Взрыв на штольне номер 7. Рассказы бесплатное чтение

Глава 1

Новый посёлок ГРП, от старого, заброшенного, отстоял примерно на километр. От старого посёлка влюблённые дошли, чуть ли не за час. Восток уже бледнел, а в посёлке, между конторой и общежитием бегали люди. Люба, ты подожди меня немножечко, я схожу, узнаю в чем дело, если на рыбалку, то пусть едут, провожу и спать пойду, но, мне кажется, что-то случилось.

Через несколько минут Михаил прибежал к Любашке и взволнованно произнёс: – Люба! На штольне взрыв, на 7-й, на самой верхней, я поеду, а ты иди спать.

– Я с тобой, – но Михаил возразил, – мест мало, а там нужны рабочие, а не зрители. Иди, Любашка, я поехал.

А разбудил поселок прибежавший проходчик Генка. Со штольни №7, на которой произошел взрыв, до посёлка было километров пять с гаком, сколько ни говорили о телефоне или рации, но дело не продвигалось дальше обещаний, и вот, когда промедление было «смерти подобно», когда цена мгновений стоила человеческих жизней, до поселка пришлось бежать и будить нужных людей.

У старшего прораба горных работ горел свет, он смог на какое-то мгновение оторвать голову от подушки, посмотреть бессмысленным взглядом на Геннадия и опять почти мгновенно захрапел. Многие уехали в Алма-Ату на праздничный выходной, многие были пьяны и не открывали.

– Ах ты, господи! – шептал Генка после каждой неудачной попытки добудиться или достучаться и бежал дальше. Наконец он разбудил медсестру и её мужа, который документировал канавы, скважины, и выпивал в меру по причине болезни печени.

– Гена, – попросил Владимир, – не тарахти, объясни, что взорвалось, где взорвалось, когда взорвалось?

– Штольня взорвалась, выпалил тот.

– Погоди, Гена, погоди. Как это штольня взорвалась?

Склад ВВ на седьмой штольне, видимо, взорвался, двое выскочило, трое остались в штольне, там свет выбило, а газа! Не продохнуть!

– Да ты что! прошептал Владимир, до которого дошло, что на штольне случилось страшное ЧП, и он окончательно проснулся и стал искать свою спецовку.

– Лиля, срочно кислород, камфару, нашатырь и шприцы, собирайся, я побежал будить и собирать ребят. Одевшись, он вместе с проходчиком побежал к мастерам. Вали Ибрагимович – заместитель главного инженера по технике безопасности (тоже с похмелья не сразу понял, что случилось на штольне), но, когда понял, схватился за сердце и запричитал: – ой, улямен, улямен. В минуты душевного волнения, и с глубокого похмелья он переходил на татарский язык, хватался за сердце и произносил это, что означало, – ой, умираю, умираю! Но умереть ему не дали, а подняли и, посадив, объяснили, что на штольне случилось ЧП.

Какой, парни взрыв, какое ЧП? Объясните, а то ворвались, орёте, спать не даёте, – взмолился Вали.

– На седьмой штольне, Вали, склад ВВ взорвался, в штольне остались три человека, которых спасать нужно, понял?

– Склад ВВ?!– вскричал Вали, не то спрашивая, не то возмущаясь.

– Да, по всей вероятности, склад, – объяснил Геннадий, взрыв был настолько сильный и близкий, что нас с ног повалило. Мы повыскакивали из штольни и с мастером побежали на седьмую, а там! Даже в устье крепление повыбило, штольня полна газу, а там остались Димка Сарсембин – старший мастер, Иван Мельник и Толян Ходырев. Лёха Исаев и Махмуд Оскаралиев работали в первой рассечке и выскочили. Самоспасатели не работают, и ничего на штольнях не оказалось из индивидуальной защиты, надо срочно что-то делать.

– Да вы что, ребята! – прошептал Вали, всё держась за сердце. Будите главного и всех, кто есть в посёлке из руководства. Володя буди золотого и вообще шоферов, ты, Гена, иди, буди зав. складом, пусть срочно открывает склад. Будем грузить самоспасатели и противопожарный инвентарь, давай, ребята, бегом. Через несколько минут посёлок стал походить на растревоженный улей.

