Неупокоенная Слобода бесплатное чтение

1. Новый день в Зарате

Хэй открыл глаза ранним утром. Сон его вышел крепким и спокойным, как обычно.

– Хорошо! – потягивая могучие руки в стороны, произнес мужчина.

Вдохнув полной грудью бодрящую свежесть летнего утра, он перевел взгляд на панорамную, с видом во двор, стенку. После череды пасмурных дней наконец появилось солнце, голубел небосвод.

– Очень хорошо! – растянулась на лице Хэя улыбка.

Он быстро опустил ноги, поднялся и, пропустив привычное умывание, в одних спальных трусах проследовал в сияющий солнечными лучиками двор. Расправил широкие плечи, загляделся на аккуратную лужайку, белую с коричневой крышей ротонду, большой прямоугольный бассейн. Уже ставшие привычными, в игре солнечного света они показались ему немного иными.

Переливающийся голубым бассейн виделся Хэю особенно привлекательным. В несколько широких шагов он достиг его края, прыгнул и рыбкой вошел под воду. Вынырнул, сделал несколько гребков, перевернулся на спину, устремил удовлетворенный взгляд в пустующее небо. Ему нравилась холодная вода, нравилось, как она окутывает его тело, как легкая щекотка пробегает по его конечностям.

Вернувшись в дом – просторную и ухоженную студию, – Хэй зацепился глазами за появившийся на стеклянной стене список дел. У него уже были мысли, что следует в нем изменить, однако большие, выведенные оранжевым шрифтом слова «побриться», «умыться» и «завтрак» заставили его отложить планирование и заняться делами насущными.

Стенка уже заметила, что Хэй вернулся в дом мокрым, а потому «побриться» опустилось двумя строчками ниже, встав аккурат после «завтрака». Мужчина, однако, этого не увидел и последовал привычному распорядку: насухо вытер лицо, потер по щетине и подмышкам бритвенным полотенцем и только потом принял душ.

Через пять минут он уже топал к кухонному столу, ворошил свои короткие, чуть вьющиеся волосы. Хэй на автомате подхватил большой стакан, поставил под сопло встроенного в шкаф миксера и замер в ожидании белкового коктейля.

«Клубничный», – подумал он, и миксер начал послушно наполнять стакан.

У обеденного стола мужчина на пару секунд замер, в нерешительности глазея на прозрачную миску с буланками – разноцветными шариками диаметром от трех до пяти сантиметров с небольшими пупырышками по их поверхности. Бордовая и желто-зеленая выглядели одинаково заманчиво. Решив-таки остановиться на бордовых, Хэй опустился на стул.

– Что там у меня на сегодня? – хрустнув первым шариком, обратился он к панорамной стене.

Та уже подсказывала, что в девять утра стартует турнир по спринт-плаванию, который он собирался посетить в качестве зрителя, а в час – соревнования по прыжкам в длину, в которых он был уже участником. После стояли спарринг-бои, скалодром, тренажеры и вечерние танцы.

– Плавание пропущу, – махнул ладонью Хэй.

Запись послушно растворилась, а следующие за ней поднялись на уровень выше.

– Вместо этого пробегусь до восточного холма, – продолжал командовать он. – Потом спарринги, потом прыжки. Дальше по усмотрению.

Стена перестроила расписание, попутно проставив примерное время начала для каждого события.

Вскоре Хэй был на улице, уже в кроссовках и шортах. Путь до восточного холма занимал около пяти километров, итого с дорогой назад – десять. Следуя к выходу, он свернул к стоящему прямо на лужайке турнику, чтобы немного размять и руки. Чуть повисел, подтянулся: раз, два – медленно, чтоб привести мышцы в тонус, затем три раза быстро, а потом, вложив больше силы, выкинул себя наверх. Замер, упершись, поглядел на участок слева, где рыжеволосая соседка бултыхалась в бассейне, перевернулся и спрыгнул вниз.

Теперь можно было бежать.

Хэй начал неспешно. По аллее вверх, там на центральную улицу, вдоль поросших плющом заборов, ограждающих детские кварталы, и в поля. Погрузившись в гармонию зелени, птичьего пения и мягкого света, он забылся и вскоре взвинтил темп до соревновательного.

«Турнир по прыжкам!» – тут же пронеслось у него в голове, воскресив перед глазами картинку с панорамной стеной и ее расписанием.

По части этого турнира у Хэя больших ожиданий не было. Он хорошо знал, что прыжки – не самая сильная его сторона: за шесть лет, что Хэй ими занимался, лучшим достижением было четвертое место. На победу он не надеялся, но закончить в первой четверти таблицы определенно рассчитывал. А потому следовало поберечь силы и не слишком нагружать ноги на приятной во всех остальных отношениях пробежке.

«Завтра, – успокаивал себя Хэй. – Весело будет завтра!»

Он сбавил темп и в итоге достиг холма совсем не уставшим. По обыкновению забежал по склону, постоял на вершине, рассматривая, как вдалеке среди желтых полей степенно трудятся заратские роботы. Хэй не имел и малейшего понятия, что эти белые помощники Духа делают в полях, но был убежден, что делом они заняты полезным.

Обратный путь, как водится, показался ему короче. Уже пробегая по центральной улице, он задумался о времени. Перед глазами всплыли цифры: «9:12». Это означало, что первые любители кулачного боя уже начали собираться для тренировочных поединков на арене. Недолго думая, вместо жилых кварталов мужчина свернул к стадиону.

– Банис, привет! Тур, Зала! – приветствовал он старых знакомых. – Фрэй…

– Привет! – отозвался последний – старый приятель Хэя еще с детских лет. – Ох… ты так воняешь!

– Тебе бы умыться, – поддержала его Зала – высокая и очень быстрая в бою блондинка.

– Сейчас сбегаю, – согласился Хэй, размазывая по мускулистому торсу влагу. – Хорошо попал, – глядя им за спины, подметил он ловкий удар молодого бойца. – Давай, давай… – засмотрелся он на парнишку, но тот замешкался и развить свой успех не смог. – Эх! – цокнул языком Хэй и устремился в раздевалку.

Возвращаясь на улицу, он чувствовал, как кулаки его непроизвольно сжимаются, как под ложечкой начинает посасывать в предвкушении нового, пусть и не турнирного боя.

На арене уже была новая парочка, а остальные, усевшись на трибуне в один плотный рядок, наблюдали за поединком. Хэй подошел молча и занял последнее в этом ряду место.

Так было принято: если желающих меньше десятка, то двое дерутся, а остальные сменяют проигравшего бойца в порядке очередности; тот, кто победил трижды подряд, тоже уходит с арены и, если есть у него такое желание, опять занимает очередь. Если желающих больше десяти, организуются две арены с теми же правилами.

Наблюдая за поединками, Хэй теребил свои перчатки, мысленно участвуя в сражении на стороне одного из бойцов. Находя вдруг несоответствие своего возможного ответа и реального движения своего «аватара», он на секунду задумывался, кто из них двоих прав, чей вариант лучше. Обычно правым выходил сам Хэй.

– Давай, чемпион! – в последнем спарринге ожидаемо победил Фрэй. – Моя левая ждет тебя!

С левшой Фрэем они провели сотни, если не тысячи тренировочных боев. Как правило, побеждал более умелый и сильный Хэй, но так случалось далеко не всегда. Его приятель тоже был крепким бойцом: быстрым, зрячим, выносливым.

– Иду, иду, – заканчивал лепить защитную сетку Хэй. – Ты отдохни немного, – тут же принялся он за перчатки – аккуратные, лишь слегка увеличивающие его кулак.

Защитная сетка лепилась прямо на лицо и как таковой сеткой не была: первая полоса проходила по нижней челюсти, вторая под глазами и последняя – над бровями. Небольшой кусочек клеился и на спинку носа.

– Начинай, – подняв кулаки, скомандовал Хэй.

Бой начался с тактических перемещений, редких джебов и ложных замахов. Хэй стал поддавливать, в какой-то момент открыл лицо справа, и Фрэй клюнул, со всей дури запустив туда левый кулак. Нырок, слева в корпус, ложный справа и еще один апперкот левой.

– Вот снова, – присел на одно колено Фрэй.

Победитель широко улыбнулся. На миг ему захотелось сказать что-то колко-шутливое, но завидев, что приятель его никак не встает, Хэй вмиг стал серьезным:

– Ты в порядке? – протянул он руку побежденному.

– Сейчас буду, – тот беззлобно шлепнул по его перчатке своей и поднялся.

Следующий поединок оказался проще: соперником Хэя был двадцатилетний паренек, еще не успевший набраться опыта и обрести мастерства. Чемпион опустил руки и позволил юноше атаковать, а когда тот промахнулся в шестой раз, пульнул свою правую ему в подбородок.

За миг до касания сетка на лице парнишки активировалась, кулак Хэя завяз в силовом поле и ушел в сторону. Извилины сетки моментально покраснели, сигнализируя зрителям о поражении их хозяина.

– Не стоило так открываться, – подсказал пареньку чемпион, не испытавший от победы большой радости.

– Знаю, – все еще пребывал в замешательстве юноша.

Хэй выиграл и третий поединок, а за ним, обождав, пока очередь вновь дойдет до него, еще три.

– Пойдем на воду поглядим и вернемся, – позвал его Фрэй, уже повесивший перчатки на плечо.

– Пошли, – согласился чемпион, сочтя, что спарринги можно будет продолжить позднее, когда противников станет больше, а состав их изменится.

Они неспешно поднялись на глиняного цвета трибуны и двинулись влево, в направлении бассейна.

Заратские трибуны были сооружены в виде правильного шестиугольника, на каждой из внешних сторон которого располагалась своя соревновательная площадка. Чтобы добраться до бассейна, двоим предстояло миновать гимнастическую и игровую зоны.

– Решил поменять ядро на футбол, – заговорил первым Фрэй.

– Футбол? – Хэй сморщился.

– Ты ж видишь, не выходит у меня с ядром, – пожал плечами тот. – А с футболом весело. И шансы выше.

Хэй тоже участвовал в соревнованиях по метанию ядра, но в отличие от своего приятеля, регулярно остающегося среди последних, имел неплохие, почти всегда выше среднего результаты.

– От везения сильно зависит.

В футбол заратцы играли на небольшом поле, в формате «три на три», причем состав команды определялся случайным образом.

– Хуже, чем с ядром, не будет, – справедливо подметил Фрэй.

– Верно.

Приятели расположились на четвертом ярусе, по пути прихватив из холодильника по бутылке воды и паре больших буланок. Начинался второй заплыв четвертого раунда, двое атлетов уже топтались около стартовых тумб.

Хэй присмотрелся к дальней, показавшейся ему знакомой фигуре. Издали он не смог распознать ее, напряг зрение и в ответ получил картинку с дальней стороны бассейна.

– Смотри, Элина в четвертый круг вышла, – улыбнулся он.

– Элина? Которая дальше? – Фрэй тоже прищурился.

– Она. Хорошая девушка.

– Не в моем вкусе.

– Отчего же?

– Не знаю, – зачесал подбородок приятель. – Слишком плечистая, наверно.

Заплыв за заплывом, раунд за раундом – двое засиделись и в итоге досмотрели турнир до конца. Обсуждали девушек, делали прогнозы. Вылетев в четвертьфинале, к ним присоединилась и Элина. Хотя она и была не во вкусе Фрэя, они широко друг другу улыбались и, как показалось Хэю, часто говорили заодно.

– Пора мне на прыжки, – объявил он им, получив уведомление о скором начале соревнований.

– И я, я тоже иду! – спохватилась девушка.

Фрэй пожелал им обоим удачи, сказав, что, возможно, заглянет на легкоатлетическую площадку ближе к финалу.

– Хороший парень, – улыбалась рослая Элина по пути к арене.

– Верно.

– Не скучаешь по мне? – взяла она Хэя за руку.

– Всего же три дня прошло, – он пожал ее руку в ответ.

– Точно! Думаю, еще три, и я точно соскучусь.

Мужчина рассмеялся, приобнял свою знакомую за плечи и поцеловал в еще не успевшие высохнуть волосы.

На турнире по прыжкам в длину участвовало около семидесяти человек. Для победы надо было одержать верх в каждом из семи парных состязаний. Днем ранее уже состоялся предварительный этап, в ходе которого определились тридцать два лучших атлета и были распределены места от тридцать третьего и ниже. Теперь настало время определить победителя.

Вместе с прочими участниками Хэй занял место на нижних трибунных ярусах. Огромное табло под нависающей с дальней стороны арены крышей уже высвечивало имена первой и второй пар прыгунов. Во второй оказалась как раз Элина, вынужденная из-за этого оставить Хэя ожидать одного.

Со жребием девушке не повезло: ее соперником был Манус – многократный победитель прыжковых турниров. Проиграв в первых двух попытках, Элина вернулась на трибуну.

– Пять сантиметров всего! – радовалась шатенка совсем незначительному отставанию на первом прыжке. – Иди, Хэй, готовься, – заметила девушка произошедшие на табло изменения.

Ему тоже попался серьезный противник, тоже бывший чемпион, но, в отличие от своей приятельницы, мужчине повезло: в первом прыжке чемпион заступил, а во втором хоть и выиграл, но приземлился неудачно и продолжать не стал.

– И такое случается, – возвращаясь на трибуну, смеялся довольный Хэй.

Удача в тот день сопутствовала ему, дав в следующих двух раундах объективно более слабых соперников.

– Я удивлена, чемпион! – приветствовала его в полуфинале Камила – первоклассный спринтер, уверенно ощущавшая себя и в прыжках. – Думала, ты только кулаками можешь.

– Я тоже удивлен, – довольный успехом, Хэй поигрывал перед ней грудными мышцами. – Боишься? – шутливо подмигнул он.

Камила звонко рассмеялась.

Через минуту они стояли у стартовой линии, готовясь к синхронному разбегу. Мужчина чувствовал себя превосходно: он уже прыгнул выше головы, и любой исход нового противостояния был ему мил. Прыгунья же, наоборот, нервничала, чувствуя редкий шанс на победу, ведь действующий чемпион Манус к тому моменту уже выбыл.

Сирена. Хэй первым рванул с места, с каждым толчком разгоняя себя все сильнее. К моменту прыжка ветер свистел у него в ушах, песочная яма расплывалась в глазах от влаги. Прыжок. Хэй взмыл в воздух, перебрал его несколько раз ступнями и через пару секунд плюхнулся на песок.

«Не очень!» – мысленно оценил он свою попытку.

Словно в подтверждение этому на соседней дорожке Камила пролетела почти на метр дальше. Хэй поднял глаза на экран: «Хэй – 10,32, Камила – заступ».

Атлетка поднялась на ноги первой и, завидев досадный результат, гневно махнула кулаком. На пути к стартовой линии они поравнялись; она уже успокоилась, а Хэй надул грудь пуще прежнего.

– Сама виновата, – покачивал он головой. – Не боялась бы, и нормально б тогда.

Камила шутку не поддержала, лишь язвительно скривила свое и без того не слишком, по мнению Хэя, красивое лицо.

Секунды передышки, и сирена гаркнула вновь. В этот раз мужчина немного замешкался, пропустив соперницу вперед. Сперва он подумывал об еще одном ординарном прыжке, но, сорвавшись с места, решение поменял.

«В полную силу!» – скомандовал он себе, заставляя мышцы трудиться на пределе возможностей.

Прыжок, мах руками, приземление. Хэй уже видел, что пролетел очень хорошо и что их с Камилой результаты должны быть близки. Взор его устремился к табло: «Хэй – 11,68, Камила – 11,66».

– Ха-ха-ха-ха! – все еще сидя в песке, сотрясался от смеха он. – Бывает же!

Прыгун лег на спину, раскинул тяжелые руки в стороны. Впервые он оказался в прыжковом финале. Хэй все еще смеялся, когда Камила подошла к нему и, набрав в ладошку песка, высыпала его на грудь неожиданного победителя.

– Поздравляю, чемпион! Отличный прыжок, – щурилась против солнца атлетка. – Вставай, видишь, ровняльщик ждет.

Белый с синими вставками робот уже пару секунд вертелся рядом, ожидая, пока прыгун встанет и он сможет выравнять сбитый при падении песок.

