Серебристое облако 2. ADventure бесплатное чтение

Глава 1. Новые знакомые

Два месяца со времени прибытия Георгия в Москву пролетели незаметно. Домой, к родителям выбраться не получилось, хотя человек, известный ему как капитан Виктор Викторович Дублин, а оказавшийся генералом Венедиктовым Геннадием Владимировичем пообещал вначале отпустить его на побывку. Затем его отпуск все откладывал и откладывал. Георгий писал письма, и мама пообещала приехать к нему сама.

Уже через пару недель он стал возить начальство из дома на работу и обратно домой. На вопрос: «А если гаишники остановят?» – шеф его успокоил, сказав, что, во-первых, у него самого есть права, а во-вторых, никакие ГАИ или ВАИ им не указ.

Он каждый день созванивался со старшим лейтенантом Василием Шубниковым или Васькой. Они быстро перешли «на ты», старлей сам ему предложил.

Георгий познакомился с сыном-студентом генерала Венедиктова, которого звали Алексеем, и молодой женой, их ровесницей со странным именем Мина.

Начиная вспоминать недавние зимние события, он ловил себя на том, что не совсем понимает: было ли все это? Впрочем, и вспоминать-то не хотелось, приятнее было думать о будущем, ведь пришла весна, впереди маячило лето. А вокруг раскинулась Москва – столица СССР.

Леша Венедиктов был в чем-то полная противоположность своему отцу, по характеру неразговорчивый, хотя и дружелюбный, мягкий. От него пахло школьным спортзалом, молодым растущим энергичным телом. Оба, что отец, что сын, – были интересные, эрудированные, но отец – более четкий. Однако Георгий не совсем понимал – какой из них правильней? Кто чья испорченная копия?

Сын отца побаивался, тот был его на голову выше и гораздо сильнее. Видимо, Леша оказался в маму, умершую уже лет десять назад. Венедиктов-старший тоже человек общительный, открытый, но – не допускавший сближения, тесного контакта. С ним и Георгий не чувствовал себя комфортно, он понимал, что если что-то получится не так, его накажут. Сурово, но справедливо.

Леша по большей части жил у своей бабушки по материнской линии, в Чертанове. Так что чаще всего Георгий общался с Миной, стройной брюнеткой, больше похожей на дочь Венедиктова, чем его русоволосый сын.

У них была большая библиотека. Однажды, ожидая генерала, Георгий просматривал корешки, нашел какой-то фолиант, по виду очень старинный. На обложке было написано что-то по-арабски.

– Это не подлинник, – объяснил, проходя мимо Венедиктов старший, – репринтное издание. Если бы я имел возможность покупать подлинники, то мне можно было бы не работать. Это же восемнадцатый век.

– Вы умеете это читать? – спросил Георгий.

– Могу, – ответил Венидиктов. Он взял книгу и прочел сначала по-арабски, и звуки слов напомнили Георгию Афганистан и утреннюю песню муллы. А потом он перевел: «Легко и без сожалений расстанемся с опостылевшей повседневностью и перенесемся ненадолго в благословенные Аллахом времена, когда….» – ну и так далее.

Чаще всего он поднимался к ним и в выходные. В другие дни только подъезжал к окнам и сигналил. Иногда приходилось везти Мину по магазинам. Перед этим она с часок вертелась перед зеркалом:

Они с Георгием опускались на лифте. Георгий усаживался в машину, включал зажигание, и они ехали. Управлять «Волгой» оказалось не труднее, чем на БМД.

Из окон дома, где жила семья генерала Венедиктова открывался вид на старый район Москвы и на небольшой парк. Мина обычно сидела с ним рядом.

Однажды она внезапно подняла руку к лицу:

– Что-то мне дурно, голова закружилась, – сказала она как о глупом и забавном курьезе.

Пешеходы размахивали своими сумками и газетами. Остановив машину у обочины, он посмотрел на нее и принюхался. От нее пахло Алексеем, совсем как когда-то от Маши пахло Борькой. Она постепенно пришла в себя, посмотрелась в зеркало:

– Ой, я как оживающий мертвец, – она вытащила румяна, пудру, привела себя в порядок.

В тот раз она походила по магазинам очень мало. Они вернулись, и Георгий поехал за Венедиктовым старшим, у которого было важное совещание, и ждал до пяти часов. В их комнате водителей находилось еще трое. Видимо, на совещании было что-то не так, потому что Венедиктов пришел мрачный. Он молчал всю дорогу до дома, пока они ехали по Китайскому проезду и набережным Москва реки. Когда они зашли к нему домой, поднявшись на лифте на восьмой этаж, Мина посмотрела на него и сказала:

– Тебя словно укусили. Ты волком смотришь!

Венедиктов тяжело вздохнул, побарабанил пальцами по столу и сказал Георгию:

– Поможешь Мине готовить ужин?

Такое бывало частенько и Георгий, ни слова не говоря, снял китель и принялся чистить картошку, лук, резать мясо. Потом они поужинали втроем, Венедиктов подобрел и успокоился, а Георгий поехал ставить машину в гараж, после чего на метро ехал в часть, чтобы рано утром опять направиться в гараж, брать путевку и в 7 30 быть у подъезда его дома.

Однажды Венедиктов подвозил коллегу по работе, невысокого мужчину в штатском. Сам он тоже редко носил свой генеральский мундир. Они беседовали:

– В начале декабря в распоряжение Амина были направлены человек пятьсот, – сказал мужчина. Георгий насторожился. – Их переодели в афганскую форму. Так?

– Ну да, спецподразделение, – ответил Венедиктов, – обученное по полной программе. Основная задача – охрана резиденции премьер-министра.

– Но была и секретная миссия, – сказал его собеседник, – предотвратить его бегство.

– Хочешь сказать, достаточно ли скрытно мы все это сделали? – предположил Венедиктов.

– Идеально сделать никогда еще не получалось, – сказал собеседник. – В это время в Баграм прибыло еще три батальона ВДВ две – две с половиной тысячи человек, это раз. Два – в Кабул переправили тысячу. Так что народу там вообще-то нашего было немало, вряд ли они успевали следить за всеми.

– А чем им еще заниматься? – сказал Венедиктов, он поймал в зеркале заднего вида взгляд Георгия и сказал ему равнодушно:

– Радио включи…

Георгий послушно повернул выключатель радиоприемника «Урал». Там какая-то певица пела песню про «сладку ягоду» и «горьку ягоду». Георгий покрутил колесико настройки, по новостям стали говорить о том, что ушел в отставку государственный секретарь США Сайрус Венс, в знак несогласия с предпринятой диверсионной операцией в Иране. Новым государственным секретарём США был назначен Эдмунд Маски. Но все равно обрывки разговора на заднем сиденье он слышал:

– …большинство приказов по вводу войск отдавались устно. Ты когда там оказался? – спросил Венедиктов коллегу.

– 25 декабря. К понтонному мосту через Амударью подошли боевые машины пехоты разведбата мотострелковой дивизии, – сказал собеседник. – Я вручал пограничникам списки убывающего личного состава.

– Потом, переправившись на правый берег, пошли на Ташкурган? – спросил Венедиктов.

– Да, по пути встречались отдельные афганские посты, но они не реагировали на наши войска, – сказал собеседник. – Афганцы придерживались нейтралитета, находились в своих гарнизонах. Никакого огня не было.

– А я в ночь на 26 декабря на транспортном самолете, – сказал Венедиктов. Они помолчали, потом генерал произнес:

– Меня переводят на запад, ротация. Или повышение, не пойму пока.

– Ну, мы свое дело сделали, теперь пусть фронтовая разведка работает, – сказал его собеседник. – Запад, восток. Сейчас разницы все меньше.

– Наши предполагаемые противники как считают, – сказал Венедиктов, – победитель получает все. Никто не должен мешать.

– Мы мешаем, – сказал его собеседник, – укрепляем всеобщую убежденность в неизбежной победе коммунизма.

– Это точно, – сказал Венедиктов. Они помолчали.

– А в этот раз ты зачем туда летал? – спросил Венедиктова собеседник.

– Саида выручать, – ответил Венедиктов как о совершенно очевидной вещи, удивленным голосом, словно бы не понимая, как его визави сам об этом не догадался.

– Это понятно, – сказал собеседник. – Но можно было поручить кому-то.

– Кому поручишь! – возразил Венедиктов. – Ну, кому?

– Хотя бы ГРУ подключить, – сказал собеседник. – У тебя же там связи хорошие.

– В любом случае согласовывать надо месяц, – сказал Венедиктов, отвернувшись и посмотрев в окно, – а так все за пару дней сделали. И даже больше чем предполагалось.

