, сплошь покрытой бахромой ржи и наплывами грязного рыжего льда.

Однако, из под ледяной шубы четко просвечивали переливающие заковыристые знаки, складывающиеся в замысловатые формулы Магической Защиты.

Товарищ оснаб прошелся наметанным взглядом по обледенелой дверке, выхватывая знакомые светящиеся Руны. Судя по их качественной проработке, не утратившей своих свойств за длительное время, изготавливались они настоящими специалистами своего дела.

– Солидная Блокировка, – произнес Головин, потирая пальцами замерзающий кончик носа – температура возле двери в каземат была чрезмерно низкой. Даже на улице мороз так не давил, как в этом древнем подвале.

– Так Дом Кюри перед самой Империалистической все здесь обновил, – выдыхая облака пара, сообщил Потехин. – Едва ли не на каждом Символе их Магическое клеймо присутствует, – похвалился майор госбезопасности, пристукивая ногу об ногу – его хромовые сапоги тоже не держали мороза.

Лишь один Легион никак не реагировал на низкую температуру – его мертвое тело холода не ощущало. Это только на примитивных Ходячих низкие температуры могут хоть как-то влиять, промораживая мертвые ткани и замедляя их движения. Высшие же Умертвия функционировали на совершенно иных принципах жизнедеятельности, пребывая порой и в абсолютно невещественном состоянии. Поэтому даже большие перепады температур не могли им причинить какого-либо ущерба.

– Слушай, Игнатий Савельевич, – произнес Головин, – у тебя в подвале всегда такой холод стоит? Неужели вся эта Защита настолько энергоемка, что жрёт тепло, как бык помои? Тут как на северном полюсе! Ты бы хоть предупредил… – И оснаб зябко передернул плечами.

– Так нет же, товарищ оснаб, не в Защите дело! – Мотнул головой Потехин, дыша теплым парящим воздухом в кулаки, чтобы немного согреть руки. – Это все чертов Мамонт, будь он неладен! Сначала, вроде, никаких проблем с ним не возникало.

– А теперь, значит, возникли? – усмехнулся Александр Дмитриевич.

– Аккурат со вчерашнего дня такая оказия творится, – подтвердил майор. – Я ведь поначалу, когда его сюда определил, как рассуждал: посидит немного под стационарным Блокиратором – большой беды с ним не приключится… Сами же представляете, товарищи, что будет, если его редкий Дар Потрясателя «вразнос» пойдет? Я-то помню секретную разнарядку сорок третьего года, когда несколько серьезных «толчков» во время Инициации генерала Абдурахманова таких бед в Подмосковье наделали… Меня, как раз за неделю до этого, на должность начальника Дзержинского Силового отдела госбезопасности назначили – и такого я геморроя хлебнул…

– Погоди, Игнатий Савельевич, – перебил Потехина оснаб, – а с чего ты взял, что это Инициация Абдурахманова была? Такого в разнарядке не было – сам её сочинял.

– Ого! – Признание такого факта моментально прояснило степень высоты неизвестного майору звания «оснаб». – Так это, Петр Петрович, догадаться-то не сложно… – пожал плечами Игнатий Савельевич. – Правда, только после Победы осознание пришло, – признался он. – Как только вместо Рейха одна лужа осталась, так и пришло. О других Силовиках-Потрясателях на советской земле мне не известно. Ну, кроме, вот, Мамонта…

– Ну, что же, в логике тебе не откажешь, Игнатий Савельевич. Молодца! – похвалил Головин майора. – Не буду скрывать – все правильно рассчитал. Думаю, стоит тебя на повышение отправить… – задумчиво произнес оснаб. – Переговорю насчет тебя, майор, с Лаврентием Павловичем – сейчас вменяемые кадры, как воздух нужны!

– Ы-ы-ы! – только и смог выдавить из себя Потехин, не ожидавший подобного заявления. – С Генеральным комиссаром государственной безопасности? Обо мне?

– Не ссы в трусы, Игнатий Савельевич! – Вновь вспомнив шутки-прибаутки Хоттабыча, по-свойски хлопнул майора по плечу Александр Дмитриевич. – Быть тебе со временем генералом, майор, если не дурак, конечно! Но я-то знаю, что не дурак, – произнес оснаб, пристально взглянув в глаза Потехину.

Майор почувствовал, как в его сознание что-то осторожно ввинчивается, невзирая на установленную Ментальную Защиту, что в штатном порядке устанавливалась каждому сотруднику НКГБ. А для руководящего состава она снабжалась еще и своеобразной сигнализацией.

Не будь её, Игнатий Савельевич даже и не заметил бы умелых действий «кремлевского» Мозголома. «Районные коновалы» действовали настолько грубо и болезненно, воздействуя на мозг, что после их ежегодных вмешательств по обновлению Магической Защиты, у сотрудников Потехина (да и у него самого) головы трещали минимум неделю, словно с жутчайшего перепоя.

Легко считывая мысли майора, Александр Дмитриевич с трудом удерживал невозмутимое выражение лица. Ведь Головин специально активировал «сигнализацию» Ментальной Защиты, чтобы обозначить свое присутствие в сознании Игнатия Савельевича. Он легко бы мог распотрошить всю его, так называемую Защиту, совершенно себя не выдав.

А вот с работой «местечковых» специалистов-Психокинетиков, нужно было срочно что-то делать. Ибо их выучка и умения, действительно находились где-то на уровне плинтуса, а то и еще ниже. Мало того, что при работе с «объектами воздействия» (которые, вот ведь какая незадача, являлись живыми людьми) они причиняли последним невыносимые страдания и боль, так еще и качество их Защиты оставляло желать лучшего.

На этот счет у товарища оснаба после неожиданной встречи со своим старым наставником, появились определенные мысли. Мозголомов, свободных от несения службы, в стране постоянно не хватало. Да что там говорить – их было крайне мало. А уж опытных учителей – и подавно.

Так что оставить и дальше старика Райнгольда влачить жалкое существование затворника, Головин попросту не мог. Не имел права. Осталось лишь договориться с руководителями страны и устроить престарелого князя на должность «воспитателя» юных Мозголомов. Опыта ему не занимать, а качество обучения – на уровне лучших мировых университетов! А то, что обличенные властью товарищи не откажут Райнгольду, а вообще схватятся за это предложение обеими руками, Александр Дмитриевич даже не сомневался.

– Это, м-майор, ты д-двери-то отопри, а то з-замерзнем мы здесь к е.ене-фене! – Головина от мороза уже начало основательно подтряхивать. – Ты з-задержанного не заморозил часом в этом гребаном к-каземате? – поинтересовался он, когда Потехин принялся деактивировать Магическую Защиту, навешанную на дверь.

– Да ч-чего ему сделается, то-товарищ оснаб? – произнес Игнатий Савельевич, которого тоже ощутимо била морозная дрожь. – Это в-ведь он здесь свободной Силой истекает… Мне над этим казематом пришлось пятерых Силовиков усадить, чтобы Энергию аккумулировали в Накопители.