На каждом горнодобывающем предприятии, и на каждом предприятии, где ведутся подземные горные работы, есть план ликвидации аварии. В таких планах обычно расписаны буквально все до мелочей, расписаны права и обязанности каждого ИТР и рабочего. По плану, в ГРП, должна была быть горно – спасательная дружина, но вопрос о её формировании затянулся, еще не был решён на самом высоком уровне. И вообще, всё оказалось, как в хорошо известной поговорке: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить». На деле не оказалось ни единого годного респиратора, а в посёлке не оказалось многих, которые занимали в плане ликвидации аварий ключевые позиции. Да и сама авария была настолько необычной и редкой, что ни один проходчик не смог припомнить подобного.

Скоро уже в окна и двери стучались многие, поднимали один другого, из работников штолен и, наскоро объяснив разбуженным, что произошло, спешно будили других. Проходчики и мастера одевались и бежали к конторе ГРП. В это время и подошли влюблённые.

Впопыхах чуть не оставили медичку и её мужа, возвратились, взяли их, по дороге обнаружили, что не взяли носилок, вернулись, погрузили, и помчались на седьмую штольню, самую далекую и зарезанную на самой высокой отметке. Шофёр, которого все называли золотым, вёл машину лихо, и поэтому пассажиров либо сильно подкидывало, либо вдавливало в борта, но на этот раз никто не материл золотого. Уже в который раз пытали Геннадия о подробностях, но он отвечал – не знаю, парни, что там и как взорвалось, но по всей вероятности, склад ВВ. Мы с Николой Походуном откатывали породу из рассечки, когда грохнуло, с кровли посыпалось, свет заморгал, нас сбило. Вскочили, и на устье, скоро ребята выбежали, они бурили ствол. Мастер проснулся, да и Мария из зарядной выбежала, ничего не поймём. Но Иван сразу догадался, что что-то на седьмой штольне случилось, и мы напрямую туда, хорошо ещё, что со светильниками побежали, а там света нет, всё позамыкало, в штольню не зайти, устье всё завалено, а в самой штольне стена коричневого газа. Нашли самоспасатели, а они не дышат. Трое осталось в штольне: Димка Сарсембин, Мельник и Толян Ходырев.

Почти все курили, и в салоне было не продохнуть, уже светало, когда выскакивали у штольни.

– Что там? – спросил Вали Ибрагимович, выскакивая из кабины первым.

– Что? Что? – зло ответил мастер, – склад ВВ, по всей видимости взорвался, люди остались, а мы зайти не можем, ни один самоспасатель не работает, пробовали без них, нельзя, из сознания враз вырубает. Вы что-нибудь привезли?

Из автобуса выгружали самоспасатели и респираторы.

– Вали, – спросил Виктор Косицын, проходчик седьмой штольни, приехавший из посёлка, как этим пользоваться, куда эту наволочку надевать?

– То не наволочка, а регенерационный самоспасатель. Надеваем мы его так, вначале защемляем нос вот этой прищепкой и надеваем очки, затем делаем несколько энергичных выдохов в эту так называемую наволочку и щупаем патрон, если патрон греется, значит, самоспасатель работает, поглощает выдыхаемую углекислоту, обогащает кислородом… Горный мастер Дмитрий Верцанов только улыбнулся от такого объяснения Вали Ибрагимовича, не стал лезть с подробностями, а надел, постоял и, сняв, протянул его Вали: – вместо того чтобы, Вали, в карты играть и водку пить, ты бы их хоть проверил, мне кажется, они все испорченные, и причём давным-давно.

Двое проходчиков надели самоспасатели и кинулись в штольню, но шагов через пять упали. Этих, закрыв носы защелками, вытащили, Лиля трясущими руками поставила им по уколу, кто-то дал понюхать нашатыря и оба пришли в себя. Вали, протрезвев и придя в себя начал грамотно командовать: – Алексей, отсекай кабеля от штольни, парни, тащите из склада рукава, будем снимать вентилятор, ставить на землю и начинать проветривать штольню.

– Золотой, быстро в посёлок и ищи противогазы, собери еще мужичков и сюда.

Штольня к моменту взрыва имела длину ствола метров 700, да плюс примерно столько же составляла длина всех пройденных рассечек сечением 6,8 м².

