Матрос в тишине бесплатное чтение

Глава 1

Теплым июньским днём, у раскрытого окна, в здании на Полюстровской набережной, между Арсенальной улицей и Красногвардейской площадью, на втором этаже дачи Дурново, наслаждаясь тишиной, сидел и смотрел задумчивым взглядом на Неву мужчина лет сорока, может тридцати пяти. На его лице жизнь оставила много следов, сквозь которые тяжело определить точный возраст. На нем была одета матросская форма не первой свежести, рядом на столе, развевая свесившиеся ленточки на теплом летнем ветерке, лежала бескозырка с надписью «Балтийский флотъ». Стул тихонько поскрипывал под весом раскинувшегося в нём огромного тела. Матрос был под два метра ростом и весом около ста килограмм. Внизу и в коридоре за закрытой дверью раздавались различные звуки. Множественные шаги, прерывисто доносящиеся обрывки разговоров. Там за дверями кипела жизнь в занимаемой анархистами дачи Дурново. Кроме них в здании расположились ещё какие-то организации, но они мало кому были интересны до сегодняшнего дня. Матроса тоже абсолютно не интересовал непонятный союз булочников , неизвестно кому нужная секция народных лекций и организация народной милиции. Находились в этом здании и ещё организации, но про них он даже не слышал. Ему сейчас хотелось слышать только тишину.

За окном этим летним июньским днём тоже вместе с Невой протекала жизнь. Но она тоже мало интересовала в данный момент наблюдающего человека. Он был абсолютно далёк от событий, громовыми раскатами несущиеся по стране, революционных волнений и самого смутного времени 1917 года. Событий ему хватало своих. И ожидание ближайшей их развязки, кидало сознание в дрожь. Всё пошло не по плану. Несколько дней назад события взяли его в такой оборот, что кружилась голова, и начинало подташнивать, когда лезли мысли о том, как поступят с ним его однопартийцы, когда вскроется вся правда. А она вскроется – это вопрос времени. Пронесло вчера. Очень сильно повезло. Повезло до такой степени, что он даже не мог рассчитывать. Его и ещё пару десятков высвободили из Крестов его единомышленники – анархисты. Во время проведения силовой акций в городе, они напали на здание тюрьмы и силой освободили своих собратьев. В Крестах он успел провести меньше суток и избежал допроса. Теперь же ожидались вопросы от освободивших его анархистов. Хоть он и был для них своим, прибившись к их движению несколько лет назад, ещё в Кронштадте, но в тюрьму он попал совершенно не из-за этого.

Матрос залез в карман своих брюк, достал оттуда пачку папирос и спички, положил их на стол, рядом с бескозыркой. Из другого кармана вытащил аккуратно серую коробочку. Ловким, натренированным движением открыл, подцепил из неё ногтем небольшую порцию порошка и отправил его в правую ноздрю. Потом повторил тоже действие с левой ноздрей, закинув в неё ещё одну порцию порошка. После чего откинул голову назад, сделал шмыгающие движения носом. При этом порошок, разогнавшись, резко обжигал слизистую. Матрос потёр нос своей массивной ладошкой и убрал серую коробочку, с надписью «кокаин» обратно в карман. Взял со стола папиросы, продул от табака, смял машинально и закинул в рот. После зажженной спички, лёгкие наполнил табачный дым. Он выдохнул белую струйку, закинув голову назад, и на его лице появилось минутное блаженство. Но даже оно не могло избавить от засевших в его голове мыслей о неизбежной участи.

«Интересно, как скоро у них возникнут вопросы: почему Глеб и Антон, с которыми он ушел последний раз с их базы в Дурново, были найдены мертвыми при непонятных обстоятельствах, рядом с расстрелянной машиной большевиков, которые тоже, как ни странно, оказались мертвыми. И где в это время был он» – лезли в голову вопросы, на которые он не хотел отвечать. Ответы были ему хорошо известны, но они влекли за собой такие последствия, о которых было даже страшно подумать.

С этими мыслями и поисками возможных вариантов ответа, матрос Николай Алексеевич и смотрел на текущую Неву с окна второго этажа здания с колоннами. Бежать ему было некуда. После выхода с этой дачи, его непременно повяжет полиция. Приходилось сидеть и ждать своей участи, поглядывая в окно. Хорошо успел раздобыть заветный порошок, который сосредотачивает мысли и придерживает крышу на месте.

Вдруг штора на окне неожиданно вздрогнула, поднялась вверх и полетела, раздуваясь, словно белый парус, а может белый флаг. Это открылась дверь за его спиной. В кабинете задул сквозняк, и бескозырка на столе заиграла ленточками, как будто прощаясь. «Всё, за мной пришли. Сейчас будут задавать вопросы, переходящие в допрос и побои», – вспыхнула паника в его голове. «Отставить панику на корабле!» – пытался прокричать кокаин в его голове. Матрос вжался в стул и замер с тлеющей папиросой в руке.

– Николай, как себя чувствуешь? – раздался голос сзади, и пепел с его папиросы упал на пол. Матрос проводил падающий комок взглядом и обернулся. Он увидел Данилу Стоцкого – главного на бывшей даче сановника Дурново. С ним был Петька – помощник и конченый прихвостень, готовый всех продать, лишь бы угодить своему хозяину. Так же в помещение зашли двое матросов, в бескозырках и с винтовками.

– Пришёл в себя после тюремных нар? – спросил Даниил и протянул Николаю жилистую ладонь.

У Николая же пропал дар речи, он смотрел выпученными глазами на Даниила и не мог понять, как ему действовать. Толи пожать ему руку, Толи схватить за запястье и выкинуть в открытое окно этого одетого в солдатскую гимнастерку без знаков отличий, с фуражкой на голове, жилистого парня лет тридцати. Николай был значительно больше и справился бы с этим без труда, но добродушный тон хозяина дачи остановил его от пагубных действий.

– Да, отошёл, Данила Аркадьевич, – ответил Николай и пожал протянутую ему руку, – вот погодкой чудной любуюсь. Спасибо большое, что выручили вчерась.

– Не за что, Коля. Своих в беде не бросаем. – Даниил поднял вверх сжатый кулак.

«Сейчас перейдет к вопросам, тогда этим же кулаком по морде будет меня бить», – пролетела мысль в голове матроса. Но вслух сказал:

– Наше дело правое. Смерть буржуям.

– Ладно, тут тебе речи пускать, не на митинге, – оборвал его жилистый парень. – У меня вопрос к тебе.

«Началось», – загремела, как проезжающая за окном машина колесами по мостовой, мысль в голове Николая. Он вжался в кресло, взял в губы почти потухшую папиросу, затянулся как последний раз и стал искать глазами пепельницу, что бы затушить окурок.

Петька, стоявший рядом, понял его и пододвинул ему пепельницу, стоявшую рядом с ним на столе. Когда Николай тушил окурок, обратил внимание, как дрожат его руки. «Если заметят, скажу, что после вчерашнего», – находились ответы на ещё не заданные вопросы в голове матроса. Вчера они изрядно отметили освобождение. Откуда-то появился самогон. Он даже не интересовался, кто и где его достал во время сухого закона, просто пил от всей души. И его не беспокоил вопрос о его дальнейшей судьбе, он радовался, что удалось избежать пыток в Крестах. Не было вопросов и у других, всем было не до него. Вопросы Николай стал ожидать сегодня, когда проснулся с похмелья. Но ни кто, ни чего не заметил или просто не обратил внимания, похмелье было у большинства в этом здании.

