Вы не авторизовались

Спрессованные в алмазы бесплатное чтение

Скачать книгу

Елена Асланян

Спрессованные

в алмазы

Издательские решения

По лицензии Ridero

2024

УДК 82-3

ББК 84-4

А90

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Асланян Елена

А90

Спрессованные в алмазы / Елена Асланян. – [б. м.] : Издательские решения, 2024. – 324 с.

ISBN 978-5-0064-1620-8

Книга объединяет два произведения – пьесу «Дочь курда» и роман

«Спрессованные в алмазы» – представляющие своего рода летопись жизни

армянского народа в сложные исторические моменты.

УДК 82-3

ББК 84-4

18+ В соответствии с ФЗ от 29.12.2010 №436-ФЗ

ISBN 978-5-0064-1620-8 обложки, 2024

Предисловие

Елена Асланян (творческий псевдоним – Инана) лауреат международных литературных премий. Побе-дительница литературных конкурсов: «Открытая Евразия 2020», «Открытая Евразия 2022»; «ECG Film Festival 2019» в номинации Книжный трейлер. Автор

пяти книг и десяти сборников.

Особой гордостью автора является публикация

рассказа «Дочь курда» в учебнике курдского языка

и литературы для 9-го класса, который напечатан

по заказу Министерства по науке и просвещению Армении. В этом небольшом произведении приведена

пронзительная семейная история, когда межэтниче-ская ненависть привела к разрушению многих судеб.

Стоит ли говорить, насколько актуальна данная те-ма, имеющая многовековую кровавую историю. Рассказ стал основой для одноименной пьесы, которая

напечатана в этой книге после романа «Спрессованные в алмазы».

По сути роман является художественной летописью

постсоветской истории Армении. В произведении

описывается жизнь главных героев с 1994 года по но-ябрь 2020 года.

Основная часть романа посвящена 1994—1998 годам, которые интерпретированы автором, как «смут-ное время», наступившее из-за Карабахской войны, —

полуголодное существование разом обнищавшего на-селения, в одночасье лишенного элементарных циви-лизационных благ. В тяжёлых условиях военных и послевоенных лет люди пребывали в ощущении безвременья, невостребованности. Власти пытались подавить активную гражданскую позицию каждого отдель-ного человека и оппозиционные движения в обществе.

На примере персонажей в романе шаг за шагом по-казывается жизнь народа, страны. В повествовании

переплетаются непростые человеческие характеры, и между персонажами постоянно возникают конфлик-4

ты взглядов и интересов: первая любовь или дочернее

послушание; карьера или семья; участие в вооружённой борьбе с врагами или мирная, спокойная жизнь

за пределами Родины. При этом автор заставляет нас

уважать точку зрения каждого героя.

Инана затрагивает в произведении важнейшие фи-лософские вопросы, которые рано или поздно встают

перед любым думающим человеком, побуждая раз-мышлять, примерять на себя сложные ситуации, соглашаясь с героями или не принимая их рассуждения.

А главное – формировать собственное мировоззрение, впитывая глубокие и искренние размышления

писателя о морали, о национальных и религиозных

ценностях, которые схожи у всех народов Земли, независимо от страны проживания и веры.

В одной из глав автор описывает нравы и быт молокан, – сектантов, отколовшихся от русской православ-ной церкви и переселённых в Закавказье в XVIII веке, призывая читателей подумать, как соотносится жизнь

религиозных общин с реалиями современного мира, и как трудно сохранить национальную самобытность

в условиях современных процессов интеграции и гло-бализации.

Остро и живо раскрывается отношение писателя

к одному из самых значимых для мира событий XX ве-ка – развалу Советского Союза, когда герои осмысли-вают явления и события, которые последовали

в стране. Большое уважение вызывает внутренний

протест главной героини против пересмотра западны-ми странами итогов Второй мировой войны – Вели-5

кая Победа всех народов СССР оставила неизглади-мый след на мироощущении нескольких поколений

огромного постсоветского пространства.

Повествование достигает кульминации в 22-ой

главе, где описаны общенациональные акции проте-ста во время выборов президента в сентябре 1996 го-да, которые спровоцировали у каждого героя романа

свою реакцию, а также предопределили дальнейшие

их судьбы.

И пусть в итоге главные герои пошли каждый своим путём, автор всё же оставляет и для читателя, и для

персонажей луч надежды на дальнейшее счастье.

Спрессованные

в алмазы

Роман

Пролог

Как всегда, Всё заканчивается Взрывом и одновременно Всё начинается со Взрыва. Зрение не успе-ло зафиксировать никаких изменений перед тем, как

внезапно погрузить своего хозяина в темноту. Последнее, что отпечаталось в сознании Арсена – это звук

Взрыва.

Пусть где-то люди радуются жизни, путешествуют

и любят, для него и его товарищей Всё закончилось.

Он лежит среди трупов, вокруг выжженная земля, ча-дит подбитый БМП, распространяя тлетворный дым

смерти и разрушения. Где находится сила, способная

поставить его на ноги, дающая возможность выйти

из темноты и смрада пожарища?

Вдруг, в полной темноте, до него донёсся еле различимый шорох, – крыса, враг? Нет, вместе с шоро-хом пришёл необыкновенно тонкий аромат. Точно, не крыса и не враг – те пахнут, как и выглядят, —

омерзительно. Это пробился сквозь пепел и кровь цветок, маленький хрупкий весенний цветок, нарцисс, в честь которого тысячи девочек его народа получают

имя Наргиз.

Что может маленький цветок? Оказывается, Всё.

Вот, коснувшись своими белыми лепестками его лица, 9

волшебный цветок возвращает ему зрение, и он начинает видеть эти прекрасные лепестки наргиз, одновременно наслаждаясь их чарующим ароматом!

Как теперь много белых лепестков вокруг него, —

нет, это не лепестки нарцисса, это халаты врачей, их

шапочки и маски. Может это и есть сила, которая поставит его на ноги, выведет из тьмы, возродит жизнь, когда иссякли его силы!

Всё ведь имеет свой предел.

А что происходит с миром, когда иссякают силы

мира?

Взрыв, с которого Всё начинается.

Глава 1. Подарок судьбы

Когда Минас, шофёр отца, ставший за годы сов-местной работы и его правой рукой, и левой рукой, и членом семьи, сказал Наргиз, что отец хочет с ней

поговорить, когда у него высвободится в течении дня

время, она уже знала, о чём пойдёт разговор.

Тяжелобольной друг отца, зная о близкой кончине, настоял на приезде сына Давида из-за границы, куда

тот благополучно сбежал от войны, для того чтобы женить его. Женить на Наргиз. Видеть Наргиз своей

невесткой друг отца мечтал уже давно, везде и всюду

объявляя об этом, как о деле уже решённом. Но сначала Наргиз должна была поступить в университет, затем

блокада и война, которую нужно было отсидеть Давиду

в безопасном далеке, – объективные и субъективные

причины не давали претвориться его мечтам в явь.

Но вот военные действия закончились, и Давид должен был вернуться со дня на день.

Давид никогда не нравился Наргиз, особенно после

его отъезда, который она считала дезертирством. Она

вправе судить именно так, потому что вся её семья

не покинула родину в час тяжёлых испытаний.

Правда, лично её эти испытания как бы обошли

за крепкими стенами отчего дома, где всегда был свет

от движка во время многонедельных отключений

электроэнергии, где всегда было тепло и всегда был

горячий обед. Она цепенела, видя из окна отцовской

машины километровые очереди за гуманитарным ке-росином в серые морозные январские дни, женщин, волокущих двадцатилитровые канистры с этим бес-ценным грузом, свежие могилы вчерашних школьни-ков во дворе своей школы – последняя дань уваже-ния народа погибшим на войне сыновьям.

Она цепенела, когда при ней ругали воров, грею-щих руки на обнищании народа, на разграблении всего того малого, что осталось после развала Союза.

У неё были молчаливые вопросы и к себе – смогла бы

она сделать хоть что–то сама, например, просто купить хлеба в это время? Был вопрос и к отцу, который

так и остался незаданным: а откуда это всё у нас?

Наргиз хорошо помнила то время, когда заканчива-ла школу – многотысячные митинги с пламенными ре-чами о демократии, исторической справедливости, ле-денящая душу правда о погромах армян в Сумгаите

и Баку, трагедия Спитака и Ленинакана. Именно в это

время отец, обыкновенный начальник обыкновенного

СУ – строительного управления, купил участок земли

под собственный дом. Состояния теряются и нажива-ются во время крушения империй. Рушилась империя, страна, миллионы оставались ни с чем, теряя всё нажи-тое, которое умело подбирали и использовали сотни.

Развал Союза Наргиз встретила двадцатилетней

студенткой, в уже выросшем, как по мановению волшебной палочки, собственном двухэтажном доме

с камином, зимним садом, биллиардом и баром

в подвале, двумя гаражами с двумя машинами. Тогда же отец открыл банк, президентом которого стал

старший брат Наргиз Левон. Когда Наргиз закончила

университет, в самый страшный 1993 год, год самых

кровопролитных боёв и перехода на национальную

валюту, в пересчёте на которую проданная за рубли

автомашина оказывалась равной ячейке яиц, отец подарил ей валютный счёт с круглой суммой.

Но делать деньги она не умела и не любила думать

о них. От цепенящих душу вопросов она убегала в книги, в свою любимую биологию. Другого ничего своего

у неё не было. Не было личной жизни. Кто из простых

смертных мужчин решился бы приударить за ней, по-ухаживать. От неё шарахались, как от прокажённой.

Одиночество в замкнутом кругу угнетало Наргиз, не представлявшую, что можно сделать, чтобы вырваться из тисков изоляции. И показалось, что замужество с Давидом – это единственное и естествен-ное решение её проблем. Пусть за нелюбимого замуж, пусть за «дезертира», зато будет уже что-то

своё.

Наконец она услышала приглушённый шум въез-жающей в гараж машины, выглянула в окно из своей

комнаты на втором этаже – приехал отец. Скоро

в комнату постучал Минас:

– Наргиз-джан, папа ждёт тебя.

Когда Наргиз вошла к отцу в кабинет, тот говорил

по телефону. Вернее, говорил по телефону переводчик, молодой парень, только окончивший институт. В отли-13

чие от всех остальных нуворишей, её отец вёл очень

строгий образ жизни, близко к себе не подпускал кра-шеных «переводчиц» и «референток», а секретаршей

у него работала солидная женщина с многолетним

опытом работы, уже бабушка.

Наргиз смотрела на отца и понимала, что, несмотря

ни на какие вопросы, восхищается им, приехавшим

когда-то в столицу простым деревенским парнем

из глухого ахалкалакского села и достигшим всего

только благодаря самому себе.

– Акоп Левонович, они все бумаги уже получили

и сейчас рассматривают вопрос о командировке к нам

своего представителя. – Парень вежливо попрощался

и вышел.

– Наргиз-джан, мой друг Гриша очень плох и хочет

перед смертью видеть сына женатым. Он просил твоей

руки в отсутствии Давида, но тот приезжает послезавтра, и, если ты не возражаешь, они на следующий же

день после приезда Давида придут с обручением. Наргиз опустила голову.

– Наргиз, если ты не хочешь выходить замуж

за Давида, скажи сейчас. Может, у тебя есть кто-то, кто

тебе нравится?

Наргиз молча покачала головой и добавила:

– Я согласна.

Ко дню предполагаемого обручения готовились ос-новательно. Наргиз же не покидало ощущение, что

она, согласившись, совершила ошибку. Это ощущение

усилилось, когда она увидела Давида, растолстевшего, с круглым лицом и наметившимися залысинами, – да, 14

прошло много лет с тех пор, как она видела его в последний раз.

Его приход всех очень удивил: где это видано, чтобы жених в день обручения пришёл раньше всех и по-желал говорить с невестой наедине? Но на это была

причина.

– Наргиз, я должен сказать тебе… Это очень

неприятно, но если не сейчас – потом будет поздно. Я

пробовал по телефону отговорить отца от этой затеи

с женитьбой. На ком надо жениться – всё же решает

мужчина, а не родители. Но он и слушать меня не хотел, кричал и ругался в трубку. А вчера, не успел я войти в дом, как мне заявили, что завтра у меня обручение. Что за азиатчина!

Давид брезгливо повёл плечами и продолжил:

– Если бы он был здоров, я нашёл бы силы сказать, что уже женат и у меня есть ребёнок. Но это был

шок – видеть его таким больным. И я не смог. Если

сможешь, скажи это сама перед всеми. Или ответь отказом. Или, если хочешь, обручимся, потом разорвём

обручение – повод всегда можно найти. Наверное, ум-нее всего – обручиться сейчас… Господи, страна азиа-тов – была, есть и будет.

