Предатель в красном бесплатное чтение

№ 1.Странствия безымянного скитальца

Территория: Открытый мир. Земли Джелида-ден

…Два месяца назад

До отправления из города…

«Я скиталец. Все мы в пути не имеем пола, возраста и имени. Все безлики для окружающих. Живем на лезвии ножа. Держимся в тени и странствуем по открытому миру в поисках «этого» места».

– Ты задаешь слишком много вопросов, – прохрипела старая женщина, сплевывая кровь на осеннюю грязь и сопротивляясь пыткам. Руки и ноги были связаны ее же ядовитыми путами.

– Старая гниль, спрашиваю последний раз: где Кампус?

Ее ноги вздрогнули, а кости хрустнули под нажимом стального прибора. Скиталец хорошо понимал, что пытки людскими «игрушками» более уместны в окрестностях ведьминских поселений – нельзя привлекать внимание, используя природные силы. Не здесь. Но ведьма каким-то образом узнала, кто он.

– Где Кампус?!

– Срань! – заверещала женщина. – Я уже сказала, нужно идти в сторону людей порта Дэзо!

Снова нажим, и снова звук сломанных костей смешался с отчаянным криком, что разразился по округе открытого мира, выдавая их.

– Голосистая птичка. – Скиталец бросил у своих ног пыточный инструмент. Он уже понял, что ведьма не расколется и не скажет точные координаты. Но теперь знал хотя бы направление.

Старуха кричала, мучаясь от боли переломанных ног. Она впилась пальцами во влажную землю и рявкнула:

– История написана! Срань! Ты – грязная срань!

Железные зажимы снова оказались в руках скитальца, и в следующее мгновение инструмент прилетел в голову говорливому отродью, окрашивая лицо старухи в красный. Безжизненное тело упало на землю, порождая блаженную тишину.

Скиталец задумался: «Это уже восьмая ведьма за неделю. Топь его! Нужны координаты. Сколько еще гнили мне отлавливать?»

Сплюнув и подобрав инструмент, он устремил взгляд вдаль, за горизонт, и усмехнулся:

– История написана, говоришь? Выродки стали пятном прошлого. – Голос прозвучал хрипло, легкие наполнились осенним влажным воздухом. – Но моя история начинается сейчас.

Геноцид на Огенских полях случился двадцать лет назад. История была написана кровью и пеплом выродков эфилеанского мира. В будущем никто не стал искать причин трагедии. Эфилеаны всего мира вздохнули в истоме, узнав, что целый подвид стихии уничтожил сам себя на полях.

История написана. Прошлого не изменить. Круг ненависти не разорвать.

Однако еще были те, кто бережно хранил в сердце трепещущую надежду изменить будущее. Глупо ли это? Возможно. И скиталец тоже это понимал, но вопреки этой самой глупости, лишь по воле бойкого сердца, продолжал двигаться вперед, к своей цели – избавить эфилеанов от ненависти к тем, кого больше нет.

Среди безумцев, жаждущих крови, скиталец был безумцем, кто верил в лучшее. Верил в себя. Ведь это все, что у него осталось.

Натянув желтый платок на лицо, оставив открытыми только глаза, скиталец вновь стал безликим для окружающего безумия. Он все еще держал путь в желанную обитель мира и равноправия, координаты которой ему только предстояло найти.

Если, конечно, его не обманула местная нежить и Кампус правда существовал.

«И я собираюсь это узнать!»

№ 2.Привал безымянного скитальца

Территория: Открытый мир

Вот уже вторые сутки скиталец сидел в старом людском домишке. Жилье он запер изнутри, проход через окно «замуровал» книжным шкафом. Будь скиталец человеком, то вряд ли смог бы его вообще сдвинуть с места, а эфилеанам это сделать куда проще, потому он справился в два счета.

Все в доме было обустроено скромно: желтый абажур под потолком, рядом односпальная кровать и туалетный столик с заляпанным зеркалом, над которым висел календарь с кружочком на вчерашней дате.

Одежда скитальца, больше похожая на обноски, насквозь пропахла потом. Сапоги на ногах на два размера больше – поменьше украсть не удалось. Кожаные перчатки порвались, а желтый платок был намотан на голову так, чтобы скрывать и лицо. Видны оставались только светло-карие глаза с оранжевым отливом.

Никто не должен был узнать лица скитальца, ведь подобные ему – тени эфилеанского мира.

Скитальцу пришлось обмануть очередного человеческогоарендатора, чтобы получить жилье. А когда пришло время оплаты, он заперся. Человек не смог пробраться через окно, дверь своего же дома он выломать не решался, потому и вызвал полицейских.

Ох уж эти люди! Дальнейший расклад для скитальца уже был давно известен, и если все пойдет по плану, он сможет попасть в полицейский участок, чтобы восстановить силы и получить в камере ночлег. Он надеялся, что ему дадут хотя бы пару дней, а если повезет, то и неделю «отдыха»: ноги уже измотаны и нужно время, чтобы зажили раны.

Но если план канет в небытие, и скитальцу придется ночевать в открытом мире… Он пойдет, и не просто пойдет, а побежит. Оказаться пойманным в открытом мире эфилеанов – значит быть убитым. Порванные мозоли и раны могут зажить, а вот оторванная голова назад уже не прирастет.

Что же случилось? Почему весь эфилеанский мир сошел с ума? Всему виной Неизвестная война. Эта трагедия произошла двадцать лет назад незадолго до геноцида Огенских полей, в тот же год. Две трагедии огня, что сотрясли весь эфилеанский мир, случились на Джелида-ден, потому гнильная земля в простонародье именовалась проклятой.

Это сражение казалось странным с самого начала. Да и было ли оно вообще? Неизвестно. В летописи его назвали «битвой», но не нашлось ни одного упоминания о том, что стало причиной войны. Никого не интересовало, за что эфилеаны огня боролись. В чем крылась настоящая причина их исчезновения? Звучит абсурдно, но семьи пропавших не могли дать внятного ответа, почему от высшей власти был разослан сигнал. Куда делись выжившие и тела мертвых? Где жертвы? Они словно растворились.

Исчезновение стольких существ привело к помутнению рассудка всего эфилеанского населения на земле. Страх… их окутала неизвестность.

Неразгаданная история двадцатилетней давности, Неизвестная война породила то, в чем эфилеаны жили все эти годы, – Бездну страха [1].

Эфилеаны внешне выглядели как люди, несмотря на то, что по силе превосходили их. Даже пытаясь вести себя в своих кругах так же, как человек, эфилеан таковым не являлся. От природы не убежать. И если в сердце хищника поселится страх – он начнет видеть угрозу даже в собственном отражении.

Раздался вой сирены. На крыльце дома послышались голоса полицейских и арендодателя. Он требовал, чтобы «жильца» на неделю посадили в участок и выяснили личность для выписки счета. Скиталец недовольно подумал: «И снова людская бумажная чепуха».

Невнятный разговор, вновь выкрики арендодателя. И вот, прислонившись ухом к двери, безликий эфилеан услышал то, чего не ожидал. Снова крики, хлопок дверцы припаркованной машины… Еще пара слов и фраз. Нет, ему не показалось: люди говорили про Кампус! Полицейские обмолвились, что местный участок переполнен, так как последнее место в камере было занято каким-то бродягой, обокравшим продовольственный магазин. Они упомянули, что тот был не в себе и кричал про какой-то спасительный Кампус.

И тут скитальца осенило:

«Бродяга – скиталец, такой же, как и я. Он в этом участке!»

Раздался хлопок, и выбитая дверь старого домишки с грохотом покатилась по грязным ступенькам крыльца. Подняв руки и скривив лицо в устрашающую маску, скиталец закричал:

– О пресвятая Джелида! Мой друг эфилеан! Астанда-Мазданта! Мистер Джонсен! Восстань же великий! Я уже иду!

«Астанда-Мазданта» ничего не значила ни на одном из существующих или даже мертвых наречий. Скиталец лишь хотел произвести впечатление поехавшего на голову эфилеана.

План сработал. Полицейский незамедлительно связал его руки, скиталец немного побрыкался для вида, но, оказавшись связанным, покорно сел в машину.

Джелийское счастье: дорога до участка была недолгой, но пустой треп полицейских знатно действовал на нервы, и, чтобы хоть как-то добиться тишины, эфилеану пришлось припадочно вскрикивать и корчить всевозможные рожи, тем самым отвлекая попутчиков. Роль сумасшедшего как-никак.

Вскоре машина припарковалась у заброшенного и едва освещаемого здания. Местная людская полиция, располагаясь на открытой территории эфилеанов, не имела высокого статуса власти – это можно было увидеть и по расслабленному поведению полицейских, и по не самым уютным тюремным «апартаментам», что предстали перед скитальцем. Это и понятно: они находились вне городской территории, недалеко от Скалистого порога, где-то в заброшенных лесах. Городских жителей здесь редко встретишь.

Однако иногда люди строили охранные пункты недалеко от дорог. Делалось это для того, чтобы защитить человеческую расу от безумия эфилеанов, если однажды народ вдруг решит покинуть свои бетонные джунгли и ступит на территорию открытого мира, где сплошь и рядом под гнетом безумия проливалась эфилеанская кровь.

Железная дверь участка со скрипом распахнулась. Они прошли внутрь. В нос эфилеана ударила страшная вонь пота и протухшей еды.

– Откройте лицо, – сквозь зевоту скомандовал мужчина на посту.

Полицейский отдернул платок с лица скитальца, и тот показал оскал. Дежурный раздраженно пробурчал:

– Опять эфилеанское существо, – он закатил глаза. – Это не человек, дурни.

– Но там был человек, а «это» орало, как в припадке.

– Не таскайте дикарей в участок.

Полицейские сделали умоляющий вид: они хотели выполнить месячный план, для чего как раз не хватало одного экземпляра за решеткой.

Дежурный недовольно выдохнул и лениво ответил:

– Ладно, это будет последний. Ведите в сектор «Д», там вроде осталось место. Посидит пару дней без еды, потом напишете отчет эфилеанской власти. – Он почесал полысевший затылок и добавил: – Про того сумасшедшего верзилу с замотанной головой тоже не забудьте написать!

Покорно кивнув, полицейские повели скитальца, предварительно сорвав с него и кинув подле дежурного нательную котомку.

Скиталец возрадовался:

«Шлюхи Шосса, сработало!»

Сделав пару поворотов, полицейские толкнули уставшего эфилеана в коридор с камерами для заключенных, давая возможность двигаться самостоятельно. Камеры были действительно переполнены. Те, кто выглядел поспокойнее и носил более-менее приличную одежду, сидели в отсеке по нескольку человек. Но в случае скитальца полицейские, заприметив явные признаки проявления Бездны страха, которые эфилеан прекрасно сыграл, проводили его по коридору в отдельный.

Скиталец пробежался глазами по всем отсекам: никого, кто бы подходил по описанию. Все люди. Ни одного эфилеана. Престарелые бедняки, шлюхи, спящие растаманы… Но тут раздался рев. Одна из дальних камер. Голос определенно звучал оттуда.

По телу скитальца пробежала едва заметная дрожь. И вот снова раздался голос, до боли наполненный страхом ничего не услышать в ответ. Немного помолчав, заключенный в третий раз прокричал имя:

– Э́ЛЕН!

И в тот же миг бесполый, безликий скиталец в платке был раскрыт перед обезумевшим миром – им оказалась молодая эфилеанская девушка.

За решеткой стоял чрезмерно высокий мужчина средних лет. Голова перемотана старыми рваными бинтами, а одет он был в балахонистые лохмотья светло-бежевого цвета. Опираясь на решетки, здоровяк с опаской взирал на Элен и, судя по приоткрывшемуся рту, собирался обратиться к ней, но так и не решился в присутствии людей в форме.

Один из полицейских заметил это и, толкнув напарника в бок, с ухмылкой произнес:

– Гляди-ка, этот гигант хочет поговорить с ней.

– Животные в людских оболочках… – с презрением выдал второй.

– Полегче. Некоторые из них, например барьеры, с волосами и глазами цвета снега, умные, как люди.

– Да знаю. Я не вылезал из городских мест всю жизнь, пока меня не сослали в эту забытую богом дыру, и снеговолосых там много было. Ты, кстати, защищаешь их, что ли? С эфилеанами на коротком поводке?

– Гниль джелийская, конечно нет! – возмутился напарник. – Тетя живет на Солис-ден. Все уши прожужжала про эфилеанских «белянок».

Полицейский, что с презрением отзывался об эфилеанах, потерев голову и осмотрев камеры, обнаружил только одну свободную и приметил:

– Если посадим их вместе, можно будет записать еще одного, и тогда точно выполним месячный план. Я в кой-то веки отдам тебе долги.

Дверь камеры распахнулась, люди толкнули Элен внутрь, и она упала на бетонный пол. Щелкнул замок, и мужчины направились к выходу, как ни в чем не бывало беседуя о том, какую рыбу сегодня съедят.

Заключенный не помог Элен встать. Он осмотрел ее с ног до головы: дикое лицо эфилеана было грязным, с мелкими порезами и ссадинами после долгой дороги в Бездне страха, а на голенях «красовались» воспаленные раны с засохшей кровью.

Здоровяк нахмурился и произнес:

– Как наступит рассвет, я отправлюсь на восток от тюрьмы. – Он указал на раны на ее ногах. – С такими порезами не сможешь идти, а если и доковыляешь, то не раньше, чем через несколько недель.

Приглядевшись, Элен сквозь лохмотья заприметила смуглую кожу. Но главное, что выдало огромного скитальца, – песочные глаза. Элен сразу поняла, кто перед ней.

– Элементалий земли! – восторженно вскрикнула она, и тот резко закрыл ей рот огромной ручищей и зашипел.

Эти эфилеаны имели невероятную физическую силу, непробиваемую защиту и глаза, которые ни с кем нельзя было спутать.

От прикосновения к дикарке в платке противовидовый животный инстинкт [2] сразу дал о себе знать легкой дрожью в руках и страхом. Но ощущения были слабыми, и гигант понял: девчонка – не хищный эфилеан, а такой же стихийник, как и он. Но какой стихией Элен обладала, он не разобрал, да и спрашивать не стал. И слава Джелиде, что не стал! Стоило здоровяку узнать, кто перед ним оказался, и в тот же миг Элен пришел бы конец.

– Откуда имя мое узнал? – спросила она.

– От ведьм, – усмехнулся эфилеан и пригляделся к ней. – Странная ты. Я давно не видел бледных веснушек.

Элен поморщилась и соврала:

– Бабка моя под солнцем торчала постоянно. Подарила гены такие. Не пялься.

Говорить дикарка старалась без дерзости, мягко – у нее уже был план на здоровяка. Элен ранена, а эфилеану земли не составит труда поднять пять таких, как она, чтобы донести до Кампуса. Главное, чтобы из-под желтого платка не пробились ярко-красные пряди. Если цвет волос раскроют – не видать ей дороги к мечте. К цели. К Кампусу.

– Я шел по твоим следам со Скалистого порога. Затем поймал ведьм, которых ты пытала. Тех, которые выжили. Кстати, плохо ты их пытала, они тебе ничего не сказали. Но под моей хваткой раскололись и дали координаты. Моя слежка за тобой принесла плоды, и теперь я знаю, где Кампус.

Элен не стала терять драгоценное время – вот он шанс! – и начала свою чувственную и наигранную речь:

– О святая Джелида, если ты поможешь мне добраться туда, я не останусь в долгу! Мы же оба скитальцы, оба желаем мира! – почти молящим голосом произнесла она, положив руку на его ладонь, изо всех сил скрывая дрожь инстинктов.

Женский шарм – сильная штука. Этому эфилеан научилась у людей. Точнее, у шлюх в порту, где выросла, наблюдая, как девицы получали желаемое благодаря женской «магии».

Здоровяк слегка сощурил глаза, пытаясь понять ее уловки, но игра дикарки была настолько убедительна, что он на мгновение ослабил бдительность и выдал:

– Я преследую только то, что приносит мне выгоду. Ты помогла мне узнать координаты, – эфилеан земли снова поморщился. – Мы идем в Кампус, где, как сказали ведьмы, «плодится мир». А он дается тем, кто не только желает его, но и готов дарить в ответ. Джелида… Ладно, черт с тобой, помогу. – Он затих, а затем нахмурился еще сильнее. – Но если ты вздумаешь подставить меня, пока мы будем в пути, я раздавлю тебя этой самой рукой, к которой ты сейчас прикоснулась.

Позиция эфилеана земли для Элен была предельно ясна.

С наступлением рассвета здоровяк разогнул прутья камеры. Они вышли из нее, обошли беспечно спящих полицейских на входе, где Элен подобрала свою котомку, и бросились в бега. Скорость эфилеана земли была значительно ниже скорости Элен из-за роста и массы, но если выбирать между вариантами: сидеть в камере еще неделю и ждать, пока заживут раны, или добираться до Кампуса, сидя у кого-то на спине, – выбор был очевиден.

Из-за телесного контакта инстинктивный страх сопровождал их на протяжении всего пути. Находиться так близко с не своим подвидом – всегда напряжно. Однако если бы здоровяк оказался, например, ночнорожде́нным или эфилеанским волком, Элен не рискнула бы подойти к нему ближе чем на пару метров. О поездке на спине и речи бы не шло: природа четко расставила границы в эфилеанских инстинктах, обозначив, кто «добыча», а кто – «хищник».

Путь, что лежал от тюрьмы до координат Кампуса, был открыт и даже безопасен. Если не учитывать отравленную землю, где когда-то джелийские ведьмы неудачно провели эксперименты. Колдовская химия Джелида-ден прославилась своей токсичностью во всем мире. Дышать в таких местах было нечем, а координаты, как назло, указывали, что путь лежал недалеко от них.

После долгих часов дороги элементалий земли резко остановился.

– Что встал? – возмутилась Элен. – Давай, вперед.

– Святые пески… гнилью воняет.

– Чего?

– За нами следят. Спускайся, быстро.

Спрыгнув с его спины, Элен осмотрела местность. Все, что их окружало, – только лес и запах ведьминских химикатов, что уже ощутимо витал в осеннем воздухе Джелида-ден.

– Выходи! Я засек тебя! – вдруг басом прорычал здоровяк.

После его рева послышалось шуршание листвы, а затем из тени показался женский силуэт.

– Гниль, – еле слышно вырвалось из Элен.

Ведьма в безмолвии разглядывала скитальцев. Ее черные волосы были растрепаны, на теле висели лохмотья, на лице засохли куски грязи. По одним глазам можно было понять, что с ней что-то не так. Химикаты здешних мест делали свое дело: прогнившим отродьям тут больше не было места, а те, кто оставался вблизи пропитанных химией земель, постепенно отравлялись своим же творением. Тело ведьмы, начиная с бедер, было покрыто засохшей кровью, будто она вылезла из пасти самой бездны, а на шее виднелись синие вскрывшиеся и гниющие волдыри.

– У нас ничего нет. Ты одна против двоих, – рявкнул эфилеан земли.

– У вас есть то, что намного ценнее денег, – хихикнула ведьма.

– Некромантка… – здоровяк громко сглотнул и пошатнулся.

Дороже денег и информации могла быть только плоть. Ведьма, узрев элементалиев, встала на позицию хищника, а они перед лицом некромантки стали добычей.

Ведьма вцепилась в ремень на бедрах и схватила самодельный клубок взрывчатки.

– Уже в штаны наложил, камнеголовый? – не медля, Элен вырвала кинжал из-за пояса здоровяка и устремилась к той, которая желала предать их тела некромантии.

Ведьма, замешкавшись с порошковыми взрывчатками, оказалась в удушающем захвате.

– Быстрее! – сжимая тонкую шею, закричала Элен.

Элементалий сорвался с места и с размаху нанес удар тяжелой рукой. Едва устояв на ногах от силы отдачи и слегка отступив назад, Элен чуть не выронила ведьму.

– Плоти, значит, нашей захотела, гнида? – рассвирепел здоровяк.

Серия тяжелых ударов разбила череп ведьме. Элен опустила руки – гнильное тело упало на землю.

– Добей ее, – вытирая кровь с кулаков о свои лохмотья, сказал элементалий.

– Ее дни и так сочтены. Оставим ее отравляться.

Услышав это, здоровяк медленно повернулся к Элен и подозрительно произнес:

– Почему не добьешь гниль? Ты вроде как эфилеан стихий.

– На кой, джелийский хрен, она мне сдалась? Нужно спешить.

Немного помолчав, он все же повернулся к ней спиной, давая понять, что их путь еще не закончен.

Просто чудо, что здоровяк не стал настаивать, и они оставили ведьму недобитой. Стоило Элен раскрыть себя, показать стихию, и дорога до Кампуса для нее мгновенно бы закрылась. Узрев яркий огонь, эфилеан земли незамедлительно бы атаковал. Как и все, кто видел пламя в эфилеанских руках после событий Огненного геноцида. А с ранами на ногах было бессмысленно противостоять камнекрушителю, размером как три Элен.

Ее скитания длились уже много лет и начались с прибрежных краев восточных земель портового города Шосс – места, которое Элен так сильно ненавидела. Однако порт, где происходили все сделки между живущими на этом материке и гостями с дальних земель, дал ей возможность выжить.

Выполнение грязной работы, грабеж, зачистка недоброжелателей заказчика, слежка, ну и, конечно, попытки собрать хоть какую-то информацию о Кампусе. Расспросы иностранцев, угрозы, пытки – такой была ее жизнь с ранних лет после того, как человеческую семью распустили и эфилеанское дитя бросили в порту.

«И кто бы мог подумать, что цель моих поисков изначально была спрятана на нашей земле гнили и льдов! В густых лесах, расположившихся почти вплотную к отравленным землям. Здесь не было дорог для человеческого транспорта, так что люди сюда не совались. Тут больше никто не жил, а те, кто оказывался неподалеку, постепенно отравлялись химией из почвы. Найти Кампус в таких дебрях почти невозможно!»

– Ты подозрительно молчалива. Удумала что? – прерывисто прозвучал голос эфилеана между жадными глотками воздуха. Он старался не сбавлять темпа.

– Мне тебя песнями развлекать?

– Прибереги. У нас намечается ночлег.

№ 3. «Элен»

Территория: Открытый мир

Ночь откровений

Определение: Эфилеанская летопись – гигантская книга истории и законов эфилеанского мира. Находится во владении Высшего совета. Старцы совета хранят ее, но не имеют права вносить записи, такой привилегией обладают только летописцы.

Стемнело. Передвигаться в лесистой местности открытого мира ночью – то же самое, что пригласить Госпожу Бездну страха к себе в покои, чтобы, как голодной некромантке, в пелене ночи подарить свое тело хищнику на ужин.

Мой спутник так и не сказал своего имени, поэтому я звала его Арейник – гость песчаных земель.

Замедлив ход, он остановился перед заброшенным ведьминским пристанищем в лесной чаще. Мы находились в районе отравленных земель – здесь больше никто не жил, и даже на привал останавливаться было опасно: завтра утром мы могли не проснуться, навсегда покинув этот мир из-за ядовитых испарений, что витали вокруг и пропитывали собой все и всех. Но Арейник выбился из сил.

Древесные сооружения, покрытые зарослями сорняков, не выглядели пострадавшими от течения времени – дома были брошены совсем недавно. Возможно, сама гнильная Джелида смилостивилась к нам, и мы даже сможем найти в доме что-то в качестве закуски. Или кого-то.

Оказавшись внутри и изучив деревянный декор, покрытый коричневой ядовитой плесенью, мы первым же делом перерыли шкафы и подпольные залежи. Цвета порошков, мазей и плесени имели разную токсичность – что-то было создано для поверхностных пыток, что-то смертельно. К плесени синего цвета нельзя даже прикасаться, а коричневая – способна отравить эфилеана, только если тот ее сожрет.

Я хорошо знакома с ведьминским ремеслом. К сожалению.

Ни ягод, ни грибов в запасах не оказалось, а выходить на охоту в сумерках – прощальная прогулка джелийской ночи.

– Воды нет, – удрученно произнес Арейник. – Ты случайно не эфилеан воды?

– Нет.

– Бесполезная. Зачем только тащил, – возмутился он, а я внутри себя злостно прошипела: «Чеши языком, землеед. Ты мне еще пригодишься».

В скрипучем ящике вместе с железными инструментами посчастливилось найти самодельные спички.

Я заметила, как эфилеан с любопытством взирал на них, и уточнила:

– Ведьминские они. Люди их делают из серы, бертолетовой соли и киновари с серной кислотой.

– В песках мы используем «человеческие». А эти странные какие-то, – он покрутил спички у себя перед носом.

– Джелийские ведьмы «перешаманили» рецепт, их спички горят дольше и влагу переносят лучше. Надежная штука.

По углам халупы были разбросаны наполовину сгоревшие свечи, использовавшиеся для обрядов. Мы зажгли несколько – больше нельзя, иначе привлечем внимание хищников. Жилье наполнилось тусклым желтым светом. Развешанные по стенам кости и магические побрякушки ясно дали понять – халупа принадлежала некромантке.

– Не знаю, как там у вас дела в песках, – рассуждая, затянула я, – в обыденной жизни на Джелида-ден ночнорожденные и ведьмы – союзники, вопреки инстинктам. Даже после Неизвестной войны они объединяются в шайки.

Арейник ничего не ответил, продолжив упорно рыться по шкафам скудной лачуги. В отличие от эфилеанов стихий, которые, как и барьеры, предпочитали более человекоподобные условия для жизни, ведьмы жили как хищники – без удобств.

Я села на пол, чтобы осмотреть раны на ногах. Арейник же усадил свою здоровенную тушу на единственный шаткий табурет. Сняв лохмотья и развязав грязные бинты, он оголил торс, чтобы проверить старые раны.

– Ты в совершенстве говоришь на джелийском языке – почему? – спросила я и с подозрением подумала: «Камнеголовые эфилеаны земли – далеко не самые мозговитые существа… Он подозрительный».

Здоровяк снова промолчал. На смуглой широкой спине проступали шрамы от плетей.

– Нравятся отметки плети? – послышался его голос.

Некоторые были совсем свежими, но большая часть из них – старые отметины прошлого.

– Ты не особо послушно себя вел. Тебя били много лет.