Были выработки и большего сечения, и весь этот объем был наполнен смертельными газами, которые содержали окиси и окислы углерода, азота и прочей дряни, в концентрации превышающую смертельную дозу в, сотни раз. Следующие два проходчика прошли чуть дальше, первым шёл Иван и упал, его схватил Виктор и понес к устью и метра за четыре до выхода упал и он. Их вытащили сразу же, и Лиля с помощью ребят быстро привела их в чувство.

Проходчики работали споро, сняли вентилятор, к этому моменту кабель был разделан и вскоре вентилятор загудел, работая на всасывание.

– Вали, надо вентилятор переключить, чтобы он воздух внутрь гнал, тогда мы сможем наращивать рукава, и дело пойдёт.

– Понял, Дима, давай, ребята, переключайте. Ещё двое сунулись в газ, но и их пришлось отливать водой и приводить в чувство с помощью уколов и нашатыря. Время шло, быстро светало. От бессильной злобы проходчики приходили в ярость, матерились, но путь к спасению товарищей был отрезан плотной стеной газа. Плотная коричневая стена слегка колыхаясь стояла у входа, и только когда заработал вентилятор, стала медленно вытекать из штольни. Пахло горьким миндалем, и еще чем-то таким, что сразу же вызывало тошноту и слёзы.

К первым пробились к девяти часам, помощь им уже не требовалась, медичка приказала накрыть их. Молча, обнажили проходчики головы, молча, постояли, молча, погрузили в подъехавшую машину, чтобы увезти в поселок. Подобрали их метрах в 150 от устья, первым лежал Сарсембин, чуть дальше него Мельник. Видимо они или шли, не подозревая о взрыве, или оба уже убегали после взрыва, или же их взрыв захватил на том месте, где их и нашли. Внешне на них, не было повреждений, были небольшие ссадины, да у мастера сзади волосы были немножко припалённые, и погибли они от удушья смертоносных газов.

Что твориться! Всё крепление упало, вся затяжка, забутовка лежат вперемешку, а там дальше к складу ещё страшнее, видно очень плохо, сплошной завал проговорил Гиви, что выносил тела погибших.

К штольне то и дело подъезжали машины с людьми. Подключили второй вентилятор, на спасение Толяна уже не было надежды, но достать его надо было, так как ребята надеялись на чудо и это чудо свершилось.

К нему пробились к обеду, нашли почти у самого забоя, вынесли, и когда его осмотрела медичка, то всхлипнув, прошептала: – Он жив!

Трясущими руками сделала укол, кто-то в это время сунул Толяну такую дозу нашатыря, что тот закрутил носом. Покрутил носом, застонал.

– Жив! Жив! – заорал Махмуд и стал от радости хватать близстоящих проходчиков за грудки и каждому объявлять: – Жив! Жив! Толян жив!

Толян же, покрутив носом, застонал, потом стал медленно открывать глаза, которые были мутные- мутные. Мутным взором обвёл он стоящих вокруг и шёпотом попросил закурить. Ребята хотели сунуть ему папиросу, но Лиля была начеку и гаркнула: – Вы что с ума посходили! Человек из такого газа, и вы его травить хотите?! Что вы ему отраву суете?!

– Что с ребятами? Живы? – спросил он через силу, закрыв глаза.

– Жив! Ты жив, Толян, – закричал Махмуд

– Лиля, – приказал Вали, – давай в больницу, бери ребят, чтобы помогли погрузить, и в больницу, срочно.

После того как Толяна увезли, всех охватило какое-то оцепенение, сказалось духовное и физическое напряжение. Все, как по команде повалились на землю и закурили. Сколько лежали и молча, курили, – потом никто точно вспомнить не смог. Зашевелились и начали вставать, после того как подошла машина и засигналила.

Ярко, почти в упор, светило солнце, зеленела трава, не успевшая сгореть от летнего зноя, и не верилось, что отныне, уже, двум их товарищам, не видеть больше этого жаркого солнца, и этой зелёной травки.

