Домовёнок Кузя. Официальная новеллизация бесплатное чтение

Главные герои

КУЗЯ

НАФАНЯ

БАБА ЯГА

ПАПА АНДРЕЙ

МАМА ИРИНА

НАТАША

Глава 1

Где-то в далёком-далёком лесу

В далёком-далёком лесу занималась заря. На устланной тонкой болотной травой поляне переминалась с ноги на ногу и цеплялась когтями за кочки избушка – будто тоже собиралась сбежать. Только от себя не убежишь. Баба Яга это тоже знала. Хоть и умела она колдовать и тёмными силами управлять, а всё равно Кузька снова сбежал. Уже в тридцатый раз.

– Юбилейный! – сопел домовёнок, вытащив из кротовой норы слетевший лапоток и тут же растянувшись на хвойной подстилке. – Я от бабушки убёг, – шептал он.

Высоко, в просветах соснового лапника, кружила бабушка. А прямо над головой домовёнка чернело дупло. Кузя полез по сухой коре.

– Тут меня точно не найдешь, карга старая! – успел сказать он двум блестящим из дупла круглым глазам.

И полетел вниз.

– Моё дупло, – объяснила белка, свесив рыжие кисточки, и скинула шишку.

Та шлёпнулась в лужу рядом с Кузей и тут же всплыла.

– Прости, говорящая белка, – булькнул Кузя.

Всё-таки он был домовым и в чужие дупла без приглашения не залезал. Кто ж знал, что это белкина квартира? Может, это дятел заработался. В минуты смертельной опасности разбираться некогда. А смертельная опасность надвигалась со скоростью бешеной Метлы. Яга его заметила. Но, кажется, решила поиздеваться над домовёнком. Ведьма сбавила скорость, заходя на новый смертельный вираж.

От страха Кузя сжал кулачки вместе с размокшим в луже суглинком, потом ещё пару раз, скомкал увесистый шарик и со всей силы запульнул в Ягу.

Яга взвыла, схватилась за подбитый глаз обеими руками и чуть не свалилась с Метлы. А та затряслась, словно ржавый вертолёт, и тут же трусливо попыталась развернуться. Но Яга тряхнула её и заскрипела зубами прямо над домовёнком:

– Ну держись, клоп чумазый!

Хорошо, что клоп успел спрятаться под вересковым кустом за поваленной ураганом ёлкой, и Яга пролетела мимо.

Так домовёнок и бегал по лесу, зарываясь в валежник, прикидываясь мухомором и залетая в норы к куницам и барсукам, как вдруг Яга резко повернула и скрылась за дальним косогором. Наверное, поняла, что Кузю ей не поймать.

– Поймала! – пропела грымза прямо за Кузиной спиной, и домовёнок оказался в корзине.

Точнее, под корзиной, которой вероломная Яга всё-таки его накрыла, а противная Метла ещё и стукнула по ивовому дну – для верности.

– Попалась ягодка сладенькая, – проскрежетала то ли одна, то ли другая хриплым голосом.

А может, они обрадовались хором. А что такого? В сказках все говорящие. А кто там сверху скрипел и злорадствовал, Кузе было не разглядеть. Потому что корзина у Яги была ягодная, сплетённая без щёлочек и без просветов – примерно как Кузино будущее в плену у Бабы Яги.

Глава 2

Связанные одной паутиной

Баба Яга качнула крюк с висящим на нём Кузьмой и вытерла пот с лица цветастым дырявым платком:

– Ох ты ж ёлочки-моталочки! Не в том бабушка возрасте, Кузьма, чтоб за тобой каждую неделю по лесу летать. Теперь никуда не убежишь, пока своё не получу!

– А не надо за мной летать. Отпусти меня, карга старая, – дёрнулся Кузя.

Но не зря Яга всё лето ходила к лесным паукам перенимать искусство макраме домовым на погибель. И корзина у неё теперь что надо, и Кузе не отцепиться, как ни крутись под чёрным потолком.

– Отпущу-отпущу. Вот отдашь волшебный сундучок – и отпущу.

– Не дождёшься! – взвизгнул Кузя.

– Тогда повиси пока туточки. Пока я воду кипячу, – подмигнула бабуля и грохнула на печь глубокий чугунный котёл.

– Ты чего это удумала?

– Не отдашь сундук – я тебя съем. – Яга пожала плечами и подпихнула в печь берёзовое полено и немного бересты.

– Не съешь, – с сомнением отозвался Кузя. – Мы родня. Родня невкусная, это все знают. И ещё тебя все наши проклянут – наши родственники.

– Слушай, родственник, ты мне сундук должен – это раз. Два: домовые мне – седьмая вода на киселе. Вот с киселём я тебя и сня́маю!

– Фу! – поморщился Кузя. – С киселём я особенно невкусный.