Мужчина проворно поднялся, отряхнулся и неспешно пошел в зону отдыха. У него было еще минут пять до финала: немало, но недостаточно, чтобы мышцы успели восстановиться после такой перегрузки.

Он все еще сидел на лавочке, разминая ноющие трапециевидные, когда к нему подошел второй финалист.

– Прыжок последней надежды? – со знанием дела поинтересовался тот.

– Верно, Ганц.

– Я б тоже так сделал. На твоем месте, – добавил он после паузы.

Когда настало время выходить на старт, Хэй поднял крестом руки, символизируя о своем отказе продолжать состязание. На табло вспыхнуло имя победителя, затарабанил торжественный марш.

С центра трибуны встал мужчина в небесно-голубой одежде – регент Среднего Зарата. Призывая к тишине, он поднял руку и, получив желаемое, спустился на арену.

– Новый чемпион по прыжкам в длину, – твердо произнес регент и водрузил на голову победителя аккуратную, сверкающую голубым диадему. – Ганц! – вскинул он правую руку чемпиона вверх.

«Ганц! Ганц! Ганц!» – последовательно вспыхнуло перед глазами.

Хотя чествование победителя завершилось, турнир еще был далек от окончания. Теперь всем выбывшим в этот день предстояло распределить между собой места с третьего по тридцать второе. То не было формальностью: места заратцев в различных дисциплинах складывались, а по их сумме определялся рейтинг. Быть в десятке лучших считалось не менее почетным, чем выиграть отдельный турнир.

Хэй же, занявший второе место, теперь был свободен. Приняв поздравления от Фрэя и Элины, он отправился на верхние ряды, попутно вновь прихватив с собой перекус. Смакуя разных цветов буланки, мужчина с удовольствием припоминал извилистый путь к неожиданному финалу.

Насытившись и немного отдохнув после, счастливый финалист вдруг понял, что совсем не чувствует себя уставшим. Ноги его уже отошли, а что до рук, так те вообще почти не работали и, словно считали это неправильным, почесывались, жаждали своей привычной нагрузки. Хэй не счел нужным отказывать им и взял курс на гимнастическую площадку.

Несмотря на середину дня, в тренировочной зоне было от силы человек десять. Всех их Хэй видел уже не раз, однако близких знакомств ни с кем из них не имел. Заняв место на силовом тренажере, он стал медленно тянуть его ручки, бездумно разглядывая соседей.

В минуты отдыха, а потом и при следующих упражнениях взгляд его неуклонно возвращался к светловолосой, еще совсем юной, лет восемнадцати, девчонке. С виду неказистая: со светлыми, едва видными бровями, тонкими губами и жиденьким хвостиком – она зацепила Хэя своим изяществом и удивительной легкостью. Словно невесомая, крутилась она на гимнастическом коне, кувыркалась на кольцах, парила над брусьями.

«Как же ее имя?.. – попытался вспомнить он. – Тарья, – через секунду подсказал ему мозг. – Точно!»

Когда девушка оказалась неподалеку, Хэй поймал ее несмелый взгляд и мысленно направил сигнал о соитии. В ответ та улыбнулась, потупила засиявшие очи.

Тем не менее он явственно ощутил посланное в ответ согласие. Чемпион широко улыбнулся, потряс забившейся мышцей и шагнул в направлении девушки, собираясь согласовать детали. Та же, будто чего-то смутившись, бросила гантели и чуть не бегом пустилась с площадки прочь.

«Волнуется!» – положил про себя Хэй, собираясь найти беглянку вечером.

Проведя на тренажерах еще половину часа, он заглянул на скалодром и уже после вернулся домой – уставший и благодушный. За время его отсутствия в комнате успели убраться: полы вытерты, стаканы помыты, постель застелена.

Теплый душ и вечерний зной усугубили благодушие Хэя, и он, распластавшись на кровати, продремал без малого полтора часа. Проснулся свежим и бодрым: от чувства голода и ощущения приближающегося действа.

«Что мне сегодня надеть?» – задумался мужчина, рассматривая свой богатый гардероб.

Как и у прочих заратцев, все одежды Хэя имели серую или белую расцветку, но самый разнообразный покрой. Сам он не имел особого предпочтения по нарядам: шорты и футболка, в его представлении, были хороши в большинстве случаев.

«Что бы понравилось ей?» – спросил себя Хэй и сразу определился с выбором: короткие штаны и обтягивающая торс кофта.

«Отлично! Ей понравится», – уверенно заключил он, вытаскивая с полок нужные одеяния.

Уже смеркалось, когда Хэй подошел к танцполу. Летом танцевали под открытым небом, на большой, подсвеченной искусственными огнями лужайке, в центре которой возвышался овальный помост для конкурсантов. Танцы не считались атлетической дисциплиной, но желающие проявить себя могли один раз за ночь выйти и под случайную композицию показать другим свою пластику и чувство ритма.

Довольствуясь своими атлетическими свершениями, Хэй в этих играх давно не участвовал, однако овальный помост редко бывал пустым. В тот вечер там уже отплясывали двое заратцев.

В ушах Хэя гремела музыка, мелькали вокруг сцены лучи, лишенная терпения парочка целовалась в тени могучего дерева.

В мелькающей полутьме мужчина проходил меж отдыхающими, искал глазами свою Тарью. Почему-то ему казалось, что предстать та должна в белом облегающем костюме, с расклешенными от колен брючинами и оголенными руками.

Когда музыка стихла, а с помоста донесся радостный крик, Хэй инстинктивно обернулся. Над каждым из двух конкурсантов возникли голубые цифры: тот, что слева, получил предпочтение тридцати зрителей против семнадцати у правого.

В безуспешных поисках девушки Хэй провел не менее получаса, обойдя танцевальную лужайку два раза. За время поисков ему пришлось трижды проигнорировать улыбчивых девушек, жаждавших с ним близости.

«Если не здесь, то… на гимнастической площадке», – моментально решил мужчина, ускоряя шаг в сторону стадиона.

На этот раз Хэй не ошибся. Он нашел свою избранницу на едва освещаемой тусклыми светильниками площадке: в белом расклешенном костюме с глубокими вырезами на плечах. Тарья сидела на гимнастическом коне, молча всматривалась вдаль и время от времени, вероятно, от скуки, поднимала себя на поручнях, вытягивая в уголок ноги.

Он тихо подкрался со спины и обнял ее тонкую талию:

– Привет!

– Хэй! – вздрогнула она и, ловко перекинув себя назад, повисла у него на шее. – Ты почему так долго? – чуть не плача, начала целовать она его губы, щеки, нос.

– На танцах ис…

– Я извелась уже ждать, – не дала она оправдаться. – Скорей же, обними меня крепче. Прижми! – словно боясь не успеть, торопила Тарья.

Хэй вмиг заразился ее напором: его руки скользнули по девичьим бедрам, подхватили ее за ноги и подняли вверх, чтобы девушка могла обвиться вокруг его чресел. Напряжение в гениталиях нарастало, ладони гладили обтягивающую тело ткань, губы скользили по Тарьиному лицу.

– Давай у тебя, – тяжело дыша, нашла в себе силы предложить девушка.

Хэй на секунду усомнился, так жалко ему было прерываться, но быстро счел ее предложение здравым.

– Тогда бегом!

– Ага! – с готовностью закивала она.

Через пять минут, залетев к Хэю на участок, они сразу вцепились друг в друга, быстро оказались на газоне, а еще десятью минутами позже, когда одежды их уже были наполовину сорваны, – в просторной кровати Хэя.

Вдоволь насладившись процессом, он ощутил, что партнерша его близка к оргазму, и тогда, чуть ускорившись, завершил первый раунд и сам.

– Хочу еще! – отдохнув не больше минуты, заявила она.

– Не торопись, – был более спокоен мужчина. – Мы все успеем.

В результате двух страстных и продолжительных раундов хватило обоим. Душевая, холодный коктейль, вышли на улицу.

– Это что здесь? – изумилась Тарья, завидев в подсвеченном бассейне искусственную кувшинку с большим цветком.

Листки его переливались в оттенках розового, иногда доходя до пылающего красного.

– За второе место в прыжках, – расплылся в довольной улыбке мужчина.

– Только за прыжки такую дают? – не могла оторвать глаз она.

– Нет, не так.

Хэй присел рядом с ней на корточки, потрепал осторожно за волосы.

– За первые три места в турнире. В любом. Каждый раз что-то новое, – постарался объяснить он.

– У детей не так.

– Угу.

– Здорово быть чемпионом, – в голосе Тарьи послышались нотки грусти. – Я тут еще выше пятой не была.

– Ты еще молодая, успеешь, – сказал очевидное Хэй.

– Знаю все, – печаль с лица девушки как рукой сняло. – Только пораньше хочется. Ты свой первый турнир во сколько лет выиграл?

– В двадцать два, – он поднялся, разогнулся, вытянул руки в стороны. – Давай пройдемся. В поля.

Так и порешили. Ночь, тишина, прохлада, незнакомые глазу места – Хэю нравилось гулять за пределами жилых кварталов. Особенно нравилось ночью, когда даже трудяги-роботы исчезали оттуда.

– Ответь, Хэй, – начала после долгой паузы девушка.

– Что ответить?

– Я два года в Среднем Зарате.

– Так.

– А ты… первый раз предложил сегодня.

– Верно.

– Я как-то изменилась? Или что? – не унималась Тарья. – Новеньких все обычно хотят. А ты вот…

– Я думал, ты не в моем вкусе, – выдал начистоту Хэй. – А сегодня посмотрел на тебя и засмотрелся… Как ты на брусьях летала.

– Повторим же еще как-нибудь?

– Конечно.

– Тогда надо вот что попробовать… – начала делиться сексуальными фантазиями Тарья.

На обратном пути они вновь замолчали. Хэй уже широко зевал, готовый к недолгому, но крепкому сну.

– Если завтра победишь… сколько уже будет? – улыбалась она.

– Всего или подряд?

– Подряд.

– Тридцать восемь, – мужчина задумался о завтрашнем состязании и вмиг озарился улыбкой.

– Удивительно, Хэй, – засияли глаза Тарьи. – Ты удивительный чемпион!

– И сам удивляюсь, – засиял он в ответ. – Надо кулачку подтвердить и на беге в десятку. Тогда можно и первым в июле стать.

Хэй не раз попадал в пятерку лучших, но никогда еще не поднимался в общем зачете на первую строчку. Теперь и эта вершина могла ему покориться.

– М-м… А ты знаешь, что завтра дебют детский?

– Видел на стенке, – непонимающе пожал плечами мужчина.

Каждый месяц в Средний Зарат переводили одного представителя из Младшего, ничего необычного в таком событии для Хэя не было. В день перевода новенький участвовал в текущем турнире вместе со взрослыми вне зависимости от того, какие дисциплины он выберет для себя позже.

– Когда меня переводили, было у нас четверо ребят… которым по четырнадцать было. Способные очень.

– И что? Всегда есть способные.

– Они на дорожке уже нас обгоняли.

– Интересно посмотреть на них будет, – понимающе покачал головой Хэй. – Только завтра не бег, завтра кулачный, – усмехнулся он.

– Точно, – усмехнулась и Тарья. – Может, и не будет никого из них завтра.

Хэй попрощался с девушкой на центральной аллее и, широко зевая, побрел домой. Улыбнулся у бассейна все еще сияющей кувшинке, которая завтра к утру исчезнет, наспех умылся и рухнул без сил в постель.

– Славный был день! – произнес он и через минуту уснул.

2. Кулачный турнир

К десяти утра следующего дня зрители и участники грядущего турнира собрались на трибуне бойцовской арены. Кулачные бои были зрелищны, динамичны, и редкий взрослый заратец предпочел в тот день ординарные занятия ежемесячному состязанию.

Табло уже показало «десять ноль-ноль», но первые атлеты на арену еще не вышли, стоял предшествующий всякому турниру галдеж. Как правило, соревнования начинались по расписанию, а очередность поединков высвечивалась на табло. Но этот день был особенным: предстоял очередной детский дебют, которому неизменно предшествовала короткая речь регента.

Тот появился с двухминутным опозданием: плечами еще шире Хэя, в яркой голубой тунике – в этот раз регент не сошел со своего места, а появился со стороны гимнастической площадки.

Джада знали все. Не только благодаря богатырской фигуре и эксклюзивному цвету платья, не только из-за награждений им победителей, которые тот регулярно проводил, – известность Джад обрел еще ранее, как многократный чемпион по борьбе. Став регентом, он, как и прочие, продолжал участвовать в турнирах и не раз уже чествовал сам себя.

Регент шел не один, а с юной спутницей – новенькой, коей он, мерно вышагивая, что-то объяснял. Когда двое достигли центра арены, часть зрителей, видимо, увлекшихся разговором и не заметивших их появления, еще продолжали болтать.

– Тихо! – молвил Джад, и слова его звонко раздались в ушах всех присутствующих. Удовлетворившись реакцией, регент продолжил, теперь уже во весь свой человеческий голос: – Дети Зарата! – заложил он руки за спину. – Как вы знаете, три дня назад Каталина отправилась в Старший Зарат. Сегодня из Младшего Зарата к нам прибыла Мальва, – широкой ладонью регент указал на девушку.

Новенькая выглядела для этих мест необычно: невысокая, в ассиметричной короткой юбке в мелкую сетку и таком же, словно скроенном из рваных кусков ткани топе. Все это можно было бы списать на ее юный возраст и моду Младшего Зарата, если бы не нательный рисунок по центру груди – большой темный круг и маленькие равносторонние треугольники по окружности.

Глядя на коричневое тату в виде солнышка, Хэй не мог сказать, что считает его красивым, разве что необычным. Куда больше ему приглянулись смотрящие дальними уголками вверх глаза и аккуратные, заостренные кверху уши.

«Интересная», – заключил для себя мужчина.

– Мальва выступит на турнире по кулачному бою, – продолжал меж тем регент. – Проверять новенькую будет наш чемпион – Хэй.

Выставление чемпиона против новичка было своего рода традицией: опытные мастера не стремились сразу подавить дебютанта, давая вчерашним детям возможность проявить себя.

Ожидал подобного развития событий и многократный чемпион. У него уже созрел план на поединок: сперва побыть в защите, дать девчушке помахать кулаками, возможно, пропустить пару ударов; затем постепенно наращивать преимущество и довести дело до победы. В общем, по разумению Хэя, новенькая должна была проиграть бесспорно, но при этом не очень быстро.

Заратки на кулачной арене не были чем-то сверхъестественным. Их удары были не слабее мужских, а скорость их рук ощутимо превышала мужскую. Но, с другой стороны, они обладали слабой защитой корпуса. Редкая атлетка могла устоять после точного крепкого удара, на что был способен практически каждый боец-мужчина. Поэтому, как правило, заратки старались не затягивать бой, стремясь как можно быстрее реализовать свое преимущество в скорости.

«Кулачные бои – совсем не ее, – клея на лицо защитную сетку, рассуждал про себя Хэй. – Рост маленький, руки короткие… Ей в гимнастику или на полосу препятствий надо», – попытался он подобрать подходящие Мальве дисциплины.

На табло оставалось еще полминуты, а они уже стояли друг против друга. Хэй еще раз окинул взором девушку и, вновь найдя ту интересной, отправил ей мысленный сигнал об интимной близости. Улыбнулся.

И сразу получил отказ. Это было так неожиданно, что мужчина даже поморщился. Он уже давно не получал отказы: заратки, имеющие иные планы или не питающие к нему симпатии, предпочитали на такие сигналы просто не отвечать.

«Хорошо, – мысленно усмехнулся чемпион, – повторю после победы».

Наконец прозвучал сигнал, можно было начинать.

Хэй сосредоточил внимание, но так и остался на месте. Руки поднимать тоже не стал: начать атаку, по его мнению, должна была девчонка, а защититься он вполне мог и из такой небрежной стойки. Девчонка, однако, поступила так же: опустила руки, корпус разворачивать не стала, кружиться вокруг противника не пошла.

На секунду Хэй оказался в замешательстве. Он хорошо представлял, как ему завершить схватку быстро, но это совсем не входило в его планы.

Мужчина сделал полшага левой, тем самым опасно отводя правую руку для удара – Мальва не двинулась. Махнул вперед правой: не быстро, но точно, чтобы заставить ту наконец действовать.