Шофёр привёз водки и консервов, что заказали проходчики. Пошли в раскомандировочную, поминать погибших. Вали отказался пить: мне? – вы что, парни! Тут и без этого тюрьма, после обеда здесь всё управление будет, тут такое сейчас начнётся, что подумать страшно! Пейте да давайте подумаем, как мог взорваться склад? Я что-то подобного не припомню, не было такого за всё время моей работы. Никто из проходчиков тоже не мог припомнить подобного. Подрывались взрывники, но, чтобы взорвался склад взрывчатых веществ – такого не было, так как при строительстве и при оборудовании таких складов предусмотрены все мелочи, вплоть до такой мелочи, каким образом на таких складах должны забиваться гвозди в обшивку. Средства взрывания, огнепроводный шнур, и капсюля-детонаторы, в складах так отделены от взрывчатки, что любой случайный или умышленный взрыв детонатора исключает взрыв самой взрывчатки, которая сама по себе без детонации не взрывается. Только злой умысел мог стать причиной взрыва. Первая мысль, что приходила всем на ум, – диверсия, но где диверсант? Кто диверсант? Может быть, китаец, предположил Иван Барабанов, – Китай рядом, пришёл, взорвал и к себе подался.

– Ваня, не смешно, – заметил Вали.

– Тогда объясни мне, как это всё случилось? – спросил Иван Вали.

– Надо искать седьмого человека, – высказались проходчики, кто-то, вероятней всего ещё побывал в штольне, а может быть и остался там, но этого седьмого никто не видел.

Взрыв не укладывался, ни в какие рамки горняцкой логики. Чтобы сделать хоть какой-то правдоподобный вывод, нужно было осмотреть сам склад, потом штольню, а пока в штольню нельзя было зайти, строили различные догадки.

Проходчики пили водку за помин души погибших, за мусульманина Димку, и за христианина Мельника. В Троицу погибли, в большой праздник, проговорил Иван Барабанов, должны в рай попасть прямёхонько отсюда. Ну, Димка может попасть, а Мельник? засомневался Дмитрий Верцанов.

Мужики, те, кто был на смене, – попросил Вали, – напишите объяснительные вначале напишите, а после можете пить. Да, и с 5-й штольни тоже напишите.

– Я, Махмуд Оскаралиев, – писал Махмуд, приступил к откатке породы с Лёхой Исаевым.

– Махмуд, – строго сказал Вали, – не с Лёхой, а с Алексеем, это же официальный документ.

– Дай другой листок, Вали, по мне лучше забой обурить, чем сочинить тебе объяснительную, ты же знаешь. Махмуд, сочинять ничего не нужно, пиши только то, что было, что ты видел, и что слышал. Погоди, Махмуд, запузыривать, остановил его Вали Ибрагимович, увидев, что до него дошла очередь и тот собирается выпить. Успеешь, скоро здесь столько начальства будет, что только успевай здороваться да объяснять, что случилось. Махмуд отмахнулся от Вали, как от мухи, одним глотком выпил полстакана, понюхал кусочек хлеба и закурил. Раза два затянулся и стал писать, – примерно в три часа ночи прогремел первый взрыв. Написал, посмотрел на ребят, на Вали, и спросил, как писать? Взрыв был какой-то интересный, вроде огромной палкой провели по железному забору. Писать?

– Это, наверное, крепление падало перед взрывом, так что не пиши.

Взрыв был такой сильный, что меня сбросило с подножки погрузмашины. Я сразу не понял, что это такое, свет погас. Писать он перестал, и начал рассказывать. – Кричу, – Лёха! Где ты? А Лёха, гляжу, ползёт ко мне на четырёх костях, и таращит на меня глаза, которые аж светятся. Мы побежали из рассечки, помню, что порода сыпалась сверху, на сопряжение, «подхват» рухнул, от взрыва пылища! А слева в стволе, помню, когда взглянул, ничего не видно, газ клубиться. Выскочили из штольни, бегаем, мечемся, а тут подбежал Лёха, который Пузырь и спрашивает: – Что это за взрыв такой? Вставки, говорит поплавились. Кинулись в раздевалку, а самоспасатели все раскурочены, побежали на 5-ю штольню напрямик, и встретили ребят, отсюда уже Иван отправил Генку в посёлок, и стали ждать вас.

И все остальные писать о первом странном взрыве не стали, посчитав объяснение о падающем креплении, вполне допустимым.