– Пески имеют строгие законы, в отличие от земли гнили, где сплошь и рядом бесчинствует беззаконие, а по мертвым зонам разбросан ночнорожденный кровососущий сброд.

– Верующих тут нет.

– Я видел.

В песках было много верующих. Эфилеаны разных земель по-разному трактовали свою веру в природного бога. Жители Арейна-ден практиковали шаманизм, спасаясь «священными» дождями. Как они считали: не прочел молитву – умер от засухи. Быть неверующим – быть мертвым.

Арейник достал из кармана грязных лохмотьев маленький пузырек и открыл затычку – заброшенное жилье тут же пропиталось запахом самодельного спиртового антисептика.

Я заметила на предплечьях элементалия татуировки на арианском языке и полюбопытствовала:

– Что значат надписи на руках?

– Прочти, – буркнул он.

– Землеед, я говорю только на джелийском.

Арейник смочил пару пальцев в жидкости из пузырька и смазал рану на левом боку. Укусы эфилеанского волка. Элементалию не сильно досталось, я видела смертельные раны после встречи с волками гор. Стиснув зубы, он замычал, сдерживаясь, чтобы не выдать наше присутствие, схватился рукой за стоящий рядом деревянный стол, и тот треснул от прикосновения камнекрушителя.

– Левая рука – рука создателя, – прошипел он, убирая пальцы с раны, и отпустил продавленный стол, – правая рука – рука разрушения.

– Левая надпись – послание эфилеанов. Правая – людей.

– Не тупая, однако. – Он закрыл пузырек и спрятал его в карман лохмотьев.

Коснувшись правого плеча, эфилеан прошептал, словно молитву:

– Сторона человеческого разрушения…

История людей. Предательство бога одним из его учеников, после чего, по легенде, тот удавился на дереве, подарив растению плоть предателя. Дерево, именуемое Багрянником, очищало тех, кто предавал самого себя и ступал на путь безбожничества.

Кусок «магической» древесной породы очищал от греха, даруя блаженную смерть тем, кто заслуживал получить ее в муках. Хотя все Багрянники были сожжены почти два тысячелетия назад.

Элементалий коснулся левого плеча.

– Сторона эфилеанского создания…

История эфилеанов. Камень, что зародил в себе «ненависть природы», был найден в те же года, когда, по легенде, Иуда совершил свой страшный грех. И вместе с его бездыханным телом на землю упало обезглавленное тело эфилеанского святоши.

Две легенды, что переплетались между собой.

Два вида разумных существ, что населяли планету.

«Эфилеанский фанатик, расписанный выдумками таких же повернутых фанатиков».

– Мой дедушка нашел в песках Асентрит. Он хранил находку пару дней, а после стал странно себя вести. Бабушка окурила его снотворными благовониями и вместе с местными притащила к шаманам. Они сказали, что дед одержим мертвыми. Шаманы эти были не простыми эфилеанами – пара ведьм из пустынного ковена смогла дожить аж до трехсот лет.

– Топь, брехня это, – усмехнулась я. – Ведьмы столько не живут. До двухсот еле дотягивают.

– Говорю тебе, эфилеан Джелиды. Странные те ведьмы были. – Арейник не отводил взгляда от свечи. Казалось, что песчаные глаза «не боялись» пламени. – Они хранили в своих святых землях кусочек коры Багрянника. Как уничтоженное дерево им продлило жизнь – понятия не имею. Но стоило одной из ведьм впихнуть кусок этой коры деду в живот – тот сразу затараторил мертвым голосом, а после обмяк и снова стал собой. Будто кора святости вытравила мертвых подселенцев, как паразитов.

– Эфилеаны в песках, оказывается, те еще верующие кретины.

Арейник стукнул кулаком по столу, и на нем тут же разверзлась огромная трещина.

– Говорю же тебе, мертвым голосом он шипел, – настойчиво продолжал здоровяк. – А как кусок коры в плоть попал, сразу оживился. Черт с тобой, безбожница. Эфилеаны гнильных земель ничего, кроме ведьминской химии, не знают.

– Тогда что ты тут забыл, пустынник?

– Я не хочу иметь дело с камнем эфилеанской ярости, – решительно отозвался эфилеан. – Не хочу иметь дело с мертвыми. После смерти деда семья перерыла почти весь западный регион песков в поисках камня, который он куда-то спрятал! Они смогли разгадать секрет, как изъять силу камня и не поддаться его ярости, – Арейник повернулся ко мне. Лицо его было серьезным, под желтым светом пламени сверкал пронзительный взгляд. – Закон песков нерушим. Те, кто не следует вере семьи, – предатели.

– Да как угодно.

Эфилеан надел лохмотья и бросил взгляд на мои ноги.

– Свою лечебную жижу не дам. – Он поднялся и пробежался взглядом по залежам халупы. – Нужно собрать все ткани, любые тряпки, что найдем. Ночью огонь придется затушить. – Здоровяк призадумался. – Ты, вероятно, эфилеан воздуха. Мы не сможем прижиматься, чтобы сохранить тепло. Меня еще потрясывает от инстинктов после поездки верхом.

– Меня, вообще-то, тоже. Нужно много тряпок.

Не теряя времени, мы перерыли весь дом. И снова джелийская земля благословила двух путников: одеяла, простыни, одежда – грязной ткани было навалом!

Расстелив тряпки на полу, мы задули свечи и улеглись по своим местам. Голод одолевал. Но еще страшнее была жажда. Колкий холод и запах ядовитой плесени, завывания горных и эфилеанских волков вдалеке, запах тлеющих травяных свечей ведьм – обстановку нельзя было назвать «приятной». От смрада химии разболелась голова. Арейник стал чихать с таким ревом, что вся халупа тряслась.

Положив котомку под голову, я представляла Кампус и питала себя светлыми надеждами о мечте. Казалось, что здоровяк, разглядывая забинтованные руки, тоже думал об этом.

Мы скитальцы. Все мы по дороге к мечте чем-то жертвовали.

«Брату бы, наверное, понравился Кампус. Дел, где же ты?»

– Я рассказал тебе, что покинул семью, чтобы найти Кампус. – Эфилеан земли поднялся с тряпок и уселся, поджав ноги. – Какова твоя цель?

И тут меня окутал страх быть раскрытой и в то же время невероятное желание сказать правду. Раскрыть себя. Выговориться тому, кто, как и я, отвергал мир эфилеанов, поддавшийся Бездне страха. Но здравый смысл взял свое, не дав совершить роковую ошибку, и я начала обыденную игру:

– Я должница влиятельной личности.

«Ложь».

– Влиятельный посол эфилеанской власти поручил мне важное задание, и я провалила его. Теперь за мной охотятся приближенные совета.

«Ложь».

– Кампус – единственное место, куда я могу податься.

«Ложь».

– Я занимала высокую должность на службе исполнительной власти Джелида-ден.

«Ложь».

– В Кампусе не действуют законы внешнего мира. Там я смогу скрыться.

С каждой фразой мне казалось, что к горлу подступала рвота. Каждый раз новая история. Новая ложь.

Я мечтала, что настанет день, когда я смогу рассказать правду. Когда позволю себе быть собой.

– Мои родители очень строги, как и твои.

«Ложь».

– Дедушка и бабушка тоже верующие.

«Ложь».

– Я убежала, покрыв их позором.

«Ложь. Ложь. Ложь. Все чертова ложь».

Меня тошнило от самой же себя из-за того, что всю свою гребаную жизнь я рассказывала истории, не принадлежащие мне. Самозванец в платке. Безликий скиталец.

– Значит, ты бежишь в Кампус, чтобы избежать участи, уготованной тебе семьей?

Услышав вопрос, я должна была сказать «да» и приплести еще пару несуразиц для красоты истории. Но вместо этого, задыхаясь от собственной застоявшейся многолетней лжи, из меня вырвалась правда:

– Я бегу в Кампус, чтобы раскрыть свое существование, позволить себе быть собой.

Элементалий земли недоуменно насупил густые брови, вероятно, не уловив смысла сказанных мной слов.

– А еще мне нужно стать принятой, и тогда белые ублюдки снова покажутся и расскажут, что с моим братом, – снова невинное откровение сорвалось с губ. – Не имею ни одной чертовой идеи, почему белые спины забрали его. Ни меня, ни человеческих родителей, а беловолосого сенсора. – Я погладила себя по платку, точь-в-точь повторяя движения рук Дела. – Стражей эфилеанской власти вовек не сыщешь. Они как призраки – неуловимы. Но… для встречи с ними есть одно условие: меня должно принять эфилеанское общество. А в Кампусе царит равноправие, так что, думаю, эфилеанов там достаточно, поддержкой парочки уж точно заручусь! – воодушевленно закончила я и, поймав заинтересованный взгляд Арейника, тут же буркнула: – Отвернись. Я не могу уснуть, когда на меня смотрят. Как под прицелом.

Он лишь недовольно хмыкнул, плюхнулся в тряпки и, повернувшись на другой бок, больше не заводил ночных бесед.

Когда я сказала правду, появилось ощущение, будто с шеи спала невидимая удавка лжи, давившая с ранних лет. Оказавшись в Кампусе, при всех сняв платок с головы, я точно так же сорву удавку и разрешу себе быть эфилеаном огня.

«Безликий потомок снимет маску, раскроет правду и обретет желанный настоящий лик!»

Закрыв глаза, я блаженно представила белый город. Представила, как красные волосы открыто развеваются на ветру. Вообразила, как восхищенно эфилеаны смотрят на огонь в моих руках, как в один день снова увижу брата и тот, оказавшись в Кампусе, наконец узрит, как общество эфилеанов смогло принять в свои ряды потомка огня. А после его лицо тронет теплая улыбка. Как в детстве.

Усталость после дороги взяла свое и, прервав буйство сладких фантазий, погрузила меня в сон.

«…Чернота. Вокруг ничего. Бездонное пространство. Ни звука. Ни света. Я стояла на черном полу, однако, посмотрев вниз, увидела лишь пустоту. Бездна. Не та, что окутала страхом весь эфилеанский мир. Это черное пространство не вызывало чувства тревоги. Будто я была здесь уже много раз.

– Белый город – клетка лжи. Правда снаружи, – прозвучал незнакомый голос. Сиплый. С придыханием. Неприятный.

Я открыла рот, но из него не вырвалось ни единого слова. Будто чернота сжирала любые звуки, кроме странного голоса.

– Когда-то в прошлом мечты чистой души уже сожгли чье-то огненное невинное сердце. А ты идешь по той же кривой тропе. Желание обрести свой настоящий лик среди лицемеров… Какой вздор. В Кампусе сидят эфилеанские животные, что носят маски людей. Красивый город, внутри которого живут демоны.

– Подожди! – наконец прорвался мой крик, и пространство стало пропускать светлые лучи сквозь черноту пустоты.

– Мы не злодеи в этой истории. Лишь желаем законного возмездия. Знаем правду, что уничтожила огонь… Знаем ответы…

– Так говори, сипящий безликий, раз приперся в сон.

– Ответы лежат в открытом мире. В белом городе, куда ты спешишь, их нет…»

Рассвет приветствовал нас колючим и леденящим сквозняком, тянувшим из всех щелей деревянной лачуги.

«Мы выжили…»

Из-за испарений отравленных земель невыносимо болела голова. У элементалия земли даже покраснели глаза.

«Шосс… Но мы выжили!»

Арейник обмолвился, что во сне я разговаривала и просила кого-то подождать, но ему пришлось разбудить меня, так как в районе заброшенного дома появились эфилеанские волки. Только ведьмы могли противостоять им. Эфилеаны стихий для хищников – живой обед.

Когда мы покинули пристанище ведьм, солнце одарило нас мягкими лучами, позволяя согреться. Дорога заняла намного больше времени, чем мы ожидали. Эфилеан замедлял ход, поддавшись усталости. Часы дороги иссушили наши глотки. Родниковой воды найти так и не удалось. Да и искать особо не было времени – мы слишком долго пробыли на гнильной земле, где отрава витала в воздухе, впиталась в почву, покрывала тонким слоем ягоды и грибы.

За все время в дороге инстинкты так и не притупились, межвидовое напряжение сопровождало нас на всем пути.

Вдруг на горизонте начало появляться что-то белое, напоминающее высокие стены.

«Кампус… мать твою джелийскую, это белый город!»

– Арейна… – благоговейно прошептал мой ходячий транспорт, узрев стены, и здоровенное сердце Арейника застучало так сильно, что било о ребра, отдаваясь яркой пульсацией по груди.

Да и у меня от изумления дух перехватило! Предвкушение накрыло с головой. Но был и страх. Страх быть непринятой из-за прошлого. Куда бы ни привела меня дорога, оставленный после себя огненным подвидом черный шлейф истории волочился следом.

«Черта с два! Я буду принята городом! Увижу брата! Когда-нибудь эфилеанские предрассудки разрушат чью-нибудь жизнь. Но не мою».

№ 4. «Элен»

Территория: Проходной пункт Кампуса

Экзамен

Определение: Топь – огромный болотный участок земли на Джелида-ден. Занимает 1/4 всей площади материка. Место является самымбольшим пристанищем для представителей ведьм.

Преодолев последние метры, Арейник спустил меня на землю, и мы оба оказались у входа в город.

Гигантские белые ворота были под стать стражам – огромным эфилеанским верзилам в голубой форме. Нас обыскали, затем задали пару свободных вопросов: кто мы, откуда и зачем явились к порогу белой обители. А после связали наши руки веревками, напоминавшими ведьминские путы, и, дождавшись подкрепления, провели внутрь.

Для вступления в белую обитель нужно было следовать всего двум правилам.

Первое: чистое сердце.

С этим все просто: эфилеан должен иметь благие помыслы – желать мира и отказаться от мести за вековые конфликты и кровные неурядицы кланов. А для этого нужно было следовать второму правилу: отныне эфилеан будет жить не с подобными себе существами.

В здравом уме ни один эфилеан никогда не согласился бы на такое. Это то же самое, что прийти к своему врагу и самолично протянуть нож, чтобы тот с удовольствием перерезал тебе глотку.

Людской разум никогда не поймет смысла этого правила. На их языке это звучало бы как принятие «других рас». Но даже учитывая тот факт, что люди могут разговаривать на других языках, выглядеть по-разному, они – часть единого мира. Человек не испытывает инстинктивного страха при виде того, кто имеет другой цвет кожи или говорит на другом языке.

В мире эфилеанов все иначе: если ты отличаешься, значит, чужой, а чужак – всегда угроза.

Убей – или будешь убит – принцип выживания как животных, так и эфилеанов.

Ворота закрылись.

Мы шли небольшой группой. Арейника почему-то увели в другой проход. Рядом со мной шагали еще трое странников, которые присоединились к нам, когда подошли другие стражи. Эти трое – девочка, лохматая женщина и великан казались не менее подозрительными. Девочка была жутко чумазая, великана почти не удалось разглядеть – он оказался полностью замотан в лохмотья, все тело и голову покрывала ткань, а вот женщина точно являлась лесной ведьмой. Об этом говорил ее внешний вид: рваная синяя юбка в пол в грязных земляных пятнах, платки, обвивавшие бедра, кожаная куртка ручной работы. Голову «украшали» неаккуратные свалявшиеся рыжие дреды, а руки с отросшими ногтями оплетали браслеты из стеблей.

Все ведьмы выглядели неопрятно. Ничего особенного. По коридору она шла босиком, вероятно, обувь изъяли на входе. В подошве либо в стельке могли быть спрятаны отравленные иглы – старый трюк гнили.

Каждый по виду был измотан долгим скитанием.

Все трое имели измученный взгляд.

«Интересно, у меня сейчас такие же глаза?»

Мы все одинаковые. Мы – скитальцы. Те, кто, вкушая острый страх неизвестности, все же сохранил рассудок, – эфилеаны, желающие отречься от кровопролития.

Мне еще не удалось увидеть улицы белой обители, но уже у главных дверей стало понятно, что Кампус был не каким-то пристанищем, а огромным городом. Город, где больше не придется перед сном думать о том, что эта ночь может оказаться последней. Странно, что белую обитель называли «Кампусом»…

Следуя по коридору, я услышала чей-то шепот: ведьма что-то неразборчиво бормотала под нос.

Нужно срочно сказать об этом страже.

Я потянулась к сопровождающему, как вдруг расслышала из уст ведьмы одно слово:

– Amen.

«Показалось, что ли?»

Порождения магии никогда не воспринимали ни одно вероисповедание. Оно и понятно: наша природа противоречила религии людей. Эфилеанский бог един. По общепринятой теории все мы – дети леса и создания природы. Природа и есть бог. Хотя в ходе эволюции на разных материках к единому богу эфилеаны стали обращаться по-разному: на Арейна-ден – через шаманские дожди, на Монс-ден – пролитой кровью, на Джелида-ден – жертвоприношениями и так далее.

Наконец коридор был пройден, мы подошли к коричневой двери в стене. В комнату заводили по одному. Первым на тест отправился гигантский мужчина. Ему пришлось присесть, чтобы пройти сквозь проем.

Дверь со скрипом закрылась.

Фантазия вмиг разыгралась, заставляя гадать, что там происходило. Где-то внутри возникло нервное напряжение. Но прошла от силы пара минут, и мужчину вывели из комнаты. Кажется, здоровяк прошел тест: ему развязали руки и повели по другому коридору.

Сердце сжалось. Дверь снова распахнулась, и стражник с невозмутимым видом провел ведьму внутрь.

Кандидатов осталось двое: я и девочка. Ребенок, может, лет шести, не больше, но ее лицо, как у маленького бойца, было наполнено непоколебимой решимостью перед испытанием. Подобной стойкости позавидовал бы любой взрослый, особенно я.

Вновь прошла пара минут, затем десять. В итоге, по ощущениям, ожидание затянулось на полчаса. Вдруг в закрытой комнате раздался звук удара обо что-то твердое, последовал крик. Ведьма выкрикивала непонятные слова на монсианском языке.

Резкий грохот двери, и следующее, что мы узрели, – как крепкий сопровождающий вылетел из комнаты, схватил за дреды разъяренную женщину и поволок по полу. Она барахталась и надрывно выкрикивала монсианские проклятия до конца коридора.

Исход был ясен всем – ведьма не прошла испытание.

Стоило на мгновение ослабить бдительность, как в тот же момент второй сопровождающий схватил меня за руку и потянул в сторону двери. Дрожь в коленях, выступающий липкий пот на спине, ком в горле – и я сделала шаг в будущее, которое так долго ждала.

В комнате без окон не было ничего, кроме стола и двух стульев, стоящих друг напротив друга. На одном из них расположилась седая женщина с невозмутимым лицом. Взмахнув рукой в перстнях, она пригласила присесть.

«Кажется, тест уже начался».

Я выполнила безмолвную просьбу и, оказавшись за столом напротив экзаменатора, принялась изучать ее. Узкое худое и немолодое лицо, сморщенные губы, пышная копна седых волос, темно-зеленое одеяние и эти удивительные глаза… Джелида, я еще никогда не видела подобного! Один глаз светло-розового оттенка, второй – голубой. В природе не существовало подобных генетических отклонений как у эфилеанов, так и у людей. Не в таких цветах.

«Последствия экспериментов? А она может быть куда опаснее, чем кажется на первый взгляд, если даже глаза мутировали от ведьминской химии».

– Красивый платок, – прохрипела женщина.

Мы неотрывно взирали друг на друга в идеальной тишине. Можно было даже услышать ее глубокое дыхание. Абсолютный баланс души и тела – она казалась самим воплощением спокойствия.

– Ты прячешь его так глубоко, что я почти не ощущаю, – вдруг произнесла она.

Руки взмокли.

– Оно настолько глубоко, что даже ты его не чувствуешь. Да… Бездна страха заставляет прятать настоящие чувства, – сощурившись и облокотившись о спинку стула, экзаменатор продолжила: – До тех пор, пока ты не покажешь, что прячешь, я не смогу тебя понять.

Лоб покрылся испариной.

– Пожалуйста, – почти прошептала, – скажите, что я должна показать? – Я начала копошиться в котомке и вынимать из нее все содержимое.

– Оно не здесь! – Женщина резко наклонилась к столу и схватила меня за руку, в кожу впились длинные ногти.

Выражение ее лица, пару минут назад излучавшее глубокое спокойствие, исчезло: сейчас на меня взирала разъяренная ведьма. Я смотрела в двухцветные глаза хищника, поймавшего свою жертву.

– Покажи свою истину! – заверещала эфилеан. – Дай мне свой страх!

Раздался хруст кости, из моей глотки вырвался крик, а потом ведьма, глядя в мои глаза, ворвалась в сознание – будто с ноги вышибла дверь и попала в самый эпицентр событий.

Незваным гостем она проникла в мою голову и разбрасывала там все, что только попадалось под руку, создавая настоящий хаос. Все, чего хотелось в этот момент, – как можно скорее вышвырнуть гниль оттуда, куда она не имела права даже ступать.

Но я, оцепеневшая, лишь бессильно наблюдала, как старуха блуждала в коридорах сознания, оставляя грязные следы на белоснежной поверхности: открывала потаенные двери, рылась в сундуках с воспоминаниями, ворошила отрывки картин прошлого, цеплялась за полупрозрачные нити чувств и дергала за них, силясь найти исток. Ощущение сродни тому, будто кто-то засунул руку в глотку и увлеченно копошился в кишках, пока ты беспомощно стоял и захлебывался слюной, не в состоянии ничего с этим сделать.

– А вот и оно.

Гниль нашла спуск и, преодолев его, добралась до яркого света: туда, где таилась душа. Лицезрение посторонними души – самое отвратное ощущение, какое только можно испытать. Даже хуже, чем быть пойманной ведьмами и получить награду гнильным ядом.

– Убирайся! – закричав, я вырвала руку из цепких пальцев и вскочила со стула. – Страх, значит. Вот что ты искала, погань!

– Потерпи, – невозмутимо выдала старуха. – Страх оголяет животную натуру. Показывает нас настоящими.

Трясущимися руками я попыталась дотянуться до своей котомки, как вдруг из уст ведьмы прозвучало:

– Ты можешь присесть.

Казалось, это не простое приглашение присесть, а предложение продолжить тест, который я, скорее всего, уже завалила. Внутри все сворачивалось и закипало от отвращения и ярости. Однако едва заметное просветление в мыслях пыталось кричать, что мы здесь еще не закончили.

Упрямство и едва слышный шепот здравого смысла невероятным образом заставили тело опуститься на стул.

Игра продолжилась.

– Умница.

– Гниль…

– На территории Кампуса нас называют ведьмами, дорогая.

– Ну извините, природные порождения. Привычки дикаря открытого мира. Не обессудьте.

– Сколько гнева, – старуха ухмыльнулась. – Своевольная девочка сама застегнула поводок на шее и села, как ей и сказали. Но я воззрела тебя настоящую.

Судя по тому, что гнильная особа могла работать с тонкой материей, что подвластно только жнецам, – экзаменатор была тесно связана с некромантией. Самое отвратительное и грязное ремесло из перечня занятий ведьм: только прогнившие болотные отродья опускались до того, чтобы черпать силу из темных источников и беспокоить души мертвых.

Тест, что осквернял душу, выворачивал наизнанку – входная плата, цена за мир. Я понимала это.

Но молчать больше не было сил.

– И что же ты сделаешь дальше? – сплюнула я, не сдержав язвительности в голосе. – Может, еще раз залезешь в голову, а потом пойдешь любоваться чем-то более сокровенным, например душой простого скитальца?

– А если так, то что? Это экзамен, эфилеан. Хочешь попасть в белый город – выполняй указания.

– Ты… Цветноглазое отродье…

В надменном худом морщинистом лице не было ярости, наигранного спокойствия, с виду – только обычное любопытство. Что ж…

«Теперь, если ты так хочешь, порождение природы, мы поиграем с тобой по-другому».

– Даже если так, я все равно не сдвинусь с этого места до тех пор, пока не получу то, зачем сюда пришла. Я так посмотрю, ты, цветноглазая, все-таки слепая, раз так и не воззрела, что за эфилеан перед тобой стоит и на что он пойдет, чтобы получить желаемое. Не в курсе про нрав огня? – Я ударила по столу. Последние нити контроля только что сгорели дотла. – Плевать мне, что ты сделаешь: залезешь еще раз, вывернешь, вытрясешь душу. Я поклялась белым спинам стать принятой! И ты пропустишь меня в город.

– Как интересно! – восторженно вскрикнула она.

– Не сдвинусь с места, ведьма. Теперь мы будем играть по другим правилам. – Мое лицо приблизилось к ее. – И если ты попытаешься убрать меня силой, я сожгу здесь все. Сожгу дотла всех, кто помешает остаться в белом городе. Рискнешь?

Кажется, это провал. Ненависть захлестывала и сметала последние капли разума. Температура в комнате поднялась до критической отметки, из-за раскаленного воздуха было почти невозможно дышать.

– Вот как, хочешь взять меня измором? Выжечь весь кислород, чтобы мы обе задохнулись? – Ведьма задрала ноги на стол.

– Вернусь в открытый мир, и мне не удастся остаться в живых более чем на месяц. Ведьмам соседних портов уже, скорее всего, известна цена, назначенная Тогом за мою поимку.

Я чуть не подавилась, когда назвала имя жирного наркобарона. Какая ирония: шишка, занимающаяся нелегальным сбытом химии, на которую я работала, теперь назначает цену ведьмам за мою голову. Если не повезет и цена окажется больше, чем гроши на выпивку, к поимке могут подключиться эфилеанские волки с окраин порта. Вся бродяжная свита.

Так что либо мы сгорим здесь, либо меня расчленят дикие отродья ради алкоголя и миски еды. Поэтому я стойко прошептала внутри себя: «Назад дороги нет».

– Если у ведьм из-за возраста проблемы со слухом, повторюсь: я выжгу всех! Зови свою стражу, гниль, живее, и мы вместе заживо сгорим! – Веревки на руках начали тлеть, ситуация стремительно выходила из-под контроля. – Ах, точно! Перед сожжением не забудьте еще раз толпой потоптаться по душе простого скитальца. Мне будет приятно напоследок узнать, что я сжигаю некромантское ничтожество, позволяющее себе извращения над живыми.

– Жарковато, – ухмыляясь, она смахнула пот со лба. – Да… гнев огня прекрасен! Давно я не видела пылающих глаз.