Новенькая среагировала незамедлительно, в разножке отправив свой правый прямой ему в живот. Вальяжный удар Хэя пролетел над ее темными, собранными в большую шишку волосами, тогда как кулак девушки своей цели достиг. Чемпион засек удар по движению ног, но, будучи сам в движении, увернуться от него не успел.

Ожидая в продолжение апперкот справа в челюсть, мужчина, возвращая ударную руку, начал инстинктивно отклонять плечи назад. Но вместо удара снизу Мальва, толкнувшись с нагруженной и оттого неудобной левой, выбросила еще один прямой справа, снова в живот.

Второй удар девушки вышел не слабей первого, и Хэй ощутил резкую секундную боль. Но паники у него не было и в помине: это была всего лишь пара пропущенных ударов. Его левая рука уже неслась в направлении головы соперницы, дабы сбить наступательный пыл Мальвы и позволить ему разорвать дистанцию.

Девушка не глядя присела под его боковой и, вынырнув, опять запустила правую в район диафрагмы Хэя. Этого удара мужчина уже не видел, зато хорошо почувствовал: сила его была такова, что реберные кости чуть не хрустнули, а сам он, потеряв равновесие, повалился спиной на помост.

«Поражение!» – вспыхнули красные буквы перед глазами Хэя.

На пару секунд боль сковала его тело и разум, так что он даже не слышал, как трибуны враз охнули. Когда боец поднимался, в голове его все еще царило смятение, а зрители, наоборот, разразились аплодисментами. Боль в груди хоть и отступила, все еще давала о себе знать.

«Давно меня так не били», – подумал Хэй, и только тогда до него дошел весь ужас произошедшего.

Он проиграл дебютантке! Низкорослой неопытной девчонке с короткими ручками. Славный чемпион сенсационно утратил свой блеск.

На несколько секунд Хэю стало так горько и больно, что хотелось повернуться и бежать с этой арены прочь. Однако, как уже не раз бывало, он быстро пришел в себя.

«Надо понять причины! – решительно объявил себе он, таща побитое тело к трибунам. – Тарья. Способные дети! – тут же вспомнил Хэй. – Быстра, невероятно быстра, – нашел он корень успеха Мальвы. – Моя недооценка, сам подставился под удар», – добавил он фактор своей неудачи.

Садясь между Фрэем и Залой, он был уже почти спокоен.

– Как ребра, чемпион? Ой, бывший чемпион! – одновременно и весело, и настороженно подтрунивала над ним Зала.

– Приятель, это как так случилось? Не спи, просыпайся, – суетился Фрэй, видимо, также не сразу понявший причину поражения чемпиона.

– Хэй сам виноват, – не остался в стороне широколицый Тур.

– Успокойтесь вы, – уже мог улыбаться проигравший. – Верно Тур сказал: сам виноват. К тому же бьет она очень сильно. Очень быстро и очень сильно. И главное, я еще не бывший чемпион.

В кулачном турнире участвовали восемьдесят три бойца, из которых во второй круг проходили шестьдесят четыре: сорок один – как победители первого раунда и еще двадцать три – по результатам боев между проигравшими. В этом смысле Хэю определенно повезло, что свое досадное поражение он потерпел именно в стартовом раунде.

– Кстати, а где новенькая? – обернувшись влево-вправо, не нашел ее взглядом он.

– Наверху уселась, – недовольно скосилась Зала.

Хэй дождался завершения очередного поединка, после чего встал во весь рост и обернулся. Мальва забралась на предпоследний ряд и, раскинув в стороны руки и расставив ноги, внимательно наблюдала за происходящим.

Взгляд мужчины скользнул обратно, зацепившись по пути за вставшую со своего места Тарью. Та активно жестикулировала, чертя кругляшок у себя на груди и тыча пальцем за спину. Очевидно, что новенькая была одной из тех четырех уникальных детей, о которых предупреждала его девушка.

Хэй широко улыбнулся ей, показал поднятый вверх палец. Азарт претендента, уже позабытый им на кулачной арене, овладевал им все сильнее и сильнее. Будь его воля, он бы прямо сейчас схватился с Мальвой в новом поединке, но уже в полную силу и во все глаза.

– Теперь еще целый день ждать! – досадовал он.

– А-а? – не сразу уловил мысль Фрэй. – Чего ждать?

– Хочу снова схватиться с ней, – с трудом сдерживал эмоции реваншист. – Вот чего!

– Она ж раньше вылететь может! – смеялась над ним Зала. – Через меня она точно не пройдет! Ручонки ж короткие. Только по удаче.

Хэй осознавал, что без эффекта неожиданности новенькой побеждать будет сложнее, и все же очень хотел, чтоб турнир вновь свел их вместе.

– А что у нее на груди такое? – гадал Фрэй. – Я тоже такую картинку хочу! Как получить такую можно?

– Сейчас вернусь, – неожиданно вскочил с места Тур.

Следя за приятелем, Хэй видел, как тот обошел зрителей слева, как поднялся по проходу наверх, свернул к холодильникам и достал бутылку с водой. Вертя ее в руках, поднялся еще на пару ступенек, поглазел в сторону, где, судя по всему, должна была находиться новенькая, и вскоре поспешил назад.

– Согласилась? – понял что к чему Хэй.

– Нет, – смущенно отвечал товарищ. – Отказала.

– Ну а что такого? – вступилась за новенькую Зала. – Уже пообещать кому-то могла.

Турнир тем временем шел своим чередом. Фрэй легко прошел во второй круг, Тур неожиданно проиграл, а Зала все еще ожидала своей очереди. После первых двадцати боев открыли вторую арену: для проигравших ранее в первом раунде.

Хэй совсем успокоился, расслабился, порой с интересом наблюдал за текущими поединками. Не один десяток раз он прокрутил у себя в голове их с Мальвой бой. Пытался предсказать, как бы она поступила, не откройся он в самом начале или ударь иначе, но ничего путного сконструировать не мог: противник был слишком для него неизвестным.

«Джеб, джеб, отскок, показать справа…» – пытался выстроить последовательность Хэй и быстро осекался.

Примерно через час он легко выиграл утешительный бой и благополучно прошел во второй круг. В период ожидания, отходя за буланками и водой, мужчина украдкой наблюдал за Мальвой, которая, все так же развалившись на верхних ступеньках, безустанно следила за поединками.

– Я даже испугалась за тебя, – неожиданно подкравшись сзади, схватила его под руку Элина. – Ребра как? Больно?

– Нет уже, нормально, – широко улыбнулся в ответ Хэй. – Кажется, у меня появился достойный противник, – коснулся он женского плеча и послал ей соответствующий сигнал.

– Мог бы и так спросить, – рассмеялась в ответ Элина. – Жду тебя в десять.

Вскоре стартовал второй раунд. Хэй вышел на арену одним из первых, уверенно победил и после, поскольку третий и последующий раунды были запланированы на завтра, вполне мог бы заняться своими делами. Так он, собственно, и собирался сделать, но прежде хотел посмотреть второй бой новенькой.

– Сейчас ее и отлупят, – выдавала желаемое за действительное Зала, когда та вышла на арену.

Соперницей Мальвы оказалась опытная заратка – Сатура – с крепким телом и длинными руками, комплекцией и цветом волос похожая на саму Залу. Видимо, опасаясь юной соперницы, белокурая атлетка приняла закрытую стойку и, медленно маневрируя, стала приближаться к новенькой.

Мальва же как будто собиралась повторить тот же трюк: снова стояла на месте, снова с опущенными руками.

Выйдя на расстояние удара, блондинка метнула пару быстрых джебов. Мальва постаралась убрать лицо, но второй все же зацепил ее скулу. Еще джеб – вновь попадание. На следующий молниеносный левый Мальва уклонилась вперед и внутрь, а затем изловчилась увести голову вправо – уже от куда более грозного встречного с дальней руки.

Хэй прогнозировал, что после этого Сатура, чуть отпрыгнув, разразится серией, однако новенькая, уходя вправо, запустила размашистый апперкот снизу. Запустила с запасом вперед, словно зная, что ее соперница отпрыгнет. В итоге удар прилетел точно в челюсть, а вложенной в него силы оказалось достаточно, чтобы зажечь защитную сетку Сатуры красным.

Подбородок опытной заратки вздернулся силовым полем вверх, уже запущенный хук слева рассек воздух. Поединок завершился. Проигравшая в недоумении застыла на месте, покрутила головой и только тогда опустила перчатки.

Хэй хорошо понимал действия новенькой до момента последнего апперкота: имея короткие руки, той было необходимо разорвать дистанцию. Уклоняясь под встречный правый, Мальва немало рисковала, но этот удар снизу… он никак не укладывался у мужчины в голове.

Он, хорошо к тому дню изучивший стиль Сатуры, мог предсказать отскок, и все равно бы не стал бить снизу туда, где потенциально могла оказаться челюсть блондинки: угадать тайминг сложно, а промахнувшись, откроешь себя для атаки.

– Если она будет так рисковать, то до финала точно не дойдет, – вслух произнес Хэй, на этот раз получив поддержку как Залы, так и Фрэя.

3. Дикари

Хэй вернулся домой бегом. Озадаченным, но ничуть не расстроенным. Он не чувствовал обиды или горечи, не слишком и нервничал. Тело требовало какого-нибудь занятия, но еще сильней оно роптало о голоде.

Наполнив стакан белковым коктейлем, мужчина плюхнулся на стул, пододвинул ближе миску с буланками, закинул в рот первую попавшуюся – с малиновым вкусом. Ощутив под языком удовольствие, он опустил взгляд и нашел еще один такой же экземпляр.

– Объеденье, – облизнул он оставшиеся на губах крошки. – Стена! – чуть позднее, проглотив пережеванное, скомандовал Хэй.

Прикидывая в голове потенциальные занятия: поупражняться с ядром, посидеть на тренажерах, уйти в заплыв, взять полосу препятствий, – он не испытал приятия ни к одному из них.

«Марафон!» – вдруг осенило его.

– Поставь марафон с западной трассы через полчаса, – идея на три-четыре часа оказаться среди пустынных заратских полей немало воодушевила мужчину.

Беговая трасса шла по периметру Зарата, всего около сорока пяти километров. Попасть на нее можно было по любому диаметру, но Хэю нравился западный: он проходил мимо озера, там летали чайки, веяло прохладой и тиной.

«Возможно появление дикарей в южном секторе!» – высветила в ответ стенка. «Защита на тело и лицо обязательна!» – добавила она.

– Помню, – скривил губы Хэй, слегка огорченный перспективой бежать столь длинную дистанцию в дополнительной амуниции.

Дикари не были частыми гостями и в целом большой опасности не представляли: слабые, безобидные, малочисленные – за все свои загородные пробежки Хэй ни разу с ними не сталкивался. Ему как-то говаривала о них Кейт – миловидная бегунья, неоднократно бывавшая у мужчины в спальне. По ее словам, те дикари, которых видела она, были похожи на заратцев, только ниже ростом и в странных одеждах.

Хэю было неведомо, почему стена считала этих существ опасными. Как бы то ни было, но в случае с Кейт ее робот-спутник уничтожил двоих из встретившихся ей дикарей, а третий сумел скрыться за границей Зарата.

Мужчина успел собраться чуть раньше срока: бойцовская сетка на лицо, пара защитных полос на спине, спиральные ленты на ногах и руках, цирлевые, на толстой подошве, кроссовки.

– Заждался тебя, – двинулся он к выходу, как только на лужайку залетел робот-спутник. – Вот, держи, – протянул он роботу бутылку воды и пластиковый пенал с буланками.

Дискообразный робот, чуть больше полуметра в диаметре, нырнул ему под руки и бесшумно сдвинул заглушку, открывая бегуну небольшой транспортный отсек.

– Не отставай, – пошутил мужчина, опуская поклажу внутрь.

Хэй добрел до калитки, повернул налево и начал потихоньку разгон: правой, левой, сперва только своими силами, а через десяток широких шагов – уже при поддержке кроссовок. С каждым следующим толчком ширина шага понемногу увеличивалась, пока не достигла комфортных для мышц и колен трех метров.

Пока он несся среди жилых кварталов, транспортник держался позади, но стоило Хэю вырваться в поля, робот обогнал его, набрал метров пять-шесть высоты и теперь летел чуть поодаль.

В мерном беге по покрытой асфальтом дорожке Хэй позабыл о своих тревогах, перестал думать о столь желанном поединке с Мальвой, перестал размышлять вообще. Он словно растворился в окружающей природе: следил за полетом птиц, слушал стрекотание сверчков, вдыхал сладковатый аромат полевых цветов.

Приметив в поле зверушку, мужчина подозвал мысленно робота, а когда тот прибыл, схватился левой за рукоять снизу и поднялся примерно на метр в воздух. Нацелился на зверька, заложил вираж вправо. Косой, заметив «охотника» лишь за пару метров, дал деру в сторону леса.

Хэй улыбнулся и свернул в сторону трассы.

Минут через двадцать он достиг границы Зарата: дорога круто свернула влево, оставив по правую руку сереющую череду пограничных столбов. При желании Хэй мог бы спокойно взять вправо, пересечь границу и наконец узнать, кто обитает по ту ее сторону, как устроена их жизнь и что там вообще происходит.

Однако желания такого он не испытывал. Как ему помнилось, раз он смотрел в сторону таинственной границы с любопытством, но, сделав несколько шагов, остановился в полнейшем к этой затее равнодушии.

Вскоре трасса уперлась в сосновый бор. Лес укрыл марафонца от жарких лучей и одарил прохладой, но взамен подсунул ему мокрую и оттого скользкую после недавних дождей дорожку, к тому же местами заваленную прошлогодними шишками. Не раздумывая, Хэй подозвал спутника и большую часть лесного массива преодолел по воздуху.

На выходе из леса меж пограничными столбами появилась колючая проволока, и на бегу они стали напоминать обычные заборы. По другую сторону, примерно в ста метрах от трассы, начинались земли дикарей.

Мысль Хэя в то время вращалась вокруг предстоящего вечера с Элиной. Непроизвольно он начал сравнивать два своих недавних увлечения, находя в разных ипостасях преимущества то одной, то другой девушки. В целом душа его лежала больше к Элине.

Размышления мужчины были прерваны сигналом тревоги: транспортный робот увидел что-то вдали, отправил Хэю предупреждение об опасности, а сам, ускорившись, пошел по дуге влево. Сердце бегуна забилось в ожидании: очень ему хотелось увидеть дикарей своими глазами.

«Где же они?!» – рыща впереди глазами, прибавил прыти он.

Разглядев прямо по курсу крошечный человеческий силуэт, он запросил картинку с транспортника. Секундой позже, получив трансляцию с робота, Хэй увидел, что силуэт принадлежал дикарю: сгорбленный, в серых лохмотьях, тот неподвижно сидел на невысоком пригорке, прямо рядом с дорогой.

«Отлично!» – обрадовался Хэй.

Дрон радости своего подопечного не разделял и выплюнул в сторону дикаря маленькую ракету около десяти сантиметров длиной. Выпав из брюха робота, она быстро стабилизировала высоту, зажгла с носа прожигающее материю острие и устремилась к цели.

Хэй был метрах в двадцати от пригорка, когда снаряд настиг свою жертву и прожег ее со спины насквозь. Тело накренилось и рухнуло в сторону. Сигнал тревоги пропал.

Однако любопытство заратца еще не угасло. Мало того что он впервые стал свидетелем применения реактивного снаряда, мало, что увидел уничтожение дикаря – теперь он хотел посмотреть на того вблизи, хотел оценить, действительно ли эти существа ничем не отличаются от людей.

Хэй подошел к телу без страха, лишь с легким трепетом любопытства. В его понимании мертвец имел немало внешних сходств с заратцами: строение черепа, форма лица, тела – все говорило о том, что тот был человеком. Но человеком странным: с частично белыми волосами, глубокими морщинами, текущей изо рта кровью и в грязной рваной одежде.

Бегун присел около дикаря на корточки, присмотрелся и нашел, что грязь хозяйничала не только на одежде, но и по всему телу убитого. Особенно отвратительными ему показались грязнющие ногти чужака.

– Ко мне! – скомандовал вслух Хэй, намереваясь использовать вынужденную паузу для утоления жажды и голода.

Но стоило роботу подлететь, как мужчина услышал щелчок и ощутил резкую боль в голове.

