Спасение для лжепринцессы бесплатное чтение

Лиссе от 27-го числа вьюжного месяца 1523-го года (сожжено)

Ненаглядная, я уже в пути. Ребята решили сделать небольшой привал, чтобы дать отдых эльгам. Если бы не это, я бы скакал без остановки. Завтра мы будем дома ещё до рассвета, если всё сложится хорошо. Прости за неровный почерк, писать приходится на колене.

Я безумно скучаю по твоей улыбке и твоему голосу, Лисса. Не привык хвастаться, но пришлось к слову, и весь отряд уже в курсе нашей готовящейся свадьбы. Не сердись, но гостей будет очень много. Думаю, в родительском замке все не уместятся, и лучше провести торжество в зале собраний. На центральной площади Листаматура стоит ратуша, и в ней есть парадный зал, в котором мы проводим самые важные и крупные торжества.

Думаю, мама уже вовсю заведует подготовкой, и искренне надеюсь, что не придётся сильно откладывать дату свадьбы. Всем сердцем стремлюсь к тебе. Все мысли заняты тобой и беспокойством о том, как ты там без меня.

Знаю, что ты сейчас чувствуешь себя дурно, но это часть процесса адаптации переселенки к нашему миру. Жаль, что не на все вопросы я смогу ответить сразу, но обещаю, что, как только ты станешь моей женой, я раскрою тебе все тайны Вилерии. Ты умна и наверняка уже начинаешь догадываться, что наш мир необычен. Потерпи ещё немного, и я удовлетворю твоё любопытство (и не только его) в полном объёме.

С одной стороны, жаль, что у тебя нет магии, с ней сейчас тебе приходилось бы проще. С другой – мы прекрасно совместимы, а будь у тебя дар, ещё неизвестно, как всё сложилось бы.

Я безмерно рад, что моей женой станешь именно ты, Лисса. В разлуке понял, что успел влюбиться самым прозаическим образом. Ненаглядная, я тороплю мгновения до встречи с тобой и мечтаю о твоих нежных поцелуях.

Скоро буду рядом, только дождись.

Твой Мейер.

Глава 1. Жажда жизни

Проснулась я от невыносимой, сводящей с ума жажды. Жажды такой дикой, что, кроме неё, во мне ничего не осталось. Она была всеобъемлюща настолько, что затмевала и слабость, и жар, и головокружение.

Я свалилась с нар, на которых лежала, и подползла к луже на полу. Сначала вцепилась в лежащий на боку металлический кувшин и медленно, крошечными глоточками принялась цедить оставшуюся в нём воду. Едва ли половину стакана.

Мой кувшин наполовину полон моими разочарованиями, а наполовину – чужими.

Когда последние капли стекли со дна на растрескавшиеся губы, я встала (а вернее, прилегла) перед моральной дилеммой. С одной стороны, пить из лужи – это то дно, на которое никто никогда не рассчитывает опуститься. С другой – нужно выжить, а для этого нужно пить. Даже если пить приходится из лужи. Никто же ведь об этом не узнает, ведь так? Это останется моей личной тайной. Моей и толкнувшей меня на это жажды. Если я действительно сдохну, как обещала свекровь, то унесу это моральное падение в могилу. Или куда у них тут трупы переселенок-неудачниц засовывают? А если выживу, то вот за эту лужу отомщу. И мне не нужно никому в этом клясться. То, как повела себя кона Дарлегур, стоит мести.

А ещё есть Мейер. Чтобы увидеть его, надо выжить. А чтобы выжить – попить из лужи. Вот такой пердимонокль, Елизавета Петровна. Социальный лифт в мире, где лифты не изобрели, имеет свои особенности.

Утром ты принцессой в танце кружишь, вечером бомжессой пьёшь из лужи.

Отличная эпитафия, кстати, жаль некому записать. Ладно, оттягивать неизбежное смысла нет. Я осторожно наклонилась к разлитой на полу воде, вытянула губы трубочкой и сделала несколько первых глотков. Если иномирский сифилис меня не прикончит, то шанс появится у кучи других паразитов. Вот какая я молодец, не решаю проблемы по мере их поступления, а создаю новые по мере увязания в старых.

Попив, я забралась обратно на лежанку и завернулась в одеяло. Обняла колени и хотела было поплакать, но вот честно, стало жалко жидкости в организме. Здоровье на меня и без того обижено, нечего его нервировать. Ему и так нелегко приходится: сифилис достался, а секс – нет. Это возмутительно, если так задуматься, потому что обычно в комплекте с венерическими заболеваниями он идёт. Но предъявить претензии некому.

Постепенно я задремала. Магия в кулоне Мейера совсем кончилась, и мне стало по-настоящему плохо. Настолько плохо, что сил не осталось ни на что. Даже на больную самоиронию.

Не знаю, сколько часов я так лежала. Можно ли вообще измерить вечность часами? Ведь всё относительно. Минута в огне не равна минуте сонного расслабления в лучах тёплого солнышка. Минута голышом на морозе не равна минуте в прохладном душе после знойного дня. Минута ожидания смерти не равна минуте смерти.

Но время текло. Так или иначе, оно несло меня в своём потоке из ледяной чёрной ночи в холодное сумеречное утро. Синеватый свет расплескался по длинному коридору, ознаменовав начало нового дня.

Тьма умерла, а я – нет.

Ночь кончилась, а я – нет.

И даже лужа на полу высохла, а я – нет.

Вот так.

Когда вернулась кона Дарлегур, я приподнялась на локте. Озноб ещё не прошёл, зрение было нечётким, но кризис явно остался позади.

– Ты жива… – широко распахнула глаза несостоявшаяся (и слава всем местным и неместным богам!) свекровь.

– Нары деревянные… – в тон ей протянула я.

– Что?

– Ничего. Я думала, что мы об очевидном. Ну так что, какой ваш дальнейший план? Убивать будете или всё-таки дадите воды?

Вилерианка в ступоре смотрела на моё лицо огромными от шока глазами. Эх, мне бы шило… я бы ткнула в каждый, от родственных-то щедрот. Ядовитая злость поднималась в душе. Пока ещё слабая, но можно было сказать с уверенностью: она ещё оформится в полноценную, классическую такую ненависть к свекрови, неважно – состоявшейся или нет.

– Ты выжила…

– Утро наступило, – саркастично ответила я.

Хриплый надсадный голос звучал чуждо. А в конце фразы я зашлась в каркающем, мерзком кашле.

– Но как? – ошеломлённо прошептала кона Дарлегур.

– Благодаря вашей заботе, естественно. Знаете, пощёчины отлично помогают при простуде. Народное средство. Как и разлитая по полу вода. Очень рекомендую. Надеюсь, вас в дальнейшем только так лечить и будут. Пинками животворящими.

Кона Ирена всё ещё потрясённо смотрела на меня, не особо вслушиваясь в смысл моих язвительных комментариев. А жаль. Вот и эпитафию ей явно доверить нельзя, всё перепутает.

Вместо ответа потенциальная свекровь развернулась на пятках и ушла. Я хмыкнула и закуталась в тонкое шерстяное одеяло, свернувшись клубочком. Умирать я больше не собиралась, наоборот, чувствовала, что пойду на поправку. Видимо, мне досталась целая лужа плацебо.

Жажда никуда не делась, но стала умереннее. Как осадки из прогноза погоды. Прикрыв веки, я погрузилась в темноту, уже не боясь, что вынырнуть из неё не смогу.

Следующее пробуждение прошло ещё лучше, дышалось легче, да и кашель унялся. Кона Дарлегур подошла к решётке и посмотрела на меня.

– Мейер вернётся завтра. Если ты хочешь его увидеть, то придётся принять мои условия. Первое: ты поклянёшься, что никому никогда не сообщишь о том, что произошло за последние сутки, начиная с момента, когда я обнаружила тебя вчера вечером. Второе: когда сын откажется прощать твою измену, ты уедешь из Листаматура навсегда. Я помогу организовать твой отъезд. Третье: ты разорвёшь помолвку, назвав причину, которая не повредит репутации Мейера.

– С чего бы мне принимать ваши условия? Когда Мейер вернётся, он разберётся с тем, как вы поступили.

– Если хочешь жить, то поклянёшься. Иначе выпускать тебя из камеры не в моих интересах, – холодно ответила кона Дарлегур, и я прекрасно поняла: она не блефует.

– А что если Мейер поверит мне?

– Не поверит, – усмехнулась она. – Но если он вдруг решит на тебе жениться, то я сделаю всё, что в моих силах, чтобы сберечь его и твою репутацию. В остальном – если бы ты действительно любила моего сына и стала ему верной женой, я была бы твоим главным союзником и защитником. Но ты сама вынуждаешь меня быть твоим врагом.

– Я хочу сначала поговорить с ним.

– О, ты сможешь говорить с сыном столько, сколько угодно. Столько, сколько у него хватит терпения тебя слушать. Вот только не будь наивна: Мейер не простит предательства. Он не так воспитан.

– Десять дней. Мне нужно время после его приезда, чтобы окончательно прийти в себя и поговорить с ним. Если по истечении десяти дней он решит, что я ему не нужна, я уеду, – сипло отозвалась я.

Сначала Мейер, конечно, будет в шоке. Возможно, мы даже хорошенько поскандалим. Но за десять дней он успокоится, придёт в себя и услышит мою версию событий.

– Три дня. Не больше, – твёрдо ответила кона Дарлегур, и я поняла, что спорить бесполезно.

– Хорошо. Договорились. Три дня.

– Теперь клятва. Повторяй за мной. Я, Лалисса Гленнвайсская, клянусь жизнью и магией не рассказывать и не писать никому о событиях последних суток.

– У меня нет магии.

Кона Дарлегур лишь презрительно хмыкнула в ответ.

– Повторяй и протяни мне руку, когда закончишь говорить.

– Я, известная как Лалисса Гленнвайсская, клянусь жизнью и магией не рассказывать и не писать никому о событиях последних суток.

Она приняла мою клятву, и наши ладони окутало бледно-сиреневое свечение. Всё-таки насколько лучше, когда магию видно!

Несостоявшаяся свекровь сначала изучающе на меня посмотрела, но ничего не произошло, только слабость снова накатила, но я не подала виду. Тогда она открыла решётку и спросила:

– Идти можешь?

– Попробую, – без особой уверенности ответила я.

Но смогла. Медленно, по стеночке, цепляясь сначала за решётки, а потом за перила на лестнице и дверные проёмы, но я добрела до своих покоев. Накинулась на стоящие на тумбочке кувшины и осушила их все – сначала сок, потом бульон, потом сладкий отвар. А затем рухнула на постель и снова уснула, на этот раз в тепле.

Проснулась уже ближе к вечеру. Длинные косые солнечные лучи пронизывали комнату насквозь, высвечивали танец пылинок над кроватью и рисовали замысловатые узоры на стенах. Я долго лежала с открытыми глазами, пытаясь найти в себе силы, чтобы встать. Нет, мне уже не было плохо. Даже кашель ушёл. Скорее было просто никак. Я чувствовала себя опустошённой и выжатой досуха. Живой наполовину или даже на треть. Пылинки перед глазами кружили в золоте закатного солнца, и больше всего на свете мне хотелось стать такой пылинкой и унестись вдаль – туда, куда подует ветер.

Я устала.

Устала приспосабливаться, бояться, переживать, нервничать… и играть чужую роль. Понимала, что никому не смогу рассказать о том, что я – не Лалисса, но устала ею быть и платить за то, что оказалась на неё похожа. Ей мне тоже безумно хотелось отомстить, но я не знала как.

Когда солнце скрылось за горизонтом и сумерки тонкими струйками потекли по комнате, я так и не поднялась с постели. Стоило принять душ, попить воды, оросить золотым дождём золотой унитаз, но я не хотела. Ничего не хотела.

Уже ночью нашла в себе силы сесть на постели и принялась одеревеневшими чужими пальцами расплетать десятки косичек, что кона Дарлегур заплела мне перед торжественным вечером. Они все спутались и растрепались, мышцы рук быстро уставали от усилия, но я смогла закончить и даже расчесалась. А потом завалилась в постель и проспала до самого утра.

На рассвете меня разбудил стук. Из-за двери раздался хорошо знакомый женский голос:

– Лалисса, Мейер вернулся. Он уже знает обо всём, что произошло, и придёт к тебе, когда посчитает нужным.

Я поднялась с постели и со всей доступной расторопностью кинулась в ванную. Быстро вымылась, даже зубы чистила под душем, чтобы не терять времени. Мне нужно было поговорить с Мейером, пока он не принял окончательного решения, пока не прошло первое потрясение от новостей.

Торопливо одевшись, я выскользнула из своих покоев и направилась к парадному входу. Но там было пусто. Выглянула во двор – на крыльце натоптано, значит, они уже внутри.

– Ты ищешь Мейера? – спросил подошедший со спины коротко стриженый юноша, кажется, самый младший сын семьи.

– Да. Где его спальня?

– Второй этаж, правый коридор. Третья дверь налево, – подсказал он, оценивающе рассматривая меня, а затем зло добавил: – Правильно мама сказала: шлюха.

Слово болезненно ужалило изнутри, но отвечать я сочла излишним. Непринятое оскорбление принадлежит оскорбившему. Я знаю, что не изменяла Мейеру. И он это тоже узнает. А своей насмешкой этот маленький засранец ещё подавится. Ему я клятв я не давала, так что наябедничаю со всем возможным удовольствием, пусть ему Мейер потом контуженного ежа вставит в то место, которое свербит.

Нужные покои нашла легко. Дверь оказалась приоткрыта. Я осторожно постучала, обозначая своё присутствие.

– Можно?

Мейер, одетый в расстёгнутую рубашку и домашние штаны, стоял ко мне спиной и жёг запечатанное в конверт письмо. Кажется, я даже успела ухватить взглядом надпись «Лиссе», прежде чем бумага потемнела, ласкаемая рыжими язычками пламени.

– Да. Входи.

Его голос был пустым и сухим. Этот тон отозвался внутри болью. Хотелось кинуться ему на шею и поцелуями убеждать, что всё было совсем не так, как он думает.