– Фу так о бабушкиной стряпне отзываться! – обиделась Яга и выволокла мешок с мукой.

Мышь подскочила и юркнула в щель в полу. Изба хохотнула и подпрыгнула, а на стол шмякнулась еловая скалка – то что надо!

– Эх ты ж ёлки-моталки! – Яга почесала платок, вспоминая заклинание. – Скалки-скакалки, туда-сюда раскаталки!

Еловая скалка послушно принялась замешивать тесто, проворно прыгая по столу, подпихивая и закидывая в чан гусино-лебединые яйца вместе со скорлупой, тростниковый сахар, подливая конопляное масло и лосиное молоко. А Баба Яга потянулась было за сушёными грибами, но вспомнила, что умеет колдовать, и просто дунула на связку.

Грибы друг за другом съехали по верёвочке, разлетелись по тесту и лихо в него закатались.

– Пирожок с грибами будешь? – покосилась Яга на Кузю.

– Сама ешь. С киселём.

– Не хочешь – как хочешь. Виси голодным.

Яга стянула с головы платок и поковыляла к огромному старинному зеркалу с резными створками. Раскрыла их, задумалась. Улыбнулась ласково:

– Отдай сундук и иди, а? Домой, к людям своим. Дом скоро развалится без тебя! Как ты не понимаешь!

– Я-то понимаю. Да нет у меня сундука, как тебе ещё объяснить? А был бы – не отдал бы, карга ты непонятливая, престарелая.

– Значит, развалится дом, да и Кузеньке конец. – Яга захлопнула зеркало и накинула на него свой рваный платок. – Какой домовой без дома, скажи ты мне, мелкий мухомор? Саранча попрыгучая! Клещ лохматый!

– Сама как клещ прицепилась! Как клоп домашний! Как пыль к тапке! Как лизун к потолку в детской комнате! И не надо меня пугать! Домовые никого не боятся, потому что они самые страшные! Ну, после некоторых, у которых красота – очень страшная сила. Не видать тебе волшебного сундучка!

Яга, как услышала эти обидные слова, так и села на раскалённую лопату с пирогами. И как заорёт!

А потом подскочила, дотянулась до волшебного веретена, которое ей пауки подарили давеча на уроке лесного макраме, а им – диковинный тутовый шелкопряд из тёплых и сладких шелковичных краёв. Пауки, конечно, веретено дарить не хотели, но разве ж откажешь Бабе Яге? Раскрутила она его – словно вихрем подхватила. И затянуло веретено Кузю шёлковыми неразрывными путами – прочными, как злодейские чары. Замотало домовёнку рот, оплело с головы до ног липкой белой нитью. Повис он, маленький и лохматый, на крюке под закопчённым потолком – беспомощно, но не безвольно.

Потому что как угодно умела колдовать Баба Яга. Каждого могла связать, превратить в кокон, заставить завернуться в тесто и полезть в печь – даже прожить с ней тридцать лет в одной пыльной избе. Ничего не стоило колдунье напугать, извести, поработить весь лесной народ. Только ум и волю маленьких и храбрых она поработить не могла. Просто у неё самой ни того ни другого никогда не было. Так откуда же ей знать, что это такое?

Глава 3

Приехали

Новенькое блестящее авто остановилось перед покосившимся деревенским домом.

– Приехали. Вылезайте, – сказал Наташин папа и первым вылез в лопухи; отлепил от брюк пару колючек, полюбовался на резные ставни и улыбнулся.

Его жена Ирина открыла дверь с другой стороны и вышла в отцветающий иван-чай. А Наташа так и осталась в телефоне. То есть в машине, пока отец не снял с неё наушники.

– А? – очнулась Наташа.

– Папе не нравится, что ты всё время сидишь в Интернете, – объяснила Наташина мама.

– А что ещё делать?

– Хотя бы родителям помочь, – отозвался Наташин папа, выгружая на траву стопки сложенных картонных коробок.

– И зачем нам что-то отсюда забирать? Чтобы потом выкидывать? – пробурчала Наташа. – Мама всегда так делает. Продали бы дом сразу вместе с ненужными вещами.

– Тебе не понять, – пожал плечами Наташин папа.

Кажется, он и сам толком не понимал, зачем отсюда что-то забирать. Но пустые коробки к дому понёс уверенно, словно герой квеста, наконец-то отыскавший нужные ключи от потайной комнаты. В любой непонятной ситуации Наташин отец всё делал уверенно, прямо как его герои в компьютерных играх.

Мама тоже молча понесла коробки к дому и даже не сказала свою любимую фразу про то, что ей нужно готовить доклад, а не это всё. Обычно мама вспоминала про доклады, когда ей приходилось заниматься чем-то очень скучным – переездом, ремонтом, уборкой или сбором старых ненужных вещей, о которых никто не вспоминал уже много лет.