– А-а-а! – сдавив обеими руками виски, завопил он.

За достаточно продолжительную спортивную жизнь Хэю случалось сталкиваться с болью, но никогда с такой сильной и продолжительной. Обычно за резким приступом следовало быстрое облегчение, после которого страдания либо сходили на нет, либо, при серьезном повреждении, переходили в вялотекущую ноющую фазу.

Не получив привычного облегчения, мозг марафонца наполнился страхом, почти паникой.

«Что со мной?! – кричало его сознание. – Что со мной будет?»

Хэй опустился на одно колено и лишь тогда заметил, что его транспортный робот валяется рядом с ним на земле, совершенно неподвижный. Ужас все еще продолжал усиливаться, когда со стороны границы послышались топот и крики.

– Заур, задержи его! – голосил хрипловатый мужской голос.

Заратец с трудом нашел в себе силы повернуть лицо в ту сторону. Пятеро всадников: один в авангарде и четверо позади – галопом неслись прямо к нему.

– Дикари, – фокусируя взгляд на противниках, зло произнес Хэй.

И тут боль и паника отступили, освободив место ярости, сила которой могла сравниться лишь с силой ужаса, который секундой ранее властвовал над ним.

– Вх-а-а-а-а-а! – сжимая изо всех сил кулаки, завопил Хэй.

Он впервые видел лощадей, а потому не смог быстро определиться, были они роботами или другого вида дикарями. В любом случае они были ему врагами.

– Только не зашиби его! – орал издали тот же голос.

Уже почти рядом с целью скакавший во главе всадник начал натягивать удила, уводя животное от столкновения вправо. Хэй среагировал моментально, запустив пушечный боковой прямо в морду лошади. Та, заржав, повалилась набок, выкинув наездника из седла.

Кобыла попыталась встать, но чемпион был уже рядом, наградив животное еще одним сокрушительным ударом. Лошадь, потеряв сознание, рухнула, а беспощадный заратец уже подбегал к упавшему, с трудом стоящему на ногах дикарю. Прыжок, хук слева, нокаут.

– Кх-а-а-а! – направляясь к остальным, все еще кипел от гнева Хэй.

Четверо меж тем достигли места сражения, неподалеку без суеты спешились.

– Бабай, займись им, – командовал уже знакомый заратцу голос. – Костя, страхуй.

– Капитан, я и сам справлюсь, – почесывая правый кулак, пробасил в ответ здоровенный мужик.

В отличие от Хэя, тот был лишен атлетического сложения: заметно превосходя заратца в росте, дикарь имел бочкообразное туловище и, очевидно, весил куда больше центнера.

– Ты что, не видел, как он Волынку? – с палкой в руке бежал за ним мелкий напарник.

– И за животинку тоже ответит, – ускорял шаг верзила.

– Пётр, ты сюда, – остался у седла командир.

– Иду, Рон.

– Помогай…

Здоровяк пошел прямо на Хэя, а мелкий, рванув вправо, стал забегать ему за спину. Чемпион видел эти маневры, но был не в силах подобрать нужный на них ответ.

«Уложить всех! Уничтожить! Уничтожить!» – звучало как мантра у него в голове.

– Ну, держи, дрючок, – приблизившись, Бабай замахнулся и запустил свой огромный кулак в сторону Хэя.

Удар тот по заратским меркам был очень заметным и очень медленным, и чемпион мгновенно выпустил навстречу свой кросс. Попал в челюсть, только не ровно в подбородок, а чуть вскользь, в результате чего бугай поплыл, попятился назад, но не рухнул. Хэй и сам чуть не утратил равновесие: драться в цирлевых кроссовках и на неровной почве было неловко.

– Паша, держись! – закричал позади Хэя второй и со всей силы огрел заратца дубинкой.

Деревяшка, не выдержав напряжения, ударила по спине и обломилась. Защитные ленты, что скрывалась под майкой заратца, не сработали.

Резкая боль вновь пронзила тело чемпиона, однако ярости и естественной мышечной защиты хватило, чтобы вновь проигнорировать ее. Хэй вмиг повернулся, сделал прыжок вперед, чтобы настичь обидчика, но тот, бросив пришедшее в негодность оружие, пустился бежать.

– Лядь, он монстр какой-то! – кричал дикарь.

– Эй, ты, дрючело! – окрикнул заратца неуверенно мнущийся на одном месте здоровяк. – Ко мне иди. Я еще здесь.

Хэй вновь развернулся, намереваясь сначала быстро разобраться с верзилой, а затем с остальными двумя, еще не вступившими в схватку. Эти двое топтались от здоровяка слева, держа в руках длинную веревочную сеть. Если б Хэй знал, для чего предназначены и как действуют сети, он мог бы принять меры предосторожности. Но он не знал и посему не увидел в двух дикарях со странной тряпкой особой угрозы.

– Кидай, – распорядился Рон, когда заратец оказался достаточно близко.

Хэй не успел среагировать и оказался накрыт толстой сеткой с головой. Он попытался сорвать ее, но шустрые дикари уже забегали ему за спину, закручивая смирительную ткань вокруг тела.

– Роняй, – продолжал руководить командир.

Дикари дернули верхний край сетки. Хэй, дабы сохранить равновесие, отвел ногу назад, но двое усилили давление и таки повалили его наземь. Оказавшись на траве, заратец крутнулся в сторону и тем лишь сильнее увяз в ячейках сети. Он попытался разорвать толстые нити, напряг могучие мышцы – тщетно.

– Бабай, успокой, – совсем буднично, словно дело уже сделано, отдал приказ Рон.

Хэй все еще барахтался, судорожно пытаясь освободиться. В безуспешной борьбе с веревками ярость его быстро угасла, а страх и отчаяние, ощутив пустоту, наоборот набросились на него с новой силой. Сердце заратца, казалось, вот-вот выскочит наружу.

Здоровяк, к тому моменту уже оправившись от нокдауна, взгромоздился на скованную в движениях жертву и, словно кувалду, опустил тяжелый кулак на лицо Хэя.

– Это тебе за Волынку.

4. Пленник

Очнулся Хэй спустя три часа.

Вокруг оранжевые из кирпича стены с небрежной кладкой, исчерканные черной краской. По правой стене – узкие под потолком окна. Свет из них видимыми глазу лучиками освещал висящую в воздухе пыль. Большая навозная муха, жужжа, курсировала по всей комнате, временами залетая и в закуток с пленником. Воняло чесноком, потом, табаком и пылью. Сырой пылью.

Руки и ноги Хэя скованы кандалами. Четыре мощных крюка на двух противоположных стенах надежно фиксировали толстые, но недлинные цепи. Пленник посажен на широкий из стены выступ, спиной прислонен к стенке, неровности которой больно впивались в и без того израненную плоть.

Во рту ощущался вкус крови, горло пересохло. Ныла не только спина. Побаливали сбитые кулачные костяшки, подрагивала чуть опухшая слева скула. Урчал, требуя пищи, желудок.

Первые секунды Хэй был не в силах себя осознать: память о недавних событиях напрочь отшибло, а унылый интерьер не напомнил ему ничего из виденного. Пробуждение проходило постепенно.

«Есть хочется, – думал он. – И пить тоже… очень хочется. Спина болит, сильно болит, – он покряхтел и чуть повернул туловище, чтоб не касаться ушибленным местом кирпичной кладки. – Воняет чем-то. Сильно воняет».

Наконец он ощутил и холод на своих запястьях.

«Что это?» – пленник приподнял правую руку, на предплечье которой холодел железный зажим кандалов.

Хэй потянулся левой, чтоб снять его, но она, будучи облаченной в такой же браслет, достать до того не смогла. Мужчина разозлился, потянул сильнее – безуспешно. Мимолетный сигнал отчаяния вмиг напомнил ему о вчерашнем:

«Марафон, дикарь на дороге, драка… поражение».

Заратца внезапно накрыло унижением. Он уступил: сначала новенькой на турнире, а затем в полях – слабым никчемным дикарям. Горечь достигла состояния тошноты, и Хэй чуть не срыгнул в сторону. Сплюнул, вытер засохшие губы.

«Ленты! – молнией пронеслось у него в голове. – Почему не защитили мне спину?»

Восстановив в памяти печальные для него события, мужчина огляделся по сторонам: обстановка незнакомая, причудливая мебель и стены. Очень грязно и душно. С улицы доносится какой-то шум, похожий на шелест деревьев под ветром.

В голове Хэя не было ни единой мысли, ни единого решения, как ему действовать. Он понимал лишь то, что ему надо вернуться домой. Вот только с железными путами по рукам и ногам сделать это было нереально.

От этой неопределенности внутри него вновь начала закипать злоба. Прерывисто дыша, узник встал на ноги, натянул железную цепь.

– Р-р-р-а-а-а! – выплеснул он накопившийся гнев и с силой дернул рукой в сторону.

Зажим впился в предплечье, причинив ему сильную боль. Страдание, как нередко бывает, погасило ярость, выдавив на его щеки соленые капли.

«Слезы?!» – искренне удивился Хэй.

Ему казалось, дотоле он никогда не плакал от боли, только от сильной радости.

В темноте слева заскрипел диван, мелькнул незнакомый силуэт. Вставший с кровати хмыкнул, прочистил горло, откашлялся. Подошел к заратцу, убедился, что тот в сознании, и направился на выход.

Судя по одеждам, это был тоже дикарь, но не из тех, что встретились Хэю ранее. Новый.

Спустя несколько томительных минут, по истечению которых ощущение бессилия и паника заглушили все прочие, дверь снова отворилась. Этого дикаря Хэй уже знал: худой, с большим носом и тяжелым, исподлобья, взглядом – прочие нападавшие называли его Роном.

Тот вошел неспешно, зацепил на ходу спинку стула и, так что деревяные ножки оного противно заскребли по полу, потащил его за собой. Он остановился примерно в метре от пленника. Вынул из кармана брюк портсигар, достал сигарету, постучал ею о тыльную сторону ладони.

Когда загорелась спичка, глаза Хэя округлились: он ранее не видел настоящего огня, а единственное, что было на него похожим, – это сопло миниатюрной ракеты, которую выпустил в тот день его робот-спутник. Как завороженный наблюдал он за превращением деревянной палочки в уголек.

Рон молча закурил и выпустил сизую струю в направлении пленника. Тот закашлялся.

Затянувшись вновь, дикарь откинулся на спинку стула, балансируя на двух его задних ножках. Хэй отметил, что лоб мужчины густо изрезан морщинами, на правой щеке шрам, зубы неровные и желтые, одежда мятая.

При появлении чужака паника ушла на второй план, а едкий дым, выпущенный Хэю в лицо, вновь нагнал раздражения. Челюсти его сжались, руки собрались в кулаки и натянули цепи.

– Имя… есть? – после долгой паузы молвил дикарь и выпустил в пленника еще одну дымную струю.

Гнев вновь овладел Хэем, и он, позабыв, о цепях, сделал полшага вперед, готовый выбросить кулак в направлении обидчика. Цепь натянулась, не позволив чемпиону начать удар, который бы наверняка травмировал ему руку. В неконтролируемом раздражении он зарычал.

– Звереныш, – скривил губы Рон.

Хэй и сам не узнавал себя. Злоба, раздражительность, обостренные чувства.

«Что со мной?! – восклицал про себя он. – Что они сделали со мной?!»

Дикарь поднялся, почти вплотную подошел к пленнику. Затянувшись, он надолго задержал дым во рту, как будто о чем-то задумавшись. Взгляды мужчин сцепились, и тогда, чуть подождав еще, Рон выпустил дым наружу.

Хэй кашлянул и на шаг отступил.

– Говорить-то вообще… – начал было дикарь, но дверь распахнулась и громко о стену хлопнула.

– Капитан, там это… – замялся прибывший.

– Что «это»? – не оборачиваясь, сурово прохрипел Рон.

– Ну, это… – совсем оробел второй. – Голова прибыл… И Годенко – тож с ним.

– Иду.

Мужчина бросил окурок на пол и аккуратно растоптал ботинком.

– Да они как бы… тут уже.

– Лядь… – стиснул зубы Рон и только тогда повернулся к посланцу.

По скрипучей деревянной лестнице в полуподвальное помещение уже спускались двое, громко меж собой что-то обсуждая и весело посмеиваясь. Вскоре они показались в комнате: один в пиджаке, с огромным, растягивающим ткань сорочки животом, второй – плотный, невысокий, седой, со старческими пигментными пятнами и обвисшей на шее кожей.

Вид обоих показался Хэю настолько ненормальным, что он с отвращением сморщился и отвел глаза.

– Ну, здравствуй, Иваныч, – во все зубы улыбался толстяк, протягивая правую ладонь, а левую отводя для объятий. – Поймал, грят, птичку?

– Здравствуй, Сергеич, – начал серьезно капитан дикарей, – даже двух, – но закончил с улыбкой.

– А-ха-ха-ха-а-а! – расхохотался Сергеич, дружески похлопывая капитана по спине. – Ну, показывай, показывай! Не томи уже!

– Голова, – отняв ладонь, Рон чуть склонил подбородок перед лощеным стариком, зашедшим за толстым вслед.

– Здравствуй, Рон! – жилистой, но властной рукой тот пожал его ладонь. – Сработал, значит, брукобой ваш?

– Ум-ф, – не раскрывая рта, кивнул капитан. – Изумительно сработал, – сиял он.

–Ха-ха! – засиял и старик. – Рон, я уж и забыл тебя улыбающегося.

Дикарь враз стал серьезным, словно позволил себе лишнего, а глава, взяв того под локоть, побрел к незнакомцу.

– Хм-м… – щурясь, глазел старик на Хэя. – Крепкий лючок нам попался.

– Это что у него на животе такое?! – скорчил гримасу Годенко, тыча пальцем в фактурные мышцы пресса. – А, Иваныч?

Он раскрыл инкрустированный цветным стеклом портсигар, молча протянул голове, а затем капитану. Рон вытащил сигаретку, но вместо того, чтобы тут же закурить, заложил себе за ухо.

– Благодарю, – буркнул он.

– Что говорит? – старик кивнул на пленника, а тот, пораженный его увядающей старостью, вновь отвернулся.

– Пока ничего.

– Иваныч, это ж разве можно?! – прикуривая, изумился Сергеич. – У тебя же все говорят! Рано или поздно, но говорят. Так ведь?

– Так.

– У-тю-тю, – словно играя с ребенком, толстый дикарь выставил два пухлых пальца козой и направил на молчаливого невольника.

Хэй насилу сдержался от того, чтобы не цапнуть обидчика за пальцы. Если б они не воняли табаком, он бы, вероятно, так и сделал. Заратец кипел изнутри, мозг подсовывал ему образы эффективных ударов, сокрушающих мелькающих перед ним врагов, кулаки инстинктивно сжимались.

Годенко, видимо, найдя это издевательство недостаточным, попытался щелкнуть узника по носу. Хэй и сам не понял, как челюсти его дернулись вперед и, чуть зацепив палец дикаря, громко клацнули.

– Вот, лядь, псина какая дикая! – не на шутку испугался тот. – Сейчас я тебе, – начал закатывать он рукав.

– Нет, не сейчас, – уверенной рукой Рон перекрыл ему путь к жертве и ею же увлек обиженного в дальний угол. – Сюда посмотри.

Толстяк продолжал пыхтеть ровно до тех пор, пока не увидел трофейного робота.

– Фа-а! Какая штучка диковинная! – натужно наклонился он над устройством. – Жница?

– Нет, мушка, – холодно отвечал капитан. – Жница крупнее.

– Внутрь лазил?

– Колька полезет. Может жахнуть.

– Может, – авторитетно согласился глава.

Тот разговор Хэй практически не понимал, да он его почти и не слушал. Его раздражало все: ситуация, дикари, их разговоры, выдыхаемый ими едкий дым, оковы на руках, его собственное поведение. Даже само раздражение – и то раздражало.

Заратец ухватил цепи руками. Дернул влево, затем вправо. Потом, добавив к рывку вес туловища, снова влево. Ему показалось, что стены, в которых торчали крюки, начали разрушаться, и он удвоил усилия.

Среагировав на лязг, трое вернули свое внимание к пленнику.

– Смотри-ка, кирпич аж крошится! – утробно рычал Годенко. – Не боишься?