– Мейер… То, что тебе рассказали – ложь. Я бы никогда не стала изменять. Я не знаю, что случилось, как и чем я заболела, но клянусь тебе, что ни с кем другим я не была.

Он даже не обернулся ко мне, его массивный силуэт ярко выделялся на фоне пылающего в лучах рассвета окна. Я подошла ближе и дотронулась до плеча вилерианца. С влажных после купания волос капала вода, и воротник рубашки намок. Мейер смотрел, как над подсвечником догорает письмо, а когда чёрный пепел осел на желтоватую восковую свечу, обратил горящий болью взор на меня:

– Видимо, я виноват сам. Ты красноречиво заявляла о том, что тебе нужно, а я тебе отказывал. И ты нашла того, кто не отказал. Ты же не знала, что заболеешь.

– Мейер, не говори так. И не заставляй меня чувствовать себя виноватой за то, что я смело говорила о своих желаниях. Это всё сейчас не важно. Важно то, что я тебе не изменяла. Я не знаю, кто меня оговорил…

– Оговорил? – со злой насмешкой переспросил вилерианец. – Лисса, нет смысла лгать и отпираться! Ты нашла другого. Так иди к нему! Иди! Зачем тебе я? К чему этот разговор?

Его голос набрал силу, и я испуганно отступила на шаг. Сейчас Мейер походил на дикого раненого медведя, и я испугалась. Таким я его ещё не видела и не хотела видеть никогда.

– Никакого другого нет, Мейер. Нет и не было. Я не знаю, кто это придумал…

– Хватит! – рявкнул он. – Имей хоть капельку порядочности признать свой поступок! Ты не представляешь, насколько отвратительно звучит твоя ложь! И главное – зачем? Ты выбрала другого – иди к нему, я тебя не держу!

– Я не лгу! – глаза защипало от подступивших слёз. – Я не изменяла тебе и не собиралась! Не знаю, что за гадость я подцепила и как, но я готова принести какие угодно клятвы, что не изменяла тебе и ни с кем не спала. Мне было плохо с момента, как мы вернулись в замок. Нет, даже раньше. Я почувствовала недомогание ещё в дороге…

– Это никак не связано! Естественно, ты почувствовала недомогание раньше. Ты не вилерианка, и даже если бы я подпитывал тебя силой по сто раз на дню, долго ты бы не продержалась! Поэтому ты, разумеется, чувствовала себя плохо в дороге. Это никак не связано с тем, что ты пустила в свою постель другого, стоило мне уехать на несколько дней! А ведь сама говорила, что измены не приемлешь!

– Что? Я ничего не понимаю! И никого не пускала! Объясни мне нормально, что происходит? В чём вы все меня обвиняете и что это за болезнь, которая меня чуть не убила?

Мейер хмыкнул и посмотрел на меня так, что внутри всё перевернулось, а комната сжалась до размеров коробка. Захотелось протянуть к вилерианцу руку, погладить по щеке и забрать себе горечь и боль, что плескались в его глазах. И как я когда-то находила пугающими эти самые выразительные и родные на свете глаза?

– Ты права. Ты имеешь право на ответы. Но я бы предпочёл, чтобы ответы тебе дал твой любовник. Не я.

Он отвернулся от меня и сжал кулаки. На столе горели свечи, и в их свете лицо Мейера казалось особенно красивым, но совершенно недоступным. Он не хотел меня слушать, но я должна была достучаться до него. Не могла отступить и позволить ему оттолкнуть себя. Сейчас я как никогда отчётливо понимала, что этот мужчина стоит того, чтобы за него бороться.

– Нет, Мейер. Это ты втянул меня во всё это. Ты забрал из Гленнвайса. Ты и отвечай.

– Хорошо. Но разговор выйдет долгим.

Глава 2. Правда жизни

Лиссе от 28-го числа вьюжного месяца 1523-го года (сожжено)

Это просто невыносимо. Невыносимо смотреть, с какой искренностью ты врёшь. Глядя на тебя, я забываю о фактах и начинаю верить. Вопреки логике, здравому смыслу и всему, что составляет мой жизненный опыт. Твоя ложь настолько сладка, что не хочется замечать её горечи.

А ведь я был так беззаветно счастлив. Сначала нервничал и переживал, что не смогу соответствовать принцессе, что ты окажешься капризной, чванливой и избалованной до предела. Но когда ты начала смеяться в седле, меня отпустило. Захотелось целовать твои изящные тонкие лодыжки и обнимать, закрывая собой от всего света. А дальше ты поразила своей открытостью, лёгкостью и нежностью. Ты так щедро дарила ласку, не ставя никаких условий, что я поверил в своё везение. Сейчас мне страшно думать, что с самого начала это всё было игрой. Умелой, тонкой манипуляцией, рассчитанной на неопытного и не разбирающегося в женщинах вилерианца. Ведь я поверил безоговорочно, радовался, как дитя, которому показали конфету. Замирал от счастья каждый раз, когда ты улыбалась. Неужели ты с самого начала просто обманывала меня, показывая то, что я мечтал увидеть в своей женщине? Неужели ты настолько вероломна?

Или же ты просто такая – готова дарить ласку и себя любому, кто окажется рядом? С одинаковой искренностью отдаваться каждому, кто готов взять?

Не знаю, что из этого хуже.

Никогда не думал, что боль может быть настолько сильной. Меня ранили много раз, но от этого всегда было средство – магия, обезболивающий отвар или руки целителя. А сейчас кажется, будто ты вскрыла мою грудную клетку и сжимаешь сердце в своих тонких слабых пальчиках, со всей искренностью утверждая, что никогда не сделала бы мне больно.

Ты прекрасная актриса. Настолько великолепная, что тебе рукоплескали бы в любом театре любого населённого мира. Если бы ты сказала, что небо зелёное, а солнце – фиолетовый фонарь, клянусь, я бы поверил. Я и сейчас хочу тебе верить, хочу, чтобы всё произошедшее оказалось какой-то злой шуткой, отвратительным розыгрышем Эла или просто трагической ошибкой. Но так быть не может.

Знаешь, все дни с момента знакомства я мечтал увидеть твои глаза после обращения. Знал, что светлые остаются очень яркими, но это индивидуально. И сегодня я увидел, насколько они прекрасны. Вилерианка из тебя получилась ещё более яркая и великолепная, чем таланнка. Каждую секунду, что ты сидела со мной рядом, хотелось сгрести тебя в охапку, повалить на постель и сделать своей. Выжечь из тебя все мысли о другом, заставить полюбить себя, не оставлять больше ни на секунду. Но родители правы – это путь в одержимость. В сумасшествие. Логичнее переждать, пережить, вытерпеть, переболеть и отпустить.

Я не знаю, как продержусь ещё два дня. Наверное, если бы ты признала связь с другим, как-то объяснила её, возможно, сказала бы, что это месть за то, что я оставил тебя одну, мне было бы проще принять твою измену. Но твоё искреннее отрицание – как кинжал, вставленный в сердце, который ты проворачиваешь с самым невинным и нежным видом.

Я не знаю, как теперь верить кому-либо. Весь мир словно перевернулся, и вместо привычной земли под ногами – ледяное равнодушное небо, не дающее опоры. Все вкусы обернулись тленом, все цвета – грязью, все звуки – скрежетом.

Ненавижу свою любовь к тебе, Лисса.

Мейер.

Глава 3. Один путь

Разговор вымотал, а слабость взяла своё. В конце концов, наревевшись, я уснула, обхватив руками подушку. Но даже во сне обида на мир не отпускала. Хотелось к Мейеру, зарыться в тёплые объятия и не мучить себя вопросом: а что дальше?

Если сон и принёс облегчение, то не особо заметное. Проснувшись, я всё также не знала, как доказать Мейеру, что не изменяла. А ещё начала сомневаться в себе: а вдруг что-то было, пока я валялась с температурой? Вдруг кто-то проник в окно и воспользовался ситуацией? Или усыпил меня?

Пока самым разумным казалось выждать пару месяцев до момента, когда можно будет приносить клятвы, и уже тогда доказать Мейеру, что я не предавала его. Но жить в такой обстановке столько времени? Кроме того, я не сомневалась, что кона Ирэна захочет от меня избавиться и сделает пребывание в своём доме невыносимым. Унижаться несколько месяцев, чтобы доказать, что я не енот и не верблюд? А смысл? Да Мейер мне за это время опротивеет. Вот ещё тоже – бегать за ним и уговаривать.

В конце концов, меня родители не на помойке нашли, а в капусте, так что вести себя надо соответственно. Что бы сделала на моём месте капустная моль? Улетела бы. Но если уезжать, то куда? И как? Я совершенно чужая в этом мире: ни денег, ни связей, только репутация блудницы в подарок от принцессы Гленнвайсской.

Одно решение созрело и оформилось окончательно: я больше не хотела играть чужую роль, откликаться на чужое имя и отвечать за чужое распутство. Если уж суждено стать вилерианкой, то я стану собой. И если Мейер не захочет мне верить, то бегать за ним не буду. Хватит. Это жизнь, а не реклама кроссовок.

Поднявшись с постели, умылась и вдоволь напилась воды. Хорошо, что голода не было, за всё это время еды мне никто так ни разу и не предложил, а идти просить – слишком унизительно. Спасибо камеристке, какие-то запасы сухарей есть в саквояже, с голода не умру.

Отражение из зеркала смотрело всё теми же чужими рубиновыми глазами. Больно было понимать и принимать, что это теперь навсегда. Что я никогда не вернусь домой, не смогу помогать родителям, гулять с подругами, поддразнивать средних сестёр и проверять их рефераты, водить младшую на танцы и репетировать с ней движения. Не смогу получить права и водить машину, поливая всех конструктивной критикой из окна. Не побываю в Японии. Не стану звездой соцсетей (ну да, теперь можно в этом с лёгкостью винить именно Вилерию). Не смогу устроиться на работу принесиподаем или нателефонотвечаем, а потом сделать головокружительную карьеру до заместителя начальника руководителя директора в организации со звучным названием типа «СтройСбытСнабСеверЭкономВостокРесурс».

Моей жизни, как я её представляла, больше нет.

И бледная, осунувшаяся девушка в зеркале с кругами под вишнёвыми глазами… незнакомка, что пила из лужи – это теперь новая я. И нужно как-то это принять. Как-то с этим жить. И желательно жить хорошо.

Я опёрлась на золотую раковину руками и сделала несколько глубоких вдохов.

Ладно.

Всё, что нас не убивает, делает нам рубиновые глаза. А пока нужна информация. Если я заразилась вилерадой не через постель, то наверняка были другие, с кем произошло то же самое. Нужно просто найти информацию. Хотя бы один случай заставит Мейера усомниться и позволит вернуть презумпцию невиновности до тех пор, пока я не смогу приносить клятвы. И уж тогда я разгуляюсь!

Отлично. План, пусть плохонький, но есть. А где у них тут информация? В библиотеке, разумеется. Дом большой, наверняка книгам отведено особое место. Одевшись в самое нежное летящее платье на случай встречи с женихом, выскользнула из покоев. Время шло к ужину, но в доме было тихо, словно все уехали. В холле послышались шаги, и я поспешила в том направлении, но наткнулась на противного самого младшего брата Мейера. Опять!

Он одарил меня полным неприязни взглядом и отвернулся.

– Извините, как пройти в библиотеку?

Вот уж не думала, что всерьёз когда-нибудь эту фразу произнесу, но злобный подросток лишь зыркнул в ответ. Разговаривать со мной не стал. Великолепно…

Поместье семьи Феймин было настолько большим, что я, привыкшая к трёшке на шестерых, до сих пор не могла уместить в голове, как в таком огромном доме может жить всего одна семья. Да тут только по вестибюлю ходить устанешь… Пока от кухни до столовой дойдёшь, три раза похудеешь. Вот поэтому вилерианцы столько едят! Они просто тратят чересчур много калорий, ходя по своим огромным домам.

В общем, пока искала библиотеку, устала. Или это дают о себе знать последствия болезни и слабость? Нужная комната располагалась на первом этаже и оказалась под стать самому поместью – гигантской.

Открытые стеллажи из тёмного дерева с сотнями или даже тысячами книг. Это вам не электронная книжка. Это настоящее богатство. Неудобное, морально устарелое, тяжеленное и собирающее пыль богатство. И я замерла в восхищении, вдыхая запах знаний. И тут же чихнула. Ну, неудивительно… знания в меня обычно не очень охотно лезут.

А дальше начались проблемы. Первая: все книги были расставлены по алфавиту. То есть «Антология легенд народов Карастели» стояла рядом с романом «Анарабель, покорительница сердец» и справочником «Анатомия и особенности содержания эльгов». Наконец я отыскала книгу «Вилерада, мифы и факты». И тут же возникла вторая проблема: пришлось её читать. А это долго! Нельзя было найти поиском по странице нужный абзац, никто не подсвечивал в тексте ключевые слова, а сноски так и вовсе были в конце книги, а не по ссылочке. Ужас! Фолиант оказался огромным, но нужное я нашла, пусть и не сразу. «Передача вилерады через кровь». Жаль только, что в разделе мифов! В этом же разделе приводился список различных курьёзных ситуаций.

«Показателен случай, произошедший на исходе девятого века новой эры с неким Йонасом Болгудтом. Он утверждал, что не заражал вилерадкой переселенку, и даже в том поклялся на общем сборе, что не возлегал с нею во соблюдение запретов. Осмотр девицы показал, что она и впрямь девственницею была. Однако в ходе выяснения обнаружилось, что хоть с девицей он и не спал, но семенем своим её осквернил, руками случайно занеся его в причинное место оной девицы с её полного одобрения. Оный случай наглядно показывает, что во избежание случайных заражений необходимо до брака всяческих контактов избегать, а после самоублажения руки тщательно мыть, прежде чем к переселенке ими лезть».

Вот честно, если бы у нас в школе так весело учебники писали, я б на одни пятёрки училась. Восхитительно же. Жаль только, подкрепить мою позицию эта книга никак не могла, напротив. Пришлось искать другие источники. Но они ничем не порадовали.

«Вилерада передаётся только через контакт с семенем».

«Заражение через кровь и слюну невозможно».

