Хроники Ветрополиса бесплатное чтение

0.1.

Прекрасная история, я щас обрыдаюсь. Всплакнул в паре моментов, когда читал. Правда, просмотрел выборочно. Слишком уж мало у меня времени. Скоро сюда поспешат дружки этого вот паренька, который написал историю и покинул сей чудесный мир. Ну а пока у меня есть время поразвлечься. Эта, как её, Лана, совсем не ожидала таких гостей. И вторая, Лиза, вроде. Мы с дочурой приехали сразу, как только город открыли, надеялись посмотреть на настоящего тёмного демона, который наплодил себе подобных, помог светлым разбить гидру сопротивления и ушёл в закат. Немного опоздали. Судя по дате, на пару дней. Ну ничего, зато я теперь точно знаю – Ветрополис наш. Ну да, наш, мой и моей дочуры.

Когда эта сучка с зелёными волосами открыла дверь, моё чадо очень ловко вогнало ей перо прямо в горло. А я, в свою очередь, тихонько закрыл дверь на все замки. Ах, да, меня зовут Сол. Правда, некоторые зачем-то называют меня проводником или путеводителем, но меня это мало заботит.

Пока дочура уничтожает запасы спиртного в этой квартирке, я скачаю книжку и, самую малость, поспрашиваю Лану о том, как всё устроено в этом городке. Я уже в курсах, что та не мало водилась с самой верхушкой чёрных. Пощекочу её лезвием, глядишь всё и выложит. Может даже успею как-то ещё поразвлечься. А эта, которая словила в горло, в себя приходит. Как у них тут всё интересно.

Но и мы с мои счастьем те ещё кадры, в самом деле. Оба невзхерстно сильные существа. Как тут принято называть – тёмные. Я думаю, раз уж этот их Праймс ушёл, городу нужен новый герой. Ох не зря, совсем не зря меж вселенская контора предложила мне контракт. Будем думать, что делать дальше. Но цель, так-то ясна. Семья Праймсов должна потерять точку опоры в этом мире. Думаю, мы уже на верном пути.

Ну ладно, пока бессмертная не пришла в себя, начну своё дело. Не прощаюсь, Сол.

0.2

«Красив Ветрополис, роза ветров где-то рядом в полях залегла.

В танце кружатся искры, в них вера в любовь, ожидание нового дня.

Закатное солнце радует глаз, природа чиста, вихрем сносит капель.

По краткой улице шагаю бесшумно я, зови меня «Господин Март – Апрель».

Подкрашенный красным свет, если бы только так можно было выразиться, отражался в окнах офисного здания в виде округлой галочки. Она прямиком указывала собою на не менее большой круг, другое офисное здание. Круг был пончиком, так как посередине, в этом прекрасно-замкнутом пространстве располагался небольшой парк для сотрудников офиса.

Справа от первой галки располагались две такие же. Вместе четыре офисных здания изображали некую картину, в которой можно было разглядеть три стрелки, как бы указывающие на большой пончик с одной стороны.

С большой высоты это можно было разглядеть по-разному. Например, как это делала группировка орбитальных спутников, которые уже второй год висели над Ветрополисом, попеременно неся свою беспрецедентную вахту. Вот с них, неверное, вид был интереснее всего. Три галки могли интерпретироваться в главном штабе тех сил, что наблюдали за городом, как, скажем, таинство зачатия. Сперматозоиды, которые уже устремились к яйцеклетке с целью породить новую жизнь. Менее фрейдистский ум в этом всём мог увидеть и другое.

Сам городок был совсем маленький, здания в нём были, будто бы собраны в обычном майнкрафте. Город будущего зачинался как грандиозный проект обычных властей, но со временем стал предметом интереса немного других, тоже властей. И у этого была одна совсем уж тёмная по своей сути причина.

Привет, мой дорогой читатель. Я долго думал, как начать историю, чтобы тебе это понравилось. Как познакомить тебя с действующими лицами нашего «театра реальных действий».

Ещё прикидывал, как бы так показать себя и не испортить первое впечатление. Потом понял: если что, то отыграюсь на втором.

Потому не буду заморачиваться. Пусть это уже немного баян, уже как лет десять, как и само слово «Баян», но вот:

– Я здесь, за этот Ветрополис стою, я ему всё, и он мне всё. Кто меня знает, тот в курсе.

А что до баянов, в моей рукописи их будет чертовски много.

И в смысле несвежего юмора, и как в наркоманском сленге, в плане шприцев, что колют кожу через этот текст, доставляя странные чувства. Шприц не пустой, в нём лекарство или наркотик. Кому как повезёт. Кто-то испытает ничем не замутнённый кайф, а кто-то откинется. Найдутся и те, кто будет рад самому ощущению укола и боли от него. Таких оставим, им и так хорошо.

Меня зовут Дэниэл Праймс. Вроде как молодой на вид парень совсем неуловимого возраста. Диапазон с моей внешностью столь широк, что начинать его стоило бы тогда с тринадцати лет и заканчивая тридцатью годами. Как шутила моя Эмма, мир её вечному праху и удачи в реинкарнации, «…мечта педофила, который ещё не определился, он педофил или пидарас».

Юмористка была та ещё, однако.

Я опишу все действия практически верно, за исключением того, что сам решу исказить. Мысли и диалоги будут описаны дословно, у тёмных великолепная память. Даже не знаю, можно ли потом будет назвать это всё книгой как таковой, ведь я просто буду пересказывать события. Наверное, всё же можно, ведь повествование будет вестись не без известной доли рефлексии по произошедшему.

Итак: представьте меня, стоя́щего на крыше большого шайбообразного здания. Почему шайбообразного? Ну, бублик, как ещё описать. Не круг ведь. Представьте меня, невидимого для любых камер видеонаблюдения, которых, кстати, на этой крыше полно, меня, созерцающего закатное небо в моих любимых красных очках. Их мне задарил Кир. Сначала тот, конечно, купил такие себе. Потом ему понравилась другая модель. Зато этот чудесный человек знал, кто из его знакомых живёт, почти не пользуясь деньгами, и будет рад такому подарку.

А я что? Я особо не пользуюсь маркетплейсами, какие здесь в ходу, и которые доставляют даже дронами.

Если честно, я уже не первый раз ношу что-то с плеча Кира. Почему нет? Вкусы у нас совпадают. Он носит что-то с чем-то, так как писатель и ему не особо интересна мода, я ношу что-то с чем-то, так как мне не особо интересна мода и вообще, я стараюсь особо не светиться на улицах Ветрополиса днём.

Вернёмся на крышу бублика. Кто не местный, может немного меня не понять. Ещё это здание называют шайбой. Большой технологичный офисный центр на Атлетической улице. Прекрасное место для настоящих айтишников, манагеров и иже с ними. Те, кто каждый день толкает экономику и государство вперёд по столь важному мейнстримному маршруту, работают здесь с комфортом и при всех нужных условиях. Кстати, если у кого возникнут вопросы о прошлом предложении, я сразу поясню, чтобы не делать этого потом: «мейнстрим» равно основное течение. А основное течение в развитии технологий примерно одно – вперёд. И я этому рад. Глядишь, местные планетные дойдут до того уровня, когда научатся не плодить гнилостных сущностей в своих душах сами и разгрузят меня. Я ведь тоже хочу немного отдохнуть, а не бороться со злом каждый день, не так ли?

Технологический центр мне нравится. Временами, конечно. Порой можно услышать такие разговоры, от которых и мне, тёмному, становится не по себе от человеческой натуры. Ничего обычного, в самом то деле, но всё же.

0.3.

Идут, скажем, двое, по первому этажу бублика. Молодой парень в очках и брендированной, вроде как, стильной сейчас футболке, в узких цветастых штанишках, и рядом с ним высокая девушка с длинными красными волосами. Очень красивая, кстати. Сорри за объективизацию, если задело, но что есть, то есть. Её, как бы я охарактеризовал, арабско-римский профиль очень красив. В русском языке есть выражение «не пить с лица воду». Или как-то наоборот. С её лица много кто бы попил. Правда, так бедняжка может захлебнуться, потому лучше воспользоваться другой тарой. Да и кто знает, что побывает на этой пиале с таким спутником. Как минимум слёзы, полагаю, как минимум слёзы…

И вот они идут, он вальяжно, она скромнее, а по разговору и взглядам девушки понятно, она тут впервые. Проходят мимо зоны «Песок» в бублике. Да, там все три входа делятся по зонам, «Ветер», вода, песок. «Песок» посередине. И слышно, парень хвастается. Говорит чуть громче, чем вполголоса. А за круглой стойкой для администрации сидит охранник. Не очень старый, так, лет сорок на вид. И парень в брендированной футболке, берёт девушку за руку, притягивает к себе и заговорщически и даже не стесняясь, что его услышат, говорит: «Да я презираю этих бесполезных людей, всех этих охранников, обслугу там, офиков…».

А она слушает, застыв на месте, скорее всего, даже не зная, чего от того ожидать. С самого верха прекрасно видно, лицо-то у неё кривится. Да, подруга, да. Тебе тоже не нравятся его слова. Как и охраннику. Ведь на песке не шумно в этот момент, а твой спутник даже не удосужился сказать шёпотом. И есть в этом какая-то особая презрительность, мол, «я так не только думаю, я ещё перед тобой так скажу».

Какой же гад, в самом деле. Время тогда было без четверти восемь, после восьми некоторые входы закрывают, а ещё немного позднее по первому этажу остаётся слоняться только резидентам, как у нас называют сотрудников компаний города. Потом, даже если ты с пропуском, но у подружки пропуска нет, пройти вовнутрь сможешь только один.

Выше я упомянул о следах, которые, может, побывают на лице этой девушки. Всё дело в спутнике. Один дьявол знает, что она забыла в такой компании. Как человек и сотрудник, судя по всему, он даже ничего. Не в первый раз вижу. Так, высокомерен слегка. Но дело-то в другом. Прилепившись к стеклянной крыше зоны «Песок», повиснув вниз головой под самыми сводами на высоте этажей шести, я выжидал. Мне нужно самое червивое и мерзкое яблоко. Покуда Кир не согласится отправиться со мной, я буду заниматься этим. Я санитар этого городка.

И я немного отвлёкся. Время спустя, стоя на крыше бублика, с развевающимся на ветру полувоенном тёмно-зелёном пальто, как в плаще супергероя, с его скрученными на шее рукавами и в красных очках смотрю на закат.

Спасибо Киру, в очередной раз спасибо. Он научил меня смотреть на закат даже тогда, когда его нет. В этих очках закат всегда, и они всегда показывают небо в красно-розовом цвете. Надеюсь, так будет сказать достаточно по-русски. И хорошо, что в тексте не передаётся мой ужасный акцент. Живу здесь уже год, почти всё время будучи знакомым с моим верным другом Кириллом. Знать его – самый настоящий бальзам на душу. Именно он и подсказал мне, как выковыривать местных нечистых на руку и душу айтишников, проджект-менеджеров, всяких там манагеров и прочих с ними. Как доставать их из каменных мешков, где те предпочитают селиться. Я, впрочем, мог бы жить также, если бы хотел. Я всё могу, поверь, дорогой читатель.

0.4.

Очередной охотой была вторая наша встреча с тем парнем в брендированной футболке и его спутницей с лицом, с которого можно и воду попить. Ах, знаете, царица лицом, фигурой модель, а помыслами юная безгрешная лань. Как ещё описать? Прекрасна, просто прекрасна.

Тем же вечером я пару раз подумал о ней, когда, следуя заветам Кира, я вычислил квартиру своей будущей жертвы по запаху. По ментальному запаху гниения, что тот непрерывно исторгал из своего нутра, отравляя всё вокруг. Человек слаб, а воля его продиктована в первую очередь той стаей паразитов, что засела в его центре принятия решений. Я знаю. Очередной полутруп жил на пятом этаже. Если считать с магазином на первом, то на шестом. Что оказалось удобно. Мне не составило труда прилипнуть к стене дома и начать медленный спуск к нужному окну. Охота именно в этом доме меня немного смущала, ведь дом Кира был прямо напротив, и я всем сердцем надеялся, что тот не учуял эманаций моего состояния хищника. А он мог. Было бы просто неловко охотиться у него на глазах.

Подобравшись к окнам, я то и дело отвлекался, чтобы убедиться, что вешу килограмм тридцать и не более того. Дело в том, что я не мог в полной мере довериться этой холодной цветастой обшивке на зданиях Ветрополиса. Приблизившись к месту встречи, которое уже нельзя было изменить, я ощерился в звериной улыбке. Во-первых, как это будет правильно сказать, хорошо, что сейчас лето, так скажем, во-вторых, они ну точно не заметят меня до самого конца. На окне балкона была противомоскитная сетка. А из комнаты за балконом раздавались громкие стоны и крики красноволосой. Правда, эмоции, которыми пахло в воздухе, помимо ароматов соития, скорее говорили о том, что красноволосой не столько хорошо, сколько она пытается убедить себя и своего партнёра в этом. От очередного, в этот раз почти мелодичного стона я не удержался и очень тихо, насколько мог, прыснул со смеху. И самое забавное, что, пытаясь приглушить смех, опуская подбородок к груди, притом, что сам висел вниз головой над балконом, я совершенно случайно ударил лбом об плиту над ним.

Да… Истинный хищник на охоте. Стоны резко оборвались. Я замер, понимая, что уже с минуты две не контролирую, сколько весит моё тело. Это было очень не очень, ведь как сказано выше, я не доверял обшивке этого здания.

0.5

Я вспоминал те недавние события с улыбкой. На фасаде бублика уже зажглась подсветка, я подумал, что здесь становится скучно, а сегодня, кажется, никакой охоты не предвидится. И чем бы себя занять? Поискать точку «Джи» что ли? Так вот, она, снизу. Вышка шесть джи, нашёл. Что дальше?

Этому глупому ритуалу я предавался всякий раз, когда был рядом с бубликом. Сначала изображая задумчивость, потом нервно оглядываясь и, находя, искомое я всегда делал уже куда более благое и расслабленное лицо.

Эта мимическая театральщина могла происходить, даже когда я был один. Впрочем, один я был почти всегда. И даже стоя на бублике, задумался. «А ведь зритель то есть!». Вернее будет, когда напишу книгу. Ну и, сначала я, который осознаёт свои кривляния, затем я, который о них вспоминает в процессе написания, потом уже и читатель.

Если ты это читаешь, улыбнись, пусть тебе это позволит твоя юность духа. Я улыбаюсь тебе сквозь время, расстояния, миры. Я же всё равно пишу не для своего мира. Этот текст я зашлю в другой, куда просочатся мои эманации. Такова одна из наших целей – наладить связь с другими мирами, для этого придётся найти того, кто послужит проводником.

Уже такого близкого к своей добыче ветер стегал меня изо всех сил. Сегодня местная роза ветров разыгралась вновь. Тут и там в воздушных потоках мелькали мелкие жёлтые точки. «Призрачные огни», как я их называю. «То, что остаётся после дрочки», как называет это Кир. Вот тут с ним совсем не согласен. Это, конечно, тоже своего рода эякулят, только он вылетает из другого места и не всегда по вышеупомянутой причине. Призрачные огни наводняют улицы любого человеческого поселения. Просто именно в Ветрополисе их швыряет по всему городку ночами напролёт. «Так что же это такое?» – спрашивал Кир, а я отвечал ему: «а это как от сварки». В каждом человеке есть его искра. И когда эта искра пытается вплавить в реальность свои конструкции, тогда-то и возникают вот такие огоньки. Какое-то время их гоняет ветер, а потом они навсегда затухают. Чем сильнее искра в человеке, тем существенней результаты его странных попыток наварить на реальность конструкции, которые рождаются у него в голове. Я не сказал, что тем лучше получается именно наварить, так как реальность редко играет в поддавки. Именно результаты попыток могут становиться лучше.

По большому счёту в последнее время пишу это всё больше, чтобы поразвлечь моего дорогого друга, Кира, который таким образом проводит на мне исследование. Мол, может ли демон тьмы написать творение. Конечно может, Кир, если я морок могу на кого угодно навести, я что, с этим твоим писательством не справлюсь? Ты, конечно, грезишь себе, что скоро станешь великим писателем, ещё чуть-чуть и вот-вот, но в самом то деле, бросай страдать хернёй, я же здесь из-за тебя. Пора заняться делом, до конца уже стать тёмным или на крайний случай демоном, и отправляться в наш путь. Ан нет. Не пойдёт, говорит, ещё Эмму ему подавай, видите ли, меня одного, только вернувшегося из лона мира Мидгарди ему мало. Ладно-ладно, посмотрим. Напишу книгу в сто раз лучше, целый роман, тогда и поговорим. Да и закину его в другой мир, как и собирался.

Покончив с размышлениями, хотя бы на пять минут, это я шагнул с крыши бублика и устремился вниз. Как это часто делаю в последнее время, пытаясь вновь выпустить свои чёрные крылья. И… Снова не получилось. Тогда я просто закрыл глаза и через пару мгновений плюхнулся с шестого этажа аккурат на брусчатку между газоном и стеной. Заботливые озеленители не забыли оставить на вечер включённую поливалку. Пока я собирался в подобие человека из буро-чёрной кляксы, та то и дело заливала меня, заставляя вновь разъезжаться на составляющие. Тела как такового у меня и не было, в человеческом понимании вещей. Я был скорее самоподдерживающейся формой тьмы. Боль, конечно, присутствовала, но такая ерундовая, что можно было класть на неё с прибором в таких ситуациях. Хорошо, хоть я в любой форме могу поддерживать тьму, которая оставляет меня нераспознанным для человеческого или электронного глаза. Иначе бы после таких нырков с большой высоты моё склизкое тулово рано или поздно бы опознали на своих камерах. Ну или я бы точно довёл бы какую-нибудь старушку до инфаркта.

Через минут пятнадцать я всё же собрался в недовольную кучку большего размера, ударом ауры откинул от себя поливалку и продолжил формирование. Ещё через некоторое время уже стоял, поправляя одежду и оплакивая свой телефон. Ну надо же быть таким бестолковым. Второй телефон за месяц и сразу в щепки, а наушники из ушей вообще повылетали куда-то и затерялись в траве. Кир меня убьёт, ну точно. Надо будет зайти с другой стороны и попросить Лану, его девушку, купить мне новый аппарат. Должно получиться. Она очень хорошая и добрая, а ещё у неё больше денег. И тем более, на той неделе я поздравил её с днём рождения. Наверняка припомнит добро и не откажет.

0.6

Когда красноволосая перестала стонать окончательно, я уже подавил порыв смеха. Её бойфренд, не помню, как будет на русском, видимо, решил меня добить. Закончив прислушиваться, тот весьма уверенным тоном сказал: «Это птичка», а потом продолжил: «А ну иди сюда, моя шлюшка красненькая».

«Ах ты ж сукин сын, решил мне охоту испортить!» – подумал я, просто уже загибаясь от едва ли сдерживаемого хохота, загибаясь, вися вниз головой не стене уже на трёх конечностях, рукой держась за живот. Пришлось оборвать поисковый контакт с тем парнем и окончательно погрузиться во тьму. Найти, и так я его нашёл, а вот успокоиться надо. В принципе, надо было это сразу сделать, но и во тьме не скроешь внезапный удар лбом о стенку. Медленно отползая назад, это вверх, получается, я уже не сдерживал хохот. Всё было так тупо и одновременно противно, что я просто гоготал. Ну надо же! Вот даёт! «Шлюшка моя, красненькая» говорит. You're a red-faced bitch, получается. Ах-ха-ха-ха. Какой самец здесь поселился. Забывшись, я даже пару раз врезал рукой по стене. Благо хотя бы гравитация мною не ощущалась во тьме, так бы точно запутался уже в контроле за силой и сверзился вниз. Но вот после того, как до меня дошло, что я сделал, я уже точно успокоился. Я, мать его, прямо сейчас снова демаскировал себя. Поняв оплошность, дал себе же в лоб от негодования, но долго злиться не смог. В голове вдруг всплыла такая картинка: этот мачо через «о» и «а» лежит такой на своей красноволосой подруге, ритмично двигается, словно швейная машинка, конечно, не забывая шептать той горячо на ухо «Ты моя шлюшка, ты моя красненькая шлюшка», и при звуке моих ударов по обшивке, просто-таки не сбавляя темпа, снова такой к её уху приближается, горячо и влажно дышит, и говорит: «А это две птички».

Вот после этого у меня случилась форменная истерика. Я потерял контроль над своей массой и вообще, за притяжением к стене, и ощутил, как тут же начал медленно сползать по покрытию. Швы под пальцами, там, где кончалась одна плитка и начиналась вторая, только ускоряли мой спуск. Пришлось заставить ауру поднатужиться и притянуть тело к стене сильнее, отчего стали издаваться очень стрёмные звуки, словно бы кто-то протяжно пердел на высокой ноте. Заметив это, я напоследок хохотнул за мгновение до того, как мои руки скользнули бы на балконное окно, и нырнул уже во тьму своя.