– И одного с нас хватит, если не посадят, то и не помилуют. Какая разница, – взрывом больше, взрывом меньше, ребят уже не вернёшь.

После обеда приехали инспекторы из районной горнотехнической инспекции, и перед поездкой на штольню, опечатали раздаточный склад ВВ, из которого взрывчатка выдавалась на временный склад BB седьмой штольни. По правилам, временные склады для BB должны были быть на каждой штольне, или же на каждую штольню должны были доставлять ВВ раздатчики. Но это требовало дополнительных расходов, поэтому завозили из экономии взрывчатку на одну штольню раз в сутки, а с этого склада взрывчатку уносили и увозили с оказией на пятую штольню, и всех такое положение дел устраивало.

К вечеру прибыли горноспасатели, доставленные с ближайшего рудника, включившись в автономные самоспасатели «Уралы», прошли по штольне, когда вышли, старший сказал: – Что-то непонятное у вас здесь случилось. Сколько работаю, о таком не слышал и сам ни разу не видел. Взорвался ваш подземный склад ВВ. Но там и после проветривания навряд ли, кто-то, что-то поймёт. Против склада гора щепы и опилок, склад чист так, как будто его подмели. Сколько хоть там было взрывчатки?

– А кто это сейчас знает, – ответил Вали Ибрагимович, – журналы учета взрывчатки там были, сказал и развел руками.

Погибшие лежали в клубе на столе, как уснувшие, внешним видом, ничего не говорившим о разыгравшейся трагедии, стоившей им обоим жизни. Следователь с помощью проходчиков сфотографировал их со всех сторон и, сделав описание, разрешил отправить трупы на вскрытие. Женщины плакали, а проходчики стояли и молча, курили, когда ребят грузили в машину.

Мельник был родом, откуда-то с Украины и кадровичка искала его адрес. А Сарсембин был из местных, из села, которое было под Алма-Атой. Он только окончил институт, был женат, жена недавно родила второго ребёнка, и поэтому жила у родителей, а не с ним здесь в поселке.

Назавтра ждали представителей министерства геологии Союза ССР, все другие представители уже подъезжали, и после обеда начали комплексную проверку всех горных работ ГРП. Все мелкие упущения, на которые раньше просто закрывали глаза, теперь рассматривались, как под увеличительным стеклом. Все устные разрешения и согласования забылись, от них открещивались, и все они приобретали в свете трагедии эпитеты – злостные нарушения, причем систематические. Нарушений вдруг обнаружилось столько, что до их полного устранения закрыли все горнопроходческие работы на пятой штольне, на седьмой их вести было нельзя до окончания восстановительных работ. Комиссии ходили, проверяли и всё писали, каждая по своему ведомству. Больше суток в ГРП шло выявление всевозможных нарушений, после чего мастера писали объяснения, давали показания. Все будто бы в одночасье прозрели, и теперь, невзирая на лица и должности, писали приказы о наказаниях.

Кто-то пустил слух, что едет милиция, и будут производить обыски для обнаружения взрывчатки, которую воровали для глушения рыбы. Вскоре в уборной обнаружили целую связку огнепроводного шнура с капсюлями-детонаторами. Подбросили в женскую половину и из неё, обнаружив это, выскочила женщина, и побежала с криком в контору, у конторы, встретив коменданта, прокричала, – куда начальство смотрит? Ведь задницу может оторвать! Комендант распорядился заколотить уборную, но уборная была одна на полпосёлка. Пришлось срочно делать другое отхожее место.

Начальник хватался за голову, не зная кого слушать и что делать, так как, за выявленные нарушения, закрыли даже столовую. В конце концов, он самоустранился от руководства ГРП и, махнув на всё рукой, большую часть дня простоял на крылечке конторы. К тому же в его кабинете расположилась комиссия, и он понял, что приказ об его отстранении от должности скоро появится.

Всех больше переживал Вали Ибрагимович, почти у каждого он спрашивал: – Что мне будет? Сколько мне могут дать? Начальник с главным инженером, улыбаясь, говорили ему: – Вали, что ты так переживаешь? Чем раньше посадят, тем раньше выпустят. Тебе то что заботиться о сроке, ты один, вот у Тамлакова аж две семьи, а он так не переживает, как ты. За халатность, Вали, больше трех лет не дадут, а что такое три года? Всего три раза: зима-лето.

