Развод. Предателей не прощают! бесплатное чтение

Глава 1

Анна.

Заканчиваю затянувшийся разговор с завучем, помешивая лёгкий куриный супчик, закипающий на плите. Аромат овощей поднимается вверх и распространяется по кухне.

– Да, Галина Юрьевна, я поняла. Напишу сегодня в родительский чат.

– Анечка, ты пожёстче с ними. Знаю, что только сентябрь заканчивается, но я не первый год в школе работаю. Деньги на выпускной нужно начинать собирать уже сейчас. Хотя бы небольшими частями. По тысяче в месяц и для семьи не накладно, и к концу года как раз нужная сумма соберётся.

– Хорошо, мы обсудим это с родительским комитетом.

– Обсудите. Ладно, держи меня в курсе.

Кладу трубку.

Добавляю в суп заранее нарезанную зелень и накрываю крышкой, оставив кастрюлю на выключенной плите.

Это одно из тех блюд, которые Витя может есть без вреда для здоровья. У него проблемы с поджелудочной, поэтому еда должна быть не просто вкусной, но и полезной, продуманной до мелочей.

Маша, наша четырёхлетняя дочка, играет в своей комнате. Слышу тихое наивное стрекотание, от которого мне всегда становится спокойней.

Солнце садиться, заливая кухню мягким, теплым светом. Смотрю на часы – Витя давно должен был вернуться. Он всегда звонит, если задерживается на работе. Но сегодня тишина.

Внутри меня поднимается беспокойство.

Я снимаю фартук и снова беру в руки телефон. Быстро набираю номер мужа, но гудки тянутся и тянутся, а он всё не отвечает. Я пробую ещё раз – снова гудки.

Подхожу к окну, выглядываю на дорогу, ведущую к дому.

На улице тихо, безмятежно.

Единственное, что привлекает моё внимание, – это наш сосед Егор, который стрижёт газон перед своим домом. Егор переехал сюда недавно с сыном Матвеем, который на год старше Машули. Наши дети ходят в один садик.

Мы здороваемся, когда встречаемся на улице, но на этом наши соседские отношения заканчиваются.

Егор, словно почувствовав на себе мой взгляд, поднимает голову и коротко машет рукой. Я резко задёргиваю штору и отшатываюсь от окна.

Лицо заливает краской.

Что я делаю? И почему мне так неловко?

Нервничая, снова набираю номер Вити, и на этот раз на мой звонок отвечают. Кто-то берёт трубку, но вместо голоса мужа я слышу женский смех на фоне.

Рука сжимает телефон так, что костяшки пальцев белеют.

– Алло, Витя? Алло!

Гудки.

Словно трубку он взял случайно и так же случайно сбросил.

В груди нарастает тяжесть тревоги, а к горлу подступает ком. Я стараюсь прогнать сковавшее моё тело предчувствие, но оно не отпускает.

У женщин ведь есть какая-то чуйка, да?

И сейчас моя чуйка заставляет сердце метаться в тесных стенах грудной клетки.

– Мама, а папа скоро придёт? – раздаётся за моей спиной звонкий голос Маши.

Я оборачиваюсь.

Маша стоит в дверях, держась за край своего голубого платьица с зайцами, и с ожиданием смотрит на меня.

– Скоро, малышка, – стараюсь я улыбнуться, но у меня не получается. Улыбка выходит натянутой. – Он немного задерживается на работе.

Маша кивает и возвращается в свою комнату, но я чувствую, что она беспокоится. Дочка всегда чувствует мои эмоции, даже если я стараюсь их скрыть.

Я вздыхаю, стараясь успокоиться, и снова встаю к плите, но мысли постоянно возвращаются к этому треклятому звонку.

Кто эта женщина? Почему она смеялась? Чем таким важным занят Витя на работе, неужели стендапы рассказывает?! Работничек хренов.

Я не решаюсь позвонить снова.

Накручиваю себя?

Чёрт, конечно, накручиваю!

Минуты тянутся медленно. В доме царит странная тишина, которую нарушают только звуки из комнаты Маши. Я без конца поглядываю на телефон, но никаких новых сообщений или звонков нет.

Вити всё ещё нет дома.

Обычно мы ужинаем все вместе, но, видимо, не сегодня.

Я сажаю Машу за стол, накрытый на двоих. Машинально, действуя на автомате, отправляю ложку с супом в рот и пережевываю, а сама не могу перестать избавиться от женского смеха, звучащего эхом в голове.

Время совсем уже не детское.

Укладываю Машу спать и спускаюсь в гостиную. Усаживаюсь на диван, скрестив ноги по-турецки.

В доме совсем темно.

Я почти засыпаю, положив голову на спинку дивана, но глаза мои распахиваются, когда я слышу, как открывается входная дверь.

Витя вернулся.

Однако вместо облегчения меня накрывает волна страха и чувство, что этот вечер изменит всё.

Глава 2

Анна.

Витя замирает в дверном проёме. Он выглядит мрачным и усталым, но в его взгляде есть что-то ещё… Что-то холодное, почти неприятное.

Он даже не здоровается, просто скидывает ботинки, швыряет пиджак на комод и идет в мою сторону.

– Ты поздно.

Витя молча кивает.

– Где ты был? – спрашиваю я, стараясь удержать спокойствие, хотя сердце начинает разгоняться.

– Не твоё дело, – бросает он резко, не поднимая на меня глаз.

Меня пронизывает чувство тревоги. Он никогда раньше не говорил со мной… так.

– Почему не мое? Я твоя жена. Я волновалась. Звонила тебе и…

– Хватит, Ань, – перебивает меня с раздражением в голосе. – Ты звонишь мне каждую минуту, как будто я должен отчитываться перед тобой. Ты что, следишь за мной?

– Я просто… – начинаю я, но он перебивает снова.

– Просто меня это достало.

– Что именно?

– Да ты. Со своими вечными разговорами о школе, о своих учениках. Ты хоть понимаешь, насколько это утомительно? Ты никогда не думаешь ни о чём, кроме своей работы и нашей дочери. Да мне домой возвращаться из-за этого не хочется! Мне душно с тобой, понимаешь?

Не знаю, что сказать. Я в полном ауте.

То есть обсуждать его дела – это нормально, а обсуждать мои дела – скучно и утомительно?

Его слова режут, как нож.