Изнутри дом выглядел ещё гнилее, чем снаружи. Папа зажмурился, глубоко вдохнул пыльный воздух вместе со свисающей с потолка тоненькой паутинкой и развёл руками:

– Ностальгия! Всё детство тут прошло. Но рано или поздно всё заканчивается. Эх!

Наташа плюхнулась на тахту, чихнула и вытащила телефон:

– Как же тут пыльно!

– Ничего ты не понимаешь, – вздохнул папа.

Мама положила голову на папино плечо и обняла его:

– А я вот понимаю, что мы сюда не ездим, Андрюш. А за домом надо следить. А то он развалится. Уже начал, видишь? Ну, можно ещё домового завести… Если хочешь. Хочешь?

– А мне тогда сестру заведём, – тут же отозвалась Наташа. – Или котёнка!

– Нет, я согласна только на домового, – строго посмотрела на неё мама. – Он бы твои игрушки убирал и школьную форму на вешалки аккуратно развешивал. Без домового никакой сестры, собак, котят и аксолотлей!

– Домовых не бывает, – вздохнул Наташин папа, подошёл к складному зеркалу, открыл запылённые створки, внимательно посмотрел на своё расплывающееся отражение и захлопнул старинные дверцы – будто и правда верил, что за ними всё же окажется домовой.

А может, он ожидал увидеть чужое отражение. Но из зеркала на него снова посмотрел знакомый уставший мужчина в замшевой куртке и джинсах, которому даже некогда было привести в порядок любимый дом. Некогда ездить сюда с Наташей, ходить в лес и варить уху в котелке. Некогда смотреть по сторонам, косить траву, колоть дрова на зиму, топить печь и вечерами подолгу сидеть с женой на крыльце, глядя то на звёзды, то на светлячков, то в её глаза. Некогда завести собаку и котёнка. А что такое аксолотль – этого он вообще не знал. Какая-то новая детская фишка, но узнать про неё времени тоже не хватало.

А домовой тут если и жил, то давно сбежал. И дом почти развалился. Просто некому было за ним приглядывать. Вместо этого Андрей сидел в своём стеклянном кабинете, создавал миллион вымышленных миров, придумывал тысячи компьютерных героев. А сам героем, похоже, так и не стал. И настоящий живой мир, как видно, преспокойно обходился без него. Точнее, разваливался, но это одно и то же.

Глава 4

Сказочные существа

Шёлковый кокон с домовёнком внутри грустно раскачивался под закопчённым потолком – прямо над котлом с кипящим варевом. Треск горящих поленьев в печи, мышиные шорохи и тихий скрип крюка удачно заглушал громогласный храп Яги. Не сводя глаз с захлопнутого и запертого волшебного зеркала, домовёнок упорно искал юркими пальцами конец шёлковой паутины. На каждое неосторожное движение колдовское веретено тут же натягивало нить и тихонько жужжало, словно зловещая заводная игрушка, у которой почти кончился завод, но не закончилось желание погубить всех в детской.

Но вот Кузя нащупал конец заколдованной нити, дёрнул за него, чтобы понять, поддастся ли узел. И чуть не понял, как чувствовал себя сказочный Иван, искупавшись в котле с кипятком. Домовёнок повис прямо над зелёными лопающимися пузырями, ойкнул, разбудил Ягу и еле успел замотаться обратно.

Заспанная Яга высунулась из-за шторки, зыркнула на веретено, потом на Кузю.

– Ну что ж тебе не спится-то? Смотри у меня! – проворчала Яга и скрылась в темноте печной лежанки, захрапев как ни в чём не бывало.

Веретено вытянулось, отдав грымзе честь свободным концом шёлковой нитки, и закрутилось, не понимая, куда смотреть. А Кузя дотянулся до верёвки под потолком и всё-таки уцепился за закопчённую балку.

С балки на балку, с жёрдочки на жёрдочку, туда-сюда и оттуда! Никакому веретену не уследить за проворным домовёнком, сколько ни крутись-вертись, как об стену ни бейся.

– Стоп, веретено! – услышал Кузя окрик Яги и замер. – Что ты, как бешеный дятел, об стену стучишь? Как пчела ненормальная, на всю хату жужжишь? Как… Как спать-то с тобой, безумное макраме? Шелкопрядово племя!

От таких оскорблений веретено свалилось навзничь да так и осталось валяться. А Кузя пополз за ключом. Ключ подпрыгивал на груди храпящей Яги.

Домовой весь сжался, оттолкнулся от потолочной балки и прямо в полёте столкнулся взглядом с проснувшейся мегерой. Всё-таки сон пожилых ведьм слишком чуткий для таких приключений. Зато реакция не очень. Поэтому, пока Яга соображала, что происходит и почему на ней сидит домовой и смотрит ей прямо в глаза, Кузя успел стянуть верёвку с ключом и дал стрекоча.