«Переносится вирус исключительно половым путём».

«Других способов передачи не существует».

Я даже про несколько случаев иммунитета к вилераде прочитала. Оказалось, что некоторые расы ею не заражаются. С ними вилерианцы успешно торгуют, заключают договора и даже регулярно навещают там бордели, хоть это и осуждается. Интересно, а почему Мейер в таком ни разу не был? И ведь не спросишь сейчас.

За древними фолиантами просидела всю ночь, но ничего, что могло бы пролить свет на случившееся со мной, не нашла. Ближе к утру, спустя несколько часов бесполезного копания в книгах, виски начало ломить, глаза воспалились от напряжения, веки припухли, и я решила, что на сегодня хватит. За окном безраздельно царила безветренная ясная ночь. И мне бы пойти спать, но хотелось увидеть Мейера, поговорить с ним. Я убрала просмотренные книги, прихватила с собой заинтересовавшую меня энциклопедию, которую ещё не успела изучить, и двинулась прочь из библиотеки.

Ковровые дорожки скрадывали звуки шагов. В сонном ночном безмолвии чужого дома я подошла к нужной двери. Решила, что жених, как и я, вряд ли может спокойно спать после всего, что случилось. Осторожно постучала и тихо позвала:

– Мейер?.. Ты не спишь?

Из-за соседней двери высунулась рожа бесячего младшего братца.

– И чего тебе неймётся, а? Чего ты лезешь? Или спать теперь не с кем, вот ты и маешься? Совсем озабоченная? – зло зашипел он.

Я растерянно стиснула книгу и замерла. Отвыкла от такого обращения, да и состояние после болезни всё ещё было так себе. Подобающий случаю колкий ответ как-то не придумался, а на глаза навернулись горькие слёзы обиды. А ведь этому мелкому вездесущему (или даже вездессущему, кто знает) говнюку я точно ничего плохого не сделала!

В этот момент дверь Мейера распахнулась, он мягко отодвинул меня в сторону и ломанулся к брату. Дверь соседней комнаты захлопнулась, а изнутри послышались приглушённые звуки разговора на повышенных тонах.

– Не смей лезть! Мало тебя отец наказал? Я добавлю…

– Но она же…

– Это не твоё дело! Она сделала свой выбор, научись его если не уважать, то принимать достойно. Думаешь, она первая, что выбрала другого? Нет! И в твоей жизни такая наверняка будет. Реагируй как мужчина, а не как обиженный ребёнок! – рычал Мейер.

– Она тебе изменила!

– И как это касается тебя? Да, пообещала, потом передумала и предпочла другого. Бывает. Ты не в праве с ней плохо из-за этого обращаться. Никто не вправе.

– У неё на лбу был твой секвин, когда она с другим спала! – яростно воскликнул младший.

– Да. Был. Поэтому я разорву помолвку и не прощу этого. Но оскорблять её не стану и тебе не позволю. Понял?

– Ты просто…

– Что я просто? – угрожающе пророкотал Мейер.

– Ты просто стелешься под неё, вот и всё! А ведь мама всегда предупреждала! Нельзя возносить женщину на пьедестал только потому, что она женщина!

– Нет, Сой, я не стелюсь. Просто не считаю нужным делать ей больно в ответ. И тебе не позволю. Запомни: с тобой могут поступить грязно и подло. Этого ты не избежишь. Но решать, поступать ли так самому – выбор твой. И только твой. Нельзя оправдывать свою низость тем, что кто-то другой начал первым. И в твоём возрасте пора бы это понимать. Я всё сказал. Весь талый месяц будешь чистить стойла эльгов. Не уймёшься – продлю наказание на всю весну.

В ответ раздалось нечленораздельное шипение, а потом несколько смачных ударов. Я поспешила просочиться в комнату Мейера, пока он не вернулся. По крайней мере, чтобы меня выставить, он теперь должен будет меня взять и вынести. И даже (о ужас!) посмотреть на меня.

Жених возник на пороге спальни расхристанный и сердитый.

– Хорошо, что ты пришла, – выдохнул он и шагнул ко мне.

Я подалась навстречу и уткнулась лицом ему в грудь, а потом разревелась самым глупым образом, не в силах внятно объяснить хоть что-то. Мейер стоял передо мной истуканом и только кулаки сжимал.

– Я не знаю, как я заразилась, – прорыдала я ему в рубашку. – Не знаю! Но Мейер, я клянусь, что не изменяла тебе. Никто ко мне даже не прикасался. Сидхар за локоть брал, но через платье. И всё. Я клянусь, что ничего не было! Мейер, я бы не стала… Я тебя люблю!

От последних слов он вздрогнул всем телом, большие тяжёлые ладони легли мне на плечи, а потом отодвинули прочь. Мейер молча снял секвин с моего лба и тихо сказал:

– Есть вещи, которые нельзя прощать, Лисса. К сожалению, между нами больше ничего не будет. Завтра я отправлюсь к дяде, чтобы посоветоваться с ним по поводу твоего статуса. Сниму тебе жильё в главном городе клана, Да́рборге. А дальше – ты вольна делать всё, что захочешь.

– Мейер… – всхлипнула я. – Не надо так. Я могу дать тебе клятву, что не лгу. Пусть не сейчас, чуть позже. Хотя и сейчас тоже. Я же дала одну, и ничего со мной не случилось.

– Кому ты дала клятву, Лисса? – напрягся он.

– Я, наверное, не могу сказать, – устало потёрла я лоб. – Или могу? А вдруг я умру?

Лицо Мейера исказилось в горькой усмешке.

– Я так и знал, что ты не открыла имя своего любовника, потому что поклялась.

– Нет, это совсем не то, что ты подумал… – торопливо заверила я, но Мейер уже отступил назад.

– Проблема клятв, Лисса, в том, что они могут иметь очень разную трактовку. Уверен, что тебя, как принцессу, учили давать такие клятвы, которые оставляли бы за собой широкий простор действий. Мне больше не нужны твои клятвы, Лисса.

– Значит, так? Первая же трудность – и всё? Вместо того чтобы разобраться вместе или хотя бы подождать, ты просто от меня отказываешься? – голос дрожал от обиды, но остановиться я уже не могла: – Не хочешь мне верить – не надо! Тогда я пойду и сделаю то, в чём вы меня все обвиняете! Найду другого!

– Иди. Думаю, много времени это у тебя не займёт, – ледяным тоном ответил Мейер, освобождая проход.

– Это твоё окончательное решение? – тихо спросила я.

– Да. Уходи.

Из его комнаты я вылетела горящей стрелой. Обида ядовитой кислотой жгла изнутри, хотелось выплеснуть её наружу, но, как назло, лестница и вестибюль были пусты. Я кинулась к себе в комнату и, рыдая, принялась собирать вещи. Сначала выложила грешный килограмм золота – ничего толкового за кусок унитаза я всё равно не куплю, а руку оттягивать он будет. Потом переложила всё так, чтобы в одном саквояже находилось самое необходимое, а в другом – роскошное. Случайно наткнулась на шкатулку с украшениями. Интересно, их можно продать? Золотые явно нет, но там были разные, в том числе жемчужные и из каких-то невзрачных камешков тоже. Принесённую энциклопедию хотела забрать с собой, но постыдилась. А вдруг она дороже килограмма золота стоит? Это уже воровство получается. Мне и так придётся забрать без спроса зимнюю одежду.

Собравшись, на секунду села, чтобы успокоиться. Обида – плохая советчица. Как и бессонная ночь. Как и усталость. Если эти три подружки собираются вместе, ничего толкового они не придумают, это точно. Скорее наворотят такого, что потом придётся долго и мучительно разгребать. Умом я это понимала. Умом. Но эмоции требовали выхода. Не просто выхода – действия. С момента попадания в аварию я лишь плыла по течению. Шла путём, который определяли другие. Соглашалась на чужие условия. Но это ни к чему хорошему не привело. Так что хватит с меня!

Может, я сейчас и совершу ужасную ошибку, но она будет моя. Это будет моё решение, неважно, насколько неправильное. И мой выбор, пусть и неверный.

Я ни секунды больше не хочу оставаться в доме, где мне не верят. Где меня не кормят, бьют, оскорбляют и оставляют подыхать в темнице. Где единственный человек, кому я доверяла в этом мире, просто отворачивается от меня. Не хочу! И не буду!

В конце концов, когда я должна делать глупости, если не в молодости? Разве она не за этим нужна?

Я тепло оделась, наблюдая, как постепенно светает за окном. Вот и прекрасно. Новый день – с чистого листа. Если вилерианки тут ценятся хотя бы вполовину так, как об этом говорят, то с голода не умру. И не пропаду. Работать и учиться умею. Сколько себя помню, только и делала, что помогала либо беременной, либо кормящей маме и нянчила младших сестёр. С самого детства почти все обязанности по дому были на мне, а после шестнадцати я и подрабатывать умудрялась. В том, что получится отыскать работу, я не сомневалась. В конце концов, не дикари же они. Устроюсь в какой-нибудь отель на ресепшен, так там отбоя от клиентов не будет.

Главное – подальше отсюда. Подальше от Мейера, чтобы забыть его поскорее и не искушаться возможностью с ним увидеться.

Заплела волосы в тугую косу, натянула шапку. Выскользнула из комнаты. Обулась и надела плащ в гардеробной у самого выхода. И уже перед большой парадной дверью притормозила. Стало страшно. Что я вообще знаю о Вилерии? Чему можно верить из того, что рассказывал Мейер? У него на вещи свой взгляд, благородный и совершенно оторванный от реальности. Какие опасности ждут снаружи? И не лучше ли остаться? Мейер обещал снять квартиру… А ещё он обещал посоветоваться с дядей. И тот обязательно захочет меня выдать замуж или как-то иначе мою судьбу решить. А мне надоело! Заели до костей все эти чужаки, которым только и дай оттоптать мне жизнь и самоуважение.

Ну нет. Сама. Теперь только сама. А несостоявшейся свекрови за всё хорошее я всё-таки отомщу. Пока не знаю, когда и как, но точно знаю, что приложу к этому все усилия. Может, я и не принцесса, но это ещё не значит, что меня можно безнаказанно бить и унижать!

Я надела перчатки, отперла дверь и подхватила свои саквояжи.

Едва родившееся из-за горизонта солнце улыбалось морозному утру.

Я сделала шаг вперёд и вышла на крыльцо, а затем решительно закрыла за собой дверь дома, в котором жил Мейер.

Прощай, прошлое. У меня один путь – вперёд!

Решительно и гордо шагнув с крыльца, я споткнулась и чуть не сверзилась с него самым неизящным образом. Саквояжи мешали равновесию, но бросить их я никак не могла, поэтому уговаривала себя, что своё добро руку не тянет. Да и чужое не тянет, если его можно считать своим. Вон у нас упёрли как-то чугунную ванну, пока папа искал, кому заплатить, чтобы её вынесли с пятого этажа. Нашёл, вышел, а ванной уже нет. Она у нас старая была, килограмм сто весила. Пока искали четверых грузчиков, её оперативно отнесли в металлолом два подъездных алкаша. Как бонус, после этой истории они нас ещё и стыдливо избегали. В общем, папа потом говорил, что это был самый удачно инвестированный мусор в истории нашей семьи.

Тоска по родным сжала сердце, но я прогнала грустные мысли прочь. Если ещё её гнёт добавить сверху, то я под этим весом точно сломаюсь. Поэтому – шаг за шагом, вдох за вдохом, день за днём вперёд в новую, прекрасную жизнь.

Городок, где находился дом родителей Мейера, был довольно большим. Я почему-то думала, что это посёлок, но оказалась неправа. Да, не мегаполис. Вокруг – максимум четырёхэтажные дома, но при этом всё такое красивое и ухоженное. Единственное, немного нарочито ровное. Обычно старые города, особенно в центре, норовят запутать хитросплетением переулков, узкими проходами и петляющими улочками. Здесь же всё было словно по линейке выверено. Видимо, когда мы только въехали в Листаматур, я была слишком утомлена, чтобы обращать внимание на его отъюстированную прелесть.

Станцию дирижаблей увидела, выйдя на центральную площадь. Среди острых крыш других зданий она выделялась плоской площадкой над верхним этажом и кучей торговых вывесок. Денег у меня, разумеется, не было, но я могла попробовать продать украшения или нарядные платья принцессы. А для этого хорошо бы разбираться в порядке местных цен. В идеале – знать бы, как деньги выглядят…

Четырёхэтажное здание с плоской крышей находилось чуть поодаль, к нему сходились дороги с разных сторон. На привокзальной площади стояли экипажи, запряжённые эльгами, и несколько необычных двухэтажных то ли автомобилей, то ли каких-то самоходных повозок. Отличались они от привычных земных легковушек тем, что салон располагался над мотором (или его магическим подобием) и занимал всё доступное пространство. Удобно, наверное, водить, когда капот не закрывает обзора. В остальном местные авто скорее напоминали аквариумы на колёсиках.

В здании аэровокзала было шумно, несмотря на раннее утро. Вместо привычного табло – объявление. «Отбытие аэростата северного направления в Файма́рг и Ви́тборгин (остановки в Граенга́тте, Малми́ре, Фи́сборге, Фи́скуре) по утрам. Отбытие аэростата южного направления в Да́рборг (остановки в Твера́ре и Ли́стборге) по вечерам. В обеденное время ожидается прибытие аэростатов, курсирующих между направлениями Ви́нборг и Гра́рборг (остановки в Ва́тборге, Твера́ре, Лакуту́ре, Фальми́ре)».

Названия решительно ни о чём мне не говорили, но почему-то южное направление я сразу отмела. Карта континента нашлась на одной из стен. Там я смогла сориентироваться. А ещё Файмарг оказался «свободным городом», не принадлежащим ни одному из кланов. Не понятно, что это означает, но звучит заманчиво.

Изучив расположение городов, я решила подняться выше, на посадочную площадку, чтобы узнать, где находятся кассы и столько стоят билеты.