У тёмных есть одна ультимативная способность. В любой момент своей жизни, если ты вдруг теряешь самоконтроль, ты можешь погрузиться во тьму своя. Так и будет по-русски, если дословно с моего родного языка. Не «свою», а «своя». В этой тьме всегда кроется главная отгадка. Находясь в чёрном ничто, ты не можешь быть в завтра или вчера. Ты вообще не можешь быть где-то, кроме как в настоящем моменте. Причём без эмоций. Оценочные суждения ещё могут витать в твоём сознании, но они постепенно рассыпаются, так как не являются чем-то подлинным. Ведь они оценивают то, чего во тьме нет. Что было за мгновения до неё. Чёрное ничто – это контрастный душ для тёмного. Сперва на полную включается холодная. Это понимание переменчивости всего вокруг. Ты успокаиваешься. И когда начинает бить дрожь, тут же появляется кипяток осознания текущего момента, он как бы проливается на всё нутро и выжигает остатки того, с чем не справился холод. Душа в этот момент не горит. Она только трепещет. Ведь знает, что, если ум снова вытянет любую карту, любое оценочное суждение, любое размышление, снова последует холодная вода. Значит-с опять остывание и обжиг. Из такой температурной среды есть только один выход. Достаточно прийти в себя.

Только в самом-то деле, нет во тьме никакой холодной или горячей воды, как и тепла. Здесь я скорее описал то, что происходит с сознанием. После такой промывки, если и есть шанс открыть глаза в реальность, взор будет чертовски ярким и незамутнённым. Такими глазами можно сбивать беспилотники, настолько жгуч их свет. В фигуральном смысле.

Самое интересное заключается в том, что эта внутренняя тьма доступна не только тёмным, но и людям. Достаточно закрыть глаза. Да можно даже и с открытыми. Следует отпустить то, что было секундой ранее, и забыть о том, что могло бы быть секундой позже. Остаться в этом мешке из плоти и крови. И тьма внутри начнёт продуцировать свет. Двояко звучит, наверное, но оно так.

0.7

Я продолжал идти по вечернему Ветрополису, вспоминая недавние события. Сломанный телефон ещё был в моей руке. И мне всё вспоминался образ той девушки. Моментами я улыбался, а моментами горевал. Познав её душу, я как бы захотел её себе. Хотя бы рядом. В моей ауре повисли сентиментальные дымчатые сгустки. Я шёл, а они плыли рядом, то и дело подплывая ко мне ближе и навевая смутную тоску по красновласке.

– Да… «Не жилец», – сказал я, ни к кому конкретно не обращаясь, подходя к пешеходному переходу. Просто зачем-то задумался о том, мог бы я, не совсем человек, прямо скажем, завести хоть какую-то любовную линию с простой смертной.

К тому моменту я уже был в человеческой форме, видимый для людей, но незаметный для камер. Бредя по городу в этом облике, я совсем не боялся, что кто-то обратит на меня внимание. В мою ауру были вплетены потенции отчуждения, и всякий человек, кто бы меня увидел, предпочёл бы не запоминать мой облик и вообще, отвести взгляд.

– И как давно ты мертвец? – Вдруг раздался знакомый голос справа.

Я не сразу обратил внимание, но возле пешеходного перехода стоял человек. Это был Макс. И он, похоже, увидел меня сквозь всё отчуждение и решил дождаться. На него такое не действовало, так как мы были представлены друг другу Киром парой месяцев ранее. Макс привычным движением протянул мне сигарету, и, глядя прямо в глаза, произнёс:

– Чё приуныл-то, приятель?

Его голос был спокойным, эмоции отдавали нотками положительного настроения и интереса. Хороший парень. Высокий, крепкого телосложения, с длинными волнистыми волосами чёрного цвета, с бородкой и тоже, как и я в пальто, только у него оно было скорее красивым, нежели полувоенным, как у меня, и чёрным.

– Да вот, – показал я телефон, когда тот запалил мою сигаретку.

– А, ну тут всё, выбрасывать только. Как умудрился-то?

– Да с крыши упал, – сказал я, повернувшись и глянув на бублик.

– Ты или телефон?

Макс сегодня был необычайно догадлив. Хоть и не знал про мою природу, но даже его в шутку брошенные вопросы били в цель. То мёртвый или нет, то упал ли с крыши.

– Телефон, конечно, я там, так, по делу… – не особо связно буркнул ему в ответ, выглядывая мусорку на противоположной стороне дороги.

«Вот дерьмо» – подумал я, разглядев урну и в тот же момент вспомнив, что не нашёл свои очки. Вернее, я даже не попытался их искать. Вероятно, виной тому была всё же неприятная боль сразу после падения. Ну ли воспоминания, что так настырно лезли мне в голову. Кто теперь разберёт.

– Не хочешь сегодня провести время? – Спросил Макс, – с меня выпивка, с тебя как обычно, истории о гармонии с миром.

Я обернулся на него.

– Угу. Давай. В двухсотом опять посидим?

– Ну конечно! – Радостно воскликнул тот, разводя руки в широком жесте.

– Окей, Макс, я только метнусь к бублику за очками и тебя догоню, а ты иди пока. Хорошо?

– Могу подождать здесь, – ответил тот, сбивая уголёк сигареты указательным пальцем, держа её саму между больши́м и средним пальцами той же руки.

– Да не, я мигом, мне ещё телефон выкинуть.

– Давай тогда я тебя ускорю, телефон выкину, а ты беги, – сказал тот и протянул руку.

– А в чём, собственно, разница? – Спросил я, всё же отдавая ему разбитое устройство.

– Так у нас же это, сортировка отходов полным ходом идёт, забыл?

– А, ну ладно, – сказал я перед тем, как отправиться к тому месту, куда недавно упал.

Мне следовало напрячь свои глаза, и надеяться, очки найдутся в целости.

0.8

Вынырнув из тьмы, я был уже вполне спокоен. Смеяться больше не хотелось, совсем. Соскальзывание прекратилось. Я стал стремительно снижать вес своего тела, пока меня не стало слегка колыхать на сильном ветру. Казалось, сама кожа вибрировала от бьющих в неё воздушных потоков. В голове стало почти пусто. Лишь одно понимание не давало мне слиться с блаженным безмыслием. Рядом была очень питательная и просто необходимая для моей жизни еда. Это парень так сильно фонил, что я почти не ощущал своей фемели за его потоками. А ведь Крис мог в этот миг пялиться на меня сквозь потёмки. Подумав об этом, я быстро посмотрел на его окно. Как всегда, ни черта не видно из-за штор «black out». Разве что свет горит в комнате, а на кухне нет. Наверное, тот писал или ещё чем занимался. В отношениях с такой замечательной и красивой девушкой, как Лана, которая всегда найдёт чем заняться. С ней они и в приставку играют, и какие-то там марафоны устраивают. Не вдавался в подробности.

Перестав отвлекаться, прислушался. Красноволосая опять исполняла. Прикрыв глаза своим внутренним зрением, увидел её искру сквозь каменный мешок. И не только это. По всей комнате на ментальном уровне взбивали воздух её многочисленные лисьи хвосты. А на них то и дело со всех сторон набрасывались огромные склизкие черви. Вот оно как. Девочка даже и не знает, насколько велика внутри своей ментальности. Многохвостая лиса, значит-с, следовательно, шаг под демоническую эгиду она уже сделала. Пусть в этом мире редко встретишь настоящего демона, но я всё же замешкался. С одной стороны, её прямо сейчас пялил очевидный прогнивший мутос, в чьём чреве плодится и размножается чистое зло этого мира. Гной. С другой стороны, если она сама не поддастся, рано или поздно начнёт расти над собой и сможет очиститься, и даже стать больше, чем просто человеком. Как минимум она поймёт больше, чем простые люди. На большее потенциала может и не хватить. Я задумался. Даже после погружения во тьму своя, такие выводы могут смутить. Будь ты даже воинственным монахом нулевой ступени, ты задумаешься в сей миг. А стоит ли?

Это не моё дело, как сторонники огня и расположенные к ним будут выкашивать свой род на корню ещё до полноценного пробуждения сил в этом мире. Она должна сама всё смочь. Тёмные не лезут в чужие дела. Появилось желание бросить это дело и убраться. Гниловоза можно выцепить позже.

Но удержаться от гнева не вышло. Меня просто-таки разодрала злоба. Да ни хрена же она не справится.

Дэниэл, ты что, слепой? Ты что, не прочитал её? Она никогда не познает своей возможной силы. Она уже ложится под этого парня только потому, что осталась одна в своём родном городе, потому-то она и познакомилась с этим придурком с хорошей зарплатой, который живёт в спокойном месте. Ты же уже почти всё про неё знаешь. Демоны не проявляются из счастливых детей, и череда всех её скитаний привела к этой самой возможной силе, но прямо сейчас она глупа, и даже не представляет, насколько неизмеримо большая сила в буквальном смысле ставит её на четвереньки. Вот этот гнилой, он же не человек. В моём то городе, чёрт его подери, и он сделает ещё одну такую же, которую впоследствии тоже придётся подчищать. Плевать я хотел на личный выбор этой красноволосой. Я за полное равноправие всех со всеми. Но только если это не равноправие между мной и мышью, самой лезущей в мышеловку. Тогда мне придётся ущемить чьи-то права. Ведь в мышеловке такой яд, который сделает из мышки кровожадную крысу-зомби и та после отправится чавкать своими бывшими собратьями, каковые даже понятия не имеют, что был какой-то сыр.

Под гнётом этой тирады, под звуки становящихся всё громче шлепков по телу незнакомки, под её же громкие стоны и вскрики я потянул за противомоскитную сетку на окне, упираясь коленями и одной рукой в стекло балкона. Сетка поддалась, но, выйдя из пазов, рухнула вниз, постепенно сносимая ветром. Она упала на траву, и это было почти неслышно. Я просто не смог бы её удержать, пока сам так мало вешу. Подобно густой чёрной тени я нырнул в открытое окно на кафель балкона, попутно превращаясь в чёрную жижу. Шлёп.

0.9

Очки нашлись в траве. Самое интересное в том, что они оказались целыми. Ни трещинки, ни царапинки. Недаром их оправа была выполнена из какого-то железа. Нацепив очки, снова двинулся к переходу. На другой стороне меня ждал Макс. Снова куря сигарету, периодически поглядывая на мой разбитый телефон. Мысли читать я не умею, да и зачем оно. Хватает и того, что порой может выцепить из окружающей обстановки мой острый слух, и аурных эманаций. В них-то чаще всего и видны мотивы. Просто в оттенках человеческих эмоций, скрыть которые куда сложнее. Дойдя до бело-жёлтого перехода, я двинулся вперёд. Справа ехала машина-беспилотник. Я почти не обратил на него внимание, так как это почти самый адекватный транспорт в нашем городке. Как минимум рулит в ИИ. Иногда в транспорте присутствует и техник на месте водителя или рядом. Даже в наши тридцатые годы без этого пока никак. К ещё более адекватному транспорту я бы отнёс роверы. Они почему-то напоминают домашние СВЧ-печи, только на колёсах и греют они не еду, её тепло те просто сохраняют за счёт фольгированного бокса внутри. Греют они душу своей величественной мудростью и непринуждённостью бытия. Видели бы вы их вертикальные псевдоглазки. Ну да, не настоящие, зато как интересно и мудро смотрятся эти бельма на чёрном фоне. Если вот, и есть у них искусственный интеллект, то он всяко мудрее нашего. Не могу себе представить ровер, который, доставляя заказ, рефлексировал бы о несбыточности надежд насчёт своей бывшей однокашницы. И уж точно он не хотел бы оказаться рядом с ней в те далёкие школьные годы, когда оба были молоды, но сохраняя свой извращённым взрослый ум. А у людей вот такое бывает. И всякое бывает, о чём мне, тёмному, задумываться не стоит. Для личного спокойствия и психологического, так сказать, комфорту.

Степенно ступая по переходу, оглаживая воздух руками, я поймал себя на том, что снова впал в прострацию и совершенно отвлёкся на свои мысли. Дело в том, что случалось это в последнее время со мной действительно часто. Немудрено так и прослыть философом и мечтателем. Отвлёкся на размышления настолько сильно, что в какой-то момент не обратил внимания, беспилотное такси почему-то не остановилось у перехода, хотя вот он я, прохожий – перехожий. Машина плавно двигалась, почти плыла вперёд, где я должен был оказаться через несколько мгновений.

Перед тем как мы пересеклись, на ум пришла такая сентенция: «и почему же мне всё вспоминается тот день именно сегодня? Вернее, вечер. Та дева с красными волосами. Красива, чувственна и безукоризненно не моя».

И лёд тронулся. Я пришёл в себя. И случилось это оттого, что мою правую ногу плавно толкнула машина, которая весила явно больше меня. Во много раз, между прочим. Вышло как-то странно. Ногу мою и не оттолкнуло, и не потеснило, она как-то так подвернулась и приняла на себя всё давление, и моего тела, и машины, даже не согнулась. Будто нога моя правая решило побороться за дорогу с этой бездушной машиной и потому не сдвинулась, в общем-то, с места. Раздался глухой и влажный «Хрусь». И по глазам моим ударила краснота. Тут я повернул голову, уже как бы осознавая, что что-то сегодня с этим миром не так и не нарочно изобразил лицом пантомиму «удивление – боль – изумление» как в замедленной съёмке. На переднем пассажирском сиденье располагался техник, судорожно тянущийся куда-то под панель. «Вот оно что» – подумал я и качнулся влево, ощущая себя мелким ничто под стопой технологического прогресса.

Упал я на левый бок, больно ткнувшись левым плечом в асфальт. Нога, конечно же, была местами поломана. Лёжа так, на боку, держась за правое бедро, я просипел сквозь зубы: «Су-у-у-ка».

Впрочем, чего и следовало ожидать. В больницу никак нельзя, да и терпеть долгую боль не имело смысла. Отдышавшись, я отдал телу команду на регенерацию и сращивание костей и всего прочего, попутно моля всех знакомых богов и саму тьму, чтобы Макс ничего не заметил. Ну треск и треск, чего тут. Ещё, кстати, пришла в голову такая мысль. «Если беспилотник меня не видел, а водитель точно увидел, когда я был сбит, что выдавали его испуганные глаза, после происшествия возникнет небольшой казус. Видео с камер беспилотника не покажет и моей тени, а вот водитель расскажет, что сбил человека. Всё это вместе может сыграть мне такую службу, что уже завтра весь Ветрополис будет знать о странном человеке, которого не видно на камере, а вот глазами разглядеть возможно. Наверное, этот вечер можно смело считать отправной точкой, так как именно с него всё и начало рушиться. Внимание, начинается двухсерийный детективный комедийный телефильм о том, как Праймс начал зарываться, он может называться так: «Ищите женщину» или «Как поднасрать и не обосраться».

Ага, именно так. Макс начал меня поднимать, и ещё толком встать не успев, я понял, что совсем пропал.

0.10

В полумраке ветреной ночи, под гнётом икеевских крашенных в белый обоев и стен, билась душа в глупом теле.

«Слышно, как где-то

От гнили хлюпают души

Скверная ночь»

Такая у меня в тот момент получилась бы хайку, если так сильно не тянуло на гнусно-матерные стихи. Я всякое в своей слишком уж долгой жизни повидал, в самом деле. Но мерзость гниловозов этого мира была максимальной. Уже огромные, длиною со шлагбаум, черви, с ребристо – говнисто – бледными телесами вовсю скребли по всему вокруг, то и дело лепясь к множественным хвостам лисьей натуры своей жертвы. Я сравниваю её образ с лисой, так как он просто похож, не более. От особенно сильного удара тот пришёлся уже по пояснице, а не по заду, девушка резко выдохнула, а затем всхлипнула.

– Х-хватит! – Дрожащим голосом проговорила та, в голосе читалась мольба.

Скажем, тот мог бы и остановиться. Даже извинился бы. Ведь если хищник продолжит изгаляться, это может и испугать жертву. Такие, как он на инстинктивном уровне чуют, что, если пережестить, потом вкусненького уже не будет. Бьюсь об заклад, он не случайно переборщил со шлёпками. Я в целом жалости не имею, так как это низкое чувство. Понимание и сочувствие – безусловно, но жалость мерзка и отвратна мне. Незачем унижать себя, что ты такой жалкий и боишься оказаться на месте желаемого, потому как бы тоже его жалеешь. Но скорее всего, глядя на кого-то страдающего, ты именно «со-жалеешь», о том, что его повстречал. Так что, стало быть, к чёрту жалость и пусть утопающий тоже себя не жалеет. Ему о другом думать надо.

Да и тёмные в целом не обязаны сочувствовать. Они вообще никому и ничем не обязаны. Но здесь во мне взыграли какие-то слишком уж нежные и противоречивые помыслы, которые я пока не был готов осмыслить и тем более остановить.

И уже стоял у их кровати, что этой ночью стала алтарём для принесения в жертву молодой и, как мне казалось, ни в чём не повинной девушки. Хотя, как сказал волк ягнёнку, прежде, чем уволочь того в лес «ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать». Ну да, получается.

Хоть в астрально-ментальных полях кипело бурное сражение хвостов с тентаклями, девушки демонических внутренних сил и пожирания её духа гнильцом, в реальности всё выглядело обычно. И в этом смысле я делал каждого гниловоза. Они все были просто людьми, хоть и поражёнными гнилью, зачастую полуживыми, а я приглядывал за порядком и отсекал всё новые головы этой вонючей гидры. Да, в самих источниках головы гидры от такого только множились, и я допускал, что в самом деле, зачищая город от гнилых людей, я делал его всё более лакомым кусочком для всё новых гниловозов. Но что делать, если всё самое стрёмное так и тянется в столь уютные и красивые местечки? Кому романс души, кому целая поляна свежих вкусных умов.

Не дожидаясь, пока меня заметят, выныривая прямо из потёмок, что царили в комнате, я схватил парня обеими руками и швырнул в стену. К ней тот и прилип. Чтобы не смотреть на его причиндалы даже краем глаза, я усилием воли и тьмы заставил скомканное на краю кровати одеяло прилепиться к самому гниловозу. Голова его осталась открытой. Уже на стене моя жертва было начала вопить, но чёрное тонкое нечто, одно из множества щупалец тьмы, ткнулось человеку прямо в висок, и он отрубился.

Можно было бы сказать, что человек умер, но сказать так – значит быть неточным, мёртвые не умирают. Гниловоз есть гниловоз. Это уже не человек, а какая-то вредоносная херабора. Проверочное слово «похерить». Глагол, чаще в прошедшем времени, синоним к слову «губить», если ничего не напутал. Сам не устоял, смертный, поддался, а низшие сущности этого мира очень прожорливые, вот и всё, и в дамки. И правда, первыми появляются маленькие паразиты, и только потом что-то сложнее. Демонов натуральных и не встретишь, зато гнилых – пожалуйста!

А Красновласка, как я её про себя назвал, тем временем выглядела не менее ошарашенно. Почуяв неладное, сменив позу с коленно-локтевой и неуклюже плюхнувшись на бок, та уставилась на меня. Красивая, растрёпанная, пылающая жаром, в полумраке та была похожа на самый сладкий из грехов. Или так показалось? Красновласка просто прожигала меня взглядом. Повисло тупое молчание. Ещё раз бросив взгляд на своего бойфренда, как бы распластанного на стене над полом в паре метров от кровати, та поймала мой изучающий взгляд, сделала недовольное лицо, которое что-то совсем уже не выражало испуга, села, и, подтянув к себе простынь, прикрылась ею.

– Кто ты такой, на хрен? – спросила она.

На хрен не хотелось. Или что она имела в виду, я не совсем понял. Но поняв ситуацию в целом, решил сострить.

– Я местный журналист, веду свой канал про город в соцсетях. Ты очень громко стонала, и меня очень попросили с этим разобраться.

Она кинула в меня подушкой. Я озадаченно почесал голову.

– Послушай, лиса, я тебе скажу кое-что такое важное, чтобы ты знала, что, если ты кому-то перескажешь, я очень сильно расстроюсь. Окей?

– Хрен с тобой, золотая рыбка, – сказала она, а после вытащила из-под подушки электронную сигарету и сделала затяжку.

У неё были просто огромные, как мне показалось, выразительные глаза. И она опять сказала что-то совсем невразумительное. Я не местный и всех тонкостей знать не обязан, сам то говорю на довольно старом наречии из своего мира, а на язык местных переводится как бы само, при помощи тёмной энергии. Тут много ума не надо. Общаемся-то мы даже с ней скорее посылами, тем, что хотели бы сказать. Ну и, соответственно, слышит она уже всё как надо, только с жутким акцентом. С которым я ничего не могу поделать.

Возможно, на моём лице отразилась какая-то мыслительная мука, потому та подтолкнула меня к разговору, выдав такой тезис:

– Я сейчас, – сказала она, указывая на меня электронной сигаретой, – вызову безопасников, и они тебя скрутят. А потом отколупают от стены этого. А завтра я пойду в суд. Короче говоря, в итоге ты платишь компенсации и вылетаешь за периметр. Понял?