– Твой ход, гниль!

– Ты правда готова сжечь стольких эфилеанов на пути к мечте? – пытливо спросила ведьма, но я не смогла ответить.

Гнев огня дурманил здравое сознание, заставляя даже на мгновение потерять себя, – и он пожрал меня, как эфилеанский волк заветный ужин. Цветные глаза видели насквозь. «Я сожгу вас! Либо принятие огня – либо смерть от него. Брат должен увидеть мою мечту!» – кричало что-то внутри.

– Я… вижу ответ, – вполголоса отозвалась старуха. – Вижу, как гнев сжигает пламенеющую душу. – Она провела рукой по веревкам на моих запястьях: они перестали воспламеняться и снова стали тлеть. Ведьма манерно поднялась, и мне показалось, что еще немного – и она вырвет мое сердце, предаст его грязной некромантии прямо здесь.

«Топь все это… По крайней мере, я смогу умереть на пороге места, которое считаю «своим» домом, а не на помойке Шосса».

Ведьма оказалась рядом и внезапно выдала:

– Хватит. – Она подняла руки и, нежно обняв, прижала меня к своей пышной и упругой не по годам груди. На мой лоб упала капелька влаги. Приподняв голову, я увидела, как слезы стекают по невинному лицу женщины, которая плакала своим сердцем и прижимала меня, словно дочь.

Под действием адреналина природный инстинкт заметно ослабил хватку: я не удрала, когда мое лицо прижалось к теплой груди ведьмы, которая относилась к другому эфилеанскому подвиду. Это было невероятно странно, как если бы медведь прижал к себе домашнюю козу, и та не стала бы дрыгаться в лапах когтистого зверя.

Путы спали с рук, продолжая тлеть уже на полу.

Будто сама не своя, я обняла ее в ответ.

– Я должна была дать тебе шанс, – сказала ведьма уже мягким и певучим голосом. – Попрошу светлых жнецов залечить рану. – Она всмотрелась прямо в мои глаза. Это не был взгляд ведьмы, это был взгляд хранительницы – той, что любила и оберегала город.

Ведьма с нежностью провела рукой по платку на моей голове и наконец произнесла заветные и столь желанные слова, которые я мечтала услышать более десяти лет жизни.

– Добро пожаловать домой.

№ 5. «Элен»: отголоски прошлого

Территория: Шосс

…Три года назад

Эфилеанская летопись. Запись № 1: «Первый закон мира эфилеанов». Древнейший закон выживания разумного вида эфилеан: убей – или будешь убит.

Вонь носков и забродившего пива, что постоянно проливали на прогнивший деревянный пол бара, – обыденность для здешних мест. А в «особые дни» еще и жутко несло дерьмом пуделя Ратана, хозяина заведения. Уж очень пес любил срать прямо на входе бара, если хозяин забывал покормить его с утра. Посетители, не замечая собачьего дерьма, просто размазывали его подошвой, а потом оставляли зловонные следы.

Сегодня, кстати, был тот самый «особый день»…

На улицах сменялся морской караул. Уже неделю в преступных переулках дежурили новички – наивные молодые парнишки, у некоторых еще даже не отросла щетина, под глазами не было чернушных провалов, а новая форма идеально сидела на человеческих телах. Через месяц они узнают местных шишек, через два начнут собирать первые взятки, а через три их пивные животы растянут красивую форму. И – вуаля! – новички станут самыми обычными портовыми жирдяями в зеленых погонах.

– АПЧХИ! – раздался рев элементалия земли в самом дальнем углу бара, и пол под нами содрогнулся. С бара упало и разбилось несколько пивных стаканов.

– Свинячья рожа! – взревел бармен на гиганта. – Опять из-за тебя землетрясения!

– Извини, – буркнул эфилеан, вытирая нос, а затем снова чихнул, да так, что стол под моими локтями чуть не подскочил.

Я окинула взглядом посетителей бара.

Бородатый Стэн уже три часа спал на барной стойке, уткнувшись лицом в свою желтую блевотину, пока его тощий дружочек Астит проигрывал в бильярд уже шестой раунд. И каждый раз при очередном провале он увеличивал свою порцию штрафного спиртного на две.

Синий кий оставлял толстые занозы в пальцах, но Астит был настолько пьян, что даже кусок этого кия, воткнутого в его тощий живот, не заставил бы отвлечься от провальной игры. Джелида… Он снова выпил залпом целый стакан. Такими темпами бедолага скоро уснет рядом с любовничком своей сестры в его же блевотине. Хотя, учитывая, что седьмой раунд он, скорее всего, тоже проиграет – в своей. А она, на минуточку, тоже воняет!

Что тут можно сказать? Вот она, портовая романтика нейтральной территории Шосс, на которой по закону что эфилеаны, что люди – все равны.

Я, как обычно, сидела за круглым столиком в дальнем углу. По мнению местного бармена, семнадцатилетняя эфилеан в платке, будто церковная прислужница, привлекала слишком много нежелательного внимания портовой пьяни. Поэтому сидела я именно в углу.

Сегодня в баре народу собралось немного, так как на настенном календаре красным кружком был отмечен вторник. В будни мужчины работали, а вот в выходные в баре начинался самый смрад.

Старые двери заведения с грохотом распахнулись. Все местные знали, кто позволял себе подобные показушные выходки, – морские копы главного поста. Гладко выбритые лица, темно-зеленая форма – они всячески пытались выделиться аккуратностью на фоне общественного мусора. Их лица всегда выражали отвращение, когда копы проходили мимо одиночных круглых столиков, лицезря пьяниц вокруг. С особым презрением они смотрели на портовых крыс: тех, кто выполнял для наркобаронов грязную работу по зачистке, отлову, краже, пыткам и прочим прелестям.

Я – одна из таких закоренелых портовых крыс.

Иногда нас называли наемниками, но сами полицейские использовали исключительно понятие «портовые крысы». Работа подобного рода противозаконна, но нас никто не мог арестовать, пока не было доказательств! Не пойман – не вор.

Хотя полицейским уже давно поименно были известны знаменитые крысы, и каждый раз, проходя мимо угла, где я обычно сидела, их выражения лиц с отвращения менялись на гнев. Будто пронырливые коты проскользнули мимо мыши, которую так страстно жаждали поймать, но каждый раз – безуспешно.

– Уже успела полакомиться на помойке, крыса в платке? – съязвил один из полицейских, проходя мимо.

– Наелась до отвала.

Мы иногда перекидывались парой фраз, но сегодня, кажется, они были не в настроении, судя по тому, что поприветствовали подобным образом еще нескольких человеческих мужчин.

Однако и у меня последние дни настроение ни к черту: по работе приходило мало заказов. Чертовски мало! Мелкие поставщики химии, которые владели захолустными подпольными точками, уже как месяц легли на дно из-за прошедших рейдов. Мой основной заказчик, наркоторговец Тог, тоже притих.

Пузатый бандит в прошлом хорошо показал себя и уже почти шесть лет являлся одной из главных шишек порта. Однако даже он уже несколько дней не связывался ни со мной, ни с другими крысами.

Один из этих крыс, Ягар, сейчас развалился за барной стойкой и пил уже восьмую кружку эля. У него, по-видимому, по заказам тоже было пусто.

– …И потом мы еще долго ржали над простофилей, который целый час пытался нам доказать, что это драгоценность! – кричал Ягар. – Но в конечном итоге Зак набил ему морду и просто ушел, – разглагольствуя на весь бар, он вытирал рукавом пену со рта, пока бармен Хенгель начищал кружки и делал вид, что ему безумно интересно уже который час слушать жирного наемника.

– И чем все закончилось? – без особого интереса спросил Хенгель.

– Зак так и не вернулся, а тот сумасшедший, Кристен, не замолкал, повторяя, что нашел сгусток ярости. Как же его там называют?.. Ах, точно, Асентрит.

– Хм… – промычал бармен. – Мне кажется, я когда-то слышал о нем. И, возможно, видел.

– Видел сгусток ярости?! – с явным подозрением спросил Ягар.

– Да. Твоя жена, когда с похмелья притаскивается ко мне в бар, – вот настоящий сгусток ярости.

Раздался прокуренный смех с соседних столиков, однако после недовольного взгляда наемника, брошенного в ту сторону, гоготанье тут же прекратилось.

– Мы нашли этого придурка в южном районе Топи, недалеко от Огенских полей. Он во всю глотку орал, что почти нашел какой-то там белый город, Кампус, – продолжил Ягар.

Где-то недалеко от входа послышался звонкий удар пивной кружкой по столу, а дальше последовал рык вперемешку с отрыжкой:

– Грязные трусливые куски дерьма, – выругался на весь бар здоровяк.

Лысый и огромный эфилеан. Я не видела его здесь раньше. Возможно, заграничный гость, хотя говорил он на джелийском чисто и без акцента, будто местный.

Он продолжил:

– Меня тошнит от трусов, которые бегут из внешнего мира в белый загон, как испуганный скот, – бандит срыгнул. – Вы должны были размазать его так же, как говно местного пуделя по прогнившему полу.

– Он был слишком жалок, чтобы опускаться до подобного, – усмехнулся Ягар в ответ.

– Я на прошлых выходных придавил пару мелких букашек, они так же пищали про этот Кампус. Такие ничтожные, – парировал лысый эфилеан. – Я прямо-таки упивался их мольбами не убивать. Якобы они так долго искали свое спасительное убежище, что бежали аж с самой Арейна-ден! Кретины же, ну! – басисто рассмеялся он, и вместе с ним засмеялись и другие.

Не в силах слушать тошнотворную беседу, я ворвалась в разговор:

– Тебя так забавляют «мелкие букашки»? Себе по весу, наверное, ссышь найти соперника на мордобой?

– Это кто пропищал? – спросил он, делая вид, будто осматривает зал.

Новая волна смеха окатила прокуренное помещение. Гости бара, обратив на меня все свое «почтенное» внимание, замерли в предвкушении ответной реакции, которая не заставила себя ждать.

– Такое отребье, как ты, должно махать кулаками с теми, кто равен по силе, тупое ты ископаемое.

Бар замолк.

Возможно, я поступила опрометчиво, так ответив эфилеану в три раза больше меня, но если кто-то собрался словесно поносить мою мечту – молчать не стану. Просто не смогу. Слишком многое было пройдено в открытом мире в поисках этого Кампуса. Слишком много шрамов с малых лет оставлено на теле на пути к мечте.

Эфилеан поднялся из-за столика, вразвалочку подошел, почесывая лысину, и насмешливо спросил:

– Так-так, что у нас тут? – Он осмотрел меня. – Соплячка в платке, с грязным лицом, пьет пиво по вторникам и вы-глядит как потрепанный кирзовый башмак. Ты похожа на наемницу.

– Не трогай беженцев, кусок вонючего дерьма.

– Я их не трогаю, я их топчу!

– Они просто хотят мира, пока ты бьешь морды и наслаждаешься месивом в Бездне страха, – рявкнула я, на что лысый хищно улыбнулся, обнажив весь кривой зубной ряд, и, наклонившись к столику, прорычал:

– Я эфилеан. Я хищник. Если хищник видит добычу, он атакует. Сильный поглощает слабого. Убей – или будешь убит. Слизняки, которые щебечут про спасительное белое убежище, – мусор.

Я схватила стакан, и пиво тут же разбрызгалось по его лицу, окатив даже тело. Тишина в баре, до этого разбавляемая редкими короткими диалогами, стала действительно «гробовой».

Облизнув губы и протерев глаза рукавом, здоровяк хищно оскалился. Замах – и тяжелый кулак тут же прилетел мне в челюсть, я мгновенно оказалась на полу. Рука молниеносно коснулась клинка на ремешке, и, вскочив, я бросилась на здоровяка, успев слегка порезать его щеку. Эфилеан снова замахнулся, но тут на нас со спины накинулись гости, под недовольные возгласы скручивая руки обоим. Полицейские же так и не сдвинулись с места, наблюдая за обыденными разборками в старом баре.

Нас вышвырнули на улицу. Здоровяк бросил на меня озлобленный взгляд и, вероятно, рассмотрев опухшее от удара лицо, скривился.

– Соплячка. Еще раз откроешь рот – раздавлю.

– Беженцы – простые эфилеаны, сучий ты потрох. Узнаю, что приложил к ним свои ручищи, – зарежу.

Лицо горело. В одно мгновение мне показалось, что эфилеан снова собирался замахнуться; и тут же, не дожидаясь второго удара, я кинулась бежать по темным улицам прочь.

Как крыса. Настоящая крыса.

На следующий день я с опухшим лицом направилась к Тогу, так как он наконец соизволил вызвать меня по работе: письмо под дверью квартиры выглядело помятым, разносчик снова был не в духе.

Разбитые лица – обыденная картина для портового города. Женщин здесь тоже били: они так же, как и мужчины, воровали, убивали, их так же, как и мужчин, наказывали. Местные ведьмы неплохо наживались на этом: варили заживляющие бодяги и продавали дороже, чем одурманивающий порошок! Варить правда подобные кремы было куда затратнее, чем дурманы и галлюциногены, но если хотел перейти на легальный бизнес и сохранить шкуру – будь готов потратиться на ингредиенты.

Оказавшись внутри прокуренного помещения морского подполья, я увидела на пороге, как и прежде, эфилеанских портовых стражников – Отона и Лигена. Поначалу, первые пару лет, стоило мне пройти мимо этих ублюдков, как они начинали громко выкрикивать шутки про комендантский час для несовершеннолетних, про отказ в работе в борделе и еще много всего.

Смех. Шепот.

Юные особы редко посещали подобные места, поэтому избежать лишнего внимания было невозможно.

Пару лет назад…

Стражей было трое. Третьего звали Ненан. Языкастый напыщенный коротышка яростнее своих приятелей издевался надо мной.

Пару лет назад…

Его нашли в одной из центральных бухт. Он был привязан к мачте заброшенного корабля, а в теле торчало тридцать восемь ножей. Ровно столько раз он унизил меня в притоне наркобарона.

Ножи нынче стоили дорого, пришлось хорошенько потратиться.

Но оно того стоило.

Теперь, когда я приходила за заказом, на пороге вместо оскорблений и издевок меня встречало желанное безразличие. Отон и Лиген молчали. После того как на изрешеченном теле Ненана была найдена моя записка, адресованная этим двум эфилеанам, они старались принимать отрешенный вид, а я в очередной раз напоминала себе: «Оно определенно того стоило».

Я зашла в кабинет Тога. Наркобарон, как обычно, просиживал свои яйца за огромным позолоченным столом, дымя зловонной сигаретой. Перед ним неизменно стояла машинка-арифмометр – Тог без конца считал свои сбережения. По краям стола располагались испитые бокалы дорогого портвейна.

Увидев меня, наркобарон сощурил покрасневшие глаза, подозрительно посмотрел на мое разбитое лицо, но вопросов задавать не стал, сразу перешел к делу:

– На этот раз цель – человек. Он в долгах и уже полгода кормит нас завтраками. Мое терпение не резиновое. Зачистку сделать быстро, этой ночью. Мне говорили, что он собирается бежать. Выглядит непримечательно: короткие светло-русые волосы, одевается в нищенский ширпотреб, домой приходит только переночевать и то через раз. В общем, работа плевая, оплата после.

– Это всего лишь человек, я сделаю работу за пару часов, почему оплата в конце?

– Потому что я так сказал, – снова затянувшись, он указал на дверь. – Иди. Детали в записке под шестым столиком у Хенгеля.

Таков бизнес порта. Не нравится – не берись за заказ. Но отказавшихся особо не жаловали. Все хотели иметь дело с постоянными наемниками, а не менять их как перчатки – это вопрос репутации.

Крыса, которая берется за любую работу, – хорошая крыса, что имеет хлеб и кров.

Крыса, которая воротит носом, – умрет с голоду на помойке.

Все просто.

Оказавшись в старом баре, я с непринужденным видом подошла к тому самому облезлому столу и, приподняв его, обнаружила сложенную записку. Положив ее в карман старых брюк, краем глаза заметила, что Хенгель сегодня выглядел грустнее обычного. Последние несколько месяцев на человеческом старике не было лица. Мы частенько любили потравить друг другу анекдоты или поделиться морскими сплетнями, но последнее время бармен будто захворал.

Хенгель – единственный, с кем я могла непринужденно поговорить о погоде, новостях, инновациях мира людей и прочей ерунде. Мы не были друзьями – просто любили поговорить «ни о чем». Не будь его, я бы превратилась в животное и со временем забыла бы живую речь.

Бармен, как всегда, натирал пивные краны, пропадая в своих мыслях. Все в этом заведении пахло стариной человечества. Бары, все как один, украшали настенной каменной плиткой серо-коричневого цвета, и заведение Хенгеля не стало исключением. Только огромная коробка, транслировавшая черно-белые передачи, выделялась на фоне затхлой атмосферы.

– Старик Хенгель снова мечтает о пенсии? – задорно спросила я, усевшись на барный стул.

– Тебе как обычно? – Он потянулся за бокалом, чтобы налить привозного солийского пива.

– Нет, у меня скоро задание, после возьму пару кружек.

Он поставил бокал обратно и снова принялся натирать краны.

– Все еще работаешь на этого бандита? – Хенгель тяжело выдохнул. – Видел, как ты наклонилась к ножке стола… Элен, тебе давно пора поменять место поисков белого города.

Да, мы не были друзьями, но один секрет я все же поведала ему: по пьяни проболталась про свою мечту.

– Портовые ищейки в погонах только и делают, что пытаются подловить тебя, – тревожно продолжал Хенгель. – Я слышал их разговоры… Здесь каждый второй полицай знает, что ты местная…

– Убийца?

– Крыса, – бросил он.

Я не любила поднимать эту тему.

Людская семья растила нас с Делианом по человеческим принципам. Удачное стечение обстоятельств, что нас вообще смогли «пристроить» к взрослым. Брошенные эфилеанские дети никому не нужны. Но сказка длилась недолго – ровно до семи лет. А дальше, спустя три года голодания и скитания по улицам, я коснулась протянутого мне ножа и стала орудовать им за деньги. Выполняла приказы, чтобы не сдохнуть от голода.

Я никогда, ни разу в жизни не убила по собственной воле, только пытала и то в большинстве случаев языкастых ведьм. Однако еще до того, как моя рука лишила кого-то жизни по приказу, с первых дней на окраине порта те, кто замечал красные пряди, торчащие из-под платка, все как один клеймили меня убийцей. Просто за то, что я есть.

«Как бы называл меня брат, будь он рядом? Делиан, кто же я?»

– Чего призадумалась? – спросил Хенгель.

– Вспомнила времена, что уже не вернуть.

– Опять брат?

– Он не обрадуется, узнав, кем я стала.

Хенгель не отозвался, потупив взгляд.

– Черт с этим всем! – вскрикнула я. – Чутье крысы подсказывает, что я уже близка к истине. Недавно я слышала от одного наемника про Кампус. Пока рано уходить.

– Я поставил бы пару зеленых купюр на то, что ты его не найдешь, – ехидно отозвался бармен.

– А я бы поставила, что найду! Вот увидишь, противный ты дедулька, я его найду!

– Эх… Девчонка, не слушаешь ты меня, а зря!

– Не злись, Хенгель. У меня простое задание. Цель – человек. Как управлюсь, приду к тебе за пенным. – Похлопав по барной стойке и спрыгнув со стула, я поправила платок и попрощалась со стариком. Однако, двигаясь в сторону выхода, продолжала думать о только что сказанных им словах:

«…Элен, тебе уже давно пора поменять место поисков Кампуса…»

«Нет, старик, еще не время. Я знаю, что истина уже на пороге! Скоро я выведаю координаты белого города, вот увидишь!»

Ночь. Такая же сырая, как и вчера, и позавчера. Все вокруг пахло немытыми шлюхами, кровью и алкоголем. Следуя наводке Тога, я пересекала спальный район и проговаривала про себя описание цели, заметив, что сегодня было тихо. Слишком тихо.

В портовых зонах почти не осталось обезумевших от Бездны страха, но за пределами нейтральной территории творился настоящий ад.

«Может, одна из причин, почему я до сих пор не покинула порт, – это страх?»

В открытом мире жажда выжить становилась петлей на шее. Обезумевшие эфилеаны теряли понимание «свой – чужой». Даже семья становилась для них угрозой. Один эфилеан, поддавшийся Бездне страха, мог уничтожить целый клан. Семью. Своих детей.

Таков наш мир сейчас.

Пока не найдены эфилеаны Неизвестной войны – весь мир кажется врагом. Кто знает, может, завтра и я бесследно исчезну, как они?

Время перевалило за полночь. У цели, в окне четвертого этажа, не горел свет. Здание было построено по старым чертежам, такие постройки имели открытые железные балконы, соединявшиеся между собой лестницей. Если забраться на второй этаж, можно спокойно проникнуть в любую квартиру через окно.

Спустя пять попыток закинуть веревку с железным крюком на прутья балкона, мне все же удалось сделать плотную петлю. Поднявшись наверх, я отцепила и сбросила веревку вниз, молясь шлюхам порта, чтобы к моему приходу ее никто не украл – это уже третья за месяц! Путь после зачистки пройдет через главную дверь; будто я житель, что просто вышел из своей квартиры подышать ночной морской вонью. Никто ничего не заподозрит.

Оказавшись у окна цели и достав из ремней на бедре кинжал, я приготовилась пробраться к жертве. И хотя это был просто человек, стало тревожно. Вдруг я услышала странный звук, который донесся из приоткрытой форточки. Тихий мужской плач.

«По-любому очередной алкоголик. Напился из-за долгов и ноет о своей паршивой жизни».

Я просунула руку через форточку, но окно открыть не удалось, поэтому кинжал пришлось убрать обратно в ремешки и протянуть вторую руку. Только дотронулась до ручки, как услышала шепот:

– Отец… Я так больше не могу… Дедушка Хенгель не сможет до конца своих дней отдать твой долг, я работаю на трех работах… Мать не выдержала горя и скончалась после твоей смерти. Дедушка работает в баре каждый день без выходных уже много месяцев. Его больное сердце так долго не протянет, но он не слушает меня! Умрет он, и вместе с ним умру и я! Я один. Совсем один! Сплю пару часов в день, ем только раз в сутки… Если и я погибну, все долги падут на Хенгеля, и тогда он точно умрет! Отец… как же быть…

И тут меня осенило, что цель зачистки – внук бармена Хенгеля.

Пробравшись внутрь квартиры и пройдя немного вглубь, я увидела, как в соседней комнате молодой мужчина, сидя на полу, рассматривал и бережно гладил фотографии.

– Я не хочу для него такой участи… Но я так больше не могу! – прошептал он и встрепенулся. – Кто здесь?

Внутри было неспокойно. Отчего же?

«Это просто человек. Просто цель. Очередная цель на зачистку. Джелида! Да где кинжал?»

Я вошла в комнату уверенным, но неспешным шагом и достала оружие. Мужчина обернулся ко мне впалым зареванным лицом. Когда наши взгляды встретились, клинок в руках блеснул под лунным светом из окна, и человек вдруг какого-то черта улыбнулся.

– Значит, уже все… Дедушка, прости, я не успел расплатиться, прости, что возлагаю этот долг на тебя. Прости меня, – благоговейно зашептал он, смотря мне прямо в глаза, будто я была святыней, к которой он обратился в последнее мгновение жизни. И от подобного по телу побежали мурашки. Руки задрожали. Впервые, смотря в глаза жертвы, я ощутила…

«Сомнение».

– Ты же внук бармена Хенгеля?

– Да… Давай поскорей с этим покончим.

Мужчина поднялся с пола и расставил руки по сторонам, будто приглашал его зарезать.

«Больной. Он точно больной».

– Хенгель и правда работает без выходных, но я не знала о долге. Старик последнее время выглядит изможденным.

– У него больное сердце, поэтому почти треть зарплаты он тратит на таблетки, а две трети – на оплату долгов моего отца.

Услышав это, я в деталях представила старика Хенгеля, его грустное лицо, изборожденное морщинами, припомнила наши пустые разговоры о погоде, конских ставках и пятничных мордобоях. Глупые беседы, что приносили облегчение. Он и сам хотел отвлечься от реальности, нависающей над ним все это время.

Грудь сдавило, от душевных терзаний дрожь в руках усилилась.

«Черти Джелиды! У меня точно будут проблемы».

Осмотрев старую мебель, видимо, прошлого столетия, и нищенский пыльный декор, я тут же схватила небольшую вазу с полки книжного шкафа и разбила ее. С грохотом уронила пару стульев и порвала дешевую картину.

– Что ты делаешь? – испуганно спросил человек, все еще держа руки по сторонам.

Схватив со стола тканевую салфетку, я подошла к нему и потребовала:

– Открой рот.

– Что?

– У нас мало времени. Открывай! – Я запихнула салфетку ему в рот. Схватив его тонкую руку, сделала надрез. – Не кричи. Даже через тряпку. Иначе действительно убью. Сейчас я проведу тебя по комнате. Просто следуй за мной. Все сделаем быстро.

Казалось, мужчина впал в недоумение, но кивнул. Я проводила его по комнате, размахивая его рукой в разные стороны, тем самым оставляя брызги крови на стенах.

«Нельзя переборщить. Это обычный человек. Еще и дохляк к тому же».

Смочив его вторую руку в крови, я оставила отпечатки на мебели и на белой скатерти на столе.

«Так. Неплохо. Сделаем вид, что поиграла с жертвой, позволив побегать от меня».

Усадив побледневшего мужчину на пол, я собрала одежду из шкафов, протухшие продукты, белье, подушку – хватала все подряд, скидывая в ванную комнату, а затем кинула туда искру. Пламя… Лоскутки пожирали вещи, оставляя правдоподобное количество пепла после себя.

«Хватит ли пепла? Он тощий, низкий. Они поверят. Про зубы скажу, что взяла с собой и продала ведьмам. Человеческие скупают быстро. Все почти готово».

Я крикнула:

– Ползи до ванной спиной вперед, отталкиваясь пятками от пола, сидя на заднице. Будто тебя тащили. Медленно! Чтобы кровь размазалась по полу.

Он дополз до ванной к тому времени, как огонь превратил в пепел вещи, оставив после себя горсть серой пыли.

– А фумал, ты хофела сфефь мена, – промямлил он с тряпкой во рту.