– Стоять, Кузьма-а-а! – орала бабуля, карабкаясь по паутине под потолком так ловко, словно жила не в подмосковной чаще среди чёрных топей, а в джунглях и с детства привыкла лазать по тропическим лианам.

Но даже такое невиданное проворство не помогло, потому что домовые привыкли лазать и пролезать вообще где угодно. А если хозяева затеяли ремонт на несколько лет, да ещё и сломали несущую стену или устроили потоп, когда меняли сантехнику, то домовой вообще становится неуязвимым и перестаёт страшиться любых бешеных бабулек.

Он видит цель, не видит препятствий, отпирает створки старинного зеркала и тихонечко напевает:

– Я от бабушки ушё-о-ол…

– Стой, Кузьма! – кричит бабушка Яга.

Но Кузьму уже не остановить. Он вываливается из зеркала на крышку старинного лакированного комода, спрыгивает на дощатый пол и ищет, куда спрятаться в этом очень знакомом доме. Просто это его дом!

Наконец-то он снова дома. Только груды картонных коробок тут раньше не было. Как-то неуютно с ними. Сначала спрятаться, потом растащить или за печь для растопки запихнуть. Но это потом, это ночью.

– Будет тебе ночь, – заскрипела зубами Яга, с интересом глядя сквозь старинное зеркало на мечущегося Кузьму. – Полярная. То есть вечная. Только надо собраться. Всё-таки в люди летим, да, подруга моя верная? – Яга обернулась на свою спутницу из берёзовых прутьев – Метлу. Та чуть заметно кивнула набалдашником с хищным птичьим клювом и тонкими лапками-прутиками. Лапки крепко вцепились в большой самоцвет, венчавший берёзовое древко с расшитым мелким бисером седлом. Метла тихонько почесала клюв о колдовской камень и замерла в ожидании.

Яга принялась собираться в люди. Точнее, к людям. Всё-таки на людях нужно выглядеть прилично. Так считает каждая нормальная Баба Яга. Поэтому обычно их на улицах никто и не замечает.

Все женщины – существа сказочные. И от зловещих бабулек из заколдованных топей их в обычной жизни иногда вообще не отличить. Они и сами часто путаются.

Глава 5

Hастоящий домовой

Наташина мама заглянула в старинное зеркало и поморщилась:

– Не нравится мне оно. Я в нём старая. Мы его не берём.

– Не берём, – согласился Наташин папа. – Закрывай.

– Сама ты старая! – топнула Яга с другой стороны зеркала. – Вот я вас всех!

Наташа подняла нос от телефона:

– Давайте мы всё остальное тоже не возьмём и поедем уже домой, а?

– Ага, – отозвался папа, подталкивая чердачный люк.

Спустя пару минут он выглянул из потолочной дыры, словно белка из дупла, и подмигнул:

– У меня тут тайничок был. Интересно же, девочки!

Девочки переглянулись, вздохнули и обе уткнулись в гаджеты.

– Вот тетёхи! – выглянул из своего коробочного укрытия Кузя. – Ох ты, мать честная, прабабушка моя! – пробурчал он, когда увидел, как Наташин папа стаскивает большую жестяную коробку.

Конечно, Кузя её узнал.

Домовые на то и домовые, чтобы всё про свой дом ведать – про самые секретные уголки. А этот тайник был неведом даже Андрюшиной бабушке, хотя хозяйка она была что надо, то есть почти ничем от домового не отличалась. Да попробуй залезь на чердак, везде проберись, ноги не переломай и найди такое чудо, когда ты Андрюшина бабушка. И так за Андрюшей всё лето лазаешь и спину на огороде ломаешь, так ещё и это.

А Андрюша рос мальчиком живым да смышлёным, всем интересовался, всё в коробку свою тащил да хоронил от чужих глаз: камушки, шишки, стекляшки, гвозди всякие интересные. И волшебный сундук тоже, золотой, узорчатый, самоцветами да жемчугами украшенный, не пропустил. Где нашёл его – неведомо. Наверное, в поле. Он там всё время бегал, с божьими коровками разговаривал да древние ракушки собирал. Там, где в поле васильки синели да рожь колосилась, миллион лет тому назад плескалось древнее синее море. Дно, значит, было морское. Поэтому, когда Андрюша сундук принёс, бабушка совсем не удивилась. Мало ли какая ладья со златом и серебром тут затонула давным-давно, в заповедных местах. А маленьких детей вообще трудно удивить, они во всё верят. Тут Кузя подумал, что современных детей и подавно, потому что Наташа лишь покосилась на папины сокровища, рисунки и разные диковинки и сказала:

– Здорово, пап. А теперь мы едем домой?

– Едем, – ответил Андрюша и снова превратился в уставшего Андрея средних лет.

Кузя это сразу заметил.