Светящиеся Формулы, наконец, потухли, вот открыть примерзшую к косяку дверь у майора никак не получалось.

– Черт! – выругался Игнатий Савельевич, саданув несколько раз каблуками сапог в ледяной нарост. – Заиндевела совсем… Отогревать придется… Комаров! – громко заорал он дежурному, чей пост находился этажом выше, у самого входа в подвал.

– Что случилось, товарищ майор госбезопасности? – В «предбаннике» пред дверью в каземат нарисовался напряженный молоденький сотрудник ГБ с «пустыми погонами» и мягким пушком под верхней губой, нервно сжимающий в руках потертый ППШ.

– Ты автомат-то опусти, Комаров! – прикрикнул на подчиненного Потехин. – А то не дай Бог, попотчуешь нас свинцом! Найди мне лейтенанта Звеняцкого, быстро!

– Так точно, товарищ майор госбезопасности! – Неуклюже закинув автомат на плечо, Комаров умчался выполнять распоряжение начальства, громко топая не по размеру великими сапогами по каменным ступеням.

– Не убейся тут мне! – крикнул ему в спину Игнатий Савельевич. – Скользко!

– Есть, не убиться тут вам! – донеслось до чекистов откуда-то сверху.

– Набрали неумех, – чертыхнулся Потехин, когда гулкие шаги рядового затихли. – Приходится нянчиться, как с дитями, товарищ оснаб. Всех остальных война вычерпала… А у этих слабенький Дар едва-едва прорезался, а в голове… А! – Нервно махнул рукой майор. – Пока уму-разуму научишь…

– А как ты хотел, Игнатий Савельевич? – слегка подковырнул Потехина оснаб. – Как говорится, сам себе накопай… – вспомнил Александр Дмитриевич очередную шуточку Хоттабыча, обращенную в свое время Легиону в ипостаси Хозяина Кладбища.

– Что вы сказали, товарищ оснаб? Как это, сам себе накопай? – Выпучил глаза майор госбезопасности, шутки, естественно, не понявший.

Зато Легион довольно улыбнулся, во все тридцать два – он-то этот посыл прекрасно понял.

– Воспитай, конечно же, – «поправился» товарищ оснаб, незаметно подмигнув Личу, – оговорился я, майор.

«Хорошо еще, что Потехин не обратил внимания, что у товарища полковника пар на холоде от дыхания не идет, – подумалось Александру Дмитриевичу. – Вот этот странный парадокс я, как раз, объяснить и не сумею. Хорошо еще, что Лич рот понапрасну лишний раз не разевает».

– Фух! – облегченно выдохнул Потехин. – А я подумал, что у меня от постоянного недосыпа, совсем фляга свистнула… Как этого Мамонта приняли, так одни проблемы у меня. Я уже дома неделю не был – все здесь в отделе, на диванчике приходится…

– Не переживай, Игнатий Савельевич, – постарался успокоить майора оснаб, – все у тебя с флягой в порядке. Это я тебе, как специалист в области психиатрии и нормального функционирования головного мозга говорю. А вот отдохнуть и выспаться тебе необходимо!

– Да я бы рад, но сам понимаешь, товарищ оснаб – служба…

– Скоро мы с товарищем полковником твою головную боль у тебя заберем, – пообещал Александр Дмитриевич. – И ты, наконец, выспишься, как следует! В отпуске. Думаю, что пары недель будет достаточно…

– Какой отпуск? – Вновь выпучил глаза Потехин. – Да кто же меня отпустит, товарищ оснаб?

– Вот товарищ Берия тебя и отпустит, – усмехнулся Головин, – ввиду полного истощения моральных и физических сил.

– Так… как я? – опешил Потехин. – Кого я вместо себя на своем посту оставлю? Ответственный же пост!

– А скажи мне, Игнатий Савельевич, – Головин подошел к майору вплотную, взял его пальцами за пуговицу на кителе и проникновенно заглянул в глаза, – кому будет лучше, если ты такими темпами через пару месяцев на своем очень ответственном посту в ящик сыграешь от какого-нибудь кровоизлияния в мозг?

– В какой ящик, товарищ оснаб? – От холода, нервов и постоянного недосыпа Потехин в последнее время действительно стал плохо соображать. Да и голова у него непрестанно болела, мешая как следует сосредоточиться.

– Не знаю, – пожал плечами Александр Дмитриевич. – А в каком ты больше предпочитаешь? Хошь – в сосновом, хошь – в березовом. Хотя, это тебе лучше в ритуально-мемориальной конторе уточнить, в каких гробах у нас нынче чекистов хоронят…

– Чё так прям сразу и хоронить? – неожиданно возмутился Потехин. – Я на тот свет пока не собираюсь!

– Хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах! – Рубанул с плеча Головин мудрой цитатой, что тоже слышал когда-то от Хоттабыча. И её формулировка нравилась ему больше расхожей русской мудрости: человек предполагает, а Бог располагает. – Ты уже на грани, Савельич! Понимаешь, о чем я?

– А я по-другому и не умею, – немного пафосно, но честно ответил Потехин. – Помру если, найдется, кем заменить. Незаменимых у нас нет.

– Вот, вроде бы, и умный человек ты, Игнатий Савельевич. И образование имеется, а рассуждаешь, как темный крестьянин с двумя классами церковно-приходской школы! Ты хоть представляешь себе, сколько ресурсов наше социалистическое государство тратит, чтобы воспитать хоть одного грамотного специалиста? Да еще и Одаренного? А? Чего молчишь, товарищ майор госбезопасности, как рыба об лед? – продолжал распекать Потехина товарищ оснаб. Он даже согрелся слегка, а вылетающий из его рта горячий пар тут же осыпался на пол каземата мелкими кристалликами льда – мороз в подвале становился все крепче.

– Я как-то не подумал… – попробовал «отбояриться» от Головина Игнатий Савельевич.

– А должен был! – Словно хлыстом стеганул словом Александр Дмитриевич. – Ты думаешь, что твое здоровье, это только твое личное дело? А вот накося-выкуси, Игнатий Савельевич! – сунул ему головин в нос фигуру из трех пальцев. – Оно не твое, и даже не моё! Оно – общественное! Ты – представитель закона! Сотрудник государственной безопасности! Твоя задача – защищать простых советских граждан, от всякой расплодившейся мрази, паразитирующей на теле нашего социалистического общества! – словно на митинге рубил правду-матку Головин. – А если ты просто сдохнешь на своем посту, кто этим будет заниматься? Кто-то другой? А если такого не найдется? Сколько у нас ребят на фронте полегло? А? Миллионы! Так вот ты, Игнатий Савельевич, должен жить и служить Родине за себя и за того парня, который до этого дня не дожил! Да, живота своего не жалея, но и не дохнуть так тупо от какого-нибудь сердечного приступа! Поскольку твой приступ – настоящее преступление! А дохнут пусть наши враги!

– Ох, ну и макнул ты меня, товарищ оснаб, прямо рожей, да в собственное дерьмо… Я аж вспотел… – Потехин вытер выступившие на лбу капли пота.

