Журнал «Парус» №91, 2025 г. бесплатное чтение

Цитата номера

Темный ельник снегами, как мехом,

Опушили седые морозы,

В блестках инея, точно в алмазах,

Задремали, склонившись, березы.

Неподвижно застыли их ветки,

И меж ними на снежное лоно,

Точно сквозь серебро кружевное,

Полный месяц глядит с небосклона.

Высоко он поднялся над лесом,

В ярком свете своем цепенея,

И причудливо стелются тени,

На снегу под ветвями чернея.

Замело чащи леса метелью, —

Только льются следы и дорожки.

Убегая меж сосен и елок,

Меж березок до ветхой сторожки.

Убаюкала вьюга седая

Дикой песнею лес опустелый,

И заснул он, засыпанный вьюгой,

Весь сквозной, неподвижный и белый.

Спят таинственно стройные чащи,

Спят, одетые снегом глубоким,

И поляны, и луг, и овраги,

Где когда-то шумели потоки.

Тишина, – даже ветка не хрустнет!

А, быть может, за этим оврагом

Пробирается волк по сугробам

Осторожным и вкрадчивым шагом.

Тишина, – а, быть может, он близко…

И стою я, исполнен тревоги,

И гляжу напряженно на чащи,

На следы и кусты вдоль дороги,

В дальних чащах, где ветви и тени

В лунном свете узоры сплетают,

Все мне чудится что-то живое,

Все как будто зверьки пробегают.

Огонек из лесной караулки

Осторожно и робко мерцает,

Точно он притаился под лесом

И чего-то в тиши поджидает.

Бриллиантом лучистым и ярким,

То зеленым, то синим играя,

На востоке, у трона господня,

Тихо блещет звезда, как живая.

А над лесом все выше и выше

Всходит месяц, – и в дивном покое

Замирает морозная полночь

И хрустальное царство лесное!

1886-1901

От редактора

Приветствуем, дорогой читатель!

Мы вернулись – а Вы?

Снова – в бушующих волнах, снова – долгожданная свободная стихия; снова – выверить курс, скользить, сливаясь с ветром!

Приветствуем и саму идею возвращения – вечного, как величие океана; как неослабевающий магнит; как неостановимо и радостно звучащий ритм бытия.

Возвращение – возрождение.

Каким оно окажется – скольжением по временной петле, вдохновенным полётом в прошлое или способностью разобрать и пересобрать себя в новом качестве – покажут новые пространство и время.

Мы пережили второе рождение. Как правило, подобный опыт заключает в себе и встречу с небытием, и обретение новых смыслов и прощание с тем, что должно уйти, унося унылое повторение.

Всё готовило нас к следующим осознаниям и выходу на новый уровень.

«Начнём опять с начала?»

С благодарностью за верность и веру в нас,

Ирина Калус.

Поздравления от авторов

Поздравляем Ирину Калус – с юбилеем!

Взята от Адама

Миниатюрная,

Изящная дама

Литературная.

Живет она Словом,

волшебным и белым

Под Вышним Покровом

В особом Уделе,

Где музы толпятся

И рифмы плетутся,

И жрицы стремятся

Всех тайн прикоснуться.

Царица Ирина

Учёная там.

Полвека – причина

Вскурить фимиам.

Желаем достичь ей поставленных целей

И чтобы враги нас не одолели.

И парус ковчега не опускать,

Держать, сохраняя особую стать.

* * *

ПС.

Там муза София – Премудрость рекомая,

Учится общая наша знакомая.

Ей крылья нужны, чтобы мыслью летать

И счастье полёта пером описать.

К 21.12.2024

Нефертити

Прекрасные черты,

Изящный чёткий профиль,

Осанка горделива и нежна.

Я славлю провидение за то,

Что не отбросил

Жестокий век сей лик

С Земли лица…

Глядеть в её лицо – не наглядеться.

Легко представить во дворце.

Но более всего, прекрасная царица,

Ты, Нефертити, – царство в естестве

Земной природы, пышной, многоликой.

Здесь ты одна. Своей полу-улыбкой,

Величественным взором, красотой

Даришь веками трепет и покой,

И царственность, и высоту дыханья

В торжественности мирозданья,

В туманной вечности Земной.

* * *

Вы процитируете Блока

и Заболоцкого. А я

наткнусь на слово одиноко,

листая Книгу Бытия.

Она затрепана, затерта,

селедкой пахнет, чесноком…

Но нет другой. Какого черта

никто не помнит ни о ком?!.

Хотя бы Вы не забывайте

смешную душеньку в очках,

что Вам писала в этом марте,

свечу колебля словом ах!..

«Ах, то не Федор ли Михалыч

подсунул мне свое перо?..» –

подумаю, молитву на ночь

читая. Ангел мой, старо

на этом свете всё, конечно.

Но иногда бывает так,

что даже старая скворечня

лелеет птичий кавардак.

Художественное слово: Поэзия

***

То глазастой царевной-лягушкой,

То пятнистой принцессой-змеёй

Обнимается жарко и душно —

Окунает в пожар с головой;

Слой за слоем, чешуйка к чешуйке,

Лист к листу опадает, шурша,

Разгорается в печке-буржуйке

Ненаглядная осень-душа.

Отражается в зеркале-небе

Ворожбой пилигримки-судьбы,

Прикорми её сахаром с хлебом —

И кобылкой встаёт на дыбы;

Днём и ночью рябинка к рябинке

Полыхает избыточно зной,

Только ты, моя осень-кровинка,

Не заботишься пользой-ценой.

***

Вот и аукает февраль,

Блуждая где-то в прошлом мире,

И будто бы кого-то жаль,

Кого-то, кто бряцал на лире.

А впереди весна-красна,

Надежды снова на благое…

Опять натянута струна,

Как для присяги перед строем.

Но песни старые поют

Вернувшиеся с Юга птицы,

О наших бедах воду льют,

Чтоб с местной стаей лучше слиться.

Их жирное «ква-ква-кря-кря»

Остановить никто не может.

Вот почему до сентября

Охота русским сердце гложет!

***

Вот и настал весенний маскарад:

Тот в зимней куртке, та в июльском платье,

Тот за очками прячет хитрый взгляд,

А та – в тепло ответного объятья.

Тот весь дрожит, но в сердце не мороз,

А та горит, как будто бабье лето,

Тот маленький букет кому-то нёс,

А та смеётся, не над ним, за это.

Всё в желто-красной кутерьме цветов

И бело-синем облаке погоды,

Тот надышался запахов духов,

Та накупалась в минеральных водах.

Какое счастье – маскарад весны:

Она спешит, а он летит навстречу,

И щеки у обоих так красны,

И так глаза полны желаньем встречи.

День всё длинней, а ночь короче,

В неистовом сплетенье тонут тени

И времени, и тел, и тонкой прозы.

Он улыбается, она хохочет,

Так радуется пышному цветенью.

И густо пахнут срезанные розы.

* * *

И дружба, и любовь, и прочие забавы

смешны для муравья, смешны для стрекозы.

Смеюсь и я, дружок. Имею, то есть, право

не принимать всерьез в былом былой слезы.

А нынешняя что ж?.. Дружок, на то и кепка,

чтоб утереть тайком на фоне муравья.

(Смешное фото нас удерживает крепко

от крепкого вина и прочего питья.)

Соломинки жуем. Глядим на муравейник,

где дел невпроворот. (Лентяи мы, дружок.

А может быть, карман не переносит денег,

и потому – худой среди худых порток.)

А, впрочем, а-а-а – наступим мы на грабли

и все-таки чуток потрудимся в саду,

что переходит в лес. Глаза мои ослабли —

для будущей весны скворечни не найду.

Ведь выпилил ее и сколотил на славу!..

(А может быть, во сне?..) Присядь и ты, дружок!..

На фоне муравья, что смотрит на канаву

с компостом, где ботва и прочий корешок.

«Все – суета сует», – он думает, должно быть.

Но муравьиный спирт, дружок, всегда при нем.

И нам с тобой пора на электричку топать.

И забывать во сне, о чем рыдали днем.

* * *

На фоне снежных баб и лыжников на фоне

цепляется душа за веточку сосны,

где хорошо клесту и хорошо вороне

прихода ожидать очередной весны.

И ты, душа, присядь хотя бы на березу —

порадуйся зиме, вороне и клесту…

Порадуйся, душа, как в детстве, паровозу,

что до сих пор гудит, что едет по мосту.

И то, что староват, его заботит мало —

нуждается депо и в этаком пока.

На фоне снежных баб и зимнего вокзала

вон как еще пыхтят железные бока!..

До грусти ли, когда туда – везет дровишки,

оттуда – то цемент, то семечек вагон?..

И так – лет пятьдесят уже. Без передышки.

Без гуда: мол, кому на свете нужен он.

Перрон № 2

Моих печальных снов глухонемая фея,

как странно ты молчишь, «экскурсию» ведя

по городу Москве, где я еще болею…

Любовью?.. Нет уже. Хотя… хотя… хотя…

Хотя мои шаги Тверским бульваром шатки.

От старости?.. О нет – от молодости вин,

что мысленно я пью. Кусочек шоколадки

протягивает мне экскурсовод-грузин.

«А где же ты, моя глухонемая фея?!.» —

сквозь шоколад кричу и понимаю: сон

закончился уже. Вокзал, где я старею,

оставил для меня единственный перрон.

(Все остальные в прах разносит гастарбайтер

отбойным молотком. У города Москвы

нет времени на сон.) Хотя бы альма матер

оставьте посреди забвения травы!..

(Прошу у молотков отбойных.) Где когда-то

шептала фея мне черкесские слова.

И – слушала мои. И смерть не знала даты,

когда ей приходить к перрону № 2.

* * *

Опять, Натаха, где-то там

ты пилишь яблоню ножовкой

и узнаешь по проводам,

какой электрик здесь неловкий.

Но бабам некогда роптать

на провода и остальное —

они пропаривают кадь

под урожай из перегноя.

И ты, косынку повязав

и засучив рукав халата,

рассаду громоздишь на шкаф,

отставив к лешему ухваты.

Запарилась. Устала вся —

от кирзачей и до косынки.

Какая странная стезя —

в деревню протоптать тропинки

из центра города Москвы!..

Дивлюсь, Натаха, и жалею

(о том, что были мы «на вы»,

когда ходили к Мавзолею).

(Не повторятся эти дни,

а вечера, Натах, – тем паче.)

На фотокарточку взгляни —

я там еще чего-то значу.

Не жду, конечно, я письма.

Но вспомнишь – благодарен буду,

Натах. Признателен весьма.

Покуда жив.

Нат, – жив покуда.

* * *

Распакую чемодан (в сторону Европы).

Можно не спешить туда 49 лет.

На дороге в Черновцы вырыты окопы.

А дорогу в Конотоп сторожит скелет.

Мимо поезд не идет (а иначе – крышка).

Он снаряды возит там и другой тротил.

А ведь я носил всю жизнь чешское пальтишко.

В башмаке румынском я тоже отходил.

Разговор о барахле?.. Нет, о крови общей.

Что Европу залила лет на сто вперед.

И опять она течет обгоревшей рощей

к морю Черному, опять огибая дот.

«Питер Брейгель подождет», – думаю, сжимая

в Костроме свои виски, где седая прядь.

Двадцать пятое число наступило мая.

От июня нам чего, Нострадамус, ждать?..

* * *

Внуку Косте

Лепить снеговика?.. Так доставай ведерко!

Морковка есть у нас и варежки б/у.

И я почти воскрес, чтобы катать с пригорка

тебя под «э-ге-ге», тебя под «у-у-у».

Природа воскресит и остальную пятку,

где пряталась душа, пройдя через наркоз.

Нет, я пока плясать не вызвался вприсядку,

но быть лошадкой – тпру! – могу уже всерьез.

Да что нам про меня трещать под стать сорокам!..

Фигура поважней выходит за порог.

Я место уступлю тебе ходить под Богом,

а иногда – бежать, своих не чуя ног.

В тебе останусь я малюсенькой ресничкой.

Что иногда всплакнет, не зная – отчего.

… А брови?.. Брови мы, слышь, нарисуем спичкой.

Вот прожую овес и крикну: «И-го-го!..»

* * *

Цемента – три мешка, но мешкаю при этом

бадьею черпать Тигр, тем более – Евфрат.

Навязчивые сны. Алеша, прошлым летом

не мог носить бадью больничный мой халат!

Но снилось: Вавилон, и ты (конечно, в каске

строительной) стропил касаешься рукой.

«А ведь у нас еще оконной нет замазки», —

подумал я тогда, сон подперев клюкой.

Зачем из раза в раз мне конопатить лодку,

что привезет кирпич?.. Зачем из раза в раз

мне с местным мужиком лакать уместно водку?..

Алеша, не пойму, но чищу керогаз.

Нажарим рыб себе. Запьем зеленым чаем.

(Врачи велели спирт забыть на двести лет.)

А завтра… Завтра мы все Нимрода встречаем.

«Готова?..» – спросит он. «Увы, – ответим, – нет».

Кувалдой не прибьет, но кости поломает.

«Да я и так с клюкой», – я усмехнусь во сне.

Без башни хватит нам земных, Алеша, мает.

Куда вот три мешка девать цемента мне?..

* * *

Я гвоздочки не прикрыл рубероидом, Алеш.

Заржавели, Алексей, даже циркули в углу.

Что же не сменяет нас Вавилона молодежь?..

Я устал. И ты устал. И огонь ушел в золу.

А когда-то он, смотри, надувал аэростат.

Чтобы тот возил кирпич на двенадцатый этаж.

(А.Аханов рисовал нас, жующих виноград,

30 лет тому назад или 49 аж.)

«Помнишь – летопись была?..» – вопрошает мой язык

(я немного прикусил этот самый язычок). —

Фигурируем мы в ней?..» Отвечает мастер: «Дык

об тебе на глине той, получается, молчок».

Получается, сверло я напрасно источил

о египетский гранит, о ливанский баобаб?..

Под ногою – лишь песок. Под ногою – только ил.

И огонь ушел в золу. Я ослаб. И ты ослаб.

Выпьем черного вина (лет 400 ему).

Привкус опиума там и цикуты, Алексей.

«Не боись!.. – прораб сказал. – Обоих я вас возьму

вспомнить молодость, когда буду строить Колизей».

На мотив Джузеппе Арчимбольдо

Время помыть калоши, вытряхнуть у камина

трубку, припомнить лето, где ты бродил без кепки.

Банка стоит на полке. Плавает в ней малина.

Память летит на свечку. Бабочка. Лапки цепки.

Девы?.. Конечно, снятся. (Чаще – без пеньюара.)

Муза?.. Конечно, пишет – письма, рецепты смузи

(зелье такое). Впрочем, старость – не божья кара,

просто то кости ломит, то завывает в пузе.

У Арчимбольдо – проще: вон как кора корява,

волосы дыбом встали в виде ветвей лохматых.

Это – зима. И мухи слева летят направо,

чтобы заснуть в полете. Небо – и то в заплатах.

Старость. Предел чего-то. Семечка и ребенка,

что торопился небо, солнце увидеть, маму…

Время помыть калоши и отложить в сторонку.

Время заклеить скотчем в доме вторую раму.

Муза, усни на грелке (вон как озябли ножки)!..

Незачем нам по тучам бегать украдкой к Богу.

Память. Сидит на стуле в виде усатой кошки.

Хочешь – лизни, родная, капельку, что ли, грогу.

* * *

И.К.

В чай насыплю ежевики из твоих Ессентуков.

Томик Лермонтова будет вслед Печорину смотреть.

Это все – литература. Разговоры мотыльков.

За окном – зима. От печки как бы нам не угореть —

мне и письмам о Кавказе, где цветы уже цветут

(или это – сон, родная?), где гуляю в мыслях я.

Молодой. Поэт к тому же (без пятнадцати минут).

Или это ежевика одурманила твоя?..

Спи, мой ангел!.. Дочитаю предпоследнюю главу.

Там закладкою лежало от тебя твое письмо.

Слишком долго я на свете (и на севере) живу.

Не грусти. В любом романе все кончается само.

Юбилейное

Юбилей, Алеша, – это повод

выпить водки впятером с грибами

(с красной рыбой). 60 – не овод,

чтоб кусать тебя в твоей панаме.

Загорай под соснами Пицунды,

Карфагена, Верхнего Селища…

Муравьи – и те свои секунды

тратят вкусно (не по части пищи).

Волокут то гусеницу скопом,

то, к примеру, ягоду-малину.