Я не ответил. Что-то мне совсем расхотелось с ней разговаривать. Включил свет. С кровати донеслось:

– Ты бы хоть предупредил, что свет включишь! Глазам же больно

Стоя между выключателем и прибитым к стене парнем в одеяле, я повернулся на звук.

– Сейчас больно будет не только глазам, – сказал я.

– Ты мне что, угрожать решил? Ты, кем бы ты ни был, хоть бес, хоть чёрт, я тебя размажу, ты понял?!

Девушка уже совсем распалилась. Всё же страх у неё был. Просто он прятался за агрессией. Чего поделаешь. Людям так вообще нежелательно становиться свидетелями моей охоты. Но она и не совсем человек. Маленькое пламя бесконтрольного хаоса уже точило её искру со всех сторон. И в ауре-то было прекрасно видно. Я шагнул к своей жертве. Заговорил:

– Смотри и слушай внимательно, девушка. Сейчас ты увидишь то, что не может заметить даже самая современная наука. Я посвящаю тебя в великую тайну этого мира.

Сказав это, я заставил свою тьму впиться в грудную клетку бессознательного тела. Для неё неважно, есть преграда или нет. Это тёмный экстракт мира. А всё остальное на нём только бликует и булькает. Если хотите, чёрный экран смартфона, а всё остальное на нём притворяется реальностью. Щупальца моментально нашли место стыка тела парня с миром. Лонус искры, стало быть. Он находится в центре грудной клетки и слегка правее. В некотором смысле тьма практически то же самое, что и моя конечность, и я ей ощущаю. Потому я сразу почувствовал склизкие остатки искры жизни в теле.

Будь искра целой, я получил бы ожог, ведь это как пытаться добурить до самого центра планеты. Сейчас же там была полупереваренная искра и много-много энергетического перегноя. Грязное солнце, что способно греть только результатами процесса разложения. Всё это пошло мне на корм. Спустя минуту я выпил весь перегной с остатками искры. Когда это происходит, мне становится сложновато контролировать своё тело. Как-никак не лучшая трапеза для тёмного. От этого ноги подкосились, с размаху я упал навзничь, гулко бухнувшись затылком об пол. Руки и ноги мои затряслись, как при падучей. Этот тип был жирным уловом. Я сожрал всё.

По натяжному потолку промчалась бесхозная огромная тень, заставляя его дрожать. Лампочки в люстре синхронно полопались, светильник закачался.

Моя грудная клетка затрепетала в агонии слишком частого дыхания, голова начала ритмично постукивать об пол. Не знаю, что там подумала Красновласка обо всём этом, но в какой-то момент под моим затылком оказалась подушка. Её руки стали прижимать меня к полу, растирать лицо. Зрение зернилось и временами совсем пропадало.

Когда спустя несколько минут я начал приходить в себя, я понял, что просто так и сразу не уйду. Придётся ещё немного задержаться в гостях, пока не полегчает.

– Смотри на него, – сказал я, указывая пальцем на чучело, прибитое к стене.

Зажёгся фонарик на телефоне девушки. Она до сих пор сидела рядом, но уже в мужском халате, который позаимствовала из большого шкафа, стоящего в той же комнате. Указывал я на самое настоящее чучело человека. Только не очень правильное, изуродованное словно бы чьим-то больным умом. Чьей-то злой волей, носителем которой всё же я не был. Я только снял то, на чём держался камуфляж. Или, если хотите, срезал петельки человеческой маски с лица ходячего трупа. Я продолжил:

– Парень давно уже прогнил и умер. В каком-то смысле тот был самым настоящим философским зомби. Внутри него не было никого, кто мог на самом деле что-то испытывать. Игра в жизнь, так сказать, ради пожирания другой жизни и размножения. Такие даже не думают в привычном смысле этого слова. Решения принимаются автоматически, исходя из подтекстов и стимулов. Сама можешь увидеть, что его настоящее тело было спрятано под некой ширмой, чтобы казаться тебе обычным человеком. Созданием божьим, скажем так, если верующая. Вот у него вместо глаз пики какие-то торчат, они наводят гипноз обычно. В распахнутом рту не зубы, а реально ряды когтей каких-то, голова эта непропорционально большая, на каких-то тросиках и палочках держится. Сама же видишь. Это существо совсем другого порядка было. Ну и сдохло. Ты не подумай, я не убил его и не построил всё так, что это только он такой монстр. Я ещё хуже, просто слежу здесь за порядком, понимаешь?

Наши взгляды пересеклись. Она поёжилась, как от холода, хотя в квартире было тепло.

– Так ты правда тот, кто канал ведёт про город?

– Нет, конечно, это я пошутил. Того дядьку видел пару раз. Да и сама увидишь. Городок маленький.

Она кивнула.

– Что дальше будем делать? С этим, например? – Она указала подбородком на тело монстра, – И со мной что?

– С этим всё просто, – сказал я, – сейчас мы эту бывшую падаль сделаем как бы големом, будет тебе симулякр человека. Будешь жить в Ветрополисе, как и собиралась, если останется такое желание. Или поедешь дальше. Этот на всякий случай будет тебя слушаться, ходить на работу и всё остальное делать, но уже без всяких поганых проявлений. Кукла человека, скажем так. А через некоторое время поедет куда-нибудь, скажем, в путешествие, и там навсегда потеряется, и сдохнет, чтобы и тела не осталось. Родные у него, если есть, будут горевать, но поздно, один хрен. Судя по внешнему виду, тот самый парень, по которому горевать можно было бы, сдох лет пять назад. Дальше труп ходил и неизвестно, скольких обратил в таких же.

Я смотрел на её лицо пристально. Что-то вызывало во мне те самые искренние чувства, что свойственны каждому, кому не повезло впечатлиться другим человеком, и испытал некое романтическое влечение. После пожирания гнили, спустя какое-то время всегда приходила какая-то человеческая тоска по несбыточной любви, и печаль. Хотелось тепла. Но я не собирался уподобляться смертным и вновь бросаться в объятия мозговой химии, что по ошибке принимается за нечто высокое. Каждый тёмный, кто поддаётся эмоциям и чувствам, рискует быстро утратить своё могущество. Дети тьмы не созданы для любви, всё человеческое в них порождает некий надлом. И во мне он был. Ещё бы ему не быть. А значит, находиться рядом с красновлаской просто опасно. И надо разорвать контакт. Пока не стало поздно, и пока я её не полюбил.

– В общем, я скоро уйду, – продолжил я, выныривая из раздумий, – ты вольна поступать, как считаешь нужным. Только не вздумай кому-то обо всём этом рассказывать. Во-первых, тебе не поверят. Во-вторых, ты меня подставишь. Я, конечно, мог бы залезть тебе в голову и подтереть там всё то, что не стоит так оставлять. Но не стану. Окей?

– Да, окей, – сказала она, вставая, – я пойду тогда, прогуляюсь. Можно?

– Конечно, – ответил я тоже постепенно поднимаясь, – у тебя дверь изнутри без ключа открывается?

– Угу.

Часть 1

В каждый пятничный вечер двухсотый бар превращался в самый настоящий кабак, забитый манагерами и сорсерами всех мастей. Кабак, конечно, не в каком-то исконно дрянном смысле. Заседала здесь самая приличная публика. Если кто-то начинал буянить, его уже минут через пять задорно вентили ребята из группы реагирования. Ветрополис на то и город высоких технологий и неумолимого прогресса, что проживают в нём в основном люди со светлым умом и проактивной жизненной позицией. В том плане, что тут просто не сможет прозябать какой-то прожигатель жизни без хорошего образования или хотя бы минимальных связей. Впрочем, даже при всём этом можно просто не въехать в комфортабельные апартаменты, если у тебя нет острого ума или хотя бы нескромных сумм. Что становилось понятно даже из меню единственного нормального бара, как о двухсотом говорят завсегдатаи заведения. Бургер стоил как два таких же в соседнем городе. Коктейльчик «SQL Ultima», который я пил, был представлен в сравнительно небольшим по объёме, но стоил как бутылка недорогого пойла в магазине. До которого, кстати, можно было дойти за пять минут, если у тебя вдруг кончились деньги в баре, а веселье продолжить хочется. Лично у меня «SQL Ultima» был за вечер пятым. Впрочем, я мог не опасаться за свои финансы, так как у меня их и не водилось. Макса, впрочем, цена смущала мало, а банковал именно он. Кстати, о бургерах, я съел уже один и подумывал над вторым. Здесь они чертовски вкусные. Может, это и стоит своих денег, когда они у тебя есть. Я с бо́льшим удовольствием съел какой-то фермерский бургер с двумя сочными говяжьими котлетами, яйцом, чем-то ещё и порцией фри на деревянном подносе. Да, готовить в двухсотом умеют и неслабо.

Макс сидел напротив, медленно цедя напиток, и хитро поглядывал на меня, пряча улыбку за большой кружкой пенного. Хрен его знает, что он там задумал, но по ауре было понятно, с момента небольшого инцидента с такси тот стал чуть более нервным и принялся скрывать это за показным лисьим весельем. Эманаций предательства не ощущалось, потому я был спокоен насчёт него. Предателей видно сразу, самые простые из них зная, что делают дрянь, планов не меняют, но начинают заниматься всяким самоедством. Мало ли что себе надумал, я ведь даже не потрудился особо оправдаться, когда меня травмировала машина, а через миг мы уже гордо удалялись прочь.

Я, вообще-то, попробовал хромать для виду, но получилась какая-то клоунада, и волевым усилием, и твёрдой волей, и острым умом, кстати, было решено не продолжать позориться. Конечно, сказать, что наше шествие было совсем уж гордым, будет слишком лукаво, мы скорее ретировались, но очень достойно. Всю дорогу до бара у меня была только одна мысль, как бы быстрее свалить. Что делать с беспилотником я, кончено, решил, просто запустил мемо-вирус в ауру того места сразу после происшествия, тьма поглотит все свидетельства моего позора. Му-ха-ха-ха! А тьма, как известно, порой бывает такой тайной, которая сама себя хранит.

Объясняю один раз и на примере. Помните, может, эксперимент с котом от некоего Шрёдингера? Вопрос в самом же эксперименте ставился в том смысле, что пока коробку не откроешь, судьба кота не определена, и якобы так порождается сразу две вселенные, где в одной кот жив, а в другой нет. Трактовка самая вольная, так как меня не интересует точная передача смысла эксперимента. В нашем же случае, если вопрос ставится относительно силы тьмы, которая могла бы принять участие в опыте, всё будет намного прозаичней. Не будет никакого деления на вселенные, не будет и разницы между тем, жив кот или нет. Если тьма решит вмешаться, никакой господин Шрёдингер никогда не сможет открыть коробку и узнать решение. Для начала он к чёрту забудет о коробке. А после, даже если попытается придумать что-то похожее или захочет вспомнить о коте, у него появится такое нежелание это делать, что вопрос с результатом эксперимента отпадёт сам собой. Какой ещё, на хрен, кот? Такова сентенция, если речь идёт о тьме, как о тайне, которая хранит сама себя. Таковы и люди, каждый день видящие правду о своём существовании, но раз за разом возвращающиеся к обычным бытовым мыслям. Тьма есть в каждом.

Я немного отвлёкся. Вернёмся в бар. Почему же мы ретировались? «Ну так всё просто» – отвечу я. Весь пролог и был такой подводкой к тому шоку и трепету, что я испытал сразу после того, как срастил кости в правильных местах. Потому и смешались два разных времени в моём повествовании. Совсем недавние и сейчашнее. Нет, будущее!

Из задней двери беспилотника медленно показалась голова с крашенными в красный волосами. Большие солнечные очки, почти на половину лица, были совершенно неуместны вечером, как и мои. Джинсы клёш, аккуратный белый топ и белые сандалии. Во всё это была одета моя погибель, как мне показалось в тот момент. Из машины вынырнула, как из кошмарного сна, как из спрятанного за двумя дверьми прошлого, та самая девушка с демоническим обликом лисы в астральном плане. Меня тут же бросило в холод, а затем сразу же в жар. Сердце споткнулось, имитируя обычный человеческий ритм. Я просипел что-то вроде «ну да…», понимая, что события, наверное, месячной давности, так настойчиво вспоминались не просто так.

Не задумываясь о последствиях, я ударил зарядом ауры тайны по площадям и просто-таки толкнул Макса, увлекая его прочь с места встречи с тем, с кем встречаться мне совсем не хотелось. Я был вне себя от замешательства. Мои чувства просто вопили «Danger!».

Как настоящий друг, Макс не стал задавать лишних вопросов. Так же, как и я не спрашивал, почему он решил оставить мой разбитый телефон себе. Свободных мест в баре не было, но когда я мельком стрельнул взглядом на двух молодых парней в похожих худи, те вдруг взяли свои напитки и подсели к какой-то другой компании. Те, в свою очередь, вдруг стали дружиться с новыми знакомцами. Вот так нас порой и сводит чья-то незримая тёмная воля.

– Ну чё? – осведомился Макс, когда закончил хитро цедить пиво, и когда я добил очередной коктейль.

– А чё? – спросил я в ответ.

– Ну тебе ещё что-нибудь заказать? – спросил он.

И в вопросе его читалось некоторое спокойствие. Было ясно, выпей я хоть полбара, деньги у него не закончатся. Даже стало как-то интересно, с чего вдруг. И ещё в голову закралась мысль, что примерно так может чувствовать себя какой-нибудь информированный перебежчик, которого задабривают ради получения новой информации. Такие размышления отдавали то ли конспирологией, то ли аллюзией на некие большие и расчётливые спецслужбы, которые вот-вот накроют меня и либо пустят на опыты, либо завербуют. Второе почему-то представлялось менее приятным.

Но ведь от Макса даже на секунду не веяло хоть какой-то дискредитирующей его эмоцией и мыслью. Мысли не прочтёшь, конечно, даже сам человек просто фантазирует, что слышит их у себя в голове как речь, в самом деле это просто набор условных сигналов, но эмоции должны быть понятны.

– Я вот долго думал, Максончик, – сказал я, пьяно улыбаясь и отставляя хайбол к ряду таких же на краю стола, – ты хитрый жук.

Макс сделал такие большие глаза, как бы «А что я, я? Да как можно?». Вместе с этим он как бы подался назад в попытке увернуться от моего ничем не аргументированного обвинения. Потом, завершая пантомиму, он помотал в воздухе среднем пальцем, то ли лаская клитор самой богине правды, то ли пытаясь оттереть маленькое пятнышко со своей безупречной биографии. Забавно, что в подпитии я думал именно в таких категориях.

Но лицо моё было всё тем же, с пьяной улыбкой. Только глаза уже не улыбались. Искренняя улыбка захватывает не только губы, но и глаза. Когда человек улыбается искренне, его глаза поднимаются, появляются морщинки в уголках глаз, а зрачки могут немного сузиться. Вот я показал ему обратную картинку. Сначала дружеская улыбка, потом натянуто-вежливая. Такой намёк поймёт всякий смышлёный человек.

Забавно, кстати, что подать этот знак мне было совсем уж просто. Достаточно вспомнить, как когда я бил по площадям самой себя хранящей тайной, мне даже и в голову не пришло, что на красновласку этот трюк не подействует. Я был ей представлен ещё при нашей прошлой встрече. А ведь и Макс ничего из виду не упустил. Максимум, что мне удалось, так это подтереть за собой в мозгах у беспилотника, выбить инфу об аварии во всех серверах, включая и те, на которые непрерывно сливается картинка с группировки спутников, которая висит над Ветрополисом уже какое-то время. Ещё я заставил всё забыть техника такси. Такая неловкая картина получается. Макс в курсе, Красновласка в курсе. Курсы у всех разные, но сводятся все к моей персоне. Не могу объяснить причины, но я чувствую, что и он, и она, оба смотрят на меня как-то изучающе. Когда та вышла из машины, потянула за свои очки, чтобы приглядеться, она изучала. И этот сейчас изучает. Кажется, это лицемерие не может больше продолжаться.

А не пора ли мне, пьяному и сильному, тёмному и великому сорвать покровы и обнажить саму суть?!

– Почему ты так подумал? – Медленно произнёс собеседник, словно бы специально плохо проговаривая слова, мол «уже пьяный я и разнузданный, чего хотите-то?».

«Ну да, меня обмануть не получится, так хоть сам себя попытается» – подумал я.

– Я решил так потому, что ты уже долго делаешь вид, будто бы всё нормально.

Я подмигнул Максу, словно бы намекая на то, что уже раскрыл его.

Разговоры других посетителей на заднем фоне, музыка, всё притихло. Или так только казалось. Лицо Макса изменилось, стало каким-то нервным. Рука парня вцепилась в рукав моего пальто, что я нарочно не снимал всю нашу посиделку. Вернее, мне просто было всё равно, есть оно на мне, нет, так и так жарко не будет.

А тот потянул на себя, и сам подался вперёд, в больших глазах читалось напряжение. Покрутив головой, оглядывая, слушает ли нас кто-то, Максим зашипел сквозь зубы:

– Не надо об этом говорить, всё нормально. Слышишь? Всё нормально.

И в тоне его послышалась некая мольба. Но нормально не было, само его поведение просто кричало об этом, постулировало. Немудрено, впрочем, ведь даже самый сдержанный человек не сможет не спалиться, обдумывай он действительно тревожные для себя темы долгое время. Не став особо дёргаться, чтобы сильно не нервировать друга, я накрыл его руку, что всё ещё сжимала мой рукав своей и доверительным тоном произнёс, заглядывая прямо в глаза и снова искренне улыбаясь:

– Я знаю, что ты всё знаешь, и нам это пора обсудить.

Не сказать, что я уделял достаточно много времени изучению своего нового друга, которого, правда, считал таковым. Но всё было понятно и без лишних слов. Оставалось лишь разобраться, о чём именно тот информирован и что мы будем с этим делать. По большому счёту, когда и если мне придётся подчищать концы, что-то делая с Максом, ему не поможет никакая наша представленность друг другу. Это на общие аурные вмешательства у него есть иммунитет, но кое-чем я смогу в лёгкую размазать даже Кира, если вдруг понадобится. Впрочем, Кира я люблю, ведь он мне практически брат, и ,надеюсь, никогда не придётся так поступать.

Максим кое-как успокоился и предложил выйти покурить на веранду. На улице давно стемнело, свежий летний воздух приятно навевал самые благие настроения. Толпа то ли тинейджеров, то ли резидентов местных компаний. Те и те отличались каким-то особенным аурным следом, и чужие для нашего города люди всегда выделялись в толпе.

Всё было бы привычно, но в собравшейся у левого угла веранды группе был кто-то ещё. На меня пахнуло чем-то таким, в плане ауры, конечно, чем-то нехорошим. Сделав мысленную зарубку на этот счёт, я не стал задерживаться и проследовал за Максимом, который уже вовсю дымил возле столика, выполненного из большой круглой доски и настоящей бочки. Что примечательно, посередине коричневой доски была пепельница. Мне всегда нравились такие стильные решения. С беседки, если не обращать внимания на дома и глянуть влево, в сторону спортивного комплекса, что по виду больше похож на большую пилюлю, виднелись поле и лес. Граница Ветрополиса проходила будто нарочно за последней линией жилого квартала, спорткомплексом и парком. И всё. Мне подумалось, что от центра Ветрополиса не будет и двух километров в любой край, за которым тот кончается.

Перестав отвлекаться, я взял сигарету у Макса и закурив начал разговор:

– Макс, послушай, я безмерно ценю и твою щедрость, и твоё внимание дружеское, всё, что ты для меня делаешь. Потому и отвечаю тебе взаимностью в поддержке, понимании, я готов помочь тебе по малейшей твоей просьбе, – тут Макс попытался что-то сказать, но я поднял руку, как бы прося его дать мне, договорить, – жизнь коротка, и может даже наше знакомство столь же коротко. Ведь мы не знаем, что будет дальше. Потому я прошу тебя быть максимально искренним и обещаю дать тоже взамен. Что ты знаешь, Максим? – закончил я, стряхнув пепел с сигареты прямо на пол.

Тот немного пожевал губами, затем почесал бородку и, бросив быстрый взгляд на что-то обсуждающую и периодически посмеивающуюся компанию в другом углу веранды, заговорил:

– Понимаешь, я постараюсь говорить как есть, – он помотал в воздухе пальцами левой руки, словно бы перебирал слова в буквальном смысле и пытался подобрать самые подходящие, – но, если ты меня не поймёшь, я не смогу всё сказать напрямую, понимаешь? Нельзя просто.

Я хмыкнул и кивнул, вытягивая следующую сигарету из его пачки, что тот оставил на столе. Чувства стыда за это у меня не было совсем, для меня самого было такое правило: можно взять всё, что я положу на общий стол. Я так бы всех и угощал, если бы, конечно, пользовался деньгами.