– Отдых тебе нужен, Игнатий Савельевич, – уже вполне спокойно продолжил Головин. – У тебя голова уже сколько дней болит?

– А откуда… – заикнулся, было, майор, но вовремя вспомнил, с кем разговаривает. Этому Мозголому, похоже, ничего и пояснять не надо было – он «читал» у Потехина в голове, словно в открытой книге, невзирая на установленную Защиту.

– И ведь лекарства никакие от головной боли не спасают, – продолжил выговаривать районному начальству Александр Дмитриевич. – Только Медик ваш из госпиталя – Рыжов Лазарь Елизарович, эту боль унять на время мог. Но просить его каждый раз о помощи – зазорно тебе. Сила нынче дорога…

– Пощади ты меня уже, Петр Петрович! – взмолился наконец Потехин. – Понял я, что дурак! Понял!

– Вот и ладушки, – довольно потер озябшие руки Александр Дмитриевич, после чего прикоснулся пальцами ко лбу Потехина. – Боль я тебе снял – хоть выдохнешь немного.

– Ух, – счастливо мотнул головой майор, просияв от облегчения, – и вправду отпустило! Спасибо, Петр Петрович! – сердечно поблагодарил он товарища оснаба.

– Боль-то я тебе снял, – отмахнулся от благодарностей Головин, – но не вылечил. Просто отключил на время…

– На сколько? – тут же поинтересовался Потехин.

– Сутки, не больше. Ведь боль – это сигнал о том, что с организмом что-то не в порядке. И сигнал этот надо воспринимать серьёзно! Как мы уедем – сразу пиши раппорт на имя вышестоящего начальства, а я прослежу, чтобы не затеряли! И это – приказ, товарищ Потехин! Я тебе еще и письменно его продублирую.

– Спасибо, товарищ оснаб!

– Слушай, ты своего солдатика за смертью моей послал? – опомнился оснаб, которого вновь начал пробирать нешуточный морозец. – Где этот твой спец по открыванию замороженных дверей?

– Звеняцкий-то? – переспросил майор. – Так он простой Огневик…

– Так давай же его быстрее сюда, а то мы здесь сейчас дуба дадим! У меня уже и без Звеняцкого причиндалы звенят!

Глава 5

К счастью, ожидать специалиста-Огневика долго не пришлось. Он появился буквально через несколько минут, чуть не вприпрыжку спустившись в промороженное подземелье. Младший лейтенант Звеняцкий тоже оказался довольно юным парнем, едва-едва разменявшим второй десяток.

Мазнув по Головину с Легионом внимательным взглядом, и не найдя на них искомых знаков различия, молоденький летеха вытянулся по стойке смирно перед Потехиным.

– Товарищ майор госбезопасности! – отчеканил он звенящим от напряжения голоском. – Младший лейтенант госбезопасности Звеняцкий по вашему приказанию прибыл!

– Так, Николай, слушай задачу… – Тут же запряг подчиненного «в работу» Игнатий Савельевич. – У тебя, кстати, как с Резервом? – поинтересовался Потехин.

– Полнехонек… – Довольно осклабился младший лейтенант, но взглянув в суровые глаза оснаба, стер с лица улыбку. – Заполнен до отказа, товарищ майор госбезопасности, – поправился он. – Не успел еще в Накопители перекачать.

– Вот и хорошо, что не успел, – обрадовался начальник Силового отделения. – Вольно, – распорядился он. – Помощь твоя нужна, Коля – надо эту чертову наледь растопить, – пояснил он задачу лейтенанту. – А то примерзла намертво, и я товарищей к задержанному не могу провести. Сможешь?

– Так точно, смогу, Игнатий Савельевич! – кивнул Звеняцкий. – Вы только отойдите в сторонку, чтобы я не зацепил ненароком, – попросил он, оглядывая ледяную корку на двери.

– Товарищи, давайте отойдем, – произнес Потехин, смещаясь за спину младшему лейтенанту. – Как бы и вправду не зацепило…

Головин и Легион без возражений тоже отошли к лестнице, оказавшись позади Силовика, обладающего Огненным Талантом.

– Давай, Коля, жги! – распорядился Игнатий Савельевич.

И Коля отжег: вытянув в сторону покрытой льдом двери обе руки, он жахнул струей огня такой силы, что лед мгновенно испарился, обдав горячим паром окружающие дверь камни. Невольным наблюдателям даже пришлось прикрыть лица руками, настолько жарким было Магическое Воздействие Пироманта.

Промороженный воздух, стремительно насыщенный перегретым паром, буквально через несколько секунд превратил небольшой предбанник каземата в спертую и душную атмосферу парилки. Металл двери моментально высох и раскалился до вишневого состояния, временами плюясь шипящим кипятком, когда в щелях начал вскипать лед.

– Коля-Коля, достаточно! – перекрикивая гудение потока Магического Огня, облизывающего дверь в камеру, и громкое шипение испаряющейся воды, выкрикнул Игнатий Савельевич, продолжая прикрывать лицо ладонью. Жар в подвальном посещении стоял неимоверный, так что пришлось хватать перегретый воздух открытым ртом.

Поток раскаленной плазмы сначала опал, а после исчез, словно его никогда и не было. Только на раскрасневшейся двери, постепенно снижающей интенсивность свечения, продолжала шкворчать оставшаяся влага.

– А вот теперь жарковато стало, – рассмеялся оснаб. – А молодец у тебя парень! Какой у него Ранг? – полюбопытствовал Александр Дмитриевич?

– Пока средний – Контролер Силы, но едва на шестой натягивает, – ответил майор. – Но потенциал несомненный. Тренировок бы ему побольше – и отличный Силовик получится! Но с Силой, сами знаете, какие сейчас проблемы…

– Так вам Мамонт не только геморрой принес, но еще и Магией щедро «поделился», – заметил Головин.

– Что есть – то есть! – согласился Игнатий Савельевич. – Я вот одного понять не могу, товарищ оснаб, откуда у него такой Резерв? Если посчитать исход Сырой Силы в госпитале, уничтожение банды братьев Глазьевых, где он тоже не слабо так «потратился»… Да еще и наше ведомство успело столько Кристаллов-Накопителей наполнить… Резервы сотрудников туда же… Я в кои-то веки полон энергией под завязку… Если суммарно прикинуть, на глазок – несколько миллионов Эрг выйдет! Это же уму непостижимо, товарищ оснаб! Не бывает такого! Он же ничем не примечательным Силовиком до сего времени был…

– Вот мы как раз с этим и прибыли разобраться, – ответил Александр Дмитриевич.

– Сейчас дверь остынет, и я вам его покажу, – пообещал Потехин. – Только он это, товарищ оснаб, в слегка невменяемом состоянии находится… – виновато разведя руками, признался Игнатий Савельевич.

– Как это? – не понял Головин. – Почему в невменяемом-то?

– Ну… так… я посчитал его чрезмерно опасным, Петр Петрович, – пояснил свою позицию майор. – Во-первых, взяли мы его аккурат у закрытого Мороком особняка князя Райнгольда… Я же не знал тогда, что старик наш человек…

– Он же сам к вам вышел, Игнатий Савельевич, – напомнил оснаб. – А это явная демонстрация благих намерений. Если бы не этот «жест доброй воли» со стороны Мамонта, вы бы его никогда не арестовали.