Такая страшная магия даже Бабе Яге не подвластна. Вот это Наташа даёт! Нужно будет заняться ребёнком. Но сначала поскорее залезть в коробку.

– А ребёнком я сама займусь, – пообещала Яга Метле с той стороны зеркала. – Детские десерты – мой конёк.

Метла благодушно кивнула и довольно щёлкнула клювом.

– Смотри-смотри, – карга снова засунула длинный нос в щель между створок волшебного зеркала. – Увозят. Кузьку увозят! Уносят! Уволакивают! – и полезла в опустевший дом.

– Давай быстрее! – засуетилась Метла и подпихнула Ягу берёзовым древком. – Пошевеливайся!

За окном уже хлопнул багажник и завелась нагруженная машина.

Из своей коробки Кузя ясно услышал, как Наташина мама просит папу не грустить. Снова говорит про то, что всё равно они сюда не ездят. И ещё что-то про деньги и какую-то ипотеку, которую надо закрывать. Диковинное какое слово! Может, ипотека – это когда потеют? Например, в бане. Так это к баннику нужно. Он так всё закроет и щели мягким мхом законопатит, что пропотеешь так пропотеешь! И не нужно будет дом продавать. Надо будет об этом с банником потолковать.

– А давайте в выходные сгоняем куда-нибудь? – Это Андрюша предложил.

– У меня конференция в Питере, ты забыл? – Это жена его Ирина опять словами незнакомыми разговаривает. – Хотите – поехали со мной!

– Наташ, поехали в Питер? Развеемся.

– Пап, мы уже в деревню съездили. Давай мы с тобой дома развеемся? Дома гораздо интереснее.

Молодец, Наташенька! Домоседка! Как настоящий домовой! Кузя-то сразу понял, что у них с Наташей много общего. Это же надо так свой дом любить, что даже не пожелать в неведомом Питере развеяться. Ну и правильно, дома и стены помогают.

А вот развеяться – это как? Это как Горыныч что-нибудь испепелит от плохого настроения, а Кощей с Бабой Ягой – фух! – тут же это самое по ветру развеивают? Опасное это занятие. Не зря говорят: «Мой дом – моя крепость». Ребёнка не обманешь. И домовёнка тоже.

Глава 6

Скоро сказка сказывается, да не скоро клубок катится

Баба Яга зыркнула из-за занавески на отъезжающую машину.

Метла кивнула:

– Туда!

– Сама знаю куда, – буркнула Яга. – Нет времени щёлкать клювом.

Она подошла к зеркалу, внимательно посмотрела на своё страшное отражение, дыхнула, протёрла зеркало рукавом. Ничего не изменилось.

Покружилась немного. Снова ничего.

Со злости колдунья юлой завертелась на месте, попыталась схватиться за Метлу, но та отлетела подальше и открыла клюв, опешив от такого волшебства. Лохмотья Бабы Яги слились в один пёстрый кружащийся кокон. Растрёпанные волосы превратились в серую невесомую дымку.

– Как бешеное веретено, – заметила Метла. – Ничего себе.

– Ничего себе, – согласилась Яга, выплывая из кокона писаной красавицей.

– Красиво вылупилась, – похвалила Метла.

– Сама ты вылупилась, – зарделась красавица в модном деловом костюме с лакированной сумочкой на плече. И подмигнула волшебному зеркалу: – Спасибо, неотразимое. Теперь я буду выглядеть так всегда!

Зеркало развело створки и устало вздохнуло. А Яга с Метлой под мышкой поцокала на каблуках к двери.

– По коням? – нетерпеливо заёрзала седлом Метла и дёрнулась так, что они с Ягой чуть не кувырнулись с крыльца.

– Какие кони в наше время? – фыркнула Яга. – Ты как по трассе полетишь, берёзовая?

– А как я в сказке-то летала?

– Сказка кончилась. Забыла, где находишься? Собьют! – отрезала Яга и дружески погладила Метлу по древку. Та вздохнула, зажмурилась и тихонько затарахтела. – Погоди, летучая.

За углом старого Андрюшиного дома, под ивовым кустом, рыжел ржавчиной горбатый облупившийся «Запорожец» со спущенными колёсами.

– На тебе поеду, демон четырёхколёсный, – сообщила Яга «Запорожцу» и ударила Метлой о землю.

Та мгновенно и развалилась. А потом рассыпалась в пыль.

Серое облако окутало четырёхколёсного. Тот сей же час завёлся и заблестел и чуть не уехал без Бабы Яги, но тормознул, лихо сдал назад и распахнул заднюю дверь, приглашая в обитый кожей волшебного дерматинового зверя салон.

– Мешок-то с клубочком где? – оглянулась Яга. Но тут же вспомнила про сумочку, открыла блестящий замочек и облегчённо вздохнула. – Веди меня туда, куда домового повезли! – скомандовала она клубку и кинула его из окна волшебного «Запорожца». – Полетели!