– Нет, – капитан презрительно глянул на узника и легонько постучал по набедренной кобуре.

– Быстрее устанет – быстрее заговорит, – деловито заключил глава, отворачиваясь. – Молодец, Рон! – с силой, которую нельзя было ждать от старика, он хлопнул того по обоим плечам. – Большой успех и большая надежда! Не зря я тебя выбрал!

– Надо в производство пускать, – не улыбнулся похвале капитан.

– Одобряю. Пускай, – кивнул голова.

– Сколько людей и ресурсов, скажу позже, – задумался вдруг Рон. – Как этого допрошу.

– Ресурсы, Рон, теперь, я думаю, не проблема, – довольно ухмыльнулся старик. – Эта твоя мушка все меняет. Слышь, Мишка, теперь конкуренты у тебя появятся!

– Да это ж и прекрасно, Павел Алексеевич! – довольно заржал толстяк. – Не одному мне тележку теперь тянуть!

– Иваныч, собирать у тебя надо, – серьезно продолжал капитан. – И людей в основном твоих, они в электричестве смыслят.

– Ну вот, конкуренты, называется! – картинно возмущался Годенко. – У Быстрова тоже смыслят, да и поленовские сумеют.

– Быстрова нельзя, – сердито отрезал голова.

– Павел Алексеевич, да полно тебе на него дуться! – аккуратно приобнял толстяк старика. – Ну сглупил человек разок, ну с кем не бывает? Все мы, бывает…

– Рон! Рон!.. Рон! – кричал кто-то с лестницы. – Рон!..

В комнату вбежал лет тридцати мужчина: гладко выбритый, в зауженных книзу штанах и серой навыпуск рубахе. Из всех дикарей лишь он показался Хэю относительно нормальным. Он был бы совсем нормальным, если б не его хлипкое телосложение и девчачий по заратским меркам рост.

– Рон! – с сияющими от слез глазами тот бросился к суровому капитану с объятьями. – Получилось, Рон! У нас получилось!

Глядя на них, Хэй положил, что все-таки поторопился с выводами.

– Да, Коля, получилось, – кратко улыбнулся дикарь, дважды хлопнул вбежавшего по спине и аккуратно от себя отстранил.

– Каков нахаленок, а! Или не видишь, что тут твой начальник стоит?

– Михал Сергеевич, виноват! – спешно и не слишком искренне начал кланяться тот. – Голова, Павел Алексеевич, виноват!

– Ха! – ничуть не рассердился боевой старик. – Хорош паясничать! Вон, погляди!

– О-о-о-о! – руки Николая затряслись, и он рухнул перед роботом на колени. – Родименький мой! Ненаглядненький! – тремор в его руках усиливался.

– Не здесь, – строго осек его капитан.

– Да, – поддержал его Годенко, – а то ведь и жахнуть может.

– Может, – протянул Николай, поглаживая корпус робота. – Но не станет ведь, да? Такой красавец!

– Его бы изучить нам, – украдкой шепнул Рон голове.

– Сегодня покажем его, и пусть забирает, – глядя на завороженного инженера, улыбался старик. – Слышь, Колька? Сегодня забрать его сможешь.

– Правда?! – вскочив, воскликнул тот. – Павел Алексеевич, вы не шутите?!

– Два дня тебе поиграться, – не разделял его эйфории капитан. – Дел невпроворот.

– Ум-ф, – согласно мыкнул Николай. – Рон, а как я его забрать смогу? Где, когда, как?!

– Вечером у меня заберешь, – вмешался голова. – Часикам к девяти будь.

– Принял, Павел Алексеевич! – светился инженер. – Рон, ну я пошел тогда?.. А то ж вы сами сказали, невпроворот их.

– Стой! – окрикнул его капитан. – С этого дня ходишь с охраной. Особенно с этим.

– С охраной?! – выпучил глаза Николай. – Я?

– Идем, распоряжусь.

Вскоре ушли все четверо. К тому моменту Хэй уже осознал бесполезность усилий по выдергиванию цепей: конструкция была слишком крепкой. На время он успокоился и попытался вслушаться в разговор дикарей, из которого понял лишь то, что те были очень рады заполучить дрон, пусть и деактивированный.

«Дикари, – заключил про себя Хэй. – Какой толк с отключенного робота?»

Мужчина пребывал в одиночестве недолго. Не прошло и минуты, как в комнате появился Заур: уже знакомый заратцу дикарь, которого он отправил в нокаут вслед за его гнедой. В руках бородатого брюнета, ростом недотягивающего даже до Мальвы, был небольшой, наполненный тлеющими углями мангал.

– Время отдать должок, дрючок, – приговаривал он, устраивая жаровню у стены.

Хэй сморщился, совсем не представляя, что и зачем тот собирается отдать. Он с интересом наблюдал, как дикарь надевает рукавицу, как достает из принесенной «коробки» железный прут, как завораживающе сияет его красно-оранжевый кончик.

«У дикарей столько интересных вещей!» – не ощущая угрозы, подумал заратец.

Заур поднес раскаленный конец к телу жертвы и сам, казалось, поразился совершенному спокойствию со стороны пленника.

– Сказочный тупица, – подивился дикарь и прижал раскаленный кончик к правому боку.

Хэй завопил: никакая боль из ранее им испытанных не шла в сравнение с этой. От крика его, казалось, зазвенели в комнате стекла. Заратец отпрянул, отступил, ошарашенный, и сам мучитель.

– Дрючок, ты чего? Я ж только начал, – быстро пришел в себя Заур и двинулся с раскаленным прутом на пленника.

Теперь Хэй уже хорошо представлял, чем грозит ему новое соприкосновение с «интересной вещью». Лицо его исказилось от ужаса, невольно потекли слезы. Словно беспомощный зверь, он забился как можно дальше в свой закуток.

Бородач медленно приближал свое оружие к телу пленника, словно упиваясь страхом, что поглотил Хэя.

– Заур, лядь! – неожиданно прогремел знакомый голос.

– Капитан… – от неожиданности дикарь обронил железяку, чуть не угодив ею по ступне Хэя.

– Вон! – зло процедил командир.

– Капитан, я… – совершенно потерял задор истязатель.

– Вон! – заорал на него Рон, и тот, опустив глаза, поспешил удалиться.

Хотя чуть ранее Хэй мечтал сокрушить дикарского командира, в ту минуту он был ему бескрайне благодарен. Непослушные слезы все еще лились по щекам, тело тряслось в судороге, зубы постукивали. Бок нестерпимо жгло.

Рон неспешно поднял железный прут, отошел к стене и погрузил обратно в жаровню. Вернувшись, он занял свое прежнее место на стуле.

– Имя у тебя есть? – без толики сочувствия медленно вопросил он.

Пленник с готовностью закивал.

– Хэй, – дрожащим голосом произнес он.

– Так больно? – словно удивленный реакции заратца, поморщился капитан.

– Д-да… – жмурясь от дикой боли, выдавил Хэй.

– Понятно, – Рон встал. – Сейчас я тебя подлечу и ты мне все расскажешь. Договорились?

Невольник не возражал, хотя и не до конца представлял, что значит «подлечу».

– Совместим тогда.

Капитан отошел к дальней стенке, поворошил в шкафу, звякнуло стекло. Вернулся с наполненным до середины стаканом.

– Пей, – поднес он сосуд к губам пленника. – Это ослабит боль.

Хэй с готовностью выпил все содержимое, однако облегчения не почувствовал.

– Горькая, – понемногу успокаивался он.

– Кому как, – принюхался к стакану дикарь. – По мне так просто мерзкая. Так вот, – продолжал он, вновь уходя к шкафчику, – город, в котором ты жил… Как называется?

– Город? – все еще дрожал Хэй. – Про город не знаю, я жил в Зарате.

– Ясно, – мужчина вернулся с бинтами, тряпкой и еще одной склянкой. – Сейчас потерпи, не дергайся. Гипохлорит, – поболтал он бутылкой.

Рон сложил тряпку вчетверо, обильно полил ее из бутылки и приложил прямо на ожог. Хэй вздрогнул, ощутив сначала облегчение от касания холодной жидкости, а затем раздражение – уже от касания плоти тряпкой. Заратец настроил себя, что это как последнее силовое повторение, которое всегда дается через боль и терпение.

– Подержи тут, – отпустил тряпку Рон и взялся за бинты. – Скажи мне, Хэй, – он стал обматывать повязку вокруг торса пленника, – сколько вас там вообще, в Зарате?

5. Без угля

Произошло это за семь дней до пленения Хэя.

В южном округе Слободы патруль милиции задержал хулигана. Молодой человек в богатых одеждах избивал на улице девушку. Избивал в кровь, прямо на глазах ошалевших прохожих. Сначала задержанного конвоировали в южное отделение, а уже оттуда – в центральное, к капитану слобожанской милиции.

Дело по всем признакам было пустяшное, и окружной начальник мог вынести приговор сам. Но он побоялся, поосторожничал.

– Кого убил? – скосился на задержанного и его конвоиров капитан, когда те заявились в его душный прокуренный кабинет.

– Да никого! – задергался связанный по рукам юноша. – Шлюху проучил только.

– Молчи, – нахмурил брови начальник и потянулся за сигаретой.

– Молчать?! – криком возмутился задержанный. – Я молчать не стану!

– Бабай, успокой, – кивнул капитан здоровенному сподручному, караулящему у двери.

– Эй, эй!.. – закудахтал молодой человек, да было уже поздно.

Огромный охранник всадил свой могучий кулак в живот преступника, и тот, напрочь утеряв задор и дыхание, опустился на колени.

– Докладывай, – взор капитана остановился на старшем конвойном.

– Родион Иванович… – немало растерялся тот, – девку избил в Кулагинском… Шлюху. Повязали, в отделение привели… А Рузанкин к вам приказал.

– А сам что? – смотрел на того исподлобья начальник.

– Так ведь это… из Песковых он, – перейдя на шепот, поведал конвоир. – Младшенький.

– Лядь, и что с того?! – вскипел Родион Иванович.

Прибывшие, не понаслышке зная о суровом нраве капитана, непроизвольно попятились. Родион Брагин уже семь лет руководил слобожанской милицией и имел репутацию жесткого, порой до лютости строгого, но честного и справедливого начальника.

– Обратно везти, что ль? – нашел капельку смелости второй патрульный.

– Нет, – погасил свой гнев начальник. – Свидетелей сколько?

– Человек пять.

– А побои?

– Не тяжелые и не легкие. Средненькие.

– На два дня в темницу, сто гривен девке и двадцать штрафа. Оль, зафиксируй, – не глядя в сторону молчаливой секретарши, приказал капитан. – А Рузанкину скажите, что если он ссыкло… Нет, передайте, чтоб завтра к полудню тут был. Сам скажу.

Мужчина уже махнул рукой, дабы посетители убирались, как молодой человек снова подал голос.

– Родион Иванович, – застонал, поднимаясь, он, – вы с отцом обсудили бы. Чтоб без темницы… Всегда ведь уговориться можно.

– Вот же дрючело, – нервно выдохнул капитан. – Еще тридцать штрафа за попытку подкупа. Оля!

– Уже пишу, Родион Иванович, – отозвалась кроткая, некрасивая лицом блондинка.

– Все, валите уже. И Пескову сообщите.

– Сука ты дрючная! – обозлившись, оскалился Песков-младший. – За сестренку свою не боишься? Нет?! А зря! – зло рассмеялся юноша, когда Бабай уже повел того к двери.

Здоровяк среагировал незамедлительно, с силой вмазав голову паренька о полотно двери.

– Ты что, оступился? – нагнулся он к упавшему и, приподняв того, с силой приземлил его лицо на деревянный пол. – Осторожнее, дурачок! Поранишься же.

– С Устиновым посади, – с трудом сдерживая ярость, кинул им вслед капитан.

Не было ничего столь для него раздражающего, как угрозы в сторону младшей, по большому счету совершенно беззащитной сестры. Подчиненные, что давно с Родионом работали, хорошо о том знали, потому Бабай и не побоялся приложить юношу.

Преступника увели, а в кабинет проскользнул лысоватый, в грязном пиджаке мужчина – один из следователей, работавших под началом капитана. Обосновавшись у начальничьего стола, он битый час излагал результаты своего расследования, однако Брагин, задав по ходу доклада несколько уточняющих вопросов, остался недовольным.

– Марат, ты тупица, – затушив очередную сигарету, заключил капитан.

– Э-э… Тупица? – чесал крючковатый нос подчиненный. – Нет, совсем нет.

– Это был не вопрос.

Родион Иванович встал и, сунув руки в карманы, пошел по кабинету кругом.

– Доказательств нормальных не собрал… а парней троих обвинил, жизнь им готов загубить… И у меня почти час отнял. Для чего, лядь?! – процедил он в конце.

– Так ведь все указывает… – не закончил следователь, как над столом начальника загорелся красный фонарь.

Свечение фонаря означало, что слобожанский голова срочно желает капитана милиции к себе.

– Завтра к утру, Марат, – недовольно выдохнул Родион, подходя к вешалке с пиджаком. – Или у тебя появятся доказательства, или пойдешь тюремщиком. Все, вали.

Через пять минут он уже сидел в милицейской бричке. Он мог бы взять и автомобиль: их было в отделении два и так получилось бы чуть быстрее, но капитан не любил трескотню мотора и вонь от выхлопов. К тому же кони, в отличие от машин, не ломались.

«Неужели из-за Пескова?» – раздраженно гадал Брагин.

Пару раз на его памяти подобные казусы, когда голова выгораживал какого-нибудь отпрыска из богатой семьи, случались. Капитан был оттого не в восторге, но принимал такие решения легко: окончательный вердикт по любому делу, если оно обжаловано обвиняемым, оставался за головой.

«Каждый день то же самое, – на минуту забыв о делах, задумался он. – Несчетное число сумасшедших дней вроде этого. Зачем бы оно мне надо? – уже не в первый раз задавал себе этот вопрос Родион. – И если не это, то что взамен? Куда приложиться мне? – тоже не в первый раз не найдя ответа, он грустно вздохнул. – Нет, просто надо выспаться».

Голову он нашел в его усадьбе, в светлом, с любовью обставленном кабинете. Несмотря на еще ранний вечерний час, Павел Алексеевич Буров был уже хорошо выпивши. Преклонных лет мужчина скромно сидел на роскошном диване: в руках – бокал, на столике рядом – пустая бутылка.

Голова выпивал редко и никогда не вызывал в таком состоянии по служебным вопросам.

– Здравствуй, Рон! – дружелюбно улыбнулся старик. – Присаживайся, – неопределенно махнул он рукой, позволяя гостю выбрать любое место по вкусу.

Тот взял простой стул, наподобие того, что стоял у него в кабинете, поставил чуть сбоку от дивана. Сложив в замок пальцы, капитан в ожидании уставился на главу. Тот молчал.

Несколько минут Павел Алексеевич в задумчивости крутил в руках бокал, почесывал блестящие на пиджаке пуговицы, пока наконец не решился.

– Уголь – все, – тяжело молвил он и только тогда приземлил опустевший бокал на стол.

Не было секретом, что запасы старой шахты, дававшей слобожанам тепло и энергию многие десятки лет, почти полностью выработаны. Заменить ее должна была новая шахта, запущенная менее года назад, ресурса которой, по оценкам, могло хватить лет на сто, а то и на двести. Пикантности ситуации придавал тот факт, что угольным предприятием в Слободе владела семья Буровых.

– Совсем? – остался невозмутим капитан.

Голова усмехнулся.

– Нет, не совсем. Месяца на три еще хватит.

Гость молчал, и Павлу Алексеевичу пришлось продолжить.

– Столько было надежд на «Звездную», а оказалось… Пустышка, – цокнул языком он и поднял глаза на капитана. – Закончили на днях доразведку – слезы.

– Сменять его за зерно тоже нельзя?

– Рон, мальчик мой, – беззлобно усмехнулся глава, – да всех наших полей не хватит, чтоб столько угля наменять. Зерна экспортного – его же и так ни на что не хватает.

– Чем грозит? – выдержав паузу, спросил капитан.

– Чем? – Павел Алексеевич иронически улыбнулся, покачал седой головой. – Это конец, Рон. Конец нашей Слободы!

Брагин поморщился.