– Понимаю… Но служба у нас такая – во всем подвохи искать, – честно признался Потехин. – А вдруг это происки врагов?

– Каких врагов, Игнатий Савельевич? Окстись! – фыркнул Александр Дмитриевич. – Парень вам за один день две банды уничтожил! Да его к ордену представить нужно, да не к одному!

– Вот поэтому я к нему помягче, – закивал, соглашаясь, Потехин. – И не арестовал, а задержал, до выяснения… Случай-то совсем не ординарный! А если, что не так? Сами знаете каково бывает… Да еще такая мощь… А тогда даже и не представлял, какая она на самом деле… С меня бы тогда точно голову сняли…

– Спорить не буду, – помрачнев, ответил оснаб, – у нас с этим лихо. Дальше что?

– А как принял я этого странного паренька «под белы ручки», так в индивидуальные Блокираторы и заковал. В таком виде в отделение и доставил, – продолжил отчитываться Потехин. – Поместил в каземат этот – сами видели, какая Магическая Защита у него! Так он, Мамонт, эту Защиту играючи продавил! – почти шепотом произнес майор. – Это мой спец по Маго-техническим Артефактам случайно заметил, когда приборы тестировал.

– Интересно, – покачал головой Александр Дмитриевич, которому эта история напомнила первую встречу с Хоттабычем. Тогда старик тоже умудрился продавить Защиту нескольких Блокираторов, где в числе прочих находился и стационарный.

– Я, грешным делом решил, что Накопители, питающие Блокировку каземата, разрядились. Да не тут-то было – вполне рабочими оказались! Ну, и перетрухал я тады маненько, товарищ оснаб… – признался майор. – А что, если он сейчас со всей дури влупит, и не останется на месте отдела даже ямки? Тогда я его решил Коктейлем Збарского[1] попотчевать, в довесок к индивидуальным и стационарным Блокираторам. Двойной дозой… И потом еще… И в течение вчерашнего дня еще несколько раз вводил… – Потупившись, произнес Потехин. – Ведь не брало его ничего, товарищ оснаб! – с тоской в голосе, воскликнул он, не поднимая глаз.

– Твою мать! – выругался Головин. – Ты таким Макаром мог ему все Энергетические Каналы нахрен выжечь!

– Мог… – не стал отрицать майор. – Только нихрена ему не сделалось! Иначе, откуда столько Сырой Энергии в Эфире?

– Ну, да, – подумав, произнес Головин. – Каким бы Резервом не обладал Силовик, без нормальных Меридианов её не вывести.

– А у этого Мамонта, похоже, Каналы толщиной с корабельный канат! – поделился соображениями Игнатий Савельевич. – Сила хлещет, словно у пожарников из брандспойта! И Блокираторы, и Коктейль Збарского – все ему нипочем! – восторженно добавил Потехин.

– Ну, ты-то на этом ведь не остановился, Игнатий Савельевич? – уже успев подсмотреть в голове майора продолжение истории, усмехнулся оснаб. Но ему было интересно, что же сам майор скажет по этому поводу. – Давай уже – отступать некуда!

– Так точно, товарищ оснаб… Не остановился… – повинился Потехин. – Я ему в Коктейль Збарского снотворного набухал…

– Угу… – вытянув губы трубочкой, выдохнул Александр Дмитриевич. – Сразу лошадиную дозу? Да, Игнатий Савельевич? Да еще и не один раз, наверное?

– Не один… – не стал отрицать Потехин. – Лучше ж перебдеть, чем недобдеть…

– Ага, и угробить такого перспективного Силовика? Да он ведь потенциальный Первый Ранг! Если уже не перешагнул во Внеранговые… Показатели весьма впечатляют… Даже меня… Ну что, остыла дверь?

Потехин осторожно прикоснулся кончиками пальцев к потемневшему металлу:

– Терпимо…

– Давай уже, открывай! – нетерпеливо произнес Александр Дмитриевич. – А то мы столько времени потратили, чтобы в эту камеру попасть.

– Уже! – Майор потянул за теплую ручку.

Ржавые петли, в которых перегорела смазка, издав протяжный стон, позволили дверце «приветливо» распахнуться. Первым в небольшую камеру, пригнув голову, чтобы протиснуться под низенькой притолокой, прошмыгнул Потехин. Следом за ним вошли в каземат, так же пригнувшись, и Легион с оснабом.

Подобных казематов Головин насмотрелся по самое «не могу», от маленьких и неказистых, в которых едва-едва поместится один узник, до огромных – в которых можно одновременно содержать пару десятков Одаренных, да еще и для пыточного арсенала место останется.

Да-да, любили в свое время его благородные коллеги-аристократы с Талантливыми врагами развлекаться, выпытывая тайные родовые Знания. А после изгнания высокородных Осененных за рубеж, да тщательного прореживания их оставшегося на Российских просторах поголовья, Советская власть, экспроприировавшая да национализировавшая многочисленные аристократические особняки, не придумала ничего лучшего, чтобы использовать казематы, защищенные от Магии, по прямому назначению.

Тюремная камера в Силовом отделе Дзержинского района НКГБ оказалась не из самых маленьких, и вполне себе вместила всех присутствующих офицеров, вновь обдав их морозной волной.

Оснаб внимательно оглядел заиндевевшие стены и низенький потолок, под которым болталась тусклая электрическая лампочка, невесть каким образом продолжавшая работать в этом выстуженном каменном мешке.

Посередине камеры было расположено кованое металлическое ограждение, в структуру которого были искусно вживлены наполненные Магией Руны и Знаки, складывающиеся в законченные Формулы. Работу известного на весь мир Дома Кюри Александр Дмитриевич узнал, едва бросив взгляд на филигранную решетку.

А на жестком и тоже металлическом топчане, вокруг которого и было выстроено кованое ограждение, святящееся разнообразием Магических Конструктов, лежал без сознания молодой и беспомощный красноармеец Мамонт Быстров. Его руки были не только пристегнуты друг к другу с помощью браслетов-Блокираторов, но еще и прикованы обычными наручниками к решетке.

– Ну ты и перестраховщик, Игнатий Савельевич! – Изумленно произнес Головин. – И как только не угробил парня?

– Подожди, Петр Петрович, меня укорять… – поспешно ответил майор, поэтапно отключая контуры Блокирующей Магию Клетки. – Что на это скажешь? – И Потехин вынул из специального гнезда подпитывающий Защиту Энергокристалл.

Потоком Сырой Энергии Головина едва не сбило с ног. Источник словно взбесился, черпая дармовую Силу, плотность которой в тюремной камере превысила все мыслимые пределы. Резерв «распух» и «затрещал», едва не лопаясь, а Энергия все продолжала вливаться полноводным потоком в опешившего от такого напора Мозголома.

Неожиданно волна Сырой Силы ослабла, словно кто-то резко перекрыл вентиль – это Потехин вернул Накопитель на место и восстановил один из контуров Защиты.