– А чем он в госбанке занимался этот твой Саид, – спросил собеседник.

– Да всем, – ответил Венедиктов. – Он вроде как заместитель министра финансов был.

Собеседник молчал, меряя, оценивая и словно проникая в Венедиктова своим взглядом. Тот почувствовал этот долгий взгляд на себе и сказал ласково, но убедительно:

– Нужный человек, – и улыбнулся в ответ на проникающий взгляд, и эта улыбка словно бы не дала взгляду проникнуть глубже, чем требовалась.

Когда мужчина, простившись, ушел, Георгий набрался храбрости и спросил Венедиктова:

– Геннадий Владимирович, вы помните наш разговор тогда, на горе?

Венедиктов помолчал минуту, занятый своими мыслями, потом, с трудом переключившись, и вспомнив заснеженный склон горы, сказал:

– Что-то… про своего друга Горацио ты рассказывал.

– Хочется мне разобраться с этим «другом». Горацио, или как его? Правильнее сказать Сивка-бурка вещая каурка, – сказал Георгий.

– Хорошие у тебя друзья. И чего они, если коротко, эти твои друзья хотят? – спросил Венедиктов.

– Вот в этом и хотелось бы мне понять, – сказал Георгий. Немного подумав, он добавил:

– Хотеть они ничего не хотят. Но иногда что-то дают. И… что-то забирают взамен.

Его собеседник пристально посмотрел на него в зеркало заднего вида, подумал.

– Я читал твое личное дело, – сказал, наконец, Венедиктов. – Ты прямо как матрос Кошка какой-то. Как тебя комполка отпустил, непонятно. Он с твоей помощью… Героя мог бы получить.

– Комвзвода орден Красной звезды дали, – согласился Георгий. – За просто так, его вообще с нами не было.

Генерал опять задумался. Потом сказал, как бы рассуждая вслух:

– Ты не торопись. Знаешь, когда нужна спешка?

– При ловле блох, – ответил Георгий. – Я и не тороплюсь. Перед армией сунулся в наш областной университет к местным ученым, чтобы разобраться, почему со мной так. Был не рад. Кое-как ноги унес.

– Ну, вот, – резюмировал Венедиктов. – Хочешь, чтобы тебе черепную коробку вскрыли и вставили туда датчики?

– Черепушка у меня, я думаю, самая простая. Дело тут – не во мне. Не во мне, – сказал и повторил Георгий, внимательно глядя вперед на дорогу, переключая передачи. – Поэтому вот вам только и рассказал.

Генерал еще раз посмотрел на него в зеркало заднего вида и сказал:

– И мне не надо было. Но если сказал, если у тебя наболело, я тебе, конечно, помогу. Но давай так – неофициально. И без спешки. Ты парень молодой, тебе спешить еще некуда, а мне уже некуда…

…Через некоторое время Георгию выдали гражданскую одежду: польские ботинки, немецкую рубашку и венгерскую куртку. Отечественного производства были только брюки. Все это было куплено в ГУМ-е Миной.

Однажды Венедиктов сказал ему, что нужно будет освоить новую технику – портативный магнитофон.

– Он размером с книгу, – сказал Венедиктов, – мне несподручно с ним возиться. А ты покрутишься рядом. Нажмешь кнопку, когда надо.

Георгий долго тренировался, сидя в машине, включать и выключать аппаратуру.

Вскоре они приехали в небольшой особняк в центре Москвы. Над воротами развевался разноцветный иностранный флаг. Внутри было довольно много народа. Венедиктов, который был в сером неприметном костюме, явно высматривал кого-то. Наконец увидел знакомую и подошел к ней. На той была тонкая льняная рубаха поверх джинсов. Красавица с бокалом шампанского обратилась к нему, когда Венедиктов с ней поздоровался:

– Это ваш сын? – спросила она с иронией. – Или племянник.

– Это мой помощник, – ответил тот спокойно и серьезно, безо всякой иронии.

Георгий промолчал, но из вежливости улыбнулся. Они поговорили о политике обкатанными фразами, еще о чем-то. Георгий, устав слушать этот треп, стал вертеть головой по сторонам, но неожиданно вопрос Венедиктова заставил его насторожиться и он нажал кнопку магнитофона:

– Некий товарищ с двойным гражданством решил переехать на жительство в Великобританию и оформляет купчую, – сказал Венедиктов. – Юноша может встретить массу опасностей. Ему нужно помочь.

– Ой, а я тут причем, – сказала женщина иронически.

– Незавидная участь уготована его подруге, – сказал Венедиктов, – очень незавидная.

Женщина отвернулась от него и спросила Георгия:

– Ты не боишься, что тебя убьют? – она манерно откинула голову, и, улыбнувшись, показала прекрасные зубы. Георгий не сообразил, что ответить на этот вопрос, но промолчать значило показаться неучтивым, ему на помощь пришел Венедиктов:

– Пока что он должен бояться только своей глупости, – ответил он за Георгия.

– Это, во-первых, – наконец нашелся Георгий. – Во-вторых, сейчас и здесь никого не убивают. Разве что по ошибке.

– Ты запросто можешь погибнуть, – уверенно сказала женщина.

– Может я уже погиб? – ответил вопросом на вопрос, не выдержав ее двусмысленностей Георгий.

Но она отпила шампанского и, кажется, вовсе забыла о нем.

– Главная наша мечта, – сказал она, смакуя вино, – мир. Но счастье всегда мечта, а вот горе реально. Мы только ждем момента. Вне зависимости от их политических пристрастий и взглядов. Мы ведь никогда не стремились выделиться в отдельное государство, не стремились к расширению границ, как и вы, русские.

– Что вы решили? – спросил Венедиктов, словно продолжая разговор, начатый когда-то давно.

– Помочь своим, – сказала она вздохнув.

– Это очень благородно, – похвалил ее Венедиктов…

Потом они опять ехали по вечерней Москве. Георгий уже почти привык к этому городу. По улицам мчались редкие машины. Приехали на хорошо изученную большую пустынную площадь, на которой стоял памятник Феликсу Эдмундовичу, теперь Георгий это знал. Заехали во двор через большие черные ворота, которые за ними закрылись.

Они поднялись на лифте в кабинет. Георгий отдал начальнику магнитофон и спросил:

– Почему эта женщина пугала меня?

– Не обращай внимания, – ответил Венедиктов, – хотя в принципе дамочка эта, конечно, опасная. Пакостная. Ты, наверное, думаешь, что все повидал. Но баб – опасайся.

– Учту, – сказал Георгий. – Может, я и много повидал, но мало пока понял.

– Разберемся. Я скоро уеду в командировку. Ты тоже можешь пока съездить домой, – сказал Венедиктов. – Я позвоню вашему командиру части.

– Спасибо, – поблагодарил Георгий. – Геннадий Владимирович, и еще я хотел бы встретиться… с учеными.

– Опять ты за свое, – сказал Венедиктов сердито. Он положил магнитофон в ящик стола, потом сказал:

– Ладно, если тебе неймется, сходи вот к этому. Это наш человек.

Он что-то быстро поискал в записной книжке, черкнул на листочке и протянул Георгию запись с телефоном. Потом вынул портмоне и достал оттуда красную десятирублевку:

– Вот возьми.

– Зачем? – не понял Георгий, беря купюру.

– Дашь ему, – пояснил Венедиктов, и достал еще две десятирублевки. – Вот передашь тридцать серебряников. Он ведет платный прием.

– Вы же сказали «наш человек», – сказал Георгий.

– Наш, – подтвердил Венедиктов. – А нашим людям, что деньги не нужны?

Георгий пожал плечами. Венедиктов достал из портмоне еще двадцатипятирублевку:

– А это тебе.

Георгий помотал головой:

– Спасибо, мне не нужно. Хотя я тоже… – он неуверенно замялся.

– Что? «Наш человек»? – догадался проницательный Венедиктов.

– Да, но денег мне не нужно, – ответил Георгий.

– Матери что-то купить не хочешь? – спросил Венедиктов.

– У нее все есть, – ответил Георгий.

– Ладно, как знаешь, – согласился Венедиктов. – Люди делятся на тех, кто хочет все и на тех, кому ничего не надо…Но этому «нашему человеку» ты все-таки не говори, где именно служишь. Иди туда в гражданке.

– Есть, – сказал Георгий, у которого перехватило дыхание, когда он опять услышал это «Люди делятся». Хотя это ведь просто поговорка. На все времена.

– И про меня не вспоминай, – предупредил Венедиктов, – скажи, что ты пришел от…

– От кого? – переспросил Георгий.

– Ну, от кого? – пытал его Венедиктов.