Ходят по хвоинкам и микробам,

мажут спиртом муравьиным спину.

Смотрят на тебя и на панаму —

дескать, Аполлон, а не мужчина!..

Нет, Алеша, это – не реклама,

это – прутик, отогнать кручину.

Это – вроде буковок эклоги,

что ссыпаю я тебе в карманчик.

Будь здоров! (Протру-ка спиртом ноги

муравьиным.) Не грусти, мой мальчик!

* * *

Бронзовый жук на ветке напоминает – лето.

Дескать, Земля – не глобус, бабочка – лучше бабы

(снежной). Спасибо, Павел, Вам и жуку за это!

Выну сандалий пару из платяного шкапа.

Выйду в пижаме синей, что по больничной части

прежде служила, сяду на чурбачок из липы.

Местная кошка Фуся скажет из травки: «Здрасьте…»

«Здравствуй», – отвечу, ноги свесив к земле без скрипа.

«Вот и эклога, Павел», – вспомню свою же фразу.

(Десять томов за печкой ждут своего Дедкова).

Жаль, я роман последний Вам не прочел ни разу.

(Там и о Вас замолвил я перед Богом слово.)

А мемуары, Павел… Кто их читает нонче?..

Зябликов Леша, может… Может, Истомин Федя

(мой однокашник)… Смехом я свой рассказ закончу,

где человек в пижаме думает о конфете.

Сладкой была. И фантик ярко блестел на солнце.

Там – в пятьдесят девятом. В Шахове-деревеньке.

…Бабушка Люба смотрит из своего оконца.

Кажется вкусной эта жизнь человеку-Женьке.

* * *

На той фотографии (по Кишиневу),

на той фотографии (по Еревану)

иду, и понятно мне каждое слово,

поскольку я – русский (евреем не стану).

Ни спеси во мне под рубашкой из хлопка

(узбекского – знаю), ни страха за душу…

Стреляют?.. Нет, это – шампанского пробка.

Не трусили предки. Я тоже не струшу

в Тбилиси, который спасали от хана

(забыто?..), и в Киеве (тоже – морока).

А может быть, то, что евреем не стану, —

ошибка судьбы?.. (Потерпи, синагога.)

Вон Галкин уехал. Уехал Назаров —

смотреть Назарет и другие красоты.

Зря вещий Олег повернулся к хазарам

с мечом. С фотографии юноша, кто ты

сегодня для Киева и Кишинева,

сегодня для Вильнюса и Еревана?..

Агрессор. Какое удобное слово!..

И даже в Берлине боятся Ивана.

Урока истории А. Шикльгрубер

когда-то не выучил в городе Линце.

Ему повезло – не повесили. Умер.

Как много желающих с ним застрелиться.

Боль

И почему я жив ещё…

Неужто я не нужен небу?

Иль человеческому хлебу

В «замесе» места не нашлось…

Я думал: только бы сошлось —

Слова, как мысли и деянья,

Не напрягали бы сознанье,

Не уводили душу в ночь.

Как манит праздник оголтелый

Своей красивой пустотой.

Как сердцу хочется в запой,

Чтоб отпустить того, кто сгинул,

И улыбнуться через боль,

Не объясняя, сколько горя

В песчинках траурного моря

Сквозь пальцы ныне пронеслось.

2024

Миг

Романс

Справедливость на кончике совести.

Как решиться её не предать?

Рассказать без фантазии повесть вам?

Лишь ресницами другу солгать.

На рассвете морозная изморозь

Обжигает губами висок.

И бордовые капли безмолвия

На холодный стекают песок.

И летят в небо птицы, уставшие,

Рассекая свободу и страх.

А за ними святые и павшие

Оставляют следы в небесах.

Справедливость на кончике совести.

Он решился, не предал её.

Ни секунды о славе и доблести

И четыре – за сердце твоё.

2023

***

Растите Пастернаков не спеша:

Им Нобеля еще разок придется.

И зимней ночью, роем мельтеша,

Глас новых пастернаков отзовётся.

2024

Учитель мой

Учитель мой.

Я в гости заходил к тебе.

Лишь мимоходом, второпях.

Среди своих не нужных дел.

Я забежал увидеть прах.

Нет ни души…

И пустота вокруг.

Лишь солнце, сделав двести двадцать третий круг.

Ласкает лик и щурит глаз.

Как старый столяр на показ.

Как он шумит, латая стул.

И эхо в сводах запирает гул.

А рядом друг и мы вдвоём.

Есть я, есть Он и камертон.

2022

Любовь

Ты принесла

Цветов созвездие земное

На коже рук.

И утолила взор молитвой тела,

И жадность жажды

Сердце одолело,

Воздвигнув храм во славу КРАСОТЫ!

1989

***

Ты сегодня ко мне отнеслась, как ко всем,

Позволяя вчера сильно больше…

Просто изгнан без суетных, веских проблем,

В маске радости смысла нет дольше.

За флажки и запреты ходивший к тебе,

Подливая в надежду быть рядом.

И смешил, и кривлялся: «Бе-бе-бе-бе-бе-бе»!

Отравляя любовь дружбы ядом.

Вот и всё, ты со мною устала фолить.

Вновь знакомиться время приходит.

Не упустим же правду себе говорить:

Осторожней, почтовый отходит…

2024

Путь

Любовь покинула чертоги,

Лишь скорбь нам сковывает ноги.

Славян языческие боги

На смену движутся волхвам.

Явь превратилась в сновидения,

Восток и Запад в Откровение.

А мертвые хотят прощения,

Голгофы не найдя себе.

На перекрестках всех дорог

Они не видят направлений.

Их жизнь закончит некролог,

Оставив множество сомнений.

Быть может, где-то в глубине

Душа ещё живёт во мне.

Я не уверен в этом точно,

Шаг, замедляя, при луне.

2023

В поисках жемчужины

***

По небу полуночи Ангел летел

Все тот же, но горестный был.

О том, что грехи превышают предел,

Он скорбные вести трубил.

Не нужен такой мiр ни людям, ни Богу,

В котором правители ждут машиаха.

И стадо народов их боги не смогут

Спасти из пучины кромешного мрака.

Но "малый остаток" составят другие,

Их Ангел сзывает от края до края,

Для самой последней земной литургии

В преддверии чаемом вечного Рая.

То Стан всех Святых и Возлюбленный Град,

Он новым ковчегом для верных спасенный!

И к встрече его будет звёздный парад

И звуки небес зазвучат во Вселенной…

2025 ‒ К Году Змеи

***

Бабье лето закончилось резко —

На Воздвиженье Креста.

Может, это – вот так – неспроста?

Солнца нет: золотая подвеска

Не нарушила днесь поста.

От Креста Солнце Правды взойдёт –

Небо солнца иного не ждёт.

27.09.2024

***

Ночь и такая вокруг тишина,

Словно безмолвьем объяло планету.

Белая улица насквозь видна

В тихо мерцающем призрачном свете.

В белом наряде кусты и поля,

В белом наряде пушистые ели,

Словно невеста оделась земля,

Даже заборы – и те побелели.

Город, отвыкший уже от торжеств,

Стал вдруг парадным и празднично-светлым.

Тихо слетают снежинки с небес,

В белое белым ложась неприметно.

Будто бы праздник на землю пришёл,

Самый заветный и самый красивый.

Господи, как же вокруг хорошо!

Жаль не об этом мы Бога просили.

Судовой журнал «Паруса»

Товарищи люди!

В Ярославле на вокзале пришлось часа три дожидаться автобуса. Вокзал отремонтирован, облицовка новая; в зале, где продают билеты на поезда дальнего следования – буфет. Я перед входом в углу стоял и доедал хлеб с мясом, что жена положила мне в дорогу. Потом походил и снова вернулся в этот угол – переложить деньги, получку, из брючного кармана – в пальто. Только я украдкой это сделал, как из зала ожидания подошел молодой паренек и быстро сказал: «Извините, у вас нет куска хлебушка?» Это было так жалобно, просительно и неожиданно, что я даже смутился: «Нет – нет у меня!» – Не успел добавить, что я уже всё съел…

Он быстро так же отошел и сел на своё место. Черненький, худощавый, в черной куртке, похожий на петеушника, как до недавних пор называли учеников профессионально-технических училищ.

Потом я перешел на второй этаж, где иконный киоск и платный зал ожидания. Там у буфета стояла низенькая старуха с коляской для мешка и сумкой в другой руке. Перед ней за столиком закусывали два молоденьких парня в синтетических, телогреечного образца куртках. Старуха смотрела на них и вдруг громко, на народ, заговорила:

– Взяли у меня деньги… Ты ему деньги мои передаешь… Чего глаза-то лупишь? Взял у меня 920 рублей! – И она несколько раз, чтобы все слышали, повторила: «Отдайте мне деньги!»

Пареньки отворачивались, допили из пластмассовых стаканчиков и ушли, старуха продолжала громко повторять: «Взяли деньги!». Потащилась, должно быть, за ними вниз, по мраморной лестнице. На последнем пролете, опершись о перила, стоял молодой милиционер. Он уже давно глядел на нее. Старуха в черном, побелевшем от носки пальто, в валенках, в одной галоше, спускалась с лестницы: уцелевшая галоша вздыхала, как мех. Повязана она была в белую шерстяную старинную шаль, из-под которой со спины выглядывал красный платочек; лицо было изумленным, с фиолетовыми подглазьями. За ней со ступеньки на ступеньку перепадала тележка с мешком. Остановилась перед милиционером и громко сказала:

– Милиционер, они взяли у меня деньги! – и стала продолжать: голос был такой, будто в нем отдавался не этот день вокзальный и не эта обстановка, а давняя какая-то затравленность и обида. Милиционер ей грубо сказал: «Не ори!» – не шевелясь и не меняя позы, всё так же привалившись к перилам.

Старуха спустилась в шум, гомон каменного ящика, побрела за знаемыми ей похитителями своих денег. У дверей, где торговали книжками и мороженым, сумасшедшая еще раз попыталась обратиться к суетящейся толпе:

– Товарищи люди!.. Товарищи люди, они делят мои деньги… У меня взяли деньги!

Но никто не обернулся, и она побрела дальше, к выходу.

Видно, кто-то украл у неё, может, сын или внук, пьяница или жадный спекулянт, эти 920 рублей: «вычистил кошелек». Так вот и вся Россия, как сумасшедшая, с желтым изнуренным лицом старуха, у которой всё разворовал и прогулял тот, кому было давным-давно сказано: «Ты думаешь, что ты богат, а Я говорю тебе, что ты нищ и убог и мертв».

г. Мышкин

Человек на земле и на море

Рассказ

1.

Старшина второй статьи Саня Малютин служил на ракетном крейсере в боцкоманде, а по совместительству был киномехаником. В тот день он, как обычно, убыл с корабля в политотдел, имея при себе коробки с просмотренными фильмами для замены их на другие. Именно другие, ибо новыми фильмами баловали не часто. Но в этот раз удалось урвать новинку, и Саня торопился вернуться на корабль.

Погода на Камчатке, девица строгая и изменчивая, показала свой норов и в этот раз: мгновенно выключила солнышко, обрушив на город снежный заряд, неотвратимо и быстро покрывающий вселенную толстым девственно-белым одеялом.

Автобус, следующий из центра города в поселок, пробившись до окраины и встретив непреодолимую преграду, высадил пассажиров и заторопился назад, опасаясь завязнуть навеки. Пассажиров было немного: кроме Сани с коробками два старлея с дипломатами и несколько молодых женщин с кошёлками. Морские офицеры, взяв пеленг на поселок (можно уже напрямую, дороги всё равно не видно), сформировали походную колонну, и она двинулась в путь. До поселка не так далеко, мороза и ветра почти нет, народ молодой и привычный, а снег с каждой минутой добавляет новые сантиметры, так что раздумывать было некогда.

Впереди пошел самый длинноногий офицер, проваливаясь то по колено, то по пах, за ним – Саня, потом – женщины, второй старлей замыкал колонну и подгонял отстающих. Каждые 15–20 минут ведущий отправлялся в арьергард передохнуть, а его место занимал кто-то из мужчин. Причем, когда это обязанность выпадала Сане, его коробки тащили офицеры. Это – флот, не пехота какая-нибудь.

Флотская шинель и брюки, ботиночки на тонкой подошве – не самая лучшая экипировка для подобных прогулок. Моряк в снегу так же нелеп, как гусар без коня. Но небольшой и дружный отряд, затратив массу физических сил, но, не потеряв силы духа и чувства юмора, добрался до поселка и постепенно рассосался по нему, а Саня полным ходом рванул в сторону пирса, скатившись с сопки по длинному деревянному трапу. Время поджимало капитально.

Дежурный по кораблю, увидев Саню в образе снеговика, принял его доклад, всё понял, но многозначительно постучал пальцем по циферблату часов.

– Команде собраться в столовой команды для просмотра кинофильма! – рявкнула трансляция точно в положенное по корабельному распорядку время.

Народ начал стекаться заранее. Первые ряды (VIP-ложа!) пока пустовали, там располагались наиболее авторитетные годки. Годки с авторитетом поменьше присылали своих карасей занять места в партере. Подгодки занимали там места самостоятельно. На бельэтаже размещались полторашки, караси теснились на балконе, так что мест всем хватало.

Добровольные помощники споро вооружают (готовят к использованию) экран и проектор, тащат коробки с фильмом.

– Саня, чего коробки такие тяжелые, опять, небось, «Броненосец «Потемкин» внутри?

– Братцы, сегодня новинка, кино на молодежную тематику, с девчонками, – интриговал киномеханик, насквозь мокрый после своего героического похода, заряжая кинопленку все еще не оттаявшими руками.

– Команде начать просмотр кинофильма! – гаснет свет, возня, стрекот аппарата, яркий волшебный луч, «башку убери, чучело!» и…

Бодрый ритм и звонкий голос певицы из динамика, на сцене ВИА терзает электрогитары; лето, фонари, толпа танцующей молодежи, опоздавшие торопятся по лестнице, счастливые лица красивых девушек, улыбки и титры: «ТАНЦПЛОЩАДКА»! Душа каждого, находящегося в этом тесном зале, стремительной птицей полетела туда, на гражданку, в лето, к друзьям и подругам! Криков «вау» тогда не знали (да и сейчас есть им нормальная замена), но общий одобрительный вздох пронесся по залу: кино – зачетное, Саня – молодец!

– Саня, стой! Тормози! Крути обратно! – это чей-то взволнованный голос внезапно перекрывает песню.

Голос принадлежал старшине первой статьи Сергею Стрижу. Он был третьего года службы, занимал мичманскую должность старшины команды радиометристов и был весьма уважаем в коллективе. К тому же Серёга дружил с боцманом-киномехаником Саней. Поэтому аппарат встал, волшебный луч погас.

– Эй, кому там поплохело? Птица, ты что, с катушек слетел?

– Братцы, там – в кино, в массовке – девушка моя!!!

– Да ладно, Птица, гонишь!

– Саня, крути обратно!

– Саня, крути вперед! – противоречиво загалдело благородное собрание.

– Малютин, продолжить показ кинофильма! – это навел порядок обеспечивающий мероприятие лейтенант. Выпускник Киевского ВВМПУ, он был не намного старше остальных зрителей, а фильм унес и его на ту южную ночную танцплощадку.

Снова завертелись катушки, полилась музыка, замелькали лица, но порядка в зале уже не было. Буря эмоций была сравнима с ажиотажем на соревнованиях по перетягиванию каната, проводимых обычно в День ВМФ.

– Серёга, которая?

– Беленькая? Черненькая?

– Голову убери, балбес!

– Сам балбес, мне не видно!

– Да тише вы! Вон та, по центру? Да не толкайся!

Тщетно Серёга вглядывался в экран, плохо следил за сюжетом, не обращал внимания на симпатичных героинь, но та девушка в фильме больше не появилась. Ночью он не спал. Память восстанавливала то, что давно заставил себя забыть, душа вновь наполнялась той светлой и радостной осенней грустью.

Старшина первой статьи Сергей Стриж обманул товарищей. Валя не была его девушкой. Но ему этого очень хотелось, ибо был влюблен в нее с девятого класса безответно…

2.

В небольшом промышленном городе, где Сергей Стриж учился в школе, был очень серьезный и современный Дворец Культуры с оригинальным названием «Октябрь». Располагался он на границе двух микрорайонов, в которых было по школе —12-я и 13-я. Микрорайоны по-пацански не враждовали, а школы соперничали друг с другом только на спортивных состязаниях.