– Я тоже так думала, – подхватив человеческое тело, я потащила его обратно в комнату, мельком осмотрев красные узоры, которые он оставлял после себя. Мужчина был бледен от кровопотери и шатался. В квартире стоял дым, и человек стал задыхаться.

Картина борьбы жертвы и наемницы выглядела вполне правдоподобно. Вынув тряпку из его рта и крепко перевязав ею порезанную руку, я дала внуку Хенгеля несколько смачных пощечин, чтобы тот пришел в себя.

– А теперь слушай меня внимательно, дохляк. Портовые корабли ходят до Перикулум-ден каждые шесть часов от второй и четвертой пристани. Следующее отплытие через два часа. Ничего с собой не бери, только немного денег на билет. У тебя есть хоть пара купюр?

Человек отрицательно помотал головой.

– У тебя рот открыт. Мог бы и сказать. – Похлопав себя по карманам, я нашла мелочь. – Собиралась сегодня после задания взять пива… Твой дедушка будет мне должен! – Я запихала деньги в его карман. Мужчина попеременно глядел то на меня, то на карман, и его глаза становились шире и шире.

– У тебя есть два часа, чтобы пробраться на одну из пристаней и купить билет. Не перепутай пристани! Как доберешься до Перикулум-ден, иди в притоны и делай липовые документы на новое имя. Для этого порта с сегодняшнего дня ты мертв. Через два-три месяца попытайся выйти на связь с Хенгелем через письма. За деда не беспокойся, я попробую ему помочь. – Помахав кинжалом, я в последний раз пригрозила: – Два часа. Но если тебя заметят в порту, я первая узнаю об этом и сразу же наведаюсь к твоему деду. Не за пивом. Два часа, человек. Время пошло!

На следующий день я получила вознаграждение за «выполненное» задание и сразу же побежала в бар. У старика слабое сердце, и, если ему донесли о «смерти» внука, Хенгеля уже могло не быть.

Забежав в бар, я обнаружила, что бармен как ни в чем не бывало обслуживал гостей. Тягость где-то в груди ослабила хватку, когда Хенгель засмеялся прокуренным голосом на шутку пьяни за стойкой.

Стараясь не привлекать внимания, я с обыденным видом подошла к кучке пьяни и, протолкнувшись, обратилась к старику:

– Дедулька, как дела? Мое любимое на разлив еще не закончилось?

– Уже осталось на дне! – прокричал он с другого конца стойки.

– Не слышу тебя, Хенгель, подойди ближе!

Отложив стакан, он подошел ко мне с недовольным лицом, вытирая руки о полотенце.

– Глухня. На дне, говорю же, – пробормотал он, на что я взяла его за рукав, подтащила к себе и прошептала:

– Твой внук попал под зачистку, но остался жив.

Хенгель вздрогнул.

– Не шевелись и просто слушай. Он бежал на Перикулум-ден, свяжется с тобой в ближайшие месяцы. Сегодня к тебе придут посыльные Тога и будут угрожать из-за долгов, ссылаясь на смерть внука. Ты должен отыграть так, будто поверил этому, и, хватаясь за сердце, падать в ноги, клясться, что скоро все отдашь. Попроси оттянуть следующую плату на неделю, я попробую немного собрать. Потом отдашь.

Отстранившись, я демонстративно улыбнулась и, посмотрев на Хенгеля, громко сделала заказ. Тот подыграл и пошел наливать пинту.

Взяв кружку пива, я неспешно делала глотки пенного и пристально смотрела в одну точку, вспоминая заказанного человека. Прокручивала все детали, пытаясь убедиться, что ничего не упустила. Картина действительно казалась правдоподобной для проверки. Хватило ли пепла в ванной? Достаточно ли крови было слито? Не слишком ли я перегнула с разбитым интерьером? Он все-таки обычный человек.

Дверь бара с грохотом распахнулась, и на пороге появились давно знакомые мне эфилеаны – посыльные Тога.

Два амбала должны были подойти к Хенгелю, но вместо этого молча велели мне идти за ними.

Сердце сжалось. Это могло быть еще одно задание, но также могло значить, что меня раскрыли.

Покинув бар, я молча проследовала в подполье Тога. И, клянусь портовыми шлюхам, ноги у меня в этот момент тряслись, как перед лицом смерти.

Тог сидел за столом, курил папиросу. Вроде все как всегда, за исключением одной детали: лысый эфилеан, стоявший сбоку от него, похрустывал костяшками на своих разбитых кулаках.

Представ перед наркобароном, я старалась вести себя непринужденно, проглотив волнение, будто просто ожидала еще один заказ.

– Элен… Моя любимая портовая крыса. Как все прошло? Ты получила оплату?

– Дело было простое. Оплату получила, как и всегда.

– Вот оно что! – с некой издевкой удивился Тог и рассудительно продолжил: – Это и правда было простое задание. Убить самого обычного человека. Мои люди даже сначала поверили в ту постанову в его квартире, если бы не один косяк… – Он выдохнул дым. – Этот остолоп забыл переобуться и, когда выходил из квартиры, прямо около входа оставил кровавые следы от ботинок сорок четвертого размера. Твоя ножка, наверное, поменьше будет?

На мгновение мне показалась, что я взорвусь от гнева прямо в кабинете Тога.

«Паршивый кусок человеческого дерьма! Клянусь святым порта, после наказания первым же кораблем отправлюсь на Перикулум-ден и заживо сожгу этого тупоголового ублюдка!»

Тог указал на стража сбоку от себя.

– Ты, наверное, уже видела этого эфилеана? Мы зовем его Лысоед, – он рассмеялся. – Я сам это придумал.

– Мне уже можно начинать? – вмешался в разговор Лысоед, закончив хрустеть пальцами.

– Девчонка в три раза меньше тебя, это тебе не портовых мужиков мутузить, будь понежнее, – ухмыльнулся пузатый Тог. – Если раскроишь ей череп, я потеряю одну из своих любимых крыс.

– Если тронется головой, ее всегда можно сдать в бордель, – подметил громила, почесав лысину.

– Я тоже так думал, – продолжал наркобарон. – Но ты посмотри на нее: грязная, пьет пиво, плюется, ходит в платке, как монашка. Я никогда не видел ее волосы, возможно, она, как и ты, лысая. Все тело по-любому в шрамах. – Он слегка наклонился вперед, опираясь локтями о стол и подпирая руками жирную морду. – Даже раздевать не стану, чтобы проверить. И так понятно, что уродлива. А матерится похуже портовых мужиков. Не-е-ет, такую даже в бордель не возьмут! Поэтому, наверное, и работает наемницей вместе с портовым мусором.

– Почему раздеть нельзя? – удивленно спросил Лысоед. – Ради забавы можно и поглумиться над изрезанным женским телом.

– Ну да, рискни, – рявкнула я, не выдержав бесконечного словесного поноса. – И я сделаю с тобой то, что обещала на входе в бар: изрежу, как мясо на прилавке, и выкину на съедение падальщикам, лысая тварь.

Лысоед еще сильнее раззадорился.

– Тог! Ну что тянуть, а? Можно уже позабавлюсь?

Наркобарон довольно кивнул.

– У тебя есть одна минута, девочка, – с неподдельным азартом в глазах сказал амбал. – Беги так далеко, как только сможешь. Если поймаю – размажу личико и хорошенько попинаю. Убивать, конечно, не стану… Начальство запретило. Побегаем часок-другой? Ну? Что стоишь? Беги!

Убить или зарезать такого здоровяка напрямую никак не получилось бы. Только подкравшись из-за спины либо пользуясь ловушками. А этот эфилеан будет нападать в открытую. У меня не было шансов. Огонь показывать нельзя.

Убей – или будешь убит. Спасайся, если видишь противника сильнее.

Я выбежала из кабинета наркобарона и понеслась со всех ног, нашептывая проклятия на лысого урода, и вместе с этим отсчитывала секунды, оставшиеся на то, чтобы скрыться.

«Ну почему я не грохнула этого человечишку?! Черт дернул его спасать, еще и деньги на билет дала… Ну точно больная!»

Расталкивая прохожих, я бежала по темным улицам со сбитым дыханием. На ноге снова лопнула мозоль, уже который раз пачкая кровью сапоги.

Я всегда бежала.

От наемников, от ведьм, от хищников.

От портовой грязи.

Бежала к мечте.

Убедившись, что удалось оторваться от преследования, я чуть не рухнула на асфальт. Спрятавшись за огромным мусорным контейнером, прислонилась спиной к холодной кирпичной стене рыбного магазина, задаваясь одним и тем же вопросом: «Когда я раскрою себя?»

Пока на голове платок – никто не знал.

Безликая. Чужая.

«Взгляды».

Некоторые ведьмы и волки с окраин порта знали, что я за эфилеан. И каждый раз, когда я оказывалась в тех краях, неизменно видела один и тот же взгляд – отвращение.

«Шепоты».

Ведьмы шептались у меня за спиной, желая мне поскорее кануть в небытие, как и всему эфилеанскому огню геноцида, а эфилеанские волки не стеснялись демонстрировать оскал.

– НАШЕЛ!

Я оцепенела. Бежать смысла нет. О нападении в лобовую и речи быть не могло: огонь в ночное время использовать никак нельзя… Наказания не избежать.

Поднявшись с асфальта, я выпрямилась и предстала перед тем, кто с наидовольнейшей рожей наслаждался моментом предстоящей бойни.

– Я не прогадал, когда решил пойти в центр. Крыса спряталась рядом с мусоркой, где ей и место.

– Может, перейдем сразу к делу, Лысоед?

Неспешно приближаясь, он недовольно скривился, отчего бандитская рожа стала еще страшнее.

– Мне не нравится, когда меня так называют. Здесь, на родине, я всегда был Лысоедом, но на Солис-ден, на службе у правительства, меня звали Максимилиан.

– Что делает служитель высшей знати Солис-ден в этой вонючей дыре? Соскучился по родине?

– Есть кое-какие дела. Но сейчас не об этом. Почему бы тебе не снять платок, крыса? – Он остановился метрах в семи от меня, сложив руки на груди.

– Зачем тебе мой платок?

– Мне не нужен сам платок, мерзость. Я хочу увидеть, что под ним.

– Я не лысая, если ты об этом.

– Я и не сомневался! Покажи мне цвет волос.

Меня прошибло холодным потом.

– Ты уже должен был избить меня. Что за тупые разговоры, ископаемое?

– Я могу и сам содрать с тебя этот платок. Не сможешь ведь одолеть меня в открытую, сама это понимаешь, по роже твоей бандитской вижу. Но у меня есть кое-какие подозрения. Потому хочу, чтобы ты сама показала мне «это».

Пот стекал жирными каплями по спине, а осознание неизбежности уронило сердце в пятки.

«Он знает, кто я».

Лысый эфилеан оказался не таким безмозглым. И он был прав – мне не победить в открытую, потому рука пораженчески спустила с головы желтую ткань, обнажая красные волосы. Лысоед в тот же момент заулыбался во весь свой кривой зубной ряд.

– Я был прав… Солис-Солис, эфилеан огня собственной персоной! – он показательно вскинул ручищи. – Ах… Помню эти времена после Огненного геноцида. Давно это случилось, ты еще, наверное, в пеленках была. Знаешь, что произошло? Высший совет пустил белые маски на зачистку ваших остатков по всей земле. На Солис-ден я помогал им. Лично отлавливал красноволосых детишек! Правда, самих белых масок я не видел, их вообще никто вовек не видел. Но представляю, что они с ними делали… – Он жадно облизнул губы. – Я конченый подонок, как ты видишь, просто обожаю издеваться над слабаками!

– Замолчи…

– Малявки пищали, словно котята, когда я их связывал! Как и те ушлепки на границе пищали про Кампус.

– Замолчи!

Лысоед округлил глаза, на его лице сияло безумие.

– Как представлю твою тонкую шейку в руках… Аж кровь кипит и член стоит! Грохну красную и, как гвардеец, сделаю благое дело – убью падаль. – Он сложил руки на груди. – Но я обещал Тогу, что ты останешься жива. Так что, малявка, ты должна пищать и вопить, да так, чтоб мне понравилось!

– ЗАМОЛЧИ!

Схватившись за нож, будто в пелене слепой черной ярости, я тут же набросилась на эфилеана, но тот ловко увернулся. Я подсекла его, но умелый гвардеец будто предвидел все мои удары и отражал их один за другим. Молниеносный разворот, и мой локоть нанес ему удар со спины, но здоровяк успел его заблокировать и откинуть меня на асфальт.

Легкость в движениях массивного тела – мастерство стражей солнечной земли людей и барьеров. Он явно не соврал про свою должность. Вероятно, про зачистку тоже…

Лысоед сжал кулаки, и они покрылись каменной коркой.

– Один такой удар – и тебе конец. Ну же, вопи!

Он подлетел ко мне и сделал пару мощных замахов, от которых чудом удалось увернуться. Подобрав момент, резким движением я снова порезала ему лицо. Лезвие скользнуло по плоти изящно и точно. Эфилеан остановился и коснулся щеки: в этот раз кинжал оставил не просто царапину, а глубокий кровоточащий порез.

– Ножечком махать вздумала, сопля… Без огня ты ничто! Вопи, я сказал, вопи!

Резко сорвавшись, он снова сделала замах, от которого мне удалось увернуться, но затем последовал тяжелый удар ногой, который тут же опрокинул меня на землю. Навалившись сверху, Лысоед, одной рукой сжимая мою шею, другой наносил удары в лицо. Один за другим.

– ВОПИ! ВОПИ, ЕСЛИ ЖИЗНЬ ДОРОГА!

У меня потемнело в глазах, а тяжелое тело, сидящее сверху, почти полностью выдавило из легких кислород.

Но на самом деле удары были не такими уж и сильными. Я знала, как по-настоящему бьет стихия земли: Лысоед явно сдерживался, наслаждаясь процессом.

– Женские тела такие хрупкие, я уже хорошо тебя разукрасил. Ты должна кричать, неужто не больно?

Больно? Да, мать твою, больно. И страшно… От того, что если не найду Кампус, то всю свою жизнь проведу вот так, на улице, пока на мне сидит какой-то эфилеанский мужик и бьет по лицу. Что буду много лет работать наемницей, а когда здоровье сойдет на нет – стану точно так же лежать на спине, но уже на кровати в борделе. Бритая под ноль, чтобы никто не узнал. Работать за гроши, пока на мне будет сидеть или лежать какой-то мужлан и точно так же, потешаясь во время плотских утех, будет требовать вопить, кричать или стонать.

Темнота подступала ближе и ближе. Мне казалось, что, лежа на грязном асфальте, я умирала.

– Вырубилась, что ли? – раздосадованно вскрикнул Лысоед. – Я не услышал криков!

Он отвесил мне пару смачных пощечин, но я не желала видеть, даже расплывчато, его уродливую рожу, поэтому смотрела куда-то в пустоту, а внутри отдавался мой собственный голос:

«Во-о-о-от же сраная жизнь выдалась. А ведь я не так много просила: стать принятой Кампусом, познать тепло близких, и все. А потом и брата увидеть. Ну не много же? Чертова гнильная земля… Отпустила бы уже в небытие, да побыстрее».

– Эй! Открой глаза! – Огромная ручища вновь отвесила мне пощечину. – Если сдохнешь, мне от Тога влетит!

Лицо горело, а местами будто онемело. Ноги затекли от тяжести его тела, глаза не открывались, возможно, уже заплыли от ударов.

– Мать твою, сдохла, что ли? – горячая рука коснулась моей шеи у белой ленты в поисках пульса. – А, нет! Еще жива! Тог будет доволен. Однако я – нет. Избил слабую тушу, так изящно старался, а она даже не пискнула! Знаешь, как противно? Будто переспал со шлюхой и не смог кончить. – Он наконец поднялся, позволяя вдохнуть.

Приоткрыв один глаз, который не так сильно заплыл, взгляд все же наткнулся на его физиономию, отчего стало еще противнее.

– На сегодня хватит, – выпрямившись, Лысоед закурил сигарету. – Я работал с Тогом еще до того, как он стал местной шишкой. Его методы всегда одинаковы. Не совершай провинность дважды. Это просто мой совет, – сухо бросил он, выдохнув дым, и сплюнул возле моей головы. – К твоему сведению: я буду и дальше душить слабаков. Трусы, бегущие в Кампус, будут стерты с лица земли, как позорные отбросы эфилеанского общества. Все! Эфилеаны должны жить в открытом мире, как нам положено по природным законам, и бороться с Бездной страха. Запомни это.

Бросив недокуренную сигарету, он засунул руки в карманы и ушел, растворившись вдалеке.

Из разбитого носа стекала кровь. Было чертовски тяжело оставаться в сознании. Но если поддамся слабости и манящему зову темноты, то уже скоро лишусь органов или окажусь иссушенной местными ночнорожденными.

Или можно попытаться найти в себе силы, отвергнуть зов небытия и как-то встать. Дойти до съемной квартиры, обработать раны и хорошенько отоспаться, чтобы позже нанести визит Лысоеду не как портовая крыса, а как эфилеан огня.

Раны заживали две недели. Челюсть самой вправить не удалось, рассеченная рана на лбу так и не срослась, поэтому пришлось платить медикам за помощь. Человеческий мужчина в белом халате всегда опускал взгляд, когда я заходила в его кабинет, лишь указывал рукой на стул, а после поворачивался к шкафу и, как обычно, доставал антисептики, бинты и хирургические приспособления, уже давно не спрашивая, с чем я к нему пришла.

Заказы больше не присылали: Тог знал, что я сама приду, когда залижу раны, поэтому не отправлял посыльных.

Некоторые ведьминские мази сработали намного лучше, чем человеческие химические сгустки в алюминиевых тарах, которые они называли медикаментами. Крепкий сон тоже сделал свое дело.

Пришло время повторной встречи.

Сегодня выдалась на удивление глубокая ночь. Прогуливаясь по ярким ночным улицам, я пришла в тот самый переулок, где лежала на асфальте рядом с рыбной мусоркой. Плевок уже давно смыл дождь, а вот мусор, кажется, не выкидывали с того дня, потому что вонял он хуже прежнего.

Как мне удалось узнать, Лысоед жил на шестом этаже старого краснокирпичного домишки недалеко от центра. Тог каждый раз арендовал именно эту квартиру, когда гвардеец Солис-ден Максимилиан приезжал на родину, становясь Лысоедом. Чем он занимался с Тогом, узнать не удалось, но вот репутация громилы, как оказалось, была более чем скверной, как на земле солнца, так и на земле гнили и льдов.

Говорят, Лысоед поехал головой, когда провалил задание наркобарона, и в наказание свита подпольного бизнеса жестоко убила всю его семью. Тогда шел массовый набор на военную службу на землю солнца: объявления были расклеены на всех столбах. Убитый горем эфилеан земли отправился в долгий путь, чтобы насладиться роскошной жизнью. Но из-за садистских наклонностей, постепенно раскрывавшихся в нем на протяжении службы, с гвардейской работой начались проблемы, и Максимилиан был вынужден приезжать на родину в поисках дополнительного заработка.

Сегодня в календаре была отмечена пятница. Согласно хорошим источникам, лысый эфилеан любил проводить пятничные вечера в барах: бить морды и веселиться, а после снимать дорогую шлюху и долго потешаться с ней в своей квартирке.

Шлюх я знала почти всех. С ними было намного проще работать, чем с буйными отморозками-мужиками. Их ничего не волновало, кроме денег. Есть деньги – будет информация. Если заказанная Тогом цель оказывалась слишком предусмотрительной и мне не удавалось вытянуть нужные сведения напрямую, в дело вступал шарм продажных женщин и ведьмовские порошки – тогда даже самый молчаливый шпион открывал рот. Нежные руки, ловко смешивающие яды, милая улыбка, прикосновения к эрогенным зонам – и самый стойкий шпион начинал говорить.

«Люблю портовых шлюх! С ними хорошо иметь дело».

Забравшись на крышу соседней шестиэтажки, я увидела в приоткрытом окне, как голый Лысоед трахал у стены орущую проститутку. Согласно моим советам, кричала она знатно, еще сильнее раззадоривая: звонкий голос слышался на весь двор.

Я пригляделась: на столе в квартире Лысоеда стояли пустые бокалы. Шлюха сделала свою работу, подмешав низкопробный яд, притупивший силу эфилеана, чтобы тот не махал кулаками, когда его настигнет кара огня.

Расстояние между постройками было минимальным, примерно пять метров. Осмотревшись, я наметила железную антенну на крыше соседнего дома и, сосредоточившись, с первого раза смогла закинуть веревку и сделать петлю. Удача? А может, сами джелийские боги хотели, чтобы я поскорее совершила кару огня?

С центральной башни раздался грохот. Часы пробили полночь.

Время!

Кричащая шлюха высунулась из-за спины Лысоеда, и я одобрительно кивнула. Крик ее притих. Громила остановил свой бойкий темп, и между ними случилась короткая словесная перепалка. После шлюха поцеловала его и нагая поспешила, вероятно, в ванную, позволяя мне сделать свой ход.

Здоровяк уселся на кровать. Почесывая промежность, он лениво взял с тумбочки сигарету и закурил. Его лицо было таким умиротворенным…

Это выражение…

Я припомнила, как этот больной извращенец орал, разбивая мне лицо. Руки задрожали от гнева и предвкушения, нагревая веревку. Закрепив другой ее конец и убедившись, что натяжение достаточно крепкое, я содрала платок с головы. Пряди рассыпались по спине и стали колыхаться от слабого дуновения ветра. Перекинув платок через веревку, я разбежалась и, выставив ноги вперед, перелетела улицу, разбив окно квартиры Лысоеда.

Осколки тут же рассыпались по комнате. Голый эфилеан выронил сигарету изо рта и вскочил. Он выпучил свинячьи глазки. На лице громилы нарисовалось осознание того, кто именно почтил его визитом, когда он заметил мои красные волосы.

Кругом стоял запах пота и спермы, а блаженная тишина будто просила наполнить ее верещанием ублюдка.

– Сегодня я пришла к тебе не как портовая крыса, а как эфилеан огня.

Обнаженный мужчина оцепенел, как статуя, и от подобного вида внутри стало разливаться наслаждение.

– Пытка огнем – яркое зрелище. Ты будешь кричать, Шосс… визжать будешь, как свинья на скотобойне! Получают ли удовольствие извращенцы от собственных криков?

– У тебя нет причин, – тревожно промямлил Лысоед. – Я избил тебя, потому что это было наказанием, а не моим желанием.

В голове пронеслись сказанные им слова:

«…К твоему сведению: я буду и дальше душить слабаков. Трусы, бегущие в Кампус, будут стерты с лица земли, как позорные отбросы эфилеанского общества. Все! Эфилеаны должны жить в открытом мире, как нам положено по природным законам, и бороться с Бездной страха. Запомни это…»

«Не позволю… Ни за что не позволю тронуть беженцев!»

Температура в комнате подскочила. Раскаляя воздух, я заставила Лысоеда покрыться новым слоем пота – в этот раз уже не от пылких утех, а от пронзающего страха.

Оказавшись на расстоянии вытянутой руки, я подняла голову и обратилась к ублюдку:

– Правильно делаешь, что не рыпаешься. Видно, ты действительно не так глуп, как кажется. А еще в тебе ведьминская химия. Спасибо шлюшке!

Он сжал кулаки, но не атаковал. Перед ним стояла не просто наемница, а остаток кровопролитной истории, потомок истинного гнева – эфилеан огня.

– Тела горят быстро, но я знаю, как продлить пытки на часы. За такое наемникам хорошо платят. Под конец ты будешь умолять, но есть шанс избежать мучений, – указав на его ноги, я приказала: – На колени.

Лысоед покорно опустился на дрожащих ногах, в то время как в моей голове продолжали всплывать отголоски его паршивых слов:

«…Я буду и дальше душить слабаков…»

Моя раскаленная рука схватила его за горло. Где-то в душе скреблось отвращение, но не за себя… это было чем-то большим – за целый подвид огня.

– Вы, элементалии стихий, всегда презирали огонь. Потому что на самом деле его боялись! – Рука со всей силы сжала глотку, заставляя его хрипеть.

– Я лишь… делал свою рабо… ту…

– Ты отлавливал детей!

– Я делал свою работу… Хотя… дети тоже слабаки… Сильный поглощает слабого. Видела ли ты, чтобы хищник щадил добычу лишь потому, что тот был… мелким зверенышем? Нет! Эфилеаны – не люди. Я… был сильнее, они слабее.

Отголоски становились ярче:

«…Трусы, бегущие в Кампус, будут стерты с лица земли, как позорные отбросы эфилеанского общества. Все!..»

Я раскрыла ему рот и схватила язык.

– Беженцы – те же эфилеаны, которые хотят мира! Они не убивают всех подряд! – Рука раскалилась. Лысоед таращил глаза и истошно мычал. – А вот ты – кусок эфилеанского дерьма.

Пламя.

Огонь в руке принялся сжигать язык, опаляя глотку. Лысоед до крови кусал мои пальцы, хватаясь за запястья.

Пламя.

Новая волна проникла глубже, добираясь до желудка, сжигая стенки органов, пока эфилеан из последних сил пытался вырваться, однако действие ведьминской химии не позволяло ему этого сделать.

Пламя.

Рука, что сжимала его шею, вспыхнула, полностью сжигая глотку.

– Ты встал на колени перед ненавистным огнем. Смерть будет быстрой.

Пламя.

Пламя.

Пламя.

Через несколько дней, после новостей о зверском убийстве Лысоеда, Тогу пришлось нанять нового вышибалу. Ягар хорошо вписался в эту должность – теперь он перестанет днями и ночами хлестать эль и донимать Хенгеля бредовыми рассказами. Тог прекрасно знал, кто в порту сжигал своих жертв, но ему было плевать. Все, что не относится к бизнесу, не имеет значения. Сегодня на него работает один вышибала, завтра другой.

Перед уходом из квартиры Лысоеда я осмотрела все углы и собрала неплохой улов в виде старых печатей, дорогих камней с Солис-ден и прочих недешевых безделушек.