– Это хорошо, что ты в норме, – продолжал старший. – Дело к тебе есть. Собирайся, пойдем чего покажу.

Николай стал молиться про себя, его голубовато-серые глаза забегали. Расширенные зрачки толи от страха, толи от кокаина, бегали по комнате, пытаясь найти выход. Выход был единственный – открытое окно. Второй этаж, высоко. Ноги переломаю. Поэтому прикусив верхнюю губу и взяв бескозырку со стола, он поднялся со стула. Распрямив спину, матрос оказался выше всех, как минимум на полголовы. Мысль о побеге его покинула окончательно, когда он посмотрел на расположившихся возле дверей матросов. За плечами у них было по винтовке, которые отбивали мысли о каком-либо сопротивлении. Он сложил папиросы и спички в карман форменных брюк, с сзади, за поясом, которых торчала ручка револьвера. Николай даже забыл о его существовании. Вчера в пьяной вакханалии ему его вручили для общего дела. Какое у них дело Николай понимал смутно, как и большинство из присутствующих в этом здании. Они боролись за анархию, продвигали её на митингах, делали вид, что свято в это верят, но в чём была суть, понимали далеко не все. Может, был посвящён старший Даниил и ещё какие-нибудь приближенные люди. Николаю же нравилась идея свержения государства, что будет потом, он представлял смутно, но все равно верил в будущее. Во время смуты и беспорядков, революционеров, множества партий, стремящихся к власти, это было нормальное явление. Все стремились к власти, даже они – анархисты, которые, казалось бы, против власти.

– Я готов, Даниил Аркадьевич, – матрос поправил рукоятку револьвера заткнутого сзади за брюки. Был ли он заряжен, Николай не помнил.

– Тогда пойдем, – махнул вперёд себя жилистый парень в фуражке без кокарды.

Сердце бешено застучало в груди матроса. Как бы он ни старался скрыть своё беспокойство, его сильно потряхивало. Захотелось ещё кокаина и что бы его оставили в покое, в тишине. Он с трудом сделал неуверенный шаг на трясущихся ногах в сторону двери. Все остальные проследовали за ним.

Глава 2

Делегация шла по залитым июньским теплым солнечным светом комнатам. Впереди в ряд шли трое: слева Стоцкий, справа Петька, посередине, с обречённым и обеспокоенным видом, на слегка подкашивающихся ногах, шёл Николай. Он напустил бескозырку на глаза, что бы своим видом не выдавать своего внутреннего состояния. Замыкали шествие два матроса, с винтовками за плечами. Когда шествие подошло к парадной лестнице, матрос Николай ощутил трудность при сгибании ног в коленях. Дрожь передавалась по всему телу, и появилось желание схватиться за перила. Присутствовавший в крови наркотик только ускорял ход мыслей, накручивая обстоятельства как пропеллер. Перед глазами матроса поплыли события недавней ночи. Человек, сидящий у колеса черного автомобиля. Одной рукой он держит простреленное плечо, что-то пытается говорить, жадно глотает воздух. На его петлице краснеет большевистская ленточка. Перед глазами появляется рука Николая, и револьвер закрывает лицо раненного большевика. Тот начинает говорить громче и убедительнее. Но матрос балтийского флота его не слышит, его мысли далеко. Он размышляет о светлом будущем. О своём светлом будущем, где нет царей, командиров и большевиков. Раздаётся выстрел, огоньки пламени вылетают из ствола пистолета, направляясь в лицо раненного, и свинцовая дура влетает в лоб. На лбу образуется маленькая кровяная дырочка, сзади же вылетает кусок черепа с волосами, голова с силой бьётся о крыло машины, отскакивает и тело падает навзничь. На черном крыле автомобиля образовалась глубокая вмятина с красными кровавыми узорами и отверстием посередине. Ночь и тишина остаются вокруг.

– Что ты думаешь по поводу нашего движения? – вытащили из тишины Николая слова Стоцкого. – Какие твои мысли по поводу возможного дальнейшего развития событий?

– Не могу знать, – матрос перевёл свой взгляд на старшего, стараясь изо всех сил не выдать напряжения, – события развиваются быстро. Спасибо ещё раз за вчерашнее освобождение.

Глаза старшего прищурились, и его взгляд стал казаться ещё более хитрым.

– Вот и я не знаю, – пропустив мимо ушей похвалу матроса, ответил Даниил Аркадьевич. – Не хотелось бы тебе заглянуть за завесу? Отодвинуть в сторону рамки и посмотреть в будущее, Коля?

При этих словах старший сделал жест рукой, как будто отодвигая что-то перед собой.

– Вот те раз, – с осторожностью поглядывая на старшего, ответил матрос, – конечно, хотелось бы. Но как же это сделать?

Стоцкий и Николай Котов были уже давно знакомы, но близкими друзьями не были, из-за разницы в структурном положении. Это Стоцкий приобщил матроса к их движению, разглядев в нём необходимый потенциал: хладнокровие и хорошую исполнительность. Эти качества неплохо сочетались с временами террористической деятельностью их организации.

–Вот допустим, была бы у тебя такая возможность, ты бы смог пожертвовать собой ради нашего общего дела? – продолжал старший, назойливо сверля хитрым взглядом оппонента.

– Я ради нашего дела на всё готов, Даниил Аркадьевич, – ответил матрос, стараясь не пересекаться взглядом с собеседником. «К чему он клонит? Зачем эти вопросы? Может, вовсе и не пытать его ведут, судя по интонации», – закрались мысли в голову матроса.

– Мне нравится твоё отношение, к данному вопросу, – деловито бросил Даниил, – у тебя будет возможность подтвердить слово делом.

Дрожь в ногах постепенно спадала в голове Котова, начиналась суета в голове. Сыпались вопросы и недоумевания: «Что я ему должен подтвердить? Наверное, это что бы я правду говорил, заранее готовит».

Тем временем делегация спустилась на первый этаж и направилась к подвалу. Про дачу Дурново ходило много слухов. Говаривали, что здесь полно хранящегося оружия и взрывчатки. Мол, здесь происходят страшные вещи, после захвата здания анархистами. Власти пытались их выселить отсюда, но получив отпор, отступили. Назначили комиссию на осмотр здания. Комиссия же никаких правонарушений не обнаружила, и анархисты остались дальше восседать в этом здании, разделяя его с множеством других организаций. В здании и правда присутствовала чистота и порядок, за исключением собранных в одной комнате стульев, для проведения лекций. С каждым шагом по подвалу, дрожь в ногах матроса возобновлялась. «Зачем подвал? За всё время моего здесь присутствия, я в подвале ни разу не был», – продолжали крутиться ускоренные мысли. Наконец они подошли к двери, где была наспех приклеена бумага формата А4 с надписью «Вперед к светлому будущему». Ниже было написано: «Павлов и Ко».