Его спесь, снобизм, который появляется у всех

немного поживших в США, а главное – «азиатчина»

вырвали Наргиз из состояния многолетнего оцепенения. Перед глазами встали свежие могилы в школьном

дворе, женщины с канистрами и вёдрами на санках, бородатые парни, танцующие на крыле поверженного

ими штурмовика, и она ответила:

– Sorry, American boy. Здесь, конечно, тебе не место.

Хорошо, что моя страна избавилась от всех крыс, которые хлынули куда посытней. Думали, мы здесь все

умрём? А мы – победили! Без вас. И возрождаем страну – без вас. Обручиться с тобой, даже фиктивно, – это

замарать своё имя рядом с именем труса и дезертира.

Пусть я – азиатка! И я тебя, американца, сейчас с треском выгоню. И все узнают, что я тебе отказала. И не потому, что ты женат, а потому, что ты – ничтожество.

Давид, с выступившим на верхней губе потом, слушал не сводя глаз с её побледневшего лица, на котором, как сполохи, сверкали огнём глаза, большие

миндалевидные чёрные глаза Наргиз, – и постепенно

выражение его лица менялось, и он стал похож

на прежнего, «доамериканского» Давида.

– Наргиз, а ты стала настоящей красавицей, – ти-хо произнёс он. – Мне… очень… жаль…

– А мне – нет.

Во дворе уже шумели гости. С громким смехом они

проходили в дом и рассаживались за накрытые столы.

Наргиз быстро поднялась к себе в комнату – её позовут к гостям, когда она должна будет сказать формаль-ное «да» и протянуть руку для кольца. Вот и для неё

настал момент истины, который даст ответ на вопрос – кто она и что из себя представляет. Будет ли

она и дальше прятаться за паутиной оцепенения в без-опасной сытости или поступит честно и выйдет навстречу болезненным ударам.

Её позвали, она вышла к гостям, стараясь сдержать

слёзы волнения и дрожь. Холодный пот, разом по-16

крывший всё тело, назойливым зудом, казалось, разъ-едал её. Она посмотрела на смеющееся счастливое ли-цо отца, и у неё потемнело в глазах. Как из-под земли

дошли слова:

– Ну что скажешь, дочка?

Она нашла глазами Давида и, глядя в его круглое

лицо с убегающим взглядом, сказала:

– Я не люблю Давида. И никогда не смогу полюбить человека, который способен бросить страну, мать, отца в трудный час. Завтра он точно так же бросит жену и детей. И найдётся тысяча объяснений для

обыкновенного малодушия и трусости.

Она закрыла глаза, задохнувшись от накатившейся

волны внезапно наступившей тишины. Услышала веж-ливый скрип стула. Это был Давид. Он молча ушёл.

За ним так же тихо стали подниматься остальные. Через десять минут в зале не осталось никого, кроме неё

и близких.

Отец всем сделал знак выйти, но Левон остался.

Отец молча встал из–за стола и направился к Наргиз.

– Папа, я всё объясню, – срывающимся голосом

начала Наргиз.

И не закончила. Пощёчина согнула её пополам.

– Убери руки с лица! Быстро! – заорал Акоп Левонович.

Наргиз убрала руки и попыталась выдавить члено-раздельно:

– Он… мне сказал…

И вскрикнула от боли – другая сильная пощёчина

свалила её наземь. Левон бросился к отцу, схватил его

за руки. Тот, вдруг обмякнув, со стоном приник к сы-ну:

– Какой позор! Дегенератка… Вот что наука делает

с женщинами… Книги, аспирантура… Они их превращают в гадюк. Я же спросил её, хочет она замуж или

нет. И эта змея сказала: «Я согласна».

Последовали трёхэтажные ругательства в адрес

Наргиз, жены, тёщи и родни по женской линии. Наргиз вдруг стошнило. И отец тут же встал и быстро

ушёл. Левон, бросив на сестру злой взгляд, пошёл бы-ло за ним, но потом вдруг остановился и раздражённо

спросил:

– Что тебе сказал Давид?

Наргиз опять стошнило, и она зашлась в кашле. Левон вышел, хлопнув дверью. Наргиз, шатаясь, встала

и поднялась к себе в комнату. В доме будто только что

кто-то умер. Слышался приглушённый плач матери.

Вот уж кого Наргиз сейчас хотела видеть меньше

всего. Ограниченная и истеричная, с замашками «кня-гини», вышедшей из «грязи», мать никогда не понимала свою дочь, изводя её придирками и упрёками, будто

мстя дочери за её отличную учёбу, свободный английский и безукоризненный русский, самобытность, тон-кую натуру и раскосую, смуглую красоту.

Наргиз ополоснула лицо в ванной, примыкавшей

к её комнате, и хотела поменять испачканное платье, как в комнату постучали. Это был Минас.

– Наргиз, девочка моя, собирай вещи. Отец уже

по телефону заказал билет. А я сейчас поеду за ним. Ты

полетишь сегодня в Москву вечерним рейсом. Там те-18

бя встретит Каро, ты должна будешь жить с его семьёй

и работать в нашем магазине. Я сам тебя отвезу. Через

три часа надо уже трогаться.

Минас вышел, а Наргиз прижала руки к сердцу, вдруг застучавшим с такой амплитудой, что, казалось, выпрыгнет из груди, если его не попридержать. Слова

Минаса означали только одно: завтра утром она будет

в Москве. Наргиз улыбнулась. Нет, иногда за чест-ность не только бьют. Иногда и вознаграждают. Она

не раз была в Москве, и ребёнком, ещё в советские

времена, и по студенческому обмену, и на Олимпиа-дах, и на конференциях.

Но поехать именно сейчас, это – подарок судьбы.

Потому что именно сейчас там находился Арсен.

Арсен… Эти пять звуков казались ей самой прекрас-ной в мире музыкой. Она вздрагивала, когда слышала

это имя, просто имя, и каждый, которого так звали, казался ей особенным, необыкновенным. Таким же, каким был Арсен, – её робкая тайная девичья любовь. Ей

не нравились, даже просто как типажи, никакие Швар-ценеггеры, Ван Даммы, Шоны и Бандерасы, потому

что был Арсен – лучший из мужчин.

Он учился с её братом и в школе, и в институте, вместе они занимались каратэ. Но никогда не были

близкими друзьями – так, парни с одного квартала.

Арсен из неблагополучной семьи, является у матери

вторым ребёнком от третьего мужа, который бросил

её, когда мальчик был совсем маленьким.

Арсен всегда был лучший. В школе педагоги обожали умного и работоспособного ученика, тренер

гордился его успехами в спорте, у ребят во дворе был

лидером, в институте – кумиром девушек и преподавателей. А когда начались «события», он оказался в их

гуще. Диплом защитил блестяще, уже в военной форме полевого командира: на ещё «социалистических»

границах уже тогда было неспокойно, мирным жителям требовалась защита.

До Наргиз доходили вести об Арсене, его отряде, дерзких операциях, в которых, благодаря природной

смекалке командира, число потерь сводилось до мини-мума. Нет, она не ждала его. Ведь он об этом не просил. Она была ему никто, он её никогда не замечал.

Правда, один раз…

Она с подружками пришли в кафе поесть мороже-ного в честь окончания университета, – большего в то

время мало кто мог себе позволить. Да и кафе в городе

остались – раз-два и обчёлся. На другом конце кафе

сидела группа небритых мужчин. Ну, девушкам

не пристало на них пялиться. И Наргиз не сразу разглядела Арсена. Да и то когда подружки зашушукались, что один из них не сводит с Наргиз взгляда.

Это был Арсен. Он даже пересел, чтобы лучше её

видеть. А когда девушки засобирались, вдруг подошёл

к их столику. У Наргиз забилось сердце, ей почему-то

показалось, что он позовёт её с собой – и она пошла бы. Но Арсен поздоровался, спросил, как Левон, как отец, поздравил с окончанием университета.

И вежливо попрощался. Да, и слегка погладил по щеке.

Наргиз пронзило током от его прикосновения.

И захотелось закричать ему в спину: «Возьми меня

с собой!» Но крепко держало её оцепенение, и она пошла домой. А Арсен – на войну.

Месяц назад Левон, возвратясь из бывшей боевой, а теперь зоны перемирия, – он регулярно отвозил туда

сам лично, несмотря на истерики матери, караваны

с продовольствием, одеждой – принёс печальную

весть: Арсен, попавший со своей группой в засаду, тяжело ранен. Потери в конце войны особенно тяжелы.

Но надежда оставалась. И она окрепла, когда Арсена, при содействии Левона, перевезли из полевого госпиталя в столицу, а затем в Москву.

Дороги, которые, казалось, никогда не пересекут-ся – неожиданно соединились. Она завтра утром будет

в Москве и найдёт его.

Казалось бы, что мешало сделать это неделю назад, например. Но как сказать отцу, что любит Арсена, если он её не звал замуж. Как самой взять и поехать к кому-то, когда ты – чужая. Ну а теперь совсем

другое дело. Это не она едет. Её выгоняют.

И в Москве она зайдёт проведать соотечественника —

святое дело.

Наргиз собирала вещи, стараясь не запеть от радости и молясь, чтобы отец не передумал в последний

момент. Но нет. Всё обошлось. Минас зашёл за ней, и они поехали в аэропорт.

С Наргиз никто не вышел попрощаться – ни мать, ни брат, ни отец. Это к лучшему. Пусть думают, что

она жестоко страдает. А она счастлива, как никогда

до сих пор. Ведь получила бесценный подарок. От самой судьбы, во время весны.

Глава 2. Встреча

Каро уже открывал дверь квартиры, идя утром

на работу, когда Наргиз, слово ожидая этого момента, вышла в коридор и взяла с вешалки сумочку, демонстрируя намерение выйти.

– Наргиз, ты это куда собралась?

– На работу в магазин.

– Наргиз, отдохни с дороги, – Каро был очень

смущён.

О скандале в «благородном семействе» в Москве

стало известно ещё до того, как Наргиз села в самолёт

в Ереване. Каро приходился Наргиз троюродным братом, – не очень близкий родственник. И разница в десять лет: и не ровесник, и не старый, что создавало какую-то натянутость.

Кроме того, он не воспринял всерьёз решение Акопа Левоновича послать Наргиз работать в магазин. Ну

рассердился отец, ну прогнал в ярости дочь с глаз до-лой, – уже через две недели, как успокоится, прикажет

вернуть её назад.

– Мне надо найти одного человека, – с внезапно

порозовевшими щеками, странно улыбаясь, сказала

Наргиз, – я должна его найти. Ты не беспокойся, я хорошо ориентируюсь в Москве.

– Какого человека? – холодея от нехорошего

предчувствия, проронил Каро, проницательно запо-дозрив, что проблемы с Наргиз двумя неделями

не ограничатся.

– Ну, в общем… – Наргиз посмотрела вдруг за-сверкавшими глазами прямо в глаза Каро. – Здесь, в Бурденко, сейчас лежит товарищ Левона, Арсен, фи-даин1. С тяжёлым ранением. Я должна его найти.

– Конечно, о чём может быть разговор. Мы все обязательно навестим его – это наш долг. Я слышал об Арсене. Наведу справки сегодня же. Тебе не надо никуда

ходить. Может быть, уже в это воскресенье и пойдём.

Наргиз промолчала, опустив голову. Каро вышел.

Через десять минут Наргиз предупредила Ингу, жену

Каро, что пойдёт немного погулять, и отправилась

к метро.

Доехала до Курской, подошла к справочному киос-ку. Сама точно не знала, о чём спрашивать, поэтому

с мольбой посмотрела на сидевшую за стеклом служа-щей:

– Мне надо больницу… нет… наверное, госпиталь, имени Бурденко. Знаете, туда, где справочная… человека найти.

– Какое отделение? – резко спросила женщина, не по сезону закутанная в платок.

Наргиз беспомощно помотала головой и в отчаянии сказала:

1 Фидаин – так называли добровольцев Карабахской войны 1991

–1994 г.г.

– Боевое ранение в голову.

Женщина вздохнула, на глазах появились слёзы:

– Чечня?

– Нет, наша война.

В полдень Наргиз в белом халате уже стояла в палате Арсена. Он лежал неподвижно, с закрытыми глазами, без сознания. Свободная от бинтов часть лица

поразила Наргиз своей неестественной желтизной

и какой-то обречённостью.

– Вы очень вовремя, девушка, – врач, взяв Наргиз

под руку, вывел её из палаты.

Поправляя съезжающие с большого носа очки

и радостно моргая голубыми глазами, Антон продолжал держать Наргиз за руку, которую она деликатно

пыталась выдернуть.

– Знаете, Наргиз, ведь даже самая блестяще проведённая операция ничего не стоит без должного ухода

в послеоперационный период. У нас, как и везде

в больницах, нехватка среднего медперсонала. И мы

разрешаем родственникам ухаживать за больными, но вот с Арсеном никто не приехал. Мы тянули сколько могли, но нужна операция. Вы ведь для этого приехали, правда? Ну ничего, лучше поздно, чем никогда.