Макс продолжил говорить. Его дикция, как ни странно, уже снова была нормальной. Ясное дело, на пьяную голову не могут связать двух слов либо те, кто очень хочет притвориться, либо те, кто выпил столько, что уже ближе к коме, чем ко сну.

– Вот у меня такой вопрос. Попробую объяснить свою позицию, чёт типа исходя из твоих слов. Угу?

– Угу, – ответил я.

– Ну, короче говоря, смотри. Есть такая профессия, пожарный-спасатель, скажем. И вот у нас городок маленький. Давай представим, что ты и есть такой пожарный-спасатель. Я думаю, что если ты у нас один, а так, скорее всего, и есть, других похожих на тебя пожарных я никогда в жизни не видел, – может, от волнения, может, и от опьянения тот стряхнул пепел на себя, – сука, ой, так вот, ы-г-х, – икнул тот, – меня для начала волнует, если вот чёт не то, и ты единственный наш пожарный, ну, ты придёшь сначала кого спасать, вдруг у нас всё-всё полыхнёт? – закончил Макс, как бы обводя рукой весь Ветрополис в широком жесте. Ну или веранду. Кто этих пьяных разберёт.

Я задумался. Собеседник явно знал о моей необычной природе. И намекал на то, чем я занимаюсь в этом городе всё последнее время. Замечательно. По большому счёту уже вообще было неважно, что именно он знает. Один факт понимания моей роли здесь отметал все попытки отбрехаться обычными способами.

Теперь и я посмотрел на компанию молодых людей, которые всё никак не хотели покидать веранду. Мне как-то не очень хотелось говорить при них. Ещё алкоголь этот, всё же он меня брал и вполне ощутимо. Наверняка всему виной вновь разыгравшиеся чувства и эта, никак не выходящая из моей головы Красновласка, мать её перемать.

А ведь как назло, то ничего и всё ок, то всё и разом норовит навалиться. И появилось желание крикнуть что-нибудь такое, вроде «А чё, может, вы нас оставите? У нас важный разговор». Но даже пьяным делать этого я, конечно, ни за что не стал бы. Излишнее внимание ни к чему.

– Окей, – подытожил я, – я отвечу, но так же завуалированно, как и ты, мой милый друг. Смотри: есть время нести свою вахту, а есть время сворачиваться, забирать брата и валить с ним домой.

Завершил своё изречение я довольно резко. Не потому, что мне не хотелось откровенничать с другом. Просто накатила небольшая злость на Кира, довершая как бы всю картину негативных впечатлений этого вечера. Тот всё знал уже долго и до сих пор не мог принять единственно верное решение и убраться со мной восвояси. Нас ждёт другой мир, и это надо понимать, это же совсем другая жизнь! Астрал то и дело пытается затянуть меня в свои новые игры, а мне совсем не хочется спасать миры, будучи притянутым в один из них против воли. И именно Кир нужен мне, чтобы нормально заземлиться и дальше вернуться домой. Домой! Я ведь не зря выбрал именно этот мир. Поблизости было не так уж и много моих копий, с которыми можно сделать коннект. Дай он мне связать наши сверхкосмические нити, я бы двинулся в Елизарию ещё полгода назад. Но нет, этой местечковой породии на меня надо творить и жить мирской жизнью.

Не став продолжать разговор, понимая, что вот-вот и совсем зря сорвусь на друга, который ни в чём не виноват, я двинулся к входу в бар. Прости меня, Макс, но мне правда нечего больше сказать тебе. Не знаю, что там за судьба уготована вашему миру и, в частности, этому прекрасному городку, но семья ждёт меня уже слишком долго.

– А ну, стой! – раздался сзади окрик Макса.

Я так и замер, уже сжимая ручку двери. Обычно таких грубостей тот себе не позволял. На ум почему-то пришла семантическая игра со словами «подобострастный-подобосрался». А Максимус что-то совсем распалился. Так и до инфаркта недалеко, хе-хе.

За спиной послышались гулкие шаги по деревянному полу. Подумал, что вот-вот и тот настигнет меня, развернёт и ударит. Но он просто придержал меня за плечо и аккуратно повернул к себе. Ой, зря он устраивает такие сцены на публике, правда, зря. Я уже упоминал, что могу и часто в самом деле подтираю следы своего присутствия в городке, но ведь эта сила не бесконечна. Макс смотрел на меня, словно бы что-то прикидывая в уме, тяжесть его раздумий была почти физической и предавалась мне. На лице парня гуляли желваки, он глубоко и интенсивно дышал. Казалось, ещё немного и что-то точно взорвётся.

– Подраться хочешь? – Спросил я, сбрасывая его руку с плеча и переводя взгляд на компашку манагеров.

Они двинулись к нам, но никто не решался заговорить, видно чего-то ждали.

– Нет, – ответил Макс. – Никогда. Ты должен меня понять.

– Тебе обязательно выяснять отношения при всех? – спросил я.

– Да, чёрт возьми! – воскликнул тот, – ты ни черта не понимаешь. Таких пожарных я вообще больше не встречал. Вообще! Хоть знаешь, что в мире происходит? Да тебя прямо сейчас с руками оторвут, если сверху узна́ют, что ты за кадр. Такие, как ты должны быть не здесь, а на переднем краю, понимаешь? Прямо сейчас идёт раздел мира. Какие-то, я не знаю, хрен знает кто вообще повыползали и начали занимать власть. Только мне плевать на этот передний край. За нас всех здесь боюсь, и ты должен остаться. Не будь же таким эгоистом!

Макс вдруг замолчал. Я не планировал что-то добавлять в его тираду, а лишь подсчитывал, во сколько мне встанет наложение забвения на всех невольных свидетелей. Сил осталось немного, совсем мало. Я уже неделю жил, экономя каждый грамм энергии, и тот прыжок с бублика явно был некстати. Но как же хотелось вновь отрастить свои крылья…

Максим уже было продолжил, он сказал: «Ты должен остаться с на…», и тут его перебил человек. Парень с длинными синими волосами. У него было порядка десяти различных пирсингов в ушах, стильные квадратные очки, не как у меня, а настоящие. Одет человек был в рубашку с длинным рукавом в красно-белую клетку. И я его знал. Бывший коллега Кирилла, Егор, также знакомый и с Максом. Тот частенько представал миру в новом амплуа и сейчас больше походил на пирата-педовку.

Он встал между нами и оттеснил меня назад, заговорив с Максом.

– Эй, бро, ну что ты устроил-то, а? Всё ж нормально, ты чё, мэн. Ругаешься с братишкой Кирилла? Ну ты устроил. Чё случилось-то?

Тон его был довольно весёлым и правдоподобным. Только вот от этого Егора веяло чем-то таким, что выдавало и его причастие к нашей тайне. Пират ловко скрывал свои истинные эмоции, но эмоции клокотали из самого его нутра и выдавали с потрохами.

Макс стал лепетать что-то оправдательное, и через пару мгновений они вовсе позабыли про меня. По крайней мере, с виду всё было так. Если, конечно, не обращать внимания на быстрые взгляды, бросаемые обоими в мою сторону.

Пока появилась свободная секунда, я запустил интерфейс с того самого импланта, которым обзавёлся ещё в лоне Мидгарди. Об этих событиях книгу пишет Кир, полагаю, она тоже дойдёт до читателя моей рукописи. Непременно нужно сделать канал между мирами. Когда я встречусь с Праймсами, это будет замечательным подспорьем для нас. Пока люди общались, занялся важным: при помощи чипа в своей голове я напряжённо составлял интерфейс с обычными шкалами, которые должны были повиснуть перед глазами. Иначе будет сложно рассчитать силы. А мои ресурсы не бесконечны.

Забавная, конечно, в целом получается ситуация: я пожираю гниль для восполнения энергии, город становится чище, в него начинает тянуться всё больше мерзости, ведь общий фон на этой земле уже более благоприятен для произрастания гнили. Будь здесь уже много заражённых, новые твари бы не лезли. Это тысячеголовая гидра, и мне придётся с ней справляться, пока не покину мир.

Покряхтев с минуту, я уже сделал что-то вроде процентных шкал. Шкала тьмы, шкала физики, рядом с которой мелко были прописаны параметры плотности тела и массы, и физические показатели, энергия, здоровье, репликация человеческого организма. Краткий анализ показал, что почти всё в норме, а вот тьмы осталось не так много. Семнадцать. Увидев этот результат, я обомлел, скажем так. Семнадцать долбанных процентов тьмы. А ведь было явно больше несколькими часами ранее. Видать висящие над городом спутники в последнее время чаще попадают в цель, выглядывая меня со своей орбиты, значит, пришлось подчищать больше. Сукины дети.

Все манипуляции с интерфейсом заняли у меня минуты две.

Макс с Егором ещё общались, а я заметил, что на меня пялится в упор человек пять. Никак на моём лице во время составления интерфейса отображались глубокая задумчивость на пару с напряжением. О да, просто великолепно. Я оглядел своих зрителей. Три парня, две девушки. Смотрят с интересом.

– Егор, скажи-ка, мать твою, почему твои друзья на меня так смотрят, – сказал я, начиная злиться.

Тот повернулся ко мне и, выставив руки, принялся самым дружеским тоном оправдываться. Забавно, но почти все манагеры поняли, что пялились на меня слишком нагло, и смутились. Все, кроме неё. Она так на меня смотрела. Огромные такие глазищи, а в них читается что-то такое. Ух, даже не по себе стало как-то. В прошлый раз на меня так смотрела Марлина. Эх, бедняжка, пришлось ведь там оставить, в том долбаном мире. Проблема то, в чём? А в том, что Марлина смотрела на меня с маниакальной, мать её, любовью. И всё после нашего совместного погружения во временную ловушку, где мы чуть ли не с месяц не могли двигаться и тупо пялились друг на друга в упор. Я без осознания происходящего и почти в ауте, и она – в полном понимании происходящего пиздеца. Нет-нет, какие там чувства, мне и своих проблем хватает. Девочка, тебе это не надо. Лет двадцать на вид. Да даже если тридцать, я грёбаный старик в теле вечного подростка, куда мне?

Первые несколько фраз Егора я пропустил, он как бы тараторил на фоне. Я смотрел на девушку, которая продолжала таращиться на меня с каким-то нездоровым интересом. Из её глаз просто-таки били лучи лазерного наведения, какие используют для более точного применения ракет. Я не просто видел её взгляд, я ощущал это аурой. Она быстро сделала ко мне шаг и протянула руку со словами:

– Я, я Лиза!

На её щеках проступили ямочки. Да ну тебя в щель, мне не до грибов тут. Не став приветствовать девушку, я буркнул через плечо: «Лучше не пялься на меня так, это плохая идея». Отчего Егор было сбился со своего рассказа, но я кивнул ему, показывая готовность слушать.

– Так вот, как я уже сказал, здесь все знают, что твой брат писатель, честное слово, половина города уже прочло его прошлую рукопись, и я даже подумываю зарядить для него донейшен, и вот, а про тебя все знают, что ты истинный патриот нашего города.

– Кто все-то? – спросил я нахмурившись.

Его слова только навели меня на мысль, что уже пора бы начинать работать по площадям и зачищать концы. Грубо говоря, настало время применить тьму и заставить всех про меня забыть. Слишком уж много внимания. Но вот где брать на это силы?

– Ну не все, про тебя вот, я знаю…

– Кто тебе сказал, что ты знаешь? – перебил я его, подозрительно сощурившись.

Манагеры в это время стали потихоньку ретироваться в бар, никто новый не выходил. Ещё бы. Когда я так напряжён, аура сама собой складывается в угрожающие всем и каждому узоры. Это не специально, но ощутимо. И этот тоже должен был захотеть свалить. Ан-нет. Стоит, базарит.

– Ну вот, – Егор указал рукой на Максима, который уже успел сходить за пачкой сигарет к столику с пепельницей в левом углу веранды.

Я одарил друга таким прожигающим взглядом, что, если бы на том не было защиты, которая сама вешается на всех представленных, или будь у меня заряда тьмы баллов на сто, тот бы сейчас словил как минимум паническую атаку.

Максим сделал виноватое лицо и пожал плечами, но пачку сигарет мне протянул. Я повернулся к Егору.

– Что ты знаешь? – напрямую спросил я.

Егор помолчал, ловким движением вытянул из кармана одноразку и затянулся. И ответил мне.

– Что ты наш герой. Я видел видео.

Шах и мат, аутисты.

Нет, не так. «Шах и мат, айти-специалисты».

Но лучше бы аутисты, хлопот меньше. Не в обиду аутистам, соболезную их болезни. Но так или иначе, мне это вот всё не нравится. Ситуация не очень. Я хотел сам кого-то вывести на чистую воду, а получилось как в шахматах. Только неясно, кто поставил шах. Две пешки? Другие фигуры? А если это два ферзя?

И напрягало меня как раз то, как этот человек никак не реагировал на те тёмные эманации, что я исторгал из себя. Да, ненамеренно, на эмоциях, но всё же.

– Какое, нахрен, видео? – спросил я со всё возрастающим раздражением.

– Да такое, – ответил Егор, неловко улыбаясь, – я купил дрон полгода назад, мы с Максом и вон теми ребятами его запускали. И я сам обалдел, когда увидел, как ты бегаешь по крышам, причём, на видео ты вывалился просто из воздуха. Да давай покажу, кароче.

«КАроче-кАроче-кАроче». Именно через «а». Короче говоря, я попал. Значит, был какой-то дрон, который я не заметил. Тот беспрепятственно снял меня. Есть видео с доказательством моего явного существования. А вечерок-то, перестаёт быть томным!

– Давай, – ответил я, – только тут тогда.

Часть 2

В обычное время я часто любил философствовать на тему просветления. На этой почве мы и подружились с Максом. Ещё на почве любви к городу, но и его я всегда описывал больше в высоких материях. А в этот вечер я плавно перешёл на матно-русский.

И мы в самом деле посмотрели видео. Оно было на телефоне у Егора. С ума сойти, как же глубоко я вляпался. Вот видно, как дрон взлетает выше крыш домов жилого района. Вот он проплывает над аптекой. Бар. Следующий дом. Вот видно, снизу что-то происходит, там собралась целая толпа. Дрон пишет со звуком, потому помимо шума лопастей и порывов слабого ветра удаётся расслышать женские крики, мужские басистые восклицания, глухие удары и играет какой-то блатняк. Время вечер, ещё не стемнело. Дрон начинает плавно снижаться, а в это время, как мне объяснили, кто-то из операторов уже набирает ГБР и полицию. А на крыше того самого дома, у подъезда которого что-то происходит, возникает, угадайте кто? Долбанный тупой силуэт с какого-то хрена не вовремя снимает защиту, стало быть, экономия энергии пока никого нет! И становится видимым. Человечек перелезает через чисто символическую оградку на парапете крыши и повисает вниз головой, цепляясь за стену, как паук. Ногами кверху прилип и замер. Ну да, ну да. Моя идеальная память тут же подкинула мне воспоминание. Такая картинка.

Какие-то неместные в количестве трёх пьяных лиц зажали у подъездной двери парня с девушкой. Из разговора ясно, что тот как-то не так посмотрел на них и вообще, девушка у него не по статусу.

– Отдавай свой мафон, слышь, – доносится от большого лысеющего парня с не менее больши́м брюшком.

Одет тот был неказисто. Его собутыльники вид имели тоже не самый лучший. Основным орудием джентльменов служили пивные пластиковые бутылки литра на полтора. Орудие это было скорее духовным, ведь перед каждым новым панчем или требованием те делали по смачному глотку и уже после этого подступали к ребятам ближе. Самое интересное, что первые вибрации конфликта я учуял ещё минут пять назад, а на помощь молодым ребятам так никто и не пришёл. Причём вибрации изначально доносились от другого дома. Видно, ребята вообще не в этом подъезде живут, так как даже не пытаются открыть дверь. Девушка в розовом худи вжимается в плечо парня. Звери орут так громко, что ей становится не по себе. Аура ребят бледнеет, так и источает страх.

Черти развлекаются. И это не оскорбление. Все трое сбились в стайку не просто так, аура каждого вибрирует и отливает жаром. Их истинные лица тянутся в дичайших улыбках. Звери во плоти. Точнее, демоны. Я нашёл очередные зачатки расы бесов в этом мире. И был неприятно удивлён. В моём-то городе. Точнее, в городе, в котором я живу. И что было делать?

Пришлось немного спускаться по стене, чтобы точнее попасть. Парочке довелось пережить ещё пару минут тычков и издевательств, пока я достиг самой подходящей точки. Собрав в ладони достаточно большой заряд, я размахнулся и швырнул вниз сгусток тьмы с зарядом отрешения. Забавно было наблюдать, как лица быков превращаются из злых в безразличные. Парочка тоже перестала бояться. Всем стало абсолютно всё равно на всех и на эту ситуацию в целом. Всё прошло, казалось бы, гладко, а я в тот день запомнил: неподалёку есть очень близкие к своей силе бесы. А значит, позже можно будет их вычислить и убрать, забрать силу, продлить свою жизнь в будущее ещё на некоторое время.

Да… Я спалился. Ведь прощупал спутники даже в тот день, не было слежки. А потом уже и не почуял. Только стоя на веранде двухсотого в компании Макса и Егора, я смог понять, что сделал не так. Я потерял контроль, сглупил. И узнаю я об этом уже тогда, когда всё знает целая толпа.

Сконцентрировав силы, что ещё остались, поднапрягся. Через секунду видео в телефоне Егора оборвалось, так и не дойдя до конца. Он удивился. Я медленно сделал пару шагов назад и развёл руки в стороны. Решение было принято. Или почти. Я снова оказался в руках своей злобы. В первую очередь на самого себя. Надлом ширился. Я больше не мог быть полностью спокойным. В руках стала сгущаться тьма. Моё полувоенное пальто затрепетало от сильнейших потоков ветра, который либо налетел извне, либо был созданы разрядами тьмы в обеих моих дланях. Судя по глазам парней, они испугались. Оба попытались было посторониться, но в углу веранды не осталось места для этого. Макс сказал:

– Друг, прости нас, я должен был уладить этот вопрос раньше.

Егор быстро взял того за предплечье и потянул за себя, пытаясь спрятать за своей не очень уж и большой спиной.

– Если надо, то жги, – сказал Егор.

Макс отодвинул его и, словно решив докинуть и свою копеечку, сказал:

– Да, Праймс, если надо, то сделай то, что собрался. Главное – не уходи из Полиса.

Надо же. Такая готовность встать под удар силы, понятия о которой даже и не имеешь. Чем больше тьма покидала меня, тем горячечнее становился мой ум. Да гори всё чёрным пламенем. Да, чем меньше тьмы, тем больше огня. Демон тьмы, ха-ха, и демон и тьмы, Праймс, как же ты так мог облажаться, что тебе придётся подчищать концы?

И я приказал тьме нанести удар. Ладони уже были подняты, и прицельный удар должен был закончиться сдвоенным попаданием. Но вот судьба вытянула следующую карту. Кто-то совсем легонько толкнул меня в спину. Я вздрогнул. Это сбило всю последнюю концентрацию. Тёмная плазма с аурным приказом забыть всё, что со мной связано, с треском ударила в потолок веранды. Я резко развернулся на сто восемьдесят градусов. При этом развороте мой локоть ударил во что-то мягкое, раздался чей-то сдавленный «ой». Стеклянная бутылка ухнула в паре метров от меня и разбилась, выливая своё содержимое на дощатый пол.

На меня с испугом смотрела та самая девушка Лиза, которую немного ранее я продинамил со знакомством. Она держалась за руку. Видно, я ненароком ударил девочку, когда поворачивался.

– Ой, как больно-то, – процедила девушка сквозь сжатые зубы.

– Не надо ко мне подкрадываться, дура! – воскликнул я.

Та медленно выпрямилась, всё ещё держа своей левой рукой запястье правой.

– Тут был такой ветер, я не хотела подкрадываться, прости. Мне просто показалось, что я как-то не так себя повела и поэтому вы с ребятами поругались, блин. И я купила тебе выпивки за свои деньги, подумала, что неправильно портить отношение с местным героем, да ещё и с первых дней в городе. Ты же этот, как его? Что-то я уже не помню. Пожарный, да?

– Так, – хмуро отметил я, сбавляя тон, ощущая, как алкоголь во мне начинает действовать сильнее без привычной анестезии тьмы, – ты вот, это, прости тоже, ладно? У нас тут свои тёрки и ты прям некстати нарисовалась. Мы не будем дружить, окей?

На веранде воцарилось молчание, ветер стих. Я посмотрел на парней. Те уже были больше в недоумении, чем под властью страха. Макс старался подавить дрожь в руках и натянуть гримасу вялой улыбочки. А я совсем не чувствовал, что у того на уме. Я вообще не увидел его ауры. Тьма-тёмушка, ку же ты делась. И как я теперь без тебя? И долго ли? Надо восстановиться во тьме и как можно скорее.