«Очень символично. Это сюда я должен заглянуть?» – подумал Котов, а вслух спросил:

– Что здесь?

– Заходи – узнаешь, – пригласил глазами Стоцкий, открывая дверь собственным ключом.

Первым пропустили матроса, следом зашёл Стоцкий, и закрыл за собой дверь на ключ молчаливый Петька.

Щёлкнул выключатель, и сердце Николая застыло, перестав стучаться на какой-то момент.

Глава 3

Первым в глаза матроса, после включения света, бросилось кресло, которые стояло посередине комнаты. Само оно было простым, деревянным, но страх наводили приспособления. Над самим креслом, в районе, где должна находиться голова, висел железный колпак. На подлокотниках приделанные ремни, так же как и на ножках. Если бы Николаю доводилось видеть электрический стул, он бы неприемлемо провел аналогию с увиденным креслом. По полу к нему подходили провода, разной толщины. С другой стороны провода были подключены к щитам на чисто выбеленных, но местами уже облупившихся стенах. В щитах были установлены лампочки разных цветов, рубильники и предохранители разных размеров. От щитов провода уже пучками шли к столу, на котором была нагромождена куча приборов с разными размерами циферблатов, ручки и переключатели. Рядом со столом сидели два немолодых человека. Один в очках, с седой бородкой и шапочкой, как у врача, на голове. Второй с ещё не совсем поседевшей шевелюрой, с ярко выраженными черными глазами. Рты у них были аккуратно заткнуты тряпками. Оба смотрели вопрошающими глазами на вошедших.

В голове матроса снова с бешеной скоростью закрутились мысли. Увиденная картина ничем хорошим для него не могла пахнуть.

– Вот те раз, это что за дерьмо? – вырвался непроизвольный вопрос у Николая.

– Не переживай, Коля, – успокоил его Стоцкий. – Сейчас ты получишь объяснения. Петька, распакуй рты этим гражданам.

Его адъютант ловко повыдергивал кляпы из ртов людей на стульях и повернул их лицом к старшему.

– Развяжите руки, пожалуйста, взмолился человек с поседевшей шевелюрой, – руки затекли, сил нет.

– Давай, Петька, люди просят, – обратился Даниил к адъютанту, а сам, на всякий случай, вынул из кобуры пистолет и демонстративно поводил им в воздухе.

– Не надо объяснять, я надеюсь, что будет, если вы будете плохо себя вести?

– Всё ясно и так, – сказал гражданин с седой бородкой. – Объясните лучше, что вам угодно?

– Да, объясните и мне, пожалуйста, – вопросительно посмотрел на старшего матрос. Пододвинул к себе свободный стул и плюхнулся на него. Трясущиеся ноги расслабились, мандраж спал. Он вынул из кармана заветную серую коробочку, и мастерски отправил себе в нос порцию порошка. Откинул голову назад, и произнес уже на вдохе, – объясните мою роль в данном представлении?

– Сбавь обороты, Николай, – Даниилу не понравилось, что матрос закидывается порошком в его присутствии, но вслух ничего не сказал по этому поводу. – Не торопись, сейчас граждане тебе всё объяснят.

Николай достал папиросу и закурил в ожидании ответов. Его глаза с широкими зрачками бегали и останавливались то на этих привязанных людях, то на Стоцком. А в голове путались и сплетались домыслы с догадками. Мысль о пытках внушала ему ужас, но сама атмосфера к ним пока не располагала.

– Мы тут работали… Мы учёные, изобретатели. Я Павлов, – начал мужичок с седой бородкой, – это мой коллега академик Студеницкий.

Второй мужчина выпрямился, насколько было возможно выпрямиться, будучи привязанным к стулу, кивнул важно головой и деловито произнес:

– Олег Васильевич.

– Теорема Белла помогла доказать, что наша вселенная подчиняется принципу одновременности, а не ньютоновым причине и следствию, которые проявляются через искусственно созданный промежуток времени. И время, и пространство являются измеримыми величинами, подчиняющимися более высокоорганизованному скрытому порядку, – продолжил Павлов.

Анархисты переглянулись. Их недоумевающий взгляд был понятен ученому, и он постарался излагать более подробно и доходчиво:

– Мы можем утверждать, что проявленный мир появляется из непроявленного, но это вновь будет подразумевать наличие последовательной цепочки причин, то есть непроявленное – проявленное. За пределами времени, которое неизбежно сводит нашу способность к постижению к простой последовательности, не существует прошлого и будущего. В этом случае можно также предположить, что проявленная Вселенная служит причиной для непроявленной вселенной, и на определенном уровне понимания это утверждение будет абсолютно истинным. Если, например, мы посмотрим на электроны, выстроенные на одной стороне диэлектрического пространства, и протоны, расположенные на другой стороне, в состоянии идеального баланса, как мы сможем понять, кто из них заставляет других занимать определенное положение? Точно так же…

– Товарищи ученые, – прервал уже вошедшего во вкус Павлова старший анархист, – это очень интересно, только не очень непонятно.

– Мир условно полагает, что при решении проблемы нужно начинать с известного – вопрос или условие, и двигаться к неизвестному – ответ постепенно, следуя определенным этапам и логической последовательности. Динамика нелинейных систем функционирует в обратном направлении от неизвестного к известному. Она работает в иной парадигме причинности.

– Ещё проще, – более суровым голосом приказал Стоцкий.

– Это называется детерместической последовательностью – подобно тому, как бильярдные шары последовательно ударяются друг о друга. В данном случае предполагается, что событие А становится причиной события Б, которое, в свою очередь, приводит к событию В, – Попов с энтузиазмом взял мел и начал рисовать буквы со стрелками на затертой школьной доске. – Однако наше собственное исследование указывает на то, что причинность действует совершенно другим способом …

– Короче, мне доложили, что они с помощью этого кресла могут человека во времени перемещать. Так? – не выдержал Стоцкий и направил свой острый вопрошающий взгляд в сторону мужчин в белых халатах.

«Вот к чему он мне вопросы по дороге задавал странные», – пришел ответ матросу. А вслух он спросил:

– Какое отношение я имею к этим старикашкам? Пускай они дальше тут изобретают, катают бильярдные шары во времени и пространстве…

– Вот именно, пространство, – перебил его Павлов. – Могут возникнуть некоторые отклонения в пространстве. Мы ещё не совсем настроили процесс. Да и вообще, всё ещё очень сырое. Подтвердите, Олег Васильевич?

– Несомненно….

– Вот видишь, сомнений у них нет, – перебил, заставив замолчать Олега Васильевича, старший. – Это же подумать надо, можно в будущее заглянуть. Представляешь, какие дела можно будет закрутить? – Даниил направил свой хитрый взгляд в сторону Николая.

– Никак не пойму, причём тут я? – поделился сомнениями Николай. – Какие дела крутить? Я не хочу ничего крутить.

– Ты же только что по дороге был на всё согласен?

Николай нервно курил в раздумьях, поглядывая на кресло с приспособлениями, очень похожее, как ему казалось, на пыточное. Переводил взгляд на привязанных мужиков и останавливал его на Данииле. Глаза, с широкими зрачками, бегали, как шары по бильярдному столу, по которым только что сильно вдарили кием. Они резко стукались об борта и меняли направление. «Этот урод хочет меня обмануть. Говорит про какое-то будущее, а сам сейчас на кресло усадит, пристегнет ремнями и пытать будет. Я так не дамся», – матрос вспомнил о револьвере у него под фланкой.