На самый верхний этаж вела широкая лестница, на выходе с которой находился пункт охраны. Посадочная площадка была заполнена людьми, но без билетов никого не пускали. Я решила узнать, где их брать. Подошла к охраннику, пожилому суровому усачу в форменном кителе и хотела уже справиться о местонахождении касс, как он вдруг открыл передо мной небольшую калиточку и впустил внутрь, а поток людей за спиной не дал задержаться, чтобы спросить.

Большая посадочная площадка размером с футбольное поле вмещала десятки людей. И все они сейчас завороженно смотрели на приближение дирижабля. На фоне яркого рассветного неба он выделялся особенно сильно и переливался всеми цветами радуги. Больше всего он походил на огромный строенный железнодорожный вагон, к которому приделали большущий воздушный шар. Дирижабль неожиданно точно снизился (не то чтобы я ожидала, что он посшибает людей и врежется в ларёк со сладостями, но для такой махины всё равно было неожиданным настолько умелое маневрирование) и остановился прямо над большой причальной платформой, к которой вела лестница для пассажиров. Служащие в форменных кителях забегали вокруг аэростата, канатами фиксируя его над платформой. Вскоре вагон плавно осел на каменную площадку, и дирижабль наконец замер неподвижно. Из «вагона» тут же начали выходить довольные, улыбающиеся люди. А когда поток выходящих иссяк, внутрь пустили ожидающих отправления пассажиров. Завороженно рассматривая незнакомые лица и необыкновенную конструкцию аэростата, я совсем забыла, зачем пришла.

Когда на крыше почти никого не осталось, в талию со спины вдруг вцепились чьи-то руки.

– Попалась! – зло прорычал на ухо чужой незнакомый голос, и мужчина играючи вскинул меня на плечо так, что из лёгких выбило воздух.

Мощное плечо болезненно вжалось в живот, чужие руки перехватили под колени. Капюшон упал на лицо и загородил обзор. Всё, что я видела – лишь короткую алую косу на спине схватившего меня вилерианца.

Хотела закричать, но вместо этого меня внезапно накрыло приступом кашля.

Незнакомец подхватил мои саквояжи и ловко взбежал по сходням внутрь дирижабля.

– Отпустите! – сдавленно прохрипела я, но похититель лишь саркастично хмыкнул в ответ.

Глава 4. Ещё один путь

Тело скрутило в приступе кашля, такого сильного, что из глаз брызнули слёзы. Меня бы, наверное, вырвало, если бы я хоть что-то ела.

– Поли́н, ты чего? – озадаченно спросил незнакомец, ставя меня на пол.

Он откинул с моего лица капюшон, а потом в шоке воззрился на то, как я пытаюсь выкашлять лёгкие.

– Клар, это кто? – раздался мелодичный девичий голос.

Его обладательница, одетая в идентичный моему синий плащ, смотрела на меня с не меньшим удивлением, чем похититель. Большие вишнёвые глаза широко распахнулись, небольшой ротик изумлённо приоткрылся, шикарная копна коротких бордовых локонов удивлённо торчала в разные стороны.

– Прошу прощения… я… извините… я перепутал вас с сестрой!.. не случайно… то есть не нарочно… – нахмурился похититель.

Слова извинений давались ему непросто, сразу видно было, что бормотать бессвязные просьбы о прощении он не привык. Высокий, худощавый, жилистый, с резкими чертами лица и выразительными глазами в обрамлении длинных ресниц, он сейчас выглядел до того потерянно и поэтому потешно, что я бы посмеялась, но у организма нашлось другое занятие – кашлять.

– Воды, – прохрипела я, и все вдруг бестолково заметались вокруг, мешая друг другу, но стакан мне поднесли, правда, половину расплескали.

Нет, второй раз пить с пола, тем более на публике, я не стану. В жизни есть глупости, которые можно сделать только один раз: взять кредит на свадьбу, поехать на юг автостопом, пойти учиться филологии, купить яхту и начать делать ремонт своими руками. Обычно первого раза достаточно, чтобы понять: это грабли, и танцевать на них, безусловно, весело, но больно.

Пока я жадно глотала воду, пол под ногами вдруг качнулся, а служащий задраил выход. Я растерянно вытаращилась на похитившего меня вилерианца.

– Подождите! Остановите дирижабль! – обернулся он к служащему. – Её же будут искать родственники!

– Не будут, – сдавленно ответила я.

– Не будут. Но остановить дирижабль всё равно нужно. Как бы я ни хотела попасть в Файмарг, денег на проезд… или, вернее, пролёт… у меня нет.

– Так останавливать дирижабль или нет? – посмотрел на меня служащий.

– Да! – выдавила я.

– Нет! Мы возьмём расходы на себя!

Юная вилерианка вдруг пихнула брата под рёбра. Тот издал невнятное «гхы», но ничего не сказал, за что получил полный изничтожающего презрения к своим умственным способностям взгляд.

– Кона, вы хотите выйти? Вас удерживают силой? Требуется сообщить капитану? – взволновался вдруг молодой служащий. – Вы не знакомы с этим мужчиной? Он вас обижает?

Я растерялась. Ситуация получилась какая-то на редкость дурацкая.

– Что вы! Просто произошло недоразумение, – не растерялась Полин. – Брат принял эту милую кону за меня. Представляете, какая очаровательная нелепость? Но раз милая кона всё равно собралась в Файмарг, то мы с удовольствием оплатим её перелёт. И капитана не стоит беспокоить, у него и без того полно дел!

– Боюсь, что свободных кают нет, – извиняющимся тоном ответил служащий. – Простите, кона…

– У меня в каюте две кровати! – уверенно перебила вилерианка и защебетала, подхватывая меня под локоть и уводя подальше от выхода: – Я с удовольствием разделю комнату с вами! Это же замечательная возможность познакомиться! А билет оплатит Клара́с. После того, насколько дурно он поступил, это меньшее, что он может сделать в качестве извинения за свою грубость. Хотя не думаю, что даже в таком случае инцидент будет исчерпан. Надо же такое учудить! Ну не забавное ли совпадение? Вы испугались? Я совершенно растерялась, когда вас увидела. А меня зовут Поли́н, Кларас – мой старший сводный брат. Его отец умер, когда он был ещё маленьким, и тогда мама вышла замуж второй раз, уже за моего отца. И родила меня, а потом ещё четверых младших братьев. Она сейчас снова беременна, и все признаки указывают на то, что будет девочка. Вы представляете? Мы все в предвкушении. Вы уж, пожалуйста, не сердитесь, на Клараса, он очень замечательный, но иногда бывает немного невнимательным. А ещё он любит надо мной подшутить, хотя я всегда ему говорю, что однажды это плохо кончится. К счастью, сегодня не один из таких разов!

Полин сияла, будто только что выиграла в лотерею ценнейший приз, а не непрошенную соседку по комнате.

– А я Лиза, очень приятно, – невольно улыбнулась я, пока она не успела ознакомить меня с родословными всех своих родственников до восьмого колена.

– Лиза! Чудеснейшее из женских имён, что я слышала в этом месяце! Надо обязательно написать об этом маме. Я присылаю ей список всех замечательных имён, что слышу в течение дня, – пояснила она и обратилась к служащему: – Простите, кор, вы не могли бы показать, где располагается наша каюта? У нас заказан номер повышенной комфортности.

– Вы не знаете, где ваша каюта? Вы же сказали, что у вас две кровати, – рассмеялась я.

– Ой, да я почти совсем уверена, что две! – ничуть не смутилась вилерианка.

– Думаю, что правильнее мне уступить свою спальню Лизе, а самому поспать в гостиной. Или с тобой, – нагнал нас Кларас после того, как уладил вопрос оплаты.

– Вот ещё! Тогда от тебя нигде покоя не будет. Нет уж! Я первая предложила. Лиза, не слушайте его. Это по части заклинаний и артефактов он гений, а по жизни… – она вдруг запнулась, лучезарно улыбнулась и добавила: – тоже гений, но в несколько иной плоскости. Зато настоящий красавец. И такой перспективный. Замечательный дом почти достроил, остались сущие мелочи…

– Полин! Я же говорил тебе, что стройку на зиму приостановили, там даже крыша пока только временная… – озадаченно отозвался тоже гений.

Сестра очень выразительно посмотрела на брата, и тот осёкся на полуслове. Ясно. Меня будут безжалостно сватать. Интересно, в той же манере, в какой это делала кона Ирэна? Сначала рауты, потом пощёчины и темницы? Будем надеяться, что не во всех семьях такие малость эксцентричные брачные традиции. Может, у них и на свадьбах что-то весёленькое принято делать? Ноги, там, невесте отрезать? Ну, чтоб сильно не бегала и не пиналась. Хотя виденные мною вилерианки были о двух ногах. Но кто знает? Почки, к примеру, я у них не пересчитывала…

С другой стороны – глупо как-то отказываться от халявного перелёта, что сам плывёт в руки. Опять же, людей тут полно. Если что, буду кричать, кто-нибудь да вступится. Хотя… а вдруг они меня заколдуют?

За этими полными оптимизма и веры в светлое будущее мыслями я не заметила, как мы оказались в самом хвосте дирижабля.

Служащий остановился у двери в каюту и внимательно посмотрел на меня.

– Если вы будете расстроены или почувствуете, что вам требуется защита и помощь, то вся команда в вашем распоряжении, – с придыханием проговорил он.

– Благодарю, кор, – смутилась я и натянуто улыбнулась. – Ничего страшного, просто произошло недоразумение. Даже забавное, если разобраться.

Обстановка немного напоминала вагон: узкий выстланный серой ковровой дорожкой коридор, деревянные лакированные панели, за которыми скрываются небольшие комнатки. Основное различие в том, что комнаты-купе тут располагались по обеим сторонам узкого общего коридора, а в середине дирижабля находился салон с диванами, столиками и небольшим подиумом, на котором музыканты играли для пассажиров лирические мелодии.

Сами каюты состояли из трёх небольших помещений: гостиная и две спальни слева и справа от неё. Общая комната едва ли пять шагов в длину и столько же в ширину, а спальни и вовсе крошечные, но при этом на удивление уютные. Оформлено всё в сдержанных тонах: коричневом, сером, бежевом. Минимум металлических деталей, а вместо стен – перегородки в виде больших ширм, драпированных тонкой серебристой тканью, прекрасно сочетающейся с тёмным деревом.

– Вот видите! – Полин с победоносным видом указала на двухэтажную кровать в маленькой спальне. – Лиза, мы разместимся, как… как… как королевы из сказки! – нашлась она.

Видимо, в её представлении сказочные королевы обитали исключительно в изгнании. Сама комната едва ли насчитывала четыре квадратных метра, но на них размещались кровать, шкаф и вход в крошечный санузел по типу «душ над унитазом». Удобно, можно сразу и голову мыть, и остальные дела делать. Кстати, тут никакого золота не было и в помине, вместо него преобладал какой-то другой металл, напоминающий цветом зеленоватую латунь.

– Благодарю. Если честно, я с радостью приму ваше предложение оплатить проезд, если только это не подразумевает каких-либо ответных услуг с моей стороны, – напряжённо всмотрелась я в лицо вилерианки.

– Нет, что вы, кона! – замахала руками она. – Это только в качестве извинения! Но этого будет мало. Подумать только, брат без спроса взвалил вас на плечо и утащил на дирижабль. Подсудное дело, если разобраться, поэтому мы будем только рады компенсировать вам моральный ущерб, лишь бы вы не сердились. Да, Кларас?

– Да. Именно так, – уверенно кивнул он, следя за мной внимательным взглядом.

– А вы тот самый Кларас, который разработал лёмун? – не сдержалась я от неуместного любопытства.

– Тот самый! – радостно заверила Полин. – Я же говорю: гений!

Гений недовольно нахмурился и одарил сестру предостерегающим взглядом, но та оказалась глуха к намёкам и фонтанировала энергией.

– А теперь завтрак. Вы же будете завтракать? – метнула она в меня взгляд и воскликнула, не дожидаясь ответа: – Я такая голодная! Клар, закажи, пожалуйста, еду. А мы пока переоденемся и освежимся.

Утянув в спальню, Полин предвкушающе на меня уставилась.

– Что? – неловко улыбнулась я в ответ на её кипящее искреннее любопытство.

– Кто вы? Ох, расскажите же скорее! Мне всё интересно! Вы сбежали из клана? От Винра́утов? Или от Мири́нов? Мне не терпится знать! Почему вы путешествуете одна, да ещё и без денег?! Как такое может быть?!

– Нет, я не сбегала. Просто так сложилось. Знаете, я пока не готова говорить на эту тему, если вы не против.

Из надутого детской непосредственностью шарика по имени Полин выпустили весь воздух. Она грустно вздохнула, но тут же воспряла духом и с надеждой предложила:

– Тогда, может быть, завтра расскажете?

Хороший вопрос. Что-то рассказать им всё равно придётся, опять же, слухами земля полнится, а скрыть свои волосы я не смогу. И таким вот нехитрым образом они легко вычислят, кто я такая, сейчас или чуть позже. Лучше самой рассказать свою версию событий, иначе они услышат другую. Есть ли мне до этого дело? Не знаю. Но Полин с её любопытством доскребётся и до мышей, а я своё непонимание мира, его традиций и законов скрыть не смогу.

Я сняла плащ, стянула с головы шапку, убрала их в шкаф и под загоревшимся диким интересом взглядом вилерианки села на нижнюю кровать. С одной стороны, можно считать, что мне повезло, причём повезло очень сильно: меня бесплатно везут прочь от Мейера и свекровища. С другой, понятен интерес Полин, у которой на лице написано: брата срочно нужно женить, если ты, Елизавета Петровна, не успеешь сбежать, то я сделаю это на тебе. Сама виновата, раз бегаешь медленно.

Так рассказывать или нет? И если да, то что?

Видимо, синие волосы произвели на Полин впечатление. Она ошалело меня разглядывала и несколько раз приоткрыла рот, чтобы что-то спросить, но я её опередила.

– Вы позволите? – пришлось отодвинуть её в сторону, чтобы протиснуться к ванной.