– Да!!! – крикнула Наргиз, прерывисто зады-шав. – Я приехала для этого.

– Ой, ну давайте паспорт, быстренько сейчас всё

оформим. А Вы кто будете Арсену?

– Двоюродная сестра, – чётко выговорила Наргиз

формулу-выручалочку для всех девушек Кавказа.

– Ага, понятно, – Антон склонил голову набок

и пожал плечами, – Мне-то всё равно.

«Ну и слава Богу», – подумала Наргиз. Главное, чтобы врачи разрешили остаться сейчас с Арсеном, а что скажет отец, Левон, Каро – её совершенно

не интересовало.

Как пробуждается природа после жестокой зимы

и весенним половодьем несёт талые снега потоком, который ничем нельзя остановить, так сейчас в Наргиз

проснулась Женщина. Женщина, которая всё может, которая, согласно могучему природному инстинкту, даёт жизнь и – что намного сложнее – сохраняет

жизнь любимому.

«Он – мой!» – повторяла про себя Наргиз эти два

слова, переполнявшие её каким-то новым, непонят-ным сильным чувством, смешанным из восторга и бо-ли. Боли от того, что её Арсен оказался вроде как бро-шенный один на госпитальной койке, и восторга, что

незанятое место рядом с ним заняла она. Опять боль

за то, что она увидела, и страх, что Арсен не выживет

или останется инвалидом. И опять восторг, что будет

операция, сделанная лучшими хирургами России, а это значит и всего мира, (ведь Антон был так опти-мистично настроен). Божьим провидением она пришла в самый нужный момент!

Всё вылетело из головы Наргиз – и университет, и аспирантура, и тема диссертации – будто никогда

ничего и не было. Весь мир, смысл жизни сосредото-чился в палате, где лежал неподвижно Арсен, завис-ший между жизнью и смертью. И в войне, которую

объявила смерти Наргиз, уверенная в своей победе.

Она пришла домой и стала собирать самые необхо-димые вещи. Потом вышла к Инге:

– Я еду в госпиталь Бурденко. Вот в этой записке

и адрес, и корпус, и телефон, и имя врача. Я там останусь, чтобы ухаживать за своим женихом Арсеном.

Инга, судорожно глотнув, схватилась за сердце:

– Умоляю, Наргиз, только не уходи сейчас. Пусть

придёт Каро, он сам тебя отвезёт. Меня твой отец

убьёт, если до этого не убьёт муж.

– Мне почти двадцать четыре года, я – взрослый

человек и сама решаю, куда и когда мне идти. Если

до сих пор было не так, то просто в этом не было необходимости. Я всё подробно написала в записке, всё

объяснила. Не переживай, Инга. Ты, во всяком случае, совсем ни при чём. Я бы дождалась Каро, но прямо

сейчас Арсена надо готовить к операции, я очень то-роплюсь. Если наберёшь сейчас телефон Каро, я с ним

поговорю.

Инга бросилась к телефону:

– Мне Каро, срочно. Что? На каком совещании?..

Господи…

Наргиз нетерпеливо открыла входную дверь:

– Я вечером обязательно позвоню. И в Ереван позвонила бы, только не уверена, что папа не даст отбой, услышав мой голос. Он сам меня выгнал, не выслушав.

Не уверена, что захочет выслушать сейчас.

И захлопнула за собой дверь, радуясь, как всё удачно складывается. Интересно, а применил бы Каро си-лу, чтобы удержать её дома? Вполне вероятно. Ну, а сейчас её никто не удержит.

Когда через два часа её позвали к выходу, она знала, что это Каро и что он – не один. Поэтому наотрез

отказалась выйти из больницы:

– Каро, вот письмо моим родителям. Здесь я всё

подробно объяснила. Что, почему и зачем. Я давно

люблю Арсена, и сейчас, когда ему нужна помощь, моё

место здесь, рядом с ним.

– Наргиз, ты представляешь, что говоришь? – Ка-ро был красный как рак. – Что значит помощь? Судно

выносить из-под мужика? А ведь он тебе не муж, даже

не жених. А что, если есть другая, любимая, а? Ведь ты

ничего не знаешь о его жизни.

– Я знаю, что он сейчас один и он умирает! – закричала Наргиз.

Каро ударил её в самоё больное место. Конечно, у Арсена мог быть кто-то. В каком тогда она окажется

положении?

– Наргиз, мы найдём человека, который будет

за ним ухаживать. Вернись домой, не совершай непро-стительной глупости.

– Нет, я не брошу его. Чужой просто возьмёт деньги и ничего не будет делать для Арсена, ведь его нельзя

будет проконтролировать. Пусть Арсен встанет на но-ги и уйдёт к другой, если есть другая.

Каро со стоном сел на скамью, не сводя с Наргиз

полных непонимания глаз.

– Наргиз, сестрёнка, пойдём сейчас домой. Арсен

больше не один, я сегодня останусь рядом с ним, возможно, уже сегодня найдём надёжного человека из наших. И ты каждый день сможешь приходить сюда, 27

проверять, навещать, теребить врачей. Наргиз, это

не твоё дело – убирать грязь за больным.

– А чьё это дело – убирать грязь? А если бы мой

отец не стал бы бизнесменом, не открыл бы банк

и остался бы безработным строителем, как почти все

его коллеги, с которыми он работал и о ком слышать

сейчас не хочет – без средств к существованию, тогда – можно было бы? Тогда убирать дерьмо за пре-старелым в США – это был бы предел мечтаний для

такой девушки, как я! Правда? Я не боюсь грязной

работы в том смысле, в котором понимаешь её ты.

Есть честная работа и есть нечестная. Есть грязные

люди с чисто выбритыми лицами, французским пар-фюмом и маникюром.

– А ты, похоже, очень сильно любишь этого Арсена, – задумчиво сказал Каро, – Надо же. Есть, оказывается любовь в наш испорченный век.

Наргиз повернулась к Каро спиной. На них без

стеснения глазели люди и это нервировало и без этого

взвинченную Наргиз. Она чувствовала себя беспомощным птенцом, впервые вылетевшим из тёплого

надёжного гнезда, чтобы попробовать первые взмахи

крыльями.

Каро подошёл к ней и обнял за плечи:

– Наргиз, ты права во всём. Но, согласись, ты ведь

в Москву приехала не из–за Арсена, тем более, вы да-же не встречались. Подумай о его реакции, когда

к нему вернётся сознание.

– Он меня любит, – зардевшись, сказала Наргиз, – я это почувствовала, когда мы случайно встрети-28

лись в кафе во время его последнего приезда с войны.

Он на меня так смотрел! Это все заметили. А теперь, когда я останусь с ним в госпитале, никто не посмеет сказать, что он хочет на мне жениться из-за моих денег.

– Ах, вон оно что! – Каро рассмеялся. – Ах, Наргиз, Наргиз… – и вдруг Каро зашёлся в смехе. —

Похоже, Арсену не отвертеться. – потом Каро сал се-рьёзным. – Нет, нет, Наргиз, всё правильно. Я рад

и за тебя, и за Арсена. Конечно, такой гордый парень, как бы он тебя не любил, не позволил бы себе открыто проявить чувства. Можно как угодно это назвать: ложной гордостью, предрассудком, но это – факт.

Так что мне ничего не остаётся, как оставить тебя

здесь, наедине со своей судьбой. Но, разумеется, мы

каждый день будем приходить сюда, навещать вас

с Арсеном. И если что надо – всё будет сделано.

Наргиз обняла Каро. Это была её первая большая

победа в жизни.

Глава 3. Отец

Для Акопа Левоновича отказ Наргиз от обручения

стал ударом. Злость на дочь, затмившая ему рассудок, ввергла в депрессию. Ведь он всё делал ради своих детей, и вдруг неповиновение, дерзость, самостоятельность —

других объяснений поступку Наргиз он даже не искал.

Поэтому, когда Левон принёс ему письмо от Давида, не прочитал его сразу. Наверное, впервые за свою

жизнь, он сильно напился и теперь приходил в себя

после жестокого похмелья. Когда постаревший, с посе-ревшим лицом, снова появился в офисе и увидел письмо на столе, отодвинул его в сторону, испытывая стыд

и вину перед бедным мальчиком, скорей всего, про-явившим верх великодушия в своём прощальном

письме. Позвал к себе сына.

Как обычно очень внимательный Акоп Левонович

заметил, что у Левона какое-то странное выражение

лица: жалость сквозь осуждение. Начал обсуждение

дел, но Левон перебил:

– Папа, ты прочитал письмо Давида?

– Нет. Ты ведь его читал. Не могу. Бедный мальчик

не заслужил такого позора. До конца жизни не смогу

смотреть ему в глаза, а к Грише и на похороны прийти

постесняюсь. Как там Гриша?

– Дядя Гриша – очень плох, кстати, от него скры-ли, что произошло на обручении, и объяснили отъезд

Давида, якобы он должен закончить в Штатах свои де-ла, чтобы собраться назад навсегда.

– Почему якобы?

– Потому что Давид никогда не вернётся на родину, даже чтобы похоронить отца. Он дал матери деньги

на похороны и обещал: как только отец умрёт, вызовет

её к себе, но приехать сам не сможет. А дяде Грише

осталось совсем немного, может, месяц, может, два, а может, и две–три недели.

Акоп Левонович застонал, провёл ладонью по лбу.

– Папа, прочти письмо Давида.

– Потом.

Левон резко встал, взял письмо и начал читать:

«Дорогой дядя Левон, я должен объясниться и, хотя

моей вины в случившимся не вижу, попросить у Вас

прощения. Я не придавал серьёзного значения мечтам

моего отца видеть своей невесткой Наргиз, потому что

такая необыкновенная девушка современного мира, как она, обычно сама выбирает спутника жизни.

А Наргиз не видела меня много лет, и я даже не мог

представить, что даст согласие на брак со мной.

У меня в Штатах есть женщина, с которой по объ-ективным причинам я не оформил официальный брак.

И ребёнок. Я не поставил своих родителей и родственников в известность. Сначала не был уверен в прочно-сти наших с ней отношений, потом из-за болезни от-ца. Не вижу в этом никакой своей вины, потому что

никому не обязан отчитываться о своей личной жизни.

И я никогда не поручал отцу просить для меня руки

Наргиз.

К сожалению, в свой приезд я попал в ловушку, наверное, поступил глупо, утаив правду ото всех, кроме

Наргиз. Я рассказал ей в день обручения о том, что

у меня в Штатах уже есть семья и попросил её фиктивно обручиться, а потом разорвать обручение, чтобы

избежать скандала. Мне показалось, что это самый

лучший выход из положения.

Но Наргиз нашла настоящий и единственный выход. Я восхищён её красотой и неординарностью.

И желаю большой и настоящей любви Вашей необык-новенной дочери. Давид»

Акоп Левонович откинулся в кресле и захрипел:

– Что?! Дай сюда!!!

Вырвал письмо у сына, руки его дрожали, буквы

плыли перед глазами. Потом Акоп Левонович смял

письмо и кинул его в угол комнаты.

– Закажи билет в Москву. Для меня.

Левон тяжело вздохнул. И опять посмотрел на отца

с жалостью:

– Папа, в Москву тебе ехать не надо. Наргиз нашла

в Москве Арсена и осталась в госпитале, чтобы за ним

ухаживать.

Левон никогда не видел отца таким растерянным

и жалким. Он подошёл к бару, вытащил бутылку коньяка, разлил коньяк в хрустальные рюмки, одну

из которых протянул отцу, другую залпом осушил сам.

– Ты мне говоришь об этом сейчас? – почти

с ненавистью спросил сына Акоп Левонович.

– Ты был совершенно невменяем эти три дня.

– Какой ещё Арсен? Они ведь никогда не дружили.

– Да. Но Наргиз, оказывается, была в него влюблена.

– Что значит влюблена?! – заорал Акоп Левонович. – Какая ещё любовь?! – и вдруг, резко поменяв

тон, испуганно спросил, – А этот Арсен, случайно, не женат?

– Нет, нет. – Левон ободрительно закивал головой, – тут в этом плане всё чисто. Ни жены, ни женщины, ни девушки, ни ребёнка.

– Ты уверен?

– Да. Бедный парень и не успел. Прямо с пятого

курса – на фронт. Нет, я знаю точно. Мы искали со-провождающих, когда отправляли его, раненого, в Москву. У него одна старенькая бабушка, сама больная. Мать где-то затерялась, и никого из близких

не нашлось.

Акоп Левонович, казалось, окаменел. Потом

неожиданно тихо спросил:

– Сынок, что мне делать?

