Сын Неба бесплатное чтение

Весна 1988-го выдалась ранней и по-летнему жаркой. Как и год назад, я радовался майскому солнцу, первому загару и безделью. О прошлых трудовых буднях напоминали грязные халаты и набор гирь на балконе. Закат торговой карьеры вызвал дома неописуемую радость, быстро перешедшую в обструкцию. Папа вновь предлагал трудоустройство, а мама называла дармоедом. Долго так продолжаться не могло, и я искал компромисс между своей ленью и мечтой родителей, что бы «жил на одну зарплату». Задача не простая. Дефицитные вакансии сторожей, истопников и вахтеров давно оккупировали представители андеграунда или махровые тунеядцы. Однако чудо случилось, и я, благодаря Трайсеру, устроился инструктором в бассейн АЗЛК у метро Текстильщики. График день через два утомить не мог, а семьдесят рублей оклада при моем достатке роли не играли.

В детстве я и спорт почти не пересекались. Меня, правда, водили в бассейн, но, не смотря на презенты тренеру, из лягушатника в большую ванну я не переплыл: плохо держался на воде и тонул.

Плавать, конечно, научился, хотя намного позже, когда не поплыть уже не мог в силу возраста.

Вторую попытку подружить со спортом я, повзрослев, сделал зимой. Успех нашей сборной в НХЛ, побудил дворовую шпану залить каток, я тоже выпросил купить мне коньки и клюшку, но пока хулиганы вихрем носились по коробке, я еле стоял на своих «гагах», используя клюшку больше для опоры. Промучившись пару сезонов, хоккеистом я так и не стал: слабые ноги отказывались играть как Харламов.

Родителей больше заботили мои плохие отметки, чем физическая немощь. Отец в детстве отлично учился, фанатично мучал рояль и других интересов не имел. Расхожее убеждение воспитать сына сильным, записав его в секцию борьбы или бокса, в семье не разделяли. Дома считали: если пристают – надо звать милицию, а не драться самому.

Впервые я увидел Трайсера в мае 1979 года. Дни стояли жаркие и после уроков мы отправлялись на Люблинский пруд купаться и загорать. Все как на подбор сколиозные и астеничные, далекие от мускулинности, за исключением Лехи. Тот серьезно занимался бегом и выглядел не чета нам. Однажды к нему подошел парень, на фоне которого сам Леха казался дрищем. Ниже меня, но шире в двое, играя накаченным рельефом, незнакомец с ухмылкой оглядел нас. Наголо бритый череп добавлял ему колорита. Они о чем-то поговорили и лысый нырнул в воду.

– Кто это? – спросил я Леху.

– Трайсер, – ответил он. – Бегаем вместе.

– Больше на штангиста похож!

– Он за 11 секунд «сотку» ломит! Спринтер!

Выйдя, тот растянулся на полотенце и больше не смотрел в нашу сторону. Исподтишка косясь на него, я чувствовал свою ущербность.

1980 год совершил переворот в моем сознании. В Москве открылась Олимпиада и, наблюдая за ней с трибуны Лужников, я понял свое отчаянное несовершенство и решил исправить его. Выход напрашивался однозначный: записаться в спортивную секцию. Стадион АЗЛК встретил меня вонью резиновой дорожки и пожилым тренером в тени навеса.

Выслушав меня, он спросил мой возраст и в сомнении покачал головой:

– Поздновато. Ровесники уже на первый разряд бегут, но раз пришел – одевай гвоздики. Посмотрим.

Деда звали Савельич. Он выступал еще с братьями Знаменскими и шиповки называл по-старому.

Кое-как пробежав «сотню», выглядел я бледно, хотя в длину прыгнул неплохо, под шесть метров.

– Попробуем! – обнадежил тренер.

Вместе со мной еще бегали трое таких же доходяг. Савельич занимался нами от скуки, чтобы не сидеть дома со сварливой бабкой.

На стадионе я вновь встретил Трайсера. В компании атлетов, он жеребцом носился по кругу, оставляя нас далеко позади, и я с завистью смотрел на его прокаченные бедра в коротких трусах adidas.

В раздевалке мы познакомились.

– Юра, – он протянул руку и крепко пожал мою.

– А почему Трайсер? Фамилия?

– Фамилия Юрин. Это для своих.

Я осекся и замолчал.

Возиться с нами Савельичу быстро надоело и осенью, когда тренировки перенесли в манеж, он спровадил меня в копьеметатели. Ребята там занимались давно, имели разряды и звания. Проявить себя в этой компании шансов я не имел.