– Электростанция, литейный, водопровод, лесопилка!.. – начал бегло перечислять голова. – Большая часть фабрик, мастерских – все схлопнется! – горячился старик. –Только это все ерунда в сравнении с зимой. Чем мы топить будем? За пару годков лес вырубим и все, конец!

Лесной покров Слободы в силу географических особенностей и структуры сельского хозяйства был весьма скромным.

– Будем убивать друг друга за корку хлеба! – чуть не пустив слезу, закончил Буров.

Капитан еще никогда не видел его столь расстроенным. Трагедия семьи тесно переплелась с трагедией всего поселения, заставив старое, закаленное годами сердце страдать.

Старик потянул бокал к губам, но, ничего в нем не обнаружив, в чувствах вернул на стол.

– Думай, Рон. Думай, как нам этого всего избежать.

– Я? – округлил глаза мужчина, в представлении которого задача была явно не для капитана милиции, у которого дел и так было по горло.

– Ум-ф, – не открыв рта, подтвердил голова. – Я неделю думал, да все бестолку, – с досадой махнул он рукой. – Теперь давай ты.

– Павел Алексеевич, – пеняя на опьянение старика, учтиво начал Брагин, – я капитан милиции… Когда, да и как?..

– Точно же, – не дослушал его голова, – я ведь тебе не сказал еще, – он хитро улыбнулся, глаза его заблестели. – Я выбрал тебя преемником. Чего ты удивился-то? – повеселел глава. – Хочешь сказать, не по фамилии тебе?

– И это тоже, – совсем стал серьезным гость, никак не ожидавший такого поворота.

– Сила Буровых была в угле, – подмигнул голова, – а теперь нет ее, этой силушки. Заканчивается, все!

– А связь с Духом?

– А, – отмахнулся Павел Алексеевич, – Дух может любого одобрить, ему до фамилии нет дела.

– Ясно, – едва заметно скривил губы Рон. Официальная версия сношений Буровых с Духом была иной.

– Сейчас, пока все не уляжется… да, может, и после того, как уляжется, сила будет в милиции. Она у тебя не совсем твоя… общественная она, слобожанская. Но милиция тебя любит, они за тобой пойдут. Все по разуму, Рон, ты не думай, что я шучу над тобой.

Брагин тяжело вздохнул. С одной стороны, в хлопотах головы и хлопотах капитана милиции было мало разницы: и те и другие были бесконечными, не оставляющими ничего для тебя личного. С другой же стороны, Родион никогда не стремился к власти и вовсе ее не жаждал, посему известие то ничуть не принесло ему радости.

– Понятно, – сухо ответил он. – Как с милицией быть?

– Сделаем так…

По замыслу головы, формально Родион должен был остаться капитаном, текущие дела передать своему заместителю, а сам – всецело сосредоточится на поставленной задаче. Это, как полагал Павел Алексеевич, позволит тому сохранить свое влияние на милицию и при необходимости, в которой он не сомневался, воспользоваться ее возможностями.

– Вот, – Буров достал с полки записку и сунул ее капитану. – Сходи для начала к Лычному, он все тебе лучше меня расскажет.

– Что расскажет? – Рон покрутил бумажку в руках.

– О том, как все обернуться может. Он большая умница… свой он. Обязательно поговори с ним, – старик протянул руку, показывая гостю, что тому пора. – А завтра в обед приходи. Расскажешь, что ты надумал.

Семен Лычный уже много лет был советником головы, имел репутацию очень умного, важного и очень занятого человека. Помимо основной работы он увлекался историей, писательством и архивами. Родиону уже приходилось иметь с ним дело, он тоже признавал его ум, но за снобизм и чванливость сильно недолюбливал.

Он отыскал Лычного ближе к восьми вечера, в одном из слобожанских кабаков, известных высокими ценами и добротной водкой. Тот ужинал в одиночестве, за одним из дальних, скрытых полутьмой столиков: маленькая, с пожелтевшими страницами книжка под канделябром, недопитая рюмка, едва тронутое блюдо с закуской.

– Здравствуй, Семен Романович, – бухнулся напротив капитан.

Советник так был увлечен чтением, что заметил его лишь в последний момент. Он поднял на незваного гостя взгляд, поправил очки.

– Мы с вами уговаривались о встрече разве? – сощурился мужчина, выглядящий на все свои шестьдесят. – М-м, Родион… Родион Иванович. Али провинился я чем? Али закон нарушил?

– Али вот, – решил перейти сразу к делу Рон и бросил на стол записку.

– Что это? – брезгливо отодвинул от себя бумагу Семен Романович.

– Признание в любви, – съязвил капитан.

– Не надо. – Лычный отодвинул письмо еще дальше, будто совсем не понял сарказма. – Я человек семейный, мне лишней компрометации не надо.

– Лядь, да прочти уже! – отвернулся в сторону Рон. – Голова передал.

– Эта ваша уличная грубость… – фыркнул в ответ советник, аккуратно разворачивая листок. – Совсем вас не красит, Родион Иванович, уж поверьте мне.

– Как и ваша изысканность, – парировал капитан. – Семен Романович, давай уже по-простому, без всех этих любезностей и обхаживаний.

Лычный прочел короткую записку дважды, аккуратно сложил и вернул ее Брагину. Затем снял очки, вытер вспотевшие веки и уставился прямо на собеседника.

– Ради вас… Прости. Для тебя, Родион Иванович, я постараюсь! – иронично приободрился он. – Так что? Чем мои знания могут тебе помочь?

– Что будет без угля?

– М-м, – скрыл улыбку ученый, – готовите план стабилизации?

Рон многозначительно промолчал.

– Давно пора, давно, Родион Иванович, – советник вынул из-за воротника салфетку, бережно положил рядом с приборами. – Что такое уголь? – вопросил он и, не дождавшись ответа, продолжил: – Уголь – это энергия. Чем больше энергии, тем больше мы можем произвести продукции: еды, одежды, кирпича, водки… Всего.

Ученый вновь сделал паузу, ожидая реакции благодарного слушателя. Тот опять промолчал и, достав портсигар, вынул последнюю сигарету.

– По моим оценкам, Родион Иванович… Кстати, это ужасно вредно, – указал он на сигарету.

– Ум-ф, – промычал в ответ Рон.

– По моим оценкам, – неодобрительно покачал головой советник, – уголь позволил увеличить нам выпуск примерно в два-три раза. Точнее никто не скажет, уж поверьте… Уж поверь мне, Родион Иванович.

Рон кивнул, все еще не решаясь зажечь свой последний запас.

– Соответственно, если его не будет, то и выпуск наш упадет в два-три раза, – развел ладони Лычный. – Мы все станем в разы беднее. Всего-то! – хохотнул он и залпом осушил недопитую стопку. – Присоединишься?

– Нет. Ужасно вредная штука.

Семен Романович прыснул от смеха, в этот раз совсем искренне, так что сам чуть не устыдился этой своей естественности.

– Твоя правда, Родион Иванович, жутко вредная!

– Его нечем заменить? – улыбнулся и капитан. – Уголь этот?

– Конечно, можно. Теоретически.

Советник поманил пробегавшего мимо официанта и указал тому на пустую стопку.

– Была бы у нас нефть, газ… были бы ядерные технологии и уран… А так – только дрова, старые как мир дрова. Нет, вру, еще есть лошади, наши мышцы, в конце концов. Все это, по сути, – преобразованная энергия солнца, которую мы потребили через еду. Или вот этот спирт, – покачал он рюмкой, – тоже сделан из зерна. Тоже топливо. Но уж очень дорогое. Потому только дрова, Родион Иванович.

– Которых уже мало?

– В точку! – оживился советник. – Мы их и так рубим нещадно: кушать готовим, дома из них строим, бумагу вот эту производим, мебель, – постучал он по столу.

– Значит, леса. Зелиховы и Бурьянцевы, – задумался Рон.

– Леса, Родион Иванович, – подтвердил ученый. – Я с коллегами делал не так давно расчет: только для обогрева у нас должно быть лесов в пять раз больше. Ну, – усмехнулся он, – или нас впятеро меньше. Такие вот выводы. Нет, мы можем засадить часть пашен деревьями, но ты же понимаешь, сколько лет они будут расти.

– Понятно, – кашлянул Рон. – Какие еще угрозы?

– Какие еще? – откинулся на спинку Лычный. – Мы сами, Родион Иванович.

Капитан скривился.

– Понимаешь ли, это иной уровень жития – гораздо, гораздо более бедный и тяжелый.

Завидев приближающегося официанта, ученый потер ладони в ожидании горячего.

– Как если бы ты был всем обеспечен и вдруг стал нищим, – продолжил Семен Романович, дождавшись ухода юноши. – Трагедия? Еще какая! А здесь так будет для всех.

– Уверен, большие фамилии не обеднеют.

– Весьма проницательно, – хитро улыбнулся советник, заправляя салфетку. – И это еще одна трагедия: чтобы им сохранить свои капиталы, с народа придется драть в разы больше. Дай мне пять минуток, пока не остыло.

Лычный занялся едой, полагая совершенно неприемлемым говорить и жевать одновременно. Капитан не возражал: очень многое предстояло ему переварить и обдумать. Сев к собеседнику боком, он таки закурил.

– Все привыкнут со временем, – уже затушив сигарету, заключил Рон. – К бедности.

– Ум-ф, – как раз закончив с горячим, согласился Семен Романович. – Но сколько за это время душ будет загублено.

– Душ?

– Тысячи, десятки тысяч людей останутся без заработка, – продолжал ученый, устраиваясь на стуле удобнее. – Как думаешь, чем они все займутся? Думаешь, огороды начнут пахать? На поля батраками попросятся? Нет. Так мало кто сделает. А будет вот что: они собьются в шайки, будут отнимать и грабить. Отнимать, грабить и убивать. Те, кто будет беднеть медленнее, станут целью для тех, кто потеряет быстрее. Понимаешь меня?

– Ум-ф.

– И богачи наши займутся этим еще вперед мужика! – поднял указательный палец Лычный. – Особливо те, чьи производства закроются. Годенко, Малевич… У головы, кстати, тоже непростой выбор будет.

– Согласен.

– Мы будем всеми силами биться за блага прошлого, и никакая милиция с этим не справится. И потому, Родион Иванович, за лес я боюсь больше всего. Повырубят или еще чего хуже – спалят.

– Назло?

– Будут грызть за него глотки, как за девчонку смазливую. А кому не достанется, ты же и сам знаешь, тот девочку-то и погубить может. Чирк спичкой – и не достанется никому, – весело закончил ученый. – Возможно, со временем все утрясется, когда нас меньше станет… Но смута будет великая, уж это точно!

– Скверно, Семен Романович, – капитан по привычке достал портсигар и, обнаружив его пустым, спрятал обратно в карман.

– Скверно, Родион Иванович, – согласно кивнул советник, – и тем не менее в теории управляемо. Нет-нет, ты не хмурься, это ужасно сложно, но взять ситуацию под контроль все-таки возможно. Послушай, как вижу это я…

6. Дух

Разговор с Лычным затянулся почти до ночи. Рон внимательно его выслушал, задал много вопросов, однако сам ничего определенного в ответ не сказал. Заглянув после в отделение и убедившись, что ничего чрезвычайного в его отсутствие не случилось, капитан отбыл домой.

Вошел аккуратно, стараясь не издавать лишнего шума, зажег спичку, а уж затем и свечу. На столе, на его привычном месте – накрытая разделочной доской миска, на стуле – чистая одежда на завтра.

«Эх, Васька, – подумал он, – что б я без тебя делал?»

Каша совсем остыла, почти потеряв свой вкус. Благодаря накопленному голоду мужчина почти не обратил на это внимания, быстро проглотив оставленный ему ужин, и даже не заметил спрятавшейся за миской краюшки хлеба. Мысли о будущем Слободы, будущем крайне непростом, никак не выходили из его головы.

Найдя долгожданную сигаретку, Брагин вышел на улицу. Сел на крылечке и, не обращая внимания на чистое звездное небо, с удовольствием закурил.

– Славная дрянь, – прошептал он себе под нос.

Он все еще курил, когда дверь за его спиной скрипнула. Во двор вышла девушка: невысокая, с изящной худобой, закутанная в старую мужскую рубашку. Широко зевая, она без слов села рядом.

– Не спится? – не оборачиваясь, прохрипел Родион.

– Дымом завоняло, – без капельки злости ответила она.

– Извини, Васька, не подумал, – он тут же затушил сигарету о крыльцо.

– Ум-ф, – удовлетворенно кивнула девушка. – А ты чего поздно так? Опять убили кого?

– Голова… Задачку подкинул новую.

– Павел Алексеевич нашел, на ком ездить можно, – возмутилась Василина. – Все ты да ты.

– Если б не Буров, я бы давно зажмурился, – сухо возразил Рон.

– Да, я помню.

В молодые годы, когда Брагин сбежал из дома и твердо решил жить своим умом, его приютила улица: ворье, бандиты, скупщики краденого и прочие жулики. Благодаря смекалке и быстрым ногам юноша там быстро освоился, а чуть позже перетащил на «темную сторону» и лучшего друга. Жизнь Родиона тогда была пьяной, веселой и безрассудной. Он всем был доволен, пока в очередной ходке не угодил в засаду.

Друг его был застрелен, а Рон оказался в тюрьме с перспективой провести остаток жизни на одной из закрытых мануфактур для преступников.

Брагину повезло, что мать его – некогда красавица, каких поискать, – в молодые годы имела с Павлом Алексеевичем добрые отношения, как многие поговаривали, довольно пикантные. Буров уже был к тому времени в статусе головы и в силу сентиментальности или иных обстоятельств паренька пожалел: внес за него повинную плату и взял на черновую работу в милицию – с уговором, что юноша будет возвращать свой долг из жалованья.

– А что за задачка? – оживилась девушка.

– Секретное дрючево.

– Родя, ну пожалуйста! Ну хоть намекни! – загорелась она.

– У тебя, Васька, язык без костей, – улыбнулся ей капитан. – Тебе такое нельзя знать.

– Вот уж! – надула губки Василина. – А кстати, вечером приходил мужчинка такой фашный, от Песковых. Тебя искал. Зачем это?

– Барыги, – презрительно фыркнул мужчина. – Младшего сегодня забрали. Вот и засуетились.

– Правда?! Костика?

– Костика? – поморщился Родион.

– Ну мы с ним танцевали как-то, – мечтательно закатила глаза Василина. – Миленький.

– Гнида он, – вмиг стал суровым капитан. – Угрожал мне здоровьем твоим сегодня.

– А-а-а? Правда?

– Ум-ф.

– Бе-е, дерьмушка, – брезгливо скривилась сестра. – Фу! Вот зачем ты сказал мне?

– Если б не сказал, он бы лучше стал?

– Нет, Родя, но мне бы спалось легче. Фу! – никак не могла смириться девушка.

– Ищи не фашного, а порядочного, – бесстрастно заключил Брагин. – Иначе хлебнешь с ним горя.

– Не понимаешь ты девичьего сердца, братец, – усмехнулась она, поднимаясь.

– Точно.

Рон был женат дважды, оба раза неудачно.

Первая супруга, еще из бандитского прошлого, бросила его спустя полгода совместного жития. Такая же отвязная и беспечная, как он сам, она влюбилась в другого хулигана, не отличавшегося ни умом, ни силой, ни красотой. Впоследствии у нее родился от Рона мальчик, какое-то время они поддерживали связь, которая оборвалась после устройства Брагина в милицию.

Второй его брак состоялся заметно позже, когда ему было уже под тридцать. Женщина была из простых, работящая. У них тоже родился сын, по несчастью – уродцем. Супруга вскоре спилась, а ребенок умер, не дожив и до года. Брагин тогда поддержать ее не сумел: по недостатку опыта, из-за адской работы и собственной растерянности.

С тех пор серьезных отношений с женщинами Рон избегал, довольствуясь краткими свиданиями со старой знакомой, имевшей далеко не безупречную репутацию.

– Спокойной ночи! – Василина поцеловала его в макушку.

– И тебе.

Ночь, однако, выдалась совсем не спокойной. Тревожные мысли о будущем Слободы, о том, как в нем будет житься Василине и ее детям, никак не отпускали капитана. Они проникали в материю сна, неожиданно переплетались с иными фантазиями, вновь и вновь возвращая Рона к предельно важному и ответственному выбору. Как следствие, в отделение он прибыл еще более хмурым, чем обычно.