И я даже не пытаюсь найти им оправдание!

Зачем? И козе понятно, что сейчас будет что-то эпичное! Я ведь вижу, с каким презрением смотрит на меня муж.

– Вить, послушай…

– Да хватит уже! – он повышает голос, и я невольно вздрагиваю. – Ты всю жизнь только и делаешь, что заботишься обо мне, будто я ребёнок! Устал от твоей вечной заботы, твоего контроля! Ты думаешь, что знаешь, что мне нужно лучше, чем я сам?

– Вообще-то, это нормально, что я забочусь о тебе. В моей реальности жена помогает мужу, и наоборот. Семья – это партнёрство, разве нет?

– Да ну, перестань, – Витя взмахивает рукой, словно отмахивается от надоедливой мухи. – Меня тошнит от этих твоих ужинов по расписанию, от того, как ты варишь мне супчики, потому что «у тебя же больная поджелудочная»! Меня тошнит от твоих суперполезных завтраков, слышишь?

Я молчу, поражённая тем, насколько сильно изменился его тон, насколько глубока его неприязнь.

– Ань, послушай, – он садится в кресло напротив меня. Набирает в лёгкие воздух. – Нам надо поговорить. Нам, вообще-то, давно уже нужно было это сделать.

– Говори.

Он долго смотрит на меня, будто взвешивает в уме каждое слово.

– У меня… – он запинается, и мне кажется, что этот момент длится вечность. Я уже знаю, что он скажет, но всё равно надеюсь, что ошибаюсь. – У меня есть другая женщина.

– У тебя есть… Прости, мне показалось, ты сказал…

– Другая женщина, да. Тебе не показалось. Её зовут Вика, – говорит он, избегая моего взгляда. – И она беременна. От меня.

Всё, что я знала, всё, во что верила, рушится прямо у меня на глазах. Грудь сдавливает боль, мешая дышать.

Мир трескается по швам.

Впиваюсь ногтями в диванную подушечку, стараясь сохранить самообладание и не рухнуть в разверзнувшуюся передо мной пропасть.

– Ты изменил мне? – я почти шепчу, но слова все равно звучат, как раскат грома в тишине.

– Да, – отвечает он, не колеблясь. – И это лучшее, что я сделал за последнее время. Понимаешь, я устал. Я чертовски устал. Я будто белка в сраном колесе. Нескончаемый день сурка! С тобой я словно в тюрьме. Всё по порядку, по правилам, а с ней… С ней страсть, эмоции. Я снова почувствовал себя молодым и всемогущим, Ань! Я ожил! Всё изменилось. Я изменился. И жить, как раньше, больше не могу.

Ком в горле душит.

Я вот-вот разревусь!

Нет, Аня, поплачем мы потом! Закроемся в ванной и от души порыдаем, а сейчас постараемся выйти из этого разговора с гордо поднятой головой!

– Она молодая?

– Двадцать три.

– Двадцать три! – Не могу сдержать горький смех. – Господи, Вить! Ты серьёзно?

– Возраст не имеет значения. Я её люблю.

Тру пальцами переносицу, пытаясь осознать, что это реальность, а не дурной сон.

– Хорошо. Раз уж ты так решил, я препятствовать твоему счастью не буду. Собирай вещи и проваливай к своей Вике.

– Нет, Ань, ты не поняла. Я хочу, чтобы ты уехала. Вика беременна, и у нас будет ребёнок. Ты должна освободить дом, скоро у нас будет семья.

Уехала? Я должна уйти?

Я…

Мне нечего сказать. Никакие слова не могут передать тот ураган эмоций, который бушует во мне.

– Ты хочешь, чтобы ушла я? Изменил ты, а уйти должна я? Ахренеть, Вить! Молодец! Классный план! А о нас с Машей ты подумал?

– Подумал. Я подумал обо всём. Я буду заботиться о Маше, буду платить алименты и не оставлю вас на улице. Я сниму вам квартиру. Тебе так будет даже удобней до школы добираться. Но Вика… Она ждёт ребёнка. Моего ребёнка. И я должен быть с ней. Я должен заботиться и о них тоже.

– Заботиться? – Почти кричу я, вставая с дивана. – Придумал, как выбросить нас с Машей из жизни, словно ненужные вещи, и доволен! Замечательный отец, ничего не скажешь!

Он вздрагивает от моих слов. Не смотрит мне в глаза. Я больше не вижу в нём человека, которого знала.

Передо мной какой-то незнакомец, на лице которого застыла маска отстранённого безразличия.

– Я не хочу, чтобы всё закончилось так, – он качает головой, словно хочет убедить и меня, и себя. – Я не хочу делать вам больно. Но мне нужно это сделать. Я должен быть с Викой. Я должен начать новую жизнь и попытаться снова стать счастливым. Ань, ведь жизнь у нас одна… Так страшно просрать её не на того человека.

– Просрать не на того человека? – Зло усмехаюсь я. – Интересно, как стремительно мы попали из точки «Вместе навсегда» в точку «Вы мешаете мне быть счастливым»!

– Ань, пожалуйста, не нужно всё усложнять, – Витя тоже встаёт, и теперь мы стоим почти вплотную друг к другу, надсадно дыша. – Мне и так тяжело. Пожалуйста, просто… просто уезжай.

Я не могу в это поверить.

Не могу понять, как человек, которого я любила, который был со мной столько лет, может так спокойно говорить о том, что разрушил нашу семью, да ещё и просить меня уехать!

– Ань, – он протягивает руку, словно хочет утешить, но я отступаю.

Я не могу позволить ему коснуться меня.

Мне мерзко и тошно от осознания, что так же он касался другой женщины, утешая и лаская.

Какой подонок! Какой же мерзавец!

– Нет, – решительно качаю головой. – Мы с Машей никуда не уйдём отсюда. Это и наш дом тоже.

– Это не просьба.

– А что? Приказ? Засунь свои приказы себе в задницу, любимый.

Лицо Вити каменеет. В его взгляде читается раздражение и удивление.

Не ожидал отпора?

Выкуси!

– Ты сделаешь только хуже, Ань. Подумай о Маше. Тебе лучше уйти по-хорошему.

– А вот угрожать мне не нужно. Оставь запугивания для своих малолеток. Ты можешь быть с кем угодно, ты можешь трахать кого угодно, но это наш дом. И я не позволю тебе его отнять.