Голова тяжёлая. Хочется курить и ещё чего-то очень человечного. Где-то между желанием умыться и остаться наедине с собой.

– Всё хорошо, я и не собиралась тебе навязываться. Это просто вежливость, – мягко проговорила она улыбаясь. Ты очень интересный человек. Я думаю, если мы и не подружимся, то точно станем хотя бы приятным знакомством друг для друга. Может, и не сейчас. Ты не гони меня, я не обижу.

Звучало это, скажем так, странно. Обычно так не говорят, а она сказала. «Ты не гони меня, я не обижу». У меня аж глаз дёрнулся, после чего я икнул и, подняв указательный палец, посмотрел на Максима. И он, дружище, выручил. Хотя с минуту назад чуть не лишился памяти. М-да. Веду себя как истеричка.

– Ребята, а пойдёмте пить уже! Бедняжка, тебя наш герой не сильно ударил? Да, он у нас такой, когда напьётся, такой неловкий.

Он быстро оказался рядом с нами и приобняв девушку, фальшиво засмеялся. Я посмотрел на него, обдумывая свою дальнейшую линию поведения, но получилось не очень. А главное – Лиза вела себя так, будто бы и не увидела моей тьмы. Быть может. А может тоже решила остаться тактичной? Скорее всего, тьму увидели лишь представленные. Значит, девка не в курсе моих дел. Может и видео не смотрела.

– Дай закурить, – сказал я, и это было всё, на что меня хватило.

После того как я получил требуемое, Лиза с Максимом зашли в бар. Егор почему-то остался, и когда я сделал пару затяжек, тот подошёл ко мне ближе.

– В чём смысл твоей силы, если не направлять её нужное русло? – Спросил он серьёзно.

А у меня в голове уже шумело. Алкоголь прессовал организм по полной. Но всё же парню следовало отдать должное. Он был почти трезв, спокоен, в его тоне читалось лишь дружелюбие.

– О, мой милый друг, позволь, я тебе растолкую, – ответил я, выдыхая дым.

Настало время для моей любимой истории с просветлением.

– Да, давай, я ведь вижу, ты хочешь выговориться, – сказал тот, мягко похлопывая меня по плечу.

– Ты вот думаешь, наверное, что я какой-то супергерой и под штанами у меня трико, поверх которых красные труселя. Но прикол в том, что у меня нет силы, вообще ни хрена. Это я у неё есть. Сечёшь, нет?

– Э… Секу, но не совсем. Что ты хочешь, чтобы я понял?

– Ну вот есть же бублик, верно? – сказал я, при этом складывая вместе средний и указательный палец, как бы показывая круг.

– Который на Атлетической?

– Который на Атлетической, да. Так вот, – продолжил я, пьяно коверкая слова и всё больше надавливая на акцент, – Во-первых, мы и щас на Атлетической. Во-вторых, мой дорогой друг, мы не просто так называем его бубликом. Конечно, найдутся и оригиналы, которые называют офис этим странным словом «Шайба», но они не правы ни хрена, у шайбы нет дырочки. Ну и вот, бублик имеет дырку посередине. Это значит, что он как бы и занимает пространство и одновременно его декламирует. Эт, как если сказать, «смотри вот он я и у меня есть личные границы, и как бы у меня ещё внутри есть пространство, которое уважительно относится к личным границам пустоты внутри меня». Главное в этой всей свистопляске – дырки с кру́гом или круга с дыркой, заключается как раз в том, что это ни хрена не яйцеклетка, которая якобы ждёт, пока в неё прилетят эти самые, как думают те кретины со спутников, – на этих словах я указал окурком сигареты в потолок веранды, – это даже не корона. Это смысл всего. Ты жив по своей природе, но забываешь об этом в череде тупых мыслей и пиздостраданий, а если вот возьмёшь и хоть раз в день будешь вглядываться в своё сознание, понимать, что ты есть, а значит, у тебя есть все шансы, ты сразу же начнёшь улыбаться как этот. Ты будешь счастлив знать, что ты есть. Только признай своё незаполненное ничем кроме своего сознания пространство, и оно скажет тебе «спасибо, падла». Ха! Правда, если оно тебе это скажет, это всё равно будет одно из сотен тысяч твоих лиц, мудила. Ой, ты меня извини, перепил. Ну ты понял хоть что-то из моей речи?

Егор вовсю улыбался. Если моя пьяная недопросветлённая речь его развеселила, в этот момент я прекрасно мог его понять. Даже вспоминая свои слова, я понимал, что сказал что-то не совсем вразумительное. Парень со всей силы затянулся одноразовой, хитро прищурился и провозгласил:

– Понял, я тебя хорошо понял. Короче, слушай. Сейчас берём девочек, Макса, и идём ко мне. Там я тебе кое-чего дам, протрезвеешь, потом ещё кое-чего дам, мы все вместе на такую высоту к твоим спутникам улетим, ты нам там всё-всё расскажешь, и мы все тебя поймём.

Говоря это, он уже аккуратно тащил меня за локоть к входу в бар, меня мутило, подташнивало, и я был совсем не против. Хотелось бросить вообще всё и напиваться дальше, оставляя позади все эти спутники, тьму, Кира, разочарования. «Да!»– решил я, «к чёрту всё» – решил я. И всё завертелось.

Часть 1

Под энергичную музыку мы принялись пить. Мне дали ряд шотов, воскресный типа. Семь стопок и все с разными вкусами. Манго – понедельник, поехали! Клубничный вторник? Давай! Среда с мохито. То, что надо! О, эта красотка ко мне клеится? Как её там, Марина? Подружка ребят на машине, скоро поедем. Четверговый джин! Странный вкус, но ладно. О… О-о! А вот так лучше. Поцелуй с Мариной сделал мой четверг ещё лучше. Виски-коловый шот. Вау. Это как виски с колой, только в шоте. Улёт. Марина что-то шепчет мне на ухо у барной стойки, обещает, задабривает. Какая хорошенькая. Не то что эта, как её. А, ну фиг с ним. Суббота! Перцовка в субботу на вкус отрезвляет, на запах бодрит, а на обжигающее пламя внутри – согревает? Ништяк. Воскресенье! Оу, е! Ликёр завершает эту странную симфонию, и, кажется, оказывается лишним. Марина, прости, сегодня этот мужчина понял, что если одной бутылки на ночь ему мало, то одной женщины – много.

Я бы с удовольствием начал новую неделю, с какой-нибудь медовухи или с арбуза. А бывает вообще арбузный шот? Чёрт, я очень хочу арбузный шот.

– Бар-бар-мен, – говорю я, повиснув на плече у девушки, – дай это пж-ста, это…

И всё. И я не смог закончить, так как голова моя закружилась, ноги подкосились, и парни взяли меня и потащили к выходу. Всё стало размываться и плыть перед глазами. Отравленный этанолом мозг укачивало и носило на волнах коротких и бесполезных мыслей и фантазий. Бредилось, что мы не из бара выходим, а из большой чёрной полосы. А впереди не белая машина, а вход на балкон. Наверное, я уже почти спал. Казалось, это тот самый балкон, просочившись через оконный проём которого я снова встречу красновласку.

Я чёрной жижей вползал в комнату, где пахло сексом, ласками и пряностью. И в этом дурмане пахло не чьим-то чужим сексом. Пахло своим собственным, только я и она. Красновласка моя, где же ты сейчас? Где же ты бродишь без меня, красавица моя?

Картинка мигнула, и я увидел Лизу, что сидела слева от меня. Она что-то говорила, в машине царили потёмки, лишь слегка разбавляемые заползавшим из окна светом. Мы куда-то поехали.

– Тебе какие девушки нравятся, Даниэль? Кстати, ты откуда с таким именем? – говорила она, прижимаясь ко мне.

Под мелькания фонарей в окошках машины справа раздался голос Макса.

– Оставь его, не видишь, посерел весь. Если он в машине Марины наблюёт, убирать будешь сама.

В его голосе слышалось веселье.

Макс нагнулся к моему уху и прошептал заговорщически:

– Ты главное это, не ссы и не психуй, всё хорошо, мы даже не злимся. А самое смешное, что почти все ничего не заметили. Щас мы доедем до дома Егора, – тут он сделал ударение на букву «Е», – и там он те такую штуку даст, тебя сразу отпустит, будто бы и не пил.

Я посмотрел в лобовое стекло расфокусированным взглядом. Тошноты была не сильной, но ощутимой. За рулём сидела Мариночка и, кажется, посылала нам с Лизой злые знаки глазами. Вот даёт, нельзя же за руль пьяной. Ну и хер с ней. Рядом с Мариной сидел и что-то говорил ей пират с синими волосами. Гравитация ощущалась так сильно, что мои веки стали неумолимо стали опускаться под её тяжестью, напоследок я услышал шёпот в левое ухо:

– А ты когда-нибудь пробовал трахаться под наркотой?

«Су-у-ка…» – подумал я, прежде чем уронить подбородок себе на грудь.

– Что? – спросила Красновласка отстраняясь от меня после страстного поцелуя.

Комната вращалась.

– Сука, – ответил я.

– Кто сука? – спросила Красновласка.

– Отсутствие тьмы, – сказал я, отрываясь от её обжигающе горячего тела.

Мы лежали голые на кровати, кажется, прервались на самом интересном месте, я понял это по своему эрегированному члену.

– Ну же, Дишечка, успокойся, – сказала она, поднявшись и пытаясь стянуть волосы резинкой на затылке.

– Не Дишечкай мне. У меня какой-то делирий, и ты мне снишься. Я потерял сознание, сечёшь?

– Да, секу, сенкью, что объяснил, – подытожила она, останавливаясь и обратно распутывая волосы.

– Ты просто глюк. Недофаза…

– Чего обзываешься-то? – нахмурилась она, – сам ты недофаза. Глюк и глюк. Ладно. Чем могу помочь хоть, что ты тут залип-то вообще?

Девушка выглядела недовольной. Но недовольной правдой. Не читалось в ней какого-либо изумления или недоверия. Просто согласилась с моими словами и всё.

– Да перепил я, перепил просто, – ответил я, всё ещё голый, разводя руками, – мозги не выдержали. Они у меня и так не шибко то и хорошо работают как у человека, а как всю тьму потратил, так всё. Ох и кружится же всё.

– Где кружится? – спросила Красновласка оглядываясь по сторонам, – ничего и не кружится, не выдумывай.

– Молчу-молчу, глюк, – сказал я и плюнул в потолок.

Потолок в ответ наморщился. Показалось, что через метра три от меня не натяжной потолок вовсе, а лицо Лизы. Её лицо нахмурилось, повернулось и с гулким эхом заговорило раздражённо: «Это что у вас за герой такой, что во сне плюётся? Пожары свои тушит, что ли?». Через мгновенье откуда-то со стороны балкона донёсся ответ: «Оставь его, наклюкался и спит, не блюёт же хоть. Пошли лучше дунем». Потолок разгладился. Потом, как мне показалось, у самого уха тот же Лизкин голос произнёс: «Спи-спи, мой герой, я скоро приду и пиздец тебе. В хорошем смысле».

– Да… Заманчиво, – сказала Красновласка, глядя в потолок.

– Пиздец мне, слышала? – спросил я.

– Слышать-то слышала. Просыпайся, значит. Хотя нет, погоди, – Красновласка снова начала заплетать волосы.

– Ты чего это?

– Ну как чего, пока время есть, можно и трахнуться.

– Какой трахнуться? Ты шутишь, что ли? Ты это я.

– Как это ты – это я. То есть я – это ты? – спросила она, выпучив глаза.

– Ну, то есть, факт того, что ты глюк тебя сам по себе не смущает, говорящий натяжной потолок тоже, а вот то, что ты и я – это одно, тебя вдруг удивило?

– А, ну точно, теперь всё сложилось. Ты не подумай, что я тупая. Ты просто сам держал себя в неведении. Это же спектакль вроде твоего сна. А что насчёт того, что ты это я и я это ты, ну да, в любом твоём сне ты видишь свои отражения. Ну а когда ты даёшь им возможность что-то понять и ответить, кто, по-твоему, их озвучивает?

– Соответственно, я. И, соответственно, мы не будем с тобой заниматься любовью, так как ты – это я. А если заниматься сексом с самим собой, это уже какой-то онанизм. И вообще, мне двести лет в обед, какие сексы?

– Да что ты заладил, – пробурчала она, взбираясь на меня и останавливаясь над моими бёдрами.

В лунном свете, что пронзал пространство комнаты, она была просто великолепна. Точь-в-точь та Красновласка, настоящая. Шикарное тело с тонкой талией, плоским и даже слегка рельефным животом, округлой грудью выше двоечки, ещё и с проколотыми сосками. Чернющие глаза двойника красновласки смотрели на меня с вызовом.

– Тебе говорю, – продолжил я, – мы не можем этого делать, я совсем этого не хочу.

– Тихо, малыш, сказала та, закрывая мне рот ладонью, – ты очень меня хочешь. Меня наполняет твоё подсознание, плюс сознание и плюс тьма, как самое явное твоё проявление. Сам-то просёк? Этот образ просто сводит тебя с ума в последнее время.

Она убрала руку с моего рта.

– Просёк. Но как это отменяет того, что мне надо проснуться, понимаешь?

– Время, дорогуша, понятие натяжимое, и не только оно.

Мой член всё ещё стоял, и она довольно ловко приподняла его, подставила под себя и опустилась протяжным выдохом. Мне стало очень приятно. Вспоминая свои прошлые связи, я понял, что с нынешними ощущениями те удовольствия не идут ни в какие сравнения. У неё внутри были словно бы не обычные органы, и она будто не просто девушка, а самый передовой мастурбатор.

– Да, это он, – ответила Красновласка на вопрос, который я даже не задал, – мы с тобой сейчас не более, чем иллюзия. И почему бы тогда мне, которая может дать тебе и себе намного больше обычного, почему бы мне не сделать это с тобой?

Что-то внутри неё принялось ласкать член со всех сторон. Было горячо, влажно, и чертовски приятно. Мой член обхватило со всех сторон, в каждой его точке ощущался миллион маленьких поцелуев. Непередаваемые ощущения. Напряжение возросло, а комната ускоряла своё вращение.

– Ох! – произнёс я отдуваясь.

А она принялась двигаться, и ещё и снова. Вверх и вниз, вверх и вниз. Вместе с этим мой член начало нежно сдавливать со всех сторон. Поступательные движения, миллион маленьких поцелуев, вращение, давление. Всё вместе! Я застонал.

– Я так кончу, я кончу. И в реальности тоже будет поллюция?

– Да нет, – ответила она, оскалив ряды идеальных клыков.

«Вот и первое отличие от красновласки», – зачем-то подумал я.

– Давай, кончи в меня, мой сладкий, ты же хочешь! – воскликнула та.

– И что тогда будет?

– Как что? Наши начала сольются в одно, я стану беременной и спустя время рожу. Всё по природе, парень.

Я нахмурился.

– Это же воображаемый секс. Какие от него могут быть дети?

– Ты правильно понял, мой герой, – ответила Красновласка, впиваясь своими когтями мне в ключицы, скобля кожу и причиняя мне тем самым боль, вместе с которой я испытывал всё более нарастающий темп манипуляций её нутра с моим членом.

Комната вокруг закружилась ещё сильнее. Девушка откинулась назад и упёрлась руками в кровать. Что-то внутри неё начало вращаться со скоростью комнаты и в том же направлении. Я был уже на грани, а потому закричал:

– И что тогда будет, если мы родим?

И она закричала в ответ:

– Появится новое сознание, новая душа, это будет духовный брак сознательного с подсознательным, совершенство материи и духа, и тогда родится новая сущность, которая вытеснит нас обоих ещё при твоей жизни. Покидая тело в этом мире перед очередным путешествием, ты навсегда изменишься и получишь свободу. Новая душа будет иметь всё лучшее, что могло бы быть в тебе и мне, это и будем мы, но произойдёт ротация духа!

– Нет-нет-нет! Мне страшно! – закричал я, пытаясь хоть как-то сдвинуть её с себя.

Но она была тяжела как статуя, крепка, как капкан, в который я угодил. Мой член уже горел от этого масляного трения на невероятно быстрых оборотах, что-то ласкало, тёрло, дрочило мой орган и при этом не переставало вращаться.

– Когда ты кончишь, я обещаю, ты проснёшься, всё будет хорошо, впереди у тебя ещё много времени.

– Дура! – воскликнул я, – ты грёбаная дура, я не хочу меняться!

– Ха-ха! Какой же ты смешной, Праймс, – сказала Красновласка, вновь нависая надо мной, но так и не остановив головокружительной ласки, а комната ещё вращалась с той же бешеной скоростью, – мистический брак с самим собой – это предвестие грядущего перерождения, а не его причина. Конечно, не будет никакой беременности, всё иносказательно. Считай, что ты предсказал свою собственную духовную смерть. Но умерев, ты возродишься, и этот процесс уже ничто не остановит!

– Я развоплощу тебя, – проговорил я сквозь зубы, я…

Недоговорил, так как меня перебила пощёчина. От этого удара я резко напрягся и чуть было не выгнулся дугой. Мой член вздрогнул целиком, будто готовился вот-вот выдать такой объём спермы, что может поместиться разве что в бочку.

– Кончай и не пизди! – крикнула Красновласка и ударила меня снова, уже наотмашь и тыльной стороной ладони.

И хоть я никогда и не был мазохистом, но в этот момент на мой половой орган оказывалось воздействие такой температуры и интенсивности, что я закричал от накатившего удовольствия напополам с мучением. По ощущениям мой член просто взорвался, каналы, через который должно проходить семя, разрывало от невероятного потока. Я кричал и дёргался в конвульсиях примерно с полминуты, а затем живот красновласки набух до огромных размеров. Она подмигнула мне и взорвалась.

А затем взорвался и я сам, и весь мир исчез.

Часть 2

Роза ветров цвела, незримые лепестки покрывали всё вокруг, ласкали каждую травинку, шевелили всякий кустик. Мир дышал и трепетал. Ещё с десяток искр человеческих мечт потух, когда они пролетели мимо балкона, за которым находились комната, в которой пробуждался ото сна самый настоящий тёмный демон. Зло, сошедшее в мир, чтобы просто в нём побыть какое-то время. Изо всей окружности глаз, словно бы между глазными яблоками и черепом были какие-то щели, медленно просачивалась чёрная дымка. В простом физическом мире она не имела запаха. В астральном же плане отчётливо отдавало сотнями гиблых перерождений, замогильным мраком, воскрешением из сырой земли. Никакой сладости трупного тлена не было. Ведь именно этот мертвец никогда не гнил. Он всего лишь ещё больше холодел душой в чёрной пустоте меж вселенской тьмы.

«На большом жёстком пуфе, в прокуренной комнате я проснулся. За окном проходили дожди. Люди галдели на кухне. В комнате были лишь мы одни».

Я не сразу понял, что происходит. Чья-то рука то ли щекотала меня в районе солнечного сплетения, то ли что-то щупала. Однако в следующую секунду понимание всё-таки пришло. Не раз за вечер пришлось вспомнить трижды клятый мир Мидгарди. В потёмках я отчётливо разглядел, как Лиза, та самая, стоя надо мной, почти как Красновласка с минуту назад, тянула мою искру из груди. Искру. Из груди. Когда в прошлый раз кто-то так делал, бедная моя сестричка Эмма раз и навсегда распрощалась с жизнью. Её просто ёбнули. И меня сейчас пытаются. Мать-мать, Его Величество паж судьбы по имени Майор Доигралес уже стучится в мою дверь и хочет напомнить, что бдительность терять нельзя, даже если ты вроде бы бессмертный тёмный. Глаза Лизы. Жёлтые, в полумраке светятся. Сукападла. Не сразу заметила мой взгляд. Наверное, мои глаза сейчас тоже были пугающими. Ну ещё бы. Если бы я, будучи простым смертным, увидел, как в темноте что-то оказывается ещё чернее настолько, что начинает выделяться, я бы испугался. Она испугалась. Резко дёрнулась назад и грохнулась на пол, звучно приложившись головой.

Я медленно поднялся, глядя на собственную искру, что уже показалась из груди. Блестящая и переливающаяся жёлтым, зелёным, красным, как бриллиант, она стала медленно втягиваться обратно. Когда моя суть оказалась там, где должна быть, и откуда её желательно никогда не извлекать, я посмотрел на Лизу. Демоническое начало во мне встрепенулось. Захотелось сразу же броситься на эту подлую суку и выбить из неё всё дерьмо. Ладно смерть, но окончательное развоплощение, билет в один конец в бездну тьмы – это жёстко. Очень даже.

– Ты, тварь, – тихо прошипел я, – такое просто так не прощают, если что.

– А-а-а, помогите! – Закричала девушка и стала пятиться, так и не решившись подняться.

Буквально через минуту в комнату влетел наш замечательный, хотя уже совсем несвежий пират и включил свет.

– Ребята, вы что устроили?!