Держа в руках огромный мешок драгоценностей, я встала перед выбором: оставить эти вещи себе или продать и отдать деньги Хенгелю, чтобы тот смог расплатиться с долгами? Любой эфилеан в здравом уме забрал бы все себе, но тогда старик Хенгель продолжит без выходных трудиться в баре, окончательно посадит здоровье и умрет. В итоге в этом гребаном порту не останется никого, с кем бы я могла просто поговорить… Совсем никого.

Через пару дней старик получил посылку, набитую дешманским барахлом. Мой посыльный хорошо работал и… шпионил, если меня не было в порту. Он рассказал, как Хенгель удивился, а после, покопавшись в коробке поглубже, обнаружил пачки зеленых купюр и записку от незнакомца:

Поговорив с Тогом, я взяла две недели выходных, чтобы исследовать окраины и собрать побольше информации о Кампусе, так как в последние месяцы слухи о «беженцах» разносились все чаще.

На месте Лысоеда мог оказаться любой эфилеан. Кто угодно. И я поступлю с ним так же, если тот позволит себе издеваться над беженцами и поливать дерьмом Кампус.

Я все еще двигалась к своей мечте, искала место мира и понимания: город, где меня примут, несмотря на историю, написанную предками, и на воспоминания о боли, оставленные сожженными эфилеанами. Где примут такую, какая есть.

И я пойду на все, чтобы добраться туда.

Все ради мечты.

№ 6. «Элен»

Территория: Кампус

Подражание людям

Определение: Шанайский пир – процедура поимки нарушителей закона в порту Шосс на Джелида-ден.

Дул прохладный ветер. Игривый, ласковый, он не срывал платка с головы, только дарил приветственные прикосновения. Под ногами расстилалась серая брусчатка, а яркие лучи солнца освещали окружающее нас величие. Величие – именно так можно было описать одним словом это место. Оно огромно и прекрасно!

Вокруг гудела жизнь: толпы эфилеанов спешили по своим делам, издалека доносились крики и какие-то хлопки – звуки, как во время тренировки. Как выяснилось, эфилеаны разных видов жили здесь бок о бок, работали, учились, тренировались и отдыхали. Белые стены Кампуса скрывали внутри самый настоящий людской город, который населяли порождения природы.

«Брату здесь понравится!»

Мы, эфилеаны, могли находиться и в мире людей. Однако, расхаживая по городским улицам, всегда выделялись повадками, одеждой, а волки и ведьмы так еще и запахом: от одних несло тиной и болотом, сколько их ни мой, от вторых – собачьим запахом и потом. К тому же жить среди людей было противозаконно: люди и эфилеаны могли находиться вместе только на таких нейтральных территориях, как Шосс. В людских городах эфилеанов по закону быть не должно.

Но здесь по улицам расхаживали огромные смуглые эфилеаны земли, в переулках можно было заметить бегущих эфилеанских волков, а центральную мостовую очищали эфилеаны воздуха простыми движениями рук, словно дворники без метел. Эфилеаны воды лениво поливали цветочные клумбы, а ночнорожденные носили тяжелые строительные балки и другие неподъемные материалы.

Кирпичные и деревянные здания, смотровые, базары, пабы, зеленые зоны – все, как у людей. Несмотря на то что эфилеаны по зову природы отвергали человеческие технологии, какую-то часть их изобретений мы все-таки использовали в быту. Хотя Кампус явно не дотягивал по уровню цивилизации до бетонных джунглей – больших городов. Атмосфера здесь напоминала поселения людей столетней давности: по улицам вместо машин ездили кареты с запряженными лошадьми, некоторые деревянные сооружения пахли затхлостью, а на паре перекрестков, что мы успели пройти, воняло канализацией, как и в те годы.

– Берегись! – крикнул смотритель, резко дернув меня за рукав. Я пошатнулась. Мимо нас, словно дикий порыв ветра, промчался посыльный эфилеан с сумкой, набитой письмами. – Смотри по сторонам! Посыльный смотреть не будет – сразу снесет. У него строгое расписание, – добавил он, и я заметила, что речь смотрителя имела явные оттенки арианского шипящего языка, но и местный давался ему хорошо.

– А что, телефонных будок тут нет?

– Нет. Дон не стал настолько уподобляться людским изобретениям.

Смотрители, что-то вроде местных полицейских, стояли в голубой форме на постах. Детали костюма – черные пуговицы, высокие стоячие воротники и бархатные вставки на манжетах – выглядели вполне солидно. Статно. Смотрители сразу выделялись на фоне жителей, создавая ощущение порядка на оживленных улицах. В основном на постах я успела увидеть гигантских эфилеанов земли и темных жнецов. Это было ожидаемо: жнец, воплощающий саму смерть в эфилеанском обличье, заставлял дрожать живых от одного своего вида так же, как и верзила-камнекрушитель.

– Инар сто девятнадцатый! – крикнул мой сопровождающий одному из смотрителей. – С тебя мховые настойки, не забудь!

– Двести восемьдесят шестой, – крикнул тот в ответ, помахав рукой. Форма небесного цвета была ему явно велика – рукава болтались ниже кистей. – Я все равно перепью тебя! – Инар кичился перед другими стражами.

– Ну да, ну да.

– Шита́а со ба! [5]

– Шита́а со ба шта! [6] Мелюзга. – Мой сопровождающий смачно харкнул на брусчатку и тут же словил угрожающий взгляд эфилеана воды, вероятно, дежурного уборщика.

Наблюдая за атмосферой прошлых столетий, я с ноткой грусти осознала, что такое человеческое изобретение, как черно-белый телевизор, который я видела в Шоссе, здесь, вероятно, отсутствовало. Но с этой мыслью я почувствовала необъяснимую тревогу. Все здесь было и без того слишком человекоподобно.

«Топь его… Кампус населяют не люди, а эфилеаны, потому… уж слишком красиво. Пусть даже и без телефонных будок и телевидения».

– Привыкнешь. Мы все привыкли к этому. – Мужчина заприметил, как я рассматривала округу, и снова недовольно дернул меня за рукав.

Мы поспешили выполнить все пункты из проходного списка, соблюдая такое количество формальностей, будто я вступала в какой-то шпионский отряд. И все шло по плану, пока наш спешный путь не прервал рев, доносящийся со стороны жилых построек. Туда мигом кинулись два дежурных смотрителя, но никто из прохожих, кроме меня, даже не обратил внимания на крик.

– Что случилось? – спросила я у сопровождающего.

– Не смотри, – сквозь зубы пробурчал он, подталкивая меня, вынуждая продолжить путь.

Вскоре из-за угла выволокли двух искаженных эфилеанов. Шосс… Они были изуродованы химией ведьм. Мутация тела – побочные действия гнильных отваров. Руки одного из эфилеанов покрывали синие волдыри, половина из них кровоточила гнойной слизью. Второй захлебывался пеной изо рта.

– Я сказал: не смотри, – уже грубее повторил сопровождающий.

– Их отравили! Нужно помочь.

– Смотрители делают свою работу.

Снова раздался рев. Искореженный эфилеан неистово верещал, почесывая волдыри и цепляясь трясущимися руками за смотрителя, пока тот волок его по брусчатке.

– Черный рынок заплатит за это! – рявкнул второй, пока смотритель заламывал ему руки.

– Про что они говорят? – пытливо спросила я.

Смотритель нахмурил лохматые брови и возмущенно закричал:

– Да сколько еще повторять, дикарка? Не смотри туда и не задавай вопросов.

– Но они ведь горожане!

Состояние искореженных эфилеанов ничуточки не смутило смотрителя. Его поведение вызывало не меньше вопросов, будто он видел такое каждый день.

– Арейна Шаата́… [7] – прошипел смотритель. – Слушай меня и не связывайся с мусором из подполья, чтобы подобного не произошло и с тобой.

Крики стихли, нарушители порядка скрылись с глаз с эскортом в форме, и мы продолжили путь, однако тревожное послевкусие от увиденной картины осталось где-то в подкорке.

Смотритель рассказал про базовые правила города. По закону Кампуса прибывшие сюда получали скромное жилье и небольшую сумму на первое время. Новичку давался месяц, чтобы позаботиться о своем рабочем месте.

– У нас дел невпроворот, – бурчал эфилеан. – Нужно зайти в штаб своего вида и заполнить анкеты. Далее, попав в списки, новобранец должен найти свое место – город не смог бы вырасти до таких размеров, питаясь одним энтузиазмом Дона и его желанием мира. Каждый вносит свой вклад, так что не затягивай с адаптацией.

– Когда пойдем?

Он достал часы на цепочке и недовольно выдал:

– Завтра. В штаб уже не успели. Больше пялься на прохожих, так вообще неделю провозимся!

Поднявшись на седьмой этаж жилой постройки, смотритель распахнул дверь квартиры.

– Располагайся, – по-хозяйски сказал он, заходя вместе со мной.

Все было скромно: небольшой коридор, стены пастельных тонов, кровать, кресло, шкаф, старая печь вместо плиты.

По словам смотрителя, у земных элементалиев в домах находились рассады и оранжереи. У элементалиев воздуха на окнах были установлены ветряные мельницы, которые они использовали, чтобы экономить на электричестве. Несложно предположить, что в домах элементалиев воды не было кранов.

В воздухе витал запах свежей краски, сваренной ведьмами. Я провела рукой по шершавой стене.

– Еще не отпустила хватка Бездны страха? – полюбопытствовал мой сопровождающий.

– Да. Будто это все не взаправду, и в любой момент сюда кто-то вломится и начнется резня.

– Мои прошлые эфилеаны говорили так же. Все как один. Некоторые даже падали на колени посередине комнаты и заливались слезами.

– Джелида, тебя это забавляет? – я бросила на него осуждающий взгляд.

– Нет. Но мне это кажется диким. Многие смотрители не покидают стен белого города с его основания. Мы забыли, что значит быть животными. В открытом мире есть бог – природа, в Кампусе мы отказываемся от прошлого бога и принимаем нового – Дона.

– Дон – барьер, пусть и в преклонном возрасте. Глупо называть богом обычного эфилеана.

– Местные так не считают.

Больше смотритель не придирался к моим словам. Он сообщил время завтрашней встречи и молча ушел, оставив меня знакомиться с новым жильем.

Опустившись в мягкое и скрипучее кресло, я рассматривала стены и мебель, вдыхала новые запахи. Словно животное, которое пыталось приспособиться к новому убежищу. В комнате не было свечей, вместо них – керосиновые лампы, на подоконнике стоял горшок с декоративным растением, а на окнах висели шторы из ведьминских тряпок.

«Мой новый дом», – подумала я, и легкое тепло разлилось где-то в груди. Мой новый дом. Ведь пару мгновений назад мне позволили так назвать это место.

После суетного дня я растянулась на кровати, поглаживая непривычно мягкое одеяло. Оно не пахло убитой дичью, швы ровные, ткань свежая, не потертая временем.

Я прикрыла усталые веки, однако вместо блаженной темноты меня посетил жуткий сон:

«…Влажное темное помещение, будто бункер. Здесь пахло сыростью и гнилью, но не той, что исходит от ведьм, скорее, гниль трупных остатков и кислый запах забродившей человеческой химии. Палитра зловония щипала нос. Приоткрыв глаза, я увидела зал, напоминающий лабораторные катакомбы, в центре разместилась огромная колба с водой, которая тянулась от пола до самого потолка, а в ней томилось хрупкое, худое и скукоженное тело беловолосого эфилеана с нездоровым оттенком кожи. Он, в дыхательной маске, бесформенно парил в воде, не открывая глаз, точно пребывал в глубоком сне.

Я попыталась подойти поближе и разглядеть незнакомца, но лаборатория будто растянулась, колба отдалилась, а эфилеан в ней остался неузнанным.

В тот же миг в моей голове прозвучал его голос:

– С л у ш а й…м о и…с л о в а…

Эфилеан сделал пару еле заметных телодвижений, словно пробудился ото сна, но все еще не раскрыл таинственного лика.

– С о п р о т и в л я й с я…м е р т в ы м…и…н е…в и н и…с е н с о р а…с…м е т к о й…к о т о р о г о…п р о к л я н е т…в е д ь м а…»

Утро началось с жуткой головной боли и мыслей о сне. Однако времени на размышления не оставалось: настенные часы почти пробили полдень! Спешно собравшись, я выбежала на улицу. Предвкушение адаптации было тревожным, но желанным. Солнце и уличная повседневная суета безмолвно поприветствовали своего нового жителя – меня!

Когда я встретила свой щетинистый и извечно недовольный эскорт в форме, мы поспешили закончить бумажные дела и, пролетев огромную башню смотрителей, оказались у штаба элементалиев.

Внутри штаб походил на муравейник. На проходном пункте смотритель достал из кармана голубых брюк деревянную тонкую дощечку размером в пол-ладони с выбитым номером и какой-то надписью. Блондинка на посту подняла на нас сонные глаза и махнула рукой, разрешая пройти.

Мы поднимались по лестнице, проходя административные отделения. Работа кипела в каждом углу.

– Каждый этаж отвечает за свою часть, – пояснил смотритель, – мы прошли главный отдел продовольствия, учебный комитет, отчетный пост посыльных элементалиев.

Вскоре мы добрались до восьмого этажа – отделение переписи населения, и, пожалуй, это был самый переполненный и «сумасшедший» этаж. Подобную картину я видела разве что в человеческих черно-белых фильмах: эфилеаны, как и люди, метались в разные стороны, суетились, носили огромные кипы документов и свертков, повсюду валялись бумаги, из разных углов доносились звуки печатных машинок.

– У меня закончился воск для штампа! – раздалось из рабочей суеты. – Принесите еще четыре куска!

– В печатной машинке провалилась «И», я не могу закончить отчет!

– Святая Джелида, да пропустит уже кто-нибудь новобранцев? Они толпятся и заграждают главный проход!

– Как обычно, – безнадежно выдал сопровождающий, окинув взглядом весь этот бардак, и дополнил: – В других штабах так же.

Пробираясь сквозь суету, мы прошли в комнату ожидания. Оставив меня, смотритель пообещал вернуться через несколько минут и ушел.

Комната ожидания была наполнена элементалиями – взволнованными скитальцами, ожидающими своих сопровождающих.

Я осмотрелась. Грязные, лохматые, у некоторых под рваными одеждами виднелись засохшие пятна крови. Часто проносилась монсианская и арианская речь, но все были порознь, с опаской осматривая «соседей». Кто-то сидел на стульях, кто-то на полу, кто-то нервно расхаживал из стороны в сторону. Матери с детьми сидели в основном по углам. Буйные нетерпеливцы расположились поближе к выходу. Но каждый держался на значительном расстоянии друг от друга. Я тоже заняла место подальше от остальных ожидающих. Это происходило неумышленно: привычка внешнего мира держаться на расстоянии от потенциального врага.

Все были разные, но в то же время у всех имелась одна схожая черта – взгляд. Глаза скитальцев были переполнены тревогой многолетних странствий в Бездне страха. Мы просыпались с этим взглядом и засыпали с ним каждый день в открытом мире. Глаза тех, кто расхаживал в городе со статусом «местный житель», казались совершенно другими.

Снаружи послышались ожесточенные споры. Ребенок одной из матерей закричал, две ведьмы принялись раскачиваться и шептать молитвы природному богу, потирая какие-то лиственные растения в ладонях, а нетерпеливые стали еще активнее ходить взад-вперед. Обстановка накалилась.

Прошло около часа нервного ожидания, и на порог комнаты наконец-то шагнул мой смотритель с бумагами в руках, скорее всего, с моим досье. Вечно недовольное лицо эфилеана стало выглядеть устрашающе; вероятно, верзила узнал, какой стихии я принадлежу.

Смотритель подлетел и слегка приподнял мой платок со лба, а как увидел красные корни, нахмурился, точно перед лицом врага, и злостно зашипел:

– Как ты выжила? – Он резко дернул платок обратно.

– Ютилась у людей.

– И́шла! [8] – раздраженно рявкнул он, но поймав на себе лишнее внимание, продолжил уже тише: – Не шути так! Если ты воскрешенная некромантская кукла, я быстро тебя передам в штаб ведьм.

– Глухой? Я почти с рождения жила в семье людей. Когда семью «распустили», с семи лет обитала в Шоссе.

– И́шла. Я два года жил в этой сраной дыре. – Он на мгновение задумался. – Докажи, что не лжешь.

– Наркоторговцы устраивают облавы на должников каждый четверг четного месяца. В эти дни в Шоссе объявляется «Шанайский пир».

Смотритель выпрямился и с презрением выплюнул:

– И́шла шиш… [9] То-то я смотрю, у тебя повадки морских наемников… Ну почему ты досталась именно мне?

Я выхватила у него листы, умирая от нетерпения узнать, куда меня определили. Смотритель схватил обратно свои бумаги и стал невнятно бурчать:

– У штаба проблемы с твоей… ну, это, стихией. Обычно новички получают предложения о работе – какой ты элементалий, туда тебя и отправляют. Каждый получает свое клеймо, что-то из серии «особо сильный», «тихий», «быстро бегает и много говорит», «талантливый ворчун» и тому подобное, – он усмехнулся. – Мой прошлый эфилеан получил «талантливый поедатель объедков». Сейчас работает в ресторане, довольный, как джелийский черт!

– А что же у меня?

– А твой лист пуст.

Понимая, что на экзамене мое клеймо писала ведьма, я сразу заподозрила подвох. Это же гниль, Топь ее! Потому снова вырвала у него уже помятые документы, перевернула их, поднесла на свет – подвоха, как назло, не оказалось… ПУСТО!

Вручив бумаги сопровождающему и опечаленно выдохнув, я поспешила к выходу. На плечах повисла тяжесть поражения перед лицом цветноглазой ведьмы. В листе с оценкой говорилось, что элементалий «особо воспламеняем и неработоспособен». Отличные новости, шлюхи Шосса! У эфилеанов белого города просто не было подработки для огненных элементалиев, еще и, со слов ведьмы, проблемных.

Я пообещала, что выжгу всех, кто здесь живет, если они не примут меня. И что в итоге? Мою просьбу выполнили, но к подобным поворотам я не была готова.

«Как поступить, когда тебя приняли в дом, но не нашли в нем подходящего места?»

Верзила, догнав меня, попытался оправдаться:

– Я спорил с ними, но я всего лишь смотритель. Арейна… Арейна Шаата́! Да и это было очевидно! Я сам не поверил, когда увидел там… стихию твою.

– Отродье Топи… – вырвалось из меня.

– Арейна Шаата́… Ты еще успеешь доставить мне проблем.

– Да заладил про свою Арейну!

– Безбожница.

– Срань джелийская! Кампус размером с бетонные джунгли людей! Городище! И ни одного места мне не нашли?

– Иди и предъяви им это, и сразу вылетишь за порог города.

Гнев подступал, как бушующие волны Тиртнесанского океана, и лишь сморщенное лицо смотрителя заставило меня остепениться.

– Несправедливо, – буркнула я.

Мой смотритель – двести восемьдесят шестой – не произнес ни слова в ответ, только слегка подталкивал, как бы намекая, что сейчас не время для разглагольствований и у нас еще много дел.

В голове не переставали кружиться мысли о моем незавидном положении. Нужен план! И первое, что я решила сделать, – найти магазин и выпить литр холодного молока, дабы окончательно не перегреться.

Последние дни осени выдались чертовски жаркими. Вместо кислотных дождей уже которую неделю стояла аномальная жара. Ведьмы говорили, это не к добру – природный баланс нарушен. Грядут катаклизмы и все такое.

Выбежав на улицу, я нашла недалеко от штаба летнее кафе. Смотритель подлетел ко мне и всучил пару бумажек местной валюты, добавив:

– Забыл отдать. Это пособие на неделю, потом остальное возьмешь.

Заказав самый большой молочный коктейль из тертых лепестков джапа́ра [10], я уверенно заняла крайний столик на веранде, украшенной фиолетовыми цветами, и погрузилась в раздумья. Сопровождающий не изъявил желания составить мне компанию: остался стоять в стороне с каменной рожей и сложенными руками, видно, уже по привычке. Он осматривал окрестности, иногда поглядывая в мою сторону, и при каждом касании его взгляда его рожа принимала каменное выражение. Я отвернулась и окинула взглядом окружающих.

Если приглядеться к поведению эфилеанов, сразу можно распознать, кто живет здесь уже долго, а кто пришел буквально на днях. Местные жители вели себя размеренно: неспешно расхаживали по улицам, громко смеялись, читали новости – в них не чувствовалось напряженности, присущей нам с рождения. В то же время только что пришедшие эфилеаны постоянно оглядывались, принюхивались, быстро передвигались и старались нигде не задерживаться – все, как в открытом мире.

«Что же делать? Голова перегрелась. Нет, она будто горит! Если бы у меня был хоть кто-нибудь, с кем я могла бы здесь поговорить, было бы неплохо. Да… был бы здесь хотя бы Хенгель с бочкой солийского пива!»

– Почему ты не в штабе? – прозвучал голос за моей спиной.

Обернувшись, я увидела молодого эфилеана с не самым довольным, но весьма необычным лицом.

№ 7. «Элен»

Территория: Кампус

«Добро пожаловать в…»

Эфилеанская летопись. Запись № 577: «Неизвестная война». Сражение, которое произошло на Джелида-ден. Причины неизвестны. Жертвы неизвестны. Участники сражения считаются пропавшими без вести. В простонародье данное событие обозвали «лжевойной», созданной для воплощения более глобальных планов эфилеанской власти. Впоследствии война привела мир эфилеанов в Бездну страха.

Незнакомец не был похож на смотрителя. Внешний вид напоминал закоренелого местного жителя: дорогой темно-синий костюм, водолазка болотного цвета, идеально выглаженные брюки. Лицо смертельно бледное, аура – холодная. Передо мной предстал ночнорожденный.

Если бы я украла такой костюмчик, барыги Шосса завалили бы меня золотом.

На фоне незнакомца я ощутила себя самой настоящей дикаркой – грязный платок на голове, изношенный коричневый корсет, такая же изношенная белая блузка да потертые черные ботинки. Как прислуга прошлых столетий.

– Уже осмотрела и руки и шею, – подметил он. – Быстро. Профессиональная воровка, я так понимаю? Но тут таким не промышляют, так что поаккуратнее со старыми привычками.

Я не смогла ничего ответить, потому что ночнорожденный был прав во всех смыслах.

– Почему прохлаждаешься без дела? – вдруг спросил он. – Новобранцы должны идти в штаб.

– Мы только что оттуда, все бумажки получены. – Я вернулась к своему коктейлю и думам о том, как быть дальше, но все равно украдкой рассматривала незнакомца.

Густые каштановые волосы лежали широкими завитками, касаясь плеч, рваный красный шрам рассекал обе губы с левой стороны, доходя до волевого подбородка. Уродливый порез. Но что в его лице казалось действительно необычным, так это глаза – они были светло-голубые, с изумрудным отливом. И я сразу подумала: «Ночнорожденный без красных глаз – подозрительный тип. Наверное, мутировал из-за химии ведьм».

Сопровождающий беззвучно оказался подле нас и неохотно протянул незнакомцу документы. Пробежавшись по ним глазами, ночнорожденный усмехнулся:

– Волосы цвета помидора прикрыла и даже брови покрасила хной? Интересный подход.

Я съежилась, осознав, что он прочел графу с моей стихией.

– Странно, что веснушки не замазываешь. Они чаще всего у огня и возникают. Хотя твои бледные. Серьгу с губы тоже лучше снять. Хм… Вообще интересный случай, что кто-то из вас выжил. – Он бросил бумаги на стол и по-хозяйски развалился на стуле напротив. – Что собираешься делать с такой отметкой? Пока прохлаждаешься, другие новички ищут работу.

– Знаю.

Бледный, он выглядел не намного старше меня, но у ночнорожденных своя возрастная линия жизни. Незнакомец хорошо говорил на джелийском, но некоторые слова сквозили монсианским акцентом.

– А ты, собственно, кто такой? – набравшись смелости, наконец спросила я, на что он незамедлительно ответил:

– Своеобразный местный представитель власти.

– Тогда почему на тебе нет голубой униформы смотрителей?

– Потому что «своеобразный», – он нахмурил густые брови. – Тебе был задан вопрос, отвечай.

– У меня много талантов. Уж сумею найти себе занятие.

– Чистка чужих карманов?

– А у вас все шишки власти такие «дружелюбные»?

– Будешь моего статуса, тогда поговорим «дружелюбнее».

– Но Кампус – это обитель равноправия и мира, разве не так?

– Мир не дается просто так, – резко оборвал он, и у меня внутри раздался отголосок прошлого словами эфилеана земли в тюрьме:

«…Мы идем в Кампус, где, как сказали ведьмы, «плодится мир». А он дается тем, кто не только желает его, но и готов дарить в ответ…»

– Мир дается тем, кто желает и готов дарить его в ответ – так говорят скитальцы за пределами о Кампусе.

– Монс, да ладно? – усмехнулся ночнорожденный. – Наверное, поэтому тебе поставили оценку «особо воспламеняемый и неработоспособен». – Незнакомец постучал пальцем по документам. – Ты так много «мира» подарила экзаменатору, дикарка? Я еще не видел, чтобы кому-то ставили подобное. Ты там что, додумалась угрожать?

Видимо, это была мода местного колорита – выводить из себя всех, кто хоть как-то выделялся из толпы. Сопровождающий безмолвно стоял и наблюдал за нашей перепалкой, отчего я почувствовала подозрение.

«Почему он молчит?»

– Так я угадал, – победно выдал незнакомец, ухмыльнувшись той стороной лица, где не было шрама. – Она подарила тебе проход в белый город даже после твоих выкрутасов, а что ты делаешь в благодарность? Попиваешь молочный коктейль.

– Иссохший, слушай сюда. – Я больше не могла выносить такой наглости и пошла в словесную атаку: – Мой дом и моя семья – выжженные Огенские поля. Однако каким-то образом, не имея ничего, я смогла выжить в Шоссе и попасть сюда, и…

– Какая ты несчастная, – иронично осадил тот. – Чуть мужскую слезу не обронил.

– Иссохший!

– Дурная.

– Хватит, оба! – рявкнул смотритель.

Ночнорожденный ухмыльнулся сильнее, и у меня возникло жгучее желание вмазать ему. О шлюхи Шосса, я просто чудом не сделала этого, выплюнув словесную подачку:

– Что, думаешь, оказавшись в Кампусе, я буду сидеть сложа ручки и ждать чуда? Или считаешь, что не рискну обчистить местного пьяницу в соседнем кабаке?