Резко развернувшись, выхожу из гостиной и закрываюсь в ванной.

Включаю воду.

А вот теперь можно и поплакать…

Глава 3

Анна.

Ночная ссора преследует меня, не отпуская даже во сне. Я просыпаюсь за час до будильника, убитая и раздавленная, с ощущением тяжести в груди, и замираю, не желая начинать новый день.

Рядом шуршит постельное бельё – Витя спит, развалившись на всю вторую половину широкой кровати.

Со стоном прячусь под одеяло.

Я думала, после подобных ссор джентльменам полагается занимать кровать в гостевой комнате в наказание, но Виктор, кажется, не чувствует себя виноватым и наше семейное ложе покидать не планирует.

Ах да! Это я должна была его покинуть, по мнению мужа!

Я всё ещё не могу осознать произошедшее. Мужем он теперь может считаться лишь с огромной натяжкой.

Витя так холодно и безразлично рассказал мне о другой женщине… Так буднично, словно сообщил о том, что ему нужно купить новые ботинки.

Витя снова шевелится рядом, и я чувствую, как нарастает во мне напряжение и злость.

Хочется накрыть его подушкой и…

Ух!

Стоп, Аня. Ты взрослая, мудрая женщина.

Соберись!

Соберись и выбрось из головы глупости. Как бы ни хотелось сейчас рассыпаться на детальки, ты не имеешь права этого делать. У тебя дочь, которой не на кого положиться, кроме тебя!

Тихо встаю, нащупываю босыми ногами мягкие тапочки под кроватью и иду в ванную.

В отражении вижу усталое лицо с лёгкими тенями под глазами.

Тихо вздыхаю.

А в голове, словно в комбайне, перекручиваются и перемалываются наши общие воспоминания.

Пыль, пыль, всё это теперь просто пыль.

Принимаю душ и привожу себя в порядок – рисую лицо. Натурально! Косметикой, словно красками, я намечаю на бледном холсте привычные черты: замазываю синяки под глазами, щекам возвращаю лёгкий румянец.

Я же художник, в конце концов!

Что бы там ни происходило в личной жизни, мне нужно как-то прожить этот день на работе, делая вид, что всё нормально. И выглядеть я должна соответствующе.

На кухне варю себе кофе, глядя в окно на только пробивающиеся на горизонте лучи солнца.

Обычно я встаю рано, держу чёткий режим сна, не позволяя себе засиживаться допоздна. Утром готовлю завтрак на всех. Всегда стараюсь для любимых. Еда должна быть полезной, разнообразной, красивой.

Я повёрнута на правилах? Я скучная?

Может быть.

Но мне искренне нравится заботиться о себе и близких. Как жаль, что муж не оценил. Эмоций ему подавай, феерии чувств. Надоел ему день сурка, видите ли.

Что ж… Значит, без завтрака сегодня.

Спустя ещё час слышу шаркающие шаги из спальни. Витя, зевая, входит на кухню. Ставит чайник на плиту, пока я замешиваю тесто для оладьев.

Неловкость плотным утренним туманом повисает в воздухе.

Мы словно два призрака, парящих рядом, но не замечающих друг друга.

Он молчит, я молчу.

Жарю ровно одну порцию оладьев для Маши, выкладываю в тарелку, посыпаю свежей черникой и поливаю мёдом, аппетитно поблескивающим на свету. Ставлю на стол.

Витя, привыкший жить на готовеньком, облизывается и тут же вооружается вилкой.

– Это для ребёнка, – отбираю, отодвигая тарелку на противоположный конец стола.

– А где мой завтрак? – спрашивает, даже не пытаясь скрыть недовольства.

Смотрю на него, стараясь не взорваться.

Внутри всё закипает, булькает.

Вчера ты говорил, что я тебе мешаю, что я должна уйти, забрать Машу и больше не возвращаться, а сегодня ты вдруг удивлён, что я не приготовила тебе завтрак?

Неужели тебе действительно всё равно, что происходит? Неужели ты думаешь, что я после вчерашнего стану угождать тебе и выплясывать возле плиты?

Я же душная. Задушила, бедолагу, заботой!

Старалась сохранить очаг, тогда как нужно было, по мнению Вити, скупать курсы минета.

– Тебе я не успела приготовить.

– Успеешь сейчас, – стреляет взглядом в миску с остатками теста. – Анют, давай быстрей, на работу опаздываю.

Показательно ставлю миску в раковину и заливаю водой.

– Прости, тесто кончилось.

– Ань, ты… – Качает головой. – Детский сад!

Может быть.

Но мне наплевать.

Глава 4

Анна.

– Если хочешь есть, приготовь сам, – говорю я, стараясь сохранять спокойствие. Сказать что-то, что действительно вертится на языке, не могу – знаю, что это только усугубит ситуацию.

Витя смотрит на меня несколько секунд, как будто пытаясь понять, действительно ли я сказала то, что он услышал. Потом кивает, сдерживая в себе раздражение, и лезет в холодильник.

Вытаскивает молоко, яйца. Роется по шкафам в поисках чистой сковороды.

Я отворачиваюсь, чтобы налить себе кофе, но Витя снова начинает говорить:

– Не забудь, что тебе сегодня нужно собрать ваши с Машей вещи. Если не хочешь проблем, вам лучше уйти, как мы договаривались.

Я резко разворачиваюсь к нему, не веря, что он снова поднимает эту тему.

О чём он вообще думает? Уйти из дома – вот так просто?

– Мы ни о чём не договаривались, – отрезаю я, холодно глядя на него. – Я никуда не ухожу. Маша тем более.

Его ноздри гневно расширяются.

Мы смотрим друг на друга, проверяя, кто первым отведёт взгляд.

Секунда. Две. Пять.

– Разберёмся вечером, – наконец говорит он, раздражённо вздыхая, словно ему надоела эта игра. – Ань, я надеюсь, ты примешь правильное решение. Я не хочу с тобой бороться.

– Так не борись. Будь мужчиной, Вить. Уйди, раз уж ты заварил эту кашу.

– Ты, кажется, забыла, чей это дом.

– Ты, кажется, забыл, каким был этот дом, когда мы только въехали? Забавно. Как строить, так вместе, а как делить, так «всё моё».

– Аня, послушай меня внимательно. Сколько лет мы с тобой живём?