Трайсер бегал тут же. Когда он несся по виража, внутри его, как в барабане, бил набат. Секунды таяли и на зимнем чемпионате Москвы он выполнил норматив кандидата в мастера. Я о подобном даже не мечтал, хотя пользу от тренировок чувствовал: начал качаться, окреп и мог порассуждать о спорте.

Иногда мы вместе бегали кросс. «Не замечая» моих страданий, Юра гнал вперед. Просить о пощаде не позволяла моя гордость и, сдыхая, я все равно плелся за ним. Казалось, Юра издевается над моей немощью. На самом деле он помогал с ней бороться и с каждым разом, я бежал все уверенней и быстрее.

Потом его забрали в армию, а спустя год, в апреле, он неожиданно объявился и позвонил:

– Я в отпуске. Заходи!

Дверь мне открыл бритый Трайсер. Он закабанел еще больше, и старая майка трещала на нем.

Солнце припекало, и мы уселись на балконе. Юра принес шкалик спирта, воду и нехитрую закуску.       Выпили. Сладковатая жидкость с непривычки обожгла гортань, и я в ужасе открыл рот.

– Первый раз? – Трайсер не морщась глотнул из стакана. – Разбавь побольше!

– Ты же в стройбате? – я вспомнил петлички с золотыми тракторами. – Как там? Дедовщина есть?

– Конечно! На ней вся армия держится. Пока «духарился» – прилетало. Сейчас «черпак». Жить можно. Из отпуска вернусь – в «старики» перейду, лафа начнется. А там уже и «дедушкой» стану!

Хмель ударил в мою голову: «Если перепадало ему, так что было бы со мной, окажись я там!» – и я искренне порадовался своей судьбе.

Он изменился и внутренне. Брутальность Юры и раньше не вызывала сомнений, а сейчас рядом со мной сидел мужик, познавший то, от чего у меня холодело в душе. На его ступнях, у самых пальцев, синела наколка: «Они топтали пески Байконура».

Мы пили еще, а когда я блевал с балкона, Трайсер крепко держал мои ноги.

После четвертого курса я уезжал на месячные военные сборы. Трайсер и мой одноклассник зашли проводить. Я разлил по стаканам портвейн, выпили и бывшие дембеля байками из армейской жизни вконец испортили мое, и без того поганое, настроение.

В 1985-м меня посадили и встретились мы только накануне 1987 года. Я смылся домой из техасской комендатуры и 31 декабря, вечером позвонил ему. Трайсер удивился и, не задавая лишних вопросов, позвал в баню. Пришли под закрытие. С интересом разглядывая меня, Юра спросил:

– Ты сбежал? Не поймают?

– Отсосут! – помню, зло тогда ответил я.

Хлеща друг друга веником, парились мы лихо!

Богатый на события год прошел незаметно. Я освободился, защитил диплом и к ужасу родителей устроился продавцом. Трайсер днем работал ремонтировщиком во Дворце спорта, вечером учился в МИУ и, как мог, брал от жизни все.

Однажды, пытаясь замутить с девчонками, мы повезли двух бабенок ко мне на дачу. Пока ели шашлык, то да се, стемнело. Разошлись парами. Юра с избранницей в дом, я со своей во флигель. Немного поковыряв ее, уснул. Ночью разбудил стук в дверь. На пороге стояла взволнованная Юрина пассия.

– Что случилось? – испугался я.

– Можно у вас остаться? Я больше не могу, а он еще хочет! Лезет и лезет! Натерла все!

И тут я почувствовал из темноты ехидный взгляд своей неудовлетворенной «возлюбленной».

Встреча следующего нового года оказалась для меня судьбоносной. Юра сообщил, что в праздник вместо вахтера сидит во Дворца спорта. Я посочувствовал, а он пригласил меня ночью в бассейн.

В примету как встретишь год, так его и проведешь, я не верил, но она сработала на сто процентов.

Весной Трайсер сообщил:

– В бассейне место освободилось. Пойдешь?

– Конечно! – я обрадовался нежданному избавлению от всех проблем сразу.

– Тогда к Бирюкову идем. Он глянет на тебя.

На следующий день под дверью кабинета директора Дворца спорта я ждал решение своей участи. Первым зашел Юра. Что говорил, не слышал, но ответ Бирюкова прозвучал грозно и громко:

– Да мне похую, что он у хозяина чалился! Говоришь, не пьет? Ручаешься за него? Пусть войдет!

Мельком взглянув на меня, директор спросил:

– Лицо знакомое… Занимался здесь?

– У Лобакина копье метал.

– Плавать умеешь? А то, буквально что чего, сам потонешь! – уже мягче, улыбнулся он. Идиому «буквально что чего» Бирюков повторял часто.