Пока мыла руки, подумала, что пока как-то не очень-то хорошо у меня получилось самостоятельно принимать решения и управлять своей судьбой. На троечку. Из ста. Я по-прежнему ощущала себя белкой, что застряла на рогах у лося, пока тот несётся сквозь горящий лес. Вроде бы надо держаться изо всех сил, но интуиция подсказывает: судьба ведёт меня не туда, где я хотела бы оказаться. Умываясь, я старалась не смотреть на себя в зеркало: к рубиновым глазам пока не привыкла, а от созерцания чужого теперь лица становилось дурно.

– А вы?.. – Полин караулила меня у выхода из ванной.

– Пойдёмте завтракать? Я ужас, как голодна, – перебив, честно призналась я, чуть отодвинула вилерианку и вышла из спальни в гостиную. – Кстати, питание на борту входит в цену билета или оплачивается отдельно?

– Входит, – ответила Полин. – Так откуда вы?..

– Чудесно! Спасибо вам за разъяснения, – улыбнулась я.

Кларас не только сходил за завтраком, но и расставил принесённые тарелки с едой на бежевой скатерти. Я подошла к столу и потянула на себя спинку массивного деревянного стула, а тот неожиданно легко отъехал в сторону – я чуть не свалилась вместе с ним, едва не потеряв равновесие.

– Первый раз на дирижабле? – понимающе улыбнулся Кларас. – Здесь мебель делают из ратта́на, это очень прочная, но при этом легчайшая древесина.

– Буду знать, – неловко улыбнулась я, садясь за стол.

– Спасибо за замечательный завтрак, Клар! – поблагодарила Полин, устраиваясь на соседнем стуле. – Брат у меня очень заботливый. И внимательный. И добрый.

– Полина́да, ешь, – прервал он поток комплиментов, и девушка сморщила нос, а затем обиженно уткнулась в свою тарелку, но хватило её молчания ненадолго.

– У вас такой замечательный цвет волос! – воскликнула Полин секунду спустя и поёрзала на стуле. – Я даже не знала, что такой бывает! Тем более в Вилерии!

– Думаю, что наша внезапная компаньонка не вилерианка, – осторожно заметил Кларас.

– Но как?! Не может быть! – аж подпрыгнула на месте Полин, всем корпусом разворачиваясь ко мне.

– Насколько мне объяснили, всё-таки уже вилерианка, – тихо ответила я.

Полин, почуяв копчёный запах невероятной истории, вцепилась в меня взглядом, как собака в кусок сала. И теперь было понятно, что она не отстанет, пока не получит ответы. Хотя, вероятно, и после этого не отстанет.

Я поковыряла омлет, отхлебнула горячего чая и сказала:

– Вы всё равно не поверите в мою историю и будете думать обо мне плохо.

– Ну что вы! – воскликнула Полин и прижала руки к груди, всем своим видом обещая до конца своих дней думать обо мне только хорошо, а если я расскажу всё прямо сейчас, то и вовсе прекрасно.

– Если у вас возникли трудности, мы можем помочь с ними разобраться, – проговорил Кларас. – Я слышал, что в семье Феймин появилась невестка с синими волосами. Сама принцесса Гленнвайсская. Но не слышал, чтобы кто-то из Фейминов женился.

– Если вы дадите слово никому не передавать то, что я расскажу, и помочь мне разобраться, то я согласна с вами поделиться. В конце концов, я не сделала ничего плохого и сама не понимаю, что именно случилось.

– Слово Клара́са Норда́на Листамату́ра Да́рлегура, что всё рассказанное вами не выйдет за пределы этой комнаты. Полин?

– Слово Полинады Форвитни́р Листаматур Дарлегур, что я всё сохраню в секрете, – с готовностью пообещала она и под тяжёлым взглядом брата добавила: – И даже маме не расскажу!

– Хорошо, только сначала ответьте, пожалуйста, на один вопрос. Как вы умудрились нас перепутать? – обернулась я к Клару.

– Сам не знаю. Проводил Полин в дирижабль и спустился, чтобы купить ей сока.

– Я ужасно захотела э́плевого сока, – кивая, вклинилась в разговор Полин, – хотела сама пойти купить, пока дирижабль не ушёл. И карамелек. И крендельков сахарных. Там ларёк с соками и сладостями прямо на площадке есть. Но Клар не дал. Сказал, что сам купит.

– Но если бы он опоздал на дирижабль? – удивилась я такой беспечности.

– Ой, ну что вы! Они же не отчаливают, пока все пассажиры не зайдут, – заверила она.

– Так вот, я вышел купить сок, расплатился, оборачиваюсь – стоит сестра. Я рассердился. Говорил же ей не сходить с дирижабля. Я конфеты и покупки рассовал по карманам и решил её припугнуть, чтобы слушалась. Схватил и нарычал. А дальше вы знаете… – очень по-земному развёл руками Кларас. – Ещё раз извините.

– Он меня вечно так пугает! – пожаловалась сестра.

– Потому что ты вечно не слушаешься! – резонно возмутился брат.

– Я слушаюсь, но медленно… и избирательно, – надулась она.

– А должна слушаться быстро и беспрекословно! – сурово сказал Кларас. – Разбаловал тебя Форви́т.

– Это уже проблема моего будущего мужа, – насмешливо отозвалась вилерианка и задорно задрала нос.

– Да с таким характером мы тебе его даже на Вилерии не найдём, – беззлобно поддел брат, хотя видно было, что сестру он любит и совершенно так не считает.

– Ладно, это сейчас не важно, – опомнилась Полин и выразительно посмотрела на меня. – Вы обещали поведать нам свою историю!

А я что? Взяла и рассказала, что со мной произошло, естественно, за минусом части о заботе, которой меня окружило свекровище. Имени Мейера тоже называть, конечно, не стала, но они и сами прекрасно догадались.

– Но этого же совершенно, ни за что, никак не может быть! – воскликнула Полин, ища глазами поддержки у брата. – Это просто никак не укладывается в голове. Если только кто-то ночью проник, пока вы болели… Но нет, это тоже невероятно. Вилерианцы не насилуют женщин, это для них чистое самоубийство. Все мужчины дают магические клятвы на жизни, что никогда не изнасилуют женщину. Все! Иначе мир бы погрузился в полнейший хаос.

– Очень странная история, – признал Кларас. – И я бы в неё ни за что не поверил, если бы не одно большое «но».

Мы с Полин синхронно повернулись к нему и уставились во все глаза. Он же неторопливо налил себе травяного отвара в кружку и сделал медленный, нарочито вальяжный глоток, наслаждаясь нашим вниманием.

– Клар, иногда прям прибить тебя охота! Не томи! – возмутилась Полин.

– Дай сосредоточиться, ты меня сбиваешь с мысли.

Кажется, ни с какой мысли никто его не сбивал, просто косатому вилерианцу нравилось дразнить сестру. И меня заодно. Мы обе сидели как на иголках и ждали, пока он заговорит.

– Клар! – не выдержав, вспылила Полин и порывисто вскочила с места. – Говори уже!

Глава 5. Нравоучения от тоже гения

– Полин, вот всем ты хороша, но терпения у тебя нет совершенно. Надо его тренировать, – плавно откинулся на спинку стула старший брат и с невинным видом посмотрел на кипящую от любопытства сестру.

У меня терпение было, и в достаточно большом количестве, но если дело дойдёт до рукоприкладства, и Полин начнёт Клараса лупить по самодовольному лицу, то я не просто не стану осуждать, я ей даже немного помогу. И чайник подам, чтобы она прямо чайником его, чайником…

Видимо, Кларас догадался о наших кровожадных мыслях и решил не испытывать судьбу, поэтому наконец заговорил:

– Начну с того, что я на месте Мейера сделал бы те же самые выводы. Рассказанное вами, Лиза, настолько противоречит всему, что нам известно о вилераде, что проще и разумнее верить в то, что вы лжёте. Я бы и сам сейчас так решил, если бы не одна строчка, на которую наткнулся несколько лет назад. Уж не помню, зачем я полез в сборник научных трудов вирусологов, но взгляд зацепился тогда за фразу: «вероятность передачи вилерады через кровь настолько исчезающе мала, что ею можно пренебречь». Даже столько лет спустя я помню почти дословно, потому что очень сильно меня тогда этот пассаж удивил. Я даже отложил вопрос, над которым работал, и принялся искать информацию по этой теме, но нашёл лишь старые притчи и одну отсылку на книгу, которой у меня не было. А в дальнейшем как-то не сподобился её купить. Тем не менее, если Витту́р Фраеди́н сформулировал именно так, значит, на руках у него были некие доказательства. Он очень серьёзный учёный, и словами не раскидывается.

– Мы можем связаться с этим Виттуром Фраедином? – загорелась я.

– Он уже давно мёртв, к сожалению, – сочувственно посмотрел на меня Кларас. – Но есть и хорошая новость.

– Да ладно, вот это неожиданность, – задумчиво пробормотала я.

Кларас улыбнулся и продолжил:

– В Файмарге находится несколько лучших университетов континента. Он вообще считается городом студентов. Так что можно попробовать собрать материалы в библиотеках и поговорить с профессорами. Если вы говорите правду, то это интереснейший случай для научного исследования. Проблема только в том, что никто не станет им заниматься, пока вы не сможете дать клятвы. Всё-таки пока что ваша история звучит максимально неправдоподобно, да и мотив у вас имеется.

– И какой же у меня имеется мотив? – возмутилась я.

– Мейер происходит из очень обеспеченной семьи. Если предположить, что заразил вас обычный служащий, которому в пару досталась бы переселенка нескоро и… ну, скажем так, любая, то понятно желание сделать вид, что никакой связи не было, а заразил вас всё-таки Мейер, пусть и таким нетривиальным способом. Я только теоретически излагаю, – поднял он ладони в воздух под моим взглядом. – Лично я предпочитаю вам верить, потому что всегда интереснее, когда происходит нечто необычное. В обыденности нет места для научного прорыва, новых теорий и пересмотра всего сложившегося багажа знаний, а ведь это очень полезно обществу. Если удастся доказать, что вилерада передаётся через кровь, да ещё и таланнкам, то это всколыхнёт умы и будет во всех новостях.

Я сделала несколько глотков чая, который перестоял и начал горчить. Взглянула за окно, где плыли пышные облака с кружевными боками. Посмотрела на Клараса, в глазах которого горел интерес, пусть совсем не такого свойства, как у Полин, но всё же.

– Я рада, что вы меня случайно прихватили с посадочной площадки. Ваши слова дают мне надежду, тем более что не всё так просто, есть ещё несколько деталей, которые могут иметь значение, но я не могу их открыть, так как связана клятвой.

– Не удивлён, вы же принцесса, было бы странно, если бы за вами не стояла хотя бы парочка тайн, – кивнул красноволосый вилерианец.

В том-то и дело, что я вовсе не принцесса, но говорить об этом нельзя. Надо как-то подтолкнуть их к тому, чтобы догадались сами.

– Кроме того, сама я бы ни за что не смогла оплатить проезд.

– Глупости! – воскликнула Полин, радостно уцепившись за возможность вступить в беседу. – Стоило бы вам объявить, что вы нуждаетесь в билете и компании за обедами, как тут же выстроилась бы очередь из желающих не только оплатить перелёт, но и исполнить другие ваши прихоти. Обычно девушки такие знаки внимания не принимают, если у них есть семья. Но в вашем случае подобное никто бы не осудил. Запомните, Лиза, вы – одинокая вилерианка. Вам можно всё. Ну или почти всё.

– Полин, вот в этой вседозволенности и кроется корень всех бед! – сложил руки на груди её брат. – Скоро чистокровных вилерианок вообще перестанут брать замуж, потому что вы слишком капризны и избалованны. Это факт.

– Переселенок на всех не хватит, – фыркнула в ответ Полин.

– И что? Уже сейчас довольно много парней, которые отказываются от самой идеи брака, потому что он слишком обременителен. И ты должна понимать, что другой человек не родился для того, чтобы исполнять твои прихоти, у него есть свои интересы и цели. А ты ведёшь себя так, словно само право касаться тебя – нечто сакральное. Будешь потом возмущаться, как Хеймса.

– Не надо сравнивать меня с Хеймсой! – вскинулась Полин. – Она – совершенно избалованная истеричка.

– Именно, Полинада. Именно.

Девушка сердито надула губы, глядя на брата.

– Я себя так не веду!

– Да неужели? А кто вынудил меня бросить все дела и везти себя в Файмарг «прогуляться», – насмешливо заломил бровь брат.

– Скажешь тоже! – фыркнула сестра. – Если бы ты не хотел, то и не поехал бы, уж мне-то можешь не рассказывать. А я просто хотела немного развеяться, пока мама ещё не родила, потому что потом будет не до того. И вообще. Путешествия полезны и замечательны новыми впечатлениями и знакомствами, – она выразительно указала глазами на меня.

– Это не отменяет того, что желанием ехать я не горел. Просто все тебе уступают, Полин, вот ты и привыкла так жить. Жду не дождусь, когда ты влюбишься в какого-нибудь парня с сильным характером, вот тогда придётся поумерить не только пыл и запросы, но и градус эмоций. Ты уже не подросток, но ведёшь себя именно так.

Мне стало неловко от этой семейной сцены, но во многом я была с Кларасом согласна. Вседозволенность негативно сказывается на характере, Лалисса Гленнвайсская тому отличная иллюстрация.

– Ты своими нравоучениями скуку можешь навести на кого угодно, – задрала нос Полин. – И вовсе я не веду себя как подросток. Подумаешь, захотела сока, я сама планировала за ним сбегать. Это ты сначала ничего не разрешаешь мне делать, а потом сердишься, что пришлось всё делать самому. По-твоему, я должна сидеть в углу молча и ничего не хотеть, лишь бы тебе не доставлять неудобств? И почему это ты не считаешь эгоизмом со своей стороны?

– Я не о соке сейчас говорю, а вообще.

– А ты давай, приведи конкретные примеры, где я себя вела истерично и избалованно за последний год. Выискался тут учитель этики, посмотрите на него, – припечатала Полин.

Судя по сузившимся глазам брата, примеры он отчаянно пытался найти, но не нашёл.

– То-то же! – торжествующе заявила Полин. – А поехать я могла и с Унгу́ром. Он хотя бы не такая книжная зануда, как ты. Ты сам не разрешил!

– Да вы вместе натворили бы таких глупостей!..