– От Дублина, что ли? – предположил Георгий.

– Точно, – улыбнулся Венедиктов, – от Виктора Викторовича Дублина. Запомнишь?

– Я от Виктора Викторовича, – дисциплинировано повторил Георгий.

– Молодец! – похвалил его Венедиктов.

Глава 2. Разговор с психологом

На друге утро его день начался в обычном режиме, разве что он не спешил, сходил вместе с ротой на завтрак, потом поехал в гараж, выписал путевку, и, зайдя к диспетчеру, позвонил:

– Александр Маркович? – спросил Георгий, когда длинные гудки прервались:

– Я вас слушаю! – ответил низкий мужской голос.

– Здравствуйте, я от Виктора Викторовича, – произнес Георгий заранее приготовленную фразу.

– От кого? – переспросил собеседник на другом конце провода.

– От Виктора Викторовича Дублина, – пояснил Георгий, хотя он был почти уверен, что его собеседник сразу сообразил, что к чему, и уточняет – просто на всякий случай.

– А! Понял, – ответил голос в трубке. – Чем могу быть полезен?

– Я хотел бы встретиться с вами и посоветоваться, проконсультироваться, – сказал Георгий.

– Хорошо, – сказал мужчина, – когда вам удобно?

– В ближайшие пару дней в любое время, – сказал Георгий.

– Приходите завтра, к одиннадцати, – ответил его собеседник и назвал адрес некоего гуманитарного института и номер комнаты…

Георгий выехал из гаража и по привычке двинулся по знакомому маршруту: на квартиру и потом на службу к шефу. Кое-как он заставил себя поехать в другую сторону. Выдался свободный день, нужно было его как то с толком использовать, но сначала надо было залить в бак бензина. Он поехал в центр на Кропоткинскую улицу, где напротив бассейна «Москва» он знал заправку, на которой ему могли налить бензина по специальному талончику.

Заправившись, Георгий увидел дом с колоннами и решил рассмотреть его поближе. Это оказался Музей изобразительных искусств имени Пушкина. Он оставил машину на заправке, а сам зашел внутрь, купил билет и понял, что может тут остаться надолго.

Он зашел в Греческий дворик, где возвышались колонны храмов Афинского Акрополя. Можно было не переноситься в Грецию, для того, чтобы посмотреть все это, ведь заботливые люди еже перенесли для него эти красоты в Москву. Присев на мягкую лавку, он представил себе, как десятилетиями скульпторы обрабатывали камень, чтобы получить изображения богов, возлежащих на ложах, их тела и замысловатые складки одежды. Потом, столетья спустя римляне, пораженные мастерством греков, копировали, повторяли их достижения. А спустя тысячелетия с тех римских копий делали слепки для того, чтобы привезти формы в Россию.

«Самой вещи уже нет, но идея этой вещи живет в веках» – подумал Георгий.

В сумрачном Египетском зале были не слепки, а подлинники, в том числе настоящая мумия. Древние египтяне верили, что если тело забальзамировать, то душа попадет в загробное царство.

«Быть может их загробное царство это будущее, ставшее теперь нашим настоящим?» – подумал Георгий.

Можно было проникнуть тайну этой мумии, прямо сейчас растворившись в серебристом облаке, но его ждали другие залы со скульптурами и картинами.

Когда он, спустя несколько часов, вышел из музея, и собрался ехать, к нему подошел какой-то высокий мужчина восточной внешности и попросил довести до Сокольников. Георгий отказался.

– Рубль, – предложил мужчина.

– За пятачок на метро можно доехать, – ответил ему Георгий.

– Э-э! – выразил свое недовольство прохожий.

Он вернулся в гараж, поставил машину и поехал в часть, которая показалась ему после музея особенно унылой, с облупившейся аляповатой краской и низкими потолками. Он все меньше понимал, зачем он здесь, если может в любой момент унестись куда захочет…

На другой день Георгий, точно так же как обычно, вышел из части, приехал в гараж, можно было этого не делать, но в машине хранилась сумка с гражданской одеждой. Он переоделся в безлюдном переулке прямо в машине и подъехал к нужному институту уже в гражданке.

Он вышел из машины, закрыл дверцу на ключ. Институт находился в двухэтажном, старинном, довольно обшарпанном здании.

– Я к Александру Марковичу, – сообщил он пожилой вахтерше, но та не обратила на него никакого внимания. Он нашел нужный кабинет, отворил дверь. Там сидел коренастый мужчина лет сорока пяти, в очках с толстыми стеклами и с кудрявой седеющей шевелюрой. Комната была без окон.

– Александр Маркович? – спросил Георгий.

– Да это я, а вас как зовут? – спросил тот.

Георгий назвал свое имя и, вытащив из кармана три купюры, положил их на стол.

– Вы от Виктора Викторовича? – переспросил мужчина, глянув сначала на купюры, потом на него.

– Да, и у меня много вопросов, – сказал Георгий.

– Не знаю, смогу ли я помочь вам, – предположил Александр Маркович. Георгий придвинул купюры к нему:

– Это вам от Виктора Викторович.

– А-а, – произнес Александр Маркович. Он взял деньги и положил их в карман пиджака. – Итак, я вас слушаю.

– История такая…– начал Георгий. – Только чур не вызывать психиатров, это мы уже проходили…

– Ну что вы, Виктор Викторович человек серьезный, его рекомендация – очень весомая, – заверил Александр Маркович, – к тому же я ведь и сам психиатр, кандидат медицинских наук.

– Все началось несколько лет назад, – продолжил Георгий. – Точнее, больше пятнадцати лет тому. Но сначала, первое время, ничего не происходило. А потом, в какой-то момент я начал летать…

– Во сне? – улыбнувшись, спросил кудрявый.

– Как во сне, – поправил Георгий, – но наяву.

– И высоко вы летаете? – спросил собеседник.

– Однажды долетел до Луны, дальше не отважился, – ответил Георгий.

– Это прилично, – сказал собеседник, – американцев там не видели?

– Нет, не видел, – признался Георгий. – Только серую пустыню. Я забыл в тот момент, что там были американцы. Это произошло в прошлом году.

– Можете показать, как вы это делаете? – спросил собеседник, доставая пачку сигарет.

– Могу, но тут есть одна проблема, – предупредил Георгий. – Эта штука так устроена, что если я улетаю при людях, они чем-то отвлекаются. А если не могут отвлечься, то отключаются.

– Как отключаются? – спросил Александр Маркович, закуривая.

– Падают в обморок, теряют сознание, – объяснил Георгий. – Но я не так уж много раз пробовал это делать на людях.

– Ну, давайте попробуем, – предложил Александр Маркович. – А скажите… вот вы говорите, что это началось пятнадцать лет назад, а полетели вы впервые позже…

– Все началось в детстве, – пояснил Георгий. – Мне было шесть лет. Мы пошли с пацанами на овраги рыбу ловить корзиной. Попали к ивам. Там такое место, называется «старая мельница», ее уже нет давно, только ивы растут кружком. И над ними я заметил сизоватое облако. Точнее что-то наподобие облака. И никакое оно не сизое, а как бы прозрачное. Но на самом деле оно может быть и не прозрачное, просто люди его не видят. Но звезды оно закрывает. Потом все дети, которые там были со мной: Толик, Ирка, Наташка, Шурик – они все умерли. Миха остался, но он не ходил с нами к ивам.

– Сразу умерли? – спросил Александр Маркович, и затянулся сигаретой.

– Нет, не сразу, постепенно, один за другим, – пояснил Георгий.

– И вы думаете, что их смерти как-то связаны? – спросил Александр Маркович.

– Я не знаю, но с каждым годом мне все больше кажется, что да, – ответил Георгий.

– А когда вы полетели? – спросил Александр Маркович.

– В пятнадцать лет, – ответил Георгий, – мы были там с Борькой, он, кстати, тоже умер, погиб в Афгане… Мы выкопали из-под ивы человеческий череп. И тогда я в первый раз полетел, еще невысоко, поднялся метров на тридцать.

– Ну, покажите, – еще раз предложил Александр Маркович, откидываясь на стуле и затягиваясь сигаретой.

– Ладно, – согласился Георгий, и, сняв свою бежевую куртку, повесив ее на спинку стула, он разулся и попытался слиться с облаком. Он давно не делал этого, но получилось раствориться в воздухе очень легко и быстро… Но тут мужчина вскочил и побежал из кабинета со словами:

– Черт, я совсем забыл.

Георгий в облаке последовал за ним. Тот семенил по коридору, поднялся по лесенке на второй этаж и, задыхаясь, вошел в кабинет с надписью «Приемная» и «Ректор института». Там сидела секретарша:

– Лидочка, я совсем забыл, Дмитрий Иванович вызывал меня сегодня, – сказал вошедший, тяжело дыша.