И кто-то придумал устраивать в ДК «Октябрь», сразу после начала учебного года Осенний бал для старших – с восьмого по десятый – классов этих двух школ. Делали это с размахом, максимально доступным для подобного ДК, а значит – на высшем уровне. Это было главное событие для старшеклассников между Первым сентября и Новым годом.

При ДК был ВИА «Хоровод» (было тогда поветрие маскировать рок-группы под этно) с наилучшим аппаратом и солидными, привыкшими к дорогому коньяку и модным девушкам, музыкантами. При них обретался и молодежный состав, разучивший на этом шикарном аппарате хиты «Костер» от «Машины Времени», «Я московский озорной гуляка» от группы «Альфа» и тому подобное.

Для Серёги это был уже второй Осенний бал. Все-таки 9-й класс – самый развеселый из всех школьных лет: над тобой не висят экзамены, как в восьмом, гонка поступления в институт еще через год, а сил и прыти все больше и больше.

Веселье подходило к разгару, когда он внезапно увидел среди примелькавшихся танцующих удивительно чудесную девушку. Девушку эту он никогда не видел раньше, её точно не было на открытии бала, она возникла из ниоткуда. Танцевала самозабвенно и изящно, полностью погрузившись в себя, не обращая внимания на окружающую ее толпу. И все её эмоции отражались в огромных карих глазах, в загадочной улыбке, в задорно прыгающем «конском хвосте» густых волос, в каждом движении гибкого тела. Именно это и отличало ее от всех танцующих и вообще – от всех других девушек. И была она неземной красоты (ну, по крайней мере, так подумалось Серёге).

Зазвучал медляк – перепевка из Демиса Руссоса «Идут года, и грусть-печаль в твоих глазах, а я не знаю, что тебе сказать». И Серёга уверенно направился к неизвестной красавице. С девушками он был робок, но навык приглашения на танец нужной партнёрши освоил давно, ибо другой возможности побыть наедине и близко с таким чудом природы получить не умел.

Тут все просто: нужно уловить тот момент, когда череда быстрых танцев дойдет до некой критической массы, и держаться поближе к искомому объекту. Потом, обязательно с первых нот, безошибочно угадать, что это именно медляк. Ошибка здесь стоила дорого, так как многие быстрые танцы начинались плавно. Но Серёга участвовал в организации школьных дискотек и в репертуаре ориентировался легко.

Мягкая ладошка уверенно легла на его плечо, огромные карие глаза смотрели не в сторону, а смело и прямо в Серёгины голубые, девушка двигалась непринужденно, а общалась, словно они дружили всю жизнь. Звали её Валя, была она из 1-й школы, а значит, непонятно как проникла на бал, а на вопрос как – отшутилась.

«Хоровод» отработал свою программу, и завели дискотеку. Они протанцевали вместе пару танцев, и Сергей уже делал стойку на неотвратимый медляк, но на секунду отвлекся, и в этот момент Валя исчезла. Просто испарилась, как будто её и не было.

В панике он заметался по залу, пробираясь среди танцующих, вышел в фойе, покрутился около туалетов, выглянул на улицу… Бесполезно… Бал еще не закончился, но смысла находиться тут он не видел и побрел домой. Светлая грусть переполняла его, было одновременно и больно, и сладостно.

Дня три не находил себе места. Потом стал сбегать с последнего урока и двигать к 1-й школе. Район был враждебный – появляясь там в одиночку, он здорово рисковал нарваться на разборки. Но летел, как камикадзе на вражеский авианосец, занимал наблюдательную позицию неподалеку от школьного крыльца и жадно фильтровал взглядом выходящих учеников. Тщетно.

Потом зарядили дожди, за ними выпал первый снег, Серёга подуспокоился. Только иногда включал на магнитофоне «Красные маки» с той самой перепевкой Демиса Руссоса и предавался сладостной тоске, осознавая, что потерял ее навеки. Фатализм был ему не чужд.

А в начале зимы узнал, что в том же ДК есть театральная студия, и решил туда записаться: сцена его тянула, он выступал в самодеятельности, а на конкурсах чтецов – так с пионерского возраста. И кого же он встретил, придя в репетиционный зал? Конечно же, Валю! Она уже давно занималась в этой студии! С этого момента жизнь обрела для Серёги новый смысл и ярчайшие краски.

Обучение в студии было серьезное: сценическая речь, сценическое движение, художественное фехтование, пантомима и много других вещей, полезных в театре. Репетиции часто проходили на настоящей большой сцене, на все спектакли и концерты студийцев пускали бесплатно, режиссер даже настаивал на посещении, чтобы народ видел работу актеров и музыкантов. Теперь стало понятно, как Валя появилась на том балу и куда так загадочно исчезла!

Она всегда была рядом. Она была звездой, но не звездилась. Она была душой компании, но панибратства не позволяла. С ней было легко, тепло и весело. Серёга млел, но не умел и не знал, как пойти на сближение. Ждал, видимо, чуда. И чудо вдруг свершилось!

Режиссер решил, что коллектив дозрел до серьезной работы, и затеял постановку полноценного спектакля. Пьеса очень интересная, современная, из школьной жизни. На роль главной героини, конечно же, утвердили Валю. Вариантов не было. Она была признанная звезда и готовилась поступать в театральный.

А вот на главную мужскую роль неожиданно для всех утвердили Серёгу. Он не был лучшим в студии, и это для него стало громом среди ясного неба! А чудесным было то, что между главными героями должна появиться любовь и даже настоящий поцелуй на сцене! Это был шанс, посланный богами, чтобы помочь сломать этот порочный круг, именуемый ныне «френдзоной».

Серёга с упоением взялся за работу. Переписал текст роли (целая тетрадка!) и почти весь выучил. Роль давалась ему легко и радостно. Пошли читки, отработка отдельных сцен. И тут гром грянул вторично, но на этот раз уже убив его наповал. Режиссер своим режиссерским взглядом что-то увидел и сделал рокировочку. Забрал у Серёги роль главного положительного героя и дал ему роль главного отрицательного. Антигерой был шикарным: яркий злодей – украшение любого спектакля или фильма, но он был антагонистом влюбленной парочки, а это не входило в Серёгины планы.

Роль Серёге нравилась, но Валя уплывала, отдалялась и таяла, как облако в синеве огромного неба. С новым партнером они шептались и хихикали, уединялись, типа для репетиций. А потом кто-то видел их в городе гуляющими, взявшись за руки. А потом Серёга случайно застал их в укромном месте целующимися совсем не театрально. А Серёга ведь никогда в жизни не целовался…

Премьера прошла с триумфом. С немалым успехом спектакль отыграли еще раза три. Потом были лето и каникулы, после – 10 класс, подготовка к экзаменам и поступлению. Театралку пришлось забросить. Девчонки Серёгу перестали интересовать, в глубине души жила какая-то тоска, а Демиса Руссоса с «Красными маками» он уже ненавидел.

Грандиозный выпускной бал для всех школ города проводили в том же «Октябре», с тем же «Хороводом». Он знал, что и Валя там обязательно будет. Представлял ее королевой бала в самом шикарном платье и надеялся объясниться. Хотя понимал всю бессмысленность этого: он был почти уверен в своем поступлении в московский технический ВУЗ, потом, после первого курса, неминуемо, – армия, а что и как будет с Валей – неизвестно.

Валя на выпускной пришла на удивление в скромном платье, была как-то подавлена и растеряна. Они потанцевали, поговорили ни о чем и расстались. И Серёга заставил себя забыть ее навсегда.

А сейчас она пришла к нему на далекую Камчатку, такая же прекрасная, так же – в танце, но только с киноэкрана.

3.

Теща у Серёги была замечательная. Не нудная, не злая, веселая и хлебосольная. Как раз у нее вчера был день рождения, а сегодня, в воскресенье, можно с утра не торопясь поправить здоровье. Серёга вышел из подъезда и направился к проспекту, где у троллейбусной остановки теснились круглосуточные киоски, а сбоку прилепился маленький рынок.

Красный диплом серьезного московского технического вуза не пригодился: распределение – отменено, по новой стране шагал семимильными шагами призрак капитализма, для смелых и решительных маячили заманчивые перспективы.

Старшина первой статьи запаса и новоиспеченный инженер запрыгнул в этот экспресс очертя голову. С друзьями зарегистрировали товарищество с ограниченной ответственностью (Серёга не побоялся ответственности стать его генеральным директором), арендовали складскую секцию на большой овощебазе, которая стала универсальным оптовым рынком, и – понеслось. Развозили по магазинам картошку, бананы, яблоки, ставили уличные лотки (продавцы иногда смывались с дневной выручкой), искали новые товары и идеи, не боясь никакой работы. Через базу шла «гуманитарка» – псевдотушенка «Великая стена», пралиновые конфеты, шоколадная паста… Директор базы за долю малую снабжал ребят и этим ходовым товаром. Решать специфические проблемы с криминалом тоже приходилось, и у молодого гендиректора это пока получалось успешно.

Дела шли в гору. Нельзя сказать, что это была именно та работа, о которой мечтал Стриж, но жить вполне было можно: любящая и любимая жена – коренная москвичка, дочка – коренная москвичка трех лет от роду, жигуль-семерка, опять же, теща зачётная.

Собираясь от ларьков взять курс в сторону дома, он вдруг увидел идущую впереди себя молодую женщину с девочкой лет пяти. Это была Валя! Он узнал ее со спины – и безошибочно! Обогнал, обернулся. Точно она!

– Привет! – услышал он знакомый голос с такой интонацией, словно вчера только расстались. – Ты тут работаешь? – Валя кивнула на рынок.

Черт подери, все похмелье улетучилось из головы мгновенно. Нездоровый вид, щетина, треники – это не тот образ, в котором он мечтал предстать перед девушкой, которую некогда боготворил.

– Да я, вот… живу тут… выходной сегодня…

Он уже не помнил, как продолжился разговор и как они договорились встретиться.

К этой встрече Серёга подготовился качественно. Костюм, рубашка, галстук, часы – все это у него было, и носить это он умел и любил. Для завершения картины маслом не хватало только одного мазка – мобильника, но это дело наживное.

Валю он пригласил в кафе на первом этаже отеля «Балчуг Кемпински» – модное в то время место для «попить кофею» в приличном обществе. Кроме шикарных постояльцев отеля туда заходили банкиры, бизнесмены, встречались звезды кино или эстрады, ну и обязательные для подобного заведения девушки модельной внешности. Серёга там бывал несколько раз именно для деловых переговоров.

Он не знал, зачем ему эта встреча. Просто, летел как мотылек на огонь свечи. Ну и пофорсить тоже очень хотелось, а что такого, ведь всего в жизни добивался сам. Заказали замечательный кофе, какие-то модные десерты, фруктовый салатик. Вспоминали театралку, режиссера, общих знакомых. Сергей рассказал ей про эпопею с «Танцплощадкой» (естественно, утаив щекотливый момент с маленькой ложью). Но фильм действительно стал на какое-то время любимым на корабле, и боцман-киномеханик Саня приносил его при каждой возможности. Валя перечислила еще кинокартины, в которых она снималась таким же образом. Серёга запомнил только «Гардемаринов».

Оказалось, что в театральный она не поступила, закончила педагогический, вышла замуж за москвича, и, самое удивительное, уже несколько лет живет на том же проспекте, где и Серёга, только в самом его конце.

Валя нисколько не изменилась за это время. Такая же непосредственная, милая, общительная, с ней было все так же легко и тепло. Самоуверенность Серёги начала резко падать, он вдруг стал робеть и чувствовать себя тем же девятиклассником на репетиции.

Но Стриж уже не был невинным школьником, в голове его защелкали какие-то релюшки, завихрились нехорошие подозрения. Его сознание вдруг раздвоилось, часть как-бы отлетела в сторону и вращалась вокруг их столика, демонстрируя их общение с неизвестных доселе Серёге ракурсов.

Он вдруг увидел не просто героиню своих юношеских страданий, а «светскую львицу», которая умело пользуется своим обаянием, знает свою власть на ним, лихо манипулирует его чувствами.

«Стоп, стоп, – отгонял наваждение Сергей. – Понаблюдай еще. Вдруг ты ошибаешься. Хотя, если попросит вдруг денег…», – он с ужасом прогнал эту мысль.

– У нас недавно машину пытались угнать, стоит во дворе только на сигнализации. А неподалеку гараж продают, но денег не хватает. Не одолжишь ли ты мне … – и она назвала сумму, не большую, не маленькую, на полгаража примерно.

Серёгу окатил холодный душ. Как можно вот так, между делом, при первой встрече заговорить о деньгах? Черт возьми, это ведь действительно была их первая встреча не на танцах и не на репетиции!

«Манипулирует…», – сделал он тоскливый вывод.

Стриж не был жадиной. Пожалуй, мог бы даже и подарить ей эту сумму при острой, жизненно важной необходимости. На операцию маме, например. Но так же знал, что деньгами можно ссужать только тех, на кого есть рычаги воздействия для возврата долга. В данном случае никаких рычагов не было, даже напомнить о возврате не смог бы найти в себе силы. И она прекрасно это осознает!

Ну и Гарсиа Лоркой, который «дал ей ларец на память, и больше не стал встречаться, запомнив обман той ночи в туманах речной долины – она ведь была замужней, а мне клялась, что невинна», он не был.

Сергей свернул разговор с этой темы, но вечер перестал быть томным. Да и Валя как-то заскучала. Проводил её до метро «Новокузнецкая», а сам пошел пешком до «Третьяковской», и грусть его была уже не такой светлой, как тогда, после Осеннего бала или после первого просмотра «Танцплощадки». Молчи, грусть, молчи!..

Не нужно пытаться вернуться туда, где однажды было хорошо. Детство, юность – они прошли безвозвратно. В одну реку нельзя войти дважды: и ты не тот, и река не та.

4.

– Команде собраться на юте (кормовая оконечность корабля) для просмотра кинофильма! – рявкнула трансляция в точно положенное по корабельному распорядку время.

Ну, правильно, где же еще, как не на открытом воздухе, смотреть фильм в разгар душного приморского лета?

Добровольные помощники вооружают на воротах вертолетного ангара экран, он значительно больше того, который для столовой. Из кубриков выносятся баночки (скамейки), почтенная публика рассаживается согласно табели о рангах.

– Алё, боцман, что у тебя на сегодня?

Саня, ухмыляясь, показывает надпись на коробке.

– Ну, ты даешь! Где ты это достал здесь?

Вопрос закономерный, мы ведь не у себя дома, а на чужой эскадре в полутора тысячах миль от Камчатки.

– Где, где… На «Варяге» сменял. Впарил им «Одиночное плавание».

– Зачёт, боцманюга! Пускай гвардейцы поплавают, а мы нормального «кина» посмотрим! Заводи уже свою шарманку! Эй, Птица, давай к нам, тут баночка адмиральская! (очень удобная скамейка)

Жаркая южная ночь. Музыка. Горящие глаза, счастливые лица.

– Слышь, молодой, видишь вон ту, с челкой? Это девушка Птицы. Учись, карась, пока годки живы!

Рассказ

Стрим первый

Хай, мои читатели, зрители, подписчики, фолловеры и хейтеры! С вами снова я, Фрэд Клински, скандально и не очень скандально известный как Дабл Трабл!

Прошу прощения за долгое отсутствие в сети. Вы, видимо, задаетесь вопросом, куда ваш покорный слуга пропал с радаров в последние полгода, соскучились по моим ежемесячным гольф-турнирам «Элиен Кэт Оупэн», гламурным вечеринкам в стиле Великого Гэтсби и байк-шоу «Волки Чингиз-Хана»? И вам не понятно, что это за дурацкий скафандр на мне и почему я в кабине космического корабля? Уж не подался ли Дабл Трабл в банальные космотуристы по суборбитальной траектории с невесомостью в пять минут и страхом в 10? И как поживает знаменитый кот Элиен, который уже 17 лет сопровождает меня во всех приключениях?

Прежде чем я отвечу на все ваши вопросы, обращаю внимание тех, кто еще не подписался на мой канал, можете это сделать прямо сейчас по льготной цене 9,99, перейдя по ссылке внизу экрана.

Как говорил мой русский прадед из Одессы, у меня есть две новости: плохая и хорошая, с какой начинать? Начну с хорошей: кот Элиен по-прежнему бодр и полон сил, со мной рядом, вон, в собственном скафандре, пристегнутый к ложементу. Эл, помаши лапой и скажи «Чиииз» на камеру!