«Запорожец» весело попрыгал за волшебным клубком по просёлочным кочкам, а потом полетел по трассе. Точнее, поехал. Точнее, пополз и вскоре собрал длинную, как паутина в избушке своей хозяйки, пробку гудящих машин.

Водители кричали Яге страшные колдовские слова, клаксоны гудели, а белки на росших вдоль обочин ёлках верещали от негодования, слушая этот гвалт. Они кидались орехами в лобовые стёкла, от чего по стёклам разбегались тоненькие трещинки, а страшные заклинания водителей разлетались по лесу. Но ничего не помогало. Потому что скоро сказка сказывается, да не скоро клубок катится.

– Катись сюда немедленно, шерсть мохнатая! – Яга высунулась из «Запорожца». – Что ж я сразу не сообразила.

Клубок послушно запрыгнул в форточку, а Яга пошуршала на дне сумки и вытащила наливное яблочко вместе с серебряным блюдечком:

– Катись, яблочко, по блюдечку. Покажи домового Кузьму. Расскажи, где его искать.

– Прямо три версты. Опосля держитесь правее. Впереди дозорные.

– Вот это другое дело!

Яга откинулась на мягкое сиденье, а «Запорожец» полетел по трассе с такой скоростью, что остальные авто не сразу сдвинулись с места.

Говорят, к вечеру многие, кто стоял в той пробке за Московской кольцевой автодорогой, пересели на «Запорожцы», а свои прежние машины, не раздумывая, сдали на металлолом. И правильно сделали! Помогать природе, собирать макулатуру, думать об экологии и сортировать мусор – это сказочно хорошо! Не верите? Спросите у белок.

Глава 7

Ох ты, мать честная!

Кузя выглянул из коробки и скорее юркнул обратно.

– Уже разбираю! – крикнул Наташин папа и потопал прочь от картонной горы.

Кузя подпрыгнул, чтобы посмотреть, куда это он, кувыркнулся и отлетел в угол, а башня из коробок зашаталась и шумно разлетелась по всей гостиной.

Кузя выкатился на пол, заметался, скользя и падая, подскочил и побежал куда глаза глядят, а прибежал прямо к Наташе. Та сидела на кровати и увлечённо читала.

– Ох ты, мать честная! – охнул Кузя, замер и свалился навзничь.

– Ух ты! – Наташа отложила книгу и подняла лохматую куклу в красной рубахе.

Кукла была интересная и глазастая. Почти как живая.

– Папа, это твоя игрушка? – спросила Наташа.

– Моя, – отозвался папа, выныривая из одной коробки и заныривая в следующую. – Играй, если хочешь.

Наташа вернулась в детскую, посадила куклу на столик у зеркала, открыла книгу и закрыла – кукла свалилась на пол. Просто неваляшка какая-то. Зато милая. Надо её нормально посадить.

Нормально посадить снова не получилось. Стоило Наташе отвернуться, лохматик снова скатился на пол и затопал лапоточками, пытаясь протиснуться под игрушечный столик.

Наташа кинулась к странному заводному человечку, но тот опять замер, упал и уставился стеклянными глазами в потолок, будто тут и лежал.

– Ты кто такой? – Наташа взяла его в руки.

Лохматик не ответил. Игрушка как игрушка. В народном стиле. Они таких в школе на технологии в четвёртом классе шили. Не таких красивых, конечно. Но у Наташи тогда неплохо получилось.

– Я никому не расскажу, – пообещала она.

Не получилось. Малыш в лаптях не шевелился.

Наташа тихонько подула ему в лицо:

– Фух.

Конечно, игрушки не оживают. Но как-то же он работает – этот электронный чудик. Может, на солнечных батарейках?

– Слышишь меня? Фух!

– А-а! А-а-апчхи! – чихнул Кузя.

– А-а-а-а! – закричала Наташа, бросила Кузю и отскочила.

– Ты чего кидаешься? – взвизгнул Кузя и побежал под стол. – Совсем обалдела?

– А ты кто такой? – прошептала Наташа.

– Кто-кто? Кузька. Домовые мы. У-у-у-у-у! – высунулся Кузя из-под стола.

– То-то я и смотрю – больно дикий, – засмеялась Наташа и подошла поближе.

– Это потому, что я тебя боюсь, – признался Кузя.

– Я тебя тоже, – виновато улыбнулась Наташа.

Кузя вылез из-под стола:

– А если ты меня тоже боишься, то, может, и не жваркнешь?

– Это как?

– Вот тетёха! Недотёпа, неразумиха непонятливая! Ну, жваркнешь – наподдашь, отлупишь, отдубасишь, выдерешь! Всё одно, едино. Всё равно больно.

– Не жваркну, – мотнула головой Наташа. – Никогда никого не жваркала.

– И не сворилась, что ли?