– Нет, я думаю, что стоит уменьшить жалость к себе и побыстрее начать искать работу. Не успеешь к сроку адаптации, и тебя выбросят за порог, как помои.

Резко поднявшись и протянув сопровождающему бумаги, я взглядом дала ему понять, что мы уходим.

– Стой, – обронил незнакомец. – Дам совет: заручись поддержкой местных. Здешние только выглядят дружелюбно.

– Всем раздаешь очевидные советы, сушеный? Да, ты прав. И про выкрутасы на экзамене, и про мастерство воровки, и про то, что без работы меня выкинут, как мусор. Хочешь выжить – умей вертеться. Знаю, Топь его, проходила.

Незнакомец хмыкнул. В глазах мелькнула тень заинтересованности.

– Хватка есть, может, и выкрутишься. – Он зыркнул на бумаги. – Я не успел увидеть имени в листах. Назовись, дикарка, и, возможно, я смогу дать тебе еще один очевидный совет.

– Элен. Фамилии нет.

Ночнорожденный помедлил, но сдержал обещание:

– Элен, самое интересное в Кампусе происходит ночью. Как только солнце сядет, найди Кайла. Фамилии не знаю, но местные говорят, что он здешний «темный» страж порядка – информатор, так что не ошибешься. Все дела, что не проходят через органы власти, идут через него. – Он указал на бумаги в руках смотрителя. – Не получив одобрение с внешней стороны, ты можешь попробовать найти его на внутренней, темной стороне. Может, Кайл выручит, а может, и нет. Я не даю гарантий. А и еще, мне стоит уточнить, что помощь, как и информация, не бесплатны. Будь готова дать ему что-то взамен.

Сопровождающий пристыженно зыркнул в сторону назойливого незнакомца, но тот лишь нахально ухмыльнулся, точно игривый лис, бросающий вызов.

– Хаш [11], – прошептал смотритель, после перевел взгляд на меня. – А ты И́шла.

– Сам И́шла! Заманал!

– Мужчина-лгун на арианском – «Ишл».

Я ничего не ответила, и между нами затаилась подозрительная тишина. Могу поспорить, эти двое хорошо знали друг друга, но в моем присутствии держались отстраненно.

Когда мы покидали веранду, ночнорожденный все еще сидел за столом. Странный и не самый приятный молодой эфилеан, однако он оказался полезен и прав: если не удастся получить свое место по-хорошему, мы попробуем по-другому.

«Шосс, я забыла спросить его имя».

Обойдя еще пару отчетных мест, прописанных в документах, мы наконец закончили дела на сегодняшней день.

Солнце скрылось за могучими стенами города. Магазины и кафе уже закрылись, однако ведьмы продолжали торговать своими атрибутами на уличных столах, зазывая прохожих. Город наполнялся ночнорожденными. Дежурные сдавали посты. Мой сопровождающий перекинулся парой фраз с дежурившими у зеленой зоны. Те, завидев меня за его спиной, сразу перешли на арианский язык, их беседа стала похожа на шипение змей.

С наступлением ночи я решила воспользоваться советом и поискать Кайла. Хотя… Не было никакой гарантии, что этот «информатор Кайл» вообще существовал.

Вернувшись в квартиру, я сменила одежду и, завязав платок покрепче, поспешила к выходу – на поиски ночных приключений! Сопровождающий, естественно, пойдет искать их вместе со мной. Отказаться от него вариантов нет.

На выходе я заприметила парочку эфилеанов в приподнятом настроении. Длинноволосая блондинка явно походила на элементалия воздуха – высокая и худая, а вот ее спутником оказался беловолосый барьер. Судя по одежде и поведению – точно не новобранцы. Они вразвалочку проходили мимо, однако приобретенная привычка пялиться на местных жителей выдала меня с головой. Девушка остановилась.

– Новенькая? Добро пожаловать в корпус двести десять. – Она осмотрела мою одежду. – Каково сейчас там, за пределами?

– Тяжко, особенно беглецам, что ищут это место, – открыто ответила я, силясь выглядеть уверенно, не как новобранец, пришедший в Кампус только вчера.

Ее спутник прошелся по мне взглядом:

– Это дом элементалиев воздуха, но ты какая-то странная, – он рассматривал меня с нескрываемым подозрением, и я подумала в ответ: «Конечно, мать твою эфилеанскую, я для вас огненный чужак!»

– Не люблю быть как все.

– Ха-ха, а вот это уже интересно! – выдала блондинка. – Воздушные заклинатели самые повернутые в этих местах. Если в наших рядах пополнение, так даже веселее!

– После удушающего зноя вечерняя пора – настоящее спасение. Если с тобой будет весело, мы можем прогуляться вместе, – продолжил смазливый спутник.

Девушка одобрительно закивала, а я порадовалась внутри себя.

Вот он, шанс заручиться новыми связями! Если только они не захотят помериться силой ради шуточных спаррингов или как это у них здесь называется? Потому что у меня не возникало идей, как стать заклинателем воздуха на один день.

В ночное время улицы заполнялись местными модниками. Стиль одежды и манеры эфилеаны Кампуса переняли у людей точь-в-точь. Мужчины предпочитали носить либо клетчатые свободные рубашки и подтяжки, либо пиджаки поверх однотонных водолазок. Эфилеанские дамы же носили простые трикотажные платья или юбки свободного покроя и украшения из жемчуга, а их волосы были аккуратно собраны либо уложены в крупные завитки. Однако находились эфилеаны, прибывшие с Арейна-ден, их стиль имел свои особенности: мешковатые брюки, сверху халаты, иногда встречались даже куртки, по нескольку шарфов на шеях женщин, и вся одежда светло-кремовых тонов. Барьеры же, и как защитники в эфилеанском обществе, и как те, кто не от мира сего, пытались сохранить аристократические замашки: носили строгие белые сюртуки и рубашки с жабо и воланами на рукавах.

Я заметила странную особенность: эфилеаны не носили красный цвет. Совсем! Наверное, он был не в моде?

Дорога наконец привела нас в небольшой бар с тихой музыкой и людской атмосферой. За барной стойкой бок о бок, распивая местный хмель, сидели ночнорожденные и волки. Темные жнецы, прятавшие свои лица за высокими воротниками черных костюмов, играли с элементалиями в настольную игру.

Мои спутники уже заказали напитки, но одна из ведьм, присоединившись к беседе, любезно предложила их угостить, чему я была не рада.

– Элен? – громко позвала меня Фэй, та самая блондинка. – Напитки поданы, налетай!

– Не присоединишься к нам? – ведьма протянула мне напиток. Силы воли хватило только на то, чтобы забрать бокал, но ответить я так и не смогла. Не могла пересилить себя, даже зная закон. Не могла побороть отвращение к гнили.

Я взглянула на дно стакана. Перед глазами пронеслись воспоминания с пытками от ведьминских рук, словно подливая масла в огонь.

Ведьма отодвинула стул:

– Садись, я не укушу.

– Надеюсь, а вот я могу, – неловкие шутки разбавили атмосферу, и мне удалось пересилить себя и занять место.

– Как обстоят дела там, на воле? – непринужденно спросила ведьма.

– Сама же пришла оттуда и знаешь ответ.

– Тебе, наверное, тяжело сейчас, – с наигранным сочувствием произнесла она и придвинулась вплотную. – Ты же дикарка, а по виду – так вообще отпетая. По-любому пересекалась с моими собратьями из Топи, получается, знаешь настоящие потехи ведьм. У тебя это прям на лице было написано, когда ты заприметила меня в компании своих дружков. Еще не забыла ощущения яда? – едва скрывая противную ухмылку, ведьма с наслаждением допила напиток. – Как думаешь, они наслаждались? Такие, как я.

– Да не имеет значения. Каждая из них уже поплатилась за это.

– Вот как. – Гниль помахала бармену, указав на пустой бокал. – Только ты не ответила: как думаешь, наслаждались ли они тогда?

«Дря-я-янь! Я выжгу ее зеленые глаза и насыплю пепел ей в стакан, а затем залью в поганую пасть».

Она непринужденно продолжила:

– Ты ведь знаешь, какой извращенный ум у ведьм. А за душой ни грамма совести. – Она поднялась с места и прошипела точно змея: – А как тебе экзамен? Каково это, против воли ощущать незваных гостей в своей голове?

Стакан выпал из рук и вдребезги разбился. Беседы гостей прервались. Оторвавшись от напитков, эфилеаны повернулись к нам.

Не пошевелиться. Тело парализовало и прижало к стулу. Даже рука, только что державшая стакан, осталась в прежнем положении, словно окаменела. Это ощущение… Такое уже было, когда я только пришла в Кампус и сопровождающий обратился ко мне после того… экзамена…

«Задыхаюсь!»

Кто-то подлетел к барной стойке. Перед глазами все плыло, как после бочки эля. Голоса оживились. Слова размывались. Подошел кто-то еще. Кто это? Рука вцепилась в барную стойку, а короткие вздохи напомнили, что мне нужен кислород.

Я услышала, как кто-то крикнул:

– Кайл!

Передо мной выросла темная фигура, которая что-то говорила, но звуки сливались в одну какофонию. Я отодвинулась от барной стойки и, вцепившись в одежду незнакомца, взмолилась:

– Мне нужно найти одного эфилеана. Пожалуйста, помогите мне его найти. – Воздуха в легких почти не осталось. Противовидовой инстинкт «долбил» внутри от прикосновения к не себе подобному. – Его зовут Кайл. Помогите, пожалуйста, помогите найти его!

Черная пелена окутывала, и вскоре темнота полностью опустилась на глаза.

Я очнулась в своей кровати. Рядом на табуретке сидел полусонный сопровождающий. Вскочив, как ошпаренная песками Арейна-ден, я схватила его за воротник и затараторила:

– Время! Сколько я спала?

– День.

– Там, в баре, там был Кайл! Топь! Я точно слышала, кто-то назвал его имя! Сегодня нужно снова пойти туда, я должна попытать удачу и найти темного стража!

– Сегодня в расписании у нас не будет похода в бар. – Он аккуратно разжал мои пальцы на своей одежде и посадил меня обратно на кровать.

– Ишл! Я никуда больше по твоим бумажкам не пойду, пока не найду Кайла!

– Не смей шипеть на меня на арианском.

– Джелийский звучит не так показушно, как твой родной, землеед.

– Арейна Шаата́… – приглушенно зашипел он, будто это были слова проклятия.

– Арейна ШаА́та!

– Дразнишься, девчонка? Я тебя когда-нибудь придушу… Но не сегодня. Я уже сказал: в бар мы не пойдем.

– Но мы не встретились! Мне срочно нужно найти подработку, Топь тебя, сам же знаешь!

– Вы встретились! – резко оборвал он. – Арейна Шаата́… И что за дурацкое выражение: «темный страж»? Это самый обычный информатор белого города. Я уже поговорил, он согласился помочь.

От подобных слов у меня внутри будто спал бетонный груз. Первый шаг сделан.

Смотритель добавил:

– Тот случай в баре между тобой и ведьмой… О нем нужно умолчать.

– Что?..

Он спешно уронил взгляд в пол – явно что-то не договаривал.

«Джелийский позор… Эта гниль посмела возомнить себя выше других просто потому, что являлась «закоренелой местной». Я хочу спалить ее язык, вырвать длинные ногти, а после запихать в паршивку все, что найду в ее квартире, влить все яды и отвары. Но здесь запрещено даже думать о чем-то подобном… Вонючая Топь!»

Закон, переступив который, можно было лишиться мечты.

Отвращение и здравый смысл разрывали. Бесконечная война с самим собой. Желания против разума. Закон против инстинктов – это то, о чем гласило второе правило белого города.

– Этим случаем займутся, но не на официальном уровне. Все, идем! Расписание горит! – Смотритель раздраженно направился к двери. Снимая накидку с крючка, он добавил: – Еще вчера мы должны были попасть к светлым жнецам. Этот пункт не входил в список, так как это личная просьба цветноглазой.

– Экзаменаторша?

– Та самая. Не знаю, как проходил у вас экзамен – у каждого он свой, – но твой ступор в баре… Арейна Шаата́… Дикарка, у меня и так напряженная работа, не создавай проблем, прошу по-хорошему. – Он достал из кармана часы на цепочке и, откинув крышку, нервно выдал: – У тебя есть десять минут на сборы, мы срочно идем к светлым жнецам.

Как оказалось, мой прием отложили на несколько часов. Смотритель направился в штаб для выяснения причин, пока я прогуливалась по окрестностям, стараясь подслушать сплетни местных жителей.

Улов оказался весьма интересным! Так я узнала о кортах на окраинах города – небольших местах для одиночных тренировок. Эфилеанские девицы говорили, что один такой расположился у северных ворот. Я как раз пришла с той стороны, дорогу уже знала.

Преодолевая нескончаемое количество улиц, перекрестков, мостовых и пару раз заплутав, я наконец оказалась у закрытого корта. Распахнув скрипучую дверь, зашла внутрь плохо освещаемого помещения. Корт представлял собой площадку с высокими стенами и купольным потолком. Пол покрывала плотная химическая основа, созданная людьми. Не знаю, как это правильно называлось на их языке, но она была похожа на непробиваемый пластик.

Небольшое закрытое помещение, где никто не потревожит, казалось идеальным местом тренировок для таких, как я.

Прием жнецов ожидался только через пару часов, значит, оставалось время, чтобы опробовать тренировочное помещение.

В открытом мире у меня не было возможности тренироваться, если только совсем чуть-чуть – когда никто не видел, сжигая трупы «заказанных» жертв.

Оказавшись в центре площадки и глубоко вдохнув, я заставила руки нагреться, а вместе с ними нагревала и воздух. Медленно, понемногу, градус за градусом. Несколько скудных искр проскользнуло между пальцев, затем еще и еще. Пламя разгорелось в ладони, раскаляя кожу. Ладони эфилеанов огня было сложно назвать женственными: кожа пережженная, высушенная и грубая, как подошва старых ботинок. По крайней мере, мои руки выглядели именно так.

Вдох. Выдох.

Пол раскалился, жар охватил тело, разливаясь по венам.

– Ну же! Мне нужен контроль!

Я выставила вперед руки. Пламя разрасталось. Оно вырывалось, как дикий зверь из клетки, бушевало, жаждало силы.

– Нет-нет-нет!

Огненные лоскутки пожрали кислород и разрослись до внушительных размеров. Внезапно раздался чей-то голос:

«Не пытайся идти против природы».

Странный сиплый шепот заставил отвлечься, оборвав буйство пламени. Красные лоскутки разлетелись по сторонам.

«Каме-е-ень… Нам нужен камее-ень…».

– Кто здесь? – оглядываясь, я прислушалась. Возникло неприятное ощущение. – Кто здесь?

И снова нет ответа.

Голос был похож на тот, что я слышала во сне, когда мы с эфилеаном земли были в открытом мире на пути в Кампус – голос мертвых в черном пространстве.

«Природа возьмет свое… Бог все видит… Истина все знает…Огонь не приручить… Зверь должен жить на свободе…»

– Природа осталась за пределами! Здесь не работают законы бога!

Руки предательски задрожали. Пытаться сдержать пламя оказалось в десятки раз сложнее, чем бездумно разбрасывать его.

– Мать твою, да кто здесь?! – взирая на купол, я упорно продолжала обращаться к незваным гостям, которые перестали мне отвечать.

Эхо ударялось о стены, однако ответа так и не последовало.

Спустя пару часов, я покинула корт и вернулась туда, где мы договорились встретиться со смотрителем. Конечно, мне должно было влететь за прогулки без сопровождения, но, вместо того чтобы отчитать и повести к светлым жнецам, он потащил меня в неизвестном направлении, будто сам не свой и взъерошенный, словно его чем-то ошпарили.

– Куда мы идем?

Ответа не последовало. Оказавшись в пустом переулке, судорожно озираясь по сторонам, словно грабитель высматривал угрозу, смотритель вынул из кармана небольшой пакетик с двумя самодельными желтыми пилюлями неровной формы.

– Где ты это нашла?

– Что это?

– Это я у тебя должен спросить, соплячка, – рассвирепел он, тряся пакетом перед моим носом.

– Я не понимаю, что это!

– Дикарская И́шла, объясняй все как есть! Новость уже пошла по ушам других смотрителей. Ты в дерьме. – Он снова огляделся и продолжил: – Эту химию нашли в твоей квартире под подушкой, а вторую пилюлю обнаружили в твоей сумке. Усилители ведьм с черного рынка! Ты хоть понимаешь, чем это чревато?

Я попыталась оправдаться, но он попросту не позволил этого сделать, не замолкая в тревожной тираде:

– Арейна Шаата́… Еще не прошел и месяц, а ты уже умудрилась связаться с подпольем. – Настороженно потерев щетинистый подбородок, он прорычал: – Твои дни в белом городе сочтены.

И тут меня осенило: это подстава.

Лицо смотрителя менялось на глазах. Он расплылся в коварной улыбке, превращаясь в ехидное животное.

– Замять такое непросто, дикарка. Но ты ведь не хочешь снова оказаться среди головорезов и провести остаток жизни в бегах?

– Шлюхи Шосса, я не вернусь в портовую дыру! Не вернусь! Ни за что не вернусь! Все что угодно… Придумай же хоть что-нибудь, ты же мой смотритель!

Меня охватывал леденящий ужас при мысли, что в ближайшие дни я снова могла оказаться за пределами белых стен. Мое имя уже давно в списках портовых наемников, а цена за мой труп наверняка только росла. Тог не позволит улизнуть его любимой крысе. Отморозки портовых зон рыщут повсюду.

Нет, только не открытый мир, только не порт!

– Все что угодно? – Его лицо оказалось почти вплотную к моему, заставляя природный инстинкт противовидовой защиты дать о себе знать. – Ну-ну, не бойся, я же эфилеан стихий. Не жнец, не волк и не ночнорожденный, не нужно так дрожать. – Грубая рука провела по моей щеке.

– Я не могу вернуться назад. – Дрожащий голос прозвучал унизительно, заставив смотрителя вновь расплыться в кривой улыбке.

– Все что угодно, я правильно услышал?

– Камнеголовый, ты что удумал?

– Даю шанс на спасение. – Легким касанием рука опустилась ниже к ключице. Остановившись на груди, эфилеан ткнул в нее пальцем. – Я отделаюсь выговором, но твой-то путь продолжится в открытом мире. Однако сегодня боги Арейна-ден милосердны и даруют шанс на спасение. Но все в этом мире имеет свою цену, ты ведь это понимаешь?

Леденящий ужас прошелся волной. Осознание беспомощности как животное, загнанное в угол.

– Арейна, ну-ну, не нужно так бояться. Дикари все ведут себя как один. Перестань трястись. Может, мне помочь тебе?

Легким движением он достал второй пакет с темно-зелеными пилюлями. Поднес его к моему рту и продолжил:

– Если хочешь остаться в белом городе, открывай рот и будь паинькой.

– Мы можем договориться, я могу выручить тебя или помочь по работе.

Рука смотрителя медленно спускалась по моему телу вниз, пока я внутренне проклинала его: «Грязный ублюдок. Я оторву эти пальцы и затолкаю тебе в задний проход».

Ощутив нежеланное прикосновение, без задней мысли я пошла ва-банк.

– Не хочешь договориться? А ведь я могу подставить тебя. Разыграть сцену трагедии при всех, крича о том, что смотритель угрожает несчастному новобранцу и пытается его убить. Уверен, что стоит рисковать?

– Арейна Шаата́… Не понимаешь? – Он лишь закатил глаза и недовольно причмокнул. – Слух был брошен. Одно донесение – и ты окажешься за порогом. Будь умнее и принимай мое предложение, пока я добрый, – он покрутил таблеткой у моего лица.

Меня будто парализовало от понимания, что сейчас произойдет.

Закричать? Бесполезно. Он просто скажет, что задержал меня с поличным с ведьмовской химией в кармане. Блефует ли он? Хрен джелиский его знает! Но как доказать причастность смотрителя к подставе новобранца, который уже был замечен в связях с черным рынком?

«Дерьмо… Дерьмо!»

Смотритель тут же положил мне в рот пилюли. Горький прессованный травяной порошок пришел в действие, расслабляя тело, а вместе с ним и ослабляя природные инстинкты, забирая противовидовой страх.

Пилюли смогли забрать почти все ощущения, кроме одного – отвращения.

Прикосновения грубой руки, дыхание на щеке и животный взгляд будто разъедали. Слабая. Ничтожная. Животное, что попало в капкан и молило о пощаде.

Веки потяжелели, и смотритель победно прошептал:

– Молодец. Чуть позднее мы пойдем к светлым жнецам, но перед этим слушайся меня. – Он подхватил за талию мое ковыляющее тело. – Пойдем. Все пройдет хорошо, тебе понравится.

В следующие мгновения я получила подарок от белого города за свою неосмотрительность, доверчивость и открытость. Грубые прикосновения потного элементалия, сопротивление, ушибы. Борьба была недолгой: пилюли сделали свое дело, забрав силы и инстинктивный страх. Топь… Лучше бы я тряслась от страха и тогда, из-за долбящего адреналина, не смогла бы запомнить до мельчайших деталей это единение. Как он смачно обсасывал мои губы, как ощущался отпечаток на лице от его сальной небритой щеки, как скрипела кровать от «скачек» на ослабевшем теле и как угасал свет в глазах, но, как назло, не гаснул полностью, не отпускал в желанную темноту.

Помещение наполнил басистый стон. Кровать была грязной, помещение – душным.

Смотритель сжал мои запястья так сильно, что руки онемели. От боли внизу сводило ноги, резкие толчки отдавались по позвоночнику. Синие отметины на ослабевшем теле в скором времени заживут, но стереть воспоминания уже будет невозможно.

И только одна фраза, брошенная им после омерзительного соития, надолго засела в подкорке:

– Добро пожаловать в Кампус.

№ 8. «Кайл»

Территория: Кампус

Изнанка белого города

Определение: Дикари – условное обозначение эфилеанов, которые не подражают людям.

Я делал обеденный обход, и передо мной открывался самый обычный вид: главная площадь кишела эфилеанами, ароматами и звуками, жизнь наполняла узкие улицы со всех сторон.

На точке сбора топтались нетерпеливые новобранцы. Даже если все они прошли тест Ше́рри, требовалось время на адаптацию к местным правилам и общей человекоподобной атмосфере. Не было никакой гарантии, что они при первой же встрече не поубивают друг друга.

«Монс… Где стража?»

Среди толпы новобранцев появился тощий преемник создателя города – Мартин. Знаменитая личность в высших кругах городской элиты. Беловолосый эфилеан куда-то спешил, но, увидев новичков без стражи, все же почтил их своим вниманием. Я не доверял ему, но когда Мартин остался с дикарями, мне стало немного спокойнее.

Последними, кто прибыл на сборную точку, стали элементалии воды – две сестры-близняшки в бесформенных синих мантиях до колен. Однако что-то в этой парочке было не так. Точно… запах. Определенно, у одной из них было ранение, неглубокое, поэтому она смогла закрыть его тканью мантии.

Всего через мгновение моя догадка подтвердилась: та, что находилась правее от толпы, начала хвататься за левый бок.

Кровь… Ароматная, прямо из плоти. Я выдохнул весь воздух из легких, чтобы не ощущать ее. Но запахи разносились быстро, и я тут же почувствовал чью-то животную жажду. Такая неопытность, незнание и неумение скрывать свое присутствие – новообращенный находился в паре десятков метров от группы.

В том месте мгновенно раздался грохочущий взрыв, крики, снова взрыв, и я понял: его засекли.

– Монс… Ну почему именно в мой обходной день?!

Сорвавшись с места, я пронесся через квартал. Свернув налево, почувствовал, что новообращенный тоже пришел в движение. Шустрый однако! Он ощутил мое присутствие. Знал, что я шел за ним.

Пара кварталов за поворотом.

Нужно успеть. Мне нужно успеть.

Еще квартал. Обнаружив эфилеана, я отшвырнул его в кирпичную стену городской библиотеки. Не сильно, чтобы привести в чувства. Бедолага трясся, как осенний лист на ветру. Зрачки были нездорово расширены, дыхание прерывистое.

– Олух мертвецкий, – рявкнул я, пару раз впечатав его в стену. – Кровь у тебя еще жидкая шататься по улицам в солнцестояние.

Юнец вырывался. Тяжелое дыхание, аномальный для эфилеана смерти пульс, перегрев тела и иссушенное горло.

– Тебе что, не хватило на кровавый разлив? [12] – возмутился я, но бедолага только зашипел в ответ, оголив еще короткие клыки.

Схватив ночнорожденного за обе руки, я сделал за-мах и опрокинул его на землю. Нужно было отключить мальца, чтобы спокойно доставить в штаб. И когда я забросил бедолагу на плечо, возмущение само собой вырвалось из глотки:

– Монс, и снова в мой обходной день!

В штабе ночнорожденных уже были оповещены о произошедшем. Дон все-таки не всесилен и не может следить за всем, потому, если представить иерархию на примере людского мира, штаб походил на собрание парламента – высшие и сильнейшие эфилеаны во главе, обычно по паре представителей от каждого подвида. Штабов семь, барьерский – главный, самый большой, где восседал Дон со всей элитой города. Следующим по величине был штаб стихийных существ, а потом наш – ночнорожденных. Остальные мелкие.

В комнате приема сидела компания ночнорожденных, ожидавшая оголодавшего друга, совсем недавно пойманного мной. Там же присутствовал и его создатель, и я сразу отметил: запах, одна кровь, жидкая. Создатель был совсем юн, как и голодный пацаненок.

– Его не накажут, – уверенно заявил кучерявый парень из компании.

– За неподчинение наказывают всех. Он что, особенный? – возразил его хмурый друг. – На Монс-ден за та-кое…

– Шпана! – рявкнул страж, проходящий мимо. – Если не угомонитесь, вас отправят батрачить в штаб ведьм – убирать остатки учебного материала. Так что рты закрыли.

Лица молодых эфилеанов скривились, стоило им представить гамму ведьминских запахов: раздавленные лягушки, порошки из молотых костей и рогов, гниль, намазанная на стол ушная сера и прочие прелести. Да и то, что ночные жители убирали за ведьмами, было само по себе унижением.