Так, с легкой руки Трайсера я устроился в бассейн, там попал под влияние Сына Неба, и жизнь моя, полная приключений, заиграла яркими красками.

Эту работу придумали специально для меня. Наблюдая за порядком, я сидел на стуле и свистел, когда сеанс заканчивался. Каждый час повторялось одно и то же. Мужчины в воду заходили слева, женщины справа. Плавали тоже раздельно, деля бассейн по гендерному признаку. Когда смельчаки нарушали незримую границу, на женской половине возникало смятение, на них шикали и выдворяли обратно.

‒ Вон жена плывет! – возмущались дядьки.

‒ С женой в ванне дома купайтесь, ‒ отвечали бабы, ‒ а здесь свои правила!

Исключение все же имело место. Каждый вечер в бассейн приходил пышущий здоровьем, склонный к полноте верзила лет тридцати. Здоровая, наголо бритая голова короткой шеей упиралась в прямоугольный волосатый торс на коротких ногах. Большой рот и мощный лоб только усиливали впечатление.

Гориллу, как я его окрестил, ничто не смущало. Заткнув ватой уши, он смело нырял на женскую половину и, не слыша замечаний, плыл по «запретной» воде. Чувствуя нордическую стойкость, тетки теряли к нему интерес и успокаивались. Он, наоборот, обращая их внимание, призывно улыбался и часто достигал успеха. Дуя в свисток, я не раз напоминал паре в углу, что сеанс окончен, и пора расцепить объятия.

Однажды Горилла не выдержал и подошел.

‒ Ты импотент или женоненавистник? Столько баб плавает, а ты сидишь! А свистишь зачем? Девушки соскакивают! – и, выпустив пар, миролюбиво улыбнулся: – Ты новенький, не в курсе. Я Алексей.

Горилла потопал в душ, а я гадал, откуда соскочила девушка и что пока про него не знаю.

Алексей ходил в бассейн, как на работу, мы часто виделись и болтали. Он любил женщин и, не стесняясь, рассказывал о своих приключениях. Я ничем подобным похвастаться не мог, слушал с любопытством и ничему не верил.

Чувствуя мой скепсис, Горилла взял надо мной шефство: объяснял азы pick up, интересовался успехами, а при их отсутствии, журил за лень и пассивность. Критика подействовала, и, набравшись смелости, я познакомился с Зарой. Девица покорила восточной экзотикой, юностью и формами. Наш свидания проходили в тиши ночного бассейна Терзая друг друга бесконечными поцелуями, мы без меры искушали молодые тела, однако не дошли до главного.

Считая, что пока не произвел на нее впечатление, я тормозил и решил исправиться. У Трайсера намечалась свадьба с престижными атрибутами того времени: «Чайка» с кольцами, ресторан в центре, регистрация во дворце. Пригласив Зару, я хотел предстать пред ней в блеске галантного кавалера. Свадьба удалась, но возлюбленная вдруг заявила, что общество собралось не то, а я не ее герой!

Выслушав мои жадобы, Горилла изрек:

– У тебя есть бассейн, и водить никуда не надо. А девок на свадьбах и так полно. Зря ты ее потащил!

Я вспомнил стреляющих глазами подружек невесты и впервые убедился в правоте Алексея.

Как-то вечером он загадочно улыбнулся:

‒ В субботу отмечаем одну дату. Приходи и ты!

Выпытывать, кто «мы» и подробности казалось неуместным, к тому же суббота наступала завтра.

В назначенный час, сверив отмеченный адрес с номером, я подошел к дому на Саратовской улице и через минуту жал руку хозяину в тесной прихожей. В квартире шумели, девица на кухне стояла у плиты.       Алексей открыл дверь. В интерьере комнаты преобладала эклектика. В центре висела лампа в матерчатом абажуре, антикварный книжный шкаф соседствовал с новым гардеробом, а над письменным столом висел постер Саманты Фокс в откровенном бикини. Со стены на звезду эстрады взирали с портретов классики. Достоевский – исподлобья и осуждая, Чехов – сквозь пенсне, понимающе и с ухмылкой.

На диване сидели трое. Здоровый в футболке «Super gym», худощавый брюнет и высокий, напоминающий воробья, остроносый парень. Качок и его антипод увлеченно рассматривали фотографии, третий листал их за компанию. Хозяин представил меня. Мельком взглянув, они вернулись к прерванному занятию. Интерес к фоткам объяснялся просто: на кустарных черно-белых карточках красовались голые девушки. Их позам и фактуре мог позавидовать современный «Maxim». Алексей комментировал, гости хохотали. Его авторство сомнений не вызывало. Вошла девушка с подносом, и парни спрятали фото.