Франт от Песковых, по всей видимости, их жалобщик, уже ожидал его: весь сияющий, в отглаженной рубахе, на столь же чистом и ухоженном фамильном автомобиле.

– Родион Иванович! – соскочил мужчина с сиденья.

– Что? – не стал останавливаться Брагин.

– Поговорить надо, насчет Константина Андреевича, – франт подбежал ближе.

– Не о чем, я приговор вынес, – скосился Рон на выглаженную сорочку, не понимая, как можно тратить столько времени и сил на такую безделицу.

– Возможно, вы не учли всех деталей, Родион Иванович, – хитро заулыбался жалобщик.

– Не нравится – иди к голове, – зло зыркнул на него капитан.

– Упрямство вас погубит, Родион Иванович, – остановившись, съехидничал посланник.

За годы работы в милиции Рон уже привык к завуалированным угрозам, суть которых, как правило, была не столько в запугивании, сколько в провокации.

– Губят высокомерие и глупость, – все же слегка завелся он. – Так Андрей Сергеичу и передай.

Поднявшись на второй этаж, он отправил Ольгу к своему заместителю в помощь, а сам заперся и никого до полудня не принимал. Дюжина листов была исчеркана, несметное число сигарет было выкурено, сотни шагов намотаны от стены к стене. И тем не менее Брагин полученным результатом остался недоволен.

– Был у меня жалобщик от Песковых, – по прибытии капитана объявил ему голова.

– Ясно.

– Говорит, побои ему нанесли.

– Ум-ф, – кивнул Брагин. – Проучили маленько, за неуважение к милиции.

– А что? Без этого никак?! – изображал удивление Павел Алексеевич, как будто подобный разговор был у них в первый раз.

– Тварь он. Такие без насилия не понимают.

– Нехорошо, Рон, – все еще беспокоился о случившемся глава. – Нехорошо вышло.

– Будет нехорошо, если за деньги станет можно закон презирать, – буркнул в ответ капитан, раздражаясь тревоге старика о такой мелочи.

– И то верно, – хмыкнул Павел Алексеевич, наконец усаживаясь на диван. – Я ж ведь сам тебя этому учил. Ладно, оставим Пескова. Скажи мне лучше, придумал ли ты что-нибудь?

– Есть три варианта, – тяжело вздохнул Брагин.

– Три? – повеселел хозяин. – Три – это уже хорошо, Рон. Слушаю тебя внимательно.

– Первый – это то, за что Лычный ратует, – сдержанно начал капитан. – Управлять упадком.

План управляемой деградации сводился к тому, чтобы в разы нарастить численность слобожанской милиции, ключевую в новых реалиях собственность (леса, поля и лошадей) выкупить в пользу города, а после, когда будет достигнуто новое равновесие, – снова приватизировать.

– Выплатить им расписками в гривнах, – продолжал излагать Родион. – Лычный уверяет, что вскоре те обесценятся и возвращать надо будет намного меньше.

– Ум-ф. Слышал про этот план, – понимающе кивал Павел Алексеевич.

Потребление древесины и угля, который удастся сменять на пшеницу, по замыслу Лычного, необходимо было жестко нормировать: чтобы лесные угодья не сокращались, а люди при этом смогли бы топить печи хотя бы в морозы.

– Будут беспорядки. Большие фамилии взбунтуются, – прогнозировал Брагин. – Придется жестко действовать. Крови прольется немало.

Последнее, в циничном представлении Семена Романовича, могло быть даже кстати, поскольку уменьшало число едоков, что в сценарии управляемой деградации все равно было необходимо.

– Да, – опустил голова взгляд, – об этом я, к сожалению, знаю. А что у тебя за второй вариант?

В ходе своих собственных размышлений и последующих бесед с Лычным голова видел этот сценарий ужасным, но, по сути, единственно возможным. Альтернативы сводились лишь к тому, насколько большими будут общие потери и как они будут распределены во времени.

– Захватить земли у соседей.

– Что?! – пришел в изумление старик.

– Уголь, железо, нефть – неизвестно, что у них есть, – как ни в чем не бывало продолжал Рон. – Леса и поля есть точно. И дров тогда точно на всех хватит.

В случае успеха это снимало и конфликт с местной элитой: собственность их отбирать было не нужно, а проигравшие от исчерпания угля получали шанс разжиться на новых землях.

– Это безумие, Рон! – всплеснул руками старик. – Совершенное безумие!

Голова с Лычным упустили данный вариант неспроста: разница в уровне военных возможностей между Слободой и соседями была колоссальной.

– Триста лет назад фадры закинули нас сюда, и мы еще и близко не подошли к их достижениям! – продолжал возмущаться Павел Алексеевич. – А людрюки наоборот – получили технологии фадров и развивались дальше. Как, Рон?! Как нам победить их бруков?! А жниц?

Соседи слобожан совсем не отличались добродушием, и каждому в поселении это было известно: посыльные, отчаянные торговцы, искатели приключений – все, кто оставался на чужой земле достаточно долго, были уничтожены патрульными роботами.

В один год среди слобожан собралась группа отъявленных чудаков, человек в сто, и с плакатами «Простите наших отцов! Мы ни в чем не виновны!» маршем пошла за кордон. Они смогли пройти вглубь пару километров, были встречены дозорным роботом и под огнем его орудий побежали обратно. Добили бегущих демонстрантов уже дроны, так что никто из отчаянных слобожан достичь спасительной границы не смог.

– Успешность атаки зависит от того, как много врага, – холодно отвечал Рон, – сколько мы о нем сможем узнать… и какое оружие против него найдем.

– Оружие против бруков? – прищурился на один глаз старик.

– Ум-ф, – кивнул капитан. – Учтите, Павел Алексеевич… Они не видят в нас противника и нападения не ждут.

По разумению Рона, если бы соседи готовились к схватке, у Слободы бы действительно не было шанса. Но за три сотни лет абсолютного слобожанского бессилия их соседи-людрюки должны были расслабиться, а их машины-защитники – обязательно иметь уязвимости. Так полагал капитан.

– Вот, голова, – он взял со стола карандаш, бумагу и начертил шестиугольник, – это наша Слобода. Шесть поселений вокруг. Вероятно, с такими же границами, как у нас.

– Ну, пусть так.

– Судя по граничным территориям, на них никто не живет. И так со всех шести сторон, – Брагин нарисовал шесть линий на некотором удалении от границы.

– Допустим. И что это значит?

– Это значит, Павел Алексеевич, что людрюков может быть мало. – Рон положил карандаш. – Очень мало. Если так, преимущество в числе может решить исход.

– Числом их не одолеть, – мрачно возразил голова. – Нас перебьют еще на подходе.

– Нападем неожиданно, – не сдавался капитан. – Ночью или с туманом. Если знать, где хранятся машины, то ударим туда и сожжем их. Остальные рано или поздно потеряют энергию, тогда их добьем.

– Хм-м… – засомневался Павел Алексеевич, встал, начал нервически вытаптывать пол. – И если так, то как ты видишь, что делать?

– Сначала собрать толковых инженеров, создать оружие… Чтоб получше этого, – похлопал Рон по пистолю, который, как было известно, против роботов был бесполезен. – Чем лучше будет оружие, тем выше шансы. Дальше захватим люка, узнаем, что там, где и сколько. Потом соберем людей, лошадей, быги…

– А если провалишься?

На несколько секунд Родион замолчал. Голова продолжал сверлить его испытывающим взглядом.

– Тогда оставшимся станет проще выжить, – мрачно ответил Брагин.

– Возможно, Рон, – с некоторым разочарованием выдохнул старик. – Если бы не лошади и крепкие мужики, которых вы там изведете.

Родион спорить на стал: по тому, как глава перешел с «мы» на «вы», он уже понял, что план сей не слишком-то его вдохновил.

– Ну а третье? – после долгой паузы вопросил Буров.

– Просить у Духа ядерную технологию, – сухо ответил капитан.

Павел Алексеевич рассмеялся. Да так сильно и безустанно, что посетитель, от смущения давно отвыкший, немало растерялся.

– Разве смешно? – усомнился Родион. – Это его город, его люди…

– Рон, мой мальчик, – все еще продолжал хихикать старик, – Духу всегда было глубоко плевать на наш комфорт и на то, сколько нас вообще.

– Разве он не защитник Слободы?

– Конечно, защитник, – наконец успокоился Павел Алексеевич. – Обрати внимание: на нас никто не нападает. Ни одна жница за все эти годы не залетела к нам!

– Хм-м… – зачесал подбородок Брагин, не в силах понять мотивацию Духа.

– Идем, убедишься сам, – подмигнул ему Буров. – Самое время тебе с ним встретиться.

Рон мало чего в своей жизни боялся, и тем не менее в преддверии встречи с Духом его таки пробила мелкая дрожь. Трехсотлетнее, а то и постарше существо, умом превосходящее самих фадров.

«Что сказать ему? О чем лучше спросить?» – озадачился было капитан, но вскоре пришел в себя, ведь на самом деле он хорошо знал, чего хочет от Духа.

Двое спустились во двор. Рон уже знал, куда им идти: Башня Духа из серого нерушимого камня величественно возвышалась над небольшим леском около особняка Буровых. Вход сторожил личный охранник головы, что, в общем-то, было излишним: тяжелая решетчатая дверь не имела ни ручек, ни замков, а отпиралась как по волшебству сама, стоило только Павлу Алексеевичу протянуть к ней руку.

– Идем, – кивнул в темноту хозяин.

По узкой круговой лестнице, освещаемой неведомыми слобожанам светильниками, они поднялись на самый верх.

– Посмотри, Рон, – задыхался по пути голова, – этим стенам три сотни лет, а они как новенькие!

– Ум-ф, – мыкнул тот, вынужденный держать медленный темп.

Зашли в небольшую круглую комнату, диаметром метра в три. Стены серые, как снаружи, окон нет, те же чудные лампы. Справа от входа – каменная фигура сидящей женщины, как будто уставшей, согнувшей спину и положившей на поднятое колено руку. Статуя восседала в широкой юбке, тогда как полная ее грудь осталась обнаженной. Рон оторвал любопытствующий взгляд от бюста и поднял его выше – на строгое, но правильное чертами лицо.

Павел Алексеевич обернулся и опасливо приложил указательный палец к губам. Капитан кивнул.

Они сели у стены напротив: голова – на толстую тканевую подстилку, уже давно тут обосновавшуюся, гость – прямо на холодный, но чистый пол.

– Здравствуй, Афина, – глядя на изваяние, с почтением произнес старик.

– Здравствуй, Павел, – последовал от камня ответ. Приветствие Духа прозвучало четко, звонко, как будто он был здесь рядом. – Зачем ты привел спутника?

– Это мой преемник, Родион Брагин, – слегка виновато отозвался голова.

– Сядь ко мне ближе, Рон, – повелела Афина, заставив гостя в очередной раз вздрогнуть. – Да, вот сюда.

Капитан сел рядом со статуей, так что рука ее чуть не коснулась его волос.

– Хорошо, Рон, – спустя пять долгих секунд отозвался Дух. – После смерти или отречения Павла ты можешь говорить со мной от лица гексы.

Чувствуя себя неуютно на такой дистанции, Брагин отполз обратно.

– У нас есть еще вопрос, – улыбнулся ему Павел Алексеевич.

– Говорите.

Глава тут же кивнул преемнику, дескать, давай, дерзай.

– У нас уголь кончается, – несмело начал тот. – Без энергии у нас нет будущего. Без нее мы будем жить хуже и меньше. Возможно, что вообще вымрем.

Мужчина, как ему казалось, изложил самую суть проблемы, однако Афина сохранила молчание.

– Ты можешь дать нам уран? – в итоге спросил Рон о том, что, в представлении Лычного, могло запросто решить их проблемы.

– Нет, – холодно ответил Дух.

Рон хмыкнул.

– А подсказать, что делать?

– Нет.

Павел Алексеевич удовлетворенно развел руками: как он и предупреждал, Афину не трогали их проблемы.

– Тебе неважно, что будет с твоими людьми? – не желал сдаваться Брагин.

– Мне важно, что они живы.

Округлив глаза, Буров посмотрел сначала на неподвижную статую, потом на своего спутника. Ответ Духа стал для него неожиданным.

– И не важно, сколько их? – ничуть не заметил его реакции Рон.

– Нет.

– Понятно. Тогда скажи, в соседних городах… тоже есть Духи?

– У каждой гексы есть Дух, – спокойно ответила Афина.

– Если мы захватим чужую… гексу. Что сделает ее Дух?

Для Брагина было крайне важно узнать, будет ли чужой Дух им врагом и станет ли он сотрудничать с возможными победителями.

– Он вас уничтожит.

Рону показалось, что в последнем ответе Афины проскользнули какие-то нотки грусти, даже сожаления. Капитан невольно задумался.

– До встречи, мужчины, – вновь заговорил Дух. – Мне нездоровится.

Как только они вышли из комнаты, голова стал крайне возбужденным. По его словам, ранее Афина всегда была предельно деловой и никогда не объясняла ему своих решений. Последнее же «мне нездоровится» вообще повергло старика в шок.

– Разве Дух не бессмертен?! – осторожно спускаясь, растерянно роптал он. – Разве может ему нездоровиться?

Брагин же был озабочен иным: оказалось, что чужой Дух будет враждебен к вторженцам, а понимания, на что тот способен и можно ли как-то его устранить, у него не было.

«Реально ли это – уничтожить Духа?» – спрашивал он себя и не находил ни одной возможности ответить на это вразумительно.

Тем не менее Павел Алексеевич не отмел вариант захвата и вечером собрал у себя всех главных неудачников будущей деградации: Годенко, Малевича, Галькевича и Быстрова. Опытный глава понимал, что в одиночку он при любом варианте не справится, ему нужна была поддержка и ресурсы других семей.

Когда Буров объявил им, что уголь заканчивается, богачи, до этого самодовольно веселые и важные, помрачнели. Просторная гостиная быстро наполнилась табачным дымом. Толстосумы молча тянули свои сигареты, переваривали сказанное.

– А как же «Звездная»? – усомнился Малевич – владелец металлургического завода.

– Пустышка, – отмахнулся глава.

– Вот же дрючная срань! – во все легкие выругался Годенко. – Это ж, лядь!.. Это ж!.. – не сумел подобрать он подходящих слов.

– Тише, Мишка, тише, – по-отечески похлопал его по плечу глава. – Все действительно худо и может стать еще хуже…

Во многом опираясь на выводы своего советника, Павел Алексеевич расписал присутствующим, какой упадок, бардак и голод могут настать в скором времени в Слободе.

– Мы с Брагиным обдумали два варианта, – чуть позже подкинул он приунывшим гостям надежду.

Первый вариант им не понравился: про вероятную девальвацию векселей вслух говорить было нельзя, а экспроприация лично им ничего не давала. Они в любом случае становились намного более бедными и тешиться оставалось лишь тем, что более удачливые фамилии не смогут на этом сильно нажиться.

– Тогда и наши активы выкупать надо! – возмущался, раскрасневшись лицом, Быстров. – И по справедливой цене!

– Адам, справедливая цена твоей фабрики – это цена лома, – возвращал ему глава, и споры разгорались с новой силой.

Второй вариант почтенные мужчины сочли более обнадеживающим, но уж очень рискованным. Никто в Слободе не любил соседей, однако их подавляющее техническое превосходство не позволяло отнестись к такой возможности серьезно.

Богачи спорили почти до ночи, так и не придя в итоге к согласию. Как бы тому ни противился Павел Алексеевич, ему пришлось отпустить уже ошалевших от никотина и ругани гостей по домам. Каждый из них клятвенно обещал, что все здесь сказанное останется в тайне, а завтра в три по полудню они вновь соберутся здесь.

– Проболтаются, – мрачно заключил капитан, когда поместье покинул последний гость.

– Несомненно, Рон, – согласился с ним голова.

7. Волнения

Утром Брагин вернулся к текущим делам. Следователи жаловались на заместителя и его твердолобость, заместитель костерил следователей и, опасаясь ответственности, тянул с приговорами. Все шло как обычно, как было прежде и к чему привык капитан, пока в кабинет не влетел Заур.

– Рон, чрезвычайка на Востоке! – с тревогой объявил тот. – Подмоги просят.

