Часть 5.
Сосед наш, однорукий дед Артём, пас колхозных волов и заодно в небольшом бычьем стаде держал свою корову с телком. После первого класса меня определили к нему в подпаски, вместе с нашей коровой Галкой. Была Галка, как ей и положено, черной масти с белой звёздочкой на лбу и белым животом, и ещё была она большой и важной. Галка не ходила – она выступала, с достоинством, покачивая своим большим белым выменем. Из – за неё, из – за Галки, и отправили меня в помощники деду – чтоб паслась она вместе с колхозными волами на хорошем пастбище, а не слонялась в общественном стаде по пустой, вконец вытоптанной скотиной, леваде. Никакой другой оплаты мне не полагалось.
Волов на то время в колхозе было не много. Пасли мы своё стадо сразу за колхозным двором, недалеко от кормокухни. Утром мы пригоняли на место выпаса своих двух коров и телка, затем дед Артём отправлялся на колхозный двор за быками, я же оставался приглядывать за нашим личным малочисленным стадом. Пригнав колхозных волов (обычно 6, 7 голов), дед садился, снимал сандалии, снимал с головы фуражку, шитую на манер военного образца, но с цивильным обшитым тканью козырьком. Тогда, в 50-х, такие фуражки носили большие начальники. Дед устраивался в тенёчке, у высокого забора из горбыля, которым был обнесён колхозный двор. Он вытягивал свои босые ноги на зелёную травку и тут же принимался вертеть своей единственной рукой самокрутку, набив её собственным сердитым самосадом. Затем шлифовал осколком стекла пастушью палицу, разговаривал с проходящими мимо колхозниками.
Я же, по его команде, делал всё, что требовалось: следил, чтоб животные не разбредались, не лезли «в шкоду», паслись там, где положено. Иногда он просил помочь ему свернуть цигарку. Газета у него была сложена небольшой книжечкой, и отрывать прямоугольнички для самокрутки было интересно и даже приятно. Самосад же у него хранился в кисете – небольшом мешочке с верёвочкой. Впрочем, дед и сам мог обходиться без посторонней помощи – он очень ловко помогал себе обрубком покалеченной руки: то коробок спичек зажмёт почти под мышкой, прикуривая, то палку придерживает своей культей, а здоровой рукой скребёт её куском стекла. Пустой рукав его обычно был заправлен в карман пиджака или за ремешок, если пиджак он не одевал, а просто набрасывал на плечи.
Руку он потерял не на войне, как я поначалу думал, а просто по – пьяни. Мне бабушка рассказала: неосторожно сунул её в соломорезку. У нас эти соломорезки назывались сечкарнями, и имелись они почти в каждом дворе. Сечку, мелко изрезанную солому, заготовляли на корм скотине. Обычно делали это вдвоём: один подавал по жёлобу солому, а другой крутил за ручку колесо, приделанное сбоку соломорезки, то есть, вращал режущие ножи. В эту – то соломорезку, будучи в хорошем подпитии, и сунул неосторожно руку дед Артём.
Каких – то тёплых отношений у нас с дедом не случилось. Общались мы с ним мало, в основном по делу. Был он человек язвительный и не очень добрый. Но я по этому поводу особо не переживал. Может, даже и не замечал. Я находил себе занятие – вокруг было столько всего интересного.
С противоположной стороны от колхозного двора, прямо передо мной, простиралось кукурузное поле, и над этим полем целый день резвились неутомимые жаворонки. Они круто взмывали вверх и надолго зависали в воздухе на одном месте, часто – часто трепыхая крылышками, при этом заходились звонкой нескончаемой трелью. Налетали тучами воробьи и рассаживались на заборе плотно друг к дружке , как часовые! А расписные, праздничные овсянки, а яркие бравые щеглы, синички, трясогузки, которые постоянно здесь вертелись в поисках корма. И ещё великое множество налетавших из колхозного сада птичек, которым я и названия не знал. Видать, кормокухня, колхозный зерновой ток, конюшня, коровники – всё это сильно привлекало птичье поголовье ближайшей округи.
Справа от кукурузного поля шла дорога на соседнее село Радянское. За дорогой раскинулся колхозный фруктовый сад. По дороге несколько раз в день проходило огромное стадо колхозных коров – на пастбище, или – обратно. И это было зрелище очень даже впечатляющее. Коровы породистые, одной масти, не то – что стадо с нашей улицы. Пастухи на лошадях важные и строгие, лихо, как из самопалов выстреливают кнутами и так же лихо, прямо очередями, – матерятся. Верхом, на лошадях. Как командиры! Глаз не оторвать!
Влево от кукурузного поля, ближе к леваде, располагалось хозяйство тракторной бригады. Трактора, сеялки, комбайны – всё это находилось не на территории колхозного двора, а просто в поле, под открытым небом. Среди всей этой техники постоянно снуют механизаторы. Кто – то возится с комбайном, кто – то резко дёргая шнур, пытается завести трактор, который почему – то никак не хочет заводится, кто – то ремонтирует сеялки. И всё это перед моими глазами. И всё мне интересно.
Иногда мимо нас проходила Мишина мама Ольга. Она работала на кормокухне, которая находилась неподалёку от нашего выпаса, и когда шла на работу, то бывало, ненадолго останавливалась, чтоб перекинуться несколькими фразами с дедом Артёмом. Всё-таки какие же они были разные: отец и дочь.
Он – высокий, осанистый, с пышными седыми, у рта ржавыми от самосада усами, надутый как индюк. Она – невысокого роста, ладная, очень приятная, простая и приветливая. Меня она всегда спрашивала, как мои дела и гладила по голове.