– Десять.

– Десять лет. За это время ты успела меня изучить, ведь так?

– Лучше, чем тебе кажется.

– Значит, ты в курсе, что я не отступаю от намеченных целей.

Это так. Витя упрямый очень. Прёт, как каток, по головам, и начхать ему на комфорт окружающих.

И я бы не хотела вставать на пути у такого человека, но встану, если того потребуют обстоятельства. Потому что я тоже не пальцем деланная, и за время нашей совместной жизни научилась лавировать. И помимо его сильных сторон, слабости его я тоже изучила.

– Анечка, просто не мешай мне, пожалуйста, – смягчив вдруг тон, говорит Витя. – Я понимаю, что тебе больно. Понимаю, что это бьёт по твоему самолюбию, твоему хрупкому женскому эго, но ты должна уступить. Должна. Иначе я раскатаю тебя и мокрого места не оставлю. Соглашайся на мои условия, пока я добрый. Выбери квартиру и съезжай по-хорошему. Честное слово, я не хочу воевать с тобой. Давай расстанемся мирно во имя всего того светлого, что между нами было. Во имя нашей дочурки.

– Про дочурку вспомнил, да? Очень выгодно втыкать в контекст ребёнка лишь тогда, когда тебе удобно. Где ты был все эти годы, папаша? Наша дочь росла без тебя, пока ты пропадал на работе.

– Я работал ради нашей семьи!

– Я тоже работаю ради нашей семьи.

– Ой, Ань, сравнила жопу с пальцем! Прости, конечно, но ты своими жалкими учительскими копейками передо мной даже не тряси, – разрезает он воздух ребром ладони. – Не впечатляет!

– Вот как, значит? Не впечатляет? А десять лет назад, когда у нас с тобой на двоих была лишь дырка от бублика, тебе моя зарплата не казалась такой смешной. Может, ты забыл, откуда у тебя бизнес? Забыл, чью квартиру мы продали, чтобы наскрести деньги на стартовый капитал, м? И пока ты не раскачался, на чьи жалкие учительские копейки мы выживали?

– Вспомнила, – усмехается. – Как мелочно, Анют. Будешь меня этим попрекать? Хорошо, сколько ты мне дала тогда? Два миллиона? Сегодня же эта сумма упадёт на твой счёт.

– Нет, Вить, меня такой расклад не устроит. Я понимаю, ты теперь человек важный. Ты уже не тот простак с нулём в кармане. Но не нужно со мной разговаривать так, словно ты подобрал меня с помойки. Это не я тебе обязана. Это ты обязан мне, так что будь добр, собирай шмотки и проваливай к своей малолетке.

– Значит, война? – жёстко сжимает он челюсти.

Ничего не отвечаю.

Резко разворачиваюсь и выхожу из кухни, чувствуя, как внутри всё трясётся от злости и обиды. Ещё не хватало, чтобы он диктовал мне, как поступать!

Забрать Машу и уйти?

Нет уж, я остаюсь здесь. Пусть сам решает, что делать, если ему что-то не нравится.

Я столько сил угрохала в этот дом.

Здесь каждая деталь подобрана с любовью и трепетом. Каждая мелочь на своём месте.

А мой сад? Что будет с ним?

Моим гортензиям уже шесть лет, они старше Маши! Сколько у меня там сортов – не счесть. Есть и капризные очень, за которыми особый уход нужен.

Я каждый листочек, каждый цветочек помню, потому что собственными руками каждый год привожу это всё в порядок.

Мои цветы – тоже мои детки. Я не могу их бросить.

Да и на кого?

Вите по боку сад, а эта его Вика… Сомневаюсь, что она хоть раз в руках садовый инвентарь держала.

Погубят. Точно погубят.

Витя думает, что всё можно решить простыми угрозами, но я не сдамся так легко.

Пока муж готовит себе завтрак, я отсиживаюсь в своём кабинете. Нет, это не трусливый побег, а стратегическое отступление. Мне нужно собраться с силами, потому что целый день в школе придётся улыбаться детям.

Только когда дверь за Витей закрывается, я выхожу из кабинета, чтобы разбудить Машу и собрать её в садик.

После Вити на кухне бардак. В сковороде подгоревший омлет, к которому муж даже не притронулся, решив, видимо, обойтись чашкой чая.

Что ж, все решения приняты. И теперь нам обоим предстоит мириться с последствием своих выборов.

Глава 5

Анна.

У меня «окно» между уроками.

Сижу в своём кабинете, погружённая в электронный журнал. Вношу оценки за последние творческие работы детей.

Трудно сосредоточиться: мысли просто неуправляемы, и то и дело возвращаются к утреннему разговору с Витей.

В голове пульсируют вопросы: как далеко он готов зайти в своём решении устранить меня из своей жизни? А как далеко готова зайти я?

Главное – не идти на поводу у эмоций.

Мне нужна холодная голова и львиная доля здравого смысла, чтобы не превратить свою жизнь в сплошную грязь. Я не хочу разворачивать целую военную кампанию, но мне искренне непонятно, почему именно я должна покинуть дом.

Ведь это не я решила начать новую жизнь, а Витя.

Вот пускай и начинает. С чистого листа.

Меня же всё устраивало в моей прошлой жизни, в том числе уютное гнёздышко, которое я создавала долгие годы.

Такое решение кажется мне справедливым и честным, но если Витя начнёт жестить, мне придётся отступить, чтобы не подвергать себя и Машу опасности. Я лишь надеюсь, что Витя не станет впадать в крайности. Он жёсткий человек, когда дело касается финансового благополучия. Именно благодаря этому качеству его бизнес и разросся, стал приносить ощутимый доход. Но готов ли он так же хладнокровно крушить врага, если этим врагом станем мы с Машей?

Я ребёнок, выросший в детском доме. И ещё с малых лет усвоила одну вещь: нельзя сдаваться без боя. Нельзя давать слабину, потому что этим обязательно воспользуется кто-то более расторопный и сообразительный.

Вот и сейчас, подчиняясь закреплённому на подкорке рефлексу, я зубами готова вцепиться в то, что мне дорого.

Мой дом – это не просто куча кирпичей и стильная мебель.

Мой дом – это место моей силы.

Там росла моя дочь. Делала свои первые шаги, произносила первые слова.