– Так вот, любезный мой друг, Коля, – Слуцкий пристально уставился на матроса, – тебе выпала честь помочь нашему движению. Представляешь, какие козыри будут у нас на руках, когда мы завладеем информацией о будущем. Сейчас смутное время, а мы развеем смуту и чётко укажем дорогу, по которой надо идти. Потому что будем знать, куда именно это приведёт. Так что, Коля, я тебе даже завидую. Завидую выпавшей тебе возможности. Не каждому выпадает такая честь. Мы долго совещались, обсуждали кандидатуру и выбрали тебя.

Конечно, Николай и предположить не мог, что он волей случая оказался здесь. Потому что большинство людей в этом здании были в непотребном виде, в отличие от него, уже взбодрившегося кокаином. А ещё он был один в комнате и его уход со старшим и адъютантом не привлек бы ни чьего внимания.

– Это больно? – почему то первым возник вопрос у Котова. Возможно из-за того, что все мысли были направлены к возможности пыток.

– Молодой человек, никто пока не может вам лать на это ответ. Ещё только на Ваське опробовали…

– Стоп! На каком Ваське? На Василии Ивановиче? То-то я думаю, куда он запропастился? – Стоцкий прищурил ещё уже свои хитрые глаза. – И что? Как он сейчас?

– Не знаю, где он сейчас. Дело в том, что для возвращения, что бы обратно в наш временной поток попасть, необходимо сигнал с той стороны подать. Кнопку нажать, мол готов, возвращайте. На этот сигнал мы лучи и настраиваем. А кот не может кнопку нажать. Мы кота Ваську отправили. Но мяукал он громко. Может, и было больно, – задумчиво закончил Павлов.

– Ну вот, видишь Коля, ничего страшного. С котом всё в порядке, мяукал, – браво подхватил мысль Даниил.

– Я согласен, – резко встал со стула Котов и затушил докуренную папиросу ногой, предварительно бросив её на пол. – Ради нашего дела, я всегда готов.

План согласиться созрел у него моментально. Матрос увидел в нём единственный возможный выход из сложившейся ситуации. Раскрыть его раскроют – это дело времени. Возможно, в любую минуту проскочит информация о его присутствии в ночь убийства на месте преступления, и тут уже никак не отвертишься. Она уже где-то рядом, подбегает, он это чувствовал. Пусть и возможен печальный финал в его путешествии вслед за котом, но есть и шанс на выживание. Пыток он очень боялся. Их ему удалось избежать в Крестах, но здесь ему их не избежать. Товарищи анархисты с него живого шкуру спустят.

Стоцкий уставился на матроса сменившимися, широко раскрытыми глазами. Его удивление невозможно было скрыть, такого быстрого согласия он никак не ожидал.

– Я горжусь тобой, Коля! – с удивлением и наигранной торжественностью произнес Даниил. Подошёл, взял его за плечи своими худощавыми руками. – Молодчина! Сейчас мы всё организуем, – его глаза сделались опять хитрыми и забегали по помещению. – Так, Петька, развяжи этих охламонов, то есть учёных. Вы, – он ткнул пальцем в сторону немолодых мужчин, – только попробуйте, что-нибудь выкинуть. За дверью два часовых с винтовками, вам ни куда не сбежать. Ты, – он посмотрел на Николая, – покури пока.

Петька расторопно пытался развязать узлы, потом достал нож из кармана и стал пилить верёвку. Матрос в это время, нюхнул ещё порошку и закурил папиросу. Стоцкий же нервно расхаживал по комнате, аккуратно перешагивал провода, идущие по полу к креслу.

Полуседой мужчина стал щелкать тумблеры на столе, Павлов взвел вверх большой рубильник. Зажглись все лампочки, потом часть погасла. Осталась одна зелёная и одна красная.

Матрос внимательно наблюдал за совершаемым обрядом, готовящим его участь.

– Какой год будем выставлять? – спросил полуседой.

– Какой можно? – заинтересовался старший.

– Любой, – безразлично ответил Павлов. Он обречённо, с сожалением, смотрел на матроса и мысленно прощался с ним навсегда.

– Веселее! – подбодрил его Стоцкий, когда их взгляды пересеклись. – Историю творим. О нас ещё все узнают, когда мы им расскажем, что в будущем победит анархия, и как хорошо при этом живётся.

– А если не анархия победит? – влез с вопросом Петька. Голос у него был тонкий и неприятный. Резал слух.

– А кто победит? – раздражённо посмотрел на него старший. Что именно его раздражало в данный момент, было не понятно. То ли голос Петьки, то ли его глупый вопрос, то ли все вокруг. – Так вот, Коля, посмотришь как там, в будущем, допустим лет так через сто, нажмёшь кнопку, вернёшься и всё расскажешь. Ясно?

– Так сто лет выставлять промежуток времени? – осторожно спросил полуседой.

Коля, садись уже в кресло. Нет, не сто, – раздавал распоряжения старший. Его хитрые глаза пылали азартом, вдохновение переполняло его. – Выставляй ровно две тысячи. Цифра красивая и почти сто лет.

Стоцкий стоял над сидящем в кресле Николаем, которого Петька пристегивал к подлокотникам ремнями. Глаза его блестели. Матросу и вправду показалось, что он убеждённо верит в его возвращение. Что он с нетерпением будет ждать от него информацию, это очень важно для него. Самого же Котова терзали сомнения по поводу всей этой затеи и его обратного удачного возвращения, но выбора у него не было. Возможность пыток внушала ему куда больший страх.

– Всё готово. Я вас предупреждаю ещё раз, возможны пространственные отклонения.

– Чёрт с ними, там всё уже общее будет, – рявкнул Стоцкий. – Давай запускай!

Академик щёлкнул тумблер, Павлов повернул рукоятку, и стрелка на приборе поползла вверх.

– Ты не представляешь, Коля, как я хочу оказаться на твоём месте. Но на кого я всё это оставлю? Ты же понимаешь. Придётся довольствоваться твоими рассказами.

«Вряд ли ты их услышишь», – подумал Николай, краем глаза смотря на стол с приборами и лампами. Красная лампа погасла, и горели теперь две зелёных. Другие поочередно загорались и гасли, превращаясь в бегущую полоску. Под металлическим колпаком сильно начала чесаться голова. Потом картинка стала расплываться, и очертания Стоцкого потеряли резкость. Постепенно растворился и его голос. Матрос уже не мог слышать, как в дверь сильно заколотили.

– Кто? – закричал Стоцкий.

Оказалось это пришли искать матроса Колю. Всплыла информация, что он был на террористической акции вместе с Глебом Авдотьевым и Антоном Первушиным. Оба мертвы при невыясненных обстоятельствах.

– Пусть ответит, – вопрошала толпа анархистов, – как ему удалось в живых остаться? В Крестах легко отделался.