– У-у, – помотала головой Наташа. – А что это?

– Знаешь что? Тогда я совсем тебя не боюсь, неразумиха непонятливая.

Кузя осторожно шагнул к Наташе.

Каждый домовой знает, что свориться – это ругаться, ссориться и дразниться. А если ребёнок не знает, что это, значит, его никто не ругает, не дразнит и семья у него дружная, любят его там. Может, и сворятся иногда, но понарошку, не всерьёз, а так – с кем не бывает? Всё равно же они любят друг друга. А когда растёшь в доме, где тебя по-настоящему любят, то и жваркать кого-нибудь от нечего делать, лупить и дубасить тебе и в голову никогда не придёт. А если не придёт, то и домовому тут бояться нечего.

Так что Кузя Наташу и не испугался вовсе. Он ведь храбрый. Просто проверял – мало ли что.

Глава 8

Спасибо, что живой

К удивлению Наташи, Кузя и правда оказался настоящим деревенским домовым. Вот только непонятно, что же он в деревне за домом совсем не следил? Странно всё это.

– Вот тетёха! Как же мне за домом следить, коли меня Баба Яга утащила? В поло́н взяла, грымза старая. В неволе заточила!

– Бабы Яги не бывает. Это всё сказки.

– Ещё скажи, домовых не бывает, – обиделся домовой.

– Да ладно тебе. Не обижайся! Лучше оставайся с нами жить.

– Вот ещё радость! Своё заберу и домой ворочусь. Ой, беда-беда!

– Что заберёшь? Почему беда?

– Беда, что ты сказок не читала, – вздохнул Кузя.

– Читала, – пожала плечами Наташа.

– Читала бы – знала, как с добрым молодцем разговаривать. Сначала бы в баньке попарила, накормила-напоила, а потом и спрашивала.

– Нет у нас баньки.

– И как вы так живёте? – вздохнул домовой и почесал чумазый нос. – Ждёте, пока само отвалится?

– Давай я тебя в раковине отмою? – сообразила Наташа и повела домовёнка в столовую.

– Ну что это ещё такое? Это не баня, – тоскливо сказал Кузя, залезая в раковину.

– Конечно не баня. Это мойка.

– Корыто, по-нашему, ясно всё. А всё едино: что об печь головой, что головою об печь. Мой-ка! – скомандовал домовой.

– Да кто ж в одежде моется? – засомневалась Наташа.

– Вот ещё недоставало! Или мне делать нечего? Этак всю жизнь одевайся-раздевайся, застёгивайся-расстёгивайся. У меня других дел хватает. Парь так! И сам отмоюсь, и одёжа отстирается.

Спорить с домовым бесполезно. И Наташа принялась парить Кузю.

– Что ты там стираешь? – заглянула в столовую Наташина мама.

Наташа подпрыгнула от неожиданности и притопила Кузю ко дну.

– Игрушку, мам.

– Соседей не затопи.

– Угу.

– Я в магазин. Купить тебе что-нибудь?

Наташа помотала головой. Потом ещё раз. Потом мама, как специально, переспросила снова. И только тогда решила уйти в магазин.

– Душегубица! – завопил Кузя, отплёвываясь, но Наташа снова прижала его ко дну.

– Что? – Мама снова заглянула в столовую.

– Ничего, мамочка! Ничего мне не надо! Иди уже в магазин, пожалуйста!

– Ах да! Пирожные до обеда не трогай – аппетит испортишь.

Наташа закивала, заулыбалась и побежала из кухни в прихожую, чтобы поскорее закрыть за мамой дверь.

– Русалка ты, что ли? Кикимора болотная? Утопить меня удумала, окаянная? Извергиня! Давай сюда ветошь свою, сам вытрусь! – Кузя никак не мог прийти в себя. – Кто ж тебя парить учил? Нахлебался я в корыте, спасибо! Спасибо, что живой!

Конечно, с банькой вышло нехорошо. Наташа это и сама понимала. Хорошо, что папа учил её находить плюсы в любой ситуации. Наташа тут же принялась их искать и нашла сразу два. А именно – два сделанных дела: попарить в баньке и напоить добра молодца. Осталось его накормить. И это был третий плюс. Потому что накормить добра молодца Наташе было чем. Вот же он обрадуется! И сразу её простит!

Как не простить, когда у тебя на обед пирожные? Между прочим, Наташины любимые корзиночки. Для домового-то ничего не жалко! И обижать его нельзя ни в коем случае. Он же в доме хозяин. Не маминым же сельдереевым очень полезным супом такого гостя с дороги угощать. А то ещё сбежит.

Глава 9

Ох уж этот Кузька!

Замотанный в мягкое банное полотенце домовой сидел на столе и с ужасом косился на кремовые розочки и мармеладные листики.

– Я не козёл, я такое не ем!