– Спасибо, Савельич! – немного отдышавшись, поблагодарил майора Александр Дмитриевич. – Что это вообще сейчас было?

– Да кабы знать, товарищ оснаб? – Пожал плечами начальник отдела. – Но Клетка Кюри, пусть и не окончательно, но не дает этой Энергетической Волне мощно распространяться. Не думал, что вас так накроет… Вон, товарищу полковнику все нипочем…

«Еще бы! – мысленно усмехнулся Александр Дмитриевич. – Товарищ полковник – Лич, и простой Силой не «питается», ему особая Энергия нужна – Некротического характера. Сила мертвая, обратная Живительной Пране. Такой на местах кровавых преступлений с лихвой, на полях сражений, да на древних погостах. Вот и перенес он этот Поток безо всяких последствий. А мне умней надо быть и осторожнее».

– Похоже, чем выше Силовой Ранг, тем сильнее воздействие Потока, – предположил Александ Дмитриевич. – Слушай, майор, а ведь Клетка Кюри совсем же по-другому принципу работает, – заметил Головин. – Она Силы Оператора Блокировать должна, а не препятствовать их распространению!

– Так и я о том же, товарищ оснаб! – согласно закивал Потехин. – Этот важный момент очень хорошо в спецшколе разбирали. Но не Блокирует железяка Силовые способности этого говню… товарища! Так же, как и Коктейль Збарского! А я его столько в этого… товарища закачал – на целую роту Силовиков бы хватило! Теперь-то вы меня понимаете, товарищ оснаб?

– Теперь понимаю… И что, таким Потоком Силы от него разило с самого момента задержания?

– Никак нет, – ответил майор, – сначала ничего подобного не происходило. Просто Дар не Блокировался – и все. А вот после того, как снотворное подействовало – понеслось…

– Хм… Интересный эффект… – Задумчиво потерев подбородок, произнес оснаб. – Что же, интересно, такое ему снится…

Александр Дмитриевич просунул руку сквозь решетку и прикоснулся к голове спящего парня кончиками пальцем. Ментальный Импульс не проходил сквозь клетку, видимо, купировался системой Формул. А вот физический контакт неожиданно принес свои плоды – появился устойчивый контакт, скользнув по которому Александр Дмитриевич погрузился в дремлющее сознание молодого красноармейца Быстрова…

Головин стоял среди руин Вевельсбурга, а напротив него стоял бесноватый фюрер Вековечного Рейха – Адольф Гитлер! Вокруг клокотал, принимая в пространстве причудливые формы, настоящий океан Энергии, мощность которого потрясала воображение и пугала одновременно.

Неожиданно земля под ногами Александра Дмитриевича с утробным гулом ухнула куда-то вниз, а окружающее пространство заволокло поднятой пылью. Однако, Головин каким-то чудесным образом прекрасно видел, как следом за ним в бездонную пропасть рухнул и Гитлер. Его фигура, излучающая мощные Потоки Энергии, прекрасно просматривалась.

Они со свистом падали в образовавшийся пролом, а рядом пролетали большие каменные обломки Орденского замка, едва не задевая их стремительно падающие тела. Гитлер в ужасе сыпал проклятиями, но свист воздуха в ушах, не давал Головину их расслышать.

– Адьес, амиго! – Сами собой шевельнулись губы, а вскипающие вокруг потоки неизвестной Силы притормозили падение оснаба.

Фюрер неожиданно протянул ко нему руки со скрюченными пальцами, пытаясь повиснуть на смутно знакомой и обросшей шипами костяной броне. Могучим ударом когтистого кулака Головин вбил в черепушку фюреру его острый нос.

«Не будет больше совать его куда попало!» – посетила Александра Дмитриевича неожиданная мысль.

Гитлер обмяк, видимо потеряв сознание, и завращался безвольным «тряпочным» манекеном в потоке восходящего из разверзнутых земных недр теплого воздуха. Головин наблюдал за ним сверху, каким-то образом удерживая себя на одном месте, пока бессознательное тело фюрера окончательно не скрылось из глаз.

– Надеюсь, «айл би бэка» не будет? – Слова вновь выскочили сами собой, после чего Головин удовлетворенно плюнул вслед Адольфу, чувствуя настоящее удовлетворение от проделанной работы.

Неожиданно окружающее «пространство» замерло, превратившись в статическую картинку. Каменные глыбы прекратили свое падение, неподвижно зависнув в воздухе, пылевые завихрения зафиксировались этакими объемными инсталляциями. Что, черт возьми, происходит?

– Браво, Гасан Хоттабович! – раздался совсем рядом чей-то незнакомый голос.

И буквально в пяти метрах от Головина соткался из пустоты абсолютно лысый маленький азиат – по виду тибетец, в ярко-желтой тряпке, обмотанной вокруг тщедушного тела и в кислотного цвета зеленых перчатках на руках.

– Так поломать всю мою тонкую игру, над которой я корпел без малого столетие… – И лысый сморчок громко захлопал в ладоши. – Я просто поражен! Вас, милейший, просто не должно существовать в этом раскладе – но вы все-таки существуете… Неучтенный фактор, либо тупая шутка самого Мироздания…

– Ты кто такой, твою мать?!

– Фу! Как грубо! – неожиданно рассмеялся азиат. – Хотя, о чем это я? Я сам никогда не отличался излишней вежливостью! Да я в свое время сожрал даже собственных детей! Но ты, жалкий червяк, действительно сумел спутать мне все планы…

– Сожрал собственных детей? Кронос… – едва слышно прошептали губы Головина.

– Титан Кронос! – Пафосно поправил азиат. – Повелитель этого жалкого мира…

[1] Коктейль Збарского – химико-магический препарат, разработанный в данной реальности известным в СССР магобиофизиком Борисом Ильичем Збарским. В зависимости от введенной дозы этот препарат временно лишает Осененного Магических способностей.

Глава 6

– Товарищ оснаб! Товарищ оснаб! – сквозь шум в голове услышал Александр Дмитриевич. – Очнись! Да что же это твориться-то?!

Голос, который настойчиво его звал, казался каким-то далеким, гулким, идущим, словно из металлической бочки. Но, несомненно, знакомым. Головин явно знал, кому он принадлежит, но припомнить, отчего-то не мог. Чувствовал товарищ оснаб себя отвратительно: голова пульсировала острой болью, а в ушах, кроме неясного шума, еще и основательно звенело. И ко всему прочему, Александр Дмитриевич никак не мог понять, что же с ним произошло.

– Товарищ оснаб, держись! Помощь скоро будет! – От громкого голоса, продолжающего терзать слух Головина, голова просто разламывалась на части. – За медиком я уже послал…

– Что… со мной… случилось… – с трудом разомкнув спекшиеся губы, прошептал Головин и попытался разлепить глаза. Но с первой попытки ему это сделать не удалось.