– Вернётся, на все вопросы ответит, – убедительно сдерживал толпу в дверях Стоцкий, не давая заглянуть им внутрь. – Его сейчас там нет. Я его на очередное задание отправил. Секретное. Пока.

До Даниила стало понятным быстрое согласие Коли. Но обратно не воротишь. Он уже в двухтысячном году. И неизвестно, живой ли он вообще там или нет. С котом Василием же тоже ясности нет. Вся надежда была на Колину удачу.

Старший отправил толпу, оставил двух своих матросов с винтовками у дверей, сказав им никого не впускать и тем более не выпускать.

– Да, знать бы, когда теперь Коля вернётся, – посмотрев своим хитрым взглядом на Петьку, вслух подумал Стоцкий. На что Петька пожал плечами:

– Откуда же я знаю?

Не узнает никогда и Николай, что ближе к ночи к даче Дурново подъехал броневик, подтянулись войска, и после недолгого сопротивления анархисты были вытворены из здания. Вчерашние освобожденные из Крестов заключённые были вновь взяты под стражу. Не досчитались только его – Николя Котова.

Глава 4

После того, как Николай растворился на кресле в подвале дачи Дурново, он оказался в пустоте. Белой, как молоко, пустоте и тишине. Вокруг не было ничего, только белая пустота. Она обволакивала со всех сторон, но Николай её не чувствовал. Продолжал находиться в сидячем положении, но ни на что не опирался. Парил в белом пространстве, как в невесомости. Тишина тоже была полной и обволакивающей. Она была именно от слова мертвая. Не пробивалось ни единого звука. Как будто выключили звук.

Такое спокойствие наполнило матроса в этом бесшумном пространстве, какое не давал ни один наркотик. Наконец то, он оказался один в тишине, где ни кто ему не мог помешать собраться с мыслями, подумать о своем насущном. Удалился от всей суеты, от всех командиров, старших и просто коллег по партии. Никаких тебе общих спален, столовых, казарм и кубриков. Он один в этой молочной тишине, наслаждается парением в неизвестность. Не было страха за будущее, за настоящий момент тоже не испытывал волнений. Ему даже пришла в голову мысль, что его всё- таки казнили на этом кресле, и он сейчас на пути в рай. Хоть он и не верил в существование загробной жизни. Движение анархистов, в котором матрос пребывал уже долгое время, напрочь отбило все церковные наветы, обозвав саму церковь сподвижницей власти. А власть, как известно, анархисты не признают. Вот и наслаждался матрос пребыванием в этом состоянии блаженства, ничего не ожидая.

Сколько по времени Николай нежился в тишине, неизвестно. Часов у него не было, а сам бы он никогда не осознал даже примерно. Вдруг замелькали, как на ускоренной кинопленке, люди с флагами. Побежали такие же, как он, матросы к зимнему дворцу, полезли на ворота. Потом быстро замаршировали отряды пехоты, раздались пушечные разрывы. Опять какие-то люди с флагами, в форме. На короткое время картинка сменилась с военной на гражданскую. Заходили мирные люди. Потом снова загремели взрывы и какой-то непонятный свист, как будто что-то сбрасывали с неба. А по самому небу летали необычные самолёты. Потом опять колонны в военной форме прошлись торжественным маршем, побросали флаги с крестами и подожгли их. Потом ещё одно время ходили уже гражданские люди, в небо возносились залпы салюта, который освещал Неву разноцветными лучами. Ещё потом ездило и летало, сверкало, блистало, но не взрывалось. Мелькали люди, мамы с колясками детвора бегала и кричала. Появлявшийся шум, с его обилием не нравился Николаю, и он непроизвольно сморщил лицо.

Неожиданно картинка замедлила бег и остановилась на расплывчатом пока очертании. Резкость постепенно наводилась. Перед глазами матроса начал прорисовывается круглый стол, с разбросанными на нём предметами. Шум, пробивающийся в голову Николая, стал превращаться в музыку и льющееся с разных сторон пение. Что-то похожее он слышал на пластинках патефона. Здесь же тоже кто-то пел на непонятном языке, и в добавок, это пение сопровождалось неизвестными звуками. Наконец появился и другой край стола, а за ним и очертания человека, сидящего в кресле. За его спиной располагалось слегка зашторенное окно, из которого пробивался яркий солнечный свет. В этом свете не удавалось рассмотреть человека напротив, но зато были видны толстые прослойки дыма. Дым же этот имел очень странный запах, незнакомый матросу, но явно не табачный.

Буквально за минуту до этого, Серёга Бачалов сидел в кресле у себя дома за круглым столом, слушал «Pink floyd» и покуривал травку. Вообще ему нравилась более современная и динамичная музыка, но в момент расслабления «Pink floyd» помогал поймать нужную волну. Вот и сейчас он сделал последнюю большую затяжку, откинул голову назад и, прислушиваясь к мелодичной музыке, льющейся из его стереосистемы, начал потихоньку пускать струйку дыма вверх. Дым поднимался вверх к потолку, усеянному трещинами, сворачивался в клубок и потом медленно опускался слоями в солнечном свете. Серёга потянулся было к столу, что бы отправить докуренный косяк в пепельницу, как вдруг в кресле напротив начала прорисовываться странная фигура. За свои тридцать пять лет Сергей часто курил анашу и сегодняшний день не был особенным. Больше он ничего не потреблял, и такая галлюцинация его парализовала. Он бросил окурок в пепельницу, откинулся в кресле и стал вжиматься в спинку. Его голубые глаза были слегка посоловевшие от дыма, но это им не помешало округлиться до пятирублевой монеты. Сквозь дымовые слои отчётливо прорисовывалась фигура человека. В мгновение она стала совсем чёткой, и Серёга прочитал на бескозырке «Балтийский флотЪ», с твердым знаком на конце, что немного его смутило. Бескозырка же была одета на здоровую, угловатую, несколько дней не бритую, морду мужика с большими карими глазами. Над ними были плотные черные брови, на которых, казалось, держалась приспущенная бескозырка. Нос широкий, с ссадиной на переносице. Губы, пересохшие и растрескавшимися, находились в слегка приоткрытом состоянии. Подбородок поражал своей мощностью и переходил в такую же мощную шею. Тельняшка и фланка были затертые, что говорило о давности службы этого матроса. Глаза Сергея опустились по мощному торсу и застыли на руках, которые сидящий напротив положил на подлокотник. Руки были здоровенные и грязные. С черными полосками и черной грязью под ногтями. Сергей сидел и смотрел молча. Неожиданно захотелось закурить и поссать. В поле его зрения попала пачка сигарет «Петр 1», лежавшая на середине стола. Рядом с ней лежала и зажигалка. Сергей стал медленно наклоняться вперёд, и рука выдвинулась по направлению к пачке.

– Руки! – раздался резкий выкрик матроса напротив.

Молодой человек резко одернулся, убрал руки под себя, а в туалет захотелось прямо сейчас. Матрос в это время закинул правую руку за спину, и вернул её оттуда с зажатым в ней револьвером. Направил его на оппонента и взвел курок.

Серёга же, высокий и худощавый парень с немного простоватым лицом, далеко не был бойцом и не обладал приемами самозащиты от огнестрельного оружия, поэтому он молча вжимался в спинку кресла и пучил свои серые глаза.