Подобные появления у начальника для работников отделения были немыслимы и, если случались, заканчивались для них плачевно. Однако Заур – старый товарищ Брагина, с которым они сблизились еще в ранние годы милицейской карьеры, – был в этом плане исключением.

– Что там?

– Драка массовая на литейном. Телеграммой прислали.

Изначально для милиции планировалось организовать телефонную связь, о которой слобожанские инженеры знали, но которой нигде в городе еще не было. Проект был объявлен громкий, бюджет выделен весомый, но на деле все выходило неладно. Когда хваленые инженеры не смогли воссоздать микрофоны, всю их команду уволили, а милиция вместо телефона получила примитивный телеграф, передающий сообщения на морзянке.

Рон взял с собой десять человек: семерых из дежурного отряда, Бабая и еще двоих из патрульных – чтоб набирались опыта. На двух автомобилях они домчали до литейного завода минут за пятнадцать. На подъезде их встретил юноша с милицейским шевроном.

– Докладывай! – спрыгивая с машины, крикнул ему Брагин.

– Малевич мертв, – дрожал голос юноши, – управление з-захватили, наши там… окружили их.

– Лядь, да кто ж так докладывает?! – ругнулся на подчиненного Рон, однако пытать паренька не стал.

Только во дворе, найдя командира из восточного отделения, они начали понимать случившееся. Как оказалось, с самого утра Малевич уволил три четверти своих рабочих: не только металлургов, но и инженеров, механиков, администраторов. Рабочий люд такого не ожидал, потребовал объяснений и положенных по закону выплат. Не дождавшись ни того, ни другого, толпа двинула к заводоуправлению. Началась потасовка с охраной, стрельба. Управление в итоге было взято штурмом, а загнанный толпой Малевич – сброшен с крыши. С прибытием милиции бунтовщики, числом около сотни, заперлись во дворе заводоуправления и приготовились к круговой обороне.

– Охрану они перебили заводскую… Пистоли есть, у охранников отобрали. У нас двое ранены, – закончил доклад командир.

– Ясно, – хмурил брови Брагин.

Хотя ношение огнестрельного оружия дозволялось законом только милиции, голова подходил к этому положению гибко, закрывая глаза на наличие оного у личной охраны особо важных и обеспеченных персон.

– Заур, Бабай, Костя, берите вторые пистоли и со мной. Остальные – прикрывайте, – распорядился Рон. – Побегут – стреляйте.

Он пошел к окруженным бунтовщикам первым, трое его бойцов – чуть позади.

– Стоять! Дальше нельзя! – приметили их посаженные на заборы дозорные.

– Брагин, капитан милиции! – прокричал им в ответ Рон. – Говорить пришел.

Те замешкались, начали переговариваться со скрытыми за кирпичной стеной сообщниками.

– Заходи! Один! – скомандовал с забора мужик.

– Нет, – мотнул головой капитан. – Ворота открывайте. Мы тут, – он ткнул пальцем под ноги, что было примерно метрах в семи от прохода, – вы там.

Снова переговоры, опять перешептывания.

– Не хотим так, – важно надул губы дозорный.

– Вы, лядь, тупые, что ли?! – старался быть громким Брагин. – Хотите, чтоб вас выкурили и перебили всех, в рючку? Где, лядь, логика?!

– Подожди, – забыл вдруг про важность работяга.

Через минуту ворота отворились, открыв взгляду Рона шеренгу крепких вооруженных мужиков – в основном с дубьем и железками, несколько с трофейными пистолями. За их спинами шумела основная толпа, готовая в случае штурма прийти переговорщикам на подмогу.

– Кто главный у вас? – закурил Брагин.

– У нас все главные! – гаркнул один из работяг слева.

– Оттого и бардак у вас, – мельком оглядел Рон толпу. – Так что? Каков план?

Судя по молчанию, стройного плана у мужиков не было.

– Просто тут сдохнуть, что ли?! – не дождавшись ответа, прорычал на них Родион.

– Пусть эти дрючелы обратно нас принимают, – отозвался долговязый мужик с пистолем. – Или выходные выплачивают. Нам ведь чужого не надо, свое пусть вернут!

– Да! Да! Верно, Леший! – поддержала его толпа.

– Пока вы Малевича с охраной не зажмурили, так бы и можно было сделать. – Родион затянулся. – Нужно. А сейчас… – помотал он головой.

– Толстяк сам спрыгнул, – с ухмылкой заявил долговязый. – Испугался – и туда… Что ж мы его, держать должны были?

– А охрана его, наверное, со страху застрелилась. Так? – стал еще строже капитан.

– Не так, лядь! – оказался не из пугливых Леший. – Сами они стрелять начали. Никто б не убил их, если бы не палили в нас… Зуб за зуб, Брагин!

– А я за своих раненых тоже вам должен руки-ноги поломать? А?! – рявкнул Рон. – Нет? Тогда так делаем…

Предложение капитана сводилось к тому, что всех бунтовщиков задержат, допросят и тогда выяснят, кто и в чьей смерти виновен, кто защищался, а кто безоружным черепа ломал. Обязательств с завода это не снимало, но с учетом смерти владельца на быстрые решения рассчитывать теперь не стоило.

– Нет уж, капитан, – рассмеялся Леший, – ты здесь дураков не найдешь! Или будет по-нашему, или насмерть драться пойдем. Нам терять нечего!

– Да! Нечего! – поддержали его товарищи, уже куда менее дружно.

– Все же вы туподрюки. – Рон бросил наземь окурок, небрежно его растоптал. – Сколько у вас выстрелов осталось? Четыре?! Меньше?! Вот перебьем мы вас тут, а что дальше – думали? О женах – думали?! О родителях?! На них же повинная плата ляжет! – искренне разозлился Брагин. – Лядь, вы мужики или кто?!

– Мы свое слово сказали, – перестав улыбаться, все еще упорствовал Леший.

– В рючку, Леха, – вышел из строя мужик в рваной рубахе. – Я же дурак: про своих-то и не подумал, – он бросил под ноги лом и, заложив руки за спину, направился к Рону и его отряду.

– Генка, лядь, стой! – пытался переиграть партию Леший, но время уже было упущено.

Один за другим недавние бунтовщики стали бросать оружие. Мало кто был готов сознательно погубить семью ради гордыни. Леший пытался их остановить, запугивал, уговаривал, но как бы он ни старался, вскоре на стороне повстанцев осталось не более десятка, по всей видимости, наиболее провинившихся в ходе штурма персон.

– Давай и ты, – кивнул главарю Рон. – Умереть никогда не поздно.

Леший, нервно крутя головой по сторонам, очевидно, колебался.

– Да поцелуй мой рюк! – вскидывая оружие, крикнул он.

Схватились за пистоли и соратники Брагина, к тому моменту уже ожидавшие подобной выходки. Грянули выстрелы, еще и еще; пороховой дым на секунды застлал им глаза.

Не привычные к огнестрельному оружию мужики ожидаемо в этой схватке проиграли. Леший первым выстрелом промахнулся, а остальные, у кого были пистоли, даже не успели взвести курки. Четверо бунтарей рухнули мертвыми или ранеными, двое присели, чтоб не попасть под пули, а прочие решили спастись бегством.

– Все, – откашлялся Родион, – остальные, кто жив, туда! Афанасьев! – крикнул он засадному отряду. – Принимай оставшихся и вези всех в центральное! Трое еще в здании, их тоже возьмите.

– Принял! – отозвался командир «восточных».

Примерно через час, внимательно изучив место преступления и сосчитав убитых, Рон со своим отрядом тоже отбыл в отделение.

«Так торопился сэкономить… До чего ж они жадный люд!» – трясясь на сиденье машины, дивился капитан.

Чутье, однако, подсказывало ему, что приступ жадности в тот день накроет не только Малевича.

Они еще были на полпути к отделению, как на глаза им попались двое бегущих мужчин. Рон сразу напрягся: взрослые мужики резвиться просто так не любили, а делали это либо при драке, либо, что хуже, при воровстве.

– Тормози, – скомандовал капитан Бабаю.

Присмотревшись, однако, он нашел в них мало опасного: чистые, бегут, но не убегают, догнать друг друга не стремятся.

За поворотом подозрительных личностей стало больше: бабы, старушки, мужики и даже малышня – все куда-то спешили. Брагин остановил машину, вылез, дождался, пока грузная бабуля не поравняется с ним.

– Мать, куда мчишь так? – пошел он с ней вровень.

– На рынок, куда ж еще? – обливалась потом она. – Раскупят же!.. – так и не закончила старушка, оставив капитана позади.

Зарулили на рынок. Тьма народа, шум, гам – от чинного рыночного спокойствия с его непрестанной, но тихой шебутней не осталось и следа.

– Очередь соблюдайте! Не лезьте, лядь, без очереди! – зычно орал торговец справа. – По три штуки в руки!

Часть лавок уже пустовала, покупателей было в разы больше, чем продавцов. Люди суетились, бегали от одной лавки к другой, перекрикивались.

– Дорогу! Милиция! – стали пробиваться они к ближайшей лавке. – Дорогу!

Поначалу недовольные, покупатели, глядя на габариты Бабая и шевроны с красным щитом, в итоге расступились.

– Отчего давка? – грозно спросил Рон барыгу.

– А мне почем знать? – ошалело отвечал тот. – Всем срочно свечи понадобились!

– Да если б только свечи! – улыбалась стражам порядка его помощница. – Валька вон уже все спички продала! За новыми рванула. А народ-то, народ! Сразу за ней! Ну, чтобы первыми быть! – смеялась во все зубы она.

– Так ведь закончатся! – обиделся на ее смех дедок. – Вокруг-то смотрела, чтоб хохотать? Всё гребут!

– С чего началось? – продолжал пытать Родион хозяина.

– Да быстровские поутру набежали, – отвечала за того веселушка. – По нескольку раз бегали! Потом песковские, а теперь уже все подряд.

– И почем нынче свечи? – остался серьезным Брагин.

– По три гривны, – отвел взгляд барыга. – Но вам со скидкой отдам… по две.

– Это что?.. В десять раз дороже? – попытался припомнить масштаб цен Рон.

– Так берут же! – пришла на выручку помощница. – Если по старой цене продавать, все бы быстровские загребли.

– Ясно.

Хаос быстро распространялся по городу, что подтвердилось по возвращении в отделение: патрули одного за другим тащили воришек, тюрьма быстро заполнялась, пострадавшие толкались около входа, чтобы подать заявление. От головы уже ждал посыльный: босоногий мальчишка, видимо, из прислуги, быстро капитана признавший.

– Лядь, – проворчал Рон, от поездки слегка утомившийся. – Рано, братцы, – обернулся он к своему отряду, – теперь еще к голове едем. Перезарядимся и помчали.

– А-а! – состроил гримасу Заур. – Давай только на лошадях, а? Задрючила меня эта быга, оглохнем с ней скоро!

– Ум-ф, – подтвердил Бабай.

– Хорошо, хорошо, – согласился Брагин. – Пять минут готовность.

Он уже вполне понимал, что происходит в городе. Часть будущих неудачников, которые вчера еще спорили у главы, вместо раздумий решили действовать: быстро вычислили, что в новых, пост-угольных условиях будет ценно, и все свои сбережения, коих, надо полагать, было немало, выкинули на рынок. Действовали грубо, неприкрыто, очевидно, понимая, что и другие поступят так же.

У невысокого дощатого забора, окружавшего буровское поместье, уже собрались люди: всего несколько десятков, куда меньше, чем ожидал капитан. Слобожане сбились кучками, каждая из которых ругалась, галдела, кудахтала.

Рон неспешно повел среди них своего жеребца, завидел недалече повозку со знакомым лицом и тронул уже к нему.

– Здравствуй, Илья Амирович, – приветствовал он крупного землевладельца, на вчерашнем сборе по понятным причинам отсутствовавшего.

– Здоров, Родион, – молвил в ответ помещик, сильно на вид озабоченный.

– Отчего не внутри?

– Не приглашали, – мрачно выдавил Илья Амирович – старый годами, но телом еще могучий. – Но любопытно… что Пашка скажет, – зловеще закончил он.

– Люди за цены пришли?

– Ну а то! Лавки-то опустели, цены в разы подняли! – вспыхнул помещик.

– Считаешь, голова в ответе?

– Кто ж еще? Или мы с тобой деньги печатаем?

– Ясно, – не стал спорить Брагин, мало что смысля в денежном обращении. – Тут сидеть будешь? Или со мной?

– Нет, Родион, – вновь насупился Илья Амирович, – тут посижу.

Главу Рон нашел крайне взволнованным. Старик сетовал на толстосумов и их ненадежное слово, на глупых слобожан, доставших свои заначки и ринувшихся скупать все подряд, на себя, за то что не предусмотрел такой ход событий заранее.

– Вот я же ничего не греб! – сокрушался Павел Алексеевич. – Ведь мог, все прежде всех знал, а не греб же! И Мишка не стал!..

Годенко уже сидел у окна, молча курил, разглядывая собирающуюся внизу толпу.

– А эти!.. – в сердцах махнул голова рукой.

– Про Малевича знаете?

– Нет, говори.

– Убили его…

Рассказ Рона разъярил голову пуще прежнего, заставив разбить о стену узорный стакан.

– Каков план? – слыша, что за окном становится шумно, спросил капитан.

– Надо идти к людям, успокаивать, – тяжело вздохнул Павел Алексеевич. – Успокаивать и пугать.

В сопровождении Рона и его людей он вышел к толпе через десять минут, предварительно надев чистый, но неброский сюртук и приняв для «бодрости духа» стопочку водки. Число ожидающих с момента прибытия Брагина и его отряда заметно выросло: недовольные или науськанные работодателями люди шли за ответом к тому, кто волей отцов и с одобрения самого Духа был поставлен над ними главным.

– Слобожане! – уверенно начал Буров, когда собравшиеся заняли места вокруг. – Первое! Знаю, почему вы здесь. Сам недоволен и сам в связи с этим зол. Второе! Знаю, кто здесь виноват.

Павел Алексеевич сделал паузу, а простой люд затих в ожидании имен.

– Фамилии известны, – вновь томительная пауза. – Быстров, Галькевич, Песков.

Слушатели зашумели – с недовольством и одобрением одновременно.

– Особенно первые двое, – старался казаться грозным старик. – Вчера я позвал их для совета… Они же нарушили слово и посеяли панику. Не помогли мне, а наоборот, навредили. И третье. Из-за чего это все? В чем причина?..

Глава замешкался, а люди в толпе сочли это предложением высказаться.

– Торгаши охамели!

– Вредительство!

– Денег с избытком!

Павел Алексеевич прочистил горло, дабы быть после услышанным, и продолжил:

– Нет, все не то! Дело совсем в другом, слобожане… Уголь заканчивается. Полгода, возможно, год, если экономить начнем, и все.

Старик замолчал, притихла и его публика. Тишина повисла мертвецкая.

– Если не будет угля – нечем будет топить. Не станет и электричества, – решительно нагнетал Буров. – Если не станет электричества – не будет и воды. Ни горячей, ни холодной. И много еще чего не будет, если… Если!

– Если что? – раздался издали властный голос.

– Если мы будем бездействовать, Илья, – отыскал того взглядом голова. – Как я уже говорил, вчера я собрал почтенных мужей для совета. Оказалось, что зря собирал. Потому я решил так! – резко повысил голос он. – Мы подготовимся и захватим новые земли у людрюков!

Толпа охнула.

– У нас уже есть понимание, как одолеть ненавистных нам бруков! – продолжал заводить публику голова. – Осталось воплотить задумки в жизнь, все проверить и как следует по ним жахнуть!

От удивления Рон чуть не выдал начальника. Тот же, преобразившись, как заведенный начал рассказывать о заманчивых перспективах, о том, что помимо милиции для захвата понадобятся добровольцы и что каждый из них помимо поденной платы получит по гектару захваченной земли. Особо отличившимся было обещано по тысяче гривен.

– Цены успокоятся, – заверил в конце Буров, а Рон уже не понимал, искренне это или очередная сладкая ложь. – Так было уже не раз, и наши фамильные архивы все это хорошо помнят. Мой вам совет таков: не поддавайтесь панике, не покупайте товар, который вчера стоил намного меньше. Не потакайте торгашам! – грозно вскинул кулак он.