Левону захотелось обнять отца и, как маленького, прижать его к себе, – таким беспомощным и растерянным тот не выглядел ещё никогда. Но вместо этого

ответил

твёрдо,

как

озвучивают

продуманные

и не подлежащие сомнению решения:

– Папа, я думаю, надо нам подождать и больше

не принимать скоропалительных решений под горя-чую руку. Наргиз в госпитале ухаживает за моим товарищем, у которого нет близких. Давай посмотрим

с этой стороны, тут нет ничего такого. Выполняет свой

долг, так сказать. А что из этого выйдет, там видно будет. Поженятся – слава Богу. Не поженятся – тоже хорошо, не ровня Арсен нам, хоть и уважаю я его. Не будем вмешиваться в их дела.

Акоп Левонович в отчаянии схватился за голову.

Он проклинал Давида – жена, видите ли, ребёнок.

Ещё неизвестно, чей ребёнок! Мало ли жён с детьми

бросают… А тут даже не расписаны. Подонок. Нет, всё

правильно сделала Наргиз. Наргиз…

Сердце кольнула острая боль: правильно ли он поступил? Акоп Левонович вдруг почувствовал себя каким-то незначительным существом, которое может об-мануться, которому можно навязать чужие правила…

Ну что ж, если само провидение навязало ему свою иг-ру, и Наргиз была послана в Москву за своей судьбой, то более ничего не остаётся, как ждать.

В памяти смутно проступил образ Арсена. Никогда бы не подумал, даже в кошмарном сне, даже в шутку, что у него будет такой зять. Безотцовщина. Да

и мать… уж лучше бы её совсем не было. За такого

свою дочь Наргиз отдать? Акоп Левонович застонал.

Он, ведущий деловые переговоры с иностранными ми-нистрами, финансирующий политиков, должен пород-ниться…

Нет, он едет в Москву, он привезёт свою дочь назад. Сколько поухаживала, – ладно, Бог с ними обои-ми. Акоп Левонович резко встал.

– Папа, что с тобой?

Акоп Левонович рухнул в кресло, как подкошенный.

Глава 4. На ступеньку

вверх

Неделя, проведённая Наргиз в больнице, показалась ей месяцем – как здесь всё отличалось от того, что она видела до сих пор. «Грязная» работа, воздух, пропитанный лекарствами и испарениями от лежачих

больных, временами сводили с ума. Но она ни на миг

не пожалела о принятом решении, ведь ради настоящей любви идут и не такое.

Кроме того, к Наргиз впервые пришло ощущение

самореализации. Уважение и теплоту в глазах Каро

с Ингой, а также совершенно незнакомых людей она

заслужила тем, что делала конкретно здесь и сейчас, а не потому, что была хорошей дочкой большого человека. И, конечно, ничто не могло сравниться с ощуще-нием полноты бытия, когда она сидела рядом с не при-шедшим пока в сознание Арсеном и слушала его тихое, ровное дыхание.

Даже во время её недавнего триумфального докла-да на научном форуме для молодых учёных и специалистов, проведённом под эгидой ООН в Эдинбурге, Наргиз не покидало чувство, что всё это красивый

спектакль, где она просто заботливо наряженная кук-35

ловодом марионетка. А настоящая жизнь где-то рядом – пусть не такая красивая и не гламурная.

Теперь она чувствовала к самой себе уважение.

И надежду на ответную любовь того, ради которого без

колебаний шагнула «со сцены в жизнь». Этого момента – когда Арсен придёт в сознание, она ждала

с нетерпением.

Многочасовая операция прошла успешно, молодой

сильный организм час от часу возвращался к жизни, —

постепенно восстанавливался цвет лица, усиливались

биение пульса, дыхание. Всё более уверенными и ра-достными становились лица врачей.

Но всё же Наргиз этот момент пропустила. Она

вошла в палату из коридора и сразу ощутила, что всё

изменилось. Увидела Арсена с открытыми глазами.

Подошла к кровати, села на табуретку и встретила его

взгляд. Арсен молча смотрел на неё, потом закрыл

глаза.

– Ты узнал меня, правда? – тихо спросила Наргиз. – Это я, Наргиз, сестра Левона. Арсен, открой

глаза снова, попробуй сказать что-нибудь.

Арсен открыл глаза, чистые, как у новорождённого

ребёнка.

– Наргиз, – двинулись его губы.

Наргиз поднесла к нему стакан с соком, втиснула

в сомкнутые зубы соломинку. Сок весело поднимался

по соломинке, постепенно уменьшаясь в объёме.

– Наргиз, что ты тут делаешь, – еле слышно спросил Арсен.

Наргиз вдруг почувствовала себя в тупике.

– Я здесь работаю, – не нашла она более умного

ответа.

Губы Арсена дрогнули, глаза заволокло влагой:

– Я точно… на том свете… И твой образ принял…

ангел…

– Нет, Арсен. Всё реально. Я из Еревана в Москву

приехала… по делам отца, зашла проведать тебя, ты

был очень… плох. Мне врачи сказали, что операцию

задерживают, потому что не хватает медперсонала. Ес-ли нет ухода в послеоперационный период – любая

блестяще проведённая операция пойдёт насмарку. Ну

и я осталась.

Глаза Арсена закрылись. Потом он опять их открыл:

– А твои родители? Они разрешили?

– Да, конечно, – Наргиз чувствовала себя как человек, которому в разгар интересного фильма неожиданно напомнили об очень неприятной обязанно-сти. – Я приняла решение и они его одобрили.

На сегодня Арсену было этого достаточно. Но он, едва придя в сознание, думал и беспокоился о ней:

– Наргиз, что-то случилось? Так? – шептали его

упрямые губы.

– Ничего не случилось. Всё хорошо. Ты пришёл

в сознание. Следа не останется от твоего ранения. Ты

снова будешь сильный и красивый.

Бескровные губы Арсена мягко изогнулись в сла-бой улыбке:

– Нарочка… Нарочка…

Он сомкнул веки и, кажется, заснул. В палату вошёл Антон и без слов всё понял по счастливым глазам

Наргиз.

– Арсен пришёл в сознание. Он узнал меня и заговорил.

Наргиз вся светилась, лучилась радостью, на нена-крашенном лице заиграл нежный румянец, смеющие-ся губы наполнились соком.

Антон улыбнулся в ответ усталой, доброй улыбкой

врача, который, возвращая жизнь своими руками

и сердцем, благодарит каждый раз за это Бога. Он по-щупал пульс Арсена, чуть натянул кожу на щеке и же-стом поманил Наргиз из палаты.

– Наргиз, то, что Арсен пришёл в себя на девяносто процентов твоя заслуга, теперь уже никакой опасности нет. Всё, – сейчас переход на общий режим. И, думаю, уже через неделю-другую он сможет вставать, потом ходить потихоньку. Теперь, ты можешь быть совершенно спокойной.

– Спасибо, Антон. Огромное Вам спасибо.

– Наргиз, тут такое дело, – Антон замялся и тяжело вздохнул, – в общем, есть ещё один «беспризор-ный», так сказать. Не очень тяжёлый случай, но ес-ли бы ты согласилась немного присмотреть за ним

после операции…

Антон умоляюще смотрел на неё.

– А кто он?

– Лётчик, – опять тяжело вздохнул Антон.

– Я имею в виду национальность, – спокойно

уточнила Наргиз и, заметив обескураженный вид Антона, добавила, – Я могу ухаживать или за своим, или

за русским.

Антон судорожно проглотил слюну, снял очки, протёр их платком. Кашлянув, надел очки обратно

и тихо произнёс:

– Он – русский. Алексеем зовут. Ну, так как?

Наргиз кивнула:

– Переводите его сюда. Я всё сделаю, как надо.

Почувствовав замешательство Антона, вполне объяснимое для врача, вежливо кивнула ему, прощаясь, —

замяла принявший неприятный оборот разговор.

И с совершенно спокойной душой вернулась в палату.

Она искренне сказала, как чувствовала.

Наргиз вдруг овладела потребность поговорить, поделиться с кем-нибудь. Вытащила из кармана сотовый

телефон и с грустью подумала, что звонить ей, кроме

как Каро, некому. Сердце обволокла теплота: какой

Каро оказался простой, милый, остроумный. С Левоном такого понимания у неё не было никогда.

Впрочем, наверное, Левон не виноват, так заведено

у них дома: каждый знал своё место. Отцу – отцово, а брату – братово. Невозможно было сесть рядом

с братом, поговорить о том о сём, обсудить какие-то

проблемы – он, как отец, всегда был занят. Раздра-жался, когда дёргали «по пустякам», и выслушивал

только информацию, что нужно купить то-то, или

пойти на свадьбу к тому-то.

Впрочем, так ли виноваты отец с братом, платив-шие за карьерный успех чрезмерным напряжением.

Впервые Наргиз не отогнала мысль об отце. Интересно, о чём он сейчас думает? Сожалеет ли о том, как поступил с ней? И, будто прочитав её мысли, зазвонил

сотовый. Это Каро.

– Каро, Арсен пришёл в сознание! Он открыл глаза

и разговаривал со мной!

– Наргиз, твой отец заболел. Сердце…

– Да? – У Наргиз потемнело в глазах. – Что с па-пой?

– Сейчас всё хорошо, слава Богу. Был приступ, но сейчас всё хорошо. Наргиз, тебе надо вернуться домой.

Наргиз тяжело задышала. Потом набрала в лёгкие

воздух и сказала:

– Нет.

– Послушай, Наргиз. Он очень переживает. Давид

написал ему письмо и всё объяснил. Думаю, будет правильно, если ты вернёшься. За Арсена не беспокойся…

– Каро, дорогой, рядом с отцом – мама, Левон, десятки товарищей. Я там абсолютно не нужна. Разумеется, я – дочь, и я должна быть рядом с родителями.

Но сейчас моё место – здесь. Я позвоню и поговорю

с ними.

– Сестрёнка, ты – молодец. Я тебя очень люблю.

Честно говоря, никогда не думал, что ты – такая… Всё

правильно. Очень рад за Арсена. Кстати, я скоро, недели через две, собираюсь Ингу с детьми отправить

в Ереван. Можешь поехать с ними.

– Каро, я пока не решила, когда вернусь в Ереван.

Я обязательно позвоню домой и поговорю с нашими.

– Пока, сестрёнка.

– Пока.

Подошла к кровати Арсена, нащупала его пульс

и подумала, что завтра начнётся не то, чтобы новая

жизнь, а жизнь на другом уровне – ступенькой выше.

Глава 5. Анекдот

от Наргиз

– Ну, что, герой, выкарабкался? – довольно улыбаясь, спросил профессор. – С таким ранением в голову плюс три неумелые операции в полевых условиях, шансов было очень мало, даже с нашими возможно-стями.

– Не везёт мне в смерти, – мрачно проронил Арсен.

– Не везёт в смерти – повезёт в любви, – парировал профессор, многозначительно взглянув на Наргиз.

И вслед за ним все сразу же заулыбались и посмотрели на неё. С порозовевшими от смущения щеками, в белой косыночке, подчёркивающей чёрные, вразлёт, не знавшие пинцета брови и большие миндалевидные

чёрные глаза, в белом халате, опоясанным на тонкой

талии, – она удивительно гармонировала со своим

именем, и была очень похожа на этот весенний нежный

цветок, нарцисс. От волнения у неё заложило уши, она

не могла дождаться, когда же, наконец, все уйдут.

– Наргиз, – позвал Арсен, когда палата опустела.

Она села рядом. Он молча смотрел на неё и вдруг

сказал:

– Спасибо. Ты спасла меня.

И в этот полный нервного напряжения момент

в мозгу у Наргиз возник анекдот про спасение, который ей рассказали ещё в школе, и она засмеялась. Она

смеялась так, как будто хотела отсмеяться за всю эту

чёрную полосу, конца края у которой не было видно.

– Извини, у меня в памяти всплыл один анекдот.

– Расскажи.

– Нет, что ты. Я не умею рассказывать анекдоты, и вообще он такой глупый и старый. Я его слышала, наверное, в пятом классе. Девочки рассказывали в раз-девалке на уроке физкультуры.

– Наргиз, – послышался слабый голос с соседней

кровати. – Расскажи анекдот.

– Ой, Алёша, какой ещё анекдот. Да я, если бы

и захотела, то просто постеснялась бы его рассказать.

– Так он хулиганский! Ну конечно, какие ещё

анекдоты могут рассказывать друг другу девочки в пятом классе.

– Ничего не хулиганский. Просто глупый. И всё

на этом.

– Нет не всё. Давай девчачий анекдот, а не то я…

И Алексей вдруг с силой дёрнул повязку на голове.

Наргиз кинулась к нему.

– Ты что, с ума сошёл! Алёшенька, нельзя же так, милый! – Чуть не плача, она поправила повязку.

– Анекдот! Это – шантаж.

Наргиз в растерянности встала посреди палаты.

– Ну, и что, вот так, шантажом можно ВСЕГО добиться?

– Нет, конечно, нет. Насчёт ВСЕГО – тут надо быть

крепче железа. ВСЕГО допускать, конечно, нельзя.