– Ты кто? – матрос был сам ошарашен таким поворотом событий и находился в слегка растерянном состоянии. – Какой сейчас год?

– Я Серёга, – начал бормотать молодой человек, замечая, как его всё больше и больше потряхивает от страха. Сейчас он даже заметил, как трясется его нижняя губа. «Это же глюк. Странный, неожиданный глюк. Очень сильный и реалистичный глюк. Таких не бывает. Очень реалистичная картинка», – закрутились мысли в накуренной голове.

– Ладно, расслабься, Серёга, – зазвучал громкий голос матроса, но уже более располагающий и не внушающий страха. Заметив дрожащего собеседника, он немного сбавил обороты. «Я живой получается. Я говорю. И ничего не болит, за исключением головы. Но она болит с утра, после вчерашнего», – обдумывал своё состояние Николай.

Они сидели и рассматривали друг друга. Взгляд Сергея всё же больше косился на направленный в его сторону пистолет, и это очень сильно мешало ему сосредоточиться. «Что это за хрен? Откуда он взялся? Почему тычет в меня пистолетом?» – Сергей Бачалов стал осознавать, что сидящий напротив матрос – это не глюк. Он разговаривает. Говорящих глюков у Серёжи ещё не было.

– Год какой? – повторил матрос.

– Двухтысячный, – выдавил из себя с трудом Бачалов, – от рождества Христова, – добавил его накуренный мозг.

– Вот те раз, – выдохнул матрос и поднял бескозырку с глаз дулом револьвера. – Значит сработало. Меня не убили.

Матрос полез в карман, достал оттуда папиросы и закурил.

– Можно я тоже?

– Что тоже? – вопросительно взглянул матрос.

– Закурю, можно? – набираясь смелости, спросил Сергей.

– Кури, на здоровье.

Сергей взял со стола пачку сигарет, достал одну. Засунул её в дрожащие губы, чиркнул зажигалкой и смачно затянулся. Матрос же в это время рассматривал невиданные папиросы. В динамиках кончилась песня, и они молча разглядывали друг друга в тишине, пуская периодически струйки табачного дыма, который расстилался потом толстыми слоями в солнечном свете.

Глава 5

Тишину прервал хлопок и звук разбитого стекла. «Пиу, пиу», – заорала автомобильная сигнализация. Лицо матроса вздрогнуло и застыло с вопрошающим взглядом, впивающимся в Сергея. Сам хозяин квартиры тоже вздрогнул от неожиданности, поднялся и подошёл к окну. Квартира Сергея находилась на первом этаже, и поэтому ему хорошо было видно, как от припаркованной зелёной девятки отбегал молодой парень с магнитолой в руках. У вопящей и мигающей поворотниками машины, было разбито водительское ветровое стекло.

– Вот те раз! – услышал хриплый голос матроса за спиной Сергей. Они проследили через выходящее во двор окно, как парнишка с магнитолой скрылся, завернув за гаражи. После чего Бочалов деловито обернулся к матросу и, придав голосу важную интонацию, ответил:

– Магнитолу сработал наркот.

По выражению лица матроса, несложно было догадаться, что информация до него не дошла. Тогда Сергей постарался объяснить, как иностранцу, присвоив интонации уже разъяснительной манер:

– Балалайку украл.

– Балалайку? – лицо Николая отобразило всё тоже непонимание. – Изменились балалайки.

– После чего изменились? Ты привык к другим балалайкам? Со струнами? Может, и играть умеешь? – спросил Бочалов, присаживаясь обратно в кресло.

– Умею, – ответил матрос, разглядывая через окно Серегиной квартиры будущее. Он видел припаркованные рядом с мигающей и кричащей девяткой Жигули шестерку, проще «шаху», тёмно-синего цвета. Ряд железных гаражей. На отдельно стоящем двухэтажном здании из красного кирпича, рядом с дверью, виднелась табличка с надписью «СЭС Василеостровского района». На заднем плане просматривалась детская площадка, с разноцветными домиками.

– Отойди лучше от окна. Сейчас менты приедут. Не надо в таком виде перед ними отсвечивать.

– В каком таком? – удивился матрос, послушно отходя от окна, опустив голову и пытаясь рассмотреть свой вид.

– Ты как с агитационного плаката времён революции, – улыбнулся накуренный Серёга. – Песенку такую помнишь: «О, мама миа, тебя искал какой-то матрос. Он был неделю не выбрит, был оборван и бос»? Сплин поёт.

– Не слышал, – серьезно ответил Николай. – Про какую революцию ты сейчас упомянул?

– Про кубинскую, – не переставал улыбаться Сергей. – Ты откуда свалился? Нарисовался у меня в кресле, вопросы задаёшь. Ты сам-то кто, революционер?

– Меня мои сотоварищи отправили узнать, как здесь всё сложилось, – мысли Котова разбегались, он не мог сосредоточиться. Рассказ про то, что он из прошлого казался очень неправдоподобным. Что бы как-то собраться с мыслями Николай решил прибегнуть к помощи заветного порошка, выручающего в трудную минуту. Достал из кармана серую коробочку, и привычным жестом отправил порошок в ноздрю.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Сергей, – можно полюбопытствовать?

Больно знакомыми показались ему действия матроса. И вдобавок, из-под пальцев выглядывало окончание надписи «in». Все названия заканчивающиеся именно так, пробежали в голове накуренного хозяина квартиры: « Морфин, героин, кокаин».

Матрос протянул ему свою коробочку, благо у него было ещё несколько. Он запасся ночью после освобождения. «Может этот знак послужит примирением, как с дикарями», – вспомнил он рассказы про высадку моряков на дальних неизведанных берегах.

– Только аккуратно, не рассыпь, – напутствовал Котов Николаю, как дикой обезьянке с дальних берегов.

Николай удивлённо крутил в руках серую коробочку. Надпись крупными латинскими буквами «cocain» повергла его в шок. Ниже мелкими буквами по английски был указан производитель. По бокам надписи располагались веточки с листочками. В находящемся под действием другого наркотика мозгу Сергея не укладывалось такое оформление запрещённого препарата. Даже из заграницы такой не привезёшь. Он деловито встал, вышел в коридор и вернулся уже с бумажником в руках. Достал пластиковые карточки и мастерски построил дорожку на одной из содержимого коробочки. Матрос молча наблюдал за происходящим. На одной из карточек он успел прочитать «Таксофоны СПб». Затем его оппонент достал из бумажника купюру, свернул её трубочкой и зажав одну ноздрю пальцем, занюхнул дорожку через свёрнутую купюру.

– Ты где это взял? – распробовав содержимое и убедившись в его соответствии надписи, спросил Сергей, откинувшись в кресле.

– В аптеке, – невозмутимо ответил матрос, – у вас не продаётся?

– Продаётся, продаётся. Только аптеки по-другому называются. Рассказывай теперь, кто ты? Откуда ты здесь взялся? Да ещё и с коксом?