А плохая заключается в том, что всё, происходящее прежде со мной и с вами на моем канале онлайн и офлайн – в прошлом. Не будет ни гольфа, ни вечеринок, ни байкинга с яхтингом и других приключений в стиле Дабл Трабл. Всё в прошлом. Полный, так сказать, ребрендинг. Виной всему – барабанная дробь – миниатюрные, малозаметные и многовредные метастазики, которые, как выяснилось, поселились по всему моему не старому еще организму. Да, друзья, это рак, неоперабельный и не поддающийся лечению. Поверьте, я все испробовал – от новейших клиник до мудрейших магов – но прогноз неутешительный: жить мне осталось, считая от сегодняшнего дня, примерно с год.

Заинтриговал? Кто не успел подписаться, всё еще может это сделать по льготной цене 9,99, позже будет дороже!

Первая мысль, когда осознал эту новость, была «А почему я???» Ответил себе «потому», и не стал углубляться в самокопание. Куда важнее для меня был вопрос: как провести остаток времени, отведенный мне Провидением? Мне, человеку, у которого есть практически всё, который может купить почти всё на свете, кроме здоровья, настоящей любви и дружбы?

Всем известно, что привязанностей у меня нет: родители давно умерли, детей и наследников не случилось, с любимой женщиной не сложилось. Только мой кот Элиен – вот вся моя семья. Так что руки развязаны, а моя склонность к мизантропии – давно секрет Полишинеля.

Вы не поверите, сколько возможных вариантов я перебрал! Удариться в разгул сластолюбия и прочие излишества, устроить последние глобальные вечеринки? Пошло, банально, греховно. Отдать все деньги в церковь и уединиться на вершине горы в пещере? Провести время в медитации и совершенствовании духа? Скучно, и опять-таки банально, хотя, и менее греховно. К тому же блогеры и папарацци найдут тропинку куда угодно, да и за себя ручаться трудно: где гарантия, что не захочется в какой-то момент спуститься с горы в местный паб за кружкой прохладного эля?

Отдать все деньги на спасение голубых китов, поселиться в подводном доме на атолле среди кораллов и акул? Китов все равно не спасти, пока китайские танкеры сливают отстой прямо в море, а папарацци и там достанут, несмотря на кровожадных акул.

Купить у русских старую атомную подводную лодку, переделать под себя в стимпанковом стиле «Нутилуса» и отправиться в последнее плавание? Это уже было… Как прожить остаток ярко, полезно и уйти красиво – так, как никто до меня не уходил?

Лежа на очередном обследовании, от скуки посмотрел русский фильм про то, как они отправили в космос блондинку-врача для спасения жизни космонавта. Смех в том, что у русских на их студиях не нашлось нормальных программистов и технологий спецэффектов, чтобы снять работу в невесомости, но есть куча нефтедолларов, и они тупо отправили актрису с оператором в космос! Тут у меня в мозгу что-то щелкнуло.

Потом, прогуливаясь ночью под нашим калифорнийским небом (а вы знаете, какое оно звездное!), размышляя о бренности всего сущего, вдруг увидел пролетающий спутник, подумал, что неплохо было бы в нём полетать и посмотреть вниз на Землю и по сторонам на звезды. И тут щелкнуло во второй раз! Паззл сложился! Теперь вы поймете, почему я здесь. Кто еще не подписался – сейчас лучшее время сделать это по льготной цене 9,99.

Итак, я обналичил все свои биткоины и продал акции. Создал фонд Фрэда Клински «Старфолл» («Звездопад») и передал все средства фонду. Свой особняк на Калифорнийском побережье, гольф-клуб, отель, обе яхты, коллекцию мотоциклов и пивных крышек распродавать не стал, передал фонду – посмотрим, как подскочит цена на мои активы после этого стрима.

На вырученные деньги купил у НАСА космический корабль и назвал его «Старфолл». Главное отличие его от любого пилотируемого корабля – отсутствие спускаемого аппарата и системы мягкой посадки. Возвращение на Землю невозможно и не планируется. Есть только небольшие тормозные двигатели с ограниченным запасом рабочего тела, чтоб свести его с орбиты, когда мои часы закончат свой отсчет.

Система жизнеобеспечения рассчитана на год жизни нам с Элиеном. Эл прожил свой кошачий век достойно и согласился разделить со мной мою судьбу.

Миссия «Старфолл» будет заниматься поиском методов лечения рака на Земле и в космосе, мы с Элом – подопытные кролики. Ну, и каждый день трансляции для вас, ведение блога, общение со всеми желающими. Дело в том, что у космотуриста нет на это времени, у профессионального астронавта – тем более. А у нас с котом – целая вечность, почти год впереди, сколько можно всего успеть!

Апофеозом проекта будет трансляция схода с орбиты, снятая одновременно изнутри корабля, с Земли через телескопы, из атмосферы с реактивных джетов и из космоса со специально запущенного на низкую орбиту «Драгона». Время будет выбрано так, чтобы любой желающий мог выйти на балкон с биноклем и полюбоваться зрелищем. Это будет самый эпичный акт развеевания праха над планетой Земля.

Русские разрекламировали свой фильм – дескать, утерли нос американцам, первыми сняли игровое кино в космосе. Посмотрим, как весь мир откликнется на мой бенефис и кто кому утрет нос в этот раз!

Права трансляции на запуск миссии, то есть то, что вы видите сейчас, выкуплены СиЭнЭн, а права трансляции рекламы и завершающего акта выставлены на торги. Интересно, сколько заплатит за это победитель?

А, совсем забыл! Мы с Элом для своего полета создали брэнд кошачьего корма «Анкл Фрэд». Только этим рационом он будет питаться весь полет. Первый в мире корм орбитальных кошек! Вот, полюбуйтесь: на пакетике изображен Элиен собственной персоной в скафандре, можете сравнить с оригиналом – секундочку, камеру поверну. В этом корме состав подобран с филигранной точностью для наиболее качественного здорового питания ваших любимцев. С сегодняшнего дня он в продаже на всех интернет-площадках и в сетевых гипермаркетах. Покупайте корм «Анкл Фрэд», придайте своему коту космическое ускорение!

Итак, друзья, подходит время старта. В этот волнующий миг хочу вспомнить того улыбчивого русского парня, у которого было много шансов кометой сгореть в атмосфере, но он вернулся, стал первым и открыл всем нам дорогу в космос.

Вы слышите? Вы слышите? Это обратный отсчет! Три…два…один…PRIVET, YURA! POEHALI!

Стрим пятнадцатый

Хай, земляне! С вами команда «Старфолла» – капитан Дабл Трабл и боцман Элиен! Пошла вторая неделя нашей одиссеи, закончилась адаптация, жизнь вошла в нормальный рабочий ритм. Техника работает исправно, самочувствие экипажа отменное.

Как-то в суете мы совсем забыли тот факт, что Элиен – первый кот-астронавт, или, сокращенно, астрокот. Действительно, русские отправили в космос собак, американцы – обезьян, а о правах котов никто не позаботился. Но эту ситуацию исправили мы, и пришли к выводу, что коты – самые приспособленные к невесомости существа. Обратите внимание, как грациозно он парит в воздухе, вольготно растопырив лапы, а хвост служит для коррекции движения в пространстве.

Невесомость чудесным образом действует на кошачью шерсть. Как только Эл снял свой скафандр, она сразу встала дыбом, и на волю вылетели несколько случайно оставшихся там блох, которые тут же были собраны пылесосом. Теперь становится понятно, почему русская актриса распускала свои волосы на МКС.

Пребывание астрокота на борту требует специальных устройств, и мы их сейчас вам продемонстрируем. Вот – безинерционная когтеточка. По заказу нашего Фонда она разработана в Skolkovo. Пожалуй, это самый полезный девайс, вышедший из тех стен. А вот кошачий гравитационный туалет, детище компании «Вестингауз». Он выполнен в виде центрифуги, куда засыпан патентованный субстрат. Астрокот лапой включает вращение, внутри создается локальная искусственная гравитация в половину земной. Осталось только тренированным движением запрыгнуть внутрь, и можно спокойно и с комфортом там покопаться. Далее патентованный субстрат капсулируется, подается за борт на вакуумирование и возвращается в первозданном виде для повторного многоразового использования. А без подачи субстрата – это беговой тренажер.

Ну и питание – основа жизни в космосе! Фонд Фрэда Клински «Старфолл» запатентовал инновационную упаковку, позволяющую котам и кошкам самостоятельно вскрывать её, как в условиях невесомости, так и при наличии силы тяжести. Теперь ваш питомец не будет испытывать муки голода в ваше отсутствие, находясь среди недоступных ранее запасов провизии. Приобретайте корм «Анкл Фрэд» в новой упаковке с бонусом – 10% бесплатно – во всех супермаркетах вашего города! Не дайте вашему питомцу испытывать муки голода, пока вы отсутствуете дома.

А теперь – краткий отчет о деятельности Фонда. Наши трансляции стабильно набирают по 200–250 миллионов просмотров в первые сутки. Все права на рекламу успешно проданы, а конкурс на освещение завершающего акта миссии внезапно, не удивляйтесь, выиграл Первый канал телевидения России, предложив астрономическую сумму в цифровых рублях, набирающих популярность на валютных биржах мира.

Моя коллекция пивных пробок выставлена на «Сотбис» по цене, превышающей цену проданной ранее коллекции яиц Фаберже последнего русского императора.

Все вырученные средства Фонд направляет на медицинские исследования в области онкологии, и уже есть первые результаты – ведь не зря мы привезли сюда целую гору аппаратуры, а наша международная команда экспертов трудится круглосуточно.

Вы тоже можете присоединиться к ее работе, отправив любую сумму при помощи СМС, номер идет бегущей строкой внизу экрана.

Бай, земляне, до следующей встречи! Ставьте лайки, подписывайтесь по льготной цене 19.99!

Стрим триста тридцать третий

Земляне, друзья мои! Сегодня 330-й день миссии «Старфолл», и в этот день решено выступить с заявлением, которое потрясет весь мир! Голос дрожит, слезы наворачиваются, но я очень горд сообщить вам эту новость.

Итак, томить больше не буду. Как вы все знаете – основная цель фонда Фрэда Клински «Старфолл» – это поиск средства от рака. И это средство найдено!!!

Более того, я, Фрэд Клински по прозвищу Дабл Трабл, человек, неизлечимо больной раком, теперь абсолютно здоров! Результаты исследований и анализов – до полета и сейчас – вы можете увидеть на сайте Фонда и убедиться лично. Да, это так! А теперь расскажу, как такое стало возможно.

Как-то, еще в самом начале нашей робинзонады, заспорили мы с Элом, действительно ли корм «Анкл Фрэд» настолько вкусен и питателен, как утверждает реклама, к которой мы сами непосредственно приложили свои руки и лапы. И я принял обет две недели питаться этим кормом, астрокот же временно перешел на сублимированное рагу из кролика в трюфельном соусе. Это было нашим маленьким секретом, мы не стали делиться челленджем с нашими фолловерами. Надо сказать, что большого удовольствия мы взаимно не получили и вернулись к обычным гастрономическим практикам.

Но при очередном обследовании врачи на Земле вдруг увидели, что мои родные метастазики имеют признаки деградации. Начались дотошные исследования в лабораториях Фонда. Я опять перешел на рацион «Анкл Фрэд». Элиен, соответственно, мужественно терпел кролика. Метастазы стали постепенно схлопываться!

Дело оказалось вот в чем: в состав корма входит новый синтетический консервант, который в сочетании с факторами космоса – излучением и невесомостью – сработал как ингибитор онкологии! В земных условиях это не работает, я вас предостерегаю от экспериментов. Ученым на Земле осталось найти способ смоделировать эти условия, изменив формулу консерванта, подобрав сопутствующие медикаменты, специальное оборудование, технологии и прочее. И в результате – найден стабильный протокол, позволяющий излечивать рак!

Вы спросите, почему полувековой богатый опыт космических пилотируемых полетов не принес открытия этой технологии? Ответ прост – чудесное совпадение ряда случайных факторов, а самое главное – в космос отправляли исключительно здоровых людей! И эксперименты проводили по широкому спектру медицинских проблем, а не сосредотачивались, как мы, на одной.

Вы все знаете меня как человека, который всю жизнь держал нос по ветру и не упускал возможность заработать – это основа нашего американского образа жизни. Но наблюдая со стороны наш маленький шарик, я пришел к мнению, что не все в мире должно измеряться долларами. Я убедил правление Фонда полностью раскрыть наши технологии и подарить их людям. Любовь – вот что должно править миром, но не золотой телец.

Спешу сообщить вам, что на сайте Фонда опубликован кьюар-код, по которому любой желающий бесплатно может скачать все наработки Фонда: химические формулы, технологические карты, описания, электросхемы и чертежи приборов, медпротоколы и программное обеспечение с открытым кодом. Теперь любая фармкомпания средней руки может выпускать необходимые препараты, а хорошо укомплектованная клиника – проводить успешное лечение. Уверен, что при таком подходе это станет доступно всем. Человечество вступает в новую эру, в эру без онкологии!

Друзья мои! Миссия Фрэда Клински «Старфолл» неожиданно успешно выполнила свое предназначение! До встречи в эфире, искренне ваши Дабл Трабл и астрокот Элиен.

Стрим триста сороковой.

Друзья, земляне! Прошло чуть меньше недели с момента заявления о нашем открытии, и вы лучше меня знаете, что творится в мире, блогосфере и СМИ. Но приятные новости не кончились, и я продолжаю ими делиться с вами!

Во-первых, фонд Фрэда Клински «Старфолл» и мы с Элом номинированы на Нобелевскую премию по медицине! Это логично, закономерно и наполняет наши сердца гордостью.

А во-вторых… В эйфории всеобщего ликования как-то упустили, с чего началась наша миссия. А началась она с того, что мне как неизлечимо больному захотелось эффектного ухода. Никто не ожидал, что вторая часть плана – борьба с раком – закончится так быстро и триумфально. И встал вопрос: какого черта мне помирать почти молодым и совсем здоровым? И почему первый астрокот Земли Элиен должен погибнуть при возвращении с орбиты, как русская собачка Лайка? Лучшие космические умы мира объединились и нашли решение!

Наш корабль – стандартный орбитальный модуль, удалена лишь система приземления. Но стыковочный узел не был демонтирован! Просто из соображения удешевления работ – зачем городить его снятие и затыкание получившейся дыры в корпусе? Инженеры НАСА в коллаборации с коллегами из «Роскосмоса» предложили способ вернуть нас на Землю.

Будет запущен космический буксир, который приведёт нас к МКС. Над стыковочным узлом нужно будет немного поработать: нам – изнутри и космонавтам – снаружи. Мы сможем совершить стыковку! Останется мелочь – сбросить пустой «Старфолл» в атмосферу (при этом его эффектное сгорание никто не отменяет!), а нас вернуть без лишней спешки с ближайшей оказией.

Запасов жизнеобеспечения у нас с Элом осталось примерно на полтора месяца, операцию стыковки обещают провести за месяц. А потом – мы дома! Мы снова с вами!

Друзья, ждем ваши комменты и поздравления! Сердечно ваши, Дабл Трабл и Эл!

Стрим триста сорок первый

Даже не знаю, зачем я это записываю. Видимо, сформировалась привычка за 11 месяцев пребывания на орбите… Я просто не представляю, что мне делать и как быть, поэтому постараюсь описать произошедшее.

Сегодня листал ленту с поздравлениями и новостями, радостно готовился к сеансу связи, эйфория от предстоящего общения со зрителями захватывала мое сознание, но вдруг связь пропала. Все каналы не работали, эфир забит помехами. Тщетно пытался настроиться хоть на какую-то частоту. И тут мы вплыли на ночную сторону Земли, а я бросил взгляд в иллюминатор. И оторваться уже не смог.

По всей Земле вспыхивали огоньки – не сразу понял что это, а потом с ужасом догадался: это стартовали ракеты. Отчетливо были видны места стартов, факелы реактивных выхлопов. И это происходило на территориях всех ядерных держав: США, России, Китая, Индии, Пакистана, Северной Кореи и прочих. Ракеты стартовали не только с суши, но и из океанов: вот в северной части Атлантики вспыхнули из одной точки одна за другой 16 вспышек, видимо, это отстрелялась русская субмарина.