– Умираешь там, ну и умирай себе на здоровье, а ВСЕГО – ни за что не получишь, – поддержал его

Арсен.

– Но из–за анекдота человека жизни лишать – это

не по-людски.

– Да, из–за анекдота, конечно, не стоит. – задумчиво сказала Наргиз, у которой под их натиском появилась брешь в обороне. – Ну, хорошо.

Она немного ещё поколебалась, кашлянула пару

раз и неуверенно начала:

– Супруги празднуют золотую свадьбу и отправля-ются в спальню. И жена говорит: «Помнишь, дорогой, ты порезал палец в нашу первую брачную ночь и этим

спас мою честь. А сейчас я спасу твою.» И после этих

слов она сморкается в простыню.

Арсен и Алексей рассмеялись.

– Ничего себе анекдотики рассказывали скром-ные, забитые, угнетённые кавказские девочки в пятом

классе. В жизни бы не подумал. Арсен, а ты знал, какие анекдоты твои девчонки тайком от вас друг другу

рассказывали?

– Даже представить себе не мог.

– Так мы ничего не поняли. – Наргиз попыталась

отстоять честь кавказских девочек. – Ну, про палец —

ещё кое-как дошло, а вот про нос, ну, то что высмор-калась – ничего не поняли. Честно говоря, я только

здесь поняла весь смысл.

Арсен и Алексей разом прекратили смеяться. Они

в изумлении переглянулись и уставились на абсолютно

серьёзную Наргиз. Вдруг Алексей издал резкий поро-сячий визг, который перешёл в мучительные стоны

в унисон с душераздирающими криками Арсена. Наргиз удивлённо смотрела на них.

– Это что, вы надо мной смеётесь?

Вдруг до неё дошёл смысл сказанного ею и она вся

похолодела от ужаса. «Только бы сейчас Хмырь не при-пёрся», – в отчаянии подумала она. Хмырь, ходячий

больной, всегда непостижимым образом оказывался

в нужном месте в нужный момент, всегда знал что, где, кто и с кем, а потом разносил сплетни по палатам.

И в этот момент дверь приоткрылась и в щель просу-нулась голова с бегающими глазками и вынюхиваю-щим носом Хмыря.

– Чё вы тут делаете?

Алексей сделал слабый мах рукой, который можно

было истолковать и как приглашение и как выпрова-живание. Хмырь истолковал это как приглашение, подсел к Алексею уже с раскрытым до ушей ртом, из которого тут же послышался заискивающий сме-шок, и умильным выражением лица, на котором была

написана просьба принять его в компанию.

Наргиз выбежала из палаты как ошпаренная. Спу-стилась на первый этаж, в холл с телевизором, перед

которым с унылыми усталыми лицами сидели

несколько человек и с отсутствующим видом не слушали политические новости. «Через полчаса они все за-шевелятся и будут обсуждать, какую я глупость сморо-зила», – почти с ненавистью подумала Наргиз.

На глазах выступили слёзы обиды, которые тут же

покрыла другая волна слёз, – слёз сострадания. Ведь

здесь, в этой обители горя, боли и страданий так редко

звучал смех. Хоть на секунду подарить всем этим людям радость – ведь она всегда так этого хотела.

Прокрутила мысленно состоявшийся пять минут

назад разговор и прыснула от смеха. Сидевшие рядом

люди оглянулись на неё. Безучастность на лицах сме-нилась удивлением. Наргиз сказала сквозь смех:

– Я сейчас и вам всем расскажу.

На бескровных синих губах начали как по мановению волшебной палочки появляться слабые улыбки.

А у Наргиз на глазах появилась третья волна слёз —

слёз смеха.

Через три дня она увидела Хмыря, стоящего около

окна в коридоре напротив их палаты. Он был серьё-зен, – дурашливое выражение лица и ужимки бала-ганного шута как будто были сметены неведомой силой. Наргиз кивнула ему, намереваясь пойти по своим

делам, но он её окликнул:

– Наргиз, можно с Вами поговорить?

Онемев от удивления, подошла к нему. Взглянула

в его бледное лицо, на котором светились полные

внутренней силы голубые глаза:

– Слушаю… Вас, – запнулась, не зная имени.

– Владимир, – подсказал он. – Меня выписывают

сегодня. Хотел на прощание поблагодарить Вас, Наргиз, за подарок, который Вы для меня сделали.

– Подарок? – Наргиз была ошеломлена.

– Да, Наргиз. Вы подарили мне смысл жизни.

На войне, да и до войны… у меня перед глазами одна

грязь была, а в голове – сплошной абсурд… А когда

услышал про Ваш анекдот, услышал Ваш смех, то понял, что в этой жизни есть Чистота. А до этого Вы до-казали, что есть Любовь. А раз есть Чистота и Любовь – значит есть Бог. Есть… Я в это поверил… Вы

ведь верите в Бога, Наргиз?

– Верю, – твёрдо и искренне ответила Наргиз.

– И я сейчас верю. Теперь в моей жизни всё будет

по-другому. Я много думал эти три дня…

И правда, эти три дня Владимира нигде не было

видно.

– Желаю Вам, Владимир, мира в душе, – улыбнулась ему потрясённая до глубины девушка, – спокойной и стабильной жизни.

– Можно поцеловать Вас на прощание по-нашему, по-русски.

– Можно.

Владимир подошёл и, остановившись в полушаге, прикоснулся сухими губами, несущими поцелуй чи-стоты и любви к ближнему, к её губам – один раз, второй и третий.

– Я буду молиться за Вас, Наргиз, – сказал он

и пошёл уверенной походкой солдата, одержавшего

победу в главном своём сражении – за свою душу.

Наргиз смотрела ему вслед и светлая грусть покры-валом, опущенным кем-то сверху, укутала её. Как ма-ло, оказывается надо иногда, чтобы помочь человеку

обрести себя – немного внимания, или рассказать

анекдот, например…

Глава 6. Don’t trouble trouble

Don’t trouble trouble till trouble troubles you

– Наргиз, – в тиши палаты неожиданно раздался

голос Арсена.

– Да, я здесь, – Наргиз отошла от окна, у которого

стояла, заглядевшись на звёздное небо.

– Нам надо серьёзно поговорить.

У Наргиз замерло сердце перед жаждаемым всеми

фибрами души разговором, который либо оправдает её

надежды, либо даст подтверждение самому ужасному: есть другая.

– Ты выйдешь за меня замуж?

Наргиз как-то неприятно резанул прямой вопрос, заданный к тому же обыденным тоном, как будто

спросил: «который час»,

– Арсен, если ты себя считаешь обязанным за то, что я ухаживала за тобой, то я просто выполняла свой

долг. И ты мне ничем не обязан. Как, например, Алексей. Если есть другая, любимая…

– Дурочка, ну, какая ты дурочка.

Арсен произнёс эти слова как-то устало. И вздохнул. У него были женщины, прошедшие жизнь, всё по-48

нимавшие. Он всегда избегал «розовых девочек», на-читанных, тонких, – и таких далёких от жизни. Что

делать с такими дурочками, как с ними разговаривать, как подлаживаться под их вычитанные из мудрёных

книг классиков стандарты поведения, как отвечать

на их цитаты из Ахматовой и Бёрнса (в оригинале)?

То ли дело… Ах, Наргиз, Наргиз – нецелованная дурочка, сразу видно.

Наргиз сидела растерянная. Если бы Арсен был

здоров, и они были бы – в парке, на скамейке, например, – она бы тут же ушла, оскорблённая и возмущён-ная невоспитанностью и хамством. Но Арсен был пока

«неходячий», и Наргиз позволила самой себе посту-питься немного гордостью (полезная привычка

и в «ходячих» случаях).

– Ты мне всегда нравилась. Как нравятся недо-ступные принцессы – без всяких шансов. Я совершенно не достоин тебя, и никогда бы не посмел не то, чтобы сделать тебе предложение, а просто подумать

об этом. Мало любить, надо суметь обеспечить жене

и ребёнку хотя бы сносное существование. А у меня

ничего нет. Тогда как у тебя есть всё.

– Я хочу за тебя замуж, – прерывисто дыша, быстро перебила его Наргиз, испугавшись, что разговор

зайдёт в совершенно другое направление.

«Бедность и богатство» – вопрос особенно болез-ненный даже для распростившимся с последним сты-дом Западом, ну а для затянутого ремнями этикета

и предрассудков Востока – водоворот, уничтоживший

не одну любовь.

– Я люблю тебя, Арсен. Только поэтому осталась

здесь с тобой. Меня ничего не пугает, кроме того, что…

может… есть другая… любимая.

– Наргиз, как ты думаешь, если была бы другая —

она не дала бы за всё это время, хотя бы, знать о себе?

– Может, не любящая, но любимая.

– Раз не любящая – значит и не любимая. Ты —

любимая, Наргиз. Если сумел бы, опустился бы перед

тобой на колени – только так надо просить такую девушку, как ты, выйти замуж за себя. Я поспешил, чтобы не было никаких недомолвок между нами и твоими

родственниками. Я верю тебе. Уверен, если не испугалась, и пошла на скандал из–за меня, осталась здесь

в госпитале, – значит, сможешь разделить со мной

мою трудную судьбу. С детства трудную.

Он протянул руку и взял руку Наргиз, которую поднёс к своим губам:

– Ты – моя награда, – прошептал Арсен, —

за мою безотцовщину, за третье замужество матери, за кровь и грязь войны.

– Арсен, – Наргиз была на самом верху блажен-ства, – спроси меня ещё раз, ну, насчёт замужества.

– Ты выйдешь за меня замуж? – Арсен вдруг

неожиданно протянул руку к колену Наргиз и погладил его.

Наргиз, делая вид, что не замечает никакой руки

у себя на коленях, капризно произнесла:

– Я должна подумать.

– Ах, вот как! – Рука покинула девичьи коленки.

– Да, так. А ты как думал?

Рука Арсена обратно вернулась на коленки Наргиз.

– Да так и думал. Конечно, девушка должна подумать – кто это сразу бросается на шею. Я подожду.

– Ты, наверное, будешь страдать всё это время?

– Буду страдать, – Арсен деланно вздохнул, – но, тебе, конечно всё равно.

Наргиз выловила забывшую дорогу назад руку Арсена и, положив её на кровать, строго сказала:

– Абсолютно всё равно.

– Тогда поцелуй.

Наргиз прикоснулась губами к щеке Арсена, он повернул голову и их губы встретились. Вдруг с противоположной стены до них донёсся то ли лёгкий стон, то ли всхлип. Наргиз подошла к кровати Алексея и, ничего не разглядев во тьме, положила руку ему на лоб.

Её ладонь вдруг защекотали ресницы глаз, судорожно

пытавшихся удержать предательскую влагу, всё же

просочившуюся на ладонь Наргиз.

Она наклонилась и поцеловала Алексея в лоб. Потом подошла к двери и тихо сказала:

– До завтра. Спокойной ночи. Завтра будет пре-красный день. Для всех нас – мы это заслужили.

Утро следующего дня действительно было прекрас-ным. Сквозь раскрытую форточку и вымытые неуто-мимой Наргиз окна в палату весело запрыгивали сол-нечные лучи, ласково щекоча запавшие бледные щёки

его обитателей, наводя на них естественный румянец.

Завтракали ребята уже сидя. Арсен взял руку Наргиз, когда она хотела убрать поднос, и уже по-хозяйски

её поцеловал:

– Лёш, слышишь, Наргиз – теперь моя невеста. Я

ей вчера предложение сделал.

– Ну, брат, то, что предложение сделал – не значит, что уже невеста. Надо, чтобы согласилась с пред-ложением–то.

– Главное, чтобы я сделал предложение. А потом

такая канитель пойдёт – Наргиз будет думать, потом

её родители будут думать, потом подготовка к обруче-нию, потом обручение, потом подготовка к свадьбе, потом свадьба – до коей дай Бог здоровья дожить.

Причём, все эти этапы от жениха совершенно не зависят, – он просто уже символическая фигура без права

голоса. Все его права исчерпаны этими тремя словами.

Да, любимая?

– Да, – Наргиз разом погрустнела, – но я не хочу, чтобы у нас так было.

– Ну тогда, при Лёше, скажи ответ.

– Я согласна выйти за тебя замуж. И я обещаю, что

не допущу никакого постороннего вмешательства

в нашу теперь общую личную жизнь. Не позволю ни

обстоятельствам, ни кому бы то ни было встать между

нами.

Арсен слегка засмеялся и ещё раз поцеловал ей ру-ку. Раздался голос Алексея:

– Это хорошо, что пообещала. Может быть, и вы-полнишь обещание.

Наргиз краем уха зацепила слова Алексея, Арсен же вообще пропустил их мимо ушей. Не стоит касаться неприятности, пока неприятность не коснётся

тебя.

Глава 7. Плод дерева

познания

Это было самое счастливое время для Наргиз.