– Повеселились бы! А теперь только и можно делать, что по линеечке ходить. Зануда ты, – резюмировала Полин, гордо вздёрнув подбородок, а потом взглянула на меня и тут же переобулась в воздухе: – В том смысле, что очень вдумчивый и умный. И с твоими размышлениями я почти совсем согласна. И человек ты замечательный.

На лбу у неё при этом большими буквами было написано «НЕТ!», но выглядело это всё настолько мило, что я лишь устало улыбнулась. Захотелось прилечь и дальше слушать их перебранку из горизонтального положения, желательно с закрытыми глазами.

– А почему при наличии порталов вы путешествуете дирижаблями? – решила сменить тему я, отгоняя сонливость.

– Очень просто. Для активации портала требуется колоссальное количество энергии, потому что Вилерия начинает со страшной скоростью потреблять любую силу, которая выплёскивается в эфир. Поэтому мы строим порталы в местах, где естественный магический фон чуть выше, обычно в горах, там магия накапливается. Активировать порталы имеет смысл только для больших групп, для сотен человек. Иначе – трата магии получается неоправданная. Индивидуальные порталы мы можем открывать только в других мирах, тут – в Вилерии – это мало кому под силу. А если и под силу, то потом есть риск умереть от перерасхода этой самой силы. Арки нам для того и нужны, чтобы быстрее и проще стабилизировать заклинание и тратить меньше энергии. Проекты арок между столицами и крупными городами есть, думаю, однажды внутренние порталы тоже появятся, но мы пока работаем над технологией. При текущем уровне развития науки это нерентабельно.

Длинная речь Клараса убаюкивала не хуже снотворного. Мне было очень интересно, но при этом спать захотелось так, что я с трудом удерживала вертикальное положение.

– А ещё с дирижабля открываются замечательные виды! Особенно когда будем над горами пролетать. Тебе понравится, точно говорю, – заверила Полин.

– А все умеют колдовать? Я тоже сумею, когда сила стабилизируется? – спросила я у Клараса.

– Будет зависеть от вашего организма, но слишком оптимистичных прогнозов я бы не давал. С подпиткой Мейера, если она вам подходила, адаптация прошла бы куда быстрее, а сейчас организм будет отдавать все силы на то, чтобы просто выжить. Вам нужно больше есть и спать, Лиза, потому что иначе может начаться истощение, – ответил он.

– А ты не можешь её подпитать? Или я? – взволнованно распахнула глаза Полин.

– У тебя у самой сил мало, а я мог бы попробовать, но пока что оно того не стоит. Если Лизе станет нехорошо, тогда мы начнём шевелиться, а пока лучше не вмешиваться в естественный ход вещей, мы же не знаем, подходит ей моя магия или нет. Если бы точно знали, что подходит, тогда я бы первый предложил это сделать. Но в противном случае есть риск навредить.

– Ясно. То есть надо справляться самой. На что-то подобное я и рассчитывала. Кстати, почему связь между мной и Мейером не образовалась? – спросила я, зевнув.

– Очень сложный и интересный вопрос. Факторов сразу несколько. Во-первых, мы вообще не знаем, образуется ли она при заражении через кровь. Данных нет. Во-вторых, вы держитесь молодцом, но на самом деле очень слабы. Возможно, на связь просто нет магических сил. В-третьих, связь возникает при регулярном обмене энергией, так что у вас с Мейером её и не будет. Вы же энергией не обмениваетесь. Лиза, я понимаю, что у вас много вопросов, но сейчас вам лучше пойти поспать. Мы с Полин не будем шуметь. Не стоит истощать и без того невеликие ресурсы тела. Вы чудом пережили оборот, не нужно испытывать судьбу второй раз. Поели? Идите поспите.

Я действительно осоловела от еды. Сонливость накатила с такой силой, что я всерьёз рассматривала вариант уснуть в омлете. Если так разобраться, то он в этом плане ничем не хуже салата.

– Прошу прощения, но я и правда вынуждена вас покинуть. У меня выдался на редкость напряжённый день… то есть утро… то есть ещё прошлый день… – запуталась я. – В общем, пойду вздремну. Благодарю за компанию и очень рада нашему знакомству.

– Мы не будем вас беспокоить, отдыхайте, – улыбнулся Клар. – Приятных снов.

Полин хотела что-то добавить, но под суровым взглядом старшего брата сникла и лишь улыбнулась, провожая меня взглядом. Стоило двери в каюту закрыться, как из гостиной донёсся шуршащий приглушённый шёпот, но вслушиваться не было сил.

Я сняла обувь и кофту, выглянула за окно, где вдалеке похожие на северных кошек облака обнимали горы мягкими пушистыми лапами. Забралась под одеяло, закрыла глаза и отключилась, словно кто-то перещёлкнул тумблер.

Спала крепко и без сновидений.

Глава 6. Крестовый поход

Проснулась, как и положено порядочной гулящей от жениха девице, на закате, к ужину. Вроде физически чувствовала себя получше, но почему-то на душе было так тошно, что аж кюхельбекерно. Накатила обида на весь мир и особенно на судьбу. Горько, что я теперь навсегда оторвана от семьи. И сразу вдруг вспомнилась мелкая. По ней я почему-то больше всего скучала, хотя она и доводила порой до белого каления. Это сейчас она уже человечек со своими мыслями и идеями, а несколько лет назад она иногда смешно замирала на месте и говорила: «Бдя-бдя», и если я на этот сигнал не успевала среагировать мгновенно, то чаще всего бдя-бдя случалось в штаны. А потом, года в четыре, она однажды расколола мои любимые тени, а когда я пришла гневаться и ругаться, выразительно посмотрела на меня и сказала: «Лиза, давай лучше не будем об этом, я не готова сейчас на это тратить нервы».

Я мысленно повторяла себе эти слова раз за разом, но легче не становилось. И даже на Мейера злиться толком не получалось. Вообще, уходят, хлопнув дверью, не чтобы уйти, а чтобы догнали. А получается, что меня Мейер теперь догнать никак не сможет, и от этого почему-то становилось ещё горше на душе. И ведь до чего хорош, гад! Даже в такой ситуации вёл себя благородно. Повёл бы себя, как его мамаша, я бы сейчас так не мучилась, а мысленно помоями его поливала, занимаясь глубоким саможалением. А Мейер ещё и защищал. Надо было хотя бы записку ему оставить. Он же будет волноваться. Или не будет? Я совсем потерялась и в своих, и в его чувствах.

А ещё начало казаться, что я схожу с ума. Даже слезла с кровати и потрогала окно. Холодное. И пейзаж за ним вроде как настоящий, хоть и красивый до нарочитости. Снаружи дико воет ветер. Дирижабль болтает гораздо сильнее, чем вчера. И вроде всё настоящее, но ощущения такие, словно кукуха уже торчит из уха, готовясь улететь на вольные хлеба волю хлебать, и только тараканы в голове её пока удерживают за хвост.

Полин в комнате не было, из гостиной доносились неразборчивые звуки тихого разговора. Умылась, не глядя в зеркало, почистила зубы и вышла к своим попутчикам.

– Мы вас не разбудили? – встревожилась Полин.

– Нет, что вы. И давайте уже перейдём на «ты»? Думаю, что нам ещё не один день лететь вместе, так что это было бы правильнее…

– С удовольствием! – обрадовалась Полин. – Ох, как же мне не хватало подруги!

Я невольно замерла, вытаращившись на вилерианку. Нет, настолько на «ты» я переходить как-то не планировала. Но Полин лучезарно улыбалась, всем своим видом показывая, что моё возможное нежелание дружить её никак не остановит и ничем не помешает. Так невольно начнёшь проникаться словами Клараса про необходимость перевоспитания.

– Разве у тебя нет подруг? Ведь не настолько же мало вокруг вилерианок, – сказала я, садясь за стол. – Мейер говорил, что рождается где-то одна на пять мужчин. Не катастрофично…

– Это очень старые и очень оптимистичные подсчёты. Когда-то в Дарлегуре так и было. За несколько лет до моего рождения, – сказал Кларас, откинувшись на спинку стула. – С тех пор это соотношение укрепилось в сознании, хотя это был лишь один год на фоне нескольких менее урожайных, если можно так сказать. А сейчас одна новорожденная девочка приходится на двенадцать мальчиков. И, вероятно, ситуация будет ухудшаться. Девушек возраста Полин в клане не так много, а те, что есть, не всегда… как бы сказать… располагают к тому, чтобы с ними дружить.

В маленькой гостиной ненадолго повисла тишина, и оттого слышнее стали завывания ветра снаружи. Показалось, что даже похолодало в помещении, захотелось поджать ноги и завернуться в тёплый плед.

– И глава клана скрывает реальную статистику? – осторожно спросила я.

– Нет. Никто ничего не скрывает. От неё, как бы это сказать, отмахиваются. Сейчас соотношение один к пяти действительно сохраняется, включая женщин всех возрастов и учитывая переселенок, уже перенёсших вилераду. Так что числа вроде бы не лгут, но искажают картинку. Вот только если начать трубить о том, насколько мало рождается девочек, начнутся волнения. Обеспечить постоянный и стабильный приток переселенок не так-то просто. Некоторые расы имунны к вилераде, и при этом не выживают в Вилерии. Некоторые плохо переносят болезнь, и приводить женщин из тех миров категорически запрещено, ведь выживаемость там всего около тридцати процентов. К примеру, среди таланнок она стремится к ста. А ты выжила, даже несмотря на то, что заразившего тебя вилерианца не было рядом, хотя это – исключение из правил, и тем уникален твой случай. Возможно, тот факт, что ты обладала мощным даром…

– Я не обладала никаким даром, – перебила я Клараса.

Он удивлённо выгнул бровь, недоверчиво меня разглядывая. Не верит?

– Допустим, – с явным сомнением протянул он. – Не важно, почему ты выжила, но хорошо бы изучить твой случай. Сдать образец крови для исследований.

– Твоих?

– Нет, я специализируюсь на артефактах. Вопрос вилерады меня волнует лишь в той мере, в которой он стоит перед каждым вилерианцем: когда до меня дойдёт очередь ухаживать за девушкой, я хочу со своей стороны сделать всё, чтобы она легко перенесла болезнь и прошла процесс адаптации.

– Кстати, а когда подойдёт твоя очередь? Разве учёных не должны поощрять особым образом?

– Не всех и не всегда.

– А как же быть тем, кому досталась переселенка, но их магии не совпали?

– Они возвращаются в список на верхние позиции. У наместника главы клана, моего дяди, есть копия точного списка, свой номер в котором знает каждый вилерианец. Мой другой дядя, глава клана Дарлегур, регулярно присылает обновления. Из очереди автоматически выбывают те, кто женится. Особенно везёт тем, кого выбрали вилерианки. Многие не особо заботятся о своей позиции в списке, рассчитывая на это, но проще дослужиться до права на ухаживание за переселенкой, чем добиться взаимности от одной из переборчивых вилерианок.

– Погоди, я совсем запуталась в ваших родственных связях, – нахмурилась я. – Ты – двоюродный брат Мейера, но твой отец погиб. Аннард – тоже двоюродный брат Мейера и сын главы клана.

– Сын наместника главы клана Дарлегур в Листаматуре.

– Главы города, – подсказала Полин, которой молчание давалось особенно тяжело. – А глава всего клана живёт в Дарборге, это столица клановых земель.

– Сколько же братьев в этой семье?

– Шестнадцать, – огорошил меня Клар. – И ещё две сестры. У нас большие семьи, потому что вилерианки живут долго, роды им даются довольно легко, а детей обожают все. Ты пока ещё не осознала всех преимуществ своего нового положения, но, поверь, они есть, и их много. Долголетие, выносливость, магический дар, физическая сила, отменное здоровье…

– Но и цена за это очень высокая, – глухо ответила я. – Я никогда не смогу вернуться к семье. Не смогу жить привычной жизнью…

– Лиза, – воскликнула Полин, – у тебя появятся новые привычки и дела. Новая жизнь, и даже лучше старой! Сколько я разговаривала с переселенками, ни одна не пожалела, что оказалась тут. Да, иногда бывает тоскливо, но это быстро проходит. А там и свои детки пойдут, а они всем только в радость. Даже мальчики.

Вот от этого бесхитростного «даже мальчики» стало окончательно грустно. А ведь папа всегда хотел даже мальчика. Но получились только четыре девочки.

Дирижабль слегка качнуло, а в боковую стенку ударил яростный порыв ветра.

– Ну и погодка! – недовольно глянула за окно Полин. – Так нас точно с маршрута сдует!

Я тоже посмотрела наружу. За окном стремительно темнело, а буря разгулялась не на шутку и даже не на афоризм – болтало уже ощутимо. Я сбилась с мысли, когда очередной порыв ветра попытался высадить окно и забраться внутрь.

– Кларас, ещё в Таланне мне говорили, что вилерианцы забирали женщин с детьми… Зачем вам дети и как вы их собирались заражать?

Полин звякнула чашкой с отваром о блюдечко и напряжённо замерла на месте.

– Дети… – тяжело вздохнул Кларас. – Это очень спорная и тяжёлая тема. По последнему распоряжению главы изготовили несколько десятков образцов сыворотки, чтобы испытать. Многие с таким решением не согласны. Единственное, что я могу сказать, так это то, что сыворотку готовили и проверяли очень тщательно. Насколько мне известно, первые испытания прошли успешно. Перед моим отъездом как раз обсуждали отчёт. Все девочки пережили заражение и уже идут на поправку.

– И как же теперь? С кем они связаны?

– С младшими сыновьями главы клана и его приближённых. Старались подбирать мальчишек так, чтобы возраст был уже достаточно сознательный, но при этом разница в годах с будущей невестой не слишком большая. Не переживай, эти девочки будут расти с матерями, в заботе и любви. Никто не занимается изуверствами. А традиция заключать браки наследников едва ли не с рождения есть во многих мирах и культурах, так что и тут мы ничего нового не изобрели.

Полин принялась наливать мне травяной чай, в этот момент дирижабль качнуло, и бледно-янтарная капля упала на белое блюдечко. Вилерианка недовольно фыркнула, вытерла её салфеткой и пододвинула ко мне поближе мисочку с конфетами и цукатами, стоявшую на столе.