– Я не понимаю вас, ребята, – возмущался Вали, – как вы ещё можете шутить? Плакать надо! Рыдать!

Гураков – начальник партии на это говорил ему: – Да теперь хоть голову разбей, а от срока не отвертишься, лей слезы или не лей, а сидеть придётся. Лучше закури, Вали, и не думай раньше времени о трёх годах изоляции тебя об общества. Вали зло махал рукой и отходил от них, чтобы излить кому – ни будь другому свою тоску-печаль.

Через сутки штольня, где произошел взрыв, была провентилирована, и к складу был проведён свет. Горноспасатели взяли пробы воздуха и дали разрешение на производство работ в штольне. Вскоре после этого, комиссия, на двух автобусах прибыла на место трагедии. Даже самая пылкая фантазия не смогла бы нарисовать полной картины разрушения, представшего перед глазами членов комиссии.

– Сколько же здесь взорвалось взрывчатки? – поинтересовался председатель, но никто не смог ответить на этот вопрос.

– Считаем, – заявил представитель РГТИ, что мы навряд ли сможем конкретно назвать определённую цифру, у них так всё с отчётностью запутано, что никто уже не собьёт правильно прихода и расхода.

– А куда вы раньше смотрели?

– Проверяли, но не так тщательно, а на первый взгляд в журналах у них всё в порядке. Двенадцатиметровая выработка под склад ВВ, пройденная перпендикулярно к основному стволу штольни, была закреплена по всем правилам горняцкой профессии, и строго по всем правилам и требованиям, предъявляемых к устройству подземных складов ВВ. Выработка была обшита обрезной плахой, входные двери были обиты листовым железом и закрывались на два висячих замка. Ключи от замков хранились у мастеров смены. Место хранения средств СВ, было отделено от места хранения ВВ, средства взрывания хранились в отдельных ящиках, обитых кошмой и запирались, это всё было зафиксировано в акте сдачи-приемки склада. После взрыва, вместо всего этого, высилась гора мелкой трухи, которую председатель комиссии распорядился всю перебрать, чтобы найти остатки замков. По ним решили определить, – был ли склад закрыт, или открыт перед взрывом. Если склад был перед взрывом открыт, то причина в халатности взрывника или проходчиков, если склад был закрыт, то причина кроется в неисправности проводки, или возможно взрыв был следствием пожара.

Инспектор РГТИ начал рассуждать вслух: – Допустим, взрывник решил закурить, и искра попала на огнепроводный шнур, а он у их был длиной 3 метра 30 сантиметров. Шнур горит один сантиметр в секунду, то есть гореть он должен 330 секунд или же 5 минут 30 секунд. Шнур выделяет при этом столько дыма, что горение не заметить в условиях замкнутого пространства штольни, просто нельзя. Кто-то бы всё равно из всех проходчиков этот факт бы отметил. Взорвись капсюля, взрывчатка сдетонировать не смогла бы, значит, просматривается злой умысел, преднамеренный взрыв, но кто это всё сделал и с какой целью? Замки нашли, замки были открытыми, захватов дужек замков в отверстиях замков не было видно, сами дужки без нарушения, то есть пожар отпадал, – значит, преступная халатность, заключил председатель комиссии. Но чья, и в чём она заключалась, – он не мог сказать, и не мог привести для подтверждения этого заключения даже маленького фактика. Оставался проходчик, оставшийся в живых, на него была вся надежда, может быть он, хоть что-то расскажет.

Состояние Ходырева было вполне удовлетворительное, врачи боялись одного, отёка лёгких, но свидание разрешили, и он рассказал: – Поехали мы на смену, вместо нашего мастера Каныша с нами на смену поехал Сарсембин. Когда мы переодевались, он переговорил с мастером предыдущей смены, сходил в штольню, всё осмотрел, дал задание, и мы пошли работать в двух рассечках, № 1 и № 5, а также в самом стволе штольни. Откатали породу из ствола и 5-й рассечки, ребята перешли катать породу в 1-ю рассечку, а мы с Мельником должны были бурить ствол и рассечку № 5. Я настроил два перфоратора, и начал бурить сам ствол штольни. Слышно, что Мельник тоже бурит, я видел, как подходил мастер, но я бурил, он мешать мне не стал, и со мной не заговаривал. Я отбурил забой часа за полтора, когда закончил, стал продувать шпуры и в это время Мельник с мастером принесли мне взрывчатку и, положив у забоя, уши. Я продул шпуры, смотал шланги, отнёс. Сходил за перфораторами два раза, и тоже отнес, затем сел перекурить. Подумал, перекурю и начну заряжать. Закурил, и еще не докурил половину папироски, как услышал взрыв.