Арсен был на ногах, практически здоров. Жил он

уже у знакомых, ходил на процедуры. Её не просто любили – обожали. Что бы она не сделала – в ней

не разочаруются, она это знала.

Но был вопрос, который встаёт перед всеми влюб-лёнными – когда? Она понимала, как уже ответил самому себе Арсен – после свадьбы. Она читала этот ответ в его долгом чистом взгляде. Но у неё было другое

мнение на этот счёт. Она хотела сейчас, до того, как

они уедут из Москвы домой. И не потому, что не могла

совладать с желанием, а потому что, во–первых, свадьба будет не скоро – у него нет ни дома, ни работы, ни богатой родни.

Очень много всего может произойти во время этого

«не скоро». Наргиз боялась думать о реакции родителей. Пока отец приходил в себя, а брат был занят делами и отцом, она была предоставлена самой себе.

Но всё может измениться в Ереване. Наргиз боялась, что её сломают. Боялась, что Арсен пойдёт к прости-тутке.

Нет, она б уверена в их любви. Но ведь вся литера-тура, так ею любимая, от античных времён до современных, говорила о тяге, которая сильнее жизни, а значит, сильнее даже такой любви, какая у Арсена

к ней. Она должна это сделать, чтобы скрепить себя

со своим любимым навсегда, и, чтобы не произошло

потом, – этого у них уже никто и никогда не отнимет.

Во-вторых, – достаточно и «во-первых».

Разумеется, всё должно быть грамотно и безопасно.

Наргиз до тошноты надоели истории про то, как про-калывались девушки в прямом и переносном смысле, – любимая тема разговоров матери и её подружек.

У неё всё будет по плану.

Первым делом критически осмотрела своё нижнее

бельё – неплохо для раздевалки в бассейне, но не для

любовника. Она пошла в магазин.

– Могу ли я помочь, – любезно спросила продавщица, увидев, как беспомощно остановилась у при-лавка Наргиз.

– Мне нужны кружевные трусики, – храбро произнесла Наргиз.

Продавщица оценивающе посмотрела на неё и вы-ложила перед ней атласные квадраты с кружевами, на-поминающие мужские семейные трусы.

– Нет, нет, не такие, – обиженно заморгала Наргиз.

– О, пардон, – кашлянула продавщица, – Вам на-до секси?

– Да, – твёрдо ответила Наргиз.

– Нет, это не пойдёт, – она решительно отложила

в сторону прозрачные треугольники с ниточками. —

А это, вообще, порно… Вот – то, что мне нужно. А какие ещё цвета есть, кроме белого?

– Чёрный, самый сексуальный цвет.

– Да вообще-то, но не для девушек. Нет, с голубым

у мужчин нездоровые ассоциации. Красный? – она

немного задумалась и также решительно вернула товар, – Это цвет проституток, розовый – это пошло.

Вот, сиреневого цвета, пожалуйста.

– А как насчёт верха? – спросила подошедшая

к ним другая продавщица.

– Можно в комплекте, – заколебалась поначалу

Наргиз, – но, нет. Не для первого раза. В первый раз

должно быть всё целомудренно.

– Ну, дай бог, будет второй, третий раз.

– Загадывать наперёд – плохая примета, – как

можно естественней ответила Наргиз, скрывая смуще-ние.

– А вот не хотели бы чулки с подвязками?

– Нет. Это – порно.

– Ну, может и трусиков не надо? Чтоб совсем целомудренно было.

– Ты, мать, слушай, слушай, – одёрнула продавщи-цу её подруга, – знаешь, как они своих мужиков держат.

– Потому что воспитание у их мужиков такое, а вовсе не потому, что держат чем-то, таким уж особенным.

– Ну, на одном воспитании далеко не уедешь. Уме-ют, значит. У меня вот соседка…

– Я, пожалуй, возьму топы в комплекте, – деликатно перебила Наргиз, – и ещё вон ту прозрачную

двойку, тоже белого и сиреневого цвета.

– Удачи вам, – сложив аккуратно бельё в пакет, сказала одна.

– Ты заходи, если что, – доброжелательно улыбнулась другая, – подберём на все случаи жизни.

– Спасибо, – Наргиз была тронута.

В прекрасном настроении она вернулась домой.

В каждом деле главное – начало. И если это начало

омрачено чем-то, даже совсем пустяшным, лучше дело

не начинать. Она вытащила из пакета бельё, и тут же

примерила. «Молодцы дизайнеры, в таком белье я мо-гу посоревноваться с Афродитой. И без белья тоже», —

вдруг уверенно сказала себе Наргиз.

С десяти лет она как ледяным корсетом была ско-вана своей стеснительностью, перешедшей в комплекс. Этот комплекс, усиливаемый патриархальным

укладом их богатого и такого унылого дома, заставлял

прятать красивые ноги за дорогими, но нейтральными

платьями, отталкивающими мужской взгляд, горбить

плечи, скрывая упругую грудь, опускать уголки рта, делая блёклыми губы.

Но лёд растаял навсегда. Навсегда осталась в прошлом неприкаянная, неуклюжая, неуверенная, никем

нелюбимая и нецелованная девушка.

Когда Арсен позвонил, она сказала, что очень хочет

посмотреть один нашумевший фильм и попросила

зайти за ней. Каро отправил семью в Ереван, сам

на работе, она дома одна в полном соответствии с раз-работанным ею планом.

Наргиз надела туфли на высоких каблуках и короткое чёрное под кожу платье, которое купила только из-56

за сплошной застёжки-молнии спереди. Очень удобно

для моментального расстёгивания от «нечаянного»

движения. Она очень надеялась спровоцировать таким

обликом Арсена, ведь как бы парень не любил, самой

предлагать интим нельзя ни в коем случае.

Реакция Арсена её ошарашила. Он ледяным взглядом окинул её с ног до головы, сел на диван и закурил.

– Тебе не понравилось моё платье? – как можно

миролюбивей спросила Наргиз, стараясь не показать

дрожи в голосе.

– Нет, – очень резко сказал Арсен, – Это – стиль

дешёвки. Сними сейчас же.

Сейчас или никогда. От этой минуты зависело, как

сложатся их отношения дальше. Наргиз резко дёрнула

молнию, платье упало к её ногам. У Арсена отвисла че-люсть. Он судорожно глотнул слюну и как заворожён-ный уставился на её обнажённую грудь, пульсирую-щую от учащённого дыхания.

Вдруг она резко опустилась на корточки, спрятав

голову в колени. Длинные распущенные волосы как

покрывало окутали её всю, ещё больше подчеркнув на-готу. Арсен бросился к ней. Он убрал волосы с лица, целуя её в губы, шею, и прошептал:

– Ты – прекрасна, Наргиз. Ты – абсолютно красива. И ты всю эту красоту покажешь мне потом, когда

мы поженимся. Не заставляй меня делать это сейчас.

– Я тебя не заставляю, – она выпрямилась, убирая

волосы за спину и посмотрела невинным взглядом

в его начавшие мутнеть глаза. – Ты сам сказал: «Сними сейчас же».

Она заметила лёгкое покраснение на его скулах

и потянулась к ним губами. Он порывисто обнял её.

– Я чувствую, как стучит твоё сердце. Мне бы хотелось поцеловать его, сними рубашку.

– Наргиз, я не хочу терять чистую девочку с лучистым взглядом. Если мы сейчас не остановимся – всё

изменится. И ты станешь совсем другой.

Наргиз рассмеялась.

– Само собой разумеется, ребёнка ты сейчас не хочешь, – Арсен тяжело вздохнул.

– Нет.

– Хорошо, я всё понял, сделаю как ты хочешь.

И чувствую, что очень пожалею об этом.

– Ты так говоришь, будто не уверен во мне. Или

в себе?

Он наклонился и уткнулся лицом ей под левую

грудь, целуя место, где билось её сердце:

– Я не уверен во Времени.

Глава 8. Помолвка

Лето подходило к концу, семья Каро вернулась, и Наргиз, затягивавшая, как могла, их рай с Арсеном

в Москве, наконец, признала, что пришла пора возвращаться.

Арсен тоже нервничал – его пребывание в Москве

пока оплачивало государство и благотворительные

фонды, но у него не было постоянной работы, жить

с бабушкой и семьёй тёти можно только временно. Он

не представлял себе, как ответит на вопрос отца Наргиз, как и на что собирается содержать семью. А первое, что Арсен должен сделать, ступив на родную землю – это попросить руки Наргиз.

Но деваться некуда – Наргиз предусмотрительно

сожгла все мосты. Главное, что у него есть она, его

девочка с лучистым взглядом. Он всё сможет, когда

она рядом. Арсен решил твёрдо отмести все попытки

родственников Наргиз решить за него его проблемы.

Теперь он жив-здоров-невредим и не позволит никому вмешиваться в его дела, как личные, так и насущ-ные.

В аэропорту их встречал Левон. Наргиз сразу же отметила искреннюю радость на лице брата, обычно замкнуто-суровым. Он первым подошёл к ним, встав-59

шим в нерешительности, и сначала крепко обнялся

с Арсеном, потом поцеловал Наргиз.

– Едем к нам, – заявил Левон.

Арсен закивал головой. В машине Левон говорил

с Арсеном об их общих знакомых, Наргиз молчала. То, что Левон так старательно обходит прямые вопросы

о них самих, казалось ей дурным предзнаменованием.

Они вошли в дом. Появилась мать, перевязанная

платком на пояснице, и, как всегда, больная. Она вы-сокомерно поздоровалась с Арсеном и очень холодно

поцеловала дочь.

– Как ты, мамочка? – Наргиз еле удержала себя

от слёз.

– Как я могу быть? – резко бросила мать в её

сторону и красноречиво посмотрела в сторону Арсена.

Левон, с его радостным гостеприимством, ком-пенсировал и враждебность матери, и отсутствие от-ца.

– Проходи, Арсен–джан… Брат… Я так рад видеть

тебя.

Он хлопал его по плечу и пробовал шутить.

– Левон, я должен поговорить с твоим отцом. Он

дома?

– Да. У себя в кабинете. Пойдём, провожу.

Они вошли в кабинет к Акопу Левоновичу. Тот

встал с места, подал руку Арсену.

– Акоп Левонович, я пришёл, чтобы попросить ру-ки Вашей дочери.

– Левон–джан, оставь нас.

Левон вышел. Воцарилась тягостная пауза. Арсен

не решался заговорить первым. Вдруг раздался вопрос, молотом опустившийся на голову Арсена:

– У вас с Наргиз было что-нибудь в Москве?

Арсен вобрал в лёгкие воздух, и как можно вежли-вее ответил:

– Я думаю, Вам следует адресовать этот вопрос

своей дочери.

– Она соврёт. Обязательно. Таков уж женский

род… Говорит «да», думая «нет», и наоборот. Один раз

я уже спросил Наргиз. – и вдруг громко закричал. – Я

её спросил, нравится ли тебе кто-нибудь, и она сказала: «нет», а оказывается, была влюблена…

Акоп Левонович встал и отвернулся к окну.

– Я должен знать правду, чтобы принять правиль-ное решение.

Он повернулся и посмотрел Арсену прямо в глаза.

– Да. – тихо произнёс Арсен.

– Она беременна?

– Нет.

– Ты знаешь это точно или тебя просто не про-информировали пока? – в заданном вопросе чувствовалась горьковатая насмешка над всем мужским

полом.

– Знаю точно. – Арсен вспотел, ему хотелось про-валиться сквозь землю, он ненавидел себя за проявленную слабость, когда пошёл у Наргиз на поводу, —

Я… я был осторожен.

– Ты был первым?

– Конечно, Акоп Левонович, – Арсен еле сдержал

ярость, – Наргиз никогда не с кем не встречалась.

И какое это имеет значение?!

– Значит, ко мне претензий у тебя, вроде, быть

не должно.

– Их нет и быть не может. Я люблю Наргиз, недостоин её и понимаю это. Но сделаю всё возможное

и невозможное, чтобы Наргиз была счастлива.

Акоп Левонович тяжело вздохнул.

– Если хочешь, чтобы Наргиз была счастлива —

никогда не распускай её. Не повтори моей ошибки

и не выпускай её на свободу, собрать после этого женщину очень трудно, если вообще возможно… Да…

женщину потом не соберёшь. И не приучай её ставить

тебя перед фактом. А я – уже пройденный этап для

Наргиз.

Арсен мрачно молчал. Упрёк Акопа Левоновича он

считал справедливым. То, что они с Наргиз по-настоящему любят друг друга оправдывало некоторую её

инициативность, проявленную в чрезвычайных обсто-ятельствах. Теперь же, когда их жизнь вошла в обыч-ную человеческую колею, всё будет по-другому.

– Хорошо. Ты можешь идти. Я сейчас приду.