Матрос затянулся папиросой, огляделся по сторонам. Комната не казалась богатой. Скорее она походила на жилье человека среднего класса. Здесь не было ни золотого убранства, ни картин в дорогих оправах. Были какие-то картинки, налепленные прямо на стенку, походившие на плакаты из журналов. Обои не первой свежести, в углу, около кровати, представляли из себя крупную фотографию природы, с бегущей ярко голубой рекой между зелёными деревьями. В другом углу стоял странный ящик, в темной стеклянной поверхности которого отображалась комната. Сделав ещё одну затяжку, раздумывая с чего лучше начать, Николай пробежался взглядом по другим предметам, находящимся в комнате.

– Чего молчишь? – выхватил его из процесса раздумий и наблюдений хозяин.

– Боюсь, ты мне не поверишь, – затягиваясь папиросой и выпуская едкий дым, начал матрос, – но ты постарайся. Я матрос.

– Это, знаешь ли, заметно, – кокаин начинал потихоньку действовать на Сергея.

– Так вот я матрос – анархист. И отправили меня мои товарищи в будущее, посмотреть, как там всё устроилось.

– И как же они тебя отправили? – чувствуя подвох, поинтересовался Сергей.

– На кресле.

Сергей выпучил глаза и прикусил верхнюю губу:

– Это моё кресло. И оно тут стояло. Но тебя в нём не было.

– Так не на этом. На другом. На электрический стул похожем.

Сергей недоверчиво рассматривал собеседника. По его виду и вправду можно было подумать, что он из прошлого. Форма затертая. А самое главное, этот твердый знак в конце надписи на его бескозырки. И рожа у него слишком простоватая, для современного человека. Но сказка про машину времени, всё равно не укладывалась в голове.

– И из какого же времени тебя к нам направили твои друзья? Почему сами не захотели заглянуть за завесу?

– Потому что обосрались походу. Сказали, что я избранный и отправили. А сами-то не захотели. Первый я, понимаешь. Ни кто до этого ещё не путешествовал таким мокаром. Зверушка только какая-то, да и та не вернулась.

– Значит ты первопроходец во времени. Терминатор, блин! – не мог поверить во все эти сказки Бочалов. – И сколько ты сюда… – Сергей замялся, подбирая нужное слово. Он не знал каким образом путешествуют во времени. Может летят, а может плывут. -…добирался?

– Не засекал. Там было пусто и тихо. Мне там понравилось.

– Где там? Там корабль летающий? Самолёт? Где это твоё кресло электрическое?

– Кресло там осталось.

– А вместе мы можем сейчас куда-нибудь переместиться? Кресло есть. Не совсем электрическое, но кресло.

– Нет, не можем. Что ты глупый такой. Кресло там осталось.

Сергею не сиделось, он встал из-за стола и начал расхаживать по комнате, не переставая сыпать вопросы:

– И из какого года ты к нам прибыл, терминатор?

– Из одна тысяча девятьсот семнадцатого. Почему ты меня так странно называешь?

– Не обращай внимания, – бросил подошедший в это время к двери в комнату Сергей. Развернулся и зашагал обратно. – Революционер значит?

– Я анархист. Революция всё-таки случилась?

Сергей присел обратно в кресло, прищурился и посмотрел, насколько мог пристально, на матроса:

– Случилась, – сверля взглядом глаза под бескозыркой, ответил Сергей. «Похоже, он и вправду не знает. Не может человек с такой рожей, так мастерски играть роль», – делал он для себя выводы. До хрена чего случилось. Давай ещё по дорожке, и я тебе всё расскажу. Как Ленин на броневике выступал, как Колчак отступал и как батька Махно воевал. Знаешь такого?

Сергей предвкушал нескучный вечер с халявным кокаином. Его распирало желание с кем-то поговорить, а подруга должна была прийти ещё не скоро. Матрос подтолкнул по столу серую коробочку.

Глава 6

– Тебя как зовут, морячок?

– Николай Котов.

– С батьки Махно тогда начнём, раз ты анархист, Николай,– начал Бочалов, занюхнув ещё дорожку. – Сергей, можно Серёга.

Матрос снял бескозырку, положил её на стол и приготовился слушать. В комнате было жарко и накурено, поэтому на его морщинистом лбу выступали капельки пота. Глаза с большими зрачками излучали внимание.

– Так вот Махно, как это по вашему, пустили в расход. Разбила его бандитов армия южного фронта, за ненадобностью. Он красным помог белых бить, но потом, сам понимаешь, начал опасность представлять. Не хотел властям подчиняться. Вот с ним и закончились ваши анархисты, – говорил Сергей быстро и много, как будто боялся не успеть, всё рассказать.

– Белые, красные, – склонил голову матрос и его короткие волосы с редкой проседью блеснули на солнце. – Как ты сказал, Махно? Кто такой?

– Ты сказал из семнадцатого года? Подожди, подожди. Маленькое временное несовпадение. Это чуть позже было, – щёлкнул пальцами и выбросил указательный палец в сторону матроса Серёга. – Точно! Сейчас подредактируем.

В руках Бочалова оказался свёрнутый аккуратно лист бумаги в клетку, развернув который, он положил его на стол. Матрос рассмотрел в содержимом свёртка какую-то сушёную, мелко покрошенную, траву.

– Сейчас у нас сойдутся временные пространства, не переживай, – хозяин квартиры ловко выудил из пачки папиросу и выпотрошил её. После чего оттянул зубами папиросную бумагу до максимума, сделал пяточку, продавив ногтем мизинца ниппель папиросы, и начал забивать содержимое свёртка в удлиненную папиросу. Матрос молча следил за этим действием, торопиться ему было не куда. Забив почти до конца, Бочалов скрутил кончик папиросной бумаги так, чтобы трава не высыпалась.

– Так ты на чём закончил там своё пребывание? – спросил Сергей, начиная раскуривать забитую папиросу. И на глубоком вдохе продолжил, – мне, что бы понимать с какого момента начинать.

Сергей задержал дыхание с заполненными дымом лёгкими и передал папиросу матросу. Тот повторил действия хозяина. Но даже прокуренная глотка не выдержала, и Николая пробил кашель.

– Ничего, это нормально. Привыкнешь, – подбодрил его Сергей.

Покрасневший матрос, с трудом откашлявшись, затянулся ещё раз. Почувствовал не похожий на табак вкус и сказал Сергею:

– Июнь семнадцатого был. Тепло, хорошо. Как у тебя за окном сейчас.

– Июнь семнадцатого, – почесал затылок Бочалов. – Так батенька, революции то ещё не было, – опять щёлкнул пальцами и выбросил палец в сторону матраса Серёга.

– Была февральская революция, – принимая в очередной раз папиросу от хозяина, произнес задумчиво матрос.

– Это мелочи, основная в ноябре будет. То есть в октябре, по вашему. Календарь же передвинуться должен, что бы со всем миром сравняться. Мне вот, единственное, не понятно, зачем вы так сложно жили, отставая от всех на две недели по календарю? Ха, что бы потом на семьдесят лет отстать, – Серёга в очередной раз щёлкнул пальцами.

– Серёга, ты можешь проще говорить? Я ничего не понимаю. Календарь, октябрь, ноябрь. Ты мне объясни кто у власти? Или, может, её совсем нет?

