«Моя семья». Домашнее сочинение Нниби
Моя семья состоит из трёх че… состоит из троих: папа, мама и я. Я даже не знаю, как зовут моих папу и маму, наверное, тоже Нниби, потому что мы все из рода нниби*. Многие думают, что раз мы такие, то мы и не существуем. Но папа мне объяснил, что это ошибка.
– Ибо сказано, сын, если мы развиваемся, значит, мы существуем. Вот камни, к примеру, не развиваются…
– Значит, камней не существует? – удивился я. – А что же тогда мы едим?
Мы действительно иногда ловим и едим пролетающие камни. Метеориты. Но только те, в которых содержится чистое железо. А те, которые с кремнием, нам можно только с разрешения мамы.
Мама у нас главная во всём, что касается еды, а уж на всяких метеоритах она просто «зубы съела». Так говорит папа. Мама съедала зубы ещё с самого детства. Потому что было кому учить. В метеоритах у нас прекрасно разбирается бабушка. Всякая хозяйка должна в них хорошо разбираться. А дедушка учит добывать из комет окисленный водород. Тоже очень полезное знание, потому что в космических аппаратах, на которые мы охотимся, воды нет.
А по космическим аппаратам самый лучший специалист мой папа. Это вообще его любимое блюдо. Малые спутники и кубсаты он ест прямо целиком. Как жареных сверчков. Засовывает в рот целиком и хрустит, будто это чипсы. Мама при этом морщится и каждый раз его предупреждает, чтобы он заранее отрывал солнечные батареи, потому что из-за них в организме возникает переизбыток кремния. Это вредно. А папа всегда слушается маму. Особенно при мне. Потому что этим он подаёт мне правильный пример. В утешение папа говорит, что когда я вырасту, у меня тоже будет большой рот и я тоже буду есть спутники целиком, не разделывая части.
– Но тебе пока ещё рано, – назидательно говорит он и легонько щёлкает меня по носу.
При этом он медленно открывает от следующего спутника его солнечные батареи и медленно кладёт спутник себе в рот. Смыкает челюсти и хрустит, хрустит, а несчастные батареи, словно крылья бабочки, после этого ещё долго одиноко летают по космосу.
Нет, долго они не летают. Потому что я их потом отыскиваю и ем. Потому что я так вырабатываю свой вкус. Потому что я во всём слушаю свою маму. Потому что я часто слышу, как мама доказывает папе, что для ребёнка в современных сложных условиях гораздо важнее вырабатывать вкус, чем характер. Папа, конечно, возмущается и настаивает, что характер в мужчине есть главный стержень. Характер я тоже согласен вырабатывать, но вкус, мне кажется, всё-таки вкуснее.
Когда мы ещё только летели на это место, папа и мама всю дорогу разговаривали. Папа говорил, что физически** не может жить вместе с родителями, а мама говорила, что нет, она тоже не может жить вместе с его родителями, и они спорили, кто из них больше не может. А мне было всё равно. Мне было у бабушки с дедушкой хорошо. Они меня очень любили. Но и очень любили рассказывать о своих давних прабабушках и прадедушках и показывать семейные альбомы, да ещё вспоминать, какая из вещей и от чьей прапрабабушки досталась чьей прабабушке по наследству. Поэтому, когда мои папа и мама заявили о своей решимости жить отдельно, я сказал, что я только за. Мой сыновний долг поддерживать своих родителей во всём. Папа растрогался и сказал:
– Спасибо, сын.
Когда мы улетали, папа толком ещё не знал, куда мы летим, и мама сильно волновалась, вдруг мы залетим неизвестно куда, а папа смеялся, что как только залетим, сразу станет известно куда, потому что «неизвестно куда» отодвинется ещё на пару парсеков. (Слово «парсéк» имеет очень сложное содержание, но Парсеком бабушка называла кота, так что в начале путешествия я измерял расстояние в котах).
Нам повезло. Очень скоро мы наткнулись на чей-то пролетающий спутник. Папа обследовал его и сказал, что это даже не спутник, а зонд. Дело в том, что спутники летают по кругу вокруг всяких планет, а зонды несутся по возможности всё прямо и прямо, чтобы прозондировать что-нибудь во вселенной.
Этому зонду не повезло, его путешествие завершилось, но только мы решили перекусить, как папа увидел и оторвал от железного корпуса какую-то коробочку. Внутри оказалась позолоченная табличка, а на ней изображены люди, фигуры мужчины и женщины, и зашифровано, где их следует искать. Мама вскрикнула, что эти мужчина и женщина до ужаса похожи на её двоюродных дядю и тётю, а папа тут же сел расшифровывать шифр, но затем решил табличку погрызть, посмотреть, что внутри, и мама её отобрала. Она сказала, что в ней много золота, и напомнила, что золото относится к самым дорогим специям, используемым для приготовления пищи.
А папа всё уже понял.
– Значит, так, сын, – сказал он мне. – Если зонд куда-то летит, значит, он откуда-то вылетел, так? И, возможно, даже не один, так? А если какие-то идиоты так безответственно разбрасываются железом, значит, его, железа, у них очень много. Ты согласен, сын?
– Ой! – согласился я, потому что сунул куда-то палец, и меня ударило током.
– Тем более, – сказал папа. – Тем более, что уже ты не ребёнок, а, главное, аппарат ещё активен. Он рабочий, живой. Я бы мог…
– Живых есть нельзя, – тотчас сказала мама. – Мы ведь не варвары какие-то. Подождите, когда я приготовлю.