Арсен вышел из кабинета, спустился в зал. Сел

на диван рядом с Наргиз. Мать смотрела на него с от-кровенной ненавистью. Левона в зале не было. У Арсена заныло сердце: дай Бог силы выдержать всё это.

Минуты тягостного молчания перед работающим

телевизором казались часами. Наконец, Акоп Левонович вышел.

– Арцвик, – обратился он к жене, – Арсен попросил руки нашей Наргиз. Они любят друг друга, и я считаю, что нам ничего не остаётся, как благословить наших детей.

Арцвик закрыла глаза, по её щекам потекли слёзы.

– Мама, – бросилась к ней Наргиз, – ну почему

ты плачешь?

– Это она от радости, – громко сказал Акоп Левонович. – У нас была довольно трудная полоса: она тяжело болела, я болел, мой самый близкий друг… Гриша

умер.

– Дядя Гриша… – тихо вскрикнула Наргиз, – бед-ный дядя Гриша.

Акоп Левонович сделал паузу, обвёл посерьёзнев-шие молодые лица, – и решительно прервал тишину:

– Ну, а сейчас, уже только слёзы радости. Слава

богу, Жизнь продолжается!

Арцвик встала с места и произнесла:

– Пойду, соберу на стол.

Тут ввалилась шумная толпа товарищей Левона

с ним вместе. Дом словно взорвали изнутри радостным смехом, возбуждёнными мужскими голосами.

– Жив, ахпер–джан1. … Смотри, живой… Давайте, поедем к Арташу, заберём его – и на Севан…

– Подождите, подождите, молодые люди, – прозвучал голос Акопа Левоновича, и разом все стихли.

– Тут, вот какое дело. Арсен попросил руки моей

дочери Наргиз, и мы с женой дали согласие. Так что, 1 Ахпер – брат

никто никуда не едет. А все сейчас празднуем у нас их

помолвку.

Левон, как прирождённый режиссёр, открыл бутылку шампанского в самый нужный момент, поливая

пеной Арсена и Наргиз. Она со счастливым смехом

прижалась уже на правах законной невесты к Арсену

на глазах у всех.

А Арсену вдруг захотелось уйти отсюда, уйти от радостных лиц своих товарищей, накрывающегося стола, шампанского, этого красивого дома. Взять на руки

Наргиз, как ребёнка, и унести её с собой…

Только вот куда?

Глава 9. Возвращение

От телефонных звонков Наргиз уже начала сходить с ума – она даже не предполагала, что столько

людей переживают за неё: звонили бывшие сокурсницы, школьные подружки, соседки, коллеги. Началь-нику лаборатории она, сдерживая дыхание, позвонила сама.

– А–а, вспомнили, наконец, и о науке, – раздался

в трубке мужской смех.

– Вы меня не выгнали ещё? – в шуточной форме

задала она животрепещущий вопрос.

– Да что Вы, Наргиз! Вы – лучшее, что произошло

за всю историю нашего института. Я написал доклад-ную о предоставлении Вам отпуска по семейным обстоятельствам, так что… Кстати, поздравляю Вас с обручением.

– Спасибо. – Наргиз была слегка ошеломлена

скоростью распространения новостей в Ереване.

– Когда сможете выйти на работу? У нас тут от-крылись большие перспективы, вот, посылаем Светлану на международную конференцию в Японию.

– Да–а–а? – от удивления Наргиз чуть не при-свистнула. – Я завтра хочу выйти на работу.

– Ну. значит, до завтра.

Наргиз положила трубку. Прошла на кухню, и, бо-рясь со внезапно охватившим раздражением, заварила

кофе. Она сидела и пила кофе, подавляя желание раз-бить чашечку, когда призналась себе: её очень задела

новость, что Светлану посылают на конференцию

в Японию. Свято место пусто не бывает, и пока она наслаждалась любовью с Арсеном, оказывается, нашлась

ей замена на научном фронте. «Ничего, я навер-стаю», – как сумасшедшая повторяла про себя Наргиз.

Она бросилась в свою комнату, вытащила из стола

недописанные статьи, научные журналы, с наслажде-нием вдыхая в себя аромат бумаг, и начала читать. Нет, нет, ничего не забылось. Вот и английский текст: всё

вспоминается.

Наргиз вдруг поняла, что не сможет быть счастлива

без всего этого. Впрочем, никто и не собирается лишать её возможности работать и заниматься наукой.

А в Японию она обязательно поедет на другую конференцию или в медовый месяц. В памяти возник образ

Арсена. Это заставило улыбнуться и удивиться, что

впервые, начиная с её отъезда из Еревана, она больше

часа совершенно не думала о нём.

Ну, теперь, когда устроила личную жизнь, пора подумать и о делах. Она занялась хлопотами по поводу

завтрашнего выхода на работу: примеряла наряды, внимательно просматривала бумаги. Возвращаясь в такую привычную и благополучную среду, не представляла теперь, как это всё могло показаться ей когда-то

рутинным и неинтересным.

Вечером зашёл Арсен.

– Хочешь, пойдём погуляем?

– Нет, – в голосе Наргиз чувствовалось напряжённость, – обязательно встретим знакомых, и – пустые

разговоры, праздные расспросы. Посидим дома.

Арсен привлёк её к себе:

– Умничка, я тоже так намотался сегодня по каби-нетам. Комнату в семейном общежитии дадут, а вот

с работой пока неясно. Вот, выдали что-то вроде пособия.

Он вытащил деньги из кармана, и, грустно улыб-нувшись, протянул Наргиз. Она автоматически пере-считала их, вернула Арсену:

– Недели на две тебе хватит.

Арсен тяжело вздохнул и подхватил Наргиз на руки.

– Хочется вот так поднять тебя, прижать к сердцу —

и уйти… Не знаю только, куда. Знаешь, мне говорили

ребята на фронте, что вернуться… ну, … в мирную

жизнь очень трудно… Не знаю, то ли мы, фронтовики, становимся мутантами, то ли жизнь меняется…, – он

расслышал еле заметный тяжёлый вздох Наргиз, —

Наргиз, тебе неинтересно, что я говорю?

– Нет, нет, что ты! Но я думаю, если человек сам

замыкается в норе, выкопанной в сознании ощущени-ем своей особенности, – это никакая не мутация, просто конфликтность. Знаешь, у папы в деревне был

один дальний родственник – Танкист. Он получил это

прозвище, как со второй мировой вернулся, где был

танкистом. Так ему никакую работу поручить нельзя

было: «Я – танкистом был, а вы хотите, чтобы коров

пас?!». Пил страшно, жена его одна надрывалась, се-67

мью кормила. Плакала: «уж лучше бы не вернулся».

Потом спился…

Арсен резко опустил Наргиз на пол:

– Знаешь, девочка моя, пожалуй, я пойду.

– Арсен, да ты что?! Обиделся что ли? Значит, так

теперь, да? Говорить только то, что на слух тебе приятно? Сюсюкать, жалеть и по шёрстке гладить.

– Наргиз, я так устал сегодня, – он сел на диван, потирая виски, – Именно от таких разговоров. Что, вот, мы вернулись с войны и воображаем, что и тут

должны быть командирами. А командиры тут уже

есть… те, кто за бабьими подолами отсиделись, пока

мы там воевали. И сейчас мы должны дворниками

и шоферами у них работать. «Коров пасти», как твоему

дальнему родственнику сказали.

– Арсен, милый…

– Нет, Наргиз, молчи. Молчи, любимая… Только

будь со мной рядом, и я со всем справлюсь. У меня голова раскалывается. Я еле-еле удержался, чтобы

не дать в морду парочке самодовольных индюков, только чтобы не расстраивать тебя известием о скандале. Да, наверное, толика правды есть в ваших рассуж-дениях… Но мне сейчас так хочется любви.

Он вдруг приподнял блузку Наргиз и жадно прильнул к её груди.

– Арсен, умоляю, мы – у меня дома.

– Ну и что. Я – твой законный жених, мы можем

сидеть в твоей комнате…

– Даже супруги не могут сидеть, демонстративно

запершись в комнате, среди бела дня. Только ночью.

– Я… очень хочу…

– А я – нет. – Наргиз резко оттолкнула его и встала с места.

Арсен, тяжело вздохнув, вытащил сигарету.

– У нас в доме курить нельзя.

– Принеси пепельницу.

– Убери сигарету! – крикнула Наргиз.

– Наргиз, что с тобой? – Арсен был ошарашен.

– Это – не мой дом. Отец не разрешает курить

в комнатах. Только у него в кабинете.

– Ну что ж, раз нельзя – значит нельзя. Подождём

собственного дома. – Арсен убрал сигарету и, стараясь сгладить ситуацию, миролюбиво произнёс, – Ну

воды хотя бы можно выпить?

– Да, я сейчас принесу. Нет, давай пойдём на кухню, мы и так засиделись тут вдвоём, не хочу выслуши-вать нотации матери.

В кухне наводила чистоту женщина из сервисной

службы. Арсен постарался внушить себе, что прислуга

в доме Наргиз – не его дело. То, что Наргиз – не бело-ручка и всё может делать по дому, она доказала в госпитале, а что происходит в доме её отца от неё самой

не зависит.

Наргиз положила на коктейльный столик фрукты

и соки, и они прошли в гостиную. Она протянула стакан с апельсиновым соком Арсену и улыбнулась какой-то беззащитной улыбкой.

– Что с моей девочкой? – Арсен нежно погладил

её по щеке. – Ты как будто чем-то была раздражена

ещё до нашей встречи.

– Да нет, ничего особенного. Просто готовилась

выйти завтра на работу. Позвонила шефу, он поздравил меня с обручением. Сказал, что оформили отпуск

по семейным обстоятельствам. В общем, ждут меня.

– А случайно, он не добавил, что кто-то из твоих

подружек защитила диссертацию?

Наргиз поперхнулась.

– Я так предсказуема?

– Значит, я прав.

– Нет, никто не защитился пока: ни из моего поколения, ни вообще. Но вот Светлана едет на конференцию в Японию.

– Ах, вот в чём дело.

Арсен улыбнулся и поцеловал Наргиз в губы, которые она непроизвольно надула, став похожей на маленькую обиженную девочку.

– Завидуешь Светлане?

– Нет, конечно. Но ведь это естественно: хотеть

поехать в такую сказочную страну.

Арсен посмотрел долгим испытывающим взглядом:

– Значит, тебе хотелось бы поехать? И… оставить

меня…

– Арсен, – в мгновение ока лицо Наргиз осуну-лось, – надеюсь ты не из тех мужланов-эгоистов, которые не разрешают своим жёнам работать, устраивают

скандалы по поводу звонков коллег, не дают заниматься наукой…

– Любимая, о чём ты? Конечно, женщина должна

работать по специальности и заниматься наукой, если

у неё это получается. Но уезжать на конференции за-70

границу, оставляя семью и мужа, – это безответ-ственно.

– Я не верю своим ушам, – Наргиз не сводила за-стывшего взгляда с лица Арсена, – милый, скажи, что

ты пошутил.

– Любимая, я просто не представляю, как проживу

без тебя хотя бы один день, – он порывисто взял её ру-ку и горячо поцеловал.

– Ладно, оставим этот неприятный разговор, я всё

равно никуда не еду. Не будем ссориться из-за несуще-ствующей проблемы. Какой сегодня неудачный день!

– Почему неудачный, Нарочка? Мне обещали комнату, дали небольшое пособие, тебя ждут на работе.

– И Светлана едет в Японию, – засмеялась Наргиз.

– Вот именно. Светлана, а не ты.

Глава 10. Зазеркальная

Страна Чудес

– Шеф тебя вызывает, – Артур подошёл к Наргиз, как всегда, застенчиво улыбаясь.

Он удивил Наргиз, когда во время празднования её

обручения с сотрудниками лаборатории преподнёс

роскошный букет из двадцати пяти белых роз. Артур

был на два года старше неё, талантливым, необыкновенно интеллигентным и воспитанным парнем, с глу-боким знанием античной философии. О Сократе

и Платоне мог говорить часами, очень профессиональ-но, любил цитировать Гомера. Наргиз заслушивалась, когда в споре Артур приводил примеры из античной

истории или литературы так, как обычно люди удачно

вставляют к месту анекдот.

Жест Артура тронул Наргиз, букет был очень дорогой, а они никогда не были близкими друзьями. После

этого стали больше общаться, делиться новостями, и Наргиз даже не удивилась, когда он задал вопрос, нашёл ли Арсен работу. А потом как-то незаметно стала

рассказывать Артуру о разных мелочах из личной жизни, или что сказал по какому-то поводу Арсен. Раньше, когда была свободна, избегала такого дружеского

общения со сверстниками мужского пола, боясь «мат-римониального» подтекста. Но теперь, когда нашла

свою любовь и официально обручилась, впервые поняла, что такое мужская дружба.

– А в чём дело, знаешь?

– По-моему, тебя ждёт очень приятный сюрприз.