– Фух! Очнулся! – с облегчением выдохнул знакомый незнакомец. – Ты в обморок упал , товарищ оснаб! Там, в тюремном каземате…

Наконец глаза удалось открыть. Но понять, что же с ним происходит, Александр Дмитриевич не сумел – все двоилось и расплывалось перед его взором, а стены и потолок принялись захороводить вокруг него свои «веселые танцы». Так что глаза пришлось срочно закрыть – во рту неожиданно стало «кисло», а желудок выдал несколько рвотных судорог.

«Словно с жутчайшего перепоя, – пришло на ум Головину отличное сравнение. – Еще блевануть не хватало! Вот только не пил я сегодня…» – припомнил он.

– В каком каземате? – Нашел он в себе силы, чтобы переспросить.

– Ну, как же? – продолжал теребить Головина тот же несносный голос, хозяина которого он все никак не мог вспомнить. – Вы же с товарищем полковником за Мамонтом Быстровым в наше отделение приехали, Петр Петрович! А он у нас в подвале, в стационарном Блокираторе… Неужели забыли, товарищ оснаб?

– Вот оно что?! – В голове Александра Дмитриевича наконец-то все встало на свои места, и звучавший голос обрел свою «фактуру». – Потехин, ты, что ли? – И оснаб аккуратно приоткрыл один глаз.

На этот раз ничего не раздваивалось, хотя стены и потолок ощутимо двигались по кругу. Но терпеть было можно, без опасности опустошить желудок на пол кабинета начальника Джержинского Силового отделения НКГБ. Именно там он и находился. В горизонтальном положении. Расплывшись желеобразной амебой на кожаном диване с высокой «каретной» спинкой. А под головой у товарища оснаба обнаружился твердый валик подлокотника дивана.

– Я-я, товарищ оснаб! – обрадовано завопил майор. – Ну и напугал ты нас, Петр Петрович, когда рухнул в камере без единой кровинки в лице!

– Не кричи, Игнатий Савельевич… – вяло произнес Головин, скрипя от боли зубами. – Голова раскалывается, да и сил нет никаких…

– Эко он тебя приложил, товарищ оснаб, – снизив «на пол-тона», почти прошептал Потехин. – Если этот Мамонт такое во сне отчебучить могёт, чего же от него в полном сознании ожидать, если вдруг вздумает взбрыкнуть? Вовремя я его в каземат-Блокиратор запихнул…

– Ой, да не истери, Игнатий Савельевич, – со стоном усевшись на диване, произнес Головин. – Ничего он мне не сделал… Тут, похоже, проблема совсем в другом… Сейчас боль притушу и будем разбираться…

Головин осторожно огляделся, в поисках своего спутника. Легион обнаружился в самом темном углу кабинета, умостившись на одном из стульев. Он неподвижно и невозмутимо восседал, не подавая признаков жизни. Только встретившись глазами с оснабом, едва заметно кивнул – дескать, все в порядке. А форс-мажор, случившийся с Головиным, не в счет.

Неожиданно скрипнула входная дверь и в кабинет Потехина ворвался пожилой сухощавый мужчина с белоснежными усами и аккуратной бородкой клинышком, словного у «всесоюзного старосты» дедушки Калинина. Темное драповое пальто на нем было расстегнуто, а мутоновая шапка-пирожок в виде пилотки с глубоким продольным замином, что были популярны в среде русской интеллигенции с начала 20-го века, лихо сбита на затылок. В руках старичок сжимал большой кожаный саквояж, крепкий, проклепанный металлом на углах, но основательно потертый.

– Лазарь Елизарович! – стремглав бросился к старику Потехин. – Как хорошо, что вы так быстро приехали…

– Еще бы! – добродушно усмехнулся благообразный старичок, на ходу сбросив с плеч пальто на руки Игнатия Савельевича. – Вы же меня, как какого-то, прости Господи, опасного преступника на «черном воронке» вмиг до сюда домчали! И где наш больной? – по-деловому осведомился Лазарь Елизарович, сдвигая в сторону ворох бумаг и выставив на столешницу саквояж.

– Вот, Лазарь Елизарович, – поспешно указал на Головина Потехин, – товарищу оснабу госбезопасности неожиданно стало худо. Он даже сознание потерял!

– Товарищу оснабу? – Удивленно приподнял брови старичок, проницательно окинув взглядом Александра Дмитриевича. – И когда это, интересно, в ЧК вернули звание «оснаб»?

– Не вернули, – морщась от головной боли, ответил Головин. – Это персональное звание – такого больше ни у кого нет!

– Очень интересно… Персональное… – произнес Лазарь Елизарович, раскрывая саквояж и натягивая на руки хирургические перчатки. – Никогда о таких не слышал. Давайте-ка, любезный товарищ с индивидуальным званием, – ехидно сказал он, подходя к Головину, – я вас для начала осмотрю…

– Вы доктор? – обессилено откинувшись на спинку дивана, поинтересовался Александр Дмитриевич.

– Лазарь Елизарович – Силовик-Целитель! – прояснил ситуацию Потехин. – Главврач нашего военного госпиталя. Единственный практикующий Медик на всю Марьину рощу.

– Не нужно вам было отрывать Лазаря Елизаровича от дел, – попытался отнекаться от осмотра Головин. – Не больной я… Сейчас сам боль уйму… Делов-то…

– А вот этого не нужно, милейший! – строго произнес Медик, подтянув вплотную к дивану стул и усевшись напротив Головина. – Вы, хоть и опытный Силовик, но ведь не Целитель, товарищ оснаб?

– Не Целитель… – согласился Головин.

– Давайте, я попробую угадать вашу специализацию, – между делом произнес дедок, заглядывая Головину в глаза. – Мозголом? Не так ли? Простите, не имею чести знать ваше имя-отчество.

– Петр Петрович, – ответил Головин. – А угадали верно, Лазарь Елизарович – Мозголом. Откуда такие познания?

– У-у-у! – деловито протянул старичок, оттягивая веко на правом глазу оснаба и оценивая полопавшиеся сосудики «белка». – У меня обширнейшая практика, да и опыт Целительства полувековой, дорогой мой Петр Петрович, – продолжая осмотр, ворковал старичок, изучая симптомы «болезни». – Приходилось мне и Мозголомов пользовать… Откройте рот, скажите «а»… Ага, – довольно продолжил Целитель, заглянув в рот пациента, – просто замечательно! И таких Мозголов лечил, скажу я вам, каких и в вашем наркомате днем с огнем не сыскать… – Целитель что-то такое сделал, Головин лишь почувствовал Силовой импульс, который заставил боль в голове мгновенно потерять свою остроту. – Так лучше?

– Лазарь Елизарович, попросил бы… – подал голос Потехин, предупреждая главврача, чтобы не болтал лишнего.

– Постойте, уж не вы ли Вячеслава Вячеславовича Райнгольда лечите? – догадался Головин.

– А что, если и так? – с неким вызовом произнес «доктор Айболит». – Я, знаете ли, Магическую Клятву Гиппократа давал! А это, на минуточку, обязывает…

– Лазарь Елизарович, да я вам в ноги поклониться должен, – неожиданно для Целителя заявил Головин, – что не дали такому человеку от болезни сгинуть!