– Он ко мне приставал, изнасиловать пытался! – бросила Лиза с таким натуральным страданием в голосе.

Ну актриска. Молодец, конечно. И сразу засобиралась. В коридоре появились Марина с Максом. Ошарашенные новостями друзья от чего то молча смотрели на меня с непониманием. Все, кстати, явно были под чем-то, все кроме меня и Лизы. Энергетика этой троицы была столь рваной и вычурной, столь безумной, что вопросов о их состоянии не оставалось. И вот как этим укуркам что-то доказывать в столь важный момент? О-су-жда-ю.

Невзирая на то, как это всё выглядит, я спокойно поднялся. Жертва моего грязнейшего надругательства тем временем уже ломилась в дверь, не сразу разобравшись, как та открывается.

– Ты так смотрела мне в глаза в баре, – заговорил я, – я такой взгляд только один раз за жизнь видел. Та девушка в какой-то момент жизни и впрямь считала, что я – это всё, что у неё есть на свете. Она готова была отдать жизнь ради того, чтобы просто смотреть на меня. И отдала. Поверь мне, её глаза мне до сих пор снятся. Только вот её помутнение, кончено, прошло ещё до смерти, и до перерождения в нечто большее. Я думаю, ты понимаешь, о чём я. По крайней мере, у тебя есть сила, позволяющая вынуть искру из тела.

Лиза замерла у двери. Я постарался вложить в свой голос максимум уверенности и даже немного тепла. Отпускать её вот так было нельзя, чинить расправу с ходу тоже, к сожалению. Те, кто тянет свои грязные руки к чужой искре – самые большие преступники во всём мультивёрсе. То же самое, что стать гниловозом. Только сознательно. Ладно бы она просто меня попыталась убить, я бы переродился, хрен с ним. Но конец всего…

– Я не верю, что в тебе есть столько морального уродства, чтобы окончательно убить того, на кого ты так смотрела. Также я знаю, что взгляд твой был настоящим тогда. Возможно, я не так трактую ситуацию. Но поверь, я не буду тебе вредить, если ты сейчас останешься и всё расскажешь. То, что ты пыталась сделать – это преступление. Вынь ты мою искру, и я умер бы навсегда без права перерождения, я бы отправился в бездну тьмы, где целую вечность бьются в пучине черноты останки душ. Вечное небытиё и вечное страдание. Это то, на что ты бы меня обрекла. А ещё ты бы разнесла к хуям собачьим весь дом. Поверь, в моей искре на это хватит сил. Ты бы сдохла моментально просто. Я вижу, что ты что-то умеешь извлекать искру, вообще достигать её в оболочке человека. Просто у тебя нет опыта, ты не знаешь взять только часть силы и уйти. Останься, – протянул я руку ей вслед, – и я научу тебя, как жить с тем могуществом, что тебе доступно и не страдать, не лишать живых существ права на жизнь и смерть.

Тишина. Никто ничего не сказал более. Никто не шевелился. Я смотрел ей в спину, всё ещё держа руку на весу. И жизнь никуда не спешила, всё замерло как во сне.

Люди, как, мне думается, самые больные существа на свете. Лиза человек. Просто у неё есть сила. Оттого я и почувствовал опасность там, в баре. Но лишь на мгновение. Вопрос про глаза всё ещё актуален. Что значил её взгляд? Почему она медлит? Бежала бы себе. Иногда жизнь даёт ответ сама. Просто надо задавать как можно больше вопросов. Вот и сейчас. Я опустил руку. Просто почувствовал, что это всё. Нет смысла её уговаривать. Надо будет всё объяснить трём людям и уйти. Пойти домой. Дом… Ах да, у меня же нет дома. Я разрушил Верхний Мидгард.

Мои раздумья прервал щелчок замка. Она справилась. Всё, сейчас уйдёт. Дверь приоткрылась. Спина Лизы заметно напряглась. Никто и не собирался её удерживать. Я лишь попытался решить всё так. Конечно, я не смогу оставить её рядом с Киром и ребятами. После придётся либо выгнать её из Ветрополиса, либо убить, либо же уговорить пойти со мной. Она опасна.

И тут девушка обернулась. Глаза её снова желтели, но по щекам скатывались крупные слёзы.

– Я смотрела так на тебя потому, что знала, когда ты заснёшь, я смогу добраться до твоей силы. Это был мой единственный шанс на свободу, и я его любила.

– Ты бы убила и меня и всех. Все бы, конечно, отправились дальше, но я бы всё, ты понимаешь? – спросил я, всплеснув руками.

– Да какая теперь разница?! – закричала она.

– Не уходи, я помогу тебе стать свободной.

– Ты не сможешь! – бросила она и выбежала из квартиры, громко хлопнув дверью.

Я не пошёл за ней. Надо было прояснить ситуацию людям. Пришлось всех отрезвить при помощи силы и порадовать столь интересными подробностями моего пребывания в Ветрополисе. Чувствовалось, что не просто так судьба свела нас, и что она скоро обрушится на меня всей своей массой. Пока это не случилось, нужно было обзавестись своими людьми. Все трое согласились объединиться и хранить мою тайну. Как оказалось, Максим не случайно параноил насчёт моего отбытия. У него были веские основания для переживаний. Мир стремительно менялся. А я всё ещё не мог его покинуть. Договорившись с ребятами о дальнейших действиях, я засобирался. Пора было проведать Кира, давно мы с ним не общались.

Часть 3

«Мистический брак с самим собой, надо же», – думал я, спускаясь по лестнице. Это было… Это было великолепно. Но что-то в груди сжималось. Любить снова? А я могу? Чёрт, кое-как смог охладеть к треклятой Маргарет, и вот опять. Череда потерь и внезапных приобретений. Стоит ли игра свеч?

Огибая очередной поворот, я кое-как среагировал, чтобы не наступить на мелкую чёрную собачку на поводке, которая вынырнула, как из ниоткуда и сразу же начала звонко лаять на меня. Гавкнув в ответ, я поприветствовал её хозяйку дёрганным кивком и пошёл дальше. Миновав ещё пару этажей, толкнул плечом разолоченную подъездную дверь и вывалился во двор. Ветер немного стих, а ночь сгустилась. Ухоженная детская площадка была пустой. Точно такой же, как и тот, из которого я вышел, дом с цветными панелями находился прямо напротив. Создавалась впечатление, что нет никакой разницы, из какого дома выйти и в какой зайти. Главное, чтобы тебя впустили. А там уже всё равно, откуда ты и куда, если живёшь подле розы ветров. Тут ведь что главное? Найти свою мечту и перестать варить требования к миру на реальность. И всё будет хорошо. И тогда тебя примут, как говорится, «самими сабими».

И ведь точно. Напротив громоздился дом Кира. Значит, я вышел из соседнего. Не так уж и далеко мы уехали. Странно, правда, что двигались через трассу. Но и это можно понять. Компаньоны мои, они такие, со своими ночными интересами в безлюдных местах. Пусть травятся, а мы так поживём, без этого.

Теперь пора к Киру. Надеюсь, что всё хорошо.

Стоя у подъезда в свете его фонаря, я продолжал пялиться на дом Кира, а руки всё блуждали по больши́м карманам полувоенного пальто. Очки всё же нашлись в правом кармане, помимо них там лежала пачка сигарет. Сначала я удивился, ведь ей просто неоткуда там быть. Потом, когда с небольшим бликом на свет вылезла картонка с верблюдом, я улыбнулся. Ну да, ну да. Откуда там ещё появиться пачке сигарет, в моём то бедном кармане. Полупустая. Или наполовину полная? Ан нет. Там ещё зажигалка типа крикет, красноватого цвета.

Я взял одну раковую палочку, закурил, затянулся, выдохнул сизый дым. Тут стало ясно, что в этой ночи помимо меня есть ещё кто-то. Слева доносились чьи-то голоса. Настроение, только-только поднятое неожиданным подгоном от Макса, куда-то пропало. Это точно был он, его пачка. Его зажигалка. Испытывая некоторое раздражение, я нахмурился и повернулся на звук. Большая белая машина стояла напротив соседнего подъезда, отсекая всякую возможность проехать другому транспорту. Мне не понравилось такое соседство. И не потому, что теперь я не смогу проехать на своей машине, которой нет, а по той причине, что я увидел знакомую фигуру. Лиза. Мать её за ногу. Она даже не потрудилась ретироваться куда-то дальше того же двора. И, похоже, за ней кто-то приехал.

Ставшее почти хорошим от радостных воспоминаний моё настроение снова испортилось. Нет, не сказал бы, что я такой ветреный человек с туда-сюда гуляющим настроением. Я вообще не человек. Я тёмный. И по иронии судьбы я тёмный с надломом в душе. Это значит, что я всё же испытываю эмоции в отличие от большинства детей тьмы. Ближе к людям, да. Да и переходы из мира в мир дают о себе знать. Шутка ли, отдать четверть души в уплату за переход в мир Мидгарди? А ведь ещё и не получилось, чуть не сдох. Когда попал туда, мучался беспамятством так сильно, что только после двухсотого перерождения смог себя вспомнить. О грёбаный мир вечного апокалипсиса, как же он мне жизнь-то подпортил. Ну ничего, выбрался. А часть памяти так и не вернулась. С одной стороны дерьмово, с другой прекрасно. Не всегда ощущаю себя на свои годы. Вроде как мне и прям много лет, а вроде и пятнадцать. Ну, плюс-минус. Не больше сорока, пожалуй.

Снова залипнув в своих мыслях и продолжая пялиться на Лизу, пожалуй, самым своим испепеляющим взглядом, я совсем пропустил тот момент, когда меня заметили. Все четыре двери машины хлопнули, и вот уже ко мне направлялась делегация сразу из четырёх амбалов. Вот дела. Какие-то спортсмены. Ого, трое с дубинками и один с пистолетом. Тот, что со стволом – больше и жирнее всех остальных, в каком-то пиджачке сером. Ну, теперь мне точно не избежать разборок. Процессия остановилась неподалёку. Оказалось, жирный не только жирный, но ещё и старый. Лет сорок на вид. Ха-ха, да, обожаю притеснять возраста, будучи ещё более старым хреном.

– Ты едешь с нами, – скомандовал пиджачный, забыв поздороваться.

– Да что ты? – спросил я, выпуская дым, – а на сиськи жирные тебе не поссать, чтобы морем ещё пахло?

– Щас и посикаем, и покакаем, и умоемся, и на тихий час пойдём, – ехидно проговорил он, наставив на меня ствол, – только умоешься ты кровью, сука.

Вот так всегда. Стоит захотеть сделать что-то хорошее. И даже сделать. Мир, например, спасти. Развенчать романтические мифы прекрасной дамы о возможности безнаказанно воровать чужие искры, попробовать отговорить старого жирного придурка от суицида, так все вдруг начинают относиться к тебе как к слабаку. Нет, я не кичусь своей нечеловеческой силой. Она не просто так мне дадена. Я за неё сто лет в яме веков рубился, дай бог памяти. Просто неприятно. Если ты добр к миру, все норовят посчитать тебя тряпкой. Не надо так. Что же, придётся всерьёз драться. Благо моя тьма уже встала над нами незримым куполом невнимания. Энергозатраты большие, зато меньше проблем. Хватит уже, достаточно спалился. Теперь Максу, Егору и Марине надо будет как-то договариваться со своими друзьями, чтобы те молчали. Мемовирус, конечно, много где подтёр информацию, тьма секреты хранить умеет, но человеческую голову не всегда легко обработать.

– А, стрелять будешь? – осведомился я, выглядывая урну поблизости.

И нашёл. Спокойно пройдя мимо двух быков, я всё же выкинул свой бычок и вернулся назад. Красивый город, мусорить в нём совсем не хочется. Дождавшись моего возвращения, бос сей братии ответил:

– Если так не поймёшь, буду. Ты едешь с нами, мы поговорим и после отпустим тебя. Лиза сказала, у тебя есть то, что нам нужно. Мы это ищем. Ты должен понимать, мир меняется. Слышал что-то об объединении мира в одно государство?

– Слышал.

– Ну вот. Уже сейчас такое творится. Твоя сила нам понадобится. Ну что ты так смотришь? Всё равно наверняка ты не умеешь ей пользоваться. А у нас есть человек со способностями, который умеет перенимать от Лизы силы других одарённых. Мы накачаем его под завязку и здесь, понимаешь, на этой земле будем устанавливать свои порядки. Пока мало кто знает, но в нашем мире есть магия. Так что, парень, не дури, ты молодой совсем. Видишь, я тебе всё рассказал. Не рыпайся, ладно?

Вот где мой верный сверхострый меч, когда он так нужен? Ну да, я отдал его Киру. Он ведь должен дожить до того момента, пока разродится, наконец, стать моим двойником. Да… Всё учёл, но где-то просчитался.

– Что завис? – спросил человек, явно нервничая.

Спортсмены его уже тоже еле стояли на месте, переминаясь с ноги на ногу всем своим видом показывали своё желание то ли просто подраться, то ли выслужиться перед боссом.

– Ладно-ладно, – сказал я, подняв руки на уровень груди, – я поеду с вами, если ты, дядя, ответишь мне на один вопрос.

– Какой? – спросил тот, сделав шаг вперёд.

– Ты как, много за жизнь узнал, может, как-то духовно возвысился? Ну, знаешь, если твои вибрации за жизнь стали более лёгкими, высокими, отправишься в лучший мир. А если стрёмно прожил, в худший.

На лице человека проступило удивление. Видимо, мой вопрос был неожиданным. Небось думает, угрожаю ему или так, зубы заговариваю. Конечно же, второе. Не дожидаясь ответа, я быстро сместился вперёд и вбок, уходя с прицельной линии. Сжигая энергию, разогнанный мозг перевёл онлайн-трансляцию в слоумо-шоу. Продолжая движение, я резко крутанулся и в самом настоящем бэкфисте выбил пистолет из рук борова. Потеряв своё орудие власти над простыми смертными, тот принялся очень медленно моргать и смешно открывать рот.

– Ва-а-а-а-ли е-г-о-о-о-о, – произносил тот, пока я приближался к первому детине с дубиной.

А теперь прошу вас представить красивый закат. Птички прыгают с ветки на ветку, рядом можно увидеть неглубокое озерцо с чистой, а от того прозрачной водой. В нём водятся упитанные карпы, они исследуют дно в поисках пропитания, а над всем этим пейзажем возвышается большая телевизионная антенна. Она, в самом деле, не такая уж и огромная, но маленький мальчик, пришедший озеро порыбачить, стоит в тени этой антенны на закате и видит её громадной.

На секунду оставим мальчика готовиться к ловле рыбы и созерцать телевизионную антенну, которая по своей сути больше похожа на уродливого брата-близнеца биг-бена, если бы, конечно, брат-близнец мог бы быть четвероюродным. Первый мой враг падает.

Злодеям явно не повезло. Они столкнулись с рыбкой, которая оказалась боевой и чрезвычайно опасной. Тем временем двое других уже направились ко мне. Мой, безусловно, мощный рывок, дал фору, но не мог длиться вечно. Они двигались всё ещё медленно, но уже не настолько.

А юный рыболов уже достал все снасти, насадил червячка на крючок и, размахнувшись, запросил его в озеро. Хорошая удочка, выдаёт леску с характерными щелчками, что так мелодично звучат в столь приятный вечер.

Но вот из кустов появляется большой и страшный волк! Как неожиданно! Хищник выдаёт себя до одури жадным и голодным рычанием, он уже представляет, как набрасывается на свою жертву и пожирает её: сначала громкий, а потом захлёбывающийся бульканьем крик, предсмертные конвульсии и самое главное – одуряющий запах такой живой и сочной плоти, и крови.

Хорошо, что первый бандюган из рукопашной троицы был с битой. Теперь она у меня, а толстый где-то бегает и ищет свой пистолет. Вообще-то, не сто́ит оставлять его без присмотра, но некогда, на ногах ещё двое. Хорошо, что игрушки были не из дерева. Мои руки явно крепче. От удара битой по бите ближайший ко мне визави просто выпускает свой меч и оказался безоружным. Во мне клокочет упоительная ярость и я наступаю.

Волк – несомненно опасный хищник. Не зря на английском слово walking будет звучать как «ходячий». Он-то ходит, а от него не уйти. Ну ладно-ладно, я знаю, как будет это слово на английском, просто шучу. Маленький мальчик тем временем пятится, и один из его ботиночков оказывается в воде. Свирепый хищник делает рывок, и!

На фоне я услышал крик Лизы и отвлёкся на него. С ней всё было в порядке, она просто стояла возле машины, держась за голову, и орала дурниной. Ну вот, напугали бедняжку. Для тебя же стараюсь, что ты устраиваешь? Только сбила, дура. Пока я щёлкал, чем в бою щёлкать не надо, оставшийся боец таки достал меня. Бита со всего размаху обрушилась мне на правое плечо, от чего я выронил свою шпагу. Туше! Дальше начались танцы. Пришлось несколько раз увернуться от выпадов гвардейского подлеца, а друзья-мушкетёры что-то никак не спешили приходить на помощь. Благо ноги у меня всё такие же быстрые.

И волк торжественно натыкается на выставленный маленьким мальчиком клинок. У этой породы реакция ну очень хорошее, в другой раз серый бы победил, но мальчик оказался очень ловким. Да и вообще, мальчик как-то неуловимо изменился. Мы с вами не смотрели, а ведь когда тот ещё не повернулся к ворвавшемуся на поляну волку, он сидел с гаденькой такой улыбкой. Теперь не совсем понятно, кто из этих двоих охотился, а кто был добычей. Маленький мальчик изрезал зверя и разорвал ему пасть. А потом и съел. А всё потому, что не всегда что-то жалкое на вид оказывается таким на деле. Надо быть внимательнее, особенно если задумал что-то недоброе. Чего я ником не советую, кстати говоря.

Трое бойцов уже лежали. Наверное, их участь была предрешена ещё в самом начале. Их тела бились в конвульсиях и исходили гнойным смрадом, что я мог уже чувствовать, наверное, за километр.

– Эй ты! – донеслось до меня.

Вот сколько мне лет? Двести. А где мозги? А нету, потерял, мотаясь по мирам, разбазарил своё самое главное богатство. Ну кто ведётся на такое? Стоило мне только повернуться на звук, как мой правый глаз просто взорвался. Теперь уже пострадало содержимое и моей черепной коробки.

Урод пальнул мне прямо в глаз. Прицельно, как будто так и должно быть. Конечно же, я не смог устоять перед такими обстоятельствами и упал навзничь. Но и не сдох. Так и знал, что у него травматический пистолет, но проверять на своей любимой шкуре не хотел. А пришлось.

Голова плохо соображала. Всё казалось, что ещё немного, ещё вот-вот и я снова увижу тот самый балкон. Войду в комнату, весь в белом. На кровати меня будет ждать Красновласка вся в лепестках роз и с большими серьгами в ушах в виде колец золотого цвета. Свет в комнате станет розовым. И она просто прижмётся ко мне. Скажет, что ждала двести лет, пока я созрею и стану человеком. Скажет, что роза ветров приблизилась к городку так близко, что скоро стиснет его в своих объятиях. И что всё это возможно, мне просто надо позаботиться о Лизе. О Лизе? Какой Лизе? А, об этой самой…

– Да, Дишечка, милый. Просто накажи всех этих негодников и я твоя. И делай со мной что хочешь, правда.

Её лицо было таким притворно невинным, что нетленность самого всепорождающего бытия показалась мне глупенькой школьницей.

– Шкодницей… – отозвался я вслед за своими мыслями.

– Мой бедненький, маленький чернобесик, ты устал, я знаю, – прошептала она мне в ухо, ты знаешь, я сделаю для тебя всё-всё, вот честно. Но только если ты надаёшь всем по заднице. А как иначе? Ведь настоящая я тебя почти и не знаю. Как ты будешь добиваться меня, будучи развоплощённым? Никак. Ничего тогда не получишь…

– Ой, ты так и будешь мне на мозги капать после каждой моей отключки? – спросил я раздражённо. Поимела меня сама, ещё чёт хочет. Может, ты ещё за меня выйдешь, ну? Чтобы половину сознания при разводе отжать?

– Хам! – воскликнула она и ткнула меня в бок.

Я вынырнул из воображаемой квартиры красновласки. Оказывается, это боров пнул меня в бочину, урод.

– Чё сука, живой ещё? Ну отлично. Эй, Лизок, сюда, быстро тварь!

Я сделал самый глубокий вдох, на который был способен. Кровь из выбитого глаза маленьким вулканчиком потекла по лицу.

– Слушай, – просипел я.

В глазах борова проступил интерес, он даже слегка наклонился.

– Надеюсь, ты уже подумал о качестве прожитой жизни.