Ракеты уходили ввысь, покидали атмосферу, их боеголовки разделялись и стремительными росчерками торопились к своим целям. Некоторые – меньшая часть – сбивались противоракетной обороной, но подавляющее большинство достигало поверхности. И на этом месте вспухали яркие цветки атомных взрывов. Их было тысячи по всей поверхности планеты. Ядерные державы били не только друг в друга, но и по остальным странам, согласно какому-то адскому плану.

Я глянул на экран обзорного радара – он был весь в засветках, это противоспутниковые ракеты работали по космическим объектам. Мысли о возможности случайного удара и по нам как-то не пугали, была апатия и понимание того, что это может быть лучшим исходом для нас.

И оглушительная тишина, сопровождавшая мрачный звездопад, и охват нами всей картины, а не отдельных эпизодов разрушения, добавляли ужаса в наши души.

Постепенно россыпь ярких огней городов – обычный ночной вид из космоса – стала меркнуть, и планета постепенно погрузилась в темноту. Электрические огни городов начали заменяться светом гигантских пожаров, охватывающими все материки.

Когда прошли линию терминатора, то на освещенной стороне явственно увидели, как атмосфера начала затягиваться мегатоннами радиоактивной пыли, поднятой в атмосферу тысячами ядерных грибов.

Адский звездопад продолжался недолго, последующие витки демонстрировали нам всё больше пожаров на ночной стороне и дыма с пылью – на дневной.

Калифорнию смыло – видимо, от цунами после удара русскими «Посейдонами».

От сотрясения земной коры проснулись вулканы, внося свою чудовищную лепту в разрушение планеты.

Где-то в глубине реакторов под многометровой защитой копилась неимоверная энергия «мирного атома», готовая в скором времени добавить в больную атмосферу новую порцию радиоактивного яда.

Из трубопроводов и хранилищ наружу хлынули миллионы баррелей нефти, газа, аммиака и прочей отравы.

Земля, наша мать, наш дом, погружалась в хаос. Немногие выжившие завидуют погибшим – такие мысли приходят в мою несчастную голову. Даже те, кому посчастливилось пережить удар, вскоре умрут в муках от радиации, голода, ядерной зимы.

Но не мы с Элиеном одни остались живы и стали свидетелями Армагеддона. Кроме нас на орбите находится международный экипаж МКС, а на Луне – китайские тайкунавты обсерватории «Чанъэ-12». Надо попытаться с ними связаться. Понятно, что нормальной голосовой связи не получится, она шла через ретрансляторы на Земле, но поколдовать с ориентацией антенн и отправить короткие текстовые сообщения возможно – мы это отрабатывали на всякий случай. Этот случай настал…

Нет ни сил, ни эмоций думать и говорить, надо как-то с этим справиться, как-то пережить, хотя – как можно пережить ТАКОЕ?

Три дня спустя

– Лично мне импонирует позиция как первых, так и вторых – астрокот, вильнув хвостом, изящно перевернулся с живота на спину.  – Вот возьмем тайкунавтов. По их мнению, Китай – вечен, любой катаклизм глобального уровня для них всего лишь миг в многотысячелетней истории. Сейчас они помочь ничем не могут, но через тысячу лет Огненный Дракон возродится, новое поколение тайкунавтов доберется до Луны и обнаружит там пантеон предков. Вот тогда-то они, эти предки, и сослужат службу Китаю, как олицетворение силы духа и бессмертия. Вполне прагматичная цель, если не гоняться за сиюминутным эффектом. – оратор ловко почесал задней лапой за ухом, компенсируя вращение адекватным движением передней лапы. Почти целый год, проведенный в невесомости, привил необходимую моторику.

Я не возражал.

– А экипажу МКС сама судьба преподнесла подсказку. Как раз прилетела экспедиция посещения с космотуристом в составе. Ха, представляю его ощущения, это – самый оригинальный персонаж среди нас. Сбегал, называется, за хлебушком… Их как раз получилось восемь: двое русских, два американца (из них один – африканского генотипа), по одному представителю Индии, Эмиратов, Японии и Финляндии. Почти все расы, кроме индейцев, и «каждой твари – по паре». То есть пополам мужчин и женщин. Хотя и тут не без нюанса: одна из этих женщин позиционирует себя мужчиной. Думаю, ей (ему?) придется пожертвовать достижениями свободы гендерной идентификации в пользу спасения популяции своей черной расы. Мне, коту, не понять этих ваших человеческих закидонов, но жизнь (или смерть?) расставила все по своим местам. Вы согласны со мной, профессор? Могу я к вам так обращаться, мы ведь без пяти минут Нобелевские лауреаты?

Я снова не возражал. Так же, как и не был против официального обращения. «Котам обычно почему-то говорят «ты», хотя ни один кот никогда ни с кем не пил брудершафта» – вспомнилось из незабвенной классики. Почему бы не подыграть старому другу?

– И у них хорошие корабли с точной системой мягкой посадки, запас средств выживания на первое время и куча прокачанных скиллов. Ну чем не Ковчег? Запасов на борту МКС примерно на полгода, вот и получаем классические ноевские 150 дней, чтобы причалить на Араратских горах. Как раз радиация немного сойдет, атмосферная турбулентность подуспокоится, и можно будет начинать проект Человечество 2.0, хотя, может быть, это 3.0? Ой, неспроста гуляют все эти легенды об импорте жизни из космоса, история закольцована изрядно…

– Позвольте, коллега, с вами на брудершафт все-таки выпить – предложил я – иначе страдает невыносимая легкость общения и бытия.

Мы немедленно выпили – С товарищами по несчастью (или счастью?) все более-менее просто, а нам-то как быть, Эл? – спросил я, равнодушно наблюдая за левитацией пустого тюбика из-под «Хеннеси».

– А никак. Все предрешено изначально, пельмени не разлепить, фарш назад не перекрутить, дым в трубу не засунуть. Вот возьмем меня. Я – черный сиамский (как вы условно называете этот вид котодизайна) кот, как положено, с ломаным хвостом и разноцветными – желтый и голубой – глазами, за свою инфернальную внешность наречен Элиеном. И как киношный прообраз, просто обязан оказаться в космосе наедине с человеком и сгинуть. Есть, конечно, нюансы, но суть – прежняя.

А тебя прозвали Дабл Трабл. Придумавший это схохмил, а вышло пророчески. Твой первый трабл чудесным образом аннигилировался, но тут же прилетел второй, тоже – по независимым от тебя причинам, и выхода нет.

Целью твоего проекта было сверкнуть звездой на небосклоне, и ты это сделаешь в конце концов. Мелкие детали вроде восторженных зрителей, болен ты на момент сверкания или здоров – не имеют значения. У входа в небесную канцелярию висит объявление: «Во избежание непонимания точно формулируйте свои желания. Администрация».

Или вот название проекта – «Старфолл» – «Звездопад». Ты, вообще, о чем думал? Назвал бы «Шутинг Стар» – «Падающая звезда», тоже красивое – и получил бы в итоге эту звезду по полной программе согласно заявкам телезрителей и со всеми плюшками. А в итоге мы имеем не одну яркую звезду, а настоящий звездопад – вона как искрило. Не стал ли ты ментальным триггером всего этого перфоманса? Как вы яхту назовете, так она и поплывет.

– Ну ты и загнул, дружище, успокоил, подбодрил. Теперь мне остаток жизни жить с виной в смерти всего человечества? Спасибо, дорогой товарищ.

– Ну, не кипятись, старик. Это так, к слову. Понятно, что мы тут ни при чем. Безответственные политики – они были, есть и будут. Те же МКС-ники, предположим, восстановят человечество. И чем они в первую очередь займутся? Войнушкой, к бабке не ходи! Причем своими именами называть ничего будет нельзя, «вологодский конвой шутить не любит» – как сказал твой незабвенный прадедушка, когда его повязали в Бронксе с грузом контрабандного бурбона, – мир праху его, мудрейший был человек.

Но эти политики ведь не планировали всеобщее уничтожение! Они ведь не дураки – лишать себя всех радостей жизни, накопленных трудами тяжкими. От лишних ртов у них избавиться способов и так предостаточно, вспомни хотя бы недавнюю котовасию с летучими мышами.

Просто во время любого обострения, ты же знаешь, все силы ядерного сдерживания состоят в повышенной боеготовности, и долго это продолжаться не может. По причинам техническим, физическим, и физиологическим. А там уже не имеет значения – нервы сдали, рука дрогнула, сбой в компьютере, баскетбольный мяч на пульт бросили или заснули лбом на кнопке… А сейчас к этому еще и непредсказуемый ИИ добавляется. Вот и поимели что поимели: все напали на всех. Звездопад (кот чуть было не сказал словечко покрепче) по полной программе.

До кучи добавим сюда транснациональные корпорации. Вот, например, думаешь, кому-то нужен секрет идеального топлива? Да русские или арабы первые придавят такого изобретателя. И наши добавят от всей своей американской широкой души. Нефть и газ – наше все, а источник чистой дешёвой энергии исключает суперприбыли на привычных активах. Кому передел нужен, выход из зоны комфорта?

И с нашим открытием примерно то же самое могло случиться. Лекарство от рака нужно только больным, здоровым нужны деньги. Так получилось, что ты излечился и предал это гласности, показал всем, какой ты человечище. А вот не прошла бы твоя болезнь, но они на Земле просекли фишку, дождались бы нашей звездной геройской кончины, а потом – вуаля – волшебные ампулы в каждой аптеке вашего города, но за котлету баксов штука. Или не так, за 100 котлет штука, но только для избранных. Вот и суетитесь, людишки – воруйте, убивайте, грабьте, чтоб получить спасение. А мы на этом деле «мертвых президентов» поднакопим, они не пахнут.

– Твой цинизм, котяра, берегов не имеет, но возразить мне и тут нечем. Но всё ж до слез обидно: и тайкунавты, и экипаж МКС имеют свое предназначение, свою цель, и они к ней идут. А мы? Добились триумфа и вот так глупо погибнуть на самом интересном месте?

– Ну тебя, Фрэд, пошел тоску гонять по второму кругу. Мы ж не самураи с тобой. Это у них нет цели, есть только путь. А у нас, у американцев, как раз наоборот – есть цель, которую надо достичь любым путем, способы достижения и все промежуточные результаты не имеют большого значения. Была цель умереть в горящей звезде через неизлечимую болезнь, предварительно предавшись сибаритству, философствованию, великим открытиям и познанию себя – мы все это получили. А болезнь неизлечимая никуда не делась, это тот же рак, только не у отдельного человека, а у всего человечества. Метастазы растут, копятся, а потом – бац – терминальная стадия. И, как выяснилось, средства от рака нет. И какая разница, посредством какой разновидности рака мы умрем?

– Дожил я на старости лет! Кот умнее меня! Но ты знаешь, есть у меня для тебя хорошая новость. Удивительно, но все ружья, которые мы развесили в начале пьесы, в финале сюжета выстрелили.

– Это ты о чем? – насторожился кот, повернув ко мне уши и прищурив голубой глаз, оставляя сверкать желтый, что всегда было свидетельством крайней заинтересованности.

– Ты уже сам перечислил все эти выстрелы, кроме одного. Помнишь нашу дурацкую упаковку, которую коты могут открывать самостоятельно? Мы ее изобрели после просмотра мультика «Любовь, Смерть и Роботы» – серии, где человечество погибло, но выжили роботы и коты. Причем коты подчинили себе роботов. А всё потому, что научились открывать кошачьи консервы своими лапками. Наш «Анкл Фрэд» и так хорошо продавался, но я решил проверить силу маркетинга: изобрести что-то ненужное и убедить покупать это ненужное. И ведь как пошло! Ты видел отчеты по производству? Склады завалены по всему миру! Миллионы котов научились вскрывать инновационную тару!

– Дорогой ты мой человек! Как я сразу-то не подумал! Ведь теперь всю Землю захватят котики! – мой визави сделал в воздухе двойной кульбит и тройной тулуп.

– Нууу, может, и не захватят, но шанс такой мы им дали. Ладно, коллега, давай уже укладываться, завтра еще подумаем, не может быть такого, чтобы выхода совсем не было. Надежда рождается быстро, живет долго и умирает последней.

– И то верно – согласился мохнатый, – один утренний час стоит двух вечерних.

Я вплыл в свою койку и пристегнулся одеялом. Элиен, хоть и обладал штатным персональным спальным местом, полез, извиваясь словно уж, ко мне подмышку. Циничный философ и храбрый астрокот боялся спать один после того страшного судного дня.

Мне не спалось. Постигло ли «Старфолл» фиаско и всё ли потеряно или мы достигли своей цели? Грустна ли моя история или не так уж плоха? А может быть и не было никакого полета в космос, болезни и победы над ней, никаких ужасов термоядерного Армагеддона? А если это все мне привиделось и подсознание играет со мной в прятки и салочки одновременно? И не было никакого премудрого астрокота, это всего лишь мои горячечные диалоги с другим «Я» внутри меня? Одиночество, проклятое одиночество – удел ранимых душ, обремененных интеллектом и совестью.

Теплый комок у меня подмышкой сладко зевнул и потянулся. Дыхание мое постепенно углублялось, веки тяжелели, я проваливался в спасительный живительный сон. Прав был мой альтер эго – утро вечера мудренее. Поискать ответы на вопросы у меня есть вечность времени – почти целый месяц.

В глубине усталого космического корабля проскочили электронные импульсы, зашевелились клапаны и контакторы, тормозные двигатели нехотя просыпались от дремы, чтобы включиться немного раньше намеченного срока и начать наш стремительный звездный путь домой. На родную, любимую, желанную Землю. Дом, милый дом…

Рассказ

Пролог

Всему живому обязательно нужно сначала родиться. Когда придет время, ни раньше, ни позже. Время листьев пришло сразу после подснежников, когда подсохло на улице и первые нетерпеливые велосипедисты огласили своими звонками приход весны.

Зашевелились, завозились ростки в тесных скорлупках, и, поднатужившись, раздвинули плечами края узилищ. Нежными и беззащитными казались они стороннему наблюдателю, хотя несли в себе скрытую силу, способную пробивать асфальт и дробить камни. Проглотив первую порцию земного сока от самых корней Дерева, впитав стремительные фотоны, вдохнув живительной углекислоты, заматерели они, разрослись. Забурлил по жилам хлорофилл, закрутился смерчем кислород, вовсю заработали зелёные лёгкие города.

Санька нехотя брёл в школу, но душа его стремилась вольным соколом в пампасы: очень хотелось влюбиться, но пока не придумал, в кого. Скворец в гуще молодой листвы выводил изумительные рулады, будучи в весеннем томлении не хуже Саньки. Ворона с высоты своего трона на фонаре, чертыхаясь, осуждала легкомыслие молодежи. Старик, нараспашку раскрыв навстречу весне окно, наслаждался кипением жизни. Рыжий Кот, неторопливо обходя владения, подрал кору мощными когтями, удовлетворённо предвкушая богатое на приключения лето.

1.

Кот всю жизнь свою, с самого рождения, жил на этой улице и было у него свое любимое Дерево. (У всякого кота, тем более, учёного, должно быть такое дерево, – не важно, дуб это или тополь, с золотой цепью или без.) А на древе том – приметный сук, раздвоенный и очень удобный. Вот и сейчас, оставив за спиной своих преследователей, Кот лихо взлетел по стволу, перепрыгнул с ветки на ветку и вольготно устроился в развилке. Он был смел, мускулист, нагломорд. Драное ещё в юности ухо и свежая царапина через нос выдавали матёрого бойца.

Устроившись поудобнее, лёгким кивком вежливо поздоровался со всеми листьями сразу, приветствовать каждого персонально, понятное дело, возможности не было. Но у мохнатого тут имелся знакомый Лист, с которым всегда было особенно приятно поболтать, несмотря на его юность и неопытность. Приятель отличался жадностью к познаниям и задавал Коту массу всевозможных вопросов, а отвечать на них, заводить песни, говорить сказки любой уважающий себя кот умеет с пелёнок.

– Здрав буди, котярин! – стараясь не засмеяться, важно поприветствовал гостя хозяин. Рыжий выглядел порядочно взъерошенным после пробежки. – Сегодня опять с почётным эскортом?

Внизу, истошно тявкая, бесновались две серенькие дворняги среднего размера.

– И тебе не хворать, Зелёный. – мультик «Тайна третьей планеты» был у Кота самым любимым после «Каникул в Простоквашино». – Представляешь, повадились нападать вдвоём. Тоже мне стая. По одиночке не смеют приближаться, а тут – навалились гурьбой из-за угла, словно душманы. У этих псов – ни совести, ни чести, усами клянусь!