– А вон ещё один! – крикнул папа и помчался куда-то вперёд и в бок, забирая всё влево и влево. Нам пришлось лететь следом.
Там оказался точно такой же зонд, полная копия первого, и с точно такой же золотой табличкой, которую снова отобрала мама. И снова она сказала «подождите, я приготовлю», но папу уже было не остановить. Он быстро взял пеленг, вычислил кривую и точно определил, откуда вылетели оба аппарата. Так что уже скоро мы были там. То есть тут.
Вот так мы и прибыли на это место.
Мы сразу поняли, что попали в рай. На этой планете было столько железа, что местные люди выкидывали его за пределы атмосферы сотнями и тысячами тонн. Под железом мы, разумеется, понимали и другие металлы, включая самые редкие. Мама была в шоке, потому что такого выбора специй у неё раньше никогда не было. А вот золота в местных спутниках оказалось мало, совсем ничего по сравнению с теми золотыми табличками, которые мы оторвали по дороге сюда.
Но главное, теперь вокруг нас было целое море спутников, и мы до них могли дотянуться рукой, они далеко не улетали. Они бесцельно крутились вокруг планеты, кружились, вращались, затем сходили с орбиты и тупо тонули в океане. И жаль ещё было то, что, падая вниз, они без пользы сгорали, и папа несколько раз обжигал пальцы, пытаясь спасти какой-нибудь вкусный кусочек. Но всё это мелочи. Главное, мы теперь были обеспечены едой, и можно было начинать думать о строительстве дома.
Папа предлагал поступить просто. Он предлагал построить дом прямо на Луне, прямо её видимой стороне и на самом видном месте. Всё равно ведь дом никто не увидит, потому что он тоже будет невидимый, как и мы. Только мама сказала, что это слишком опасно. А что если на Луну прилетят люди, вдруг не увидят дом и случайно залетят прямо в спальню? Или даже просто врежутся в стену?
Папа нахмурился и сказал, что не врежутся. Он мог бы легко прочитать лекцию про те полосы электромагнитного спектра, в которых одно существо видимо, а другое невидимо, одно пышет жаром, как печь, а другое отдаёт холодом, словно привидение, в то время как третье просвечивает и себя и других, лучше всякого рентгена, только маму это не убеждало. Она была неприкасаема. Она бы никогда позволила кому-то чужому к себе прикоснуться, а тем более врезаться в её дом.
– Да никто и не врежется, – успокаивал её папа. – И не прилетит.
– Но, кажется, они уже прилетали, – робко напомнил я. – Люди же прилетали на Луну, разве нет?
– Уже не прилетали, – категорически заявил папа. – Вообще!
– Ты всё съел?! – ужаснулась мама.
Тут папа смутился.
– Ну, я просто слегка расчистил площадку… под дом, – попробовал объяснить он и тут же поспешил нас развеселить. – Теперь они смотрят на Луну в телескоп и ничего не понимают. Не видят на ней ни одного посадочного модуля. И думают, да что же это такое? Мы что, бредим? Мы что, не прилетали? Мы не были на Луне?! С ума сойти. Чистый смех.
– Ну знаеш-шь, – вспыхнула мама. – Как можно! Как можно было так поступать с незнакомыми людьми? Мы ведь с ними ещё даже не познакомились.
Мама, разумеется, имела в виду, что с людьми не познакомились мы. Не они. Им-то с нами познакомиться трудно. Разве что, если папа не решит немного повеселиться и не повергнет их в ступор по поводу того, были они на Луне или нет.
Местных людей мы вообще-то называли «твердяне». Да они и сами так себя называли – по характеру их планеты. Хотя она прекрасно могла бы называться и по-другому, например, Грунт, Асфальт, Бетон, Дорожная Плитка, Потолочные Перекрытия или Напольные Покрытия, или тому подобное. В мире вообще можно редко встретить планету с другим названием, кроме как обозначающим твёрдую поверхность. Хотя я где-то читал про планету Вода (Жидкость) и ещё слышал о планете Воздух (Газ).
Короче, из-за места для будущего дома у мамы с папой вышел грандиозный спор. К тому же раз в месяц они обязательно спорят. Примерно в одни и те же дни. Вопрос только в том, какую выберут тему. Сейчас была тема дома. Довольно жаркая тема. Быт. Поэтому они улетели на Марс. Они всегда куда-нибудь улетают, бросая меня одного, чтобы я не знал, что они ссорятся.
Но и на Марсе они не помирились. И даже спали на разных его спутниках: папа на Фобосе, а мама – на Деймосе.
А я тем временем начал изучать Землю. Сам. Факультативно. В школе я учусь удалённо. Весь наш класс сразу после первого класса перевели на дистант и теперь задания присылают на дом. Последним заданием в этой четверти у нас идёт домашнее сочинение. Его я сейчас и пишу. Правда, сочинения я пишу плохо. Совсем не умею сочинять. В смысле, чего-нибудь выдумывать за других. На это у нас есть папа. Я лишь могу описывать то, что я вижу вокруг себя и что чувствую сам.
Сейчас, например, я чувствую, что мне хорошо. Наверное, так действует Земля. И мне уже хочется походить по земле и посмотреть на землян-твердян, хотя я знаю, что никогда не захочу с ними жить. Да и никто из нашего рода не согласится постоянно жить на твёрдой поверхности, лишая себя возможности свободно и быстро перемещаться по оси Y на отрезке A (0;0), B (0; – восьмёрка, лежащая на боку) – в голове ещё сидит урок геометрии.