– Спасибо! – тихо поблагодарила я, опустив глаза в чашку. – Отчего же тогда споры, если с девочками всё будет хорошо?

– Многие предлагают брать беспризорниц. Мол, если девочку привели с матерью, то в случае смерти одной из них другая вряд ли оправится и забудет это. Но есть и возражения. Многие боятся возникновения легализованного сексуального рабства, появления множества девочек, которые будут полностью зависимы от своих покровителей. Взрослые женщины менее уязвимы. Но дело даже не в этом. Просто в нашей культуре маленькие девочки – символ хрупкости, ценности жизни. Дочь – это счастье для каждого мужчины. И сейчас у многих консервативно настроенных вилерианцев возникает чувство, что учёные покусились на святое. Проводят эксперименты над беспомощными малышками…

– Хотя всё совсем не так! Во многих мирах, откуда клан сейчас планирует эвакуировать девочек, с ними обращаются в сотни раз хуже! – уверенно вклинилась в разговор Полин.

– Пока у нас переломный момент. Практики слишком мало, опыта недостаточно, как и данных. Возможно, это станет спасением Вилерии, а возможно – чёрным пятном на нашей биографии, – без присущего сестре оптимизма закончил Кларас.

– Но разве не проще модифицировать сам вирус? Или даже вылечиться от него? Тогда всё вернётся на круги своя…

– Ты что! На это никто не пойдёт! – горячо заговорила Полин. – Во-первых, магия. Никто не согласится потерять способности. Во-вторых, мы не знаем, способны ли мы теперь выжить без вилерады. Может же и такое случится, что, вылечившись, все умрут. Или выживут лишь единицы. Или станет ещё хуже! В-третьих, дети… Ты, конечно, не знаешь нашей истории, но до появления вилерады у нас такие трагические случаи бывали, просто жуть! Я читала воспоминания одной коны, что жила в те времена. Текст очень архаичен, но эмоции… Она похоронила восьмерых детей! Восьмерых! Они все родились слишком магически слабыми, чтобы выжить. Тогда она записала свою историю и приняла яд. Эта повесть «Девять шагов в бездну» – одна из главных книг Вилерии. Да, наше общество неидеально, но мы хотя бы больше не хороним детей.

Вишнёвые глаза девушки сверкали убеждённостью, и она искренне верила в то, что говорила. И верно, слишком самонадеянно было бы думать, что за сотни лет лучшие умы Вилерии не нашли решения, а одна деловая попаданка Елизавета Петровна, внезапно свалившаяся им на головы, сможет. Такое только в глупых книжках бывает, а если я свою напишу, то она будет умная. Наверное.

– Полин, не распаляйся. Лизу сейчас лучше не волновать, а поддерживать. Ей пришлось нелегко. Давайте я схожу за ужином, а вы пока поболтайте о чём-то девичьем и желательно жизнеутверждающем, – поднялся Кларас с места. – Есть особые пожелания?

– Да, – встрепенулась Полин и затараторила: – Мне эплевого сока, ягодного джема и булочек с творогом, если будут. Если нет, то просто каких-нибудь сладких булочек. И… и… нарезку фруктовую.

Кларас вопросительно посмотрел на меня.

– А я буду то, что дают.

Когда её брат ушёл, Полин перевела полный нерастраченного энтузиазма взгляд на меня. Я была категорически не в том состоянии, чтобы на меня этот энтузиазм растрачивали, да ещё и настолько активно, но и бежать было особо некуда.

– Полин, скажи, а волосы у меня теперь будут бордовые расти? – спросила я, чтобы направить её пыл в нужное русло.

– Ну да. Но зависит от твоего естественного цвета. Чем светлее оттенок, тем ярче будет цвет.

– Так… а в Вилерии есть краски для волос?

– Есть, конечно! Но ты же не будешь закрашивать этот потрясающий синий? Ты что? Он же как раз в цветах клана Дарлегур.

– А я разве принадлежу к клану Дарлегур? – вскинула брови я. – Насколько я помню, меня в доме Мейера не особо рады были видеть.

– Лиза, ну ты пойми, что ситуация очень непростая. Если удастся доказать, что ты заразилась через поцелуй, то они тебя обязательно простят! – заверила Полин.

– Простят? – хмыкнула я. – Не помню, чтобы я сделала хоть что-то, требующее прощения. А мать Мейера… – я запнулась, подбирая слова.

– Лиза, пожалуйста, только не сердись, – Полин не стала ждать, пока я закончу фразу, – но и кону Ирэну можно понять. Она поторопилась представить тебя как невестку, но ты не представляешь, как она была горда за сына. Мои родители тоже хотели на ужин попасть, но она ограничила круг приглашённых специально, чтобы тебя не смущать, и отзывалась о тебе исключительно восторженно. А потом ты заболела вилерадой. Ты хоть представляешь, каково ей было выхаживать тебя, зная, что ты изменила Мейеру? Хоть это и предписано законом, но всё равно тяжело. Ведь теперь только и разговоров будет о том, что невеста Мейера предпочла другого.

– Каким законом? – заинтересовалась я.

– Ну как же. Закон об оказании помощи переселенкам, заболевшим вилерадой, – широко распахнула и без того большие глаза Полин.

– А что это за закон? И что он гласит?

– Что в случае, если больная вилерадой девушка остаётся без поддержки заразившего её мужчины… ну, например, если его убили, то окружающие обязаны оказать содействие, пригласить лекаря, как-то облегчить страдания… и смерть, – скомкано закончила Полин и тут же переключилась: – Но тебе-то повезло! Видишь, кона Ирэна хорошо о тебе позаботилась, несмотря ни на что.

От бессилия захотелось заорать на невинно хлопающую глазами Полин, хотя понятно было, что она совершенно ни при чём. Просто эти проклятые клятвы! Чтоб я ещё хоть раз дала хоть одну! Не дождутся!

Штормовой ветер снаружи был созвучен моему настроению. Настоящая буря природного негодования и холодного неистовства. Ветер пригнал тёмные тучи, что затянули небо и швыряли в нас горстями снега, похожего на крупную соль.

– Не было никакого лекаря, – зло процедила я, надеясь, что не сдохну из-за такой откровенности.

Спойлер: не сдохла.

– Ну как же. Не может такого быть. Наверное, ты просто в беспамятстве была и не помнишь, – возразила Полин.

– Не настолько, чтобы не заметить, что лекаря никто не приглашал.

Полин замолчала, переваривая информацию.

– Ладно… – недоверчиво протянула она наконец. – Не было лекаря, но сама-то она тебя выхаживала. Иначе как ты выжила?

– Вопреки всему выжила. Но закон интересный. А что бывает за его нарушение?

– Если честно, не знаю… – потупилась вилерианка. – Надо свод законов смотреть или у судей спрашивать. Я в этом не разбираюсь, да и случай-то такой редкий, я даже не знаю, что полагается за такое нарушение…

– А знаешь, мне пришла в голову одна шикарная мысль. Да. Просто чудесная.

– Какая? – тут же оживилась Полин.

– Сейчас Кларас придёт, и я с вами поделюсь, – коварно улыбнулась я.

Ну что ж, кона Ирэна, начнём сведение счетов. А то вы, вероятно, считаете, что ваша жестокость сошла вам с рук. Нет. Раньше у меня не было конкретной цели, я просто пыталась выплыть из бурлящего потока событий живой. А теперь цель появилась: заставить вас заплатить за то, что вы сделали. И маленький шажочек к ней я совершу уже сегодня.

– Да, Клар в этом плане незаменим. Очень умный, начитанный, вдумчивый, – оседлала любимого эльга Полин. – Уж он-то любит до истины докопаться, где бы она ни была зарыта.

– Полин, расскажи, пожалуйста, про краску для волос. Сложно ли её купить и применить? – сменила тему я.

– Да нет, не сложно, отчего же. Хоть в Граенгатте можно купить во время остановки.

– А ты сможешь сделать мне большое одолжение и купить её? У меня денег совсем нет.

– Конечно, могу. Могу и покрасить! – загорелась она.

– А ты уже когда-нибудь красила кому-то волосы? – скрывая скепсис, уточнила я.

– Нет, но не думаю, что это так уж сложно. Какой ты хочешь цвет?

– Поближе к натуральному, чтобы отрастало незаметно, – решила я.

Полин, как самая очаровательная и деятельная на свете макака, тут же полезла ко мне в голову, чтобы понять, какой цвет там будет отрастать. Бьюсь об заклад, что таких радужных корней ещё ни один парикмахер не видел. Плавный переход из синего в русый, а потом ещё и бордовый отрастать начнёт. Любой колорист бы оценил.

– Да? Но так жаль… я ни разу таких волос ни у кого не видела! Ты с ними такая яркая и необычная! И в цветах клана, опять же.

– Про это я спрошу у Клараса. Не могу сказать, что горю желанием принадлежать хоть к какому-то клану.

– Это ты зря. Дарлегур – самый лучший клан. Хотя… если ни к какому не принадлежать, то цвета можно носить какие угодно.

– А что, какие-то цвета нельзя носить? – удивилась я.

– Ну да. У каждого клана свой цвет. Есть базовые – серый, бежевый, коричневый, чёрный. Их носят все как основу. А сверх того одеваются в цвета клана. Дарлегуры в синий, Винрауты в бордовый, Граенны в салатовый, Мирины в тёмно-зелёный или болотный.

– Я точно помню, что видела кону Ирэну в цвете индиго. Скорее даже фиолетовом, чем синем.

– Ой, ну если дома, то ничего страшного, кто же запретит, – махнула рукой Полин. – Но всё равно лучше выбирать схожие оттенки. И потом, Фолубла́ты, клан, что носит фиолетовый, живут аж на другом материке, так что можно. Вот зелёный точно нельзя было бы надевать. Или красный. Это уже чересчур. Я себе такое красивое платье купила, цвета бондаро́сов, но родители запретили носить, так и лежит.

Я как раз хотела спросить, что за цвет такой бондаро́сы, но тут вошёл Кларас с двухэтажным подносом, заставленным посудой так, что тарелки аж выступали с боков. Под недоумённые взгляды сестры и особенно брата, я вскочила помочь, но меня тут же припечатал его уверенный голос:

– Лиза, сядь, пожалуйста, пока я ничего горячего на тебя случайно не разлил. И без того аэростат болтает из стороны в сторону.

Ладно. Не больно-то и хотелось. Когда все тарелки были расставлены на столе, а сам Кларас сел на своё место, я набрала в грудь побольше воздуха и повернулась к нему, готовая начать свой крестовый поход против коны Ирэны.

Глава 7. Вопреки всем вероятностям

– Кларас, а меня вот какая посетила мысль. Получается, что я выжила вопреки всем вероятностям, так? – нарочито невинным голосом спросила я.

– Так, – согласился он, отламывая половинку от потрясающе вкусно пахнущей свежей булочки.

Аппетит разыгрался не на шутку, но я решила, что пусть пока поиграет вхолостую – сначала дело. Буря согласно завыла за окном.

– Так, может, кона Ирэна применила какую-то технику особую? Или как-то повлияла на ход выздоровления? Изобрела какой-то новый метод? – с видом искренней озабоченности уточнила я. – Надо бы её расспросить в подробностях, что именно и как она делала. Поэтапно, пошагово, в деталях. Ты, как учёный, не можешь не понимать, что любая мелочь может оказаться важна. Необходимо выяснить, что именно, как и в какой последовательности она предпринимала для моего выздоровления.

– Я об этом уже думал. Согласен целиком и полностью. Мало ли какое случайное открытие она могла совершить. Нужно выведать у неё все подробности.

Я предвкушающе улыбнулась. Вот и пусть понервируют свекровище, наверняка она начнёт путаться в показаниях.

– Только важно убедиться, что она всё помнит. Может, артефакт правды применить. Или зелье какое-нибудь, – участливо подсказала я. – На благо науки, разумеется. Думаю, что она поймёт и согласится сотрудничать. Ведь скрывать ей нечего, так?

– Так, – уверенно кивнул Кларас. – Когда мы с Полин вернёмся в Листаматур, я этим вопросом займусь. Жаль, что артефактов и зелий правды у нас нет, но можно придумать что-то, для того чтобы облегчить ей процесс вспоминания. А для этого было бы здорово, если бы ты сама вернулась с нами.

– Посмотрим, – уклончиво ответила ему. – Пока что я никаких планов не строила.

И уж точно не планировала возвращаться в клан. Словосочетание «свободный город» привлекало куда сильнее. И на Мейера я, разумеется, обиделась, хоть и понимала, почему он так поступил. Кларасу проще мне верить, потому что он не вовлечён в ситуацию эмоционально, плюс имеет пусть слабое и косвенное, но доказательство того, что я теоретически могу говорить правду. А у Мейера этого нет. Но об отъезде жалеть, вероятно, не стоит. Возможно, разлука сама всё расставит по своим местам. В любом случае, бегать за ним с доказательствами я не стану. Если я ему нужна – пусть ищет и догоняет. Если нет, то уж как-нибудь не пропаду без него.

Псица-вьюга снова согласно завыла за окном. Почему-то больше буря не пугала, а придавала боевого задора. Словно покусала ледяными сосульками-клыками и заразила холодным язвительным бешенством.

– Клар, мы с Лизой хотели бы сойти с дирижабля в Граенгатте, чтобы кое-что купить.

– Исключено, прелестные коны. Граенны и Дарлегуры пока что в сложных отношениях. Последняя стычка из-за нападения на отряд с переселенками разозлила зелёноголовых. Сходить с дирижабля не безопасно. Вы обе незамужние, могут и украсть. Если требуется что-то купить, то пишите список, я схожу сам.

– А в Малми́ре? – поинтересовалась Полин.

– У желтоголовых ситуация не сильно лучше, а Малмир – город горцев, с ними вообще лучше не связываться. Так что сидеть вам в дирижабле до самого Фи́сборга, там поспокойнее.

Ходить с синими волосами ещё несколько дней не очень-то хотелось…

– А другие женские мелочи? С ними как быть? – робко спросила я.