– Что, взяли, блоховозы?! Абырвалги! Чушпаны! Я вас поодиночке-то повыловлю, – знаю, кто где живет. Ждите в гости! А теперь – брысь отсюдова! – и Кот сделал неприличный жест. (Люди заблуждаются, полагая, что хорошо изучили язык кошачьего тела. В действительности, он намного богаче и разнообразнее, просто во всех нюансах не так легко разобраться). Шавки для приличия еще немного погавкав, удалились восвояси. Теперь можно спокойно побеседовать.

– Послушай, дружище, ты летать умеешь? – с надеждой спросил Лист.

– Ну, ты загнул, откуда мне? Рожденный прыгать летать не может. А ты с какой целью интересуешься?

– Понимаешь, мне интересно: как это – летать? Что такое полёт, зачем он нужен, какие ощущения при этом? Есть мнение, что полёт – главное жизненное предназначение всех листьев.

– Это тебе лучше Ворону спросить, – вон, сидит на своем любимом фонаре. По слухам, она там чалится с тех давних пор, когда фонарь был ещё газовым, потому всё на свете знает.

– Спрашивал. Бесполезно. Только каркает в своё воронье горло, и звучит это как-то сумрачно. Нехорошо звучит, зловеще.

– Точно. Карга и есть карга. Ну, ты извини, у меня срочное дело возникло. Покедова. – и Кот стал осторожно спускаться на землю, старательно сохраняя невозмутимость, ибо путь вниз для любого кошачьего – дело муторное и несподлапное.

Листу это решительно не понравилось. Визави разговор вопреки обыкновению спешно свернул, отвечать не стал, хотя, наверняка, что-то знает, но скрывает. Сначала Ворона, теперь – он. Подозрительно. Странно. Тревожно.

2.

Скворцы суетились сегодня больше обычного. Галдели, носились туда-сюда, степень возбуждения была превосходная.

Прилёта их Лист не видел, он жил тогда в почке. Но точно знал, что птицы прилетают с юга, а потом зачем-то опять туда улетают. Видимо, дела у них там поважнее, чем тут. Но в сторонах света Лист разбирался отлично, не хуже любого цветка или тех же скворцов.

Прилетать пилигримам было куда: глубоко в кроне Дерева находился самый настоящий скворечник. Тёмный от времени, крепко сколоченный, он был привязан к стволу куском телефонного кабеля – очень грамотное решение, ибо только самый бессердечный человек прибивает скворечник гвоздями. Дереву от таких ран невероятно больно, но оно никогда не пожалуется, деревья выше этого.

Скворец прилетал сюда уже не первый год. Как обычно, сразу начинал суету. Проверял гнездо, натаскивал кучи строительного материала для улучшения и утепления, а потом устраивался рядом и начинал петь. Пел он виртуозно, мотивов знал множество: умел не только выводить различные трели, но и мастерски подражал пению других птиц. Весьма похоже копировал треск печатной машинки, на которой непрерывно молотил живущий напротив писатель, имеющий обыкновение открывать окно для освежения мыслей в перегретой сюжетными ходами голове. Крылатый артист даже мяукал, чем вызывал яростное негодование Кота, обитавшего по соседству.

Подобный завидный пернатый жених – добытчик, красавец, талант со всеми удобствами, – долго не мог оставаться в холостяках. Поэтому Скворчиха, нежная и утончённая, находящаяся в активном поиске, объявилась тотчас. Слухи, что скворцы не совсем моногамны – всего лишь грязные сплетни, распускаемые нечистыми на руку горе-орнитологами. Наш голосистый герой успешно опровергал псевдонаучные теории.

Суета удвоилась, а потом возвелась в куб. Лист, поначалу лелеявший мечту познакомиться с земляками и забросать их вопросами о тёплом юге, дальних перелётах и приключениях, потерял всякую надежду на это.

– Бесполезно, они только собой заняты, – внёс ясность Кот, по своему обыкновению развалившись в любимой развилке. – Но понять их можно: гнездо свей, яйца отложи, высиди, птенцов выведи, выкорми, летать обучи. И на всё про всё – лето, короткое, как хвост бобтейла. Тут недосуг лясы точить. Опять же, птицы они весьма полезные: чем больше насекомых изведут, тем вам, листьям, спокойнее.

– Погоди, погоди, летать – это надо учиться? А как научиться летать?

– Скоро сам увидишь. – зевнул собеседник, сверкнув клыками, давая понять, что тема исчерпана.

– Ладно, другой вопрос. Ты же хищник, а они, вроде бы… это… как сказать… – Лист не смог подобрать правильного термина.

– А никак. Я – Кот в законе. Попадутся мне вон на той лужайке – политесы разводить не стану, посмотрим, чья планида горше. Но ломиться в гнездо – это не по понятиям. Сам не полезу и другим не дам. Увижу, кто такой подлостью занимается, хоть другой котяра, хоть гадюка какая (будучи искушенным телезрителем, мохнатый охотник уважал творчество Р. Киплинга и Н. Дроздова) – второго своего уха не пожалею, но разъясню линию партии. Ладно, извини, засиделся. Бывай. – и рыжий заторопился на землю.

Ждать действительно пришлось недолго. В одно прекрасное утро родители расположились на соседней ветке и подняли невероятный гвалт, вызывая курсантов наружу. Самый храбрый, серенький с жёлтым кантом вокруг клюва, высунулся из летка, секунду подумал и смело бросился вниз. Какой-то короткий миг падал камнем, но расправил крылья, отчаянно ими заработал, и вдруг взмыл вверх, сразу оказавшись рядом с мамашей. Предусмотрительная Скворчиха тут же сунула ему в клюв изрядного кузнечика, мотивируя остальных. Остальные не заставили себя ждать: кто спрыгивал с края стартовой площадки, кто предпочитал набирать скорость ещё внутри скворечника, выстреливая себя как пулю, но скоро все пятеро оказались на ветке и были одарены разнообразными угощениями. А потом Лист радостно приветствовал их воздушные эволюции, раз за разом становившиеся всё сложнее.

– Вот оно что: летать – это наука! – сделал для себя вывод удовлетворённый наблюдатель.

3.

Гусеница вылупилась из яйца на рассвете, но голод родился еще раньше, в первозданной тьме, задолго до божественного «Да будет свет!». Не ласковый луч Солнца, не свежий утренний воздух обрадовали её, но огромные массы еды вокруг. Пища! Много пищи! Стремительно набросилась она на первый же попавшийся листок, слабенькие челюсти вонзились в зелёную мякоть, хиленькое тельце, пульсируя, начало наполняться спешно пережёванной массой.

– Гусеница! – Пронеслось среди кроны Дерева. – На нашей ветке завелась Гусеница!!! – заволновалось испуганное зелёное братство.

Но увидев направление её движения, большинство населения сразу же успокоилось. Кого волнуют чужие беды? А вот другой, меньшей части электората, было от чего прийти в ужас. Мерзкий маммон методично пожирал все на своём пути, раздуваясь и набирая силу. И маршрут этот пролегал аккурат через нашего героя, у которого убежать возможности не было.

Огромная жирная туша надвигалась всё ближе. Множество маленьких когтистых ножек семенило, волнообразно перемещая пузырчатые сегменты. Острые жвала не останавливали свои скрежещущие смыкания ни на миг даже тогда, когда жертвы под ними не было. Но движения чудовища постепенно замедлялись, дыхание тяжелело. Лениво, без прежней поспешности, но неотвратимо настигло оно самого близкого брата – соседа Листа.

Что ещё жертве оставалось делать, как смириться с судьбою? Листья не чувствуют боли, но страх, стыд и жалость им присущи. Бедняга умирал медленно, до самого последнего мгновения осознавая свое безысходное положение, пока от него не остался только скелетик из жилок. И это, не имея никакой возможности отвернуться или закрыть руками лицо, в упор наблюдал объятый кошмаром и негодованием трепещущий Лист. В такой ситуации не смог бы помочь и старый приятель Кот, ведь по его кошачьим понятиям, зелёный товарищ был правомерной добычей. Законы природы просты и суровы. Выручить могли бы Скворцы, но птицы были заняты обучением полёту своих отпрысков, и нет ничего важнее этого дела.

Всё, теперь его очередь…

Но что-то новое промелькнуло в примитивном сознании монстра, заставляя отвлечься от привычной работы. Гусеница, отдуваясь и пыхтя, сползла в сторону и замерла. Неужели насыщение наконец-то наступило? Сон и нега овладевали её раскормленным телом. Лист, всё еще не веря в свое спасение, с тревогой и надеждой созерцал обездвиженного врага своего, покровы которого постепенно твердели, темнели и слились, наконец, с корой Дерева.

Шло время, Лист уже привык к безжизненному бугру рядом с собой, но вдруг, внезапно, под хитиновой бронёй пошли конвульсии. Любопытство пересилило страх, и он сосредоточился на наблюдении. Блестящая поверхность с хрустом лопнула, из образовавшейся трещины стало появляться нечто. Это невероятно, просто невероятно напоминало рождение его самого и братьев, когда они несмело, но упорно выбирались из своих почек!

Вот это нечто выдралось полностью, покачиваясь на слабеньких лапках, и вдруг начали разворачиваться крылья! Крылья стремительно росли, набирали силу и вот раскрылись, показав всему миру роскошный узор, не виданный ранее и ни с чем не сравнимый по красоте. Бабочка (а это была она, Лист догадался интуитивно) несколько раз взмахнула своим богатым украшением и уверенно выпорхнула в пространство.

– Я-аааа лечуууу! – донеслось до потрясенного чудесной метаморфозой Листа.

Бабочки не умеют разговаривать, но если закрыть глаза и старательно прислушаться, то можно всем телом уловить их тихий шёпот. Попробуйте, когда увидите в следующий раз махаона или парусника, и у вас обязательно получится.

– Так вот он какой, полёт! – тихонько прошептал ошарашенный Лист. – Это ж сколько тут чуда и грации! Но стоит ли весь этот шик принесённых ради него жертв?

4.

Санька страдал целую вечность – вот уже почти два месяца. Был он влюблён в Наташку, и не знал, что с этим делать. Вообще-то, влюблялся Санёк неоднократно, мало какая одноклассница не миновала этого, хотя сама ни о чем не догадывалась. Втюривался безответно и бесперспективно: девчонок интересовали пацаны постарше, спортсмены и хулиганы. Но парнишка не относился ни к одной из этих уважаемых категорий, отсюда шансы имел однозначно нулевые. А Наташка была совсем не такая.

Самое плохое – девушка была из другой школы и жила на противоположном конце города. Данный факт накладывал множество проблем – от сложности общения до реальности получить по лицу от добрых представителей чужого района, оскорблённых пребыванием нарушителя на их суверенной территории.

Познакомились ребята в городском Доме культуры на майские праздники, когда участвовали в художественной самодеятельности. Нашлись общие интересы, но встречи были нечастыми. Потом экзамены, восьмой класс – дело серьёзное. И вот, наконец-то, долгожданная свобода, первые дни заслуженных каникул, пьянящий июньский воздух!

В городском парке заработал летний кинотеатр. Днем по в воскресеньям на эстраде играл духовой оркестр или пели под баян румяные русские народные тётки, а вечерами, кроме понедельника – кино. Достать билеты было не так просто, популярность заведения зашкаливала. Поскольку парк был один на весь город, то на его территории благородно соблюдался неписаный договор о ненападении между враждовавшими районами.

Санёк исхитрился и добыл-таки два заветных билета на «Месть и закон», не новый, но любимый всеми индийский фильм. Драки, музыка, любовь. Самый подходящий для похода в кино с девушкой. Всё складывалось замечательно. У родителей Наташи дома стоял телефон, редкостная в те годы роскошь (отец работал главным энергетиком на комбинате), найти работающий автомат было делом десяти минут (всего-то третья по счету кабинка, куда сунулся наш Ромео), монетка в две копейки была приготовлена заранее, и автомат, умничка, её не проглотил просто так. И трубку на том конце провода сняла она! И, о, чудо, согласилась сразу же, словно давно ждала подобного приглашения. Вишенкой на тортике были свежекупленные матушкой на рынке в честь успешно сданных экзаменов кроссовки, почти точная копия «Адидасов», продукт жизнедеятельности армянских цеховиков. Женское сердце против такого богатства не должно устоять!

Проблема была в другом. Это был первый поход Саньки в кино с девушкой, и как правильно действовать, он абсолютно не представлял. Ну, посмотрят картину, ну, обсудят экзамены, посмеются над чем-нибудь, но это ведь не главное! Очень, очень хотелось хотя бы подержать её за руку. В результате мозгового штурма созрел гениальный план: нужно было дождаться какого-то совсем ужасного момента в фильме, глупышка испугается и не заметит, что парень уже держит её ладошку в своей. Вроде как защитник. Романтичная сцена на экране тоже должна неплохо сработать.

Вот Санёк и ёрзал на жесткой скамейке в ожидании оказии. Достаточно страшный момент уже настал или будет ещё ужаснее? Или вот сейчас, вроде бы у них там случилась любовь, и песня звучит такая забористая? А вдруг она отдёрнет, да ещё фыркнет? «Дурак, руки распустил!». Так ведь дураком и останешься. Боязно… Наконец, устав бояться, досчитал в уме до пяти и обхватил легонько мягкую ладошку, просто так, без всякой киношной помощи. И она не отдёрнула! Млея от удачи, чувствуя себя самым счастливым на свете, он уже потерял всякую нить индийских приключений и сосредоточился на этих пальчиках, которые встречным движением чуть-чуть сжимали его кисть.

И вот сейчас бредут они медленно по улице с редкими фонарями, огромная жёлтая лунища загадочно улыбается им сверху, хитрые зеленые кошачьи глазищи сверкают из подворотни. Заходят в темный круг, созданный кроной Дерева и вдруг, не сговариваясь, останавливаются напротив друг друга. Чуть дрожащие руки юноши ложатся на узкие девичьи плечи, обжигают сквозь тонкое платье, лицо её смотрит снизу вверх, хотя глаза зажмурены, а ресницы трепещут, словно крылья мотылька перед полётом.

Санька, совершенно не контролируя себя, вдруг порывисто наклоняется и касается губами её губ, а ведь он не умеет этого делать вовсе, и она не умеет тоже! Но губы сами всё за них решают, раскрываются и движутся в такт, повинуясь заложенной природой программе.

И земля уже проваливается вниз, тела становятся невесомыми, фонари, дома, Дерево, Луна медленно кружатся вокруг них, ставших единым целым. Весь город, – нет, вся вселенная у ног, и они смотрят на этот бесконечный мир с космической высоты, не открывая глаз своих. Это – настоящий полёт, их первый полёт!

– Штоэто-штоэто-штоэто – зашуршало, зашелестело в кроне. Легкое дуновение овеяло разгорячённые тела. Листья, очень любопытные по своей природе, расталкивали друг друга, стараясь получше разглядеть, шептались и обсуждали происходящее удивительное событие.

Люди ошибочно думают, будто ветер колышет листья, шевелит ветками, когда проходят мимо дерева. А это как раз наоборот. Любознательные листы стараются побольше увидеть и посплетничать, своим трепетом и эмоциями создавая легкий ветерок. То, что мы принимаем за внезапный шум ветра среди ветвей, на самом деле – шёпот листьев. Помните это, когда вдруг почувствуете внезапное движение воздуха и услышите шелест вокруг себя, входя в тенистую аллею парка или на лесную тропинку.

5.

Старик скучал по семье. Жена ушла в мир иной почти три года назад, с чем он никак не мог смириться. Дочь Елена, любимый, единственный и поздний ребёнок, жила в далеком большом городе, делая научную карьеру, а внучат, Маришку и Виталика, привозила чрезвычайно редко – детям нужны море, пионерлагерь, кружки, спорт и правильное питание. Внукам необходимо гармонично развиваться, а место деда в этой гармонии было, увы, с краешка.

Когда самочувствие не позволяло Старику гулять, он садился у окна смотреть на Дерево, росшее напротив. Старое, раскидистое, оно было ровесником здания, построенного накануне Первой мировой в качестве доходного дома и неоднократно перестроенного под нужды растущего населения. Квартиру тут Старик получил от государства перед уходом на пенсию, и его более чем устраивала эта надёжно построенная крепость.