Хрипло, но всё же договорив это, даже успев закашляться в моменте, я выбросил левую руку в его сторону. Пожалуй, было бы глупо его пытаться так достать, далековато. Но фокусы ещё не кончились. Взять вот моё тело. Это, между прочим, не такое тело, с которым рождаешься, вылезая из мамки. Это же, мать его, конструктор из подручного шлака и силы тьмы, что удерживает всякую дребедень вместе, придавая ей человеческую форму. А потому моя рука спокойно продолжила движение за своей целью под страшный хруст и дикий крик борова.

Видно, этот боец резинового фронта не убирал палец с курка. Очередной снаряд угодил в живот. Признаться честно, я даже не придал этому особого значения. Ощущения в недавно ещё единственной здоровой руке были куда живописнее. Пулька меня даже взбодрила, ибо ещё немного я был бы готов снова увидеться со своей ненаглядной глючной красновлаской. Оп-па! Негодяй пойман за глотку и будет нивелирован. А ну, сюда!

Хрустнув всем, чем можно, я подскочил сдавливая его горло всё сильнее.

– Кровь за кровь, бровь за бровь, – сказал я, швырнув врага об машину.

На заднем фоне что-то визжала Лиза, но я не обращал на неё внимания. Когда боров пытался открыть дверь в машину, я сбил его с ног. Пистолет тот уже потерял и полностью оказался в моей власти. Соперник упал и стал молить о пощаде. Поздно метать свиней перед бисером, когда барин на выселках.

И я начал бить борова ногами. Особых эмоций при этом во мне не обнаруживалось. Когда в теле столько боли, они почему-то не тревожат.

Я вколачивал человека в дорогу с ожесточением. Тот быстро перестал прикрываться. Даже на двери машины оставались вмятины. Под конец я пришёл в себя, что было весьма сложно. Почуяв ещё не рассеявшиеся в воздухе эманации гниения и смерти, я сделал как бы глубокий вдох, в самом деле открывая на шее что-то наподобие жабр, куда потянуло то, что оставалось от смертных. Эти люди ещё не были гнилыми достаточно сильно, чтобы стать куклами с человеческими лицами, но и того, что досталось, мне хватало. Закончив вдыхать всё то ощутимое, что парило от полумёртвого борова, я расколол и его голову, в воздух взвились буро-коричневые аурные субстанции, что я тоже поглотил.

Почуяв чей-то интерес к себе, повернулся. Ещё недавно отсутствовавший глаз успел восстановиться, и я чётко увидел лицо Лизы. Она сидела на асфальте, то ли оттого, что подкосились ноги, то ли ей бежать и прятаться не хотелось от испытанного ужаса. Но она просто смотрела на меня, раз за разом раскрывая рот и закрывая. Её белоснежные маленькие зубки, сейчас так похожие на жвачки, были слегка в крови. Кажется, девочка что-то прикусила у себя во рту от напряжения.

– Ну вот и всё, моя дорогая. Или почти всё, – сказал я, обходя тела трёх парней.

В это время то, что осталось от борова, медленно тонуло в асфальте. Под трупом раскрывала свою бездонную пасть сама тьма. Это был лучший метод утилизации улик. Кровь же, что не попадала в радиус этой воронки, медленно испарялась, дымка виднелась в воздухе, из полупрозрачной она медленно становилась чёрной. Потоки той влаги, что были в крови, не просто рассеивались в воздухе, они тоже тянулись к воронке.

Смущало то, что с моей головой по-прежнему что-то было не так. Об этом предупреждал снова проснувшийся интерфейс, который как-то видоизменился с прошлого раза. В отчёте было пространно сказано, что полная регенерация невозможна в связи с естественными изменениями тканей мозга. Речь не шла о самих повреждениях. Что-то просто менялось, и я не понимал почему. Состояние моего интеллектуального носителя застыло на девяносто двух процентах и не планировало меняться, хотя и тьмы и наноботов было достаточно. Последних, кстати, стало на три колонии меньше. Я бы очень хотел узнать о причине такого изменения, наноботы были необходимы для разного рода модификаций, а взять новых неоткуда. Металл, это не обозначение, а имя, остался в лоне Мидгарди, именно он помог мне обзавестись маленькими помощниками.

Помимо всего прочего, сами мысли в голове меня тоже настораживали. Они то и дело походили не на мои собственные, а на чьи-то другие. Показалось, что я просто слышу размышления кого-то другого, но это даже в тех же мыслях звучало очень сомнительно.

Когда последнее тело исчезло, я подошёл к Лизе.

На ней были не очень длинная голубая юбка гофре и на тон темнее голубая рубашка без рукавов. И я только сейчас понял, насколько не обращал на неё внимания, даже не заметил, во что та одета.

Присев на корточки возле девушки, я заговорил, глядя ей в глаза:

– Как ты думаешь, ты бы смогла пойти за таким жестоким убийцей и просто не человеком? Это не праздный интерес. Я вижу, ты особенная, и у тебя есть дар. Ты можешь стать нечто большим. Сейчас, когда те, кто заставлял тебя творить зло, повержены, у тебя есть выбор. Идти дальше одной или совместно. Я решил не убивать тебя, даже если ты откажешься. Тебе просто придётся покинуть это место.

Её глаза светились жёлтым. Вот как присел напротив, аж вспыхнули. Да, не одна Марлина такая, с глазами, которые видят «наездников». Как правило, речь идёт о той энергетической сущности, которое появляется, если в искре есть пробой и сила, выходя из хранилища, повисает рядом со своим носителем. Чаще всего это выглядит как что-то очень нужное тому, кто распыляет свои силы таким образом.

– Я пойду с тобой, но только при двух условиях, – тихо проговорила девушка.

– Каких?

– Ты убьёшь и последнего, ведь не только эти люди были в нашей банде.

– Хорошо, – покивал я, – это не проблема. Как видишь, я уже исцелился.

– И ещё сделаешь меня такой же, как ты.

Я встал и протянул ей руку.

– А ты уверена, что хочешь стать тёмной и навсегда потерять человеческое жизнелюбие, возможность всему радоваться как человек? Тёмный также всё испытывает, но куда тусклее. Он одинаково воспринимает и плохое, и хорошее, добро и зло.

– Да, я согласна, – ответила она, вставая и держась за мою руку.

– Тогда поехали, – сказал я и уже было отпустил её руку, но пальцы девушки сжали мою кисть сильнее.

– Раз уж на то пошло, расскажи мне тогда ещё и о том, почему на тебе сейчас сидит девушка с красными волосами и огромными лисьими хвостами. И почему она так ужасна.

Когда она замолчала, у меня по всему телу пробежал озноб. Я ясно ощутил, как что-то касается моих плеч, учуял странный запах. И вообще, эта тёплая ночь вдруг стала какой-то холодной. Я медленно повернул голову, а там!

Надо мной возвышалась огромная такая, вся какая-то вздутая, с растрескивающейся кожей и с раскрытой в нереально широком оскале пастью, сущность, похожая на Красновласку. Пасть была просто от уха до уха, из неё по большому голому телу текла слизь. Два языка во рту чудовища медленно ворочались, рот изнутри был весь чёрен, а лицо вытянуто. На меня смотрели непропорционально огромные красные глаза. Большие лисьи хвосты бились в воздухе. Я увидел это существо. И оно, похоже, поняло, что обнаружено. Тварь дёрнулась, издала ужасный скрежещущий визг. Голова заболела, будто там взорвалась петарда, я вскрикнул и дёрнулся так резко, что Лиза отпустила руку. Когда я упал, сжавшись в комок от пронизывающих меня боли и ужаса, крик твари стих. И всё кончилось. Полежав ещё с полминуты, я осмотрелся. Лиза стояла рядом прикрывая рот рукой.

– Пиздец, никогда так не делай, если я тебя об этом не прошу. Когда ты проявляешь лярву у существа с силой, лярва может нанести вред.

Я потрогал затылок. Он был весь в крови и… Я нащупал на голове место, где кость черепа была проломлена, пальцы проваливались, утыкаясь во что-то мягкое. Кажется, на сегодня моя удача исчерпана.

Часть 1

Лиза села за руль, я примостился рядом и закурил, обдумывая всё произошедшее за день. Голова зажила, кровь испарилась, но мысли не хотели стыковаться как надо. Смотрю на дорогу и думаю: вот, вроде обзавёлся и людьми, которые тоже знаю, каков я, о моей силе, и откуда-то владеют такой информацией, наличие коей явно указывает на специфику их работы. Ага, манагеры, конечно. Веду себя как кретины, а на тебе. Как о деле заговорили, выяснилось, что все трое – прожжённые прагматики. Казалось, ещё немного и сами с меня подписку о неразглашении возьмут. Чёрт возьми, вот я кретин. А вели себя до этого точь-в-точь простые глупые обыватели. Интересно, у них много значков на погонах? Ну точно, если не служат в данный момент, как минимум имеют очень большие связи в правительственных сферах. Что-то творится с миром, что-то меняется. Знать бы, как это скажется на успехе моего дела. Самое время забирать Кира и валить. Ага, как бы не так, вот же кретин, а.

– Чего завис? – осведомилась Лиза, быстро глянув на меня.

– Да так, о своём. На пенсию мне пора, – ответил я, выбрасывая окурок в приоткрытое окошко.

– Ты точно готов убить остальных? Там существо с силой есть. Боюсь, с ним будут проблемы.

– Ты потому не могла уйти, не из-за этих мудил? – вопросом на вопрос ответил я, – потому, что есть кто-то, кто смог бы тебя найти, даже если сбежишь?

– Да, – сказала Лиза, глядя на дорогу, – я не знала, что потом так сложно будет уйти. Сначала мне хорошо платили за мою работу, но, когда Фидель, тот человек со способностями, научился ставить свои метки на людей, эти уроды решили мне ничего не платить.

– Метки? – спросил я, разглядывая девушку.

– Можешь не искать глазами, – улыбнулась она, посмотрев на меня, – метка внутри меня, сука, – продолжила она, вновь устремив взгляд на дорогу.

Лицо собеседницы стало гневным, раздался характерный скрип зубов.

– Фидель изнасиловал меня и в процессе поставил свою метку прямо там. И после этого, – на её глазах навернулись слёзы, – он стал брать меня, когда захочет и как угодно. Я не владею собой при нём. А если сбегу, метка заставит вернуться.

Я нервно хохотнул.

– Тебе смешно? – спросила она меня с укоризной.

– Нет, просто уже крыша едет, извини. Это дерьмово. Скажи, если на тебе метка, почему он ещё не взял тебя под контроль? Наверняка же знает, что мы размотали всех этих.

– Нет, он пока не так крут. Максимум, если что-то заподозрит, заставит меня к нему вернуться. И всё.

– Извини, – сглотнул я, приложив руку ко лбу, – но как это ощущается, когда он заставляет тебя вернуться?

– Это страшно. Ты просто молча идёшь куда-то, по пути тебя встречают. При этом тело вообще не слушается. Автопилот. Сознание бьётся изо всех сил, и ты знаешь, что тебя накажут, когда вернёшься. Я дважды сбега́ла. Бесполезно.

– Я тебя понял. Я дам тебе свободу.

– Если так, я пойду за тобой куда угодно.

Дальше мы ехали молча. Покинув Ветрополис, мы отправились в соседний посёлок. Лиза привезла меня к большому и явно дорогому двухэтажному дому с высоким кирпичным забором. Пикнув брелком, девушка открыла ворота гаража, который был тут же и, судя по всему, примыкал к дому. Вот так легко мы попали на вражескую, в которой, вроде бы засел самый настоящий одарённый. Неясно, конечно, чем, но по описанию это что-то за рамками привычных мне представлений о сторонах силы. Хотя много мы эту тему не обсуждали, мог что-то упустить.

Мне нужно было оружие. Но как назло, я так и не заехал к Киру за мечом, опомнился, когда уже подъезжали. Делать было нечего, пришлось пошарить в машине. И, о чудо! Ребятки возили с собой нож. Вынув его из ножен, я осмотрел трофей. Неплохой такой, с гардой, сантиметров пятнадцать. С широким изогнутым лезвием, двухсторонней заточкой и, вот это да – зазубринами с одной из сторон. Получить таким ножом неприятно, при хорошем ударе почти наверняка не сможешь продолжать бой. Но это если урон получит человек. А мой соперник может оказаться кем-то сильным, тогда этот клинок максимум рассмешит его. Сейчас бы хоть что-то серьёзнее. Например, пистолет. Чёрт, мы же даже тот не забрали, и биты так побросали. Крови нет, но если разбросанное по двору оружие. Попросив Лизу связаться с Максом, я стал прилаживать ножны на ремень, благо это было предусмотрено их конструкцией.

Напитав тьмой и аурой своё орудие, я вышел из машины и попытался оставить Лизу ждать снаружи, но та упёрлась. Хотела лично увидеть, как умрёт последний её обидчик. Решив не тратить время на уговоры, я согласился.

Ворота медленно опустились, мы подошли к двери, ведущей в дом из гаража, и переглянулись.

– Береги себя, – прошептал я и вошёл.

Пройдя по тёмному коридору, мы дошли до просторной кухни. Здесь царила атмосфера уюта и тепла. Кухонный гарнитур, выполненный в светлых тонах, гармонично сочетался с больши́м холодильником серого цвета. Круглый стол и стулья из одного комплекта добавляли шарма и удобства. Чёрная плита была расположена с одной стороны кухни, а рядом стояла печь. Кухня была оформлена в светлых тонах, тёмным элементом выступала только плита. Большое окно, украшенное шторами бледных и светлых оттенков, наверняка наполняло комнату светом в течение дня.

Словно готовясь к битве, хотя нет, точно готовясь, я снял с себя пальто и повесил его на один из стульев.

Кухня переходила в подъём на второй этаж. Я стал разминаться, хрустеть недавно повреждёнными суставами, даже размял колени. Лиза попутно подошла к кухонной столешнице и с характерным звоном выдернула из подставки для ножей здоровенный такой кухарь.

– Ты что, сама с ним драться собралась? – спросил я нахмурившись.

– Последний удар будет моим, – ответила девушка, приложив лезвие ко лбу и прикрыв глаза, на что я только хмыкнул.

Долго ждать не пришлось. Через минуту от лестницы донеслась чья-то тяжёлая поступь. К нам спускался человек в шоколадного цвета махровом халате и тапочках. На вид лет тридцать, весь такой упитанный, холёный. Лысый, но зато с шикарными завивающимися усами.

– Элизабет! – мелодично то ли проговорил, то ли пропел тот, – ты привела нашего нового жертвенного агнца.

Я криво улыбнулся и положил было руку на ножны, но вдруг понял, что не хочу этого делать. Даже так: я протестую против своего вероломства. И причина была весьма весомая. Милая Лиза почти бесшумно приблизилась ко мне, я даже не успел среагировать, как лезвие кухаря обожгло моё горло холодом стали. Нет, она меня даже не поцарапала, но я дрогнул. Сердце заколотилось быстрее, застучав в ушах.

– С-солнце, тебя зомбировали? – дрогнувшим голосом осведомился я.

Я бы не сказал, что всегда был бесстрашным, или каким-то невзхерстным типом. Порой тьма притупляла чувства, но, когда мой разлом ширился, я начинал становиться очень даже тревожным. Вот как сейчас. Боятся вообще все, если они не отморозки.

– Нет, – с улыбкой в голосе ответила она, – с чего ты взял? Я же уже сказала тебе, что ты мой ключ к свободе.

– А ещё ты сказала, что этот человек тебя обижает, и что ты пойдёшь со мной, если я тебе помогу.

– Конечно, он меня обижает. Но в отношениях случается всякое. Люди ссорятся, мирятся, а потом трахаются до утра и находят точки соприкосновения, если ты понимаешь, о чём я. И вообще, я же не врала тебе. Ты мой ключ с тобой, и я правда пошла с тобой сюда.

Человек уже спустился, – он звонко засмеялся, глядя на нас и, разведя руки в стороны, подытожил:

– Добро пожаловать в гости! Лиза, угрожать молодому человеку совсем необязательно, он же наш гость. Лучше нарежь нам закусок, отметим это знакомство!

– Но Фидель! – запротестовала та, когда человек подошёл.

– Дорогуша, я же уже говорил тебе, как ко мне надо обращаться.

– Да, хозяин, – поправилась она, убирая нож.

– Присаживайтесь, молодой человек, сейчас мы с вами всё обсудим.

Появилось виски, три гранёных стакана, три большие округлые кружки разных цветов, выполненные будто из белой глины, которую потом посы́пали блёстками и покрыли стеклом, в них хозяин дома лично разлил сок.

– Выпьем, поговорим о жизни, – сказал Фидель, разливая себе и мне алкоголь пальца на два,– а тебе штрафную, – продолжил он, наполняя стакан Лизы до краёв.

Её глаза округлились, но рука всё же потянулась. Вторая было ухватила стакан с соком, но Фидель отобрал его.

– Штрафную. Ты, тупая сучка, сегодня будешь наказана.

– Но за что, хозяин?

Человек осклабился и подкрутил ус.

– Ты же одна вернулась. А те, кто поехал тебя выручать, судя по всему, мертвы. Или не так?

Девушка покраснела, потупила взор.

– Да, хозяин.

– Вот так, – согласился он и протянул мне стакан, чтобы чокнуться.

Выпили. Он сразу налил себе и мне снова, мы выпили ещё. В это время Лиза, пожалуй, морально готовилась влить в себя это пойло. В холодном свете ярких ламп её светлые волосы почему-то отдавали желтизной. Почти в тон начавшим светиться глазам. Но вот бедняжка собралась с силами, протяжно выдохнула и принялась пить из стакана большими глотками. Лицо её морщилось. Мне показалось, что ещё немного и её вырвет.

– Вот и умница, вот и молодец. На, запей, – великодушно разрешил Фидель, отдавая большой стакан с соком девушке.

Меня охватило чувство потери. Всё происходящее по сравнению с ним было просто ничем, жалким недоразумением. Я что-то терял прямо здесь и сейчас.

– Имя не спрашиваю, – заговорил Фидель, вырывая меня из раздумий, – какая разница, как звали покойника? Вопрос риторический. Скажи лучше, в чём твоя сила, парень?

– Моя сила в том, что я заблудился.

– Поясни.

– Я давно уже потерялся в себе. И в мирах. Я не помню, кого я любил раньше, не знаю, осталась ли от них в моём сердце хоть частичка тепла. Я всё время теряю. Людей, веру, надежду, любовь. Доверие, что я оказываю, предаётся, – посмотрел я на Лизу, – добро, что я творю, обращается во зло. Я убиваю ради добра и милую ради зла. Моя сила в том, что после всего этого я продолжаю куда-то идти неясно зачем.

– О, юноша, а вы романтик, – ответил мой новый визави, водя пальцем по кромке стакана, – я точно такой же. Лишь волею судеб я встал и пошёл, продекламировал он, – я тот, кто сюда дошёл. Я власть приобрёл, в руке мой меч. Позволь же фортуна не уронить голову с плеч!

Мы с Лизой похлопали. Она с какой-то радостью в глазах, я иронично.

– Ладно, молодой человек. Сейчас Лизочка сама мне скажет, в чём ваша сила, а потом я решу вашу судьбу.

Он посмотрел на девушку. Та встрепенулась. Конечно же, она была пьяна. И, конечно, я знал, что сейчас случится. Лиза хихикнула и взяла Фиделя за руку.

– Вот эта тварь, в общем, она, короче говоря, даёт ему силу.

Я и глазом не моргнул. Интересно, она правда дура, или прикалывается?

– Как интересно, – заворожённо проговорил усатый, – и я могу это забрать?

– Да, это, господин, если он согласится.

– Соглашайся, – скомандовал усатый, положив левую руку на стол ладонью вверх, в его голосе зазвучали трижды избитые всеми умниками металлические нотки.

Вот теперь я улыбнулся. На руке человека стал формироваться сгусток пламени. Демон! Ёбаный демон считает себя одарённым? Это же смешно. Да будь в нём хоть часть той силы, которой владеют мои братья, он бы вряд ли вообще смог контролировать себя. А тут, вырядился, нашёл человека, кто умеет передавать силу, набрал кучу каких-то слабосильных способностей и считает себя пупом земли. Клоун, это какой-то клоун, не иначе!

– По рукам! – воскликнул я почти смеясь, и ударил по его ладони своей, потушив пламя.

Фидель удивился. Конечно, он то думал, что уже сформировавшийся фаербол меня хотя бы напугает или обожжёт, если я его трону. Ан-нет. Лицо демона недвусмысленно выдавало всю палитру его чувств. Вот он посмотрел мне в глаза, снова на мою руку, потом вверх. О, что я вижу? Это что, испуг? Плечи мои отяжелели, в спину задул холодный ветер, растрепав волосы. Страшная бестия возвышалась над нами, но уже не орала, а лишь скрежетала зубами.

– Прости, милая, я должен был тебя предать, – обратился я к раздутому чудовищу, – теперь ты дружишь с этим мужчиной. Прости-прости, ничего не могу поделать. Он угрожал мне, мол, убьёт, если не отдам. Жалко терять столько силы, но знаешь, тот удар был очень болезненным. Боюсь, так просто я не смогу тебя простить. Да и поистаскалась ты вся. Наверное, роды тому виной. Или что, я не знаю, просто ты стала такой вздутой. Понимаешь? Может тебе к врачу хотя бы сходить?