Несмотря на новоприобретённое вилерианство, те самые красные дни, вероятно, никто не отменял, а они вероломно подкрадывались из-за угла календаря.

– Я куплю всё, что требуется, на аэровокзале. Пишите список, – беззаботно пожал плечами Кларас.

– А не опасно летать в такую погоду? Буря не помешает посадке? – спросила я.

– Не должна, все манёвры проводят при усиленной работе магических двигателей. Когда дирижабль в воздухе и двигатели работают в режиме полёта, то буря может, конечно, немного сбить с курса, но это не страшно, ведь ветер в какой-то момент обычно меняется. Если он станет попутным, тогда мы домчим до Файмарга быстрее. Если же будет бить в бок, как сейчас, то путешествие просто займёт чуть больше времени. Если буря совсем разгуляется, то мы сможем переждать её в Граенгатте. На аэропричалах есть специальные крепежи на такие случаи.

Закончив ужин, мы сложили тарелки на поднос, и вилерианец унёс его, снова оставив нас вдвоём.

– Полин, скажи, а у тебя случайно нет… средств гигиены женской… – смутившись, спросила я.

– Ой, нет, – опечалилась Полин. – У нас же короткая поездка планировалась, шесть дней туда, шесть обратно да десяток там. Я ничего такого с собой брать не стала.

Ничего себе у них тут короткие поездки! Мой организм вообще очень любит именно в поездку устроить сюрприз. А если она длинная, то и два.

– То есть до Файмарга получается шесть дней пути на дирижабле?

– Да, день от Листаматура до Граенгатта, сегодня вечером там остановка. Завтра днём будем в Малмире. А всего до Файмарга пять или шесть дней, в зависимости от ветра. Тут не угадаешь.

– Ясно, – я задумчиво вздохнула и тихо спросила: – Полин, и как же мне Клара просить о том, чтобы он купил средства гигиены? Это же жутко неловко…

Лет десять назад папа категорически отказывался покупать в магазине прокладки. Но потом подросла сначала я, следом Женя, а затем и Ева. Однажды в семье внезапно наступил острый кровавый кризис, и, ворча, что с такой нормой потребления единственный вариант нас всех содержать – это самому открывать прокладочную фабрику, папа отправился в свой первый поход за зипунами с крылышками. А потом привык и смирился, даже по акции периодически сам что-то покупал. Путал, правда, марки, но у нас даже самая распоследняя некондиция не залёживалась. А что делать: в семье четыре женщины и подрастающая пятая.

Но это папа. А тут брат, причём чужой.

– Да ты что! – энергично махнула рукой Полин. – Да он будет только рад!

– Рад? – хмыкнула я.

– Ну конечно! Раз покупает, значит, есть для кого. Ты что? Около прилавков с женскими товарами вечно толпа разных мечтателей, которые грезят о том, что будут что-то покупать для жён.

Я посмотрела на собеседницу, отчаянно надеясь, что кукуха у меня всё-таки не улетела, а Полин шутит. Но вилерианка была абсолютно серьёзна. Тогда я представила толпу бравых суровых девственников, мечтающих у прилавков с прокладками о том, как они эти самые прокладки станут покупать, и сдавленно закашлялась. Потом хрюкнула. Потом сложилась пополам и расхохоталась, как припадочная.

Полин, видя моё веселье, тоже принялась улыбаться.

Боже, дай мне сил, терпения и мешок транквилизаторов, чтобы это всё пережить! Что за странный мир? Почему вокруг одни девственники? Почему Елизавете Петровне достался сплошной неликвид? Где умудрённые жизнью герои-любовники, умело лавирующие между расставленными дамочками брачными сетями? Где казановы и донжуаны, томным взором раздевающие на вечернем балу, а наутро исчезающие навсегда? Где коварные обольстители, норовящие если не сорвать мой цветок невинности, то хотя бы потоптать клумбу чувственности?

Кларас вернулся, ещё не зная, какая радостная миссия ему предстоит. Интересно, а у них тут ПМС случайно не считается особым праздничным днём? Не удивлюсь, если тут есть какая-нибудь странная традиция звать в этот день соседей или всем рассказывать о таком счастье, ведь если так рассуждать, то радости ПМСа тоже доступны «не только лишь всем». Зато теперь понятно, почему на жене брата Мейера было такое подчёркивающее беременность платье. Странно, что она пришла без транспаранта, думаю, в вилерианских реалиях он был бы вполне уместен. Интересно, что они делают, когда в семье рождается девочка? Запускают фейерверки? Нет, это как-то слишком жидко, наверняка творится нечто совершенно эпическое.

– Когда будет остановка? – спросила я у Клараса.

– Мы уже давно снижаемся. Скоро прибудем. Вы подготовили список?

Полин принесла красивую ручку с листочком и принялась аккуратно выводить буквы. Сначала – целый перечень разных сладостей, и только в конце два нужных мне пункта. В этот момент дирижабль качнуло особенно сильно, и Кларас достал из шкафа подбитый чёрным мехом плащ. Раздался металлический скрежет, и аэростат несколько раз несильно тряхнуло.

– Пристали! Так, прелестнейшие коны, надеюсь, у вас хватит благоразумности не выходить из каюты в моё отсутствие. Мало ли какую глупость зелёноголовые готовы сделать.

– Ой, иди уже! – Полин фыркнула и возвела к потолку глаза.

– Полинада, оставаться в комнате – это приказ. Я достаточно понятно выразился?

– Достаточно! – демонстративно выдохнула она, округлив и без того большие глаза. – Иди уже, а то всё раскупят, пока ты тут к нам придираешься.

Кларас сделал суровое лицо, грозно посмотрел на сестру, сверкнул глазами на прощание и гордо удалился в пугающую вьюжную ночь, как и положено настоящему добытчику (а что он добытчик конфет, прокладок и краски для волос, это останется нашим маленьким секретом!).

– Полин, скажи, а как вообще эти ваши дирижабли работают? За счёт чего двигаются? Я толком даже ничего не успела рассмотреть с платформы, а сейчас из-за метели опять ничего не разобрать, – встала я у окна, пытаясь разглядеть хоть что-то в хаотичном танце ледяных крупинок.

Но видимость была примерно как моя удачливость – около нуля.

– Ну… у них есть воздушный… – она сделала руками несколько круговых движений, – …купол! Воздушный купол! И двигатели, – уверенно закончила Полин.

Судя по всему, на этом её знания об устройстве аэростата исчерпывались, но обвинять в необразованности девушку нельзя. Я вот с трудом смогла бы объяснить иномирцу, как работает вай-фай. К своему стыду, в отличие от приличного попаданца-прогрессора, что всегда носит в рюкзаке распечатку википедии, чертежи АК-47 и энциклопедию по химии, я даже устройство двигателя внутреннего сгорания вряд ли смогла бы толково объяснить вилерианцам. В школе по физике у меня была твёрдая и стабильная тройка. Но в этом есть свои плюсы. Как говорится, для тех, кто плохо учил физику и химию в школе, мир наполнен волшебством и чудесами. У меня всё так и получилось.

Кларас вернулся полчаса спустя, ещё более грозный и суровый, чем уходил. Вы посмотрите, как положительно влияет на мужественность поход за зипунами с крылышками! Прямо-таки фотографируй его и ставь на обложку книги «Кровавые будни вилерианца».

– Клар, ты чего насупился?

Сестра подскочила к нему, и, как любопытная кошка, тут же полезла в сумку, что он держал. Брат даже не успел поставить её на стул, как Полин одной рукой уже выудила свёрток с пахнущим карамелью печеньем, а другой залезла внутрь по локоть.

– Если честно, я ожидал, что мы переждём шторм в Граенгатте, но капитан решил, что ветер не слишком силён, и уже отдал команду на взлёт, – обеспокоенно посмотрел Кларас за окно.

– Капитану виднее, – отмахнулась Полин, доставая из сумки бутыль с мутно-жёлтым соком и яркую коробочку. – Так, это что?

– Краска, – отозвался её брат, снимая плащ.

– Это какой цвет, Кларас? – угрожающе спросила Полин.

– Рубиновый, как ты и написала, – нахмурился он.

– Рубиновый?! Рубиновый?! – задохнулась от возмущения сестра. – Это амарантовый, а не рубиновый! Неужели ты не видишь разницы?

Цвет на коробочке скорее походил на малиновый с глубоким красным оттенком. Не рубиновый, конечно, но интуиция подсказывала, что в данном споре лучше занять максимально нейтральную позицию и на всякий случай притвориться дальтоником.

– Полин, не кипятись, – неуверенно ответил брат. – Я попросил рубиновый, мне дали этот, я купил и принёс.

Снаружи раздалось лязганье, нас качнуло, и дирижабль оторвался от каменной площадки аэровокзала.

– Нет, Клар, ну что значит «дали»? А ты не смотрел, что тебе дают?! – возмущённо всплеснула руками Полин, едва не рассыпав печенье из свёртка. Это несколько поумерило её пыл, но ненадолго. Положив ценности на стол позади себя, Полин упёрла руки в бока и пошла в атаку на брата: – Нужно же смотреть, что тебе дают!

Я не выдержала и вмешалась в спор, грозивший перерасти в скандал:

– Знаете, а я всегда любила амарантовый. Прямо обожала! Просто мечтала об амарантовых волосах, глазах, ногтях, вещах, руках и ногах. Да. Так что спасибо огромное, Кларас, ты угадал как нельзя лучше. Чудесный цвет. Полин, идём, ты меня начнёшь красить прямо сейчас.

– Может, лучше завтра?.. На свету…

Полин немного растерялась, что позволило мне перехватить инициативу окончательно.

– Непременно прямо сейчас. Каждая минута жизни с синими волосами – мучительна и неминуемо ведёт к смерти. Впрочем, как и любая другая минута жизни. Идём, нечего их тратить понапрасну.

Вилерианка изумлённо на меня взглянула и позволила увести себя в нашу спаленку. Всучив ей коробочку, я выжидательно посмотрела на её живое выразительное лицо. Полин не менее выжидательно посмотрела на меня в ответ. Пару мгновений мы буравили друг друга взглядами. Наконец она улыбнулась, закусила губу и предложила:

– Ну что, давай начинать?

И мы начали.

Раньше я волосы никогда не красила, устраивал естественный цвет. Но за последний месяц жизнь настолько круто поменялась, что новые цвета волос смущали меньше всего.

– Надолго нужно оставлять?

– Нет, конечно. Сразу смывать, иначе волосы сожжём, – авторитетно заявила Полин.

Волосы – не мосты, их куда обиднее жечь, так что я поторопилась под душ. Кажется, я использовала едва ли не весь запас воды на дирижабле. Под конец струйка текла совсем тоненькая. Когда кроваво-красная вода сменилась прозрачной, я вытерлась полотенцем, вылезла наружу и посмотрела на своё отражение.

Уф-ф-ф.

Такие образы мне никогда не нравились, но теперь выбирать не приходится. Из зеркала взирала ведьма с рубиновыми глазами и горящими алым костром волосами. Лжепринцесса Кровавая, не иначе.

Самое удивительное, что было в отражении не только чуждое, но и нечто своё, родное. Как минимум, такая девушка может не бояться язвить вслух, скорее странным будет, если она станет молчать.

Что ж, Елизавета Петровна, дочь Петра и Екатерины, Лжелалисса Первая, самодержица всеничегойная и императрица из династии Романовых, моё почтение.

Да, мама с папой умели в юмор, ведь они даже поженились через два года после моего рождения. Правда, родившуюся вскоре младшую сестру назвали не Анной или Натальей, а Евгенией, а вторую – Евдокией, на что она всегда сердилась и требовала называть себя исключительно Евой. Имя для мелкой третьей сестры выбирали всем миром. Понятно, что если все женщины в семье на «Е», то нельзя традицию ломать. Ева настаивала на Елене, я – на Евангелине, а Женька (потому что вредина вредная) предлагала Евлампию. Но когда мелкая родилась, всем сразу стало понятно, что она – Ефросинья. Она считала, что спать – удел слабаков, умудрялась орать, даже вися у мамы на груди и совершенно не признавала никакого режима, кроме террора. В общем, мы в шутку звали её Фросей, а потом невыспавшийся измученный папа сделал две вещи: увековечил шутку в свидетельстве о рождении и записался на вазэктомию. А Фрося так и осталась Фросей, что совершенно не мешало ей жить, особенно среди своих одноклассниц Красимиры и Веселины, которых ласково прозвали Красей и Весей. В остальном, у них был класс как класс. Ни одного Серёжи или Димы, зато пара Магомедов и небольшой прайд из четырёх Львов.

Подсушив волосы полотенцем, надела пижаму и вернулась в комнату. Полин уже тоже переоделась ко сну и забралась на верхнюю койку с книгой. Я сначала хотела немного поболтать, но потом решила, что тишина в компании энергичной вилерианки – на вес золота, и молча забралась под своё одеяло.

За окном бесновалась буря, выл шквалистый ветер, кружила снег метель.

Я думала, что не усну, ведь спала, считай, весь день, но куда там. Стоило закрыть глаза и расслабиться, как я тут же провалилась в объятия Морфея. И были они ласковые и нежные, пока не закончились внезапно: ударом об стену.

Раздался жуткий треск, тонко пискнула сверху Полин, заискрила магия, тело пронзила жуткая боль, лопнуло окно. Маленькую каюту смяло, стены перекособочило, нас резко дёрнуло в сторону, а потом подкинуло. Я с размаху приложилась о верхнюю койку всем телом.

Нас закрутило и замотало, как кости в стакане рыночного шарлатана. Мебель швыряло из стороны в сторону, я заорала. Полин наколдовала щит, он вспыхнул и тут же погас, когда в него врезалась дверь, которую сорвало с петель. Осколки полетели из разбитого окна, внутрь ворвалась метель, всё вокруг звенело и скрежетало. Я кричала, но мой крик заглушали звуки ударов. Вокруг летали перья, щепки и вещи, я напоролась боком на угол двери, а потом сверху рухнула кровать. Наконец меня приложило об стену особенно сильно, и сознание померкло.

Наступила темнота.

Глава 8. Вопреки вообще всем вероятностям