Молодая женщина посмотрела на календарь и поправила:

– Завтра, Александр Маркович, вот у меня записано.

– Завтра? А какое у нас сегодня число? Точно, завтра, извините, но лучше перебдеть, чем недобдеть, – сказал он. – Ну, всего хорошего.

Он пошел к себе в кабинет. Георгий попал туда раньше, материализовался, надел трусы, натянул брюки, накинул рубашку и тут вошел Александр Маркович:

– Извините, мне пришлось отойти к ректору, – сказал он, недоуменно рассматривая полуодетого Георгия.

– Понятно, и Лидочка ответила, что прием вам назначен на завтра, – продолжил за него Георгий.

– Вы ее знаете? – спросил Александр Маркович недоуменно.

– Нет, не знаю, но я летел за вами, – пояснил Георгий, – все видел и слышал.

– Ах, да, полеты, – вспомнил Александр Маркович и непроизвольно коснулся рукой кармана, в котором лежали три купюры.

– Вы все еще хотите на это посмотреть? – с сомнением спросил Георгий.

– Ну, конечно, – убежденно и решительно ответил мужчина.

– Но вам придется запереть дверь, что ли, – предложил Георгий, – чтобы вас ничто не отвлекало. Я повторяю, люди не видят почему-то момента исчезновения. Мне кажется, это облако их отвлекает, как бы… заморачивает.

– Так, хорошо, – сказал на это Александр Маркович, хлопнув и потерев ладони, – закрываться не будем, я просто внимательно стану на вас смотреть и постараюсь не отвлекаться. Поверьте, я могу сосредотачиваться.

– Ладно, – согласил Георгий. – Смотрите внимательно.

– Я весь вниманье, – ответил Александр Маркович и даже прищурился сквозь толстые стекла очков.

Георгий, глядя ему в глаза, попробовал раствориться в облаке, но… взгляд этого человека, похоже, ему мешал. Тогда он сам прикрыл веки и тут же растворился. А сделав это, увидел Александра Марковича.

– «Получилось, – сказал невидимый Георгий, – вы меня слышите?»

– «Слышу, – ответил человек, – но не уверен, что вижу. Да, теперь смутно вижу, странное состояние, что-то, не так, давление что ли у меня повысилось. Но вы, по-моему, голый?»

И тут Александр Маркович разделился. Один остался сидеть в кресле, его глаза были бессмысленны, другой встал перед ним, но этот второй – был словно блеклой экранной проекцией первого.

«Да, – ответил Георгий, – теперь я понимаю, что вы меня точно видите, – но на первый раз хватит, я выхожу».

Он материализовался. Его собеседник сидел в кресле. Георгий, лихорадочно натянув трусы, надел брюки и все остальное, подошел к нему и потормошил, уверенный в том, что он придет в себя, как это было с Дублиным-Венедиктовым на заснеженном склоне горы в Афганистане. Но человек от его прикосновения лишь свалился кулем со стула на пыльный пол.

Георгий пошлепал его по щекам. Тот не реагировал. Подумав, Георгий решил проверить свое тревожное предположение. Он растворился в облаке и… увидел Александра Марковича, стоящего посреди комнаты:

«Я весь внимание, – сказал он – расскажите про свои полеты».

«Вы уверены, что сейчас подходящий момент?» – спросил Георгий.

«Я неважно себя чувствую, – сказал Александр Маркович, – кажется, давление, все как в тумане, но я ведь обещал вам помочь».

«Похоже на то, что это я должен вам помочь», – возразил Георгий. Он материализовался и, наклонившись над телом, сказал в самое ухо:

– Александр Маркович!

Он потрогал пульс, который едва его прощупал, но был, сердце билось. Человек едва заметно дышал. Не почувствовав никакой реакции, Георгий опять растворился в облаке и услышал:

«Я вас слушаю», – это ему говорил Александр Маркович стоящий, ставший проекцией самого себя.

«Не так я себе это представлял», – посетовал Георгий.

«Жизнь состоит из разочарований», – ответила тень психолога.

«А смерть?» – спросил Георгий.

«Выясним со временем», – ответила тень.

«Значит, никогда не выясним», – решил Георгий.

«Что-то не выясним никогда, ведь мир непостижим до конца», – произнес Александр Маркович.

«Всего мне пока не нужно, – сказал Георгий, – я хотел узнать у вас про серебристое облако. Что это такое, откуда оно взялось и куда я деваюсь, когда попадаю в него?»

«Значит, вы летаете? – спросил Александр Маркович. – Как ангел?»

«Пожалуй, – согласился Георгий. – Некоторые даже меня видят, когда я в облаке. Мужик в психушке видел меня, душман на осле в Афгане. И вот теперь вы. Другие иногда чувствуют. Мама, например».

«Все это должно остаться между нами, я дорожу своей научной репутацией» – сказал Александр Маркович.

«Вы не о том сейчас думаете, – ответил Георгий, – но я, конечно, вам обещаю, что ни одна живая душа – покойники, простите, не в счет, – не узнает».

Георгий смотрел то на лежащее на полу тело, то на стоящую перед ним тень, которая, судя по всему, своего бренного тела совсем не замечала.

«У вас есть семья?» – спросил он.

«Я в данный момент не женат», – ответил Александр Маркович и Георгий понял, что он не хочет развивать эту тему.

«А родственники?» – спросил Георгий.

«Близких нет, – ответил Александр Маркович, – родители умерли».

«Поклонитесь им от меня, у них очень умный сын» – сказал Георгий.

«Спасибо, непременно» – ответила ироничная тень Александра Марковича…

Можно было распрощаться с ним и жить дальше, но что-то удерживало Георгия. Он понимал, что если чего-то не предпримет, то будет повинен еще и в этой смерти. На этот раз повинен точно, без каких бы то ни было сомнений. Если прежние – были далекими, не связанными с ним напрямую, то эту смерть – вызвал он сам. А причиной было его любопытство. Нужно было попробовать как-то вернуть Александра Марковича в его бренное тело, распростертое на пыльном полу кабинета.

Георгий вошел в тень психолога и что-то почувствовал – он словно бы действительно вошел в тень посреди летнего зноя. Обычно, находясь в серебристом облаке, он вообще ничего не чувствовал.

«Держитесь», – предложил он.

Александр Маркович ничего не ответил. Георгий пододвинулся к лежащему на полу телу и соединился с ним, приняв его позу, а затем предпринял попытку материализоваться. Импульс к материализации был ему хорошо знаком, и не являлся ни словом, ни движением, ни даже не мыслью, а чем-то очень тонким, неуловимым, располагавшемся между мыслью и чувством.

У него получилось. Он моргнул, задышал, пошевелился, приподнялся и огляделся. Он лежал на полу, в комнате никого не было. Встав с пола, он сел на стул, посмотрел на свои руки и произнес:

– Это не совсем то, что я хотел, – голос стал чужим. К тому же на нем был надет клетчатый пиджак. Он сунул руку в карман и обнаружил там новенькие купюры.

Георгий понял, что нужно сделать еще что-то – оставаться Александром Марковичем ему отчего-то совсем не хотелось. Он опять растворился в облаке и осмотрелся. Перед ним на стуле сидел Александр Маркович, лицо его ничего не выражало, взгляд полузакрытых глаз был бессмысленным. Но никакой тени рядом уже не было.

Георгий материализовался и тут же упал – сила тяжести словно бы увеличилась в десять раз. Он лежал голый на холодном полу не в силах даже пошевельнуться. Напрягшись, он опять растворился в серебристом облаке.

На этот раз он оказался в нем не один, кроме сидящего на стуле неподвижного тела, рядом с ним находился… большой бурый медведь. Косолапый смотрел на него и принюхивался.

«Интересно, что он мог унюхать в безвоздушном и невесомом пространстве облака?» – подумал Георгий.

Медведь тоже, сообразив что-то свой огромной головой, двинулся в сторону Георгия и как бы прошел сквозь него, как он сам частенько проходил сквозь людей и предметы.

Материализовавшись, он опять рухнул на пол – ноги не слушались его. Усталость была такой, что ему казалось – вот-вот он потеряет сознание. Но тут перед ним оказался знакомый медведь, хотя дело происходило не в облаке. Сейчас Георгий был материален, а медведь – призрачен. Но он явно видел Георгия и понимал его.

Медведь подошел к сидящему на полу обнаженному человеку, словно бы с намерением обнюхать, но – вошел в него. Георгию показалось, что призрачный зверь прошел сквозь, но оглянувшись, он никакого медведя рядом уже не увидел. Однако при этом он почувствовал себя немного лучше, в нем заметно прибавилось сил.