Я спешно покинул штаб, не желая оставаться свидетелем разворачивающейся драмы новокровок, но прямо на входе почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Юная обращенная совершенно бесцеремонно не скрывала своего присутствия, поэтому я точно так же бесцеремонно обратился в пустоту:

– У меня к тебе есть дело. Выходи, Иза́ль.

Низкорослая фигура тотчас явилась передо мной. Крашеный блонд коротких волос напоминал обращенной о прошлом. О человеческой жизни.

– Не скрываешь своего присутствия, разве этому я тебя учил? – проведя рукой по ее волосам, спросил я. Она отрезала длинные волосы, но так и не смогла избавиться от выбеленных тонов. – И одета ты сегодня как оборванка.

Она пыталась следовать стилю людей, но после того, как я забрал ее жизнь, Изаль не смогла носить те элегантные платья и каблуки – все это напоминало ей о возлюбленном в прошлой, человеческой жизни.

Теперь обращенная отдавала предпочтение мальчишеским стрижкам, рубашкам и облегающим штанам с ботинками.

Изаль – моя обращенная, моя «тень», не более того. Она была всего лишь подростком, когда я подобрал ее, словно полумертвый скот.

Обращенные всегда будут подчиняться своему создателю. Чаще всего подобного рода покровительства желали молодые кровопийцы, и, по стечению жизненных обстоятельств, я был молод, когда мы впервые встретились.

– Твое поручение выполнено, – объявила Изаль.

– Почему так долго?

– Он крепкий, как монсианская скала… Извини. Задержка по моей вине.

Милосердие отошло на второй план. Скользнув по предплечью, мои пальцы сжали ее кисть. Изаль издала едва слышный крик, успев самой себе закрыть рот. Я освободил ее от хватки. Она медленно прижала ладонь к груди, пытаясь унять боль, понимая свою оплошность. Тень, что хранила в себе древнюю кровь, должна безупречно выполнять свою работу. Без задержек. Без оправданий. Изаль, прекрасно зная условия, была готова принять наказание.

– Хозяин, такого больше не повторится.

– Хорошая девочка, – я аккуратно погладил ее по голове. – Не возись с работой. У меня для тебя есть следующее задание. Описание я оставил в левом крыле подполья под тумбочкой. Объект слежки не опасен, но тебя не должны засечь, поняла меня? – приподняв ее подбородок, я созерцал невинные и юные глаза цвета крови, как вдруг ощутил что-то странное. Вспомнил, что еще с утра почувствовал слабость.

Собираясь попрощаться с подчиненной, я пошатнулся. Изаль тотчас подхватила меня под руки, как позорно подстреленное животное.

– Кайл, пилюли. Дневная дозировка.

Мне показалось, что так некстати где-то вдалеке я снова увидел Мартина. Будучи ослабленным, висящим на руках обращенной, испытал чистый стыд и понадеялся, что тощая фигура сенсора мне привиделась из-за внезапно нахлынувшей слабости.

– Не забывай про них, – тревожно выдала Изаль.

– Знаю. – Я резко отстранился, твердо ощущая землю под ногами, не позволив лишних прикосновений на глазах посторонних. Когда мой взор прояснился, различил вдалеке белую худую спину и понял, что Мартин мне не привиделся.

Увидел ли он меня в таком состоянии?

– Хозяин, Шерри ждет тебя в подполье, – напоследок сообщила Изаль.

«Монс-Монс… И вправду, я же обещал старухе!»

Изаль продолжила:

– Я не подведу тебя.

В ту же секунду она исчезла из поля зрения, и я остался один на один с чувством, что, помимо пилюль, забыл что-то еще.

После обеденных приключений мой путь лежал туда, где проводились переговоры теневой стороны белого города. Подполье – моя территория. В этот раз ведьма главного штаба – она же правая рука создателя – соизволила лично явиться к информатору.

Шерри – последняя болотная старуха, с которой я бы хотел видеться. Пышногрудая некромантка с долговязой фигурой любила украшения и шелка. Макияж, изысканные курительные трубки, уложенные седые волосы – вычурный образ светской дамы выглядел как компенсация за рабское прошлое.

Захолустный переулок оказался пуст. На брусчатке валялись пустые химозные пузырьки, пакетики из-под самодельных пилюль были раскиданы по углам, там же виднелись капли крови и гноя, сочившиеся из ран при постоянном употреблении химии. Ведьмы подполья чаще всего варили самый дешевый тип химии, вызывавший загноение и отмирание плоти, хотя возникали и другие побочные эффекты.

За поворотом блевали двое ночнорожденных. Пока один из них захлебывался желчью, второй недовольно бурчал:

– Вонючая дыра! В соседнем квартале самокрутки ядовитых сухоцветов были лучше, а тут ведьма содрала аж три цены!

Я постучал в покоцанную дверь подполья и посмотрел в вырезанный глазок. Дверь распахнулась. Я прошел два этажа по лестнице вниз, передо мной открылся задымленный притон. Здесь и днем и ночью играла музыка, персонал распылял слабые порошки ведьм, опьяняя посетителей. Обнаженные девушки с удовольствием демонстрировали свои формы, танцуя на барной стойке, а мужчины без конца гоняли бильярдные шары или спускали деньги в покер. Учитывая то, что в Кампусе не было запрета на межвидовое спаривание и подобное здесь являлось нормой, подпольные интимные комнаты были не так востребованы, как, например, на нейтральных территориях открытого мира.

В одной из обшарпанных комнат, развалившись на диване, меня ожидала старуха. На столе валялась пара пустых химозных пузырьков. Закуривая зловонную трубку, худая ведьма посмотрела на меня с довольным лицом.

– Зачем явилась в подполье?

– Сегодня я пришла по твою душу. – Она выдохнула кольца дыма, поправляя пышные седые локоны.

– Я не продаюсь. Ближе к делу.

– А вот твои эфилеаны продаются, Кайл, и за каждую их оплошность отвечать придется тебе.

Шерри ухмыльнулась, а я задумался: «Кто-то прокололся».

– «Темный страж», мои поставки настоек с отравленных земель были задержаны из-за твоих помойных крыс.

– Вот как. Доказательства будут?

Шерри еле заметно склонила голову. Цветной взгляд исподлобья дал понять, что я позволил себе дерзость. Шерри – высокомерная и властная, однако ведьмы всегда будут оставаться негласными отбросами общества. И она, как никто другой, знала об этом.

– Не забывай, сколько я для тебя сделала, кровосос! – Шерри в гневе швырнула трубку в стену.

– Не забывай, сколько поставок ты получила, оставаясь в моей тени, ведьма.

Я играл с огнем, говоря подобным образом. Шерри весьма умная ведьма, за ее знаниями и древними рецептами самых сложных отрав охотился весь гнильный континент.

– Твои подчиненные облажались. Что ты с ними сделаешь – меня не волнует, но расплачиваться придется тебе.

– У меня не было в планах сегодня проваляться на прогнившем полу в блевотине от твоих жиж, некромантка. У штаба много работы.

– Прекрасные речи информатора могли бы завоевывать толпы молодых девиц Кампуса, а ты мог погрязнуть в нескончаемых утехах! – Ведьма залилась показным гоготом. – Но твое честолюбие и старомодные замашки аристократа не привлекают женский пол. Говорю тебе это как женщина.

– Давай уже оставим это, и ты порезвишься со мной, старуха Топи.

– Никакой романтики. Совсем не интересно! Твой отец в этом плане куда более приятный собеседник. – Она с наидовольнейшей улыбкой скомандовала: – Принесите товар!

Дверь распахнулась, в комнату вошли три огромных элементалия земли. Один нес коробку, в которой виднелись жидкости.

О да, я часто видел подпольные «развлечения» Шерри. Она притаскивала виновника в эту дыру: верзилы бросали его на пол у всех на виду, связанного и голого. После окуривания редчайшими ведьминскими сухоцветами тот входил в состояние, как при спиритическом сеансе, издавал странные звуки и бегал как ошалелый по подполью, будто свинья на скотобойне. Гости ржали и кидали в бедолагу куски недоеденного мяса. А потом звали самую старую нагую местную шлюху, надевали ей голову чучела кабана, и она, скрюченная, бегала по подполью за провинившимся. А как ловила – под восторженное ржание «зрителей», – долго скакала на его члене у всех на виду с криками, что сегодня они зарежут эту свинью. Такое не увидишь на «чистых» улицах Кампуса, только здесь.

Конечно, Шерри знала мою фамилию, поэтому мои пытки были более «скромными» и болезненными.

Ведьма подала сигнал, и двое амбалов схватили меня за руки, поставили на колени.

– Прогнившая старуха, – позорно выдал я, оказавшись на полу. – Когда-нибудь я залью это и в тебя.

– Сколько угроз, информатор, – она расхаживала по комнате, наслаждаясь зрелищем, как я валялся на коленях перед седовласым «порождением природы» в зеленых шелках.

– Ты забыла, где я вырос?

– Главное, чтобы ТЫ никогда не забывал свой настоящий дом.

В тот же момент верзилы влили мне в глотку первый пузырек. И наступил настоящий ад. Я чувствовал, как с каждым заходом химия прожигала органы, будто магма. Тело местами онемело, а местами горело в адских муках. Регенерируя, я сопротивлялся, пока игра ведьмы порождала неистовую агонию. Жгучую, как палящее солнце Арейна-ден.

– У тебя уже есть идеи, где я закопаю тебя? – я сплюнул едкий привкус во рту, пока элементалии дали мне полминуты прийти в себя.

– Ведьм природы закапывают глубоко в лесных чащах. – Она уселась на диван.

– Значит, как некромантку, я закопаю тебя в могильнике отбросов.

И снова химия полилась в глотку.

Приспешники ведьмы загоготали в голос, наблюдая за моими муками: насколько я, главный информатор Кампуса и один из уполномоченных стражей подполья, был беспомощен. Выродкам земли ничего за это не будет, как и старой некромантке.

Мой надрывный крик заполнил пространство. Капли химии стекали изо рта, падая на деревянный пол, шипели, прожигая поверхность.

– Больше криков! – восторгалась Шерри. – Больше!

– Клянусь святыми Монс-ден… я разорву… тебя, – захлебываясь слюной, хрипел я.

– Пока ты не станешь прежним, это бесполезные слова, Кайл Ле́нсон – Ви. Стендиан VIII [13].

Услышав свое полное имя спустя столько лет, я будто получил удар плетью. Привкус крови разливался во рту. Своей. Чужой. Как фантомная боль. История прошлого, которую я похоронил в отголосках родного дома на Монс-ден.

– Не смей называть меня так.

– Полным именем? Еще что мне прикажешь, Ленсон-младший?

Ведьма приблизилась ко мне. Эфилеан земли вложил в ее ладонь пузырек. Взбалтывая содержимое, Шерри взяла меня за подбородок и прошипела:

– Мне всегда нравились в тебе отцовские черты: ровный и строгий нос, густые вьющиеся волосы, точно дорогой шелк. – Ведьма провела по моим бровям большим пальцем. – И при этом меня просто тошнит от твоих светлых глаз! – Резким взмахом руки она выплеснула содержимое пузырька мне в глаза.

– А-А-А-А-А-А-А-А!

Жидкость, стекая по щекам, прожигала кожу, заставляя тело биться в конвульсиях. Мучительно.

Еще одна порция.

– А-А-А-А-А-А-А-А!

Захохотав, Шерри прикоснулась морщинистыми губами к моим. От отвращения подкрались рвотные позывы. Мы слились в подобии поцелуя, и больше всего я хотел в этот момент наблевать ей в рот.

Пытки продолжались несколько часов. Долгих и мучительных. Когда представление было окончено, ведьма задержалась у порога, чтобы еще чуть-чуть послушать мои всхлипы, и бросила на прощание:

– У меня есть предчувствие, что, когда мы встретимся здесь в следующий раз, ты обретешь свою истинную форму и заставишь поприветствовать тебя по-другому, приняв себя. Запомни мои слова, Кайл.

Наконец я услышал удаляющийся стук каблуков. Казалось, что, как только старуха покинула комнату, даже дышать стало не так болезненно.

Таков наш мир. Кампус был красив снаружи, но внутри него, на теневой стороне, жили демоны.

Пара часов у меня ушла на восстановление.

Оказавшись на свежем воздухе, я хотел встретиться с подчиненными. Найти подставную крысу, за которую совсем недавно «расплатился», позволив некромантке повеселиться. Разорвать его. Выпотрошить. Но тут же остепенился.

«Нет. Ни одна пытка, ни одно унижение не заставит меня уподобляться прошлому. Сейчас я информатор Кампуса, а не животное. И больше никогда им не стану».

Вкус химии во рту разливался тухлой кислятиной. Силясь проветрить голову от пережитых экзекуций, я неспешно брел по тротуару любимого города, наблюдая за пьяным безумием.

Сумерки благополучно опустились на белый город. Улицы заполняли ночнорожденные и темные жнецы, в баре на главном перекрестке уже вовсю пели опьяневшие элементалии земли. Как по мне, они добавляли свою изюминку к атмосфере – все больше похожие на людей, все меньше на животных.

Преодолев еще пару сотен метров, сплевывая уже десятый раз послевкусие от химии Шерри, я вдруг заметил, какое сегодня чистое небо: темное и глубокое, как Тиртнесанский океан. Я устало опустился на бордюр, мне захотелось насладиться этим видом… И тут в одночасье вспомнился день, когда я повстречал «красный остаток кровавой истории» – эфилеана огня.

После массового самосожжения по всему миру были спущены цепные псы Высшего совета [14] для уничтожения «остатков» огненной стихии: стариков, трусов, отказавшихся пойти на Огенские поля для решения конфликтов, и даже детей. Высший совет уничтожал их руками стражей в белом. Истреблял. Я хорошо помнил эту чистку. От совета невозможно спрятаться. Совет – приближенные, прямые последователи самого бога в открытом мире.

Но тогда вопрос напрашивался сам собой: как она выжила?

Эта особа могла быть полезна Кампусу. Стать оружием, усилить боевую мощь города. Мне следовало узнать об этом эфилеане все.

Я наслаждался видом, силясь прогнать навязчивые мысли. Но старания были безуспешны, и вместо ночного неба воспоминания заставили увидеть события недалекого прошлого: как она в отчаянии схватила меня за шиворот в баре, моля отвести к Кайлу.

«Быть может, не стоило так злорадствовать в нашу первую встречу? Нет, я поступил правильно. Мечтателям вроде нее мир не достается – за него нужно бороться, в первую очередь с самим собой».

Я протянул руку к небу, прося утопить меня в его глубине, и задумчиво произнес в пустоту:

– Мы все с чем-то боремся. Каждый день сопротивляемся желаниям, своей природе, а весь наш мир – бесконечная война.

№ 9. «Кайл»

Территория: Кампус

Барьер

Определение: Гниль – разговорный термин обозначения ведьм и ведьмаков.

Через пару дней я вновь увидел у штаба эфилеана огня вместе с сопровождающим. Ведомый любопытством, проследовал за ними и заметил в дикарке некие странности.

Завернув за угол, я смог пересечься взглядом с ее смотрителем. Он удивился, заприметив меня, поспешно впихнул девушке бумаги и широким шагом поспешил в мою сторону.

Озираясь, смотритель возмущенно прошипел:

– Подпольным хмырям не следует видеться со стражей новобранцев средь бела дня, но ты из раза в раз нарываешься.

– Я хочу знать о твоем новом объекте присмотра.

– Что именно? Мы комиссию проходим, все как обычно.

– Монс тебя побери, я не слепой. Что с новобранцем?

– Хаш, – гневно прошипел элементалий, будто в одно слово вложил всю свою ненависть к эфилеанам ночи.

– Змей здесь ты. Отвечай на вопрос. Что с новобранцем?

– В лазарете «поколдовали» по просьбе Шерри.

– Почему Шерри так распорядилась?

– Скорее всего, отдача теста, – сухо бросил смотритель. – Сам знаешь, нам не дано знать об экзамене. Сколько времени прошло, когда мы переступили порог убежища, целых двадцать лет с основания! Все давно изменилось. И даже если ты напичкаешь меня своей кровью, как вы это обычно любите делать с живыми, и заставишь говорить, ничего в ответ не получишь, – показательно закончил он. – Хаш Монс-ден.

– Язва.

Смотритель уже собирался покинуть мою компанию, как вдруг негромко добавил:

– Не играй с живыми. Элен уже почти неделю бредит идеей, что ей нужно найти Кайла.

– Скажи новобранцу, что тебя срочно вызывают после обеда.

– Арейна Шаата́… Решил-таки поиграть с дикаркой?

Подлетев к смотрителю, я схватил его за шиворот. Могу поспорить, когда я затягивал голубой воротник в кулак, эфилеан больше всего на свете хотел плюнуть мне в лицо, но секундой позже на щетинистой физиономии возникло надменное выражение, и он выдал:

– У тебя есть час, иначе у меня будут проблемы.

– Ты уже допустил инцидент в баре с ней и ведьмой. Не забывай, кто замял это дело, землеед.

После полудня смотритель сдержал свое обещание. Он положил руку элементалию огня на плечо, отчего та странно дернулась, – будто вместо простого прикосновения получила удар, – бросил что-то напоследок с недовольным видом и удалился, оставив ее одну.

Твердолобое ископаемое выполнило свою работу. Время действовать.

Мое внимание привлекло ее лицо. На нем не было «живой» мимики, такое же «пластиковое» и неестественное выражение, как у жнецов. Определенно, новобранца либо чем-то накачали, либо этот смотритель промышлял еще более изощренными делами.

Как только он ушел, Элен не стала стоять столбом и прогулочным шагом направилась к центральной улице. Выйдя из тени, я последовал за ней.

Дикарка проходила мимо открытого корта, когда я нагнал ее и слегка дернул.

– Ты? – Элен сдержала удивление в глазах, я был одарен дешевой и натянутой улыбкой.

– У меня есть информация для тебя.

– Я знаю, ты хочешь сказать про Кайла. Я с ним так и не виделась, но смотритель сказал, что Кайл уже знает обо мне, – она склонила голову. – Спасибо, что подсказал.

– Почему ты так странно себя ведешь? – Фальшь и то, что я видел, подтвердили мои опасения. Пустота. Бледные радужки вместо бойких пламенных глаз. Будто глаза мертвого. – Может, что-то произошло?

– Я не нарушала закона, – тут же выпалила она, вероятно, испугавшись «представителя власти». «Вероятно», потому что я не смог увидеть естественное, живое поведение. – Не крала ничего. Перед законом моя совесть чиста. О чем ты?

«Хорошо, я немного подыграю».

– Странно ты ведешь себя. Голос, выражение лица – пластиковые, как у жнецов. Ковыляющая походка. Я все-таки имею отношение к местной власти, и твое поведение вызывает вопросы. Что произошло?

Я заприметил темно-синие гематомы на ее запястьях. Поймав мой взгляд, эфилеан огня выдала явные признаки тревоги: короткие вздохи, еле заметное подергивание кончиков пальцев. Живых так легко прочесть!

– Уже успела помериться силой с местными? Даже синяки заработала. Правда… на странном месте. Ходила на спарринг?

– Д… да, – выдавила она голосом, насквозь пропитанным ложью. – С новыми знакомыми из штаба, удобное изобретение. – Элен одернула ткань рубашки, скрывая синие пятна.

– И все же. Почему ты ведешь себя как мертвецкий жнец? – спросил я, а про себя подумал: «Чем тебя, новобранец, накачали? Подполье не допускает «новичков» в свои круги. Дело в смотрителе?»

Она смотрела на меня так, будто силилась приоткрыть завесу тайны, но так и не выдала ни слова.

– Они запретили тебе рассказывать, верно?

Элен вздрогнула. Ответ был очевиден.

Когда информатор не мог получить ответы, это становилось похоже на игру. Любопытство. Я почти добрался до истины, осталось только подтолкнуть, и она заговорит.

Я сделал шаг вперед, но Элен отстранилась.

– Ты боишься меня?

И снова молчание. Это тот же эфилеан: то же тело, тот же вид, но энергия ощущалась другой. Вот и первая зацепка! Если проблема не снаружи, значит, она внутри.

«Так. Варианты с подпольем и подозрением касаемо смотрителей отпадают».

– Я еще не привыкла находиться так близко к… другому подвиду! – возмутилась Элен. – Такие, как мы, сторонятся таких, как вы. Топь вонючая, тебе ли не знать!

– Мой совет найти Кайла сыграет тебе на руку намного больше, чем ты представляешь. Не хочешь отплатить за услугу? Расскажи, куда вы ходили со смотрителем по распоряжению свыше?

«Говори, дикарка».

– Это что, допрос? – возмутилась она.

– Нет. Я просто хочу тебе помочь.

– С чем? «Они» уже помогли мне.

– С проблемами, в которые ты можешь влипнуть после «их» помощи. А потом проблемы могут начаться и у смотрителей, и у меня.

Провокация работала плохо: живая плоть передо мной слабо подавала невербальные сигналы.

– Я могу подойти ближе?

– Топь джелийская, да что тебе нужно? Почему не можем поговорить на расстоянии?

– Потому что меня мучает чертово любопытство! – Я сделал резкий шаг и схватил дикарку за рукав, прежде чем она смогла отступить. В этот момент показалось, что я нашел причину нездоровых изменений: защита на энергетическом уровне. Настолько плотная, что закрывала душу эфилеана для определенных целей.

«Ах вот куда вы ходили».

Такого рода защита – совместное воздействие барьеров и светлых жнецов, достаточно тонкая работа.

«Интересно, кто постарался? Среди светлых жнецов знакомых мало. В барьерских кругах меня недолюбливают. Может, это дело рук Мартина?»

– Барьер на тебя повесили. Какая интересная чертовщина в главном штабе творится.

– Да отвали ты! – вспылила дикарка. В попытках вырваться она дергала рукой, но я держал крепко.

– Знаешь, что это такое? Эфилеанские барьеры создают принцип техники, а жнецы применяют его к внутренней составляющей, то есть к душе, – закончил я и продолжил мысль про себя: «Вот почему я не почувствовал живую энергию. Здесь поработали посторонние».

– Надеюсь, ты в курсе, что такая защита имеет свои последствия? – Я намеренно провоцировал Элен, но, сам того не замечая, стал входить в кураж. – В любом случае я не могу снять этот барьер, а если бы и мог, то не стал бы, – маленькая ложь во благо и мое любопытство. Мы все не без греха, и я сделал первый ход.

«Идем дальше».

– Я помню эфилеана в том кафе и вижу этого эфилеана сейчас с разницей меньше недели. «Оно» действительно стоило того, чтобы поставить барьер?

– «Оно» произошло гораздо раньше.

«Вторая зацепка. Вариант с разговором был отличной идеей. Добавлю ко всему прочему немного сочувствия».

– Раньше? Значит, ты изначально пришла сюда с нуждой в защитном барьере? Неудивительно. Столько лет прожить снаружи, неся за собой историю предков. Мне тяжело представить, что они сделали там, эти дикари, – выдал я и понадеялся, что не переиграл с драмой.

– Ты даже не представляешь, что эти дикари ближе, чем ты думаешь.

«Третья зацепка. Либо тот, с кем произошел инцидент, проследовал за ней в белый город, либо инициатор кто-то из местных».

– Почему тебя это так интересует? – заподозрив неладное, спросила Элен.

– Поставить барьер – значит запереть себя. Я слышал, что в подобном заточении живые эфилеаны сходили с ума. – Легкая провокация, доводим котел до кипения.

– Сойти с ума или еще раз увидеть, как меня разрывают, как роются в голове и смотрят прямо… внутрь. Для меня выбор очевиден.

«Бинго».

Ситуация произошла после пересечения ворот города. И суть во вторжении в разум эфилеана против его воли. Я подозревал, что на экзамене все-таки прибегали к пыткам, и эти синяки на руках она, возможно, получила как раз там. Но мог и ошибаться.

Потомок огня мог оказаться полезен не только Дону, но и мне. Однако если позволить ей сидеть с этой защитой, то живая душа начнет сходить с ума. Это будет бесполезная и бессмысленная утрата боевого преимущества города.

Барьер надо снять.

Кажется, после того как я насытил свое «рабочее» любопытство, в эту игру вступило уже мое «личное».

«Ну да ладно. Последний ход и моя лучшая актерская игра».

– Ты и представить не можешь, как опасно запирать живую душу. Мы, ночные жители, с самого рождения ощущаем смерть. В Кампусе ночнорожденные общаются с живыми не как с едой, а как с равными. Если живой эфилеан имеет дружественный настрой к нам – мы можем чувствовать его тепло. И это самое прекрасное чувство, какое может быть. Под закрытым барьером все, что я могу ощутить, – смерть, как от жнецов. Но это не то, что я ощущал там, в кафе. – Я сделал шаг, мы оказались вплотную друг к другу. – Живой не может долго сидеть взаперти. Я был бы рад, если бы смог еще раз ощутить то тепло, но для этого придется снять барьер. Поверь, это для твоего же блага.

Эфилеану под барьером чужды инстинкты и природный страх присутствия ночнорожденных. Не будь такой искусной защиты, Элен бы уже давно пустилась от меня в бега.

Предвкушение стало щекотать нервы.

«Если эфилеан огня поступит так, как я сказал, это станет началом большой игры. И могу поспорить на партию ведьминской контрабанды, что это будет чертовски интересно».

Через минуту я услышал громкий выдох, пару мгновений тишины, а затем дикарка подняла голову, и яркие глаза эфилеана огня снова засияли.

Живые, безумные, пламенные глаза.

– С возвращением.

День быстротечно подходил к концу, но у меня оставалось много невыполненных дел. И к ним добавилось еще возможное преступление, совершенное в пределах белого города.

Наступила глубокая осенняя ночь. Эфилеаны возвращались с поздних смен, кто-то шел уставший после тренировок, слышался смех с корта. Фонтан на главной площади уже отключили. Шагая сквозь эту красоту, я позволил себе немного свободы от информаторских обязанностей, и в мыслях вновь принялся твердить о плане, который стал забывать, теряясь в ярких мгновениях жизни белого города.

«Асентрит. Я должен искать его. Должен найти камень ярости раньше отца».

Но все мои раздумья были предательски поглощены эфилеаном пламени.