– Какой? – Наргиз заговорила, как заинтригован-ная, любопытная девочка.

– Он мне ничего не сказал, а я боюсь выдавать

свои предположения за истину.

– Какие предположения?

Наргиз потянула Артура за рукав. Она уже забыла

про шефа и принялась «вытряхивать» Артура на-изнанку.

– Кажется, Света не поедет в Японию.

– Да ты что!!! – У Наргиз перехватило дыхание. —

А откуда ты узнал?! И вообще, почему все новости

первыми всегда узнают мужчины? А потом про женщин говорят, что они любят сплетничать.

Артур засмеялся:

– Я узнал совершенно случайно, потому что работал с шефом в его кабинете. Думаю, попросят тебя поехать на конференцию. Впрочем, возможно, я ошиба-юсь. И тогда сама виновата будешь, что разговорила

меня.

Наргиз уже полетела к дверям, не дослушав Артура.

Вошла к директору. Тот, как всегда, одновременно разговаривал с несколькими посетителями, отвечал на те-лефонные звонки, работал на компьютере. Такой это

был человек – настоящий учёный, мыслитель, патри-73

от своей родины, создатель института – он всегда был

на работе, всегда в его кабинете были люди, всегда делал дело.

– А-а-а, вот и наша красавица! Любовь или наука?

– И любовь, и наука, Михаил Рафаэлович, —

улыбнулась Наргиз.

– Ну нет, красавица. Вот, например, для нашей

Светланы важнее оказалась любовь. Долгожданный

жених прикатил из–за рубежа именно в тот момент, когда она должна была поехать на конференцию.

Должны пожениться в течение двух недель и тут же

уехать обратно к нему, где у него большой бизнес.

Пришлось делать выбор. Света поступила правильно, главное для армянской девушки – это семья, дети.

У нас должны быть крепкие семьи и много детей, чтобы продолжалась жизнь нашего народа, несмотря

на трагическую судьбу. Двое детей в армянской семье – преступление!

Наргиз пару раз деликатно кашлянула.

– Да, это я отвлёкся. Значит, дело в том, что…

Мужчины должны заниматься наукой, бизнесом, делами, чтобы женщины имели возможность заниматься

воспитанием детей, собой, быть красивыми, ходить

в салоны красоты. Вот представь себе, сможешь ты

быть такой же красивой, если будешь работать до вечера, а потом готовить, убирать, стирать – да тебе на маникюр времени не останется!

Наргиз в раздражении опустила глаза – Михаил

Рафаэлович человек был непредсказуемый, парадок-сальный, мог позволить себе всё, что угодно. И сейчас, 74

под влиянием накативших патриотических мыслей яв-но мог передумать и послать в Японию другого вместо неё.

Потом прозвенел телефонный звонок, потребовав-ший немедленного улаживания. Наргиз всё это время

сидела, не шевелясь, терпеливо дожидаясь своей очереди. И, наконец, дождалась.

– Эта конференция очень важна для института, —

как всегда непредсказуемо перепрыгнув от оплаты ли-нолеума к научным делам, торжественно провозгласил

Михаил Рафаэлович. – Во-первых, нужно заявить

о нас, во-вторых, завязать новые связи. Тем более, поездка оплачивается организаторами. Светлана по ин-тернету вышла на них, договорилась, и вот, на тебе! Замуж выходит! По иронии судьбы, именно в то время, когда будет конференция. И заявление об увольнении

принесла. Так плакала, бедняжка. Впрочем, почему

бедняжка! Что это я говорю?! Замуж же выходит! Да, но вот кроме неё другого такого подготовленного до-кладчика, как ты, – нет. Ты и над темой этой работала, и английским владеешь свободно. Так что ехать надо

тебе, если только, конечно, жених не против. А то по-шлём…

– Нет, нет, не против! Конечно, не против! Я смогу

поехать без проблем! И достойно представить работу

нашего института на таком важном международном

форуме.

– Ага. Ну тогда давай, действуй. Начинай всё

оформлять. С докладом, резюме и прочими делами

мы тебе поможем. Доклад готов – он написан на ос-75

нове и твоих научных статей, кстати, ты была

оформлена, как соавтор. Так что всё по справедливости.

– Да, Михаил Рафаэлович. Я могу идти?

– Иди, иди. И чтобы успела всё!

– Не сомневайтесь. Я не подведу.

Наргиз вылетела из кабинета. Артур по её сияюще-му лицу всё понял.

– Поздравляю, Наргиз. Это – большая удача.

– Да, да. И для Светланы тоже. Я так рада за неё.

Ведь, если бы она не смогла поехать из-за болезни, то

мне было бы очень противно.

– Даже если из-за болезни – она ведь институт

представляла. Я как раз сейчас немного свободен, могу

помочь тебе с бумагами, рефератом.

– Спасибо, спасибо, Артур. Но пока не поговорю

с Арсеном, – не успокоюсь.

С Арсеном Наргиз встретилась вечером, загнав как

можно глубже радостные эмоции:

– Меня сегодня вызвал директор и попросил заме-нить Светлану на конференции. Я была в таком шоке, сказала, что должна посоветоваться с женихом.

– А что случилось со Светланой?

– Приехал жених всего на пару недель, они должны пожениться и уехать к нему, где у него большой

бизнес. Света уже написала заявление об увольнении, готовится сейчас к свадьбе. А институт может потерять

шанс выйти на международный уровень, ведь доклад

на конференции – это только верхушка айсберга, столько человек работали над этой темой. Если не «за-76

бить» это перспективное направление за собой, мы

окажемся не только в аутсайдерах, но и на мели, фи-нансирование получат другие.

– А что, кроме тебя больше нет человека? – зло

сказал Арсен.

– Нет. Нужно ведь не только прочесть доклад, но и знать тему. А я была соавтором, разрабатывала эту

тему, знаю хорошо публикации в этой области. Кроме

того, я свободно владею английским.

Арсен долго молчал, потом поднял на Наргиз глаза, наполненные до краёв тоской:

– Знаешь, Нарочка, ты вот говоришь о конференции, о научных перспективах – как будто сказку рас-сказываешь. Так всё это далеко от меня – вы нормальные люди, которые не обсуждают, как в окопах мёрзли, как случайно не подорвались на мине, как обезобра-женные трупы находили, или как…

– Арсен, умоляю тебя, – Наргиз закрыла лицо руками.

– Прости меня, родная, – он обнял её, осыпая по-целуями голову и руки, – я хотел только сказать, что

очень, очень рад за тебя. Конечно, поезжай на конференцию, сделай там доклад, заяви о своём институте

на весь мир. Я сам когда-то мечтал об этом. Да, да, я

всегда об этом мечтал. Мечтал закончить институт, работать в лазерной физике. У нас была такая сильная

кафедра, такие талантливые ребята были. Давид, например, он стал полевым командиром, погиб в окружении. Весь его отряд погиб. Мы пробивались к ним, но опоздали.

Наргиз сидела будто окаменев, уставившись в пол.

Слушать о войне не было сил, перебивать Арсена

не могла себе позволить, оставалось ждать, когда он

выговорится.

– Я очень боюсь, что ты во мне разочаруешься, —

неожиданно произнёс Арсен. – Я забыл обо всём, что

читал несколько лет назад, не говоря о том, что не брал

в руки художественной литературы несколько лет. Мо-гу говорить только о войне…

– Ты всё наверстаешь, милый, – Наргиз обняла

его, – поговори со своим научным руководителем, потихоньку начнёшь входить в курс дела.

– А на что жить всё это время? Потихоньку входить в курс дела, живя на символическую зарплату

младшего научного сотрудника, могут позволить себе

только папенькины сынки, годами дожидаясь за роди-тельской спиной выгодной должности после магистра-туры. Сейчас и не поймёшь, где аспирантура, где маги-стратура, так всё навертели, так всё изменилось. Как

будто в другую страну приехал.

Наргиз вздохнула:

– Арсен, когда человек хочет видеть всё через чёрные очки, не хочет найти своего места…

– А где, где моё место?! – заорал Арсен.

Наргиз вздрогнула, таким она ещё его не видела.

Он закурил, в полном молчании выкурил сигарету.

Потом сел рядом, обнял притихшую Наргиз. Прикос-новение к нежным плечам любимой девушки, осязание её тепла сняли агрессию. Наргиз прижалась

к нему, напоминая беззащитного котёнка. Это ощуще-78

ние усиливали и длинные чудесные волосы Наргиз, в которые он окунал свою голову, наслаждаясь их ароматом.

– Помню, читал один рассказ в детстве про охот-ника-бедуина. Не было ему равных в пустыне. И вот

его наняли в качестве проводника белые европейцы-путешественники. И потом пригласили к себе в Евро-пу. И этот гордый, несравненный охотник пустыни

смотрелся в Европе жалким туземцем, – Арсен порывисто обнял Наргиз за талию. – Я очень боюсь оказаться в твоих глазах вот таким «разоблачённым» героем. Поедешь в Японию и не захочешь вернуться

из этой сказки ко мне.

– Ты говоришь это после того, как я отдала тебе

всё?! – резко отреагировала Наргиз. – К твоему сведе-нию, это не первая моя конференция за границей. И я, не колеблясь, пришла к тебе в госпиталь после всех

увиденных шотландских замков. Я понимаю, что ты

хочешь сказать, любимый…

И улыбнулась:

– Асимметричность… Боишься, что асимметрия

приведёт к нарушению равновесия? Нет, любимый, асимметрия приводит систему к более устойчивому состоянию. Это известный закон в науке – и в физике, и в биологии…

– Любимая, если бы только ты знала, как я тебя

люблю.

– Ну, а вот в этом случае, признаю только один закон – закон полной симметрии.

– Да, всё начинается с симметрии. Нам тоже чита-79

ли об этом, – симметрия с её красотой и неустойчиво-стью, а потом…

Наргиз поцелуем поставила точку в их разговоре.

В мыслях она была уже далеко–далеко, в Японии.

Не в той Японии, где живут реальными проблемами

реальные люди, а в Стране чудес, куда приедут, как

в Зазеркалье, ненадолго справить праздник зазеркаль-ные двойники тех, кто остался по эту сторону зеркальной оси.

Глава 11. По эту сторону

от зеркала

Пять дней, проведённых в Японии, с их расписан-ным по минутам рабочим графиком и культурной про-граммой – были настоящим праздником, от которого

всё же устаёшь. И хочешь вернуться туда, где тебя ждёт

настоящая любовь, без которой любой праздник всего

лишь попытка заглушить тоску от её отсутствия. И хочется окунуться с головой, всей своей сущностью, в счастье от встречи с любимым.

Наргиз уже лопалась от нетерпения, отсчитывая

минуты, кажущиеся невероятно длинными, пока самолёт совершил посадку, пока подали трап, пока все

пассажиры не собрались в автобус, пока они спускались по эскалатору в зал, и – наконец! Она увидела

Арсена. Встретила его взгляд, его засверкавшие глаза, его наполнившееся восторгом лицо. Снова потекли

нескончаемые минуты, пока она не ощутила прикос-новение сильных рук, и поцелуй, заставивший по-меркнуть всё вокруг.

Это было самое сильное переживание, доселе не ис-пытанное Наргиз. Разлука – именно то испытание, которое делает любовь более зрелой, убирая из души ино-81

гда очень сильные эмоции влюблённости, романтичной

страсти, переходящей в лихорадку. Она, Госпожа Разлука, как фильтр пропускает чувства, бушующие в душе

человека, и оставляет только настоящее.

– Наргиз-джан, дай и мне тебя поцеловать, —

услышала она голос брата.

Рядом с братом стояла девушка, с которой он по-знакомился недавно и сейчас присматривался к ней.

Лусине мило улыбнулась и обняла Наргиз, которая ответила ей такой же милой улыбкой, скрывающей сест-ринскую ревность и подозрительность. С одной стороны, присутствовало беспокойство по поводу холостяц-кой жизни брата с вечными купаниями в саунах в пя-тизвёздочных отелях, с другой стороны, мало ли какая

стерва под шкуркой невинной овечки затешется в жё-ны к «крон-принцу».

Одета Лусине была со вкусом, ничего кричаще-вульгарного. Правда, Наргиз немного смутили волосы, окрашенные в красный цвет, а также хозяйский жест, каким та раскрыла переднюю дверцу машины Левона

и села на сидение рядом с водителем. Раздражала

и жвачка во рту Лусине. Ладно, пусть Левон сам разби-рается. А Наргиз прислонилась к плечу Арсена и мало-помалу, с каждой секундой утоляла тоску по нему.

Они приехали домой, и Левон предложил провести

«вечеринку в узком семейном кругу» в баре, располо-женном в подвале их дома, хорошо звукоизолирован-ном и прекрасно оформленном.

Наргиз надела изящные туфли на высоких каблуках

и короткое платье для коктейля, которое как раз купи-82

Скачать книгу