Наклонился над сидящим на стуле психологом, он похлопал его по щекам. Никакой реакции. Потормошил. Тот не реагировал. Тогда Георгий, схватив его за ворот клетчатого пиджака, что есть силы, шлепнул его ладонью по лицу, влепил оплеуху.

Тело содрогнулось и судорожно задышало. Через некоторое время Александр Маркович открыл глаза.

– Как вы себя чувствуете? – спросил его Георгий.

– Погано, – просипел Александр Маркович.

– Помните наш разговор? – спросил Георгий.

– В общем и целом, – ответил психолог. – Полеты!

Кое-как, с большим трудом Георгий оделся и сел на стул, привалившись к спинке.

– Я советский ученый… – начал Александр Маркович, едва ворочая языком.

– А, может, не будем про «советских ученых», – перебил его Георгий. – А то меня в тот раз один советский ученый в психушку отправил. Насилу улетел оттуда. Я ведь не совсем советский человек. А может и не совсем человек?

– Мы, советские ученые, – продолжал свою линию Александр Маркович, – тоже иногда общаемся, обсуждаем разное. Среди моих коллег есть такие, кто назвал бы то, о чем вы рассказываете… ведь вы мне о чем-то рассказали сейчас? Как-то я очень плохо соображаю.

– Да, я рассказал вам про серебристое облако, с которым я умею взаимодействовать, – подтвердил Георгий.

– И его можно назвать неким… энергетическим объектом, – тяжело и медленно продолжил свою мысль Александр Маркович.

– Каким таким энергетическим? – не понял Георгий. – Электрическим что ли?

– Электричество создают электроны, – пояснил Александр Маркович, – как вы, наверное, помните из школьной программы. Есть такая версия, что все на свете имеет волновую природу… Есть волны на воде, есть порывы ветра – это волны в воздухе…

Он на некоторое время прервался, провел ладонью по лицу, отдышался и продолжил:

– Когда ученые стали изучать строение материи, на каком-то этапе они поняли, что частицы вещества, составные части атомов: нейтроны, протоны и электроны, с помощью специального устройства – синхрофазотрона, делятся на такие частицы, которые уже ведут себя не как вещество, а как волны.

– Ну и что? – спросил Георгий, ничего не поняв, после проделанных опытов он тоже оказался абсолютно разбит и обессилен.

– Волны, – это энергия, поскольку это движение, – пояснил Александр Маркович, размахивая рукой в воздухе.– Электричество – это энергия или вещь?

– Энергия, – ответил Георгий наугад.

– А шаровая молния? – переспросил Александр Маркович.

– Я ее не видел никогда, но говорят, что она похожа на огненный шар, – сказал Георгий.

– То есть она похожа на объект, будучи энергией, то есть электричеством, – сказал Александр Маркович.

– Что-то я стал смутно понимать из вашего рассказа, – сказал Георгий. – Но мое облако, оно не электрическое.

– Есть и другие виды энергии, например, электромагнитная… – сказал Александр Маркович.

– Точно, – согласился Георгий, понимая, что это предположение может быть близко к истине, ведь он летает над землей, совсем как скрепка над магнитом.

–… а также гравитационная, – добавил Александр Маркович.

– Для психолога вы неплохо разбираетесь в физике, – предположил Георгий.

– О чем вы?! Это же просто школьная программа, – возразил Александр Маркович.

– А я вот как-то не сообразил. Не разобрался в одиночку. Вы правы. Спасибо вам, – сказал Георгий.

– Рад вам помочь, – сказал Александр Маркович.

– Вы больше не считаете меня психом? – спросил Георгий.

– Не больше чем себя, – ответил Александр Маркович с печальной улыбкой.

– Вы поможете мне разобраться во всем этом? – спросил Георгий, тоже махнув рукой. – Мне кажется, что пользоваться вещью, в которую вложена мудрость, превосходящая твою собственную, может быть опасно.

– Совершенно верно, вы просто прочитали мою мысль, – сказал психолог.

– Вообще-то я прочитал вашу жизнь, – ответил Георгий. – Но все-таки будет лучше, если вы мне поможете. Ведь я не бог и не Будда.

– Если смогу. Но в следующий раз приходите ко мне домой. Я подумаю надо всем этим, – ответил психолог, тоже изобразив рукой волнообразное движение. Георгий кивнул, не прощаясь, вышел из института, и медленно побрел к машине.

С огромным напряжением он сел за руль и долго вспоминал, как заводится машина. Потом он долго ехал в гараж, с трудом припоминая маршрут. Приехав, сдал машину и переоделся в военную форму и отправился в часть, что тоже заняло немало времени. В казарме он лег в койку и заснул, чтобы проспать целые сутки. Его никто не будил, ведь формально Георгий был уже в отпуске.

Глава 3. Домой

Билетов не было, но Георгий все равно зашел в уходящий поезд, присоседившись к группе дембелей. Он понадеялся на то, что доедет на третьей полке. Ехать было недалеко, всего одна ночь. Так оно и случилось, проводница проверяла билеты у солдат не очень внимательно, все были в форме, все на одно лицо, шныряли туда-сюда, рассаживаясь.

Дембеля немного одурели от свободы. Служба сделала их грубее, они и раньше-то плохо соображали, в теперь и вовсе забыли, как вести себя на гражданке. Возвращенная свобода застигла их неопытными, хотя и наглыми. Вообще-то ребята они были неплохие, просто пришибленные.

Появилась бутылка, стали знакомится, расспрашивать, кто где служил. Из Афгана было двое, не считая Георгия. Они посмотрели на него настороженно, задавая наводящие, проверяющие вопросы: «Был ли там то? Знаешь такого то, а кто командир такой-то части?»

Георгий никого не знал, и ничего интересного рассказать не смог. Его сейчас больше волновало недавняя история с психологом, и предстоящая встреча с близкими. Мысли об этом овладевали им все сильнее по мере приближения к родным местам…

– Значит, там было несколько высот, – услышал Георгий разговор попутчиков. – На одной из них наблюдательный пункт они успели сделать. Кто-то сидел с биноклем, с рацией и все передавал, все наши перемещения. Высоко, все можно увидеть. Они в курсе всех наших перемещений, смотрят, видят: бронетранспортеры, машины. И еще минометчик. Он время от времени делает залп, но очень точно.

– Да, эти сопки вокруг – дело такое, – подтвердил другой.

– Полковник обещал отпуск тому, – продолжал рассказчик, – кто найдет наблюдателя и приведет его к комполка, две группы ходили шарить по горам. Одна вернулась, другая нет. Никто ничего не нашел…

Прислушиваясь к этому разговору, Георгий в зеркале, которое висело перед ним в купе, увидел отражение соседа, причем тот внимательно и пристально смотрел на него. Смотрел знакомым взглядом. Это был Борька…

Георгий повернул голову налево – нет, это был никакой не Боря, другой парень, ему привиделось. Ничего такого в зеркале не отражалось, только он сам и тот дембель, который рассказывал:

– Зёма мой был уверен, что ничего не найти в тех горах. Взяли с собой снаряжение, боеприпасы… Сколько ни ходили по горам, ничего подозрительного не высмотрели. На одной из сопок в одном месте была лежанка. Под травой был какой-то мешочек. А в нем – бинокль и рация.

– Где это было? – спросил Георгий.

– В Кандагаре, – ответил рассказчик.

– А не под Кабулом? – спросил Георгий, но хмельные дембеля его не слушали. Он сообразил, что случай, происшедший с ним, стал чем-то вроде дембельского фольклора и полез на третью полку подремать. Опасливо покосился вниз на зеркало в купе и прикрыл глаза.

Постепенно он задремал под стук колес и чуть не проехал свою остановку. К счастью, тут поезд стоял двадцать минут. Шустро соскочил с полки, наскоро со всеми попрощавшись, он вышел из поезда, торопливо пошагал к автобусной остановке, понемногу просыпаясь. Автобус здесь ходил редко, всего раза четыре в день.

Георгий сел на скамейку. Автостанция бойкое место. Тут тетки продавали молоко, сидел инвалид, предлагавший почистить обувь. Вскоре появилась какая-то девчонка лет шестнадцати, начавшая «стрелять» в Георгия глазками. Пронаблюдав за этим натиском полчаса, он подошел к ней и спросил:

– В какую сторону?

Сказав, она стала в свою очередь расспрашивать, кто он и откуда. Болтать с ней было приятно, однако она были еще совсем маленькая. Но в целом день начинался неплохо. Подошел автобус, в который пришлось втискиваться, он с сожалением помахал рукой девчонке.