Взрыв был какой-то необычный, будто кто-то выпустил очередь из автомата. Мне это стало интересно, и я уже хотел идти и узнать, что это такое было, но в это время очень сильно сверкнуло, как будто молния, и меня отбросило к забою. Я уже сейчас не помню, вначале меня бросило, или же сначала меня оглушило грохотом взрыва? После взрыва наступила тишина, в ушах звенело, и только после услышал, как что-то шумело, падало. Переноска погасла, вентилятор гудел, но фонарь мой горел и, когда я взглянул, на выход из штольни, увидел сплошную стену газа тёмного цвета. Увидев стену газа начал жечь бумагу сначала с пачек взрывчатки сдирал бумагу, потом начал ломать патроны, взрывчатку высыпал, а бумагу жег. Жег бумагу, а сам курил. Когда бумага и папиросы закончились, подумал, что это все! Вижу, что газ ближе и ближе, когда оставалось метра два или меньше, я сорвал с себя майку и намочил из лужи, которая образовалась во время бурения. Намотал майку, уткнулся в неё носом, сам сверху укрылся фуфайкой и потом или уснул, или потерял сознание. Очнулся уже днём у штольни, когда меня ребята вытащили, потом помню, как везли меня в больницу.

Его спросили: – В штольне кто-нибудь посторонний был?

– Я, лично, не видел, – ответил Анатолий.

– А почему поехал Сарсембин, а не ваш мастер?

– Наверное, подменились, у нас часто так бывает.

– А что за взрыв был перед большим взрывом? – Я и хотел сходить узнать, но даже подняться не успел.

– А это точно, был взрыв, а не стрельба? Может начало падать крепление от взрывной волны?

Анатолий, закрыв глаза, помолчал и ответил: – Нет. Это был какой-то взрыв, а может быть и что-то другое, но только не падение, крепления.

Мастер Гуляйкин, который совмещал должности мастера и обязанности заведующего складом ВВ, на все вопросы твердил одно и тоже: – Виноват! Признаю свои ошибки! Виноват!

– Тебе бы, Гуляйкин, раньше нужно было каяться, – заметил Вали Ибрагимович. Это же надо! Зав. складом не знает, сколько же было взрывчатки на складе ВВ в штольне.

– Вали Ибрагимович, у меня в голове не укладывается, как это ты мог подписать приказ на совместительство Гуляйкина? – спросил инспектор. Одной рукой он выдаёт взрывчатку, а другой рукой подписывает путёвки уже как мастер, и подтверждает её расход. Вот и доподтверждался, что взрывчатку топят у вас в уборной. Как ты подписал этот приказ?

– Так думали этим удешевить управленческий аппарат, чистосердечно признался инженер по ТБ. На что инспектор РГТИ только покачал головой. Вали Ибрагимович был инженером по буровому делу, до этого работал на крайнем Севере, в Магаданской области, и работал уже полгода здесь, на должности заместителя главного инженера по технике безопасности. Был ли хоть раз женат? Этого никто не знал. На штольнях он бывать не любил, так как подземную проходку не знал. Не знали её, ни начальник ГРП, который пришел сюда из нефтегазовой разведки, не знал и главный инженер, которого начальник пригласил из того же управления, из которого сам пришел сюда.

Всё свободное время Вали отдавал игре в преферанс, в этом он имел огромную практику, и только он один мог ловить мизер и проверять десятирную. Играя в карты, мастера вели разговоры в основном о работе. Говорит, например, мастер Барабанов Верцанову, что на смене у него откатчики забурили два вагона на узком месте штольни у десятой рассечки, а Вали, как бы, между прочим, уточняет, – это на 550-м метре?