Сколько любви и радости видели эти стены!

А теперь какая-то малолетка придёт туда и начнёт наводить свои порядки?

Нет уж!

В кабинет стучат, и тут же дверь распахивается. Оля, как всегда взмыленная, шустро забегает ко мне, цокая каблуками.

– Ань, есть чистая бумага А4? У меня закончилась, а мне срочно нужно распечатать информацию на стенд.

– В шкафу, в третьем левом ящике, – отвечаю на автомате, продолжая стучать по клавиатуре.

Оля подходит к шкафу, находит бумагу, но тут же снова оборачивается ко мне.

– А кнопки есть?

– В верхнем правом, – киваю я, всё так же не отрывая глаз от монитора.

Оля достаёт кнопки, но. вместо того чтобы уйти, задерживается и пристально на меня смотрит.

– Я тебе поражаюсь! Как ты всё это помнишь? Кажется, тебя среди ночи разбуди, и ты скажешь, где у тебя…

– Оль, – поднимаю на неё взгляд, перебивая. – Я развожусь.

– Разво… Что? – расширяются от шока и без того огромные глаза подруги.

– Витька… – начинаю я, но слова застревают в горле, и мне приходится прилагать усилия, чтобы вытолкнуть их наружу. – Витька молодую любовницу завёл.

– Погоди, чего?

– Да, нашёл другую. И сделал ей ребёнка.

– Чего?!

– А теперь хочет, чтобы мы с Машей покинули дом.

Я на миг замираю, чувствуя, как что-то внутри надламывается в очередной раз.

– Ты шутишь? – Оля хлопает ресницами. Лицо её вытягивается в овал, челюсть слегка отвисает.

– Если бы, – я грустно усмехаюсь. – Он сказал, что я ему надоела. Душная. Что он больше не может жить со мной и Машей, и нам нужно освободить место для его новой семьи.

– В смысле? – голос подруги поднимается на октаву выше, выражая одновременно и недоумение, и гнев. – И что ты собираешься делать? Куда пойдёшь?

– Что значит «куда пойдёшь»? Никуда я не пойду. Это и мой дом тоже, пусть даже по документам он принадлежит Вите.

– Вот именно, по документам! Суд на них смотреть и будет. Никто тебя не пожалеет лишь потому, что ты женщина с ребёнком.

– Оль, да мы когда в тот дом въехали, в нём страшно жить было. Он же Вите от отца достался в ужасном состоянии. А сейчас что? Не дом, а мечта! Мы там всё поменяли. Столько сил вгрохали, времени, нервов! Второй этаж достроили, веранду. Ремонт капитальный сделали. На чьи деньги?

– На Витины? – рассеянно хлопает глазами подруга.

– На Витины, ага. На те, которые ему принёс бизнес, в который вложилась я. Рыночная цена дома сейчас миллионов двадцать, если не больше, а он мне предлагает квартиру снять и два миллиона вложенных средств вернуть. Думает, швырнёт мне эти деньги, как собаке кость, а я и рада буду! Как будто я прав своих не знаю. Хорошо устроился. «Бизнес мой, дом мой, а твоё здесь только сопли в носу»!

Оля садится на стул напротив меня, шок на её лице сменяется пониманием.

– Ты права, конечно. Но, Ань, что он за зверь такой, выгонять жену с ребёнком? Измена – это одно, но чтобы так?

– Не знаю, это ты мне скажи. Ты же у нас психолог.

– Детский, – ведёт бровью подруга.

– Детский. А это что, поведение взрослого человека? Сходить налево, обрюхатить девчонку и дать пинка под зад родной дочери и жене. Так себя взрослые мужчины ведут?

Оля задумчиво постукивает пальцами по подбородку.

– Наверное, кризис среднего возраста. Они все ближе к сорока резко начинают исполнять, будто белены объелись. Знаешь же, как говорят: седина в бороду, бес в ребро. Видимо, он чувствует неудовлетворение жизнью и пытается это компенсировать наличием молоденькой шлюшки рядом.

– А я старая, да?

– Тебе тридцать шесть, звезда моя. Ты уже отработанный материал, как говорится. Наскучившая, предсказуемая, изученная досконально. А там всё новое, интересное. Тело упругое, сиськи стоячие, жопа – орех.

– То есть всему виной целлюлит на моих бёдрах? – Раздражённо фыркаю я. – Да и вообще, нормальная у меня жопа! Хватит уже женщин винить в том, что мужчины член свой в штанах удержать не могут. Впрочем, не так важно, кто виноват. Я решила, что никуда не уйду. Это мой дом. Никаких побегов, никаких уступок. Я Витю знаю. Чуть дай слабину, и он заберётся под панцирь и выест внутренности.

– А Машка? Рассказала ей уже?

Качаю головой.

– Я не знаю, как ей это объяснить. Жалко малышку. Как сказать ей, что папа больше не хочет быть с нами?

– Собрать в кулак всю свою силу и сказать, – тяжело вздыхает Оля. – Тебе придётся найти слова. Ребёнку в её возрасте не обязательно знать подробности, но ввести в курс дела всё равно нужно. Мягко. Без лишних эмоций.

– Ты права. Знаешь, я стараюсь не унывать, но внутри такое чувство… Как будто я всё это время была для него просто обузой. Пытаюсь вспомнить, когда это началось, но не могу. У нас всё было нормально. Не идеально, да. Где-то бодались, но всегда мирились и приходили к общему знаменателю. Находили компромиссы. А теперь вдруг… Любовница. Неужели я так плоха?

– Не смей так думать! Ты – потрясающая женщина, Анют. Если он не видит этого, то он самый настоящий болван. Но это его проблема, а не твоя. Ты явно заслуживаешь лучшего.

– Спасибо, – шепчу я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. – Но сейчас мне трудно в это поверить. Меня просто списали. Предпочли мне молодую, со стоячими сиськами…

– А кто она хоть такая? Ты её видела?

– Какая-то Вика, – произношу я, не скрывая неприязни. – Не видела и видеть не хочу.

– А если он её в дом притащит?

– Не знаю. Надеюсь, хватит совести этого не делать, – закрываю глаза ладонью. – Да, на одном энтузиазме я далеко не уеду.

– Верно, дорогая моя, тебе нужен хороший адвокат.

– Нет, Оль, мне нужен лучший. Тот, кто знает своё дело досконально.