Георгий ехал целый час, стиснутый со всех сторон. Попутчик, мужик лет сорока-пяти, пятидесяти рассказал кому-то:

– После войны ехал в переполненной электричке и очень захотел по малой нужде. Народу кругом – как сельдей в консервной банке. Один приноровился, и отлил в карман соседу, который был в прорезиненном плаще…

Георгий прыснул от смеха. Наконец показались пригороды их городка, автобус остановился в знакомом месте. Георгий вышел из почти опустевшего салона. Можно было доехать до конечной, но он вышел и пошел через лес и поле – мимо растущих кружком ив…

Он быстро дошел до дома. Какая-то женщина стирала у колонки. Вроде бы – незнакомая. Не мама. Но она была похожа на маму чем-то. Мама или нет?

Женщина подняла глаза от эмалированного таза, и Георгий понял, что это она, мама. Подняв мокрую руку к глазам, мама присмотрелась к нему, прикрываясь от лучей заходящего солнца. Узнала и прервала свою стирку:

– Горка! – его давно так не называли. Они обнялись.

– Ты стал какой-то чужой, – сказала мама.

– А где Генька? – спросил он про брата.

– В город пошел. Как же вы не встретились, – сказала мама. – Иди в дом. Я сейчас достираю и приду…

Мама накормила сына обедом, рассказала о последних новостях. Потом Георгий пошел к отцу, его контора располагалась рядом с военкоматом, в котором нужно было отметиться. Знакомым было интересно узнать, что служит Георгий теперь в самой Москве, возит генерала. Они вместе зашли к военкому. Тот сделал ему замечание по поводу того, что он не носит свою медаль.

Когда они вместе с отцом возвращались домой, Георгий заметил, что их городок сильно переменился. На месте овражка со стареньким колодцем, мимо которого он проходил много раз, теперь построили хорошую дорогу. Улица Ломоносова, на которой они когда-то жили в однокомнатной квартирке на первом этаже – удлинилась, на ней появились новые дома. Но все еще был виден край горизонта, лес вдалеке и угадывался где-то там край пологой ложбины, где росли кругом старые ивы.

Георгий покрутил головой и угадал, где в каком месте над ним висело облако. Оно двигалось вместе с ним, по крайней мере, всегда было рядом. Его тянуло рассказать отцу обо всем, что приключилось с ним. Но ему не хотелось, чтобы за рассказ об этом отец поплатился своей жизнью. Впрочем, ведь умирали только те, кто был причастен, быть может, просто рассказ об этом не будет таким губительным?

– Папа, – спросил Георгий, – тут в нашем городе в старину жил купец по имени Трофим Савватиевич, ты знаешь про него?

– Был такой, – тут же ответил отец. – Это Морозов, первый богач до революции.

– А помнишь фамилию владельца мельниц? – спросил Георгий.

– Разве не Морозов ими владел? – переспросил отец.

– Нет, он только – пристанью и судами, – поправил Георгий. – А мельницы другим принадлежали. Две верхних – Степану Григорьевичу Михайлову, у него еще был сын Николай.

– Да, про Николая Михайлова я помню, – сказал отец, – это первый секретарь комсомольской организации, он еще умер от чахотки. Разве он был сын купца, ты ничего не путаешь?

– Нет, не путаю, – сказал Георгий и посмотрел вверх на облако, которое следовало за ними.

– Значит, ты в музее зря времени не терял, – предположил отец.

Георгий только пожал плечами. Он смотрел в профиль на отца, идущего по пологому склону дороги, и опасался спросить его о главном. А как узнать окольным путем – не приходило в голову.

Пришел из сельскохозяйственного училища брат Генька. Горкин приезд он воспринял довольно прохладно, он был занят – дружбой, общением с другими мальчишками и девчонками. Георгию показалось, что он стал настоящим великаном, он-то хорошо запомнил его совсем маленьким, его умиляли маленькие ручки и ножки братика, но присмотревшись, он понял, что перед ним просто худощавый подросток. Вскоре Генька ушел к своим друзьям. В отличие от брата, у Георгия не образовалось в их городке хороших товарищей. Только тени из далекого, безвозвратно ушедшего прошлого.

Дома Георгий переоделся в свою старую гражданскую одежду и сказал, что пойдет прогуляться – ему не сиделось на месте. Он пошел по полю по направлению к ивам, но на полпути остановился и посмотрел по сторонам, серебристое облако было над ним, идти к ивам не имело ни малейшего смысла. Георгий приблизился к большому стогу прошлогодней соломы, огляделся по сторонам и разделся донага. Спрятав одежду в стог, он соединился с облаком.

Он решил сигануть туда, где, по крайней мере, не стоит так остро проблема одежды. Поднялся ввысь, а потом, взглянув на Землю сверху, он опустился на теплый полуостров, на котором, как он предполагал, говорили по-русски. Материализовавшись на пустынном пляже, точнее на берегу моря за городом, Георгий снова почувствовал кожей ветерок и ласковые солнечные лучи.

Когда ему надоело сидеть и загорать, он поплыл, но вода еще была холодновата, и он догадался путешествовать по дну в своем серебристом облаке. Еще, оказалось, интересно прогуливаться невидимым по пляжу, где в это время года было еще не так много отдыхающих. Очень редко кто-то смутно подозревал о его существовании. Ему захотелось определить кто эти люди: кого среди них было больше, мужчин или женщин, старых молодых или детей?

Так он обратил внимание на детскую суету – девочка лет семи нашла необычный камешек:

– Куриный бог!» – закричала она.

Другой мальчик такого же возраста или чуть постарше, возможно брат или просто знакомый отнял находку и, размахнувшись, бросил камешек далеко в море.

– Дурак, мама, он выкинул куриного бога! – стала жаловаться девочка и заплакала.

Георгий, желая как-то утешить ее, заметил, куда упал камешек, невидимый полетел туда и, опустившись на дно, стал искать потерю. Он не знал, что это могло быть. Однако в том месте, где детская находка упала в воду, дно внизу было ровным, песчаным, полоса гальки кончалась чуть повыше, и он заметил какой-то небольшой, плоский, треугольный камешек с розовым и голубым свечением – мимолетными следами детских пальцев – с некоторых пор облако позволяло ему разглядеть эти приметы живого.

Этот камешек величиной сантиметра три и полсантиметра толщиной был со сквозной дырочкой посередине. Материализовавшись под водой, Георгий поднял его и всплыл на поверхность. Он посмотрел на берег, оказывается, девочка уже успокоилась, забыла о происшествии, и родители уводили ее с пляжа. Выходит он зря старался. К тому же, подойти к ним прямо сейчас голышом было бы верхом неприличия. Георгий поплыл к границе пляжей, на свое привычное место, где почти никого не было. Подплыв к облюбованному им большому камню, он выполз из воды и положил маленький камешек с дырочкой «куриный бог» рядом с собой и стал греться на солнце.

Улегшись на разогретый его лучами, омываемый соленой водой валун на самом морском берегу, он прикрыл глаза. Вскоре его разморило, и он задремал. Проснулся от громких голосов. К его камню подходила какая-то компания. Он присел.

– О, наше место занято, – раздался приятный, бархатистый женский голос.

– Я уже ухожу, – торопливо сказал Георгий. Он спустился в воду и нырнул. В воде он растворился в своем серебристом облаке и улетел обратно к стогу сена, в котором он оставил свою одежду.

Дома мама посмотрела на него удивленно:

– Ты раскраснелся, – сказал она.

– Я бежал, – соврал он.

Так потянулись дни отпуска. Он ел, спал, гулял, ходил на бугристый берег реки, размышлял, и, иногда, улетал на то знакомое место на берегу моря. Георгий облюбовал один единственный большой камень, на котором удобно было загорать, и, если там никого не было, сидел там.

Через несколько дней, когда, искупавшись несколько раз, собрался улетать, он вдруг почувствовал, что на него смотрят. Повертев головой, Георгий увидел стоящую в нескольких метрах от него не берегу девушку. Невысокая, худенькая с волнистыми светлыми волосами, явно выгоревшими на солнце, большими ртом и носам, она не была красоткой, просто юной и очень милой, а еще очень хрупкой, женственной, словно бы немного испуганной и при этом заинтересованной. Она смотрела на него серьезно и словно осуждающе.

Девушка была одна и у Георгия промелькнула мысль, что ее можно не учитывать, ведь в любом случае, если он прямо сейчас раствориться, то ее, как это обычно бывало, что-то отвлечет, так что можно ни о чем не беспокоиться.

– Мы думали, что вы утонули, – сказала она строго.