Фидель отдёрнул обе руки, ветер за спиной стих.

– Сука, ты кто такой? – закричал он закинувшись.

– Он смерть твоя, – пробормотала Лиза, облокотившись на стол и вполоборота глядя на Фиделя.

По кухне пробежала тень. Она мелькнула на стене, на полу, на долю секунды показалась на столе и исчезла. Фидель вдруг повернулся к коридору, по которому мы пришли.

– Эта тварь там, какого чёрта, девчонка, ты меня подставила?!

Лиза медленно встала пошатываясь. В её руке снова был нож.

– Любишь кататься, люби и саночки возить.

Она сделала выпад, метя ножом демону в грудь. Но зря. Тот молниеносным движением выхватил нож и воткнул его девушке в горло. Лиза пошатнулась, сделала два шага назад и, посмотрев на меня, попыталась что-то сказать, но вместо голоса прозвучал хрип вперемежку с бульканьем. «Я твоя» – прочёл я по губам, прежде чем та рухнула на пол.

Поднявшись, я принялся искать сигареты в кармане. Найдя искомое, закурил и стал наблюдать за бесом. Кажется, он был не в восторге от вида своей новой подружки. А что? Всё честно. Мне Лиза, ему Красновласка. Точнее чудовище, похожее на неё. Придурок метался из стороны в сторону, махал руками. И совсем уже не обращал на меня внимание.

– Эй ты, мудила! – крикнул я, припомнив сцену из одного фильма.

– Отъебись сука рыжая! – отозвался он.

Ясно, не до меня ему.

– Ты, ушлёпок обоссаный! – заорал я ещё громче, – я пришёл на перестрелку с нормальными мужиками, я пришёл пострелять! Подраться на ножах с лютейшим одарённым. Мне сказали, здесь живёт матёрый хищник! И что я вижу? Долбанный обоссавшийся умник, который умеет только пердеть и поджигать свой пердёж зажигалкой! Сучёныш, я тебе глаз на жопу натяну!

Я двинулся к нему, достав нож.

– Нет, я не могу! Эта тварь идёт ко мне! Я тут всё сейчас спалю!

Я продолжил идти на него. Неужели так и будет пятиться?

– Ну вы все напросились! – выкрикнул Фидель и вскинул руки.

Но ничего не произошло.

– А это нормально, что сильного злодея зовут как сраную шавку? У моей бабули так собаку звали. Ты вообще кто, а? Демон, мальчик-колокольчик? Ты что умеешь-то помимо того, чтобы лысого гонять?

Фидель снова махнул руками, и опять ничего. Только тень продвинулась по комнате.

– Позволь, я объясню тебе кое-что, – сказал я, быстро оказавшись лицом к лицу с подлецом.

Мой нож угодил ему прямо в брюхо.

– Когда ты чмо последнее, ты не должен строить из себя благородного воина, – заговорил я вполголоса ему на ухо, – вся эта хуета про то, чтобы сначала представить себя кем-то крутым, а потом им стать, это сказочки для любителей послушать истории об успехе. На самом то деле ты же не представляешь, каково это – быть кем-то сильным и крутым. Вот как ты можешь таковым казаться?

Мой нож быстро развернулся и стал подниматься по животу Фиделя. Не скрою, он меня очень расстроил. Сталь клинка, пропитанная тьмой, рвала плоть демона как бумагу. Он даже не пикнул, когда я довёл линию до его груди, уперевшись лезвием в рёбра.

– Вот если ты в следующей жизни станешь реально крутым типом, тогда можешь устраивать сцены. А тут ты возглавил каких-то тупых бандосов, стал насиловать девку, пользуясь её уязвимым положением. Ещё и метку свою грязную поставил. Я думаю, когда ты будешь умирать, всё же заберу свою тварюшку. Ну, когда она позаботится, чтобы ты умер в ужасе и мучении. Ну и остатки силы в уплату долга перед Лизочкой мы тоже возьмём. Родишься в другом мире уже в статусе мученика. Будешь стараться по жизни добро делать. Глядишь, я поспособствую твоему становлению возвышенной душой. А там и до порождения нового мира недалеко. Мы сейчас как раз в нижнем секторе мультивёрса, тебе вверх надо идти. Короче, запомни: будь настоящим, иначе будет плохо.

Я вынул лезвие из его брюха и толкнул полудурка. Тот вскрикнул и упал, дёргаясь как ненормальный. Больной какой-то. Тоже мне демон. Он трясся и пытался собрать в один пучок начавшие лезть из дыры в животе кишки, в нос ударил запах дерьма.

– Здесь надо проветрить, – резонно подметил я, распахивая окно.

Дальше дело было за тварюшкой. А у меня есть другая головная боль. Лизу надо спасать.

Часть 2

Я встал над ней. На Фоне что-то блеял Фидель, не так уж долго ему осталось. Голова кружилась. Что-то сегодня я слишком жесток. Мало того что с ходу поубивал всех четверых нападавших, так ещё и вспорол брюхо этому демону. Да, алкоголь – это отвратительно. Не пейте алкоголь, если не можете себя контролировать. Да и я против всякой жести. И что теперь делать с этим некогда человеком, а теперь куском мяса? Лиза ещё не отошла, но я вижу в её распахнутых глазах признаки исхода души. Всё тусклее и тусклее эти прекрасные глаза. Интересно, конечно, она ведь ещё может и побегать, и попрыгать. Наверняка так. Слишком много силы для простой смертной. Тут налицо проблема всех одарённых. Неверие в свой магический ресурс. Что-то и в мыслях бред пошёл. Какая магия, какие одарённые? Засиделся я в Ветрополисе, да в этой вселенной, совсем уже очеловечился.

– Что же, пока ты умираешь, у нас есть прекрасная возможность хорошо сблизиться, – сказал я и присев, взял Лизу за ноги.

Та, вся залитая кровью, по человеческим меркам уже стопроцентный нежилец, вдруг дёрнулась. Губы её зашевелились, взгляд сфокусировался на мне.

– То-то, – проартикулировала она губами без звука, – только попробуй, утырок.

Вот, это мне нравится. Серьёзная какая! Я отпустил её ноги, и те стукнули об пол.

– А нечего умирать слишком быстро, – осклабился я, – давай, впусти меня в свою душу что ли, будем тебя спасать и делать тёмной.

Получив согласие, будто оно требуется, если человек ещё раньше сам пожелал стать тёмным, я достал нож, обтёр его о платье девушки.

– Ну всё-всё, не мучайся, можешь дальше быть мёртвой, только чур несерьёзно. Просто думай о покое и не думай о том, что из тебя литров триста крови уже вылилось.

Глаза девушки округлились. Я что-то не то сказал? Кстати, она как-то слишком уж спокойно относится к посмертию, боли, всякому такому. Вторая Марлина, ей-богу. Разрезал её милое платьишко на груди, та скрипнула зубами и что-то снова начала пытаться сказать, от чего из её горла обильно закровоточило и забулькало.

– Не беси меня, пациент, – вскрикнул я, раздвигая лохмотья её одежды, – больно надо старику пялиться на твою тщедушную грудную клетку. Умри уже нормально, как все адекватные люди!

Она наконец-то снова притворилась безвременно почившей. Вот же люди, не пожить нормально, не умереть. Хотел было разрезать себе ладонь ножом, но понял, что тот всё ещё во всякой мерзости, которая осталась от Фиделя, и передумал. Вообще, выкинул охотника, потом помою. Точнее, Лиза помоет, я же должен с неё что-то взять за спасение, в самом деле. Вынул нож из её горла. Так-то лучше. Разрезал руку и при помощи своей чёрной крови начертил у неё в районе солнечного сплетения что-то вроде дверки с ручкой.

Так-так. Будем открывать проход в самую искру, только бы не схлопотать там лишних проблем.

Реальность закряхтела, когда я вцепился астральными пальцами в дверку. Эти пальцы торчали поверх физических, и мне удалось нащупать ручку. Как только дверь распахнулась, озарив комнату золотым сиянием, что моргнуло и погасло, у меня по загривку снова забегали мурашки. А я-то думаю, а что это у нас Фиделька затих? С большой неохотой я повернулся в его сторону. Над застывшим в нелепой позе телом огромной изломанной куклой возвышалась она. Мерзопакостная тварь. Она пялилась на меня, роняла кровавые слюни из огромного рта.

– А ты что это? Давай за ним, всё. Нечего тут.

Под конец мой голос дрогнул. Тварина сделала пару шагов ко мне. Медленно, хотя могла уже напасть.

– Что ты хочешь, больной китайский аналог красивой женщины?

Про китайский аналог я у Кира подслушал. Даже сам улыбнулся, когда это сказал. Вот только это вот, чучело-мяучело, вдруг, кажется, оценило шутку. И улыбнулась. Ну нет, нет! Лучше бы оно на меня бросилось. Такая стрёмная улыбка у неё. Огромное изломанное тело двинулось на меня. Я посмотрел на Лизу, в её груди всё ещё зиял проход, но я ощущал, что ещё немного и тот начнёт закрываться. В глубине зёва блестело золото, но оно всё больше поглощалось тьмой, обретая забвение до следующего перерождения. Монстр остановился в двух метрах от меня.

– Предлагаю союз, – сказало нечто громким скрежещущим голосом, – ты впускаешь меня обратно, а я делаю тебя сильнее.

– О да, – нервно ответил я, – и ты будешь мне сниться после этого в образе Красновласки, выдавая себя за моё подсознание, и мы снова будем задорно трахаться?

– Это не я тебе снюсь, – возмутилось нечто, – пока меня не проявили, я была лишь частью твоей энергии. Ну ты же сам знаешь, Праймс. Что за глупые вопросы? Я лишь творение твоего разлома. Но когда ты отдал мне человека в жертву, я обрела разум. Ты просто впусти меня обратно, и я подниму тебя на новый уровень! Все падут пред нами. И ты взращивал меня на гнили и своей силе. Просто продолжай, и ты станешь сильнее. Я буду нашёптывать тебе верные решения. Видишь, благодаря мне ты уже убил тех четверых, ты даже просто рядом со мной одолел этого демона, да ещё как! Я отлично на тебя влияю. Соглашайся, и вместе мы победим любого врага.

– Всё сказала? – осведомился я.

Чёрт её раздери. А ведь и правда. Я как-то не припомню, чтобы в последние годы был таким безжалостным. Может тварь и правда на меня повлияла.

– Я всё сказала. Прими меня настоящей, я и дам тебе всё, что ты пожелаешь. Союз свободной силы и тёмного демона. Мы станем великим существом!

Я молча подошёл к ней. И положил руку себе на грудь. Порой ради чего-то большего нам приходится принимать тяжёлые решения. Нельзя добиться, не потеряв и не обретя нечто новое.

– Со своими демонами можно бороться, а можно и смириться.

Тварь снова улыбнулась.

– Да, скажи это, скажи, прими меня настоящей.

– Жестокая тварь, – торжественно начал я, подняв руку, – как твой изначальный создатель, волею своей души, и волею своей силы…

– Да-да-да, продолжай!

– Я развоплощаю тебя, требую вернуть мою личную силу. Я заявляю права на свой разлом души, я его начинаю заращивать, отрекаясь от лишних чувств и эмоций.

Тварь издала громкий рык, но было уже слишком поздно. Полу разумное ужасное существо дёрнулось в мою сторону, но тут же отлетело, стоило мне поднять аурный щит.

– Наши демоны имеют над нами власть ровно до тех пор, пока мы их не замечаем. С ними надо бороться. Я больше не позволю своим слабостям брать надо мной верх.

Нелепое подобие той, по кому воспылало моё сердце в этом мире, стало рассыпаться, обращаясь в прах. Вот так. Выйдя на свет, моя лярва стала уязвимой. Это не то же самое, что тянуть соки из разлома, пока никто не догадывается. Когда зло попадает в прицел ума, оно сразу становится слабее.

Я втянул в себя силы, что ранее были отобраны. И направился к Лизе. Тварь исчезла. Меня ждало погружение в мир умирающего существа, которое надо было вернуть. В который раз.

Часть 3

Внутри неё было необычно. Такого я раньше не видел. Всё походило на очень странную выставку с единственным экспонатом. Большой зал с чёрными стенами, едва ли освещённый прожектором, стоя́щим на сцене, не походил на обычные внутренние миры других существ. На сцене была она. Зависшая в воздухе с растрёпанными светлыми волосами, и с краской вместо одежды. Обсыпанная какими-то блёстками Лиза медленно вращалась над полом. Глаза её были закрыты. На стене сцены было что-то красивое. Целый космос на огромном панно. На него падал разнообразный свет, эти прожекторы светили красным, зелёным, жёлтым, попеременно меняя угол и форму освещения. На панно тоже были блёстки, и вся картина космоса переливалась мириадами крохотных огоньков. Играла неспешная музыка, во мраке мелькали тени. Я ясно слышал чьи-то голоса, что усиливались по мере того, как я приближался к Лизе. Поднявшись к ней, я развернулся. Перед нами был уже целый зал. Огромное помещение наполняли разные люди с размытыми лицами. Зрители держали в руках театральные бинокли, кто-то ел, кто-то без остановки что-то говорил другим. Всех объединяло одно – нагота. И правда. Какими может видеть людей такой человек, как Лиза. С такими глазами можно узнать намного больше, чем с моими. И дело тут далеко не в необычности радужки. Это искра искателя. Тем страньше был тот эпизод из мира Мидгари, когда нас предали. Марлина должна была узнать о намерениях копии Маргарет, что называется, «на подлёте». Но нет, не разглядела. Видно, была увлечена чем-то более для себя важным, за что и поплатилась. Вследствие чего потерял и я. Не удивлюсь, если она проморгала самое страшное, глядя на меня. О любовь, как ты глупа и слепа.

Закончив мысль, я подошёл к Лизе. Её тело наблюдателя легло на мои руки.

– Как там классик сказал? Пора, красавица, проснись: открой сомкнуты негой взоры, навстречу северной Авроры, звездою севера явись…

Обычно у наблюдателя глаза всегда открыты. Но это не совсем наш случай. Лизочка умирала, унося с собою свою смертную душу. Почему с собою? Помимо души всегда есть что-то ещё. А внутренний наблюдатель как раз остаётся. Он погибает с телом. Говорят, некоторые мудрецы востока настолько преисполняются в своей осознанности, что их внутренний наблюдатель остаётся зрячим даже во время сна. Интересно было бы пронаблюдать за таким.

Вообще, то, что отличает истинно счастливого человека от обычного – это то, насколько часто первый и второй дают слово своему наблюдателю. Возможно, это не слишком логично, ведь у внутреннего наблюдателя нет своих слов, но даже его внимательное молчание может сказать многое. Жизнь простого смертного никогда не станет лучше, если он будет мало пребывать в себе и в наблюдении. Самореализация здесь имеет самоценность, если она происходит через обращение внимания на внутреннего наблюдателя. Эта неинтеллектуальная сущность при нашей жизни смотрит на мир перед тем, как мы понимаем, что именно видим. Она наблюдает и за тем, что и как мы пытаемся разглядеть. Потому важно, чтобы её глаза были открыты. Мне не спасти Лизу, если её внутренний наблюдатель уснёт насовсем. Даже напитай я это тело всей своей силой, я смогу породить лишь философского зомби и не более. Даже душа может остаться в теле без наблюдателя, но это бесполезно. Внутренний наблюдатель – это мост, это прослойка между физическим миром и нефизическим. Стык двух противоположных реальностей. На деле наблюдатель не только смотрит на мир, он создаёт его в каждый миг для любого наделённого жизнью существа. Тем наблюдатель и ценен. Даже я, тёмный демон, то и дело уделяю время ощущению наблюдателя в себе.

Наблюдатель Лизы спал. Люди на сцене стали свистеть и громко возмущаться. Ну да, конечно. Что им ещё делать. Тело уже начинает агонизировать, в мозг перестаёт поступать кислород. Что там дальше по биологии человека следует? Наверное, Лиза сейчас видит свои последние сны. Вообще, я несколько раз натыкался на упоминания о том, что человек продолжает слышать звуки до самой биологической смерти. Пожалуй, и в нашем субпространстве это так. Да и зал ещё не исчез.

– Лиза, услышь же меня. Это твой новый друг, тёмный демон Дэниэл Праймс. Я пришёл спасти тебя.

Тело девушки было лёгким и эфемерным.

– Ты вот жить хотела, а не можешь подождать ещё пару минут. Ну что за дела? Твой наблюдатель даже глаза открыть не может

Мой голос отразился от стен и повсюду загуляло эхо, люди в зале стали вставать и уходить к распахнувшмся в том конце зала стены, из которых лилось золотистое свечение.

– Ладно, хрен с тобою, Золотая Рыбка, – прожектора стали мерцать, – придётся подарить тебе частичку знаний, которые я сам бы иметь не хотел. Слушай, тогда: твой мир не одинок. Ты живёшь в одной из множества вселенных, а всё великое множество вселенных располагается на огромных размеров плоскости мультивёрса. И все вселенные на плоскости располагаются так, что если бы была возможность посмотреть сверху, общая картина напоминала бы часы. Не электронные эти ваши, а нормальные, аналоговые. А по центру находится бог. Или центр вселенных. Именно туда ты попадёшь, если познаешь о мультивёрсе слишком многое. После смерти души идут либо вверх по циферблату, либо вниз. Всё зависит от частоты их энергии. В одном из первых сверх космических законов говорится, что, получая знания о мультивёрсе, ты всё больше приближаешься к центру. Если ты сейчас всё узнаешь, ты станешь божеством во плоти. Пройдя дальше по этому пути познания, ты сможешь породить новый мир. И ещё: если ты после…

Дальше я сказал то, что не стану упоминать в этой рукописи. Оно вам не надо, потомки, не стоит много знать, ведь тогда бы каждый читающий был обречён на то, что случилось с Лизой. Быть человеком в привычном смысле этого слова она перестала сразу же, как только я закончил. Она не стала божество во плоти. Но приблизилась к той опасной отметке, на которой остановился я сам.

И тогда объятые зелёным пламенем, её внутренний наблюдатель распахнул свои невероятно огромные теперь три космических глаза. Меня отбросило мимолётно. Я пробил собой стену зала и устремился в открытый космос. Всё это время наблюдатель Лизы рос в размерах и прожигал мир своим бесконечным в познании взором. Я ничего не чувствовал. На душе было никак. Когда внутренний космос девушки увеличился, и наблюдатель заполнил его весь, перед глазами моими промелькнула обжигающая зелёная искра.

И мы провалились в её новый внутренний мир. Наблюдатель остался где-то за скобками. Предо мной, вся в сияющих лучах с двумя жёлтыми и одним зелёным во лбу глазами, стояла Лиза. Лицо её было безупречно чистым. Тело её блистало во вспышках сотен умирающих звёзд.

– Я супернова, – сказала она, ослепительно улыбаясь и поправляя неимоверно длинные зелёные волосы.

– Ты идиотка, – проворчал я, приближаясь, – мы не закончили.

– Отчего ж ты так решил, о мой великолепный спаситель? – выразительно спросила она.

– Ты сейчас, наверное, думаешь, что тебе подвластны почти все тайны мира, и что тебе не надо становиться тёмной, да?

– Ну конечно! – воскликнула та, разведя руками на глазах, выращивая на своём теле белоснежную тогу.

Поверх третьего глаза на голове девушки появился лавровый венец.

– Ох, ты, девочка, очень ошибёшься сейчас, если не позволишь мне закончить.

Я двинулся к ней, но расстояние до Лизы не уменьшалось.

– Оказывается, я так хочу познавать мир, – пропела она, кружась на месте посреди белоснежной пустоты, – познавать мир, познавать мир! И столько ещё в этой жизни открытий. Я стану как тот, кто нас породил, и знай же, друг мой, что я победитель!

– Послушай же ты! – закричал я на неё, – если бы я знал, что тебя так можно оставить, я бы так и сделал. Но нельзя быть просто существом наедине с этим знанием, эту силу надо купировать. Ты понимаешь, о чём я говорю? Ты хотела стать тёмной. И я дам тебе это. В противном случае ты вернёшься в мир другой, но не стабильной. Пройдёт немного времени, и ты умрёшь. Спустя ещё пару лет, или даже быстрее, ты перешагнёшь опасный предел. Ты возвысишься, но потом породишь новый мир. И всё, понимаешь ты или нет? Ты породишь мир и навсегда в нём останешься. Но так как ты стала миром не своими усилиями, а с моей помощью, ты породишь урода. Нельзя делать миры, не пожив достаточное количество времени. Ты посмотри на себя! Тебя уже заносит! Какая, мать твою, тога, какой, нахрен, лавровый венец?! У тебя три глаза во лбу, но ты не видишь сути вещей!