Дерево всегда было разным: то в охапках снега, то в молодых веселых листиках, а осенью радовало особой роскошью парадного одеяния. Только вот когда ветер срывал золотую листву, разнося её по округе, Старику становилось грустно. А сегодня было особенно – на ветке остался один-единственный лист, реявший на промозглом ветру, словно флаг потрепанного штормами брига. Приходили ненужные и вредные ассоциации со своей немощью, которые Старик пытался гнать изо всех сил.

Ах, это старинное развлечение интеллигентов – гадание по книге. Берётся любимый фолиант (Библия, Брокгауз и Ефрон, учебник по сопромату – предпочтения глубоко личные), открывается вслепую, читается первая попавшаяся на глаза фраза и трактуется её скрытая (а, может быть, и явная?) суть. Для чистоты эксперимента можно использовать не определённую, а случайную книгу. Немного знакомый с психологией и статистикой скажет, что рандомность тут относительна: книга берётся исходя из знакомого расположения на полках, открывается подспудно примерно там, куда ведёт подсознание, но, может быть, именно в этом и заключается главный смысл действа?

Вот и Старик в минуты душевной слабости прибегал к такому способу успокоения. Не оборачиваясь, протянул руку к книжному шкафу и решительно достал томик. Он безошибочно узнал его наощупь – это был сборник рассказов О. Генри – открыл ближе к концу и прочёл:

«– Скажи мне, когда кончишь, – закрывая глаза, произнесла Джонси, бледная и неподвижная, как поверженная статуя, – потому что мне хочется видеть, как упадет последний лист. Я устала ждать. Я устала думать. Мне хочется освободиться от всего, что меня держит, – лететь, лететь все ниже и ниже, как один из этих бедных, усталых листьев».

Это была новелла «Последний лист», где больная девушка Джонси потеряла способность бороться и решила для себя, что умрёт, когда упадет последний лист плюща. И этот лист упал.

– Чёрт подери, прямо в точку. Не хватало ещё эдакой бесовщины – пробурчал Старик не отрывая взгляда от окна и кладя раскрытую книгу на подоконник. – Что ты на это скажешь? – обратился он к Абрикосу.

Абрикос ничего не сказал, задрав замечательный хвост, упруго прошёлся вдоль стекла и сунул квадратную рыжую голову с драным ухом под заскорузлую ладонь. Предпочел промолчать, а ведь он ведал многое…

– Понимаешь, дружище, для него сейчас будет первый полёт и одновременно – последний. Тебе не кажется, что вся его жизнь заключена именно в этом?

Старик знал, о чём говорил. Он отлично, до мельчайших деталей помнил свой первый полет, если правильнее – вылет. Точнее, их было два. Вывозной, когда вчерашнего школьника, сельского паренька, ставшего курсантом, и никогда до этого не поднимавшегося в воздух, инструктор вывез в задней кабине (пилоты говорят – кабинете) маленького биплана У-2, открыв для него огромное Небо. И первый самостоятельный, когда Пилот, Небо и Самолет навсегда превращаются в единое целое. Летать можно и нужно учиться!

Помнил Старик и свой последний вылет 20 лет спустя. Заглушив двигатели огромного четырехмоторного бомбардировщика Ту-4, он долго сидел в своём левом кресле, не в силах снять ноги с педалей и руки с «рогов» штурвала. Суеверные лётчики не любят слово «последний», предпочитают заменять на «крайний», но не для такого случая. Тот вылет был для него действительно последним. Казалось, сама жизнь теряет свой смысл и уходит из всё ещё сильного тела. А теперь ветеран видит этот лист, готовый сорваться в небо и пережить испытанное им самим много лет назад.

Напор ветра все сильнее раскачивал пустые ветки, плетьми стегавшие стылый воздух. Дереву надоело упорство последнего упрямца, оно силилось поскорее стряхнуть его с себя, торопясь полностью обнажиться и спокойно заснуть на всю зиму. И ему это скоро удалось. Разве можно сравнить силы старого кряжистого дерева, приумноженные стихией Борея и Стрибога, с возможностями какого-то мелкого листика?

6.

Лист держался из последних сил. Зубами, когтями, усилием воли. Много раз наблюдая полёт своих братьев, то плавный и смиренный в тихую погоду, то порывистый и стремительный – в ветреную, он вдруг понял, что лететь категорически отказывается. Ведь полёт всегда заканчивался одним и тем же: смертью в сухой куче от огня после осквернения метлой дворника, либо на мокром асфальте – от размозжения сапогом равнодушного прохожего или, хуже того – колесом безжалостного автомобиля. Нет, нет, и ещё раз – нет!

Но силы не бесконечны. Ужасный хруст обломанного черешка ударил как громом и внезапно всё стихло: когда летишь в порывах воздуха, то движения его не чувствуешь. Восторг, невероятной силы восторг овладел воздухоплавателем. Забыв все страхи, повинуясь воле стихии, он кружил и кружил в последнем прекрасном танце. Испытать полёт и умереть – вот истинное предназначение всякого листа! Но судьба приготовила ему участь иную.

Старик, повинуясь внезапному порыву, резко распахнул створки окна. Словно закрылки с элеронами, они изменили аэродинамику окружающего пространства, и Лист, совершив несколько головокружительных пируэтов, немедленно оказался в комнате.

– Посадку разрешаю! – удовлетворенно скомандовал старый пилот. – Лист был на удивление свеж, упруг и вызывающе красив, на фоне серого неба играя всеми оттенками золота и не имея ни единого изъяна в своем наряде.

– Что ж, коллега, значит выбрал ты жребий свой. Тут теперь и живи. – Старик осторожно вложил летуна в книгу и убрал её в шкаф на штатное место.

В это самое время в прихожей затренькал звонок. Хозяин никого не ждал и с интересом пошёл открывать. На пороге – почтальон Петровна. Странно: срок доставки пенсии ещё не настал, а ящики для газет и журналов висят между первым и вторым этажами. Петровна на своём участке знала всех, и её весьма уважали. Доброе лицо с искренней улыбкой, натруженные руки, лихо заломленная беретка над перманентно завитой челкой – она приносила людям, в основном, добрые вести.

– Привет, дорогой, как сам? Вот, телеграмма тебе, распишись. – добрая фея сунула Старику в руку продолговатый бланк и заторопилась по другим адресам – знаменитая сумка на ремне была, как обычно, полна.

Зрения вполне хватало, чтоб мгновенно прочесть крупные печатные буквы: «ПРИЕЗЖАЕМ КАНИКУЛЫ ПОЕЗД 6 НОЯБРЯ 1250 ЦЕЛУЕМ ЛЕНА МАРИШКА ВИТАЛИК».

– Погоди, Петровна, у меня для тебя «Алёнка» заначена! – закричал вмиг помолодевший Старик.

– Вот ещё, ухажер нашёлся, некогда мне, в другой раз! – раскатистый смех, отражаясь от крашеных стен, мячиком запрыгал вниз по лестнице вместе с лихой береткой.

7.

Лист с тех пор поселился в книге. Ему понравились тишина, тепло, уют и темень. Счет времени он потерял, хотя какое практические значение имеют все эти века и миги? Время измеряется жизнями: и галактика, и мотылёк живут одинаковый срок – ровно одну жизнь, только время течёт для всех по-разному.

Наконец-то он получил возможность удовлетворять свое неуёмное любопытство – буквам подвластны все знания, накопленные человечеством, и они радостно этим делились. В свою очередь, Лист рассказал им про то, что познал, испытал и пережил сам: солнечный свет, свежий ветер, прохладный дождь, птичий щебет, комариный писк. Поведал о своих страхах, наблюдениях и открытиях. Любознательность сослужила добрую службу, сделав его интересным собеседником. Ведь новые слушатели, в теории зная всё обо всём на свете, не имели счастья испытать ничего подобного на практике. Никогда не стесняйтесь своего любопытства!

А про полёт он стал забывать.

Эпилог

Марина, высокая стройная девушка, а не прежняя мелкая Маришка, бережно извлекла изящными пальцами хрупкий раритет из его ложа.

– Мам, смотри, какая прелесть! – яркий свет ударил по Листу, привыкшему к сумраку за долгое время. – Ведь именно эту книгу дед просил сохранить, когда его увозили в больницу, да? Что-то важное здесь для него было?

Внучка аккуратно переложила подсохшее тельце промеж других страниц и, подойдя ближе к окну, углубилась в чтение. Листья Дерева потянулись ей навстречу, стараясь получше рассмотреть через стекло происходящее внутри комнаты. Рыжий, в белых носочках, котёнок потерся об ноги, просясь на ручки. Нежданная слезинка упала на бумагу и мгновенно впиталась жадными до эмоций буквами.

В хрустальном небе крутили высший пилотаж очередные курсанты, вызывая гордость у своих родителей – Скворцов. На фонаре, недавно ослепшем после меткого выстрела юного хулигана с рогаткой, застыла Ворона, суровая и вечная, как горгулья Нотр-Дама. В гуще листвы, в самом укромном месте, плавно выгибаясь, неторопливо прятала свою кладку прекрасная Бабочка. В тени, сидя на лавочке и читая учебник по биохимии, качала детскую коляску немного уставшая Наташка. В далеких горах, гадая, пройдут враги мимо него или нет, сжимал в кулаке скользкую от крови «лимонку» с выдернутой чекой Санька. Жизнь продолжается!

А может быть, вся жизнь – это и есть полёт?

Рассказ

Посвящается первокурсникам 2023/2024 уч.г.

Пятигорского государственного университета

В тексте используются стихи

Маргариты Готман с разрешения автора

Я сам расскажу 

о времени 

и о себе.

В.В. Маяковский

– На этом повестка расширенного заседания комитета ВЛКСМ биолого-почвенного факультета МГУ исчерпана, заседание закрыто. Запишите в протокол. – пафосно протрубил Фу-Фу (точнее – секретарь комитета комсомола биофака Феликс Фурин) со своей трибуны. С той самой, с которой, не так давно, громил вейсманистов-морганистов и прочих апологетов продажной буржуазной девки-генетики академик-орденоносец товарищ Трофим Лысенко. – Но прошу не расходиться, есть ещё ряд технических вопросов.

Экий хитрец! В протокол запишут текущее время окончания, а он ещё час будет мурыжить, но зато потом получит строку в партхарактеристике, что-то вроде «Решает вопросы оперативно, не склонен к затягиванию обсуждения».

– Костров, Миша! – (о, это – я) – ты у нас – иностранный сектор, тебе к среде подготовить тезисы к политинформации на тему «Миролюбивая политика СССР в ответ на агрессивное расширение НАТО», раздать их групоргам, провести инструктаж, написать отчёт в университетский комитет ВЛКСМ!

– Комиссар, – (Фу-Фу очень любил, когда к нему так обращаются, но я за глаза прозвал его «Пыльный шлем», ибо был этот комиссар каким-то нудным, пыльным, фуфушным, но чрезвычайно активным и громким) – у нас же зачётная неделя на носу, сессия, а мне еще доклад к конференции по генетике сдавать в научный отдел, все сроки горят.

– Так, Костров, попрошу не забывать о партийности в науке! Пока Запад бряцает оружием вдоль границ нашей Родины – миролюбивая политика должна идти впереди твоих личных научных интересов. Ладно, в помощь тебе пойдёт товарищ…товарищ… – глаза «Пыльного шлема» заскользили по задним рядам аудитории – товарищ Ельчук.

Фамилия незнакомая, мало ли тут народа болтается, а вдвоём все ж веселее. Познакомимся, а раз Ельчук, то зайдём в «гайку», возьмём по бутерброду с салом и с килькой, горилки по соточке, и разберём прокля́тых натовских агрессоров по косточкам. В конце концов, Феликс прав – без этой партийности карьеры не сделать, ни в науке, ни в поле. Понимать это я начал давно, и не зря лез во все эти комитеты и бюро. Да и повышенная стипендия моя была не только за хорошую учёбу, но и за эту «общественную нагрузку». Народ завозился, начал расползаться, пока не накрыло кого-то ещё.

– Это вы – Костров? – услышал я сзади невероятно мелодичный девичий голосок. – Товарищ Фурин дал указание нам скооперироваться.

Вот тебе, бабушка, и «гаечка» с соточкой…На меня смотрела пара огромных зелёных глаз из-под пушистых ресниц –  Ельчук Рита, филфак, первый курс. Прикомандирована по межфакультетскому обмену с целью приобретения опыта у старших товарищей.

Насчёт старших товарищей – это она в точку, это – ко мне. Третий курс после «экватора» – сила, мощь, опыт, интеллект, особенно на фоне вот таких юных барышень. Могу научить многому! О, вот тут мои мысли понеслись семимильными скачками: какая там «гаечка» – перспективы открывались значительно более широкие!

Дело в том, что предки умотали с утра на дачу, оставив меня работать над докладом. Отец даже уступил свой кабинет с библиотекой. После того как он, доктор биологических наук, получил Сталинскую премию, мы переехали из коммуналки в Марьиной Роще в свежепостроенную высотку на площади Восстания и ощутили редкостное для той поры счастье отдельной просторной квартиры.

Загружая дачным скарбом новенький «Москвич-402», отец отдавал последние руководящие указания:

– Дробимость, комплементарность гена – за этим будущее! Я на эту тему даже мяукнуть не смел, а теперь, слава Создателю, с лысенковщиной покончено, тебе – все карты в руки! Сам Гайсинович читал твою предыдущую работу и положительно отозвался, а тут, возможно, и рецензию напишет. Цени! Так что за стол, и чтоб – пар из ушей!

– Сынок, – это уже, матушка – больше двух часов подряд за книгами не сиди, делай перерыв и гимнастику для глаз, помни, у тебя астигматизм! И не сутулься! Щи на плите, в «Кулинарии» заберёшь заказ – зразы, котлеты по-киевски и салат «Мимоза». – мамуля незаметно сунула мне в руку голубовато-серенькую 50-рублёвку.

Так что генетика с натовцами чуток подождут, от них не убудет. Пора с новой коллегой поближе знакомиться. А коллега – хороша, до чего хороша! Миниатюрная, худенькая, остроносая, две толстенные косы цвета зрелого одесского каштана. Глазищи с ресницами и волшебный голосок я уже упоминал, одета неброско, но и мы ж не на танцульках.

– Я тут первый раз, у вас всё такое интересное! – корпус биофака действительно стоит в стороне от других основных зданий МГУ и скрыт вековыми липами. В коридорах – запах мышей, опилок, карболки, витают легенды о призраке шестиногой собаки и сбежавших из вивария крысах-мутантах – всё это специфически действует на неподготовленную психику неофитов, особенно – нежных филологинь.

Прогулялись до моей родной лаборатории. Мышатина шибает в нос ещё сильнее, стены под потолок уставлены клетками, в одних – бурлит жизнь, в других – снимает свою жатву смерть, наука, увы, требует жертв. Среди стеллажей – одинокая фигура в заляпанном халате – наш затворник с замысловатым именем Маркслен. Светлый ум, горящие научным фанатизмом глаза, прожжённые химикатами покусанные руки – быть ему великим учёным, если не сожрут «пыльные шлемы».

– Рита, это – Маркслен, Маркслен, это – Рита!

– Угу. – бурчит франкенштейн, ничто, никто и никогда не сможет отвлечь его от предметных стёкол и чашек Петри. – Как твой доклад?

– А вот над ним-то как раз сейчас упорно работаю, отвечаю я, открывая одну из клеток – очередное испытание моей прелестнице.

– Рита, это – Лёня, Лёня, это – Рита.

Большой белый крыс радостно рысит по протянутой руке, обегает мою шею по плечам, щекочет щёки и нос голым розовым хвостом, оставляет на воротнике крысиное приветствие.

– Привет, Лёня, как дела – звонко смеётся девушка, подставляя ему ладошку.

 Ах, что за ладошка, что за пальчики – тонкие, длинные, аристократичные. Крыс их обнюхивает, обшаривает, облизывает, я б также не отказался, но у меня всё впереди ещё.

– На самом деле его зовут К-148МФ. К – это контрольная группа, поэтому его Маркслен не колет всякой дрянью, а холит, лелеет, кормит до отвала, взвешивает и измеряет. Крыс авторитетный, только уж очень на нашего завлаба похож. – вновь серебряный колокольчик её смеха наполняет мрачноватые чертоги, лучшее, что слышала эта лаборатория с момента своего основания.

К метро подходим, уже взявшись за руки и болтая о какой-то чепухе, словно мы сто лет знакомы. Договариваемся встретиться через три часа на Горького у входа в театр имени Ермоловой, сам театр нам сейчас неинтересен, но место приметное. Времени заскочить переодеться (ей – в общагу, мне – домой) вполне достаточно.