– Нет, я не… – он хотел ответить, что не утонул, но тут понял, что ответ будет глупым. Может лучше ответить: «Да я утонул, и вы видите привидение» – так получится смешнее. Но пока он раздумывал над ответом, заговорила она:

– Вас случайно не Ихтиандром зовут? – спросила девушка. Он, развернулся, посмотрел на нее.

– Нет, меня зовут Гео…, – он хотел назвать себя, но в горле запершило, то ли от соленой воды, то ли от неудобной позы – от того, что он сидел спиной к ней, повернув шею назад, стесняясь повернуться.

– Гео? – переспросила девушка, – тоже неплохо.

Девушка подошла к нему чуть поближе и тут сообразила, что он совершенно голый.

– Здесь что, нудистский пляж? – спросила она.

– Я не знаю, про что вы спрашиваете, – признался он, разглядывая ее – невысокого роста блондинка с милыми локонами немного напоминала его собственную мать. И у нее на шее, на красивом шнурке висел камешек, который он поднял со дна.

– А где ваша одежда, – спросила девушка.

– У меня ее нет, – ответил Георгий.

– Что вообще? – спросила она.

– В принципе есть, – уточнил он, – но она не тут, в другом месте.

– Как же вы пришли сюда? Милиция не остановила? – спросила она.

Девушка повертела головой туда-сюда. Они были одни на берегу. Метрах в пятидесяти заканчивались оборудованные пляжи.

– Та-ня! – раздалось оттуда, с границы пляжей. Девушка повернула голову, и Георгий тоже посмотрел туда, прежде чем исчезнуть. Там стоял и махал рукой какой-то высокий молодой, но при этом бородатый мужчина. Девушка прошла несколько шагов по направлению к зовущему, а потом решила все-таки оглянуться, но на камне уже никого не было.

Глава 4. Возвращение

Его отпуск заканчивался. Никаких дел, которые удержали бы его на родине, не было. Он решил поехать в Москву в «гражданке». Мама напекла в дорогу пирожков. Георгий собрался, попрощался, сел в автобус. Брат занимался в училище, родители его опять проводили, как семь месяцев назад, помахали на прощанье. Когда автобус тронулся, Георгий увидел, как они о чем-то разговаривают, наверно о каких-то своих делах. Он уезжал по своим надобностям, они оставались и после расставания с ним, начинали жить отдельной, своей жизнью.

На железнодорожном вокзале в кассе билетов снова не было. Потом за полчаса до отправления они появились – «из брони». В поезде Георгий вытащил домашние припасы, сунул сумку на верхнюю полку. Поезд тронулся, за окном поплыли назад привычные пейзажи.

Вскоре пассажиры стали доставать еду: кто курицу, кто колбасу, кто вареные яйца. Георгий тоже пообедал мамиными пирожками, напился чаю за три копейки, и его разморило. Он забрался на вторую полку и заснул. Проснулся уже поздно вечером. Плацкартный вагон спал. Георгий сходил в туалет, потом опять забрался на свою полку, но ему никак не удавалось заснуть. Он вспоминал то, что пережил за последние суматошные полгода. Размышлял о том, что может оказаться в любой точке Земли за мгновение, но не делает этого, а везет в чемодане свою военную форму, цепляясь за нее как за спасительную обыденность. Он долго ворочался, всматривался в темень окна, как ему казалось, задремывал и просыпался от рывков поезда во время остановок. Наконец опять задремал и на этот раз проснулся, когда проводница строгим голосом объявила, что поезд подъезжает к Москве.

С вокзала он поехал к Венедиктовым, чтобы переодеться в военную форму и узнать – не нужно ли чего жене начальнике Мине. Но когда он приехал по знакомому адресу, поднялся на нужный этаж и позвонил, ему никто не ответил. Он постоял перед закрытой дверью, и ему показалось, что в квартире кто-то есть. Георгий спустился на улицу, позвонил из телефонной будки. Никто не ответил. Он немного удивился и поехал, как был в гражданке, в свою часть. Там он прошел мимо ефрейтора, помощника дежурного по контрольно-пропускному пункту – КПП, показав увольнительную и военный билет, тот на него злобно посмотрел, но не стал ничего говорить по поводу его неуставного вида.

Георгий зашел в свою роту, постучался в каптерку, там переоделся в повседневное "пеша", сдал, вытащив из сумки, свою парадку: китель, брюки, ботинки, рубашку с галстуком, немного помявшуюся в сумке фуражку. В опустевшую сумку он сложил гражданскую одежду и попросил каптерщика подержать все это у себя. Так делать не разрешалось, но каптерщик нехотя согласился.

Потом он пошел докладываться командиру роты, сдал увольнительную.

– Завтра заступаешь дежурным по роте, – приказал капитан. Георгия еще никогда не ставили дежурить. Что-то пошло не так. Впрочем, ничего удивительного, наверное, Венедиктов задерживался.

Назавтра он выполнил необходимый ритуал: сходил в штаб, потом вернулся и нацепил на ремень штык-нож. Обязанности дежурного были несложными: поддерживать в помещении чистоту – для этого были два дневальных, а также выскакивать в случае прихода в роту начальства и командовать: «Рота, смирно!»

С тех пор Георгия стали назначать дежурным по чему-нибудь: то по роте, то по столовой – через день. Он старался выполнять все порученное как надо, но при этом не стремился никого напрягать, не мучить непрерывным мытьем полов, поэтому дневалить с ним солдатам нравилось.

Но однажды дежурным по штабу назначили молодого энергичного старшего лейтенанта, и он придрался к не очень свежему подворотничку Георгия, углядел и другие нарушения: недостаточную чистоту в казарме, пыль под кроватями. Георгий не перечил, хотя ему хотелось сказать: «Возьми тряпку да протри!» – старлей был молодой, явно выслуживался. Словно прочитав его мысли, старший лейтенант сказал громко:

– Теперь тебе твой генерал не поможет!

– «Мой генерал» и не помогал мне, – возразил на это Георгий, пожав плечами. – Это я ему помог однажды.

– А кто тебя из Афгана вытащил? – спросил дежурный.

– Я не просил меня оттуда вытаскивать, – уточнил Георгий, – могу опять туда поехать.

– Все можем, – гордо сказал дежурный.

– Ну, так поехали, – предложил Георгий.

– Пошлют, так поедем, – сказал, как отрезал, дежурный.

«Никуда ты не поедешь, скорее всего», – подумал Георгий, но промолчал.

После этого разговора он опять решил связаться с Миной. Вечером пошел в штаб, – там в это время не бывало офицеров, – и попросил у знакомого писаря позвонить. Трубку взяла Мина. Однако она словно бы пребывала в какой-то задумчивости, ничего не знала про мужа и, наоборот, сама как бы пыталась что-то осторожно выяснить:

– С тобой не разговаривали об этом? – спросила она.

– О чем «об этом»? – не понял он, но ответа не дождался.

– Пока Венедиктов не вернется, тебе лучше не звонить сюда, – сказала Мина и положила трубку.

Этот разговор очень озадачил Георгия. Он вернулся в казарму и подумал о том, что надо бы попросить у командира увольнительную и поехать к Мине. Но дадут ли увольнительную просто так? Это раньше у него была командировочная на месяц. Взять гражданку и уйти в самоволку? Или улететь, что вообще-то проще всего…

Он всегда мог улететь, но не хотел злоупотреблять этим, пока в него не стреляли, пока вокруг ничего не горело, не взрывалось, пока протекала обычная жизнь.

Когда казарма заснула, он все-таки растворился в своем серебристом облаке и полетел по знакомому адресу. Окна на восьмом этаже не были освещены, он просочился сквозь стекла и оказался в комнате. Это была спальня. На кровати лежали двое – Мина и сын Венедиктова Алексей.

Он материализовался рядом с ними и довольно долго смотрел на них, размышляя над ситуацией. Словно почувствовав его взгляд, Мина проснулась, открыла глаза, и он мгновенно исчез. Но она успела его разглядеть, присела на кровати, включила настольную лампу, но оглядевшись, и, прислушавшись, решила, что ей померещилось, и опять легла спать.

Вернувшись в казарму, Георгий натянул казенную голубую майку и черные трусы. Лег на свою койку и вспомнил спокойное дыханье Мины и Леши Венедиктова. Эта казарма, в которой он безвылазно жил уже больше недели, – показалась ему не самым приятным местом.

Он долго не мог заснуть. Представилась та девушка на пляже, которую он увидел во время отпуска. Как же ее звали? Кажется, Таня. Интересно, сможет ли он определить ее месторасположение с помощью своего невидимого, но безотказного помощника. Впрочем, когда он соединялся с ним, у него не возникало никаких желаний. Желания – были частью материального мира.