– Да ты только понюхай! – уговаривала Наташа.

– Баба Яга тоже так говорит, когда зелье всяким Иванам подмешивает. А потом поминай как звали. Тоже травница знатная, прямо как ты. Не люблю я траву и не буду!

– И не надо! – кивнула Наташа. – Понюхай, пожалуйста.

Домовой осторожно понюхал. И ещё раз понюхал. И сам не понял, как проглотил пирожное вместе с розочками, листиками и корзиночкой. Вот это вкуснота!

– Сама готовишь или помогает кто? – спросил он, утираясь рукавом и поглядывая на тарелку с печёным яством.

– Магазинные, – улыбнулась Наташа.

– Родич, значит, помогал. Хорошо получается, пусть ещё печёт! – облизнулся Кузя и слопал ещё две корзиночки. – Накормила девица добра молодца, благодарствую. И в баньке попарила. И напоила так, что страшно вспоминать.

– Тогда рассказывай!

– Ладно, слушай.

И рассказал Кузя Наташе всё-всё, как было на самом деле. То есть в сказке, но это одно и то же.

И про Бабу Ягу вероломную, и про волшебный сундук, который ей жить спокойно в чаще не даёт. И как она тридцать лет его искала да Кузьму на крюке пытала, паутиной шёлковой заматывала да над котлом подвешивала для устрашения, грымза лесная нехорошая. И она бы, может, тот сундук и нашла, кабы был он у Кузьмы в распоряжении. А сундук-то волшебный у Наташиного батюшки спрятан! То-то и оно.

– Нет у нас ничего волшебного, – мотнула головой Наташа. – И быть не может. Папа давно в чудеса не верит, он сам говорил. А мама – тем более.

– То-то он его с чердака забрал да в коробе схоронил!

– Это папин сундучок, что ли? Так давай я его заберу?

– Мели, Емеля, твоя неделя!

– Чего?

– Заливаешь. Брешешь. Врёшь, одним словом.

Вот это уже было совсем обидно и несправедливо. И Наташа вышла из столовой.

Пусть Кузя там один сидит, раз он считает, что Наташа брехунья. Заливака. Мельница. Нет, не мельница, наверное. Врунья, одним словом. Она в жизни никого не обманывала. И не придумывала.

Мама Наташей гордится. Наташа даже математику не списывает. Не знает – так контрольную и сдаёт: подписанный листочек. Ей классная за честность не раз оценки завышала. И на физкультуре тоже. Все девчонки за родителей записки написали, чтобы урок прогулять. А Наташа тоже прогуляла, но честно. И потом дома сразу призналась. А папа всё равно так расстроился, что Наташа больше вообще никогда не прогуливала. И на собраниях Наташу всегда хвалили. Говорили, что сказочная девочка. Очень честная. И это последним домовым нужно быть, чтобы в обмане её подозревать. Вот сейчас мама с сумками по коридору в столовую пошла – хоть у неё спросите, какая Наташа честная. Ох уж этот Кузька!

– Кузька! – Наташа схватила сундучок, вскочила и побежала в столовую.

Но Кузьки на столе уже не было. На столе валялись покусанные пирожные, а за столом, подперев подбородок руками, сидела мама:

– Ты же мне обещала, Наташа!

Мама взяла мокрое полотенце и понесла в ванную.

– Прости, мамочка. Сейчас уберу.

Наташа схватила тарелку с недоеденными пирожными, открыла холодильник и с облегчением выдохнула. На полке сидел Кузьма и жевал сосиску.

– Хорошо я схоронился, – похвалил он сам себя. – Уютно здесь. Не жарко. И кормят сносно.

Наташа вытащила домового из холодильника, хоть тот и считал, что укромнее места в доме не найти и хорониться там – одно удовольствие.

Не успела она подумать, что хорошо бы его и правда куда-нибудь спрятать, как Кузьма тут же спрятался сам. Пришлось снова искать его по всем ящикам и аукать.

– Да ау-ау, – выглянул домовой из духовки – весь чумазый, будто и не парился никогда в Наташиной мойке. – Тут буду жить. И не упрашивай, не вылезу.

– А так? – Наташа вытащила из-за спины золотой сундучок, покрутила им перед Кузиным курносым носом и спрятала снова. – Тоже не вылезешь? Ну ладно.

– Погоди, красна девица! Стой, кому говорю! – Кузя семенил за Наташей, стуча лапоточками. – Смотри, я уже слушаюсь! Да посмотри ты! Обернись! Замри немедля! Красавица ты моя, Наташенька! Я больше не буду! Никогдашеньки! Печью клянусь вашей закопчённой! Да чтоб я в мойке утоп, если хоть раз тебя не послушаюсь! Не видать мне магазинных корзиночек, если вру, волшебница ты моя! Да я даже не начинал озорничать-то, окстись! Ты что, домовых не знаешь?