– Досконально?

Оля вдруг оживляется, лезет в карман за телефоном.

– Точно, Анют! – Листает что-то и тычет горящим экраном мне в лицо. – Помнишь громкий развод помощника Фролова? Из каждого утюга тогда вещали об этом деле.

– Помню.

– Я на Пименова, адвоката этого, подписана в соцсетях с тех пор. Толковый мужик. Сложные дела – его конёк. Может, он и тебе поможет? Против твоего Витька явно тяжёлая артиллерия нужна. Ты у нас, конечно, дама боевая, но у него мощностей побольше, чем у тебя, как ни крути.

– Спасибо. Скинь контакты его.

Если уж придётся бороться за то, что мне принадлежит, то лучше иметь в союзниках человека, который на этом собаку съел.

– Не переживай, Ань, нормально всё будет! У тебя есть я, Машуля. Мы справимся. Ты главное не сдавайся!

С решимостью киваю.

Нет, сдаваться я точно не собираюсь.

Глава 6

Анна.

Сильный дождь барабанит по крыше, заливая улицы, но дома тепло и спокойно. Электрокамин уютно потрескивает.

Маша играет рядом, расставляя в ряд своих кукол и единорогов, а я без конца прокручиваю в голове разговор с адвокатом.

– Постарайтесь не вступать в открытую конфронтацию с мужем хотя бы до нашей личной встречи. Завтра мы с вами всё обсудим и решим, как действовать дальше, – сказал он мне по телефону, добавив, что шансы на победу у нас есть.

Не вступать в конфронтацию, усмехаюсь я мысленно.

Легко сказать…

Мы уже в неё вступили и пригрозили друг другу войной.

Размышления прерываются громким хлопком двери.

Витя застывает на пороге с выражением искреннего недоумения на лице.

Маша, радуясь папиному приходу, бежит к нему и обхватывает его ногу. Но Витя не замечает дочери, его взгляд, полный ярости, вонзается в меня стальными иглами.

– Почему ты всё ещё здесь? – Небрежно стряхивает он с плеч пиджака крупные дождевые капли.

– Машуль, поиграй немного в своей комнате, хорошо? – Улыбаюсь я дочери, прекрасно понимая, что улыбка выходит натянутой.

Маша согласно кивает, забирает своих кукол и уходит в детскую.

– Вить, давай спокойно поговорим, без истерик.

– Поговорим? – он почти смеётся, но в этом смехе нет ничего весёлого. – Я вроде ясно выразился, Ань. Я хочу, чтобы ты ушла. Я собираюсь строить новую жизнь. Без тебя и твоих идиотских правил.

– Этот дом и мой тоже, – произношу я спокойно.

– С чего ты это взяла? А, потому что апгрейдили мы его на совместно нажитые деньги? Так для того, чтобы это подтвердить, Анечка, нужны какие-то доказательства. Они у тебя есть?

Я машинально бросаю взгляд на лестницу, ведущую на второй этаж. Там, в моём кабинете, есть пухлая папка с документами.

Но Витя, проследив за направлением моего взгляда, торжествующе разводит руки в воздухе.

– Ань, забудь, – насмешливо щурится. – Я же не кретин. Я знаю, что ты, чёртова маньячка, всё-всё хранишь. Но твои бумажульки я сжёг ещё пару недель назад. Помнишь, стейки жарили на огне? Мне они очень понравились, потому что были с привкусом твоего поражения.

От злости сжимаю до скрипа зубы.

– Значит, подготовился?

– Да.

– Ты играешь не по правилам.

– Какие нахрен правила?! – Повышает тон, но тут же делает глубокий вдох, успокаиваясь. Снимает пиджак и швыряет на спинку дивана. – Ты всегда была очень упрямой. И, признаюсь, я искренне восхищался этим твоим качеством. Ты знала, чего хочешь, и шла к этому напролом. Но сейчас ты должна смириться с тем, что все твои движения бесполезны. У меня новая жизнь, и в этой жизни нет места для тебя. Вика ждет ребёнка, и она должна чувствовать себя спокойно в этом доме.

– Ты не посмеешься привести сюда свою шлюху.

– Ты так решила?! – Резко шагает в мою сторону. – Спешу тебя разочаровать: твоё слово в этом доме больше ничего не значит! Теперь хозяйкой здесь будет другая женщина. Ань, всё! Я оценил твою настойчивость и готовность бороться, но завязывай. Серьёзно. Ты не вывезешь меня. Весовые категории разные.

– На моей стороне будет закон. Я докажу…

Витя смеётся. Его ровные зубы блестят, как жемчужины.

– Знаешь, в чём твоя проблема? – Дёргает он узел галстука, ослабляя его. – Ты слишком правильная. И ты думаешь, что если делать всё честно, то и жизнь к тебе будет справедлива. Но вот в чём прикол: это так не работает. Этому миру похер на твою честность! На твою правильность! Если хочешь получить реальный профит, тебе нужно быть готовой делать подлости и бить исподтишка. Только так, моя дорогая, только так.

– Ты мерзавец.

– Я предлагал тебе решить вопрос миром. Ты мои условия не приняла.

– Твои условия? Оставить тебя на готовом, а самой съехать в съемную квартиру и надеяться, что у тебя хватит совести сдержать своё обещание? Ты хочешь оставить меня с голой задницей и удивляешься, что я не принимаю твои условия!

– Как пришла, так и уйдёшь. Твоего здесь ничего нет. Даже не думай, что получишь дом или долю в бизнесе. Это моё!

– Ты тоже пришёл ни с чем, так в чём же разница? Забыл, что я продала свою квартиру?

– Ага, и прогуляла вырученное бабло. Или нет? Докажи! Ах, да, у тебя больше нет никаких доказательств, Анечка. Шах и мат?

– Знаешь почему ты так вцепился в этот дом? Почему уничтожил все мои документы? Потому что за этой маской холодного властелина мира сидит маленькая трусливая девочка, которая не умеет решать вопросы по-взрослому, и дрожит теперь, поджав коленочки. Вот кто ты, Витя. Маленькая. Трусливая. Девочка!

Желваки на его скулах напрягаются.

Взгляд становится мрачным, зрачок заполняет почти всю радужку глаза.

– Замолчи! – рявкает он.

И только теперь я осознаю, во что ввязалась.