И зачем только он сунулся в эту армию? Можно было как-нибудь «откосить» и жить нормальной жизнью – в той степени, в которой ему это дано с таким – невидимым для всех прочих – обстоятельством в его судьбе. А теперь еще служить и служить.

На другой день он обнаружил в периметре их небольшого военного городка щель в стене, которая выходила на пустырь, заросший высокой травой. Точнее, это был лаз. Через него можно было протиснуться, встав сначала на поперечину забора, а потом на угол мусорного бака. Военный городок состоял из нескольких старых, покрашенных в темно зеленый цвет, одинаковых бараков, в одном из которых располагались ротные казармы, в другом – столовая с клубом, в третьем – штаб. Еще была кирпичная баня с кочегаркой. И все это – окружал трехметровый забор.

Наступило лето. Однажды он, взяв в библиотеке книгу, отправился за периметр, на пустырь, лег в траву и долго читал. Потом задремал и проспал пару часов.

Когда Георгий сдавал в библиотеку книжку, он проходил мимо закутка, в котором работал художник части. Это был парень из первой роты, в которой вообще было много обслуги: повара, музыканты, банщики. Весь их батальон являлся чьей-то обслугой. Здесь собрали персональных водителей, слесарей и посыльных. В петлице они носили колеса с крылышками или по-другому «крылатые яйца».

Художник сидел и вымучивал учебный плакат по строевой подготовке для плаца – старые плакаты пожухли и их решили заменить новыми. Георгий не в первый раз видел здесь парня, переносящего по клеткам бравых солдатиков из пособия по боевой и политической подготовке на плакаты размером 120 на 70.

– Помочь? – спросил Георгий.

– Давай, – равнодушно согласился художник.

Георгий взял кисточку и легко, одной линией срисовал бравого солдатика. Ему даже не нужно было прибегать к помощи карандаша. Он макал кисточку в жидкий кузбасслак и вел линию сверху донизу – с пилотки до сапог и обратно к пилотке. Если немного сбивался, то просто стирал прочерченное тряпочкой и рисовал заново.

На один плакат у него ушло минут десять-пятнадцать. Когда черный кузбасслак застывал высыхая, он подготовил зеленую краску для формы, розовую для лица, еще нужно было сделать желтые пуговицы. Можно было бы этим ограничиться, но Георгий еще намешал серую краску, смешав белила с кузбасслаком, чтобы сделать сапоги трехцветными – с небольшим переливом.

Он так увлекся, что не повернул голову, услышав шаги. Кто-то остановился и стал с сопением рассматривать его работу. Георгий поднял глаза и увидел комбата. Отложив кисточку, он встал и поздоровался:

– Здравия желаю, товарищ подполковник.

– Товарищ старший сержант, вы же младший командный состав, вы руководить должны, а не делать за рядового! – строго, но при этом с улыбкой произнес командир.

– Это не мой подчиненный, из другой роты, – возразил Георгий. – Я для него просто старший по званию, а не начальник.

– Вроде неплохо получается у тебя, – сказал комбат, – а то Леня сидит уже две недели над этими плакатами.

– Я люблю рисовать – признался Георгий, – в учебке ВДВ чуть ли не всем портреты сделал. А в этой части пока не знают.

– Ты же из Афгана к нам прибыл? – спросил подполковник. Георгий кивнул.

– Руководитель, к которому тебя временно прикомандировали, сейчас в важной командировке, – сказал комбат, – так что пока есть возможность, можешь помочь этому художнику от слова «худо».

– Да это все за день можно сделать, – сказал Георгий.

– А ты не торопись, сделай за два, – сказал полковник и, хлопнув его по плечу, пошел по своим делам.

Ночью после отбоя Георгий все-таки решил улететь. Ночь была его временем. Существовал небольшой риск, что объявят какую-нибудь учебную тревогу, или проверку, но в этой части такое было большой редкостью.

Решив попробовать с помощью серебристого облака все-таки разыскать девушку с пляжа, Георгий взвился над огромным городом, а потом представил себе ее и очутился в одной из квартир многоэтажного дома-башни с единственным подъездом. Девушка лежала на тахте и читала в небольшой цветочной комнате – на обоях были изображены огромны алые цветы. Все в цветах были и шторы на окне с балконной дверью. У стены стояла изящная полированная «стенка» и на одной из ее дверок, на ручке висел на шнурке знакомый Георгию камешек с дырочкой.

Он завис в центре комнаты, глядя на девушку. Она забеспокоилась и перестала читать. Посмотрела в его сторону, не видя ничего, поправила на себе одеяло, снова попробовала читать, но не смогла, и, немножко полежав на спине, отложила книгу. Она поворочалась некоторое время, устраиваясь поудобнее, но, видимо, ее что-то беспокоило. Георгий никогда не устраивал таких экспериментов не только с девушками, а вообще ни с кем. Он беззвучно произнес:

«Тут никого нет, кроме нас… ангелов, так что можешь спокойно засыпать».

Словно услышав эту его фразу, девушка глубоко вздохнула, успокоилась и задышала ровно. Но свет торшера она так и не выключила. Георгий приблизился к ней и протянул к ее голове свой невидимый и не осязаемый палец. Он смутно различал свое собственное призрачное тело, палец вошел в кудрявую шевелюру, а потом с такой же легкостью проник далее.

Попытавшись вспомнить тот день на берегу моря, когда они встретились с ней, Георгий тут же словно перенесся туда. Он оказался рядом с этой девушкой, которая парила над пляжем в той же позе, что сейчас лежала в постели. Она увидела его и узнала.

«Это ты Гео?» – спросила она.

«Это я, – ответил он. – Я думал о тебе и решил навестить».

«Я тоже вспоминала тебя, – сказала она,– и даже, кажется, видела в толпе на улице, я кричала тебе, но ты все время куда-то уходил».

Она стала присматриваться к нему:

«Никак не могу рассмотреть тебя», – посетовала она.

«Я голый», – предупредил он.

«Лицо имею в виду, – пояснила она, – твое лицо – словно в тумане».

«Точнее, в серебристом облаке, – сказал он. – Мы можем погулять по пляжу, тут совсем никого нет».

«Хорошо», – сказала она и взяла его за руку. Он зашагал вдоль полосы прибоя, ведя ее за руку. Держать ее ладонь в своей – было очень приятно, но это ощущение – оказалось коротким. Она продолжала сбоку посматривать на него, а Георгий смотрел вперед, но тут он понял, что с пляжем что-то не так, потому, что они прошли совсем немного – шагов пять-семь, а словно бы целый километр. Дело в том, что домик из песка, мелькнувший вдалеке, вдруг вырос и стал огромным домом.

«Это ведь сон, – напомнил себе Георгий. –Что ждет меня здесь?»

Девушка, шедшая рядом с ним – пропала, а вместо этого – ее лицо оказалось в окне дома, который надвигался на него. Лицо приближалось, увеличиваясь и вот уже рядом с ним – один только огромный глаз, затем – черный бездонный зрачок, который все приближался и приближался, увеличиваясь в размерах, захватывая все вокруг.

«Это всего лишь чужой сон», – подумал он.

«Ты можешь никогда не вернуться, и остаться в чужом сне», – предупредил какой-то громкий голос за спиной. Он обернулся и вдалеке увидел светлую точку – словно бы далекий-предалекий и все уменьшающийся круг освещенного торшером бумажного «цветочного сада».

Он рванулся туда и – оказался в комнате с цветочными обоями, стоя на прохладном паркетном полу, освещенный яркими лунными лучами из окна и торшером. Девушка спала, отвернувшись лицом к стене. Георгий подошел и выключил торшер. Затем он растворился в облаке, и вознесся над домом на огромную высоту. Здесь в небесах было как-то несоразмерно спокойнее, чем на дне огромного зрачка, в чужом сновидении. Успокоившись, он спустился на землю и прочитал на доме название улицы и номер. Оказалось, что его новая знакомая живет на той же длинной московской улице, что и Венедиктовы, только в другом, противоположном ее конце.

Вернувшись в казарму и материализовавшись, он уже не мог заснуть, оделся, вышел на воздух. Светало. Походив вокруг казармы, он вернулся в роту, прилег на свою койку не раздеваясь и вскоре задремал.

Теперь уже ему приснился мимолетный сон. В этом сне он опять встретился с Таней. Впрочем, на этот раз он не был уверен, что это Таня. Она как-то все время отводила лицо. И при этом улыбалась. Он хотел рассмотреть ее, но она все время отворачивалась и увлекала его куда-то. В этом сне они шли с нею по какому-то большому дому и явно что-то искали.