«Эта игра становится все интереснее и интереснее. Жнец и хранилище мертвых уже в курсе о потомке огня в городе? Кажется, пришла пора встретиться с Сейджо».

№ 10.Незваный гость

Территория: Нижний мир

В Кампусе последнее время стало оживленно, в отличие от хранилищ жнецов.

Сейджо закончил последние дела в нижнем мире. Проходя мимо стеклянных затемненных колб для душ временного пребывания, он успел рассмотреть в них свое отражение – осунувшееся лицо, черные волосы, уложенные набок, едва касавшиеся ушей, и единственный видящий черный глаз. Второй всегда был прикрыт повязкой после инцидента на работе при извлечении не самой спокойной души. Повязка была как у пиратов из человеческих фильмов. Никто так и не понял, почему Сейджо выбрал именно ее вместо обычного куска ткани, ведь какое дело бесчувственной эфилеанской оболочке до внешнего вида повязки?

Но даже несмотря на то что глаз остался всего один, под ним нельзя было не заметить огромный темно-коричневый мешок измотанности.

Оказавшись на поверхности возле штаба, Сейджо заприметил шепчущихся смотрителей у главного входа. Как только одноглазая эфилеанская смерть переступила порог, двое дежурных смолкли. Вид у них был встревоженный, и Сейджо задумался: «Они испугались меня сильнее обычного? Точно… Я снова забыл прикрыть мантией лицо».

Форма жнецов в Кампусе представляла собой черную мантию в пол, где не предусмотрен высокий воротник, чтобы скрыть лицо. Соратники Сейджо в клане испытывали проблемы с формой из-за отсутствия такой важной детали в одеянии. Дошло до того, что особо «умные» индивиды пришивали к своим мантиям воротники вручную. Но находились и те, кто привык ходить на поверхности, не скрывая лица и пугая всех, кому попадался на глаза.

Хоть лица жнецов и выглядели так же, как и у других эфилеанов, но эти существа были созданы из черной материи и рождены в «подземном» мире, поэтому при виде жнецов живые, хотели они того или нет, боялись.

Боялись их, как смерти.

– Сейджо… – промолвил один из смотрителей, – куда путь держишь?

– Я только из подземного мира. Пришел к Миранде.

Называть хранилище «подземным миром» было немного странно для того, кто там родился. Но жнецы называли его так, потому что живые в Кампусе его так называли.

Но их мира не было под землей.

Не было на поверхности.

Мир жнецов – это прослойка, не предназначенная для тех, кто имел физические тела. Их оболочки приобретали физические очертания, лишь когда эти существа выходили во внешний мир. Но сами их тела были мертвы.

Жнецы ничего не чувствовали внутри.

Жнецы ничего не чувствовали снаружи.

Если оторвать эфилеанской смерти руку, он и глазом не моргнет. Нет боли. В них нет ничего. Совсем. Пакет с высохшим мясом и скверной, который держался на костях.

«Все же стоит попробовать пришить воротник. У других же получилось, а я что, хуже?»

Сейджо скользнул вглубь холла, успев уловить разговоры смотрителей за спиной:

– …Не связывайся с одноглазым. Иначе к тебе наведается шишка смотрителей подполья.

– А, этот… Хаш длинноволосый. Как его там? Точно, Кайл… Фу, кровососов расплодилось! Он еще и древний. Пресловутый тип.

– Вот именно. Арейна его знает, когда у него крышу снесет. Сидел бы в Монс-ден на своем троне и не совался бы в гнильные земли. Короче, одноглазый жнец с ним в делах. Два странных мертвяка.

В штабе все было по-прежнему. Клан Сейджо занимался сбором и хранением душ Кампуса, поэтому он, как ответственный, собирал информацию об умерших и приносил отчеты по душам, поступившим в мир мертвых. Затем эта информация передавалась по всем штабам для ведения отчетности по населению.

Четвертый этаж – место его прибытия. Здесь было как обычно: море бумаг, анкеты поселенцев и гробовая тишина.

– Опять проблемы на границе? – наигранно поинтересовалась Миранда, протягивая ему кипу документов. Ее голос, как и у всех жнецов – хоть мужчин, хоть женщин, – был сиплый, с придыханием.

Черное, почти смольное афро контрастировало с белоснежным лицом. Миниатюрный нос и игривые глаза на маленьком лице. Из-за низкого роста Миранда с юных лет приобрела привычку носить каблуки. Она сильно выделялась, даже облачившись в черную мантию, а все потому, что женщины среди темных жнецов – настоящая редкость.

– Когда-нибудь я сдамся и заставлю отца разослать мой портрет всем новичкам.

Анкет в этот раз было много. Но то, что мгновенно приковало внимание одноглазого, – дополнительная графа в стихийной таблице. Туда был добавлен отдел «огненных элементалиев», а в графе «численность» стояла цифра один. Вероятно, это какая-то ошибка – именно так он думал в этот момент, но почерк был слишком аккуратен, явно написано не на скорую руку.

Сейджо задумался:

«Возможно, эта душа была предана некромантии и воскрешена болотными старухами?»

Эфилеанский огонь потух на Огенских полях. Души целого подвида сидели в колбах в хранилище – это прямое доказательство, которое Сейджо мог увидеть в любой момент, стоило лишь спуститься в нижний мир.

Но новая графа в таблицах прямо-таки мозолила глаз, ведь этой души на поверхности быть не должно.

– Это подтверждено? – уточнил он у Миранды.

– Да. Мы тоже сначала подумали, что в штабе элементалиев что-то напутали. Ты же знаешь, какой у них там извечный кавардак. Но мы связались с ними повторно, новость была подтверждена.

Если хранитель огненного отсека утаил, что из колб была утеряна одна из душ, это чревато скандалом. Древнюю магию мертвых у особо старых ведьм никто не отменял, хотя за последние два десятка лет не было зафиксировано утечек со случаями перерождения посредством призыва некромантии.

У Сейджо не возникло сомнений: эта информация нуждалась в повторной проверке.

Он уверенным шагом направился к выходу.

– Сейджо? – обратилась Миранда к одноглазому.

Он замер.

– Если думаешь, что это дело рук ведьм, тебе стоит сначала посмотреть на эту душу. Эфилеан не похожа на существо, которое пришло из мертвых.

– Она женского пола? Как выглядит?

– Одета как эфилеанская дикарка. Голова покрыта желтым платком. Вероятно, скрывает цвет волос. Временная маскировка.

– Так можно покрасить волосы.

– Ты хорошо понимаешь живых, но не настолько хорошо, как я, – проговорила Миранда, уставившись в пол. – Думаю, эта эфилеан хочет признания. В один момент закричать всем: «Вот она я, смотрите! Я – эфилеан огня, а не крашеная запуганная фальшивка!» Или что-то похожее. Я о таком читала. Но эфилеану нужно время, – она подняла взгляд на Сейджо. – Огонь уничтожен. Что может сделать последний из них? Затаиться перед этим миром до тех пор, пока не найдет соратников. Одному с красной головой не выжить.

С минуту Сейджо обдумывал столь «живые» речи своей протеже, но более задерживаться не стал и покинул штаб, отправляясь за подозрительной душой, размышляя: «Место регистрации в анкете не указали, но я уверен, что информатор уже в курсе, где можно ее найти».

Даже если он, как и Сейджо, мертв, жнецу не нужно чувствовать душу, чтобы знать, где главная ищейка города роет очередной клад, – штаб ночнорожденных поможет ему в этом.

Стоило Сейджо пересечь порог штаба ночнорожденных, эфилеан ночи на проходном посту тут же чиркнул что-то в журнале, а затем замер и уставился в одну точку. Редкая способность телепатии у ночнорожденных действительно приносила пользу на службе. И хотя по уровню связи эти существа уступали сенсорам, это была только одна из их способностей – плюс в копилку мертвых.

Дежурный пару раз моргнул и перевел взгляд красных глаз на жнеца. Одобрительно кивнув, он вновь склонился к журналу.

Освещение в здании было скудным, как в осенний сезон Джелида-ден. На верхних этажах гуляла прохлада. Жнец вышагивал по черной лестнице, пока та плавно не перешла в пол, покрытый красным ковром. Металлическая позолоченная дверь была закрыта. Звонко постучав, жнец вошел в роскошный кабинет главы штаба.

– Давно не виделись, Сейджо, – пузатый Ричард уже ожидал гостя в кабинете вместе с ночнорожденным телепатом. Глава штаба довольно восседал на коричневом кресле и потирал бороду такого же цвета, как и сиденье.

– Думаю, ты уже знаешь, зачем я пришел.

– Используешь парнишку Кайла в своих темных делах? – он ухмыльнулся, продолжая теребить бороду и почесывая живот.

– Мы используем друг друга пропорционально.

– Пропорционально? – в недоумении переспросил Ричард.

– Да. Пропорционально. Я сказал что-то не так?

Речь жнецов другим эфилеанам временами казалась «неестественной». Хотя язык они использовали местный, но составляли предложения будто механически, отчего речь казалась «неживой».

Сейджо не стал распыляться в приветствиях, сразу перешел к делу:

– Свяжись с ним. Скажи информатору, что я должен видеть прибывшего гостя. Он поймет, о ком я, – жнец отчетливо различил проснувшееся любопытство на лице Ричарда. Тот даже перестал теребить бороду.

Сейджо мог попросить о такой незначительной услуге любого ночнорожденного телепата, но не у всех ночных жителей телепатическая способность была развита до такой степени, чтобы охватить целый город. А вот тот, кто находился в прямом подчинении главы штаба, таким уровнем обладал.

Пока новость о пришедшем в город эфилеане огня оставалась неразглашенной, Сейджо собирался удостовериться в доводах Миранды. Если появление представителя уничтоженного подвида – дело рук ведьм, жнец должен был прямиком доложить об этом в главное здание, после чего объявят черный уровень тревоги.

Могильная магия на территории города запрещена. А так как воскрешенные в первые месяцы новой жизни тянулись к своим призывникам, приход эфилеана огня в Кампус мог означать, что старая ведьма находилась в городе. И тогда в хранилище жнецов начнутся проверки и генеральный пересчет душ.

Мазнув по жнецу красным взглядом, телепат подтвердил передачу сообщения и сообщил ответ:

– На старом месте. Не опаздывай, – так передал Кайл.

«Старым местом» Кайл называл территорию у пруда, где они встретились много лет назад в Кампусе. Впервые жнец по случайности забрел туда в поисках Миранды. Кайл сидел у пруда в полном одиночестве, созерцая водную гладь, и его глаза напоминали ее поверхность – бездонные, задумчивые и холодные. Сейджо очень хорошо запомнил этот взгляд. Ночнорожденный утопал где-то внутри себя, при этом сидя на берегу и смотря на воду.

Но на тот момент Сейджо уже довольно давно знал Кайла.

Знал древнего ночнорожденного, когда тот еще был в своей естественной, «животной» форме за пределами белых стен в открытом мире. Когда являлся тем, кем его желал видеть отец. Это было много лет назад, но Сейджо никогда не мог подумать, что тот, чье имя так узнаваемо в темных кругах общества эфилеанов, окажется в Кампусе – в обители мира, где эфилеаны отказывались от истории прошлого, от мести, и главное – от крови.

Кайл – последняя личность в этом мире, которую он ожидал встретить в пределах белых стен.

– Информатор тут как тут, – Сейджо обратился к Кайлу, который уже заждался его в «их» месте. – Не нужно шуток про заклинания на ускорение. Я их все равно не понимаю.

– Почему ты лишаешь меня этой радости?

– Не знаю. Если очень хочешь, попробуй, пошути. Я «сделаю» улыбку. Как смогу.

Неуложенную шевелюру информатора нещадно растрепало осенними ветрами. На лице застыл изможденный взгляд светлых глаз. Кайла никогда не заботило женское внимание или мнение окружающих. Бегство, укрытие, борьба со своей древней природой – он уже был потрепан жизнью, хотя эфилеану еще не исполнилось и первой сотни лет.

Кайл был облачен в темно-синий простецкий пиджак и водолазку болотного цвета. Сейджо часто обращал внимание на цвета в одежде эфилеанов Кампуса, так он пытался понять слово «мода». Эфилеаны в последние годы, следуя человеческой моде, предпочитали коричневые, белые и светло-голубые оттенки, как и всегда избегали красного цвета. А информатор изо дня в день использовал в одежде всевозможные темные тона, за одним исключением: жнец никогда не видел Кайла, облаченного в черный цвет.

Всему виной семейная драма клана древней крови, изменившая Кайла до такой степени, что он отказывался даже прикасаться ко всему, что напоминало о прошлом. О доме.

Черное одеяние – символ клана Ленсон. Дань и почтение густой крови чистокровных.

– Вид твой. Он навевает воспоминания об открытом мире, – Сейджо кивнул на пиджак Кайла. – Хотя я, кажется, уже привык за двадцать лет видеть тебя таким: Ленсон-младший, поглотивший животную сущность, стал «информатором Кампуса».

– Издеваешься, да?

– Я не знаю, как это делать, – подметил Сейджо, а сам не унимался: – Я недавно услышал новое слово и, когда прочитал, что оно значит, сразу вспомнил про тебя. В мире людей таких, как ты нынешний, называют «пацифистами». Вот так вот.

– Монс. Да как угодно.

Древний чистокровный наследник клана Ленсон бежал с Монс-ден и стал «информатором» в белом городе, навсегда отказавшись от прошлой жизни. Но иногда Сейджо замечал за Кайлом садистские замашки былых времен. Однако холодный разум «информатора Кампуса» моментально пресекал любые проблески потаенных желаний его сущности. В такие моменты ночнорожденный касался незаживающего шрама на лице, будто тот все еще причинял боль. Ощущения из прошлого вмиг возвращали его в настоящее, и Кайл снова становился «нынешним собой».

Но трогал он этот шрам крайне редко и с явным отвращением.

– Не смотри задумчивым глазом на мой шрам.

– Я не смотрел. Точнее, немного смотрел.

– Знаю, что спросишь про поиски камня ярости, – перевел тему Кайл. – Мои подчиненные за пределами города продолжают искать Асентрит. Слышал, что отец послал ночнорожденных клана Нордан на Кондактор-ден, считая, что в пустующих территориях переходного пункта между двумя материками найдет реликвию.

– Не хочешь последовать его примеру?

– Пока мои ночнорожденные не перероют всю Джелида-ден, не стану рисковать.

Сейджо не знал, зачем Кайлу нужен Асентрит, но информатор давно положил на этот камень свой светлый глаз.

Продолжать эту тему жнец не стал и перешел к делу:

– Я видел отчет о населении штаба элементалиев. Ричард пока не в курсе огненной находки.

– Я попытался втереться к ней в доверие.

– Каков результат?

– Простушка, доверчивая до монсианских чертиков, но с характером. Думаю, у нее нет цели устраивать кровавые перевороты, как у ее сородичей.

– Почему?

– Жадные глаза изголодавшегося скитальца Бездны страха. Такие за теплый дом, где больше не нужно убивать, душу продадут, – беспристрастно ответил Кайл, но что-то в его голосе показалось подозрительным, и Сейджо подметил:

– Она не должна была выжить.

– Но выжила.

– Такое в вашем мире называют словом «совпадение»? Я не понимаю его. Утечек из хранилища душ элементалиев огня нет, но я должен сам проверить, что за душа пришла в Кампус.

– Я уже провел свой эксперимент, – напряженно отозвался Кайл. – Ты не доверяешь древнему взору?

– Мне просто нужно посмотреть эфирный материал. Почему ты так напрягся?

Всем своим видом информатор демонстрировал, что не хочет говорить, но томная и невероятно тяжелая пелена прямолинейного взгляда жнеца заставила его ответить:

– На эфилеана повесили энергетический барьер.

– На новобранцев вешают барьер?

– Я тоже удивился. Это была просьба свыше. Я даже заподозрил в этом деле причастность Мартина; последнее время он стал активничать в городе. – Кайл на мгновение стушевался, но сделал вывод: – Я думаю, что барьер наложили из-за травмы. Вмешательство в разум против воли.

Сейджо слегка наклонил голову вбок. Он видел, что собаки поступали точно так же, и что-то в этом жесте ему показалось необычным, поэтому иногда так делал.

– В Кампусе это запрещено, – выдал жнец очевидное, – однако можно обойтись без травм, даже насильственно коснувшись разума. Если светлые жнецы одобрили запрос, значит, рана серьезная. Поверь мне, светлые жнецы не берутся за элементарные запросы.

– Ерундовые, ты имел в виду?

– Да, именно. Неправильно слово подобрал.

– Сейджо, уладь вопрос, чтобы он не затрагивал живого эфилеана, – попросил Кайл, на что жнец отреагировал неоднозначно, уставившись в одну точку. Он провалился в мертвые думы, будто вошел в транс.

«Это всего лишь еще одна вспыльчивая материя. Самый обычный рабочий материал, как и все остальные. Если ситуация выйдет из-под контроля, я не смогу дать гарантий Кайлу. Это моя работа».

Кайл, не задерживаясь, покинул место встречи. Сейджо последовал его примеру и направился в штаб жнецов проверить другие бумаги, касаемо пришедших. Он думал о том, что здесь, на поверхности, невозможно расслабиться ни на секунду: в Кампусе появился подвид элементалиев, который был похоронен два десятка лет назад в Огненном геноциде. Какова вероятность того, что сегодня Сейджо не сообщат, что в город случайно забрел древний летописец?

№ 11.Идеальный барьер

Территория: Кампус. Квартира Мартина

Сон, который постоянно видел Мартин, из раза в раз превращал его утреннее пробуждение в адские муки. Багрянник, очищающий плоть. Священное дерево, неразрывно связанное легендой с Асентритом. Мартин не видел камня, но дерево в его снах каждый раз тяготило своей чистой силой, как запретный плод.

А после снов о Багряннике он из раза в раз видел ужасающую картину: подвальное помещение и колба с жидкостью, в которой уже много лет томилась живая и отравленная душа беловолосого эфилеана.

«Я слышу, как ты умираешь».

Вскочив с кровати, Мартин силился отдышаться. Тонкие пальцы впивались в мягкое одеяло. В поту и ужасе, запачкав кровью из носа белоснежные простыни, он уставился на настенные часы и поприветствовал этот новый, «прекрасный» день.

Осень выдалась знойной, хотя обычно джелийские дожди в эту пору всегда аномально заливали материк. Однако, несмотря на жару, Мартин решил пойти в штаб в любимом белом костюме: идеально выглаженные брюки, жилетка на жемчужных пуговицах и пиджак, наброшенный на плечи. Особенно он любил белую рубашку с вышитыми золотыми ветвями на груди. Несмотря на то что классическая одежда стройнила и без того его худое, изящное тело, брюки и пиджак хоть немного, но добавляли мужественных объемов, которых у Мартина никогда не было. Желтую брошь в виде солнца двенадцати лучей он тоже не забыл – она всегда красовалась на жабо.

Помолившись на солийское солнце, вопреки запрету Кампуса о вере в солнце шести лучей, и прихватив помятые документы, Мартин в спешке покинул квартиру. Он отставал от расписания на три минуты!

Охранный пункт главного штаба с горем пополам барьер-сенсор преодолел. Спешно пробегая весь первый этаж, он старался не задеть голубые кучки дежурных смотрителей центрального района. Эфилеаны зевали и то и дело поглядывали на часы: как и всегда, желали побыстрее сдать отчетность и передать пост.

Среди разговоров Мартин услышал упоминание о Кайле. В толпе обсуждали, что темный информатор давно не наводил порядок в подполье, поэтому отбросы белого общества распоясались – накачанные химией, они стали все чаще появляться на девственных улицах Кампуса и нарушать общественный покой.

Сенсор хорошо знал древнего информатора, как и его одноглазого дружка Сейджо, но отношения Мартина и Кайла нельзя было назвать дружескими или даже приятельскими: каждый раз, когда сенсор и ночнорожденный пересекались, их разговор начинался с издевок и заканчивался перепалками. Когда Мартин услышал, как об информаторе отзывались смотрители, на его лице проскользнула легкая, никому не заметная злорадная ухмылка.

По пути в свой кабинет сенсор заглянул к коллегам поздороваться. К Дону заходить не стал. Не сегодня. Он не хотел с ним разговаривать после их последней тренировки.

«Старец не узнает о побочных действиях сенсорики. Я – идеальный барьер-сенсор. Лучший в Кампусе, – так он твердил себе из раза в раз. – Сегодня у меня самый обычный день. Я не видел никаких странных снов. Не блевал с утра кровью у раковины. У меня нет галлюцинаций. Я не шатался, поднимаясь на шестой этаж. Сегодня самый обычный день!»

Закончив круг приветствий, сенсор услышал звонкий голос с конца коридора:

– Мартин! У нас опять проблемы с расчетами, – а затем эфилеан уже чуть тише возмутилась: – Опять этот барьер опаздывает!

Мартин не любил, когда к нему обращались «барьер», ведь он обладал и побочной силой – сенсорикой. Все беловолосые эфилеаны имели барьерскую силу и, по сути, являлись барьерами. Но лишь единицы обладали сенсорным даром. Потому Мартин предпочитал обращение «сенсор», но возмущаться не стал.

После помощи крикунье из соседнего отдела Мартин поспешил на тренировку барьерской силы.

«И зачем сенсору это нужно?» – так он думал в детстве ровно до того дня, как его чуть не раздавил барьер двоюродного брата за то, что Мартин съел его джем.

С того дня нелюбимые тренировки он посещал без пропусков.

Мартин тренировался с другими сенсорами. Так как сила чистых барьеров была в разы больше, чем у сенсоров, их пришлось разделить.

В группе преемник Дона не входил в число отстающих, но и до лидирующих позиций ему было так же далеко, как от Джелида-ден до Солис-ден. Конечно, преемник создателя Кампуса должен быть лучшим во всем, но, к счастью для Мартина, его неидеальный показатель барьерской силы не бросался в глаза на фоне сенсорики, которую он развил в себе до аномалии.

Сегодня по расписанию проходила барьерская практика по «тяжестям». Перед участниками располагались десятиметровые столы с гирями от двадцати до ста пятидесяти килограммов. В зависимости от уровня барьерской силы эфилеанам подбирался индивидуальный набор. Мартин тренировался с гирей весом девяносто килограммов. Такой показатель считался вполне приемлемым, так как именно этот вес приравнивался к весу среднестатистического мужчины, и если эфилеан был в состоянии не просто сдвинуть предмет с помощью барьерской силы, а даже отбросить на расстояние, то и в бою с противником средней комплекции проблем у него не возникнет. У чистых барьеров вес тренировочных гирь начинался от ста килограммов и доходил до полутонны.

Сигнал был дан, и сенсоры заняли позиции у длинных столов. Тренировка началась.

На поверхности каждого стола имелась разметка с метражом. Во время разминки сенсоры двигали инвентарь барьерской силой от себя и к себе на расстояние первых полутора метров. На следующем этапе гири должны были доходить до разметки трех метров, а затем – до восьми.

Справа от Мартина тренировалась самая юная сенсор в группе: ей было всего двадцать девять. По меркам барьеров, которые жили тысячелетие, этот возраст приравнивался к человеческим пятнадцати годам. Девчонка только окончила школу и вступила во взрослую жизнь. Ее барьерские способности ничем не выделялись, но сегодня она была чересчур «сильна»: движения выходили дергаными, на лбу проступали капли пота, а дыхание казалось таким громким, будто она пробежала марафон.

– С тобой все в порядке? – поинтересовался Мартин.

– Да в порядке все! – рявкнула девчонка и принялась еще яростнее толкать гирю барьерской силой.

– У тебя вес всего тридцать килограммов, а напрягаешься, как при сотне, – заподозрил неладное Мартин.

– А тебе какое дело? – огрызнулась сенсор. – Свою гирю толкай и не мешай.

Прозвучал сигнал второго этапа. Гири стали активнее елозить по поверхности столов. Следующая отметка – три метра.

– Я тебя вроде уже видел, – не унимался Мартин, не отрываясь от тренировки. – В прошлый раз ты двадцать двигала. Почему сегодня взяла больше?

– Потому что я сильная. Доволен?

– Ты? С тридцаткой ты сильная? – рассмеялся Мартин, и гиря девчонки улетела на отметку пять метров.

– Да. Завтра возьму пятьдесят, а послезавтра будет твой вес. – Она стала издавать странные звуки, похожие на порыкивание. При следующем толчке ее гиря улетела со стола, преодолев отметку десять метров, и с грохотом рухнула на пол. Остальные участники группы прервались и уставились в сторону звука.

Мартин тоже прервался и внимательно осмотрел сенсора.

– Ты под жижами? – проницательно спросил он, и девчонка встрепенулась, округлив глаза.

– Я… нет. Нет! – испуг мгновенно сменился агрессией, и она уже наставила руку на Мартина, но тот среагировал быстрее и набросился на нее.

Девчонка брыкалась, когда он вцепился в нее, пытаясь обезвредить. Оба мгновенно распустили сенсорную силу и стали проламывать сознания друг друга. Но сенсорика Мартина была в разы сильнее. Он в мгновение ока проломил стену защиты негодницы и оказался в ее голове.

«Фу! Сколько тут дряни!» – выругался Мартин про себя, когда встретил в черных коридорах сознания эфилеана галлюциногенные смеси мыслей, отрывки эротических фантазий, разнообразных непристойностей и извращений, вызванных отварами ведьм.

Сенсор испугалась и, не сумев приручить барьерскую силу, которая разрослась до невиданных размеров из-за ведьминского усилителя, случайно потеряла контроль. Барьерский хват тотчас обрушился на Мартина и сильнейшей хваткой прижал его к девчонке, как бетонной стеной.

Среди наблюдающих за потасовкой раздался звонкий смех.

– Что тут происходит? – донесся голос тренера. Беловолосый эфилеан растолкал толпу, увидев двух «склеившихся» сенсоров на полу. – Вы что тут устроили?! – оторопело заорал он.

– Любовники, – с усмешкой выдал кто-то из толпы, и собравшиеся разразились гоготом.

– Уберите ее с меня! – вопил Мартин, но в ответ девчонка стала постанывать, да так странно, что он оторопел. – Собери барьерский хват, больная! – кричал ей преемник Дона прямо в лицо, пытаясь высвободиться.