Да он в таком состоянии запросто тюкнет меня чем-нибудь тяжёлым по голове и выбросит труп в ближайшей лесополосе!

– Замолчи, Аня! Мне осточертело с тобой препираться! – Витя хватает меня за предплечье. Тащит к входной двери.

Упираюсь ногами, хватаюсь свободной рукой за стены.

– Ты не имеешь права! – Пытаюсь вырваться, но Витя в разы сильней меня.

– Вон отсюда! – Рычит он, выталкивая меня за порог, как котёнка. – Вон!

Холодный дождь обрушивается на меня, я спотыкаюсь и лишь чудом удерживаюсь на ногах.

Дверь захлопывается перед моим лицом с оглушительным стуком.

Маша!

Внутри всё леденеет от ужаса!

– Витя, открой! – Стучу кулаками и ногами. – Открой, слышишь?! Отдай мне Машу!

Дверь резко распахивается, Витя молча бросает в мои руки дочь и снова запирается.

Я сжимаю Машу в объятиях, пытаясь успокоить. Обращаюсь внутрь себя, чтобы найти опору.

Куда идти? Что делать? У меня нет с собой ни денег, ни телефона! Черт!

Довыделывалась, Аня?!

Я стою под холодным проливным дождём, не веря, что это всё случилось на самом деле.

– Мамочка, почему папа кричал? – Спрашивает Маша. В глазах её застыло искреннее непонимание. – Я хочу домой. Мне холодно.

– Всё будет хорошо, малышка, – шепчу я, прижимая её к себе и кутая в полы домашнего кардигана. – Мама всё решит. Мама всё исправит.

Я всегда справлялась. Справлюсь и сейчас.

Бегло осматриваю улицу: в доме напротив горит свет. Значит, нас сосед Егор у себя.

Мы не общались никогда, но вряд ли он откажет мне в просьбе вызвать такси.

Бегу через дорогу, жму звонок на воротах. Они почти сразу открываются, а на крыльцо дома выходит Егор. Из-за его ног с любопытством выглядывает мордашка Матвея.

– Анна, это вы? – Щурится Егор, стараясь разглядеть моё лицо через стену дождя. – Входите скорей.

Он делает шаг в сторону, приглашая нас в дом.

Его удивлённый взгляд бегает по мокрым волосам Маши, с которых стекают дождевые капли; по моему лицу, на котором застыло выражение полнейшего шока. И кажется, он моментально понимает, что происходит.

– М-мне нужен те-тел-лефон, – дрожа от холода, выдавливаю я слова.

Егор отрицательно качает головой.

– Вам нужно переодеться в сухое и попить горячего чая. Проходите.

– Н-нет, вы не пон-нимаете, я…

– Вам нужно где-то остановиться, верно?

– Да.

– Вам есть, куда идти?

Если честно, некуда мне идти.

К Ольге можно, но у неё семеро по лавкам.

Тройняшки и она с мужем в хоть и достаточно просторной, но всё же двушке. Конечно, Оля примет меня, подруга всё же. Но я прекрасно понимаю, что создам множество неудобств её семье своим присутствием.

– Анна, вы нас не стесните. Матвей, покажешь нашим гостям свою комнату?

– Ага! – С готовностью кивает его сынишка, протягивая мне ладошку.

– Идите с ним, выберете в шкафу Матвея что-нибудь для вашей Маши. А я пока сделаю вам чай, идёт?

– Но мне…

– Прочь неловкость. Когда вы немного придёте в себя, мы решим остальные вопросы. Договорились?

Выдавливаю из себя слабую улыбку.

Кажется, эта кошмарная карусель на мгновение останавливается.

Глава 7

Анна.

Сижу на диване в тёплой гостиной.

Здесь очень уютно: тёплый свет ламп, мягкие кресла и длинные, во всю стену, стеллажи, на которых пестрят корешки книг. По комнате расплывается аромат крепкого чая с мёдом.

На мне махровый халат, который велик на несколько размеров. От него приятно пахнет мужским парфюмом.

Скручиваю волосы в жгут, выжимая из них воду на полотенце.

В углу мягкого ковра играют дети: Матвей показывает Маше свои игрушки. Она сосредоточенно слушает его, теребя в руках маленькую пластиковую фигурку, а он с гордостью рассказывает ей про каждого своего солдатика и машинку. На Машином наивном детском личике наконец расцветает искренняя улыбка.

Егор, сидящий напротив в кресле, осторожно переводит взгляд с меня на Машу и обратно. В его глазах – сочувствие и тревога.

Я понимаю, что он хочет узнать подробности, и, наверное, даже имеет на это право. Ведь мы с дочкой сидим в его доме, потому что наш папа выгнал нас на улицу.

Вышвырнул под дождь, словно мешки с мусором, ненужный хлам.

Что ж, освободил себе пространство для новой жизни, как и обещал.

Избавился от нас, как от старых тумбочек, которым на замену нашёл что-то более привлекательное.

– Анна, а вы…

– Егор, спасибо вам… – начинаем мы говорить одновременно, и так же одновременно и смущённо смолкаем.

– Нет, не стоит благодарностей.

– Вы так выручили нас. Даже не представляю, что бы я делала без вашей помощи. Скакала бы по соседям с ребёнком на руках, наверное.

– Да бросьте! – Пожимает он плечами.

А глаза у него такие тёплые. Человечные.

И взгляд очень добрый и обволакивающий.

– Я рад, что оказался рядом, – улыбается Егор. – Тем более прекрасно понимаю, как вам сейчас нелегко.

– Нелегко? – Горькая усмешка вырывается из меня. – Это мягко сказано. Меня словно через мясорубку пропустили. Поверить не могу… Мой муж в считанные дни стал совершенно другим человеком. Я больше не знаю его. Абсолютно. А знала ли когда-то?

Я вздыхаю, не зная, что ещё сказать.

Рассказывать практически незнакомому человеку о своей беде – это нормально?

Но в то же время я чувствую, что больше держать это в себе не могу. Внутри слишком много боли, которая никак не находит выхода.

А у Егора такой взгляд, будто он готов слушать.

– Витя сказал, что уходит. Уходит к другой женщине. Она беременна от него.

– Правда? – Глаза Егора становятся круглыми, как две пятирублевые монеты.