– Очень хороший вопрос, Коля. Власть как бы есть, но её как бы нет. Беспредел, одним словом, творится. Делают, что хотят. Ну, ты сам видел, посреди белого дня воруют! Думаешь, его искать кто-то будет? Хрен! – Серёга показал моряку резко скрученную фигу. – Власти, потому что, насрать на народ. Насрать и растереть.

– Так это и всегда так было! Поэтому я анархист. Мы за отсутствие власти.

– Я тоже за её отсутствие. Но это немножко другое. Бандиты, Коля, сейчас у власти. Захватили её и доят, как могут, народ.

– Красные, белые, теперь бандиты. Что происходит? Так до сих пор и делят страну? – у Николая стало раздваиваться слегка мысли. Он начал ощущать действие скуренной травы, которое накатывало волнами, погружая его в полную прострацию. Когда находила волна, слова хозяина терялись в шуме прилива, а его самого откидывало далеко на берег, где так приятно грело солнце.

– Что это такое? – заинтересовался матрос, прокручивая перед собой наполовину скуренную папиросу. – Очень странные ощущения вызывает.

– Забористая трава, да?

– Эта трава мой мозг забирает! Очень странные ощущения, – Николай встал с кресла, подошёл к стеклянному ящику и стал в упор рассматривать своё отражение в темном стекле. – Что это такое? Я давно на него смотрю и не могу понять, – он выпрямился и заглянул на заднюю часть телевизора.

– Там бандиты, которые у власти, свою пропаганду распространяют. Вот вы листовки распространяли, а они теперь передачи снимают и предвыборные компании. Ты же не знаешь, что такое выборы.

– Сережа, какие бандиты в этом ящике? Я кажусь тебе идиотом? Я сейчас и сам себе кажусь таким, – Николай снова заглянул в темный экран и покачал головой вправо и влево. Затем приложил ладони к лицу, прижался вплотную к экрану и попытался заглянуть внутрь. – А ну выходи! – резко заорал матрос и с размаху вдарил по верхней крышке телевизора, от чего та издала скрипящий звук.

От неожиданности Сергей подскочил в кресле и подавился дымом. Прокашлялся и закричал матросу:

– Ты что творишь, башка твоя баранья?

– Ты кого тут бараном называешь? – попер матрос на Сергея. – Какие-то небылицы мне рассказывает. Совсем голову запудрил. И ещё бараном называет.

– Ладно, ладно, Коля. Сядь, расслабься. Давай чайку сделаю и спокойно всё тебе расскажу. Телевизор только больше не трогай, – предложил Сергей и отправился на кухню, оставив матроса наедине с собой и телевизором. «У него же револьвер, блин. Как бы не пострелял пока бандитов в телике», – забеспокоился хозяин квартиры, пока делал чай. Когда он вернулся в комнату, то обнаружил матроса, смотрящего в окно.

– Что у тебя за вид! Ничего не понять. Как будто ничего и не изменилось, если бы не эти вот мигающие штуки.

«Менты приехали. Терпила же вызвал. Точно», – подумал Сергей, а вслух быстро заговорил матросу, но так, что бы тому опять не показалось, что он идиот:

– Отойди от окна, идиот! Сейчас тебя менты спалят. Будут опрашивать как свидетеля.

Слово свидетель Николаю не понравилось. Ничем хорошим это обычно не заканчивалось. В это время милиционер на улице осматривал окна вокруг и остановил взгляд на здоровой фигуре в окне, которая резко задернула плотную занавеску.

– Эй, мужчина! – услышал Серёга голос сквозь раскрытое окно. Одновременно с этим матрос присел на корточки, вжался спиной в батарею и смотрел на хозяина квартиры огромными глазами с большими зрачками.

Бочалов чуть не выронил кружки из рук от такого неожиданного поворота событий. «Как можно так глубоко вляпаться на ровном месте. Какого черта этому барану приспичило красотами за окном полюбоваться! В комнате такой кумар стоит, мент сразу почует, как подойдёт», – мысли с бешеной скоростью закрутились в голове Сергея. Он быстро подошёл к окну и отдернул занавеску, разлив немного горячего чая на матроса.

– Ай, чёрт! – послышался сжатый вскрик Николая. Но его тут же заглушил игравший Pink floyd, и полицейский не услышал.

– Да, командир? – выкрикнул Сергей в открытое окно приближавшемуся милиционеру. Он был коренастый, плотно сложенный, невысокого роста, с юношеским лицом лет двадцати пяти. – Сиди тихо, – продолжил уже шепотом, заглянув за занавеску и направив взгляд на ошпаренного матроса. Тот сидел тихо, прижимаясь спиной к батарее и делая махающие движения слегка мокрой фланкой.

– Ничего не видели подозрительного? – раздался голос милиционера.

– Нет, командир. А что случилось? Я, видите ли, только пришёл. Вот чайку заварил, – тараторил как пулемёт, Сергей. Слова из него вылетали резко и чётко, как в армии.

– Один дома? – коренастый сержант посмотрел пристально на хозяина квартиры. Ещё один крутился позади с владельцем обворованной машины.

« Наверное засёк, что не меня видел. Морячок то поздоровее будет. Но нельзя ему его показывать, тот сразу проколется в чём-нибудь. Он тупой. А здесь дома куча наркотиков разных. Нельзя, нельзя», – прокручивал в голове Сергей, а вслух ответил:

– Да, один. Вот решил чаю попить.

Коренастый посмотрел на руки владельца квартиры.

– Чай любишь, значит?

– Да, очень.

– До такой степени, что две кружки заварил? – растекся гримасой улыбки сержант.

– Да, сейчас жена придёт. Попросила заварить. Говорит, пускай остынет, жарко на улице. Я бы и вас угостил, только он горячий. Вот, жду пока остынет. С кухни иду, а тут вы.

Сзади, за спиной Бочалова, во входной двери зазвенели ключи. Раздалось цоканье каблуков по паркету, и приятный женский голос произнёс:

– С кем ты там болтаешь, Серж?

Бочалов обернулся на голос девушки:

– Товарищ сержант спрашивает насчёт чего-нибудь подозрительного. А я тебе чай сделал, как ты просила. Сахар только ещё не положил.

В окне показалась высокая брюнетка, с ярко накрашенными зелёными глазами. Её пухленькие губки были так очаровательно расположены под миленьким носиком, что сомнения о чае у коренастого сержанта испарились. Она чмокнула хозяина квартиры в губы и взяла у него из руки кружку.

– Спасибо, дорогой, – брюнетка сложила губки в поцелуй. – Мы ничего не видели, – продолжила она, обращаясь уже к сержанту.

– Я и говорю, только пришли, – успел вставить Сергей.

– Ну, раз не видели, не смею беспокоить, – произнес сержант, ещё раз пробежался взглядом по брюнетке, по её глубокому декольте, развернулся и пошёл в обратную сторону к своему напарнику.

Глава 7

Наталья расположилась на диване, рядом со столом, закинула ногу на ногу, достала из сумочки длинный «voke» и закурила. Взгляды мужчин непроизвольно направились на её стройные ноги, исходящие из-под короткого платья, и на вздымающуюся грудь в глубоком декольте. Несмотря на то, что за окном был только первый месяц лета, кожа девушки была уже довольно загорелой, чем ещё больше притягивала взгляды мужчин.