– Да нет, – отвечает Иван чуть дальше, примерно на 565-м, и дальше в разговоре начинают касаться разных производственных тонкостей, которые обычно от начальства скрывают. А на следующий день Вали Ибрагимович вручает им официальное предписание на устранение, выявленных им, нарушений требований техники безопасности, в частности ширины, светового прохода выработки. Вначале мастера только удивлялись расторопности Вали: – Ну, ты и даёшь, Вали! Не успели при тебе сказать о заужении на штольне, как ты уже проверил и дал предписание. Но скоро поняли, что на штольне он не бывает, а предписания пишет исключительно на их разговорах, за которые он мог их и наказать лишением премии.

– Ну и хитрый ты, Ибрагимович, – возмущался Верцанов, на что Вали с улыбкой отвечал, – сами виноваты, что я вам неправильно предписание написал?

Пил Вали по-чёрному, после сильно болел и очень боялся умереть. Больной, пока не опохмелиться, твердил одно и то же: – Ой, улямен, улямен! Из всех ИТР он больше всех каялся, что не член партии.

– Говорили же мне, вступай, Вали, а Вали жалел денег, – ругал он сам себя. Глядишь, получил бы втык по партийной линии и остался на свободе. Начальник партии курил и, смеясь, говорил: – А я уже список составил, чтобы по нему мне всё жена приготовила, когда попаду в камеру. Что-то отберут. Но что-то и должны оставить. Главный инженер тоже не отставал от начальника: – Мне за моих невест должны скосить, как ты думаешь, Иван? – спрашивал он начальника. Как ни как, а четыре дочки что-то да значат, не каждый способен на это, а, если учтут трёх дочерей у первой жены, то, думаю, это будет мне большим смягчающим обстоятельством. Старший прораб, что тоже был рядом, говорил: – у меня смягчающих обстоятельств нет. Одно утешает, чем раньше и посадят, тем раньше выпустят.

От этих разговоров Вали чуть не плакал мы, что ли эту штольню взрывали?

– Мы, не мы, а отвечать нам и тебе, как тэбэшнику, нервно смеялся начальник.

– Не понимаю я ваш смех сквозь слёзы, – злился Вали.

– А что нам остаётся делать? Предложи что-нибудь другое.

– Нам сейчас не смеяться надо, а выработать всем одну версию взрыва, отстаивать её и всем дружно защищаться.

– От кого, Вали? Пока нас официально с работы не сняли, пока нас ещё официально ни в чём не обвиняют, проговорил главинж, подождём. Посмотрим, что решит комиссия, хоть я уверен на все 100 %, что председатель получил цу от министра – разобраться и наказать виновных, а ему не скажешь, что и он сам виноват во многом. Он пообещал к следующему съезду партии отрапортовать о разведанном месторождении, а слово – не воробей…

А между тем, выявленных нарушений было не счесть, всё, что до поры до времени не замечали, или делали вид, что ничего страшного нет, сейчас скрупулезно учитывали, фиксировали и отражали на бумаге. Когда об этих нарушениях узнали от комиссии, то Иван Барабанов, смеясь, заявил: – Выходит, что я до этого только тем и занимался, что бесчисленно нарушал, а не работал, да меня за все это судить нужно, сажать, а мне предписывается устранить все это в кратчайший срок. Где же были все эти вышестоящие товарищи, что позволяли нам допустить все эти упущения? Да нам легче начать проходку новых штолен, чем все это править и доводить до нормальных кондиций!

– Иван, – успокаивал его неунывающий Верцанов, – все устранимо, говори спасибо, что работы прикрыли и не требуют метров, а дают заниматься этим устранением. Вот если бы мы и план давали и устраняли, то да, тогда бы ты всплакнул. На это время мы хоть выработки приведём в божеский вид, вентиляцию подшаманим, а там, как говориться, с богом вперед.

– Ведь мы доработались до того, что в штольни зайти страшно, за метрами, за планом передохнуть некогда было, не говоря уже об элементарном порядке. Подремонтируемся, всё подтянем и вперед.

– А чем людям платить будем?

– Ты что, Ваня, приказы не читаешь? Там черным по белому написано, – на период ремонтно-восстановительных работ платить по средне-сдельному.