– Да, и он велел мне уйти, – продолжаю я, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. – Велел освободить дом. Я пыталась с ним поговорить, но он просто вытолкал меня и Машу за дверь. Я не знаю, что делать теперь. Обсужу всё с адвокатом, но, кажется, я наломала дров. Всё рушится, и мне так страшно за Машу, за себя, за наше с ней будущее. Ещё неделю назад всё было хорошо, а теперь… Как-то так.

Егор кивает, внимательно слушая меня.

– Я понимаю, о чём вы говорите. После того как… – Он прочищает горло, останавливаясь на полуслове, а потом продолжает: – Когда мы с Матвеем остались вдвоём, у меня тоже было ощущение, что земля уходит из-под ног. Но со временем… Нет, не то чтобы оно забывается совсем, но со временем ты учишься с этим жить. Жить заново, по новым правилам.

– Маше нужна стабильность, а у нас всё так шатко.

Егор подаётся вперёд, в его голосе появляется твёрдость:

– Анна, вы со всем справитесь. Вы же ради Маши всё это делаете, верно?

– Да. Я не привыкла легко отказываться от того, что для меня важно, но мне кажется, что все мои попытки удержаться на плаву только усложняют ситуацию.

– Вы всё делаете правильно, – уверенно отвечает Егор. – Главное – не опускать руки и не бояться принимать помощь. Послушайте, если хотите, оставайтесь у меня на ночь. Гостевая комната свободна, там большая удобная кровать. Маше нужно отдохнуть, да и вам не помешало бы.

– Егор, я… Нет, я не могу вас стеснять. Вы уже и так сделали для нас слишком много.

– Это не проблема, правда. Просто оставайтесь, пока не решите, что делать дальше. Маше нужно место, где она будет чувствовать себя в безопасности.

Я колеблюсь, но в глубине души понимаю, что он прав. Я настолько устала, что сама мысль о том, чтобы снова выйти на улицу в этот адский дождь и холод, вызывает тревогу и приступ тошноты.

Смотрю на Машу – она тоже зевает, и глазки осоловелые.

Моя малышка… Она столько пережила сегодня, и всё из-за нас с Витей.

– Не переживайте, – мягко перебивает Егор мои сомнения. – Вы сейчас на эмоциях. А завтра проснётесь с холодной головой и обязательно найдёте выход из этой ситуации. Сегодня просто позвольте себе отдохнуть. Вам явно нужно восстановить силы.

– Спасибо. – Тихо отвечаю я, чувствуя, как сердце щемит от благодарности.

Мы молчим, наблюдая за играющими детьми. Маша что-то весело рассказывает Матвею, и тот заливисто смеётся.

Его смех такой заразительный, что мы с Егором тоже начинаем улыбаться.

– Я не часто вижу его таким весёлым, – говорит Егор, с любовью глядя на сына. – Он вообще-то очень серьёзный мальчик.

– А где мама Матвея?

На лицо Егора набегает мрачная тень, но уже спустя пару секунд он возвращает себе прежнее спокойствие.

– Мы теперь с Матюхой вдвоём справляемся, – отвечает он негромко. – И знаете, у нас вроде бы неплохо получается. Так что и у вас получится!

Я киваю, понимая, что дальше спрашивать не стоит.

Это явно не моё дело. А топтаться по мозолям человека, находясь у него в гостях, – это уж совсем моветон.

– Ладно, нам и правда стоит отдохнуть, – поднимаюсь с дивана, придерживая разъезжающиеся в стороны полы халата. – Машенька, пора спать.

– Ну мам! Я хочу ещё немного поиграть…

– Пойдём, я включу тебе проектор, – Егор тоже встаёт, предлагает Маше руку. – Он показывает планеты. Ты любишь космос?

– Люблю! – Маша доверчиво вкладывает свою ручку в протянутую ладонь.

Следуем за Егором на второй этаж в небольшую, но уютную комнату.

Он включает проектор. Стены и потолок тут же раскрашиваются космическими пейзажами.

– Спите спокойно. Если что-то понадобится, я рядом, через комнату.

– Спасибо.

Егор уходит, прикрыв за собой дверь.

Я укладываю Машу, и она мгновенно засыпает, подложив ладошки под щёчку.

Смотрю на её личико. На носик-пуговку, который мерно втягивает воздух. На подрагивающие во сне длинные реснички. На завитки волос, обрамляющие лобик.

Нет, всё у нас получится. Иного варианта я даже не допускаю.

С этой мыслью я ложусь рядом с дочкой, укрываю нас одеялом и, прислушиваясь к дождю за окном, проваливаюсь в сон.

Глава 8

Анна.

Вздрагивая, просыпаюсь.

Первые робкие лучи солнца, рассеиваясь, пробиваются сквозь плотные шторы, но в комнате ещё полумрак.

Маша мирно сопит рядом, и я тихо выбираюсь из постели, стараясь её не потревожить. В доме царит тишина – Егор и Матвей, кажется, тоже ещё спят.

Спускаюсь на первый этаж и останавливаюсь посреди кухни, не зная, чем себя занять.

Рука машинально тянется к дверце шкафчика. Открываю и, обнаружив сковородку, на мгновение замираю в раздумьях.

Завтрак!

Но будет ли это уместно? Ведь меня не просили…

Закрываю шкаф, но тут же открываю его снова, решив, что лучше уж попросить прощения, чем спрашивать разрешения.

К тому же, мне ведь нужно хоть как-то отблагодарить Егора за его гостеприимство.

Уже через двадцать минут на плите шкворчит первая порция драников, наполняя дом аппетитным ароматом. А я ловлю себя на мысли, что этот простой акт приготовления еды очень успокаивает. Как будто возвращает ощущение контроля, которого мне так не хватало.

Мурлыкая себе под нос песню, полностью растворяюсь в процессе.

– Доброе утро! – раздаётся за спиной.

– Господи! – хватаясь за сердце, оборачиваюсь.

Егор стоит, прислонившись к дверному косяку. Он краснощёкий, с растрепавшимися волосами, в чёрном спортивном костюме, отлично оттеняющем зелёный цвет глаз. На лбу блестят мелкие бисеринки пота. Из беспроводных наушников, что он сжимает в ладони, грохочет что-то тяжёленькое.

– Напугал?

– Егор, извините! – Пытаюсь отдышаться. – Я не ожидала. Думала, все ещё спят.