– Да уж, – повеселел Рыжов, – язва у профессора преизряднейшая была! Но до конца её побороть у меня так и не вышло… А вы что же, знакомы с Вячеславом Вячеславовочем? Постойте-постойте! Вы – Мозголом, и он – Мозголом… Если прикинуть по возрасту, то начинать осваивать Силовую специализацию вы должны были еще до Империалистической. Он ваш учитель? Не правда ли? – На раз выкупил Головина главврач. – Он ведь наставник от Бога! Один из лучших Мозгокрутов Российской Империи. До сих пор не понимаю, отчего профессор забросил научную деятельность? Такие специалисты всегда на вес золота!

– Так он же князь! – Вновь не смог спокойно усидеть на месте Потехин. – Контрик недобитый… Простите, товарищ оснаб, но все, что вы мне рассказали не перечеркивает его родословную!

– А при чем тут происхождение?! – разгорячился Целитель. – Да чтоб вы знали, уважаемый Игнатий Савельевич, – слово «уважаемый» доктор произнес таким тоном, что Головину стало ясно, это уже не первый (да и не последний, наверное) яростный спор на заданную тему, – ваше заблуждение, это один из главных мифов советской действительности, что после Вооруженного восстания в стране осталась лишь чернь, да подлый люд! А все потомственные дворяне либо эмигрировали, либо попали в лагеря, либо уничтожены во время Гражданской…

– Все правильно сказали, Лазарь Елизарович, – примирительно ответил Потехин. – Ни разу это и не миф!

– Да не так это! Совсем не так! – Горячился Рыжов. – Фактически СССР, как величайший и передовой оплот науки, появился во многом благодаря именно дворянам!

– Ну, скажете тоже! – презрительно фыркнул Игнатий Савельевич. – Кто там, в советской науке, из дворян-то будет?

– Вы хотите фамилий? – Доктор аж на дыбки встал. – Их есть у меня! Сколько угодно! Только пальцы успевайте загибать: Климент Аркадьевич Тимирязев – происхождением из старинного дворянского рода Тимирязевых, находившегося на службе у московских царей задолго до петровского времени! Русский естествоиспытатель, специалист по физиологии растений, крупный исследователь фотосинтеза, один из первых в России пропагандистов идей Дарвина об эволюции… А ведь это – центральный тезис о ведущей роли естественного отбора в эволюции, а не Божественного происхождения человечества! Вот вы, Игнатий Савельевич, согласны с материалистическим происхождением человечества?

– Конечно! Ведь я – коммунист, а, следовательно – атеист! Нету на небе никакого Бога!

– Вот! – победно воскликнул Рыжов. – А вы говорите контра недобитая! Наш человек…

– Живой? – неожиданно выдал Потехин.

– Кто живой? – не понял Целитель.

– Ну, этот, Тимирязев ваш?

– К сожалению Климент Аркадьевич умер в двадцатом году в преклонном возрасте…

– Ну и чего вы тогда мне голову морочите, Лазарь Елизарович? – возмутился майор. – Назовите, хотя бы одного, кто тридцать седьмой пережил. Вот когда основных недобитков в Союзе повычистили!

– Помолчите, пожалуйста, Игнатий Савельевич! – не сдерживая чувств, воскликнул Целитель. – Сколько достойных людей сгинуло! Академик Николай Иванович Вавилов, умер в прошлом году в заключении от упадка сердечной деятельности! Учёный был арестован по ложному доносу и незаконно обвинён во вредительстве и связях с оппозиционными политическими группами! Да к нему даже Целителя не пустили, а ведь можно было спасти такого человека!

– Осудили, значит, враг народа! Нечего больше сказать, Лазарь Елизарович? – торжествовал Игнатий Савельевич.

– Отнюдь! Владимир Иванович Вернадский – здравствует и по сей день! Дворянин и действительный статский советник, но лауреат сталинской премии, между прочим! Академик! Да вы хоть знаете, что слова гимна СССР написал потомственный дворянин Сергей Михалков? Да что там говорить, Вождь Мирового пролетариата Владимир Ильич Ульянов-Ленин – тоже из дворян! – решил добить Потехина Лазарь Елизарович.

– Ты, гад, товарища Ленина мне не замай! – заревел майор, налившись дурной кровью. По его подрагивающим рукам пробегали небольшие электрические всполохи. Волосы, наэлектризовавшись, встали дыбом, а из ушей едва дым не валил. – Какой он тебе дворянин?

«Громовержец, – понял Головин. – Главное, чтобы не шарахнул Целителя своим Талантом! – Мелькнула мысль в его голове. – Ведь Потехин нормальный мужик, даром, что темноват…»

Успев заметить краем глаза, как подобрался тихо сидящий в уголке Легион, Александр Дмитриевич слегка расслабился, зная об отменной реакции Лича на опасность. То, что Высший Некрот успеет вырубить раздухарившегося майора, до того, как тот попотчует врача своим Даром, оснаб ни капельки не сомневался.

– Потомственный дворянин, вот какой! – Целителя, похоже, тоже понесло во все тяжкие – запугать майору его не удалось, даже такой вот визуальной демонстрацией своего весьма боевого Дара.

Товарищ оснаб прекрасно знал, что опытный Медик не только способен легко исцелять людей с помощью своего Таланта, но он еще и способен их так же легко убивать. Ведь Жизнь и Смерть всегда рука об руку ходят, являясь противоположными гранями одного и того же искусства, одной Силой, только с разным направлением векторов.

Так что постоять за себя Лазарь Елизарович вполне способен. И неясно еще, кто выйдет победителем из этого противостояния. А может статься и так, что победителя вообще не будет. Поэтому Головин решил дать Силовикам еще немного времени, чтобы они выпустили пар, а потом погасить этот, всё набирающий обороты конфликт, пока чего плохого не случилось. А способов это сделать у одного из сильнейших Мозголома страны советов тоже хватало.

– И не только Владимир Ильич был выходцем из дворян! – продолжал долбить Потехина Лазарь Елизарович. Видимо, накипело – слишком долго терпел Целитель, не имея возможности высказать вслух свое мнение. – Из членов политбюро, кроме Ленина: Жданов, Куйбышев, Крестинский и Орджоникидзе – дворяне! – сыпал известными фамилиями Рыжов. И некоторые обладатели этих фамилий все еще были живы и находились у самого кормила Советской власти.

Потехин, лицо которого стало напоминать цветом вареную свеклу, молчал набычившись, и искрил, словно неисправная электропроводка, а Лазарь Елизарович продолжал рубить правду-матку, совсем потеряв тормоза:

– Из руководства ВЧК-ГПУ-НКВД-НКГБ: Феликс Эдмундович…

– Дзержинский? Не верю! – рявкнул Игнатий Савельевич, засверкав, как новогодняя елочная иллюминация.