А планы у меня наполеоновские. Произвести сногсшибательный эффект на юную первокурсницу, записать на свой боевой счёт ещё одну победу, насладиться триумфом. Всё идёт к этому, никто не сможет устоять перед моим обаянием! Рыбка и так плывёт в сети, дело за малым, впереди – самое интересное.

Место встречи было выбрано удачно, и его, как известно, изменить нельзя.

– Ого, Миша Костров, ты ли это? Настоящий «иностранный сектор!» – по Рите можно было сверять часы.

Удивляться было чему: шузы на манке, узкие трузера жёлтого вельвета, красные соксы, дивный, в клеточку, джакет цвета зелёнки из пузырька, оранжевый таёк с фиолетовой пальмой и чёрной обезьянкой – вот он, блестящий, манящий, презираемый жлобами, критикуемый «Крокодилом», образец настоящего советского стиляги, стиляги из Москвы. Причём, самостройными в этом луке были только шузы и дудочки, а всё остальное – натуральная фирма, фазер мой слыл больши́м демократом и баловал подарками из своих заграничных командировок.

Спутница моя выглядела вполне достойно: белый сарафан в тёмный горошек от совпаршива, ярко-красные крупные бусы, белоснежные кружевные носочки (ой, это зря!), чёрные «лодочки», в колер к ним – простенький ридикюль. Небось, с пол-общаги собрала всё лучшее, чтоб постараться не ударить в грязь лицом. Косы расплела, замечательный тяжёлый сноп раскидан по плечам и модно подвязан широкой лентой цвета насыщенного малахита. Не чувиха, однозначно, но и не жлобиха, вполне годно.

Хиляем по переходу через Брод, на другой стороне все наши уже кидают брэк, сползаясь к входу в заветный «Коктейль-холл».

– Хелло, Мик! (Мик – это я)

– Хай, Дэн! Хай, Пол! Хай, Макс! Лиззи, ю лук гуд! Кэт,  – вери найс! Барби, шикарный хаер!

– Ой, а это кто тут такой красивый? – весёлая стайка окружает полукольцом нас со спутницей.

– Марго… – хватает на лету юная филологиня и берет инициативу в свои руки, слегка краснея и делая зачем-то книксен.

Чувихи недовольно фыркают, чуваки беззлобно гогочут и по очереди представляются.

– Так, братцы кролики, харри ап, шевели поршнями, нас ждут великие дела! – подгоняет Дэн, он у нас заводила и имеет свои способы проникновения в обход толпы, жаждущей попасть в заветную дверь.

Эх, друзья мои, если хотите увидеть настоящую жизнь посреди столицы первого в мире социалистического государства, то обязательно загляните в «Коктейль-холл» по адресу улица Горького, 6! Если, конечно, хватит толщины кошелька, смелости и терпения выстоять очередь. Атмосфера тут непередаваемая, чучей клянусь!

Заказываю подруге «Шампань Коблер», три шарика пломбира с шоколадно-ликёрной поливкой и кофе по-венски, себе – коктейль попроще и капучино, дома такой не сделаешь. Вмиг улетает моя повышенная стипендия, но не в деньгах счастье!

Дринкаем, растягивая удовольствие, болтаем ни о чём, зубоскалим под аккорды джазового квартета.

– Миша, то есть, Мик, тут так здорово! Какие друзья твои забавные! – шепчет мне в ухо подружка. – И вообще, сегодня у меня с утра столько нового и интересного!

У тебя всё первое и самое интересное будет вечером – по-мефистофельски про себя хохочу я, обнимая девушку за талию.

– Послушай, Мик, твои олды на викенд свалили? – отводит меня в сторону Макс.

– С утра ещё.

– Мне бы на пару часиков к тебе на хазу, нужно Барби подтянуть по сопромату. За мной не заржавеет, ты меня знаешь.

– Чувачёк, сорян, но у меня свои планы на сегодня.

– Ооо, Марго!  – подмигивает корешок и отваливает. Найдёт, небось, себе гнёздышко, не впервой.

А процесс идёт в нужном направлении, – -Рита расслабилась, раскрепостилась. Непередаваемая атмосфера и «Шампань Коблер» своё дело делают на отлично.

– Послушай, а хочешь, я тебе свои стихи почитаю? – филология рулит!

– Конечно, хочу! Только не здесь. Поехали ко мне, там и почитаешь. К тому же, у меня все материалы по НАТО дома. Посмотрим, обсудим…

От станции «Площадь Свердлова» до моей «Краснопресненской» всего три остановки с пересадкой на «Белорусской». Огромная высотка нависает, затмевает, подавляет волю.

Провёл гостью через холлы и лифты блестящего сталинского ампира – детища гения архитекторов Посохина и Мдоянца, наблюдая за восторгом провинциалки.

На хазе расположились в «зале», жестом фокусника высыпал в хрустальную конфетницу шоколадную продукцию фабрики «Рот-Фронт» – «Мишка косолапый» (ха-ха, такая аллюзия) и «А ну-ка, отними!», выставил две бутылки лимонада с оригинальным названием «Лимонад» («Вкус и аромат напитка выражен сложной композицией лимона, яблока и груши» – гласит надпись на этикетке). Эх, жаль, нету «Шампань Коблера», но он своё дело уже сделал. И началось представление!

Почётное место в «зале» занимает новейшая радиола высшего класса «Дружба» завода им. Молотова – корпус дорогого полированного дерева, 11 ламп, желтоватый заманчивый свет шкалы настройки, магический зелёный глаз индикатора, три скорости, мягкий мощный звук. В отцовском кабинете – целый стеллаж пластинок. Увлечённый меломан, фазер тратит практически все свои инвалютные суточные с заграничных симпозиумов на музыку, да ещё заказывает своим коллегам-профессорам. Это вам не самопальный «рок на костях», не «скелет моей бабушки», а настоящие Columbia Records, Polydor, EMI, Decca.

– Пока чуваки с чувихами кочумают от джаза, он умирает, медленно, но верно. Все эти Бенни Гудмен, Дюк Эллингтон, Эдди Рознер и прочие «Чаттануги-чучу» – уже не хай кволити! Рок-н-ролл, твист – за ними будущее! Билл Хейли, Чак Берри, наши ровесники Элвис Пресли и Бадди Холли – вот те монстры, которые займут умы и выпотрошат манюшки из кошельков пипла. Король умер – да здравствует король!

Ставлю одного из них на проигрыватель, и мы стиляем сначала «атомным», затем «канадским». А у девчонки не хило получается, глаза блестят, волосы летают, мордашка розовеет! Пора переходить на «двойной гамбургский», а это, как всем известно – вариация слоуфокса, медленно и романтично. Включаю «Онли ю» от группы «Плэттерс», и мы плывем в танце, всё ближе прижимаясь друг к дружке.

Целую – так и знал, целоваться совершенно не умеет… Но я нежен и настойчив, она не сразу, но отвечает, сначала робко, потом всё увереннее. С удивлением понимаю, что поцелуй её действует на меня, как бокал «Шампань Коблера», выпитый залпом: пузырьки побежали по жилам, сладость ликера растеклась по рту, аромат лимона и вишни вскружил голову.

– Погоди, погоди, я обещала тебе почитать стихи…

– Потом, обязательно, потом – бормочу я, осторожно отыскивая на платье крючочки и пуговки.

Внезапно извернувшись, Маргарита выскакивает из объятий, ланью бросается в сторону к окну, полузакрывшись шторой, словно щитом, собравшись, как перед прыжком в пропасть, вдруг начитает говорить:

Королевою быть – не из лёгких удел —

(Счастье в мире земном слишком зыбко),

И непросто средь тысячи будничных дел

Сохранять, словно маску, улыбку.

Возле трона её – сотни рыцарей в ряд!

Комплиментов звучат водопады,

Льются трепетно-нежные звуки сонат

И волнующие серенады…

Только знает ли кто, что, когда отзвучат

Менестрелей журчащие трели,

Та, в чьей власти дарить либо рай, либо ад,

Вновь рыдает в холодной постели?..

Я как-то трусливо отступаю, спотыкаюсь о край софы и глупо падаю на мягкие пуфы, не в силах подняться.

Девушка, тем временем, становится увереннее, голос набирает силу, при этом оставаясь мягким и нежным:

Мне тебя не хватает… Прости за банальность.

Без банальностей жизнь наша – сложностей рой.

Ведь слова – шелуха, за которой реальность

Слов и мыслей, что душу терзают порой.

Мне тебя не хватает… Ну что за нелепость?!

Где же мудрость толстенных прочитанных книг?

Столько лет возводить неприступную крепость

И внезапно разрушить – всего лишь за миг?!

Мне тебя не хватает… И я проклинаю

Километры лежащих меж нами дорог!

Никого ни о чём не прошу, просто знаю:

Ты поймёшь даже то, что пишу между строк…

Мне тебя не хватает… Хоть я понимаю,

Слишком сложно всё это: ты там, а я – тут…

Счастье – это наркотик. К нему привыкаю.

И мечтаю о дозе счастливых минут!

Я был ошарашен, сбит с ног, словно Томас Николлс, внезапно пропустивший «троечку» от Владимира Сафронова на недавней олимпиаде в Мельбурне. Сбежал кое-как, трусливо, на кухню, проблеяв «приготовлю кофе». Нужно было собраться, прийти в себя.

Сломал три спички, зажигая конфорку, просыпал кофе мимо турки…

«Дурак! Идиот! Ничтожество! Напыщенный самовлюблённый болван! Мефистофель несчастный! Да как ты мог??? Поставить её на одну доску с румяными батонами и примитивными барухами? Она же, она же… такая…такая… Мик, крутой чувак, профессорский сынок… Да ты мизинца её не стоишь! Глупый пустой мальчишка в сравнении с ней!»

Вернулся в комнату – девушка сидела на краешке софы, напряжённая, с прямой спиной и ладонями на острых коленках. Я осторожно присел рядом, тоже на краешек, поставив между нами жостовский поднос с двумя дымящимися чашками. Тяжёлый аромат робусты помог заполнить паузу.

– И это – всё сама? Это же – гениально! Как ты смогла вот так прочувствовать и передать – ёмко, образно, нежно? Чудеса! Да наши восходящие звёзды – Белла Ахмадулина и Римма Казакова с тобой рядом меркнут совершенно! Пей кофе, остынет…

Рита послушно взяла тонкими пальчиками чашку.

– Правда? Не врёшь? Понимаешь… – она сделала маленький глоток, горький и резкий напиток придал ей сил. – Ты у меня – первый. Вот, целовалась сейчас впервые, и прочла их впервые тоже. Тем более – мужчине. Первый человек в мире, кому я доверилась, понимаешь? Мне очень, очень неловко…

– Погоди, сейчас и ты у меня будешь первая! – я убежал в комнату, малость помешкав, вернулся с листком бумаги в левой руке и диском в правой.

– Вот – сингл Чака Берри, на 45 оборотов, по одной песне с каждой стороны. «Maybellene» – это самое новое, самое хитовое и крутое на сегодняшний день в рок-н-ролле. А это – он же, только на бумаге. У отца есть печатная машинка, фирменная «Олимпия», он меня к ней приучает: «обезьяна стала человеком, когда освоила клавиатуру». В целом так: диссертации, статьи разные принимают только в печатном виде. Вот и осваиваю, становлюсь человеком потихоньку. Короче, беру песню, разбираю слова, делаю дословный перевод и печатаю в две колонки. – я завёл радиолу, поставил тонарм на чёрную дорожку, сероватый лист протянул Маргарите.

Отодвинув в сторонку поднос с пустыми чашками, она устроилась на софе поудобнее, поджав под себя изящные ножки, не отрываясь от листка и шевеля губами, прослушала всю песенку до конца.

Мэйбеллин,

Вай ю кэнт би тру?

Мэйбеллин,

Вай ю кэнт би тру?

Ю дан стартед бэк дуинг зе синг

ю юзет ту ду.

Эз ай воз мотивэшин оувер зе хилл

Ай соу Мэйбеллин ин коуп де вилл

Кадиллак роллин он зе оупен роуд

Насин аутран май ви эйт форд

Кадиллак донт воут найнти файв

Бампер ту бампер роллинг сайд бай сайд.

– Любопытно. А зачем тебе всё это?

– Как зачем? Обязательно кто-то захочет спеть. С аккордами всё просто – любой гитарист их сможет снять самостоятельно, в меру своих способностей. А с текстом как быть? «На костях» половины слов неслышно, поэтому, чтобы петь – берём этот лист и поём. А перевод – просто для понимания сути. Эх, было бы здорово перевести в рифму!

Поэтесса вдруг вскочила и заходила из угла в угол, словно пантера по клетке.

– Таак… Петь по-английски будут однозначно с рязанским акцентом – позорище, смех один. Делать художественный перевод – совсем непросто. Только зачем эти сложности? Берём ключевую фразу и подгоняем под неё любую русскую, главное – чтоб в музыку и ритм ложилось. Потом ваяем простейший текст, лишь бы попадать в ноты и хоть какая-то рифма, а смысл – дело десятое. Далась тебе эта Мэйбеллин! Вот смотри: – девушка запустила пластинку с начала, скинула с торшера абажур – получилась стойка микрофона и, приплясывая, запела в унисон с Чаком:

Может быть,

На закате дня

Может быть,

Я встречу тебя…

– Стоп, стоп, старушка, хочешь сказать, что переводить не обязательно, достаточно сделать похожий текст?! Йоо-хо! – и мы заскакали в безумном термоядерном танце, хором перепевая бедного побледневшего негра:

Ты моя, бейби! Ты моя!

Может быть, я встречу тебя!

Ура – ура! Скоро наши песни будет петь вся Москва!

– А зачем нам преклоняться перед западом? – Рита легко восстановила дыхание после этих невероятных прыжков. – Давай свой рок-н-ролл сочиним! Или твист. Например, про кота. Живёт у нас в общаге за углом чёрный кот, а его никто не любит, шпыняют почём зря. Потому что он перебегает всем дорогу. А кот на самом деле – добрый.

– Давай! Про кота! Про чёрного! Про белого! Про рыжего! Про трёхцветного!

– Милый генетик, трёхцветные – только кошки…

В этот раз она целовалась значительно смелее, но давать рукам волю и торопить события мне расхотелось однозначно.

…

Мы просидим, взявшись за руки всю короткую ночь, пока «утро не раскрасит нежным светом стены древнего Кремля», болтая о вещах, невероятно важных для нас: стихах, полётах в космос, целине, музыке, мирном атоме, молодёжном фестивале, который откроется всего-то через пару месяцев…

Проголодаемся, и будем, смеясь и толкаясь, наперегонки черпать суповыми ложками «Мимозу» прямо из салатницы, закусывая «Бородинским». По прохладе, уворачиваясь от струй поливальных машин, побежим к открытию станции метро «Краснопресненская» – новенькой, сверкающей, такой же юной и прекрасной, как и наша Москва, как вся советская страна, как и мы сами.

Я вернусь домой, и, полный энтузиазма, сяду за отцовскую замечательную «Олимпию» и на одном дыхании напишу самый лучший в мире доклад по генетике, раздроблю эти чёртовы гены на атомы, намешаю попурри из неаллелей и гаплоид! Прости меня, мамуля, но я не буду делать гимнастику для глаз, у меня же – пар из ушей, некогда отвлекаться на глупости.

А потом, мы с моей королевой, в две головы и четыре руки, так разберём-раскурочим этих натовских милитаристов, что они вкус трюфелей с шампиньонами в своём Брюсселе позабудут вовеки веков. Стихи отпечатаем и отнесём в «Московский комсомолец», в «Юность» – с руками оторвут! Прости меня, Феликс, я больше не буду звать тебя «пыльным шлемом», ты – умница и гений кадровой политики!

И ждёт нас столько света, счастья, любви и разных интересных свершений, сколько смогут принять и осилить наши молодые, крепкие тела и души! Впереди у нас – вечность!

А как же «Шампань Коблер»? А он своё дело сделал, спасибо ему. Штука весьма вкусная, но в жизни – не самая важная.

Рассказ

Валю Кафтанову все жалели: такая-то маленькая! Где обычному человеку нужно сделать один шаг – ей два, книжку с полки взять, стул подставляй. Повзрослела – одежды в обычном магазине не купишь, всё выбирай себе в детском мире. Устала от такой жизни!