– А меж тем, Глава ряда народных комиссариатов, основатель и руководитель ВЧК Железный Феликс – происходит из польского католического шляхетского рода! Менжинский – тоже польский дворянин, только православного толка! Меркулов – отец русский дворянин, мать – дворянка из грузинского княжеского рода! И так я могу еще долго продолжать…

– Ложь! Убью, контра! – разгневано завопил Игнатий Савельевич, «вооружившись» толстой изломанной молнией, что, извиваясь, словно змея, билась в его руках.

– Сам дурак! Дубина стоеросовая! А дураки – они хуже врагов! – выплюнул в ответ старичок, и неожиданно лицо майора побурело еще больше, а под глазами образовались темные синяки. Похоже, что Лазарь Елизарович в сердцах тоже воспользовался своим Даром. Только его «темной» стороной.

Глава 7

– А-атставить балаган! – командным голосом рявкнул Александр Дмитриевич, уловив, что, наконец, пришло время и его выхода «на сцену»: ссора между Силовиками – Громовержцем и Целителем, приняло совсем уж скверный оборот. – Всем замереть! Не шевелиться! Не болтать! Таланты и Магию не применять!

Противники неподвижно застыли друг против друга, не в силах сдвинуться с места, и продолжали пожирать друг друга глазами. Молния, бившаяся в руках чекиста, «опала» и истончилась, а вскоре и исчезла совсем. Несколько слабых искорок пробежали по его всклоченной шевелюре и тоже растворились в наэлектризованном воздухе.

Ослушаться приказа Мозголома не смог никто из противоборствующих сторон. Противиться его воле было выше человеческих сил, и даже Сил Одаренных. Лицо Игнатия Савельевича свежело на глазах, смертельный Дар Целителя тоже прекратил свое действие, повинуясь распоряжению Головина. Вернее, повиновался сам Целитель.

– Ну и натворили вы дел, дорогие товарищи! – Головин поднялся с дивана и встал между спорщиками, переводя взгляд с одной застывшей фигуры на другую. – Не ожидал я такого ни от тебя Игнатий Савельевич, ни тем более от вас, Лазарь Елизарович. Как же вы до такого дошли, что чуть друг друга не поубивали? – со скорбью в голосе произнес товарищ оснаб. – Вы же Целитель, клятву Гиппократа давали… Магическую, – Головин заглянул в глаза Медику, что не мог произнести ни слова. – А сами чуть товарища майора к праотцам не спровадили! Как, интересно, это ваша клятва работает?

Головин развернулся, теперь впившись взглядом, не предвещающим ничего хорошего, в глаза Потехину.

– А ты, Игнатий Савельевич, уперся, как баран! Никаких доводов слушать мы не хотим? А ведь Лазарь Елизарович тебе чистую правду сказал! Ни капли не приукрасил! И ты за правду, готов был его молнией испепелить? Так чем же вы, товарищи дорогие, отличаетесь от того отрепья, что на улице простых людишек грабит, да убивает? А выходит, что и ничем… – печально закончил он. – И что же мне теперь с вами делать? – Оснаб, старательно изображая на лице глубокие раздумья, прошелся перед застывшими в неподвижности фигурами Потехина и Рыжова.

– Ну что, товарищи дорогие, осознали всю аморальность своего поведения? Не ожидал я, что такие серьезные и уважаемые люди будут творить настоящую дичь! Майор государственной безопасности, Силовик-Громовержец и настоящий Целитель, главный врач военного госпиталя! Это же уму не постижимо… Стыд и позор! – Головин остановился, поочередно взглянул на каждого из противников. – Надеюсь, что этого больше не повторится. – И Головин звонко щелкнул пальцами. – Отомри!

Сковывающий мышцы людей Ментальный приказ Мозголома наконец прекратил свое действие. Едва напряжение исчезло, Игнатий Савельевич покачнулся, едва-едва успех ухватиться за кромку стола, возле которого стоял. А пожилой Целитель, охнув, едва не свалился на пол, но был вовремя поддержан под локоть товарищем оснабом и усажен на диван.

– Вы меня простите, товарищ оснаб, – сипло произнес Лазарь Елизарович, – просто не знаю, что на меня нашло… Прямо, как с цепи сорвался… Или муха какая покусала…

– Очень близко к истине, товарищ Целитель, – грустно улыбнулся Головин. – Иначе другого объяснения я не нахожу.

– А ведь Лазарь Елизарович прав… – подал голос Потехин, потянувшись за графином с водой, стоявшим на столе. – Не мог я сорваться… вот так… безо всяких на то причин…

Головин, без труда читающий мысли майора, понял, что тот не врет. Такое поведение ему точно не свойственно, как, впрочем, и Рыжову. В чем же заключался секрет подобного неадекватного поведения, Потехин не представлял.

Игнатий Савельевич звякнул стеклянной пробкой графина и набулькал себе полный стакан воды. Опустошив его буквально за пару глотков, он наполнил стакан вновь и протянул его Рыжову.

– Выпейте, Лазарь Елизарович… И ради всего святого, не держите на меня зла! Я тоже не знаю, какая меня муха покусала…

– Да, ладно, Игнатий Савельевич, – виновато произнес доктор, – оба хороши! Целитель взял стакан из рук Потехина и выпил его мелкими глотками. После чего, вернув обратно опустошенную тару, в изнеможении откинулся на спинку дивана. Его мысли Александр Дмитриевич тоже читал, не напрягаясь, а Медик мучительно размышлял о том, что могло быть причиной его фееричного срыва. Ведь за все прожитые годы он никогда себе не позволял использовать «темную» сторону своего Целительского Дара… А тут сорвался. И если бы не вмешательство товарища оснаба, могло бы произойти непоправимое!

– Спасибо вам, Петр Петрович! – искренне поблагодарил Головина Рыжов. – Не будь вас… случилась бы трагедия…

– Я рад, что вы все осознали, Лазарь Елизарович, – произнес Александр Дмитриевич. – И ты, Игнатий Савельевич. Однако, не все так просто, как мне казалось поначалу, – товарищ оснаб решил озвучить вслух тайные мысли, бродившие в головах бывших оппонентов.

– Что вы имеете ввиду, Петр Петрович? – вскинулся Целитель, которого просто сжигала изнутри мысль, что он мог запросто убить человека с помощью своего Дара.

– Ни одному из вас не свойственно такое поведение, – ответил Головин. – Вы, уважаемый Лазарь Елизарович никогда бы не посмели причинить вред ни простецу, ни Одаренному. Для вас клятва Гиппократу – не простой звук…

– Воистину так! – произнес Целитель, немного расслабляясь.

– И ты, Игнатий Савельевич, никогда бы свой Дар против Целителя бы не применил.

– А вы-то откуда это знаете, товарищ оснаб? – задался вопросом Лазарь Елизарович, но через секунду и сам понял. – Так вы же Мозголом! Запамятовал со всей этой нездоровой суетой! – по-старчески дребезжаще, рассмеялся он. – А ловко вы нас спеленали, Петр Петрович! Я прямо-таки почувствовал себя женой праведника Лота, которая вопреки ангельскому запрету обернулась назад и превратилась в соляной столп[1]… И скажу честно, весьма неприятные ощущения! Ни рукой пошевелить, ни ногой… Да что там, я даже сморгнуть не смог!